У меня за балконом истошно визжат машины,
Погружая в колодцы снегов свои черные лапы,
Я сижу на полу и мне даже не хочется плакать,
От того, что снега могут быть бесконечно большими...
От того, что внутри января только дыры и вата,
От того, что у неба катаной распорото брюхо,
И оно улыбается криво от уха до уха,
И, свернувшись клубочком, опять превращается в ватман.
У меня за балконом бинтами завешаны окна,
И какие-то лица приклеены к стеклам изнанкой,
Им по пятницам ветры до одури лупят морзянку,
По китайскому пластику, что поцарапан и вогнут -
Будто все их круги в одночасье сместились в овалы.
Мне не хочется вязнуть в снегах, я — заправский летатель
Мне с них нечего взять и, наверное, нечего дать им
Я рисую им птицу весны, но им этого мало.
И они все молчат и молчат. И становится страшно
От того, что у лиц не бывает ни ритма, ни пульса...
Только изредка токи незримых конвульсий,
Вышивают снегами по шпилям космических башен
Иероглифы их одиночества - Ини и Яни,
И мое в этих ломанных линиях кажется главным.
А на ватмане птицы летают красиво и плавно
Даже если носить его в днищах глубоких карманов.
Blacksymphony, 'rewind'
Первые три куплета были здоровские, разве что "снег'а" (сильно) и "катаной" (чуть) портили впечатление, но потом ощущение, что перетянула... и то что было туго скручено - превратилось в водянистое...
