Не потому ли, Бог, я так ее люблю...

Не  потому  ли,  Бог,  я  так  ее  люблю,  
Не  потому  ли  я  себя  превозмогаю,  
Что  оперенье  крыл  меж  мыслей  я  таю,  
И  опереньем  тем  себе  я  помогаю?  

Мы  были  порознь,  были  мы  далеки,  
Мы  жили  врозь  но,  я  желать  посмел
Прекраснейшее  из  творений  Бога,  
В  тринадцать  лет,  не  будучи  так  смел,  

Как  в  вечер  тот,  когда  увидел  я  
Ее,  к  которой  так  душа  тянулась,  
И  враз  рука  с  рукой  соприкоснулась.
(О,  Бог,  прости,  я  так  желал  ея…)

И  с  лишком  год  мы  верили  в  слова,  
Звучавшие,  как  монолог,  шагами.  
И  у  нее  кружилась  голова,  
И  были  мы  словесными  врагами,  

И  километры  слов  за  с  лишком  год  прошли,  
Пока  смогли  мы  взяться  с  нею  вновь  за  руки,  
И  не  было  в  том  ни  малейшей  муки,  
Которая    могла  б  любовью  опошлить

Союз  меж  ангелом  и  сотвореньем  Бога.  
Я  не  готов  бы  был  судить  себя  так  строго,  
Коль  не  готов  бы  был  ее  вернуть  я  вновь,  
И  возродить  в  душе  ее  остывшую  любовь…  

Она  не  помнит  уж  наверное  тех  слез,  
Когда,  ее  разоблачая,  я  остановился…
Не  помню  я,  кому  тогда  молился,  
Чтоб  охладеть,  не  разрушая  чистых  грез,  

И  больше  к  томному  не  прикасаясь  телу,  
Я  снова  платья  на  нее  надел,  
И  через  миг  (уж  видно,  наш  удел)  
Друг  друга  мы  вели  ко  грешному  пределу…

И  вновь  слова  тянулись  день  за  днем,  
Намеки,  смех,  и  тайные  желанья  
Пылали  пламенем,  и  тайны  мирозданья  
Для  нас  обугливались  утренним  огнем.  

…Ее  сосцы  пылали  на  устах,  
Ей  стан  трепещущие  руки  обвивали….
Запечатлел  все  это  я  на  тех  листах,  
Которые  года  на  дне  души  скрывали

Воспламеняющиеся  и  грешные  скрижали…
И  мы  вдали  от  ангелов  бессильные  лежали,  
И  я  глядел  в  ее  раскрашенные  страстию  глаза.  
Но  миг  настал:  скатилась  первая  ланитою  слеза.  

Она  за  дверь  –  я  вслед  за  ней  помчался,  
И  я  настиг  ее,  а  очи  (что  за  взгляд!)  
Мне  лишь  о  жертвенности  грешной  говорят,  
И  я  безмолвием  и  страстью  облачался.  

И  я  решил:  ни  ласк  и  ни  лобзаний
Не  будет  пред  людьми,  чтоб  не  гневить  устой,  
Рожденный  Алексеем  в  Утре  «наказаний»(1)
И  мною  завладел  на  время  «Домострой».  

Но  месяц  сплыл,  и  строгая  сутана
Упала  в  шахте  лифта,  и  лобзаний  свет
Вновь  воссиял,  сжигая  неустанно  
Ночные  сумерки  и  огненный  рассвет.  

…И  вновь  сосцы  пылали  меж  перстов,  
И  снова  мы  в  бессилье  ниспадали.  
Мы  новый  раз  слиянья  ожидали,  
Воспламеняяся  от  безневинных  слов.  

Разлука.  Сколько  страха  в  этом  слове!  
Разлука  первая,  и  тем  она  страшней,  
Что  у  нее  был  лишь  каприз  в  остове  
Без  ужасающих  и  пагубных  клешней.  

Так  остывает  океан  в  преддверье  ночи,  
Когда  отлив  осушивает  тихий  брег,  
Как  остывал  я,  гордый,  не  имея  мочи
На  тропке  одиночества  умерить  бег.  

Но  встречу  демон  счастья  нам  назначил
Под  сенью  древ,  в  лобзании  хмельном.  
И  с  воскресеньем  чувств  все  сделалось  иначе,  
И  вновь  окуталися  ласки  тихим  льном…  

И  на  руках  ее  через  пески  и  камни  
Я  нес,  как  дар  небес…  Я  словно  нес  Грааль!  
Я  с  ношей  этой  был  Юпитера  избранник,
Несущийся  за  фавном  –  на  очах  вуаль…

И  оступился  я,  и,  о!  пролил  я  кубок,  
В  мгновенье  вытекла  она  из  рук  моих.  
Сорвался  звук  с  ее  невинных  губок,  
Остановившися  меж  нас  двоих.  

Каблук  надломлен,  но  надежды  целы!  
И  босоногой  нимфой  на  берег  она  прошла.  
Ей  были  в  радость  все  хмельные  сцены,  
И,  поселяющаяся,  печаль  с  очей  сошла.  

И  счастьем  были  мы  объяты  с  нею  долго,
И  неразлучны,  и  невинны,  и  грешны…
Сколь  не  воспитывай  степеннейшего  ж  волка,  
Ему  и  в  конуре  подчас  собратия  слышны.  

И  вышло  так,  что  час  разлуки  был  уж  близок.  
Разлуки  временной.  Но,  сердце  так  рвалось,  
Что  каждый  мне  казался  отзвук  низок,  
И  все  насмешкой  долго  у  меня  звалось:  

Мы  встретилися  утром  с  ней  в  палате,  
Куда  меня  израненным  и  без  надежд  свезли.  
Она  пришла  в  слезах  и  без  халата,  
И  черви  слез  мне  в  сердце  заползли.  

Я  без  сомненья  был  и  слаб,  и  странен,  
И,  хоть  мой  дух  надломленный  был  ранен,  
Я  нежность  всю  прочувствовал  ее,  
И,  как  за  веточку,  схватился  за  нее.  

Прошли  часы,  я  снова  был  в  сознанье,  
Меня  друзья  решили  навестить.  
Пришли  они.  Она  ж,  как  на  закланье,  
Поодаль  стала,  чтоб  меня  простить.  

Она  наверняка  не  помнит  взгляд  свой  кроткий,  
Когда  вручала  мне  подарок  дорогой:  
Роман,  что  как  рассказ  я  чтил  короткий,  
Хоть  фолиант  то  был  огромный  и  тугой.  

И  уж  тем  более  она  не  вспомнит  рядом
Стоящую  на  похоронах  тень.  
В  тот  день  я  грусти  отравлялся  ядом,  
Иной  все  вспоминая  светлый  день.  

Соединяясь  в  цепи,  дни  менялись  днями,  
Сменялись  ночи,  чтоб,  разъединяя  нас,  
Друг  другу  извещали  в  окнах  мы  огнями,  
Что  наступил  уж  для  беседы  час…  

И  после  этого  мы  дважды  расставались:  
Как  в  жертву  матерям  враждующих  семей…
И  навсегда.  Мы  разошлись,  минуя  тень  скамей,  
И  порознь  вечность  с  ней  мы  оставались.  

Но  Бог  был  милостив  ко  мне,  ил  к  новой  муке
Меня  готовил  он,  уж  и  не  знаю  я.  
Да  только  вслед  за  временем  разлуки
Настало  время  сладостного  бытия.  

Хмельные  вечера,  и  ласки,  как  похмелье
Она  приняла,  не  щадя  своей  души.  
И  с  каждым  кубком  я  все  глубже  в  подземелье
Катился,  нем,  в  неведомой  глуши.  

Ее  глаза  наполнились  надеждой…
О,  нет!  Светилась  то  усталая  слеза…  
Она  боялась,  что  уж  никогда,  как  прежде
Не  сблизит  ночью  нас  под  зонтиком  гроза.

И  я  ушел.  То  был  февраль  холодный,  
И  белокурая  искрилася  зима  вокруг.  
Я  цепь  объятий  разорвал,  и  стал  свободный  –  
Несостоявшийся  покинувший  супруг.  

Прошел  не  год,  лишь  три  сезона  кряду    
Прошли,  –  и  враз  застыло  все  кругом  во  льду,  
Но  сердце  в  судорогах  жмется  вновь  от  яду,  
И  я  тянусь  к  тебе,  уже  по  грудь  в  аду,  

Погряз,  и  лишь  в  тебе  ищу  спасенье,  
И  пред  очами  только  образ  твой  осенний.
За  полу  платья  твоего  я  ухватился,  
И  за  тобой  твоим  путем  поволочился.  

Страдало  сердце,  но  любовь  хранило.  
Теперь  оно  –  безжизненно,  слабо.  
Мне  горло  жмет  притворное  жабо,  
Что  в  сердце  все  слова  похоронило.  

В  моем  лишь  сне  мы  снова,  за  руки  держась,  
Идем  во  храм,  который  чувства  строят…  
И  в  Мариинском  парке,  под  ноги  ложась,  
Осенние  листочки  призраками  ноют.  

Скрипят  под  ветром  окна.  Ты  молчишь.  
Вдруг  не  слышны  мне  стали  возгласы  надежды.    
Теперь  зима  холодная.  Поодаль  ты  стоишь,  
Я  жду  твой  взгляд  сквозь  сомкнутые  вежды.  

1  -  Третий  том  романа  «Хождение  по  мукам»  
А.Толстого  «Хмурое  утро»

 
5  января  2006  года

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=13987
Рубрика: Стихи, которые не вошли в рубрику
дата надходження 28.04.2006
автор: Demetrios