Мелкие неприятности

[b]НА  ЧТО  ЖАЛУЕТЕСЬ?[/b]

Районная  поликлиника  в  провинции.  Врач  первой  категории  Олеся  ведет  прием  пациентов,  которых  под  разболтанной  и  щелястой  дверью  ее  кабинета  собралось  уже  порядочно.

Пациенты  ведут  нескончаемый  разговор  о  болезнях,  ценах  и  политиках.  Смутный  давящий  гул  их  голосов  наполняет  коридор,  проникает  в  кабинет,  заставляя  слегка  дребезжать  стекло  в  окне,  небрежно  закрашенном  до  середины  белой  краской.  Олесю  этот  гул  утомляет  больше,  чем  прием,  она  потирает  виски,  которые  уже  наливаются  нервной  тяжестью  и  слегка  пульсируют  под  ее  пальцами.

Тут  коридорный  гул  прорезает  резкий  неприятный  голос,  он  звучит  так,  как  мог  бы  звучать  голос  утки,  если  бы  утка  вдруг  заговорила.  Олеся  слышит  свое  имя,  начинает  прислушиваться.  Некто  сообщает  подробности  Олесиной  карьеры  и  личной  жизни,  заодно  поминая  всех  ее  родных  и  близких,  как  настоящих,  так  и  вымышленных.  Рассказ  этот  напоминает  какой-то  дешевый  сериал:  все  гадко  и  неправда.

Олеся  распахивает  дверь  кабинета,  утиный  голос  замирает  на  полуслове,  но  Олеся  успевает  заметить  пациентку,  которая  захлопывает  со  стуком  рот;  сейчас  она  с  тупым  недоумением  смотрит  на  врача.  Олеся,  глядя  ей  прямо  в  глаза,  спрашивает:
-  Это  кто  здесь  так  хорошо  всё  обо  мне  знает?

Пациенты  молчат,  словно  немые,  смотрят  в  пол.  Обладательница  утиного  голоса  тоже  молчит,  но  глаз  не  опускает.

Олеся  возвращается  в  кабинет,  прием  пациентов  продолжается.  Гул  голосов  в  коридоре  постепенно  нарастает,  вновь  заставляя  оконные  стекла  дребезжать,  а  Олесю  –  хмуриться  и  потирать  виски.

Но  вот  подходит  очередь  пациентки  с  утиным  голосом.  На  пороге  кабинета  она  останавливается  и  с  материнским  укором  говорит  Олесе:
-  Доктор,  вы  меня  перед  всеми  опозорили,  –  и  закатывает  драматическую  паузу.

В  висках  у  Олеси  начинает  ломить  по-настоящему,  перед  глазами  плывут  желтые  пятна  с  рваными  краями.  Переведя  дыхание  и  овладев  собой,  Олеся  произносит  ровным  голосом,  глядя  чуть-чуть  мимо  пациентки:
-  На  что  жалуетесь?

[b]ОЖИДАНИЕ[/b]

-  Ожидайте,  -  сказали  мне  на  рецепции.

Ожидать  нужно  было  в  маленькой,  тускло  освещенной  комнате,  где  стояла  пара  стульев,  полузасохшее  тропическое  растение  и  сломанный  телевизор.  Я  вошел  и  присел  на  один  из  стульев.  На  другом  уже  сидела  какая-то  девица  и  держала  в  руках  довольно  крупный  мобильный  телефон.  Она,  кажется,  играла  в  какую-то  игру,  потому  что  все  время  быстро  жала  клавиши,  и  каждая  клавиша  имела  свой  тон,  тоны  повторялись  по  многу  раз,  как  никогда  не  повторяются  буквы  в  словах.  Девица  была  поглощена  этим  занятием,  она  ерзала  на  стуле  и  дергала  по  полу  ногами  в  высоких  сапогах  с  острыми  каблуками.  Каблуки,  скользя  по  линолеуму,  издавали  короткие  глуховатые  взвизги.  Через  равные  промежутки  времени  девица  с  влажным  всхлипом  втягивала  воздух  носом,  но  мне  было  почему-то  неловко  предложить  ей  салфетку.  Тут  девица  отложила  телефон,  и  я  вздохнул  с  облегчением:  видно,  она  уже  наигралась.  Девица  достала  из  сумки  шоколадку  и  начала  снимать  с  нее  хрустящую  обертку.  Шоколадка,  наверное,  подтаяла  в  сумке,  потому  что  обертка  не  поддавалась.  Девица  принялась  обдирать  трескучий  материал  длинными  темно-вишневыми  ногтями.  При  этом  она  продолжала  громко  шмыгать  носом.  Справившись,  наконец,  с  оберткой  и  шоколадкой,  она  бросила  обертку  на  подоконник,  достала  из  сумки  ручку  и  блокнот.  Я  замер,  не  рискуя  предполагать,  что  будет  дальше.  Девица  раскрыла  блокнот,  сняла  колпачок  с  ручки  и  сжала  ее  в  кулаке,  как  держат  ручку  маленькие  дети.  Девица  установила  ручку  в  центр  чистого  листа,  сжала  губы,  чуть  сузила  глаза  и  начала  методично  возить  ручкой  по  бумаге,  явно  прикладывая  значительные  усилия.  Она  «расписывала»  ручку.  Ручка  «расписываться»  не  желала,  а  сухой  ее  шарик,  царапая  бумагу,  производил  хриплый  рвущийся  звук.  Потерзав  ручку  и  блокнот  пару  минут,  девица  пожала  плечами,  громко  хлюпнула  носом  и  с  недовольным  видом  швырнула  всю  свою  канцелярию  обратно  в  сумку.  Потом  она  вновь  взялась  за  телефон,  и  комната  снова  наполнилась  короткими  очередями  и  заливистыми  трелями  его  тонов.  Я  вскочил  со  стула,  пробормотал  нечто  неразборчивое,  распахнул  дверь  и  выбежал  в  коридор.  Захлопывая  дверь,  я  услышал  глухой  взвизг  каблука  по  линолеуму  и  носоглоточный  всхлип  девицы.

...Правду  говорят:  ожидание  –  мучительно.

[b]ГАЛУБАЯ  ТОЧКА[/b]

Однажды  давным-давно  -  лет  15  назад  -  я  в  составе  студенческой  делегации  посетил  Европейский  Суд  Справедливости.  Обычно  в  таких  учреждениях  на  посетителей  вешают  разного  рода  бейджики,  а  иногда  и  радио-маяки.  Но  тут  все  было  иначе:  гостям  на  лацканы  приклеивали  небольшой  кружок,  цвет  которого  обозначал  цель  визита.  Нам,  как  наименее  целеустремленным  пришельцам,  достались  кружочки  голубого  цвета.  ВИПы  щеголяли  красными,  а  люди  «по  делу»  -  зелеными.

Мы  побывали  там  и  сям,  послушали  прения,  посмеиваясь  над  мантиями  и  париками,  пожалели  переводчиков,  которым  приходилось  переводить  разные  процедурные  тонкости  и  юридизмы  на  15  языков,  и  пошли  обедать.

Судьи  устроили  в  нашу  честь  настоящий  банкет.  Вино  было  прекрасным,  кухня  -  изумительной,  а  беседа  -  просто  пир  юридического  духа,  настоящего,  того,  что  "искусство  добра  и  справедливости",  остроумного,  красноречивого,  лишенного  корыстолюбия  и  пошлости.

Я  был  доволен.  И  все  были  довольны,  кроме  моего  коллеги  из  Грузии.  Что-то  его  беспокоило,  он  не  мог  ни  смеяться  шуткам,  ни  радоваться  прекрасному  вину.

В  конце  концов,  я  спросил  его,  в  чем  было  дело.  А  тогда  его  беспокойство  часто  бывало  небеспочвенным  -  то  и  дело  территорию  Грузии  бомбили  самолеты  сопредельного  государства.  И  волновался  он  не  зря  -  через  несколько  лет  там  вспыхнула  настоящая  война.

Он,  глядя  на  меня  страдающими  глазами,  оторвал  от  лацкана  пиджака  метку  посетителя,  с  отвращением  бросил  ее  в  урну  и  произнес,  как-то  особенно  сильно  демонстрируя  свой  грузинский  акцент:

-  Нэ  нравыца  мнэ  эта  галубая  точка!

[b]ПОЛОСА  ВЕЗЕНИЯ[/b]

Лет…  Много  лет  назад,  в  общем.  Был  я  тогда  очень  молод,  сам  себе  казался  успешным  и  удачливым,  все  мои  планы  и  идеи  как-то  легко  воплощались.  Я  даже  друзьям  своим  часто  говорил,  что  мне  достаточно  чего-то  захотеть  –  и  все  как-то  само  собой  складывается.  Такое  сплошное  было  везение.

Учеба  в  институте  была  необременительна  и  интересна.  Диплом  с  отличием  я  получил  без  особых  усилий.  Быстро  нашел  престижную  работу  в  столице.  Сложные  поручения  начальства  я  выполнял  все  на  той  же  волне  везения  и  удачи  –  а  моему  шефу  все  равно  было,  стечение  ли  это  обстоятельств  или  мои  старания.  И  карьера,  и  зарплата  мои  росли,  опережая  друг  друга.

Дома  у  меня  тоже  все  будто  бы  было  хорошо…  Да  что  там  хорошо  –  тогда  дома  у  меня  все  было  просто  отлично!  Жена  у  меня  была  –  умница,  красавица,  добрая,  веселая…  Готовила  замечательно…  Да…

Знаете,  какое  бывает  окрыляющее  опьянение  после  третьей  рюмки?  Вот  и  везение  мое  так  же  меня  опьяняло.  Казалось,  что  к  любым  моим  желаниям  прислушивается  расторопная  и  услужливая  золотая  рыбка.  Получалось  все,  все  сбывалось,  а  возникавшие  иногда  шутливые  упреки  –  дескать,  чем  с  удачей  расплачиваться  будешь?  –  я  приписывал  обычной  в  таких  случаях  человеческой  зависти.

Теперь  даже  не  вспомню,  как  это  все  случилось…  Короче  говоря,  возник  у  меня  служебный  роман…  Тогда  я  записал  эту  интрижку  на  свой  счет  успехов  и  удач,  а  теперь  мне  только  стыдно.  А  тогда  –  тогда-то  мне  казалось,  что  я  неимоверно  счастлив.  Это  дикое  счастье  целиком  поглотило  меня,  лишило  зрения,  слуха  и  памяти;  я  совершенно  не  могу  вспомнить,  чем  тогда  были  наполнены  дни,  недели  и  месяцы  моей  жизни…

Пришел  я  в  себя  неожиданно,  рывком.  Я  словно  вернулся  в  свой  дом,  в  котором  основательно  похозяйничал  кто-то  посторонний.  Вернулся  –  и  не  узнал  ничего.  С  работы  меня  увольняют  за  прогулы.  Живу  у  какой-то  смутно  знакомой  женщины.  Она  устраивает  скандалы  по  любому  поводу,  что-то  требует,  чем-то  попрекает.  На  улице  зима,  а  на  мне  пиджак  и  кроссовки.  Денег  нет.  Ключи  от  дома  к  замку  не  подходят.  Да  и  не  дом  это  уже  –  живут  там  какие-то  чужие  люди…

И  кончилась  на  этом  моя  удача.  Потом  если  что-то  у  меня  и  получалось,  то  только  с  огромными  усилиями.  Совсем  другая  жизнь  пошла.  Совсем  другая…

[b]МАЛЕНЬКИЙ  МАЛЬЧИК  В  КУПЕ[/b]

Огромный  зеленый  вагон.  Косо  висящая  белая  табличка  с  наименованием  маршрута.  Черные  буквы  медленно  складываются  в  одно  длинное  слово.  Маленький  мальчик  с  удивлением  читает:  Я-С-И-Н-О-В-А-Т-А-Я-О-Д-Е-С-С-А.  Здесь  нет  ни  того  города,  где  сейчас  стоит  поезд,  ни  того,  куда  он  привезет  мальчика.  Поезд  «проходящий».

Грязновато-желтые  поручни  над  головой.  Нет,  не  дотянуться.  Тяжелая  зеленая  дверь  медленно  уходит  внутрь  вагона.  С  лязгом  поднимается  люк  над  массивными  ступеньками.  Но  даже  самая  нижняя  ступенька  слишком  высока.  Рукой,  пожалуй,  возьмешься.  Но  взобраться  в  вагон  без  унизительной  помощи  взрослых  –  «а  ну-ка!»  -  никак  нельзя.

Мальчик  входит  в  свое  купе,  садится  у  окна.  Вокруг  медленно  движутся  –  верх,  «простите!»,  вниз,  «позвольте!»,  снова  вверх,  «пардон!»  –  сумки,  локти,  матрацы,  спины,  подушки,  чемоданы  и  простыни.  Воздух  наполняется  пылью,  в  которой  внезапно  становятся  видимы  солнечные  лучи.

Малыш  внимательно  рассматривает  попутчиков.  Он  старается  угадать  характер  человека  по  лицу,  жестам  и  одежде.  Одни  кажутся  ему  явными  героями,  другие  -  несомненными  злодеями.  Вот  этот  -  храбрец,  тот  -  добряк,  вон  тот  на  боковой  полочке  –  трус.  А  там,  сверху,  бандит.  Точно  -  бандит…

...Ночь.  Cтук  колес  и  покачивание  сменяются  тишиной  и  неподвижностью.  Малыш  просыпается.  Поезд  стоит.  В  окно  льется  голубоватый  свет  станционного  фонаря.  В  этом  призрачном  освещении  мальчик  обнаруживает,  что  лица  попутчиков  сохраняют  героическое  или  злодейское  выражение  даже  во  сне.

[b]ПОСТОВОЕ  ИСКУШЕНИЕ[/b]

Саша  стоял  у  пешеходного  перехода,  ждал  «зеленого»,  следя,  как  секундомер  отсчитывает  90-89-88...  На  76-ой  секунде  за  его  спиной  возник  щебет  девичьих  голосов,  и  к  тому  же  светофору,  у  которого  стоял  Саша,  подошли  три  девицы.  Всем  хорошие  девицы,  и  в  каких-то  таких  одеждах,  которые  не  то  чтобы  намекают,  что  девицы  хороши,  а  показывают  товар  лицом.

Саша  глянул  на  девиц  и  тут  же  начал  испытывать  смешанные  чувства.  Смешанные  чувства  –  вещь  в  принципе  неприятная,  но  некоторые  смеси  противнее  других.  Саше  досталась  одна  из  самых  неудачных  смесей:  он  испытывал  осуждение  и...  гм...  Как  сказал  один  киногерой:  «Вы  её  вожделели!».  Ага,  именно.

И  тут  одна  из  девиц  сообщила  подругам:
-  Возле  нас  столько  прикольных  заведений  открылось!  Я  так  хочу  туда  сходить!  Вот  Великий  пост  закончится...

Сашины  чувства  и  их  объекты  окончательно  смешались.  Загорелся  «зеленый».  Не  оглядываясь,  Саша  поспешил  через  дорогу.  От  греха  подальше...

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=492167
Рубрика: Лирика
дата надходження 13.04.2014
автор: Максим Тарасівський