Поболтать мне не с кем. Читаю стихи Марты Яковлевой. Прет. Самое зацепившее буду копировать сюда. (Жаль, что нельзя скопирьвать 90% её Стихиры). Может к моменту и к ночи с чаем-печенькой. Но прет ВСЕ:
***
здравствуйте, мистер бог, это я, анна.
умерла от интоксикации нежностью
четвертого октября в собственной ванной.
я была размашистой, дерзкой, странной:
поливала цветы, слушала ив монтана
носила платья в горох и чулки, конечно же.
у меня, анны, было пять кошек и не было детей никогда.
мое тело не содрогалось от боли, не плавилось под ножом и -
я была прямоходящая и ломкая словно слюда,
играла с прохожими в го, бинго и города
по ходу меняла правила, выигрывала всегда
и всем напиткам предпочитала боржоми.
здравствуйте, мистер бог, это анна
мы договаривались о встрече еще на прошлой неделе.
но вы опять все проспали, не вставали два дня с дивана
и видимо поэтому меня-то и проглядели.
здравствуйте, я к вам все-таки достучалась,
дошла, добежала, доехала, долетела
я вас именно так себе представляла: вылитый уго чавес,
вот мы и встретились. значит, уже полдела.
а теперь скажите, зачем все это было? зачем я жила на свете?
моя мама все девять месяцев мечтала ведь об аборте
кто-то же должен теперь мне уже ответить
вот это рождение, школа, мужчины эти,
все это со мною было - какого черта?
в свои тридцать два влюбилась опять как дура:
мыла квартиру, ждала его вечерами
ужин готовила, прятала партитуру,
чтобы не догадался, что пианистка. а кошек к маме
возила, тоже чтобы не догадался.
а он извертелся весь, изолгался
между двумя женщинами, начальником и долгами.
но только он называл меня так "малышка",
целовал за ушком, гладил мои ладошки....
мистер бог, скажите мне как это вышло,
такая нежность скопилась в моем подвздошьи,
что только и оставалось, что застрелиться,
порезаться, утопиться ли, травануться...
здраствуйте, мистер бог, я пришла поблагодрить и поклониться.
и знаете что? я планирую все же еще вернуться.
***
не хочется ни писать, ни читать со сцены, ни мягких шарфов, ни чужих оценок, ни нежности, прогнанной на репите, ни этого мерзкого "потерпите". ни трали-вали, ни просто вали, а хочется чтобы вот ревновали, чтобы любили аж до озноба чтобы грустили, писали чтобы мне смски в рабочий полдень: "выходи, пообедаем? я так голоден". и в за обедом, в кафе, в киношке мы бы любили друг друга как кошки, совокуплялись в любой квартире - на три четыре. не дожидаясь пока хозяева наконец-то выдут из поля зрения, называли друг друга "малышка, зая" нуждались в нежности и призрении, нуждались в ласковости и страсти, и бесконечно друг другу врали, что до сих пор не бывало счастья и мы не знали, что так бывает.
не хочется ни писать, ни читать со сцены, но периодически прорывает и это знаешь вполне бесценно, что до сих пор еще накрывает. что несмотря на упругий график, и нежность стоимостью в копейку, я выбираю пожестче трафик, чтобы измучить судьбу-злодейку. тащу тебя то в стамбул, то в киев, кусаю в шею и ставлю метки, и ты отвечаешь мне в этом стиле, но жаль, что редко. в кофейнях, между вином и суши, сожму запястье, возьму за руку - ты знаешь лучше и нам не нужно - ни слов, ни звуков. мы исчезаем со всех радаров, из всех полей, и из всех заметок, мы отдаемся друг другу даром без объявлений и без разметок, принадлежим как потоку чувству, нас перепутавшему однажды - а мне с тобой никогда не грустно, а мы уже не умрем от жажды.
ну вот, опять полстраницы текста, это он из меня пытается выдраться.
а я хочу наконец раздеться, заняться любовью и выспаться.
***
это может быть белгород, архангельск или там нгоронгоро:
мне все равно, где читать перебирая буковки языком.
это может быть пустыня в африке или любой европейский город,
где вообще никто со мной не знаком,
но если кому-то однажды хотя бы случилось влюбиться,
он точно знает, о чем я пряду словесную ткань.
и все, чему никогда не выпадет осуществиться,
уже существует - в чужих историях, жизнях и дневниках.
и все, что я себе намечтала во сне между городами,
утыкаясь в подушку, в собственный шарф или чужое плечо,
все уже существует, с другими героями, судьбами, именами,
или просто в другой галактике, где время иначе течет.
поэтому... это может быть белгород, где пара владеет клубом,
или скажем прага, где они вдвоем открывают кафе, получив кредит....
совершенно не важно. влюбленные, в общем, всегда поступают глупо,
даже если уверены, что все контролируют.... впереди
еще парочка тысячелетий самых разнообразных открытий,
но одно из них как-то внезапно случилось со мной:
даже если на самые страстные письма никто никогда не ответит,
это не отменяет существования любви. вообще. никогда. никакой.
***
красная шапочка третий год встречается с серым волком,
у волка бизнес: поставка мафии волчьих ягод.
он дарит шапочке платья турецкого голубого шелка
и стережет каждый шаг ее - коварней и злей чем яго,
стерег отелло и дездемону. в любовь ее он не верит,
и не пускает одну даже к бабушке или к маме...
в густом лесу красной шапочке соболезнуют даже звери,
она их кормит конфетами и свежевыпеченными пирогами.
аленушка вышла замуж за чокнутого кащея.
надеялась, что ухитриться остаться вдовой богатой.
но вместо этого проживает в замке с ним и хмелея
кричит ему - мол, еще я наставлю тебе рога-то.
днем же робеет, краснеет, его не пускает в спальню,
и целый день вышивает чьи-то портреты шелком...
интересно, она стала бы нежнее с ним или нахальней,
когда бы знала, какая в руках у нее иголка?
царевна-лягушка вернулась к себе на болото.
оказалось, что там интереснее, чем во дворце ей,
они с подружками судачат о разном... как Пепилотта
она не хочет взрослеть, быть замужней и новых целей
пока не видит. вот скачет себе по кочкам,
мечтая о том, как завтра увидит солнце...
ни одна из девочек не родила ни доченьки, ни сыночка
и не планируют. сказка, кажется, так вот и оборвется.
***
такая ядерная зима. как будто все, абсолютно все разлюбили разом.
как будто все деньги кончились, и все работы сошли на нет...
такая ядерная зима. как будто снова на кухне у бабушки пахнет газом,
и ты понимаешь, что детство кончилось. и проверяешь свет,
прежде чем выйти из дома, и проверяешь запоры на окнах,
и говоришь ей - нуну, тише-тише, тетя люба тебе почитает книжку,
а она плачет и в редкие минуты света говорит тебе - скоро сдохну,
а потом снова тьма и зовет, то дедушку, то какого-то мишку.
такая ядерная зима. как будто все, абсолютно все вдруг исчезли. нету.
как будто по снегу, по пояс в снегу идешь, разгребая дно
и понимаешь, что ни тушенки, ни автомата, ни города, ни ракеты,
а только тьма, навсегда абсолютная тьма. и ни бога ни черта. одно.
и бесполезно смотреть в телефон, проверять какую-то почту,
тебе не кому больше писать, тебе не кому больше звонить...
да, ты выжил. и что? ты бредешь через снег бесконечной томительной ночью,
и все шепчешь кому-то - прости, извини, извини....
ну так вышло. не ты, а они. а тебе - оставаться.
а тебе - выбираться сквозь ночь, буреломы и снег...
в этих ядерных зимах самое главное не бояться.
в этих ядерных зимах есть место ядреной весне.
***
...и когда все шутят, дымят, выбирают лексику, она подходит и мягко тычется ей в плечо...
даже это выходит у них степенно, по-королевски - как-то нежно и вместе с тем обреченно.
я стою, не в силах отнять ни взгляда, упрямо дурость свою в приличные люди вытащив,
и делаю вид, что все как следует, так и надо, застыв с нелепой грацией рыбищи,
выкинутой океаном на берег, оставленной без ведра, даже без какого-то подобия нежной влаги,
стою, уперев все взгляды куда-то в районе бедра, и думаю - вместе в нежной истоме лягут,
как пальцы ложатся спокойно в одну ладонь, как нож убирается в нужный ему чехол...
внутри загорается нервный лихой огонь, снаружи становится слишком тревожно-холодно.
и этим холодом вкруг себя пространство выгородив, отрезав себя от любовей и влажных шуток,
стою в одиночестве как в броне бесконечной изгороди. лелею воображаемый промежуток
меж нами из разного теста сделанными, меж нами из разных историй вышедших...
за мной закрывается дверь в отдельное выморочное гнездо - влюбившихся и выживших.
***
невозможно поверить - ты спишь там без сновидений,
ходишь смотреть парад и треплешься ни о чем,
и не пишешь мне больше, мой маленький вредный гений,
что тебе для поддержки нужно мое плечо,
что хотела бы, чтобы я защитил тебя от привидений,
живущих в камине и дышащих горячо.
невозможно поверить - но, кажется, очень нужно:
ты справляешься там вполне без моих нотаций.
засыпаешь под звездами ночью тяжелой южной
и к утру успеваешь раскрыться и разметаться
по постели так, что даже одеяло хрипит недужно,
как астматик, оставшийся без инъекций и ингаляций.
невозможно поверить - но, впрочем, наглядно видно,
ничего не вышло из нашей с тобою дружбы -
мне досталась одна, понимаешь ли, глобуса половина,
тебе - другая... вот так разошлись натужно
кивая друг другу и делая вид, что это французские вина
дурманят нам голову после удачного ужина.
и теперь ты там как-то сама по себе и в привычных стенах,
в воспоминаниях о былом и каких-то планах -
я здесь сам по себе - отвыкающий постепенно -
думать, что ты и любовь к тебе - самое главное...
моя нежность к тебе умирает медленно, бессистемно,
но я прикончу ее. обещаю тебе, я справлюсь.
_____________
Так. Я могу еще штук двести так процитировать. Хватит, наверное.
НО...Блин, блин, блин... Сколько в этих стихах ЖИВОГО, настоящего, трепещущего! Что-то во мне отзывается мурашками, а значит еще не заледенела. Да. Ведь умеют же люди писать! Есть же еще авторы! По-хорошему завидно...
|
|
