Иван Петрович, всенародно избранный и приведенный к присяге на конституции, был чрезвычайно озабочен состоянием дел в стране, едва ли не больше, чем своим собственным состоянием. Однако состояние Ивана Петровича не внушало опасений, в то время как состояние дел выглядело почти безнадежно.
Ивану Петровичу приходилось нелегко. С одной стороны, каждый человек на любом посту в государстве был ему лично верен и предан, об этом Иван Петрович позаботился с первого же дня своего всенародного избрания и приведения к присяге. Теперь без его разрешения или указания вообще ничего не происходило, зато уж все его команды выполнялись неукоснительно и немедленно. С другой стороны, состояние дел ухудшалось ежедневно, а прогнозы внушали жестокий пессимизм. Официальной статистике, лояльным СМИ и собственной пропаганде, убеждавшим в обратном, Иван Петрович не верил.
Кадровые замены, рокировки и перестановки были безрезультатны: личное состояние Ивана Петровича стабильно росло, состояние дел в стране становилось угрожающим, и только личная преданность чиновников была на прежнем уровне. А отважится на шаги, которые могли бы изменить состояние дел в стране и при этом поставить под угрозу его личное состояние, Иван Петрович, разумеется, не мог.
У Ивана Петровича в самом ближайшем зарубежье был старший брат, тоже всенародно избранный и приведенный к присяге на конституции. Оба имели за плечами нелегкую биографию, которая весьма извилистыми и ухабистыми путями привела обоих к всенародному избранию и присяге на конституции, однако пути эти проходили, мягко выражаясь, по разные стороны баррикад. Точнее, по разные стороны колючей проволоки. Одним словом, когда-то давно Иван Петрович «сиживал», а его старший брат – «саживал». В этом коренилось непримиримое противоречие их мировоззрений, выражаясь по-научному - антагонизм. В глубине души Иван Петрович полагал, что друг без друга такие антагонисты невозможны, как свет невозможен без тьмы. Так же думал и старший брат, однако они расходились во взглядах на то, кто из них в этой дихотомии свет, а кто – тьма.
Старший брат был лучшим управленцем, чем Иван Петрович. Он тоже расставил на всех постах своего государства преданных себе людей, но дела не ухудшались так безнадежно, кое-где дела даже улучшались, а прогнозы внушали некоторый обоснованный оптимизм. Личное состояние брата тоже стабильно росло. Ивану Петровичу эта ситуация было вдвойне неприятна: ведь его всенародное избрание произошло под лозунгом немедленных улучшений, однако правление ознаменовалось всего только одним улучшением, а именно преумножением личного состояния Ивана Петровича. Всякий раз, встречаясь со своим старшим братом, Иван Петрович подозревал, что тонкая ироничная улыбка брата указывает на это очевидное противоречие.
Но обстоятельства вынуждали – дельный совет можно было просить только у старшего брата. Иван Петрович, наконец, попросил совета, и брат его немедленно дал.
- Ваня, ты правильно делаешь, что ставишь верных и преданных тебе людей на все посты, но ты не знаешь, чего они стоят как специалисты. Надо обязательно ставить преданных и верных лично тебе специалистов, потому что преданные лично тебе дураки будут лично тебе дорого стоить. Ну, стране, разумеется, еще дороже, но это так, побочный эффект, можно пренебречь. Специалистов мало, на все посты их не хватит, разумеется, но ты объявишь административную реформу и сокращение чиновников, объединишь министерства и службы, народ будет доволен – гарантирую, народ это любит. Так вот: ставь везде только спецов, разумеется, верных лично тебе на все сто, но спецов.
Иван Петрович, с сомнением поглядев на брата, спросил:
- А как же их отличить? Они все говорят, что спецы, дураком себя никто не называет, а шестерят все наперегонки…
Брат поморщился:
- По фене не ботать!
Иван Петрович, мужчина крупный и видный, сгорбился, сжался, а лицо его сморщилось, будто он разжевал разом целый лимон:
- Простите, виноват, больше не повторится… Как же быть?
Брат с хитроватой усмешкой сказал:
- А так. Дождись какого-нибудь ЧП, а ЧП у тебя часто происходят, ждать долго не придется. И как только ЧП – заклей себе рот куском скотча, никаких команд никому не давай, лучше всего – исчезни, пусть к тебе будет не дозвониться, не достучаться, не добраться. Вон, шале в Швейцарии свое любимое посети, там отсидись. Тут они себя, голубчики, и покажут, а ты потом расторопных оставишь, а прочих – к ответу, и народ будет доволен, и тебе самому будет лучше. Вот тебе и скотч, армированный, он у меня всегда под рукой. – И старший брат протянул Ивану Петровичу серебристый рулон.
Иван Петрович просиял:
- Ну, сразу видно, государственный ум. Вам бы руководить… - тут Иван Петрович запнулся и даже затаил дыхание. Совершенно было непонятно, чем бы таким еще мог руководить старший брат, под авторитетной рукой которого и так были необозримые пространства, богатейшие недра, многомиллионный народ и увесистый ядерный арсенал. Брат смотрел на Ивана Петровича прозрачными глазами, ничем не выдавая своих чувств по поводу затруднения, в котором оказался Иван Петрович, и никак не пытаясь ему помочь.
- А ничего так и ничего, - произнес брат, когда пауза продлилась достаточно долго, чтобы Иван Петрович начал слегка синеть и тянуться рукой к вороту рубашки. – Некогда мне. Потом расскажешь.
А ЧП ждать себя не заставило. Недавно выпущенный из тюрьмы лидер оппозиции организовал массовые протесты против режима Ивана Петровича. Иван Петрович, заклеив рот серебристым скотчем, вылетел в Швейцарию. Верные ему люди на всех постах ждали его указаний и команд, но ни указаний, ни команд не поступало. Более того, найти самого Ивана Петровича не представлялось возможным: желая обеспечить чистоту эксперимента, Иван Петрович заклеил скотчем рты у всех, кто был на борту самолета, стартовавшего с его личного аэродрома в загородной резиденции.
Тем временем массовые протесты, не встречая сопротивления, все ширились и ширились, ширились и ширились, пока не оказалось, что в них принимают участие все, кроме тех, кто на государственных постах тщетно ожидал команд Ивана Петровича. Когда это стало очевидно, в стране произошла смена власти, причем так быстро и незаметно, что казалось, что власть сменилась сама собой, а еще через полгода казалось, что власть сменилась даже как будто на саму себя. В общем, никаких особых изменений с исчезновением Ивана Петровича не произошло.
Иван Петрович живет в Швейцарии и потихоньку изучает немецкий язык. Ему несколько мешает скотч, который так и не удалось удалить с лица, но швейцарские хирурги сделали такой точный и аккуратный надрез на полоске скотча, что те немногие немецкие слова, которыми уже овладел Иван Петрович, звучат достаточно четко и ясно.
Старший брат, который в свое время настолько хорошо овладел немецким языком, что его не смогли отличить от немца даже специально обученные люди, иногда навещает Ивана Петровича и дает ему уроки немецкого. Иван Петрович старательно повторяет за братом немецкие слова, но ни одного слова из тех, которым научил его брат, Иван Петрович никогда не использует. После истории со скотчем он больше совсем не доверяет брату, хотя зла на него и не держит: в такой ситуации Иван Петрович поступил бы точно так же. Поэтому подаренный братом скотч он всегда держит под рукой. Вдруг пригодится.
14 апреля 2013 года
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=492400
Рубрика: Лирика
дата надходження 14.04.2014
автор: Максим Тарасівський