Алёнушка, Иван-Козёл и Алёшки (Розы от прозы)

Нет  больнее  обиды,  чем  от  близкого  человека.  Нет  страшнее  беды,  чем  начинать  ненавидеть  того,  кого  любил  всем  сердцем.  И  нет  большей  радости,  чем  осознавать,  что  даже  после  самых  лютых  горестей  обязательно  наступают  счастливые  дни.



Ночные  грязевые  ванны.  Начало



«Алёнка,  открой!»  -  стук  в  дверь  схватил  её  за  волосы  и  выволок  из  тёплого  моря  как  раз  тогда,  когда  к  ней,  небрежно  рассекая  волны,  плыл  синеглазый  красавец  с  букетом  в  зубах.  Сон  рассыпался  неаккуратно  уроненной  мозаикой,  и  она,  охнув,  села  на  кровать.  Заставила  раскрыться  глаза,  откинула  назад  спутанные  волосы  и  провела  по  лицу  рукой,  смахивая  паутину  дрёмы.  Вздохнула.  Прислушалась.  Может,  почудилось?  Так  и  есть...  Вокруг  было  тихо-тихо,  даже  Алёшкиного  дыхания  не  слыхать.  


Она  нашарила  ногами  тапочки,  потягиваясь  и  позёвывая  направилась  к  кроватке  полуторагодовалого  сына.  И  тут  опять  раздался  тарабам,  сопровождаемый  ругательствами.


Алёна  взглянула  на  стоящие  на  шкафу  электронные  часы,  заливающие  комнату  мягким  зелёным  светом.  «Два  часа,  шестнадцать  минут»,  -  услужливо  шепнули  они.  Прихватив  мобильник  и  настучав  нужный  номер,  она  склонилась  над  высоким  бортиком  кроватки  сына  и  натянула  на  малыша  забитое  им  в  самый  угол  одеяло.  Алёша  благодарно  плямкнул,  резко  крутнулся  с  боку  на  бок  и  снова  затих.  «Пожарник  мой»,  -  пригладила  она  ёжик  его  волос,  а  потом  резко  выпрямилась  и  вышла  в  коридор,  плотно  задернув  тяжёлые  шторы,  прикрывающие  вход  в  спальню.  «Что  случилось?»  -  ожила,  наконец,  трубка.


…Пока  возилась  с  замками,  Иван  успел  ещё  раз  постучать  и  поорать.  Алёна  плотно  сжала  губы  и  зубы,  чтобы  не  вырвались  нехорошие  слова.  Откинув  последний  крючок,  она  широко  распахнула  дверь.  И  коротко  радостно  вздохнула,  наблюдая,  как  бывший,  сметённый  с  крыльца,  летит  прямо  в  грязь,  замешенную  вечерним  дождём.  


А  когда  он,  матерясь,  лихо  вскочил  на  ноги  и  ринулся  по  ступенькам,  чтобы  поскользнувшись  на  первой  же,  плашмя  рухнуть  всё  в  ту  же  грязюку,  Алёна  захохотала  уже  в  голос,  прикрыв  рот  тыльной  стороной  руки,  сжимающей  мобильник.


«Чего  ржёшь?  -  хмуро  поинтересовался  он,  на  сей  раз  предельно  осторожно  выползая  из  «укрыльцового  болота».  -  Давно  не  получала?»


И,  пошатываясь,  пошёл  на  неё,  крепко  хватаясь  измазанной  рукой  за  голубые  перила.  




Прокомпостированное  сердце



А  как  хорошо  всё  начиналось...  Они  встретились  в  донецком  троллейбусе:  недавно  дембельнутый  донецкий  солдатик  и  приехавшая  в  облцентр  к  тёте  в  гости  красноармейская  студентка  (училась  в  строительном  лицее).  Иван  попросил  симпатичную  незнакомку  прокомпостировать  билет,  а  когда  Алёна  это  сделала,  схватился  за  сердце,  сказав,  что  она  пробила  не  билет,  а  его.  Посмеялись,  разговорились.  Он  проводил  девушку  до  тётиного  дома,  а  утром  встретил  там  же  —  с  цветами.  Побродили  по  Донецку,  обменялись  адресами.  Потом  Ваня  посадил  её  на  электричку  и...  забросал  письмами.  Откуда  только  слова  брались  у  этого  неразговорчивого  (молчуном  звали  в  школе  и  армейской  части)  парня.  Хотя,  в  принципе,  писать  —  не  говорить...


«Прелесть  моя  красноармейская...»,  -  так  начиналось  каждое  его  послание.  А  дальше  —  всего  понемногу.  О  себе,  погоде,  друзьях.  Она  отвечала  —  не  столько  строчками,  сколько  рисунками.  Цветочки  там,  белочки,  мордочки  болонок.  И  пара-тройка  абзацев  о  том  -  о  сём.  «Рисовать  у  меня  получается  лучше,  чем  писать»,  -  честно  признавалась  Алёнушка.


Стали  наезжать  друг  к  другу  в  гости,  познакомились  с  родителями.  От  поцелуев  и  кино  перешли  к  более  тесным-телесным  взаимоотношениям.  Вскоре  Иван  пошёл  работать  на  шахту,  а  Алена,  бросив  лицей,  устроилась  торговать  на  красноармейском  рынке.  Через  полгода,  пообтершись  в  коллективе  и  более-менее  финансово  окрепнув,  он  сделал  ей  предложение,  вложив  в  коробочку  с  кольцом  тот  самый  билет,  который  стал  началом  их  романа.



Алкогольная  западня



Свадебным  подарком  от  родителей  стал  дом  в  Красноармейске.  Пусть  небольшой,  зато  газифицированный,  с  ухоженным  огородиком  и  мини-садиком  из  десятка  яблонь  и  груш.  В  Донецке  купить  квартиру  было  нереально,  съём  тоже  бил  по  карману,  так  что  решили  обживать  подарок.  Иван  перевёлся  на  одну  из  местных  шахт,  и  молодая  семья  стала  наполнять  своё  гнездышко  содержимым:  то  кресло  прикупят,  то  шкафчик.  А  потом  Ваня  запил...


У  каждого  это  начинается  по-своему:  от  горя,  за  компанию  или  от  скуки.  Результат  же  одинаков:  разбитые  судьбы.  Сначала  Иван  ссылался  на  то,  что  «ребята  очередной  бутыль  поставили,  увильнуть  никак  нельзя  было».  Но  дни  рождения,  обмывания  отпуска  или  какой-либо  покупки  повторялись  слишком  часто,  чтобы  быть  правдой.


Алена  злилась,  устраивала  скандалы  и  даже  не  пускала  запившего  мужа  ночевать.  Он  не  очень  печалился,  засыпая  то  прямо  у  крыльца,  то  у  дружков-холостяков,  а  то  и  под  боком  у  дебелой  вдовой  соседки,  давно  мечтающей  запустить  коготки  в  чужое  счастье.  Поняв,  что  битьем  посуды  делу  не  помочь,  молодая  жена  обратилась  за  помощью  к  родственникам.  Но  ни  её,  ни  Ивановы  родители  укротить  ушедшего  в  алкогольный  угар  мужа  не  сумели.  На  трезвую  голову  он  выслушивать  наставления  не  хотел,  а  на  пьяную  —  был  не  в  состоянии.  От  бабок-шептух  тоже  проку  не  было,  а  кодироваться  супруг  наотрез  отказался.  «Да  я  что  больной,  что  ли?!»  -  орал,  стуча  себя  кулаком  в  грудь.


Он  стал  пропивать  по  ползарплаты,  крыть  жену  матом  и  даже  поднимать  на  неё  руку.  Алена  пыталась  удержать  его  от  выпивки  нежностью  и  любовью,  даже  взяла  среди  зимы  отпуск,  чтобы  провести  с  попавшим  в  алкогольную  западню  мужем  как  можно  больше  времени.  Но  горлышко  бутылки  было  Ивану  слаже  Алёнушкиных  губ,  а  плеск  сорокаградусной  в  стакане  -  эротичнее  стонов  отдающейся  ему  жены.


Самое  страшное,  что  к  тому  времени,  когда  Алёнушка  забеременела,  она  ненавидела  того,  кто  каких-то  пять  лет  назад  писал  ей:  «Прелесть  моя  красноармейская...».  Присосавшись  к  колдовской  водице,  из  Иванушки  он  превратился  в  Козла.  



Сразу  двое



Рожала  она,  уже  будучи  разведённой.  Из  дома,  который  обставляла  с  любовью,  выезжать  не  захотела,  а  видеть  Ивана  больше  не  желала.  Спасибо  папе,  который  продал  купленную  пару  лет  назад  машину.  «В  милиции  можно  служить,  а  можно  выслуживаться.  Я,  дочка,  служу,  потому,  в  отличие  от  многих,  до  сих  пор  «тачкой»  не  обзавёлся»,  -  говорил  он  ей  многие  годы.  Но  глазом  не  моргнув,  распрощался  ради  Алёны  с  толком  не  обкатанной  мечтой  на  колесах.  Часть  вырученных  денег  отдали  экс-супругу  в  качестве  его  «домовой  доли»,  прочее  пошло  на  роды,  обустройство  детской,  а  также  легло  на  счет  малышу-Алёшке.


Иван,  перебравшийся  в  купленную  за  бесценок  хибару  на  соседней  улице,  пару  раз  приходил  взглянуть  на  сына,  но  всегда  —  навеселе.  Алёна  дверь  ему  не  открывала.  После  того,  как  её  отец,  очень  кстати  гостивший,  в  очередной  визит  бывшего  вышел  на  крыльцо,  вынул  из  кобуры  пистолет  и  дал  честное  офицерское,  что  продырявит  Козлу  его  шкуру,  если  он  попробует  ещё  когда-нибудь  зайти  к  ним  во  двор,  тот  исчез.  На  время...


А  в  жизни  Алёнушки,  потерявшей  одного  мужчину,  почти  одновременно  появились  сразу  двое.  Оба  -  Алёшки.  


Когда  таксист,  приехавший  забирать  её  из  роддома,  услужливо  распахнул  дверь  машины  и  весело  поинтересовался:  «А  счастливый  отец  что  –  работает?»,  она  не  выдержала  и  разревелась.  Вот  ведь  дура  слабохарактерная!  Столько  готовила  себя  к  подобным  вопросам  –  и  на  тебе!  


«Парень  –  твое  дело  крутить  баранку.  А  трепаться  не  надо…»,  -  холодно  произнес  батя,  пока  мать  не  зашморгала  вслед  за  дочкой.  Таксист  молча  и  аккуратно  довёз  их  до  дома.  Так  же  без  слов  получил  деньги  и  укатил.  А  через  пару  дней  появился  –  с  пакетом  памперсов,  вязкой  погремушек  на  шее  («Как  баранки»,  -  подумала  Аленка,  когда  увидела  эту  гирлянду)  и  букетом  цветов.  Она,  конечно,  ничего  не  взяла.  С  чего  бы?  Он  оставил  всё  на  крыльце  –  и  был  таков!  «Ну,  не  выбрасывать  же»,  -  успокаивала  она  себя,  ставя  забавный  ромашково-розовый  букет  в  вазу,  перемывая  погремушки  и  отправляя  памперсы  в  шкаф,  где  дремали  их  собратья.


На  следующий  день  он  явился  опять:  с  пелёнками-распашонками,  цветами  и  корзиной  шоколадок  «Аленка».  Не  испугался  натравленного  ею  батю,  который,  как  бульдог,  ринулся  на  незваного  гостя.  Поставил  корзину,  ловко  бросил  в  неё  детский  и  флорный  презенты  и  спокойно  отвёл  от  воротника  руки  представителя  закона.  Покурили,  пообщались.  Потом  парень,  слегка  поклонившись,  удалился,  а  хмурый  отец  приволок  его  подарки  в  дом  и  буркнул:  «Этот  не  отцепится.  Я  ему  в  глаза  посмотрел  и  увидел  в  них  то  же,  что  в  моих  было,  когда  за  мамкой  твоей  ухаживал.  Ты  бы,  доча,  присмотрелась  к  нему.  Вроде,  неплохой  парень…  А  там  –  как  знаешь».


Она  присмотрелась.  Через  месяц  у  Алёшки-младшего  появился  названный  отец.  Тёзка.  Через  год  он  женился  на  Алёне  и  усыновил  паренька.  



Ночные  грязевые  ванны.  Окончание



Глядя  на  поднимающегося  по  ступенькам  Ивана,  Алёна  не  понимала,  как  мог  человек,  которого  она  любила,  превратиться  в  ЭТО:  мутные  от  перепоя  глаза,  всколоченная  бородишка,  какие-то  дурацкие  бакенбарды,  медные  перстни  на  дрожащих  пальцах,  оскал  рта  с  поредевшими  зубами.


Алёна  знала,  что  его  уволили  с  шахты,  что  он  продал  халабуду,  в  которой  жил  и  перебрался  в  общагу,  деля  комнату  с  такими  же  пропойцами.  Родители  Ивана  приезжали  к  ней,  умоляя  если  не  принять  его  обратно  (об  этом  и  речи  быть  не  могло),  то  хотя  бы  поговорить,  вразумить,  посулить,  что  позволит  видеться  с  сыном.  Словно  не  она  в  своё  время  только  это  и  делала,  получая  в  ответ  плюхи  и  оскорбления  от  супруга  и  недоуменные  взгляды  («Да  что,  Алёнушка,  сразу  скандалишь.  Ну,  выпил,  парень  трохи  –  так  без  этого  и  мужик  –  не  мужик!»)  от  его  предков.  Она  им  напомнила  это  всё  и  заявила,  что  бегать  за  бывшим  мужем-пьянчугой  и  вести  с  ним  душещипательные  беседы  не  собирается!  И  к  сыну  его  не  подпустит  НИ-КО-ГДА!


Именно  это  она  сейчас  и  собиралась  сделать  –  не  подпустить  его  к  Алёшке-маленькому.  А  что  дверь  открыла,  так  ей  бояться  нечего  –  она  Козла  на  куски  порвёт  –  и  за  то,  что  было,  и  за  то,  что  могло  случиться,  не  решись  Алена  на  развод.  


Но  к  счастью  Ивана,  новый  муж  бывшей  добрался  до  него  быстрее,  чем  она.  Разрезав  тёмную  улицу  ножом  фар,  у  калитки  тормознуло  такси.  Потом  раздалось  «Чтоб  тебя!»  и  приближающееся  плюханье  ботинок.  Помня  предыдущие  неудачные  манёвры,  Козёл  начал  аккуратно  разворачиваться.  Как  раз  успел,  чтобы  поймать  челюстью  кулак  Алексея  и  кувырнуться  через  перила  в  грязевые  объятья.


…  Больше  он  в  их  жизни  не  появлялся.  И  правильно.  Среди  людей  Козлам  –  не  место.


Александр  АЛДОЕВ  (Он  же  –  Андрей  КРИВЦУН).

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=462440
Рубрика: Лирика
дата надходження 25.11.2013
автор: Андрей Кривцун