Шановний читачу. Перед Вами переклад листа В.С. Стуса до письменника А.С. Малишка. Упорядниками шеститомника лист віднесено до розділу "Публіцистика".
[i]Уважаемый читатель. Перед Вами – перевод письма В.С. Стуса к писателю А.С. Малышко. Составителями шеститомника письмо отнесено к разделу «Публицистика».[/i]
Перевод – поабзацный. Сначала – оригинал, непосредственно ниже – [i]курсивом[/i] – перевод. В [квадратных скобках] – примечания, сделанные переводчиком. Разумеется, в печатном варианте они помещены в сносках.
Для стихотворений: слева – оригинал, справа – [i]курсивом[/i] – дословный перевод.
ДО А. С. МАЛИШКА
[i]К А. С. МАЛЫШКО[/i]
12.12.1962
Дорогий Андріє Самійловичу!
[i]Дорогой Андрей Самойлович!
[Андрей Самойлович Малышко (1912 – 1970) – украинский советский поэт, переводчик, военный корреспондент, певец, автор знаменитых песен, общественный деятель][/i]
Звертаюсь до Вас за порадою. І прошу — коли Ви в змозі це зробити — зарадьте, будь ласка. Інколи, зосереджуючись на однотонних враженнях від навколишнього, шукаючи кінцевих результатів дуже стрімкого процесу денаціоналізації значної частини українців, відчуваєш, що це — божевілля, що це — трагедія, якої лише інколи не почуваєш в силу притаманної нам (як національної риси) байдужості і, може, трохи релігійної віри в те, що все йде на краще. І тоді згадуєш одного поета, здається, Расула Гамзатова, котрий в рамках ортодоксальних все ж прохопився зі своїм затаєним: коли його мова зникне завтра, він волів би померти сьогодні.
[i]Обращаюсь к Вам за советом. И прошу – если Вы в состоянии это сделать – помогите, пожалуйста. Иногда, сосредоточившись на однотонных впечатлениях от окружающего, занимаясь поиском конечных результатов очень стремительного процесса денационализации значительной части украинцев, чувствуешь, что это безумие, что это трагедия, которой лишь иногда не ощущаешь в силу присущего нам (как национальной черты) безразличия и, может, немного религиозной веры в то, что всё идёт к лучшему. И тогда вспоминаешь одного поэта, кажется, Расула Гамзатова [Расул Гамзатович Гамзатов (1923 – 2003) – аварский советский поэт, прозаик, публицист, переводчик, общественный деятель], который в ортодоксальных рамках всё же проговорился о своём затаённым: если его язык исчезнет завтра, он предпочёл бы умереть сегодня.[/i]
Я колись звертався до Вас за порадою. Але тоді були вірші. Зарадьте, будь ласка, зараз.
[i]Я когда-то обращался к Вам за советом. Но тогда были стихи. Помогите, пожалуйста, сейчас.[/i]
Ще студентом Донецького педінституту я пам'ятаю, як був вражений виступом Миколи Тарновського, який щойно був повернувся на Україну, враження од якої були захлинені радістю зустрічі з рідною землею.
[i]Ещё студентом Донецкого пединститута я помню, как был поражён выступлением Николая Тарновского [Николай Николаевич Тарновский (1895 – 1984) – украинский американский и советский поэт, общественный деятель, жил в США (1910 – 1959)], только что вернувшегося на Украину, впечатления от которой захлебнулись в радости от встречи с родной землёй.[/i]
Я радів за нього, радів за землю і, грішний, одночасно думав про те, що Донбас — то не така вже і Україна, і Україна — то не така вже й Україна...
[i]Я радовался за него, радовался за землю и, грешный, в то же время думал о том, что Донбасс — это не такая уж и Украина, и Украина — это не такая уж и Украина...[/i]
Донецьк — місто чисто російське (чи майже чисто російське), я взяв призначення на роботу в глибинну Україну — на Кіровоградщину, хоч і відчував, що це — моя безсилість, що це — утеча. А втеча — не вихід. Це ганьба...
[i]Донецк – город чисто русский (или почти чисто русский), я взял назначение на работу в глубинную Украину – на Кировоградщину, хотя и чувствовал, что это – моё бессилие, что это – бегство. А бегство – не выход. Это позор...[/i]
Зараз я читаю рідну мову в Горлівці, в російській, звичайно, школі. В Горлівці є кілька (2-3) українських шкіл, яким животіти зовсім недовго. В Донецьку таких немає, здається. Отож, картина дуже сумна.
[i]Сейчас я читаю родной язык в Горловке [Районный центр в Донецкой области], в русской, конечно, в школе. В Горловке есть несколько (2-3) украинских школы, которым прозябать совсем недолго. В Донецке таких нет, кажется. Итак, картина очень грустная.[/i]
У нас немає майбутнього. Коріння нації — тільки в селі, а "хуторянським" народом ми довго не проживем, пам'ятаючи про вплив міста, про армію, про всі інші канали русифікації.
[i]У нас нет будущего. Корни нации – только в селе, а "хуторским" народом мы долго не протянем, помня о влиянии города, об армии, обо всех других каналах русификации.[/i]
На Донбасі (та й чи тільки!) читати українську мову в російській школі — одне недоумство. Треба мати якісь моральні травми, щоб це робити.
[i]На Донбассе (да и только ли!) читать украинский язык в русской школе — одно слабоумие. Нужно иметь какие-нибудь моральные травмы, чтобы это делать.[/i]
Одна усна заява батьків — і діти не будуть вивчати мови народу, який виростив цих батьків. Хіба це не гопашний театр — з горілкою і шароварами? Обов'язково — німецьку, французьку, англійську мови, крім рідної.
[i]Одно устное заявление родителей – и дети не будут изучать язык народа, который вырастил этих родителей. Разве это не гопацкий театр — с горилкой и шароварами? Обязательно — немецкий, французский, английский языки, кроме родного.[/i]
Коли є цей закон, є право, то чого ждати? Чому немає масовості, чому немає максимального запровадження цього закону в життя, чому ми нечесно граємо — проти самих себе?
[i]Если есть этот закон, есть право, то чего ждать? Почему нет массовости, почему нет максимального введения этого закона в жизнь, почему мы нечестно играем против самих себя?[/i]
Ганьба! Я волів би, щоб цей закон пішов у життя, тоді багато хто зміг би переконатись ще дужче, як розквітла наша культура, соціалістична за змістом, національна за формою.
[i]Позор! Я предпочёл бы, чтобы этот закон вошёл в жизнь, тогда многие смогли бы убедиться ещё сильнее, как расцвела наша культура, социалистическая по содержанию, национальная по форме.[/i]
Іноді видає, що діячі нашої культури роблять даремну справу. Вони співають, коли дерево, на якому вони сидять, ритмічно здригається од сокири... Як можна зрозуміти їх спокій? Як можна зрозуміти слабосилі зітхання, кволі піклування про долю хутора Надії, слабенькі нарікання, коли мусить бути [b]гнів, і гнів, і гнів[/b]!?
[i]Иногда создаётся впечатление, что деятели нашей культуры делают бесполезное дело. Они поют, в то время как дерево, на котором они сидят, ритмично вздрагивает от топора… Как можно понять их покой? Как можно уразуметь слабосильные вздохи, хилые заботы о судьбе хутора Надежды, слабенькие сетования, когда должен быть [b]гнев, и гнев, и гнев[/b]!?[/i]
Ми перед роком, який відомий для України прізвищем Валуєва. Вловлюється страшна діалектика. І реакція подібна. Тоді були метелики, каганцювання "основ'ян" чи "громадян", а тепер — тільки спів і гробове мовчання. Міцкевич казав, що Україна — край співців. Чи не діждем ми того, що співці стануть Україною?
[i]Мы перед роком, который известен для Украины под фамилией Валуева [Пётр Александрович Валуев (1814 – 1890) – российский государственный деятель, писатель, публицист, будучи министром внутренних дел (1861 – 1868) выпустил циркуляр от 18 июля 1863 г. о запрете печати на малороссийском (украинском) языке (за исключением произведений изящной литературы)]. Улавливается страшная диалектика. И реакция подобна. Тогда были бабочки, околпачивание "основян" или "громадян", а теперь – только пение и гробовое молчание. Мицкевич говорил, что Украина – край певцов. Не дождёмся ли мы того, что певцы станут Украиной? [Украинофильский литературный ежемесячный журнал «Основа» издавался в Санкт-Петербурге в 1861-62гг., «Громады» – либеральные украинофильские культурно-просветительские организации, действовавшие во второй половине XIX в., Адам Бернард Мицкевич (1798 – 1855) – польский писатель, поэт, переводчик, драматург, публицист, деятель польского национального движения][/i]
Коли хвиля русифікації — це об'єктивний процес і потрібний для майбутнього (історично справедливий), то чом нашим діячам культури і не служити прогресові? Чому б тоді не "перекваліфікуватись", щоб не пхати палиць в колеса того воза, який котиться по трупах таких дон-кіхотів, як козацькі літописці, і Капніст, і братчики, і Тарас, і "громадяни", і Драгоманов, і Франко і т. ін. і т. п.
[i]Если волна русификации — это процесс объективный и необходимый для будущего (исторически справедливый), то почему нашим деятелям культуры и не послужить прогрессу? Почему бы тогда не "переквалифицироваться", чтобы не совать палок в колёса того воза, который катится по трупам таких дон-кихотов, как казацкие летописцы, и Капнист, и братья, и Тарас, и "громадяне", и Драгоманов, и Франко и др. т.п. [Василий Петрович Капни́ст (1701 – 1757, погиб) – миргородский и киевский полковник Войска Запорожского, прославившийся во многих сражениях, его сын, Василий Васильевич Капни́ст (1758 – 1910) – украинский российский поэт, драматург, известный острыми сатирическими произведениями, Кирилло-Мефодиевское братство – тайная политическая антикрепостническая организация, действовавшая в Киеве в 1846-47 гг., Тарас Григорьевич Шевченко (1814 – 1861) – величайший украинский поэт, писатель, художник, этнограф, общественный деятель, оказавший огромное влияние на развитие украинской литературы, Михаил Петрович Драгоманов (1841 – 1895) – украинский учёный и критик, публицист, историк, философ, экономист, общественный деятель, основатель украинского социализма, Иван Яковлевич Франко (1856 – 1916) – украинский писатель, поэт, классик украинской литературы, оказавший огромное влияние на развитие украинской поэзии, учёный-филолог, публицист, революционный деятель (в Австро-Венгрии)][/i]
Як можна далі ждати? Як можна з усім цим миритись? Зовсім не важко знайти факти найгрубішого шовінізму, найбезсоромнішого національного приниження, проти чого достатньо зброї в ленінському національному арсеналі. Чому ж ми такі байдужі, звідки у нас стільки покори перед долею як фатумом?
[i]Как можно дальше ждать? Как можно со всем этим мириться? Совсем не трудно найти факты наигрубейшего шовинизма, наибесстыднейшего национального унижения, против чего достаточно оружия в ленинском национальном арсенале. Почему же мы так равнодушны, откуда у нас столько покорности перед судьбой как фатумом?[/i]
Я вважаю, що доля Донбасу — це майбутня доля України, коли будуть одні солов'їні співи.
[i]Я полагаю, что судьба Донбасса — это будущая судьба Украины, когда останется одно соловьиное пение.[/i]
Як же можна миритись з тим особливим інтернаціоналізмом, який може призвести до згуби цілої духовної одиниці людства? Адже ми не пруси, не полаби, адже нас — за 40 мільйонів.
[i]Как же можно мириться с тем особым интернационализмом, который может привести к гибели целой духовной единицы человечества? Ведь мы же не пруссы, не полабы, нас же — за 40 миллионов.[/i]
В факті такої денаціоналізації народу багато вини традиційної, давньої, багато тут завинили минулі покоління, але це лишень пояснення і пояснення часткове. А пояснення — то ж не вихід, воно нічого не змінює. "Від сорому, який нащадків пізніх палитиме, заснути я не можу", — писав великий наш поет. А ми нині маємо (та й не тільки нині), що українське стає часом синонімом відсталого, неглибокого, примітивного навіть. І тут, я гадаю, є деяка рація. Я чомусь вірю людям, і через це мені важко навіть подумати, що, може, і не всі діячі нашої культури могли б підписатися під словами Расула Гамзатова.
[i]В факте такой денационализации народа много вины традиционной, давней, во многом здесь провинились предыдущие поколения, но это лишь объяснение и объяснение частичное. А объяснение — это не выход, оно ничего не меняет. "От стыда, который потомков позднейших будет жечь, заснуть я не могу"( Иван Франко, прим. – В.С.), – писал великий наш поэт. А ныне мы имеем (да и не только ныне), что украинское становится порой синонимом отсталого, неглубокого, примитивного даже. И здесь, я думаю, есть некоторое понимание. Я почему-то верю людям, и потому мне трудно даже подумать, что, возможно, и не все деятели нашей культуры могли бы подписаться под словами Расула Гамзатова.[/i]
Я не можу повірити, що серед них може існувати думка, що на їх вік стане, а по тому — то хоч потоп.
[i]Я не могу поверить, что среди них может существовать мнение, что на их век станет, а там — хоть потоп.[/i]
Я знаю, що заради щастя рідного народу я міг би всім пожертвувати, я знаю, що тут я вихований рідним духовним хлібом — "Жагою" Рильського, Вашим віршем "Батьківщино моя", тож скажіть, поете, що робити.
[i]Я знаю, что ради счастья родного народа я мог бы пожертвовать всем, я знаю, что здесь я – воспитанный родным духовным хлебом: «Жаждой» Рыльского [Максим Фадеевич Рыльский (1895 – 1964) – советский украинский поэт, переводчик, публицист, литературовед, общественный и политический деятель], Вашим стихотворением «Родина моя», так скажите, поэт, что делать?[/i]
Прошу — зрозумійте мене як слід. Я хочу тільки добра, чесного добра, а асиміляторство — хіба це чесна штука? Зрозумійте мене в моєму горі, бо я чую прокляття віків, чую, бездіяльний, свій гріх перед землею, перед народом, перед історією. Перед людьми, що своєю кров'ю кропили нашу землю. Довгий мартиролог борців за національну справедливість лишає нам історія, а ми навіть на гнів праведний не можемо здобутись.
[i]Прошу – поймите меня правильно. Я хочу только добра, честного добра, а ассимиляторство – разве это честная штука? Услышьте меня в моём горе, ибо я слышу проклятие веков, чувствую, бездействуя, свой грех перед землёй, перед народом, перед историей. Перед людьми, что своей кровью окропили нашу землю. Длинный мартиролог борцов за национальную справедливость оставляет нам история, а мы не можем решиться даже на праведный гнев.[/i]
Скільки їх загинуло в 30-і роки, а ми, їх нащадки, ллємо пізні сльози співчуття і уже марно обурюємось. І сидимо, склавши руки. Чи не нагадуємо ми, їх нащадки, патріотичного Івана-молодця з сатири В. Самійленка? Я читав вірш Д. Павличка "Ти зрікся мови рідної". Це ж тужіння Метлинського! Це ж тільки плач і нічого більше.
[i]Сколько их погибло в 30-е годы, а мы, их потомки, льём запоздалые слёзы сострадания и впустую возмущаемся. И сидим, сложа руки. Не напоминаем ли мы, их потомки, патриотического Ивана-молодца из сатиры В. Самийленко? Я читал стихотворение Д. Павлычко «Ты отрекся языка родного». Это же депрессия Метлинского! [Владимир Иванович Самийленко (1864 – 1925) – украинский поэт, драматург и переводчик, Дмитрий Васильевич Павлычко (1926 – 2023) – советский и украинский поэт, переводчик, литературный критик, общественно-политический деятель, дипломат, Амвросий Лукьянович Метлинский (1814 – 1870, самоубийство) – украинский поэт и этнограф] Это же только плач и ничего больше.[/i]
Даремно сумувати в горі, здаються божевільними радіння, коли над головою навис меч. В історії, кажуть, є сили об'єктивно-суб'єктивного порядку. Краще б ми вірили тільки в суб'єктивні сили, навіть в волюнтаризм. Тоді б хоч робота заглушила наш стид, нашу ганьбу вікову.
[i]Бесполезно грустить в горе, безумными кажутся радости, когда над головой навис меч. Говорят, в истории, действуют силы объективно-субъективного порядка. Лучше бы мы верили только в субъективные силы, даже в волюнтаризм. Тогда бы хоть работа заглушила наш стыд, наш вековой позор.[/i]
Я чув таку думку, що десять-двадцять Довженків могли б багато чого зробити. Але звідки ж бути цим Довженкам зараз, в цьому спокійному болоті, яким видає мені часом духовна Україна? Адже він знявся на повені 20-х років, на масовості соціальних і національних змагань широкого загалу, а тепер повені ж нема... Ріка, сказати б, висихає. Індія звільнилася на гандизмові, який став масовим. Це диво — для нас. А наш Сковорода — теж трохи "гандист", а наш Сковорода відбив геніально душу нації, зрефлексованої мораллю, фанатичною вірою і прагненням абсолютної загальнолюдської справедливості, кришталевої Правди. Я не вірю чомусь, що український варіант гандизму, як духовної сутності, міг би стати серйозним суперником тій національній несправедливості, результати якої стають перед нас смертним вироком.
[i]Я слышал такое мнение, что десять-двадцать Довженко [Александр Петрович Довженко (1894 – 1956) – выдающийся украинский советский кинорежиссёр, писатель, классик украинской литературы, кинодраматург, основоположник украинского советского киноискусства] могли бы многое сделать. Но откуда же взяться тем Довженко сейчас, в этом спокойном болоте, которым отдаёт мне порой духовная Украина? Ведь он поднялся на половодье 20-х годов, на массовости социальных и национальных выступлений широкой общественности, а теперь половодья нет... Река, можно сказать, высыхает. Индия освободилась на гандизме [Мохандáс Карамчáнд (Махатма) Ганди (1869 – 1948, убит) – индийский адвокат, крупнейший общественный и политический деятель, главный идеолог движения за независимость Индии. Исповедовал философию ненасильственного сопротивления], который стал массовым. Для нас это чудо. А наш Сковорода [Григорий Саввич Сковорода (1722 – 1794) – украинский российский странствующий философ, поэт и педагог, считающийся родоначальником национальной религиозной философии] – тоже немного "гандист", наш Сковорода гениально отразил душу нации, зарефлексованной моралью, фанатичной верой и стремлением к абсолютной общечеловеческой справедливости, кристальной Правде. Я не верю почему-то, что украинский вариант гандизма как духовной сущности мог бы стать серьёзным соперником той национальной несправедливости, результаты которой становятся нашим смертным приговором.[/i]
Я не боюсь, що мене деякі судді можуть звинуватити в націоналізмі — уже хоча б тому, що совість мене може гризти тільки за те, що ніколи, мабуть, по силі не дорівняю шовінізмові отих суддів.
[i]Я не боюсь, что некие судьи могут обвинить меня в национализме — уже хотя бы потому, что совесть меня может грызть только за то, что, пожалуй, никогда не сравняюсь по силе с шовинизмом тех судей.[/i]
Я дуже не хотів би, щоб такі ось адресати могли Вам зашкодити. Я потерпаю за це, але невідомість гнітить мене. Зрозумійте мене, будь ласка. Написав я Вам листа тільки тоді, коли вирішив, коли зрозумів — не можу не написати — до культурного діяча. Не гнівіться, що Вам адресую свій перший зойк.
[i]Я бы очень не хотел, чтоб такие вот адресаты могли Вам повредить. Я боюсь за это, но неизвестность гнетёт меня. Поймите меня, пожалуйста. Я написал Вам письмо только тогда, когда решил, когда понял – не могу не написать – культурному деятелю. Не сердитесь, что Вам адресую свой первый крик.[/i]
Вибачайте, Андрію Самійловичу, що свій біль я вирішив виплескати на папір. Коли є змога — дайте, прошу, хоч яку-небудь відповідь. І знову — Павличко:
[i]Извините, Андрей Самойлович, что свою боль я решил выплеснуть на бумагу. Если есть возможность, прошу, дайте, хоть какой-нибудь ответ. И снова – Павлычко:[/i]
Не бійсь нічого, доки я з тобою, [i]Не бойся ничего, пока я с тобою,[/i]
Іди і правду людям говори! [i]Иди и правду людям говори![/i]
Не жди ніколи слушної пори [i]Не жди никогда благоприятной поры[/i]
Твоє мовчання може стать ганьбою! [i]Твоё молчание может стать позором![/i]
[i]Варианты рифмованного перевода:
Пока я рядом, не впадай в отчаянье,
Скажи народу правду без прикрас.
И ждать не смей благоприятный час –
Позором может стать твоё молчание!
***
Пока мы вместе – не страшна беда,
Иди и правду говори народу!
Не жди благоприятную "погоду".
Твоим позором станет немота![/i]
Це — до пояснення мого листа. Хотів би мати ці рядки своїм credo.
[i]Это – для объяснения моего письма. Хотелось бы иметь эти строки своим credo.[/i]
Бажаючий Вам здоров'я і успіхів
[i]Желаю Вам здоровья и успехов.[/i]
з привітом
[i]С приветом,[/i]
Василь СТУС.
[i]Василий Стус[/i]
12.ХІІ.62 р.
[i]12.ХІІ.62 г.[/i]
Р. S. Ви колись дали мені путівку в літературу. Я досі боюсь "підвести" Вас. Два роки не друкувався ніде. Заперечувала і "Літературна Україна", і "Дніпро", і "Жовтень", і "Прапор". Сього року проріс колоском серед літературних сходів у альманасі "Донбасс". Дещо друкує обласна газета.
[i]Р. S. Когда-то Вы дали мне путёвку в литературу. Я до сих пор боюсь "подвести" Вас. Два года не печатался нигде. Отказали и «Литературная Украина», и «Днепр», и «Октябрь», и «Знамя». В этом году пророс колоском среди литературных всходов в альманахе «Донбасс». Кое-что печатает областная газета.[/i]
Я дуже не хотів би підвести Вас, дорогий поете.
[i]Я очень не хотел бы подвести Вас, дорогой поэт.[/i]
[i][b]Приложение[/b][/i]
[i]Полный текст сонета Д. В. Павлычко[/i]
Не бійсь нічого, доки я з тобою, [i]Не бойся ничего, пока я с тобою,[/i]
Іди і правду людям говори! [i]Иди и правду людям говори![/i]
Не жди ніколи слушної пори — [i]Не жди никогда благоприятной поры –[/i]
Твоя мовчанка може стать ганьбою! [i]Твоя молчанка может стать позором![/i]
Усе, що я тобі даю, бери [i]Всё, что я тебе даю, бери[/i]
І певен будь — твій дух не вб'ють злобою, [i]И уверен будь – твой дух не убьют
злобой,[/i]
Мене ніхто не пом'янув клятьбою, [i]Меня никто не помянул проклятьем,[/i]
Хоч я водила в тюрми й на костри. [i]Хотя я водила в тюрьмы и на костры.[/i]
Лиш забували боягузи кволі, [i]Лишь забывали трусы хилые,[/i]
Що в сто раз гірший від вогню мій гнів, [i]Что в сто раз хуже огня мой гнев,[/i]
Що мій проклін — страшніший від неволі. [i]Что моё проклятие — страшнее неволи.[/i]
Я — мати всіх, що згибли за свободу, [i]Я — мать всех, кто погибли за свободу,[/i]
Я маю тисячі живих синів, [i]У меня тысячи живых сыновей,[/i]
Я єсть Любов до рідного народу. [i]Я есть Любовь к родному народу.[/i]
[i]Варианты рифмованных переводов:
Не бойся ничего, ведь я с тобою,
Скажи всю правду людям, без игры,
И подходящей ждать не смей поры –
Позор приходит вслед за немотою.
Бери для дела все мои дары
И верь – твой дух не сломят силой злою.
Меня никто не помянул хулою,
Хоть в тюрьмы я вела и на костры.
Лишь трусы слабые забыть готовы,
Что гнев мой в сотню раз страшней огня,
Моё проклятье – хуже, чем оковы.
Я — мать всех, кто погибли за свободу,
Живых сынов сто тысяч у меня.
Я есть Любовь к родимому народу.
***
Бесстрашен будь, покуда я с тобою
Народу правду всю, без мишуры
Скажи, не дожидаясь той поры,
Когда молчанье станет срамотою.
Используй честно все мои дары
Поверь, твой дух не задушить петлёю.
Не поминают всё ж меня хулою,
Хоть в тюрьмы я веду и на костры.
Забыли трусы, испугавшись боли,
Что жжёт в сто крат сильней огня мой гнев,
Моё проклятье – пострашней неволи.
Я – мать всех, жизнь отдавших за свободу.
И тысячи сынов живут во мне.
Я есть Любовь бессмертная к народу.
Перевод Александра Ратнера [Александр Григорьевич Ратнер (р. 1947) – советский и украинский изобретатель, поэт и переводчик]:
Не бойся ничего, пока с тобой я вместе,
Чтоб правду рассказать, иди во все дворы.
Благоприятной никогда не жди поры –
Твоё молчанье может вылиться в бесчестье!
Ты все, до одного, возьми мои дары,
Уверен будь – твой дух сильнее злобной мести,
Меня не проклинал никто, скажу без лести,
Хоть в тюрьмы я вела, а также на костры.
Лишь забывали только трусы на престоле,
Что яростный мой гнев стократ огня страшней,
И что проклятие моё страшней неволи.
Я – мать, я – плоть и кровь погибших за свободу,
Я тысячи живых имею сыновей,
Я есть бессмертная твоя Любовь к народу.
[/i]
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=1030261
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 08.01.2025
автор: Радiус24