Сцена пятая
Томление
Они не виделись пять дней после отъезда Джона. Так как Альфред являлся одним из акционеров предприятия и компаньоном мистера Олдивайна, он также был заинтересован в выгоде этой командировки. Они постоянно переговаривались с помощью мобильной связи, поддерживая взаимный контроль на расстоянии. Иногда, поздними вечерами, когда Джон возвращался в гостиницу, Альфред усаживался в своём любимом кресле, доставал свой любимый виски и набирал его номер, чтобы просто поговорить, как старые друзья. Проходя мимо комнаты, Элена заглядывала в приоткрытую дверь и была довольна хорошим настроением мужа. Она никогда не мешала их длинным беседам. Сама она продолжала работать по-прежнему. Камила полностью взяла на себя уход за садом, намереваясь превратить его в райский уголок. А по вечерам сидела в своей комнате и думала о жизни, в то время как Элена допивала остывший чай на работе и продолжала перебирать стопки документов. В минуты отдыха она также размышляла о своей жизни, но никогда не доводила мысли до логического конца, засыпая прямо за столом. За все эти дни ни одна из них не решалась поговорить с другой, несмотря на то, что их разделяет двадцать лет разлуки.
И вот в одну из таких ночей Камила не могла уснуть. Она сидела на балконе и читала свою любимую книгу, сборник стихотворений Роберта Бёрнса, подаренный Джоном на Рождество. Её глубоко затронуло одно стихотворение, которое она много раз перечитывала.
Моя любовь давно минувших лет,
Твой милый голос в сердце не умолк.
Прими же дружбы искренний привет.
Да, дружбы, - лишь её нам разрешает долг.
Когда получишь этот скромный дар,
Вздохни разок, подумав обо мне –
О том, кого томит в краю полдневный жар
Иль океан таит в холодной глубине.
( Р. Бёрнс)
Эта жаркая ночь была бы не выносима, если бы не прохладный ветер, обдувающий её лицо и обнажённые плечи. Было темно и тихо.
Серебристой светотенью
Зарождается Луна.
И не так гнетёт томленье
В полумраке без тепла.
Слышалось только слабое пение сверчков в траве перед домом, а с неба проливался холодный свет зарождающейся Луны и серебряные отблески звёзд. Неожиданно загоревшийся свет в соседском окне привлёк её внимание. Элена вернулась домой позже обычного. Альфред давно уснул под легкой белой простынёй и видел не первый сон. Камила оторвалась от занимательного чтения и продолжала смотреть на окно, позабыв все меры предосторожности. Она наблюдала за тем, как Элена расстёгивала пуговицы на блузе, а затем широкий чёрный ремень юбки. Она невольно изучала её быстрые движения рук, когда она распустила волосы и вытерла лоб чистой влажной салфеткой. Элена аккуратно развесила рабочую одежду на плечиках в шкафу и принялась метаться по комнате в поисках ночной рубашки. Камила прикусила нижнюю губу и начала смеяться, прикрываясь ладонью. Со стороны это выглядело так глупо и мило, что она не могла остаться равнодушной. Её занимала каждая мелочь, происходящая с любимым человеком, каждый невинный жест или простые, неприметные действия. Но когда Элена подошла к окну, собираясь задёрнуть шторы, она увидела Камилу на темном фоне ночи, такую светлую и радостную, что остановилась. Камила поймала на себе её улыбку и прекратила смеяться. Она опустила глаза и улыбнулась. Элена отошла от окна на несколько минут и Камила подумала, что больше не увидит её сегодня, но вскоре она снова предстала перед окном с губной помадой в руках. Камила вздохнула и подозрительно приподняла бровь. Элена не заставила её долго ждать. Она прикоснулась кончиком помады к стеклу, пытаясь что-то писать, искажая буквы таким образом, чтобы Камила смогла прочитать их с той стороны. И только, когда дело было окончено, она смогла прочесть послание: «Спасибо тебе за улыбку». Камила, словно потерялась во времени, но довольно быстро сообразила, что нужно делать. Она быстро ушла в комнату и включила свет. Элена ждала её действий. Через некоторое время она вернулась на балкон, отыскав свою губную помаду, и закрыла его так, чтобы на стекле можно было писать. Также изящно выламывая буквы, строчила она ответное послание. Когда оно, наконец, было готово, Элена могла читать надпись: «Спасибо тебе за любовь». Обе одновременно прислонились к стеклу и смеялись без умолку, пока Элена не почувствовала, как Альфред перевернулся в её сторону. Она быстро принялась стирать надпись салфеткой, и Камила поняла, что идиллия закончилась. Элена в последний раз взглянула на неё и задёрнула шторы одним резким движением. Камила плотно закрыла глаза и отвернулась, едва сдерживая слёзы. В обоих окнах погас свет. До утра.
Джон приехал на день раньше обещанного, встречая свою жену пламенными поцелуями и объятиями. Она была рада его приезду, и всё снова стало на свои места.
Прошел месяц…
Действие третье
Сцена первая
Признание
Долго думая, Камила решилась нанести визит Элен, зная, что Альфред в данное время в отъезде.
Элена сидела у камина и смотрела на огонь, перебирая пальцами пуговицы на пиджаке. На столе стоял наполовину пустой бокал виски, а в воздухе витал аромат мужского одеколона. Кроме слабого потрескивания догорающих дров не было ни единого звука, который бы мог нарушить тишину. Вдруг в дверь раздался звонок, и Элена встрепенулась от неожиданного звука, предвещающего беспокойство и тревогу. Она неохотно встала и подошла к двери. Звонок раздался повторно. Когда она открыла, то увидела страх, сомнение и неловкое молчание в лице уже не юной молодой женщины. Камила была одета в легкое шелковое платье карамельного цвета на тонких бретельках, а в руках держала чёрный ридикюль. Элена почувствовала повисшее над ней давление и задавалась вопросом, который мучил её неустанно последние двадцать лет: «Какой она стала за это время?». Её показалось, что сейчас она получила ответ на свой вопрос: «Такая же». Камила совсем не изменилась за долгие годы и была той же влюбленной девочкой, которая впервые испытала глубокие чувства.
Элена:
Ты всё-таки пришла…
Камила:
А ты меня увидеть не хотела?
Элена:
А разве не прийти ты бы смогла?
Камила:
Прийти к тебе сама судьба велела.
Элена (громче):
Велит нам рок! Судьба не покровитель.
Камила:
Так я могу войти?
Элена (в сторону):
А говоришь, судьба твой повелитель…
(Камиле)
Да. Проходи, пожалуйста. Прости.
Камила (в смятении):
Мне нужно всё тебе сказать.
Элена (с нетерпением):
Ну, говори, чего ты ждешь?
Камила (неуверенно):
А ты поможешь мне начать?
Элена (снова отвечает вопросом на вопрос):
А после ты опять уйдёшь?
Камила:
Я не уйду. Прошу, начни…
Скажи, что я хочу сказать.
Элена (вздыхает):
Тогда присядь и помолчи,
А я попробую начать.
Камила присела на кресло у камина и допила оставшееся виски. Крепкий напиток сразу обжёг ей горло, и она выдохнула. Элена посмотрела на неё исподлобья и присела рядом с креслом, прижав к своим губам её холодную вспотевшую руку.
Элена:
Когда мы рядом, ты дрожишь,
В глаза боишься мне взглянуть;
Ты от своей любви бежишь,
Боясь в ней снова утонуть.
(осторожно смотрит на Камилу, которая смотрит на огонь, и продолжает)
Когда ты с мужем, мне одной
Всецело мысли посвящаешь.
Ему достался призрак твой,
А мне ты душу доверяешь.
(проводит холодными пальцами по её обнажённой ключице)
Когда холодной я рукой
Своей, коснусь тебя несмело,
Ты повергаешься в покой,
Который прятать не умела.
(приподнимается на руках и говорит шёпотом, едва прикасаясь губами к кончику её уха. Камила закрывает глаза)
Лицо румянец покрывает,
Играет краской на щеках,
(улыбается, обнажив белые, похожие на жемчуг, зубы)
Тепло по телу проступает…
(проводит влажной ладонью по её пылающим губам)
С янтарным блеском на устах.
После короткого молчания Элена опустилась на колени у основания кресла и переплела пальцы на её руке со своими. А после этого, подняла тяжёлый взгляд на Камилу и проговорила таким тоном, будто рассказывала стихотворение на конкурсе чтецов, где требовалась выразительность и чёткость.
…И ты живёшь…, и пусть несмело –
Открыто сердце для любви!
Ты, как плод манго – сочный, зрелый…
Живи! Надейся! И люби!
Камила (помедлив):
Ты так сказала, словно душу
Мою открыла без ключа.
Тебя готова вечно слушать
(переводит взгляд на огонь)
Так просто, сидя у огня.
Элена (с надеждой):
Ты в мою исповедь не хочешь
Добавить что-то от себя?
Пауза
Что ж, может быть, потом захочешь…
(отпускает её руку и встаёт)
Камила (хватает её за руку, не давая уйти):
Элена, я люблю тебя!
Элена (бросается к ней, обнимает, целует веки, волосы, губы):
Как я хотела это слышать,
Я только этим и жила!
(со слезами обнимает обеими ладонями её лицо)
И ты теперь свободно дышишь.
Камила (обнимает её за шею):
О, как же ты была права!
Тишина наполнилась звуками тяжёлого дыхания и ароматом любви. Камила медленно расстёгивала каждую пуговицу на её блузке, закрыв глаза, которые Элена постепенно покрывала нежными прикосновениями влажных губ. Обжигала кожу. Вскоре блузка упала рядом с ней и Камила ощутила легкий запах мужского одеколона, исходивший от шеи и ключицы. Элена заметила мимолётное сомнение в глазах возлюбленной, и, не долго думая, заключила её в свои крепкие объятия. Камила пыталась сопротивляться, но волнующий аромат одеколона вскружил её голову, и она тяжело откинула её назад, позволяя Элен целовать свою белоснежную шею. Не давая возможности рукам отдохнуть, Элена неустанно ласкала ими её спину, а затем приспустила бретельки шёлкового платья, которое, приняв форму тела, гладко упало к её ногам. Элена замерла. Перед ней была совершенно другая Камила – таинственная, желанная. В полумраке комнаты она могла рассмотреть только обнажённые плечи, силуэт талии и овал лица с едва заметной полуулыбкой, на которые падал бордово-малиновый свет из камина. Она, будто испытывала состояние оцепенения, и неловко сдерживая слёзы, закрыла лицо руками. Но, несмотря на шумную тишину, она услышала застенчивый смешок Камилы, когда последняя подсела ближе, и, убрав руки с лица Элен, увидела её розовые щеки, горящие пунцовым пламенем стыда. Камила улыбнулась, и Элена смогла разглядеть, что её лицо также было залито краской.
Ещё несколько секунд они смотрели друг на друга, но Камила внезапно прервала эту игру взглядов и, обняв подругу за шею, плавно уложила на плед. Элена вздрогнула, но тот час же пришла в себя и одним движением руки остановила Камилу, приподнявшись на локтях. Камила несколько не удивилась. Она нащупала в темноте белую блузку Элен и подала ей. Она сразу просунула руки в рукава и застегнула пуговицы, отбросив прилипшие к мокрой шее волосы. Повисло неловкое молчание, и Элена поняла, что нарушать его ей придется первой. Собрав события последних минут в одну фразу, она начала говорить.
Элена:
Не будем портить этот миг
Поверь, оно того не стоит.
Камила улыбнулась, давая понять её правоту, и мысленно поблагодарила Элен за искренность и глубину чувств. Она легла на плед, глядя в потолок. Элена легла рядом на спину, а их противоположные руки сплелись на уровне бёдер. Они ровно вздохнули и закрыли глаза.
Огонь медленно угасал в камине, ограничивая яркое освещение, а ледяной лунный свет тем временем набирал силу. В тишине наполненной ароматом мужского одеколона, можно было услышать также тяжёлое ритмичное биение двух сердец.
Пауза
Элена:
Я отдала бы всё на свете,
Чтоб время медленнее шло,
(вздыхает)
Но это счастье нам не светит.
Камила (улыбается):
А мне с тобой и так светло.
(целует её висок и крепче обнимает)
Элена (смотрит на нее снизу вверх):
Ты мужу скажешь?
Пауза:
(Элена ждёт ответа, затаив дыхание)
Камила (уверенно):
Да. Не стану его обманывать и лгать.
Нельзя всё время жить по плану,
Нельзя бояться и молчать.
Элена (радостно):
Я узнаю мою Камилу!
Как двадцать лет тому назад,
Как ту, что пламенно любила,
Когда ходила утром в сад.
(трётся головой об её плечо, промочив бретельку платья слезой)
А помнишь шалаш камышовый,
Где прятались мы от дождя?
(глаза вновь наполнились слезами)
Поляну под лесом сосновым,
Где ты целовала меня?
Где ты первый раз проскользнула
Рукой по моим волосам…
Камила (перебивает её на полуслове):
…Впервые тогда прикоснулась
К твоим пересохшим губам…
Элена:
Тогда мы впервые любили,
С тех пор пролетели года…
Камила (перебирает её волосы своими тонкими пальцами):
…Но годы любовь не убили,
Нам послана Богом она.
Пауза
Элена:
А помнишь…
Камила:
Я помню всё: любовь, разлуку,
Шалаш, поляну, листопад…
Ты целовала мою руку,
И мы смотрели на закат.
(медлит, сбавив тон)
Последний наш закат с тобою.
Ты помнишь? Двадцать лет назад…
Элена:
Да, пролетело двадцать лет,
Я помню твой последний взгляд…
У обеих по коже пробежали мурашки. Элена почувствовала, как холод пробирается внутрь и только спустя несколько часов, они осознали, что в комнате уже давным-давно погас камин, а за окном сквозь утренний туман пробиваются первые лучи летнего солнца.
Сцена вторая
Любовь
В июле Джон почти не покидал дом. Все деловые поездки до конца лета разделили между собой другие акционеры фирмы. Альфред часто выезжал за город на рыбалку и брал его с собой. За это короткое время они славно подружились, доверяли друг другу не только деньги бизнеса, но и самые сокровенные тайны сердца. Альфред обычно делился своими проблемами с Элен, а Джон больше говорил о заветных мечтах. Но никто из них даже не догадывался, что они оба навсегда связаны гораздо большим, чем простая мужская дружба. Их объединяла одна общая проблема, беда, зародившаяся ещё до их знакомства.
Лето было в самом разгаре. Природа в пригороде Ванкувера не переставала радовать глаз своей роскошной первозданной зеленью, вселяя тепло в сердца людей. Камила была одной из тех людей, которые умели беспричинно радоваться прекрасному и наслаждаться каждой минутой жизни. Элена хорошо знала это и обращала внимание на каждую незначительную деталь, присущую её характеру, стараясь доставить ей удовольствие. Она пристально вглядывалась в её лицо, следила за мимикой и ловила каждую её улыбку. Один только взгляд этой женщины пробуждал в ней чувство радости и одухотворения. Пользуясь случаем, она взяла отпуск до конца лета. Это был её первый отпуск за последние пятнадцать лет, который вызвал несказанное удивление Альфреда. Он часто видел свою жену в компании Камилы и наивно полагал, что общение с давней подругой влечёт за собой исключительно положительные последствия. Элена расцветала на глазах, когда слышала её приветливый голос, случайно касалась её руки, если она находилась слишком близко или невольно ловила на себе её ласковый взгляд. Но он никогда не придавал этому особого значения, ссылаясь на искреннюю дружбу и хорошие взаимоотношения. Он с радостью предоставил ей отпуск и посоветовал чаще гулять на природе. Его радость была настолько душевной, что Элена ощущала нестерпимую боль и дискомфорт в общении с ним. Она не могла смотреть в его сияющие глаза, и всякий раз старалась избегать взглядов. Ей казалось, что страдания и упрёки Альфреда она могла бы принимать без обиды, но когда он любяще целовал её замкнутые губы, верил в её лживую преданность, смотрел в её холодные глаза с такой теплотой, что только смерть могла стать для неё облегчением. Сколько еще продлится этот обман? Как долго она сможет терпеть эти муки? Способно ли уважение к мужу пересилить любовь к женщине? Эти вопросы один за другим накладывали свой обременительный отпечаток в памяти, а совесть всё больше и больше терзала рассудок неутомимыми укорами. Хотелось сбежать от себя, спрятаться на краю мира и получить ответ всего лишь на один вопрос: «Почему именно я?»
Камила так и не смогла сказать Джону правду. Она мысленно перебирала все возможные варианты начать этот сложный разговор, но так и не пришла к единому подходящему решению. Элена по себе знала, как это непросто и не настаивала. Камила благодарила её за понимание и любила ещё больше. Это порочное чувство росло и набирало силу с каждым днём всё более разрушительную. И что будет, если однажды она вырвется наружу, сметая всё на своём пути: любовь мужа, уважение, семью, друзей, работу, прошлую жизнь, овеянную призраком спокойствия. На кону было поставлено всё. Готова ли сама Камила пожертвовать всем ради любви? А может быть есть что-то сильнее любви к Элен?
Этим солнечным воскресеньем они наслаждались летним пейзажем последние минуты. До захода солнца оставалось полчаса. Элена лежала на прогретой за весь световой день траве и читала вслух стихотворения Роберта Бёрнса. Камила была рядом, сложив голову на её животе. Пепельные волосы были сплетены в толстую косу. Она внимательно слушала монотонное чтение Элен и мечтательно улыбалась. Элена закручивала в своих пальцах локоны её мягких волос, и изредка, слегка отодвигая книгу в сторону, посматривала на неё. Камила делала вид, будто не замечает этого, но в действительности ей было несказанно приятно такое нежное внимание любимой. Элена уже давно заподозрила некое странное беспокойство в душе Камилы, но не оставляла надежду, что со временем она сама откроет ей свои тревоги. Ветер ласково обдувал лицо Камилы и ей приходилось постоянно отбрасывать пряди волос. Она более не могла делать вид, что ей нечего скрывать и свободно наслаждаться упоительными прогулками на природе. Неожиданно для себя она приподнялась и молча прервала занимательное чтение стихов, большую половину из которых она прослушала. Элена закрыла книгу, позабыв оставить закладку, и отложила её в сторону. Она взяла Камилу за плечи и повернула к себе, убеждая посмотреть в глаза. Камила прижалась к ней, крепко обхватив руками спину, и плотно закрыла глаза, будто надеялась спрятаться от всего мира. Элена зарылась в её волосы и поцеловала макушку. Она улыбнулась и потёрлась щекой об её ключицу. Элена не знала, как начать этот разговор, но понимала, что Камила ищет предлог для того, чтобы именно она начала разговор первой. И Элена решилась.
Элена:
Тебе не нравятся стихи?
Камила (поднимает голову):
Они написаны в тревогах.
Элена (старается обойти острые углы):
Но повествуют о любви.
Камила (продолжает поддерживать игру):
Но и разлуки слишком много.
Элена (понимает, что нужно переходить к конкретике, иначе она никогда не решиться):
(Элена обхватывает её лицо обеими ладонями и смотрит прямо в глаза, в надежде расположить Камилу к доверию и успокоить)
Элена:
Ты знаешь, что мне можно верить.
Скажи мне, что тебя гнетёт?
Любую тайну мне доверить
Ты можешь смело, без забот.
Ты от меня что-то скрываешь.
Скажи сейчас. Откройся мне!
Камила (опускает её руки):
Что ты при этом испытаешь?
(отворачивается)
Мне до сих пор не по себе.
Пауза:
(Элена молчит и замечает, что Камила всё время трёт живот)
Камила:
Уже давно сказать хотела,
Но всё в сомнениях была.
Так время быстро пролетело,
Судьба ко мне всё так же зла.
(снова трёт живот)
До этих дней я сомневалась,
Теперь уже уверена.
(на глаза наворачиваются слёзы)
Но как сказать тебе, боялась…
Элена (смотрит на неё с широко открытыми глазами и не может поверить):
Камила… ты беременна?..
Камила (выдыхает):
Беременна. И это точно.
(бросается к ней на шею и плачет)
Прости, родная ты моя!
Любить, наверное, порочно,
Раз так судьба казнит меня.
Элена (отрешённо смотрит вдаль):
Но как же это получилось?
Камила:
Ты, правда, хочешь всё узнать?
(Элена кивает)
Камила:
Ещё весной это случилось
И Джону нет мне смысла лгать.
Элена (приходит в себя и с горечью смотрит на Камилу):
Прошу, скажи всё без обмана,
Ведь я не стану осуждать.
(бережно берёт её за плечи)
Пусть правда выйдет из тумана
Мне очень нужно это знать.
(Камила кивает)
Камила (всхлипывает):
В тот день, когда ты в сад явилась,
Ворвалась в жизнь мою, как вихрь.
И голова моя вскружилась,
А мой задор вдруг резко стих.
Ко мне отчаянье и ужас
Пришли внезапно, как и ты.
И я тогда… той ночью… с мужем…
(Элена напряглась и покраснела)
Камила:
Я предала наши мечты…
(истерично разрыдалась, но Элена вовремя обняла её)
Я так забыть тебя хотела,
Твою любовь, твой поцелуй,
Что мной смятенье овладело
Я отдалась тогда ему.
(судорожно хватает Элен за волосы)
Прости! Прости меня, Элена!!!
Элена (решительно):
Я всё равно тебя люблю.
Пауза:
(Камила перестаёт плакать и замолкает. Она непонимающе смотрит на Элен, рефлекторно качая головой)
Элена (медленно переводит свой взгляд на неё и берёт за руку):
Мою любовь тебе не счесть.
Камила (улыбается сквозь слёзы):
Мне незачем считать. Я знаю.
Элена:
Люблю тебя такой, какая есть.
Любовь моя к тебе не угасает.
Камила (с надеждой):
И не угаснет?
Элена (твёрдо):
Нет.
Камила (сомнительно):
Любовь такая вечной не бывает.
Элена:
Моя бывает. (Помедлив) Есть спасенье!
(наклоняется к её лицу)
Давай сейчас с тобой бежать!
(задумалась)
Тебя терзают опасенья?!
Камила (отрицательно качает головой):
Я буду первенца рожать.
И от супруга не уйду,
Ради ребёнка с ним останусь.
Хочу достойную судьбу
Отдать тому, с кем не расстанусь.
Элена:
Ребёнок счастью не помеха.
(помедлив)
Ну, будем мы его семьёй!
(прикладывает палец к её губам)
Обдумай всё. Сейчас не к спеху.
Вдвоём вы будете со мной.
(жестом просит внимательно выслушать её предложение)
Его любить не меньше буду,
От всех несчастий огражу!
Камила (не выдерживает и перебивает её):
А что на это скажут люди,
Когда тайком его рожу?
(Элена мрачнеет)
Камила (успокаивает её):
Ничего-то ты не знаешь,
Как жестока их молва.
Ты себе не представляешь,
Как обидны их слова!
(захлёбывается в слезах)
Элена (не знает, как помочь ей успокоиться):
Что тебе людские сглазы?!
Я с тобой хоть в самый Ад!
Их завистливые фразы,
Как убогий маскарад!
Камила не могла продолжать слушать её. Ей хотелось умереть, провалиться сквозь землю, избить себя, причинить любую физическую боль, только бы заглушить душевные страдания. Она понимала, что одно лишь её слово могло бы толкнуть любящую женщину на нелепый необдуманный поступок, о котором со временем придётся горько сожалеть. Она не хотела, чтобы ещё не родившийся ребёнок стал причиной их дальнейшей взаимной ненависти и предметом для недостойного осуждения людей. Она искренне боялась навлечь на него беду и причинить боль Джону, которого она так уважала, и который безумно её любит. Камила считала неправильным лишать его ребёнка, которого он ждал около двадцати лет. Ведь он имел полное право воспитывать своего сына или дочь, видеть его спящим в детской кроватке каждый день, заботится о его воспитании и образовании. Она знала, что с таким порядочным отцом, как Джон, ребенку обеспечено большое будущее, хорошая, достойная жизнь и счастье. Умом она понимала, что способна пожертвовать собственным счастьем ради ребёнка, но сердцем не могла согласиться со столь тяжкой и беспросветной судьбой. Её единственной отрадой, любовью всей жизни была Элена – женщина, чувства к которой прошли испытание временем. Она не могла снова потерять её. Теперь перед ней стоял непростой выбор между любовью к ней и любовью к собственному ребёнку. А времени на раздумье оставалось меньше, чем она предполагала.
Камила (собралась силами):
Всё, Элена. Я решила.
(категорично)
К мужу тот час же вернусь.
Как сердечко бы не ныло,
Как-то снова приживусь.
Пауза:
(Элена внимательно смотрит на неё)
Камила:
Он достоин уваженья.
Любит искренне меня…
Элена (не выдерживает молчания):
Он – твоё уничтоженье!!!
Камила (резко):
А ребёнок – жизнь моя!!!
Время стремительно летело. Небо незаметно покрылось тёмным пледом ночи и миллиардами сияющих звёзд. Похолодало. Через некоторое время они возвращались домой на машине, мысленно перебирая все возможные отговорки для супругов, что стало причиной их позднего возвращения. Обе молчали на протяжении всего пути. Обе думали о последнем разговоре. Обе мучались и страдали. Обе ненавидели и любили. Обе молчали. Элена плавно вела машину и внимательно смотрела на дорогу, озарённую холодным светом молодой Луны и янтарным светом фар.
Сцена третья
Обрывки прошлого
Камила открыла входную дверь дома и тихонько вошла, в надежде не нарушить покой спящего Джона – единственного его обитателя в данное время суток. Но, как только она переступила порог, до неё тут же донеслись звуки пьяных песен, бередящих душу под заунывную игру на гитаре. Она прошла по тёмному коридору и свернула в гостиную, где увидела картину, поразившую её взор. Пьяный, с видом бездомного, Джон сидел в кресле в обнимку с полупустой бутылкой «Мартини» и громко пел. Рядом с ним находился Альфред с гитарой в руках и огромной толстой сигарой, похожей на ту, что курят мексиканские янки. На столе почти не было закуски, но зато стояли три пустые бутылки пива и две бутылки сухого «Мартини», одна из которых была плотно зажата в руках у Джона. Казалось, они совсем не замечали Камилу, упиваясь собственным опьянением. Само собой важный разговор о ребёнке на сегодня пришлось отложить до более благоприятного момента. Камила недовольно вздохнула и с гордостью правильной во всех отношениях женщины подошла к мужчинам, изображая кривую улыбку на лице. Она твёрдо намеревалась разрушить их приятную беседу в «романтической» обстановке.
Камила (рассержено Альфреду):
Мистер Реналдос…
(Джону)
Мистер Олдивайн…
(Оба поворачивают голову в её сторону и едва приоткрывают припухшие глаза)
Камила (недовольно):
Добрый вечер, господа!
(в сторону)
Но на господ вы не похожи.
Джон (глупо улыбается):
А ты давно уже пришла?..
Какой сегодня день погожий!
(мотает головой в разные стороны и всё время смеётся)
Альфред (заплетается в словах):
С возвращением, Камила!
(с надрывом)
И Элен пришла с тобой?
Камила (с отвращением смотрит на происходящее, а затем Джону):
Я шофёра отпустила,
(Альфреду)
А Элен пошла домой!
Пауза:
(Альфред и Джон громко смеются)
Камила:
Значит вот что: я устала
И сейчас отправлюсь спать.
(уходит, но вскоре оборачивается, обращая свои слова обоим)
Пить так много не пристало,
Чтобы душу облегчать.
Джон (с надрывом):
Так у нас есть веский повод!
(размахивает руками)
Я тебе потом скажу.
Приведу блестящий довод,
Всё подробно расскажу!
Альфред (громко выкрикивает):
Да!
Камила ничего не ответила. Она молча сняла туфли и поднялась по ступенькам вверх, в свою комнату. Снизу всё ещё доносились пьяные вопли и смех, но музыка уже не звучала. Похоже, что её деликатные намёки на усталость и плохое самочувствие не оказали желаемого результата. На душе скребли кошки. Камила была в полной растерянности, когда вошла в спальню и включила свет. Она достала из бара уже открытый коньяк и налила в широкий прозрачный бокал на тонкой ножке. Затем опрокинула спиртное одним большим глотком, даже не поморщившись, и подошла к столу. Она сняла ключ, который всегда носила под одеждой на шее. Это был ключ от потайного ящика, где хранились её самые сокровенные тайны, и открывать который с каждым разом было всё больнее и больнее. Она робко вставила ключ в замочную скважину одного из ящиков и сильно дернула на себя ручку, высыпав его содержимое на пол. В одно мгновение она оказалась среди множества старых писем, которым было уже больше двадцати лет и, вернув ключ на его законное место, Камила принялась перебирать их, открывая каждое поочерёдно. Все эти письма были от Элен, как вечное напоминание о вечной любви. Она открыла один из потрёпанных пожелтевших конвертов и достала небольшой клочок бумаги, свёрнутый в несколько изгибов. На глаза навернулись слёзы ностальгии, а руки боязливо задрожали от переполняющего её разнообразия воспоминаний. Она медленно развернула бумагу и в очередной раз принялась читать её содержимое.
Зачем тебе дано очарованье?
За что ты получила в дар любовь?
Зачем ты обрекаешь на скитанья
Мою, уже хладеющую кровь?
Не думай! Ты останешься навеки
Свободной, словно бабочка в лесах
Твои прохладные влажнеющие веки
Оставят отпечаток на губах.
Мой Ангел, я запомню твои руки
И помнить буду, сколько буду жить,
Переживу боль длительной разлуки
За время этим чувствам не остыть;
И временем не выжечь мою нежность,
Не выплакать слезами мне любви,
Не искупить греха порыва грешной,
Измученной запретами души.
(Навеки твоя Элена)
Следующее письмо было примерно такого же содержания. В каждом из этих конвертов были написаны стихотворения, которые они обе любили сочинять друг для друга в молодости.
Янтарное утро разбудит
Твой голос своим серебром,
Палящее солнце погубит
Твой образ приятным теплом.
Твой взгляд лютый гнев успокоит
Метели, холодной порой,
В пустыне бродягу напоит
Прохладной и чистой водой.
Заставит уснувшие чувства
Проснуться от долгого сна
Не бойся мучительной грусти,
С тобой остается весна!
Она своим легким дыханьем
Напомнит тебе обо мне
И вмиг твои боль и страданья
Останутся только во сне.
Ты станешь звездой полуночной,
Наденешь Венец Божества
Мой Ангел, свети этой ночью,
Останься звездой для меня!
(Обещаю всегда любить и помнить. Твоя Элена)
Писем было больше сотни, но Камила так часто перечитывала их, что помнила каждую строчку наизусть. Она также помнила ответы, которые писала Элен, и которые она наверняка хранила в своих личных вещах. Немыслимая тяжесть не позволяла ей продолжать чтение, и она решила остановиться, давая себе обещание, что читает их в последний раз. С решительным настроем она собрала все письма в охапку и отнесла к камину. Разведя довольно сильный огонь из угля и древесины, она начала по одному сжигать письма. Каждое сожжённое ею письмо, это как частичка её умирающей любви. Она надеялась таким образом вычеркнуть Элен из своей памяти, убить все отростки чувств, но она ошибалась только в том, что эти чувства были не на бумаге, а в её сердце. И как бы она не стремилась избавиться от прошлого, оно всегда будет преследовать её воображение. Она могла уничтожить письма, сжечь бумагу, но сжечь собственное сердце ей было не под силу.
Письма горели так быстро, что она не успевала подбрасывать новые. Огонь нещадно пожирал каждую строчку стихотворения, написанную с такой любовью и теплотой, что, казалось, они будут догорать целую вечность, а потом возродятся из пепла, подобно мифической птице Феникс. Но этого не произошло. С огромной болью она бросила в огонь последнее письмо, даже не глядя, как долго оно горело, и через несколько минут затушила огонь. В комнате воцарился запах гари и искусственное ощущение тепла, а воздух наполнился летающими обрывками пепла, который рассыпался ещё до того, как касался поверхности паркета.
Сцена четвёртая
Озарение
Два часа, проведённые в одиночестве в пустой комнате были потеряны напрасно. Камила стояла у открытого окна, пристально вглядываясь в ночь, и время от времени посматривала на тёмный экран мобильного телефона в ожидании звонка от Элен. Она понимала, что сделала ей больно, но мысленно представляла себе, как с минуты на минуту завибрирует телефон, издавая звуки инструментальной музыки, сливающиеся в бессловесную мелодию кричащей души, и она сможет прочесть её имя на светящемся бледно-кремовом экране. Но телефон молчал. Камила не могла более терпеть эти невидимые ножевые ранения, которые, доставляя невыносимую боль, разрывали сердце своими острыми лезвиями и немой грустью. Она быстро переоделась в широкие белые брюки с двумя свободными карманами спереди и двумя – сзади, а также бесчисленным количеством пуговиц и застёжек по последнему писку моды, и сунула мобильный телефон в один из передних карманов. Обмотавшись лёгким воздушным парео и собрав свои серые вьющиеся локоны в толстый хвост, она намеривалась выйти из дома, но вдруг вспомнила, что внизу, скорее всего до сих пор спит пьяный Джон, которому не хватило трезвости рассудка добраться до собственной постели. Опасаясь разбудить захмелевшего супруга и навлечь на себя лишние вопросы, она решительно подошла к распахнутому окну и взялась за раму. Удобная обувь позволила ей без проблем и суеты перелезть через двойную раму и спуститься на крышу пристроенного к дому гаража, а затем вниз по пожарной лестнице. Преодолевая последнюю ступеньку, Камила инстинктивно притронулась к животу, чтобы убедиться, что с ребёнком всё в порядке. Она облегчённо выдохнула и опустилась на землю. Сухой грунт был покрыт низкой травой и мелкими белыми цветочками, точнее, бутонами, закрывшимися, как только село солнце и оплетающими её ноги, подобно стелящейся змее. Сухая трава обжигала ноги и больно жалила её нежную кожу, когда она добиралась до проездной серой дороги на заднем дворе. Отбиваясь от назойливых насекомых, она перешла на соседскую улицу и посмотрела на тёмные окна спальни Элен. Очевидно, она уже спала. Затем Камила снова взглянула на экран своего мобильного телефона и с досадой опустила его обратно в карман. Что можно делать замужней женщине бальзаковского возраста одной на улице в такое позднее время, да еще и под окнами чужого дома? А если Альфред увидит её? У него наверняка возникнут вопросы, как у любого нормально реагирующего на подобный случай человека. Что он подумает? Интересно, он догадывается о чём-нибудь? Может ли любящий муж принять и понять тёмные стороны личной жизни своей жены? Может ли представить себе двадцатилетний обман? Сможет ли простить ложные чувства? Вопросы продолжали накапливаться, разрушая рассудок немыслимыми вещами.
Элена сидела перед парфюмерным столиком в своей спальне при едва ощущаемом тусклом освещении ночной лампы, и смотрела на своё отражение в зеркале, приводя в порядок длинные и тёмные, как ночь волосы. Зубья расчески тщательно проходили сквозь гладкие податливые прорези локонов, вычёсывая не только свалявшиеся пучки волос, но и накопившуюся за день отрицательную энергетику. «Интересно, - думала она, - сможет ли расчёска также легко вычесать боль разочарования, как виртуозно она варьирует в волосах?» Элена продолжала машинально водить расческой вниз – вверх, пока не ушла от реальности в свои глубокие мысли.
На минуту она представила, как могла бы расчёсывать пепельные пряди волос Камилы, напевая мелодию вальса. Она видела её отражение в зеркале, сияющие счастьем глаза и такую родную неповторимую улыбку, которую невозможно описать в двух словах. Она медленно наклонялась, ровняясь под её макушку, и целовала холодные кончики ушей, тёплую шею, ключицу…, обжигала горячим прикосновением пламенных губ белую, открытую для раны кожу. Расчёсывание волос постепенно сменилось объятиями и ласками. Она даже чувствовала привкус её кожи на своих губах и видела, как Камила начинает раскрываться, расслабляя каждую мышцу на лице и не напрягая более посиневшие вены на шее. Она запрокинула голову на её плечо и приблизилась своими губами к ё губам. Элена уже отчётливо ощущала их поцелуй и приготовилась дотронуться кончиком пальцев к своим губам, мечтательно закрывая глаза, как её воображаемую идиллию нарушил внезапный кашель спящего на кровати пьяного Альфреда, недавно ввалившегося в дом. Элена пришла в себя и встряхнула головой, возвращаясь к реальности.
Теперь в отражении она могла видеть только перекошенное выражение лица нелюбимого супруга и чувствовать едкий запах перегара, от которого сильно чесались глаза, и который до краёв наполнил комнату. Окончив своё занятие, она вынула из сумки мобильный телефон и проверила входящие звонки. Ни единого. Она отрешённо вздохнула и отвела взгляд от тёмного экрана. Затем подошла к окну и тихо прошептала:
В моей крови огонь пылает,
А на щеках играет кровь.
Твой взгляд мне душу открывает,
А сердце дарит мне любовь.
В своих руках несёшь ты Землю,
Частичку памяти моей.
Все голоса и звуки внемлют
Одной мелодии твоей…
Утро. Джон
Джон встретил это утро с прогрессирующей головной болью и высокой потребностью похмелиться. С большим трудом ему удалось подняться с постели и кое-как дойти до лестницы. Облокотившись об перила, он стоял и отрешенно смотрел на пол, не соображая, что делать дальше. Он взглянул на наручные часы и понял, что проспал четверть рабочего дня. Было уже 11:30. Джон с досадой хлопнул себя ладонью по лбу и опустил рукав рубашки. Осознавая, что сегодня не сможет присутствовать на рабочем месте, он взял сотовый, набрал номер телефона своего заместителя, который верой и правдой служил ему более четырнадцати лет, и попросил отменить все его деловые встречи на сегодня, предоставив ему право подписи на весь день. Затем он отключил телефон и мысленно попросил Господа помочь ему справиться с этим ужасным стуком сердца на висках, похожим на приглушённый стук дятла по коре пустого трухлого дерева. Да и сам он чувствовал себя какой-то жалкой развалиной. Это ощущение выводило его из равновесия, но, к сожалению, было ему не подвластно. Похлопав себя по щеках, Джон подобрал с пола пустую бутылку из-под пива и опрокинул одним глотком остатки пены и капли недопитого вчера вечером напитка. Но этого оказалось недостаточно для полного избавления от похмелья. Немного встряхнувшись, он потёр красные глаза и медленно побрёл на кухню, спотыкаясь на каждом шагу и шатаясь в разные стороны, как непоседливая толстая утка. Там, после проведения гигиенических процедур по умыванию и чистке зубов, он вдруг вспомнил, что со вчерашнего дня не видел Камилу. Обойдя весь дом в поисках жены, он подумал, что она, должно быть, с Эленой и немного успокоился. По дороге в душ, он всё время думал о том, что у них с Камилой до сих пор нет детей. Ему несказанно хотелось иметь ребёнка, но сказать об этом Камиле он не решался, чтобы ненароком не испортить их и без того не слишком крепкий брак. Он боялся затронуть больную тему и обидеть жену наболевшим вопросом. Джон почему-то был уверен, что она не хочет иметь от него ребёнка.
Вода хлынула прохладной струёй на его разгоряченное от жары тело и заставила полностью прийти в себя. Джон уже и не помнил, когда в последний раз так сильно напивался. Но, тем не менее, он остался доволен проведённым вчерашним вечером в компании Альфреда Реналдос и очередными успешными переговорами с немецкими инвесторами и российскими спонсорами, которые могли поднять их совместный с Альфредом проект высоко в гору и тем самым привести к расцвету всю корпорацию. Перекрыв воду и обмотавшись чистым белым полотенцем, он надел домашние тапочки и вышел из душа. В их с Камилой комнате его ждал чистый выглаженный чёрный костюм и свежая синяя рубашка в комплекте с тёмно-бордовым галстуком. Надо признать, Джон любил шикарные дорогие костюмы от известных американских Кутюрье и приятный запах дорогого французского одеколона для мужчин, чего не скажешь о Камиле, которая в отличие от мужа носила простую одежду и ничем не выделялась от обычных людей со средним доходом. Джон не мог понять, почему, но и никогда не настаивал на том, чтобы она «сорила деньгами».
Итак, в комнате он быстро переоделся и подумал, что сможет приехать на работу и приступить к своим непосредственным обязанностям прямо сейчас, избавив от лишних хлопот своего заместителя. Невзирая на сложившуюся ситуацию, он не хотел давать слабину и уж тем более демонстрировать её своим коллегам и подчинённым. Он решил ехать.
Ночь. Камила
Она шла по пустынной ночной дороге, освещённой тусклым светом уличных фонарей. Ветер ласково опутывал её лицо тонкой паутиной прохлады и заставлял волноваться растрёпанные, развивающиеся в разные стороны волосы. В свете зарождающейся Луны они отливали тёмно-бежевым металлическим блеском и гармонично дополняли цвет тьмы. Она шла медленно, засунув обе руки в передние карманы свободных брюк, прогнувшись, словно пантера под тяжестью упирающегося в спину невидимого груза, и обнажая белоснежную шею прямым потокам ночного ветра. Отсутствие каблуков позволяло ей бесшумно передвигаться по вымощенному матовым однотонным кирпичом тротуару, и оставаться незамеченной для случайных электрических фонарей, излучающих лиловый свет.
Камила любила тишину. Она позволяла отвлечься от повседневного разнообразия звуков, задуматься над своим внутренним миром и воспоминаниями о прошлом.
Камила не любила ночь. Она всегда предпочитала прогуливаться знакомыми аллеями родного города ранним утром, когда золотое зарево зори только начинает завоёвывать бледно-серый горизонт, обрекая тишину на неизбежную смерть с приходом первых звуков живой природы и прогоняя последние пятна ночи.
Камила любила день.
Ты, как светлая богиня
Разомкнешь ночную тень.
Помню, в прошлом, и поныне
Ты всегда любила день.
Только в полдень расцветала,
Раскрывалась, как цветок,
А закаты провожала,
Загибая лепесток.
Так до самого рассвета
Лепесток за лепестком
Закрывалась ты до света
И была дневным цветком.
Иногда она выходила на крыльцо в своём фамильном доме во второй половине дня только для того, чтобы поприветствовать полное сил и молодости Солнце. Она расставляла руки в разные стороны, плотно закрывала глаза и представляла, что летит навстречу этому пламенному небесному светилу, подобно птице. Подобно птице…
В конце дороги виднелся хорошо освещённый поворот, за которым простиралась длинная улица со старинными зданиями конца XIX столетия. Камила незамедлительно свернула вправо и так же беззвучно зашагала навстречу ночи. Как ни странно, ночной Ванкувер выглядел куда более мрачно, чем Сиэтл, а городской ветер дарил чужое, незнакомое прикосновение и имел лишь отдалённое сходство с ветрами родного города. Здесь всё было чужим. Только прогуливаясь в тишине, она по-настоящему поняла, что Ванкувер никогда не станет ей домом.
С этими мыслями она, сама того не замечая, отошла слишком далеко от дома и уже почти покинула пределы города. Ночь по-прежнему пугала её, впитывала её энергию, как сухая губка пила живительную влагу её жизни. Город манит своей роскошью, блеском ночных фонарей и спокойствием спящей змеи, но Камила не поддавалась. Для неё всё выглядело жутким и омерзительным.
Наконец город остался позади, и Камила очутилась в пригороде среди буйно зеленеющих деревьев и глубоких оврагов с разнообразием травянистых растений и полевых цветов. Череда впадин сменялась холмами и небольшими возвышенностями, с вершины которых открывается великолепный вид. С лёгкостью взобравшись на один из них, Камила присела на коротко растущую траву и принялась ждать рассвета, до которого оставалось меньше часа…
День. Джон
И нужно же было ему обернуться в тот самый момент и увидеть потайной ящик Камилы, открытый нараспашку, да ещё и валяющийся на полу у камина. Он изрядно удивился. Сколько он себя помнил, Камила тщательно следила за тем, чтобы этот ящик всегда был заперт на замок, а место нахождения ключа было известно только ей одной. Она бы ни за что не оставила открытым ящик со своими личными вещами и документами, которые она так бережно хранила от всего света. Некоторые из этих вещей существовали еще до их знакомства. Она никогда не говорила на эту тему. Камила сразу запретила спрашивать её о чём-либо. Это было её единственное условие перед свадьбой, которое он запомнил на всю жизнь. Но теперь этот ящик пуст и буквально вывернут наизнанку. Что такое могло произойти? Джон подошёл ближе и присел у давно погасшего камина. Вдруг он заметил несгоревший клочок старой бумаги, торчащий в груде пепла. Похоже, что этот пепел был бумажный. Сколько же нужно было сразу сжечь бумаги, чтобы образовалось столько пепла, и почему Камила решила сжечь её? Что она хотела скрыть?
Он протянул руку вглубь камина и достал небольшой огрызок письма. С удивленной гримасой на лице, он принялся читать то, что от него осталось.
Зачем ты в пучину страданий
Толкнула меня с головой,
Украв свод привычных желаний,
Лишив меня жизни мирской?
Я буду любить тебя вечно
Твой голос далёкий, чужой…
Твой образ всегда безупречен,
Твой образ навеки со мной.
(Даже, когда тебя нет рядом, ты всегда в моем сердце. Ты со мной. Тво…
После этого он просто не знал, как реагировать, как ему поступить: сказать Камиле о его неожиданной находке, устроить допрос или промолчать, делая вид, что ничего не случилось? Судя по качеству бумаги, ей было не менее пятнадцати лет, если только не больше. Значит, она долгие годы хранила это письмо? И не одно! Здесь их были десятки!!! Неужели она обманывала его в то время, как всегда любила другого мужчину? Так вот почему она была так сдержана с ним, а порой даже холодна! Эти мысли лезли в его голову, которая, казалось, вот-вот взорвётся от накопленной в ней информации, да ещё и пагубно влияющей на нервы.
Джон (один):
Что за чёрт со мной играет?!
Эти письма – не её!
(успокаивает себя)
Я Камиле доверяю
И люблю, как никого!
(помедлив, задумывается)
Я спрошу её сегодня
Пусть она мне подтвердит.
Пусть не делает погоды
Боль, что душу бередит.
Я спрошу её, узнаю,
Мне она не станет лгать.
Её чувства испытаю,
Чтобы впредь мог доверять.
Она скажет, я уверен!
Объяснит, что это ложь.
Обещаю, я поверю…
(громко вслух, обращено к Камиле)
Ну, когда же ты придешь?!
Джон буквально изнемогал от нетерпения задать мучающий его вопрос, но решил всё обдумать и не горячиться. Он спокойно сел на кровать и начал придумывать к её приходу хитрую изощрённую ловушку, в которую она обязательно должна была попасться и выдать себя, либо навсегда завоевать его твёрдое доверие. Он молился, чтобы всё удалось, сравнивал их предстоящий разговор с чётко продуманной операцией по захвату или выгодной купле новых акций для своей компании. Он считал Камилу своей собственностью, частью его жизни и бизнеса, а вовсе не просто любимой женщиной, впрочем, как и компанию. Камила была его женой, а значит, принадлежала ему целиком и полностью. Исключений быть не могло. Само собой поездку на работу пришлось отложить в свете новых открывшихся фактов, как он и поступил. Он решил ждать и не предпринимать никаких действий, чтобы ускорить приход Камилы или обзвонить всех своих подчинённых, поднимая на её поиски. Он ждал. Нервничал. Переживал, но… ждал…
Рассвет. Камила
Знакомая картина. Бледно-серое небо начинает светиться янтарным светом, покрываясь пурпурным блеском. Чёрный фон окончательно теряет остатки красок, привнося всё больше и больше светлых пятен, и блекнут звёзды, растворяясь в первых лучах утреннего Солнца. Вот оно! Могучий желтоглазый царь Вселенной просыпается, заполняя собой большую часть небесного пространства и повелевая всему живому покорно приветствовать своё пробуждение началом активного дня.
Камила проснулась от яркого света, коснувшегося кончиков её ресниц…, волос…, губ..., подбираясь ко всему телу целиком. Она открыла глаза и мгновенно прищурилась, понимая, что больше не следует бояться темноты. Сейчас пришло её время. Время для всех. Время жизни и поступков, проблем и их решений, встреч и проводов, свадеб и разрывов, обильной трапезы и уморительной диеты, время активных действий и бурного развития. Пришло время взглянуть в лицо опасности и, собравшись духом, открыть всю правду. Или почти всю?
И почему нельзя просидеть так целую жизнь, встречая рассветы и закаты, засыпая и просыпаясь под звуки живой природы и вдыхая нежный букет ароматов полевых цветов, мечтая и наслаждаясь своим рождением, не взирая на повседневные хлопоты и проблемы? Но хороша ли такая жизнь…без неё…? С Эленой она испытала наивысшее счастье – любовь. Можно ли отказаться от любви ради всего этого, поступить по воле разума, а не сердца? Тот, кто никогда прежде не влюблялся, не сможет познать истинное наслаждение. Для него любая привилегия судьбы покажется желанной роскошью и смыслом существования. Камила знала, что такое любовь, хоть и не ту, которая нужна обществу. Влюбляясь, она знала, на что идёт, чего лишается, но то, что она получила взамен, стоило этой великой жертвы. Даже на полчаса. Полчаса, за которые она была готова отдать все годы жизни. Полчаса, ради которых и стоило жить, которыми можно было восполнить любую пустоту и недостатки.
Камила встретила рассвет. Теперь можно было смело отправляться в обратный путь по залитой дневным светом, оживлённой дороге большого города.
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=271124
Рубрика: Сюжетные, драматургические стихи
дата надходження 20.07.2011
автор: Олеся Василець