О двух старинных шекспировских биографиях. Статья

О  двух  старинных  шекспировских  биографиях.  Анализ  текста  и  жанровая  картина.  Статья

О  книгах  Георга  Брандеса  «Шекспир.  Жизнь  и  произведения»  (1895-6,  рус.  пер.  Брандес  Г.  Шекспир:  Жизнь  и  произведения.  М:  Алгоритм,  1997)  и  Михаила  Михайловича    Морозова  «Шекспир»,  (1947,  2  изд.,  М.,  1956).

                 Авторы  этих  двух  книг  очень  знамениты,  но,  так  как  работали  они  уже  давно,  я  о  них,  к  сожалению,  долго  не  знала.  (Все-таки  даже  самый  выдающийся  литературовед,  по-видимому,  часто  менее  известен,  чем  те  авторы  художественной  литературы,  чьи  жизнь  и  творчество  он  исследует).  Как  я  о  них  узнала:  они  процитированы  в  эпилоге  понравившейся  мне  книги  Ю.О.  Домбровского  «Смуглая  леди.  Три  новеллы  о  Шекспире».  Для  этой  художественной  книги  они,  по  всей  видимости,  послужили  источниками  данных.

                 Сравнение  двух  этих  заинтересовавших  меня  биографических  книг  (которые  уже  давно  мне  надо  было  бы  прочесть)  следует  ниже.


                 Об  авторах  (если  это  нужно)

Брандес,  Георг  Моррис  Кохен  (1842-1927)  —  выдающийся  датский  литературовед  и  публицист,  еврей  по  национальности,  друг  Ибсена  и  защитник  натурализма  в  литературе,  от  которого  отходил  в  сторону  признания  ценности  личности,  почему  и  написал  серию  биографий  о  великих  людях.  Как,  вероятно,  следует  ожидать,  личность  сложная:  консерваторы  наступали  на  него  как  на  еврея-атеиста.

Морозов,  Михаил  Михайлович  (1897-1952)  —  выдающийся  русский  литературовед,  театровед  и  театральный  критик,  переводчик.  Сын  богатого  промышленника  Михаила  Абрамовича  Морозова,  со  стороны  матери  —  родственник  мецената  Саввы  Ивановича  Мамонтова  и  основателя  Третьяковской  галереи  Павла  Михайловича  Третьякова.  Один  из  основателей  советского  научного  шекспироведения.  Руководил  кабинетом  У.  Шекспира  и  зарубежного  театра  Всероссийского  театрального  общества;  инициировал  издание  непериодических  «Шекспировских  сборников».

                 (Я  обнаружила  что  именно  М.М.  Морозову  принадлежит  предисловие  к  первому  в  моей  жизни  сборнику  русских  переводов  Шекспира.  Познакомилась  я  с  этим  сборником  в  детстве,  поэтому  на  предисловие  должного  и  благодарного  внимания  не  обратила).

                 О  двух  книгах  в  общем

                 Книга  Г.  Брандеса  —  работа  внимательнейшего,  глубоко  эрудированного  читателя,  которая  строится  как  анализ  всех  шекспировских  произведений  по  очереди  (кроме  «Феникса  и  голубя»).  По  объему  книга  большая  (первое  издание    —  в  трех  томах),  читается  долго,  и  читать  ее  может  быть  тяжело  —  не  из-за  характера  изложения,  а  из-за  смысловой  насыщенности,  из-за  множества  отмеченных  автором  деталей.  От  своего  читателя  эта  книга  требует  длительного  неослабевающего  внимания.  Анализ  в  этой  книге  задуман  как  всохватывающий:  тут  и  указания  на  обращение  Шекспира  с  источниками  (по  мнению  автора,  «сила  Шекспира  всегда  проявлялась  именно  в  гениальном  пользовании  хроникой»(  С)),  и  обзор  исторического  контекста  —  царствований  Елизаветы  и  Иакова,  включая  рассказы  о  судьбах  Эссекса,  сэра  Уолтера  Роли,  Арабеллы  Стюарт,  и  обзор  контекста  литературного  —  рассказы  о  Марло,  Бене  Джонсоне,  Бомонте  и  Флетчере,  и  сравнение  Шекспира  с  писателями  других  стран  и  эпох,  включая,  например,  Мольера,  Корнеля,  Кальдерона    и  Достоевского,  и  отзывы  о  критике  шекспировских  произведений.  Когда  речь  идет  о  самих  произведениях,  анализируются  и  их  отличие  от  источников,  и  причины  такого  отличия,  и  образы,  и  поэтика.  Внимание  автора,  ожидаемо,  распределяется  неравномерно:  восемь  глав  —  о  «Гамлете»  (что  очень  понятно,  в  особенности,  если  вспомним,  что  автор  —  из  Дании),  две  главы,  одна  из  которых  посвящена  источникам,  —  о  «Лире».  Но  в  целом  книга  свидетельствует  об  огромной  внимательности  автора  и  его  желании  поделиться  своими  размышлениями  о  шекспировских  произведениях  —  и  более,  и  менее  любимых  публикой.

                 Иногда  в  потоке  литературно-критических  размышлений  возникает  яркая  пауза    —    жанровая  картинка.  Шекспировский  театр  и  его  публика;  день  молодых    аристократов  в  Лондоне  —  перед  обращением  автора  книги  к  принцу  Халу,  принцу  Гарри,  будущему  Генриху  V;  ближе  к  концу  —  Шекспир,  после  длительного  отсутствия  вернувшийся  в  родные  места  и  вспоминающий  о  прежней  в  них  жизни.  Эти  паузы  в  книге  позволяют  читателю  несколько  отдохнуть  от  наблюдения  потока  авторской  мысли,  анализирующей  шекспировские  произведения.  Для  читателя  эти  паузы  могут  быть  неожиданны,  и  встреча  с  ними  может  быть  приятна.

                 Хотя  и  старинная,  книга  Г.  Брандеса,  наверное,  до  сих  пор  подходит  для  самого  первого  знакомства  с  шекспировскими  биографией  и  эпохой.  Но  интересно,  что  эта  книга  подтверждает:  даже  высочайшего  уровня  профессиональный  анализ  произведений  художественной  литературы  не  свободен  от  заметного  субъективизма.  Проще  говоря,  у  другого  читателя  может  быть  свое  мнение.

                 Например.  Исходное  замечание  Г.  Брандеса:  «Шекспир  сравнялся  в  пафосе  с  Микеланджело,  а  в  юморе  с  Сервантесом.  Уже  одно  это  дает  некоторое  мерило  для  высоты  и  объема  его  гения»  (С).

                 Читаю  и  думаю:  разве  дон  Мигель  такой  уж  комик,  разве  мастер  Микеланджело  проявляет  только  пафос?  Дон  Кихот,  как  известно,  —  Рыцарь  Печального  Образа  и  оправдывает  свое  прозвище:  он  несколько  раз  подвергается  жестоким  насмешкам  и  пыткам.  И  шутки  Микеланджело  известны:  его  «Вакх»,  который  живет  во  флорентийском  Барджелло,  —  явно  нетрезв.  И,  наверное,  самая  знаменитая  шутка  Микеланджело,  о  которой  рассказывают  посетителям  Сикстинской  капеллы  и  показывают  ее:  ватиканский  церемонимейстер  в  виде  Мидаса  с  ослиными  ушами,  изображенный  так  за  то,  что  он  посетовал,  что  в  сцене  Страшного  суда  слишком  много  голых  фигур.  Не  самые  смешные  шутки,  но  об  остроумии  Микеланджело  свидетельствуют.  Несколько  ниже,  когда  заходит  речь  о  пожеланиях  Гамлета  актерам  и  его  просьбе  соблюдать  меру,  автор  вспоминает  уже  Рафаэля.  С  учетом  известнейшей  версии  о  неприязни  двух  великих  мастеров,  Микеланджело  был  бы  недоволен,  что  Рафаэля  здесь  ему  противопоставляют.  «Мадонна  у  лестницы»  во  Флоренции,  в  «Доме  Буонарроти»  и  «Ватикнская  Пьета»  вполне  показывают,  что  Микеланджело,  когда  ему  было  нужно,  умел  в  своем  творчестве  выразить  нежность.

                 И  так  часто  при  чтении  этой  книги:  из-за  первой  посылки  о  Микеланджело  и  Сервантесе,  с  которой  не  согласна,  отмечаешь  и  дальше  те  места,  с  которыми,  как  считаешь,  можно  спорить.  Но  этого,  наверное,  следовало  ожидать:  что  книга  побуждает  думать  —  ее  достоинство.

                 Книга  М.М.  Морозова  после  книги  Г.  Брандеса  читается  быстрее  и  легче.  Она  меньше  по  объему,  и  анализ  шекспировских  произведений  в  ней  не  такой  подробный.  (На  Брандеса  у  меня  ушло  около  месяца,  на  Морозова  —  два  вечера,  все  это  —  при  занятости).  Если  Брандес  уделяет  внимание  каждому  произведению,  то  Морозов  сосредотачивается  на  периодах  творчества  —  оптимистическом  (1590–1601),  трагическом  (1601-1608)  и  романтическом  (1608–1612).  При  этом  все  равно  отдельные  главы  в  его  книге  посвящены  «Укрощению  строптивой»,  «Ромео  и  Джульетте»,  «Венецианскому  купцу»,  «Юлию  Цезарю»,  «Гамлету»,  «Отелло»  (как  отмечает  автор,  на  момент  его  работы  над  книгой,  «Отелло»  —  самая  популярная  в  СССР  шекспировская  пьеса),  «Королю  Лиру».  В  названиях  глав,  где  речь  идет  о  нескольких  пьесах  одного  периода,  выделены  «Два  веронца»  и  «Макбет».

                 Наиболее  заметная,  вероятно,  черта  книги  М.М.  Морозова  —  в  ней  занимают  довольно  большое  место  фрагменты,  которые  можно  назвать  жанровыми  картинами.    Они  должны  хорошо  запомниться  читателю.  Например,                    есть  большая  глава  «Дорога  из  Стрэтфорда  в  Лондон»  —  тут  не  только  самого  героя  книги  читателю  показывают,  со  стороны,  но  вблизи.  Тут  показывают  его  мир,  дорогу  и  тех  людей,  которые  могли  быть  его  товарищами  в  пути  или  встретиться  ему  (встретился,  кстати,  и  отряд  разбойников  —  хорошо,  что  к  нападению  в  тот  момент  не  расположенных);  тут  показывают  и  Лондон,  в  который  он  въезжает.  Когда  речь  об  аристократических  знакомствах  молодого  Шекспира  —  показывают,  в  какой  роскоши  живут  молодые  аристократы,  рассказывают,  какими  произведениями  искусства  они  себя  окружают,  о  чем  беседуют.  Когда  речь  идет  о  его  театре  —  показывают  самых    разных  зрителей.  Можно  догадаться,  что  цель  этих  картин  —  погрузить  читателя  в  атмосферу  времени.  В  данном  случае  литературные  жанровые  картины  —  не  перерыв  в  анализе  произведений,  а  подготовка  читателя  к  нему.

                 Другая  важная  и  ожидаемая  черта  этой  книги  —  присутствие  в  ней  русского  и  советского  театра.  Вот  как  Шекспир  живет  в  нем;  вот,  что  этот  театр  делает  для  Шекспира.  Например,  русские  актеры  Г.  Н.  Федотова  (1846–1925)  и  А.  П.  Ленский  (1847–1908)  предложили  такую  трактовку  «Укрощения  строптивой»,  когда  герои  любят  друг  друга  —  при  этом  актеры  не  спорили  с  пьесой,  а  открыли  ее  потенциал.  В  главе  о  «Лире»,  конечно,  с  глубоким  уважением  упоминается  Соломон  Михоэлс  —  актер-философ.

                 Характеристика  произведений  в  этой  книге  дается  скорее  в  общих  чертах:  выделено  то,  что  автор  приглашает  читателя  считать  самым  главным.

                 Отличия  в  концепциях

                 Главных  отличий  между  двумя  книгами  в  их  концепциях  проще  всего  заметить  два.  Первое:  Брандес  пишет  для  того,  чтобы  не  только  увидеть,  но  показать  читателю  Шекспира  как  личность  за  его  произведениями.  (Шекспир  имеется  в  виду  именно  стратфордский,  не  кто-нибудь  другой).  Метод  Брандеса  при  этом  таков:  он  честно  признает,  что  многих  событий  жизни  Шекспира  мы  с  точностью  не  знаем  или  вообще  не  знаем,  но  отслеживает  повторяющиеся  мотивы  и  образы  в  произведениях  —  что  должно  сделать  его  предположения  убедительными,  при  том,  что,  как  сказано  выше,  источники  пьес  Г.  Брандесу  хорошо  известны.  Здесь  могут  порадоваться  читательницы,  потому  что  автор  проявляет  внимание  к  женским  персонажам  шекспировских  пьес.  Он  предполагает,  что  у  Беатриче,  Порции  из  «Венецианского  купца»,  Розалинды    —  один  прототип  (при  этом  уделяя  должное  внимание  тому,  чем  эти  девушки  между  собой  отличаются,  но  считая,  что  их  общий  прототип  —    тогдашняя  возлюбленная  Шекспира).  У  Офелии,  Дездемоны,  Корделии  —  тоже,  по  мнению  Брандеса  —  один  прототип,  но  другой.  У  Марины  из  «Перикла»,  Имоджены  (ей  Брандес  особенно  восхищается),  Пердиты/  Утраты  из  «Зимней  сказки»,  Миранды  —  один  прототип,  но  третий  (может  быть,  новая  возлюбленная,  а  может  быть,  и  нет).  Доверяет  Брандес  и  преданию,  но  не  безоговорочно  —  когда  находит  достаточное,  по  его  мнению,  подтверждение.

                 Вначале  по  шекспировским  пьесам  видно  автора,  который  страдает  от  унижений,  связанных  с  актерской  профессией,  настойчиво  ищет  успеха  и  достигает  его;  этого  автора  Г.  Брандес  видит  за  фигурами  Ричарда  III  и  принца  Хала,  впоследствии  —  Генриха  V,  который  и  из  зла  надеется  извлекать  частицы  добра.  Когда  автор  достиг  успеха,  он  задумывается  о  таком  герое,  перед  кем  стоит  цель  за  пределами    его  возможностей,  и  так  приходит  к  Гамлету.  Затем  наступает  глубокое  разочарование  в  людях,  во  всем  человечестве  —  может  быть,  под  влиянием  наблюдений  над  двором  и  царствованием  Иакова  I.  Но  после  глубочайшей  точки  разочарования,  выраженной  в  «Тимоне  Афинском»,  наступает  воскрешение,  выраженное  в  романтических  драмах.  «Грезы  души,  по  которой  прошел  бич  жизни,  —  вот  что  предлагает  он  нам  под  конец;  богатую,  но  непродолжительную  фантасмагорию,  занимающую  всего-навсего  каких-нибудь  три-четыре  года»  (С).

                 М.М.  Морозов,  напротив,  сторонник  того  мнения,  что  Шекспир  в  своих  произведениях  не  на  первом  плане,  его  как  личность  по  ним  услышать  сложно.  «В  своих  пьесах  он  молчит  о  самом  себе.  Созданные  им  сценические  образы  настолько  объективны,  что  сами  по  себе  они  не  могут  служить  материалом  для  его  биографии»  (С).  При  этом  в  тех  главах  или  фрагментах  глав,  которые  можно  назвать  жанровыми  картинами,  автор  показывает  читателю  своего  героя  —  высокого  человека  с  большим  лбом  (Морозов  считает,  что  исполнитель  роли  тени  отца  Гамлета  должен  был  быть  высоким),  иногда  —  в  дороге,  хотя  он  задержался  бы  с  семьей  подольше,  иногда  —  за  работой,  иногда  —  с  лукавой  улыбкой  слушающим  чужую  беседу.  Но  при  этом  искать  личного  начала  в  шекспировских  пьесах  М.М.  Морозов  не  пытается  —  скорее  ищет  в  них  наблюдений  над  жизнью  общества.

                 (Вредный  читатель  может,  наверное,  попытаться  возразить  обоим  авторам.  Вряд  ли  зритель  желает  слышать  в  пьесе  исповедь  драматурга  —  да  еще  и  пьеса  написана  на  сюжет,  взятый  из  источника,  и  несомненно,  что  театру  нужны  сборы.  Мне  вспоминается  Импровизатор  из  фильма  М.А.  Швейцера  по  Пушкину  «Маленькие  трагедии»,  сочиняющий  на  заданные  темы.  Анна  Андреевна  установила,  что  прототипом  Импровизатора  должен  считаться  Адам  Мицкевич,  но  в  этом  фильме  Юрский-Импровизатор  подозрительно  похож  на  «чандосский  портрет».  И  так  же  можно  утверждать,  что  вряд  ли  в  художественных  произведениях,  даже  написанных  на  заказ,  совсем  не  выражается  личность  автора  —  наверное,  когда  она  в  них  выражается,  это  происходит  нечаянно.  В  данном  случае  возразить  обоим  биографам  значит  —  объединить  их  противоречащие  одно  другому  мнения).

                 Другое  отличие  между  концепциями  двух  книг  даже  важнее.  У  Брандеса  Шекспир  не  любит  простонародного  зрителя.  Ведь  он  предпочитает  писать  о  королях    и  знати,  не  о  мещанах  (исключение  —  «Виндзорские  насмешницы»).  Несколько  сопоставленных  цитат  из  пьес  показывают,  что  их  автор  не  выносит  дурного  запаха,  а  у  простонародного  зрителя  того  времени  этот  недостаток,  к  большому  сожалению,  замечен  (Еще  и  в  Лондоне).  Затем,  простонародный  зритель,  вообще  —  большинство,  пьесы  понимает  хуже.  (Что  один  из  фрагментов  беседы  Гамлета  с  актерами  подтверждает).  Иное  дело  —  у  Морозова:  он  с  начала  и  до  конца  своей  книги  подчеркивает  народный  характер  драматургии  Шекспира.  Начинает  с  упоминаний  в  пьесах  Робин  Гуда,  продолжает  —  влиянием  на  них  народных  баллад  и  умением  короля  Генриха  V  говорить  с  народом,  оканчивает  знаменитой  цитатой  Пушкина  о  «народных  законах  драмы  шекспировской»  (С).  За  этой  настойчивостью  на  народности  следует,  по-видимому,  читать  утверждение:  это  —  наш,  это  —  не  чужой,  не  будем  изгонять  его.  Конечно,  оба  автора  по-разному  читают  шекспировскую  трагедию  «Кориолан»,  герой  которой,  как  известно,  повинен  в  презрении  к  массам:  Брандес  видит  в  ней  выражение  аристократического  мировоззрения,  сложившегося  в  стране,  и  одобрение  общественного  неравенства  как  основы  порядка,  но  по  мнению  Морозова  «именно  потому,  что  Кориолан  противопоставил  себя  народу,  он  оказывается  пустоцветом»  (C).    Также  эта  разница  в  истолковании  пьес  приводит  к  тому,  что  авторы  расходятся  в  объяснении  причины,  почему  Шекспир  ушел  из  театра.  Оба  согласны,  что  ушел,  потому  что  потерял  своего  зрителя,  но  они  не  согласны  в  том,  какой  именно  был  этот  зритель  —  немногие  просвещенные  или  же  народ,  потерянный  с  победой  «закрытых»  театров.

                 Отличие  в  образах  эпохи

                 Оба  автора,  и  Г.  Брандес,  и  М.М.  Морозов,  согласны,  что  герой  их  книг  —  дитя  эпохи  Возрождения  и  один  из  ее  создателей.  Но  об  этой  эпохе  они  —  что  для  читателя  не  неожиданность  —  также  отзываются  по-разному.  Точнее,  общую  характеристику  они  дают  одну,  но  делают  разные  акценты.

                 Г.  Брандес  смотрит  на  Возрождение,  так  сказать,  с  расстояния,  пройденного  с  тех  пор  народами,  считающими  себя  цивилизованными.  Когда  он  восхищается,  когда  —  бранит,  когда  —  уличает  других  критиков  в  недостаточном  понимании  этой  эпохи,  которая,  следовательно,  уже  достаточно  отдалилась,  чтоб  ее  можно  было  не  понимать.

                 Гамлет  —  «детище  не  гуманитарного  периода  с  его  чистотой  и  моралью,  а  сын  эпохи  Возрождения  с  его  льющимися  через  край  силами,  кипучей  полнотой  жизни  и  умением  бесстрашно  смотреть  в  глаза  смерти»  (C).

                 Из  комментария  к  «Ромео  и  Джульетте»:  «Увы!  Добродетельные  философы  и  степенные  профессора  не  в  состоянии  оценить  по  достоинству  эпоху  Возрождения:  она  слишком  далека  от  их  образа  мыслей  и  слишком  непохожа  на  их  способ  чувствовать.  А  ведь  слово  «возрождение»  говорит,  между  прочим,  о  возрождении  горячей  любви  к  жизни  и  языческой  наивности  воображения»  (C).

                 Из  комментария  к  «Троилу  и  Крессиде»:  «И  когда  видишь,  как  величайший  поэт  эпохи  Возрождения,  величайший  поэт  северных  народов  искажает  поэзию  античного  мира,  чувствуешь,  насколько  современное  человечество  огрубело  и  очерствело  в  сравнении  с  древними  эллинами»  (С).

                 Искренне  восхищаясь  Шекспиром,  Брандес,  тем  не  менее,  остается  внимательным  профессионалом  и  часто  обличает  своего  героя  в  погрешностях  против  вкуса,  которые  заметны  с  высоты  времени  написания  книги  Брандеса,  но  прощались  в  эпоху  написания  шекспировских  пьес.

                 М.М.  Морозов  видит  в  Возрождении  историческую  революцию,  порвавшую  с  привычными  для  Средневековья  формами,  открывшую  наслаждение  многим  в  жизни,  но  и  столкнувшуюся  с  проблемами  капитализма.  Раз  великие  мастера  Возрождения  до  сих  пор  любимы,  оно  ушло  не  так  далеко.  Его  хочется  вновь  переживать,  благодаря  его  наследию.  Возрождение  —  «яркое  солнце».  Шекспир  »  вступил  на  свой  творческий  путь  под  ярким  солнцем  Ренессанса»  (С).

                 Из  комментария  к  «Венере  и  Адонису»:  «Упоенный  искусством  Ренессанса,  проникнутого  любовью  к  жизни,  к  ее  приумножению,  Шекспир  уже  в  этой  ранней  своей  поэме  разоблачает  средневековый  аскетический  идеал  —  «нелюбящих  весталок  и  себялюбивых  монахинь»»  (C).

                 Финал  главы  об  эпохе:  «Силой  мысли,  страстностью  чувства  и  многосторонностью,  даром  широкого  охвата  в  своем  творчестве  разнообразных  явлений  живой  действительности  обладал  Шекспир  —  титан,  рожденный  эпохой  Ренессанса»  (C).

                 Но  в  Возрождение  осознана  власть  денег,  и  это  ведет  к  гамлетовскому  разочарованию.  Объяснение  проблем  в  великих  пьесах  с  помощью  изменений  в  жизни  общества  выглядит  убедительным,  но  в  тоже  время  и  слишком  простым.  Как  будто  уже  все  понятно  в  этих  пьесах  —  так  почему  же  в  них  пытаются  открывать  что-то  новое?

                 Согласие  между  авторами

                 Между  книгами  Г.  Брандеса  и  М.М.  Морозова  можно  найти  и  более  мелкие  отличия  —  например,  Морозов  согласен  праздновать  день  рождения  Шекспира  23  апреля,  а  Брандес  полагает,  что  лучше  бы  это  делать  22-го.  Брандес  думает,  что  Шекспир  обычно  работал  по  утрам,  Морозов  —  что  вечером  и  ночью.  Но  при  этом  авторы  иногда  приходят  к  согласию.

                 Оба  они  замечают,  что  их  герой  много  пишет  о  контрасте  внешнего  и  внутреннего.

                 Брандес:  »  Шекспир  чувствовал  к  главному  герою,  к  молодому  принцу,  глубокую,  как  бы  органическую  симпатию.  Мы  уже  видели,  как  долго  и  живо  его  интересовал  контраст  между  показной  внешностью  и  истинной  сущностью  человека»  (С).

                 Морозов:  «Одним  словом,  используя  типичную  для  Шекспира  терминологию,  «одежда»  не  соответствует  «природе».  Эта  тема  в  будущем  нашла  у  Шекспира  свое  углубление  и  развитие.  Шекспир,  срывая  внешние  покровы,  показывает  нам  подлинную  сущность  человека.  Он  действительно  великий  разоблачитель»  (С).

                 И  оба  они  отмечают  одно  выражение  жалости  к  неимущим,  звучащее  в  «Короле  Лире».  Наконец,  оба  автора  —  «стратфордианцы»:  каждый  из  них  рассматривает  проблему  авторства,  чтоб  защитить  традиционную  биографическую  концепцию.  При  столь  очевидном  расхождении  между  двумя  авторами  в  принципиальных  вопросах  при  интерпретации  одних  и  тех  же  произведений  согласие  между  ними  даже  удивляет.

                 Влияние,  которое  меня  заинтересовало

                 Возвращаюсь  к  началу:  к  этим  двум  книгам  как  к  источникам  художественной  книги  «Смуглая  леди.  Три  новеллы  о  Шекспире»  Ю.  О.  Домбровского.

                 Влияние  книги  Брандеса  на  эти  новеллы,  на  мой  взгляд,  очень  заметно.  В  новеллах,  как  и  в  книге  Брандеса,  «прекрасный  друг»  из  сонетов  —  это  Вильям  Герберт,  граф  Пембрук,  а  «смуглая  леди»  —  фрейлина  Мэри  Фиттон,  которую  также  и  Брандес,  и  Домбровский  узнают  в  шекспировской  Клеопатре.  (Морозов  отказывает  шекспировским  сонетам  в  наличии  только  одного  друга  и  одной  дамы  в  качестве  прототипов  действующих  лиц).    У  Брандеса  упоминается,  что  Мэри  Фиттон,  по  семейному  преданию,  была  замужем  до  знаменитого  романа  с  Пембруком;  «вероятно,  это  был  не  вполне  законный  брак,  заключенный  помимо  воли  родителей,  поспешивших  объявить  его  недействительным»  (C).  И  в  первой  из  трех  новелл  Домбровского  Пембрук,  страдая,  рассказывает  Шекспиру,  что  Мэри,  побывав  замужем,  захотела  теперь  —  о,  горе!  —  замуж  за  него;  при  этом  во  время  описываемых  в  новелле  событий  у  Мэри  Фиттон  сохраняется  ее  девичья  фамилия  Фиттон  (как  было  бы,  если  б  ее  брак  был  аннулирован).  В  эту  новеллу  перешел  содержащийся  у  Брандеса  анекдот  о  том,  как  Мэри,  назвавшись  любовью,  вынудила  саму  королеву  пойти  танцевать,  —  анекдот,  который  должен  характеризовать  Мэри,  авантюрного  склада  женщину.

                 У  Брандеса  так  описывается  мятеж  Эссекса  в  феврале  1601  г.:  «Толпа,  состоявшая  из  нескольких  сот  человек  с  Эссексом,  Саутгемптоном,  Рутлендом,  Блоунтом  и  другими  знатными  кавалерами  во  главе,  отправилась  пешком  по  улицам  Сити,  не  имея  ни  настоящего  предводителя,  ни  ясно  выработанного  плана.  Эссекс  не  обратился  с  речью  к  народу,  а  кричал  только,  как  полоумный,  что  его  хотят  убить.  Стеклось  множество  народа,  примкнувшего  к  шествию.  Но  никто  не  был  вооружен:  все  являлись  только  в  качестве  зрителей.  Тем  временем  по  городу  разъезжали,  по  распоряжению  правительства,  высшие  сановники,  извещая  народ  о  том,  что  Эссекс  бунтовщик.  После  этого  некоторые  из  его  соучастников  отделились  от  него.  Против  него  были  высланы  войска.  Эссекс  добрался  с  большими  затруднениями  вместе  с  остатком  своих  приверженцев  по  реке  в  Эссекс-хаус.  Замок  был  осажден.  К  вечеру  Эссекс  и  Саутгемптон  открыли  переговоры.  В  десять  часов  они  сдались  со  своими  людьми  под  условием  рыцарского  обхождения  и  законного  процесса.  —  Пленные  были  отведены  в  Тауэр».  (C)

                 Это  описание  перешло  в  первую  новеллу  из  цикла  Домбровского,  дополненное  подробностями  —  перечислением  участников  исторической  картины.  Мэри  Фиттон  из  окна  видит  разные  категории  лондонцев,  идущие  за  Эссексом:  шли  такие-то,  шли  такие-то  …  (Среди  идущих  она  внезапно  видит  Шекспира,  которого  до  тех  пор  благосклонности  не  удостаивала).  А  упоминание  условий,  под  которыми  сдались  восставшие,  попало  в  другое  место  этой  новеллы  —  в  рассказ  сплетника  Четтля  Ричарду  Бербеджу,  опоздавшему  на  свидание  к  Мэри.

                 Как  прототип  героинь  последних  пьес  Шекспира  —  милую  молодую  женщину,  способствовавшую  его  духовному  возрождению,  —  хорошо  вообразить  кого-нибудь  из  дочерей  Шекспира,  Сюзанну  или  Джудит  (а  то  и  обеих  вместе).  Но  Ю.О.  Домбровский  и  Г.  Брандес  разделяют  мысль  об  отчуждении  Шекспира  от  семьи  —  значит,  по  их  мнению,  дочки  не  подходят.  Брандес  допускает,  что  Шекспир  в  конце  карьеры  встретил  женщину,  которой  вновь  вдохновился,  хотя  сомневается  в  том,  что  эта  женщина  преданно  любила  именно  Шекспира.  Но  эту  возможность  принимает  Домбровский  —  и,  наверное,  поэтому  во  второй  новелле  его  цикла  появляется  симпатичная  Джен  Давенант,  не  мимолетная  связь,  а  настоящая  большая  любовь  и  любящая.  И,  наверное,  поэтому  в  одном  месте  этой  новеллы  Джен  названа  молоденькой.  (Сколь  я  знаю  из  другой  биографии,  известно  свидетельство  о  крещении  Джен  —  1  ноября  1568  г.,  из  которого  следует,  что  она  моложе  Шекспира  на  четыре  года,  и  поэтому  ко  времени  действия  новеллы  Домбровского  «Вторая  по  качеству  кровать»,  когда  герою  сорок  восемь  лет,  «молоденькой»  может  быть  в  душе,  но    не  называться.  Может  называться  —  женщиной  в  расцвете).

                 Влияние  книги  М.М.  Морозова  на  новеллы  Ю.О.  Домбровского  заметно  меньше,  но  кое-что  общее  прослеживается  и  здесь.  Домбровский,  как  и  Морозов,  описывает  Шекспира  как  высокого.  В  первой  новелле  цикла  «Смуглая  леди»  Четтль,  беседуя  с  актерами,  называет  Шекспира  «вашим  Шейлоком».  Это  перекликается  с  утверждением  Морозова,  что  в  знаменитейшем  монологе  Шейлока  «Разве  у  евреев  нет  глаз?»  слышен  голос  автора  пьесы.  (И  Морозов,  и  Домбровский  —  далеко,  конечно,  не  единственные,  у  кого  можно  прочесть  эту  мысль.  Но  можно  и  у  них).

                 Об  отношении  к  шекспировскому  театру  короля  Иакова  I  М.М.  Морозов  пишет:  «Сохранились  сведения  о  том,  что  король  даже  обратился  к  Шекспиру  с  милостивым  письмом»  (C).  Эти  сведения  —  в  основе  сюжета  третьей  новеллы  цикла  Ю.  О.  Домбровского  «Королевский  рескрипт»,  где  это  самое  письмо  семья  и  земляки  считают  важнейшей  частью  наследства  Шекспира.

                 Вывод  из  сравнения

Может  возникнуть  вопрос:  зачем  обращаться  к  старинным  биографиям,  написанным  даже  известнейшими  авторами,  если  есть  более  новые  книги  на  ту  же  тему  и  при  написании  этих  новых  книг  то  из  старинных,  что  еще  не  устарело,  наверняка  использовалось?  Вопрос,  конечно,  наивный,  но  возможный.  Обращаться  к  старинным  биографиям  стоит  по  крайней  мере  ради  того,  как  на  эти  книги  повлияли  личности  авторов  и  эпохи  создания.  В  книге  Г.  Брандеса  есть  и  главный  герой,  и  подробное  описание  эпохи  его  жизни,  но  стоит  обращаться  к  этой  книге  ради  предпринятой  в  ней  «реконструкции»…  нет,  ради  предпринятого  в  ней  прочтения  личности  ее  героя.  Даже  если  не  со  всем  в  таком  ее  прочтении  согласишься.  А  к  книге  М.М.  Морозова  стоит  обратиться  ради  менее  подробной,  но  яркой  картины  эпохи  жизни  героя  и  ради  установления  ее  связи  с  другой  эпохой  и  другой  страной,  которым  этот  герой  нужен  и  которые  могут  быть  ему  полезны.
А  еще  обоих  авторов  этих  биографий  можно  вообразить  как  зрителей  на  одном  спектакле,  у  которых  складываются  от  него  разные  впечатления.  И  еще  одним  зрителем  будет  читатель  их  книг,  с  которым  они  захотели  поделиться.  

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1011663
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 23.04.2024
автор: Валентина Ржевская