Нет, кто бы что не говорил, а все-таки любовь – странная штука. Подобно вирусу куриного гриппа поражает она сознание несчастных разных возрастов, национальностей и профессий. И каким бы не был упитанным ваш кошелек, и как бы звонко не пели свою песенку златые в карманах сюртука, весело подпрыгивая на каждом шагу, -- все равно не найдете вакцины от этой заразы, воспетой музыкантами и ославленной рифмоплетами на нетленном фундаменте вечности. Как часто, казалось бы, играючи, сводит она абсолютно противоположных людей: богатых и нищих, старых и молодых, умных и дураков, великих и презренных. И как часто, насмехаясь над условностями, презирая законы логики, игнорируя отчаянный вопль разума, переплетает их судьбы в одну. Видно, правду говорят умудренные годами старики: это странное чувство придумали боги, чтобы посмеяться над нами, людьми…
Это был один из тех прекрасных майских дней, о котором мы часто вспоминаем с легкой грустью морозными зимними вечерами, кутаясь в теплый клетчатый плед, и слушая, как сплетничают между собой полозья в горячих объятьях пламени. Воздух пах весной и сладкой ванильной тянучкой. Вдоль дороги игриво подмигивали прохожим цветущие вишни и акации, превращая город в огромное розово-белое облако. Ласково улыбалось солнце, и малыши, поснимав босоножки, с радостными криками бегали по теплому асфальту. В этот воскресный день аллея была полна людей: молодые мамаши, разбившись на небольшие группы, гордо катили перед собой детские коляски, оставив, впрочем, время для неторопливой болтовни, им вторили в своем мужском сепаратизме счастливые отцы – мужская половина человечества стояла поодаль и, судя по сердитым возгласам и крикам, несомненно, обсуждала проблемы глобального масштаба, например, вчерашний матч «Вест Хэм»; на лавочках, убаюканные солнечной дремотой и детской возней, отдыхали пенсионеры.
Амур, положив ладонь под пухлую щечку, спал на облаке, обласканный нежными ласковыми лучами. Проказник-ветер играл его золотыми кудрями, насвистывая на ухо свою хулиганскую песенку, но – тщетно: на лице розовощекого карапуза ни дернулся и мускул. Наконец, божество лениво зевнуло, повернулось на бок и, нехотя приоткрыв один глаз, посмотрело вниз.
Конечно, увидь кто-либо блаженствующего на облаке помощника Венеры, без сомнения подумал бы, что он не утружден никаким особым занятием, а тем более умственным. На первый взгляд действительно казалось, что это так. Однако знающие Купидона так же хорошо, как и мы с вами, скажут: серое вещество златокудрого в этот момент работало с такой скоростью, как разве что, магазины в преддверии сочельника.
Итак, Амур думал.
«Ну, кто же?.. Кто же?! Дама с коляской?.. Слишком поздно. А может девочка, играющая в мяч?.. Еще мала. Дедушка в треснутом пенсне? Да куда уж ему!.. О, нашел! Нашел!.. Вот он: юнец, читающий какую-то книжицу. Ах, да что это я ?!. Он слишком хил и слаб, слишком невзрачен и слишком умен… Нет, явно неудачная кандидатура. А впрочем… Чем Амур не шутит!» -- златокудрый ухмыльнулся, снял со спины лук, натянул тетиву потуже и…
-- …Ох! – вскрикнул юноша, который еще секунду назад был погружен в чтение, и схватился за сердце. – Ох… – снова прошептал он. «Шмяк!» -- ответила ему книга, вырвавшись из тисков ослабевшей руки.
Боль в груди понемногу начала стихать. Юноша наклонился, чтобы поднять упавшего «Заратустру», и в ту же минуту увидел возле своего носа маленькую ножку в маленькой розовой туфельке, стремительно и неотвратимо опускавшуюся на труд гениального философа. Удивленный немыслимой дерзостью, он поднял глаза, желая рассмотреть хозяйку злополучной обуви.
«Наверное, я сплю», -- подумал юноша и с силой ущипнул себя за руку.
Перед ним стояла… Фея. Да-да, самая настоящая Фея в газовом нежно-розовом платьице. Она подняла на юношу свои большие васильковые глаза, и лишь бахрома черных ресниц быстро-быстро взметнулась бабочками. А юноша, не в силах оторвать от божества взгляд, все смотрел и смотрел… На маленький вздернутый носик, смешливые губки бантиком, ямочку на зардевшейся пурпурным румянцем щечке, золотистые кудряшки, хрупкие ручки с кукольными пальчи…
…-- Простите! -- Вдруг прервала его Фея. И обнажив в улыбке ряд жемчужных зубок, повернула в сторону аллеи.
Джим Уилл, а именно так звали нашего доброго малого, еще долго-долго смотрел уходящему божеству вслед. Он, как и прежде, сидел на корточках. Но, казалось, сольные партии, которые во всю глотку распевали бедные затекшие ноги, теперь ничуть его не волновали. Когда же Фея слилась с горизонтом, превратившись в маленькую точку, он машинально поднялся, отряхнул пыль со штанов и сел на скамейку.
«По-моему, я схожу с ума. -- Думал Джим, обхватив голову руками. – Вот к чему приводит Ницше!..» Он с ненавистью посмотрел на книгу, все еще сиротливо лежащую на асфальте. Вдруг его взгляд прирос к ней – так жадно провожают глазами мороженщицу ребятишки в жаркий летний день: на красной обложке в твердом переплете отчетливо виднелся пыльный след маленькой розовой туфельки, в которую была обута маленькая ножка.
Джим застыл, не сводя глаз от «Заратустры». А затем, рассмеявшись, прижал книгу к груди, и облегченно вздохнув, закрыл глаза.
* * *
Оказалось, божество имело вполне земное происхождение. Звали ее Бетси Уоррен. Да и родители Феи были на удивление заурядными людьми: мать работала учительницей младших классов в Вестминском колледже, отец – обычным коммивояжером. Самой же прекрасной незнакомке едва исполнилось 18 и она была слушательницей искусствоведческих курсов местного университета. Где учился и наш хороший знакомый Джим.
С тех пор как он встретил маленькую ножку в маленькой розовой туфельке на линолеуме университетского коридора, дни стали до неприличия, как дешевые дамские романчики в газетном киоске, походить друг на друга: каждый вечер после занятий он поджидал Бетси возле университета. Когда же она, наконец, появлялась, неизменно окруженная свитой прыщавых подружек и нахальных юнцов, он тенью следовал за ней до тех пор, пока маленькая ножка в маленькой розовой туфельке не ступала на порог дома, а ее золотоволосая хозяйка исчезала за массивной скрипящей дверью. Джим же еще долго сидел на лавочке у подъезда, в надежде увидеть хотя бы раз, хотя бы мельком, чудный, дивный маленький вздернутый носик.
«Бетсссси», -- фыркали, зажигаясь спички. «Беееетсиии», -- пел за окнами, гуляя по ночному городу ветер. А Джим всегда видел по ночам один и тот же сон: маленькую ножку в маленькой розовой туфельке, идущею по мостовой, вымощенной «Заратустрой» Ницше. «Ах, Бетси!..» -- шептал Джим и тяжело вздыхал во сне, заранее прощая красавице неуважительное отношение к любимому писателю.
* * *
Ничто в этом мире непостоянно.
Дни играют в догонялки друг с другом. Душистый солнечный июль уступает дорогу капризному ветреному октябрю, а тому, глядишь, уже дышит в спину голубыми снежинками студеный январь.
Полгода ночь сменяла день, а солнце – луну за окнами Джима, прежде чем он устал мечтать о Бетси, и решил признаться ей в своих чувствах. Так, бывает, порядком околев на городской площади в зябкий осенний вечер, робко стучит в дверь богатого коттеджа нищий, в надежде получить пару пенни, либо кружку теплого молока.
Злой ноябрьский ветер неистовствовал и обрывал последние листья с деревьев, унося их с аллеи, точно разорившийся банк депозиты вкладчика. Джим, кутаясь в легкое пальто, сидел на лавочке перед университетом и ждал Бетси. Наконец, она появилась в дверном проеме и, распрощавшись с подружками, направилась домой. -- Простите! Извините…я… -- Бетси оторвала взгляд от пляшущей листвы и с интересом взглянула на Джима. – Я только…понимаете, я… Я люблю Вас! – наконец произнес он.
-- Любите?.. Ха-ха-ха… -- Зазвенел колокольчиком ее смех. «Хааа! Хааа!» -- согласились вороны, качающиеся на голых ветвях от порывов ветра, как прохудившийся парусник во время шторма.
Бетси смеялась и на ее щеках появились две умилительные ямочки. Но Джим, казалось, не замечал этого. Он стоял, теребя пуговицы пальто, и опустив голову, внимательно разглядывал своего понурого двойника в лужице.
-- Но это же чушь какая-то!.. – морщины негодования глубокими бороздками испещрили хорошенький лобик. – Мне не нужны ни Вы, ни ваши чувства! Я не люблю Вас, понимаете?.. Да и не смогу никогда полюбить! Посмотрите на себя – Вы же залились краской, как девица перед первым поцелуем. Да еще и наверняка бедны, как туземцы Папуа-Новой Гвинеи!.. Что на Вас за одежда?!.. – Бетси сморщив носик, презрительно ткнула маленьким пальчиком в дрожащую от холода и отчаянья худую мальчишескую фигурку.
Так худо Джиму еще не было никогда. Стыд юрким зверьком проник в душу и никак не желал ее покидать, напротив, все больше и больше вгрызаясь в бедного юношу своими пунцовыми зубами. Пот разливался по спине холодной жижей, кровь в висках пульсировала и, казалось, еще совсем немного, и бедная его голова, не выдержав перенапряжения, взорвется к чертовой тете, как яйца в микроволновой печи.
Но Джим напрасно опасался за свое здоровье. Бетси не выдержала первой. И пара железных каблучков, пугая сонных воробьев и настороженных домушников, возмущенно застучала по каменной мостовой, оставив Джима в одиночку бороться с непогодой и собственными невеселыми мыслями.
* * *
На максимальной скорости мчит внедорожник под названием «Жизнь» к финишу в борьбе за главные трофеи – любовь, успех, счастье, богатство, оставляя далеко позади своих колес, словно получку за стойкой веселого бармена, годы, стирая в безумном ралли лица и события, как крошки хлеба с обеденного стола.
…Декабрь в этом году выдался особо студеным. Третьи сутки без перестану укрывали густым одеялом Вестминг пушистые хлопья небесного попкорна. Снежный покров полностью накрыл город, словно сверху кто-то нечаянно уронил на землю гигантскую простыню. Юноша в набедренной повязке лихо отплясывал полонез на хмурой туче, не переставая кутаться в махровый шарф, и напряженно вглядывался в снежный молочный кисель. Его светлые волосы украшала гирлянда сосулек, иней толстым слоем покрыл замерзшие щеки, а дрожащие губы почти сравнялись по цвету с синевой радужной оболочки глаз.
Завтра Рождество, а в еженедельнике его предпраздничных чудес по-прежнему неудовлетворенно качал горбатой головой знак вопроса. Юноша нахмурился. Завтра также осуждающе будет качать головами, и бросать в его сторону недовольные взгляды все небесное сообщество. Надо что-то решать. А все эта дурацкая традиция с предновогодней благотворительностью!..
«Чудесами мы должны поддерживать веру людей в нас!» -- Гримасничая, проскрипел юноша противным голосом. И размяв окоченевшие ладони, наугад метнул стрелу вниз – в самое дно падающей белой извести.
…Бетси Уоррен устала воевать со стихией. Ветер серчал с каждой минутой, ожесточенно бросая в лицо девушки комки слипшегося снега. Снежинки назойливыми мушками то и дело норовили попасть ей в глаза и нос, а упав за шиворот, противно кусали шею, прежде чем умереть холодными каплями.
От тяжести вдруг закололо сердце. Бетси остановилась и поставила сумки с продуктами на землю.
Завтра Рождество. И этот день она твердо решила отпраздновать по высшему разряду: с подарками и вкусными деликатесами, о которых в будние дни непозволительно даже мечтать с зарплатой продавщицы в бакалейной лавке. Для этого девушка целый год откладывала грош к грошу, пока не накопилась вполне приличная сумма. Как же обрадуется ее сестра Эмили, что хоть в этот вечер, рождественский, не придется успокаивать бормочущий желудок уговорами и догонять во сне тарелку с ароматным окороком и душистыми пирожками с вишнями!..
Бетси посмотрела вниз. Ее старые сапоги совсем прохудились: из порванной подошвы левого башмака выглядывал носок, правый не застегивался и был весь забит снегом, а промокшие пальцы выкручивало от холода, словно у заключенного. Денег, потраченных на Рождество, хватило бы на новые сапожки, и даже хорошенькое пальто. Вздохнув, Бетси стряхнула с рукава своей старой куртки снежинки. Да бог с ними!.. Обновки подождут и до нового года.
Девушка пошла дальше. Улица была пуста и безлюдна. Да и Бетси сейчас, не раздумывая, обменяла бы все свои покупки на теплую комнату и чашку горячего чая с корицей.
Внезапно покой убаюканных зимней дремой дорог нарушил визг тормозов. Рядом с Бетси остановился красный автомобиль. Конечно, девушка совершенно не разбиралась во всех этих марках, конских силах и прочей ерунде, понятной только мужчинам, -- куда ближе ей были базилик с петрушкой да рецепт французских булочек. Но то, что машина была чертовски дорогой и органичнее смотрелась бы на глянцевых дорогах Голливуда, чем в заснеженном Вестминге, -- в этом она не сомневалась.
Из открывшейся дверцы выглянуло лицо водителя – мужчины 50 лет с серебристой шевелюрой и пышными белыми усами Санта Клауса. Мистер вышел из машины и крепко выругался, угодив по колено в сугроб в дорогом английском костюме. Бетси испуганно взглянула на незнакомца, и схватив покрепче драгоценные свертки, бросилась бежать прочь.
-- Мисс!.. Прошу Вас, подождите!.. Я не сделаю Вам ничего худого, -- седовласый незнакомец совсем запыхался от быстрого бега, но все же успел схватить Бетси за локоть. – Хозяин приказал усадить Вас в машину. Но Вы, главное, не переживайте.
Незнакомец с юношеской прытью выхватил из ее рук пакеты и направился к машине. Бетси шла следом. В голове роились разные мысли. Наконец, покорившись судьбе, она решила: «Что ж, если доведется погибнуть от рук маньяка, – так оно, верно, и будет. Жалко, конечно, умирать в праздничный день, но судьба -- не хозяйка пансиона, от нее не сбежишь».
Седовласый джентльмен открыл дверцу автомобиля, и Бетси очутилась в самом сердце теплого полутемного салона – в плену незнакомого пряного запаха табака.
Конечно, ее дешевая курточка за 15 долларов смотрелась крайне нелепо на вычурной кожаной обивке сидения. Пожалуй, так еще выглядят раздутые до небывалых размеров от собственного самодовольства теперешние светские дамы, которые еще вчера, вытирая грязными передниками лицо от пота, торговали на базаре овощами и прочей дешевой ерундой, а сегодня уже велят именовать себя не иначе как «элита», так, впрочем, и оставшись с пустой душой торговки, хоть и позолоченной. Да Бетси было все равно. Согревшиеся суставы благодарно ныли, ноги, привыкнув к теплу, совершенно отказывались слушаться, а уютное покачивание автомобиля еще больше разморило ее измученное тело.
Бетси отогревала своим дыханием окоченевшие ладошки, когда, наконец, заметила на себе чей-то пристальный взгляд. Два черных горящих уголька обжигали ее лицо. Это были глаза незнакомого молодого мужчины, сидящего напротив. Он был необыкновенно хорош собой: горделивый профиль выдавал непростой характер, над высоким лбом изогнулась волна красивых смоляных волос, а в осанке чувствовалась надменность, присуща только аристократам с большим наследством.
От неожиданности Бетси ахнула, пытаясь сдержать ладонью рвущийся наружу испуг. Незнакомец не произнес ни слова. Он тут же отвел взгляд, заметив ее страх. И только уголок губ насмешливо приподнялся вверх под тонкой ниточкой усов да глаза налились сталью. Теперь он неотрывно смотрел на дорогу, и казалось, вовсе потерял к ней интерес.
Машина, которая всю дорогу умиротворенно урчала, внезапно остановилась, возмущенно чихнув. Бетси, увидев в запотевшем окне свой дом, радостно хлопнула в ладоши и потянулась к дверной ручке.
-- Подождите!.. -- Услышала она за спиной. – Вот, возьмите.
Незнакомец протянул ей какую-то бумажку.
«Бог мой, да это же 100 долларов! -- удивилась Бетси. – Целый месяц сытой и безбедной жизни».
-- Нет-нет, что Вы!.. – неуверенно произнесла девушка, боясь отвести взгляд от его руки. Ей казалось, будто смуглые тонкие пальцы сжимали вовсе не деньги, и даже не прекрасную розовую шляпку, обделанную бархатом и французским атласом, из магазинчика «Ля Руж», что на Уолл-стрит, 19, а ее собственную жизнь.
-- Возьмите. С Рождеством Вас! -- колючие глаза на миг потеплели, а затем, словно пугаясь собственной слабости, тут же покрылись холодной презрительной коркой.
Настойчивый бархатный голос разлился приятной истомой в ее сердечке. Что-то в лице незнакомца показалось вдруг до боли знакомым. Где же она видела эти тонкие пальцы, в которых так причудливо уживаются скрытая нежность и мужская сила?.. Или этот профиль – несомненный предмет зависти венценосных обитателей всего римского пантеона ?.. Неужели это… это…
Бетси пролепетала что-то неясное в знак благодарности, и сжав в ладони драгоценную бумажку, выскочила на улицу, гонимая спартаковской смелостью своих мыслей к родному подъезду.
…Эмили ахнула, и устало прислонилась к дверному косяку, продолжая изучать обескровленное лицо сестры.
-- Я так и думала!.. Так и думала… А ведь это были наши последние деньги, – ее помертвевший голос глухо прохрипел, воскрешая в темноте пустого предбанника отвратительных чудовищ и монстров из детской фантазии.
-- Нет-нет, что ты!.. Я все купила... Деньги не украли… Лучше погляди, что у меня есть! – Бетси вытащила из-за пазухи купюру и весело помахала ею прямо перед носом сестры. – Видишь, Эмили: мы больше не будем голодать. Целый месяц сытой жизни, представляешь ?!
Эмили счастливо рассмеялась. Но через минуту лицо сестры снова стало серьезным:
-- Ты ведь…ты не украла их?.. Скажи честно, Бетси! Я, право, не буду ругать тебя…
-- Ах, Эмили!.. Это был он! Он изменился… стал таким красивым! А вот глаза у него прежние. -- Защебетала Бетси. -- Он теперь важный джентльмен: одет по-модному, ну знаешь, как из этих дорогих французских журнальчиков. А машина какая!.. Эмили, он ведь раньше так за мной бегал – души не чаял, а теперь и не глянет в сторону такой голодранки… Ах, если бы я знала! Если бы я знала… -- внезапно Бетси замолкла, нижняя губа ее задрожала.
-- ...Ну вот и попробуй, пойми этих чудаков снизу!.. – Амур чертыхнулся и рассеянно почесал затылок. Шеф пообещал: еще один такой прокол и его, пигмалеона влюбленности, акушера дел сердечных и крестного отца брака разжалуют до обычных ангелов. Что тут говорить, неблагодарное это дело – скреплять людские души! Да и ненужное вовсе!.. Ведь у этих снизу любовь уже давно не в почете, только им какие-то цветные бумажки подавай!.. Нет, ему, Амуру, это уже порядком надоело. Хватит! Наигрался уже! Говорят, в мировом банке местечко пустует. Вот это работка: сидишь себе в теплом офисе, чайок попиваешь да смотришь, как бы экономика во всем мире не рухнула. Никакой нервотрепки, в общем. Не то что с этими!..
Амур хмуро посмотрел вниз. Он уже давно хотел покончить с этими земными мелодрамами. Бросив прощальный взгляд на лук и стрелы, он решительно стряхнул их с облака.
С глухим стуком что-то упало прямиком в сугроб, рядом с копошащимся в снегу мальчиком. От неожиданности ребенок вздрогнул, но потом любопытство все же взяло верх. Он усердно принялся копать снег детской лопаткой, пока она стукнулась обо что-то железное: лук и стрелы! Совсем как настоящие!.. Вот это здорово!
Малыш прищурился и натянул тетиву...
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=293138
Рубрика: Лирика
дата надходження 14.11.2011
автор: Мірра Луніч