Явления бывают необъяснимые, бывают - необъясненные. Последние, получив истолкование, могут оказаться чем-то типа "узнал и не понравилось", а могут и обнажить (именно обнажить, и дальше вы поймете почему) - а могут и обнажить такие свои стороны и свойства, которые обогатят чувства или воображение пытливого и настойчивого.
А бывают такие явления, которые прекрасны сами по себе и без всяких объяснений.
Прошедшим летом я настолько увлекся историей и культурой Античности, что в конце концов вообразил себя неким древним эллином и принялся даже вести древнюю эллинскую жизнь. Рабов, правда, у меня не было, на агору я не ходил, между островами Архипелага не плавал, в рощах оливковых и на винограднике за неимением оных не трудился и не возлежал. Зато читал исключительно античных поэтов, историков и мыслителей, пил разбавленное водой вино, а по утрам измождал тело подобием атлетики. Последнее занятие давалось труднее всего, в то время как первые два - легко и с наслаждением.
Сами понимаете, если предстоит тебе что-то не совсем приятное, лучше покончить с этим поскорее и перейти к занятиям, которые радуют и веселят душу. Поэтому атлетикой я занимался с утра пораньше - благо, встаю я с рассветом; таким образом, в седьмом часу утра - с той стороны этого часа, который намного ближе к шести, чем к семи, - я выходил из дому и через парк Шевченко шагал к укромной спортплощадке, где и поканчивал как можно скорее со своими физическими упражнениями.
Кто бывал в парке Шевченко, тот знает, что на южной его оконечности, выходящей к улице Льва Толстого, расположено подобие "Клуба Четырех Коней" - там установлены гранитные столики и гранитные же лавки, за которыми собираются шахматисты.
Надо признать, что шахматисты из парка Шевченко ведут себя достаточно шумно, и потому редко удается там наблюдать картину, описанную Ильфом и Петровым: "В каждом его зале, в каждой комнате и даже в проносящихся пулей лифтах сидели вдумчивые люди и играли в шахматы на инкрустированных малахитом досках." Сидеть-то они сидят, но "вдумчивые" - это последнее слово, которое приходит в голову тому, кто за ними наблюдает.
Кипят за гранитными столиками нешуточные страсти, и тамошние состязания более напоминают рыцарские турниры, чем интеллектуальные игры. Если присмотреться, можно заметить, что страсти подогреваются не только темпераментом игроков, но и содержимым бутылочек, припрятанных в пакетах под столами и ногами шахматистов. Иной раз стороны хватают друг друга за грудки и даже удаляются в ближайшие подворотни для силового выяснения тонкостей испанской партии или защиты Филидора. Все эти грубые штуки мне отнюдь не близки, поэтому я, как правило, мимо склонных к горячительным напиткам и насилию шахматистов прохожу, не задерживаясь.
Но на рассвете за этими столиками никого не бывает, и тем утром, о событиях которого я сейчас расскажу, ускорять шаг меня заставляло не стремление миновать буйное клетчатое сообщество, а одно лишь желание побыстрее выполнить атлетическую часть моей античной программы и вернуться к иным, дорогим сердцу ее частям.
Вокруг одного из шахматных столиков скопилось человек десять; это было само по себе странно, я чуть замедлил шаги, а потом, приглядевшись, и вовсе остановился.
Мужчины стояли вокруг столика молча, даже молча и стиснув зубы, совершенно неподвижно и в несколько напряженных позах: кто-то скрестил руки на груди, кто-то сцепил их за спиной, кто-то упрятал в карманы - но все они замерли, словно запечатленные на фото или как если бы это были не люди, а манекены (именно манекены, увидеть сходство со статуями мешала одежда). Ветерок чуть пошевеливал их шевелюры (а ШЕВЕЛюре, по всему, положено быть именно "поШЕВЕЛиваемой", нет?), а никакого другого движения они не производили.
Эти неподвижные напряженные люди обступили полукругом один из столиков; благодаря тому, что разрыв полукруга был обращен в мою сторону, я мог рассмотреть, что же там происходило.
На столике стояли шахматные фигуры - увы, кроме того, что были они черными и белыми, больше ничего я в силу слабой шахматной осведомленности сообщить не могу. За столиком лицом ко мне сидел мощный старикан и пристально всматривался в фигуры - так пристально, словно пытался разгадать их тайные намерения.
А по другую сторону и, соответственно, спиной ко мне стояла девушка. Ее поза была совершенно, даже идеально свободна; в шее, плечах, бедрах, коленях не наблюдалось никакой напряженности, даже напротив - вся ее фигура излучала спокойствие и расслабленную готовность: ей ничего не стоило в следующий миг совершить рекордный прыжок в любом направлении или рвануть стометровку наравне с каким-нибудь Усейном Болтом, но сейчас ни в ее мыслях, ни в ее мышцах не было ни малейшего напряжения. Она стояла, чуть склонив голову, ее руки свободно свисали вдоль тела, кончики пальцев слегка опирались на шахматную доску, одна нога была чуть согнута в колене так, что пятка только самую малость оторвалась от земли - по античному канону 5-го века до н., естественно, э. Девушка, как ее застывший соперник и зрители, оцепеневшие в своем полукруге, была неподвижна. А еще она...
Она была обнаженной.
Совершенно, недвусмысленно, безупречно обнаженной. Настолько безупречно, что ее обнаженность была последним, на что я обратил внимание.
Наверное, так могла бы выглядеть некая шахматная муза - возможно, именно ею девушка и являлась. Но это уже античные наслоения, культурный слой, информационный фон.
Впрочем, как я уже сказал выше, некоторые явления прекрасны сами по себе и без всяких объяснений.
Вот именно таким это явление и было. Уж поверьте.
...Да, когда минут через сорок я возвращался со своих турников-тренажеров, вокруг столиков уже никого не было. С отвращением к физкультуре мне удавалось справляться еще дней десять, но ни на следующий день, ни после возле шахматных столиков мне больше никто не встречался.
Все-таки прекрасные явления не происходят ежедневно.
И это тоже - прекрасно.
2016
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=690467
Рубрика: Лирика любви
дата надходження 24.09.2016
автор: Максим Тарасівський