Шахтёрская лампа – святая «карбидка»,
ты мне дорога, как цыгану кибитка.
Но если ты гаснешь, ты хуже, чем пытка:
во тьме сердце мчится испуганно прытко.
Не знает сегодняшнее поколенье
про лампу, «карбидку» – святое явленье.
Её огонёк приносил вдохновенье,
оно и дарило мне стихотворенье.
Во тьме я царапал корявые строчки,
потом наверху расшифровывал точки
и прочие знаки на грязном листочке –
они походили на вешние почки.
Попозже чуть и под влиянием света
уже за столом моего кабинета
из них появлялись бутоны сюжета.
Я был в те минуты похож на поэта.
…Шахтёрская лампа, святая «карбидка»,
увидел случайно тебя на открытке,
и сердце в волненье запрыгало прытко,
и воспоминания тоненькой ниткой
сшивать стали строчки в стихотворенье.
О, как величаво красивы мгновенья,
когда ты, поддавшись чьему-то веленью,
иль своему, так сказать, вдохновенью
охвачен каким-то волшебным порывом.
Сам мог бы писать с упоеньем, с надрывом
тихонько иль в спешке, но вдруг, словно взрывом
подброшен и… кажешься очень счастливым
