(Чувства на лезвиях молний)
Здравствуйте, я прохожий, сидящий по правую сторону в вашей маршрутке,
Я работаю общим фоном, служу черно-белой картинкой, оператором, мотающим сутки
как бобины выцветших кинопленок на глазах изумленной толпы. Полусонный
дворник в старых синих кальсонах поверх новых красивых джинсов
Притворяется выцветшим летом. И по-моему зовут его Винсент,
а вовсе не Эдом,
хотя,всем наплевать на имя и они забывают об этом...
Каждое божье утро он метет эти сорные кучи,
словно в них спрятан чудо-ларчик,
в нем кукушка, в кукушке мячик,
а в мяче том сто тысяч крон.
Внутрь заглянешь и слышишь звон.
Я не плачу. Нет, редко плачу, но в маршруточных грязных окнах моих слез никогда не видно.
Там ведь время ползет повидлом
по железным краям и кантам,
притворяясь унылым бантом на
косичке соседки справа.
Солнце чистит свои оправы,
Тает утро в кастрюле ночи.
Я читаю чужой подстрочник
на затылках влюбленных в сны
и подстрочник ведет то в топи, то по тропам идет лесным,
будто он заводной солдатик - чуть подкрутишь и станет петь.
Рифма тонет всегда в толпе,
а солдатик рукой зацепит и, глядишь, она зацветет...
Я прохожий сидящий рядом. Я молчу и считаю сосны
и разметку, что шелкопрядом из асфальтов свивает кокон.
Столько зим уже високосный!
Столько лет он ложится в руки всем, кто едет, сидит и ходит,
То заводит свой пароходик, то летает, то хороводит...
Сколько снов он собой завесил не успевших сорваться с окон -
Бесконечный и непреклонный словно холод твоих ладоней.
Реки весен текут в поддоне,
что стоит под твоею крышей.
Но туда все пути размыло, компас врет,что левей и выше,
а на самом тебя там нет...
И война, что идет во мне
отражается только в лунах, что с рассветом уходят в сны.
Я прохожий, меня не видно между пальцев твоей весны.
Blacksymphony, 'rewind'
