|
…В магазине игрушек на полке сборных моделей я заметил знакомый профиль над волнами. Взял коробку – ой, обознался, простите. Это не херсонский «Товарищ», который я помню столько же, сколько себя; это его младший брат, тезка по первому крещению – Gorch Fock, 1958 года постройки.
Ошибиться нетрудно - он точно такой же, как парусник моего детства, такой же – а не тот. Никогда этот корабль не швартовался у набережной Херсона. Я никогда не засматривался на его стремительные обводы и изысканные кружева оснастки. Никогда белые треугольники и трапеции его парусов не уводили мою фантазию туда, за поворот реки, откуда «Товарищ» отправлялся в свои кругосветные плавания, попутно отправляя и меня – в мои, воображаемые «кругосветки».
Не тот! – а верите ли, в горле защипало, на глазах чуть не выступили слезы, и вообще стало как-то очень тоскливо, даже слишком тоскливо – слишком для таких «обознатушек». Подумаешь, перепутал корабли! Подумаешь, «Товарищ», единственный в твоем городе и вообще в стране настоящий парусник, вернулся на свою родину, в Германию, восстановил свое оригинальное имя и превратился в музей. Подумаешь! – Вспомни детство, предайся сентиментальным воспоминаниям, умились, и всё, глядишь, еще и какой-то слезоточивый текстик для фейсбука накропаешь…
Однако не сентиментальный, а какой-то всеобъемлющий и даже экзистенциальный характер затопившего меня чувства заставил позабыть и ошибку, и корабль, и коробку с детальками, которую я рассеянно сунул на полку розовощеких кукол. В самом деле, почему делается так страшно, когда уходят, исчезают, разрушаются или бывают разрушаемы всякие приметы «милой старины» – здания, деревья, парки, корабли..? Не столько грустно об утрате, сколько страшно – как-то по-личному страшно, за себя, за свою жизнь?
Возможно – мне так кажется – тут дело в импринтинге, «запечатлении». Родился человек и принялся рассматривать мир вокруг. Мама, папа, дом, улица, дерево, город, река, на реке парусник… - шаг за шагом складывается картинка, каждый день добавляются новые образы. А человек еще так юн, так свеж, так восхитительно неосведомлен, так неиспорчен опытом и мнениями, так нетронут стереотипами и стандартами, что способен видеть мир без предубеждения, как непредвзятый созерцатель, просто воспринимать его, запоминать, запечатлевать: «Вот это – мир». Вопросы – почему, как, зачем..? – появятся, может быть, позже; а пока он смотрит и запечатлевает. Это фундамент его познания, причал и отправная точка его личного кругосветного плавания.
Ретроспективно, потом, когда-нибудь, в свое прошлое можно взглянуть с некоторым разочарованием: ха, деревья-то за домом были не такими уж и большими; а самая красивая улица родного города далеко не так уж и хороша; а парусник… – и говорить нечего, загубили корабль, туда ему и дорога! Но это все наносное, как илистая коса, это все приобретения жизненного опыта, выработанный годами и странствиями опыт сравнений, нажитый разочарованиями и неудачами цинизм. Это – взгляд из «сейчас» на то, что десятилетия тому назад встретило первые, еще размытые взгляды юного человечка. Встретило – и запечатлелось.
Но вот звонит мама и жалуется, что какие-то идиоты спилили пять тех самых гигантских робиний за домом, которые ты воображал мачтами твоего личного, никому больше не видимого клипера. А вот ты приехал в родной Херсон, прошелся по Суворовской и увидел, что веселые платаны вырублены, аристократические особнячки XVIII века исчезают, бюст Суворова куда-то перетащили, а площадь перед театром загромождена бесполезной и безвкусной горой стройматериалов. А потом читаешь историю, как парусник, на котором твоя фантазия огибала земной шар, чуть не затонул сначала у херсонской набережной, потом где-то у английского причала, пока, в конце концов, не превратился в музей где-то черт знает где. А потом натыкаешься в магазине игрушек на очень похожий парусник, и очередная - очередная последняя! – капля переполняет чашу твоего отчаяния, а ведь она переполнилась еще на известии о спиленных мачтах, а потом – на платанах, и еще раз – на площади перед театром... И вот тут только и остается, что умереть на месте или бороться, бесполезно и бесславно бороться с приступом невыносимой, страшной, щемящей тоски, крайней печали, несладостной муки прощания…
Ну как же они не понимают? Ведь мир рухнул. Нет, это не деревья спилены, не дома снесены, не великолепный, какого больше никогда не будет парусник отправлен в утиль. Рухнул мир! – не тот, созерцаемый из «сейчас» циничным, разочарованным, пресыщенным и очень предвзятым наблюдателем. Рухнул тот мир, который запечатлели мои глаза, когда начали различать вокруг: мама, папа, дом, улица, дерево, город, река, на реке парусник…
Сунув коробку с Gorch Fock на ближайшую полку, спотыкаясь о гигантских плюшевых собак и медведей, я изловил в игрушечных джунглях сына и повел его прочь из магазина. Наверное, я шел слишком быстро, потому что он то и дело окликал меня и дергал за руку, но я не мог идти медленнее, потому что я не шел, а убегал. Я бежал из моего «сейчас» в те далекие времена, в которых были парусник по имени «Товарищ», прадедова хата на Лимане, пять робиний за домом, изящные домики на Суворовской и все прочее, чего теперь уже нет, но что когда-то было и мною навсегда запечатлено.
2017
ID:
747957
Рубрика: Проза
дата надходження: 27.08.2017 07:21:33
© дата внесення змiн: 27.08.2017 07:21:33
автор: Максим Тарасівський
Вкажіть причину вашої скарги
|
тонко й емоційно 
і доброго ранку!
