*Перевод с украинского рассказа "Контейнер" http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=655172
[i]Михаилу «Стику» К.[/i]
Контейнер привезли неделю назад и бросили посреди двора. Столько разговоров было об этом контейнере, а загадочный предмет оказался просто железным сундуком, правда, таких размеров, что в нем уместилась бы половина дома. Славка разочарованно посмотрел на него, пнул ногой в ободранном ботинке и направился к речке.
На самом деле все началось несколько раньше. Около месяца тому назад мать ошеломила мальчика известием о переезде – отец завербовался на новое гигантское строительство. Из Сибири, где Славка родился и прожил шесть с половиной лет (а он всегда подчеркивал эту «половину»), его увозили в далекую неведомую Киргизию. Навсегда – возвращения не предполагалось, поэтому дом продавали, а пожитки забирали с собой в этом самом загадочном «контейнере».
«Отправим контейнером», - говорили отец и мать, когда обсуждали судьбы кроватей, шкафов, стульев или стола. Хотя слово это произносилось теперь так же часто и просто как «хлеб» или «вода», от этого оно не становилось понятнее, напротив: чем чаще поминали «контейнер», тем страшнее делалось Славке. И он уже достаточно навыдумывал о «контейнере», а он-то вот что – просто ящик.
Славка еще никогда не путешествовал дальше, чем к бабушке, а жила она сразу за речкой. А тут – Киргизия. Что она, эта Киргизия, где, далеко ли? Конечно, далеко, неслучайно бабушка плакала всякий раз, когда приходила, наверное, уже тосковала за Славкой, который и сам тайком иногда плакал. Но что поделаешь? Что вообще может поделать мальчик шести (пусть и «с половиной») лет, если взрослые, пускай даже его кровные родители, приняли какое-то решение? То-то и оно.
Однако неминуемость отъезда никак не повлияла на то, что теперь чувствовал Славка. Он прожил в этих краях всего шесть полных лет, но это была вся его жизнь. Кроме своего села, речки, лесистых холмов и бабушкиного жилища, он в этом, наверное, огромном мире ничего не видел. Но тут, в этой малой местности, у него были свои заветные места. С каждым таким место было что-то связано, а все вместе они привязывали Славку к себе; собственно, он пока еще сознательно не отделял себя от того, что видели его глаза и где бегали его ноги. Все это было свое, знакомое, родное – это и был он, Славка. А вот Киргизия – нет; ею он не был.
Славка вышел к речке и прислушался к ее стремительному говорку. Русло ее было каменистым и порожистым, но местами вода образовала глубокие омуты, над которыми пенились водовороты. Сколько он тут всего увидел, сколько пережил – а однажды чуть было не утонул. Прошлым летом Славку столкнул с мостика его одногодок Петька, и мальчик бултыхнулся в речку, а она подхватила его и затянула в водоворот. Петька с перепугу убежал, а Славка в ледяном потоке с мощным течением быстро наглотался воды и растерялся. Он уже не надеялся выбраться, как вдруг что-то подцепило его, и он оказался на берегу.
Какой-то незнакомый дядька как раз ехал берегом реки на велосипеде; он спешился и выловил Славку из воды длинной жердью с металлическим крюком на конце. Кто был тот человек, и что то была за жердь с крюком, Славка так и не узнал, потому что дядька, как только убедился, что мальчик жив-здоров, велел ему бежать домой, а сам, прикрепив жердь к раме велосипеда, оседлал его и отправился дальше по своим делам. На мостике Славка остановился, посмотрел вслед своему спасителю и подумал, что тот, верхом на старом велике, с длиннющей жердью, закрепленной на раме, напоминал Дона Кихота с копьем на тощем Росинанте. Именно так этот прославленный рыцарь был изображен на картинке в толстенной книге, которую недавно подарил мальчику отец.
Да, отец, - а сколько рыбы они с отцом на этой речке переловили! Отец был рыбак умелый и счастливый, и учил сына всему, что умел сам. И Славка мечтал однажды стать таким же умелым и ловким, как отец, - и в рыбалке, и во всем прочем. Спокойный и молчаливый, тот был на удивление талантлив во всем, что создавал или чинил руками. Но сейчас отца рядом не было – он уже отправился в ту самую загадочную Киргизию, куда теперь следовало собираться и Славке с матерью и отправлять все имущество – тем самым контейнером.
Славка еще раз поглядел на речку и мостик и направился в лес, где у него тоже были свои заветные места. Вот и полянка, где они с мальчишками жгли костры и пекли в золе картошку. Вот и древний, прямо на глазах у Славки пораженный молнией осокорь, с вершины которого можно было увидеть и всю деревню, и леса вокруг до самого волнистого и зубчатого горизонта, а иногда и сиреневые полосы дыма поездов, которые спешили неизвестно откуда и куда. А вон там, подальше – холм, в котором обнаруживалась укромная пещера; рассказывали, что когда-то там жил медведь-людоед, а еще раньше прятались беглые каторжники. А вот и мальчишки – тот самый Петька, однажды столкнувший Славку в реку, и Данила, с которым Славка дружил, сколько себя помнил. Мальчишки спросили, прибыл ли контейнер, а Славка только кинул им «да» и заспешил дальше, как будто бы по делам.
На самом деле он хотел укрыться за деревьями, чтобы мальчишки не увидели, как он сдерживает слезы, - так опозориться перед ними Славка не мог. Теперь, когда прибыл контейнер, отъезд стал делом, которое уже точно и очень скоро состоится. И Славка теперь понял, что хотел бы уложить в контейнер все то, к чему он привык и прирос: и речку с порогами, омутами и водоворотами, и осокорь с обгорелыми ветвями, и поляну с кострищем, и холм с пещерой, и окрестные леса, и мальчишек, и бабушку с ее жилищем, и дом родной… Но втиснуть это в контейнер и забрать с собой в неведомую даль было невозможно. Славка уезжал, а все это оставалось здесь; наверное, тут это и простоит еще долгие годы, но уже – без него. И Славку душили слезы, потому что все это вокруг него не просто оставалось на своем месте – все это у него теперь отнимали, все и навсегда…
Однако пора возвращаться – и Славка побежал домой. Завтра утром придет грузовик и доставит их с матерью к железной дороге; контейнер отправят в Киргизию отдельно – тоже поездом. Поэтому мать велела сегодня все внимательно осмотреть, чтобы ничего не забыть. Да уж, бормотал мальчик, шагая по деревне, ничего не забыть, - а по правде ничего из самого нужного и взять с собой нельзя; только и остается, что забывать.
В пустом, голом, словно осиротелом жилище собирать было уже нечего – родители все, что могли, упрятали в контейнер, отдали бабушке и увязали в узлы, которые завтра они возьмут с собой на поезд. На подоконнике в Славкиной комнате осталась только одна вещь, о которой он по нескольку раз в день напоминал матери, пока она не начала покрикивать на него. Это были книги; Славка уже больше года назад освоил науку чтения, а как только освоил, полюбил так, как мало что иное. Из каждой книги словно открывалось окошко в большой мир – и Славка смотрел в это окошко из маленького мира, в котором жил сам. Библиотека у него собралась пока небольшая; все книжки были не новые, уже кем-то читанные-перечитанные и потом подаренные мальчику, но любил он их самозабвенно.
Вот эта была первой, самостоятельно прочитанной. Вон ту и ту подарил отец. Эта понравилась больше всего и была перечитана уже дважды… Книги – единственное из того, что он любил, ценил и мог забрать с собой в Киргизию. Потому-то дело это было таким важным; потому-то Славка уже давно выпросил у матери веревку, плотно и аккуратно связал свою библиотеку в тяжеленькую стопочку и продолжал напоминать о ней даже после того, как мать на него прикрикнула. Вот и теперь – он схватил книжки, сунул их матери прямо в руки и утвердительно-вопросительно произнес с укором в глазах:
- Забыла?!
Мать молча приняла вязанку и куда-то ушла; стукнула дверь, и Славка увидел в окно, как мать шагает по двору с его сокровищем. Успокоенный, он быстро заснул, а рано утром началась долгая и утомительная дорога. Ехали грузовиком, долго-долго поездом, потом автобусом, снова грузовиком, пока ни прибыли в маленький городок, рядом с которым строился гигантский комбинат.
Славка сразу заметил, что новая местность совсем другая и даже, наверное, довольно интересная, но вот так сразу он не смог осматриваться и исследовать ее. Он ждал своих книг – пока их нет, он тут чужой; пусть и родители рядом, но без этой библиотечки нет у Славки здесь ничего своего. И день за днем, а потом и неделю за неделей мальчик высматривал грузовик со своим богатством. Когда же он спрашивал у отца о контейнере, тот отводил его в контору и показывал на большой карте, которая висела на стене в коридоре, каким путем трансагентство везет контейнер. Выходило, что груз кружил по стране и сначала удалялся от Киргизии и Славки, чтобы когда-нибудь потом – да когда же уже?! – доставить мальчику его книги. По всему было видно, что произойдет это нескоро, вон какой путь длинный, да и отец произносил загадочную фразу, которой Славка пока не понимал, однако запомнил и твердил, как полную веры и надежды молитву, высматривая контейнер: «Фрахт не срочный».
Недели текли медленно, как воск со свечи; Славка уже немного знал окрестности и некоторых мальчишек, которые жили по соседству, однако все еще чувствовал себя тут чужим и смотрел на все вокруг настороженно и враждебно. А вокруг бурлила жизнь, такая непохожая на все, к чему он привык в далекой Сибири: с утра до ночи тысячи людей, сотни грузовиков, десятки экскаваторов и подъемных кранов суетились вокруг строительства. Пропадал на стройке отец; мать устроилась на какую-то работу рядом с будущим комбинатом, а вот Славке пока что здесь места не находилось. Он уже понял, что жить дальше все-таки придется, но твердо решил начинать новую жизнь на новом месте только после прибытия заветного груза. И вот так он не жил, а ожидал, попавшись в это ожидание, как букашка в паутину.
Но вдруг томительное ожидание прервалось. Однажды ночью Славка увидел короткий сон и сразу проснулся. Сердце его колотилось, а на лбу выступил холодный пот – сон показал ему кое-что пострашнее пугающих химер, которые иногда мерещатся детям по ночам. Во сне он увидел, как на улице перед двором остановилась машина с надписью «ПОЧТА», из нее вышел человек, поздоровался с матерью, а потом КЛАЦ! КЛАЦ! – проделал что-то возле контейнера и исчез. После этого на засовах металлического ящика появились тяжеленные замки и свинцовые пломбы на стальных витых проволоках. Потом в контейнер уже ничего уложить стало нельзя – его «опломбировали». Славка сидел на постели, смотрел в темное окно, за которым, словно звезды, перемигивались огоньки огромной стройки, и понимал, что это был не сон, а воспоминание. Да, контейнер закрыли и опечатали еще за день-два до того, как они отбыли на грузовике к поезду. Поэтому ожидал он напрасно; в контейнере книг не было и быть не могло. Славка упал на подушку и тихонько заплакал, и плакал, пока не заснул.
Утро он сразу припомнил свой страшный сон-воспоминание, однако у матери ничего выпытывать не стал. Конечно, была в этой истории зловещая тайна, которая изводила душу и требовала правды. Но правда, которую можно было и так угадать, причиняла боль; а так, упрятав ее под надеждой, можно попробовать кое-как жить. И только Славка об этом подумал, кто-то постучал в дверь – трансагентство доставило контейнер. Уже знакомый огромный железный сундук стоял посреди двора, а возле него курил в кулак седой коренастый человек в синей фуражке, и уже суетилась мать, и стояли их новые соседи.
Славка не удержался и побежал на двор. Контейнер долго «распломбировали»; потом его двери распахнулись, и грузчики, мама и соседи принялись перетаскивать в дом знакомые предметы. Славка наблюдал за этим, укрывшись за низеньким кривым деревом, и удивлялся: все эти вещи, которые он знал шесть («с половиной») лет, загружали в контейнер целую неделю, а сейчас внесли в дом меньше, чем за час. Вот и все: железные двери лязгнули, контейнер втащили на грузовик, и он отбыл.
Славка потихоньку выскользнул со двора и пошел себе, куда глаза глядят, лишь бы не быть сейчас там, где так хотелось кричать, топать ногами и обвинять – ведь только что он потерял и надежду, и веру, и… и все, все потерял! Но то, что сейчас отчаянно рыдало и пронзительно выло где-то в Славкиной груди, еще не умело высказаться. И мальчик просто шагал улицей, стиснув зубы и подавляя слезы. Лучше бы этот контейнер потерялся где-то в своих долгих блужданиях, чтобы Славка никогда не узнал никакой правды – о родителях, о жизни и обо всем-всем-всем…
Так он и шагал, пока ноги не привели его к чистенькому, белого кирпича домику с надписью «БИБЛИОТЕКА» над дверями. Славка сначала заглянул в дверь, а потом вошел; в домике было пусто и тихо. Он остановился у столика, за которым высились полки с книгами; вдруг в глубине помещения раздался странный шум - словно птица захлопала крыльями. Славка обошел столик и заглянув между полок; там на коленях стояла женщина и собирала книги, рассыпанные по полу. Славка принялся помогать женщине, а она, узнав его имя, стала расспрашивать, кто он и откуда.
Когда книги были собраны и расставлены по полкам, библиотекарь предложила Славке записаться в библиотеку и взять что-нибудь почитать:
- Ты же умеешь? – спросила-объявила она. Славка кивнул и сразу же указал на полке книгу, которая привлекла его внимание, когда он еще помогал женщине, - «Срочный фрахт».
Рассказ с этим названием Славка прочитал первым. Так вот что такое «фрахт», так вот что такое «срочный»… Славка сидел тут живой и здоровый, и вряд ли ему грозило лезть в страшные недра парового двигателя и гибнуть там, но он ощущал себя Митькой-Крысой, зажатым в тех самых страшных недрах, без всякой надежды на спасение, ведь фрахт – срочный… И Славка, преисполненный скорби то ли о Митьке, то ли о самом себе и о своем теперь уже окончательно утраченном сокровище, еще долго повторял, словно молитву: «Срочный фрахт», но уже ничего от этой молитвы не ожидал, ни на что не надеялся и ни во что не верил.
Но ожидать стоило. Размышляя о Митьке, сожженном в топке парохода ради срочности фрахта, о собственной судьбе и контейнере, который, кажется, «несрочным» образом проглотил всю Славкину прежнюю счастливую жизнь, мальчик внезапно ощутил, что он – есть, существует, живет, отдельно от вещей, людей и событий вокруг. Да, когда-то он был счастлив, а сейчас ему больно и есть о чем сожалеть; но и то счастье, и эта боль – не единственное, чем был Славка. Как, наверное, не был он и теми местами, откуда его увезли родители, и утраченной стопкой книг, перевязанных веревкой. Родное, дорогое, свое – да; однако он оказался больше всего того, что ему принадлежало, что он любил. И ему пришлось потерять все это вместе и сразу, чтобы обнаружить, найти в этом мире – себя…
Конечно, тогда, в шесть «с половиной» лет, шагая улочкой киргизского городка на краю гигантского строительства с книгой под мышкой в библиотеку, Славка ничего такого не думал – он все еще находился в том возрасте, когда чувство преобладает над мыслью и изливается смехом или слезами. Все это он осознал намного позднее, через годы, также исполненные утратами и приобретениями, которые, словно волны, накатывались на его болью приобретенное «я». Но мысленно возвращаясь назад, он чаще всего видел загадочно и бесследно потерянную контейнером стопочку книжек, перетянутую веревкой. Когда-то давно неизвестный человек на велосипеде, похожий на Дона Кихота из тех книжек, спас ему жизнь; а после из той стопочки начался и сам Славка.
Но тогда, в шесть «с половиной» лет, шагая улочкой киргизского городка в библиотеку, Славка впервые почувствовал свое «я», которое, казалось, хотело одного – жить дальше.
И Славка начал жить дальше.
2016
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=657557
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 06.04.2016
автор: Максим Тарасівський