Семейная история времен Великой Отечественной войны.
Памяти деда Ивана, пропавшего без вести в самом начале...
Война пришла в детский Алькин мир неожиданно странно. Вроде бы для него ничего не изменилось. Что-то появилось в глазах матери – другое, неведомое ранее, поэтому пугающее. Детские опасения проявились внешне – он начал плакать, хотя и не понимал, зачем он заплакал. Следом за ним сначала – тихо, а после в рев заголосили другие женщины – бабушка и две тетки.
Мать только прижала к себе Альку, сильно - сильно и, казалось, совсем перестала дышать. Назавтра, ранним утром, собиралась она ехать с сынишкой к месту службы мужа, - в город Гайсин, что находился как раз, рядом с границей, в Белоруссии…
Она смотрела на свою мать – Женю, как бы задавая ей вопрос – что же делать? Та, плача, вытирая полотенцем слезы, махнула на нее рукой, - Сиди уже, куда собралась – то, отъездились теперича! Пока немца не выгонят, никуда не пущу! Пусть сначала твой Иван с гадами справится.
Большая, рыжая, лохматая собака Берфа – самый большой Алькин друг, сидела возле двери открытой в сени, переминаяcь передними лапами. Всем своим видом она показывала свою всегдашнюю собачью готовность разделить любое вместе с людьми. Но в доме ей не позволялось хозяйничать.
Разве что вот так - иногда, в моменты, отличные от обычного хода жизни, заглянуть в избу и посидеть около входа, на пороге. Если бы Алька заплакал на улице, во дворе, добрая псина непременно оказалась рядом и облизала бы мальчишку. Да и не было привычки у собаки – уходить куда-то далеко от своей службы. Она сама взвалила на себя заботу по охране самого маленького члена семьи.
В семье Алька и Берфа появились почти одновременно. И названы были в честь одного политического события, как и было модно в те времена. 23 августа 1939 года – страна заключила пакт о ненападении между СССР и Германией.
Огромная дружба двух народов – советского и немецкого - в семье выразилась именами – Альберт и Берта. Почему – то, со временем, буква «т» в последнем слоге имени собаки превратилась в «ф», уж теперь и не упомнят – почему.
Собаки растут быстрее, чем человеческие дети. Если они умны, то очень быстро понимают, кто самый ценный в семье, кому нужно оказывать помощь, а кому уважение и почет. Берфа оказалось умной: подрастающий щенок не тявкал понапрасну, зная, что может разбудить Альку, не мешался под ногами, когда люди занимались делом, и всегда находился рядом с малышом, чтобы успокоить его громогласный рев еще до прихода мамы.
Берфу любили. В деревне не принято показывать или говорить о любви к животным. Они просто есть. Их кормят и заботятся по мере сознательности. Но Берфе всегда доставались лакомые кусочки и парное молочко от коровы Лыски. Она тоже была рыжей, как и собака. Только на голове, там, где левое ухо и рог белело пятно, как залысина.
Старенький скрипучий грузовик увозил с деревенской площади перед сельсоветом парней и мужиков на войну. За машиной бежали бабы с перекошенными лицами, мальчишки и деревенские собаки, но они не лаяли, как обычно.
Из магазина как-то сразу исчезли спички, соль и сахар. Стало меньше хлеба. Голоднее стало. С каждым месяцем и годом – хуже и страшнее. Писем от мужа - отца – не было. Потом пришло извещение: пропал без вести.
Непочетно, странно. Значит, - жив? Тогда где? Раз нет похоронки, - значит жив. Может, ошиблись? Внутри все дрожит. Жив?
Посылала запросы. В – ответ – не найдено.
Вдова. 21 год.
***
Ты пей, Алька, пей, чай – то, - повторяла молодая бабушка Женя.
Четырехлетний Алька сидел на высоком табурете за столом. Перед ним стояла чашка с двумя ручками. В ней дымился чай с липовым цветом и ромашкой, - заботливо собранной женскими руками в начале лета.
- Не сладкий,- тоненьким голоском прозвенел мальчишка, смотря на бабушку серыми глазами.
- Как не сладкий? А как я тебя учила? Помнишь? Что надо сделать?
- Помню, баба Женя! Сначало надо ложкой мешать в одну сторону сорок раз. А потом еще сорок раз – в другую.
- Ну, и мешай! Чего сидишь, дуешь понапрасну. Совсем охолонет. Дров на тебя не наберешься.
- А ты посчитаешь?
- Ох, и хитрый ты, Алька! Сам ведь знаешь! Видишь, я тебе рубашку шью, а ты отвлекаешь! А ну, считай сам!
Алька начал мешать чай, задевая громко стенки чашки алюминиевой чайной ложкой.
Тонкий голосок, с неумелым «Р» считал разы. Досчитав до двадцати пяти, он попытался отхлебнуть, обжегся, сразу стрельнул глазами в бабушку – смотрит ли. Та сделала вид, что не видит и незаметно взяла что-то с буфета, стоящего позади.
- Алька, а ну глянь, там не Берфа дверь открыла?
Мальчишка слез с табурета и побежал в сени проверить дверь в дом. Бабушка, тем временем, положила в его чашку кусок колотого сахара, - большую драгоценность военного времени.
- Нет бабушка, закрыта дверь. А Берфа в лес пошла, на охоту. – Сообщил Алька, залезая на табурет и принимаясь за прерванный процесс.
- Пусть, пусть подпитается собака, может, ежа какого найдет, или, хоть крота. Все сытнее будет.
- А разве ежей едят?
- Всех едят, если есть нечего. – Проворчала женщина,- А собаки, так и любят..
Алька задумался, забыл, что считать надо было. Остановил ложку, посмотрел на бабушку. Та шила и уже не наблюдала за Алькой, - сахар-то уже в чашке. И Алька, не сводя глаз с бабушки, решил попробовать чай,- вдруг посладел уже.
- Ой, бабушка, сладкий! – Алька сделал большой глоток.- Ой, какой сладкий! А у тебя сладкий, бабушка?
Вторая чашка с остывающим чаем стояла на столе.
- А я же не мешала, так и не сладкий.
- Тоже мешать будешь? А хочешь, я тебе помешаю, чтоб сладкий был.
- Да, пей ты уже, холодный совсем, заговорил меня…
***
Как- то раз, во время обеда, раздался стук в окно. Саша, Алькина мама, подойдя к окну, махнула рукой гостю, чтоб шел к двери. Было слышно, что Берфа, бегавшая во дворе, радуется его приходу.
- Председатель к нам,- сообщила Саша женщинам за столом.
Дверь в дом открылась и вскоре в комнату вошел Василий Матвеевич, поздоровался.
- Здравствуйте, Василий Матвеевич, обедать с нами. Садитесь.
Александра уже и тарелку поставила, и ложку положила.
- Не, не, не суетись, Ляксандра, я по делу. Тут звонок из района был, упредили меня, что приедут с фронта наших собак в специальную школу забирать. Так я вот, думаю, зайду. А то, как Алька без Берфы – то?
Женщины очень настороженно выслушали, переглянулись. Председатель сидел, опустив голову, опершись локтем на стол и постукивал ладонью по деревянной поверхности. Поднял голову и посмотрел на Алькину маму:
-Ты, Ляксандра, припрячь псину, а то, глядишь, кому и на шапку сгодится, мех-то отрастила – загляденье. Чем только кормите?
- Так, чем кормить-то, Матвеич? Сами, вишь, что едим? – подала голос Женя. Охотится в лесу. Ловит кого-то. Иногда забелю пустую кашу-то ей молочком, а другой раз – и нету чем. Самим не хватат.
- Она у нас не обидчивая,- вмешалась Саша и умолкла, опустив голову.
Председатель был вхож в их дом. Иногда делал поблажки по работе в поле, - по доброте душевной и из личного интереса. Он был вдовый уже много лет. Александра, молодая учительница, глянулась ему сильно. Да и Альку почитал уже своим, - то гостинчик принесет, то книжку детскую из района привезет, а то и отрез саржи на штанишки мальцу. Заставлял брать, как Саша не пыталась отказаться. Не хотела принимать ухаживания немолодого уже человека. Ему бы настоять, да, глядишь, и сладилось бы. Но он, тоже думал, что разница большая, что не нужен ей такой…
С тех пор, как получила извещение о пропаже мужа, Саша закрылась. Не ходила на вечерки девичьи – не девка же, взор потух и было видно, что терпит жизнь только из-за сына. Надеялась, что найдется муж, - говорили,- на войне всяко бывает.
- Так, что, бабоньки, припрячьте псину завтра, прям с утра. Пусть в доме сидит, а коли грузовик крытый увидите, то и в подпол ее заприте. Пусть там сидит и молчит. Сказали,- по домам будут ходить. Строго сказали. Ежели кто припрячет,- все одно заберут и на заметку возьмут…
- А, ты Маьвеич, что ж, другим не скажешь?
- Не скажу! У других – на цепи, а ваша все в лес шастает. Скажете, - пусть идут в лес ее ловить.
- А зачем им собаки? – подала голос Катюля, - Сашина тетка.
- Говорят, учить будут под танки бросаться с гранатой, а кого – еще куда. Говорят, что они и мины ищут. Да и мыло солдатам надо, что тут поделашь?
- Ой, не говорите при Альке, Василий Матвеич.
- Понимаю, а все одно – жизнь!
- Поди ж ты,- Женя смотрела на председателя и промелькнула у нее мысль,- как раз ей под стать мужчина. Своего мужа она выгнала за измену, еще до рождения Альки.
Только у Матвеича интерес – в другую сторону. Оно и понятно: Саша – красавица.
- Матвеич, так похлебки нашей, мисочку отведай, Сашка на зажарках наварила, а ?
- Ой, спасибо, душевные мои, идти мне надоть. Так, вы сделайте, как сказал. Бывайте, бабоньки. И ты, Саша, будь здорова,- попрощался председатель с женщинами за столом, окинув тоской подернутыми глазами стройную фигуру провожавшей его Саши.
- Да, а как же, благодарим тебя, Матвеич, добро помним, знай, - вслед говорила Женя.
Матвеич оделся, махнул рукой, - Добра вам! – Накинул худенький тулупчик и вышел.
***
Еще некоторое время женщины молчали. Похлебка остыла, Катюля начала доедать холодную. У Саши в тарелке было нетронуто – она не успела, так как кормила Альку.
Она вздохнула и стала сливать остывшую похлебку в глиняную посуду, что в печь ставить.
Все наблюдали за ее действиями, думая о происходящем. Женя подала голос:
- Дура ты, Сашка!, Как есть – дура! Такой мужик к ней ходит, а она…
- Перестань, мама, сколько можно! У меня муж есть и ничего слушать не хочу!
Женя вздохнула, с жалостью глядя на Сашу.
Катюля собирала тарелки и начала мыть их, в большой миске. Для этого она достала из печи чугунок с горячей водой и плеснула ее в миску. Бросила туда чуть сухой горчицы, запасы которой, казалось, в семье были неиссякаемы, также, как мускатного ореха. Все уже довоенное позаканчивалось, а горчица, сода и мускатный орех в хозяйстве были.
Только, много их не съешь!
- Ты, Сашка, завтра, как встанешь, Берфу покорми и в сенях привяжи. А то она дождется, пока Альку будешь спать днем класть и опять в лес убежит. Так ты заранее ее отлови. Дашь ей опорожниться и сразу. Поняла?
- Что ж я, дура, что ли?
- Ну, ладно, ты не егози. А молодец какой, председатель-то наш. У него ж тоже пес на цепи. Да породистый. Овчарка, как – никак.
- Так может, у него-то не заберут?
- Может.
- Где же потом люди собак возьмут?
- Так, Берфа родит.
- От кого ей рожать, если всех вывезут? Сильно Сашка нарожала без мужа?
- Ой, молчи!
Диалог между Женей и Катюлей Саша слушала спиной, - ставила в печь похлебку подогреть. Думала, что ее никто не видит и вышла в сени, а потом – на улицу.
- Опять плакать пошла.
- А чего ты опять?
- А , чо ж не опять. Все время в голове. Куда же деться?
- О-о-х! Мука одна!
Сестры поглядели на Альку. Он все это время сидел тихо, только смотрел то на бабушку, то на Катюлю.
- Видишь, Алька, какая Берфа ценная , - берегут ее для главного удара. Небось потом возьмут, чтоб Гитлера ихнего за попу укусила. Сейчас на ежах колючих налОвчиться, а потом и главного ихнего сможет, а ты ей поможешь!
- Конечно помогу, Катя, я уже большой и знаю, как воевать! Берфа его грызть будет, а я возьму большую палку, - толстую, какую только поднять смогу, и его по башке ударю. Сильно – сильно. Чтоб знал!
Женщины смотрели на мальца,- как в этот момент изменилось его лицо, повзрослело сразу, губы стончились и стали так похожими на отцовские, - Жив иль нет? Доведется увидеть ли еще, нет ли? А живое напоминание Ивана собирается Гитлера побить! И смех и слезы, которые женщины сдерживали с трудом,- пытались улыбаться.
Наутро, все сделали, как надо. Берфа гостила в доме, - в сенях. Привязывать ее не стали,- она и так, как понимая момент, лежала на соломе, что заботливо подстелила ей Саша.
Алька, взяв у печки чурбачок. Чтобы было удобней, расположился рядом,- гладил ее по голове и говорил:
- Лежи, Берфа, лежи. Мы тебя спрячем, чтоб не забрали. А то приедет грузовик, всех собак соберет и увезет с Гитлером сражаться. А потом мы пойдем, тоже. И ты его за попу ка-ак укусишь, что он сразу упадет. А я подойду и палкой его, палкой! И папа наш домой придет сразу. Алька замолчал. Собака из-под детской руки между своих ушей, пыталась поймать Алькин взгляд. Мальчик задумался. Потом посмотрел на Берфу, - И мама станет веселая, да Берфа?
Те военные, кто пришел за Берфой, осмотрели весь дом, проверили углы, сундуки, заглянули в подпол и пошли в сарай. Когда они заглянули под крышку,- вглубь погреба, у женщин и Альки – сердце ушло в пятки. Саша только прижала Алькину голову к себе, чтоб он не ойкнул. Но мальчик молчал. И Берфа внизу – молчала. Ее не увидели. Она спряталась так, что сверху ее не было видно! Как оказалась потом, собака сама зарылась в уголь и потом, когда опасность миновала и ее вытаскивали, - всех перепачкала. Но, никто не ругался. Бабушка Женя, ревностная блюстительница чистоты, у которой к обеду всегда подавались льняные, белые салфетки, - и слова не сказала. Когда Берфа , освобожденная из «подземелья» - прыгала от радости на всех членов семьи и измазала лапами одежду. Это все постирается и забудется. А радость, испытанная от единения, общей цели, так счастливо достигнутой .- останется на всю жизнь.
Когда, на следующий день, Берфа прибежала из леса, то принесла еще теплого зайца!
Неужели собака понимает слово – Благодарить?©
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=521356
Рубрика: Лирика
дата надходження 04.09.2014
автор: мирика