Когда-то он с надеждой отбивал такт от мощного удара тарана, гордясь, что еще звучит, в минуту, когда сияние кажущиеся белоснежными граней...
Короны новой правительницы смешалось с блеском его собственных - несколько десятков человек с восторгом слушали его, надеясь на перемены, такие же мощные и яркие, как и он сам; безусловно это - новый набор придирок к мыслям и капризам дворца, более пристальный взгляд на хозяйку нового трона, тщательно замаскированные под учтивость и послушность.
Но, как ни странно, кажется, только ему видно с высоты, что ничего не поменялось в их желаниях и установках - та же вера в безнаказанность и легкий доступ к роскоши (тем более, женщина, пусть и у власти, не сможет поспорить с инстинктами, потому пожалеет, простит, покроет, если захочет оставаться на своем положении).
"С чего вы взяли? - так и тянет его отбить удар о пролетающий ветер погромче, - А может, в этот раз вы ошибаетесь и... Она ведь и не должна..."
Он не досказал своих мыслей - таран убрали, дворец фальшивой любезности распахнул перед новой королевой двери, а колокольню судорожно заперли на замок, точно предчувствуя, что кто-то обитает в ней, какой-то загадочный и опасный дух, спрятавшийся в самом большом и старом колоколе; но молчание его...
Не будет трусливым и долгим: с заоблачного окошка, на которое садятся петь птички, он снова и снова внимательно следит за маленькой, рассеянно ощущающей на себе корону девушкой, ночами с тревогой глядящей... на него, прося ответа о каждом вихре дел, скрытом за пергаментами с отчетами и слугами.
"Кто-то просто в один миг расхотел оглянуться вокруг - понимающе и с грустью пытается ответить он, - Когда, однажды стал маяться по мигу сна среди любого часа дней, где возможно все, и сейчас, и потом, как и давно, все ищет способы его вернуть, все более жадно...".
Увы, ветер вновь захлопывает ставни дворца, за которыми слышны заискивающие комплименты и контуры просьб, должные стать договорами, приказами; она скучающе перелистывает их, сидя на золотых узорах престола, тихо и осторожно приоткрывая внимание к все проносящимся приемам, пирам, походам, вдруг понимая, что кто-то открыл ей правду, но…
Ее так тяжело расслышать, когда все сквозит "должен" и "хочу" - одна и та же вуаль не то безразличия, не то трусости и бездействия - так говорили бьющая роскошь, вечно недружная с простым ходом жизни - и она, вольная внешне королева, стала бессильна не поверить в это.
Ей пришла в голову мысль уравнять всех, воздать по справедливости жестоким и защитить обиженных, наполнить чашу каждого радостью и мыслями о будущем... это не выглядело безумием, но для других уже не обещало возникнуть желанным чудом, отталкивалось, хоть она все же была уверена, что подарит перемены, когда долг не станет в тягость, а мечта укроет всех одинаково мягким светом...
"Однако одни обвиняли ее в том, что она придирается к одной стороне и мгновению, ленясь увидеть другую, другие хвалили за все, что не касается их самих; и от этого все шажки теней умело ускользнули от него, укрепившись и заманив к себе всех... Королева... Почему она послушалась их, ведь знала, что порою не слушать - быть не одиноким и глупым, а свободным и совестливым? Отчего ты не прислушалась ко мне?..."- раздается эхо...
Затерянного колокола, что...
Едва слышно, с надеждой звенит от гула ветра в ущелье, веря, что еще звучит и встретит кажущиеся белоснежными грани...
|
|
