У меня был свой собственный романтизм,
Пальцы длинные, листья, испачканные в пастели.
Я смотрела на улицу, ухватившись за влажный карниз,
Как огни за окном горели.
Я листала все книги – и от них пахло тяжестью дум,
А по пятницам я не думала.
Только осень пришла, неожиданно, и перечеркнув,
Все стихи мои, разбушевалась разнузданностью безумия.
У меня был свой собственный тихий мир,
Занавешенный ноябрем, расторопный и меланхоличный,
Где по праздникам дождь ели видимый моросил
И стихи были слишком сыры и первичны.
У меня были сны, даже право, чтоб их продлить
Осознание чего-то, и головная боль от пестреющего в глазах чтения
я тогда ещё не должна была никого любить
в силу возраста, воспитания, и собственного неодобрения.
А сейчас я стою, и в распахнутые полы пальто
Ловлю собственно обозначенную неопределенность
Все же просто: не надо думать, что существовать легко,
И что собственный романтизм – вызывает мечты и томность.
Что так близко – неблизкое, прочь наивный самообман,
Ведь всегда не достаточно полученного, наделе.
И страшнее всего миг, не когда конец света настал
А холодные пальцы, испачканные в оттепели.
