|
Fan fiction по мотивам телешоу "Грошовые ужасы" (Penny Dreadful).
Действие происходит во время второго сезона; отдельная ветка об отношениях Джона Клэра с нововведенной героиней.
Осень натягивала паутинные лески и плела кружева на старенькой церковной изгороди, мимо которой Джон проходил каждый день. Это был его путь с работы домой. Куда уж ему нанимать извозчика, у "Патни" платили сущие гроши, да и избегал он уже по привычке людского общества. Джону бы и в голову не пришло поехать в экипаже, а вот ходить он любил.
Сегодня было воскресенье, а значит, хозяин музея восковых фигур отпускал его раньше, отдавая в распоряжение целый вечер. В такие дни он шёл в ночлежку как ему нравилось, пересекая центральные улицы Лондона широким шагом и прикрывая бледное лицо воротом пальто, а на тихих безлюдных улочках намеренно замедляясь, чтобы полюбоваться страстно разгоревшейся осенью.
Эта пора как будто была создана для непризнанных поэтов, таких, как Джон. Она золотилась и дарила листву, не требуя от восхищенного наблюдателя ничего взамен. Мистер Клэр подумал, что в следующий раз поговорит со своим единственным другом, мисс Айвз, о поэзии, которая живёт в сердце природы и у которой нет автора. Когда в голову приходили такие мысли, казалось, все его слезы высыхали как по волшебству, и не было щемящей тоски по кому-либо потерянному либо ненайденному. Все шло своим чередом.
Ему хотелось как можно дольше не возвращаться в неопрятную ночлежку, где на трухлявом столе хоть и ожидал каждого горячий суп в белой миске, сваренный на потрохах, доставленный беднякам заботливыми руками неравнодушных, но не было элементарного уюта и спокойствия, которых жаждала душа бедняги. Кроме того, мисс Айвз сказала, что как раз сегодня у неё дела и она не придёт точно ангел помогать обездоленным, а это означало, что весь вечер Клэр посвятит другой женщине - осени.
А ведь он никогда ещё не любил, хотя так отчаянно жаждал любви, предвосхищая её невозможность невообразимо мучительными страданиями из-за собственного обезображенного тела. Длинный черный волос, редко знавший гребень, частично скрывал уродливые шрамы на голове, лбу и щеке. Землистая кожа выглядела отталкивающе, как кожа мертвеца с потемневшими тканями, а янтарно-желтые зрачки казались настолько неестественными и даже пугающими, что каждый более-менее внимательный прохожий отмахивался от Джона, как от чумного, а суеверные видели в нем демона. В сущности так оно и было. Клэр почти убедил себя в том, что деяния его ничуть не лучше, чем поступки его создателя, а уж кто сущий демон, так это Виктор Франкенштейн.
В мягкости цветов, придаваемых улице заходящим солнцем, даже воображаемый образ Франкенштейна не вызвал у него ярости. В конце концов, этот светлоокий доктор создаст ему бессмертную спутницу, подобную Клэру во всем, и тогда вместе с нею они скроются с глаз людских, отыскав счастье средь белых льдов на краю этого света.
Джон выдохнул горячий пар в прохладный воздух и улыбнулся, как ему показалось, про себя, а не в реальности. Поднёс большие руки ко рту и погрел их. Было не так уж и холодно, но ему захотелось сделать обычный человеческий жест. Сейчас он был как все, стоя у церковной изгороди, поросшей кустарниками: как поэт, к которому пришли новые строки, как любовник в ожидании любимой, как человек, который просто решил погулять в выходной день.
Клэр подошёл ещё ближе к изгороди, чтобы через неё посмотреть на церковь, на её окошки и старый камень, на шпили, на мощеные дорожки и желто-красные, а кое-где даже темно-фиолетовые краски на деревьях и кустах.
В доме Божьем ему были не рады сколько он помнил себя и свои хоть и нечастые, но осознанные попытки обрести Господа. Жесткосердные прихожане шарахались, никто рядом с ним не хотел сидеть. Однажды некой даме стало дурно из-за его вида, а священник подумал, что он какой-нибудь головорез и попросил покинуть церковь. С тех пор Джон больше не переступал её порога и не молился. В его душе было достаточно темноты, чтобы не страшиться ни одной ночи, в нем укоренилась и проросла злоба на мир. Никакой бог не взялся бы её выкорчевывать.
- Я бы смогла.
Клэр вздрогнул. Оглянулся. Церковный дворик был по-прежнему пуст. На изгороди поблескивала серебряная паутинка. Даже ветра, который мог напеть эти слова, не было.
- Вы не туда смотрите, мистер Клэр.
Загадочный голос донёсся откуда-то из глубины двора. Джон начал спрашивать себя, кому может быть известно его имя, но его опередили.
- Вас тут знают все: деревья, листва; они часто нашептывают мне истории. Знаю вас и я.
Сквозь изящное осеннее убранство небольшого церковного сада словно проступил силуэт женщины, сидящей на скамейке, наполовину скрытой за массивным стволом некогда расколотого молнией, но продолжавшего бороться за жизнь дерева. Одета она была не по погоде, в чем-то тёмном и неплотном простого, но элегантного покроя, волосы были чуть присобраны сзади, рассыпаясь тяжелыми волнами по плечам. Сидела она вполоборота к Джону, положив руки на колени.
- Простите, мисс, - не привыкший к вниманию Клэр тщательно подбирал слова, - вы ко мне обращаетесь?
- А разве вы видите тут ещё кого-то?
Дама не поворачивала головы и, казалось, не открывала рта как искусный чревовещатель. Голос был мягким. Заходящее солнце обрисовывало силуэт незнакомки, вытачивая его как статуэтку, застывшую на скамье возле искалеченного дерева.
- Вечерняя служба закончилась, все разъехались по домам, даже священник, наверное, отдыхает. Здесь только мы с вами.
- Откуда вы меня знаете? - Джон был в недоумении.
Девушка наконец повернула к нему голову. Из-за света умирающего светила он не смог как следует рассмотреть её черты.
- Подойдите. Не тревожьтесь. Никто не скажет вам дурного слова. Если вам не нравится центральный вход, дальше, сбоку от аллейки, есть калитка, вы знаете, а напротив этой скамьи в изгороди есть заваленный сухими ветвями лаз.
- Почему вы хотите, чтобы я подошёл? Вам требуется помощь, мисс? - Джон осторожничал.
- Просто я не могу к вам выйти, - сказала девушка почти с мольбой.
Её голос прозвучал как песня листвы на деревьях, которая Клэру так нравилась. Он ступил на узкую тропку, направляясь к калитке, по пути заметив сокрытый от ока лаз, достаточно узкий для его массивной фигуры. "А его не так просто найти", - подумал он.
Пройдя через калитку, Джон направился к даме, миная пожелтевшие насаждения, кое-где отбившиеся от рук редко захаживающего сюда садовника и заявившие о своих правах даже на мощеных камнем дорожках.
- Изгородь когда-то давно сломали мальчишки, прибегавшие сюда в августе и сентябре за спелыми яблоками, - ещё издалека начала объяснять незнакомка. Улыбающаяся, но с печальными глазами.
Приблизившись, Клэр даже замер. Он давно не видел такого лика. Она не из этих мест или же много путешествовала. Ровный загар покрывал её лицо и руки без перчаток. В Лондоне все дамы бледные, а эта отличалась. Локоны её отливали медью, глаза словно древесная кора, блестящая от росы или выступившего клейкого сока, выдающийся профиль и открытая улыбка. Клэр нашёл молодую особу очень женственной, но сейчас она смотрела как мужчина, без смущения, приветливой, но с толикой оправданной строгости, может быть даже колючести. Об остальном умалчивало прошлое, а оно у неё было.
- Вы можете рассматривать меня, мистер Клэр, я часто на вас смотрела...
Джон ничего не ответил, весь превратившись в ожидание. Загадочная дева продолжала:
- Вы ведь проходите мимо этой церкви каждый день. Чаще всего очень рано или очень поздно, по воскресеньям вы любите постоять возле изгороди, чтобы полюбоваться природой. Эта осень особенно прекрасна и вдохновенна, не находите?
- Да, она прекрасна, но... я не представляю, чем мог заинтересовать вас... Джон уже помалкивал о том, что такая девушка не должна находиться в такое время одна на улице, пусть даже сейчас она и под защитой Господа.
- Не волнуйтесь, сэр. Обычно я могу за себя постоять, - она выпрямилась, предлагая мужчине жестом сесть рядом с нею.
Клэр, поражённый тем, что она каким-то образом читает его мысли, очень осторожно, почти бесшумно сел на скамью. Про себя он отметил, что впервые в своей новой проклятой жизни он не робеет перед женщиной, не умирает от смущения, а интересуется ею, как самым необычным созданием на земле. Все это без малейшей тени пошлости и похоти.
- Я Алана, - негромкая печаль в глазах контрастировала с её улыбкой.
- Джон Клэр, впрочем, вам это хорошо известно, - Джон просто не нашёлся с ответом.
- А вы, полагаю, живёте поблизости? - Алана (ах, как ей шло это имя!) вела непринужденную светскую беседу, давая возможность своему новому знакомому почувствовать себя свободнее, что он, конечно же, понимал и принимал её доброту с благодарностью, пережитая боль сделала его еще ранимее, но и проницательнее.
- Да, здесь за мостом есть пристанище для... - Джон запнулся, - для таких, как я.
- Переживших многое?
- Вы все знаете, Алана.
- Только лишь о подобных мне и то далеко не все. Я их слышу, если они рядом.
- О, кого же? Ангелов?! - Клэр сразу осекся. Возможно, такое поэтическое сравнение неуместно для уха его образованной собеседницы, она может счесть этот комплимент за открытый флирт, к тому же далеко не искусный, хотя у Джона и в мыслях подобного не было. - Простите, - он опустил голову, но надеялся и даже знал, что Алана поймёт.
- Не просите прощения. У вас душа поэта, как и у вашего знаменитого мертвого тезки... Сегодня годовщина смерти. О, нет, нет, не мистера Джона Клэра, моего отца. Поэтому я здесь.
- Мисс Алана, я причинил вам невольную боль даже своим именем, напоминая о потере.
- Вы больше испытаний вынесли, Джон.
- Прошу вас, расскажите же мне свою историю, если на то ваша воля. Почту за честь знать вас.
В этот момент Алана посмотрела на него с такой надеждой, которой он разве что сам был когда-то объят в другой, уже не его жизни. Она вздохнула, став вдруг немного отрешенной, даже эфемерной, но близкой и понятной. Руки медленно перебирали складки платья. Прядь волос соскользнула со спины на плечо. Изогнутая коричневая бровь девушки слегка приподнялась. Больше ничего не поменялось в её облике. Клэру вновь стало мерещится, что она говорит как чревовещатель, не открывая рта.
- Мне нравились осенние яблоки. С мёдом, - меж тем уже признавалась своему собеседнику в чем-то важном Алана. - В детстве это было моим любимым лакомством. Меня воспитал отец, оберегая, но ничего не запрещая. Я читала те же книги, которые читал он, ходила в те же клубы, университеты и научные сообщества, которые посещал он. Мама была слаба здоровьем и часто ездила к целебным источникам, в горы, в провинции со свежим воздухом, иногда её не было дома по несколько месяцев, а то и по полгода. Отец преподавал, занимался исследовательской деятельностью, его манили загадки, все необъяснимое и, откровенно говоря, темное. Не так уж это удивительно, если знать, кем он был. Доктор, философ, метафизик и специалист по оккультизму. Вы можете счесть это лженаукой, мистер Клэр, но поверьте, я в своей жизни видела слишком много потустороннего, чтобы усомниться в том, что изучал папа. При этом все беды обходили его стороной. Он брал меня в путешествия, пускаясь в самые невообразимые приключения, слишком опасные, чтобы о них знала его возлюбленная супруга. Мама также не знала, что многое я постигала вместе с ним.
Мы были свидетелями поимки странного исполинского существа где-то за заснеженным Архангельском, которое позднее все же смогло совершить побег, не без нашей помощи; видели как на ирландские деревни насылала мор древняя сила, но отец со всем разобрался; в небольшом американском городке Инсмауте люди покрывались чешуей и сходили в морскую пучину; несколько позже мы приняли участие в обряде экзорцизма в Испании... Много недугов излечил папа, а я, образованная как мужчина, обладательница прекрасного каллиграфического почерка, все эти события записывала в двух дневниках, меняя имена и географию в одном из них, чтобы издать в виде публицистических статей, бесед с очевидцами и даже рассказов. Признаться, я питала нежность к тем пестрым книжицам под тонкой обложкой, именуемых "грошовыми ужасами", байками, носящими криминальный и мистический характер. Как правило, вся сокрытая в них истина была сильно завуалирована. Второй дневник хранил практические знания как по предотвращению различных катаклизмов, так и об их возникновении, а самое страшное - воплощении в жизнь. У меня в походной сумке лежал "ящик Пандоры", и не дай Бог до него добралась бы изгнившая чёрная душа. Наука идёт рука об руку с мистическим и нам оставалось только принять это и бороться с нечистью со знанием дела.
Мои книги, которые для публики, приносили неплохой доход, так что я никогда не жаждала батюшкиного наследства. Настоящими сокровищами для меня были его обширная библиотека, которую он собирал, привозя фолианты из всех уголков мира, его лаборатория и кабинет, где мы днями и неделями обсуждали самые дерзкие наши планы по спасению мира, а в последующие месяцы и годы успешно воплощали их.
К тому времени наша семья прочно обосновалась в Амстердаме, папу ценили в университете, студенты его боготворили, ученые из разных стран приезжали послушать его лекции, только для меня не было тайной то, что он работал на другие государства, берясь за самые безнадежные случаи преступлений, над которыми простиралась мистическая аура. Все было хорошо, пока одно единственное событие внезапно не омрачило наши жизни.
На границе с Карпатами, где природа первозданна, а воздух чист и свеж, есть заведение, где человек может отдохнуть душой. Моя дорогая мама вернулась с продолжительного отдыха с каким-то таинственным недугом. Бледная, почти обескровленная, она медленно угасала в нашем большом и теперь грустном доме. Отец приглашал к нам лучших светил медицины, но все они уходили с вопросами и никто не мог ответить, что с ней. Тогда папа углубился в область, которую знал лучше всего - область тьмы и сверхъестественного - и она, как всегда, не разочаровала его. Если его любовь нельзя было вылечить традиционными средствами, то оставалось признать, что и любые другие средства хороши. Мы начали с переливания, а дошли чуть ли не до изгнания бесов. Мы использовали все свои связи и папа наконец получил кое-какие сведения об этом ужасном заболевании крови. Он узнал даже больше, чем должен знать смертный человек.
Теперь он был одержим тем, чтобы найти распространителя страшного вируса, этого паразита, превращающего поражённых им в нечто нечеловеческое. Я так говорю потому, что сама видела, во что превратилась мама. Кончина её, мистер Клэр, была бесславной. Она кричала как безумная, требуя покормить её, но стоило мне принести к её постели горячий куриный бульон, мама швыряла тарелку в стену, извергая на меня десятки бранных слов. Ситуация достигла апогея в тот день, когда батюшка не доискался Вергилия. Его нашла я. Папин любимый пёс погибал в когтях существа, которое я когда-то целовала, называя матерью. Вся измазанная кровью, она вгрызалась острыми белыми зубами в шею Вергилия, бившегося в конвульсиях и с негромкими утробными звуками испускавшего дух. Мы стали связывать её, а она нас уже не узнавала. Способ прекратить страдания этого несчастного создания был только один, отец узнал о нем в оккультистском обществе. Каким бы жестоким он ни был, мистер Клэр, он подействовал, хотя в те дни я думала, что сердце моё разорвётся от боли. Вам о таких ужасах лучше не знать, вы и сами их достаточно повидали...
Похоронив свою единственную возлюбленную, папа стал искать след проклятого существа, распространявшего по земле эту чуму. Мы считали, что очаг находится в месте, где мама поправляла здоровье, оттуда и следовало начинать свой путь. Прибыв, обнаружили, что заведение закрыли. Мы были в Карпатах и близлежащей Трансильвании, расспрашивали о странной хвори всех, кого встречали, каждого горожанина и каждого селянина, пока цыгане не указали нам путь. Обиталищем дьявола оказался древний замок, словно вросший в землю, что впитала в себя целые моря крови. Местные страшились называть его имя, но мы начали охоту уже будучи подготовленными. К нашему разочарованию замок оказался пуст, хозяин покинул его. Обыскав каждый грязный уголок некогда величественного строения, спустившись в самые глубокие подземелья и обнаружив там следы нечестивых обрядов, а также книги и карты, мы с отцом сделали вывод, что к отъезду обитатель замка готовился очень давно. Он плыл в самое сердце мира - Англию, чтобы после долгой спячки вернуть былую власть и славу, породив целые полчища тварей, которые в кромешной тьме будут рыскать по земле в поисках единственно важной для них вещи - крови.
- И вы с отцом отправились в Лондон... - Джон вымолвил эти слова неосознанно и почти не дыша, полностью погрузившись в повествование.
- Тут, мистер Клэр, я допустила самую большую ошибку в своей жизни, - Алана нервно тряхнула головой. - Папа сел на корабль, который отправлялся в Лондон, а мне поручил вернуться в Амстердам, чтобы собрать ещё больше фактов и захватить все необходимое для долгой борьбы с нежитью, которой принц тьмы, конечно, уже успел наплодить. Это было прошлой осенью.
Осень - самое лучшее время, когда меня, маленькую, потчевали ароматными красными яблоками, полежавшими в кладовой и созревшими, порезанными на дольки, выложенные на красивом мамином блюде и истекающие соком. Медовый запах тогда разливался по всей гостиной. Такому уже не бывать, думала я, навещая маму на городском кладбище. А через три дня пришла телеграмма из Скотленд-Ярда. В ней говорилось о том, что мой отец был жестоко убит неподалёку от популярной пивной, что выпирала уродливым наростом на одной из лондонских улочек. Вы ходите этой дорогой, мистер Клэр, и, скорее всего, видели её... Папу нашли утром со слопанными шейными позвонками. Его не грабили. Все произошло быстро.
На следующий день я покинула Амстердам навсегда. На сердце был тяжелый груз вины. Отчего я сразу не поехала с отцом в Лондон? Я могла бы его если не защитить в стачке, то хотя бы уберечь от неё, предостеречь. Ненавистный город встретил меня невероятной пьянящей осенью, красотами и тихой грустью днём, а также развратом, опасностью, подстерегающей на каждом шагу, и безнадёжной тьмой ночью. Я сняла неплохо обставленную мансарду (хоть это и мало меня заботило) в одном из старых домов, с хозяином удалось быстро договориться о цене за месяц. Большую часть моих вещей должны были доставить на судне только через неделю. В тот же вечер я решила пойти к месту преступления, а утром заявиться в Скотленд-Ярд для получения сведений. Я все ещё была дочерью своего отца и это открывало многие двери.
Внезапно Алана прервала рассказ. Она оторвала от колен тонкие руки и взяла лицо Джона в свои ладони, заглядывая в его янтарные глаза.
- Вы верите в призраков? - она жадно ждала его ответа.
Клэр задрожал от внезапного прикосновения. Это было вовсе не робостью, но уместным волнением.
- Я верю во все. Уже во все, мисс.
- Я вижу их...
В свой первый вечер в Лондоне я так и не дошла, куда планировала. Было уже поздно. Все, что помню, это как бежала мимо церкви, на калитке и воротах висели увесистые замки, я искала хоть какой-то вход, мне необходимо было укрытие. За мною по пятам следовал кто-то... кто-то быстрый и смертоносный. Нож, который я держала в специальных ножнах из мягкой кожи, пристегнутых к моему правому сапожку, был недостаточно эффективным оружием против такой огромной твари, но я все равно собиралась защищаться. Я знала не так много заклинаний против того, кого встречала впервые. Его дыхание ощущалось у меня за спиной, чувствовался сладковатый запах свежей плоти из разгоряченной пасти. Не знаю, каким-то образом мне удалось на ощупь найти отверстие в изгороди и я попала в церковный двор, прячась за кронами деревьев, стремясь добраться до дома Господнего. Гигантская тень перелетела через изгородь! Молниеносно! А потом все закончилось. Я оказалась здесь. Сидела на скамье, как ни в чем не бывало. Если уйду отсюда, забуду, кто я. В этом особенность. Мы привязаны к месту.
- Мы?
- ...Неупокоенные души. Скитальцы, не завершившие то, что начали. Жаждущие возмездия. Кто уходит дальше места трагедии, забывает обо всем и потом вечность мучается от того, что не может вспомнить, почему такова его участь.
- Мисс Алана, как я могу помочь вам? - Клэр был взволнован, удивлён и тронут столь откровенной и необычной историей. Девушка решила довериться ему. Могло ли вообще все это быть правдой или ему привиделось?
- Вы могли бы, мистер Клэр, помнить меня? Вы ведь не из них, не из живых... Иначе я бы не чувствовала вашу сущность так сильно. Мы похожи. Я не знаю, каким образом у вас получается ходить по земле после смерти в той же личине, но мысли ваши я слышу, как и мысли тех, кто умер, но не успокоился и бродит поблизости. У каждого своя боль. Благодарю вас. По правде говоря, здесь не часто встретишь достойного собеседника и того, кто умеет слушать, в остальном - не жалуюсь. Я видела мир: его чудеса и его ужасы. Отыщите мой дневник, Джон...
Клэр просто хотел, чтобы она продолжала.
- Отца, маму и меня лишили жизни разные монстры, но я намерена вернуться в мир живых... чтобы во всем разобраться.
- Как это возможно?
- Не так, как это было у вас. Скоро родится девочка. Сегодня ночью. Её мать живёт в сером доме, что напротив церкви. Для неё уготована моя душа. Через 20 лет мне суждено раскрыть тайну смерти моих родителей и уничтожить кровопийцу, того, которого в мифах называют Драконом. Это моё предназначение. Я уже не уверена, хочет ли старый мир, чтобы его спасали, но я точно знаю, чего хочу сама.
- Это наиболее удивительное из всего, что я когда-либо слышал, мисс Алана.
- Расскажите мне о себе, если все же решитесь на вторую встречу, Джон?
- О, я приду непременно, хотя моя история заставит вас плохо обо мне думать. Я совершал сомнительные и страшные поступки.
- Думаю, у вас были на то причины... За 20 лет вы ещё переживете много всего, встретите людей, которые станут дорогими, потеряете их и будете оплакивать. Вы во многом разочаруетесь.
- Я знаю это...
- Вот тогда и приходите. Свидание в церковном садике, - Алана улыбнулась. - Приходите, мистер Клэр, когда все закончится.
Девушка погладила Джона Клэра по щеке, встала со скамьи, замерев на мгновение, а затем склонилась над мужчиной, поцеловав его в лоб. Мягкие волосы Аланы касались его лица, её платье тихонько шелестело. Когда бессмертный человек открыл глаза, собеседницы рядом не было, а город погрузился в ночь: холодную, злую, как мачеха, и опасную.
В следующее воскресенье Джон шел с работы по своему излюбленному пути. В руках у него был букет из самых ярких листьев и неувядающих цветов. Зайдя через калитку на территорию церкви, он проследовал вглубь садика к скамье. Сел и глубоко задумался. Этой женщины не было рядом, но она больше не покидала его мыслей. Иногда ему казалось, что она была специально создана его воображением, чтобы он не отчаивался, думая о том, кого встретит в конце пути или в его начале.
Взгляд Клэра упал на изувеченное дерево, напомнившее его самого, и на оранжевые кусты за ним. Сквозь ветки виднелся небольшой камень. Бессмертный подошёл ближе и увидел аккуратное надгробие, на котором сияла тонкая паутинка. Джон снял её пальцем и прочёл незамысловатую эпитафию:
"На этом месте умерла и покоится Алана Ван Хельсинг".
Так и стоял он, коленопреклонный, пока солнце не стало садиться, а воздух окончательно не охладился. Сад зарделся от предсмертной осенней грусти - осень умирала красавицей. Джон запустил руку в карман своего черного пальто и, немного помедлив, достал оттуда большое алое яблоко. Он положил его на надгробие, вернувшись за букетом, который оставил на скамье. В шуме листвы он слышал иллюзорный голос Аланы, а ночью выпал первый снег.
Теперь свободное от работы время Клэр посвящал визитам в городскую библиотеку. Забившись в самый дальний её уголок, он искал газеты с некрологами за прошлую осень.
В издании, где был найден некролог Аланы, также разместили статью о том, что как минимум раз в месяц в Лондоне происходят зверские массовые убийства. Во всем винили Джека Потрошителя, хотя доказательств его возвращения никто так и не предоставил. Среди жертв оказалась дочь знаменитого доктора и философа Абрахама Ван Хельсинга. Растерзана и частично съедена, словно её убил не человек, а зверь. Дальше говорилось о том, что хоть полиция и работает в полную силу, однако след серийного убийцы простыл. Останки дочери Ван Хельсинга, писательницы и путешественницы, была захоронены в Лондоне, так как никто из родных не заявил, что хотел бы забрать их. У Аланы больше не было родных. Городской совет не смог вовремя выделить место на кладбище и её похоронили там, где она сделала свой последний вздох.
В некрологе Абрахама Ван Хельсинга был даже его портрет, а на первой полосе газеты большая хвалебная ода ему. Доктора тоже похоронили в Лондоне, на похоронах присутствовал один из лучших его студентов. Клэру не было нужды читать имя ученика философа - его безответственного создателя, уже один портрет Ван Хельсинга напомнил ему о том, что за свои грехи Джон будет расплачиваться до конца времён.
Через 20 лет наступит ещё одна осень со сладко-терпким яблочным вкусом и красной листвой. Осень непризнанных поэтов. Она к лицу Алане.
Джон Клэр придёт на их второе свидание хотя бы для того, чтобы рассказать, что он наделал.
ID:
739422
Рубрика: Проза
дата надходження: 26.06.2017 12:30:02
© дата внесення змiн: 13.08.2017 09:10:10
автор: Олена Мальва
Вкажіть причину вашої скарги
|
