прохаживаясь от стены к стене,
словно пытаясь свой мир измерить,
я изучаю на простыне
ту, что допущена в эти двери.
я изучаю, пытаясь понять,
что в этой сущности есть такого,
что позволяет мою кровать
сделать пристанищем чьим-то снова.
не понимая, ну в чем она
лучше гостиничных постоялиц,
с кем наблюдая квадрат окна,
я задавался вопросом: "я ли
это?", пытаясь сломя бежать
с первым свечением небосвода
на расстояние этажа,
чтобы не встретить вдвоем восхода.
не понимая, что в этой есть
нового, что не встречалось ране,
все же пытаюсь тот факт учесть,
что эта сущность умеет ранить;
и что пока она крепко спит,
нужно бороться со странной тягой
вырвать ей глотку, за целлюлит
так, заодно, обозвав конягой.
но продолжая ее изучать,
я познаю, что на этом теле
долго еще простоит печать
быть проституткой в моей постели.
а потому, усмирив свой нрав
и опрокинув стакан со скотчем,
я признаю, что христос был прав
в том, что ты всех нас оставил, отче.
