Сильвия Плат, "Золушка"
Принц наклонился к девушке румяной,
что косит взгляд за веером, пока
замедлен танец; но скользнули рьяно
смычки по скрипкам, завертев с носка
стеклянный зал, где с серебром вина
дворцовый бал блистает и лоснится:
сирень и розы; блеск свечей, что сна
в бокалах отражённая зеница.
и рой блестящих пар томит луна,
и пир горой, давно начавшись, длится,
пока (вот полночь...) странная, она,
бледна и виновата, жмётся к принцу:
в коктейле музыки и голосов
ей слышен едкий перестук часов.
перевод с английского Терджимана Кырымлы
Cinderella
The prince leans to the girl in scarlet heels,
Her green eyes slant, hair flaring in a fan
Of silver as the rondo slows; now reels
Begin on tilted violins to span
The whole revolving tall glass palace hall
Where guests slide gliding into light like wine;
Rose candles flicker on the lilac wall
Reflecting in a million flagons' shine,
And glided couples all in whirling trance
Follow holiday revel begun long since,
Until near twelve the strange girl all at once
Guilt-stricken halts, pales, clings to the prince
As amid the hectic music and cocktail talk
She hears the caustic ticking of the clock.
Sylvia Plath
Сильвия Плат, "Соблазнённая"
Плакучи мысли-ивы, плач
мой словно уксус, да
горчит, и жёлт: "Слезы не прячь,
горит твоя звезда".
Сей вечер едкий бриз, любовь,
судачит допоздна;
моя вуаль— орщины, кровь
кисла—лимон-луна.
Пока, что слива зелена,
терпка, на хилый ствол,
кладётся сердце это: "на,
незрелое, изволь".
перевод с английского Терджимана Кырымлы
Jilted
My thoughts are crabbed and sallow,
My tears like vinegar,
Or the bitter blinking yellow
Of an acetic star.
Tonight the caustic wind, love,
Gossips late and soon,
And I wear the wry-faced pucker of
The sour lemon moon.
While like an early summer plum,
Puny, green, and tart,
Droops upon its wizened stem
My lean, unripened heart.
Sylvia Plath
Сильвия Плат, "Рой"
Кто-то здесь стреляет; в городке
унылое бах-бах на воскресной улице.
Ревность отворяет кровь,
она делает чёрные розы.
В кого стреляют?
Это по тебе ножи торчат
в Ватерлоо, Ватерлоо; Наполеон,
горб Эльбы на твоей спинке,
А снег кладёт блестящие столовые приборы
масса за массой, повторяя "ш-ш!"
Ш-ш! Они тебе шахматный народ,
тихие фигуры из слоновой кости.
Слякоть выгибает шеи; шагают
камни для французских подошв;
золотые розы, купола России тают
в горне жадности. Облака, облака.
Рой шаром, он дезертирует вверх
на семнадцать футов, в чёрную пинию.
Его надо расстрелять вниз, бам-пам.
Глухой, он думает, пули—это гром.
Оно мнит себя гласом Божьим,,
прощая клюву, когтю, оскалу собаки;
жёлтая пасть, бойцовская,
щерится над слоновой костью,
как хвать, хвать, подобно каждому.
Пчёлы далеко. Семьдесят футов!
Россия, Польша и Германия!
Магкие холмы; та же алая краска;
поля сжались в пенни;
катятся в реку; переправа позади.
Пчёлы спорят, весь чёрный шар,
летучий ёж-изгородь, одни иглы.
Серорукий муж стоит над сотой
их мечты; улей-вокзал,
где составы верные токоприёмникам,
прибывают и уходят, и нет стране края.
Бах! Бах! Они падают
почленно, на листву плюща,
столько фуражиров, всадников, Великая Армия!
Красные лохмотья, Наполеон!
Последняя кокарда победы.
Рой вбит в хохол соломенной шляпы.
Эльба, Эльба, волдырь на море!
Белые бюсты маршалов, адмиралов, генералов
червятся в храмовые ниши.
Это так поучительно!
Немые, бинтованные тела
вразвалку по сцене, обитой тканью Матери-Франции
в новый мавзолей
дворец слоновой кости, развилка пинии.
Серорукий муж улыбается—
улыбка человека дела, в высшей степени.
Это вовсе не руки,
это приёмные ковши.
Бах! Бах! "Они могли меня убить".
Жала большие, как канцелярские кнопки!
Видно, пчёлам свойственна честь,
чёрный неподатливый ум.
Наполеон доволен, он доволен всем.
О Европа! Мёду масса!
перевод с английского Терджимана Кырымлы
The Swarm
Somebody is shooting at something in our town
A dull pom, pom in the Sunday street.
Jealousy can open the blood,
It can make black roses.
Who are the shooting at?
It is you the knives are out for
At Waterloo, Waterloo, Napoleon,
The hump of Elba on your short back,
And the snow, marshaling its brilliant cutlery
Mass after mass, saying Shh!
Shh! These are chess people you play with,
Still figures of ivory.
The mud squirms with throats,
Stepping stones for French bootsoles.
The gilt and pink domes of Russia melt and float off
In the furnace of greed. Clouds, clouds.
So the swarm balls and deserts
Seventy feet up, in a black pine tree.
It must be shot down. Pom! Pom!
So dumb it thinks bullets are thunder.
It thinks they are the voice of God
Condoning the beak, the claw, the grin of the dog
Yellow-haunched, a pack-dog,
Grinning over its bone of ivory
Like the pack, the pack, like everybody.
The bees have got so far. Seventy feet high!
Russia, Poland and Germany!
The mild hills, the same old magenta
Fields shrunk to a penny
Spun into a river, the river crossed.
The bees argue, in their black ball,
A flying hedgehog, all prickles.
The man with gray hands stands under the honeycomb
Of their dream, the hived station
Where trains, faithful to their steel arcs,
Leave and arrive, and there is no end to the country.
Pom! Pom! They fall
Dismembered, to a tod of ivy.
So much for the charioteers, the outriders, the Grand Army!
A red tatter, Napoleon!
The last badge of victory.
The swarm is knocked into a cocked straw hat.
Elba, Elba, bleb on the sea!
The white busts of marshals, admirals, generals
Worming themselves into niches.
How instructive this is!
The dumb, banded bodies
Walking the plank draped with Mother France's upholstery
Into a new mausoleum,
An ivory palace, a crotch pine.
The man with gray hands smiles—
The smile of a man of business, intensely practical.
They are not hands at all
But asbestos receptacles.
Pom! Pom! "They would have killed me."
Stings big as drawing pins!
It seems bees have a notion of honor,
A black intractable mind.
Napoleon is pleased, he is pleased with everything.
O Europe! O ton of honey!
Sylvia Plath
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=265732
Рубрика: Поэтические переводы
дата надходження 18.06.2011
автор: Терджиман Кырымлы