Парочка

[b]Нарис  до  Всесвітньої  історії  суботніх  прогулянок[/b]


...парочка  активных  малолетних  деятелей.  Удерживать  таких  существ  в  квартире  -  даже  зимой  -  себе  дороже,  и  я  увожу  их  в  сквер.

В  сквере  зябко,  сыро  и  малолюдно.  Газоны  еще  по-весеннему  черны;  по-весеннему  черны  и  деревья,  однако  в  развилках  ветвей  кое-где  лежат  клочки  ночного  снега.  По  дорожкам  неспешно  прогуливаются  старики,  дамы  с  колясочками  и  вороны.

Темно;  серое  небо,  кажется,  лежит  даже  не  на  ветвях,  а  прямо  на  дорожках  -  уж  такой  сероватый  прозрачный  сумрак  наполняет  сквер.  Солнца  мы  не  видели  давно.

Мои  подопечные  сумраком  не  печалятся.  Они  вообще  не  печалятся,  бывая  вместе.  Спугивая  ворон,  стариков  и  дам  с  колясочками,  они  бегут  на  детскую  площадку.

Площадка  хороша:  на  ней  множество  разновидностей  того,  что  взрослый  счел  бы  препятствием,  а  дети  полагают  аттракционом.  Живые  натуры  моих  подопечных  здесь  дома:  на  каждом  из  препятствий-аттракционов  они  проводят  не  более  60  секунд.

Деятелям  весело  и  привольно;  время  от  времени  я  теряю  их  из  виду.  В  какой-то  момент  они  разом  бросают  игру  и  прислушиваются  к  жалобам  интеллигентного  малыша.  Тот  сообщает  маме,  что  его  обижает  некий  мальчик.  Моя  парочка  немедленно  устанавливает  личность  агрессора  и  плечом  к  плечу  следует  за  малышом.  Как  только  агрессор  опрометчиво  атакует,  парочка  вырастает  перед  ним.  Он  неприятно  озадачен:  вместо  неуклюжего  и  беззащитного  малыша  предлагается  численное  превосходство,  вооруженное  праведным  гневом.
 
Но  бежать  стыдно;  но  тут  кто-то  зовет  Вову.  "Вова,  -  обращаюсь  я  к  агрессору,  который  сейчас  больше  напоминает  мирного  нейтрала,  -  тебя  зовут".  Вова  или  не  Вова,  он  хватается  за  этот  шанс  и  бежит  прочь.

Мои  подопечные  возвращаются  к  своим  аттракционам-препятствиям.  Я  брожу  по  дорожке  вокруг  площадки.  Стоять  нельзя;  кажется,  что  сероватый  прозрачный  сумрак  лезет  в  рукава  и  за  шиворот.  Сумрак  не  просто  так:  он  стылый  и  пахнет  снегом.  Еще  полчаса  -  и  я  насквозь  пропитан  этим  сумраком,  весь  оледенел  и  хочу  домой.  Соблазнив  деятелей  шоколадкой,  которая  наверняка  может  быть  обретена  по  пути  домой,  увожу  их  с  площадки.

Они  бегут  впереди  и  выглядят  чрезвычайно  комично,  классическая  такая  парочка  разных  типов.  Один  худощавый  с  пышной  шевелюрой,  другой  плотный  с  бритыми  висками;  оба  веселы  до  упаду,  который  то  и  дело  случается  с  кем-то  из  них.  Если  бы  я  не  так  сильно  замерз,  я  бы  улыбался  до  ушей.

Мы  уже  у  гранитной  чаши  фонтана.  Здесь  на  скамеечке  располагается  человек  с  колонками  и  блестящей  трубой.  Когда  мои  подопечные  оказываются  рядом,  он,  вскинув  плечи,  прикладывает  трубу  к  губам.  Помедлив  секунду,  он  пускает  такого  Чардаша,  что  сумрак  рассеивается,  воздух  теплеет,  а  мои  деятели  немедленно  обхватывают  друг  друга  за  плечи  и  пускаются  в  пляс.  Дальше  они  двигаются  уже  только  таким  плясовым  образом.

У  фонтана  стоит  девица  -  жгучая  южноамериканская  красотка.  Ее  поза  выдает  фотографические  намерения  длиннолицего  человека  в  бесформенном  зеленом  пальто  и  с  фотоаппаратом  -  он  торчит  чуть  поодаль,  выражая  своим  длинным  лицом  покорность  и  ожидание.  Меж  тем  моя  пляшущая  парочка  все  не  покидает  пределы  кадра.

Красотка,  похоже,  забыла  о  длиннолицем  с  фотоаппаратом.  Мои  подопечные  уже  покорили  ее  -  она  улыбается  им  ослепительно  и  какими-то  маленькими  изящными  движениями,  даже  намеками  на  движения,  присоединяется  к  их  пляске.

Деятели  замечают  девицу  и,  не  прекращая  танца,  кричат  ей:  "Хеллоу!"  -  а  мне:  "Это  англичанка!"

Она  делает  еще  несколько  шагов  за  моими  танцорами,  продолжая  ослепительно  улыбаться  и  чуть  заметно  приплясывать;  по  всему  видно,  что  красотка  не  прочь  идти  за  ними  столько,  сколько  принято  ходить  где-нибудь  в  Бразилии  на  карнавале.  Они,  удаляясь  по  дорожке  все  в  той  же  разудалой  плясовой  манере  -  ведь  Чардаш  по-прежнему  трубит,  -  кричат  ей  "Гуд  бай!".

"Гуд  бай!"  -  отвечает  красавица,  -  "гуд  бай!",  повторяет  она,  меж  тем  как-то  выяснив,  что  я  третий  в  этой  парочке.  Она  улыбкой  изливает  на  меня  свое  романское  чадолюбие  и  делится  восхищением.  Я  ее  прекрасно  понимаю.  Если  бы  я  не  так  замерз  и  не  был  таким  скучным  и  занудным  типом,  я  бы  сейчас...  Впрочем,  мне  надо  догнать  моих  подопечных  -  они  уже  далеко.  Кажется,  общаются  с  каким-то  слишком  беспечным  полицейским.

Поздним  вечером  мы  снова  выходим  из  дому:  одного  плясуна  следует  немедленно  показать  стоматологу.  Второй  идет  группой  поддержки  -  он  один,  но  производит  именно  такое  впечатление.  Стоматолог  виртуозно  и  незаметно  рвет  плясуну  зуб  -  сначала  один,  а  потом  неожиданно  и  второй.  Оба  танцора  сообщают  стоматологу,  что  "ты  хороший  доктор",  жмут  ему  руку  и  бегут  на  улицу.    

По  пути  домой  они  исчезают  в  каком-то  дворе,  куда  "тебе  нельзя".  Приходят  через  час,  довольные  и  перепачканные.

До  ночи  в  доме  стоит  крик:  это  излюбленная  модальность  речи  малолетних.  Да  и  обстоятельства  подходящие:  они  затеяли  водную  битву  и  поливают  друг  друга  струйками  воды  из  одноразовых  шприцев.  Прочие  жители  квартиры  барикадируются  в  одной  из  комнат.

...Казалось,  только  что  один  прокричал  "завтра  встаем  в  семь  утра  и  гулять",  а  второй  криком  же  горячо  согласился.  И  вдруг  -  тишина;  заглядываем  в  комнату  -  оба  наповал  сражены  сном.

...Казалось,  ночь  и  тишина  только  что  начались;  и  тут  же  бодрый  голос  кричит  "уже  семь!",  а  второй  "на  улицу!".  Хлопает  дверь.

В  дом  откуда-то  проникает  зимняя  воскресная  тишина,  которая,  однако,  имеет  какие-то  новые,  невыносимые  свойства.  Казалось  бы,  теперь  доспать  недоспанное,  но  тишина  настойчиво  напоминает:  они  скоро  вернутся  и  будут  очень-очень  голодны  и  очень-очень  требовательны.  Голод  застает  их  так  же  внезапно,  как  вчера  застал  сон,  а  еще  раньше  -  зубная  боль,  Чардаш,  красотка,  гнев,  площадка,  радость  и  все-все-все,  что  мелькает  сейчас  перед  моими  закрытыми  глазами  -  мелькает,  баюкает,  уносит,  уво...

...Солнце!  -  ниоткуда,  без  объявления  войны,  бьет  в  окна  и  сквозь  веки  -  прямой  наводкой  толстыми  лучами,  с  бедра,  навскидку,  с  двух  рук  по-македонски  -  бьет,  бьет,  бьет!  Неужели..?

-  ВЕСНА!!!  -  вопят  за  дверью  детские  голоса.

-  ВЕСНА!!!  -  колотят  в  дверь  детские  кулаки.

-  ВЕСНА!!!  -  настаивает  солнце.

-  ВЕСНА!!!  -  проворачивается  ключ  в  замке.

-  ВЕСНА!!!  -  скрипит  дверная  ручка.

-  ЗАВТРАК!!!  -  кричат  вошедшие  полурослые  граждане.

-  ВЕСНА!!!  -  бормочет  завтрак  с  плиты.

Удерживать  таких  существ  в  квартире  -  да  еще  и  весной  -  себе  дороже,  и  я  увожу  их  в  сквер.  Парочка  активных  малолетних  деятелей...

2016

адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=649323
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 06.03.2016
автор: Максим Тарасівський