Однажды вечером, с вопросом «Трудно ли писать стихи?» подошла ко мне восьмилетняя дочка.
«Та-ак» - протянул я на её вопрос и, повернувшись к ней, утвердительно сказал: «Значит, не получается». Она кивнула головой, поедая меня своими тёмно-карими с зеленоватым проблеском глазами.
«Ну, пойдём, перекурим это дело» - сказал я и, прихватив чистый лист бумаги и ручку, мы гуськом засеменили на кухню.
«Вот скажи! А рисовать тебе трудно?» - спросил я, отыскивая на разделочном столе коробок спичек вечно прячущийся среди расставленной в живописном беспорядке разнообразной и разноликой кухонной посуды. «Вовсе и нет» - не то с пренебрежением, не то с вызовом, выпятив нижнюю губу, ответила дочка, мол, тоже мне нашёл трудности, и на всякий случай добавила: «И петь я люблю …». «Прекрасно, прекра-асно …» - бормотал я и, отыскав спички, которые лежали в этот раз под небольшой, перевёрнутой кастрюлькой уселся к вытяжке.
«Значит так» - начал я, прикуривая сигарету и принимая, как мне казалось, подобающий учительский вид: «Ты, наверное, знаешь, что стихи, музыка, песни - имеют определённый ритм или мелодию …». Дочка, с видом человека только этим и занимающимся всю свою сознательную жизнь, утверждающе кивнула.
«Ещё у стиха есть размер, который нарушать нежелательно» - продолжал я: «Вот листок бумаги. Когда ты рисуешь, то стараешься, чтобы твой шедевр остался на листе, а не на клеенке, которой покрыт стол … ».
«А я «Рыньку» нарисовала» перебила она меня и стремглав кинулась в свою комнату. «Рынька» - это здоровенный, ухоженный и укормленный рыжий кот, непонятно какой породы, да и пришедший-то незнамо откуда, но прижившийся и даже ставший всеобщим любимцем. Дочка бегом вернулась и протянула мне портрет кота.
«Ну и почему же он у тебя синий?» - недовольно и ехидно промямлил я.
«А у меня оранжевый сломался, и потом я его видела таким ночью, когда уже спать легла» - парировала она.
«Ладно, хоть на кота похож» - я вздохнул и решил продолжить тему стихосложения: «Так, что мы запомнили? Стих имеет … » и посмотрел на дочку, которая с удовольствием рассматривала рисунок. Она бойко ответила: «Мелодию и разме-ер» и щёлкнув по носу портрет кота, весело рассмеялась. Я довольно хмыкнул и решил, что основная часть по данному предмету пройдена, и пора переходить к практике.
«И что же мы будем писать?» - спросил я, заканчивая курить.
«Сказку» - весело прощебетала дочь.
«И у нас конечно уже есть начало?»
«Да. Царь и царевич …» - смешно скосив на меня свои красивые, лукавые глаза, она вдруг примолкла готовая прыснуть со смеху.
«Хм. Это впечатляет. Значит, будем работать с династиями …».
Весь остатошный вечер мы бегали, прыгали, переодевались, строили рожицы зеркалам и друг другу, писали пришедшие невесть откуда какие-то слова на попадавшиеся под руку листочки бумаги. Эти исписанные и изрисованные бумажные листочки тихим листопадом ложились на столы, стулья, диваны, кресла, кровати. Они были повсюду, во всех трёх комнатах, в коридоре, холодильнике, в раковине с грязной посудой… . Они множились до тех пор, пока мы основательно уставшие от всех наших представлений, одетые во что-то немыслимое, вывернутое и кое-как пристроенное, тихо не уснули.
Через два месяца наших «Творческих поисков», шумных кривляний и тихих вечерних прогулок мы вчерне, написали начало сказки.
*****
Царь, царевич. Король, королевич.
Из двух соседних государств,
Узнать поближе наши души,
Пошли по морю и по суше, 1
Перенеслися в век иной,
Сюда. Где мы живём с тобой.
*****
С царём был карлик, правда хилый,
Волхвов происхожденье нёс,
Но наделён был чудной силой
Из камня сделать мог … овёс.
По воле же судьбы был робок,
Хоть жрец был бога Перуна,
Уж видно здесь сам сатана
Селился в нём и жил бок о бок,
Но царь об этом не жалел.
Проделки сатаны терпел.
*****
У короля своя забава
Смешная птица – Отпугай.
Сравните с нашим – попугай,
Тут выводов звучит немало…
А птица пела. Песнь неслась…
Ах, что-то мысль оборвалАсь…
*****
Прошло несколько лет. Однажды, тихим майским вечером, когда я, устроившись в старом, уютном кресле просматривал периодику, в комнату вошла дочь и, молча, положив на журнальный столик исписанный тетрадный лист, отошла к окну. Я с интересом взял его и, лавируя между сносками, исправлениями, перечёркнутыми местами и какими-то мокрыми разводами, как будто всё это писалось за столом, во время весёлого чаепития, вслух прочёл следующее:
Плачет сердце дождём
Из крови день за днём,
Боль-тоска из очей,
Из широких степей обожгла…
Стало пусто вокруг…
Друг - уж больше не друг,
Зверьё криком кричит
Одинока в ночи та душа...
Я улыбнулся и, не поворачиваясь, задал тот, старый её вопрос: «Ну, как трудно писать стихи?» и, не дожидаясь ответа, продолжил чтение.
Жизнь – пустая ладонь:
Кончил стих … и в огонь,
Догорает судьба -
Снег и зной никогда не сойдутся…
Воздух – едкая гарь,
Солнце – тусклый фонарь,
Что за глупость – Любовь…
Души стылые вновь
не сольются.
И вдруг я почуял! Да-да, именно почуял, что она сейчас заплачет, и резко повернулся. Дочка стояла у залитого вечерним солнцем окна, но не смотрела в него, а была как бы внутри себя. Губы у неё дрожали, но она была уже взрослой девочкой. Ей недавно исполнилось целых пятнадцать лет. Наверно поэтому, глубоко вдохнув, но совсем ещё по детски смахнув сверкающую в закатном свете одиноко бегущую по щеке слезинку, она тихо выдохнула: «Больно».
ID:
347107
Рубрика: Проза
дата надходження: 29.06.2012 13:29:59
© дата внесення змiн: 29.06.2012 13:29:59
автор: Владимир Дырин
Вкажіть причину вашої скарги
|
