Тот огонь погасил, кто и свой второпях растоптал,
не затем, чтоб беречь эти искры, но ими владеть –
все размолвки с тобой низводил изувер в ритуал,
богатырской ручищей хватаясь в горячке за плеть.
Он хотел, как, забывший о славе вчерашней, дракон,
чтоб служила ему, каждый день выбиваясь из сил,
и просила его, чтоб когда-нибудь, именно, он
грудь отрезал твою и ладони к столбу пригвоздил.
Но устав от чудес, от волнующих абракадабр
в чернооком раю над кричащею смуглостью плеч,
обладатель колоды - колоду избавил от карт
и кинжал свой извлёк (больше нечего было извлечь),
да всадил его в сердце, что разом лишился угла
о любви говоривший всю жизнь перед ним парадиз,
но из раны ни кровь убиенной, но речь потекла
по кустарнику рук, опустившихся розами вниз –
это сердце сложилось в молитву за тот огонёк,
что когда-то в груди изувера играл не у дел:
как любил твой палач, ибо робко хранил и берёг,
а когда он хранил и берег – обладал и владел.