|
Марбейя, 06-07 июля 2014
...Я уже говорил, что окрестности Аликанте – место засушливое. Но сегодня мы двигаемся дальше на Запад, в Андалусию, и путь наш пролегает через места совершенно безводные. К привычному уже набору засушенных растений, красных и коричневых каменистых грунтов добавились новые оттенки: золы, пепла, углей, праха – в общем, вся богатая палитра пепелища.
Где-то здесь есть местность, которая именуется Сьерра-Невада, - именно испанская Сьерра-Невада дала имя пустыне в Америке. Копирование имени было связано, полагаю, не с ностальгией, внезапно одолевшей испанских авантюристов в каком-нибудь цветущем краю за океаном; напротив, проклиная тяготы свершения великих географических открытий в пустыне американской, они вспомнили, что точно так же проклинали нечто похожее дома, на родине – на Патрия Мадре. Возможно, их даже посетила мысль, что мир этот безумно тесен и бежать некуда и даже не стоит пытаться бежать – Новый Свет, обнаруженный за океаном, оказался до обидного похож на Старый своими тяготами. А, может, они просто сплюнули - песком в песок, назвали местность Сьерра-Невадой, отметили ее на замызганной самодельной карте, стиснули зубы и продолжили свой поход, пока благодатный климат и гостеприимные туземцы не истребили их всех до последнего… Впрочем, я отвлекаюсь.
Итак, местность вокруг невеселая – вдоль дороги тянутся пустоши, которые кажутся утрамбованными – иначе бы там какое-нибудь растение да пробилось бы к солнцу. Но нет – зеленеют только плантации оливок и апельсинов, все прочее – сушь, сушь и сушь, по которой бродят маленькие пыльные торнадо – другого движения не наблюдается. Никакого кванто коста тут нет и быть не может: уже к полудню легкомысленная жрица платных увеселений превратиться в мумию. Или в мумие… Короче, карьера такого рода в такой местности будет недолгой и неуспешной. Вероятно, этот «аттракцион» расположен ближе к морю и на тех дорогах, который петляют по деревушкам и тем самым рощам, в которых было бы хорошо уединиться с милой нимфой – но по любви, разумеется, только по любви.
Мы уже проехали по дорогам Испании больше тысячи километров, и я уже могу сделать кое-какие наблюдения. Немного странно выглядит вся местная околодорожная инфраструктура: сама дорога, заправки, места отдыха, ограждения, линии электропередач, мосты, туннели, водоводы, переброшенные через горы из долин севера, – все это уже есть, это существует – основательно и несомненно. Нигде не видно никакого нового строительства или ремонта, как, например, в Германии и Бельгии (эти страны местами напоминают стройплощадки, правда, аккуратные такие площадки, европейские). И даже не это главное. Такое впечатление, что некоторое время назад всю эту дорогу и прочие достижения цивилизации где-то собрали, как конструктор ЛЕГО, сразу все, что было нужно, принесли сюда, РРРРРАЗ! – и приложили к местности. И теперь все это есть, функционирует, но от однажды наложенного на местность плана не отступает. Может быть, это впечатление связано с тем, что дорога как символ преодоления природы и стихий лежит в местах довольно диких, резко контрастируя с ними, даже вступая в противоречие и успешное единоборство. Если бы двигались по дороге разбитой, опасной, лишенной каких бы то ни было удобств, думаю, такого бы эффекта не возникло. Возможно, искусственность и чужеродность местной автомагистрали – просто следствие того, что обочины ее не завалены мусором, как например, можно видеть в совершенно бесподобных местах Буковины или любого другого региона Украины: можно подумать, что тут никто не живет!
Чем ближе Андалусия, тем зеленее. Дорога, извиваясь, взбирается в горы. В горы же карабкается растительность – и сиреневые, серые, желтые и красные склоны становятся сначала пятнистыми, как шкура леопарда, а потом пятна сливаются в сплошной темно-зеленый ковер. Справа и слева – небольшие городки, все те же домики традиционных цветов, все те же колокольни и синие купола. Горы становятся все масштабнее, и путешественнику совершенно ясно, что попасть в Андалусию можно, только преодолев эти горы и перевалив через какой-нибудь перевал. И действительно: путь в какой-то момент достигает высшей отметки, ты вдруг видишь перед собой колоссальную гору, на которой блестят извилистые полосы снега и льда; склоны гор обрываются в зеленые, как будто бурлящие зеленью долины. Тут даже небо другое: вместо бесконечной нетронутой голубизны – облака всех видов и форм.
Отсюда дорога начинает круто спускаться вниз. Поначалу не по себе: такой уклон наводит на мысль, что дальше – пропасть. Но дорога хороша, и даже ограничение скорости в 100 км/ч кажется напрасным, можно смело ехать быстрее, повороты плавно закруглены,, экстрима – в плане вождения – совсем чуть-чуть. Но в плане красот экстрим превосходит ожидания. Да и не было никаких ожиданий: думал я, что и дальше лежит пустыня, но дальше – оазис, мешанина пиков, холмов и долин, сады, рощи и леса, развалины замков, крепостей и фортов, изредка - фермы… Андалусия вдохновляет.
Позади Гранада и Малага, вот-вот должна появится Марбейя. На подъезде к городу наша джи-пи-эс девушка начинает капризничать и в городе окончательно выходит из строя; мы движемся сначала по знакам, потом – по наитию, ведь никакого представления о местной топографии у нас нет. Где здесь искать переулок Монтенеброс, в котором всего-ничего – шесть номеров? Город туристический, поэтому все местные – не местные, кого ни спроси – ничего, кроме своего отеля и пляжа, показать не могут. Наконец, в каком-то кафе соотечественница-официантка с помощью хозяина помогает нам сориентироваться на небольшом плане города, который мы распечатали еще в Киеве. Мы петляем по узеньким переулкам, то и дело возвращаемся назад – улицы узкие, и если кто-то вопреки правилам припарковал авто частично на тротуаре – все, тупик. Но цель, в конце концов, достигнута: старый андалусийский дом, как наше жилье было заявлено на сайте, через который мы его сняли, может находиться только здесь. «Здесь» таково, что усталость пути и некоторую нервозность дезориентации мгновенно излечивает. Мы жадно озираемся.
До 50-х годов прошлого века Марбейя была ничем – крохотная деревушка у моря. Потом по соседству возник аристократический курорт, поездки в Марбейю стали трендом среди самой избранной публики. Испанский туристический бум 70-х привел к масштабному росту прибрежных поселков, которые стремительно мутировали в курорты. Но Марбейя сохранила свою андалусийскую идентичность – по крайней мере, архитектурную, правда, на довольно узкой полосе, которая взбирается от набережной вверх и, похоже, заканчивается у автовокзала (железная дорога сюда не ведет). Вот на этой полосе мы и живем. Здесь - только белые двух-трехэтажные домики, украшенные затейливыми изразцами, узкие улицы и переулки, балкончики с коваными ограждениями – и все это обжито вьющимися и щедро цветущими растениями в кадках, ящиках и горшках, а кое-где – и в местной почве, которой тут оставлены крохотные участочки, так, лючки в тротуарах. По соседству с нами – маленькая – тоже белая – церквушка; пирамидальный купол ее колокольни выложен синей и белой плиткой, в шахматном порядке, так, как у нас бы выложили пол. Колоритно, очень колоритно: белые стены, изразцы, цветы (очень много цветов, тут даже каменные заборы и подпорные стены увешаны горшками со всякой геранью), ставни, жалюзи, плотно сбитые кварталы, возможно, маленькие патио внутри кварталов, – одно слово, Андалусия!
Домики в этих старинных кварталах стоят монолитом: нет между ними разрывов, вплоть до следующего переулка. Поэтому картинка своеобразная: планировка городская, а домики – сельские. Очевидно, что местные жители занимались делами, не связанными с огородничеством; трудно себе представить наше село, дома в котором стоят впритык и не окружены садом и обширными грядками. Плантации здесь, очевидно, если и были, то находились на участках вне самого поселения, на окрестных холмах и в прилежащих долинах. Они там и обнаруживаются: по пути в Гранаду можно наблюдать редкие фермы и бесконечные оливковые рощи – ровными серебряными рядами они маршируют по всякому холму. Долины кипят и бурлят зеленью. Некоторые фермы яркие, как палитра: серебряные оливы, желтые и фиолетовые поля, зеленые виноградники, белый домик на взгорке – и все это на местности, своими плавными очертаниями напоминающей волнующие линии женского тела. В общем, местность плодородная и вдохновляющая.
В таких туристических местах поневоле опять и опять возвращаешься к теме культурного контекста. Туристическая инфраструктура представлена и в Барселоне, и в Валенсии, но там она прикрепилась к собственно городу, не подавив его дух и атмосферу. В таких местах, как Аликанте, Алтея, Бенидорм или Марбейя, все случилось наоборот: города кажутся прилепленными, прикрепившимися к инфраструктуре и подавленными ею, и потому они приобретают вид декораций, какого-то побочного эффекта туризма, его непризнанного бастарда; трудно поверить, что это – действительно места обитания людей. Нет, это – туристические колонии, куда разноплеменный народ съезжается со всего света, проводит время, отдыхает, развлекается, может быть, даже управляет этими местами, но не живет, не создает местной общины, не несет местное наречие, не связывается с местом, не пускает корни, не создает… опять же, опять! – местный культурный контекст. Ну, кроме вот таких путевых заметок, разумеется, и фотографий.
Несомненное достижение Марбейи – вот эта самая полоса Андалусии, в которой мы остановились. Тут даже имеется арабская крепость, маленькая, частично уцелевшая, плотно, впритык заселенная – внутри и снаружи - типичными белыми домиками с изразцовыми украшениями и адресными табличками. Вид у нее вполне древний – очевидно, что ее соорудили в те далекие времена, когда утюги приводились в движение лошадиной тягой, а поезда ходили под парусами. Справа и слева – бесконечные однообразные отели и жилье в наем, банки, агентства недвижимости, адвокатские конторы, огромное количество бутиков, которым было бы нечего делать в рыбацкой деревушке, и прочая современная безликая архитектура. Вот, именно! – безликость! – вот что характеризует современную архитектуру Аликанте и Марбейи, как и других курортов побережья. Если бы не эти андалусийские кварталы – весьма колоритные и живописные – тут можно было бы взыскательному посетителю и загрустить, и даже взвыть от тоски по чему-то изысканному, интересному, разнообразному, вдохновляющему… по прекрасному, наконец!
Еще одна важная черта местной жизни – безопасность. Туристов предупреждают, что за сумками и карманами необходимо пристально и неусыпно следить – особенно здесь… и здесь… и здесь… - в общем, везде, где бы ты не находился. Но в целом, добавляют они, место это совершенно безопасное, это ведь не там… и не там… и не там, - в общем, именно там, где ты был вчера и позавчера и слышал те же самые уверения. И действительно: в Испании безопасно. Всюду можно видеть полицию, однако она и есть – один из факторов безопасности, а не причина нервозности и дестабилизации. Двери и окна домов и магазинов защищены массивными решетками, но местные уверяют, что это все – на всякий случай и чтобы не соблазнять никого. Мы рискнули и несколько раз оставили окна в нашем доме в Аликанте открытыми – те, что выходят во внутренний дворик и по этой причине не защищены решетками. Все обошлось. Оставленные без присмотра на пляже вещи – телефоны, кошельки, камеры, компьютер – тоже никто не тронул. А это, согласитесь, неплохо.
Неоднозначная удача местной географии – близость Африки. Практик сразу сообразит, что с берега такого сложного континента сюда можно добраться на лодке; так же легко сюда доставить и такие сомнительные товары африканского экспорта как наркотики. Таким образом, испанцам необходимо придумать, что делать с мигрантами и наркотрафиком. Судя по тому, что говорят в Барселоне, марихуана – такая же часть местной культуры, какой она является в Голландии, если не большая. Правовой режим несколько отличается, кофе-шопов нет, но «траву» в такой близости от Африки раздобыть совсем несложно, она давно стала предметом массового потребления и своеобразным аттракционом для туристов. Торговать ею нелегально, но потреблять и владеть в любом количестве – не запрещено. Вот и открываются здесь так называемые «клубы»: за пожертвование в 20 евро можно приобрести членство – хоть на один день, а членам клуба за это полагается известное количество расширяющего сознание "гербария". Знакомый юрист сообщает, что политики никакой в отношении легких наркотиков нет: правительство попросту закрывает глаза на эту тему, и тема полулегально существует. Настрой общества, похоже, в этом отношении довольно либеральный.
Но близость Африки глазами человека, настроенного на романтический лад, выглядит несколько иначе. С местных возвышенностей и даже с пляжа видны призрачные вершины на горизонте – они словно висят в белесом небе, а их подножия отделены от моря вуалями дымки. Африка! – вот что рвется с губ, когда впервые замечаешь эти как бы не вполне реальные объекты. Чуть позже, поразмыслив и поглядев на карту, понимаешь, что это, пожалуй, не Африка, это, пожалуй, скалы Гибралтара. Но ведь сразу за ними она – Африка. И так этот массивный континент проникает в твое сознание как несомненный, присутствующий, осязаемый и ощущаемый объект местного пейзажа. И все, дело сделано: Африка волнует, и она привносит себя в твои впечатления как фактор, изменяющий местную действительность. Теперь даже посещение пляжа – казалось бы, чего особенного? – дело совсем иное. Лежишь на темном горячем песке; на горизонте – те самые очертания африканских или очень близких к африканским вершин. Тут рядом обнаруживается другой горизонт: смуглое бедро незнакомки повторяет своими линиями очертания вершин, и горизонт внезапно оказывается прямо перед тобой. Воображение начинает свою подрывную деятельность: ты уже в других временах и мирах, ты уже, наверное, там, в тех легендарных местах, которые не больше, чем возможность, вероятность, шанс, но тебе они даются во всей полноте ощущений и чувствований… Но солнце так жжет, что все богатство только что пережитого выливается в довольно незатейливые строки:
Берег Африки тут близок, берег рядом,
Виден в дымке полуостров и мысок,
Прилегла усталая наяда
На горячий медно-бронзовый песок,
Горизонт ее бедром задвинут
В долгий ящик суетливых дел,
Мира неприкаянному сыну
Здесь назначен праздничный удел,
Но наяде все равно, ей вечно
Быть для смертных близким горизонтом,
И она идет в волну беспечно,
Именуя это море понтом…
Но вот наяда возвращается из моря, и обнаруживается в ее облике вполне земная деталь: сережка в пупке. Воображение уходит в крутой вираж и так интерпретирует подретушированную реальность (придерживаясь, впрочем, все той же незатейливости слога):
Солнце в темя лупит медной ложкой,
И судьба моя идет на разворот:
Твой пупок со стразами в сережке
Расцарапал мой безрадостный живот,
И еще разнообразные детали
След кровавый свой оставили на мне…
Не встречаясь, мы с тобой расстались,
Не пытаясь, были счастливы вполне.
…Завтра мы отправимся в Гранаду. Альгамбра в моем сознании занимает такое же место и играет такую же роль, как и Тадж-Махал. Последний, кстати, превзошел все мои ожидания и представления. Надеюсь, Альгамбра не подведет. Но это завтра, завтра, а сегодня я еще немного погляжу на горизонт, который снова и снова играет со мной в свою игру: он то удаляется и становится висящей в небе скалой Гибралтара, то приближается и смугло круглится на песке рядом, поблескивая той самой сережкой со стразами…
Гранада, 8 июля 2014 года
Примечательная деталь испанской местности – урбанизации. По сути, коттеджные поселки, расположенные за пределами поселений. Внешне урбанизации напоминают обыкновенную деревушку, с одним лишь отличием: в деревушке всегда есть церковь. Дорога на Гранаду ведет мимо бесконечного числа урбанизаций; проживать там могут и местные, и иностранцы, ведь в Испании нет ограничений на покупку недвижимости и земли иностранцами, а климат, кухня, география, безопасность и прочие местные аттракционы привлекают их со всей Европы. Похоже, что чем ближе к морю, тем плотнее обжиты и заселены любые пригодные для строительства участки: виллы, шпалеры таунхаусов, отели – на любой вкус.
Гранада оставляет довольно странное впечатление. Поначалу я даже подумал, что это моя способность воспринимать и впечатляться была слишком изношена за последние недели, и смогла отразить этот город, словно мутное зеркало: нечетко, неявно, смазанно, так, что составить представление о городе, его характере, стиле, атмосфере оказалось затруднительно. Однако через два дня – уже после Гранады и Альгамбры – была Севилья, и там моя зеркало моего восприятия оказалось столь же восприимчивым, как и в Барселоне, где… Ах, стоит вспомнить, и снова в груди поднимается: БААРСЕЕЕЛОООООНААА! - Барселона звучит, определенно звучит.
Итак, Гранада. Я бы затруднился определить, что в городе кажется более значимым: Альгамбра или кафедральный собор. Пожалуй, и первая, и второй, как и кафедральный собор Севильи, замечательны по-своему и безотносительно друг к другу. Кроме того, эти сооружения наводят на мысли о природе человеческой креативности. Вот, к примеру, пространство: чем оно обширнее, тем дольше ты замираешь в созерцательном экстазе, например, оглядывая ширь-высь-даль с вершины горы, со смотровой площадки (mirador по-испански) или со сторожевой башни крепости. Или звездное небо – это же бесконечно можно в него вглядываться... Однако впечатлительность человека дополняется его креативностью и даже, возможно, гордыней и склонностью к сооружению Вавилонских башен. Человек, наглядевшись на пространство, принимается за работу, и вот – готов результат: постройка отделила и замкнула в своих стенах такую долю пространства, что эта доля, да еще и с учетом красоты замкнувших ее стен, может претендовать и очевидно претендует на то, чтобы считаться самостоятельным, отдельным и даже особым пространством. Да и сам человек – строитель, обитатель или посетитель – также склонен видеть во вновь созданном пространстве нечто особенное; как минимум, врата в не-здесь и не-сейчас, как максимум – собственно не-здесь и не-сейчас. Впрочем, вариантов может быть сколько угодно, но вот когда оказываешься под сводами кафедрального собора Гранады или Севильи – об этом задумываешься.
Однако в Альгамбре в таких вот выводах можно и усомниться. Огромное сооружение занимает целую гору над городом: крепостные стены и башни, сады, церковь, разнообразные развалины и руины – но нет ни одного помещения, подобного соборам, ни одно сооружение не захватило часть натурального пространства и не обратило его в новое, обособленное пространство со своим смыслом и предназначением. Напротив, здесь комплекс построек ассоциируется с дланью (ну, или с лапой), которая попирает местность: вот, я – утвердился здесь! Единственное здание, которое не производит такого эффекта – дворец Карла V: он и внешним своим видом выбивается из ансамбля Альгамбры. Здание дворца, кстати сказать, примечательное: квадратное в плане, а внутри – круглое обширное патио, окруженное галерей.
Вообще Альгамбра – вероятно, в силу моей неосведомленности – оказывается вовсе не тем, что я ожидал увидеть. Вероятно, Вашингтон Ирвинг и прочие романтики заронили в мою голову нечто слишком воздушное, эфемерное, едва ли земное в качестве представлений об Альгамбре; да и альбом «Гранада» местного издания – судя по корявому русскому языку – называет Альгамбру «самым сладострастным памятником Европы». Мы обошли крепость (Алькасар), сады, Хенералифе – нет, сладострастия как-то не замечаешь. В Хенералифе впервые появляется то, чего я ожидал: множество фонтанов, павильоны с арками, колонами, тонкой узорчатой резьбой и изразцами (то самое – сладострастие). Похоже, испанцы, вытеснившие отсюда мавров, несколько поободрали Альгамбру. Крепость внешним видом напоминает римский Колизей, хотя между формами и функциями зданий нет ничего общего; роднит их только одно – симметрично расположенные на внешних поверхностях отверстия. О Колизее известно, что эти отверстия – места креплений мраморных плит, которые распродавали в свое время владельцы этого удивительного сооружения. Можно предположить, что стены Алькасара также были облицованы чем-то, но впоследствии облицовка была так или иначе утрачена. Всюду в крепости и в обширном парке, расположенном между внешней и внутренней стеной Альгамбры, проложены пути для воды; куда бы ты не пошел, тебя сопровождает ее журчание.
С башен Альгамбры открывается великолепная панорама: к Юго-Востоку лежит горный массив Сьерра-Невада – и жаркий день становится еще жарче, когда смотришь на его ледники. Подножие Альгамбры опоясано речкой Дарро, за которой и лежит город: когда-то мавританские кварталы холма Альбайсин, цыганское гетто Сакрамонте, Старый город, новые районы, а далее – до самого холмисто-гористого горизонта – обширная равнина. Отсюда также заметно некоторое прискорбное несоответствие: огромный кафедральный собор так плотно окружен жилой застройкой, что увидеть целиком его можно только отсюда – сверху.
Собор в Гранаде, безусловно, очень хорош. Его внутреннее великолепие ощущаешь особенно сильно, потому что попадаешь в его огромное пространство сразу из тесных улочек – перед собором нет обширной площади. И вот это впечатление, о котором я писал несколько выше, здесь усиливается: стены, купола, своды и колонны обособили такой объем пространства, что получилось некое новое пространство, уже не связанное с тем целым, которого оно часть. Внутри собор – стены, массивные колоны, пол – белый, все, похоже, изготовлено из мрамора. Мрамор – любопытный материал; это камень, однако молочная прозрачность его поверхности размывает границы. Поэтому колонны собора воспринимаются скорее как свисающие со сводов украшения, чем опоры.
От собора вверх на холм карабкаются кварталы района Альбайсин – здесь уже после Реконкисты жили покоренные мавры. Хотя домики белизной стен, изразцами на порожках, дверных проемах и оконных проемах, узкими балкончиками с коваными решетками и цветочными горшками напоминают прочие андалусийские домики, планировка здешних кварталов отличается. Улочки, извиваясь и изгибаясь, карабкаются на холм; они то и дело ответвляются в стороны, но уже как лестницы: вниз или вверх. Чем выше взбираешься, тем жарче, тем меньше в домиках окон, тем меньше цветов на подоконниках и на балконах. А в самой нижней части этих улиц, которые соединяют Альбайсин со Старым городом, все было иначе: оживленная уличная торговля, первые этажи – либо кафе либо магазины, щедро украшенные внутри изразцами и опирающимися на резные колоны арочками. Всюду сидят каллиграфы, предлагающие за 1 евро написать арабской вязью имя заказчика на папирусе. Но наверху этого уже ничего нет; очевидно, здесь селилась публика поскромнее. Но вот вершина холма достигнута; со смотровой площадки Святого Николая можно оглядеться вокруг. Но город отсюда виден плохо, крыши Альбайсина мешают; лучше всего видна Альгамбра, которая лежит за рекой на холме и существенно выше смотровой площадки. Да, похоже, эта смотровая площадка лучше всего подходит для смотрения на то, что над ней, а не под ней или вокруг. Альгамбра отсюда видна прекрасно: на зеленом холме вздымаются ее массивные бастионы. Надо полагать, местному населению трудно было усомниться в могуществе властей, ежедневно созерцая эти квадратные башни… Но надолго об этом тут не задумаешься: на смотровой площадки нет тени, а солнце не знает жалости. Идем дальше.
С холма Альбайсин спускаешься по крутым и местами ступенчатым переулкам к речке Дарро. Не знаю, улавливают ли местные жители какую-либо иронию в том, что в одном из таких вот – крутых и ступенчатых переулков – расположен кабинет остеопата. Впрочем, какая ирония: бизнес есть бизнес, и местный пешеходный рельеф – всего лишь конкурентное преимущество над остеопатами равнин… Речка маленькая, скорее, ручей; возможно, раньше она была полноводнее или ее русло попросту превратили в передовой оборонительный рубеж крепости – течет этот ручей в глубоком ложе, по оба берега – высокая каменная стена. Отсюда, с набережной, также прекрасно видны башни и крыши Альгамбры – они прямо над наблюдателем. Через Дарро перекинуты мосты – они ведут от подножия холма Альбайсин к подножию Альгамбры. Форсировав реку через один из таких мостов, поднимаешься к воротам крепости. Здесь, между Дарро и Альгамброй, появляется уже черта колорита Андалусии – фламенко. Там и сям школы фламенко, магазины принадлежностей для фламенко, мастерские гитар для фламенко, по улицам бродят девочки и мальчики и приглашают на фламенко шоу. Да и в саму Альгамбру проникло фламенко: на сцене в Хенералифе бодро стучали каблуками смуглые танцоры и танцовщицы. Однако в Севилье всего, что связано с фламенко, окажется много больше. Впрочем, Севилью мне еще предстоит увидеть, пока – Гранада.
Сразу же за воротами Альгамбры дорога круто забирает вверх; однако подъем облегчает то, что путешественник оказывается в тенистом парке, прохладном, наполненным звоном и пением воды – всюду текут маленькие потоки, они так и будут сопровождать посетителя повсюду, в каменистых, грунтовых, мраморных и известняковых канальцах. Посетители то и дело опускают руки в эти потоки, зачерпывают воду, смачивают плечи, головы и шеи – на открытых участках солнце палит немилосердно. Некоторые туристы окончательно подавлены зноем; разувшись, они ступают в какой-нибудь ручей – и постепенно на измученных испанским климатом и мавританским прошлым лицах появляются некоторые признаки жизни.
И вот – вершина холма. Здесь можно провести целый день. Цитадель Алькасаба и все прочее заслуживают внимания и времени. Смотреть можно в любую сторону: вот тебе Альгамбра, а вот – гранадские дали и пейзажи. Отличное место. Приходит мысль, что мавры, захватившие Пиренеи и понастроившие здесь крепостей и дворцов, должны были увериться в незыблемости установленного ими порядка, восседая вот так вот высоко и поглядывая на поданных внизу. И ощущения наблюдателя, и исторические факты (при всех оговорках об их достоверности) свидетельствуют: мусульманский мир, больше тысячи лет назад в каком-то ошеломительном порыве расплескавшийся во все стороны света, в какой-то момент остановился в развитии. Он исчерпал все ресурсы и возможности свойственного ему аристократического строя и способа производства и не пошел дальше, замер, как вот эта крепость на вершине. А европейцы пошли и выбили мусульманский мир из Испании обратно – в Африку, а потом сами двинулись в Африку – уже как завоеватели, колонизаторы, работорговцы, плантаторы, авантюристы, первооткрыватели и проповедники.
Спустившись с Альгамбры, мы немного бродим по улицам Гранады. Местная особенность – не только над пешеходными улицами, но даже над теми, по которым движется транспорт, натянуты полотняные тенты; это достаточно защищает от солнца. Улицы, переулки, площади, фонтаны – нечто подобное мы уже наблюдали в других городах Испании, но здесь со всем этим как будто что-то не так. Но пока еще впечатление от Альгамбры слишком сильно, чтобы распознать и определить, что же «не так» с Гранадой.
Позднее понимаешь, что собственный стиль, дух и образ Гранады страдает слабовыраженностью; идентичность не прочитывается. То, что когда-то давно, вероятно, создавало отчетливую мавританскую идентичность, все еще существует, однако самих носителей той идентичности, кроме каллиграфов, здесь уже, очевидно, нет; местный колорит эпохи мавров разбавлен веками испанского владычества, которые Гранаде принесли только одно: постепенную потерю былой славы и величия. Некогда столица королевства, Гранада стала обычным провинциальным городом. А расцвет Испании имперского периода не принес городу особых дивидендов: слишком отсюда далеко до моря, и богатства, награбленные в американских колониях, текли мимо Гранады.
Пожалуй, Гранада пока что первый испанский город, части которого – Альбайсин, Альгамбра, Старый Город – пока что не складываются в моей голове в гармоничную мозаику. Взятые по отдельности, они интересны, примечательны, однако в целое они не сливаются. Тем не менее, посетить Гранаду стоило, определенно стоило, даже если бы тут в голом поле стояла одна только Альгамбра или сам по себе - кафедральный собор. Что же, посмотрим завтра… нет, послезавтра, что предложит Севилья.
(далі буде)
*Фото: кафедральний собор в Гранаді, вид з Алькасаби (Альгамбра)
ID:
512264
Рубрика: Інше
дата надходження: 19.07.2014 09:01:05
© дата внесення змiн: 19.07.2014 09:01:05
автор: Максим Тарасівський
Вкажіть причину вашої скарги
|
