Воспоминания о войне и не только

Капустин  Николай  Петрович,  родился  19  декабря  1931  года.  Деревня  Новинка,  Тихвинский  район  Ленинградской  области.

Капустина  (Трошкова)  Любовь  Ивановна,  родилась  4  сентября  1930  года.  Деревня  Ваньково,  Тихвинский  район  Ленинградской  области.


ДО  ВОЙНЫ

Л.И.:
Был  в  наших  краях  знаменитый  разбойник  –  Ланцов.  Здоровенный,  высокий.  Страшный!  Ловкий,  и  до  чего  сильный!  Однажды  в  тюрьме  руками  разжал  решётку  и  сбежал.  В  другой  раз  ушёл  из  камеры  через  дымоход.
Ланцов  –  личность  легендарная.  Все  боялись  одного  его  имени.  Все  бандиты  стремились  подражать  ему,  учились  у  него.  Про  него  даже  песню  сочинили.  Народ  знал  эту  песню,  но  теперь  она  забылась.
Всю  округу  в  страхе  держал  со  своей  бандой.  Грабили  всех  проезжающих  и  проходящих.  Всё  отбирали,  у  кого-то  и  одежду  снимали.  Иногда  убивали.  А  оружие  у  них  было  –  только  ножи,  колья  да  сильные  руки.
Шёл  на  танцы  парень  в  красивом  костюме.  Попался  Ланцову  –  тот  его  убил,  думал,  что  если  в  костюме,  то  богатый.  А  у  парня  в  карманах  только  три  копейки  оказалось.  Ланцов  потом  сокрушался:  «За  три  копейки  человека  убил!  Всю  жизнь  жалеть  буду!»
Подруга  моя  ехала  с  мужиками.  У  неё  кобыла  ленивая  –  чтобы  заставить  бежать,  нужно  долго  хлыстом  работать.  Ехали  через  лес,  заметили  разбойников.  Мужики  сразу  ускакали  вперёд,  а  моя  подруга  пока  хлестала  кобылу  –  подошли  разбойники  с  кольями.  Один  хотел  лошадь  по  голове  ударить,  да  промахнулся,  попал  девушке  колом  по  бёдрам.  Тут  кобыла  понесла  и  проскочила  сквозь  толпу  бандитов.  А  когда  выехала  из  лесу  –  встретила  мужиков,  они  её  тут  ждали.  Видели,  что  она  отстала,  но  вернуться  не  рискнули.
Вёл  мужик  корову  в  город  продавать.  На  дороге  в  лесу  Ланцова  и  встретил,  да  не  узнал  –  его  не  все  знали  в  лицо.  Разбойник  и  спрашивает:  «Куда  путь  держишь?»  Мужик  искренне  отвечает:  «На  базар  иду  корову  продавать,  да  Ланцова  боюсь».  А  Ланцов  улыбнулся:  «Не  бойся,  Ланцов  тебя  не  тронет!»  А  действительно  –  зачем  бандитам  корова?  Возиться  с  ней…  Им  деньги  нужны!
Как-то  молодая  девушка  Дуся  одна  бежала  по  дороге  через  лес.  Бегом  бежала,  в  паническом  страхе  перед  Ланцовым.  На  него  и  наткнулась.  Не  узнала.  Он  и  говорит:  «Иди  своей  дорогой  спокойно.  А  если  попадётся  тебе  кто-то  на  пути  –  говори  всем,  что  Ланцов  тебя  не  тронул,  и  они  тебя  не  тронут».  Дуся  так  и  обмерла,  поняв,  что  перед  ней  сам  Ланцов.  А  когда  пришла  в  себя  –  побежала  дальше  что  есть  духу,  не  останавливаясь.
Ланцов  не  обижал  тех,  кто  ему  приходился  хоть  в  какой-то  степени  родственниками.  В  одной  семье  его  даже  иногда  пускали  ночевать.  Кажется,  там  жила  его  сестра.  Когда  Ланцова  последний  раз  арестовывали,  он  им  сказал:  «Если  и  теперь  уйду  из  тюрьмы  –  отблагодарю,  всю  жизнь  богаты  будете!»  Ходили  слухи,  что  у  него  где-то  зарыта  целая  яма  с  деньгами  и  драгоценностями.  Но  на  сей  раз  знаменитый  разбойник  не  вернулся.  Говорят,  в  тюрьме  его  тайно  убили  и  через  заднюю  дверь  вынесли.  Видимо,  решили  от  него  избавиться,  не  дожидаясь  суда.

Л.И.:
В  соседней  деревне  –  на  Шижне  –  перед  войной  церковь  разрушали.  Всё  убранство  вытащили,  купола  сбили.  Колокол  сбросили  –  говорят,  он  так  в  землю  и  ушёл.  В  церкви  потом  лошадей  держали,  капусту  солили,  затем  там  располагался  клуб.
Свои  же  мужики  разрушали,  помню  фамилии  –  Петров,  Кузнецов  и  другие…  Все  они  погибли  в  войну,  все  до  единого!  Лишь  Кузнецов  вернулся  с  войны  живым  –  зачах  и  вскоре  скончался.  Врачи  не  могли  определить,  что  у  него  за  болезнь.  Просто  угас  на  глазах.
Иконы  из  разрушенной  церкви  –  большие,  метра  два  на  полтора  –  забрали  к  некоему  Грише,  в  доме  сделали  из  них  перегородку  и  заклеили  обоями.  Тогда  была  мода  вешать  на  стенах  фотокарточки.  В  эту  перегородку  вбили  гвозди  и  повесили  фотографии  в  рамках.  Гвозди  сквозь  обои  вбили  в  глаза  Богоматери  –  это  потом  выяснилось.  Человек,  который  это  делал,  вскоре  ослеп.
Однажды  я  ночевала  в  том  доме,  взрослых  с  нами  не  было,  лишь  старшая  дочь  хозяина  Нюша.  Как  раз  в  ту  ночь  ей  во  сне  явилась  Богородица  и  велела:  «Освободи  меня,  открой  лица  всем!»  Нюша  проснулась  и  разбудила  нас.  Мы  набирали  воды,  отмачивали  и  снимали  обои,  вытаскивали  гвозди.  Потом  позвали  мужиков,  те  послушались  нас,  поместили  иконы  в  рамки  и  установили  их  в  комнате  на  почётное  место.


ВОЙНА

Н.П.:
Брат  Сергей  –  офицер,  служил  в  пограничных  войсках  в  Литве,  в  Лиепае.  Пограничники  приняли  на  себя  первый  удар  фашистов,  все  там  и  сгинули.  Утром  22  июня  1941-го  Сергей  из  своего  гарнизона  позвонил  Катерине,  своей  жене,  жившей  на  съёмной  квартире.  Только  и  успел  сказать  несколько  слов  –  сообщить,  что  начинается  война,  что  нужно  срочно  эвакуироваться,  что  скоро  отходит  корабль…  Внезапно  связь  прервалась.  Что  там  произошло  дальше  –  неизвестно…  Тело  Сергея  не  найдено,  он  числится  пропавшим  без  вести.  Есть  предположение,  что  литовцы  сами  наших  пограничников  и  убили.
Катерина  сразу  бросила  всё  и  побежала  на  пристань,  а  там  люди  грузятся  на  корабль  с  вещами,  даже  мебель  забирают  –  видимо,  заранее  знали,  успели  подготовиться.
Катерина  была  беременна.  Из  Литвы  она  приехала  к  нам  в  деревню,  и  у  нас  родила  сына,  назвали  его  так  же  –  Сергеем.

Л.И.:
22  июня  я  была  в  гостях  в  соседней  деревне  –  в  Ладвушах.  Приехал  Яков  Семёнов  из  сельсовета,  сообщил  о  войне.  Мы  чаю  попили  –  и  бежать  домой.
А  у  нас  уже  начали  призывать  мужиков  и  парней.
Мой  дядя  Вася-малый  из  соседнего  села  Ладвуши  обучал  новобранцев.  Тренировал:  как  держать  винтовку,  как  целиться.  Учил  ходить  в  строю,  надевать  противогазы,  бросать  гранаты.
Когда  забирали  брата  Пешу,  я  чихнула.  Он  вернулся  живым,  получив  ранение.
Зять  моей  крёстной,  Саня,  был  председателем  колхоза,  его  в  армию  не  брали.  Но  через  пару  месяцев  он  сам  запросился  на  фронт:  «Я  больше  не  останусь  тут  бабами  руководить!  Пойду  воевать!»
Когда  мы  его  провожали,  все  смотрели  на  меня,  ждали,  что  я  чихну.  Не  чихнула.  Через  неделю  он  погиб.  Но  об  этом  мы  узнали  только  зимой,  когда  пришёл  солдат,  разыскал  его  жену  и  всё  рассказал:  Саша  утонул  на  переправе,  получив  ранение  в  живот.

Н.П.:
Мы,  мальчишки,  бегали  смотреть  на  строевые  упражнения  новобранцев,  нам  интересно  было.  Призывникам  выдали  охотничьи  ружья.  «Лечь!..  Встать!..  Целься!..  Коли!..  Бей  прикладом!..»  Удары  отрабатывали  на  соломенных  снопах.  Мы  всё  повторяли  за  ними.

Н.П.:
Немец  рвался  на  Свирь  –  чтобы  соединиться  с  финном  и  замкнуть  второе  кольцо  блокады  Ленинграда.  Тогда  городу  было  бы  не  выстоять!  В  октябре  немцы  заняли  Тихвин,  60  дней  его  удерживали,  пока  наши  их  не  выбили  оттуда.  В  тот  период  линия  фронта  проходила  в  50  км  от  нашей  деревни.  Ночью  мы  видели  вдали  зарево  от  пожаров  и  взрывов.
Нас  посылали  рыть  землянки  в  лесах  –  если  бы  враг  придвинулся  ближе,  пришлось  бы  покинуть  дома.

Л.И.:
Когда  фронт  приблизился,  нас  хотели  эвакуировать  за  реку  Пашу,  но,  когда  немец  сначала  занял  Тихвин,  а  потом  продвинулся  ещё  на  12  км  –  наоборот,  людей  с  Паши  эвакуировали  к  нам.

Н.П.:
Через  наши  деревни  вывозили  раненых,  мимо  постоянно  ездили  военные  автомобили  –  ЗИСы,  полуторки,  Студобеккеры.  На  краю  деревни  располагался  медсанбат,  здесь  раненым  делали  перевязки  и  везли  дальше  в  тыл.  На  дороге  оборудовали  КПП,  все  машины  проверяли,  возможно,  отлавливали  дезертиров.
Солдаты  шли  через  нас  –  отступали  на  Вологду.  Ночевали,  в  том  числе,  и  в  нашем  доме  –  голодные,  холодные.  Много  их  было,  все  запасы  съели.  Спали  на  полу,  головами  на  пороге,  шагнуть  некуда  было.
Шли  беженцы  из  занятых  врагом  деревень.  Они  у  нас  меняли  одежду  на  еду.

Л.И.:
По  деревне  машины  шли  и  шли…  Раненых  везли,  очень  много  их  было…  Стон  стоял…  Машины  с  людьми  открытые,  а  холод,  мороз…

Н.П.:
В  деревне  стояли  конные  обозы  –  телеги,  сани  –  в  том  числе  с  оружием.
Однажды  соседский  парнишка  где-то  украл  гранату.  Похоже,  это  была  лимонка  –  зелёная,  круглая.  Мы  вдвоём  с  другим  мальчишкой  бегали  за  счастливым  похитителем,  просили  показать  находку.  Он  сначала  похвастался,  а  потом  не  захотел  делиться  добычей  –  удирал  от  нас,  в  итоге  забежал  к  себе  в  дом  и  закрылся.  Мы  долго  ломились  в  запертую  дверь,  потом  сообразили  пойти  посмотреть  в  окно.  Только  зашли  за  угол  –  шарахнуло,  стёкла  вылетели…
Взрослых  дома  не  было,  и  обладатель  гранаты  решил  разобрать  свою  находку.  Видимо,  держал  её  на  коленях  –  ему  разворотило  всё  между  ног,  бёдра  и  живот.  Он  умер  в  медсанбате.
А  если  бы  мы  сумели  открыть  дверь  и  попали  бы  в  дом?  Или  успели  бы  влезть  в  окно?..

Л.И.:
Об  авианалётах  нас  предупреждали  –  бегали  по  деревне:  «Тушите  свет!  Закрывайте  окошки!  Самолёты  летят!»  Мы  завешивали  окна  одеялами.
Свои  и  вражеские  самолёты  мы  различали  по  звуку:  немецкие  гудели  натужно,  неравномерно,  наши  –  более  размеренно  и  плавно.
Однажды  на  поле  сел  подбитый  советский  самолёт.  Постоял,  отремонтировался  и  улетел.  При  взлёте  поля  ему  не  хватило,  –  въехал  в  рожь.

Н.П.:
Неподалёку,  в  Кайваксе,  располагался  наш  аэродром,  и  над  деревнями  постоянно  летали  самолёты.  Бомбардировщики  летали  строем  в  сопровождении  истребителей  –  на  Свирь,  на  финнов.
Один  неисправный  истребитель  полсотни  метров  не  дотянул  до  поля,  врезался  в  деревья  в  осиннике.  Самолёт  развалился  на  три  части,  лётчик  погиб.  Мы,  ребятишки,  потом  ходили  на  место  аварии  собирать  патроны  и  детали.  Кто-то  приносил  домой  ткань  от  парашюта…

Н.П.:
С  октября  1941-го  по  весну  1942-го  в  соседнем  доме  располагался  штаб  тыловых  частей,  а  офицеры  жили  у  нас.  В  дом  провели  телефон,  и  часто  звонили  в  штаб  фронта,  в  Чудово.  Днём  офицеры  совещания  устраивали,  а  ночами  пьянствовали,  с  бабами  гуляли,  песни  пели  под  гармошку,  слушали  патефон.  Я  сидел  на  печи,  видел,  как  они  пили:  в  стакан  на  треть  заливали  крепкий  чай,  на  две  трети  –  водку.  Это  называлось  «пунш».  Один  офицер  говорил  другому,  молодому:  «Так  приятнее,  мягче».
Моя  мать  готовила  им  еду  –  американскую  тушёнку,  гречу  или  перловку  с  мясом  в  больших  железных  банках.  И  нам,  детям,  немного  доставалось.  Вкусные  консервы!  Офицеры  рассуждали:  «Всё-таки  Америка  помогает».
Офицеры  регулярно  менялись,  каждый  месяц  приезжали  новые.

Л.И.:
В  деревне  лошадей  не  осталось,  всех  забрали  на  войну.
Мы,  дети,  всё  время  работали.  Например,  палками  молотили  лён  –  тяжёлая  работа!  Женщины  работали  за  мужиков,  дети  за  женщин…  От  голода  постоянно  хотели  спать.  Ослабели,  еле  ноги  переставляли,  но  работали.
Нам  выдавали  один  мешок  зерна  в  месяц  –  это  десять  килограммов.  В  некоторых  семьях  сразу  всё  мололи  и  съедали,  а  потом  голодали.  То  ли  не  могли  удержаться,  то  ли  боялись  что  украдут…
Весной  откапывали  мёрзлую  сгнившую  картошку.  Её  очень  легко  чистить  –  кожура  сама  отпадает,  а  внутри  один  крахмал.  Из  него  на  противнях  пекли  оладьи.  В  поле  удавалось  найти  примерно  одну  картофелину  на  два  метра  земли.  Всё  у  себя  перекопали  –  потом  в  другие  деревни  ходили  копать.
Питались  мякиной:  толкли  в  ступах  и  пекли  лепёшки.  Пока  был  запас  ягод,  ели  мякину,  толчённую  с  клюквой.  Ели  жмыхи  из  отрубей.  В  других  семьях  лебеду  ели;  от  неё  пухли.  Ели  жареный  щавель  с  яйцом  –  от  него  тошнило.  «Дудки»  (сныть)  сушили,  резали  ножом  и  толкли  в  ступах  или  мололи  на  жерновах,  потом  пекли  лепёшки.  От  них  мучились  сильным  запором.
Одна  бабка  в  поле  работала,  полола  картошку,  не  могла  утерпеть,  доставала  мелкие,  ещё  незрелые  картошины,  и  сразу  ела  их  –  сырые,  зелёные,  прямо  с  землёй.  От  этого  и  умерла,  прямо  в  поле.
Когда  косили  –  всё  сено  отдавали  государству,  а  для  себя  по  кустам  вдоль  дорог  собирали  сено,  выпавшее  из  повозок.  Из  соломенных  крыш  доставали  гнилую  солому  –  давали  корове.  Корова  голодная  от  голода  на  ногах  не  стояла  –  её  подвешивали  к  потолку,  пропуская  под  животом  узкий  длинный  ковёр-дорожку.
Мы  держали  корову,  потому  и  выжили.  Надо  300  литров  молока  сдать  государству,  остальное  –  себе.  У  кого  коровы  не  было  –  те  тоже  выживали,  но  было  гораздо  тяжелее.
Умер  в  деревне  только  один  человек  –  в  семье  Чуркиных,  уже  в  августе,  когда  голод  был  не  такой  сильный,  ягоды  появились…
Бывало,  военные  у  нас  ночевали  –  делились  сгущёнкой,  тушёнкой.
Мы  всю  тёплую  одежду  –  шубы,  тулупы  –  променяли  на  хлеб.  Потом  мама  даже  полотенца  выменяла.  Когда  несла  их,  у  неё  слёзы  катились  из  глаз,  от  этого  мама  по  дороге  спотыкалась,  падала  и  роняла  свою  ношу.
У  нас  был  штабель  брёвен,  заготовленных  для  постройки  нового  дома.  В  войну  всё  пошло  на  дрова.

Н.П.:
Мякину  ели  –  это  отходы  от  помола  зерна.  Лепёшки  из  неё  пекли.  В  основном  питались  картошкой  и  молоком,  летом  запасали  грибы  и  ягоды  на  всю  зиму.

Н.П.:
Во  вторую  и  третью  военные  зимы  в  нашей  деревне  размещался  спецотряд.  Бойцы  на  лыжах,  в  маскхалатах,  вооружённые  карабинами  с  оптическими  прицелами  –  невиданное  дело!  Они  били  лосей.  Потом  приезжали  машины  и  забирали  туши  –  мясо  для  фронта.

Л.И.:
9-го  мая  45-го  мы  работали  на  реке,  сплав  гнали.  Вдруг  всех  позвали  в  клуб,  а  там  сообщили,  что  война  закончилась.  Рёв  стоял,  крик,  плач  –  от  радости  и  от  горя…


ПОСЛЕ  ВОЙНЫ

Л.И.:
После  войны  к  нам  в  дом  прислали  белорусов.  От  лесопункта  нам  сколько-то  денег  начислили,  чтобы  мы  о  приезжих  заботились.  Много  малышей,  крошечные,  все  грязные,  вшивые.  Мы  затопили  баню,  наподдавали  пару,  собрали  их  всех  в  парилку,  закрыли  там  и  снаружи  подпёрли  дверь.  Они  орут,  плачут,  ломятся  –  а  не  выйти.  В  бане  вши  надуваются,  красные  делаются,  толстые…  У  них  все  вши  и  вывелись!
В  деревне  был  паренёк  один  –  не  то  чтобы  дурачок,  но  немного  с  придурью.  Эти  ребята  стали  его  дразнить,  водой  поливать.  Он  не  выдержал  –  схватил  палку  и  погнался  за  ними.  Они  от  него  врассыпную  –  кто  в  дом  вбежал  и  дверь  захлопнул,  а  кто  в  картошку  сиганул,  в  ботве  спрятался.  Потом  они  нам  рассказывали:  «Мы  в  бульбовнике  прятались!»
Белорусы  у  нас  ножницы  украли.  Хорошие  ножницы,  железо  резали…

Н.П.:
После  войны  вместо  наших  лошадей,  отправленных  на  фронт,  прислали  иностранных.  Были  монгольские  лошадки  –  маленькие,  но  выносливые.  Они  панически  боятся  леса  –  не  привыкли,  ведь  в  Монголии  голая  степь.  Когда  едут  через  лес  –  дёргают  ушами,  нервничают,  от  каждого  шороха  шарахаются.  Если  их  оставить  без  присмотра  –  сбегут.
Были  огромные  сильные  шведские  кони.  Цивилизованные!  Едят  только  из  кормушки,  сами  пастись  не  умеют.

Л.И.:
Весь  вечер  и  всю  ночь  мы  работали  –  окучивали  картошку,  а  поутру  после  работы  шли  пешком  в  Тихвин  –  а  это  60  километров.
Мы  работали,  поэтому  и  жили  неплохо.  Нам  завидовали,  вредили.  Например,  однажды  в  погребе  нам  картошку  посолили  –  а  от  этого  она  гниёт.


Л.И.:
1951  год  –  я  ждала  ребёнка.  Тогда  беременные  до  последнего  дня  работали,  иногда  рожали  прямо  в  поле  во  время  работы.  Я  бедовая  была,  всё  делала  по  хозяйству.
Дверь  в  избу  закрывалась  изнутри  железной  накладкой.  Я  работала  на  втором  этаже,  и  когда  кто-то  приходил,  чтобы  не  спускаться  по  узкой  крутой  лестнице,  дверь  открывала  ухватом,  перегнувшись  через  перила.  Однажды,  открывая  дверь  таким  образом,  я  потеряла  равновесие,  кувырнулась  через  перила  и  упала  со  второго  этажа.  Сильно  ударилась  об  лестницу  животом,  потом  головой  об  стену…  До  сих  пор  не  понимаю,  как  это  прошло  без  последствий  для  меня  и  для  беременности?
Ещё,  беременная,  шла  провожать  Колю  в  армию.  На  косогоре  поскользнулась,  упала  на  спину  и  съехала  по  грязи  с  горы.  Очевидцы  говорили  между  собой:  «До  низа  доедет  и  родит!»  Ничего,  тоже  обошлось.
В  итоге  родила  дома,  ночью,  после  молотьбы.

Л.И.:
Уникальная  у  нас  была  корова!  Гнали  сплав,  брёвна  шли  по  реке,  а  река  шириной  5  –  7  метров.  Корова  паслась,  увидела  красивый  зелёный  луг  на  другом  берегу  –  и  переплыла.  Как?!  Никто  не  знает.  Плыла,  уворачиваясь  от  брёвен?  Или  пешком  под  ними?
Обратно  её  с  трудом  перевезли  на  плоту.
Бедовая  была,  буйная!  Других  коров  бодала!  Хозяева  боялись  вместе  с  ней  своих  буренок  отпускать.  Но  когда  начал  нападать  медведь  –  она  других  коров  защищала,  бросалась  на  медведя!  Он  ранил  её,  сломал  позвоночник  в  трёх  местах.
Со  сломанным  позвоночником  корова  стоять  не  могла,  ползала.  Когда  ей  надо  было  в  туалет  –  я  её  из  стойла  на  улицу  волокла,  и  обратно.  Потом  её  выходили,  вылечили!

Л.И.:
Как-то  раз  мы  приходим  с  работы  –  а  у  нас  телёнка  увели  в  колхоз.  Бабушка  рассказала,  что  к  ней  пришли,  она  не  пускала  –  а  они  без  спроса  открыли  стойло,  взяли  телёнка  за  хвост  и  за  ухо  и  увели.  Мы  пошли  в  сельсовет  жаловаться:  «У  нас  один  сын  на  войне  погиб,  другой  в  армии  служит  –  верните  телёнка!»  Отвечают:  «Телёнка  уже  зарезали».  В  итоге  мы  вытребовали  деньги.

Л.И.:
Был  один  конь  дурной,  всегда  идёт  шагом,  и  никак  не  заставить  его  бежать.  Хоть  понукай  его,  хоть  хлещи  –  всё  бесполезно,  идёт  шагом  и  ни  на  что  не  реагирует.  А  вот  с  горы  бежит  галопом,  и  тут  уже  наоборот  –  никак  его  не  остановить,  ни  «тпру»,  ни  хлыст  не  действуют.  Больше  всего  я  боялась  свалиться  с  телеги  –  конь,  разогнавшись  под  гору,  не  заметит,  что  я  упала  и  дальше  побежит.
Была  кобыла  Майка.  Она  на  всём  скаку  останавливается  перед  ямой  –  и  седок  летит  через  голову.  Кстати,  это  всегда  проходит  без  серьёзных  последствий  для  здоровья  людей.
Однажды  конь  пасся,  и  с  травой  проглотил  змею.  Словно  взбесился!  Бегал  по  деревне  как  сумасшедший,  все  от  него  шарахались.  Мужики  с  трудом  поймали  коня,  повалили  на  землю,  связали.  Влили  ему  в  рот  сыворотки  с  табаком.  Змея  вышла.

Л.И.:
Некая  девка  была  очень  серьёзно  больна,  уже  лежала  при  смерти.  Отнесли  её  к  бабке,  которая  заговаривала  болезни.  У  той  бабки  жила  змея.  Змея  залезла  через  рот  в  нутро  к  девке.  Видно  было,  как  змея  извивалась  в  животе.  Потом  змея  вылезла  и  вытащила  болезнь.  Девка  выздоровела.

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=391875
Рубрика: Лирика
дата надходження 12.01.2013
автор: Евгений Капустин