...Помните, когда-то раньше, вплоть до проклятых 90-х и даже во время оно бытовала фраза "Пушкин - наше все"? Она потом как-то незаметно утратила горделивые коннотации и приобрела коннотации горестно-ироничные: вот, мол, это все, мол, и больше ничего - только Пушкин (если что - "я так помню").
При этом ("я так помню") наследие Пушкина было монолитом; теперь "наше все" чаще всего всплывает в контексте отповеди "клеветникам России".
Итак, Пушкин, как впоследствии и убежденный пацифист Толстой, был одет в гимнастерку, построен и отправлен на войну. Благо мертвые живым возразить не могут - неисчерпаемая и безропотная "живая" сила для геополитических и гибридных войн.
Однако могут. Пушкин - точно может.
Я вот о чем. Моя излюбленная цитата на тему патриотизма звучит так:
"Существует два вида патриотизма, хотя порой они мешаются в одном человеке. Первый можно бы назвать национализмом; по мнению националистов, все страны уступают их собственной во всех отношениях и должны почитать за счастье господство над собой. Другие страны всегда неправы, менее свободны, менее цивилизованны, не столь прославлены в сражениях, вероломны, склонны поддаваться безумным и враждебным идеологиям, каких не воспримет ни один здравомыслящий человек, не религиозны и вообще ненормальные. Такие патриоты встречаются чаще всего; их патриотизм – самое поганое, что есть на свете.
Второй вид патриота проще всего описать, вернувшись к генералу Фуэрте. Он не верил в «моя страна, права она или нет»; наоборот, он любил родину, видя отчетливо все ее промахи и изо всех сил стараясь их исправить. Он часто высказывался в том духе, что человек, поддерживающий страну, когда она явно неправа, или не видящий ее недостатков, – худший из предателей. И если патриот первой разновидности, на самом деле, упивается собственной дуростью, а не отчизной, то генерал Карло Мария любил страну, как сын любит мать, или брат – сестру." (Луис де Бернье, Война и причиндалы Дона Эммануэля)
Да, так вот. Однажды Пушкин ехал из своего имения в столицу в крайне подавленном настроении. Кажется, даже и не доехал - придрался к плохой повозке, остановился и засел за карты где-то по дороге, при этом проигравшись в пух и прах. Подавленное настроение поэта объяснялось просто: император повелел ему письменно высказать свое мнение о влиянии просвещения на общество. Пушкин знал, что аналогичное "высочайшее повеление" уже получил Булгарин; обладая сверхестественным политическим чутьем, Булгарин немедленно накатал донос на Лицей как рассадник опасного вольнодумства. Пушкин тоже обладал чутьем - ведь он был гений, а не блаженный идиот; однако, кроме чутья, было у него и некоторое кредо, которому он, как можно предполагать, оставался верен: восславление свободы в жестокий век и пробуждение лирой добрых чувств. Его вера, наверное, была для него действием, а не формальностью, ритуалами или бряцанием словами. И в своем письме императору поэт решительно высказался в поддержку просвещения и о его пользе для родины. Позже Бенкендорф от имени самодержца устроил Пушкину "головомойку".
По мне, так это поступок высокого уровня осознанности, достойный библейской оценки типа "вот подлинно израильтянин, в котором нет лукавства". Вот это и есть - любовь к родине.
Ну, и конечно же, все мы помним, как самодержец ценил такого рода патриотов и чем все это закончилось. Но самодержцы приходят и уходят, а родина остается; и пусть она иной раз вдруг начинает отождествляться с неким самодержцем, он тоже уйдет, и родина снова будет тем, чем она есть, и чем бы это ни было, это больше любого имени. Но титул "наше все", который переживает титулованную им особу, по-моему, еще ни один самодержец не заслужил - и уж точно не сохранил после смерти или низложения. Может быть, потому, что самодержцы обычно заняты текущими вопросами, которые рано или поздно теряют насущность и остроту, а "наше все" обычно занимаются вопросами вечного свойства, которые никогда остроты не теряют и оттого зовутся "проклятыми". Может быть, еще по какой-то причине - я не знаю.
Но факт остается упрямым фактом. Франкисты изничтожили Лорку и наложили запрет на публикацию его творчества, который простоял ровно до смерти Франко, до 1975 года, - и Лорка жив. Пушкин... - смотрите выше. И таких примеров множество: тьмы, и тьмы, и тьмы.
А еще остается след. Когда схлынут эмоции и истерики, след этот проявляется во всей своей полноте. Вот, к примеру, Кнут Гамсун, известный своей искренней приверженностью идеям Гитлера. Но ведь это не все о нем; и потому норвежцы говорят: "Гамсун лишил Норвегию чести, но без Гамсуна нет Норвегии". Может быть, они такие сбалансированные, потому что живут в холоде, может быть, еще по какой-то причине - я не знаю.
Но факт остается упрямым фактом: норвежцы о своем "наше все" таки знают и помнят все. Думаю, Пушкин достоин как минимум того же. Это вопрос чести, если хотите, даже не чести поэта, которой его лишить уже нельзя, а чести народа. Как-то так.
...да, а Булгарин, чья биография включает такие противоречивые моменты как служба в наполеоновской армии (1812-1814) и тесное сотрудничество с Третьим отделением, метания между воинственным либерализмом и мрачным реакцией, успел переменить множество отечеств и поприщ, весьма успешно заняться разнообразными делами и дожил до 70 лет. Но титул "наше все" не заслужил. Может быть, ему не повезло с современниками (все-таки Пушкин, Грибоедов, Лермонтов, Некрасов...), может быть, еще по какой-то причине - я не знаю.
|
|
