Утром, когда я просыпался в углу на массивной железной кровати, приобретённой отцом за триста рублей на ближайшей толкучке, мой взгляд, ещё продолжавший метаться среди сновидений, наплывавших на детское сознание с какой-то необъяснимой скоростью, вдруг цеплялся за тонкий лучик света, пробивавшийся сквозь узкую щель деревянных ставен, почему-то так и оставшимися неокрашенными с тех пор, как их сколотил и навесил на новые, блестящие смазкой петли, отец. И каждый раз пробуждение становилось моим новым рождением, сопровождавшимся мучительными размышлениями, которые, однако, никогда не приносили мне ответа на один-единственный вопрос: кто же я такой?
Этот вопрос потом часто заставал меня врасплох, когда я просыпался среди ночи в душной казарме или в постели очередной любовницы, он содрогал всё моё существо своей простотой и неразрешимостью, когда сознание накатывало на меня, обжигая ледяным и пронзительным ужасом в ночной тиши мирной и тёплой комнаты, наполненной спокойным дыханием жены и маленького сына.
Этот вопрос иногда хватал меня за горло, а иногда просто бил по щекам? Мне было больно и непонятно, и оттого ещё горше осознавалась беспомощность перед ним.
Когда в детстве я просыпался и, уцепившись за спасительный лучик, следовал за ним, словно путник в ночи, нашедший среди тёмного, заполненного странными звуками леса, тропинку освещённую миллионами светлячков, то неизменно, уже в следующее мгновение после того, как мои глаза немного привыкали к темноте низкой и маленькой комнаты, с её чистой прохладой, рассеянной среди немудрёной мебели: светлого шкафа, хрупкой этажерки, на которой сиротливо
гнездились две-три книги, большого радиоприёмника, с белыми клавишами, стоявшего в углу, рядом с диванчиком, двух венских стульев у круглого стола, накрытого розовой скатертью, я забывал этот бесконечно появляющийся в моём сознании вопрос, и сладко вдыхал лёгкими воздух родного дома, который казался мне вечным и неоспоримо необходимым, как и моё появление на свет.
Я опускал ноги на приятную прохладу деревянного пола и босиком, стараясь ступать беззвучно, чтобы не разбудить спящего брата, выбегал на крыльцо, минуя веранду, где, устроившись перед маленьким зеркальцем, отец точил бритву, или уже намыливал мягкой пушистой кисточкой свою жёсткую, ещё не тронутую сединой щетину на строгом лице. Делал он это всегда усердно а, как мне казалось, даже с какой-то озлобленностью, словно эта ежедневная процедура отнимала лучшие минуты его жизни. Такое выражение его лица мне не нравилось и вызывало внутренний протест, отчего я не любил подолгу задерживаться возле бреющегося отца.
Спрыгнув с крылечка на плотно утрамбованную землю нашего дворика, по которому разгуливали куры, что-то выискивая среди блестящих на солнце чёрных кусочков антрацита и белых крошек раздавленных ракушек, я присаживался на завалинку и сосредоточенно наблюдал как муравьи волокут огромную тушку жука или гусеницу. Наверно в те годы я ещё мог представить себе муравьёв наделённых разумом, во всяком случае их работа казалась мне исполненной такой же целесообразности, как и ежедневное бритьё моего отца, ночное мытьё матерью овоще перед отправкой их на базар, бесконечные составы проносящихся мимо хутора поездов, и многое-многое другое, что окружало меня в мире, который я не выбирал, а принимал таким, какой он есть, ибо этот мир любезно позволил мне занять в нём кусочек пространства, дал тёплые руки матери, и совсем не мешал мечтать, что было главным и неоспоримым преимуществом моего существования.
Мне нравилось жить – и в этом заключался весь смысл.
Пройдёт много лет, утечёт много воды, пересохнут и будут завалены грунтом новостроек ручьи и пруды моего детства, на месте маленького хутора построят новый химический цех, в котором найдётся маленькое место и мне, в котором будут командовать сердитые и деловые начальники, ничего не знающие и не желающие знать, что лет тридцать назад здесь был мой дом и я утром выбегал в огород, где лежали на грядках, покрытые холодной росой огурцы, ярко краснели помидоры, а над ними радостно светило солнце, принадлежащее только этому маленькому мирку, существовавшему в каком-то удивительно прекрасном и очень коротком отрезке времени-пространства, потускневший и не совсем точный отпечаток которого остался в глубинах моей памяти.
1984, декабрь
ID:
300723
Рубрика: Проза
дата надходження: 18.12.2011 10:02:58
© дата внесення змiн: 18.12.2011 10:02:58
автор: Левко Лозовий
Вкажіть причину вашої скарги
|
