(шуточный винегрет)
Дело было в воскресенье. В эпицентре овесненья
И черемухи цветенья фикус плющился в окне,
И от солнечного бденья очень странное волненье
(то ли дурь, то ль вдохновенье) охватило сердце мне.
Захотелось враз стихами про пиратов с парусами
(и про тех, кто там, в вигваме норовит все Кука съесть)
Всем поведать свое мненье-про полеты и сраженья,
И про рыцарей бесстрашных, и про звезды, что не счесть.
А у нас в подъезде Света проживает где-то с лета,
(С ней на уровне дуЕта задружить легко вполне,
коль от ейного фальцета не оглохнешь с полкуплета),
И зачем-то Света эта стала в строчки лезть ко мне.
Глядь, в каком-то пуньюаре средь индейцев ходит кралей.
Эй, тебя сюда не звали! Что за наглость, что за бред-
Улыбается джокондой, рожи корчит анакондой,
И с Гагариным болтает, будто знает тыщу лет.
И без всякого стесненья сеет в рыцарях смущенье,
Изводя мое терпенье. Под угрозой весь турнир!
От лирического пенья и мельканья данной фрейлен
Мог бы, честно, слечь с мигренью даже опытный Шекспир.
И везде, и повсеместно все смешалось в королевствах.
В дебрях творческих инцестов тщетно силясь на просвет,
Словно призрак бестелесный я слонялся с места в место.
Что за тень в веках окрестных? Это бэтмен, или нет?
Кто-то (явно одноглазый) серенадит поздним часом,
Кто-то с дуба свищет басом (может, это аладдин?),
А лихие папуасы со спецназовским окрасом
Бороздят межзвездий парсы (все с улыбкой, как один).
И на тамошних фуршетах, на центаврах и на бЕтах,
Стриптизерит снова Света, чтоб к бобрам ее в тайгу,
А в нутре моем ответно бродят мысленья про ЭТО,
Сей же час грозя конкретным извержением в мозгу!
По вине такого зверства, вероломства и кокетства
(я ранимый крайне с детства) ни на грамм поэзий нет!
К черту ямбы и сонеты, бригантины и корсеты,
Даже мамины котлеты, и вообще, весь белый свет!
Светку -на кол, Музу-в море! Дальше братцы, смутно, сорри:
Как летел, себя не помня, по соседней авеню,
И на крашеном заборе, в полной мгле, тоске и горе
Накарябал ошалело: Света, я тебя люблю!
