/Из записных книжек энергетика шахты/
Нет, я не поэт, я лишь – бытописатель,
и всё, что пишу, под подушкой скрываю,
чтоб мне не сказали бы: «Ты – оболгатель!»
и злобно на всё я советское лаю.
А я ведь не лгу, я надежду питаю,
что кодекс моральный для нас, коммунистов,
никто-то, ни я с ними не заболтаю
и будем мы вместе все нравственно чисты.
Я с болью пишу, что здесь власть – лицемеры,
хотя и хорошего делают многое.
Но сами виновны, что нету к ним веры:
красивы их сказки, а жизнь-то убогая.
И хоть в исполкомах, райкомах, горкомах
есть бывшие наши коллеги-шахтёры,
они, оказавшись во властных хоромах,
морально ущербными кажутся скоро,
теряют закваску рабочего класса
и делают вид, что им лучше виднее.
Себя в помазанники божии красят,
а жизнь с каждым днём и скудней и беднее.
Об этом пишу я с сердечною болью.
А мне говорят, что такое неправда.
И я наполняю курортной любовью
свою писанину, где дышит бравада..
Но сутью своею она – обвиненье
не больше, не меньше, а сущности жизни,
в которой мы в розовость красим гниенье
при скудном желании жить в коммунизме.
Когда с корешами в пришахтном бараке
на поминках чьих-то стакан я сжимаю,
мне честное слово, идеи до сраки,
а с ними и лозунги все к Первомаю.
Излиться стихом подсознание просит,
а я его к ногтю, в уме чертыхаясь.
Но это не антисоветчина вовсе –
я в собственной боли душой задыхаюсь.
Прости меня, Света, за это признанье,
но в соцреализме себя я не вижу.
Я не поэт и себя этим званьем
сегодня серьёзно себя не обижу.
60-е годы