Рассвет как мечом тело неба рубит,
алея изорванными краями.
Кого повстречаешь в гранитном круге
застывших в безмолвии изваяний,
замерших в прохладе рассветной скорби
подобно зубцам в ледяной короне.
Но словно полотна на лицах горбит
усмешка сарказма или иронии.
Становятся ближе пустые стены,
давящим сомнением о грядущем.
Под сенью отброшенной кем-то тени —
другая становится только гуще,
окрасившись контуром в ярко-алый.
Твой страх одичавшего волка кормит —
все то, что подспудно тебя пугало,
теперь воплощается в новой форме.
...Покорно глядит, протянув ладони,
как будто бы сердце без боли вынет.
А в светлых глазах — темнота, огонь и
сияние мрачной чужой гордыни,
что ищет исход, нарастая валом.
Глядит, вызывая в душе смятенье.
Под тенью чужой, где и не бывало,
из малых ростков прорастают тени.
И взять — погасить этот свет мятежный...
Почувствуешь вдруг себя страшно старым.
Посмотришь, поймешь, что глаза все те же.
Рука не поднимется для удара.
Плен круга. Оскал ядовитых кольев.
Незрячие бельма — пустые двери.
Отречься словами — почти не больно.
Больнее — заставить себя поверить.
