Светлой памяти отца – с любовью.
Я не просто обожала в детстве своего отца, я безмерно им гордилась. Многие сейчас возразят, мол, что же тут необычного - дети должны любить своих родителей. Но моя любовь была особой - я им восхищалась! Родителем мой папа стал в очень молодом возрасте – двадцатилетним парнем, и потому отношение его ко мне не было типично родительским – обеспечить, воспитать, выгодно пристроить, а, скорее, как у старшего брата, – защитить, помочь, развлечь, научить. И связь у нас с ним до конца дней выражалась в бесконечной дружественности, в абсолютном доверии и нежности. Он, как никто другой, всегда поддерживал меня в любой затее и представлял самый надежный тыл. Я доверяла ему секреты, хотя росла довольно скрытной девочкой, с неуемной фантазией, граничащей с авантюрой. Папа меня понимал всегда. И поскольку сам был лишен положенного детства (многодетная семья, раннее взросление в тыловом заводском цеху, полуголодная юность), да и судьба не подарила ему сыновей, он с малолетства привлекал меня к мальчишечьим забавам, формируя сугубо пацанские навыки.
Под его поощряющим взглядом я перочинным ножиком выстругивала из орешника гибкие плечи для лука, напрягая всю силу девчоночьих рук, училась натягивать тетиву и затачивать стрелы, выбирала крепкие, но гибкие побеги в пригородных и лесных зарослях для изготовления классного удилища ( к рыбалке меня также пристрастил отец), и, если не удавалось захватить меня на стрельбище, где регулярно проводился контроль меткости для связистов и инкассаторов, то тренировалась в тире городского парка, стреляя из пистолета или мелкашки. Если я приходила с отцом, дядька-отставник из тира вел себя спокойно, но, если я приводила в тир толпу пацанов со своей улицы, отважившихся меня «перестрелять», он старался под любым предлогом прервать соревнование. За пять метких выстрелов полагался приз или дополнительные свинцовые пульки с выемкой внутри, похожие на нынешнюю упаковку от «киндер-сюрприза», только крошечного размера. Я же договаривалась, что пульки мне покупали проигравшие мальчишки, а у дядьки-начальника за меткость выбирала самые ценные призы – цветной железный грузовичок, плюшевую игрушку, коробку леденцов, алюминиевый портсигар, вазочку для конфет, пистолет с пистонами, которые тут же дарила своим друзьям, чтобы восстановить их повергнутый авторитет.
А уж сколько воздушных змеев мы с папой запустили! Мне повезло расти на улице, где почти не было девчонок. Характер мой формировался, как у дворового мальчугана. Наверное, в этом причина, что по жизни отношения мои с представителями мужского пола строились удачнее, чем с противоположным.
Да и профессия у папы была совершенно необычная. Он был фельдъегерь. При местном узле связи, попросту говоре, почте, существовал таинственный отдел спецслужбы, через который переправлялись самые важные правительственные документы, военные предписания, бюллетени для проведения выборных кампаний и даже изделия из драгметаллов для ювелирных магазинов. Об этом, конечно, я узнала уже, став взрослой. За глаза коллеги-связисты называли папу «товарищ Нетте», и только в старших классах школы я поняла почему: он сопровождал эту секретную корреспонденцию и спецгрузы. По должности ему был положен настоящий боевой пистолет! За двери рабочего кабинета отца на почте никто, кроме его коллег-спецсвязистов, проникать не смел. На входной двери, обитой пуленепробиваемым стальным листом, поблескивал темный стеклянный глазок для контроля за непрошенным гостем. Если же курьер приносил пакет или получал прибывшую почту, операция приема-выдачи осуществлялась через узкое окошко, которое немедленно запиралось после контакта с визитером. Все эти меры бдительности и повышенной значимости еще больше возбуждали мою фантазию, окутывая образ отца ореолом непостижимой тайны. От папы часто пахло сургучом, которым он запечатывал прошнурованные важные пакеты, дверь кабинета тоже ежедневно опечатывалась,– несколько раз издали мне приходилось наблюдать сей священный ритуал.
Папа носил красивую форму, напоминавшую военную, но темно-синего цвета, с золотистыми значками на лацканах мундира и кокардой на форменной фуражке. Я редко видела папу в шляпе или другом гражданском головном уборе, и надо сказать, форменная одежда ему очень шла. Практически вся жизнь отца была связана с фельдъегерской почтой. И потому образ легендарного товарища Нетте, который пароход и человек, невольно ассоциируется у меня с папиным образом. Мне даже кажется, что Теодор Янович тоже носил форму, подобную папиной. В нашем семейном архиве хранится нагрудный знак Почетного связиста СССР, которым отметили отца за многолетнюю безупречную службу.
Папа знакомил меня с коллегами-связистами, проводил небольшие экскурсии по их рабочим местам. Я видела, как вручную ловкие руки женщин сортируют письма – беспрерывным потоком, словно птиц, отправляя их в нужную ячейку высокого деревянного стеллажа. Опытные операторы легко справлялись с огромным числом тяжелых бандеролей и посылок (а они, в большинстве своем были заколочены в деревянные ящики!). Но самое чарующее впечатление производила работа телефонисток! Телефонная связь в то время еще не была автоматизирована, и девушки в наушниках, негромко переговариваясь с кем-то на другом конце страны, стремительно переключали штекеры на концах цветных проводков из одного металлического гнезда в другое. Это завораживало!
По делам службы отцу часто приходилось отправляться в непродолжительные командировки, и встречи наши по их завершении превращались в праздник! Отец никогда не приезжал домой без гостинцев, но, понятно, я ждала не только подарков, - мой кумир снова возвращался ко мне!
А еще мы любили с ним кутить! И для этого не требовалось много денег. Просто это время папа посвящал лично мне! Уже в дошкольном возрасте он успел несколько раз показать мне областной город и даже столицу – Киев. Наверное, эти поездки все же являлись командировкой, поскольку, помню, он оставлял меня на несколько часов у своих знакомых, а потом мы путешествовали по красавице Одессе, посещали цирк и театр оперетты, и первый оперный спектакль «Риголетто» я тоже слушала с папой. Он баловал меня сладостями и яркими книжками, устраивал морские прогулки на белом катере, водил в порт, на знаменитую Потемкинскую лестницу и в зоопарк. Много позже, посещая с друзьями эти традиционные туробъекты, я сравнивала нынешние и первые свои впечатления, словно папа был рядом… В памяти моей его образ навсегда связан с необычайной атмосферой праздника и приключений. И эти воспоминания никогда не вызывают слез.
* Теодор Нетте был сотрудником Народного комиссариата иностранных дел СССР. В его обязанности входило сопровождать дипломатическую почту.
адреса: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=825237
Рубрика: Лирика
дата надходження 13.02.2019
автор: Борисовна