Чистое полотно…Черточки и линии, которые начали вырисовывать силуэт. Он создавался не одним творцом-художником. Каждый вносил что-нибудь свое, свою видимость. Вырисовывалось лицо. Силуэт, не имеющий четкого контура овала лица и волос от фона. Линии размывались в серо-коричневом фоне, который имел холод стали и отчужденности. Кожа, некогда имевший бронзовый загар, преобразилась в более бледный цвет. Неопределенный, какой имеют лишь те, кто перенес безумие. Но в то же время в облике имелось что-то наивно-детское. То, что где-то запрятано в глубине души.
Губы…губы боли. Когда-то имевшие ужасающе-умиленный трепет. Дрожь при чувстве блаженства, даже эйфории. Средней величины, но умевшие с невероятной силой передавать свои чувства. При этом даже самому безобразному предавали оттенок тепла. И вот однажды они научились не скрывать красоту своих чувств. Они несли страсть и ласку, но не улыбку. Они приносили самые нежные мелодии, мимолетно напоминавшие о боли, о холоде. Позже – тьме и тишине. И, в конце концов, о смерти. Но они не умели лгать, так и не научились. Уголки губ опущены вниз, неяркий цвет и трещинки. Ибо печаль души переносилась и на самую чувствительную часть лица. Что свидетельствовали о страдании, о той боли, что сердце переносило сквозь оковы времени и пространства. Они чувственны. И вдруг они потеряли все…они стали жестоки и потеряли жалость, покой и тепло. Они научились ненавидеть, питать отвращение от милости. Они стали холодны как лезвия, потеряли чувства, хотя с виду и остались теми же. Из них переставали изливаться те сладкие звуки, за которых их так любили. Уста умолкли…
Глаза..В них теперь не было ни огня, ни даже определенности. Они показывали безразличии…апатию…Впервые, что они увидели боль и темноту. Они презирали свет и солнце. В них читался холод и ужас свежих могил. Когда-то видевшие красоту, романтику мира. Они умели одним только взглядом излить все чувства души. Умели ломать и давать жизнь окружающим. Они и любили, и ненавидели. Но никогда, никогда не проливали слез, считая что это проявление слабости и бессилия. Вся сущность, вся чернота души была в этих глазах. Они сияли, когда в душе было спокойствие, хоть и нотку печали скрыть было невозможно. Были холодны, когда сердце еле билось от боли и страданий. Казалось, что все эмоции мира отражались в этих глазах. Они были разными, они были бездной. Глубинны как небеса, такие непринужденные и неземные. Могли быть безумны и страшны, жутко горящие как бездна ада.
Глаза могли найти в этом мире во всем красоту. Вдыхали во все меланхолическую и в то же время ангельскую мелодию. И вдруг узнали ненависть. Но не ту, что они могли испытывать раньше, это было новое чувство. Это была ненависть к своей душе. Они ненавидели жизнь.
Губы и тело стали чужими, они дарили тепло всем, без остатка и теперь глаза стали стыдиться. Они не могли больше смотреть на кого-то как раньше. Не имели силы поднять на кого-то взгляд. Стали жалкой пародией на силу. Теперь же они научились плакать. Сначала серебряным капли застывали на черных ресницах. Потом молодым рудником, чистым и прозрачным катились по щекам. При этом превращались в капли крови. Как – будто издавали этим жестом стоны боли. Больше не могли терпеть и переносить эти жуткие чувства.
Одни лишь пряди волос выдавали спокойствие. Гладкие и непринужденные. Тяжело и в то же время так легко спадали на плечи. Темно-коричневого цвета, издавали какое-то тепло. Как лучи осеннего солнца. Имели спокойствие и умиротворенность.
Больная душа искалечила все некогда чистые и прекрасные черты лица. Они становились жуткими и отвратительными. Теперь на лицо не обращали внимания как раньше. Как когда видели в нем красоту. Теперь же на него смотрели с отвращением. Это было противно. И все же в нем просматривалась та детская наивность потерянного и перепуганного ребенка. Того, кто никак не может найти выхода из дебрей этого сложного и бездуховно-развратного мира. Того мира, где никогда никто не видел того, что видели эти глаза той красоты и душевности. Они просили о прощении, о пощаде. Душа потерялась, делала ошибки, пытаясь уйти с неправильного пути. Но каждый раз делала не те шаги, не в ту сторону…Не получала ничего взамен…
Портрет, он создаваясь, должен был быть прекрасным, неся в себе все возвышенные чувства. Имея в себе лишь нотку темной души. Но изменения его лишь искалечили ее. Потеря душевного пути привела к жутким эмоциям. Они током ударяли, по всем тем, кто создавал картину. Лицо начало сливаться с фоном. И в конце концов на картине остался лишь силуэт. Который обжигал, приносил печаль…Впечатление от него была лишь ненависть и жалость…Лишь ужас отвращения…
**.**.07.
