Вейся дым и гори свеча. Пусть Гордец не сжигает мосты сгоряча.
Фатум благоволит молодым и диаде сердец нипочем тесак палача.
Женщина-Наполеон приспускает бретельку с плеча.
В этот миг со мной говорит тот, кто поклялся молчать.
Тот же час непокорный Гордец возвращается к Раненой Львице.
Неудавшийся менестрель, никудышный принц, сонный рыцарь.
Возвращайся домой, перелетная блудная птица.
Женщина–Наполеон застывает между Ватерлоо и Аустерлицем,
А Летописец их судеб на кухне раскурит письма,
Вместо свечи загорится закатом его шевелюра лисья,
И покуда скрипит по скрижали тисовый стилос,
Возвращается в быль сказка старая, что не забылась.
Вейся дым над разлитым миндальным маслом,
Загорайся огнем то, что почти догорело, но не погасло.
Возвращается к Авторам их полумертвая сказка, -
И ладони Двоих заплетаются крестообразно.
Мироточит весной. Треснул соком постылый остов,
Иссушенные древа рождают живые побеги, -
И Гордец взялся строить взамен всех сожженных мостов,
Орошать иссушенные злобой замерзшие реки.
Пока Женщина-Львица погружается в морок и сон,
Гордецу ни покоя, ни сна, и глаза застИт.
На исходе он встретит цветами ту, которая Наполеон,
И, лишенный последних сил, промолчит ей свое «Прости».
