Меня не обманешь. Гл. 1

…Витольд  открыл  глаза  и  обреченно  вздохнул.  Сверху  вниз,  одиноко  примостившись  на  глади  французского  потолка  в  полуночных  сумерках,  глядел  на  него  с  неоновым  прищуром  позолоченный  глаз  лампочки  итальянского  производства.  Шли  вот  уже  третьи  сутки  как  ему,  Витольду,  не  спалось.  И  даже  ламбрекены  двуспальной  кровати  викторианской  эпохи  из  красного  дерева  и  перина  с  лебяжьим  пухом  за  4  тысячи  евро  не  могли  помочь  ему  с  этой  бедой.  
         Ливондовски  повернулся  на  бок.  Рядом  с  ним,  на  второй  половине  кровати,  возлегала,  завернутая  в  белые  атласные  простыни,  груда  жира  –  его  любимая,  ненаглядная,  законная  супруга.  Она  спала  на  боку,  повернув  к  нему  вспотевшее  лицо  так  близко,  что  он  мог  изучать  правила  дорожного  движения  по  многочисленным  магистралям  из  красных  капилляров  и  морщин,  изрезавших  ее  желтые  обвисшие  щеки.  Грудь  то  и  дело  вздымалась  и  опускалась  с  легким  свистом  назад,  точно  проткнутый  иголкой  воздушный  шарик,  жиденькие  серые  волосы  разметались  во  сне  по  подушке,  а  из  приоткрытого  рта  тянулась  тоненькая  струйка  слюны.  
           Но  хуже  всего  было  это  громогласное  «Хррр»,  раздававшееся  взрывом  гранаты  в  тихой  комнате,  и  нервным  тиком  в  висках  Витольда.  Он  перепробовал  все:  успокоительные  капли,  снотворное,  резиновые  затычки  для  ушей,  считать  овец,  павианов  и  зеленых  человечков,  теплое  молоко  с  медом,  прогулки  перед  сном,  безмозглые  до  тошноты  женские  романы,  травяной  чай  и  расслабляющую  вечернюю  гимнастику  –  все,  о  чем  пишут  очкастые  умники  с  профессорской  степенью  в  своих  книженциях.  Он  даже  клеил  ей  рот  лейкопластырем.  А  однажды,  совсем  отчаявшись,  купил  в  аптеке  штукенцию  за  200  баксов  –  «уникальный  аппарат,  который  вернет  вам  тихий  сон,  а  вашим  близким  –  покой»,  как  заверяла  реклама.            
         Но  все  тщетно.  Изредка  забываясь  от  переутомления,  Витольд  отчаянно  бросался  в  кромешную  тьму  --  на  самое  дно  шахты,  где,  шахтеры,  грохоча  нагруженными  тележками,  увозили  добытый  металл  по  заржавевшим  рельсам;  в  страдающее  от  изжоги  жерло  вулкана,  которое  мстило  за  расстройство  желудка  всему  живому  раскаленной  до  бела  отрыжкой  смертоносной  лавы;  в  засыпанный  землей  и  чужими  телами  солдатский  окоп,  над  которым  пролетали  артиллерийские  снаряды  и  пулеметные  очереди,  корчась  в  предсмертной  агонии.  Просыпался  Витольд  обычно  в  холодном  поту  от  звука,  залезавшего  в  его  барабанную  перепонку  назойливой  мухой,  --  до  неприличия  возмутительно  громкого,  невыносимого,  ядернохиросимного,  неэстетичного,  брутального,  приводящего  в  бешенство,  безбожного,  оглушительного,  как  рок-концерт  звука,  эхо  которого  отдавало  децибелом  в  каждом  атоме  каждой  клеточки  его  измученного  организма.  И  ворочался  без  сна  до  самого  рассвета.  А  на  утро,  позавтракав  двойной  чашечкой  кофе  и  горстью  амфитаминов,  часами  сидел,  вперившись  в  плазменный  экран  бессмысленным  взглядом.      
         Вот  и  теперь,  третьи  сутки  кряду,  он  разглядывал  безукоризненный  французский  потолок.  И  думал  о  мести.    
         Внезапно  Витольд  сел  и  взял  в  руки  подушку.  Моника,  его  грузная  супруга,  по-прежнему  безмятежно  спала  и  видела  во  сне  очередной  шоколадный  пудинг,  обильно  политый  сахарной  глазурью.  Губы-наносы  жадно  впивались  в  воздух,  толстые  щеки  раздувались,  шумно  проглатывая  миллионы  живительных  кубов  кислорода,  словно  нувориш  акции  компаньона,  потерпевшего  фиаско,  и  выплевывали  обратно  уже  знакомое  «Хррр»  вперемешку  с  затхлым  смрадом  углекислого  газа.  
         ...Бах!..
         "Ахм?.."  –  Моника  вопросительно-непронимающе  выпучила  глаза,  все  еще  находясь  во  власти  сладкого  наркотика  Морфея.  По  комнате  кружились  в  сепаратистическом  танго  лебяжьи  перья,  всего  минуту  назад  являвшиеся  подушкой,  и  анархично  падали  в  темные  глубины  Моникиного  открытого  рта,  который  она  по  инерции  забыла  закрыть.  
         Витольд  не  собирался  терять  этот  шанс.  Свой  последний  шанс.  Он  быстро  скрутил  простыню  "трубочкой"  и  с  силой  начал  запихивать  ее  в  глотку  своей  супруге.  Остановился  он  лишь,  когда  простыни  осталось  чуть  больше  половины,  а  боль  в  руках  стала  совсем  невыносимой  –  ладони  покрылись  волдырями  и  кровоточили.  Рядом  хрипела  посиневшая  Моника:  вены  на  ее  шее  вздулись,  глаза  с  черными  синяками  выкатились  из  орбит,  как  луна  в  дни  шабаша.
         "Хы...Хыр!..Ррр!"  –  она  не  сдавалась,  и  даже  в  шаге  от  вечности  силилась  что-то  сказать.  Как  полагал  Витольд,  что-то  не  очень  хорошее.  Теперь  Моника  окончательно  проснулась:  стеклянный  взгляд  сменился  ужасом,  руки  в  отчаянии  хватали  воздух,  словно  там  вот-вот  должна  была  появиться  всемогущая  волшебная  палочка  доброй  крестной-феи.
         "Получай,  гадина!"  –  с  усмешкой  произнес  Витольд  и  вцепился  ей  в  горло.  Спустя  минуту  с  ней  было  покончено.
         Он  еще  немного  посидел  в  темноте,  наслаждаясь  такой  непривычной  для  его  ушей  тишиной,  а  затем,  счастливо  рассмеявшись,  уснул.  Глубоким  спокойным  сном  –  впервые  за  последние  два  месяца  супружества.  
         …Витольд  вздрогнул  и  потряс  головой:  подушка  все  еще  была  в  его  руках.  Затем  придавил  указательными  пальцами  растущую  в  висках  злость.  «Будьте  вы  прокляты!..»  –  с  ненавистью  прошипел  он  в  сторону,  откуда  доносился  храп.  –    И  ты,  и  этот  чертов  Рикко!»

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=268027
Рубрика: Лирика
дата надходження 01.07.2011
автор: Мірра Луніч