Максим Тарасівський

Затруднение

Темнело.  Через  дорогу  на  углу  стоял  массивный  старинный  дом,  обращенный  ко  мне  торцом.  Ряд  огромных  деревьев  отделял  дом  от  улицы.  В  торце  дома  под  самой  крышей  было  два  круглых  окна,  одно  из  них  светилось,  и  казалось,  что  это  не  окно,  а  полная  луна  висела  невысоко  над  тротуаром,  путаясь  в  голых  ветвях.  Чуть  поодаль  и  повыше  настоящая  луна  –  ущербная,  маленькая  и  некрасивая  –  неуверенно  карабкалась  в  небо  среди  крыш,  антенн  и  реклам.

Я  стоял  у  какой-то  шершавой  зеленой  стены,  смотрел  на  эти  луны  и  прекрасно  понимал  их  ситуацию.  Мне  ли  не  понимать!  А  еще  я  знал,  что  так  или  иначе  их  проблема  будет  решена:  или  окно  погаснет,  или  дом  снесут,  или  луна  убудет…  А  что  делать  мне?  Это  мне  было  неизвестно,  нет,  совершенно  неизвестно…

С  точки  зрения  календаря,  это  началось  недавно;  с  моей  точки  зрения,  это  длилось  уже  слишком  долго.  Итак,  с  некоторых  пор  мне  стало  казаться,  что  внутри  моей  головы  есть  еще  одна  голова,  маленькая,  но  очень  тяжелая.  Нет,  не  так;  это  мне  поначалу  «казалось»;  но  очень  скоро  я  уверился,  что  эта  вторая  голова  –  не  кажется,  она  существует.  Что  там  –  соперничество  луны  и  окна…

Она,  эта  голова,  плохо  держалась  на  своей  тонкой  шее;  она  клонилась,  запрокидывалась,  ударялась  изнутри  в  первую  –  видимую  –  голову,  ударялась  больно,  тяжело  и  твердо.  Говорят,  что  одна  голова  хорошо,  а  две  лучше.  Нет,  не  лучше.  Пользы  от  второй  головы  не  было  никакой,  а  утомляла  она  меня  до  полного  изнеможения.

Разные  эффекты  от  наличия  второй  головы,  которые  я  переживал  днем,  не  давали  мне  покоя  и  ночью.  Если  эта  голова,  утомившись  держать  равновесие,  вдруг  упиралась  изнутри  мне  в  лоб,  мне  казалось,  что  сейчас  и  я  с  размаху  ударюсь  лицом  об  асфальт.  Ночью  же,  как  только  я  закрывал  глаза,  я  снова  видел  перед  собой  этот  серый  асфальт,  который  стремительно  приближался,  и  вынужден  был  глаза  открывать.

Нечто  похожее  я  пережил  в  детстве.  Однажды  всем  классом  мы  отправились  в  лес;  мы  пробирались  гуськом  среди  деревьев,  и  кто-то,  кто  шел  передо  мной,  потянул  за  собой  ветку  сосны,  а  потом  отпустил  ее,  она  распрямилась  и  больно  хлестнула  меня  по  глазам.  Потом  еще  много  ночей  подряд,  стоило  мне  закрыть  глаза,  как  эта  колючая  ветка  вновь  летела  к  моему  лицу,  и  мне  приходилось  глаза  немедленно  открывать,  чтобы  избежать  удара.  Это  было  много  хуже  и  мучительнее,  чем  тот  единственный  удар  настоящей  ветки,  потому  что  повторялось  без  конца  и  ничем  не  заканчивалось.  А  сейчас  это  происходило  с  асфальтом,  потом  вспоминалась  та  злосчастная  ветка,  она  снова  летела  к  моему  лицу,  как  когда-то  давно,  и  даже  во  сне  не  было  для  меня  ни  убежища,  ни  покоя.  Я  ощущал  себя  таким  же  усталым  и  надломленным,  какой,  наверное,  чувствовала  себя  тонкая  шея  моей  второй  головы.

Вот  так,  в  конце  концов  –  а  эта  история  могла  иметь  не  так  уж  много  финалов  –  я  оказался  у  доктора.  В    общем-то,  случайно  оказался.  Я  шел  по  улице,  едва  замечая,  где  нахожусь,  потому  что  моя  вторая  голова  сейчас  запрокинулась,  уперлась  затылком  в  затылок  моей  первой  головы  так  тяжело,  что  я  и  сам  готов  был  запрокинуться  и  упасть…  Нет,  не  на  асфальт,  а  в  какую-нибудь  пропасть,  в  которую  можно  падать  бесконечно.  Ну,  или  столько,  сколько  по  т  р  е  б  у  е  т  с  я,  чтобы  ускорение  свободного  падения  сделало  мою  вторую  голову  невесомой,  и  она  перестала  давить  в  затылок  моей  первой  головы.  Тут  я  так  явно  представил  себе,  как  было  бы  здорово  сейчас  оказаться  в  невесомости,  хотя  бы  ненадолго,  просто,  чтобы  вспомнить,  как  мне  жилось  с  одной  головой,  пока  не  появилась  вторая.  Я  даже  остановился,  и  вправду  на  какой-то  миг  ощутив  себя  в  зыбкой  невесомости,  но  даже  в  этот  миг  маленькая  и  твердая  вторая  голова  упрямо  давила,  прижимала  меня  к  земле,  будто  вся  исчезнувшая  сила  тяжести  собралась  в  этой  маленькой  голове.  Тут  меня  толкнули,  я  оглянулся  и  увидел,  что  я  стою  на  пороге  поликлиники.  И  я  вошел.

А  дальше  все  было,  как  в  бинго:  взззз-дррррынь-бац-бууумзззз  –  из  регистратуры  меня  направили  в  один  кабинет,  оттуда  –  блюмц!  -  в  другой,  из  другого  –  вааау!  –  в  третий,  потом  еще  куда-то,  все  выше,  этаж  за  этажом,  наконец  –  БИНГО!  –  я  оказался  в  тихом  и  светлом  кабинете.  Массивный,  широкоплечий  доктор  стоял  у  окна  и  глядел  на  простиравшееся  до  горизонта  море  крыш  –  рыжих,  коричневых,  зеленоватых  и  желтых.  Когда  я  вошел,  он  поманил  меня  рукой,  и  мы  стали  глядеть  на  крыши  вместе.

Вообще  я  люблю  смотреть  на  крыши,  только  не  с  большой  высоты,  не  с  птичьего  полета  или  «если  сесть  в  бомбардировщик».  Лучше  всего  на  крыши  смотреть  с  крыши,  в  крайнем  случае,  из  окна,  но  с  крыши,  конечно,  лучше.  Через  несколько  минут,  не  отрываясь  от  созерцания  крыш,  доктор  спросил:  «Что  у  вас?»  Тут  я  засомневался,  стоит  ли  ему  вот  так  сразу  говорить,  что  у  меня  две  головы,  и  вторая  сильно  мешает  и  вообще  мне  не  нужна.  Что  же  из  того,  что  он  на  крыши  тоже  любит  смотреть…  И  я  описал  доктору  свои  симптомы,  не  упоминая  о  второй  голове.  Давит,  дескать,  изнутри,  то  вот  тут,  то  вот  сюда,  мешает.

Доктор  понимающе  кивал,  глядя  на  крыши,  потом  сунул  руку  в  карман  своего  халата,  достал  оттуда  листок  бумаги  и  передал  его  мне.  Там  был  адрес  и  неразборчиво  написанное  название  препарата.  «Там  поймут,  -  опередил  мой  вопрос  доктор.  –  Не  волнуйтесь,  голубчик,  не  волнуйтесь.  Это  спазм…  спазм  с…  с  фиксацией…  Ничего  страшного.»  И  доктор  теперь  уже  полностью  сосредоточился  на  созерцании  крыш  за  окном,  я  понял,  что  прием  окончен  и  вышел  из  кабинета.

По  указанному  на  листке  адресу  оказалась  вовсе  не  аптека,  а  часовая  мастерская.  Из  маленького  окошечка  мне  выдали  склянку  с  бумажной  этикеткой,  на  которой  было  все  то  же  нечитаемое  слово.  В  склянке  перекатывались  две  желтые  пилюли.  «Три  раза  в  день.  Под  язык.  Перед  едой»,  -  механическим  голосом  сообщил  человек  с  черной  лупой  в  левом  глазу  и  посмотрел  на  меня  правым  глазом  с  таким  нетерпением,  будто  я  уже  полчаса  изводил  его  глупейшими  вопросами.  «Но  тут  только  две…»,  -  «И  одной  будет  много»,  -  морщась,  перебил  меня  человек  с  лупой,  захлопнул  свое  окошечко  и  вывесил  в  нем  маленькую  табличку  «ПРИЕМ  ТОВАРА».

Никто  не  стал  бы  принимать  лечение,  предложенное  таким  образом.  Но  как  только  эта  мысль,  подогретая  возмущением,  начала  подталкивать  меня  к  ближайшей  урне,  чтобы  опустить  туда  склянку,  пилюли,  рецепт,  а  заодно  и  воспоминания  о  таинственных  эскулапах,  как  моя  вторая  голова  пошатнулась,  качнулась  вправо,  с  трудом  выровнялась,  а  потом  вдруг  всем  весом  боднула  меня  в  левый  висок,  разумеется,  изнутри.  И  я  немедленно  вскрыл  склянку  и  принял  одну  пилюлю…

И  вот  я  стою  здесь,  у  этой  шершавой  зеленой  стены.  Темнеет.  В  торце  огромного  старинного  дома  через  дорогу,  под  самой  крышей,  светится  круглое  окно,  кажется,  что  это  полная  луна  висит  невысоко  над  тротуаром.  Чуть  повыше  настоящая  луна  –  ущербная,  маленькая  и  некрасивая  –  неуверенно  карабкается  в  небо  среди  крыш,  антенн  и  реклам.  Мимо  меня  пробегают  прохожие,  со  звоном  едут  трамваи,  отражаясь  в  пыльных  витринах.  Мне  неизвестно,  нет,  мне  совершенно  неизвестно,  что  мне  делать  теперь,  когда  моя  голова  очутилась  внутри  второй  -  невидимой  –  головы,  большой  и  валкой,  наполненной  какой-то  неутихающей  влажной  вибрацией,  от  которой  мерзко  дрожат  веки  и  слезятся  глаза.  Что  же  делать…

Окно  под  самой  крышей  огромного  старинного  дома  погасло,  и  ущербная  луна,  разом  избавившись  от  соперницы  и  нерешительности,  вознеслась  над  городом.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=488662
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 28.03.2014

Охотник-за-Крокодилами

Жил-был  в  одном  городе  Охотник-за-Крокодилами.  Всем  хороший  Охотник  -  умелый,  ловкий,  опытный,  со  всем  необходимым  инвентарем,  прекрасно  осведомленный  обо  всех  повадках  крокодилов  и  способах  охоты  на  них.

Но  была  у  него  одна  проблема.  Крокодилов  в  той  местности,  где  жил  Охотник,  не  водилось.  Совсем  и  никогда.  Даже  в  местном  зоопарке  их  не  было.  Только  в  цирке  жил  один  старый  крокодил,  но  туда  Охотника  перестали  пускать  после  первой  же  его  попытки  поохотиться.

Охотоведы  советовали  Охотнику-за-Крокодилами  проехать  по  месту  обитания  крокодилов  и  охотиться  там,  однако  Охотник  стоял  на  своем:  я  здесь  родился,  вырос,  выучился  -  хотя  бы  теоретически  -  приемам  охоты  на  крокодилов  -  и  поэтому  охотиться  на  крокодилов  я  буду  здесь  и  только  здесь,  хотите  вы  того  или  нет.

Над  ним  посмеялись.  И  всякий  раз,  когда  охотоведы  и  охотники-на-прочую-дичь  -  они  специализировались  на  местной  фауне  -  видели  Охотника-за-Крокодилами  при  полном  снаряжении,  они  начинали  смеяться.  Они  прекрасно  знали,  что  он  снова  придет  домой  с  пустыми  руками.

Но  Охотник-за-Крокодилами  был  верен  себе  и  своим  убеждениям:  охотиться  на  крокодилов  следует  там,  где  хочется,  а  не  там,  где  положено.  Однако  насмешки  и  издевки  его  порядком  доставали.  Кроме  того,  охотники-на-прочую-дичь  украшали  стены  своих  домов  трофеями  -  головами  лосей,  оленей,  медведей,  чучелами  волков  и  лис,  а  Охотник-за-Крокодилами  вынужден  был  довольствоваться  голыми  стенами  своего  охотничьего  домика,  давно  готовыми  для  трофеев  и  ровно  столько  же  времени  пустовавшими.

Всему  бывает  начало,  и  всему  приходит  конец.  Однажды  Охотник-за-Крокодилами  вернулся  с  очередной  охоты  с  видом  триумфатора  и  бросил  перед  остолбеневшими  охотоведами  и  охотниками-на-прочую-дичь  самые  настоящие  крокодильи  шкуры.  Шкуры,  правда,  были  очень  маленькие  и  необычных  расцветок,  однако  сомнений  в  их  принадлежности  не  было  никаких:  это  был  крокодил.

По  городу  поползли  слухи.  Охотники-на-прочую-дичь  тоже  воспылали  желанием  заиметь  неслыханный  трофей  -  местного  крокодила.  Охотоведы,  зоологи  и  любители  фауны  спекулировали  о  том,  каким  образом  и  какой  крокодил  обосновался  в  той  местности:  нильский  крокодил,  американский  аллигатор  или  индийский  магер.  Но  информации  для  подтверждения  гипотез  не  было,  а  все  облавы  охотников-на-прочую  дичь  оказались  безрезультатными.

Загадка  разрешилась  очень  скоро,  причем  разрешили  ее  не  охотники,  зоологи  и  прочий  ученый  люд.  По  местному  телевидению  выступил  начальник  полиции  и  объявил,  что  в  городе  действует  маньяк,  который  убивает  людей  в  обуви  из  крокодильей  кожи.  Жертвами  маньяка  стали  также  обладатели  ремней,  сумочек  и  портмоне  из  того  же  материала.  Всех  обладающих  какой-либо  информацией  озабоченный  начальник  просил  срочно  поделиться  ею  с  полицией.

В  городе  началась  паника.  Граждане  всполошились.  Несколько  охотников-на-прочую-дичь  были  схвачены  и  избиты  по  ошибке.  Все  искали  Охотника-за-Крокодилами  -  теперь  уже  не  было  никаких  сомнений,  где  он  раздобыл  свои  кровавые  трофеи.

Впрочем,  Охотник-за-Крокодилами  вскоре  объявился.  Через  своего  адвоката  он  уведомил  полицию  и  общественность,  что  никаких  преступлений  не  совершал.  Более  того,  он  требовал  признания  за  ним  заслуг  и  выдачи  ему  наград,  так  как  теперь  граждане  города  могли  больше  не  бояться  крокодилов.  В  доказательство  Охотник-за-Крокодилами  предъявил  анализ  ДНК  добытых  им  шкур,  которые,  действительно,  оказались  крокодильими.

Доказательства  же  своего  участия  в  преступлении,  собранные  полицией,  Охотник-за-Крокодилами  объявил  фальсификацией  и  местью:  дескать,  менее  удачливые  и  сметливые  охотники-на-прочую-дичь  таким  образом  мстили  ему  за  свой  неуспех.  "Зависть!  Обыкновенная  зависть!"  -  восклицал  адвокат  с  большим  актерским  мастерством,  потрясая  заявлением  Охотника  перед  носом  начальника  полиции,  журналистами  и  гражданами.

Тем  не  менее,  Охотник-за-Крокодилами  предпочел  в  городе  лично  не  появляться.  Поскольку  обстоятельства  вынуждали  его  город  временно  покинуть,  он  решил  несколько  скорректировать  свои  взгляды  и  отправился  в  Африку  -  охотиться  на  крокодилов.  Ведь  ему  все  еще  было  необходимо  добыть  крокодильи  головы,  чтобы  украсить  ими  стены  своего  охотничьего  домика.  Уже  добытые  небольшие  крокодильи  шкурки  этой  цели  служили  плохо.  Когда  Охотник-за-Крокодилами  смотрел  на  эти  шкурки  и  был  уверен,  что  его  никто  не  видит,  он  морщился  с  отвращением.  Этого  ли  ему  хотелось?!

Но  предприятие  в  Африке  не  задалось.  Теоретические  знания  Охотника-за-Крокодилами  не  учитывали  некоторых  моментов,  а  именно:  количества  крокодилов,  скорости  их  передвижения  и  полной  их  неосведомленности  о  том,  кто  является  охотником,  а  кто  -  дичью.  Короче,  охота  завершилась  быстро  и  без  трофеев.  С  тех  пор  об  Охотнике-на-Крокодилов  вестей  не  поступало.

В  родном  городе  Охотник-на-Крокодилов  до  сих  пор  числится  в  розыске,  а  прием  в  гильдию  охотников-на-прочую-дичь  сопровождается  длительной  и  тщательной  психологической  и  психиатрической  экспертизой.  Береженого  Бог  бережет.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=488659
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 28.03.2014

Свинка і Свинина

Завітала  якось  Свинка  на  місцевий  ринок,
Ходить,  дивиться,  купує  -  овочі,  квасолю,
Та  за  купами  картоплі  і  обабіч  кринок
Там  спіткала  нашу  Свинку  нещаслива  доля  -
Наша  Свинка  опинилась  у  ряду  м"ясному.
Їй  видовище  Свинини  паморочить  мізки,
Все  чоло  у  бідної  у  поту  рясному,
Щоб  не  впасти,  притулилась  Свинка  до  берізки,
Їй  шматки  Свинини  кажуть,  ласо  так  і  хтиво:
-  Не  лякайся,  Свинко  мила,  вдайся  релаксації,
Були  й  ми  колись  соборні,  та  тепер  на  диво
Ми  отут  лежим  -  гляди  -  в  формі  федерації.
Ти  іди  до  нас,  давай,  будемо  всі  разом,
Тут  хазяїн  в  нас  не  злий,  він  чудовий  дядько,
Від  чуми  свиней,  простуди,  іншої  зарази
Нас  рятує  і  спасає,  не  хазяїн  -  батько!
Та  сказала  наша  Свинка  -  гідно  і  спокійно:
-  Дякую,  не  треба.  Вам  воно,  можливо,  втішно,
Так  себе  назвати.  Як  на  мене  -  ви  покійні,
Розтин  вже  відбувся.  Вас  той  дядько  так  успішно
Заманив  на  бійню.  Тільки  я  на  це  не  згодна,
Ні,  не  хочу,  дзуськи  -  ваша  спроба  марна.
Як  вам  ласка,  ви  лишайтесь  в  формі  неприродній.
Я  ж  додому!  Я  була  -  й  буду  унітарна!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=488449
рубрика: Поезія, Байка
дата поступления 27.03.2014

Дискобол

Когда  Димке  было  четыре  года,  мир  состоял  из  частей,  едва  связанных  между  собой.  Мир  тогда  напоминал  выкройку:  обширное  белое  поле,  на  котором  разноцветными  линиями  обозначены  неузнаваемые  детали  какой-то  одежды,  а  между  этими  деталями  –  пустота.  Димкин  дом  и  двор,  жилища  бабушек-дедушек,  село  на  Лимане,  Днепр,  лес  за  Днепром,  папино  пароходство  на  далеком  южном  полуострове,  парк,  кинотеатр  –  все  эти  места  не  были  частями  целого.  Единственное,  что  их  объединяло,  -  это  он  сам,  Димка,  когда  посещал  эти  места.  Ему  иногда  снилась  эта  выкройка;  она  очень  напоминала  те,  которые  он  видел  в  маминых  журналах  о  кройке,  шитье  и  прочих  премудростях  домоводства.  Пожалуй,  в  те  времена  центральное  место  в  этой  выкройке  занимали  Димкин  двор  и  пространство  «за  домом».

Димкин  двор  был  обширным  и  квадратным,  со  всех  сторон  его  ограждали  серо-белые  панельные  «девятиэтажки»  новенького  микрорайона.  Стыки  квадратных  панелей  домов  регулярно  прокрашивали  охрой,  из-за  чего  дома  походили  на  неопрятные  клетчатые  скатерти.  Двор  беспорядочно  загромождали  постройки  и  конструкции:  детский  сад  и  спортивная  площадка  за  оградами  из  ржавой  «рабицы»,  сломанные  качели,  котельная,  гудящая,  словно  улей,  трансформаторная  подстанция,  навечно  оккупированные  доминошниками  монументальные  «грибки»  из  стали  и  бетона,  какие-то  будки  и  сараи.  Время  от  времени  во  дворе  возникали  котлованы  и  начинались  новые  стройки.  Там  и  сям  торчали  измучанные  климатом,  почвой  и  детьми  малорослые  деревья.  У  подъездов  стояли  грубые  скамейки  без  спинок  –  два  бетонных  блока  и  три  деревянных  бруса,  вот  и  вся  скамейка.  На  этих  скамейках  во  всякое  время  дня  можно  было  видеть  оживленно  беседующих  пенсионерок.

Пространство  с  другой  стороны  Димкиного  дома  называлось  «за  домом»  и  решительно  не  походило  на  двор.  Оно  будто  бы  вплотную  примыкало  к  современному  микрорайону,  но  имело  с  ним  мало  общего.  Тут  по-прежнему  -  окраина,  предместье,  ранее  лежавшее  на  значительном  удалении  от  Старого  города.  Но  теперь  город  тесно  прижался  своими  промышленными  и  жилыми  зонами  к  этой  местности,  с  ее  одноэтажными  домиками,  огромными  робиниями,  запущенными  и  заросшими  садами  и  огородами,  кружевом  тропинок,  прихотливо  соединявшими  домики,  колодцы,  огороды,  сараи  и  погреба.  Однако  границу  «между  городом  и  деревней»  окончательно  стереть  не  удалось.  Символом  этой  границы  мог  служить  глубокий  извилистый  овраг,  тянувшийся  от  улицы  вдоль  всего  Димкиного  дома  и  впадавший  в  заболоченную,  заросшую  камышом  и  осокой  речку  с  обидным  прозвищем  «Вонючка».  Настоящего  же  и  красивого  имени  реки  –  Веревчина  –  уже  почти  никто  не  помнил.  После  сильных  дождей  по  оврагу  мчалась  бурная  мутная  вода;  если  бы  грунт  «за  домом»  не  был  таким  плотным  и  глинистым,  эти  потоки  давно  бы  уже  размыли  овраг  до  размеров  Гранд-Каньона.  В  периоды  засухи  овраг  стоял  мрачный,  раскаленный,  безжизненный,  а  причудливой  формы  комья  глины  на  его  склонах  становились  тверже  камня.  Прочитав  где-то  о  Долине  смерти,  Димка  долгое  время  представлял  себе  ее  именно  такой.  Вот  за  этим-то  оврагом  и  лежала  местность  под  названием  «за  домом».

То,  что  двор  и  «за  домом»  были  самостоятельными,  не  связанными,  не  сшитыми  воедино  пространствами  не  только  в  Димкином  воображении,  но  и  в  реальности,  подтверждалось  и  различиями  в  населении  этих  пространств.  Постоянными  обитателями  двора  были  пенсионеры  и  малыши,  а  также  дети  постарше,  но  робкого  десятка.  «За  домом»  совсем  не  встречалось  малышей,  а  дети  постарше  были  известны  в  сопредельных  землях  как  сорванцы,  сорвиголовы  и  даже  хулиганы.

Маленький  Димка  был  стихийным  бунтарем.  Если  его  причисляли  к  примерным  детям,  он  начинал  хулиганить,  а  если  к  хулиганам,  он  вел  себя  как  лорд-хранитель  печати  на  приеме  у  английской  королевы.  Поэтому  Димка  прогуливался  и  во  дворе,  и  «за  домом»,  а  также  поддерживал  дипломатические  отношения  с  обитателями  обоих  берегов  оврага.  Иначе  было  нельзя;  если  такие  отношения  не  устанавливались  с  владетелями  местности  «за  домом»,  считалось,  что  стороны  находятся  в  состоянии  войны.  Во  дворе  же  это  грозило  молчаливой  изоляцией  и  полным  исключением  из  коллективных  игр.

Одним  из  обитателей  пространства  «за  домом»,  с  которым  Димка  установил  и  поддерживал  дружественные  отношения,  был  Вовка.  По  правде  сказать,  до  черноты  смуглый,  черноволосый  и  кареглазый  Вовка  был  соседом  Димки,  жил  в  том  же  подъезде,  но  был  года  на  полтора  старше,  на  голову  выше  и  однозначно  принадлежал  к  клану  хулиганов  и  даже,  кажется,  гордился  этим.

Однажды  летним  вечером,  когда  солнце  уже  скрылось  за  верхушками  деревьев,  Димка  отправился  погулять  «за  дом».  Несколько  дней  назад  прошел  сильный  дождь,  но  теперь  овраг  уже  высох,  и  Димка  надеялся  найти  в  нем  что-нибудь  интересное,  полезное  или  занимательное,  принесенное  дождевой  водой.

Димка  шел  по  краю  оврага  и  внимательно  осматривал  его  склоны  и  дно  в  поисках  того,  что  взрослые  сочли  бы  хламом,  а  мальчишка  четырех  лет  -  сокровищем.  Ему  так  и  не  попалось  ничего  ценного,  а  через  несколько  шагов  он  понял  почему.  На  дне  оврага  стоял  Вовка  и  разглядывал  что-то  у  себя  под  ногами;  он  довольно  улыбался,  а  карманы  его  перепачканных  глиной  шортов  выпирали  двумя  бугристыми  полусферами.  Значит,  он  уже  собрал  в  овраге  все,  что  могло  представлять  хоть  какой-то  интерес.  Димка  махнул  Вовке  рукой  и  ускорил  шаги,  надеясь,  что  Вовка  еще  не  ходил  по  оврагу  дальше.  Но  Вовка,  видимо,  решил  подразнить  Димку  и  предъявить  ему  свои  находки.  Он  крикнул  Димке  подождать  и  стал  выбираться  из  оврага.  Димка  покорно  остановился.  Этикет  есть  этикет.

–  Смотри,  что  я  нашел!  –  сказал  Вовка,  делая  большие  глаза  и  пытаясь  что-то  вытащить  из  кармана.  Но  карманы  были  так  плотно  набиты,  что  Вовке  никак  не  удавалось  извлечь  оттуда  желаемое.  От  нетерпения  он  притопывал  ногой  по  краю  оврага,  неровному  и  зазубренному,  точно  старая  пила.  Когда  таинственная  находка,  наконец,  стала  подаваться  и  уже  показалась  из  кармана,  произошла  катастрофа.

Вероятно,  глина  еще  не  успела  полностью  высохнуть  после  недавнего  дождя  и  не  достигла  своей  обычной  каменной  твердости.  Вовка  еще  раз  топнул  ногой,  и  край  оврага  обвалился,  с  шорохом  и  шуршанием  увлекая  за  собою  и  Вовку.  Через  мгновение  Вовка  оказался  на  дне  оврага,  покрытый  рыжей  пылью  и  присыпанный  комьями  глины.  Он  выл  от  боли  и  держался  руками  за  правую  лодыжку.  Димка  стоял  сверху,  раскрыв  рот  от  удивления  и  неожиданности.

Покричав  немного,  Вовка  уставился  на  Димку  злыми,  полными  слез  глазами.  Наверное,  он  решил,  что  это  Димка  от  зависти  столкнул  его  в  овраг.  «Дурак!»  –  выкрикнул  Вовка  рыдающим  голосом.  Он  схватил  с  земли  ту  самую  штуку,  которую  он  рассматривал,  когда  его  повстречал  Димка.  Это  был  ржавый  металлический  диск  диаметром  сантиметров  около  двадцати.  Вовка  вскочил  на  ноги,  что-то  шепча,  замысловатым  образом  завертелся,  взмахнул  этим  диском  и  швырнул  его  в  Димку.

Много  позже,  когда  Димка  уже  бросил  бокс  и  ненадолго  увлекся  толканием  ядра  и  метанием  диска,  тренер  именно  так  учил  его  метать  диск.  Димке  этот  бросок  долго  не  удавался,  а  вот  у  Вовки  он  получился  с  первой  же  попытки  и  безо  всякой  тренировки.  Вовка  запустил  свое  орудие  возмездия  идеально,  самым  правильным  способом,  гарантирующим  дальность  и  точность  броска.  Может  быть,  это  вышло  случайно;  а  может,  у  него  был  природный  дар,  талант  к  этому  спорту.

Солнце,  которое  уже  скрылось  за  деревьями,  вдруг  снова  засияло  у  Димки  прямо  перед  глазами  в  полную  силу.  Его  внезапный  свет  был  так  ярок,  что  у  Димки  тупо  заломил  лоб,  заболели  виски  и  глаза.  Иногда  от  боли  люди  кричат  и  прыгают  на  месте,  трясут  руками,  шипят  и  бранятся.  А  от  этой  боли  Димка,  напротив,  ослабел,  ноги  его  подкосились,  и  он  опустился  на  горячий  край  оврага.  Тут  солнце  снова  скрылось  за  деревьями  и  даже,  казалось,  опустилось  за  горизонт.  В  полном  гула  и  стука  полумраке  Димка  увидел,  как  Вовка,  прихрамывая,  без  оглядки  убегает  по  дну  оврага.

Димке  стало  очень  тоскливо  и  пронзительно  захотелось  домой,  к  маме.  Он  хотел  бы  оказаться  у  мамы  на  руках  прямо  сейчас,  немедленно,  но  он  не  мог  даже  встать.  Руки  и  ноги  стали  какими-то  ватными,  чужими,  они  просто  торчали  в  разные  стороны  из  туловища  и  совсем  не  слушались.

Постепенно  солнце  снова  выглянуло  из-за  горизонта,  и  в  глазах  у  Димки  посветлело.  С  этого  момента  его  воспоминания  становились  отрывочными.  Он  помнил,  как  поднялся  и  пошел  домой  вдоль  оврага.  Какая-то  непослушная  плотная  прядь  волос  все  время  валилась  ему  на  глаза,  что-то  липкое  текло  и  капало  с  этой  пряди  на  лицо  и  руки.  Он  помнил  пенсионерок,  которые  дружно  вскочили  с  лавок  с  беззвучно  раскрытыми  ртами,  выпученными  глазами  и  воздетыми  к  небу  руками,  словно  болельщики  футбольной  команды,  забившей  гол.  Помнил  гул  и  стук  в  голове  и  незнакомый  вкус  во  рту.  Дерматиновую  обивку  своей  двери,  в  которую  едва  смог  постучать  непослушными  руками.  Потом,  после  долгого  неясного  промежутка,  кафельные  стены,  человека  в  марлевой  маске  и  окна,  закрашенные  до  половины  белым…

Через  какое-то  время  воспоминания  Димки  снова  приобрели  непрерывность  и  насыщенность,  но  Вовка  теперь  в  них  появлялся  эпизодически,  пунктиром.  Всякие  отношения  между  мальчишками  прекратились,  хотя  Димка  по-прежнему  гулял  и  во  дворе,  и  «за  домом».  Теперь  его  лоб  украшал  длинный  белый  шрам,  перечеркнутый  вертикальными  коротенькими  дефисами  швов,  что  придавало  шраму  сходство  с  колючей  проволокой  –  такой  проволокой  были  обнесены  все  огороды  и  сады  «за  домом».

Димка  рос,  и  мир  в  его  представлении  постепенно  соединялся  в  целостную  картину.  Пустоты  между  отдельными,  давно  и  прочно  знакомыми  пространствами  и  местами  заполнялись  новыми  пространствами  и  местами,  предположения  или  знаниями  о  них,  а  мир  все  ширился,  разрастался,  какие-то  удивительные,  невероятные  пространства  открывались  Димкиным  глазам,  а  еще  более  невероятные  –  его  воображению.  Димка  взрослел,  но  детство  все  не  отпускало  его,  оставалось  с  ним  всегда,  а  Димка  и  не  хотел  его  отпускать.  Уж  такие  это  были  славные  времена!

Вовка  тоже  стал  эпизодом  Димкиного  детства,  таким  же  неотделимым  от  Димки,  как  и  шрам  на  его  лбу,  оставленный  ржавым  диском.  Вовка  тоже  рос,  он  превратился  в  подростка,  потом  в  юношу,  высокого  и  плечистого,  потом  исчез  на  два  года  –  служил  в  армии.  В  армии  Вовка  как  будто  вырос  еще  больше,  он  входил  в  подъезд,  низко  склоняя  голову  и  чуть  боком,  чтобы  в  двери  поместились  его  широченные  плечи.

А  потом  Вовка  словно  начал  расти  в  другую  сторону.  Димка  видел  его  очень  редко,  не  чаще  раза-двух  в  год,  и  ему  этот  злокачественный  рост  был  очень  заметен.  Вовка  худел,  бледнел,  становился  ниже  ростом,  уже  в  плечах,  ссыхался,  ссутуливался,  занимал  все  меньше  пространства  и  словно  терялся  в  нем.  Он  стал  наркоманом.  Невесть  откуда  принесенная  дрянь  не  знала  различий;  тогда,  в  последнее  десятилетие  двадцатого  века,  она  влекла  и  выкашивала  и  тех,  кто  когда-то  принадлежал  двору,  и  тех,  кто  господствовал  «за  домом».  Тогда  эти  пространства  заметно  опустели  и  обветшали:  у  подъездов  исчезли  неуклюжие  скамейки  вместе  с  пенсионерками;  пропали  ограды  из  "рабицы"  вокруг  детского  сада  и  спортивной  площадки;  долину  Веревчины  перекопали  под  огороды  и  исполосовали  заборами  из  колючей  проволоки,  а  сама  Веревчина  почти  совсем  пересохла;  вокруг  чахлых  деревьев  во  дворе  поднялись  заросли  лебеды;  стыки  между  панелями  «девятиэтажек»  начали  прокрашивать  черным  –  как  будто  в  цвет  времени.  И  однажды  Вовка,  как  и  многие  другие,  исчез.  Он  умер  от  передозировки  в  подвале  своего  же  дома.

А  шрам  у  Димки  остался  на  всю  жизнь.

2012  г.;  редакции  2015,  2016  гг.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=488235
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 26.03.2014

Православная фламенка

[i]                    киевской  фламенке  Елене  Г.[/i]

Я  бабочка.  Цветок.  Я  лань,
Верна  до  смерти  и  неверна,
Юдифи  гибельная  длань
Над  спящей  шеей  Олоферна,

Певица  честных  аллилуй,
Я  под  законом  вне  закона,
Далилы  властный  поцелуй
В  уста  пропащего  Самсона,

Прошли  те  времена,  когда
Меня  дразнили  Ленка-Пенка,
Снимите  шляпы,  господа:
Я  –  православная  фламенка!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=488234
рубрика: Поезія, Посвящение
дата поступления 26.03.2014

Детское время

Одни  любят  детей,  другие  любят  детство.  Это  две  огромные  разницы.  Впрочем,  часто  это  одни  и  те  же  люди.

Детство,  в  детстве...  А  хорошо  было  в  детстве!  Когда  говорят  «хорошо  там,  где  нас  нет»,  речь  идет  не  о  месте  –  «там»,  речь  идет  о  времени.  Там  –  это    время,  где  хорошо,  где  нас  уже  нет.  Ну,  или  еще  нет,  хотя  по  ощущениям  –  все-таки  «уже  нет».  Похоже,  что  «там»  мы  уже  побывали.

В  детстве  время  тянулось  невыразимо  долго  –  намного  медленнее,  чем  оно  движется  теперь.  Тогда  (или  «там»),  в  детстве,  любой  отрезок  времени,  который  завершался  не  завтра,  казался  бесконечным.
-  Мама,  когда  Новый  Год?
-  Через  месяц.
Месяц?!  Это  же  вечность.  Нового  Года  не  будет.  И  дня  рождения  тоже.

Повзрослев,  начинаешь  тосковать  по  той  –  в  детстве  иногда  невыносимой  -  медлительности  времени;  иногда  даже  хочется,  чтобы  в  какой-то  момент  то  тягучее  детское  время  просто  остановилось,  замерло,  застыло  и  никуда  больше  не  двигалось.  И  что  бы  ты  застыл  в  этом  времени,  как  доисторическое  насекомое  в  янтаре:  раз  и  навсегда,  на  самом  пике  расцвета  своего  вида.

Зато  праздники  в  детстве  могли  длиться  много  дольше,  чем  они  длятся  теперь.  Но  и  они  заканчивались,  даже  в  том  неторопливом  детском  времени.  Даже  в  детстве  можно  было  сказать,  что  «хорошо  там,  где  нас  нет»;  но  дети,  конечно,  таких  выводов  не  делают.

Летние  каникулы  –  лучшее  время  в  году.  Летние  каникулы  прекрасны  не  отсутствием  школы  и  уроков,  не  поездкой  на  море  или  к  бабушке;  нет,  они  прекрасны  своей  бесконечностью.  Просыпаешься  1  июня  –  и  перед  тобой  бесконечный  праздник.  Это  всё  меняет;  так  в  сильную  жару  исчезает  линия  горизонта  между  морем  и  небом,  словно  Земля  вдруг  стала  плоской.  Этот  праздник  не  кончится  сегодня,  когда  уснешь,  он  не  кончится  завтра,  когда  проснешься,  -  значит,  он  не  кончится  никогда.  Пожалуй,  первый  день  летних  каникул  –  самый  беззаботный  день  года,  а  может,  и  всей  жизни.

Сентябрь  уже  показался  в  календаре,  уже  состоялись  походы  по  магазинам  и  школьным  базарам  за  тетрадками,  ручками,  новой  формой.  Но  поверить  в  окончание  бесконечного  праздника,  смириться  с  неотвратимостью  наступления  осени  приходится  только  1  сентября,  да  и  то  не  сразу.

До  последнего  не  веришь,  что  лето  кончилось.  Ведь  на  улице  по-прежнему  жара,  и  тающий  асфальт  ощутимо  подаётся  под  ногами.  Еще  целый  месяц  солнце  будет  яростно  светить  в  огромные  окна  нашего  класса,  ведь  раньше  середины  октября  осень  у  нас  не  наступает.

До  последнего  не  веришь,  что  лето  кончилось.  Утром  1  сентября  надеваешь  новую  школьную  форму  –  и  не  веришь.  Идешь  в  школу  слегка  подзабытой  дорогой  –  и  не  веришь.  Даришь  свой  букет  учительнице  –  и  все  равно  не  веришь.

Вот  уже  и  в  класс  ведут  на  первый  урок  –  а  ты  не  веришь,  судорожно  надеешься,  что  праздник  будет  спасен  –  еще  хотя  бы  на  неделю,  хотя  бы  на  день.  Всего  один  день.  Это  всё,  что  нужно  для  счастья:  чтобы  праздник  лета  не  закончился  сегодня.

И  только  первый  звонок  нового  учебного  года,  этот  погребальный  звон  по  ушедшему  лету,  наконец,  убеждает:  кончено.  Линия  горизонта  вдруг  остро  обозначилась,  снова  разделив  море  и  небо,  лето  и  осень,  праздник  и  будни,  «там,  где  нас  нет»  и  «там,  где  мы  есть».  Ноздри  щекочет  солоноватый  запах  слез.

…Чему  она  радуется,  эта  крохотная  девчонка  на  плече  усатого  десятиклассника,  едва  встряхивающая  тяжелый  медный  колокольчик  с  красным  бантом?  –  Ведь  она  только  что  похоронила  лето,  мой  бесконечный  праздник.  Меня  только  что  не  стало  там,  где  так  хорошо…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=488008
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 25.03.2014

Что в имени тебе моем…

В  детстве  у  меня  была  небольшая  проблема.  Знакомясь  с  новым  человеком,  я  представлялся  чужим  именем.  Помню,  когда  меня  впервые  привели  в  детский  сад,  и  заведующая,  беседуя  с  моей  мамой,  вдруг  наклонилась  ко  мне  откуда-то  сверху  и  спросила,  растягивая  слова,  будто  я  иностранец:
-  И  как  тебя  зовут?
Я  среагировал  немедленно:
-  Виталик.

Мама,  время  от  времени  кивавшая  головой  в  такт  словам  заведующей,  еще  раз  кивнула  и  вдруг  спохватилась:
-  Максим,  Максим  его  зовут!

А  Максимов  тогда  было  –  дюжина  на  десяток.  Виталиков  –  намного  меньше.  Как  же  тут  не  воспользоваться  ситуацией  и  не  назваться  этим  редким  и,  возможно,  приносящим  удачу,  именем!

А  потом  еще  в  детском  саду  обнаружился  мальчик  с  просто  нереальным,  книжным  именем  –  Никита.  Но  тут  моей  зависти  не  удалось  разгуляться,  и  его  именем  я  ни  разу  не  представился.  Ведь  ни  особой  удачи,  ни  везения  его  имя  Никите  не  принесло.  Напротив,  на  редкость  был  тот  Никита  невезуч.

Позднее,  в  «нулевом»  классе  школы,  я  чуть  было  не  начал  завидовать  мальчику  по  имени  Ростик.  Это  экзотическое  имя  обрамляли  невиданные  игрушки  и  яркая  канцелярия  в  фантастическом  пенале.  Но  Ростик  часто  опаздывал  на  уроки,  был  каким-то  неловким,  несобранным,  его  собственные  руки  и  ноги,  казалось,  совсем  не  повиновались  ему;  на  него  постоянно  что-то  падало:  одежда  с  вешалки,  а  то  и  сама  вешалка,  свернутая  в  трубку  карта  полушарий,  а  однажды  упала  швабра.

Казалось  бы,  ясно,  что  магия  имени  –  того  же  порядка  чепуха,  что  и  магия  чисел  или  звезд.  Можно,  наконец,  успокоится,  забыть  о  ней,  попытаться  самому  заставить  свое  имя  звучать,  или  вообще  не  заботиться  такого  рода  проблемами.  Но  это,  наверное,  свойство  человеческой  природы:  чрезвычайно  заботиться  именно  тем,  что  яйца  выеденного  не  стоит.  Так  и  «магия  имени»  -  нет-нет,  да  и  вспомнится…

У  всех  моих  нынешних  знакомых  –  обычные  имена.  Юра,  Оля,  Катя,  Ваня,  Люда,  Юля,  Лена,  Ваня,  Наташа.  Мое  собственное  имя  –  обычное,  заурядное  и  в  наших  широтах  довольно  распространенное  –  еще  и  воспроизведено  в  моем  сыне.  Зато  можно  сказать  при  случае,    что  сын  у  меня  –  имени  меня.

Чем  дальше  кто-нибудь  оказывается  от  возможности  свести  со  мной  личное  знакомство,  тем  замысловатей  у  него  имя.  Где-то  там  ведут  загадочную  «светскую»  жизнь,  вращаются  в  неких  «кругах»  Рафаэль,  Анна-Луиза,  Добромир,  Соломия,  Николь,  Ринат,  Асия  и  Лаура.

Самые  же  редкие  имена  мне  попадаются  на  кладбищах:  Тафания,  Хтодоська,  Фалимон,  Саливестр.  Обладателей  таких  имен  я  в  живых  не  застал.  Впрочем,  некоторые  знакомые  монахи  носят  такие  имена,  звучание  которых,  кажется,  на  миг  оживляет  всю  библейскую  историю.  Однако  они  -  больше  жители  Царствия  Небесного,  чем  нашего  подлунного  мира,  и  их  имена  как-то  не  вяжутся  с  привычными  категориями:  красивое,  редкое,  звучное.

Впрочем,  я  знал  лично  человека  с  действительно  редким  именем.  Имя  было  громкое,  торжественное,  с  международным  акцентом  и  ароматом  древности  -  Олимпиада.  Более  того,  я  знал  двух  Олимпиад.

Одна  Олимпиада  работала  уборщицей  в  моей  школе.  Ее  униформа  -  синий  халат,  который  в  ту  пору  носили  все  «технические»  работники,  -  дополнялась  несменяемым  выражением  мировой  скорби  на  лице.  Может  быть,  Олимпиаду  угнетало  общее  несовершенство  мира,  ближневосточное  урегулирование  или  терзала  неустроенность  личной  жизни.  Может  быть,  у  нее  пил  муж;  возможно,  она  пила  сама.  Или  вместе  с  мужем.  Хмурость  на  ее  лице  была  довольно  характерная.  В  любом  случае,  со  школьниками  она  не  делилась  ничем,  о  чем  она  могла  втайне  скорбеть.

Но  то,  что  ее  угнетало  явно,  было  всем  хорошо  известно.  Об  этом  она  постоянно  говорила  –  резким,  громким  голосом,  поджимая  к  груди  сухие  кисти  рук  на  манер  птичьих  лапок  и  тряся  седеющей  головой.  С  этим  же  она  неустанно  и  жестоко  боролась.  Нерадивые  школьники,  которым  выпадала  очередь  «дежурить»,  то  есть  убирать  в  классах  на  переменах  и  после  уроков,  не  утруждали  себя  двумя-тремя  лишними  шагами  до  унитаза  и  опрокидывали  ведра  с  грязной  водой  в  умывальники.  Олимпиада  подкарауливала  дежурных,  скрываясь  в  небольшой  кладовке  между  мужским  и  женским  туалетами.  Она  оставляла  дверь  приоткрытой  и  по  звуку  могла  определить,  сколько  шагов  сделал  дежурный  и  куда  начал  лить  воду.  Если  шагов  было  недостаточно,  чтобы  достигнуть  унитаза,  она  мгновенно  и  бесшумно  появлялась  на  пороге  туалета,  сжимая  в    руке  кусок  черного  резинового  шланга  примерно  метр  длиной.  Застукав  дежурного  льющим  грязную  воду  в  умывальник  или  хотя  бы  остановившимся  в  раздумьях  над  его  раковиной,  Олимпиада  лупила  его  по  спине  шлангом,  приговаривая:  «В  унитаз!  В  унитаз!»  -  Вот  где  ювенальная  юстиция  могла  бы  разгуляться!

Вторая  Олимпиада  была  мне  не  просто  знакома  –  она  приходилась  мне  в  каком-то  смысле  родственницей.  Она  была  бабушкой  моего  троюродного  брата  по  матери.  Так  что  родство  было  отдаленным;  свойство,  а  не  родство.  Видел  я  ее,  кажется,  только  однажды.  Нас  с  братом  зачем-то  привели  к  ней  на  работу  –  а  работала  она  продавщицей  в  кондитерском  отделе  огромного  гастронома.  До  сих  пор  помню  пьянящий  аромат  шоколада  и  карамели,  многоцветную  радугу,  мерцающую  над  грудами  конфет  в  ярких  обертках,  приторную  улыбку  Олимпиады,  плавающую  над  прилавком.

Нормальной  бабушке  такая  должность  грозила  бы  сроком  за  растрату,  а  ее  внуку  –  испорченными  зубами,  излишним  весом  или  даже  ожирением.  А  Олимпиада  –  ничего,  не  сидела.  И  брат  –  ничего,  рос  тощим,  со  здоровыми  зубами.  В  общем,  избежали  они  этих  угроз...  Не  тяготилась  Олимпиада  обязанностями  бабушки,  как  и  ее  сын,  носивший  имя  вещего  князя,  –  обязанностями  отца.  Он  появлялся  раз  в  год,  на  день  рождения  брата,  дарил  подарок  –  как  правило,  дорогой,  и  исчезал  снова  -  на  год.  Когда  брату  исполнилось  16,  его  отец  исчез,  чтобы  снова  объявиться  –  внезапно,  словно  из  ниоткуда,  -  только  через  20  лет...

И  при  чем  тут  имена?!

2012  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=487785
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 24.03.2014

Выход в черное, или Фаррука

                             [i]киевской  фламенке  Ю.Б.[/i]

Я  черным  знаком  восклицанья
В  конце  отчаянной  строки  -
Строки  любви,  строки  признанья  -
Летящей  в  черноту  реки.

Я  черным  вензелем  на  черной
Последней  из  твоих  одежд,
Крепка,  как  смерть,  как  смерть,  бесспорна,
Надежней  всяческих  надежд.

Я  черным  знаком  одиночеств
Скольжу  по  черноте  небес,
Я  -  исполнение  пророчеств,
Твой  завершившийся  прогресс.

Я  черным  символом  финала
В  финале  -  я  и  есть  финал,
Я  гость  любого  карнавала,
Пришла  -  и  кончен  карнавал!
_____________________
*Фаррука  -  разновидность  фламенко

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=487784
рубрика: Поезія, Посвящение
дата поступления 24.03.2014

Девчонка-хитана

                                     [i]киевской  фламенке  Д.Е.[/i]

...Думала,  нету  такого  средства,
Чтобы  как-то  туда  возвратиться  -
На  дороги  далекого  детства,
По  которым  кибитке  катиться,
Где  на  площади  у  фонтана
В  юбке  красной  и  с  бубном  звонким  -
Танцевала  девчонка-хитана,
Танцевала  хитана-девчонка...
Да,  конечно,  я  знаю,  я  помню:
На  дорогах  я  тех  не  бывала,
И  о  танцах  хитаны-девчонки  -
Под  звенящий  голос  гитары
И  под  бубна  голос  гортанный  -
Я,  славянка-девчонка,  мечтала,
Удивляясь  мечтаниям  странным.
Только  вот,  по  утрам  просыпаясь,
Словно  явь,  всегда  вспоминала:
Там,  на  площади,  у  фонтана,
В  юбке  красной  и  с  бубном  звонким
Танцевала  девчонка-хитана,
Танцевала  хитана-девчонка...
Эти  сны  были,  словно  память,
Будто  я  уже  в  жизни  прошлой
Так  легко,  как  способно  пламя
Из  кострища  неосторожно
Перекинуться  на  кибитку,
На  упряжь,  поклажу  и  дальше  -
На  узорчатые  калитки,
На  фонтан  -  у  которого  пляшет
Под  гитары  голос  звенящий
В  юбке  красной  и  с  бубном  звонким
Я  -  она  -  девчонка-хитана,
Я  -  она  -  хитана-девчонка...
То  ли  сном,  то  ли  явью  забытой,
То  ли  чем-то  еще  -  не  найти,
Только  тянется,  словно  кибитка,
Дней  давно  не  считая  в  пути,
Увлекает,  и  тянет,  и  манит,
И  гитарным  зовет  перезвоном
Неизбывная  странная  память:
В  городишке  томном  и  сонном  -
Там,  на  площади,  у  фонтана  -
В  красной  юбке  и  с  бубном  звонким
Танцевала  девчонка-хитана,
Танцевала  хитана-девчонка...
Ах,  далекое,  странное,  тайное,
Непонятное,  дивное  нечто,
Как  сама  эта  жизнь,  случайное,
Как  скитанья  хитаны,  вечное:
Ночь  падет,  и  цыганское  солнце
Поднимается  бубном  звонким,
Зазвенит,  заплачет  гитара,
И  на  площади  у  фонтана  -
Вновь  танцует  хитана-девчонка,
Вновь  танцует  девчонка-хитана...
__________________
Хитана  -  испанская  цыганка

2013  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=487596
рубрика: Поезія, Посвящение
дата поступления 23.03.2014

Киевские картинки

[b]КИЕВСКАЯ  АМАЗОНКА[/b]

Киев,  центр,  парк,  конец  июля...

Парк,  киевляне,  весь  Киев,  Днепр  и  синие  холмы  на  горизонте  -  все  раздавлено  жарой.  Ровный  печной  жар  струится  над  улицами,  затягивает  близкий  горизонт  маревом  и  ломает  перспективу.  На  лавках,  на  каменных  парапетах  и  просто  на  траве  -  безжизненные  человеческие  фигуры.  Впечатление  такое,  что  тут  под  пулеметным  огнем  захлебнулась  пехотная  атака.  Народу  полегло  видимо-невидимо.

Выжившие  ковыляют  по  дорожкам.  Вид  у  всех  равнодушный,  глаза  потухшие.  Жара!

Слышен  веселый  тренькающий  звонок.  Еще  один,  ближе.  Еще,  совсем  рядом,  -  и  с  бодрым  шуршанием  шин  на  дорожку  выкатывается  белый  велосипед.  На  велосипеде  -  девушка  с  горделивой  осанкой.  На  ней  -  белая  блузка  в  синий  горошек  и  синяя  юбка  в  белый  горошек.  Юбка  длинная,  до  тонких  белых  каблуков.  От  каблуков  и    до  самой  границы  "прилично"  юбку  рассекает  разрез,  для  удобства  перемещения  на  велосипеде.

За  девушкой  катит  -  без  звонков  и  шуршания  шин  -  еще  один  велосипед.  На    руле  и  сидении  повис  измятый  молодой  человек.  На  его  лице  -  страдание.

Жара,  по-видимому,  не  действует  на  девушку.  Она  лихо  крутит  педали,  поводит  плечами  и  бросает  вокруг  задорные  взгляды.  В  ее  карих  глазах  горят  какие-то  неведомые  звезды,  щеки  вспыхивают  румянцем,  на  губах  -  чуть  лукавая  улыбка,  она  вся  светится  жизнью,  она  -  сама  жизнь.  Солнце  яростно  полыхает  на  хромированных  деталях  ее  велосипеда  и  чуть  тише  и  мягче  -  на  смуглом  бедре,  когда  девушка  жмет  на  педаль.

Девушка  пролетела  по  дорожке,  прозвенел  звонок,  взметнулась  юбка,  пахнуло  легким  ветерком.  Следом  прокатил  ее  спутник.  Павшие  в  неравной  битве  с  жарой  -  на  лавках,  на  каменных  парапетах  и  просто  на  траве  -  оживают,  они  зашевелились,  приподнимаясь  и  глядя  вслед  девушке.  Над  травой  проносится  тихий  ропот.

Звонок  звенит  все  дальше  и  все  тише,  и  вот  затихает  совсем.  Газоны,  лавки  и  парапеты  снова  усеяны  жертвами  жары.  Тишина.

Но  вот  снова,  где-то  вдалеке,  послышался  звонок  -  и  весь  парк  зашевелился,  пришел  в  движение,  будто  и  жара  откатилась  куда-то,  стало  прохладнее.  Взгляды  устремлены  туда,  откуда  слышен  веселый  тренькающий  звук.  Все  ждут.

И  она  не  обманула  -  показалась  снова,  пролетела  мимо,  сверкнули  глаза,  белозубая  улыбка,  полыхнуло  солнце  на  бедре  -  и  девушка  исчезла.  Снова  ропот  пробежал  над  травой,  пробежал  и  улегся,  придавленный  жарой...

Киев,  центр,  парк,  конец  июля...

[b]КРАСАВИЦА[/b]

Киев,  международный  аэропорт.  Новый  терминал:  сталь,  стекло  и  гранит.  Всюду  группки  милиционеров  в  мятых  гимнастерках  фиалкового  цвета.

У  раздвижных  дверей,  из-за  которых  появляются  прибывшие  пассажиры,  подвижная,  шумная  толпа.

Встречающие  напряженно  всматриваются  в  непрозрачные  двери.  Двери  разъезжаются,  они  вытягивают  шеи,  приподнимаются  на  носки,  их  руки  и  губы  рефлекторно  вздрагивают,  готовясь  к  объятиям  и  поцелуям.  Потом  на  лицах  всех,  кроме  одного  счастливца,  появляется  разочарование.  Двери  разъезжаются  снова,  и  встречающие  снова  напряжены  и  полны  надежды.  Но  опять  осчастливлен  только  один  из  них.

В  толпе  снуют  таксисты.  Они  заполняют  пространство  призывами  и  обещаниями,  вид  у  них  при  этом  самый  заманчивый.  На  таксистов  смотрят  недоверчиво.  С  этим  же  недоверчивым  выражением  лица  пассажиры  следуют  за  таксистами,  садятся  в  такси  и  покидают  аэропорт.  Им  совершенно  ясно,  что  в  ближайшем  лесочке  их  выкинут  из  машины,  а  вещи  отберут.

Матовые  двери  разъехались  в  очередной  раз.  Из  дверей  вышла  девушка  и  остановилась.  В  толпе  у  дверей  возникло  напряженное  молчание.  Оно  стремительно  распространилось  на  весь  обширный  зал  прибытия.  На  милиционерах  разглаживаются  мятые  гимнастерки.  Все  –  встречающие,  пассажиры,  таксисты,  милиционеры,  работники  аэропорта,  какие-то  немцы  в  белых  кителях,  стилизованных  под  парадную  военно-морскую  форму,    –  смотрят  на  девушку.  Выражение  лиц  у  всех  одно:  вот  сейчас  решится  моя  судьба.  Сейчас  или  никогда.

Всем,  кроме  одного  из  онемевших,  выпадает  «никогда».  Он  приходит  в  себя,  выдвигается  из  толпы  навстречу  девушке,  протягивает  ей  букет.  Она  целует  его  в  губы,  обхватив  тонкой  смуглой  рукой  его  массивную  шею.  Он  берет  ее  под  руку,  и  они  медленно  покидают  зал  прибытия.  Все  смотрят  им  вслед.  На  лицах  –  разочарование,  обида,  задумчивость,  ожесточение.

В  зале  понемногу  возобновляются  разговоры  и  движение.  Двери  снова  разъезжаются,  оттуда  выходит  женщина  с  тележкой,  доверху  нагруженной  чемоданами,  сумками  и  пакетами,  и  ей  навстречу  с  фальшивой  улыбкой  устремляется  очередной  счастливец.

[b]КОНЦЕРТ[/b]

Июль.  Киев.  Майдан  Незалежности.

Жара  испепеляющая.  Над  асфальтом  и  тротуарной  плиткой  течет  ленивое  марево.  Оно  сливается  с  водами  фонтана,  струящимися  по  широким  ступеням,  и  кажется,  что  вся  территория  вокруг  монумента  Незалежности  находится  в  переливчатом,  обманном  движении.

Возле  Монумента  установлена  сцена.  Здесь  идет  концерт  –  финал  международного  конкурса  детского  творчества.  Коллективов  множество;  под  каждым  кустом  и  деревом  кто-то  торопливо  переодевается,  всюду  группы  детей  в  замысловатых  костюмах  репетируют,  снуют  родители,  пресса,  организаторы,  волонтеры,  торговцы,  прохожие...

Обещанный  от  мэрии  чиновник  не  приехал,  и  концерт  открывает  неловкая  речь  плотного  дядьки  из  оргкомитета.  Его  никто  не  слушает.  Наконец,  на  сцену  выходит  первый  коллектив.

Зрителей  вокруг  сцены  собралось  немного  -  уж  очень  жарко  сегодня.  Но  страсти  кипят  даже  в  этой  жидкой  толпе:  редкое  выступление  вызывает  дружные  аплодисменты.  Обычно  аплодируют  только  родители,  чьи  дети  на  сцене.  зато  уж  они  поддерживают  своих  от  души:  кричат,  свистят,  хлопают,  машут  флажками  и  всячески  демонстрируют  энтузиазм  и  восторг.

Прибывают  все  новые  и  новые  труппы  и  коллективы.  Вот  из  автобуса  выходит  еще  один:  неимоверное  количество  крошечных  девочек  и  мальчиков  в  украинских  национальных  костюмах  и  пять  рослых  девиц.  К  девицам,  жестикулируя,  подлетает  какой-то  человек  в  желтой  футболке.  Они  молча  выслушивают  его  и  удаляются  за  ним  к  небольшому  вагончику.  за  девицами  тянутся  и  малыши.  Они  очень  серьезны  и  сосредоточены:  шутка  ли,  выступать  на  Майдане!

Девицы  скрываются  в  вагончике,  малыши  обступают  его  со  всех  сторон.  Похоже,  жара  и  общая  суетливая  атмосфера  на  них  не  действуют.  Они  держатся  за  руки,  искоса  и  с  сомнением  поглядывают  друг  на  друга:  не  подведет  ли  партнер?

Через  некоторое  время  девицы  появляются  из  вагончика.  Они  переоделись  в  стилизованные  национальные  костюмы.  Теперь  и  блузки,  и  плахты,  и  венки  -  все  от-кутюр.  Да  и  сами  девицы  преобразились:  теперь  видно,  что  они  не    просто  рослые,  они  -  красивы,  ослепительно  красивы.  Малыши  отвлекаются  от  раздумий  о  предстоящем  испытании  сценой  и  принимаются  рассматривать  красавиц.

Красавицы  -  очень  медленно,  ведь  на  таких  высоких  каблуках  не  только  ходить,  но  и  стоять  трудно  -  перемещаются  на  площадку  под  Монументом.  Они  осторожно  преодолевают  ступени  и  укрываются  в  короткой  тени  от  безжалостного  солнца,  но  не  от  нескромных  взглядов.  Траектории  всех  снующих  у  сцены  людей  странным  образом  изменяются:  всех  так  и  тянет  взглянуть  на  красавиц.  А  они  стоят  там,  под  монументом,  с  самым  безмятежным  видом,  будто  нет  вокруг  -  ни  жары,  ни  людей,  ни  Киева,  ничего.  Ветерок,  ворвавшись  на  площадку  и  тронув  цветные  ленты  в  венках  красавиц,  замирает,  сраженный  наповал  -  то  ли  чем-то  небесным,  то  ли  чем-то  вполне  земным.

Откуда-то  появляется  милицейский  наряд.  Грузные  парни  тяготятся  амуницией,  обязанностями,  погодой,  их  лица  раскраснелись,  усталые  глаза  под  выгоревшими  бровями  глядят  сонно  и  равнодушно.  Они  медленно  пересекают  Майдан,  приближаются  к  Монументу  и  тут  замечают  красавиц.  Ничего  не  отразилось  на  лицах  милиционеров,  не  переменилось  во  взглядах  ничего,  но  наряд  остановился  у  Монумента.  Милиционеры  просто  стоят  и  смотрят  на  красавиц.  Минута,  две,  три  -  а  дальше  время  уже  будто  не  течет,  так  жарко  и  солнечно  у  Монумента,  что  замечать  движение  времени  свыше  трех  минут  невозможно.  Безмятежные  красавицы  сохраняют  свою  неподвижность,  как  и  милиционеры  свою.

Снова  вылетел  вертлявый  человек  в  желтой  футболке  и  принялся  что-то  втолковывать  красавицам.  Похоже,  он  совершенно  не  поддается  влиянию  их  красоты  и  температуры  на  Майдане:  быстро  говорит,  быстро  жестикулирует,  быстро  кидает  во  все  стороны  короткий  острый  взгляд,  который  смог  задержаться  чуть  дольше  и  с  едва  заметным  интересом  только  на  замерших  у  Монумента  милиционерах.

Кажется,  человеку  в  желтой  футболке  удалось  добиться  своей  цели,  он  исчезает  так  же  стремительно,  как  и  появился,  а  красавицы  неторопливо  проходят  к  сцене.  Они  выстраиваются  на  лесенке,  ведущей  за  кулисы,  одна  за  другой,  одна  другой  краше,  за  ними  толпятся  малыши.  Теперь,  когда  девушки  стоят  на  лесенке,  они  стали  видны  всему  Майдану.  Снование  народа  за  сценой  прекратилось  -  все  дружно  глазеют  на  красавиц,  потихоньку  пробираясь  поближе  к  сцене.  Милиционеры  не  двинулись  со  своей  позиции  у  Монумента,  только  дружно  повернули  головы  в  сторону  красавиц.

Наконец,  объявлен  номер  красавиц  и  их  подопечных.  Танцуют  только  малыши  -  все  с  тем  же  серьезным  и  сосредоточенным  видом,  с  каким  они  шли  от  автобуса  и  ждали  своего  выступления.  Роль  красавиц  весьма  скромна,  но  другой  и  лучшей  она  и  быть  не  может:  они  просто  стоят  на  сцене.  Номер  завершается,  и  дружные  аплодисменты  зрителей  подтверждают:  красавицы  со  своей  ролью  прекрасно  справились.  Да  и  малыши  постарались.  Красавицы  спускаются  со  сцены,  исчезают  в  вагончике  и  появляются  оттуда  снова  просто  рослыми  девицами.  Девицы  уходят  к  своему  автобусу,  за  ними  послушно  следуют  заметно  утомленные  малыши.

Милиционеры  у  Монумента,  проводив  глазами  девиц,  продолжают,  наконец,  свое  движение  через  Майдан.  Общественный  порядок  больше  не  требует  их  присутствия.

Концерт  продолжается...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=487595
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 23.03.2014

Хрестоматійний сюжет

Десь  так  років  тому  двісті
У  краю  далекім-славнім
Галасливі  спірні  вісті
Розлились  небезпідставні:

Поміркований,  спокійний,
Кажуть,  жив  собі  один,
Наче  патріарх  біблійний,
В  тім  краю  громадянин.

Дбав  про  бідних  і  нещасних,
В  церкві  голосно  співав,
І  молитви  повсякчасно
За  всіх  ближніх  промовляв.

Та  одного  якось  ранку
Він  зустрів  у  передмісті
Вкрай  привабливу  панянку
У  червоному  намисті.

Він  до  неї  з  привітанням,
Як  годиться:  -  Як  ся  маєш?
І  чого  перед  світанням,
Усамітнена,  блукаєш?

Та  панянка,  кажуть  люди,
Мала  певну  славу  тиху,
І  її  високі  груди
Багатьом  вчинили  лихо,

Через  неї  сварки,  бійки,
Кажуть,  вводила  у  гріх,
Залишала  без  копійки,
Спокушала  геть  усіх.

І  про  це  -  не  жаль  горлянку  -
Часто  голосно  кричали,
І  розбещену  панянку
До  одвіту  вимагали.

Та  чуткам  усім  лайливим
Наш  герой  невипадково
Геть  не  вірив,  бо  крикливим
Не  бува  правдиве  слово.

То  ж  він  так  до  неї,  наче
Слави  тій  не  існувало,
І  питається:  -  Бідаче,
Щось  лихе  тебе  спіткало?

А  вона  на  нього  скоса
Подивилася  й  питає:
-  Чи  ти  чув,  що  мої  коси
Саме  лихо  заплітає?

Він  до  неї  придивився,
Посміхнувся  й  відповів:
-  Для  вродливої  дівиці
На  вустах  не  бракне  слів,

Що  та  слава?  Що  те  слово?  -
То  пусте,  повір  мені,
Ціну  я  чуткам  чудово,
Добре  знаю:  на  землі

Слово  зле,  брехливе,  марне,
Якщо  тричі  повторити,
Може  кинуть  в  буцегарню
І  святого  спотворити.

Вона  дивиться  на  нього,
Він  своє  веде  їй  знов:
-  Знаю  я,  що  всі  у  Бога
Заслуговують  любов,

То  ж  якщо  безгрішний  Боже
Грішних  любить  повсякчас,
Ненавидіти  негоже
Тих,  хто  ходить  серед  нас.

А  панянка,  наче  грала:
-  Якщо  кажеш  -  доведи,
Я  тебе  попереджала,
Не  дослухавсь  -  буть  біді...

Він  не  знизує  плечима,
Каже:  Я  -  твій  чоловік,
Ти  тепер  моя  дружина,
Боже  ж  хай  простить  базік.

Закипіло  ціле  місто,
Все  вирує,  все  гуде,
Про  червонеє  намисто
Знов  розмову  люд  веде.

Галасують:  -  Спокусила!
Збила  з  праведного  шляху
Та  бісівська  вража  сила,
Що  веде  народ  на  плаху!

І  народ  у  Божу  славу
Те  подружжя  проклинав,
Із  своїй  в  чужу  державу
Наших  молодят  прогнав.

Доля,  бач,  вона  мінлива,
Так  от  сталось  в  тім  краю:
Діва  грішна  розділила
Славу  з  праведним  свою,

Те  не  вийшло,  що  бажалось,
Слава  праведного  враз
Із  багном  перемішалась,
Стала  прахом  водночас.

Десь  пішли  вони  далеко
У  світи  чужі  ворожі,
А  над  ними,  як  лелека,
Янгол  плив  у  небі  Божий,

Він  їх  вів  до  небокраю,
А  тоді  і  далі  вів  -
До  самісінького  Раю,
У  найкращий  із  світів.

Та  вони  йому  сказали:
-  Янгол,  любий,  не  спіши,
Ми  ось  тут,  серед  потали
Рай  на  двох  удвох  знайшли,

Та  якщо  земні  всі  днини
Сплили  нам  без  вороття,
Ми  готові  -  хай  провини
Оголосить  нам  Суддя!

Далі  що?  -  ніхто  не  знає,
Всі  думки  контроверсійні,
Тільки  це  розповідає
Цей  сюжет  хрестоматійний:

Десь  так  років  тому  двісті
У  одному  славнім  місті,
Кажуть,  жив  собі  один
Праведний  громадянин...

2014  р.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=487427
рубрика: Поезія, Сюжетні, драматургічні вірші
дата поступления 22.03.2014

Незнакомка

В  метро  её  я  вижу  иногда,
Но  наши  встречи  с  нею  очень  редки,
Нас  с  грохотом  уносят  поезда
Всегда  синхронно,  но  по  разным  веткам.

Куда  она  торопится  -  Бог  весть,
Куда  спешу,  я  даже  сам  не  знаю,
Маршрутов  одиночества  не  счесть,
И  я  любой  свободно  выбираю.

Маршруты  эти  -  странные  дела  -
Всегда  ведут,  но  никуда,  чтоб  вместе,
Нечасто,  но  небесные  тела
Нас  с  ней  сведут  в  знакомом  перекрестье.

Пускай  ведет  меня  моя  звезда,
Я  ей  перечить  вовсе  не  обязан,
Нас  с  грохотом  уносят  поезда  -
Вперед  всегда,  а  путь  назад  заказан...

Пришли  в  упадок  сверху  города,
Остыло  Солнце,  умерла  планета.
Нас  с  грохотом  уносят  поезда  -
Синхронно,  быстро,  но  по  разным  веткам.

2013  г.,  версия  2014  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=487186
рубрика: Поезія, Городская (урбанистическая) поезия
дата поступления 21.03.2014

Чудеса трансплантологии

Жили-были  в  одном  городе  два  человека.  У  одного  было  две  правых  ноги,  у  другого  -  две  левых.  Это  причиняло  обоим  существенные  неудобства:  и  ходить  получалось  криво,  и  с  обувью  были  сложно  -  покупать  приходилось  по  две  пары,  чтобы  соорудить  одну,  -  из  двух  левых  и  двух  правых  ботинок.  Короче,  мучение.

Однажды  в  этот  город  приехал  знаменитый  хирург-трансплантолог.  Ему  рассказали  об  этих  двух  несчастных,  хирург  разыскал  их  и  предложил  им  сделать  операцию:  пересадить  человеку  с  двумя  левыми  ногами  одну  правую  ногу  человека  с  двумя  правыми  ногами,  а  человеку  с  двумя  правыми  ногами  -  одну  левую  ногу  человека  с  двумя  левыми  ногами.  Они  согласились.

Операция  прошла  успешно,  и  жизнь  у  людей  этих  стала  повеселее.  Впрочем,  через  некоторое  время  они  уже  позабыли  о  былых  неудобствах  и  перестали  слишком  уж  радоваться.  Теперь  это  были  обычные  люди,  такие  же,  как  все  прочие,  с  одной  правой  и  с  одной  левой  ногой.

Прошло  еще  некоторое  время,  и  один  из  них  вдруг  пришел  ко  второму  и  потребовал  пересаженную  ногу  вернуть.  Говорит,  это  моя  нога,  и  всегда  была  моя,  так  что  отдавай,  а  то  мне  без  моей  ноги  жизни  нет.

Второй  человек,  конечно  же,  не  согласился:  твоя-то  твоя,  но  неудобно  жить  с  двумя  левыми  ногами,  как  и  с  двумя  правыми.  Да  и  у  тебя  тоже  моя  бывшая  нога,  так  что  мы  в  расчете.

Но  первый  настаивал  на  своем,  а  однажды,  когда  второй  человек  приболел,  первый  вдруг  ворвался  к  нему  в  дом  с  огромной  ржавой  пилой,  связал  второго  человека  и  отпилил  ему  одну  ногу,  которая  когда-то  принадлежала  первому.  И  ушел,  громко  хлопнув  дверью.

На  шум  прибежали  соседи,  вызвали  скорую,  и  второго  человека  удалось  спасти,  он  не  истек  кровью,  хотя  и  стал  инвалидом.  Он  со  слезами  смотрел  на  багровую  культю  и  думал,  что,  пожалуй,  и  с  двумя  левыми  ногами  было  не  так  уж  плохо,  с  левой  и  правой  было  вообще  замечательно,  а  вот  так,  с  одной  -  совсем  никуда.

Первый  человек  тем  временем  несколько  успокоился  и  пришел  к  выводу,  что  теперь  ситуация  его  полностью  устраивает:  у  него  было  две  здоровых  ноги,  правая  и  левая,  да  и  свою  ногу  он  себе  тоже  вернул.  Правда,  использовать  ее  было  затруднительно,  а  врачи  не  брались  пока  даже  придумать,  каким  образом  эту  ногу  приспособить  к  организму,  который  в  принципе  в  дополнительных  ногах  не  нуждался.  Эта  нога,  говорили  врачи,  будет  только  мешать,  а  вот  пользы  от  нее  никакой.

И  первый  человек  пошел  на  компромисс:  свои  ноги  -  и  правую,  и  левую  -  он  оставил  в  покое,  а  отпиленную  у  второго  ногу  спрятал  в  холодильник:  вдруг  когда-нибудь  понадобится.  Но  возвращать  он  ее  второму  человеку  ни  при  каких  обстоятельствах  не  собирался.

А  чтобы  недоброжелатели  не  говорили,  что  он  несправедливо  и  вообще  зря  отнял  ногу  у  второго  человека,  он  изготовил  муляж  отпиленной  ноги  и  ловко  пристегнул  ее  с  помощью  специального  устройства  к  своим  штанам.  Теперь  со  стороны  могло  показаться,  что  человек  вышагивает  по  городу  на  трех  ногах.  Правда,  это  выглядело  нелепо,  но  зато  он  был  совершенно,  полностью  и  абсолютно  доволен.  Он  ликовал.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=487179
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 21.03.2014

Чудова мова

У  маленькій  кухоньці  зібралася  родина.  Вже  вечір,  за  вікнами,  вкритими  морозними  візерунками,  темно,  а  від  того  у  кухоньці  бути  надзвичайно  приємно.  На  низенькому  ослінчику  сидить  бабуся;  вона  маленька,  сива,  її  обличчя  зморшкувате,  та  старенька  постійно  посміхається,  і  тому  здається,  ніби  зморшки  ті  від  посмішки,  а  не  від  віку.  Бабуся  щось  розповідає,  її  слова  ллються,  наче  струмок  або  пісня,  і  слухаєш  їх,  наче  струмок  або  пісню,  не  має  значення,  про  що  йдеться-ллється,  тобі  аби  бринів  у  повітрі  цей  співучий  голос.

Інші  –  бабусині  діти,  онуки  і  правнуки  –  слухають  стареньку,  а  усі  разом  вони  щось  готують  на  вечерю,  та  всі  чомусь  відчувають  таке  піднесення  і  радість,  наче  попереду  не  звичайна  вечеря,  а  велике  свято.  На  кухоньці  панує  особливий,  ледь  не  казковий  затишок,  вже  здається,  ніби  все  якось  так  саме  собою  готується,  ніби  ніхто  й  рук  не  докладає  до  страв,  що  каструлі  і  пательні  самі  дають  собі  ради,  вони  тихенько  булькочуть,  випускають  запашні  хмарки  пари,  задоволено  дзенькають  кришками,  щось  наказують  слухняним  овочам  та  соромлять  пустотливі  виделки,  аби  ті  своїм  дзенькотом  не  заважали  слухати  бабусю.

Найменший  в  родині  –  півторарічний  правнук  –  сидить  під  столом,  слухає  разом  з  усіма  бабусю  та  возить  між  ніжками  столу  маленький  дерев'яний  паротяг.  Бабуся  дивиться  на  малого,  потім  поглядає  на  свого  онука,  зовсім  дорослого,  ба  навіть  вже  із  сивими  скронями  чоловіка,  який  слухає  бабусину  безкінечну  розповідь  та  одночасно  лагодить  якусь  іграшку.  Старенька  каже:

-  А  я  ось  добре  пам'ятаю,  як  ти  вперше  заговорив.  Ти  ж  мовчав  рочків  до  двох,  слова  жодного  нам  не  казав,  батьки  твої  вже  хвилювалися,  чого  це  ти  мовчиш.  І  ось  ти  був  у  мене,  літо  тоді  випало  дощове,  щойно  сонечко  –  ось  вже  й  дощик  знов  пішов,  тільки  до  хати,  а  вже  й  на  двір  знову  можна  йти.  Ну,  та  то  нічого,  зате  городина  того  року  була  така  вже  рясна,  така  багата!  Та  клопіт  був  мені  із  тим  дощем,  бо  прання  чимало,  а  сушити  –  біда,  аж  ніяк.  –  Бабуся  сплескує  долонями  і  сміється.  -  Ось,  дивлюся,  наче  починає  розвиднятися  за  вікном,  вже  й  дощик  не  стукає,  я  хутчіш  усе  те  прання  на  двір,  а  мале  ж  отут  стоїть  у  ліжечку,  дивиться,  як  я  пораюся.  Та  ось  скоро  вже  знов  дощ  зайшов,  і  така  хмара  насунула,  ніби  ніч  настала.  Я  на  двір,  все  швиденько  зняла  і  в  хату  тягну,  а  воно  мене  побачило,  ручкою  у  віконечко,  на  двір  показує  та  каже:  «Баба,  дощ  іде».  Я  ж  зраділа,  те  прання  кинула  мало  не  у  дворі,  до  нього,  обіймаю,  цілую,  моє  ж  ти  золото,  бач,  як,  одразу  заговорило,  як  людина!

Онук  незворушно,  без  усмішки,  вимовляє,  не  відводячи  погляду  від  іграшки  у  свої  руках:
-  А  воно  злякалося,  посиніло  і  здохло.

Бабуся  починає  сміятися,  за  нею  починають  сміятися  усі,  сміються  дорослі,  сміються  діти,  наче  і  посуд  вже  сміється,  каструлі  з  пательнями  нишком  хихочуть,  підштовхуючи  один  одного  у  боки,  брязкотять  у  шафці  пустотливі  виделки,  підстрибують  на  стіні  ополоники  і  тарілки  на  полиці,  а  з-під  столу  зацікавлено  визирає  малий.

Старша  правнука  –  їй  вже  сім  –  дочекавшись  тиші,  каже:
-  Ой,  тату,  яка  ж  в  нас  мова  чудова!  От  порівняй,  –  і  вона  з  іншим  виразом  обличчя,  старанно  вимовляючи  усі  «О»,  повільно  продекламувала:  «А  оно  іспугалось,  посінєло  і  іздохло!»

Тут  вже  усі  зареготали  разом,  навіть  незворушний  онук,  кинувши  іграшку,  плескаючи  долонею  по  коліну  та  повторюючи  крізь  сльози:  «Іспугалось...  Посінєло...  Іздохло...»

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=486921
рубрика: Проза, Лірика
дата поступления 20.03.2014

Раздвоение личности

Года  три  назад  я  оформил  платежную  карту  в  одном  из  украинских  банков.  Когда  срок  ее  действия  закончился,  я  снова  пришел  в  этом  банк,  чтобы  оформить  новую.  Мне  повезло:  очереди  не  было,  данные  мои  не  изменились,  и  все  дело  должно  было  занять  несколько  минут.

Однако  не  тут-то  было.  Мальчик  лихо  жал  кнопки,  слал  мне  СМС-ки,  копировал  какие-то  бумаги,  делал  мои  фото  (некоторые  вышли  довольно  удачными).  Вдруг  он  замер,  отложил  телефон  и  опустил  руки  на  стол.  Лицо  его  при  этом  странно  вытянулось.

-  Ничего  не  выйдет…  пока,  -  промямлил  клерк.
-  А  в  чем,  собственно,  дело?  -  спросил  я,  немного  напрягшись.  Слухов  об  особенностях  этого  банка  до  меня  доходило  много,  но  у  меня  пока  никаких  нареканий  на  его  работу  не  было.

-  В  центральном  офисе,  в  базе  данных,  вас…  двое…  правильный  и…  неправильный,  -  мялся  клерк,  бросая  косые  взгляды  на  монитор,  на  меня  и  на  старших  клерков,  которые  уже  начали  собираться  у  его  стола  небольшим,  но  тесным  и  недружелюбным  полукругом.  –  Одного  надо,  -  тут  клерк  побледнел  и  сглотнул,  -  у…у…-  он  снова  сглотнул  и  почти  выкрикнул:  –  Убить!…  -  и  добавил  едва  слышно:  -  в  системе.

-  Хорошо.  Когда  моя  карточка  начнет  работать?
-  Я  вам  позвоню,  -  прошептал  клерк,  глядя  на  меня  такими  глазами,  как  будто  перед  ним  было  привидение  того  самого  неправильного  меня,  уже  замордованного  где-то  в  подземельях  центрального  офиса.

Позвонит  так  позвонит.  Я  вышел  из  банка  и  побрел  по  улице.  Мимо  мчался  поток  машин.  Ветер  бестолково  размахивал  деревьями.  Солнце  было  неумолимо.  От  асфальта  поднимался  ровный  жар.

Впереди  показалась  деревянная  часовня  с  золотым  крестом.  Улицу  напротив  часовни  косо  перерезал  транспарант  с  рекламой  кабаре,  поэтому  крест  виднелся  на  фоне  огромной  девицы  неестественного  цвета  и  чудовищных  форм.  Наверное,  эта  картина  вернула  мои  мысли  к  банку  и  моей  проблеме.

Значит,  меня  все-таки  двое…  Я  всегда  это  подозревал…  «…и  в  зеркале  он  видел  иногда  второго  «я»  стоячий  водоем»…  Один  из  нас  неправильный…  Его  надо  убить…  Возможно,  именно  так  надо  поступать  в  такой  ситуации…  Взять  и  избавиться…  Но  от  какого  именно  меня?  Могу  я  выбирать,  кого  из  нас  убить?..  Почему  они  решают  это  сами?..  Как  они  выбирают  правильного?..  Да  что  они  вообще  обо  мне  знают?!  –  и  я  решительно  повернул  к  банку.

Сделал  шаг  и  остановился.  А  что  я  сам  о  себе  знаю?  Может  быть,  это  и  есть  мой  шанс?  Может  быть,  сейчас  надо  просто  подождать?  Просто  остановиться  и  не  дать  состраданию,  милосердию,  сентиментальности  или  жалости  снова  выбрать  не  того?  Просто  стоять  здесь,  чтобы  тот,  другой,  -  слабый,  безвольный,  ленивый,  склонный  ко  лжи  и  притворству,  -  ушел  навсегда?  А  иначе  все  снова  пойдет  так,  как  идет  уже  много  лет!

Тут  мои  размышления  были  прерваны  звонком  телефона.  Клерк,  захлебываясь  от  усердия  и  предупредительности,  сообщил  мне,  что  моя  проблема  решена,  и  карта  уже  работает.  Мне  показалось,  что  в  голосе  его  звучало  некоторое  соболезнование.  Я  коротко  поблагодарил  его  и  дал  «отбой».

Значит,  решена  проблема…  Выбор  сделан,  и  снова  не  мной…  Ну,  что  же,  правильный  или  неправильный,  но  теперь  я  один.  Сам  себе  и  своей  судьбе  хозяин!  Я  огляделся.  Будто  бы  ничего  не  изменилось.  Деревья  бестолково  размахивали  ветвями.  Солнце  палило.  Ветер  изгибал  фиолетово-розовую  девицу  чудовищных  очертаний,  под  девицей  ревели  и  чадили  автомобили.  Над  всем  этим  возносилась  деревянная  часовня  и  небольшой  золотой  крест.  Я  сунул  телефон  в  карман  и  не  спеша  побрел  на  работу.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=486920
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 20.03.2014

Тени

Автобус.  Утро.  Равнодушно
Она  глядит  в  своё  нигде,
Глаза  усталые  под  тушью,
Мазок  помады  на  губе.
Но  тихо  тени  пробегают,
И  изменяется  нигде:
Автобус,  утро  исчезают
В  какой-то  незнакомой  мгле,
Глаза  закрыты,  и  осанка
В  ней  выдает  иную  кровь:
Всему  и  всем  здесь  чужестранка,
Ей  ново  всё...  И  всё  не  в  новь
Усталой,  той,  что  равнодушно
Глядит  в  постылое  нигде,
Небрежно  тронутые  тушью,
Глаза  тонули  в  синеве,
А  синева  приветом  новым
Ей  шлет  очередную  тень:
Она  у  печки  изразцовой
Стоит,  и  тает  зимний  день,
И  человек  смешного  роста
Ей  декламирует,  смеясь.
Январь.  И  скоро  у  погоста
С  ним  распрощалась,  помолясь...
Внезапно  что-то  проскрежещет
В  динамик  голос  записной,
Она  в  поток  мужчин  и  женщин
Ступает  особью  иной.
Вокруг  неё  пространству  тесно,
И  сторонятся  все  кругом:
Опасным,  странным,  неизвестным
Науке  нашей  существом
Она  мелькнула  и  исчезла,
Как  круг  от  камня  на  воде...
Автобус  тронулся.  В  нем  кресло,
На  нем  сидит,  глядит  в  нигде,
Глядит  спокойно,  равнодушно.
-  Дело-то  как?  -  Да  так  себе.
Глаза  усталые  под  тушью,
Мазок  помады  на  губе...

2013  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=486690
рубрика: Поезія, Городская (урбанистическая) поезия
дата поступления 19.03.2014

Пост-тоталитарное

...Еще  вчера  в  столыпинских  вагонах
Собою  меряли  ширОты  и  долгОты,
Собою  в  мерзлоте  заполнили  пустОты,
А  также  на  различных  полигонах
Служили  материалом  для  наук,
Как  новый  враг  -  вчера  союзник  нам  и  друг  -
Повержен  будет  в  лондонах  и  вашингтонах,
А  после,  молчаливо  одобряя
Все  то,  что  с  нами  родина  без  края
Проделала  в  СИЗО,  бараках,  гарнизонах,
На  тесных  кухнях  пили  и  блевали,
Орали  "Сука  Сталин!",  "Был  бы  Сталин!"
И  выжигали  лики  на  святых  иконах,
И  догоняли,  и  перегоняли,
И  выполняли-перевыполняли
По  нефти,  углю  план  и  план  по  заключенным
И  несогласным  в  тесных  подземельях...
Как  сон,  как  хмель,  как  тяжкое  похмелье  -
Все  это  миновало,  и  к  ума  лишенным
Ум  будто  возвращается.  Но  снова  -
Достаточно  и  слова,  и  полслова  -
Мерещатся  опять  мундиры  и  погоны
Под  "тройками",  сутанами,  плащами,
Конвойных  шаг  за  голыми  плечами,
И  перестук  колес  столыпинских  вагонов...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=486555
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 18.03.2014

Вошива перука

                               Казка  для  середнього  післяшкільного  віку

Жили-були  сусіди  -  Лисий  Дід_ько  і  Ковінька.  Лисий  Дід_ько  був  заможний,  великий,  сильний.  А  Ковінька  була  вродлива,  співуча  і  весела.  В  Лисого  Дід_ька  всього  було  -  до  дід_ька,  проте  він  сумував  не  за  тим,  що  в  нього  є,  а  за  тим,  чого  в  нього  нема,  адже  був  він  лисий,  як  коліно.  А  в  Ковіньки  було  розкішне  довге  волосся  -  хвилясте,  густе,  золотаво-солом’яного  кольору.  Лисий  Дід_ько  спокою  не  знаходив:  хотів  собі  волосся,  бо  над  ним  вже  через  його  лисину  кепкували,  а  дівчата  оминали  стороною,  крім  тих,  кого  приваблювали  Дід_ькові  статки,  але  таких  Дід_ько  і  сам  не  бажав  поруч  себе  бачити:  ет!  -  халепа  яка  на  старості,  бути  посміховиськом,  та  ще  й  лисим  посміховиськом!

Дід_ько  і  вмовляв  Ковіньку,  і  погрожував,  і  посилався  на  історичну  справедливість  і  різне  таке  інше,  -  Ковінька  слухала,  замріяно  наспівувала,  але  волосся  не  віддавала.  Лисий  Дід_ько  придивлявся  до  волосся,  крутив  головою,  плювався  з  пересердя,  та  зазіхань  отримати  волосся  не  полишав.  Ковінька  на  це  не  зважала  -  знай  собі  співала,  народжувала  дітей,  збирала  врожаї  та  заплітала  коси.

Тоді  Лисий  Дід_ько  вдався  до  хитрості:  він  наловив  вошей,  генно  їх  модифікував,  аби  були  вони  зліші  і  витриваліші,  і  натрусив  їх  повну  жменю  у  волосся  Ковіньки,  коли  вона,  втомлена  співами,  народженням  дітей  та  збиранням  врожаїв,  заснула  під  вербою  на  березі  широкого  Дніпра.  Вже  на  ранок  Ковінька  чухалася  як  навіжена,  проте  не  полишала  ані  своїх  звичних  справ  -  вирощування  врожаїв,  співів  та  народження  дітей,  ані  спротиву  намаганням  Лисого  Дід_ька  отримати  її  чарівне  волосся.  Та  Лисий  Дід_ько  був  не  тільки  підступний;  він  взагалі  був  готовий  на  все  заради  досягнення  своєї  мети.

І  одного  нещасливого  дня  Лисий  Дід_ько  дочекався.  Ковінька  вгрузла  в  болото  і  ніяк  не  могла  з  нього  виборсатися,  вона  потопала  в  баюрі  і  вже  злегка  кликала  про  допомогу  і  взагалі  -  рятуйте,  люди  добрі,  рятуйте,  заради  Бога!  Ось  тут  з  кущів  вигулькнув  Лисий  Дід_ько,  який  весь  час  був  поруч  і  пильно  стежив  за  Ковінькою.

-  Ой,  ти,  бідака-бідака,  -  заволав  Лисий  Дід_ько,  -  ніяк  тебе  врятувати,  нема  в  тебе  рученьок,  аби  я  тебе  підхопив  по-сусідські  та  витяг,  ой,  леле,  ой,  Ковінько,  гинути  тобі!

-  Сусідонько  милий,  хапай  мене  за  косу,  тягни,  то  й  витягнеш!  -  заволала  до  Дід_ька  Ковінька.

Лисий  Дід_ько  тільки  того  і  чекав:  він  ухопився  за  розкішне  волосся  Ковіньки,  зібрав  його  все  до  купи  в  кулаку  так,  що  в  Ковіньки  аж  очі  на  лоба  полізли,  витяг  з  кишені  довжелезного  гострезного  ножа  і  -  Господи!  -  відтяв  всі  пасми  і  пасмочка  Ковіньчиного  волосся  до  останнього!  Ковінька  аж  забула  про  небезпеку,  в  якій  вона  опинилася:

-  Лисий  Дід_ько,  що  ж  це  ти  робиш,  я  й  так  гину,  а  ти  собі  вигоди  в  моїй  смерті  шукаєш!  -  заволала  Ковінька.

Та  Лисий  Дід_ько  вже  пішов:  своє  він  отримав,  а  Ковінька  його  не  цікавила,  хіба  на  дрова,  коли  зима  буде  люта.  Дід_ько  прийшов  додому,  викликав  свого  перукаря  та  кинув  йому  розкішне  Ковіньчине  волосся:

-  Перукарю  мій  вірний,  зроби  мені  з  цього  волосся  перуку,  та  таку,  аби  всі  були  вражені  нею  і  мною,  аби  ніхто  вже  не  зважувався  наді  мною  кепкувати!  -  і  перукар  заходився  терміново  робити  перуку.

І  перука  вийшла  просто  неймовірна:  всі  наближені  до  Лисого  Дід_ька  особи  падали  долі  і  вигукували  у  захваті  щось  незрозуміле,  проте  переконливе  і  схвальне.  Лисий  Дід_ько  задоволено  посміхався  і  гладив  своє  новеньке  волосся,  яке  -  якщо  відверто  -  сиділо  на  його  голові  доволі  кумедно  та  якось  криво.

Та  Дід_ько  радів  не  дуже  довго:  воші  почали  йому  надокучати,  адже  вони  зголодніли,  поки  перукар  виготовляв  перуку.  Лисий  Дід_ько  чухався,  чухався  і  чухався,  викликав  перукаря,  лікаря,  ветеринара,  зоотехніка,  навіть  міліціонера,  розвідника  і  двох  генералів,  та  вдіяти  нічого  вони  не  змогли:  воші  виявилися  непереможними,  тільки  реготали  вголос  на  всі  спроби,  залякування  та  засоби,  і  ще  сильніше  кусали  Дід_ька.  І  Лисий  Дід_ько  стратив  усіх,  кого  покликав  на  допомогу,  отримав  від  цього  деяке  полегшення,  проте  воші  примусили  його  забути  про  це  задоволення  вже  за  хвилину.

Лисий  Дід_ько,  чухаючи  голову  і  стогнучи,  блукав  лісом  і  вже  шукав  собі  смерті.  Аж  тут  дивиться  -  Ковінька,  жива  і  здорова,  та  й  волосся  в  неї  -  краще,  ніж  було,  колір  такий,  що  дивитися  не  можна,  аж  сліпить,  а  хвилі  в  цьому  волоссі  такі,  що  аж  паморочиться  в  голові  та  коліна  слабшають.  І  не  чухається  -  зовсім,  взагалі,  навіть  мимоволі  або  й  навмисно  –  ні,  не  чухається.  Красується,  сяє,  співає,  ось  і  все.  Вошивий  Дід_ько  аж  засмикався  увесь:

-  Ковінька,  -  звернувся  до  неї  Лисий  Дід_ько,  -  як  ти  позбавилася  тих  клятих  вошей,  допоможи,  я  тебе  золотом,  сріблом  і  міддю  засиплю  по  самі  вуха  –  двічі,  а  то  й  тричі!

Ковінька  подивилася  на  Лисого  Дід_ька  і  похитала  головою:

-  Ти  наслав  мені  цих  вошей,  Лисий  Дід_ько.  Ти  покинув  мене  у  смертній  небезпеці.  Ти  взяв  моє  волосся,  скориставшись  моєю  слабкістю.  Я  була  вже  на  волосину  від  смерті,  я  бачила,  як  ти  побіг  до  свого  палацу  з  моїм  волоссям,  байдужий  до  моєї  долі...  Я  могла  загинути,  та  мене  врятували  мої  друзі.  Я  втратила  моє  волосся,  та  разом  із  ним  і  твоїх  вошей.  Я  була  на  межі  загибелі  -  та  врятувалася,  а  моє  волосся  нині  -  краще,  ніж  було  будь-коли,  від  хлопців  відбою  нема,  сватів  зранку  до  ночі  засилають,  ну,  та  це  тебе  не  обходить.  А  ти,  Дід_ько,  як  був  Лисий  -  так  лисим  і  залишився,  бо  то  в  тебе  на  голові  не  твоє,  а  моє  волосся.  Та  тепер  ти  ще  й  вошивий,  бо  це  не  мої,  а  твої  воші.  Волосся  я  тобі  дарую,  втішайся,  а  воші  -  і  так  твої,  не  нарікай.  А  друзів  в  тебе  і  поготів  –  нема  жодного,  хіба  Шляк  і  Трясця,  та  хіба  ж  то  друзі,  як  вони  покинули  тебе?

І  Ковінька,  наспівуючи  і  пританцьовуючи,  пішла  далі  своєю  дорогою,  а  Лисий  Дід_ько,  скавучи  і  розчухуючи  свою  голову  аж  до  кісток  черепа,  пошкандибав  вглиб  лісу.  Більше  його  ніхто  не  бачив;  кажуть  люди,  що  Лисий  Дід_ько,  зацькований  вошами,  надибав  те  саме  болото,  в  якому  потопала  Ковінька,  коли  він  відтяв  її  волосся,  і  ньому  втопився.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=486426
рубрика: Проза, Лірика
дата поступления 18.03.2014

Вечная любовь

Я  уже  стар.  Наверное,  я  скоро  умру.  В  моей  жизни  было  много  привязанностей  и  даже,  пожалуй,  любви.  Но  все  проходит,  и  все  прошло,  и  жизнь  моя  подходит  к  концу.  Одна,  только  одна  любовь  осталась  у  меня.

Теперь,  когда  она  -  единственная,  ее  красота  только  ярче.  Любовь  моя,  ты  ослепительна  в  пустоте,  которая  теперь  окружает  меня.  Никого  нет  в  моей  жизни,  только  ты.
Эта  пустота  и  эта  любовь  –  последнее,  что  я  увижу.  Я  уже  так  стар.

Сейчас,  когда  я,  наконец,  понял  главное,  я  сомневаюсь,  что  в  моей  жизни  было  что-то  еще,  кроме  этой  любви.  Было,  конечно,  было,  но  эта  любовь  пришла  ко  мне  не  на  склоне  дней.  Она  была  со  мной  всегда.  Прочие  уходили,  исчезали  и  предавали,  но  она  не  покидала  меня  никогда,  прощала  все,  хранила  верность,  ничего  не  требуя  взамен.  Это  я  изменял  ей,  это  я  забывал  ее.  Тем  острее  было  раскаяние,  тем  жгучее  стыд,  тем  глубже  радость  возвращения  к  ней,  мой  вечной,  моей  единственной,  моей  последней  любви.

Кого  я  вспомню  теперь,  когда  мне  открылась  истина?

Я  всегда  увлекался  очень  легко.  Привязанности  детства  вспыхивали  часто,  ярко  и  гасли  быстро.  Их  косички,  веснушки  и  челки  мгновенно  пленяли  мое  воображение  и  так  же  стремительно  его  покидали.  Это  была  пора  радостных  влюбленностей  и  беспечальных  расставаний.

Теперь  мне  кажется,  что  моя  последняя  любовь  повстречалась  мне  еще  тогда.  Иначе,  почему  я  не  могу  вспомнить  ни  одного  имени,  ни  одного  образа,  а  ее  помню  так  же  ясно,  как  вижу  теперь?  Может  быть,  всех  этих  девочек  вовсе  никогда  не  было,  может,  я  просто  признаю,  что  им  следовало  быть  в  моем  детстве?

Юность,  молодость,  зрелость.  Наверное,  у  меня,  как  у  всякого  человека,  были  друзья,    подруги,  возлюбленные.  Должны  были  быть  –  ведь  мои  фотоальбомы  полны  изображений  людей,  чьих  имен  я  не  помню.  Их  лица  на  черно-белых  фотографиях  вызывают  у  меня  глухое  раздражение  и  страх:  они  все  мне  незнакомы.  Может  быть,  это  годы  и  болезни  разрушили  мою  память  и  ослабили  разум?  Но  ее,  мою  вечную  любовь,  я  узнаю  на  каждой  фотографии,  я  помню  о  ней  все.  Я  знаю  все  ее  черты,  как  свои  собственные,  я  могу  подробно  рассказать,  как  они  менялись  с  годами.  Значит,  я  не  помешался  и  не  впал  в  маразм.  Не  имеет  значения,  откуда  в  моем  доме  все  эти  фотографии.

Были  у  меня  и  животные.  Я  не  могу  припомнить  виды,  породы,  имена.  Вижу  какой-то  расплывчатый  небрежный  коллаж,  словно  вывеску  провинциального  зоомагазина.  Но  я  очень  живо  помню  моих  экзотических  питомцев:  степную  гадюку  и  огромного  тарантула.  Их  боялись  все,  кому  я  с  гордостью  их  демонстрировал,  бравируя  бесстрашием  и  отсутствием  брезгливости.  Я  сам  их  боялся,  мне  самому  они  были  омерзительны.  Но  я  бы  никогда  не  выдал  своего  страха  и  отвращения.  Ведь  она,  моя  неизбывная  любовь,  с  таким  восхищением  смотрела  на  этих  отвратительных  существ  в  моих  руках.  Может  быть,  именно  поэтому  они  мне  запомнились?

Все  привязанности  моей  долгой  жизни,  кроме  одной,  все  возлюбленные,  кроме  одной,  все  и  всё,  кроме  неё,  исчезли,  словно  дым,  унесенный  порывом  ветра.

Все  эти  люди  и  существа  и  были  дымом,  который  застил  взгляд,  щипал  глаза,  заставляя  проливать  слезы  ложной  радости  и  мнимого  горя,  чтобы  я  не  увидел  и  не  понял,  кто  –  моя  настоящая,  единственная  и  вечная  любовь.

Но  теперь  -  кончено.  Дым  расселся.  Мой  взгляд  ясен  и  устремлен  только  на  неё.

Мне  не  жаль,  что  почти  вся  моя  жизнь  истрачена  на  пробы  и  ошибки,  ведь  я  нашел  ее.

Мне  не  горько,  что  у  нас  почти  не  осталось  времени,  ведь  оно  все  принадлежит  нам.

Мне  не  страшно  умирать,  ведь  я  умираю  вместе  с  ней,  глаза  в  глаза,  дыхание  в  дыхание.

И  я  с  радостью  умру  прямо  сейчас  и  прямо  здесь.

Здесь,  у  зеркала.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=486208
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 17.03.2014

Наша Жанна

Троллейбус.  Громыхая  и  подпрыгивая  на  ямах,  он  везет  меня  на  работу.  Ехать  всего  несколько  остановок,  я  уже  мысленно  в  офисе.  Бездумно  (точнее  –  тупо)  смотрю  на  замысловатый  компостер  –  крупный  синий  ящик  с  электронным  табло.  Кондуктор,  заметив  мой  интерес  к  устройству,  начинает  пояснять  его  назначение.  Этот  ящик,  как  выяснилось...  Впрочем,  дальнейший  рассказ  требует  описания  кондуктора,  а  о  ящике  можно  уже  забыть  (забывайте,  забывайте,  об  устройстве  речи  больше  не  будет).

Кондуктор  -  девушка  лет  22-х,  среднего  роста,  стройная,  спортивного  телосложения,  довольно  симпатичная,  с  умными  живыми  глазами,  правильной  украинской  речью,  в  аккуратной  шляпе,  в  ушах  –  такие  сережки...  не  знаю,  как  они  называются,  но  мне  такие  нравятся.  Мне  было  намного  интереснее  узнать,  что  привело  эту  девушку  в  салон  троллейбуса  в  роли  кондуктора,  ведь  обычно  кондукторы  –  совсем  не  такие  (да  все  знают,  какие).  Оказалось,  она  с  отличием  закончила  военный  ВУЗ,  получила  офицерское  звание  и  диплом,  и  теперь  ждет  направления  в  Вооруженные  Силы  Украины  для  прохождения  службы  по  контракту.  Армия  –  ее  детская  мечта.  Если  бы  у  нее  сейчас  была  некоторая  сумма  для  содействия  этому  процессу,  она  бы  уже  где-то  служила.  Но  денег  у  нее  нет,  а  сама  она  –  «не  гордая,  могу  подождать  и  вот  так  поработать».  Я  пожелал  ей  удачи  и  успехов  и  вышел  из  троллейбуса.

Я  шел  на  работу  и  недоумевал.  Ты  можешь  быть  туп  или  умен,  жесток  или  добр,  ленив  или  трудолюбив,  подл  или  благороден,  но  твое  место  офицера  –  защитника  Отечества,  слуги  царю,  отца  солдатам  –  зависит  прежде  всего  от  взятки.  Мне  даже  померещилась  некая  идиотская  военная  доктрина,  которая  предусматривает  в  качестве  стратегии  подкуп  генералов  противника.  Это  эффективно,  да...

Но  страх  за  отечество,  полагающееся  на  такой  сомнительный  метод  отбора  офицерских  кадров,  был  немедленно  побежден.  Я  вспомнил  умные,  живые  глаза  девушки-кондуктора...  простите,  уважаемая  девушка,  что  назвал  Вас  так,  Вы  –  не  кондуктор,  -  Вы  –  офицер  и  патриот,  это  среди  генералов  развелось  у  нас  полным-полно  кондукторов,  собирающих  «плату  за  проезд».  Так  вот,  я  вспоминаю  Ваши  глаза,  уважаемая  девушка,  и  понимаю,  что  в  случае  войны  у  нас  найдутся  самоотверженные  и  умелые  партизаны,  которые  защитят  и  мирное  население,  и  генералов-кондукторов.  И  я,  человек  сугубо  мирный,  «не  служивший,  не  имеющий  военной  специальности,  годный  в  военное  время  к  нестроевой  службе»,  пожалуй,  готов  идти  в  партизаны  за  таким  командиром.

Спасибо  Вам,  уважаемая  девушка,  и  храни  Вас  Бог.

2013  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=486204
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 17.03.2014

Самотній блюз

Самотній  блюз  лунає  в  парку,
Навколо  вулиця  вирує,
Самотній  блюз  ніхто  не  чує,
Так,  наче  в  приміським  фільварку,
А  не  в  міськім  центральнім  парку
Самотній  блюз  комусь  чарує,
Когось  вмовляє  ледве  чутно,
Благає,  промовляє  стиха,
І  переконує,  що  лихо
Невідворотно  в  прямокутне
Хитке,  непевне,  дике,  мутне
Становище  усім  на  втіху
Саме  себе  поставить  скоро,
Минеться  все  і  скресне  туга,
Проблема  в  тім,  що  час  -  папуга,
Тому  не  може  без  повтору,
Повтори  в  часі  -  то  наш  ворог,
Та  все  одно  інакша  смуга
На  зміну  чорній  тужній  смузі
Прийде  -  в  тім  сумнівів  немає,
Добро  завжди  перемагає,
Це  правда,  не  одна  з  ілюзій,
Вона  в  усьому,  як  в  цим  блюзі,
Що  між  деревами  лунає...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=485976
рубрика: Поезія, Міська (урбаністична) поезія
дата поступления 16.03.2014

Карие очи, губы карминные

Утро  в  маршрутке  пахнет  бензином,
Лица  помяты  и  серы  как  глина,
Облако  красным  и  синим  слоится,
В  пробках  свое  досыпает  столица,
Серые,  сонные,  скучные  лица...
Вдруг  я  заметил  эту  девицу:
Волосы  черные,  ровные,  длинные,
Карие  очи,  губы  карминные!
И  изменилась,  привычна,  картина:
Шелк  и  тафта,  жемчуга,  кринолины,
Блики,  хрусталь,  зеркала,  палантины,
Утро  не  утро,  лица  не  лица,
Или,  быть  может,  мне  это  снится?
Ну-ка,  проверю:  это  столица,
Красная  глина  на  лицах  слоится,
Облако  в  пробке  стоит  и  дымится,
Пахнет  бензином  черная  птица,
А  средь  всего,  шурша  кринолином,
Волосы  черные,  ровные,  длинные,
Карие  очи,  губы  карминные!
Надо  спасаться,  надо  бежать,
Надо  полицию  срочно  позвать,
Где  это  видано,  в  самом-то  деле,
Что  бы  в  маршрутке  утром  сидели
Шелк  и  тафта,  жемчуга,  кринолины,
Карие  очи,  губы  кармином?
Ну,  слава  Богу,  идет  полицейский,
Смотрит  внимательно  в  линзы  от  Цейсса:
Зеркало  жемчугом  красным  слоится,
Птицы  свое  досыпают  в  столице,
Мяты  маршрутка,  хрусталь  и  картины,
В  лужах  цветные  плещут  бензины,
А  по  шелкам  маршируют  девицы:
Волосы  черные,  ровные,  длинные,
Карие  очи,  губы  карминные!
С  этим  полиции  не  совладать,
Тут  этой  нечисти  целая  рать,
Ну  ничего,  против  этой  напасти
Есть  у  нас  снадобья,  средства  и  снасти,
Вот  я  сейчас,  как  некто  былинный,
С  корнем  вот  эти  черные,  длинные!...
Но  карие  очи  и  губы  карминные
Стали  финалом  этой  былины...
Ладно,  сдаюсь,  признаю,  так  и  есть
Все  именно  так  и  именно  здесь:
В  небе  маршрутка  реет  как  птица,
Красный  асфальт  под  ногами  слоится,
Жемчуг  горстями  кидает  столица,
Цейсс  промывает  горло  бензином,
Чистит  хрусталь  инспектор  полиции,
Утро  немного  пахнет  жасмином,
А  надо  всем,  улыбаясь,  девица:
Волосы  черные,  ровные,  длинные,
Карие  очи  и  губы  карминные...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=485768
рубрика: Поезія, Городская (урбанистическая) поезия
дата поступления 15.03.2014

Сага о Свантесонах

           1.  ДРУЗЬЯ  СВАНТЕ  СВАНТЕСОНА

В  шведской  провинции  Свантеланд,  в  городе  Свантегольм,  жил-был  швед  по  имени  Сванте  Свантесон.  Он  был  высокий,  светловолосый  и  голубоглазый.  Однажды  Сванте  Свантесон  вышел  из  своего  дома  на  улице  Свантесонгатан  и  на  Свантесонвеген  встретил  своего  старого  школьного  друга  Сванте  Свантесона  со  Свантеландвеген.  Сванте  Свантесон  был  высокий,  светловолосый  и  голубоглазый.  Сванте  Свантесон  пожал  руку  Сванте  Свантесону  и  хлопнул  Сванте  Свантесона  по  плечу.  Сванте  Свантесон  ответил  ему  тем  же.

Потом  они  зашли  в  бар  на  Свантесонбру  и  заказали  себе  пива.  Сванте  Свантесон  отхлебнул  глоток  старого  доброго  Свантеборга  и  еще  раз  хлопнул  Сванте  Свантесона  по  плечу.  Сванте  Свантесон  ответил  ему  тем  же.

Потом  Сванте  Свантесон  сказал:  «Сванте,  а  ты  помнишь  нашего  приятеля  Сванте  Свантесона,  такого  высокого,  светловолосого  и  голубоглазого,  он  учился  в  параллельном  классе  и  жил  на  Свантесоналлее?»  Сванте  Свантесон  ответил:  «Ну  конечно,  я  хорошо  помню  Сванте  Свантесона,  он  был  такой  высокий,  светловолосый  и  голубоглазый.»

«Так  вот,  -  продолжил  Сванте  Свантесон,  -  этот  Сванте  Свантесон  женился  на  дочке  старого  Сванте  Свантесона,  старшего  партнера  юридической  фирмы  «Свантесон,  Свантесон  и  партнеры.»  «Это  выгодная  партия,  -  покачал  головой  Сванте  Свантесон,  -  однако  и  характер  у  дочки  старого  Сванте  Свантесона  не  сахар.»  И  Сванте  Свантесон  рассмеялся  и  хлопнул  Сванте  Свантесона  по  плечу.  Сванте  Свантесон  ответил  ему  тем  же.

«С  другой  стороны,  -  сказал  Сванте  Свантесон,  -  она  высокая,  светловолосая  и  голубоглазая.»  «Да,  -  ответил  Сванте  Свантесон,  -  тут  возразить  нечего.  Она,  эта  дочка  старого  Сванте  Свантесона,  высокая,  светловолосая  и  голубоглазая.»  В  ответ  Сванте  Свантесон  рассмеялся  и  хлопнул  Сванте  Свантесона  по  плечу.  Сванте  Свантесон  ответил  ему  тем  же.

И  долго  еще  Сванте  Свантесон  со  Сванте  Свантесоном  пили  Свантеборг,  хлопали  друг  друга  по  плечам  и  вспоминали  своих  друзей:  Сванте  Свантесона  со  Свантесонхольмгатан,  высокого,  светловолосого  и  голубоглазого;  Сванте  Свантесона,  с  которым  Сванте  Свантесон  служил  в  армии,  который  отличался  тем,  что  был  высокий,  светловолосый  и  голубоглазый;  Сванте  Свантесона,  с  которым  Сванте  Свантесон  и  Сванте  Свантесон  выходили  в  море  на  рыбалку,  и  который  очень  нравился  женщинам,  потому  что  был  высокий,  светловолосый  и  голубоглазый.

Поздно  вечером  Сванте  Свантесон  и  Сванте  Свантесон  расстались  на  Свантесонбру  и  разошлись  по  домам:  Сванте  Свантесон  на  Свантесонгатан,  а  Сванте  Свантесон  на  Свантеландвеген.

                       2.  СВАНТЕ  СВАНТЕСОН  И  НОТАРИУС

Однажды  Сванте  Свантесон,  который  жил  в  Свантегольме  на  Свантесонгатан  и  дружил  со  Сванте  Свантесоном  со  Свантеландвеген,  получил  письмо  от  нотариуса  Сванте  Свантесона.  Нотариус  приглашал  Сванте  Свантесона  посетить  его  контору  по  адресу:  Свантесонбру,  13,  в  любое  удобное  для  Сванте  Свантесона  время,  при  условии,  что  это  удобное  время  с  10  до  12  часов  каждый  второй  понедельник  каждого  третьего,  пятого  и  восьмого  месяца  каждого  високосного  года.  “Странное  дело,  -  подумал  Сванте  Свантесон,  -  зачем  я  ему  нужен?”

И  вот  Сванте  Свантесон  начал  выяснять,  когда  же  настанет  то  самое  удобное  время,  о  котором  нотариус  Сванте  Свантесон  со  Свантесонбру,  13,  выражался  несколько  расплывчато.  Со  временем  суток  все  было  понятно  Сванте  Свантесону,  однако  позже  он  задумался  и  о  нем.  “Вот,  -  думал  Сванте  Свантесон,  прогуливаясь  со  своей  собакой  Свантой  по  Свантесонгатан,  -  с  10  до  12  часов.  Это  может  быть  с  10  до  12  утра,  а  может  быть  с  10  до  12  вечера.  Я  работаю  в  фирме  “Сванте  Свантесон  -Строительные  Работы  -  Свантегольм”  с  9  утра  до  5  вечера.  А  работают  ли  нотариусы  с  10  вечера  до  12  вечера  или  с  10  утра  до  12  вечера?  Надо  спросить  у  Сванте  Свантесона,  который  учился  со  мной  и  со  Сванте  Свантесоном  в  школе  и  женился  на  высокой,  светловолосой  и  голубоглазой  дочке  старого  Сванте  Свантесона,  старшего  партнера  юридической  фирмы  “Сванте  Свантесон,  Сванте  Свантесон,  Сванте  Свантесон  и  партнеры”,  да,  так  вот,  надо  будет  его  спросить...  Бог  мой,  -  воскликнул  Сванте  Свантесон,  -  о  чем  же  мне  надо  будет  его  спросить?”

Совершенно  растерянный  Сванте  Свантесон  погладил  собаку  Сванту  по  голове  и  пошел  домой  на  Свантесонгатан.  По  дороге  он  встретил  Сванте  Свантесона,  с  которым  его  приятель  Сванте    Свантесон  служил  в  армии.  “Привет,  Сванте”  -  поприветствовал  Сванте  Свантесон  Сванте  Свантесона  и  хлопнул  его  по  плечу.  Сванте  Свантесон  ответил  ему  тем  же.  На  том  они  и  расстались.

Дома  Сванте  Свантесон  опять  прочитал  письмо  нотариуса  Сванте  Свантесона  со  Свантесонбру,  13.  “Странное  дело,  -  подумал  Сванте  Свантесон,  -  зачем  я  ему  нужен?”

Тут  Сванте  Свантесон  вспомнил,  что  так  и  не  решил,  когда  же  ему  лучше  всего  посетить  нотариуса  Сванте  Свантесона.  Сванте  Свантесон  решил  начать  рассуждать  несколько  иначе.  “Попробую-ка  я  сначала  определить,  куда  мне  следует  идти,  -  думал  Сванте  Свантесон,  потирая  руки,  -  а  уж  когда  –  само  собой  определится.”

“Итак,  -  думал  Сванте  Свантесон,  -  в  письме  указан  адрес  -  Свантесонбру,  13.  Эту  набережную  я  знаю  очень  хорошо,  там  подают  чудное  пиво,  а  на  реке  стоят  лодки.  Пиво  мы  там  пьем  со  Сванте  Свантесоном  со  Свантеландвеген;  лодки  принадлежат  высокому,  светловолосому  и  голубоглазому  Сванте  Свантесону,  который  живет  там  же,  на  Свантесонбру,  и  он  не  раз  давал  их  на  прокат  для  рыбалки  и  мне,  и  Сванте  Свантесону  со  Свантеландгатан,  и  Сванте  Свантесону,  с  которым  мы  учились  в  школе  и  который  женился  на  высокой,  светловолосой  и  голубоглазой  дочке  старого  Сванте  Свантесона,  старшего  партнера  юридической  фирмы  “Сванте  Свантесон,  Сванте  Свантесон,  Сванте  Свантесон  и  партнеры”,  и  Сванте  Свантесону,  с  которым  я  и  Сванте  Свантесон  втроем  выходили  в  море  на  рыбалку...  Да,  -  думал  Сванте  Свантесон  с  довольной  улыбкой,  -  этот  Сванте  Свантесон  такой  высокий,  светловолосый  и  голубоглазый,  что  все  женщины  его  замечают.  Как-то  собрались  мы  со  Сванте  Свантесоном  и  со  Сванте  Свантесоном  на  рыбалку,  и  там  же,  на  Свантесонбру,  этот  Сванте  Свантесон  познакомился  с  замечательной  женщиной  -  такой  высокой,  светловолосой  и  голубоглазой,  так  что  пошли  мы  на  рыбалку  вдвоем  -  я  да  Сванте  Свантесон,  а  Сванте  Свантесон  не  пошел.  Лодка  нам  попалась  большая,  тяжелая  -  ох  уж  этот  Сванте  Свантесон  со  Свантесонбру,  видел  же,  что  мы  со  Сванте  Свантесоном  идем  вдвоем,  без  Сванте  Свантесона,  а  дал  нам  такую  большую  тяжелую  лодку!  -  грести  вдвоем,  без  смены,  было  очень  тяжело,  если  бы  Сванте  Свантесон  пошел  тогда  с  нами  на  лодке...  Господи,  -  воскликнул  Сванте  Свантесон,  -  и  что  я  это  все  о  лодках  да  о  лодках!  Что  же  я  хотел  выяснить?”

Совершенно  растерянный  Сванте  Свантесон  подозвал  собаку  Сванту  и  погладил  ее  по  голове.

На  следующий  день  Сванте  Свантесон  снова  прочитал  письмо  нотариуса  Сванте  Свантесона  со  Свантесонбру,  13.  “Итак,  -  думал  Сванте  Свантесон,  -  я  получил  письмо.  Оно  от  нотариуса,  Сванте  Свантесона,  контора  которого  находится  на  Свантесонбру,  13,  и  он  приглашает  меня  посетить  его  в  любое  удобное  время,  при  условии,  что  это  удобное  время  с  10  до  12  часов  каждый  второй  понедельник  каждого  третьего,  пятого  и  восьмого  месяца  каждого  високосного  года.  Адресовано  письмо  мне,  то  есть  Сванте  Свантесону,  проживающему:  Свантесонгатан,  24,  Свантегольм.  Странное  дело,  -  подумал  Сванте  Свантесон,  -  зачем  я  ему  нужен?”

И  тут  Сванте  Свантесона  осенило.  “Бог  мой,  -  подумал  Сванте  Свантесон  со  счастливой  усмешкой,  -  что  же  я  все  думаю  о  том,  когда  мне  посетить  нотариуса  Сванте  Свантесона  да  где  находится  контора  нотариуса  Сванте  Свантесона?  Не  лучше  ли  поразмыслить  о  том,  зачем  я,  Сванте  Свантесон,  все-таки  нужен  нотариусу  Сванте  Свантесону  со  Свантесонбру,  13?”  

Сванте  Свантесон  довольно  потер  руки.  “Итак,  -  думал  Сванте  Свантесон,  -  письмо  написано  нотариусом  Сванте  Свантесоном.  Значит,  этот  Сванте  Свантесон,  контора  которого  находится  на  Свантесонбру,  13,  где  подают  чудное  пиво,  которое  мы  пьем  со  Сванте  Свантесоном  со  Свантеландвеген,  где  стоят  лодки,  принадлежащие  высокому,  светловолосому  и  голубоглазому  Сванте  Свантесону,  который  как-то  дал  нам  на  двоих  со  Сванте  Свантесоном  большую  тяжелую  лодку,  и  нам  было  очень  тяжело  грести,  потому  что  высокий,  светловолосый  и  голубоглазый  Сванте  Свантесон,  которого  всегда  замечали  все  женщины,  познакомился  прямо  там  же,  на  набережной  Свантесонбру,  с  замечательной  женщиной  -  высокой,  светловолосой  и  голубоглазой,  и  не  пошел  тогда  с  нами  на  рыбалку,  и  мы  со  Сванте  Свантесоном  были  на  той  рыбалке  одни...  -  Господи,  -  воскликнул  Сванте  Свантесон,  и  что  я  все  о  рыбалке  да  о  рыбалке!  О  чем  же  я  хотел  поразмыслить?”

Совершенно  растерянный,  Сванте  Свантесон  подозвал  собаку  Сванту  и  погладил  ее  по  голове.
На  следующий  день  Сванте  Свантесон  пришел  на  работу  и  с  самого  утра  снова  начал  перечитывать  письмо  нотариуса  Сванте  Свантесона  со  Свантесонбру,  13.  “Странное  дело,  -  подумал  Сванте  Свантесон,  -  зачем  я  ему  нужен?”

Как  ни  пытался  Сванте  Свантесон  решить,  с  чего  же  ему  начать  обдумывать  письмо  нотариуса  Сванте  Свантесона,  никак  не  мог  ни  на  что  решиться.  И  тут  ему  на  помощь  пришло  само  провидение.

Висевший  на  стене  громкоговоритель  прервал  трансляцию  футбольного  матча  как  раз  на  том  моменте,  когда  нападающий  “Свантеланда”  Сванте  Свантесон  наносил  удар  по  воротам  голкипера  “Свантегольма”  Сванте  Свантесона,  и  объявил:  “Сегодня  второй  понедельник  восьмого  месяца  текущего  високосного  года.  Время  от  10  до  12  часов”.

“Вот  удача,  -  довольно  потер  руки  Сванте  Свантесон,  -  как  раз  сегодня  тот  самый  удобный  день,  о  котором  мне  писал  нотариус  Сванте  Свантесон  со  Свантесонбру,  13”.  Сванте  Свантесон  отпросился  у  начальника  своего  отдела  Сванте  Свантесона  и  поехал  на  Свантесонбру,  13.  По  дороге  его  начали  одолевать  сомнения:  “Нотариус  Сванте  Свантесон  писал,  что  его  контора  находится  на  Свантесонбру,  13.  Однако  ведь  нотариус  не  указал,  в  каком  городе  находится  сама  улица  Свантесонбру.  Да,  -  почесал  затылок  Сванте  Свантесон,  -  странное  дело”.  Но  тут  он  увидел  дом  №  13  на  Свантесонбру  и  небольшую  табличку  над  дверью:  “Сванте  Свантесон,  нотариус.  Прием  с  10  до  12  часов  каждый  второй  понедельник  каждого  третьего,  пятого  и  восьмого  месяца  каждого  високосного  года”.

Сванте  Свантесон  открыл  дверь  и  очутился  в  маленькой  комнатке,  в  которой  был  письменный  стол,  два  кресла,  книжный  шкаф  и  вешалка.  По  комнате  прохаживался  высокий,  светловолосый  и  голубоглазый  человек.  Сванте  Свантесон  представился:  “Сванте  Свантесон”.  Человек  поклонился  и  представился  в  свою  очередь:  “Сванте  Свантесон,  нотариус”.

Нотариус  Сванте  Свантесон  пригласил  Сванте  Свантесона  присесть  и  начал  объяснять:  “Дело  в  том,  что  я  веду  дело  о  наследстве  старого  Сванте  Свантесона,  одного  из  самых  богатых  граждан  нашего  города,  который,  к  сожалению,  умер  несколько  месяцев  тому.  Пока  мне  не  удалось  обнаружить  ни  одного  из  тех  лиц,  о  которых  идет  речь  в  завещании.  Проходя  недавно  по  Свантесонгатан,  я  увидел  табличку  на  вашей  двери.  И  вот  я  подумал,  что  ваше  имя  -  Сванте  Свантесон  -  имеет  разительное  сходство  с  именем  моего  покойного  клиента  Сванте  Свантесона.  Поэтому  я  и  решил  пригласить  вас  и  спросить:  не  родственник  ли  вы  покойного  Сванте  Свантесона?”

Сванте  Свантесон  пожал  плечами:  “Нет,  покойный  Сванте  Свантесон  не  мой  родственник.  Кроме  некоторого  сходства  имен,  нас  больше  ничто  не  объединяет”.

Нотариус  Сванте  Свантесон  ответил:  “Однако  для  того,  чтобы  полностью  отбросить  все  сомнения,  нам  необходимо  провести  хотя  бы  поверхностный  анализ  вашего  генеалогического  древа.  Вы  согласны,  господин  Свантесон?”  Сванте  Свантесон  пожал  плечами  и  ответил:  “Странное  дело...  Ну  что  ж,  я  не  против”.

“Итак,  -  начал  Сванте  Свантесон,  -  кто  были  ваши  родители?”
“Мои  родители  были  уроженцами  нашего  города  Свантегольма,  а  звали  их  Сванте  Свантесон  и  Сванта  Свантесон,”  -  ответил  Сванте  Свантесон.

“А  как  звали  вашего  деда?”  -  спросил  нотариус  Сванте  Свантесон  и  хитро  прищурился.  Сванте  Свантесон  пожал  плечами  и  ответил:  “Моего  деда,  который  был  уроженцем  нашего  города  Свантегольма,  и  которого  до  сих  пор  многие  помнят,  потому  что  он  был  необычно  высоким,  светловолосым  и  голубоглазым,  звали  Сванте  Свантесон.”

“И  последний  вопрос,  -  произнес  нотариус  Сванте  Свантесон  с  довольным  видом,  -  как  звали  двоюродную  сестру  троюродной  тетки  вашего  родного  брата?”  Тут  Сванте  Свантесон  призадумался:  “Странное  дело,  -  думал  он,  -  куда  клонит  этот  Сванте  Свантесон?  Я  же  не  претендую  на  это  наследство”.  Вслух  он  произнес:  “Дайте  подумать,  господин  Свантесон.  Так,  моего  родного  брата  зовут  Сванте  Свантесон,  его  родную  тетку,  сестру  нашего  отца  Сванте  Свантесона,  зовут  Сванта  Свантесон,  двоюродную  тетку  звали  (она  уже  умерла,  светлая  ей  память,  славная  была  покойница  тетка,  такая  высокая,  светловолосая,  голубоглазая),  да,  так  звали  ее  Сванта  Свантесон,  а  троюродную  тетку  моего  родного  брата  Сванте  Свантесона  звали...  да,  вспомнил,  звали  ее  Сванта  Свантесон.  Я  видел  ее  всего  раз,  на  свадьбе  внучатого  племянника    троюродного  брата  моего  отца,  Сванте  Свантесона,  но  запомнил  ее,  потому  что  она  отличалась  тем,  что  была  высокая,  светловолосая  и  голубоглазая.  Двоюродную  сестру  троюродной  тетки,  Сванты  Свантесон,  моего  родного  брата  Сванте  Свантесона,  звали,  если  мне  не  изменяет  память,  Сванта  Свантесон”.

“Да,  -  пожал  плечами  нотариус  Сванте  Свантесон,  -  действительно  вы,  господин  Свантесон,  не  родственник  покойного  Сванте  Свантесона,  и  ничего,  кроме  некоторого  сходства  имен,  да  и  то,  довольно  отдаленного,  вас  не  объединяло  с  покойным.  Ну  что  ж,  прошу  простить  за  беспокойство,  господин  Свантесон,    больше  не  смею  вас  задерживать.”

Сванте  Свантесон  вышел  на  улицу  и  счастливо  вздохнул.  Наконец-то  закончились  волнения  и  тревоги  целых  трех  дней!  “По-моему,  я  заслужил  добрую  кружку  пива,  -  подумал  Сванте  Свантесон  и  пожал  плечами,  -  кто  же  выдержит  такое  беспокойство  без  пива?”  И  он  зашел  в  бар  на  Свантесонбру.

                         3.  КОШМАР  СВАНТЕ  СВАНТЕСОНА

Однажды  Сванте  Свантесону  приснился  кошмарный  сон.  Это  был  самый  настоящий  кошмар,  и  Сванте  Свантесон  тревожно  ворочался  и  стонал  во  сне,  а  после  проснулся  со  вскриком  и  в  холодном  поту.

Снится  Сванте  Свантесону,  будто  бы  сегодня  воскресенье,  и  он  идет  со  своей  собакой  Свантой  по  Свантесонгатан  на  набережную.  Сначала  сон  был  вполне  мирным  и  даже  нравился  Сванте  Свантесону,  потому  что  все,  что  происходило  во  сне,  происходило  и  на  самом  деле  каждое  воскресенье,  то  есть  он  так  же  вставал  попозже,  не  спеша  завтракал,  а  потом  шел  гулять  с  собакой  Свантой  на  набережную  или  в  парк.  Сванте  Свантесон  счастливо  улыбался  во  сне:  “Славно,  -  думал  Сванте  Свантесон,  -  на  этой  неделе  у  меня  и  у  Сванты  целых  два  воскресенья”.  Потом  мысли  Сванте  Свантесона  приняли  несколько  иной  оборот:  “Да,  -  думал  Сванте  Свантесон,  засыпая  меж  тем  все  глубже  и  глубже,  -  несправедливо  будет,  если  сейчас  моей  Сванте  не  снится  такой  же  сон.  Иначе  ведь  только  у  меня  будет  два  воскресенья”.  И  Сванте  Свантесон,  тот,  который  снился  Сванте  Свантесону,  попытался  приласкать  собаку  Сванту,  которая  снилась  Сванте  Свантесону  и  бежала  рядом  со  Сванте  Свантесоном,  который  снился  Сванте  Свантесону.  И  вот  тут-то  началась  путаница,  которая  вылилась  в  самый  настоящий  кошмар.

Первым,  кого  Сванте  Свантесон  встретил  на  Свантесонбру,  был  Сванте  Свантесон,  хозяин  лодок,  которые  постоянно  стояли  на  набережной.  Сванте  Свантесон  еще  издалека  заметил  высокого,  светловолосого  и  голубоглазого  Сванте  Свантесона;  тот  по  обыкновению  расхаживал  вокруг  своих  лодок,  поджидая  ранних  клиентов,  желающих  взять  лодку  напрокат.  Сванте  Свантесон  подошел  поближе  и  приветственно  взмахнул  рукой:  “Доброе  утро,  Сванте,  -  произнес  Сванте  Свантесон,  -  как  поживаешь?”  Сванте  Свантесон  странно  взглянул  на  Сванте  Свантесона  и  отступил  шаг  назад,  поближе  к  своим  лодкам.  “Уж  не  знаю,  кто  вы  такой  и  за  кого  меня  приняли,  только  я  не  Сванте.  В  нашем  городе  вообще  никого  так  не  зовут”.
Сванте  Свантесон  только  рассмеялся:  “Да  ты  же  известный  выдумщик,  Сванте  Свантесон  со  Свантесонбру,  -  хохотал  Сванте  Свантесон,  -  тебя  в  городе  все  так  и  называют:  Сванте  Свантесон  Выдумщик!”  Однако  лицо  Сванте  Свантесона  оставалось  серьезным  и  даже  стало  чуть  более  отчужденным.  “Я  не  знаю  никого  в  этом  городе,  кому  бы  пришло  в  голову  называть  меня,  во-первых,  дурацким  именем  Сванте  Свантесон,  во-вторых,  выдумщиком;  в-третьих,  я  вообще  не  могу  представить  себе  дурацкий  город,  в  котором  хотя  бы  какого-то  дурака  зовут  дурацким  именем  Сванте  Свантесон”.

Тут  и  Сванте  Свантесону  стало  не  смешно.  “Однако,  -  произнес  он,  покраснев  от  обиды,  -  на  этот  раз  ты,  Сванте  Свантесон  со  Свантесонбру,  которого  все  называют  Сванте  Свантесон  Выдумщик,  и  у  которого  я  столько  раз  брал  лодку  напрокат  и  которому  всегда  платил  аккуратно,  однако  на  этот  раз  ты  зашел  слишком  далеко.  Эта  выдумка  –  не  лучшая  твоя  выдумка,  даже  можно  сказать  худшая”.  Сванте  Свантесон  остановился  на  мгновение  перевести  дух.  “Ты,  наверное,  специально  хочешь  меня  обидеть,  иначе  не  стал  бы  называть  мое  имя  дурацким”.

Сванте  Свантесон  на  это  ответил:  “Должно  быть,  вы  приняли  меня  за  другого.  Меня  зовут  Бенгт  Бенгтсон,  я  и  живу  здесь,  на  Бенгтсонбру,  а  это  мои  лодки.  Ваше  имя  показалось  мне  странным,  прошу  простить  меня  за  бестактность”.

Сванте  Свантесон  буквально  остолбенел,  а  у  Сванте  Свантесона,  которому  снился  остолбеневший  Сванте  Свантесон,  во  сне  волосы  стали  дыбом.  “То  есть  как  это  тебя…  вас…  зовут  Бенгт  Бенгтсон?”  –  прошептал  испуганный  Сванте  Свантесон.  “А  вот  так,  родители  назвали,  вот  все  так  и  кличут”,  -  ответил  Бенгт  Бенгтсон,  надменно  покачиваясь  на  носках  своих  блестящих  сапог.  При  этом  человек,  который  к  ужасу  Сванте  Свантесона  нес  всю  эту  галиматью,  становился  все  больше  и  больше  похож  именно  на  Сванте  Свантесона  со  Свантесонбру,  который  сдавал  лодки  на  прокат.

К  счастью,  тут  из-за  угла  показался  старый  верный  друг  Сванте  Свантесона  –  Сванте  Свантесон  со  Свантеландвеген.  Сванте  Свантесон  радостно  помахал  ему  рукой,  а  когда  Сванте  Свантесон  подошел  поближе,  дружески  хлопнул  его  по  плечу.  Однако  Сванте  Свантесон  против  ожидания  не  ответил  ему  тем  же  и,  напротив,  уставился  на  Сванте  Свантесона  довольно  злыми  глазами.  “Ты  чего  дерешься?”  –  сердито  произнес  Сванте  Свантесон.

“Сванте,  -  воскликнул  Сванте  Свантесон  с  облегчением,  -  я  не  дерусь,  просто  я  очень  рад  тебя  видеть,  потому  что  вот  этот  Сванте  Свантесон,  который  нам  уже  столько  лет  дает  лодки  напрокат,  и  которого  весь  город  зовет  Сванте  Свантесон  Выдумщик,  совсем  заморочил  мне  голову,  мне  просто  даже  как-то  не  по  себе  стало”.

Однако  Сванте  Свантесон  продолжал  смотреть  на  Сванте  Свантесона  злющими  глазами.  “Какой  еще  Сванте?  Что  ты  несешь?  Никогда  я  не  брал  лодки  ни  у  какого  Сванте  Свантесона,  да  и  не  взял  бы  никогда  никакой  лодки  ни  у  кого,  кто  носит  такое  дурацкое  имя  –  Сванте  Свантесон,  наверное,  такая  лодка  затонула  бы  прямо  у  причала,  будь  ее  хозяином  некто  Сванте  Свантесон.  А  этот  уважаемый  человек,  которого  ты,  незнакомец,  дерзнул  назвать  дурацким  именем  Сванте  Свантесон,  ни  кто  иной  как  Бенгт  Бенгтсон  с  набережной  Бенгтсонбру,  у  которого  я,  житель  этого  города  Бенгт  Бенгтсон,  и  мой  лучший  друг  Бенгт  Бенгтсон  с  Бенгтсонгатан,  всегда  берем  лодки  напрокат,  да,  мы  берем  лодки  напрокат  только  у  уважаемого  Бенгта  Бенгтсона.  И  вовсе  не  потому,  что  других  лодок  нет,  просто  мы  его  очень  уважаем,  и  я,  и  мой  лучший  друг  Бенгт  Бенгтсон”.

Тут  у  Сванте  Свантесона  все  окончательно  помутилось  в  голове,  но  он  все  еще  пытался  востановить  хоть  какой-то  порядок  в  мыслях.  “Как  же  так,  -  горько  воскликнул  Сванте  Свантесон,  -  как  же  так?  Неужели  я  больше  не  твой  лучший  друг?  Почему  ты  называешь  какого-то  неизвестного  мне  Бенгта  Бенгтсона  своим  лучшим  другом?  Почему  ты  сам  называешься  не  Сванте  Свантесон,  а  Бенгт  Бенгтсон?  Почему  ты  назвал  нашего  лодочника  Сванте  Свантесона  по  прозвищу  Выдумщик  не  Сванте  Свантесон,  а  Бенгт  Бенгтсон?  Что  происходит?”

Сванте  Свантесон  Выдумщик,  упорно  называвший  себя  Бенгтом  Бенгтсоном,  и  Сванте  Свантесон,  который  никогда  бы  не  взял  лодки  ни  у  кого,  кого  зовут  Сванте  Свантесон,  но  тем  не  менее  на  яву,  а  не  во  сне,  бравший  лодку  у  Сванте-Бенгта  никак  не  реже  1  раза  в  неделю,  переглянулись.  “Сдается  нам,  незнакомец,  -  сказали  они,  медленно  закатывая  рукава,  -  сдается  нам,  незнакомец,  что  ты  пришел  в  наш  город  для  того,  чтобы  оскорбить  всех  нас.  Пожалуй,  не  будет  большого  греха,  если  мы  зададим  тебе  трепку  сами,  не  собирая  всех  наших  друзей”.

Сванте  Свантесон  похолодел,  а  Сванте  Свантесон,  которому  снился  похолодевший  Сванте  Свантесон  и  закатывающие  рукава  Сванты-Бенгты,  весь  покрылся  холодным  потом.  “Какие  еще  друзья,  -  лепетал  Сванте  Свантесон  в  растерянности,  -  какие  друзья,  разве  у  нас  не  одни  и  те  же  друзья?”

“Да  как  у  нас  могут  быть  одни  и  те  же  друзья,  когда  мы  видим  тебя  впервые!  –  закричали  Сванте  Свантесон  и  Сванте  Свантесон,  упорно  называвшие  эти  имена  дурацкими.  –  Вот  мы  тебе  сейчас  зададим  за  наших  друзей!”

И  тут  на  бедного  Сванте  Свантесона  посыпались  удары.  “Это  тебя  за  меня”,  -  сказал  Бенгт  Бенгтсон  и  залепил  Сванте  Свантесону  оплеуху  справа.  “А  это  тебе  за  меня”,  -  сказал  Бенгт  Бенгтсон  и  залепил  Сванте  Свантесону  оплеуху  слева.  (Теперь  уже  Сванте  Свантесон  не  сомневался,  что  это  никакие  не  Сванте  Свантесон  со  Свантеландвеген  и  Сванте  Свантесон  со  Свантесонбру.  Это  наверняка  были  самые  настоящие  Бенгт  Бенгтсон  и  Бенгт  Бенгтсон.)  Удары  продолжали  градом  сыпаться  на  бедного  Сванте  Свантесона.  “А  это  тебе  за  моего  школьного  приятеля  Бенгта  Бенгтсона,  который  учился  в  параллельном  классе  и  женился  на  высокой,  светловолосой  и  голубоглазой  дочке  старого  Бенгта  Бенгтсона,  старшего  партнера  юридической  фирмы  “Бенгт  Бенгтсон,  Бенгт  Бенгтсон,  Бенгт  Бенгтсон  и  партнеры”…  А  это  тебе  за  Бенгта  Бенгтсона,  с  которым  я  служил  в  армии…  А  это  тебе  за  Бенгта  Бенгтсона,  с  которым  я  и  мой  лучший  друг  Бенгт  Бенгтсон  с  Бенгтсонгатан  всегда  ходим  на  рыбалку…  А  это  тебе  за  высокого,  светловолосого  и  голубоглазого  Бенгта  Бенгтсона,  который  нравится  всем  женщинам…”

Но  не  удары  страшили  несчастного  Сванте  Свантесона.  Его  не  покидало  странное  ощущение,  что  он  хорошо  знает  всех  тех  людей,  которые  и  за  которых  его  сейчас  осыпали  оплеухами,  и  в  то  же  время  это  были  совсем  другие  люди.  И  что  самое  страшное  –  это  просто  парализовало  Сванте  Свантесона  –  так  это  то,  что  всех  этих  одновременно  знакомых  и  незнакомых  людей,  да,  всех  –  всех!  –  звали  совершенно  одинаково  и  странно  –  Бенгт  Бенгтсон!

С  криком  Сванте  Свантесон  проснулся,  отер  рукой  пот  со  лба,  подозвал  собаку  Сванту,  погладил  ее  по  голове  и  сказал:  “Нет,  Сванта,  напрасно  ты  радостно  машешь  хвостом.  И  мне,  и  тебе,  пожалуй,  вполне  хватит  одного  воскресенья,  того,  которое  в  календаре,  а  то,  что  во  сне,  нам,  так  и  быть,  не  нужно”.  И  Сванте  Свантесон  спокойно  заснул.

2000  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=485655
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 14.03.2014

Мать есть мать

Узкий  переулок  уводит  с  широкого  тенистого  променада  во  дворы.  Там,  в  окружении  старинных  особнячков  и  флигелей,  расположилось  маленькое  уютное  кафе  с  открытой  терраской.  На  ее  деревянном  помосте  –  несколько  столиков;  в  этот  ранний  час  в  кафе  только  один  посетитель,  мужчина  лет  35.  Он  пьет  кофе,  нервно  поглядывая  то  в  газету,  то  на  часы,  то  на  двери  кафе.  У  ног  его  стоит  полупоходный  –  полуделовой  портфель,  видно,  человек  этот  приезжий,  прямо  с  поезда,  завтракает  и  не  хочет  опоздать  к  открытию  какого-то  официального  учреждения.

Из  щели  между  флигелями  появляется  полная  женщина.  Она  катит  перед  собой  коляску  с  ребенком,  а  следом  за  ней  спешат  еще  двое  –  мальчик  и  девочка.  Воздух  наполняется  детскими  криками.  Мать  отвечает  детям  коротко,  зычно,  не  говорит  –  рыкает.

Приезжий  оглядывается  на  пришельцев  и  прячется  за  газетой.  Женщина  вкатывает  коляску  на  помост,  решительно  расталкивая  ее  грязными  колесами  и  своими  массивными  бедрами  лишние  стулья  и  столики.  Она  усаживается,  опирается  спиной  на  деревянное  ограждение  терраски,  закуривает  и  рыкает  в  сторону  кафе:

-  Официант!

Мальчик  и  девочка  вскарабкиваются  на  ограждение  терраски  и  пытаются  влезть  с  него  на  невысокое  деревце.  Это  им  не  удается,  но  их  попытки  побеспокоили  женщину.  Она,  отогнав  рукой  от  лица  табачный  дым,  рявкает  короткое  непечатное  слово.  Человек  за  газетой  вздрагивает  так,  что  газета  в  его  руках  складывается  пополам  и  открывает  его  вытянувшееся  лицо.  Дети  спрыгивают  с  ограждения  и  отбегают  на  несколько  шагов.  Остановившись,  они  с  опаской  смотрят  на  женщину.  Она  снова  рявкает  «Официант!»  и  добавляет  слово,  согнавшее  детей  с  ограждения.  Человек  с  газетой  снова  вздрагивает.  Дети,  убедившись,  что  теперь  раздражение  матери  адресовано  не  им,  возвращаются  к  терраске  и  усаживаются  на  стульях  на  некотором  расстоянии  от  женщины.

Появляется  официантка.  Женщина  рычит  ей:

-  Что,  клиента  потерять  хочешь?  Как  обычно.  Живо.

Женщине,  наверное,  лет  сорок,  но  выглядит  она  старше.  Лицо  –  сердитое,  обрюзгшее,  обильно  и  неумело  раскрашенное  косметикой  кричащих  цветов.  Редкие  волосы  сожжены  краской  –  женщина  пыталась  стать  блондинкой.  Весь  ее  туалет  катастрофически  невыгоден  –  так  могла  бы  одеться  только  девушка  с  идеальной  фигурой.

Официантка  возвращается  и  ставит  перед  женщиной  графин  с  прозрачной  жидкостью,  рюмку  и  три  пакетика  сока.  Женщина  наливает  полную  рюмку  и  швыряет  ее  содержимое  себе  прямо  в  горло,  широко  раскрыв  рот  и  запрокинув  голову.  Она  тут  же  снова  наполняет  рюмку,  жестом  отпускает  официантку  и  медленно,  закрыв  глаза,  выпивает  водку.

Дети  изучающе  смотрят  на  мать.  Ее  лицо  проясняется,  она  закуривает  и  подзывает  детей  движением  головы.  Они  подходят,  берут  пакетики  с  соком.  Девочка  пьет  сок,  уставившись  в  одну  точку.  Мальчик  ставит  свой  сок  на  стул  и  открывает  пакетик  для  самого  младшего,  который  неподвижно  сидит  в  коляске.  Мальчик  прилаживает  пакетик  ребенку  в  руку,  потом  поднимает  руку  ко  рту  и  говорит:  «Пей,  ну,  вкусно  же,  пей?»  Ребенок  вяло  пьет.  Женщина  с  умилением  наблюдает  эту  сцену  и  выпивает  еще  рюмку.

Человек  с  газетой  рассчитывается  с  официанткой,  бросая  быстрые  взгляды  на  женщину  и  ее  детей.  Старшему  мальчику  на  вид  лет  восемь,  у  него  живые,  умные  глаза,  острый  взгляд  и  ловкие  движения.  Он  пропорционально  сложен,  очень  худ  и  очень  подвижен;  одежда  его  требует  и  чистки,  и  починки.  Девочка,  тоже  худенькая,  в  грязноватом  платьице,  с  кое-как  остриженными  волосами,  намного  спокойнее  мальчика.  Но  в  ее  спокойствии  виноват  не  темперамент;  у  девочки  студенистый,  уходящий  в  никуда  взгляд,  неловкие  движения  и  никакой  мимики.  Ребенок  в  коляске  –  лет  трех  –  сидит  совершенно  неподвижно  и  как-то  косо,  как  сидела  бы  поспешно  сунутая  в  коляску  тряпичная  кукла.  Его  рука  с  пакетиком  сока  безвольно  упала  на  колени,  а  по  подбородку  стекает  струйка  слюны,  окрашенная  соком  в  розоватый  цвет.  Взгляд  его  совершенно  пуст.

Человек  берет  свой  чемодан  и  покидает  кафе.  Женщина  уже  прикончила  свой  графинчик  и  мечтательно  наблюдает  за  колечками  табачного  дыма,  как  бы  с  раздумьем  поглядывая  в  сторону  кафе.  Человек  с  чемоданом  уходит,  но  еще  и  еще  раз  оглядывается  на  детей  и  женщину.  Прежде  чем  скрыться  за  углом,  он  останавливается,  ставит  свой  чемодан  на  землю  и  долго  смотрит  на  семейство.  Женщина,  заметив  его  взгляд,  резко  притягивает  к  себе  детей,  рыкает  короткое  непечатное  слово  и  показывает  человеку  непристойный  жест.  Вздрогнув,  он  подхватывает  чемодан  и  исчезает  за  углом.  Женщина  удовлетворенно  ухмыляется,  непослушной  рукой  ерошит  мальчику  волосы,  сжимает  плечо  девочки,  толкает  ногой  коляску  и  произносит  хрипло  и  раздельно:  «Мать  есть  мать».

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=485654
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 14.03.2014

Старая сказка на новый лад

1

Жил-был  принц.  Ничего  особенного,  принц  как  принц.  Шел  он  как-то  по  лесу  и  встретил  принцессу.  Принцесса  была  красивая-красивая,  и  принц  немедленно  влюбился.  Он  настолько  потерял  голову  от  любви,  что  совершенно  забыл  все  правила  этикета  и  немедленно  поцеловал  принцессу.  А  ведь  принцесс  можно  целовать  только  после  установления  дипломатических  отношений,  проверки  династических  связей,  сватовства  и  официального  провозглашения  бракосочетания.

Но  как  только  принц  спохватился,  что  нарушил  этикет,  как  это  потеряло  всякое  значение.  Принцесса  после  поцелуя  позеленела  и  превратилась  в  жабу,  а  принц  –  в  комара.  Жаба  сделала  молниеносное  движение  языком,  поймала  и  съела  комара.  Довольно  квакнув,  она  снова  превратилась  в  принцессу.

Так  что,  уважаемые  принцы,  этикет  лучше  все-таки  соблюдать!

2

Жил-был  принц.  Другой  принц,  в  те  далекие  времена  принцев  было  много,  а  того  принца,  о  котором  вы  подумали,  съела  жаба,  когда  он  превратился  в  комара,  нарушив  правила  этикета  в  части  целования  принцесс.

Однажды  принц  шел  по  лесу  и  встретил  жабу.  Ну,  жаба  и  жаба,  подумал  принц  и  пошел  дальше.  Но  на  следующем  шагу  он  встретил  еще  одну  жабу,  потом  еще  двух,  потом  трех,  а  еще  через  несколько  шагов  жаб  стало  столько,  что  принцу  и  ступить  было  некуда.  Поразмыслив,  принц  решил  не  целовать  ни  одну  из  них:  при  таком  количестве  претенденток  принцесс  могло  оказаться  больше,  чем  одна,  а  принц  был  решительно  моногамен.

Поэтому  этот  принц  встретил  свою  принцессу  несколько  позже,  и  не  в  лесу,  а  во  дворце,  и  выглядела  она  как  типичная  принцесса.  Поцелованная  по  всем  правилам  этикета,  принцесса  приняла  руку  и  сердце  принца,  они  жили  долго  и  счастливо,  оставили  после  себя  многочисленное  одаренное  потомство  и  умерли  в  один  день.

Так  что,  уважаемые  принцы,  свою  суженную  лучше  все-таки  искать  не  среди  жаб!

3

Жил-был  еще  один  принц.  Однажды  он  шел  по  лесу  и  встретил  жабу.  Он  вспомнил,  что  с  жабами  случаются  иной  раз  удивительные  метаморфозы,  и  они  после  поцелуя  принца  превращаются  в  принцесс  -  как  правило,  красивых,  отмеченных  многими  достоинствами  и  влиятельным  родством.

А  наш  принц  был  рода  захудалого  и  обедневшего,  происходил  из  далекой  провинции  некогда  могущественной  империи,  ныне  сохранившейся  только  в  некоторых  учебниках  истории.  Поэтому  на  брачном  рынке  особых  шансов  у  нашего  принца  не  было.  И  он  решил  попытать  свое  счастье.

Принц  схватил  жабу  обеими  руками  и  страстно  поцеловал,  не  без  труда  преодолев  сопротивление  ее  когтистых  лап.  Чуда  не  произошло,  жаба  осталась  жабой,  а  вот  легкомыслие  принца  сыграло  с  ним  злую  шутку.  Он  навсегда  утратил  интерес  к  целованию  принцесс  и  вообще  женщин.  Его  теперь  влекли  только  жабы.  Принц  стыдился  своей  страсти  и  даже  боролся  с  ней,  но  победить  ее  так  и  не  смог.

Так  что,  уважаемые  принцы,  лучше  все-таки  не  рисковать:  целуйте  только  принцесс!

4

Жил-был  принц.  Однажды  шел  он  по  лесу  и  встретил...  -  ну  да,  жабу,  кого  же  еще.  Интуиция,  сердце  и  какая-то  карга  в  кустах  -  то  ли  ведьма,  то  ли  престарелая  фея  -  подсказывали  принцу,  что  это  не  просто  жаба.  Да  и  на  голове  у  земноводного  была  маленькая  корона,  что  исключало  всякие  сомнения  в  ее  принадлежности  к  заколдованным  принцессам.  Принц  понял:  момент  истины  приблизился  к  нему  вплотную.

А  надо  сказать,  что  был  наш  принц  застенчив  и  нерешителен.  Он  не  имел  ничего  против  поцелуя  с  жабой  -  тем  более  с  такой  перспективной  -  однако  предпочитал,  чтобы  жаба  проявила  инициативу  и  поцеловала  его  сама.  Но  как  объяснить  это  животному?

Принц  топтался  около  жабы,  наступал  ей  на  ноги,  бросал  на  нее  пылкие  взгляды,  однако  жаба  оставалась  безучастной  к  таким  явным  знакам  внимания  и  целовать  принца  первой  не  желала.

Тут  послышался  стук  копыт,  и  на  тропинке  показался  горячий  конь,  на  котором  ловко  сидел  человек  -  по  всему  видно,  тоже  принц.  Он  лихо  осадил  коня  около  нашего  принца,  спрыгнул  на  землю,  подмигнул  принцу,  подхватил  жабу  и  поцеловал  ее.  Жаба  превратилась  в  принцессу,  человек  помог  ей  взобраться  в  седло,  сам  запрыгнул  на  круп  лошади,  дал  шпоры  и  был  таков.

Застенчивый  и  нерешительный  принц  проводил  человека  взглядом  и  топнул  ногой.  Интуиция,  сердце  и  какая-то  карга  в  кустах  -  то  ли  ведьма,  то  ли  престарелая  фея  -  подсказывали  принцу,  что  он  только  что  упустил  крупный  шанс,  возможно,  самый  крупный  из  всех  им  упущенных.  Ведь  все  было  так  очевидно!  Раздосадованный  принц  воротился  восвояси,  где  запил  и  из  запоя  не  больше  возвращался.

Так  что,  уважаемые  принцы,  пропускать  женщину  вперед  нужно    все-таки  не  всегда!

5

Жил-был  принц.  Его  воспитала  бабушка,  поэтому  принц  был  хорошо  осведомлен  о  сказочном  варианте  действительности.  Прочие  знания  принца  имели  некоторые  пробелы.

И  вот  пришел  день,  когда  принц  решил  разыскать  себе  невесту.  Он  отправился  в  лес  и  долго  слонялся  в  поисках  жабы  или,  на  худой  конец,  лягушки.  Ведь  именно  так  советовали  поступать  бабушкины  сказки.

Однако  год  выдался  засушливым,  и  никаких  земноводных  или  рептилий  принцу  не  попадалось.  Принц  повстречал  только  охотников,  но  расспрашивать  о  жабах  у  них  не  стал:  цели  принца  и  цели  охотников  находились  в  слишком  явном  противоречии.

Но  охотники  принца  хорошо  приняли  и  пригласили  к  ужину.  За  ужином  принца  угостили  таким  нежным  мясом,  какого  ему  еще  никогда  пробовать  не  доводилось.  Принц  уплетал  кушанье  за  обе  щеки.  Вообще-то  он  был  младшим  принцем,  и  дома  часто  недоедал.

Утром  принц  узнал,  что  охотники  угощали  его  лягушачьими  лапками.  Принцу  стало  дурно:  он  немедленно  уверился,  что  это  была  его  принцесса.  Он  так  взволновался,  что  быстренько  нацарапал  записку,  передал  ее  охотникам  и  повесился  на  ближайшем  дереве.  Вокруг  стояли  удивленные  охотники,  посасывая  лягушачьи  лапки,  оставшиеся  от  ужина.  Резоны  принца  им  были  непонятны.  Они-то  знали,  что  к  чему  в  реальном  мире.
 
Так  что,  уважаемые  принцы,  кругозор  лучше  все-таки  расширять  прямо  с  детства  и  не  ограничиваться  одними  лишь  сказками!

6

Жил-был  принц.  Иногда  принцы  бывают  престарелые,  пожилые  и  даже  откровенно  старые,  но  этот  принц  был  очень  юн,  а  выглядел  еще  моложе.  В  общем  -  классический  принц,  у  которого  все  еще  впереди.

Однажды  принц  шел  по  лесу  и  встретил  жабу.  Жаба  явно  была  весьма  древним  существом:  серо-зеленая,  в  глубоких  морщинах,  складках  и  бородавках,  и  даже  с  небольшой  седой  бородой,  но  глаза  ее  загадочно  мерцали.  Принц  засмотрелся  в  эти  глаза  и  восхитился  их  глубиной  -  ему  в  этих  глазах  виделось  свершение  каких-то  самых  сокровенных  мечтаний  и  надежд.  Он  смотрел  в  них  и  смотрел,  пока  как-то  незаметно  для  себя  не  оказался  так  близко  к  жабе,  что  ничего  другого,  кроме  как  поцеловать  ее,  принцу  не  оставалось.  И  принц  поцеловал  жабу.

И  жаба  действительно  превратилась  в  принцессу  -  в  маленькой  изящной  короне,  длинном  платье  и  с  веером.  И  только  одно  получилось  не  так,  как  обычно  получалось  в  сказках:  это  была  не  принцесса-девушка,  а  принцесса-бабушка,  да  еще  и  с  небольшим  горбом  на  спине.  Пожевав  беззубым  ртом  и  поправив  седые  локоны  морщинистой  рукой,  принцесса  произнесла:
-  Где  же  ты  был  так  долго,  милый  принц?  Я  ждала-ждала,  прям  могла  и  состариться!  Ну,  а  теперь  давай,  бери  меня  замуж!

Принц,  все  еще  околдованный  мерцанием  жабьих  глаз,  кивнул  и  повел  принцессу  во  дворец.  Во  дворце  поднялся  переполох:  принцесса  была  старше  короля  и  королевы,  родителей  принца,  и  ровесница  его  бабушки.  В  общем,  семья  решительно  не  одобрила  этот  союз,  и  родительского  благословения  принц  не  получил.  Друзья  и  приятели  принца  подняли  его  на  смех.  Что,  говорили  они,  ты  хочешь  стать  молодым  вдовцом?  Или  ты  решил  заняться  торговлей  антиквариатом?  Или  открыть  музей  древностей?

Оскорбленный  принц  уединился  с  принцессой-бабушкой  в  охотничьем  домике  на  опушке  самого  дальнего  леспромхоза,  принадлежавшего  короне,  и  зажил  с  ней  гражданским  браком.  Мысль  о  том,  что  его  любовь  противостоит  всему  глупому  жестокому  миру,  согревала  сердце  принца,  и  он  принимался  страстно  целовать  свою  принцессу.  Это,  правда,  было  не  очень  удобно,  так  как  зубные  протезы  принцессы  то  и  дело  оказывались  во  рту  принца.  Но  это  его  не  останавливало.

Однажды  утром  принц  вышел  из  избушки  собрать  цветов  для  принцессы.  На  лугу  он  увидел  прекрасную  юную  девушку  -  дочь  председателя  леспромхоза.  Сердце  принца  дрогнуло,  колени  подогнулись,  а  с  глаз  спала  пелена.  Он  с  ужасом  думал  о  возвращении  в  избушку,  где  еще  вчера  вечером  он  был  так  счастлив.  Ведь  там  его  ждала...  жаба,  старая,  уродливая  и  капризная  жаба!  Сейчас  он  всем  сердцем  ненавидел  свою  принцессу.

И  принц  проявил  малодушие  -  он  бежал.  Принц  долго  странствовал,  сражался,  пока  наконец  не  встретил  юную  прекрасную  принцессу,  на  которой  и  женился.  О  принцессе-бабушке  он  больше  не  вспоминал  -  ему  было  стыдно.

А  принцесса-бабушка,  как  только  принц  оставил  ее,  начала  вновь  превращаться  в  жабу,  которая  и  по  сей  день  живет  под  дубовой  кадушкой  в  охотничьем  домике  на  опушке  самого  дальнего  леспромхоза,  принадлежавшего  короне.  Когда  мимо  проезжает  юный  принц  -  теперь  уже  король  -  со  своей  женой  и  детьми,  жаба  выползает  из-под  кадушки,  смотрит  на  принца  глубокими  мерцающими  глазами  и  утирает  слезу.  О  чем  она  думает,  неизвестно,  ведь  жабы  ни  с  кем  своими  мыслями  не  делятся.

Так  что,  уважаемые  принцы,  разница  в  возрасте  все-таки  имеет  значение!

7

Жил-был...  Нет,  не  так.  Жила-была  принцесса.  Больше  всего  на  свете  ей  хотелось,  чтобы  однажды  с  ней  случилось  нечто  сказочное,  и  чтобы  это  сказочное  закончилось  так,  как  обычно  оно  заканчивается  в  сказках:  жили  долго  и  счастливо  и  умерли  в  один  день.  Короче,  принцесса  мечтала  о  принце,  который  предложит  ей  руку  и  сердце  в  сопровождении  какого-нибудь  волшебного  фокуса,  от  которого  в  животе  принцессы  будут  долго-долго  порхать  бабочки.

Правда,  знакомые  принцессы  и  принцы  справедливо  обращали  внимание  принцессы  на  то,  что  она  уже  замужем,  но  принцессе  так  хотелось  сказочной,  волшебной,  фантастической  любви  с  брачным  финалом,  что  об  этом  факте  своей  биографии  она  предпочитала  не  помнить.  И  она  не  помнила.

И  вот  однажды  принцесса  отправилась  в  лес.  Там,  на  тенистой  полянке,  она  обнаружила  родник.  Возле  родника  сидел  лягушонок:  зеленый,  маленький  и  тощий.  Его  рот  загадочно  растягивался  от  уха  до  уха,  ну,  или  что  там  у  лягушек,  где  у  людей  уши?  Лягушонок  квакнул  нечто  неразборчивое  -  по  правде,  "ква"  у  хилого  от  рождения  земноводного  вышло  как  "хфа".  Но  принцессе  почудилось  в  этом  "хфа"  что-то  таинственное,  просто  сказочное  и,  конечно  же,  счастливо-брачно-финальное.  Ей  даже  показалось,  что  в  ее  животе  шевельнулись  нежнейшие  крылья  маленьких  лимонно-желтых  бабочек  ("Где  это  я  о  них  читала?"  -  подумала  она).  И  принцесса  схватила  лягушонка  и  крепко  поцеловала  его.

И  надо  же  было  такому  случится,  что  лягушонок  действительно  был  непростой,  даром,  что  хилый  и  с  нечеткой  дикцией.  Сверкнула  молния,  грянул  гром,  дрогнула  земля,  и  над  принцессой  прозвучал  зловещий  голос:  "Теперь  в  твоем  животе  вечно  будут  порхать  бабочки  -  именно  такие,  лимонно-желтые!  Бабочки  будут  откладывать  яйца,  из  яиц  будут  рождаться  гусеницы,  гусеницы  будут  кормиться  тобой,  а  ты  будешь  кормить  гусеницами  этого  лягушонка!"

Принцесса  перепугалась  до  смерти:  такая  перспектива  ей  совсем  не  понравилась.  Она  с  размаху  швырнула  лягушонка  о  земь,  и  тот  немедленно  испустил  дух  (да  простят  ее  борцы  за  права  земноводных).  Принцесса  бегом  вернулась  во  дворец  и  сразу  же  занялась  порядком  запущенным  уже  хозяйством,  заброшенными  детьми  и  своим  принцем  -  довольно  приличным  для  тех  мест  и  того  времени.  Годы  шли,  принцесса  стала  королевой,  жила  долго-долго  и  умерла  в  один  день  со  своим  королем.  Не  знаю,  была  ли  она  счастлива,  но  о  лягушках,  бабочках  и  сказках  никогда  больше  не  вспоминала.

Так  что,  уважаемые  принцессы,  добра  от  добра  лучше  все-таки  не  искать!

8

 ...перспектива  земноводного


Жил-был  лягушонок,  где-то  далеко-далеко,  в  провинциальном  болоте.  В  отличие  от  прочих  лягушат,  он  своей  судьбой  был  недоволен.  Все-таки  болото,  грязь,  комары  и  никаких  перспектив.  И  лягушонок  переехал  в  столичное  болото.

Тут  его  постигло  разочарование:  от  его  родного,  провинциального  болота  столичное  болото  отличалось  только  масштабом.  Отсутствие  перспектив  здесь  было  тотальным  и  пугающим.  И  лягушонок  затосковал.

Однажды  он  сидел  на  камешке  и  безутешно  предавался  меланхолии.  Перед  ним  раскинулось  столичное  болото  -  до  самого  горизонта  тянулись  топи,  трясины,  а  над  всем  этим  стелился  туман,  пахнущий  сероводородом.

И  вдруг  лягушонок  замер:  перед  ним  предстало  прекрасное  видение.  Принцесса!  Принцесса,  надо  сказать,  была  самая  обыкновенная,  средних  лет,  ничем  особо  не  выдающаяся,  но  на  фоне  болота  она  выглядела  просто  сногсшибательно.  Да  и  других  принцесс  лягушонок  в  жизни  своей  не  видал.

Ведомый  порывом,  лягушонок  прыгнул  под  ноги  принцессы,  встал  на  одно  колено  и  произнес  какой-то  невнятное  признание.

Принцесса  рассмеялась,  аккуратно  отодвинула  лягушонка  носком  туфельки  с  дороги  и  ушла.  А  лягушонок,  пораженный  в  самое  сердце,  еще  долго  сидел  на  дороге,  глядел  туда,  куда  ушла  принцесса,  и  переживал  самое  сильное  впечатление  своей  жизни:  прикосновение  принцессиной  туфельки.  Такого  с  ним  еще  никогда  не  бывало.

История  эта  повторялась  изо  дня  в  день:  принцесса  шла  мимо  болота,  лягушонок  бросался  ей  под  ноги,  бормотал  своей  безумное  признание,  она  смеялась,  отодвигала  его  носком  туфельки  с  пути  и  уходила.  Скоро  лягушонок  уже  жить  не  мог  без  прикосновения  этой  туфельки.

И  вот  однажды,  в  урочное  время,  лягушонок  услыхал  шаги,  выбрался  из  болота  и  бросился  на  дорожку,  еще  в  полете  бормоча  свои  признания.  Однако  на  этот  раз  по  дорожке  вдоль  болота  шел  старый  садовник.  Его  тяжелый,  подбитый  железом  сапог  опустился  прямо  на  влюбленного  лягушонка.  На  дорожке  осталось  небольшое  мокрое  пятно,  а  садовник,  даже  не  заметив  гибели  лягушонка  и  его  великой  любви,  пошел  своей  дорогой.  Собратья  лягушонка,  которые  уже  привычно  собрались  понаблюдать  за  попытками  лягушонка  завоевать  сердце  принцессы,  в  ужасе  разбежались.

Так  что,  дорогие  мои  лягушата,  лучше  все-таки  знать  свое  место!

9

Жила-была  принцесса.  Пока  она  была  маленькая,  она  ходила  в  школу  для  принцесс.  Там  ее  учили,  что  миссия  принцессы  -  выйти  замуж  за  достойного  принца  и  родить  ему  наследников,  а  все  прочее  -  по  возможности.  Принцесса  кивала  и  старательно  записывала  эти  слова  в  свою  розовую  тетрадь.

Когда  она  подросла,  то  стала  ходить  с  королевой-матерью  на  разные  приемы,  балы  и  тому  подобные  увеселения.  Принцессе  эти  мероприятия  очень  нравились,  но  и  там  королева-мать  и  ее  фрейлины  не  давали  принцессе  проходу.  Они  постоянно  напоминали  ей:  "Твоя  миссия  -  выйти  замуж  за  достойного  принца  и  родить  ему  наследников,  все  прочее  -  по  возможности."  Принцесса  торопливо  кивала  и  убегала  на  очередной  танец.

И  вот  настал  день,  когда  принцесса  встретила  своего  принца.  Августейшие  родители  одобрили  выбор,  состоялась  свадьба.  Взволнованный  король  первым  поднял  кубок  за  молодых.  Он  сказал  принцессе:  "Теперь  ты  должна  родить  наследников  престола,  а  все  прочее  -  по  возможности".  И  он  лихо  выпил  вино  и  крикнул  "Горько!"  Молодые  поцеловались.

И  так  уж  вышло,  что  принцесса  очень  хорошо  усвоила  преподанные  ей  уроки,  буквально,  усвоила  их  буквально.  Она  родила  принцу  наследника,  потом  еще  одного.  Когда  же  возникала  какая-нибудь  возможность,  то  в  жизни  принцессы  появлялось  и  прочее.  Прочее  не  отличалось  разнообразием,  зато  возможности  возникали  часто.  Постепенно  принцесса  стала  находить  все  больше  увлекательного  именно  в  прочем.  И  так  прочее  заняло  в  ее  жизни  такое  большое  место,  что  прочим  могло  называться  только  с  большой  натяжкой  и  с  закрытыми  глазами.  И  однажды  принцессу  взяли  прямо  с  поличным,  в  самый-самый  разгар  прочего,  и  отвезли  в  монастырь.  Там  ее  след  затерялся.

Так  что,  дорогие  мои  короли  и  королевы,  все-таки  объясняйте  своим  принцам  и  принцессам,  что  возможность  -  еще  не  повод  ею  воспользоваться!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=485369
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 13.03.2014

Ангел

...Очень  добрый,  терпеливый,
Скромен,  тих,  незнаменит,
Ангел  спрятался  на  иве,
И  за  кошками  следит.
Неудобно  и  неловко,
Кошки  смотрят  с  подозреньем  -
Нет  у  Ангела  сноровки
Лазать  кошкой  по  деревьям,
Но  не  прихоть  это,  служба:
Наблюдать,  спасать,  хранить,
С  опасеньем,  безоружный
Среди  кошек  должен  жить.
Это  чин  такой  достался:
Обеспечивать  покой,
Безопасно  чтоб  добрался
Я  когда-нибудь  домой.
Ангел,  милый,  все  в  порядке,
Ты  спускайся  с  этой  ивы.
Дай-ка  я  в  своей  тетрадке
Опишу,  как  терпеливый,
Очень  добрый,  незаметный,
Опасаясь  кошек  стаи,
Ангел  спрятался  на  ветке,
Мой  покой  оберегая...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=485152
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 12.03.2014

Старые добрые времена

Нет,  всё-таки  раньше  всё  было  лучше,  всё.  Потому  и  говорят  о  том  самом  раньше  "старые  добрые  времена"  -  потому  что  было  это  давно  и  было  это  так  славно,  как  сейчас,  в  наше  скудное  и  суетливое  время,  уже  просто  не  бывает,  да  и  быть  не  может.

И  всё  -  что  ни  возьми  -  всё  было  тоже  лучше  в  те  далёкие  старые  добрые  времена.  Всё  -  люди,  вещи,  погода,  пища,  деньги,  память,  зубы  -  все  было  лучше.  А  уж  если  подумать  о  том,  что  и  у  родителей,  и  дедов,  и  прадедов  тоже  были  свои  старые  добрые  времена,  становится  понятно,  что  когда-то  давным-давно  знали  люди  то  ли  золотой  век,  то  ли  тот  самый  рай,  а  теперь  они  подошли  ко  временам  тощим,  временам  исчерпания,  опустошения  и  дешевых  заменителей  всего  настоящего,  всего  старого-доброго...

Саша  вздохнул  и  поглядел  в  окно  -  там  и  погода  была  много  хуже  той,  которую  в  это  время  года  он  помнил  в  своих  собственных  старых  добрых  временах.  Отчего-то  мысль  о  новых  и  старых  временах  преследовала  его  неотступно  уже  целую  неделю,  и  всё  в  новых  временах  казалось  ему  таким  никчёмным,  что  к  концу  этой  недели  он  уже  брюзжал,  как  старик,  для  которого  одиночество  и  возраст  не  оставили  других  развлечений,  кроме  ностальгирования  о  всём  старом-добром  и  осуждения  всего  современного.

Брюзжание  это  и  самому  Саше  было  неприятно,  но  он  вынужден  был  признать,  что  для  разочарования  в  современном  мире  оснований  было  достаточно  -  и  у  него,  и  всех  прочих.  Да  что  ни  возьми  -  ну,  хоть....  ну,  не  знаю,  что  угодно  –  да  хоть  "Пепси-колу"!  -  всё  это  он  помнил  другим.

Саша  зажмурился,  и  перед  ним  пронеслось  короткое,  но  очень  яркое  воспоминание.  Он,  еще  совсем  маленький  мальчик,  вскарабкивается  на  высокий  стул  у  стойки  бара.  Стул    мало  того,  что  высокий,  так  еще  и  круглое  его  сидение  вращается,  а  дерматин  на  этом  сидении  отполирован  брюками  и  джинсами  посетителей  до  зеркального  блеска,  и  Сашины  пальцы  едва-едва  удерживались  за  это  сидение,  пока  он  карабкался  на  стул.  Разумеется,  Саша  не  сам  зашел  в  бар  -  не  было  у  него  тогда  ни  такого  желания,  ни  такого  обыкновения  -  где-то  тут  поблизости  были  и  взрослые,  с  которыми  Саша  оказался  в  баре.  Где  –  взрослый  Саша  не  помнил,  но  он  помнил,  что  вот  этот  высокий  стакан  с  коричневой  пузырящейся  жидкостью,  кубиками  льда,  желтой  тонкой  трубочкой  и  долькой  чего-то  зеленого  -  был  поручен  его  заботам  теми  самыми  взрослыми,  которые  его  сюда  привели.  Маленький  Саша  видел,  что  человек  за  стойкой  ("бармен"  -  произнес  он  про  себя,  языком  ощущая  бархатистость  этого  нового  слова)  лил  в  этот  стакан  коричневую  пенную  жидкость  из  хорошо  знакомой  Саше  бутылочки  с  двухцветной  этикеткой.  "Пепси"  -  этот  напиток  был  ему  хорошо  известен,  но  раньше  ему  не  доводилось  видеть  его  поданным  так  -  в  высоком  стакане,  со  льдом,  трубочкой  и  ломтиком  чего-то  зелёного.  Да  и  кто  бы  стал  тратить  время  на  то,  чтобы  так  вот  пить  "Пепси"!  -  открыл  и  пьёшь,  прямо  из  бутылки,  а  это  ведь  не  родные  пол-литра  лимонада  или  там  "Тархуна",  это  заграничные  0.33,  что  там  пить...  Видно,  у  них  там  не  принято  жажду  утолять  так,  как  у  нас,  щедро  и  с  размахом  (если  бы  взрослый  Саша  попал  в  этот  бар  в  свой  брюзжащий  ностальгический  период,  он  бы  подсказал  Саше  маленькому  предположение,  что  там,  откуда  прибыл  этот  напиток  в  такой  мелкой  посуде,  наверняка  уже  наступили  гнусные  своей  скудностью  и  скаредностью  новые  времена).

Саша  поерзал  на  скольком  стуле,  поглядел  на  бармена,  немного  по  сторонам  -  а  по  сторонам  был  сумрак,  в  котором  Саше  подмигивали  цветные  огоньки  и  тихо  играла  музыка  -  и  потихоньку  пододвинул  к  себе  стакан  с  напитком.  Мало  ли,  вдруг  "Пепси"  так  и  следует  пить  -  со  льдом,  с  этим  вот  зеленым  и  через  трубочку  -  а  Саша  до  сих  пор  был  незнаком  с  истинным  вкусом  напитка  и  правильным  способом  его  употребления.  Саша  обхватил  тонкую  желтую  трубочку  губами  и  потянул  в  себя  коричневую  жидкость....  Вкус  был  совершенно  необычным  –  да,  "Пепси",  никаких  сомнений,  это  была  "Пепси-кола",  но  что-то  дополняло,  обогащало  и  изменяло  её  в  совершенно  новый  напиток,  вкус  которого  сам  по  себе  был  настоящим  приключением  и  безумной  авантюрой,  и  приключения  не  замедлили  развернуться  и  перед  Сашиным  мысленным  взором,  и  прямо  на  барной  стойке,  где  внезапно  объявились  те  самые  взрослые,  решительно  отобрали  у  Саши  напиток,  посоветовав  ему  подрасти,  завести  себе  усы  и  обсушить  на  них  молоко,  а  также  научиться  самому  платить  за  свою  выпивку...

Как  бы  там  ни  было,  тот  вкус  Саша  помнил  до  сих  пор,  а  прошло  уже,  наверное,  больше  30  лет.  Нет,  нигде,  ни  дома,  ни  в  Европе  не  было  больше  такой  "Пепси-колы".  Стал  этот  напиток  пресным  и  скучным;  по  правде  сказать,  он  начал  казаться  Саше  таким  еще  тогда,  в  детстве,  когда  все  его  домашние  эксперименты  со  стаканами,  трубочками  и  ломтиками  зеленого  цвета  не  принесли  желаемого  результата.  Тот  вкус,  который  однажды  перенес  маленького  Сашу  из  полутёмного  бара  в  какой-то  сверкающий  и  переливающийся  мир,  так  и  остался  воспоминанием  и  вкусом  старого  доброго  времени...

Опечаленный  тем,  что  новые  времена  наступали  все  быстрее  и  становились  все  хуже,  Саша  созвонился  со  старым  университетским  товарищем  и  договорился  о  встрече.  Надо  было  потолковать  -  может,  Саша  был  слишком  придирчив,  может,  всё  не  так  плохо,  может,  это  всего  лишь  осень,  возраст,  хандра  и  ещё  какие-то  мелочи,  которые  надо  просто  принять...  Когда  Саша  вошел  в  полутемный  бар,  где  тихо  звучала  музыка  и  подмигивали  цветные  огоньки,  товарищ  уже  сидел  за  стойкой,  а  бармен  ставил  перед  ним  два  массивных  стакана,  в  которых  плескалась  коричневая  жидкость,  лопались  пузырьки  и  покачивались  кубики  льда  и  что-то  зелено-желтое.  Товарищ  кивнул  Саше,  который  уселся  на  круглый  высокий  стул  у  барной  стойки,  сидение  которого  было  отполировано  до  зеркального  блеска,  и  пододвинул  к  нему  стакан.

Саша  взял  свой  стакан  и  отхлебнул...  Перед  ним  немедленно  всплыла  знакомая  картинка:  полумрак,  огоньки,  высокий  стакан,  желтая  трубочка  и  льющийся  по  ней  невероятный,  ошеломительный  вкус  приключений,  тайн  и  головокружительных  авантюр.  Товарищ,  с  удовлетворением  наблюдая  за  Сашей,  коротко  произнес:  "Куба  Либре.  Ром,  кола,  лайм."

...Саша  пил  знаменитый  коктейль,  насыщенный  вкусом  старого  доброго  времени,  вокруг  него  колыхались  и  распускались  целые  миры,  невиданные  возможности  всплывали  из-за  барной  стойки  и  без  всяких  слов  поясняли  Саше,  что  ничего  в  этом  старом  добром  мире  не  меняется,  что  старые  добрые  времена  не  проходят,  что  рядом  всегда  есть  нечто,  что  делает  любые  времена  старыми  и  добрыми,  и  это  твой  и  только  твой  выбор,  оставаться  в  старых  добрых  временах  или  покинуть  их  и  затеряться  во  временах  новых,  во  временах  исчерпания,  опустошения  и  дешевых  заменителей  всего  настоящего,  всего  старого-доброго,  которые  даже  и  не  времена  вовсе,  а  так,  просто  безвременье...

Домой  Саша  вернулся  в  самом  лучшем  настроении,  а  мысли  о  новых  временах  его  еще  долго  не  тревожили.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=485151
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 12.03.2014

У Чаши (версия 2015 года)

...О  приходе  новой  катастрофы
Мне  уже  герольды  протрубили,
Эпитафий  прозвучали  строфы
И  увяли  на  моей  могиле.

И  давно  моя  забыта  память,
И  совсем  ко  мне  забыты  тропы,
И  мой  дом,  наверно,  кем-то  занят,
И  мой  череп  вертят  землекопы,

Называют  Йориком,  бедняжкой,
Гладят  онемелую  болванку,
Тычут  в  зубы  жестяною  фляжкой
И  в  глаза  -  бледнеющей  поганкой...

Жизни  миг  и  вечное  забвенье,
И  другое  бытие  –  не  наше
Я  узнал  за  краткое  мгновенье,
Наблюдая  за  толпой  у  Чаши.

2013  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=484925
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 11.03.2014

Межсезонье

                                                 *Истории  о  Пете  Коврижкине

Снег  был  слежавшимся  и  грязным,  каким  он  бывает  только  в  большом  городе  в  самом  конце  зимы,  после  нескольких  оттепелей.  Там,  где  снега  не  было,  -  вокруг  канализационных  люков  и  над  теплотрассами  –  обнажился  растрескавшийся  асфальт.  По  асфальту  бродили  меланхоличные  дворники  в  оранжевых  жилетах,  тощие  кошки  и  неопрятные  голуби.

Небо  было  еще  по-зимнему  низким,  серым  и  мутно-прозрачным,  будто  пропитанная  водой  вата,  но  иногда  порывы  ветра  вдруг  открывали  в  нем  полыньи,  из  которых  брызгало  голубым.  Весна  была  уже  где-то  совсем  рядом;  еще  две-три  недели  –  и  зима  будет  заперта  в  парках  и  скверах,  спрятана  за  заборами  и  позабыта  всеми,  кто  так  недавно  радовался  ей  или  проклинал  ее.  Там  она  и  умрет,  тихо  и  незаметно,  как  умирают  все,  до  кого  больше  никому    нет  никакого  дела.

Но  сейчас  в  природе  словно  наступила  пауза.  Зима  не  спешила  уходить,  а  весна  застыла  где-то  на  подступах  к  городу.  Ничего  не  происходило,  каждый  новый  день  был  похож  на  предыдущий,  а  все  они  вместе  были  похожи  на  понедельник,  хмурый,  полный  неясных  предчувствий  и  смутных  угрызений.  Одно  слово  –  межсезонье.

Петя  Коврижкин  томился.  Дни,  серые,  одинаковые  и  бесконечные,  как  рельсы,  едва  ползли,  сливались  в  один  день,  и  Петя  то  и  дело  терял  им  счет.  Время  от  времени  он  испытывал  беспричинный,  иррациональный  страх,  спохватывался,  что  пропустил  что-то  или  что-то  позабыл,  убаюканный  неразличимостью  дней.  Петя  бросался  к  календарю,  выяснял  дату  и  узнавал,  что  прошло  всего-то  два  дня,  как  он  спохватился  в  прошлый  раз,  и  до  ближайшего  события,  которое  могло  бы  как-то  разделить  поток  времени,  разграничить  прошлое  и  настоящее,  ждать  все  еще  очень  долго.  И  Петя  снова  впадал  в  дремотное  оцепенение,  чтобы  через  несколько  дней  снова  быть  разбуженным  приступом  паники  и  снова  бежать  к  календарю.

Даже  по  ночам  город  не  менялся.  Петя  выглядывал  во  двор,  и  в  резком  свете  фонаря  он  видел  все  тот  же  почерневший  снег  и  серый  асфальт.  В  доме  напротив  светилось  одинокое  окно,  узкое  и  высокое,  светилось  чистым  и  ровным  светом.  Казалось,  это  картина,  вставленная  в  раму  окна:  два  лестничных  марша,  черная  дверь,  над  ней  –  лампа  без  плафона  на  белой  стене.  И  никого,  и  никакого  движения,  только  лестница,  дверь,  лампа  и  ясный,  чистый  свет  в  оконном  переплете.  Но  Пете  в  этой  картине  чудилась  такая  завершенность  и  гармония,  что  у  него  перехватывало  дыхание,  и  он  подолгу  не  мог  заснуть,  взволнованный  и  растревоженный  этим  образом.  А  потом  наступал  новый  день,  в  котором  не  было  ничего  нового,  и  Петя  увязал  в  нем,  тонул  и  терялся,  все  глубже  погружаясь  в  сонную,  клейкую  апатию.

В  один  из  таких  дней  Петя  остановился  у  железной  лестницы,  соединявшей  дворы,  пропуская  старушку  с  авоськой.  Пока  старушка  преодолевала  ржавые  ступени,  Петя  рассматривал  причудливые  трещины  на  асфальте,  напоминавшие  какую-то  большую  реку  с  притоками.  Один  из  притоков  реки  у  Пети  под  ногами  уводил  его  взгляд  к  колесам  старого  разбитого  пикапа.  Пикап  стоял  здесь  очень  давно,  еще  с  осени,  и  под  ним  совсем  не  было  снега.  Под  задним  колесом  пикапа  лежала  маленькая  белая  раковина,  из  тех,  что  усеивают  берега  всех  наших  морей.  Петя  нагнулся  и  поднял  ее.

Раковина  была  некрупной,  с  ноготь  большого  пальца.  Ее  шероховатая  поверхность  была  чистой  и  сухой.  Петя  смотрел  на  раковину  у  себя  на  ладони,  трогал  ее  указательным  пальцем,  и  грязный  снег,  серое  низкое  небо,  ржавая  лестница  и  разбитый  пикап  вдруг  унеслись  куда-то.  Петя  видел  свой  двор  в  самый  поздний  и  безлюдный  час  ночи;  фонарь  на  стене  мигнул  и  погас,  но  тьма,  метнувшаяся  было  во  двор  изо  всех  щелей  и  закоулков,  уже  отступала  перед  бледным  свечением.

Свечение  шло  из  высокой  арки  дома  напротив;  оно  мерцало  и  переливалось,  усиливалось,  наполняло  двор,  и  вот  –  выплеснулось  на  черный  снег  и  серый  асфальт,  выплеснулось  вместе  со  своим  источником  –  зеленоватой,  колеблющейся,  будто  бы  даже  клубящейся  водой.  Море,  теплое  тропическое  море  приливом  заполняло  двор,  над  ним  поднимался  мягкий,  неяркий  свет,  идущий  из  глубины,  ласковые  волны  ходили  между  подъездами  и  гаражами,  в  небо  взлетали  брызги  и  клочья  пены.  Вода  все  вливалась  и  вливалась  во  двор,  и  вот  уже  арка,  из  которой  появилось  море,  скрылась  под  светящейся  поверхностью,  вода  уже  ласкалась  к  спящим  окнам  третьего  этажа,  над  водой  танцевали  тени  и  блики,  сквозь  них  виднелась  картина  в  переплете  окна  в  доме  напротив,  и  лампа  без  плафона  висела  над  морем  полной  луной.

И  вот  сейчас,  Петя  знал  это  совершенно  точно,  сейчас  распахнется  дверь  на  картине,  и  по  трапу,  рукой  придерживая  кортик,  побежит  офицер  в  белом  кителе.  Но  море  уже  отступало,  пришел  час  отлива,  море  светилось  все  глуше,  волны  втягивались  в  высокую  арку,  уходили,  чтобы  вернуться  с  приливом  следующей  ночью,  в  самый  глухой  и  безлюдный  час.  Тьма  уже  готовилась  выпрыгнуть  из  щелей  и  затопить  двор,  но  фонарь  на  стене  ожил,  моргнул  и  вспыхнул,  тьма  отпрянула  в  щели  и  закоулки,  и  перед  Петей  снова  были  только  черный  снег  и  серый  асфальт  в  резком  ртутном  свете,  еще  мгновение  –  и  Петя  вновь  стоял  у  железной  лестницы,  по  ржавым  ступенькам  медленно  поднималась  старушка,  а  на  ладони  у  Пети  лежала  маленькая  белая  раковина...

Петя  вздохнул,  спрятал  раковину  в  карман  и  последовал  за  старушкой.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=484924
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 11.03.2014

Лжет погода, нагло лицемерит…

Лжет  погода,  нагло  лицемерит,
Тычет  с  честным  видом  в  календарь,
Остывают  в  Киеве  химеры,
Гаснет  непрославленный  фонарь.

Беспокойство,  смутная  тревога,
Саваны,  огни  и  белый  дым,
Заблудилась  в  Киеве  дорога,
На  Печерске  холодно  святым.

Кто-то  красный  с  желтым  и  зеленым
На  холмах,  раскинувшись,  лежит,
Что-то  шепчет  Киев  в  телефоны,
Отвечают  Прага  и  Мадрид.

Вязкий  шум,  сонливая  усталость,
Вытекает  из  метро  народ.
Киев  вздрогнул:  "То  ли  показалось,
То  ли  точно  -  тысяча  пятьсот?"

Всё  сплелось,  всё  спуталось,  исчезло,
Под  мостами  тянется  река,
На  горе  Владимир  странным  жезлом
Поправляет  в  небе  облака.

Движутся,  дрейфуют  континенты  -
Всё  Пангея  паззл  не  соберёт.  
Оживают  в  Киеве  легенды,
Листья  жгут  у  Золотых  Ворот...

2013  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=484715
рубрика: Поезія, Городская (урбанистическая) поезия
дата поступления 10.03.2014

Человек-Который-Не-Унывает

Один  мой  товарищ  Унывал.  Ничего-то  у  него  в  жизни  Не-Получалось.

-  А  что  конкретно  Не-Получается?  -  спрашивал  я  его.
-  Да  ты  знаешь,  -  отвечал  он,  -  не  то,  чтобы  что-то  конкретное,  но  общее  впечатление  именно  такое  по  жизни:  Ничего-Не-Получается.  И  отсюда  -  Уныние.  А  Уныние  так  много  отнимает  Времени  и  так  Утомляет,  что  на  что-то  еще  ни  Времени,  ни  Сил  просто  не  остается.

И  он,  Тяжело  Вздыхая  и  Пожимая  Плечами,  продолжал  Унывать.  При  этом  он  констатировал,  что  Унывает  уже  так  давно  и  сосредоточенно,  что  даже  не  может  припомнить,  как  давно  он  начал  Унывать  впервые  и  что  было  в  начале:  Уныние  или  то  самое  Ничего-Не-Получается.

Тем  временем  в  его  жизни  появились  Определенные  Трудности.  Ему  ничего  не  оставалось,  как  отвлечься  от  Уныния,  засучить  рукава  и  приняться  преодолевать  Определенные  Трудности.

Томить  не  буду:  в  конце  концов,  он  эти  Определенные  Трудности  преодолел.  Этот  факт  наполнил  его  некоторым  Оптимизмом,  и  мой  товарищ  припомнил  какое-то  Забытое  Дело,  давным-давно  отложенное  в  Долгий  Ящик.  Он  рылся  в  Долгом  Ящике  целый  день  и  обнаружил,  что  Забытых  и  Отложенных  Дел  в  Долгом  Ящике  было  значительно  больше,  чем  он  мог  припомнить.  Наконец,  он  отыскал  то  самое  Забытое  Дело,  за  которым  он  и  полез  в  Долгий  Ящик.  Мой  товарищ  отряхнул  с  Забытого  дела  пыль  и  выяснил,  что  все  сроки  заниматься  этим  Забытым  Делом  давно  прошли,  а  срок  годности  самого  Забытого  Дела  давно  истек.  Усовестившись,  мой  товарищ  сунул  руку  в  кучу  Забытых  и  Отложенных  дел,  которые  неопрятно  развалились  возле  Долгого  Ящика,  и  наугад  вытащил  одно  из  Отложенных  Дел.

Дело  оказалось  вполне  еще  годным  и  даже  требовало  безотлагательных  Действий.  И  мой  товарищ,  памятуя  о  печальной  судьбе  первого  Забытого  Дела,  полностью  сосредоточился  на  Действиях,  необходимых  для  завершения  Отложенного  Дела.  И  однажды  -  кажется,  это  было  в  пятницу,  -  мой  товарищ  с  этим  Отложенным  Делом  справился.  С  некоторым  удивлением  и  даже  слегка  гордясь  собой,  он  выдвинул  из  стола  ящик  Выполненных  и  Завершенных  Дел.  В  нем  было  пусто.  Он  бережно  опустил  туда  первое  Выполненное  Дело  и,  не  дожидаясь  утра,  извлек  из  кучи  Забытых  и  Отложенных  Дел  еще  одно  Дельце.

Дальше  -  больше.  Куча  Забытых  и  Отложенных  Дел  уменьшалась,  а  ящик  Выполненных  Дел  уже  не  закрывался  -  все  Выполненные  и  Завершенные  Дела  в  нем  уже  не  умещались.  И  моему  товарищу  не  оставалось  ничего  другого,  как  завести  в  своем  столе  еще  один  ящик  для  Выполненных  и  Завершенных  Дел.  С  течением  времени  свободных  ящиков  в  столе  уже  не  осталось,  и  мой  товарищ  решительно  сорвал  с  последнего  ящика  стола  ярлычок  "Забытые  и  Отложенные  Дела"  и  заменил  его  другим  -  "Дела  Выполненные  и  Завершенные".

Тем  временем  он  заметил,  что  совершенно  прекратил  Тяжело  Вздыхать,  Пожимать  Плечами  и  даже  Унывать.  И  случилось  это  не  то,  чтобы  давно,  но  ему  не  удавалось  припомнить,  когда  именно,  и  что  произошло  раньше:    исчезло  ли  из  его  жизни  Уныние  или  что-то  Начало-Получаться.

А  еще  через  некоторое  время  мой  товарищ  уже  даже  не  мог  вспомнить,  что  же  это  такое  -  то  самое  Уныние  и  то  самое  Ничего-Не-Получается.  Ему  было  Некогда.  Он  был  слишком  Занят,  но  при  этом  Успевал  все  больше  и  Уставал  все  меньше.  И  совершенно  не  Унывал.  Он  просто  не  знал  теперь,  как  это:  Унывать.

...Надо  будет  его  навестить,  что  ли.  Расспросить,  как  и  что.  Да  и  просто  посмотреть  на  Человека-Который-Не-Унывает.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=484464
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 09.03.2014

Римская весна

                                                       *Из  цикла  "Истории  о  Пете  Коврижкине"

Днем  апрельское  небо  было  таким  прозрачным,  что  цвет  в  нем  едва  угадывался,  а  к  вечеру  оно  налилось  оттенками  сиреневого  и  фиолетового.  Петя  стоял  в  тесном  дворике-колодце,  каких  много  еще  сохранилось  в  Старом  городе,  и  смотрел  на  это  небо,  которое  в  серо-голубых  сумерках  казалось  аппликацией  из  бархатной  бумаги.  Когда  Петя  был  маленьким,  он  любил  делать  аппликации  из  такой  бумаги,  и  небо  на  его  аппликациях  всегда  было  вот  таким  –  фиолетовым  и  бархатистым.  Только  Петя  еще  наклеивал  на  него  маленькие  звездочки,  вырезанные  из  фольги,  а  на  этом  небе  никаких  звезд  не  было.

Ни  одной  звездочки!  Петя  вздохнул.  Такие  странные  были  эти  дни,  хорошие,  погожие,  но  странные.  Ему  в  эти  дни  было  все  время  не  по  себе,  и  поэтому  вздыхал  он  часто.  Он  и  сам  не  мог  понять,  что  именно  его  беспокоит.  Какое-то  невнятное,  смутное,  беспокойное  чувство  накатывало,  переполняло  его  так,  что  он  едва  не  плакал,  до  того  ему  становилось  тоскливо  и  тревожно.  А  через  минуту  то  же  чувство  накатывало  на  него  как  будто  с  другой  стороны,  и  Пете  тогда  хотелось  всех  обнять  и  расцеловать,  и  в  каждом  встречном  человеке  ему  тогда  мерещилась  то  его  судьба,  незамеченная,  но  еще  не  упущенная,  то  давно  потерянный  и  безутешно  оплакиваемый  друг.  Чувство  это  было  одновременно  и  чрезвычайно  грустным,  и  невыразимо  прекрасным,  и  Петя  ничего  не  мог  с  ним  поделать,  он  просто  сдавался  ему,  даже  не  пытаясь  ему  противостоять  или  хотя  бы  как-то  его  назвать,  определить  или  осмыслить.  Еще  Пете  казалось,  что  больше  никого  из  людей  вокруг  это  чувство  не  посещает,  и  оттого  в  эти  странные  погожие  дни,  постоянно  пребывая  среди  людей,  он  остро  ощущал  свое  одиночество.  И  Петя  снова  и  снова  вздыхал  о  чем-то  невыразимо  прекрасном  и  чрезвычайно  грустном.

Снова  пошарив  глазами  по  пустому  бархатистому  небу,  Петя  перевел  взгляд  на  дома,  стены  которых  образовали  этот  колодец.  Здесь  ценителю  архитектуры  было  на  что  посмотреть.  Каждая  из  четырех  стен  «колодца»  представляла  иную  эпоху  и  свой  стиль,  но  Петя  предпочитал  смотреть  только  на  одну  стену.  Гладкая,  бледно-желтая,  стена  возносила  над  Петей  пять  своих  этажей  с  параллельными  рядами  узких  высоких  окон.  Пете  мерещилось  в  этой  стене  и  этих  окнах  что-то  итальянское  или  даже  сугубо  римское,  даже  древнеримское,  хотя  над  стеной,  на  брандмауэре  красовалось  некое  нечитаемое  для  Пети  слово  определенно  французского  происхождения.  Справа  и  слева  к  этой  желтой  стене  примыкали  неокрашенные  и  неоштукатуренные,  местами  изумрудно-зеленоватые  кирпичные  стены.  Они  только  подчеркивая  ясность,  чистоту  и  выразительность  линий  желтой  стены  и  ее  окон.  «Отчего  я  не  архитектор?»  –  спрашивал  себя  Петя  и  прекрасно  знал,  отчего.  И  от  того,  что  знал,  он  находил  еще  больше  красоты  и  очарования  в  этой  стене;  специалист,  пожалуй,  мог  бы  эту  стену  и  раскритиковать,  и  камня  на  камне  не  оставить  от  Петиных  римских  ассоциаций.  А  так  у  Пети  в  Старом  городе  был  свой  уголок  Рима,  в  котором  и  Петя,  и  Город  были  как  будто  не  совсем  сами  собой,  но  зато  один  ощущал  себя  вполне  архитектором  и  даже  отчасти  древним  римлянином,  а  другой…  -  кто  знает,  чем  ощущал  себя  этот  загадочный  и  древний  другой,  а  Петя  великодушно  позволял  ему  воображать  себе  в  этом  дворике  всем,  чем  угодно.

Если  же  Петей  вдруг  ни  с  того  ни  с  сего  овладевал  скептицизм,  и  он  начинал  придираться  к  своей  римской  стене,  ему  достаточно  было  оглянуться.  Римская  стена  эпохи  Возрождения  глядела  на  невыразительный  фасад  эпохи  Застоя,  облицованный  шершавой  плиткой,  цвет  которой  Петя  называл  «припадочным».  И  Рим  снова  возвращался  в  этот  дворик  и  в  Петину  взволнованную  душу.

Но  сегодня,  этим  сиреневым  вечером  Петя  видел  свою  стену  по-другому.  Он  забрел  в  этот  тесный  дворик-колодец,  чтобы  вновь  окунуться  в  атмосферу  своего  воображаемого  Рима,  надеясь,  что  она  смоет  его  непонятное  томление  и  одиночество,  излечит  тоску  и  усмирит  радость,  которые  дергали  Петю  между  собой  и  наполняли  его  глаза  то  горькими,  то  счастливыми  слезами.  А  вышло  все  совсем  не  так,  как  будто  Петя  оказался  в  пошлой,  издевательской  карикатуре  на  свой  тайный  приют.  Небо  над  стеной  глядело  на  Петю  детской  неуклюжей  аппликацией  из  бархатной  бумаги,  а  сама  стена  вдруг  холодным  и  неприязненным  голосом  поинтересовалась  у  Пети,  отчего  на  ней  –  если  она  римская  –  совсем  нет  знаменитой  римской  патины,  а  только  желтая  фасадная  краска,  омерзительно  современная.  Петя,  холодея  от  ужаса,  глядел  на  свою  римскую  стену,  и  вспоминал,  что  легенда  связывала  гибель  Рима  с  очищением  всех  его  стен  от  патины.  И  сейчас  он  и  понимал,  и  чувствовал,  со  всем  отчаянием,  с  каким  только  коренной,  влюбленный  в  Вечный  Город  древний  римлянин,  его  создатель,  архитектор  и  император  мог  это  понимать  и  чувствовать,  что  Рим  только  что  пал,  пал  навсегда,  безвозвратно  и  бесповоротно,  и  через  все  его  ворота,  триумфальные  арки  и  холмы  текут  волны  жадных,  грубых  варваров…

Слезы  брызнули  у  Пети  из  глаз,  он  был  раздавлен  этой  страшной  катастрофой,  которая  превзошла  все  его  былые  печали  и  стала  последней  и  решающей  катастрофой.  Мертвые  стены,  мертвые  окна,  мертвые  столетия  славы  и  красоты  застыли  вокруг  Пети,  осыпанные  пеплом  и  обезображенные  руками  дикарей.  И  он  зарыдал,  заплакал,  всхлипывая  и  подвывая,  не  в  силах  сдержаться  или  остановиться.  Вот  что  значили  эти  странные  апрельские  дни,  вот  что  наполняло  Петю,  вот  что  его  томило.  Предчувствие  беды,  предвестие  катастрофы,  герольды  конца  ходили  за  ним  по  пятам,  а  он  не  понял,  а  он  не  рассмотрел,  а  он  не  спас  свой  Вечный  город…

Где-то  вверху  появился  свет  и  потянулся,  поплыл  куда-то.  Петя,  все  еще  вздрагивая  и  всхлипывая,  поднял  глаза  к  небу  и  успел  увидеть  в  темнеющем  небе  яркий  светящийся  крест,  несущий  перед  собой  короткие  лучи  света.  Самолет  заходил  на  посадку,  озаренный  всеми  своими  огнями  и  озаряющий  ими  небо  вокруг  себя,  отчего  оно  казалось  уже  не  сиреневым  и  фиолетовым,  как  минуту  назад,  а  темно-синим  и  предгрозовым.  Петя  видел  самолет  не  больше  двух  секунд,  он  исчез  за  ломаной  кромкой  крыши,  и  небо,  утратив  этот  быстрый  и  яркий  светоч,  тут  же  мягко  засияло  своим  собственным  закатным  светом,  вновь  стало  похоже  на  бархатную  бумагу,  только  теперь  на  нем  были  видны  редкие  светлые  точки  –  первые  звезды  этого  апрельского  вечера.  Звезды  кротко  глядели  на  Петю,  и  слезы  начинали  высыхать  у  него  на  лице,  и  в  душе  его  двигалось  что-то  новое,  еще  не  осознанное,  чему  еще  не  было  имени,  но  что  уже  совсем  скоро  обещало  пробудиться  -  то  ли  где-то  внутри  Пети,  то  ли  в  каких-то  еще  недоступных  ему  мирах  –  иным  Вечным  Городом,  которому  не  будут  страшны  ни  варвары,  ни  время,  ни  катастрофы.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=484420
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 08.03.2014

Сетевой тролль

Жил-был  в  Сети  сетевой  тролль  -  самый  обычный  сетевой  тролль,  обычный  вплоть  до  заурядности:  не  очень  образованный,  не  очень  талантливый,  не  очень  грамотный,  зато  нагловатый,  а  к  слабым  и  беззащитным  -  жестокий.  В  общем,  тролление  было  для  него  не  столько  искусством,  сколько  сублимацией.  Правда,  ходили  слухи,  что  ему  иногда  приплачивали  за  тролление,  но  доказательств  этому  никто  искать  не  стал:  тролление  само  по  себе  отвратительно,  а  его  подноготная  -  еще  непригляднее.  Да  и  слухам  я  в  принципе  не  верю.

И  этот  тролль  унывал  -  ничего-то  в  Сети  и  в  жизни  не  происходило,  и  троллить  ему  доводилось  абстракции  и  явления.  Но  такое  тролление  –  сродни  мастурбации  или  соевым  котлетам:  тролли  предпочитают  есть  живого  человека,  желательно,  искреннего,  честного  и  не  склонного  к  хамству.  Да,  именно:  сетевые  тролли  -  человекоядны,  и  абстракции  как  объект  тролления  для  них  -  только  средство  перебиться,  пока  в  поле  зрения  не  окажется  кто-то,  кого  можно  безнаказанно  пожевать,  погрызть,  а  по  возможности  -  и  съесть.

Сама  сущность  этого  тролля  играла  с  ним  злую  шутку:  его  бесталанность  и  хищная  природа  были  настолько  очевидны,  что  многие  его  случайные  жертвы  немедленно  видели  в  нем  тролля  и  блокировали  его,  а  то  и  совершали  поступок,  еще  более  неприятный  для  тролля  -  они  его  игнорировали.  Скрежеща  зубами  и  поскуливая  от  голода,  тролль  ни  с  чем  возвращался  восвояси  и  ждал  в  сети  новую  жертву,  перебиваясь  троллением  абстракций  и  явлений.  В  тех  случаях,  когда  жертвы  оказывались  не  по  зубам  троллю  и,  к  примеру,  с  юмором  реагировали  на  его  выходки,  он  уползал  в  свою  нору  с  ощущениями  побитой  собаки  -  и  во  всем  теле,  и  даже  в  душе.

Но  однажды  утром  случилось  именно  то,  чего  тролль  ждал  давно,  с  нетерпением  и  нарастающим  аппетитом:  в  жизни  начались  некоторые  волнения.  На  улицах  жизни  и  в  Сети  активизировались  именно  такие  люди,  на  которых  охотился  наш  тролль:  живые,  честные,  искренние  и  не  склонные  к  хамству.  И  тролль  с  упоением  приступил  к  любимому  делу.

Он  кидался  на  жертв  сначала  исподтишка,  из  засады,  а  потом  осмелел  и  принялся  впиваться  в  жертв  грязноватыми  зубами  открыто,  не  стесняясь  и  не  опасаясь  возмездия.

Но  тролль  не  рассчитал  свой  аппетит:  такого  количества  жертв  они  еще  никогда  не  видел.  Он  впивался  зубами  то  в  одну,  то  в  другую  жертву,  бросал  обеих  ради  третьей,  потом  появлялась  вовсе  беззащитная  и  очень  аппетитная  четвертая  жертва,  ради  которой  тролль  бросал  третью,  и  так  до  бесконечности.

В  конце  концов  тролль  выдохся,  измотался,  у  него  уже  не  оставалось  сил  на  тролление,  а  жертвы  все  шли,  шли  и  шли,  и  обессиливший,  голодный  тролль  вдруг  как-то  незаметно  исчез  под  наплывом  жертв  и  сам  пал  жертвой  -  то  ли  своего  троллячьего  дела,  то  ли  своей  неумеренности,  то  ли  самой  эволюции,  которая  превратила  беззащитных  жертв  в  доминирующий  в  Сети  и  в  жизни  вид.

Впрочем,  не  станем  грустить:  природа  заботится  и  о  троллях.  Она  даровала  им  такую  приспособляемость,  что  в  случае  доминирования  жертв  сетевые  тролли  мутируют  в  маловредных  паразитов,  типа  вшей  или  долгоносиков,  которые  все  еще  вызывают  досаду,  но  бороться  с  ними  по-настоящему,  до  полного  искоренения,  никто  уже  не  пытается,  пока  они  слишком  не  расплодятся.  Пусть  живут,  чего  уж  там!

HAPPY  END

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=484047
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 07.03.2014

Джексон: жизнь и подвиги

                   [b]БЕЗЫМЯННЫЙ  ДЖЕКСОН[/b]

Когда  Джексону  еще  только  предстояло  родиться,  его  папа  с  мамой  часто  размышляли  о  его  будущем.  Мечты  их  были  лучезарны.  Они  его  уже  очень  любили  и  называли  «Джексон»  -  в  честь  Джексона  из  рассказа  о.  Генри  «Пимиентские  блинчики».  Папа  и  мама  обожали  О.  Генри  и  читали  его  рассказы  вслух  -  себе,  Джексону  и  друзьям.

Когда  Джексон  родился  и  подрос,  папа  с  мамой  поняли,  что  у  них  родилось  чудовище.

Оплакивая  свои  мечты,  они  продолжали  называть  мальчика  Джексоном.

В  конце  концов,  их  любимый  писатель  О.  Генри  на  самом  деле  был  Уильям  Сидней  Портер.  Но  кто    знает  его  под  этим  именем?  Ведь  скрыл  он  его  почему-то  под  псевдонимом?

Так  Джексон  и  жил  –  без  имени  и  под  фамилией  персонажа  О.  Генри.  Это  имело  известные  последствия.  Ну,  например…

               [b]ПРОСТО  ДЖЕКСОН[/b]

Джексон,  крестообразно  сложив  руки,  подошел  к  Чаше.  Священник  произнес:  «Причащается  раб  Божий….»  -  и  выжидательно  посмотрел  на  Джексона.  Джексон  потупился  и  произнес:
-  Джексон.

Батюшка  удивленно  приподнял  бровь:
-  Который  из  них?

Джексон  прошептал:
-  Просто  Джексон.

Батюшка  ответил  Джексону:
-  Просто  –  не  христианское  имя,  а  по  фамилиям  не  причащаем!

И  дюжие  послушники  оттащили  упиравшегося  Джексона  и  выставили  из  Храма.

                 [b]ОДНОФАМИЛЬЦЫ[/b]

Вопрос  батюшки  –  «который  из  них?»  -  задавал  себе  и  сам  Джексон.  Дело  в  том,  что  Джексон  жил  в  мире,  где  обитало  множество  других  Джексонов.

Среди  них  было  много  прославленных.  В  разного  рода  хрониках  упоминались  актер  Сэмюэль  Л.  Джексон,  пятеро  певчих  Джексонов:  Джеки,  Тито,  Джермейн,  Марлон  и  Майкл,  7-ой  Президент  США  Эндрю  Джексон,  режиссер  Питер  Джексон  и  сотни  других  Джексонов  –  спортсменов,  исследователей  полярных  широт,  правозащитников  и  прочих  деятелей.

Кроме  того,  в  телефонных  справочникам  мира  значились  десятки  миллионов  ничем  не  прославленных  и  даже  совсем  бесславных  Джексонов.

У  прославленных,  непрославленных  и  даже  у  бесславных  однофамильцев  Джексона  были  имена,  а  у  самого  Джексона  имени  не  было.

У  Джексона  по  этому  поводу  не  было  единого  мнения.  Иной  раз  он  ощущал  свою  принадлежность  к  славному  и  могучему  клану,  а  иной  раз  –  полную  никчемность  и  отщепенство.

Но  в  целом  такая  половинчатая  анонимность  и  неопределенность  его  угнетала.

                       [b]СЕНТИМЕНТАЛЬНОСТЬ  ДЖЕКСОНА[/b]

Джексон  познакомился  с  девушкой.  Девушка  оказалась  людоедкой.  Джексона  это  не  смутило,  ведь  девушка  ему  очень  понравилась.  Однажды  девушка  пригласила  Джексона  на  обед.  К  обеду  были  поданы  дети.  Двое,  мальчик  и  девочка.  Они  смотрели  на  Джексона  с  ужасом  и  надеждой.

Джексон  любил  детей.  Поэтому  ему  пришлось  обедать  с  закрытыми  глазами.  Он  плакал,  но  ел,  потому  что  девушка  ему  очень  нравилась,  и  ему  не  хотелось  ее  обидеть.

Когда  обед  был  съеден,  девушка  спросила  Джексона:
-  Правда,  хорошие  у  меня  дети?

Джексона  едва  не  стошнило.  Но  он  сдержался,  потому  что  девушка  ему  таки  очень  нравилась.

               [b]СТРАХ  ДЖЕКСОНА[/b]

Однажды  Джексону  позвонили.  Незнакомый  голос  произнес:
-  Джексон,  а  ты  не  прав.

Джексон  вздрогнул.  Он  и  сам  хорошо  знал,  что  не  прав,  но  как  об  этом  узнал  незнакомец?!  Так  ведь  и  другие  могут  узнать.  Или  уже  знают…

Джексону  стало  очень  страшно,  и  на  звонки  он  больше  не  отвечал.

               [b]СВАДЬБА  ДЖЕКСОНА[/b]

Джексон  решил  жениться  –  на  той  самой  девушке-людоедке,  которая  ему  очень  понравилась.  Девушка  тоже  была  согласна.  Были  куплены  кольца  –  точнее,  одно  кольцо,  для  Джексона,  потому  у  девушки  кольцо  уже  было.

Когда  Джексон  с  девушкой  стояли  у  алтаря,  в  Храме  вдруг  возникло  какое-то  движение.  Появилось  множество  знакомых  и  незнакомых  людей,  и  они  все  кричали  Джексону:
-  Джексон,  она  замужем!

-  А  пойдем  к  католикам,  -  сказала  девушка  Джексону.  –  Там  нас  никто  не  знает.

Тут  Джексон  замешкался.  Ладно,  девушка  замужем,  но  католики…

-  Мне  надо  подумать,  -  прошептал  Джексон  и  потерял  сознание.

Свадьба  расстроилась.

                 [b]РУЛЬ  ДЖЕКСОНА[/b]

Джексон  ехал  в  трамвае.  Было  поздно,  и  трамвай  был  последним  -  Джексон  едва  успел  в  него  вскочить.  Теперь  он  испытывал  к  трамваю,  его  водителю,  кондуктору  и  даже  спрятанному  где-то  контролеру  некое  теплое  чувство.

Движимый  этим  чувством,  Джексон  заглянул  в  кабину  водителя  в  поисках  повода  сказать  ему  что-то  ободряющее.  Тут  Джексон  заметил,  что  перед  водителем  трамвая  нет  руля.  Джексон  пришел  в  ужас.  Он  повернулся  к  пассажирам  и  закричал  что  есть  сил:
-  Трамвай  без  руля!!!

Пассажиры  с  неудовольствием  посмотрели  на  Джексона  и  ответили  ему  хором:
-  Это  ты  без  руля,  Джексон!

Джексон  вспомнил  о  всех  своих  подвигах  и  понял,  что  пассажиры  правы:  руля  у  него  действительно  нет.

На  первой  же  остановке  Джексон  покинул  трамвай.  Небезопасный  вид  транспорта,  понимаете  ли!

             [b]ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ  ДЖЕКСОНА[/b]

Однажды  Джексон  запутался.  Он  попытался  выпутаться,  но  у  него  ничего  не  получилось,  он  только  запутывался  сильнее.  Тогда  Джексон  решил:  если  я  не  могу  изменить  ситуацию,  я  должен  изменить  свое  отношение  к  ней.  И  он  переквалифицировал  положение  вещей  таким  образом:  я  веду  многоплановую  жизнь.  Ему  сразу  стало  намного  легче.

И  так  начался  процесс,  в  результате  которого  подлость  превратилась  в  неоднозначный  поступок,  предательство  -  в  пересмотр  отношений,  кража  -  в  перераспределение  собственности,  изнасилование  -  в  преодоление  препятствий  к  любви  и  так  далее,  до  бесконечности.

Сам  этот  процесс,  о  сущности  которого  у  Джексона  были  некоторые  сомнения,  Джексон  назвал  красиво  и  в  свою  честь:  переосмысление  Джексона.

                 [b]КОШМАР  ДЖЕКСОНА[/b]

Джексон  в  целом  был  своей  жизнью  доволен,  ведь  по  натуре  и  по  образованию  он  был  философ.  Однако  время  от  времени  его  покой  нарушал  один  и  тот  же  кошмар.

Джексон  крался  по  темному  коридору.  Этот  коридор  он  знал  прекрасно:  ведь  это  был  коридор  в  доме  его  родителей,  и  он  в  нем  когда-то  ползал,  потом  бегал,  а  сейчас  вот  крался.  У  двери  вешалка,  на  вешалке  висит  пальто  отца.  Джексон,  обмирая,  протягивает  руку,  достает  из  кармана  пальто  бумажник  и  опустошает  его.  В  этот  момент  загорается  свет,  отец  хватает  Джексона  за  левое  ухо  и  долго  и  унизительно  дерет  ему  сначала  левое,  потом  правое,  а  потом  снова  левое  ухо.  При  этом  отец  молчит,  и  это  -  самое  ужасное.

Пожалуй,  ужаснее  молчания  отца  было  только  то,  что  кошмар  этот  Джексону  не  снился,  а  происходил  наяву,  регулярно,  по  мере  того,  как  у  Джексона  заканчивались  карманные  деньги.

Что  поделаешь,  утешал  себя  Джексон,  философия  -  будь  она  твоя  натура  или  твоя  профессия  -  приносит  до  смешного  мало  денег!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=483824
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 06.03.2014

Возрастное

Знобит  временами.  Все  чаще,
Когда  посещаю  зазноб,
Я  путаюсь,  словно  в  чаще,
И  падаю,  будто  в  сугроб,
В  витые  их  локонов  пряди,
Что  раньше  пьянили  меня,
Теперь  уж  не  ляжем,  а  сядем
И  будем  сидеть  у  огня,
И  будем  молчать  и  томиться,
И  будем  глядеть  в  календарь,
И  ждать,  словно  глупая  птица,
Что  спутала  март  и  февраль,
Когда  же  тепло  возвратится,
Когда  же,  как  раньше,  как  встарь,
Мы  сможем  немного  влюбиться
Хотя  бы  вот  в  этот  фонарь,
Хотя  бы  вот  в  эту  синицу,
Хотя  бы  вот  в  эту  весну...
Но  склеились  эти  страницы,
Что  было,  того  не  верну...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=483599
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 05.03.2014

Хробак

Жила  собі  колись  –  не  дуже  давно  -  маленька  істота.  Скажімо,  Хробак.  Хробак  непомітний  і  нецікавий,  живе  тихо  десь  в  землі,  то  ж  хто  про  нього  згадує,  крім  рибалок  перед  риболовлею  та  інших  малих  істот,  що  харчуються  хробаками?

Ось  і  про  нашого  Хробака  ніхто  ніколи  не  згадував,  ба  більше  –  ніхто  про  його  існування  і  гадки  не  мав.  І  було  це  Хробаку  дуже  неприємно.  Він  волів,  аби  його  знали,  поважали,  любили,  робили  йому  подарунки,  аби  йому  вклонялися  і  шанували  його.  Та  як  всього  цього  або  принаймні  чогось  досягти,  якщо  про  тебе  навіть  не  знають?!

Прокладаючи  свої  вузенькі  ходи  в  брудній  холодній  темряві,  якнайдалі  оминаючи  інших  хробаків,  а  також  кротів  і  пацюків,  Хробак  шукав  усамітнені  місця  і  плекав  там  свої  думки  про  несправедливість  та  жалюгідність  своєї  долі.  І  ці  думки,  виплекані  у  тиші  і  самотності,  зростали  в  серці  Хробака  щодня,  набирали  сили,  витискали  з  нього  усі  інші  думки,  спогади  та  почуття.  І  настав  день,  коли  Хробак  зненавидів  увесь  світ  та  усіх  істот,  малих  і  великих,  які  в  ньому  є.

І  тоді  вирішив  Хробак  цей  світ  собі  підкорити.  «Якщо  ви  не  любили  мене  малим  і  жалюгідним,  -  сказав  Хробак  подумки,  адже  хробаки  майже  не  розмовляють  уголос,  -  то  доведеться  вам  мати  справу  зі  мною  великим  і  могутнім!»

Але  хробаки  –  слабаки,  то  ж  нашому  Хробакові  довелося  добряче  поміркувати  над  тим,  як  здійснити  свій  задум.  І  одного  імлистого  ранку  –  а  під  землею,  де  мешкають  хробаки,  ранок  нічим  не  відрізняється  від  ночі,  -  Хробака  осяйнуло:  магія!  Тільки  магія  допоможе  йому  набути  такої  могутності  і  величі,  що  увесь  світ  вклониться  йому,  плазуватиме  перед  ним  і  благатиме  про  милосердя.

І  Хробак  негайно  заходився  опановувати  магію.  Він  був  наполегливий  і  впертий,  він  не  знав  втоми  і  відпочинку,  він  вчився  день  і  ніч,  і  його  знання  зростали,  як  і  його  могутність.  Вже  за  тиждень  Хробак  навчився  силою  чарів  здобувати  усе  необхідне  для  життя,  то  ж  тепер  зміг  всього  себе  присвятити  здобуванню  магічних  таємниць.

Хробак  досяг  такої  майстерності  у  чаклунських  вправах,  що  навіть  час  став  йому  підвладний.  Він  навчився  зупиняти  і  пришвидшувати  час  або  пускати  його  у  зворотному  напрямку,  то  ж  тепер  Хробак  мав  досхочу  часу  для  вдосконалення  свого  магічного  мистецтва.

І  якось  у  середу  по  обіді  Хробак  зрозумів,  що  опанував  усі  таємниці  магії,  навіть  ті,  що  вважалися  втраченими  наймудрішими  чаклунами  і  чарівниками.  Хробак  став  всемогутнім.

-  Ось  тепер  я  готовий  до  зустрічі  зі  світом!  –  втішався  Хробак.  -  А  чи  готовий  світ  зустріти  свого  нового  володаря?

І  Хробак,  так-сяк  причепурившись,  явив  себе  світу.  Та  на  нього  чекала  велика  несподіванка.  Світ  –  зник!

Хробак,  який  наразі  був  здатен  за  мить  розгадати  будь-яку  таємницю  всесвіту,  геть  розгубився,  тому  що  розум  його  не  міг  пояснити,  куди  світ  подівся  і  що  з  ним  сталося.

Велич  Хробака  звалилася  на  нього  страшним  тягарем,  завеликим  навіть  для  наймогутнішої  істоти.  Він  здобув  усі  можливі  і  неможливі  засоби  для  досягнення  мети,  а  мета  залишилася  такою  ж  недосяжною,  як  і  тоді,  коли  він  був  звичайнісіньким  Хробаком.  Такої  мізерності,  нікчемності  і  жалюгідності  Хробак  ніколи  ще  не  відчував.  Це  було  нестерпно.

У  відчаї  Хробак  вичаклував  мотузочку  та  гачок,  що  висів  просто  у  повітрі.  Мотузочка,  наче  змія,  заворушилася  і  зав'язалася  у  зашморг,  тоді  стрибнула  на  гачок,  а  зашморг  накинула  на  шию  Хробакові.  Хробак  заплющив  очі,  завмер  на  мить,  аби  попрощатися  зі  світом…  та  де  ж  там,  світ  згинув,  ніби  й  не  було,  і  Хробакові  залишалося  прощатися  лише  з  самим  собою.

Аж  раптом  Хробак  почув  Голос,  що  наказав  йому  «Зупинись!».  Хробак  розплющив  очі  і  побачив  бліде  сяйво  –  чи  не  єдине  у  всесвіті,  що  можна  було  спостерігати  оком  або  відчувати  силою  магії,  крім,  зрозуміло,  самого  Хробака.

-  Хробаче,  Хробаче,  -  журливо  і  з  докором  вів  далі  Голос,  -  ти  зробив  надзвичайні,  нечувані  речі,  аби  світ  дізнався  про  тебе,  невже  ти  готовий  піти  прямо  зараз?  Невже  тобі  не  цікаво,  де  подівся  світ,  заради  якого  ти  занапастив  своє  хробаче  життя?  Невже  тобі  не  цікаво,  чому  ти,  наймогутніший  чарівник,  почуваєшся  так  жалюгідно?

-  Нецікаво,  -  пихато  відповів  Хробак,  але  вичаклувані  ним  мотузка  і  гачок  зникли.

-  От  і  добре.  Я  дам  тобі  відповіді,  а  ти  вже  сам  вирішуй,  що  з  цим  знанням  робити.  Хробаче,  твоя  могутність  дорого  коштувала  світові.  Такі  вже  його  закони,  які  навіть  тобі  не  змінити.  Коли  чиясь  могутність  зростає,  світ  зменшується.  І  світ  зменшувався  в  міру  того,  як  зростала  твоя  могутність,  а  коли  ти  став  всемогутнім,  зникло  й  те  невеличке,  що  ще  вчора  надвечір  залишалося  від  світу.  Твоя  магічна  міць  всотала  в  себе  цілий  всесвіт,  Хробаче,  і  тепер  ти  залишився  сам-на-сам  із  Тим,  Хто  цей  всесвіт  створив.  Колись  ти  був  малим  слабким  Хробаком,  та  й  тоді  були  мізерніші  за  тебе  істоти.  А  тепер  ти  справді  став  наймізернішою  та  найбільш  ницою  істотою  всесвіту,  адже  поруч  із  Творцем  твоя  магічна  міць  –  ніщо,  а  здобув  ти  її  за  чужий  рахунок.  Тому,  власне,  тобі  так  погано:  тебе  ятрять  твої  власні  мізерність  і  ницість.

-  І  що  тепер?  –  запитав  Хробак  таким  кволим  голосом,  що  аж  ніяк  не  личив  володареві  світу.

-  Тепер  тобі  треба  зробити  вибір,  -  відповів  Голос.  –  Або  ти  залишаєш  все  так,  як  воно  є,  і,  гадаю,  невдовзі  вдаєшся  до  мотузок  і  гачків,  або…

-  Або?  –  тихо  запитав  Хробак.

-  Або  ти  відновиш  світ,  сплативши  за  це  своєю  магічною  могутністю.  Тоді  ти  знов  станеш  звичайним  хробаком  у  великому  світі,  і  тільки  від  тебе  залежатиме,  яка  доля  спіткає  тебе.  Більш  мені  нема  чого  тобі  сказати.  Бувай.  –  Голос  зник,  і  сяйво  згасло.

Хробак  замислився.  Думки  всемогутніх  –  навіть  якщо  це  всемогутні  хробаки  -  течуть  так  швидко  і  в  таких  напрямках,  що  слідкувати  за  ними  неможливо.  То  ж  невідомо,  про  що  там  міркував  собі  Хробак,  але  відомо,  що  він  вирішив.

Хробак  вирішив  відновити  світ.  Аж  виявилося,  що  опанувати  магію  і  найскладніші  чари  було  набагато  легше,  ніж  відтворити  одвірок  власної  оселі  або  хоч  цвяшок  у  ній.  Але  Хробак  знову  проявив  свою  наполегливу  вдачу,  він  докладав  шалених,  неймовірних  зусиль,  аби  відтворити  ненависний  світ,  та  виходило  в  нього  казна  що.  Хробак  створював  всесвіт,  роздивлявся,  що  вийшло  –  а  виходило  все  якесь  криве  і  негарне  –  і  тоді  знищував  свою  роботу  і  починав  з  початку.

Та  ж  ось  відчай  наліг  на  Хробака,  він  втратив  усю  свою  наполегливість,  знесилився,  зневірився  і  знову  вдався  до  вичакловування  мотузок  і  гачків.  В  останню  мить  він  згадав  про  Творця  всесвіту  і  з  зашморгом  на  шиї  заволав  у  суцільній  темряві  і  порожнечі:

-  Господи,  допоможи  мені,  Господи!

І  Хробак  почув  Голос,  який,  здається,  бринів  просто  у  нього  в  серці  і  так  безпосередньо  давав  йому  настанови,  що  Хробакові  здавалося,  наче  це  -  його  власна  думка,  яку  він  завжди  мав  щодо  творення  світів.  Так  ось  у  чому  секрет!  Не  можна  творити  те,  що  ненавидиш;  творити  світи  можна  лише  з  любові.

Та  коли  Хробак  знову  взявся  до  роботи,  він  скоро  зупинився.  Він  волів  від  світу  визнання,  шани,  поклоніння,  то  ж  і  творив  світ  саме  заради  цього.  Але  хіба  з  любові  творять  світи,  призначенні  лише  для  вшанування  творця?  Хробак  замислився,  звився  кільцем  у  темряві  та  почав  шукати  відповідь,  що  ж  то  воно  таке:  любов.  І  так,  як  колись  йому  спало  на  думку  вдатися  до  магії,  так  само  він  власним  розумом  дійшов:  треба  зректися  себе!  Ось  що  таке  любов,  здатна  творити  світи!

І  Хробак  із  завзяттям  став  до  роботи  –  він  почав  відтворювати  світ  заради  самого  світу,  а  не  заради  власної  слави.  Миттєво  порожнеча  навколо  почала  набувати  рис,  і  скоро  всесвіт  постав  у  просторі  і  часі  у  всій  своїй  красі  і  величі,  а  серце  Хробака  сповнилося  любові  до  свого  творіння.

Ось  так  Хробак  позбувся  своєї  магічної  могутності.  Тихо  і  непомітно  прожив  він  своє  хробаче  життя  між  корінням  старої  верби,  а  усіх  своїх  дітей,  онуків  і  праонуків  навчав,  що  краще  бути  звичайним  хробаком,  що  знає  любов,  ніж  наймогутнішим  чаклуном  всесвіту,  що  знає  лише  ненависть.  З  тих  пір  хробаки  ведуть  тихе  й  непомітне  життя,  а  всесвіту  нічого,  крім  його  власної  долі,  не  загрожує.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=483554
рубрика: Проза, Лірика
дата поступления 05.03.2014

Лист (Скажіть мені, моя ласкава пані…)

Скажіть  мені,  моя  ласкава  пані,
Коли  Вас  днів  несе  кваплива  течія,
І  валяться  надій  останні  бані,
Чи  не  моє  шепочете  ім'я?

Ви  знаєте,  нас  тут  вже  небагато.
Оточення,  блокада,  ну,  таке...
Я  без  надії  починаю  листуватись,
Поки  триває  перемир'я  нетривке.

Скажіть  мені,  моя  ласкава  пані,
Коли  Вас  ранком  холод  обійма,
І  простирадла  в  самоті  зібгані,
Чи  Ви  сумуєте  за  тим,  кого  нема?

Тут,  знаєте,  дощить.  Та  дощик  цей
Складається  з  краплин  свинцевих.
Кривава  сирість.  Жодних  панацей
Серед  долин  і  балок  чебрецевих.

Скажіть  мені,  моя  ласкава  пані,
Чи  Вам  на  серці  буде  дійсна  втрата,
Коли  мене,  нарешті,  в  шати  дерев'яні
Вберуть  як  "невідомого  солдата"?

Ну,  ось  мій  час,  моя  ласкава  пані.
Дай  Бог  Вам  вижить  посеред  потали!
Не  крайтеся  -  від  Вас  слова  жадані
Мені  вже  кулі  ніжно  проспівали.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=483419
рубрика: Поезія, Лірика
дата поступления 04.03.2014

Торжество справедливости

Однажды  вечером  человек  вышел  на  общественный  выгон,  чтобы  забрать  домой  своего  козла,  привязанного  там  еще  утром.  Он  только  что  поссорился  с  женой,  которая  не  захотела  идти  на  выгон,  и  в  сердцах  наговорил  ей  много  несправедливых  слов.  Теперь  на  душе  у  человека  было  очень  скверно.

Козел  упирался  и  отказывался  идти  домой.  Тогда  человек  изо  всех  сил  пнул  козла  ногой,  и  тот  с  печальным  криком  умчался  в  пустыню.  Человек  проводил  козла  взглядом  и  вдруг  заметил,  что  угрызения  совести  совсем  перестали  его  беспокоить.

Очень  скоро  новшество,  получившее  название  «козел  отпущения»,  стало  весьма  популярным.  Все  больше  людей  прибегало  к  этому  простому  и  действенному  способу  облегчить  совесть,  так  что  в  некоторых  местностях  даже  ощущался  дефицит  этих  животных,  а  среди  жрецов  и  психоаналитиков  началась  массовая  безработица.

С  течением  времени  и  с  развитием  производительных  сил  козлами  отпущения  стали  все  чаще  делать  людей.  Теперь  уже  двуногие  козлы  отпущения  изгонялись  в  пустыню  целыми  шеренгами.  Никогда  еще  на  душе  у  людей  не  было  так  комфортно  и  покойно,  и  поэтому  то  время  получило  название  «золотой  век».

Но  однажды  на  горизонте  появилось  серое  облачко.  Заинтересованные  люди  побросали  свои  дела  и  стали  разглядывать  феномен  из-под  руки,  приложенной  козырьком  ко  лбу.  Облачко  стремительно  увеличивалось  и  приближалось,  вот  уже  и  земля  задрожала  под  ногами,  а  среди  людей  начались  паника  и  стенания.

Одичавшие  в  пустыне,  озлобленные,  отрастившие  клыки  и  когти,  козлы  отпущения  вихрем  пронеслись  по  миру,  захватили  мосты,  почту,  телеграф  и  телефон,  а  уцелевших  людей  выслали  в  пустыню.  Козлы  торжествовали.  Наконец-то,  после  стольких  лет  скитаний  и  лишений,  справедливость  была  восстановлена.  Козлы  приготовились  благоденствовать.

Но  очень  скоро  на  горизонте  появилось  серое  облачко,  и  вся  история  повторилась  –  уцелевшие  козлы  отпущения  вновь  были  изгнаны  в  пустыню.  Справедливость  опять  восторжествовала.

Так  после  нескольких  раундов  торжества  справедливости  мир  совершенно  обезлюдел.  Пустыня,  в  которой  прежде  слонялись  лишь  перекати-поле  и  козлы  отпущения,  поглотила  все.

…А  на  Земле  все  произошло  по-другому.  Или  нет?

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=483381
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.03.2014

Пути эволюции

Труд  превратил  обезьяну  в  человека.  Человек  встал  с  четверенек,  отряхнулся,  и  оказалось,  что  это  мужчина.  Мужчина  пожал  плечами  и  вернулся  к  очеловечившему  его  занятию.

Прочие  обезьяны,  созерцая  трудящегося  мужчину,  сами  собой  превратились  в  женщин,  стариков,  детей  и  начальников,  тут  же  повисших  на  шее  человека.

Вечером  мужчина,  потирая  натруженную  шею  и  руки,  задумался  о  путях  эволюции.  Он  вспомнил,  как  совсем  недавно  он  свободно  и  радостно  перелетал  с  дерева  на  дерево,  выбирал  самые  вкусные  плоды  и  яйца,  похищал  самых  привлекательных  самок  и  ни  о  чем  не  заботился.  Можно  ли  все  это  вернуть?

Решение  пришло  рано  утром,  когда  сонные  женщины,  старики,  дети  и  начальники  еще  только  озирались  в  поисках  трудящегося  мужчины.  Он  просто  не  встал  со  своего  ложа,  устланного  шкурами.  Целый  день  мужчина  предавался  праздности,  созерцая  недоумевающих  и  голодных  женщин,  стариков,  детей  и  начальников.

Прошло  совсем  немного  времени,  и  праздность  превратила  человека  в  свинью.  Оставленные  без  пищи  женщины,  старики,  дети  и  начальники  вымерли.  Потом  на  планету  упал  огромный  метеорит,  и  жизнь  на  ней  прекратилась.

...А  на  Земле  все  произошло  иначе.  Или  нет?

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=483121
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 03.03.2014

Травневий день

Зсув  часу,  клімату,  зсув  світу  -
І  спека  в  Києві  серед  зими,
І  ми  самі  неначе  вже  не  ми,
Коли  все  чорним  димом  оповите,
Бруківки  дикі  зграї  у  повітрі,
Плямисті  камуфляжі,  каски,
Щити,  "коктейлі",  бити,  маски,
Чотири  кольори  в  палітрі  -
Вкривають  небо,  майорять,
Торкаються  людей  зненацька,
Неначе  посмішка  відьмацька,
Будинки,  люди  -  всі  горять,
Палають,  падають;  убиті,
Налякані,  поранені  -  стоять,
"Не  відступати!  Не  тікать!"  -
І  спека!  -  спека,  наче  літо,
Та  тільки  сніг  не  тане,  крига
Міцніє,  злої  набуває  сили,
І  лік  пішов  новим  могилам,
Плететься  бісова  інтрига,
Нових  героїв  вже  ховають,
Старим  уже  прокльони  шлють,
Гартується,  міцніє  лють  -
Вони  стоять!  не  відступають
І  врешті-решт  -  перемагають!...
Та  ще  ми  плакали  на  спомин,
Нам  ще  кровили  нові  рани,
Коли  північного  тирана
Асиметричний  злий  відгомін
До  нас  долинув  -  то  війна.
І  знову  спека!  -  містом  лине,
Страшна  біда  -  та  ми  ж  єдині,
І  Батьківщина  в  нас  одна,
Нас  не  поставиш  на  коліна  -
Нас  можна  вбить,  спалить,
Закидать  бомбами  такими
Найдосконалими,  страшними,
Аби  убити  всіх  за  мить...
Та  п́алить!  -  п́алить  перспектива
Війни,  навали,  окупантів,
І  всіх  вчорашних  демонстратів
Потужна  сила  незлостива
Вже  повела  під  військкомати,
Тому  що  гвалтувати  мати
Ніхто  не  зможе  дозволяти  -
"Ну  дайте  ж,  дайте  автомати!!!"...
І  суне,  суне  вража  сила
На  рідну  нашу  Україну,
Вже  ділять  вороги  країну,
Вже  розправляють  чорні  крила,
І  нас  усіх  пече,  як  травень,
Весни  початок  -  тхне,  як  згуба,
До  хрусту  ми  стискаєм  зуби,
Лишаєм  затишок  кав"ярень,
Осель,  родин,  обійм  і  хат,
Тому  що  на  порозі  "брат"  -
І  вже  напоготові  зброя...
Тому  травневої  такої
Країна  відчуває  спеки  -
Це  прояв  перший  небезпеки,
Це  натяк  бійні  світової,
Тому  до  волі  доброї  людей
Лунає  голос  Києва:  Mayday!
_______________

Українська  Вікіпедія:  Mayday  (вимовляється  «мейдей»)  -  міжнародний  сигнал  лиха  у  радіотелефонному  (голосовому)  зв'язку,  аналогічний  сигналу  SOS  в  радіотелеграфному  зв'язку  (з  використанням  азбуки  Морзе).  Він  використовується  у  ситуаціях,  які  представляють  безпосередню  загрозу  для  життя  людей,  наприклад,  при  катастрофі  повітряних  чи  морських  суден.  Сигнал  передаєтеся  три  рази  підряд:  «Mayday,  Mayday,  Mayday»  для  виключення  можливості  переплутати  його  з  якою-небудь  схожою  за  звучанням  фразою,  а  також  для  того,  щоб  легше  було  відрізнити  сам  сигнал  біди  від  повідомлення  про  сигнал  біди.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=483115
рубрика: Поезія, Громадянська лірика
дата поступления 03.03.2014

Лояльный Мыловар

Жил-был  один  Мыловар.  Он  варил  мыло,  естественно,  а  в  свободное  от  мыловарения  время  занимался  своими  детьми,  женой,  огородом,  садом,  домом,  а  по  ночам  -  еще  и  немного  литературой.

Мыловар  был  человеком  дельным,  покладистым  и  к  властям  лояльным.  Этого  же  он  ожидал  и  от  других  людей.  "Порядок,  порядок  должен  быть",  -  любил  повторять  Мыловар,  утомившись  от  тщательно  и  с  любовью  выполненных  дел  по  мыловарному  производству,  детям,  жене,  огороду,  саду,  дому  и  литературе.  Произнеся  это  заклинание,  он  устраивался  перед  экраном  компьютера  почитать  новости.  Новости  как  раз  свидетельствовали  об  обратном:  порядка  не  было  нигде  и  ни  в  чем.  Раздосадованный  Мыловар  принимался  строчить  в  социальных  сетях  гневные  отповеди  противникам  порядка,  нелояльным  к  властям.

"Порядок  -  превыше  всего",  -  твердил  Мыловар  тем  неразумным  согражданам,  которые  указывали  ему  на  беспорядки  и  бесчинства,  учиненные  властями.  "А  порядок  -  это  власть.  Разойдитесь  и  не  гневите  Бога",  -  требовал  лояльный  Мыловар  от  сограждан,  собиравшихся  на  площадях  и  в  парках  в  количестве  больше  трех.

Меж  тем  прилежание  и  трудолюбие  Мыловара  приносило  свои  плоды.  Мыло  пользовалось  спросом,  производство  росло  и  развивалось.  Сад  и  огород  давали  превосходные  урожаи.  Жена  радовала  с  утра  до  ночи  своими  добродетелями.  Дети  регулярно  появлялись  на  свет  -  умные,  трудолюбивые  и  добрые.  Литературные  старания  Мыловара  тоже  не  оставались  без  внимания  читателей  и  даже  были  кое-где  опубликованы.

Однажды  поздно  вечером  к  Мыловару  заехал  местный  Начальник.  "Так  что  ты  нам  свое  производство  отдай",  -  сказал  Начальник  Мыловару.  Лояльный  Мыловар,  скрепя  сердце,  подчинился.  Жена  и  дети  испуганно  выглядывали  из-за  печки.  Мыловар  виновато  посмотрел  на  них  и  неуверенно  повторил  свои  заклинания  о  порядке.

Потом  Начальник  приезжал  еще  несколько  раз.  Так  Мыловар  лишился  огорода,  сада  и  компьютера.  Он  начал  тосковать  и  даже  поймал  себя  на  мысли,  что  порядок  и  власть  -  это  не  всегда  одно  и  то  же.  Он  отогнал  эту  мысль,  но  она,  неотвязная  и  назойливая,  как  комар  летней  ночью,  продолжала  его  тревожить.  Впрочем,  у  него  же  были  жена  и  дети  -  а  что  еще  нужно  человеку  для  счастья?

Но  вот  как-то  ночью  к  Мыловару  снова  ввалился  местный  Начальник  в  сопровождении  своих  Заместителей.  "Так  что  мы  забираем  твою  жену  и  твоих  детей",  -  сказал  Начальник,  а  Заместители  побили  Мыловара.  "Такой  порядок",  -  сказали  они.

Стенающих  жену  и  детей  Мыловара  повлекли  на  улицу,  и  он  поковылял  следом,  стирая  кровь  с  разбитого  лица.  "Порядок,  порядок,  порядок,"  -  умоляюще  бормотал  Мыловар.

Во  дворе  Начальник  и  Заместители  впихивали  жену  и  детей  Мыловара  в  автомобиль.  Внезапно  жена  прекратила  сопротивляться,  обернулась  к  Мыловару  и  сказала  ему  коротко:
-Будь  же  ты  проклят!  -  и  сама  полезла  в  автомобиль.

Дети  Мыловара  также  повернули  к  нему  свои  маленькие  исцарапанные  лица  и  коротко  произнесли:
-  Будь  же  ты  проклят!  -  и  полезли  вслед  за  женой  Мыловара.  Начальник  и  Заместители  тоже  расселись  по  местам,  хлопнули  дверцы,  взревел  мотор,  и  автомобиль  уехал.

Мыловар  остался  один.  Он  поднял  глаза  к  черному  беззвездному  небу,  пал  на  колени  в  жидкую  грязь  и  завопил,  колотя  себя  израненными  руками  по  лицу  и  груди:
-  Будь  же  я  проклят!  Будь  же  я  трижды  проклят!

Вокруг  Мыловара  сгущался  мрак,  и  только  вдали  светились,  подпрыгивая  и  удаляясь,  красные  огоньки  автомобиля,  который  увозил  в  неизвестность  жену  и  детей  Мыловара.  Он  пал  лицом  в  грязь  и  принялся  колотить  землю  кулаками,  что-то  неразборчиво  повторяя,  -  не  то  "проклят",  не  то  "порядок"...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=482670
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 01.03.2014

Sic transit gloria mundi

Жил-был  фараон,  звали  его  Макарона  Первый.  У  него  была  сильная  армия  и  слабые  соседи,  поэтому  Макароне  Первому  удалось  сколотить  весьма  обширную  империю.  Когда  известные  пределы  мира  закончились,  Макарона  Первый  провозгласил  себя  Императором  Вселенной  и  богом  по  совместительству.  Подданные  воздавали  ему  императорские  и  божеские  почести,  а  он  их  благосклонно  принимал,  слегка  прищурив  левый  глаз.

С  годами  Макарону  Первого  начали  одолевать  мысли  о  том,  что  при  всем  своем  величии  он  все  равно  умрет  так  же,  как  умирает  любой  его  подданный.  А  этого  Макароне  Первому  не  хотелось.  Консультации  со  жрецами  не  дали  никакого  результата.  Жрецы  просто  молчали.  Они  не  могли  сказать,  что  Макарона  смертен  или  бессмертен,  ведь  богохульство  каралось  утоплением,  а  ложь  Императору  -  удушением.  И  мрачный  Макарона,  снизойдя  к  сложному  положению,  в  котором  оказались  жрецы,  отпустил  их  с  миром.  Он  сидел  на  балконе  своего  дворца  и  смотрел  на  горы  на  горизонте,  слегка  прищурив  левый  глаз.

И  тут  Макарону  осенило:  горы!  Раз  уж  ему  невозможно  жить  вечно,  то  память  об  Императоре  Вселенной  и  боге  по  совместительству  Макароне  Первом  не  умрет  никогда.  И  Макарона  Первый  хлопнул  в  ладоши.

Через  сколько-то  лет  рядом  со  столицей  Макароны  Первого  появилась  гробница,  своими  великолепием  превосходящая  его  дворец,  а  размерами  –  горы  на  горизонте.  Ничего  подобного  не  было  в  известных  пределах  мира.  И  гробницу  Макароны  Первого  провозгласили  чудом  света  –  и  не  восьмым  или  там  девятым,  а  первым  и  единственным,  потому  что  остальные  семь  были  заблаговременно  разрушены  по  его  приказу.  Макарона  Первый  с  удовлетворением  смотрел  на  свою  усыпальницу,  слегка  прищурив  левый  глаз.  Теперь  о  нем  не  забудут.

После  смерти  Макароны  Первого  его  империя  распалась  на  две  части  –  Северную  и  Южную.  Их  правители  тоже  хотели  обессмертить  свое  имя,  и  для  этого  последовали  примеру  великого  предка.  Но  из  соображений  экономии  они  разобрали  гробницу  Макароны  Первого  и  построили  из  ее  камней  свои  гробницы,  каждая  –  в  половину  его  усыпальницы.

Их  наследники  продолжали  дело  своих  предков:  они  делили  империю  и  гробницы.  Через  сколько-то  поколений  на  месте  некогда  пышной  столицы  Макароны  Первого  раскинулось  кладбище  императоров.  Над  каждой  могилой  лежал  только  один  камень.

Через  какое-то  время  ученые  заинтересовались  этой  обширной  местностью,  усеянной  одинокими  камнями.  Никаких  достоверных  сведений  обнаружить  не  удалось,  и  ученые  договорились,  что  эти  камни  сюда  много  миллионов  лет  назад  принес  ледник.  Только  один  ученый  не  согласился:  он  считал,  что  эти  камни  –  остатки  величайшей  гробницы  древности,  которую  по  камешку  растащили  потомки,  но  его  осмеяли.  По  мнению  большинства  ученых,  местность  не  представляла  собой  ни  культурной,  ни  исторической  ценности,  и  вскоре  там  устроили  парковку  для  нового  супермаркета.  Вот,  пожалуй,  и  все.

Да,  левый  глаз  Макарона  Первый  не  прищуривал  –  это  я  придумал.  Как  и  самого  Макарону  Первого,  глядя  на  рассыпанные  возле  супермаркета  макароны  и  размышляя  о  бренности  бытия.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=482669
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 01.03.2014

Сказка для взрослых детей

Однажды  рабочие,  которые  меняли  трубы  в  царском  дворе,  заметили,  что  и  трубы,  и  сантехника  во  дворце  –  из  чистого  золота.  Им  стало  обидно,  так  как  в  их  домах  трубы  и  сантехника  были  из  серебра  невысокой  пробы.  «Так  здоровее»,  -  объяснял  им  Царь,  никак,  правда,  не  комментируя  материал  своей  сантехники.

Рабочие  возмутились  и  начали  роптать.  «Долой  царя!»,  -  роптали  они.  Когда  ропот  достиг  августейших  ушей,  Царь  вышел  к  рабочим.

-  Господа,  прошу  за  мной,  -  сказали  Царь  рабочим  и  повел  их  в  библиотеку.

По  пути  он  поймал  в  своей  бороде  Вошь  и  спрятал  ее  в  кулаке.  В  библиотеке  Царь  сказал:
-  Я  готов  уступить  вам  бремя  царской  власти,  но  хотел  бы  вас  проинформировать  об  этом  бремени.
-  А  что  за  бремя?  –  спросили  рабочие.
-  Дракон,  -  ответил  царь.  –  Чтобы  защитить  вас  от  него,  день  и  ночь  я  наблюдаю  за  ним  вот  через  это  устройство.  -  И  Царь  показал  рабочим  Вошь  в  микроскоп.

Рабочие  увидели  нечто  чешуйчатое,  в  редких  кривых  иглах,  с  зазубренными  жвалами  и  коротким  острым  хоботом.  Рабочие  впечатлились,  те  из  них,  кто  не  потерял  сознания,  принесли  Царю  извинения  и  отправились  к  своим  –  то  есть  царским  –  трубам.  Вошь  быстренько  вскарабкалась  в  царскую  бороду.

С  тех  пор  в  государстве  установились  покой  и  счастье.  Рабочие  радовались,  что  Царь  защищает  их  от  дракона.  Царь  радовался,  что  так  дешево  сохранил  свою  власть  и  золотую  сантехнику.  Вошь  радовалась  тому,  что  сохранила  свою  жизнь,  жизнь  царя  и  предотвратила  потрясения  в  государстве.

И  так  продолжалось  до  тех  пор,  пока  не  прилетел  настоящий  Дракон.  Он  сожрал  и  Царя,  и  рабочих,  и  микроскоп.

Вошь  успела  в  последний  момент  покинуть  царскую  бороду,  уже  исчезавшую  в  гнусной  пасти  Дракона.  Она  забралась  в  жесткий  пучок  шерсти  у  Дракона  на  голове.  Озирая  оттуда  смерть  и  разрушения,  царящие  повсюду,  Вошь  потихоньку,  чтобы  не  услышал  Дракон,  говорила  себе:  «А  без  меня  –  никуда».

Через  некоторое  время  приехал  Ланцелот  и  убил  Дракона.  Ланцелот  всю  свою  жизнь  занимался  этим  трудным  делом,  и  от  постоянного  стресса,  усталости  и  огненного  драконьего  дыхания  он  совершенно  облысел.  Поэтому  Вошь  не  смогла  закрепиться  при  новой  власти.  Она  собрала  свои  пожитки  в  узелок  и  покинула  страну.

Заграницей  Вошь  представилась  жертвой  политических  преследований  и  легко  получила  убежище.  На  собранные  пожертвования  Вошь  обосновалась  в  столичном  зоопарке,  в  роскошной  львиной  гриве.  До  конца  своих  дней  она  писала  мемуары,  в  которых  подробно  излагала  историю  своего  беспримерного  служения  в  изгнавшей  ее  дикой  и  неблагодарной  стране.

Эти  мемуары  были  изданы  огромными  тиражами,  и  весь  мир  узнал  о  подвиге  Вши.  Когда  она  умерла,  ее  похоронили  в  специально  сооруженном  Пантеоне.

Мемуары  Царя  сожрал  Дракон.  Ланцелот  был  скромен,  а  Дракон  безграмотен,  поэтому  ни  тот,  ни  другой  мемуаров  после  себя  не  оставил.  Рабочим  писать  мемуары  было  некогда.

И  если  бы  не  я,  вы  бы  тоже  узнали  эту  историю  со  слов  Вши.  А  это  была  бы  совсем  другая  история!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=482449
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 28.02.2014

Предыстория Бытия

ЗЫ  был  начинающим  и  не  очень  уверенным  в  себе  творцом.  Его  творениям  часто  не  хватало  завершенности,  а  иногда  и  здравого  смысла.  То  и  дело  выяснялось,  что  ЗЫ  что-то  забыл,  и  ему  приходилось  задним  числом  доделывать  и  переделывать  вселенную.

Так,  когда  ЗЫ  создал  растения,  которые  размножались  опылением,  выяснилось,  что  пыльца  этих  растений  вызывает  у  самого  ЗЫ  сильную  аллергию,  а  насекомые,  переносящие  пыльцу,  больно  жалятся  и  производят  в  своих  ульях  галлюциногенный  мед.

Теперь,  когда  ЗЫ  по  своим  творческим  делам  приходилось  бывать  среди  этих  растений,  он  непрестанно  чихал  и  взвизгивал  от  укусов  насекомых.  Те  его  твари,  которые  питались  медом,  полагали  ЗЫ  плодом  своих  галлюцинаций  и  не  почитали  как  творца.

В  общем,  воплощение  творческих  планов  ЗЫ  часто  бывало  непредсказуемо  даже  для  него  самого.

Поэтому,  когда  ЗЫ  однажды  задумал  создать  нечто  прекрасное  и  взял  в  руки  глину,  оказалось,  что  это  будет  не  нечто,  а  некто.  ЗЫ  мял  глину,  придавал  ей  разные  формы,  растягивал,  скатывал  в  шарик  и  все  не  мог  решить,  что  за  существо  он  создает.  Так  в  руках  ЗЫ  оказалась  фигурка  с  мощными  бедрами,  округлым  животом,  обширной  грудью  и  маленькой  головой.  ЗЫ  еще  не  решил,  готова  ли  тварь  к  бытию,  когда  порыв  ветра  принес  целое  облако  пыльцы.  ЗЫ  втянул  ее  носом,  чихнул  прямо  на  глиняную  фигурку,  и  его  дыхание  вызвало  существо  к  жизни.  О  прочих  свойствах,  которыми  наделил  существо  его  чих,  ЗЫ  даже  не  догадывался.

Существо  потянулось,  встало  на  ноги  и  сообщило  ЗЫ,  что  оно  голодно,  страдает  от  жажды,  хотело  бы  новое  платье  и  сумку,  траву  надо  туда,  деревья  сюда,  а  небосвод  пора  освежить.  «И  побрейся»,  -  добавило  существо.

С  этого  дня  ЗЫ  потерял  покой  и  совершенно  перестал  заниматься  творчеством.  Он  беспрестанно  выполнял  требования  существа,  которое  ловко  шантажировало  ЗЫ  своей  слабостью  и  его  могуществом.  Стоило  ЗЫ  замешкаться,  стараясь  понять,  чего  же  хочет  существо  и  как  это  исполнить,  сохранив  во  вселенной  хрупкое  равновесие,  как  существо  тут  же  начинало  плакать  и  жаловаться,  что  его  никто  не  любит.

И  ЗЫ  махнул  рукой  на  равновесие,  только  бы  существо  было  довольно  и  не  изводило  его  своими  причитаниями.  Вселенная  без  его  внимания  приходила  в  упадок,  законы  ее  то  и  дело  нарушались,  и  уже  не  только  самим  ЗЫ,  но  и  его  тварями,  договорившимися  до  полного  отрицания  ЗЫ.

Однажды  ЗЫ  пришлось  целую  ночь  удерживать  луну  так,  чтобы  она  проливала  «таинственный  свет»  в  верхний  левый  угол  окна.  Утром  он  понял,  что  больше  так  жить  нельзя.  Проблема  с  равновесием  вселенной  больше  не  казалась  ЗЫ  проблемой.  Теперь  спасаться  нужно  было  самому  ЗЫ.

И  тут  ЗЫ  осенило.  Существу  нужен  помощник,  во  всем  ему  соответствующий,  который  бы  имел  к  нему  природное  влечение.  И  ЗЫ,  пользуясь  тем,  что  существо  крепко  уснуло,  взял  у  него  одно  из  ребер  и  начал  лепить  из  ребра  помощника.  Перебирая  в  уме  все  потребности  существа,  ЗЫ  пришел  к  выводу,  что  одного  ребра  для  удовлетворения  этих  потребностей  мало,  и  он  взял  у  существа  еще  одно  ребро.  А  потом  еще  одно...  и  еще  одно...  и  еще  одно  ребро,  пока  не  оказалось,  что  на  создание  помощника  ушел  весь  материал,  из  которого  состояло  существо.

Помощник...  вернее,  новое  существо  ЗЫ  понравилось.  Он  еще  никогда  не  трудился  так  тщательно  и  с  таким  вдохновением.  Более  того:  обычно  ЗЫ  творил  под  влиянием  момента,  без  плана  и  цели,  просто  следуя  порыву,  а  сейчас  перед  ним  была  тварь,  задуманная  и  созданная  для  решения  разнообразных  задач.  ЗЫ  смотрел  на  нее  с  благоговением  и  даже  с  какой-то  любовью.  Он  понял,  что  вложил  в  эту  тварь  столько  стараний,  что  даже  из  одной  ее  косточки  –  да  хоть  из  ребра!  –  он  сможет  воссоздать  и  то  изначальное  существо,  ради  помощи  которому  была  создана  эта  новая  тварь.

ЗЫ  обвел  взглядом  свою  вселенную  и  понял,  что  она  недостойна  нового  существа.  Да  и  сам  он  как  творец,  признался  себе  ЗЫ  в  порыве  великодушия,  тоже  этого  существа  недостоин.  И  ЗЫ  бережно  положил  существо  на  самую  верхнюю  полку  и  приступил  к  полной  перестройке  –  вначале  себя,  а  затем  и  вселенной.

Труднее,  дольше  и  больнее  всего  было  работать  над  собой,  поэтому  ЗЫ,  когда  вдохнул  жизнь  в  новое  существо,  поведал  ему  историю  бытия,  начиная  с  того  момента,  когда  ЗЫ  сотворил  небо  и  землю.

Сам  же  ЗЫ  так  основательно  потрудился  над  собой,  что  даже  имя  его  изменилось.  Прежнее  имя,  как  напоминание  о  былой  торопливости,  забывчивости  и  недальновидности,  он  скрыл  в  символе.  Люди  часто  используют  этот  символ,  хотя  и  не  знают  его  истинного  значения.  Это  «P.S.»

2013  г.

Фото:  http://originof.ru/media/img/1/54s.jpg  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=482448
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 28.02.2014

Как делают новости

                         цикл  ИЗ  ЖИЗНИ  ПЕТИ  КОВРИЖКИНА

Юный  студент  факультета  журналистики  Петя  Коврижкин  полистал  новостийные  страницы  Сети,  но  ничего  стоящего  публикации  на  своей  странице  в  ЖЖ  не  нашел.

-  Ну,  ладно,  -  вздохнул  он,  -  будем  лить  воду.

Посмотрев  с  минуту  на  потолок  своей  комнатушки  в  поисках  тем  и  вдохновения,  он  опустил  глаза  –  отчасти  от  неловкости,  отчасти  из-за  неумения  печатать  вслепую  –  и  набрал  такой  текст:  «Некоторые  американские  археологи  считают,  что  древний  календарь  майя  предполагал  возможность  конца  света  в  декабре  года,  который  мы  называем  2012.  Сомнительно,  что  пророчествам  такого  календаря  можно  доверять,  ведь  свой  собственный  конец  –  закат  и  упадок  цивилизации  майя  –  майя  предсказать  не  смогли.  Да  и  в  толковании  этих  пророчеств  среди  современных  ученых  -  и  даже  среди  последних  майя  –  нет  единства»  .  И  Петя  нажал  «опубликовать»  и  вышел  погулять  с  собакой.

Не  прошло  и  10  минут,  как  в  новостийной  строке  довольно  солидного  сайта  появилась  такая  новость:  «Американские  археологи  полагают,  что  древний  календарь  майя  предсказал  конец  света  на  декабрь  2012  года  (ориентировочно  20-23  числа).  Трудно  сомневаться  в  этих  предсказаниях,  ведь  и  свой  собственный  закат  и  упадок  майя  предсказать  также  смогли.  Современные  ученые  и  последние  майя  едины  в  толковании  пророчеств».

Через  7  минут  десяток  сайтов  калибром  помельче  разразился  сообщениями:  «Археологи  всего  мира  утверждают,  что  календарь  майя,  который  поразительно  точно  предсказал  множество  катастроф  древнего  мира  и  современности,  прогнозирует  конец  света  на  21  декабря  2012  года.  Ученые  не  нашли  возможности  истолковать  пророчества  по-другому.  Жрецы  майя  предупреждают:  конец  света  близок!»

Через  5  минут  не  было  ни  одного  сайта  в  Сети,  который  бы  не  сообщал,  что  «по  утверждению  последних  жрецов  майя,  которые  подтверждаются  исследованиями  лучших  ученых  мира,  а  также  толкователями  карт  таро,  гадателями  на  кофейной  гуще,  пифиями,  авгурами,  экстрасенсами  и  Клавдией  Петровной  из  44-ой  квартиры,  21  декабря  2012  года  наступит  конец  света»

Через  5  минут  вся  Сеть  была  полна  сообщений:  КОНЕЦ  СВЕТА  ПРИДЕТ  21  ДЕКАБРЯ  2012  ГОДА

Петя  вернулся  с  прогулки  и  взглянул  на  экран  монитора.  По  мере  чтения  заголовков  его  глаза  и  рот  раскрывались  все  шире.  Уже  через  минуту  он  мчался  по  улице,  без  шарфа  и  шапки,  лихорадочно  обзванивая  знакомых  и  выспрашивая,  что  они  решили  по  поводу  21  декабря.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=482211
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 27.02.2014

Киев. Ночь. Где-то лают собаки…

Киев.  Ночь.  Где-то  лают  собаки.
Четверть  третьего  бьют  часы.
В  котелке  и  заношеном  фраке,
Доедая  кусок  колбасы  -

Колбасы  недешевой,  из  мяса  -
Пианист  из  шато  выходил.
Ему  символом  звездного  часа
Крики  вслед  запоздалых  кутил.

-  Ну,  а  дома?  -  Известно,  что  дома,
Там  не  ждут:  "пропал  бы  ты,  что  ль"...
Все  блины  до  последнего  комом,
В  кулаке  -  не  синица,  а  моль.

-  Погоди...  Так,  может,  вернуться,
Накатить,  как  вчера,  из  горла?
Пусть  рыдает  наемная  муза,
Раз  твоя  не  пришла-умерла!

Постоял  пианист  на  пороге,
Ночь  послушал,  часы  и  собак...
Я  не  знаю,  какою  дорогой
Он  пошел,  и  всё  кончилось  как.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=481980
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 26.02.2014

Белый плащик

Я  вошёл.  Знакомая  картинка:
Сами  по  себе  уже  наряд,
Два  изящных  замшевых  ботинка
По  шестой  позиции  стоят.

Созерцаньем  обуви  изящной
Я  свой  интерес  не  утолил.
Чуть  поодаль  -  чей-то  белый  плащик
Брошен  разворотом  легких  крыл.

Я  вперед,  шаги  свои  упружа,
Пульс  в  висках  забился,  застучал:
Символ  бесконечности  из  кружев
На  ковре  восьмеркою  лежал.

Узнаю  и  форму,  и  объемы,
Знаю,  кто  прилёг  на  локоток,
Кто  мне  под  ноги  в  дверном  проёме
Уронил  свой  в  бабочках  платок.

Так  и  есть:  изгнанием  из  Рая
И  ценой  погибели  моей,
На  кошачий  локоть  опираясь,
Ты  ждала  в  вуалях  из  теней...

Сорваны  вуали,  смяты  тени,
Чем-то  диким  разворочен  быт.
У  моей  задумчивой  постели
Кем-то  белый  плащик  позабыт.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=481979
рубрика: Поезія, Интимная лирика
дата поступления 26.02.2014

Кентавр

А  я  вже  не  такий,  як  був.
Я  ніби  пив  десь  у  степу
З-під  кобилиць
Якогось  древнього
Невідомого  роду,
Незайманих
Несідланих  самиць  -
Не  молоко,
А  таємничу  воду,
І  з  ними
Поєднався  родоводом,
І  єдність  ця  -
Міцнішає,  дзвенить,
Гартується  в  мені,
І  гени,  склад  крові
Модифікує,
Змінює  буття,
Ударами  литавр
Тепер  мої  лунають  кроки,
Я  -  кентавр!
Мені  пасує
Не  тихе  пасовисько,
Де  трава  ласкава
Й  пересічність,
А  битва
Із  ворожим  військом,
Кривава  слава
Й  вічність!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=481903
рубрика: Поезія, Лірика
дата поступления 25.02.2014

Удав с характером осла (на законы 16 января 2014 года)

Мой  друг,  ты  прав,  конечно,  прав,
И  власти  жалкое  фрондерство  -
Не  фронда.  Это  просто  нрав,
Ослам  присущее  упорство,
Живущий  в  глубине  удав,
Который  медленно  и  верно  -
Виток-кольцо,  кольцо-виток  -
Переливаясь  равномерно,
Ползет  и  делает  глоток,
И  челюсти  плотней  смыкает
Вокруг  обеда  своего  -
Глоток,  глоток  и  исчезает
Внутри  удава  хвост  его.
Он  удивлен,  но  продолжает
Себя  собой  вовсю  душить
И  постепенно  прерывает
Сознанья  тоненькую  нить.
А  после  где-то  на  болоте
Гниет  -  и  хватка  не  спасла  -
Удушенный  своею  плотью,
Удав  с  характером  осла...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=481902
рубрика: Поезія, Гражданская лирика
дата поступления 25.02.2014

Авиамоделизм

       1.  Игрушки

В  нашем  городе  –  тридцать  лет  назад  –  было  несколько  магазинов  игрушек.  Отделы  игрушек,  конечно,  были  почти  во  всех  магазинах  культтоваров    и  промтоваров,  в  универмагах,  но  таких  чудесных  мест,  где,  кроме  игрушек,  не  было  ничего  другого,  даже  конфет,  было  совсем  мало.  Наверное,  по  одному  в  каждом  районе.  А  «Детский  мир»  -  огромный  магазин,  в  котором  все  было  только  для  детей:  игрушки,  обувь,  одежда,  книги  -  был  только  один.  Эта  лавка  чудес  стояла  в  самом  центре  города,  в  двух  шагах  от  «белого  дома»;  архитектор  и  строители,  наверное,  хорошо  понимали  значение  такого  магазина.

Про  «Детский  мир»  знали  все,  и  приобрести  там  такие  культовые  вещи,  как  солдатики,  машинки  или  некоторые  виды  оружия,  было  почти  невозможно.  Нужно  было  обладать  сумасшедшим  везением  или  состоять  в  близком  родстве  с  продавщицами  такого  магазина.  Зато  такие  игрушки,  которые  пользовались  спокойным  постоянным  спросом,  купить  можно  было  почти  всегда.  Если  что-то  такое  ломалось  или  терялось,  то  в  «Детском  мире»  ЭТО  было  наверняка.  Ну,  или  через  неделю  –  крайний  срок.  Помню,  были  тогда  такие  черные  наганы,  по  3  р.  40  коп.,  а  еще  маленькие  целлулоидные  медвежата…  Впрочем,  это  совершенно  другая  история.

Еще  бывали  маленькие  «игрушечные»  магазины,  сведения  о  которых  передавались  только  своим.  В  нашем  районе  был  один  такой;  она  располагался  в  подвальном  помещении,  площадь  имел  небольшую,  поэтому  все  его  так  и  называли:  Подвальчик.
-  Смотри,  что  у  меня!
-  Класс!  Где  купил?
-  В  Подвальчике.
-  Ну  конечно,  где  же  еще!

Вход  в  этот  магазин  обозначала  загадочная  вывеска  «Культтовары».  В  подвальных  помещениях  по  соседству  размещались  парикмахерская,  химчистка,  ремонт  обуви  и  одежды.  Стиль  всех  вывесок  был  строго  выдержан:  бледно-голубой  фон,  потеки  ржавчины,  серо-белые  вытянутые  буквы.  Подвальчик  был  и  расположен  хитро,  в  одной  из  шести  совершенно  одинаковых  «хрущовок».  Дома  близнецы,  дворы  типовой  планировки,  клумбы  засажены  одними  и  теми  же  цветами.  Неудивительно,  что  этот  магазин  я  иногда  не  находил  и,  вдоволь  набродившись  вокруг  неотличимых  домов,  проклиная  парикмахеров,  портных,  сапожников  и  прачек,  уходил  домой  ни  с  чем.  Подвальчик  на  этот  раз  не  дался,  ускользнул…  В  общем,  архитектор  и  строители  и  в  этом  случае  показали  себя  знатоками  истинного  значения  такого  магазина.

В  таких  вот  небольших  заведениях  довольно  часто  попадались  настоящие  сокровища,  например,  наборы  целлулоидных  фигурок:  индейцев,  «ковбойцев»,  рыцарей  и  солдатиков  –  «наших»  и  немцев.  Настоящих,  объемных,  с  мельчайшими  деталями,  а  не  гадких  плоских  солдатиков,  похожих  на  египетские  рисунки  –  все  плечом  вперед,  которые  быстро  отпадали  от  своих  постаментов,  а  их  оружие  и  флаги  загибались  под  неестественными  углами.  В  то  время  эти  наборы  в  мальчишеской  среде  были  на  вес  золота.  Да  что  там  золота!  –  много,  много  дороже.

Вряд  ли  в  подобные  «подвальчики»  такие  редкости  и  диковинки  завозили  целенаправленно.  Наверное,  свою  роль  играло  их  потаенное  местонахождение  и  ограниченная  известность.  Впрочем,  логика  может  быть  не  лучшим  средством  объяснить  что-либо,  связанное  с  игрушками;  сама  атмосфера  магазинов  игрушек  наводила  на  мысль  о  волшебстве.  А  то,  как  некоторые  из  них  оказывались  под  елкой  или  под  подушкой,  окончательно  убеждало  в  их  чудесном  происхождении.

Даже  то,  каким  образом  взаимодействуют  производители  игрушек  и  дети,  говорит  в  пользу  волшебной  природы  игрушек.  Иной  раз  зайдешь  с  детьми  в  «Детский  мир»,  а  там  –  новый  стенд  с  чем-то  ярким,  разнообразных  форм  и  размеров.  Ты  еще  только  пытаешься  понять,  что  же  это  такое,  еще  только  пробуешь  произнести  незнакомое  чужеземное  название  (например,  бакуган),  а  четырехлетний  малыш  уже  тянет  к  нему  руки,  и  весь  его  вид  говорит:  «О,  бакуган!  Ну,  наконец-то,  бакуган,  что  же  так  долго  ждать  пришлось?!»  Очевидно,  не  все  производители  игрушек  прибегают  к  волшебству;  мимо  некоторых  новых  стендов  дети  проходят,  даже  не  оглядываясь.

Разумеется,  игрушки  всегда  стоили  денег,  которых  у  детей,  как  правило,  не  было.  Лентяи  ждали  праздников,  шантажисты  тонко  играли  с  чувствами  родителей,  дельцы  обменивались,  творческие  личности  колядовали,  дети  с  железными  нервами  заводили  копилки,  в  общем,  каждый  решал  эту  проблему  как  мог.  В  моем  арсенале  был  еще  сбор  лекарственных  растений.  Их  принимали  в  некоторых  аптеках  на  вес;  но  этот  –  сухой  -  вес  так  отличался  от  веса  только  что  собранных  растений,  что  это  занятие  не  могло  стать  верным  источником  средств.

Однажды  кто-то  сказал,  что  аптеки  покупают  пиявок  по  хорошей  цене;  наверное,  только  дети  могли  в  это  поверить.  В  заболоченной  реке  неподалеку  от  дома  водилось  множество  пиявок;  слегка  побаиваясь  этих,  по  слухам,  весьма  кровожадных  червей,  я  старался  избегать  встреч  и  контактов  с  ними.  Но  дело  есть  дело;  скоро  я  отправился  в  самую  большую  аптеку  города  с  банкой,  в  которой  извивались  черно-зеленые,  в  оранжевых  точках  и  полосках,  пиявки…  Действительность  оказалась  ошеломляющей.  Память  заботливо  стерла  дальнейшие  события,  оставив  только  смутные  воспоминания  разочарования  и  стыда.  Подозреваю,  те  несчастные  черви  были  принесены  в  жертву  моей  легковерности  и  алчности.

А  еще  склонный  к  экспериментам  над  собой  малыш  мог  пойти  ва-банк  и  согласиться  на  изуверскую  медицинскую  процедуру  в  обмен  на  очередную  игрушечную  мечту.  Так  у  меня  появилась  железная  дорога.  Дорога  была  полностью  пластмассовая,  отечественная,  а  не  немецкая,  поэтому  паровоз  и  вагоны  были  размером  с  крупного  котенка,  а  рельсы  и  шпалы  –  красного  цвета.  Зато  паровоз  ездил  даже  без  рельсов  и  по  ковру,  а  по  длинному  коридору  разгонялся  до  приличной  скорости.  Синий  такой  паровоз…

Да,  выбор  игрушек  в  ту  пору  был  невелик,  игрушечных  магазинов  было  мало,  самые  желанные  игрушки  надо  было  долго  искать  или  ждать,  но  это  только  дополняло  тот  ореол  таинственности  и  волшебства,  который  окружал  игрушки.  Их  надо  было  добывать,  преодолевая  препятствия  и  прилагая  усилия,  подобно  тому,  как  сказочные  герои  добывали  разнообразные  элементы  своего  сказочного  счастья  –  алые  цветки,  свет-зеркальца,  молодильные  яблоки  и  жар-птиц.  Нынешняя  доступность  игрушек,  их  доступность  и  повсеместность  –  как  доступность  и  повсеместность  всего:  хорошего  и  плохого,  дозволенного  и  запрещенного,  полезного  и  вредного,  чего  угодно  и  неугодно,  -  лишает  игрушки  любых  ореолов,  всех  оттенков  праздничности  и  отблесков  волшебства.  Все  смешалось,  все  категории  спутались,  всё  слилось  в  одну  огромную,  растущую,  ползущую  в  все  стороны  кучу  мусора.  Теперь  уже  не  заподозришь  вмешательство  чуда  в  происхождение  игрушек  –  вне  всяких  сомнений,  они  привезены  из  Китая…

         2.  Планер

В  «Детском  мире»  был  отдел,  в  котором  продавались  различные  материалы,  детали  и  инструменты  для  конструирования  и  моделирования.  До  сих  пор  помню  бензиновый  авиадвигатель  –  размером  с  детский  кулак,  однако  настоящий,  способный  поднять  в  воздух  небольшой  самолет.

Еще  в  этом  отделе  хранился  целый  штабель  длинных  узких  деревянных  коробок.  Это  были  наборы  деталей  для  сборки  планеров.  На  фанерных  крышках  красовались  легкокрылые  самолетики,  парящие  в  голубом  небе.  Внутри  лежали  рейки,  планки,  пергамент,  клей,  -  все,  что  нужно,  чтобы  собрать  и  запустить  свой  собственный  летательный  аппарат.  Стоили  эти  наборы  довольно  дорого,  купить  самому  такую  вещь  мне  было  не  по  силам.  Но  даже  долгое  созерцание  светлых  продолговатых  коробок,  пахнущих  сосной,  было  радостным,  обещающим,  обнадеживающим.

И  вот  однажды  дедушка  подарил  мне  такой  набор.  Коробка  оказалась  неожиданно  тяжелой,  а  деталей  внутри  было  непредсказуемо  много.  Инструкция  выглядела  головоломкой.  Но  это  только  подхлестывало  острое,  непреодолимое  желание  собрать  –  сейчас,  немедленно  –  мой  планер.

Работа  оказалась  кропотливой.  Даже  слишком  кропотливой.  Все  деревянные  детали  необходимо  было  отшлифовать,  а  фанерные  и  картонные  сначала  нарисовать,  а  потом  аккуратно  вырезать.  Множество  деталей  были  абсолютно  одинаковой  формы,  отличаясь  только  размерами  –  чуть-чуть,  ровно  настолько,  чтобы  их  было  легко  перепутать.  После  долгих  попыток  я  наконец  собрал  нечто,  напоминающее  скелет  птицы  с  двухметровым  размахом  крыльев.  Похоже,  птица  эта  разбилась,  упав  с  большой  высоты.  Между  моим  планером  и  таинственной  инструкцией  было  мало  общего,  а  на  рисунок  на  крышке  коробки  –  легкокрылый  самолет  в  голубом  эмалевом  небе  –  моё  изделие  и  вовсе  не  было  похоже.

Стиснув  зубы,  я  начал  разбирать  планер.  Эта  работа  оказалась  еще  кропотливее,  еще  сложнее,  требовала  еще  больших  усилий.  Местами  клей  засох  намертво,  и  разделить  неправильно  соединенные  части  было  уже  невозможно.  Мой  планер  разбился,  так  и  не  поднявшись  в  небо.  Я  чувствовал,  как  по  лицу  текут  злые  горячие  слезы.  Я  ненавидел  неподатливую  древесину,  непрочную  бумагу,  непонятную  инструкцию,  подлый  клей,  коварного  конструктора,  щедрого  дедушку,  «Детский  мир»,  авиацию  и  небо.  Это  была  ловушка.  Меня  поманили  мечтой,  мне  ее  практически  удалось  поймать,  схватить  за  хвост,  но  в  последний  момент,  когда  радость  и  счастье  уже  начали  вливаться  в  мою  душу  широким  потоком,  все  вдруг  рассыпалось,  превратилось  в  хлам,  обломки,  мусор.  Меня  обманули,  обвели  вокруг  пальца  –  жестоко,  безжалостно,  без  всякого  снисхождения  к  моему  детству,  без  скидки  на  мою  беззащитность  и  мечтательность…

Жаркая,  красного  цвета  волна  нахлынула  на  меня  –  и  в  следующий  миг  я  уже  топтал  недостроенный  планер  ногами,  изливая  в  судорожных    движениях  свою  обиду,  свое  разочарование.  На  шум  сбежались  взрослые.  Дедушка  смотрел  на  меня  так,  словно  увидел  впервые.

Он  заблуждался  на  мой  счет.  И  я  заблуждался  на  свой  счет.  А  Тот,  Кто  знал  правду,  молчал  до  поры  до  времени.

А  позже  говорить  что-то  уже  не  было  никакой  необходимости.  Таких  планеров  было  еще  много  –  все  они,  недостроенные,  изломанные  и  растоптанные,  были  брошены  мной  где-то  позади,  оплаканы,  забыты,  променяны  на  какие-то  другие  мечты,  которые  –  это  уже  было  ясно  –  ждала  такая  же  участь.

...А  там,  в  небе,  подёрнутом  перистыми  облачками,  похожем  на  рентгеновский  снимок  чистых  здоровых  легких,  уже  парят  чьи-то  планеры.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=481593
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 24.02.2014

Два товариша (Carpe diem)

-  Які  цікаві  люди  -  ми  -  створіння:
Бажання,  зобов"язання,  сумління
Керують  чи  скеровуються  нами?

-  О,  все  це,  справді,  так  відносно,
Та  дихати  тоді  буває  млосно,
Коли  вчорашнє  пекло  небесами
Вважаємо,  бо  в  пеклі  стало  тоскно.

-  Невже,  гадаєш  ти,  таке  можливо,
Щоб  гратися,  неначе  це  забава,
Неначе  не  життя  це,  а  вистава:
Потворність  хижу  називати  дивом
І  обирати  не  Христа  -  Варавву?

-  О,  влучно  як:  життя  -  вистава!
Кіно!  Перформанс!  Шоу!  Театр!
Чи  розумієш  ти,  який  у  цьому  сенс?
Все  так  заплутано  -  потрібен  психіатр
Чи  навіть  медіум  та  екстрасенс.
Насправді  ж  є  лиш  декілька  акторів,
Набір  сценаріїв  та  пара  декорацій,
Обличчя  ж  всі  знайомі  -  лише  нові  ролі,
Як  до  замків  старих  нові  паролі.
А  отже  -  [i]carpe  diem[/i],  як  сказав  Горацій.
До  того  ж,  друже,  звичка  є  така  кривава:
Христа  на  хрест,  і  звільнений  Варавва.

-  Ти  плутаєш  мене,  то  не  роби  такого.
Порядок  є  речей,  він  Всесвітом  керує,
Ти  ж  твердиш,  ніби  безлад  тут  панує,
І  забаганка  менша  розуму  людського
Порядок  той  то  терпить,  то  руйнує.

-  Це  дійсно  так.  Тому  що  той  порядок
Таким  влаштовано  Творцем  розумним  -
Проте,  ти  можеш  звать  Його  безумним  -
Але  ось  що  залишив  нам  у  спадок:
Що  коли  той  порядок  ми  не  визнаєм,
Він  лагідно  відповідає:  навзаєм.

-  Ну,  добре,  добре,  я  вже  визнаю,
Що  все  у  світі  дійсно  є  відносним,
І  де  ти  будеш  -  в  пеклі  чи  в  раю  -
Ти  власним  рішенням  одноголосним
Сам  визначаєш.  Та  натомість  -
Я  певен,  правду  знає  підсвідомість!

-  Ти  правди,  друже,  не  шукай,
Як  визнаєш  відносність,  і  потому
Шукаєш  правди  знов  -  бо  край
Такому  пошуку  кладе  лиш  втома  -
Не  істина,  віднайдена  свідомо.
А  підсвідомість  -  я  не  фахівець,
Але  я  певен:  це  не  острівець,
І  тут  відносність  також  є  удома.
Дивись:  що  це  -  вугілля?  крейда?
Піди  спитай  у  Зігмунда.  У  Фрейда!

-  Мене  такий  порядок  не  влаштує.
Я  не  збагну  тоді,  у  чому  сенс  буття:
Сьогодні  сенс,  а  завтра  -  у  сміття,
Його  не  пригадають  навіть  всує.
Я  шляху  іншого  не  можу  обирать:
Я  вже  іду  порядок  виправлять!

-  Звичайно,  друже,  швидше  йди...
([i]проводжає  його  поглядом[/i])
А  я,  між  іншим,  достеменно  знаю:
Ідеалістів  їх  ідеї  швидко  убивають,
І  скоро  з"являться  омріяні  плоди
Їх  марної  "святої"  боротьби,
А  я  вже  ними  скористаюсь,
Коли  ідеалісти  ляжуть  у  гроби
([i]чути  постріли,  він  боязко  здригається[/i])
Таке  життя!  У  когось  час  жалоби,
А  іншим  час  цей  до  вподоби...
Ридайте,  плачте  -  в  нас  жнива!
З-під  куль  тікали,  як  мишва,
Але  тепер  нам  вивертать  суглоби  -
Плоди  збирати  вбивчого  ідеалізму
([i]дивиться  в  труну  на  свого  товариша[/i])
Була  наївна  -  стала  мертва  голова,
А  керуватиме  не  краща,  а  жива!
Без  лементу  і  галасу  і  зайвого  цинізму
Повторюю:  Горацій  прав,  нічого  ми  не  вдієм
З  речей  порядком.  Мертві  вже  своє  зробили.
Живим  і  прагматичним  нагадаю:  [i]carpe  diem[/i]!  -
Ну,  тобто  як  трамплін  використовуйте  могили,
До  влади  йдіть  -  нам  пощастило  нині!
([i]робить  сумний  вигляд  і  підспівує[/i]):
"Ой,  пливе  кача  по  Тисині...."

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=481519
рубрика: Поезія, Сюжетні, драматургічні вірші
дата поступления 24.02.2014

Згвалтування

Засудженим  ґвалтівникам  часто  вкорочують  віку
Співкамерники  та  навіть,  бува,  співрозмовники  випадкові,
Бо  такий  злочин  -  цинічний,  брутальний  і  дикий  -
Викликає  до  злочинця  наглий  напад  вбивчої  нелюбові,
Та  виявляється,  ґвалтівником  може  бути  держава
Чи  радше  той,  хто  в  ній  віддає  всі  накази,  один-сам,
А  зґвалтованою  може  бути  найгуманніша  справа,
І  люди  в  білих  халатах  тоді  здатні  допомагати  катам,
Видавати  їм  поранених  за  ознакою  переконань  різниці,
Посилаючись  на  обов"язок  повідомляти  про  злочини,
На  закони,  накази,  телефонні  дзвінки  та  інші  дурниці,
Які  ніби  дозволяють  людські  звичаї  замінити  вовчими,
І  це  зовсім  не  таємниця,  про  це  повідомили  всі  канали,
Тон  коментарів  вар"ював  від  спокійного  до  ворожого.
Для  такого  злочинця  не  бажаю  нічого,  крім  трибуналу  -
На  кшталт  Нюрнберзького  -  чи  суду  -  на  кшталт  Божого,
Чи  раптового  усвідомлення  скоєного,  аби  сягнув  рукою
По  свій  коштовний  браунінг  та  ним  скористався  востаннє...
Мабуть,  це  є  найкраще  з  усіх  можливих  використань  зброї
В  контексті  такого  злочину  як  професії  лікаря  зґвалтування.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=481264
рубрика: Поезія, Громадянська лірика
дата поступления 23.02.2014

Идем в потемки

"И  свет  во  тьме  светит,  и  тьма  не  объяла  его"  (от  Иоанна,  1,5)

Идём  в  потемки.  Нет,  меня  не  бойся.
Тебя  во  тьме  я  даже  не  коснусь,
Я  в  запах  твой  так  нежно  окунусь,
Что  в  волосах  не  дрогнут  колокольцы,
И  я  тебе  лишь  тьмою  покажусь.
Лукавства  нет  во  тьме,  во  тьме  не  видно,
Мне  тьма  по  нраву  -  нет  во  тьме  теней,
И  так  удобно  прятаться  за  ней,
Не  жаль,  и  не  обидно,  и  не  стыдно
Собою  быть...  Пойдем,  где  потемней.
Идём  в  потемки.  Будем  вместе,  молча.
Тебя  во  тьме  я  даже  не  коснусь,
Сковала  то  ли  нежность,  то  ли  грусть,
И  в  волосах  не  дрогнет  колокольчик,
И  тьмою  я  тебе  во  тьме  кажусь.
Замри,  почувствуй:  слышишь,  проникает
Бесплотное  незримое  тканьё,
И  им  в  одно  -  меня,  тебя,  её  -
Сплетает,  шьет,  сливает  и  венчает!
Нанизывая  нас  на  остриё,
Луч  света  вдруг  появится  -  откуда?!
Всё  исчезает,  сорваны  венцы,
Захлопнулись  Пандорины  ларцы.
Мы  замираем.  Мы  -  свидетель  чуда,
Ответы  есть,  и  все  сошлись  концы.
Идём  в  потёмки.  Нам  не  нужно  солнца,
Источник  света  найден  -  он  внутри,
Там  град  златой,  совсем  не  пустыри.
И  в  волосах  звенели  колокольцы,
Творя  напев  невидимой  зари...
...........................................
Навстречу  первым  проблескам  зари
Бредут  коровы,  тихо  колокольцы
Звучат  не  в  лад,  туманны  пустыри,
Пастух  молчит:  не  песня  -  сон  внутри,
Лес  почернел,  и  показалось  солнце...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=481263
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 23.02.2014

Стакан воды

Давай  возьмем  -  ну,  хоть  стакан  воды,
И  в  нем  устроим  бурю  мимоходом,
Из  спичек  свяжем  утлые  плоты
И  перейдем  решительно  на  "ты"
С  изменчивой  и  каверзной  природой!

Девятый  вал,  цунами,  ураган,
Любимую  грозу  в  начале  мая,
Глоток  вина  и  целый  океан
Способна  поместить  в  пустой  стакан
Воображения  игра  живая.

Граненое  стекло  -  нет,  не  предел,
Воображению  пою  осанну!
И  новый  мир  -  неявный  новодел  -
Весь  старый  мир  оставит  не  у  дел,
Вздымаясь  горделиво  из  стакана.

И  вот  лежит  он  -  новый  дивный  мир!
И  вот  я  сам  -  творец  и  созидатель!...
Но  что  это?  -  сверкая,  как  сапфир,
Над  миром  поднимается  кумир  -
Стакан  граненый,  давний  мой  приятель.

И  я  был  схвачен,  связан  и  в  острог
Как  бунтовщик-ниспровергатель  брошен.
И  скор  был  суд,  да  долог  вышел  срок:
Стаканом  названный,  стакан  не  смог
Смириться  со  своим  недавним  прошлым.

Есть  время,  есть  о  чем  подумать  мне,
Сижу  в  застенке,  к  стенке  прислонившись...
В  томительной  тюремной  тишине
Мне  одному  мучительней  вдвойне,
Что  мы  вдвоем  наделали,  забывшись.

Теперь  я  здесь;  он  важен,  знаменит,
Вершит  мою,  да  и  другие  судьбы.
Пускай  его...  Но  плачу  я  навзрыд,
Как  вспомню:  на  моем  столе  стоит
Стакан  воды...  Уж  вы  не  обессудьте!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=481029
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 22.02.2014

Диктатор

...і  в  кожному  слові  ховається  мудрість,
і  погляд  батьківський,  а  в  ньому  докОри  -
нам,  дітям,  за  нашу  дитячу  дурість
та  забавки  штибу  цивільної  непокори.
Та  батько  проникливо  дивиться,  дбає,
особисто,  сам,  встає  серед  глухої  ночі  -
так  часто,  що  ніби  ніколи  і  не  лягає.
"Для  насолод  часу  нема",  він  каже  охочим
цікавитися  чужим  особистим  життям,
вимагати  дурниць,  якоїсь  люстрації  -
вони  ж,  як  відомо,  поціновувачі  плям
на  диску  сонця  і  на  чужій  репутації.
Та  батькові  ніколи  -  тяжко  і  важко,
і  вдень,  і  вночі,  чи  не  цілодобово  -
гарує  він,  аби  жодна  комаха  і  пташка
не  була  скривджена  хоч  випадково,
бо  життя  -  то  є  найвища  цінність,
біологичний  процес  має  бути  захищено!
Хоч  би  там  що  конституційність
вважала  теж  достойним  захисту  вищого.
Гідність,  свобода  -  то  дивні  абстракції,
батькові  ніколи  за  тяжкою  роботою.
"Що  то  за  вимоги,  що  то  за  акції,
що  там  за  натовп  стоїть  за  воротами?
Нездари  невдячні,  ледарі,  зрадники,
батько  ж  плекав  для  вас  мрії  свої!
Що  ви  торочите,  що  де  в  вас  вкрадено?!
Та  ти  диви,  вже  зовуть  на  двобій!"  -
Батько  зітхає,  сумно  так  дивиться,
ледь  він  не  плаче.  Чи  плаче  він  начебто?
Щось  там  таке  заясніло  на  вилицях...
Чи  зброя  блищить?  У  кущах  спецпризначенці?
Батьковим  оком,  батьковим  словом
до  непокірних  -  ледве  не  з  віршем...
Чи  то  довільно,  чи  примусово  -
тиран  і  диктатор  не  буває  іншим:
рядиться  в  батька,  як  у  шкуру  овечу,
проте  вона  йому  лічить,  як  фіговий  лист,  -
не  здатна  і  не  приховує  душі  порожнечу,
роги,  копита  і  загострений  хвіст.

14/02/2014

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=481028
рубрика: Поезія, Громадянська лірика
дата поступления 22.02.2014

Шанси

Шанси  історії  -  справа  тонка,
Щойно,  здавалось,  їх  сотні,
Та  згаяна  мить  -  спорожніла  рука,
Настали  часи  скорботні.
Дротом  колючим  ятрить  зневіра,
Крокують  її  вартові...
Це  все  дарма  -  у  сутінках  сірих
Я  ставлю  на  шанси  нові!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=480495
рубрика: Поезія, Лірика
дата поступления 19.02.2014

Щось

Спіткало  зустріти  або  не  зустріти.
Спіткало  пізнати  або  навпаки.
Не  знаю,  не  знаю...  Давно  вже  не  діти,
І  відстань,  і  час  даються  взнаки,
Та  лагідне  щось  -  чи  не  бабине  літо?  -
Мої  огортає  короткі  думки.

Півкроку,  півроку  і  знову  півкроку,
Праворуч,  ліворуч  або  навпаки,
Не  знаю,  не  знаю...  Все  ніби  нівроку,
І  щільно  лягають  у  паспорт  роки,
Та  гіркотне  щось  -  чи  не  марні  уроки?  -
Мої  огортає  короткі  думки.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=480494
рубрика: Поезія, Лірика
дата поступления 19.02.2014

Таке

Не  спекатися,  як  спеки,
Не  здихатися,  як  дихання,
Цього  дурного  бажання
Міняти  синиць  на  лелеки  -
Мене  розтинають  навпіл,
Мене  роздирають  в  шмаття
Дихотомія  буття
І  замкненість  замкнених  кіл...
________________________

Не  избавиться,  как  нельзя  
Избавиться  от  дыхания,  -
Так  и  от  силы  желания  
Иметь  в  руке  журавля
Вместо  пичуги  маленькой,
Меня,  мои  клетки  живые
Рвет  на  лоскутья
Жизни  дихотомия,
Крутит  ребра,  как  прутья,
В  замкнутые  тугие
Круги  -  да  все  по  распутью...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=480236
рубрика: Поезія, Лірика
дата поступления 18.02.2014

Смак здійсненого бажання

Прозорість  іноді  буває  такою  відверто  жаданою,
Вкрай  необхідною  умовою  і  навіть  вимогою  буття,
Коли  ти  здобич  -  скрадаєшся  подільською  саваною,
А  тоді  летиш  стрімголов  до  зебруватого  розпуття,
Аби  перетнути  скоріш  цю  відкриту  місцевість,
Де  на  тебе  пильно  чекає  уважний  і  хижий  ворог,
Що  розвинув  достатньо  універсальну  чуттєвість
І  сприймає  бажання  прозорості  усіх  непрозорих.
Та  ніби  щастить,  і  вже  бачиш  ті  кляті  двері,
Страшні,  як  "Відрубані  голови"  або  "Герніка",
Бо  вони  втілюють  відверто  збочені  критерії
Естетики,  зручності  та  свободи  повернення,
Але  саме  туди  тобі  треба  йти,  куди  йти  неможливо,
Від  чого  шукаєш  в  прозорості  притулку  і  прихистку  -
Та  вже  пізно,  двері  розчахнулися  повільно  і  хтиво,
Аж  до  суглобів  своїх  (чи  що  в  них  там?)  вивиху,
Вони  так  відверто  і  безсоромно  втягують  в  темряву,
Бо  це  саме  те  і  туди,  куди  вони  шлях  закривають
Чи  відкривають  -  я  різниці  тут  не  вбачаю  певної,
Адже  я  переконаний,  що  ці  двері  не  випускають,
Утримують  міцно  будь-кого  прозорого  і  непрозорого
У  тому  просторі,  що  тхне,  як  вода  з  старих  батарей,
Має  багато  вимірів,  та  усі  вони  штибу  потворного.
Хоч  би  Вергілій  мені  трапився  десь  біля  тих  дверей,
Або  інший  хтось,  кому  він  тут  вже  був  подорожнім,
Хто  вивчив  місцеві  пастки  і  звичаї  ретельно  і  до  пуття,
А  також  зможе  вказати  мені  вірний  шлях  назовні,
Та  є  підозра:  хто  сюди  втрапив,  тому  вже  нема  вороття,
Адже  прозорість  за  цими  дверима  є  складовою  реальності,
Звісно,  її  побачити  неможливо,  але  є  докази  і  аргументи,
Цілком  наукові,  показові,  переконливі  до  безжальності,
Бо  ці  тричі  кляті  двері  користуються  фотоелементами,
І  як  ти  увійшов  і  всередині,  вони  на  тебе  не  реагують  ніяк,
Хоч  ти  навиворіт  вивернися  чи  стрибай  сторч  головою.
Виявляється,  здійснені  бажання  бувають  гіркими  на  смак...
Проте,  здається,  ця  оригінальна  думка  не  є  новою.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=480235
рубрика: Поезія, Міська (урбаністична) поезія
дата поступления 18.02.2014

В останній тиждень грудня

...Бринить,  болить  в  повітрі  грудня
Самітня,  жалісна  і  болісна  сурма,
І  сонце  скоса  -  півзогнилая  хурма  -
Глядить  на  місто  велелюдне,
Глядить,  дивується  і  бачить:  це  -  тюрма,
І  скрізь  не  мешканці  -  ув"язнених  юрма,
Де  будь-хто  другий  неосудний,
А  перший  будь-хто  першим,  мабуть,  є  дарма.
І  сонце  ллє  -  спроквола,  нишком,  крадькома,
Чи  то  непевно,  чи  облудно  -
Чи  щирий  сказ,  чи  світло,  чи  міцний  дурман  -
Чи  то  на  місто,  чи  тюрму,  чи  балаган
Десь  так  в  останній  тиждень  грудня...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=479991
рубрика: Поезія, Міська (урбаністична) поезія
дата поступления 17.02.2014

Згадка

Робота  майстра  Відродження,  виплеканого  італійцями,
Вишукана,  як  каштанів  гілля  на  тлі  неба  січневого,
З  очима  смарагдовими,  із  впізнаваними  вилицями,
Зі  сміхом  бузковим  із  домішкою  цвіту  яблуневого  -
Навіть  не  знаю,  чому  згадав  про  неї  саме  сьогодні,
Коли  січень  нарахував  собі  неповних  16  днів,
Адже  вона  практично  не  зустрічається  в  природі,
Як  і  переважна  більшість  такого  ж  гатунку  див,
І  мені  трапляється  лише  іноді  з  нею  перетинатися
У  Києві,  на  невідомій  нікому  вулиці,  будинок  12-ий.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=479775
рубрика: Поезія, Лірика
дата поступления 16.02.2014

Архіпелаг Україна

-  У  невідомому  невидимому  морі  -  [i]Mare  Incognito[/i]  -
Між  Чорним  морем  і  морем  Балтійським,
Де  не  знайдеш  маяків  рятівних  жодного  вогника,
Лежать  острови,  людом  утворені  українським,
Приблизно  46  мільйонів  островів,  десь  так,
Я  пливу  від  острова  до  острова  на  своєму  човнику
І  досягнути  навіть  найближчого  острова  я  не  можу  ніяк...
-  Бо  твій  човник  теж  острів,  острови  не  рухаються,  чувак.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=479593
рубрика: Поезія, Лірика
дата поступления 15.02.2014

Вода лежала на столе…

Вода  лежала  на  столе,
Лежала  так  неторопливо,
Как  пыль,  бывает,  на  стекле
Лежит  в  заброшенных  архивах.
 
Вода  лежала  под  столом,
Лежала,  тишину  лелея,
Как  экспонаты  под  стеклом
В  музеях  или  мавзолеях.
 
Вода  лежала  на  полу,
Лежала,  словно  пьяный  в  баре
Ничком  в  излюбленном  углу
Лежит  в  беспамятном  угаре.

Вода  лежала  на  стене,
Лежала  ровно,  как  обои,
Лежала  в  полной  тишине
И  в  подавляющем  покое.

Вода  лежала  на  воде
В  воде  лежала  под  водою
Так  тесно,  что  воде  везде
Пришлось  теснимой  быть  собою.

Вода  лежала,  а  под  ней,
Уже  сто  лет  ничем  не  занят,
Лежал,  как  тень  среди  теней,
О  дно  разбившийся  "Титаник".

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=479592
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 15.02.2014

Звезда

Смешалось  все,  и  правды  нет  ни  в  чем,
Стези  земные  все  кривыми  стали,
И  тот,  кто  с  миром  к  нам,  -  того  мечом,
Скормить  его  холодной  острой  стали!

Смешалось  все,  и  правды  нет  ни  в  ком,
Ни  в  ком  -  от  дворника  до  космонавта,
Особенно  теперь,  когда  комком
Кровавым  в  горле  застревает  правда.

Смешалось  все,  и  правды  нет  нигде...
Но  старый  компас,  спрятанный  в  застенках,
Как  прежде,  жив,  и  нас  ведет  к  звезде  -
Той  самой,  древней,  новой  -  Вифлеемской.

Идем  за  ней,  презреем  меч  и  плеть,
Все  ясно,  восстановлены  балансы,
Идем,  вставай  -  ведь  мы  должны  успеть
До  наступленья  ночи  Гефсиманской.

Идем,  вставай,  мы  с  Правдой  -  не  одни,
Не  бойся!..  -  Но  уже  летит  над  миром
Визгливый  вопль:  распни  Его!  Распни!
И  Крестный  путь  -  алеющим  пунктиром...

Смешалось  все,  и  правды  нет  и  нет.
Есть  мнения,  идеи,  тренды,  темы...
Но  что  это?  Как  будто  снова  свет?  -
Встает  звезда  над  древним  Вифлеемом!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=479344
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 14.02.2014

Варта

Облиш,  товаришу,  облиш,
І  біль,  і  кров  були  учора.
Ставай-но  поруч  -  тут  видніш:
Ми  -  просто  неба,  босоніж,
Ми  ніби  хмарка  півпрозора.
Ти  пригадай,  мені  вдалося:
Атака,  біль,  зупинка  серця,
І  галас  зник  -  лиш  безголосся,
Запала  тиша  чи  здалося?
Ні,  ніби  брязкає  відерце  -
Так,  ніби  хтось  його  в  криницю,
Спішить,  щоб  вгамувати  спрагу,
Аж  там,  на  дні,  стоїть  каплиця,
Там  хтось  у  чорному.  Чорниця?  -
Тримає  щось  на  противагу,
Відерце  втримати  аби  -  а  ти
Вмираєш,  так  тобі  води,
Тягнеш  собі  понад  зусиль,
Аж  до  розриву  сухожиль,
"Води,  води  мені,  брати!"  -
Ось  тут,  здається,  і  кінець...
Від  спраги  гинеш,  не  від  куль,
Аж  трохи  дивно,  що  свинець
Готують  для  голів  й  сердець
Війська  обох  Землі  півкуль.
Та  то  таке,  облиш,  поради
Їм  не  потрібні,  нам  своє  робить.
Дивись  -  ось  наші  барикади,
Чиїсь  там  фото  і  лампади,
І  прапор  наш,  і  спів  звучить.
Облиш,  товаришу,  облиш,
І  біль,  і  кров  були  учора.
Ставай-но  поруч  -  тут  видніш:
Ми  -  просто  неба,  босоніж,
Майдану  варта  півпрозора.
___________________
Оставь,  махни  на  боль  рукой,
Как  будто  это  дым  табачный.
Вставай  тут  рядышком  со  мной,
Смотри  -  под  небом  мы  с  тобой,
Мы  босиком  стоим,  прозрачны.
Ты  вспомнишь  так  же,  как  и  я:
Атака,  боль  и  сердце  встало,
И  тошнотворная  небытия
Уловка,  ловко,  как  змея,
Меня  всего  опеленала,
И  тишина...  И  звук  -  как  жесть,
Как  будто  жесть  стучит  по  срубу,
Отчаянно  стучит  -  успеть,
Успеть,  успеть  иль  умереть  -
Хоть  капнуть  влагою  на  губы!
А  там  стоит  на  дне  криницы,
Фигура  в  черном,  кто  -  не  знаю,
Ведерко  тянет  вниз  -  водицы
Не  хочет  дать,  чтобы  напиться,
Ну,  дай  же,  дай!  Я  умираю!
Тяну,  хоть  весь  я  обессилел.
Но  не  пускает,  не  дает,
Смеется  над  тщетой  усилий
И  треском  вен  и  сухожилий,
И  воду  обращает  в  лёд.
И  тут  мне,  кажется,  конец  -
От  жажды,  не  от  пуль,  такой  сценарий.
И  даже  странно,  что  свинец
Готовят  для  голов,  сердец
Войска  Земли  обоих  полушарий.
Но  это  ладно.  Те  солдаты
Уже  не  спросят:  чем  убит?
Смотри  -  вон  наши  баррикады,
Там  чьи-то  фото  и  лампады,
И  флаг  там  наш,  и  песнь  звучит.
Оставь,  махни  на  боль  рукой,
Как  будто  это  дым  табачный.
Вставай  тут  рядышком  со  мной,
Смотри  -  под  небом  мы  с  тобой,
Майдана  караул  прозрачный.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=479343
рубрика: Поезія, Громадянська лірика
дата поступления 14.02.2014

Ева

                                     "И  нарек  Адам  имя  жене  своей:
                                     Ева,  ибо  она  стала  матерью  всех  живущих"  (Быт.,  3:20)

И  вечный  сон,  и  вечный  полдень
Венчают  силы  бытия:
Как  прежде,  под  остывшим  Солнцем
Адам  и  Ева,  и  Змея
Свистит,  шипит  и  предлагает
Вкусить  запретную  еду,
И  скорый  Суд,  и  поражает
Адам  в  главу,  Змея  в  пяту,
И  пахарь  сонный  добывает
Свой  хлеб  в  мучительном  поту,
Екклезиаст  опять  слагает
Свои  вирши  про  суету,
И  Ева,  глупо  улыбаясь,
Преследует  свою  мечту,
Пока,  ни  мало  не  смущаясь
Повтором  надоевших  действ,
Своеобычно  извиваясь,
Змея  предложит  -  Ева  ест,
Адама  снова  угощает,
И  скорый  Суд,  и  поражает
И  снова  всем  владеет  смерть!
Но  Ева,  странно  улыбаясь
И  множа  скорбь  на  миллион,
В  крови  и  боли  извлекает
Из  чресел  целый  легион
Адамов  новых,  новых  змеев,
Предтеч,  апостолов,  Христа  -
Не  смерть,  а  Ева  всем  владеет!
И  от  паденья  до  Креста,
И  дальше  -  до  конца  концов,
Когда  свернется  небо  в  свиток,
До  воскрешенья  мертвецов,
Которых  Ангелы  взашей
Погонят  из  гробов  забытых  -
Несут  наивные  Эвиты
В  пеленки  тесно  перевитых
Спокойно  спящих  малышей...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=479121
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 13.02.2014

Десь там, де задрімала залізниця

Десь  там,  де  задрімала  залізниця,
І  ніколи  нею  потяг  невгамовний
Не  рушить  вже,  бо  проміж  шпал  суниця
Сходить,  і  сон  міцний  невиліковний
Все  те,  чому  ім'я  "минуле",  огортає,
Там  час  спинився,  не  біжить,  не  скаче,
Там  доля  наша  часом  тихо  спочиває,
Коли  в  сучасному,  буває,  плаче
Чи  за  минулим,  чи  прийдешнього  бажає,
Чи  просто  озирається  назад,  туди,
В  дитинство  наше,  і  лікує  спрагу
З  криниці  пам'яті  одним  ковтком  води,
Що  містить  все  -  і  втіху,  і  наснагу...
________________
Малюнок:  Валентин  Губарев.  Забытый  полустанок

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=478915
рубрика: Поезія, Лірика
дата поступления 12.02.2014

Смешные маленькие люди

Смешные  маленькие  люди,
В  руках  -  картонные  мечи,  
У  века  нашего  на  блюде
Чудачеств  новых  кирпичи.

Смешные  маленькие  чести,
Потешных  рыцарей  отряд,  
В  доспехах  из  помятой  жести
Под  пулеметами  стоят.

Смешные  маленькие  жизни
Отдать  торопятся,  спешат,  
Несут  их  на  алтарь  Отчизны
И  попадают  невпопад.

Смешные  маленькие  души,
Каких-то  символов  рабы,
Идут  на  жертвы  ради  чуши,
Ложась  в  дешевые  гробы.

Смешные  маленькие  лица
Пытаясь  как-то  сохранить,
Они  теряют  по  крупицам
Отпущенное  время  жить.

Смешные  маленькие  мысли,
Смешные  речи  на  устах,
Но  кажется:  они  повисли
На  маленьких  смешных  крестах.

Смешные  маленькие  люди,
В  руках  -  картонные  мечи...
У  века  нашего  на  блюде  -
Основы  мира  кирпичи.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=478702
рубрика: Поезія, Гражданская лирика
дата поступления 11.02.2014

Побачення

Я,  на  відміну  від  тебе,  знаю,  що  Земля  пласка,  як  стіл,
Випрасувана,  як  степ  херсонський  чи  київській  Поділ,
І  наш  рух  назустріч  і  протиходом  по  цій  пласкій  поверхні
Не  гарантує  зустрічей,  поцілунків  та  обіймів  відвертих,
Він  веде  нас  до  краю  і  до  падіння  назустріч  Смерті,
Вона  чекає  на  когось  там,  унизу,  облизує  губи  пошерхлі,
Сумує,  чатує,  вартує,  нітиться,  лякається  Черепах  і  Слонів,
А  також  Китів  -  це  такі  ссавці,  що,  кажуть,  здатні  на  спів,
Якого  не  сприймає  людське  вухо,  лише  людська  технологія,
Та  як  же  добре,  що  ми  згадали  Китів,  адже  їх  морфологія
Передбачає  проживання,  пересування  і  співи  у  великій  воді,
На  кшталт  океану  чи  принаймні  моря  -  якщо  це  правда,  тоді
Падати  з  краю  Землі  униз  не  так  небезпечно,  це  як  пірнати,
Головне  -  прийняти  якусь  обтічну  форму  і  цю  форму  тримати,
І  тоді  в  нас  є  шанс  опинитися  у  теплих  солонуватих  водах,
Виплисти  з  глибини  на  поверхню,  озирнутися,  перевести  подих,
І  там  разом  із  Китами  пересуватися,  дотримуючись  їх  шляхів,
Кохатися,  поступово  перетворюючись  на  цих  співучих  ссавців,
Що  відлякують  Смерть  -  в  принципі,  там  вона  втратила  значення.
То  ж  я  призначаю  тобі  в  тій  теплій  воді  наше  вічне  побачення.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=478505
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 10.02.2014

Страта

-  Я  вийду  подивитися  на  дощик,
Він  тихий,  ніжний,  наче  літній  ранок,
Коли  ланами  стелиться  серпанок,
Її  волосся  хвиль  завтовшки,
Коли  бринить  відсутність  звуку,
Сама  собі  і  арфа,  і  струна,
Коли...

-  Та  йди  скоріш,  твоя  труна
Вже  тут,  і  жорстко  муляє  у  руку
Сокири  вірної  спрацьоване  руків'я.
Який  там  дощ!  Ставай  до  справи!

-  Мені  казали,  ніби  маю  право
За  крок  до  повного  безслів'я
Сказати  слово,  і  в  такому  слові
Хай  буде  все,  чого  останнього  бажаю,
Чим  порятуюся  від  смертного  відчаю,
Коли  труна  і  кат  уже  напоготові.

-  Ну,  добре,  йди,  рятуйся  від  чогось,
Бо  від  сокири  дощик  не  врятує,
А  там,  під  дощиком,  тебе  вартує
Не  тільки  наш  старенький  єгомосць,
А  ще  й  високій  кіл  -  на  ньому  голова
Твоєї  милої,  скуйовджене  волосся,
Птах  очі  видзьобав,  мені  здалося.
А  ти  торочиш  тут  про  дощ.  Дива!
Та  йде  вже,  руш,  ти  майже  мрець!

-  Я  йду...  відходжу...  майже  відійшов.
Так,  правда,  так,  я  милу  бачу  знов!
Не  мріяв  про  таке,  але  такий  кінець
Мені  здається  кращим  за  початок.
Кохана,  ти?

-  Я,  милий,  я!  Чекала
На  те,  чого  б  нікому  не  бажала,
Але  твоя  була  мені  жаданна  страта.

-  Забудь  про  страту.  Смерті  не  існує,
Я  зрозумів  це  у  часи  останні.
На  цьому  світі  і  на  тому  є  кохання,
Кохання  над  усім  в  світах  панує...

*****

Розгублені,  удвох  -  той  кат  і  єгомосць,
Стояли  і  дивилися  в  труну  з  соснових  дощок,
На  них  потроху  капав  тихий  ніжний  дощик  -
Так  лагідно  на  них  ніколи  не  лилось.
Стояли  довго,  мовчки,  а  тоді  ділили  одежину,
Їм  крапав  тихий  дощ  на  голови,  на  спини,
Та  не  втиралися  вони,  ніяковіючи  чогось.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=478491
рубрика: Поезія, Сюжетні, драматургічні вірші
дата поступления 10.02.2014

Безодня (Бездна)

Це  протиріччя  знову  мене  стисло.
Тягни  мене,  тягни  в  свою  безодню.
Чоло  вкривається  молекулами  кисню
В  сполуці  із  молекулами  водню
Із  додаванням  невідомих  речовин.
Хоч  я  туди  не  хочу,  а  проте  -
Ще  менше  хочу  бути  на  краю,
Окресленому  чітко  декольте,
Я  чи  то  в  пеклі,  чи  уже  в  раю,
Чи  десь  між  ними  втрапив  в  карантин.

Раптова  непомітна  легка  зміна.
Рух  -  вгору,  вниз  і  знову  вниз.
І  час,  і  простір  набули  єдиних
Невиразних  незрозумілих  рис  -
Оговтаюсь  потім,  тепер  не  час.
Звиваюся,  неначе  серпантин.
Лунаю,  наче  дзвони  Великодні.
Я  втрапив  не  в  безодню  -  в  перетин,
В  якому  зустрічаються  безодні
І  одна  одній  подають  причасть...

ПЕРЕКЛАД  РОСІЙСЬКОЮ:

Меня  опять  противоречие  сжимает.
И  бездна  -  ты  тяни  меня,  тяни  туда.
И  кислорода  с  водородом  проступает
Соединение  на  лбу  -  но  не  вода,
В  нем  есть  еще  секрет  -  и  не  один.
Я  в  бездну  не  хочу.  Одновременно
Я  не  хочу  стоять  у  бездны  края,
Очерченному  декольте.  Попеременно  -
Я  то  в  аду,  я  то  в  пределах  рая,
То  между  ними  замкнут  в  карантин.

Внезапно  что-то  странно  изменилось.
Движение  -  вниз,  вверх  и  снова  вверх,
Слилось,  сплелось,  соединилось
Пространство,  время  -  до  потери  черт.
Я  разберусь  потом,  в  часы  досуга.
Верчусь,  как  флюгер  тонкой  жести.
Звучу,  как  праздничный  звучит  хорал.
Нет,  я  не  в  бездну  -  в  перекрестье
Двух  жадных  жарких  бездн  попал,
Где  бездны  причащаются  друг  друга...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=478378
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 09.02.2014

Зимно (Міське)

Зимно.  І  щільно  тулиться  до  ніг
Як  пес  бездомний  -  що  йому  втрачати?  -
Міський  брудний  солонуватий  сніг
Чи  бруд  міський  солоний  снігуватий

Зимно.  І  м"яко  липне  до  очей
Як  павутиння  -  втрапиш  -  ніде  діти  -
Міський  туманний  смоґ,  який  тече
Міським  туманом,  смоґом  оповитий

Зимно.  І  тисне  голову  і  груди
Похміллям  -  ні,  я  не  вживав,  не  смійся  -
Міський  непевний  тьмяний  місяць  грудень
Чи  сам  міський  неповний  тьмяний  місяць
_________________________

Зима  и  холод.  Прижимается  к  ногам
Бездомным  псом  -  а  что  ему  терять?  -
Смесь  снежной  грязи  с  солью  пополам
Или  соленая  заснеженная  грязь

Зима  и  холод.  По  глазам,  по  векам
Как  паутина  -  липнет,  не  стряхнуть  -
Туманный  смог,  печальный  символ  века,
Или  туман,  в  котором  хлор  и  ртуть

Зима  и  холод.  Как  во  льдах  корабль,
Тяжел  и  скован  -  не  хватает  силы  -
Над  городом  простуженный  декабрь
Иль  декабря  простуженная  сырость

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=478370
рубрика: Поезія, Міська (урбаністична) поезія
дата поступления 09.02.2014