Олеся Василець

Я примиряюсь

Правда  по  краю  
ходит.  Сгораю  
быстро.  И  с  жаром  
сгинут  в  пожаре  

чувства  и  мысли.  
Мне  ненавистно  
помнить  о  боли
дикой  на  воле.  

Я  пролетаю  
тихо  по  краю.  
Правда  несется,  
не  остается.  

Молит  невнятно,
Хочет  обратно.  
Я  возвращаюсь,  
Сном  забываюсь.  

Болью  слепою
больше  не  каюсь.  
Я  примиряюсь  
в  мыслях  с  тобою.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=918773
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.07.2021

Все - ночь

Все  -  ночь.  Лишь  прячется  под  маскою  рассвета  
Одна  звезда,  упавшая  во  мглу.  
Хотя  зоря  рябее  еще  где-то,-  
То  призрак  алый  бродит  поутру.  

Не  верится  еще  в  бессилье  утра,  
А  кажется,  что  вспыхнет  небосвод,  
Что  жаворонок  выпорхнет  как-будто  
И  звонко-звонко  в  небе  зопоет.  

Нет,  не  видна  на  небе  колесница,  
Не  катит  Солнце  тройку  на  заре.  
Она  мелькнет,  быть  может,  как  зарница  
И  скроется  навеки  в  темноте.  

Но  будет  еще  с  жаром,  неустанно
Жить  призраком  в  повериях  и  снах,  
И  долго-долго  пачкать  кровью  рану,  
Рисующую  солнце  в  небесах.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=918772
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.07.2021

У ВОДЫ

Замарав  бумагу  кровью,
Перепачкав  простыню,
Ты  зовешь  сие  любовь,
В  ней  скрывая  наготу?

Распускаются  малинным
Цветом  дивные  сады.
Было  время  лет  невинных,
Забавлений  у  воды.

Где  глядели  в  воду  косы,
И  зеленые  глаза,
Где  травинки  пили  росы,
И  кружилась  голова.

Где  в  ту  пору  повстречавшись
Мы  могли  друг  друга  знать
И  «друзьями»  раз  назвавшись
До  могилы  называть.

Где  лета  девались  эти?
Воды  высохли  до  дна.
Повзрослели  наши  дети  –  
Это  их  уже  игра!

Верно,  детство  мы  забыли,
Как  нелепый  хоровод.
В  те  часы,  когда  любили
Мы  возню  у  теплых  вод.

Когда  искренне  хотели
Поиграть  не  в  наш  черед.
Боже!..  как  тогда  умели  
Мы  любить  у  этих  вод!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=473891
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 20.01.2014

Под звездами

Склоняя  голову  под  звездною  вуалью,
Иду,  сжимая  крестик  на  запястье,
Все  небо,  словно  дышит  пасторалью
И  кажутся  ничтожными  ненастья.

Без  страха  и  сомнения  бреду
Вперед  за  самой  яркою  звездой.
Как  в  полудреме  –  в  призрачном  бреду
Мне  звезды  обещали  быть  со  мной!

Идя,  молюсь  космической  звезде,
Бросая  кроткий  взор  недерзновенный
«Ведь  вы  мне  обещали  быть  везде!»,  -  
И  вдруг  за  обещанием  –  измена…

Они  лишь  наблюдают,  как  тела
Сражаются  за  вздох  до  самой  тризны.
Пустая  беспощадная  игра,  
Которую,  смеясь,  назвали  жизнью.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=473890
рубрика: Поезія, Пейзажная лирика
дата поступления 20.01.2014

Одушевленное и мертвое - похожи

Души  немой  безудержный  порыв
Сомнения,  палящие  рассудок.
Терзающий  сознание  призыв,
Отравой  наполняющий  сосуды.

В  глубины  лет  скользнула  тишина,
В  далекий  век  рванулась,  кинув  вожжи.
Одна  навек.  И  в  вечность  раз  –  одна.
Одушевленное  и  мертвое  –  похожи.

Мотив  ее  безумен,  словно  вой,
Изменчивый,  иссушенный  и  ложный.
Как  свист,  как  стон  истомный  и  шальной.
Одушевленное  живо  еще,  быть  может.

Но,  испещрив  страданиями  звук,
Стремится  дух  на  путь  его  неверный,
Туда,  где  скорбь,  томленье  и  недуг.
Одушевленное  –  не  мертвое,  наверно.

Последний  звук  истрачен.  Воссоздать
Душою  мертвой  скрипку  невозможно.
Как  благородства  низости  не  взять.
Одушевленное  и  мертвое  –  похожи.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=470690
рубрика: Поезія, Философская лирика
дата поступления 06.01.2014

Воспоминания

Воспоминания.…  Так  зрима  их  пора,
Когда  они  врываются  некстати
Сквозь  сон  из-под  бумаги  и  пера,
И  теплятся  у  краешка  кровати.

Когда  они  волнуют  нас  тоской
И  холодом  пропитывают  кожу.
Когда  тревожат  памятью  покой
О  тех,  кого  любили  мы,  быть  может.

И  хочется  порою  вспоминать,
Не  думая  о  тяготах  безмерных,
О  тех,  кого  случилось  потерять.
О  тех,  кого  любили  мы,  наверно.

Порой  не  осознать  и  не  понять,
Зачем  воспоминания  так  гложут.
Есть  ноши,  что  не  в  силах  мы  поднять
И  люди  между  мыслями  и  прошлым.

Есть  вспышки,  что  мерцают  как  огни,
В  сиянии  поблекшего  заката.
Как  призраки  бесплотные  они
Всех  тех,  кого  любили  мы  когда-то.

Порой  воспоминания  горят,
Когда  огни  давно  уже  остыли,
Порой  о  нелюбимых  говорят,
Всех  тех,  которых  ранее  любили.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=470689
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.01.2014

Мамочка (трагическая повесть) - ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

 Как  это  случилось?
 Похоже,  это  было  самоубийство.
 Когда  я  смогу  забрать  тело?
 Полагаю,  дня  через  два,  после  того,  как  его  осмотрят  в  морге.  Мы  свяжемся  с  вами.
 Хорошо.  Благодарю.
           Вопреки  действительности,  истинная  причина  моей  смерти  была  скрыта  за  ложными  подписями    начальства,  которое,  как  черт  ладана  боялось  скандала  со  всеми  вытекающими  последствиями.  Несмотря  на  предположения  руководства,  Лоре  выдали  мое  тело  уже  на  следующий  день,  констатировав  смерть  в  результате  самоубийства.  
           На  похоронах  во  время  подготовки  к  траурной  церемонии,  к  Лоре  подошел  мистер  Уэст  и  заговорил  с  ней:
 Я  знал  Вашего  супруга.
 Правда?
 Разве  он  не  говорил  Вам?
 Нет,  простите.
 Мы  познакомились  с  ним  недавно.  Я  приходил  к  Вам  домой,  чтобы  сообщить  о  смерти  миссис  Картер.
 Миссис  Картер  умерла?
 Признаться,  я  удивлен,  что  он  не  сказал  Вам?
 Постойте,  когда  Вы  говорите,  познакомились?  
 Несколько  дней  назад.  Я  приходил,  чтобы  просить  его  прийти  на  похороны,  так  как  они  были  знакомы  с  миссис  Картер.  Ваш  супруг  присутствовал  на  похоронах.  Вот  ведь  как  бывает:  сегодня  хороним  одних  знакомых,  а  завтра  другие  будут  хоронить  нас.  Жизнь  –  это  замкнутый  круг,  в  котором  все  сливается  воедино  и  до  такой  степени,  что  со  временем  границы  стираются.
 Теперь,  кажется,  я  знаю,  почему  он  не  сказал  мне,  -  она  прикрыла  лицо  платком  и  заплакала,  -  я  не  позволила  ему  сказать.  В  тот  день  мы  поссорились,  и  он  ушел  куда-то,  не  сказав  ни  слова,  да  мне  и  не  интересно  было.
 В  котором  часу  это  произошло?
 Ссора?
 Нет,  когда  он  ушел?
 Где-то  после  полудня,  впрочем,  я  не  помню  точно.
 В  это  время  он  был  на  кладбище  вместе  со  мной.  Провожал  миссис  Картер  в  последний  путь.  
 Да-да,  я  припоминаю,  что  он  торопился  что-то  сказать  мне,  о  чем-то  попросить,  но  я  не  слушала.  Господи,  почему  я  не  слушала  его!..
 Не  корите  себя,  человек  так  устроен.
 Нет,  это  несправедливо!
 Вы  полагаете,  жизнь  –  справедлива?
 Я  не  знаю.  Но  должно  же  быть  хоть  что-то  светлое?
 Оно  есть.
 Где?
 Здесь,  -  он  бережно  приложил  руку  к  ее  сердцу,  -  здесь  все,  о  чем  мы  мечтаем,  и  что  дает  нам  силы  мечтать.
Она  слабо  улыбнулась  сквозь  слезы,  и  они  обнялись,  как  старые  друзья.  Воистину,  горе  сближает  людей!..
 Мама,  мама!  -  послышалось  издалека,  -  начинают!  Папочка!  Папочка!
Это  были  наши  дети.
 А  вот  еще  нечто  светлое  –  намного  важнее,  чем  личное  горе.  –  Он  говорил  о  детях.
 Да,  но  мое  горе  –  их  также.  Они  потеряли  отца.
 Послушайте,  что  я  скажу  Вам,  дорогая:  первое,  что  я  заметил,  когда  увидел  Вас,  это  то,  что  Вы  по-настоящему  любили  его,  а  он  –  Вас  просто  боготворил,  назвал  своим  Ангелом-Хранителем.…  Не  думайте,  что  в  любви  все  должно  быть  просто  –  это  миф.  Любовь  –  это  агония,  а  значит  и  боль.  Но  именно  боль  порождает  жизнь.  Это  и  есть  светлая  сторона  –  жизнь,  стоящая  любых  испытаний,  это  то  самое,  когда  цель  оправдывает  средства.  И  он  отлично  понимал  это,  поэтому,  наверное,  и  любил.  Не  судите  человека  по  его  поступкам  –  судите  по  расплате.  Какова  бы  не  была  его  смерть,  он  погиб  в  отместку  за  свои  поступки,  а,  значит,  искупил  их.  
 Не  все  последствия  дурных  поступков  можно  стереть  кровью.
 Смерть  ровняет  всех.  Поверьте,  это  высокая  цена  за  ошибки.
           Лора  задумалась,  но  смолчала.  Обоюдное  молчание  и  осмысление  последних  сказанных  слов  вернуло  их  к  настоящему,  и  мистер  Уэст  сказал:
 Идемте,  дорогая.  Церемония  вот-вот  начнется.  Вы  готовы?
 Да,  пожалуй.  

                                                                                                                       Луганск,  2010  –  июнь  2011  гг.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=436342
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 10.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 45

Глава  45

 Вот  так  все  и  было,  мистер  Уоррен.  
 Но  тогда  получается,  что  ты  не  виновен!
 Нет,  -  протянул  я,  -  еще  как  виновен!  Больше,  чем  кто-либо.
 Почему  ты  не  рассказал  им  правду?
 Я  сказал  правду.
 Ты  взял  вину  за  грех,  который  не  совершал!
 По-вашему  я  не  совершил  греха?  –  Воскликнул  я.
Старик  смолчал,  покосившись  на  меня,  и  качнул  головой:
 Да  уж,  дела.…  И  что  же  ты  намерен  делать?
 Искупать  свой  грех.  Что  же  еще?
 Перед  супругой?
 Перед  собой,  прежде  всего.  Перед  ней  мой  грех  неискупим.
 И  все  же,  неправильно  это,  -  бурчал  старик,  -  хотя  бы  ей  скажи.
 Зачем?
 Она  должна  знать,  что  на  тебе  нет  крови  твоей  матери.
 Ее  кровь  есть  во  мне.  Этого  достаточно,  чтобы  не  простить.
 Если  все,  что  ты  рассказал  мне,  правда,  она  простит.
 Это  сродни  чуду.
 Иногда  любовь  творит  чудеса!
 Не  в  моем  случае.
 Не  будь  столь  самоуверен,  -  тут  он  осекся,  и  взглянул  на  меня,  -  в  твоем-то  случае.
 Вздор!  –  хмыкнул  я,  -  я  вовсе  не  самоуверен.  Я  –  реалист.
 Ты  –  дурак!
 С  чего  бы?
 Глуп,  как  стадо  баранов  на  склонах  Парнаса.  
 Я  должен  принять  эту  кару!
 Успеешь!..  
 Она  все  равно  не  простит!  Какая  разница!  Я  причинил  ей  слишком  много  боли.
 Да  ты  сам  не  можешь  простить  себя!  
 Может  быть.  Однако  это  не  имеет  значения.
 Имеет  еще  какое!  Ты  думаешь,  приняв  кару  –  избавишься  от  мук,  не  так  ли?  Это  самообман!  Нужно  приступать  к  самобичеванию  только  лишь  тогда,  когда  ты  искренне  жаждешь  прощения,  а  не  создаешь  видимость  покаяния,  чтобы  оправдаться  перед  собой.
 В  таком  случае,  как  мне  поступить?
 Ну,…  у  тебя  не  такой  уж  большой  выбор,  -  он  на  мгновение  задумался,  позволяя  мне  домыслить  самому.
 Нет-нет!  Это  исключено!
 Лора  должна  знать  правду!
 Она  знает  правду.  И  я  знаю.  Я  всегда  хотел  этого,  просто  не  мог  решиться,  а  она  сделала  все  сама.  Кровная  связь,  должно  быть,  подсказала  ей,  как  поступить,  чтобы  мне  не  пришлось  выполнять  грязную  работу.
 Да  она  обрекла  тебя  на  гибель!  Отдалась  смерти,  чтобы  ты  убивал  себя  медленно  и  мучительно  чувством  вины!  –  Раскричался  он,  подхватившись  с  места.  –  Она  же  этого  и  добивалась!  Не  дай  ей  победить,  парень!  
 Она  мертва!  Чего  Вы  хотите  от  меня,  мистер  Уоррен?
 Перестань  обвинять  себя  в  том,  чего  не  совершал  и  открой  правду  Лоре!
 Хорошо,  даже  если  бы  я  отрицал  свою  вину,  кто  поверит  в  это!?  Мистер  Айвори  вошел  в  момент  так  называемого  «убийства»,  а  затем  –  целая  толпа  «свидетелей»,  которые  видели  ее  окровавленное  мертвое  тело  у  моих  ног  и  орудие  «убийства»  в  моих  руках!  Неужели  Вы  думаете,  что  они  поверят  мне?
 Это  неважно.
 Как  же?
 Главное,  чтобы  ты  сам  поверил  в  свою  невиновность  и  прекратил  это  бессмысленное  саморазрушение.
 Это  ничего  не  изменит.
 Ошибаешься,  парень!  Это  будет  наилучшая  месть  за  то,  как  она  поступила  с  тобой.  Ты  будешь  знать,  что  ей  не  удалось  победить,  что  ты  все  еще  жив.
 Так  ли  это?..
 Это  так!  Ведь  ты  говоришь  со  мной  вместо  того,  чтобы  безмолвно  отравлять  свое  жалкое  существование,  не  правда  ли?
 Может  быть.  Но  я  не  уверен,  что  хочу  этого.
 Чего  же  ты  хочешь?  
           Я  печально  посмотрел  на  него  и  опустил  глаза,  не  в  силах  дать  ответ.  Я  действительно  не  знал,  чего  хочу  от  жизни,  а  может  потому,  что  не  хотел  ничего.  Но  я  не  мог  сказать  об  этом  ему,  ведь  он  был  полной  моей  противоположностью  –  выносливый,  уверенный,  живой,  -  он  был  моим  отражением,  моим  прошлым,  когда  мне  было  восемнадцать,  и  я  впервые  встретил  Лору.…  Теперь  же  я  смотрел  на  него  и  думал,  как  удалось  этому  избитому,  истерзанному  жизнью  старцу  сохранить  в  своем  сердце  молодость,  как  посмел  он,  дерзкий  изгнанник,  вызвать  на  поединок  саму  Жизнь?..
           Я  ничего  не  ответил  ему.  Несколько  часов  мы  молчали,  думая  каждый  о  своем,  а  потом  за  мной  пришел  тюремный  надзиратель  и  перевел  меня  в  другую  камеру,  точнее  вернул  в  ту,  где  я  и  находился.  Срок  моего  наказания  закончился.  Я  все  надеялся,  что  старик  даст  мне  последнее  напутствие  –  умом  я  понимал,  что  уже  вряд  ли  увижу  его,  и  поэтому  хотел  перенять  частичку  его  духа,  однако  он  был  нем  и  безразличен.  Только  когда  за  мной  закрыли  решетчатую  дверь,  он  проводил  меня  таким  взглядом,  который  я  раньше  никогда  не  видел  у  него  –  это  был  взгляд  скорби.  
           Оказавшись  в  камере,  я  вновь  увидел  грозно-зловещие  лица  преступников,  по  чьей  вине  я  оказался  в  подземелье.  Но  я  не  испытывал  чувство  ненависти  к  ним,  ведь  благодаря  их  запалу  и  моей  несдержанности  я  познакомился  с  Биллом  Уорреном  –  человеком,  изменившим  мое  отношение  к  жизни.  Сейчас,  глядя  в  каменные  оледеневшие  черты  лиц,  я  задумывался  все  больше  над  тем,  что  я  –  не  такой,  я  другой,  отнюдь  не  жестокосердный  убийца,  способный  подавлять  чувство  жалости  и  никогда  не  испытывать  угрызений  совести.  И  я  действительно  не  виновен!
           С  этими  мыслями  мое  лицо  озарила  счастливая  улыбка,  но  в  ту  самую  секунду  я  почувствовал,  как  острое  и  холодное  жало  пронзает  мою  плоть.  С  трудом  мне  удалось  обернуться,  чтобы  взглянуть    в  глаза  своему  убийце.
 Подыхать  тебе,  как  собаке!  Тьфу!  –  Выкрикнул  огромных  габаритов  сокамерник,  стоящий  за  моей  спиной  и  отирающий  о  грязные  полы  своих  одежд  окровавленное  «перо».  
           Я  упал  наземь  и  поднял  глаза.  Передо  мной  открылся  вид  на  серые  стены  и  гниющий  от  влаги  потолок,  пахнущий  болотом.  Надо  мной  столпились  сокамерники,  и  я  мог  едва  различать  их  лица  в  коричневато-черной  пелене,  застилающей  мой  взор.  Однако  я  отчетливо  видел,  как  они  смеются  надо  мной  и  как  их  заледеневшие  черты  отмерзают  и  становятся  более  подвижными  в  предвкушении  горячего  задора  от  приближения  смерти.    
           Я  был  лишен  всяческого  права  выбора,  ибо  судьба  решила  все  за  меня,  но,  вопреки  обстоятельствам,  я  определил  для  себя  то,  что  смерть  наступает  тогда,  когда  человек  перестает  ждать,  ведь  мы  всегда  чего-то  ждем.  Я  слишком  долго  ждал  и  вот  настал  момент  вознаграждения  за  мое  ожидание.  В  сущности,  я  ждал  покоя.  По  сему,  собрав  остатки  сил,  я  обратился  к  образам.  Наживо  увидел  лицо  Лоры  в  день  нашего  знакомства,  затем  услышал  ее  смех  и  вспомнил  нашу  первую  ночь….  
           Я  улыбнулся  самому  себе  в  блаженной  эйфории,  длившейся  считанные  секунды,  но  потом  передо  мной  пронесся  огонь,  где  была  моя  погибель.  Все  было  охвачено  пожаром.  Я  видел,  как  таяла  улыбка  Лоры,  как  ее  очернял  адский  огонь  череды  ужасных  ошибок,  и  как  ее  слезы  превращались  в  пепел…  
           …И  я  закрыл  глаза.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=436245
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 09.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 44

Глава  44

           Когда  я  убедился,  что  Лора  спит,  я  переоделся  в  сухую  одежду  и  вышел  на  улицу.  Было  уже  совсем  темно,  но  за  счет  фонарей,  дорога  была  видна,  как  днем.  Я  направился  вдоль  улицы  с  твердым  намерением  повидать  свою  мать.  На  сей  раз,  я  хотел  отделаться  от  ее  призрака,  витавшего  надо  мной  все  эти  годы  и  полностью  посвятить  себя  Лоре  и  детям,  как  я  всегда  и  мечтал.  Единственный  способ  победить  свою  слабость  –  встретиться  с  ней  лицом  к  лицу  и  устоять  перед  искушением  вновь  оказаться  в  ее  власти.
           Я  шел  быстро  и  уверенно,  не  думая  ни  о  чем  и  не  отвлекаясь  на  различные  звуки,  окружавшие  меня  в  ночи.  Так  я  вскоре  оказался  на  месте.  И  снова  дверь  мне  открыла  девушка-горничная.  Когда  она  только  взглянула  в  мое  лицо,  ее  глаза  засияли,  а  губы  расплылись  в  наболевшей  улыбке.  
 Здравствуй!  –  Поприветствовал  я.
 Меня  зовут  Грейс.  –  Сказала  она  мягко,  но  отчетливо.
 Я  думал,  Вы  не  называете  свое  имя?
 Теперь  называю,  ведь  ее  сила  иссякла  и  вскоре  этот  дом  уйдет  в  историю  вместе  со  своей  хозяйкой,  а  я  буду,  наконец,  свободна!  И  Вы  –  тому  причина!  Спасибо!  –  Она  бросилась  ко  мне  и  поцеловала  мою  руку.
Поступок  Грейс,  признаться,  оглушил  меня  своей  неподдельностью  и  страстностью,  не  говоря  уже  о  доверчивой  простоте  и  детской  живости,  которая  горела  в  ее  глазах  в  тот  момент.  Но  тогда  я  еще  не  понимал,  что  она  имеет  в  виду.
           Я  быстро  прошел  по  центру  залы,  не  взирая  на  привлекательных  наяд,  уже  столпившихся  вокруг  меня.  В  других  случаях  особой  настойчивости  с  их  стороны,  мне  приходилось  в  буквальном  смысле  пробиваться  сквозь  толпу,  расталкивая  грешниц  во  все  стороны.  Когда  на  их  защиту  ставали  мужчины,  я  смело  вступал  в  драку,  уложив  на  спину  каждого  из  них  в  порядке  очереди,  поскольку  все  они  были  изрядно  пьяны  и  обессилены  ночными  «работами»,  а  я  –  трезв  как  никогда.  Телесная  усталость  вдруг  покинула  меня  –  ее  вытеснило  сумасшествие,  с  которым  впервые  пробудилось  во  мне  истинное  стремление  стать  лучше.  Я  шел  полубегом,  не  взирая  на  препятствия,  словно  их  не  было  вовсе.  Я  упорно  смотрел  вперед  и  видел  только  то,  что  должен  осуществить.  О,  как  много  раз  я  смотрел  вперед  вслепую!  Это  состояние  беззащитности  подобно  тому,  как  ощущает  себя  муха,  запутавшаяся  в  сетях  паука  или  курица,  чья  голова  лежит  на  пороге  в  ожидании  неминуемой  гибели,  или  же  загнанная  лошадь,  оказавшаяся  в  тупике  над  пропастью.  Оно  порождает  страх  перед  неизбежностью.  Однако  необходимо  заметить,  что  неизбежность  не  всегда  рождает  страх.  Прямое  тому  доказательство  –  осознание  своей  смерти.  В  нормальном  состоянии  этот  страх  притупляется  другими  более  сильными  чувствами,  такими  как  гнев,  радость,  волнение,  восторг.  Эти  чувства  имеют  свойство  прибывать  и  убывать,  подобно  приливам  и  отливам  в  море,  в  отличие  от  чувства  страха  перед  неизбежностью,  который  живет  в  нас  с  момента  рождения.  Но  парадокс  состоит  в  другом:  мирские  чувства,  присущие  человеку,  во  сто  крат  сильнее  воздействуют  на  наше  сознание,  чем  постоянное  осознание  собственной  смерти.  Зависит  ли  это  от  того,  что  второе  –  негативное?  Отнюдь!  В  человеческой  жизни  достаточно  негатива,  который  превозмогает  главный  –  страх.  И  дело  вовсе  не  в  том,  какие  чувства  охватывают  нас  чаще,  главная  истина  заключается  в  том,  что  они  сильны,  потому  что  недолговечны.  Поэтому  они  имеют  большую  ценность  для  нас.  
           А  именно  кратковременное  чувство  уверенности  охватывало  меня  в  те  мгновения,  когда  я  в  полной  мере  ощущал  свою  силу  и  способность  бороться  с  искушением.  Благодаря  мощности  этого  чувства  и  моей  непоколебимой  решимости  я  довольно  быстро  оказался  у  красной  двери  и,  не  дожидаясь  приглашения,  вошел  без  стука.  Это  было  возможно,  потому,  как  дверь  в  эту  комнату  почти  никогда  не  запиралась.
           Войдя,  я  увидел,  казалось  бы,  привычную,  но  все  еще  слегка  шокирующую  меня  картину:  моя  мать  предавалась  любовному  игрищу  с  одним  из  клиентов  «лупанария»  и,  судя  по  выражению  ее  лица,  была  чем-то  взволнована.  Она  сводила  брови,  часто  моргала,  прикусывала  губы,  вздрагивала.  Поначалу  я  подумал,  что  это  признаки  возбуждения,  но  со  временем  понял,  что  ошибался.  Должно  быть,  что-то  тревожило  ее,  не  покидало  даже,  когда  она  старалась  бороться  с  этим  чувством  проверенным  способом.  
           Напрасно  я  думал,  что  она  не  заметила  меня.  Она  видела,  как  я  открываю  дверь,  как  вхожу  с  полным  ярости  взором,  и  как  дрожь  сковывает  мое  тело  при  виде  сего  зрелища,  проступая  по  лицу  каплями  пота.  Сначала  она  увидела  меня  в  отражении  зеркала,  а  затем  повернула  голову  в  мою  сторону  и  продолжала  делать  свою  «работу»  без  остановки,  показывая  мне  звериный  оскал.  Неведомая  сила  словно  приковала  мои  ноги  и  сомкнула  уста,  чтобы  я  не  мог  не  пошевелиться,  не  издать  какой-либо  звук.  Я  мог  только  наблюдать  и  переживать  внутреннюю  бурю,  взыгравшую  во  мне  с  еще  большей  силой.  
           Я  незаметно  сжал  кулаки,  чтобы  не  наброситься  на  них,  и  терпеливо  ждал,  не  в  силах  оторвать  взор.  А  она  нарочно  распаляла  во  мне  злость,  издавая  громкие  протяжные  звуки,  разжигая  страсть  своего  клиента.  Я  был  уверен,  что  она  делает  это  мне  назло,  а  потому  бросил  все  силы,  чтобы  взять  себя  в  руки.  Я  сделал  глубокий  вдох  и  такой  же  выдох.  При  этом  я  вошел  в  комнату  и  закрыл  за  собой  дверь.  Я  разделся,  оставил  одежду  на  треноге  и  сел  в  удобное  воздушное  кресло,  закинув  одну  ногу  на  другую.  Отсюда  мне  открывался  отличный  вид  на  происходящее,  и  я  продолжал  смотреть.
           Клиент  лежал  на  спине,  обложенный  нагроможденными  подушками,  которые  полностью  закрывали  ему  вид  наружу.  Да  он  и  не  стремился  увидеть,  так  как  его  глаза  были  закрыты  то  ли  от  наслаждения,  то  ли  от  боли  –  я  так  и  не  понял  до  конца.  Его  лицо  время  от  времени  вздрагивало  множеством  голубых  венок,  бледнело,  а  потом  расслаблялось  и  вновь  принимало  нормальный  цвет.  
           Не  знаю,  сколько  я  просидел  так,  не  говоря  ни  слова,  но  помню,  что  не  один  час.  Наверное,  клиент  пришел  за  несколько  минут  до  меня.  Но  когда  «рабочее  время»  подошло  к  концу,  моя  мать  машинально  остановилась,  точно  по  нажатию  кнопки,  слезла  с  кровати  и  накинула  белый  пеньюар  на  голое  тело.  Тут  только  она  взглянула  на  меня  за  все  то  время,  что  я  сидел  в  кресле.  Её  взгляд  был  гордым,  как  полет  орла,  а  глаза  сверкали  медным  блеском.  Я  же  неотрывно  следил  за  ее  действиями,  задаваясь  немым  вопросом:  «Откуда  эта  боль?  Неужели  она  способна  чувствовать?».
           Мои  мысли  развеял  клиент,  пошевельнувшийся  впервые  за  все  время.  Он  поднялся,  сидя  в  кровати  и  тут  только  заметил  мое  присутствие.  Довольная  улыбка  тот  час  же  улетучилась  с  его  лица,  и  он  мигом  укутался  в  простыню,  с  громким  криком,  обращенным  к  моей  матери:
 А  он  что  здесь  делает?!  –  В  его  лице  ясно  читался  страх  под  маской  гнева.  
 Ну-ну,  не  нервничай,  -  отозвалась  моя  мать,  -  это  мой  сын,  -  тут  она  приблизилась  ко  мне  и  обняла  за  плечи,  склонившись  станом  до  уровня  моей  головы.  
 Надеюсь,  ему  можно  доверять?  –  Грозно  спросил  клиент  окинув  меня  презрительным  взглядом  и  снова  сведя  его  к  лицу  моей  матери.
 О,  об  этом  не  тревожьтесь,  -  она  наклонилась  ко  мне  и  впилась  губами  в  мою  щеку,  оставив  легкий  бледно-розовый  след  от  поцелуя.  
Я  молча  водил  глазами  от  одной  фигуры  к  другой,  не  реагируя  на  то,  что  предметом  их  диалога  был  я.  Мне  хотелось  только  одного,  –  чтобы  этот  клиент  как  можно  быстрее  убрался  отсюда,  и  я  смог  бы  спокойно  вершить  свое  правосудие.  
           Он,  словно  почувствовал  это:  быстро  встал  с  кровати,  закутавшись  в  простыню,  забрал  свою  одежду,  смятую  и  разбросанную  по  всей  комнате,  и  распахнул  дверь,  чтобы  выйти.  Уходя,  сказал:
 Еще  увидимся,  Мессалина!
 Прощайте,  мистер  Айвори!  –  спокойно  ответила  она,  даже  не  взглянув  на  своего  гостя.
Когда  она  назвала  его  по  имени,  я  вспомнил  не  только  то,  зачем  пришел,  но  и  печальный  образ  Гертруды  Айвори  –  несчастной  женщины,  связанной  узами  брака  с  этим  отвратительный  типом.  Хотя,  мог  ли  я  презирать  его,  когда  сам  был  не  лучше  по  отношению  к  Лоре.  Однако  со  стороны  его  поступок  выглядел  достойным  презрения.  И  поэтому  я  еще  больше  презирал  самого  себя.  На  сей  раз,  я  не  стал  сдерживаться,  и  как  только  ее  теплая  рука  коснулась  меня  снова,  я  сорвался  с  места  с  криком:
 Что  ты  делаешь?!  –  Мое  лицо  пылало  ненавистью.
 Радушно  встречаю  своего  сына.  Разве  не  за  этим  ты  пришел?  –  Спокойно  ответила  она  без  малейших  признаков  раздражения  или  потери  контроля  над  собой.
 Этот  человек  женат  на  прекраснейшей  женщине  Англии!  Как  смеешь  ты  разрушать  их  брак?!
 Ха-ха-ха!  –  Она,  казалось,  хотела  довести  меня  до  безумия,  и  ей  это  удавалось  как  нельзя  лучше,  -  ты  говоришь  мне  о  святости  брака?  Ты  называешь  его  супругу  прекраснейшей  женщиной  Англии?  Неужели  она  видится  тебе  прекраснее  Лоры?  Или,  может  быть,  ты  влюблен?
 Ты  пожалеешь  об  этом…  -  змеиным  шипением  произнес  я,  смиряя  свой  запал.  
 Ты  угрожаешь  мне?  Напрасно.…  К  твоему  несчастью,  смерть  не  страшит  меня.  Она  лишь  выходное  положение  моего  контракта  с  жизнью.  Я  подписала,  изучив  его  досконально,  а  потому  готова  уйти  в  отпуск  в  любое  время.  –  Говорила  она  таким  тоном,  словно  ей  действительно  было  безразлично,  жить  или  умереть,  а,  завидев  мое  смятения,  продолжила,  изменяя  тон  на  слащавый,  -  я  знаю,  ты,  должно  быть,  растерян,  но  не  стоит  отдаваться  этому  чувству  долго,  иначе  это  может  быть  чревато  влюбленностью.  А  нам  не  следует  влюбляться  в  какие-либо  ощущения,  чтобы  не  терять  свободу  выбора.  
 Я  сделал  свой  выбор  в  день,  когда  женился  на  Лоре.  –  Наконец,  отозвался  я.
 Тогда  зачем  ты  здесь?
 Я  хотел,  чтобы  ты  знала,  что  больше  не  сможешь  повелевать  моим  разумом.
 Я  никогда  не  владела  твоим  разумом.  Я  была  здесь,  -  она  дотронулась  до  моей  груди,  -  в  твоем  сердце,  как  бы  ты  не  старался  избавиться  от  меня.  Ты  не  сможешь  –  мы  связаны  кровью.
Ее  слова  вновь  пробудили  во  мне  ярость  в  большей  степени  оттого,  что  были  правдивы,  и  я  схватил  ее  за  горло,  притянув  к  себе,  и  сжал  его  так,  что  она  начала  задыхаться.
 Я  могу  убить  тебя  прямо  сейчас,  -  прошипел  я,  брызгая  слюной  и  радуясь,  как  мутнеют  ее  глаза  по  мере  того,  как  я  сжимал  тиски.  Но  одно  в  ней  по-прежнему  приводило  меня  в  неистовство  –  ее  необоримое  спокойствие.  
Я  мог  видеть  в  ее  глазах  все  что  угодно,  но  не  страх,  что  только  распаляло  мою  агрессию,  и  я  сжимал  сильнее.  Я  видел,  как  она  находится  на  грани  обморока,  и  это  словно  разрядом  тока  отбросило  мою  руку.  Я  разжал  тиски  и  оттолкнул  ее.  Она  упала  на  пол,  потирая  горло  и  откашливаясь.  Я  отошел  к  зеркалу  и  смотрел  в  отражении,  как  она  корчится  в  приступе  гипоксии.  
           Я  бездействовал  до  тех  пор,  пока  она  не  встала.  Когда  это  произошло,  я  обернулся  к  ней,  тяжело  дыша.  Приступ  гнева  был  ослаблен,  и  мне  захотелось  целовать  ее,  извиняясь  и  плача,  но  я  поборол  в  себе  это  желание.  Видит  Бог,  какой  муке  подверглось  мое  существо,  когда  я  боролся  с  ним,  и  какая  боль  пронзила  меня,  когда  я  устоял  перед  этим  искушением.
           Она  мельком  взглянула  на  меня  исподлобья,  подошла  к  столику  и  вынула  что-то  из  нижнего  ящичка,  завернутое  в  белый  платок.  Затем,  хромая  и  спотыкаясь  от  бессилия,  подошла  и  протянула  мне  сверток.  Поколебавшись  мгновение,  я  спросил:
 Что  это?
 Разверни.
Я  взял  платок  и  развернул  его.  Это  был  змееобразный  керис  .  По  виду  он  походил  на  ее  змеевидные  локоны  и  был  подобен  ее  плавным  грациозным  движениям  при  ходьбе  или  когда  она,  словно  змея,  извивалась  в  моих  объятиях.  Эта  ассоциация  возникла  в  моем  воображении  мгновенно,  как  только  я  увидел  кинжал.
 Зачем  он  мне?  –  Спросил  я,  возвращая  этот  сувенир.
 Это  подарок  одного  друга  из  Франции,  который  в  свою  очередь  привез  его  из  Бали  –  небольшой  провинции  в  Индонезии,  что  входит  в  административный  регион  Малые  Зондские  острова.  Я  всегда  хотела,  чтобы  именно  он  даровал  мне  гибель  и  лучше  будет,  если  это  произойдет  сегодня  от  руки  близкого  мне  человека.
 Ты  безумна!  –  Воскликнул  я,  -  забери  свой  дар!  Он  ни  к  чему  мне!
 Нет!  Срок  моего  контракта  истек  несколько  минут  назад,  когда  вместо  объятий  я  познала  смертоносные  тиски,  а  вместо  поцелуев  –  речи  злобы.  Наше  время,  очевидно,  закончилось.
 Да,  но  я  не  возьму  на  душу  этот  грех,  как  бы  сильна  не  была  моя  ярость.
 Это  тебя  не  спасет.  Твоя  душа  больше  не  принадлежит  Ему.
 Пусть  так,  но  на  моих  руках  не  будет  крови!
 А  если  я  дам  его  Лоре?  Она  согрешит,  чтобы  нарушить  святость  во  имя  любви  к  тебе?  Согласится  ли  она  опалить  ангельские  крылья,  чтобы  любить  тебя  вечно?
 Ты  не  посмеешь…
 Верни  мой  дар.
 Что  ты  задумала,  лукавое  отродье!?  –  Крикнул  я  в  неистовстве,  и  крепко  сжал  рукоять  кинжала  в  сильных  руках.
 Верни  мой  дар!  –  Повторила  она  громче.
 Нет!
 Верни  мне  то,  что  не  принадлежит  тебе!  –  Сорвалась  на  крик.
 Для  Лоры?  Ни  за  что!
Она  набросилась  на  меня  с  криком,  но  я  остановил  этот  порыв,  приставив  острие  кинжала  к  ее  груди,  намертво  сжимая  рукоять.  Мое  лицо  вновь  зарделось  багровой  краской,  а  злость,  казалось,  кипела  во  мне,  как  масло  на  разогретой  сковороде.  Я  начал  захлебываться  ее  приливами  к  горлу,  уже  не  сдерживая,  как  прежде.
           Моя  мать  остановилась  в  тот  миг,  когда  почувствовала  прикосновение  холодного  металла  сквозь  тонкую  ткань  к  горячей  плоти.  Она  медленно  опустила  взор  на  мою  руку  у  своей  груди  и  придвинулась  ко  мне  почти  вплотную,  не  взирая  на  то,  что  лезвие  слегка  поранило  ее  кожу.  Теперь  между  нами  было  только  это  расстояние  –  несколько  сантиметров  покривленного  сверкающего  металла  и  всплеск  эмоций,  овладевших  нашим  рассудком.  
           С  минуту  мы  стояли,  глядя  друг  на  друга,  недвижимо,  как  завороженные.  А  затем  это  время  прервали  глухие  шаги  за  дверью  и  голос  мистера  Айвори,  который  я  хорошо  запомнил  в  тех  коротких  фразах,  произнесенных  им  в  этих  стенах.  
           С  каждой  секундой  его  шаги  становились  все  четче,  а  голос  –  слышнее.  Теперь  я  не  сомневался  в  том,  что  он  войдет.  Я  уже  слышал  его  сопение  под  дверью  и  резко  повернул  голову  в  ту  сторону.  Моя  мать  на  мгновение  обернулась  синхронно  со  мной,  но  сразу  же  перевела  взгляд  на  меня  и  ухмыльнулась:
 Я  буду  ждать  тебя  в  Аду.  –  Сказала  чуть  слышно,  и  прижалась  ко  мне.
В  это  время  дверь  открыл  мистер  Айвори,  весело  бормоча:
 Кажется,  я  забыл  свой…
На  мгновение  мы  замерли:  я  был  обескуражен  не  меньше,  чем  он,  до  конца  не  понимая,  что  произошло.  Я  взглянул  на  руку,  сжимавшую  кинжал:  она  быстро  покрывалась  кровью  от  соприкосновения  с  расплывающимся  красным  пятном  на  белом  пеньюаре  моей  матери.  Мои  глаза  округлились.  Я  взглянул  в  ее  лицо  и  увидел,  что  в  нем  нет  признаков  жизни.  Остекленевшие  глаза  смотрели  прямо  на  меня,  словно  пытались  проникнуть  в  душу.  Уста  застыли  в  немой  ухмылке,  а  румяные  щеки  утратили  свежесть.  Я  онемел  от  ужаса,  сковавшего  мое  тело,  и  в  накатившем  приступе  страха  замотал  головой  во  все  стороны,  стараясь  ухватиться  за  что-нибудь  взглядом  или  найти  поддержки  во  взгляде  тех,  кто  безмолвно  смотрит  с  неба.  
           В  этом  паническом  неистовстве  я  остановился  на  застывшем  взгляде  мистера  Айвори,  который  вторил  моему.  Я  отпустил  тело  моей  матери,  тяжело  упавшее  на  пол  и  припал  к  нему  с  криками:  
 Очнись!  Все  не  должно  закончится  так!
Увы,  все  мои  попытки  пробудить  в  ней  жизнь  оказались  тщетными,  но  я  продолжал  кричать,  всецело  отдаваясь  эмоциям.  
           После  долгой  траурной  паузы  на  мой  крик  сбежалась  толпа,  застывшая  на  пороге,  гудящая  и  дикая.  Я  не  видел  лица,  не  различал  голоса  –  это  была  безликая  безличностная  масса,  поглощающая  все  на  своем  пути.  В  этом  безумном  гвалте  и  клокоте  я  сумел  различить  только  громкий  возглас  мистера  Айвори,  жутким  отзвуком  прокатившийся  в  стенах  дома:
 Убийц-а-а!..

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=436244
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 09.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 43

Глава  43

           Я  вышел  на  улицу,  когда  день  уже  клонил  к  вечеру.  Погода  стояла  тихая,  безветренная,  но  темные  тучи  собирались  в  небе,  что  напоминало  о  скором  приближении  дождя,  как  это  обычно  бывает  в  Англии.  Я  нарочно  шел  медленно,  чтобы  застать  дождь  и  таки  застал  его,  а  точнее  –  он  накрыл  меня.  Быстро  разыгравшись,  он  хлынул  холодным  ливнем  на  меня  и  за  несколько  минут  промочил  до  нитки.  Я  продрог,  не  ощущал  собственного  тела,  словно  острая  боль  пронзала  мою  плоть  с  каждой  падающей  струйкой,  но  мне  нравилась  эта  боль  –  она  частично  заглушала  душевную.  Я  подставил  лицо  дождю  и  жадно  вбирал  его  кожей,  периодически  открывая  рот,  чтобы  вода  охладила  горло.  Я  чувствовал  себя  так,  словно  меня  укачало  в  транспорте  или  как  будто  я  выпил  залпом  стакан  растворенной  соды.  Голова  кружилась  сильнее  по  мере  того,  как  загорались  уличные  фонари.  И  уже  в  скором  времени  я  утратил  ощущение  пространства  и  смутно  различал  впереди  только  противный  желтый  свет  от  этих  фонарей.  Я  шел  наугад,  куда  нога  ступит,  туда  и  становился.  К  счастью,  ноги  пока  что  ступали  правильно,  но  нарастающее  чувство  страха,  неопределенности  грозилось  сбить  меня  с  пути,  как  корабли  в  Бермудском  треугольнике.  
           На  улице  в  это  время  суток  обычно  встречаешь  мало  людей:  как-никак  спальный  район,  где  все  уже  привыкли  возвращаться  домой  не  позже  восьми.  Да  и  что  с  того,  если  бы  на  улице  была  толпа?  Я  больше  чем  уверен,  что  они  даже  не  обратили  бы  на  меня  внимание  –  подумали  бы,  что  я  пьян  или  не  в  себе.  Уразумейте,  это  ведь  проще:  успокоить  себя,  казалось  бы,  «причесанным»  объяснением  и  вполне  логичным,  чтобы  не  принимать  участие  в  ситуации.  Закон  «моя  хата  с  краю»  пока  еще  никто  не  отменял.
             Я  остановился  недалеко  от  парка  и  решил  скрыться  в  тени  деревьев,  потому  как  дождь  уже  почти  прекратился.  В  Англии  это  вполне  приемлемо  –  дождь  начинается  так  же  внезапно,  как  и  прекращается.  Я  присел  на  ближайшую  скамью  и  закрыл  глаза.  Как  ни  странно,  никакая  тревога  не  бередила  мои  мысли.  Я  был  необычайно  спокоен  сейчас,  хотя  до  этого  метался,  словно  в  горячке.  Агония  угасла  вместе  с  дождем,  и  наступил  покой.  О,  как  долго  я  желал  этой  минуты,  наступление  покоя!  И  вот,  наконец,  это  чувство  настигло  меня  именно  здесь  в  эту  минуту.  Но  здесь  крылось  нечто  иное  –  некое  маленькое  «но».  Я  боялся  этого  чувства,  а  значит,  не  был  по-настоящему  спокоен.  
           Когда  мы  чувствуем  нечто  необъяснимое,  то,  что  никогда  раньше  не  чувствовали,  нами,  как  правило,  обуревает  страх  о  том,  что  же  это  за  чувство  или  что  же  будет,  когда  ему  на  смену  придет  другое  чувство.  Иными  словами,  мы  боимся  не  самого  чувства,  а  его  последствий.  Однако  мы  забываем,  что  новое  не  значит  дурное  или  разрушительное.  Не  всегда  новое  загоняет  нас  в  оковы,  которые  нам  не  под  силу  разбить,  не  всегда  оно  посылает  нам  испытания,  которые  нам  не  под  силу  вынести.  Возможно,  новое  ставит  нас  в  «скользкие»  ситуации,  чтобы  проверить  наш  дух  на  крепость,  чтобы  усилить  его  свойства  и  усовершенствовать  нас,  укрепив  в  жизненных  позициях.  И  если  мы  принимаем  это  новое,  как  данность,  изучаем  его  и  стараемся  приспособить  сообразно  личностным  приоритетам,  даже  если  за  ним  стоит  неизвестность  –  мы  победили!  Но  если  мы  боимся,  стараемся  бежать  или  отнекиваться,  вуалируя  его  ширмой  лжи,  мы  лишь  накликаем  дополнительные  проблемы,  главным  образом,  психологические  расстройства,  которые  чаще  всего  являются  источником  всех  бед.  Мы  страшимся  вакуума.  Человек  устроен  так,  что  его  мозг  воспринимает  только  две  стороны  –  хорошую  и  плохую.  Если  есть  некая  (назовем  это  «тара»),  то  согласно  нашему  мировоззрению,  она  должна  быть  обязательно  наполнена  чем-то  хорошим  или  плохим.  Соотношение  этих  двух  крайностей  мы  различаем  по  тому,  какой  из  них  больше  наполнена  тара,  иначе  говоря,  что  доминирует.  Скажем,  плохое  –  это  черная  смола,  а  хорошее  –  белая  вата.  Вата  по  своим  свойствам  легкая,  воздушная,  нежная.  Смола  же,  напротив,  тяжелая,  вязкая,  липкая.  
           Почти  всегда  мы  сами  решаем,  чем  наполнить  свою  «тару»,  но  не  всегда  осознаем,  что  сами  решаем  это.  Когда  мы  переносим  свое  «Я»  в  страдательный  залог,  начинается  охота  за  «лосями».  Мы  говорим:  «так  случиЛОСЬ»,  «просто  так  получиЛОРСЬ»,  «так  пришЛОСЬ»  и  так  далее,  и  мы  забываем,  что  наша  судьба  уготована  не  НАМ,  а  НАМИ.  Конечно,  можно  избавиться  от  личной  ответственности  за  свою  судьбу,  свалив  все  на  обстоятельства  или  (еще  лучше!)  на  Бога.  Эти  люди,  на  самом  деле,  стараются  таким  способом  обосновать  то,  что  не  под  силу  изменить  им  самим.  Но  не  следует  считать  их  пылью.  У  каждого  из  них  могут  быть  внутренние  барьеры,  не  позволяющие  им  не  бояться  ответственности.  Причины  этих  барьеров  разнообразны,  как  пятна  на  шкуре  жирафа.  И  их  бесчисленное  множество.  Необходимо  «вылечить»  этих  людей,  поставив  в  такие  жесткие  рамки,  которые  требуют  «отвлечения»  от  страха  перед  чем-либо  и  принятие  того  «нового»,  что  предполагают  эти  рамки.  Если  оно  окажется  скверным  –  бороться,  бороться  и  еще  раз  бороться!  Тогда  только  мы  сможем  называться  хозяевами  своей  судьбы.
           Я  же  не  мог  назваться  хозяином,  максимум  –  исполнителем,  если  ни  подопечным.  Я  с  трудом  встал  со  скамьи,  мокрая  одежда  сильно  прилипла  к  дереву  под  тяжестью  тела,  вдохнул  свежий  воздух  и  попытался  отпустить  свой  страх.  Однако  последний  засел  в  мою  душу  так  прочно,  что  мне  было  проще  отпустить  спокойствие,  что  я  и  сделал.
           Когда  я  добрел  до  дома,  двор  был  темен  и  пуст.  В  доме  я  не  слышал  детского  смеха  и  голоса  Лоры.  «Наверняка,  -  подумал  я,  -  они  уже  спят».  С  этими  гипотезами  я  тихонько  разделся  и  отнес  мокрую  одежду  в  корзину  для  грязного  белья.  Затем  принял  душ  и  отправился  наверх.  Но  как  только  моя  нога  оказалась  на  первой  ступеньке  лестницы,  как  яркий  свет  люстры  в  гостиной  озарил  меня,  слепя  глаза.  Это  была  Лора.  Она,  одетая  в  спальный  пеньюар,  сидела  в  гостиной,  ожидая  моего  возращения.
 Лора…ты  еще  не  спишь?  Где  дети?  –  Спросил  я,  стараясь  не  уснуть  от  усталости.
 Дети  спят.  –  Она  пошла  мне  навстречу.  –  Тебя  не  было  почти  сутки....
 Я  все  объясню!
 Нет.  –  Она  прикрыла  мой  рот  ладонью,  чтобы  я  дал  ей  договорить.  –  Это  я  должна  просить  прощения.
 Ты?  За  что?  –  Удивился  я,  когда  она  опустила  ладонь.
 За  все.  –  Она  развела  руками.  –  За  то,  как  я  вела  себя  утром,  учинила  ссору…при  детях,  -  она  закрыла  лицо,  пряча  стыдливо  порозовевшие  щеки  так,  что  мне  будто  сердце  вынули,  -  и  за  то,  что  я  перебивала  тебя  без  конца  на  полуслове,  когда  ты  начал  рассказывать  о  визите  мистера  Уэста,  и  за  то,  что  я  была  так  слепа,  что  не  замечала  твоей  любви  и,  наконец,  за  то,  что  я  сорвалась  ехать  в  Оксфорд,  а  ведь  прошло  столько  лет!..  За  это  –  особое  «прости»…  Прости!  Прости!  –  Она  бросилась  ко  мне,  обнимая  и  прижимаясь,  в  надежде,  что  я  все  же  прощу  ее,  но  мне  не  за  что  было  ее  прощать.  
Она  снова  стала  моим  ангелом-хранителем,  юной  несмышленой  девочкой,  подвергшейся  жестокому  обману  с  моей  стороны.  Она,  по  сути,  извинялась  за  правду,  за  ненапрасные  тревоги  и  опасения,  за  истинно  мою  вину  и  мой  грех.  Я  стоял  окаменевший  на  месте  и  механично  обнимал  ее,  не  ощущая  себя  от  боли.  Забывшись  в  ней,  я  стал  плакать,  как  только  мог  сильно,  не  стыдясь  своих  слез.  Я  опустился  на  пол,  спрятав  голову  в  согнутых  коленях.  Лора  припала  ко  мне  и  обняла,  как  мать  обнимает  свое  дитя  или  как  сладкая  дрема  окутывает  блаженного  в  прохладный  летний  день.  
 Ты  сможешь  меня  простить?..  –  Шепотом  повторила  она.
 Конечно.  –  С  усилием  произнес  я,  сжимая  волю  в  кулак  и  вытирая  слезы.  В  этот  момент  я  принял  одно  окончательное  решение,  но  для  его  реализации  мне  необходимо  было  усыпить  бдительность  Лоры  на  некоторое  время.
 Давай  вернемся  в  Рединг  и  начнем  жизнь  заново?  –  Предложила  она  с  молящим  взором.
 Конечно,  -  успокаивал  я  ее,  хотя  знал,  что  эта  фраза  слишком  блаженна  для  меня  и  слишком  недосягаема,  -  начнем  заново.  
 Обещаешь?
 Да.
 И  мы  будем  счастливы,  не  так  ли?
 Конечно,  мы  обязательно  будем  счастливы,  -  сказал  я,  разглаживая  ее  волосы.  Однажды  я  уже  слышал  эту  фразу.
 Ты  дал  мне  крылья!
 Тогда  лети!
 Мы  вместе  полетим  туда,  где  будем  только  мы  и  наши  дети.  Ведь  ты  исполнишь  обещанье?
 Я  обещаю:  ты  будешь  счастлива.
 С  тобой!  С  тобой,  ведь?..  Без  тебя  –  нет!
 Со  мной.  Конечно,  со  мной.  –  Я  поцеловал  ее  в  лоб.  –  Иди  спать.
 А  ты?
 Я  приду  позже.
 Ты  не  голоден?
 Нет-нет.  Иди.  –  Я  поцеловал  ее  руку,  а  она  ответила  мне  пламенным  объятием,  и  отправилась  в  спальню,  неотрывно  глядя  на  меня  до  тех  пор,  пока  лестница  не  увела  ее  наверх  за  поворот.
Я  смотрел  на  нее  иначе,  и  не  мог  налюбоваться.  Немудрено  ведь,  что  привычка  становится  сокровищем,  когда  ее  теряешь.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=436118
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 08.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 42

Глава  42

           Я  поднялся  по  лестнице,  прошел  по  коридору,  свернул  направо  и  увидел  приоткрытую  красную  дверь.  Не  долго  думая,  я  вошел,  полный  гнева,  готовый  уничтожить  всех  и  вся,  но,  к  моему  удивлению,  в  комнате  никого  не  оказалось.  Я  подошел  к  зеркалу,  оглядевшись  по  сторонам:  изнутри  комната  выглядела  чересчур  пестрой:  красные  обои  в  лучших  традициях  будуара  и  такого  же  цвета  постель  и  кресло  у  зеркала.  Я  ничего  не  имел  против  красного,  но  здесь  этот  цвет  был  омерзителен  мне  в  любом  контрасте  –  он  напоминал  концентрированный  яд  алюминия  и  железа.  Я  стоял  перед  зеркалом,  не  глядя  в  свое  отражение,  и  рассматривал  парфумы,  выставленные  в  ряд,  пока  не  наткнулся  на  уже  знакомый  из  прошлой  жизни  флакончик  духов  с  «ароматом»  белого  олеандра.  У  меня  все  похолодело  внутри,  когда  я  только  увидел  его  –  нахлынули  ужасные  воспоминания  и  боль,  пережитая  за  эти  годы  –  заболели  старые  раны.  Как  только  я  взял  его  в  руки,  за  мной  захлопнулась  дверь,  и  я  почувствовал,  что  уже  не  один  в  комнате.  
           Я  медленно  обернулся,  отпустив  две  слезы,  упавшие  без  затруднения,  и  увидел  стоящую  передо  мной  хозяйку.  
 Мамочка…  -  прошептал  я  скорее  себе,  чем  ей.
Она  была  все  так  же  прекрасна:  черные  глаза,  черные  волосы,  спадающие  с  плеч  змеиными  кольцами,  белая,  как  кристалл,  кожа,  искрящаяся  бархатным  блеском,  ровная  осанка,  гибкие  раскованные  движения…  Я  был  опьянен  ее  красотой.  Я  не  забыл,  не  прогнал  ее  образ  из  памяти,  не  вычеркнул  вспоминания  о  ней  из  своей  жизни.  Это  было  невозможно,  ведь  я  связан  с  ней  намного  прочнее,  чем  та  милая  девушка.  Наша  связь  –  кровная.  И  если  я  мог  забыть  ее,  как  любовницу,  то  забыть  как  мать  –  было  не  в  моих  силах.  Я  ненавидел  себя  за  это,  но  ненависть  сия  была  абсурдна,  ведь  я  ненавидел  себя,  а  от  себя  не  убежишь,  хотя  я,  глупец,  пытался!..
 Ну,  здравствуй!  –  Поприветствовала  она,  улыбнувшись,  как  обычно  лукаво.  
 Ты  –  хозяйка?!
 Я  –  лишь  исполнитель  чужой  воли.
 Прекрати!
При  виде  ее  я  давным-давно  позабыл  о  цели  своего  визита  и  собирался  уходить,  стараясь  не  смотреть  ей  в  глаза,  но  уйти  вот  так  запросто  оказалось  довольно  непросто.
 Почему  ты  оставил  меня  в  тот  день?  –  Проговорила  она  не  свойственным  ей  писклявым  голосом  великомученицы,  оставшись  недвижимо  на  том  же  месте.
Я  уже  был  у  дверей,  когда  услышал  ее  слова.  Ее  голос  был  как  музыка  для  моего  слуха,  как  нежная  скрипка,  которая  влекла  меня  за  собой.  И  я  остановился,  говоря  с  ней.
 Я  собирался  жениться.
 Но  ты  ведь  не  женился  в  тот  день,  не  правда  ли?  –  Коварно  спросила  она,  ухмыльнувшись.
Я  удивился,  как  она  догадалась,  но  вскоре  понял,  что  с  ней  не  приходится  удивляться  в  принципе.
 Нет.  Я  женился  позже.
 На  Лоре?
 Да.
 И  как  она?  Лора?
 Ты  же  не  станешь  говорить,  что  действительно  интересуешься  ее  жизнью?
 Я  имела  в  виду  в  постели?
 Великолепна!
 Да  ну?  –  Она  прищурила  глаза.
Я  был  вне  себя  от  гнева,  но  возразить  ей  всегда  было  выше  моих  сил,  и  я  помрачнел.
 Хм!..  Мой  бедный  мальчик…  -  она  знала,  что  для  Лоры  бессмысленно  соревноваться  с  ней  в  сексапильности,  поэтому  решила  таким  образом  унизить  ее  в  моих  глазах,  как  любовницу.
Но  самое  отвратительное,  что  я  поддался,  ведь  я  действительно  никогда  не  считал  Лору  достаточно  желанной.
 Тогда  зачем  спрашиваешь?  –  Сказал  я  хриплым  голосом,  сдерживая  смесь  злости  и  обиды.
 Хочу  услышать  твой  голос.  Ты  же  не  станешь  говорить  со  мной  просто  так?
 Не  стану.
 Поэтому  и  спрашиваю.
Какое-то  время  мы  с  ней  молчали.  Мы  смотрели  друг  на  друга  через  зеркало,  но  даже  так  мне  было  тяжело  видеть  ее.  Время,  пока  кипела  моя  злость,  я  сдерживался,  чтобы  не  совершить  преступление,  не  сделать  что-нибудь  безумное,  но  это  время  длилось  недолго.  По  нашим  меркам  –  где-то  считанные  доли  секунды.  Затем  я  ринулся  к  ней  и  грубо  схватил  за  плечи,  крича  и  брызгая  слюной  не  так  от  гнева,  как  от  бессилия  перед  ее  властью  надо  мной.
 Почему  ты  сбежала?!  –  Я  ударил  ее  по  лицу,  но  она  даже  не  вскрикнула.
 Ты  женился.
 Ложь!  Ты  знала,  что  я  не  женюсь  в  тот  день!  Ты  знала  об  этом!
 Нет.  Я  узнала  сегодня.
 Каким  образом?
 Когда  ты  сказал,  что  в  тот  день  собирался  жениться.  Если  бы  ты  действительно  женился  в  тот  день,  ты  бы  не  употребил  слово  –  «собирался».  Так  не  говорят,  когда  принимают  окончательное  решение.
 Задумала  стать  коучером?!
 Всего  лишь  повторила  твои  слова.
 Дрянь!  –  Крикнул  я  что  было  мочи,  и  уже  поднял  руку,  чтобы  ударить  ее  повторно,  но  увидев,  как  сверкнули  эти  бездонные  глаза,  сжал  ее  в  своих  объятиях  и  принялся  целовать  лицо,  шею,  волосы…  -  Где  ты  была?  Я  искал  тебя  повсюду!  –  шептал  я,  целуя.
 Я  ждала  тебя!  –  Прошипела  она,  запрокидывая  голову.
Она  быстро  сбросила  с  себя  одежду,  и  мы  нырнули  под  одеяло.  Я  жадно  наслаждался  ее  телом,  наверстывая  годы,  прожитые  без  ее  объятий  и  запаха.  Я  чувствовал,  что  ей  хотелось  этого  так  же,  как  и  мне.  Не  нужно  было  слов:  она  трепетала  в  моих  объятиях,  но  это  был  болезненный  трепет,  в  котором  не  было  ни  любви,  ни  нежности,  а  лишь  безумие  страсти,  которым  окроплена  вся  ее  суть.  
           После  нескольких  часов  «обоюдных  воспоминаний»  мы  лежали  поодаль  друг  от  друга,  и  я  вспомнил  о  девушке,  открывшейся  мне  в  своем  горе.  Разумом  я  понимал,  что  совершил  тяжкий  грех  по  отношению  к  ней,  когда  вновь  оказался  во  власти  моей  матери,  но  чувства  взыграли  в  бешеном  ритме  и  полностью  адаптировали  мой  разум,  перелепив  его  как  сырое  тесто  на  прибор  самоуничтожения.  Тогда  я  спросил  ее:
 Зачем  ты  унизила  девушку,  которая  служит  тебе?
 Ты  говорил  с  ней?
 Да.
 И  она  рассказала  тебе  все?
 Все.
 Надо  же!  Значит,  ты  показался  ей  достойным  человеком.
 Не  уходи  от  ответа.
 Мне  захотелось.
 Это  все  аргументы?  –  Удивился  я  ее  непоколебимости.
 А  что  ты  хотел  услышать?
 Ты  всегда  делаешь  только  то,  что  хочется,  даже  если  твои  желания  могут  необратимо  повлиять  на  жизни  других  людей?  –  С  этими  словами  я  встал  и  начал  одеваться.
Она  приподнялась  на  локтях,  прикрывшись  одеялом,  и  обратилась  ко  мне:
 Ты  знаешь  –  я  –  раба  желаний.
 Да.  Именно  это  пугает.
 Именно  поэтому  ты  любишь  меня.  –  С  ехидством  кольнула  она,  задев  меня  за  живое.
 Кто  сказал,  что  я  люблю  тебя?  –  Огрызнулся  я.
 А  разве  нет?  –  С  тревогой  спросила  она,  и  я,  ощутив  неподдельность  этого  чувства  в  ней,  уверенно  бросил:
 Нет.
К  этому  времени  я  уже  встал  и,  взглянув  в  зеркало,  заметил,  что  ее  лицо  исказила  гримаса  скрытого  гнева.  Очевидно,  она  была  уверена,  что  завладела  не  только  моим  разумом,  но  и  моим  сердцем.  Однако  это  было  ей  не  по  зубам  –  мое  сердце  навсегда  принадлежало  Лоре.  Это  единственное,  что  не  тешило,  а  наоборот,  угнетало  ее  самолюбие  и  превращало  наши  отношения  в  своеобразную  игру,  в  которой  она  считала  себя  победителем  еще  до  начала.  Но  эту  игру  ей  не  выиграть,  даже  если  она  устанавливает  правила.  
 Ты  вернешься?  –  Спросила  она  покорным  голосом,  когда  я  уходил.
 Вряд  ли.  –  Бросил  я  сухо  и  закрыл  за  собой  дверь,  даже  не  взглянув  на  нее.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=436116
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 08.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 41

Глава  41

           Я  строго  придерживался  маршрута,  указанного  незнакомцем  и  вскоре  вышел  на  главную  прямую.  Я  шел  без  остановки,  вращая  в  голове  слова,  сказанные  прохожим,  как  детский  волчок  по  полу.  Они  не  отстраняли  меня  от  цели,  а  наоборот,  подогревали  мое  любопытство.  
           В  конце  пути  я  подумал  о  Лоре.  В  это  время  передо  мной  открылся  вид  на  самый  крайний  дом  улицы,  который,  судя  по  всему,  и  был  тем  самым  «оксфордским  лупанарием».  Я  окинул  взглядом  фасад,  рассеивая  мысли  о  Лоре,  как  зерна  пшеницы  в  поле,  и  задумался  над  увиденным.  Собственно  дом  и  вправду  выглядел  обыкновенным  жилым  помещением  спального  района:  светло-кремовые  стены  с  резным  узором  в  тон,  такой  же  расцветки  веранда,  густо  заставленная  цветами,  преимущественно  фиалками  всех  сортов  и  оттенков,  небольшой  столик  с  несколькими  стульями  вправо  от  входной  двери,  скрытый  за  бесчисленными  цветочными  горшками  и  вазами.  От  моего  внимания  не  ушел  и  ухоженный  зеленый  двор  с  чистыми  дорожками  и  белыми  лавками  в  тени  молодых  декоративных  деревьев,  схожих  с  теми,  что  украшают  висячие  сады  Амитис-Семирамиды.  Увиденное  заинтересовало  меня,  но,  к  счастью,  я  помнил,  зачем  пришел  сюда,  хотя,  наверное,  в  действительности  я  и  не  знал,  зачем  пришел.  Мне  просто  не  хотелось  идти  домой.  Не  хотелось  видеть  Лору  и  детей.  Не  хотелось  повторять  все  те  шаблонные  действия,  которые  я  совершал  все  восемь  лет  как  на  духу.  Я  задавался  единственным  вопросом  –  почему?  И  находил  единственный  ответ:  наверное,  дух  вышел.  А  вышел  я.  С  того  самого  дня,  как  мы  вернулись  в  этот  город,  я  закончился,  точнее,  закончился  тот  я,  которым  настоящий  я  всегда  хотел  быть,  тот  я,  который  являлся  как  бы  временным  образом  для  настоящего  я,  образом  циркового  артиста  или  актера  кино.  Объяснение  этому  у  меня  было  только  одно:  то,  что  ложно  –  ни  вечно,  хотя  в  сущности  ни  вечно  и  то,  что  правдиво.  Однако  ложь  всегда  обрывается  раньше,  в  то  время  как  правда  умирает  своей  собственной  смертью  в  положенный  ей  срок.  
           Я  набрался  решимости  подойти  к  двери  и  постучать,  хотя  все  еще  не  понимал  до  конца,  зачем  я  все  это  затеял.  Ради  миссис  Айвори?  Чушь!  Кто  она  мне,  что  я  «выслеживаю»  любовницу  ее  супруга?  Должно  быть,  во  мне  говорила  сокрытая  надобность,  касающаяся  исключительно  меня  самого,  а  ни  семейного  благополучия  миссис  Айвори.  Сперва  я  предполагал,  что  мои  намерения  могут  быть  связаны  с  домом,  который  всегда  принадлежал  моей  семье,  а  сейчас  принадлежит  другим  людям,  у  которых  в  жизни  что-то  не  ладится,  а  мне  хочется,  чтобы  люди,  заселившиеся  в  мой  дом,  были  счастливы  или,  по  крайней  мере,  удовлетворены.  
           Мне  ни  пришлось  стучать  дважды.  Дверь  мне  открыла  молодая  девушка,  по  внешнему  виду  которой  я  понял,  что  это  прислуга  –  все  начиналось  так,  как  говорил  прохожий.  Она  предложила  мне  войти,  не  спросив  ни  слова,  даже  не  зная,  кто  я,  и  я  насторожился.  Я  переступил  порог  и  оказался  в  большой  затемненной  зале,  где  передо  мной  развернулись  воистину  шокирующие  сцены,  которые  когда-то  имели  место  и  в  моей  жизни.  Вокруг  меня  сновали  абсолютно  обнаженные  мужчины  и  женщины,  не  обращая  никакого  внимания  на  «новичка».  Каждый  из  них  занимался  своим  делом:  в  глубине  залы  на  широком  разноцветном  ковре,  более  соответствующему  скорее  игривому  французскому  или  пикантному  восточному  стилю,  нежели  чопорному  английскому,  расположились  четверо  –  трое  женщин  и  один  мужчина  –  придающиеся  любовным  утехам;  чуть  поодаль  –  парочка,  практикующая  изощренные  сексуальные  извращения,  а  перед  ними  –  женщина,  блестяще  выполняющая  римминг  своему  партнеру,  а  недалеко  от  меня  высокая  полногрудая  блондинка  вдосталь  обливалась  коньяком,  который  позволяла  жадно  слизывать  с  себя  другим,  не  менее  привлекательным  леди.  Кроме  широкого  обзора  этого  хаоса  я  стал  замечать,  казалось  бы,  незначительные  детали:  расположение  мебели,  расстановку  спиртных  напитков  на  столах,  форма  расположения  «клиентов»  этого  дома,  их  действия  в  замеленном  ракурсе.  Я  заметил  также,  что  все  окна  были  наглухо  зашторены  плотными  коричневыми  портьерами  из  грубого  льна.  Время  от  времени  я  задерживал  взгляд  на  некоторых  особах,  вспоминая  на  их  месте  себя  и  воображая,  как  бы  я  чувствовал  себя  на  их  месте  сейчас.  Я  ловил  похотливые  взгляды  женщин  и  упивался  их  эмоциональным  всплеском,  когда  они  приближались  ко  мне,  касались  моего  лица,  пытаясь  заворожить  своими  чарами  и  притупить  мою  осторожность.  Какое-то  время  я  старался  не  поддаваться,  хотя  никогда  это  не  вызывало  у  меня  неприязни,  наоборот,  я  чувствовал  изрядное  возбуждение  в  то  время  как  их  теплые  пальцы  скользнули  по  моей  коже,  когда  они  умудрились  расстегнуть  мою  рубашку  так,  что  я  и  не  почувствовал…
           Спустя  некоторое  время  мое  тело  всецело  принадлежало  им,  а  моя  душа  застряла  где-то  сверху  и  наблюдала,  как  я  вновь  теряю  самообладание  и  контроль  над  своей  жизнью,  возобновленной  по  кирпичику  в  столь  долгий  срок.  Когда  я  открывал  глаза  в  перерывах  между  горячими  приливами  страсти,  я  видел,  как  моя  душа,  приняв  подобие  светлого  ангела,  висит  надо  мной  с  опущенным  взором  и  скрещенными  на  груди  руками,  словно  молится  за  свое  спасение  Господу,  от  которого  я  только  что  отрекся.  Она,  безутешная  сестра,  понимала,  что  я  не  властен  спасти  ее,  ибо  мое  тело  стало  мне  темницей  и  перекрыло  доступ  к  свету.  Изредка  поднимая  глаза,  не  поднимая  головы,  моя  душа  смотрела  на  меня  прямым  печальным  взором,  от  которого  становилось  жутко,  но  было  все  равно.  Этот  взор  не  испепелял  ненавистью,  ни  грозил  адским  огнем,  не  устрашал  и  не  запугивал  –  он  молил,  и  эта  мольба  была  мучительнее  всякой  адской  муки,  была  непостижимее  самой  греховной  мысли,  тяжелее  самой  лютой  кары.  
           Но  мне  было  все  равно.
           Когда  она  тянула  ко  мне  руки,  я  не  жалел  о  том,  что  не  потянулся  к  ней  ответ.
           Мне  было  все  равно.
           Моя  душа.…  О,  как  она  страдала  и  как  она  глядела  на  меня,  и  как  металась  в  пустом  просторе  в  надежде,  что  я  вернусь  и  предоставлю  ей  дом  в  моем  теле!..
           Но  мне  было  все  равно…
           Я  снова  закрыл  глаза,  переживая  очередной  «всплеск  любви»  и  пустил  происходящее  на  самотек,  позабыв  о  том,  с  какой  целью  я  пришел  сюда  и  что  мне  необходимо  быть  бдительным.
           Очнулся  я,  когда  смолкла  музыка,  и  все  остановилось.  Навстречу  гостям  вышел  нагой  мужчина  с  тростью  и  громким  звучным  басом  окликнул  зал:  «Время!».  В  то  же  миг  зал  встрепенулся,  и  послышались  звуки  скрипки,  разрывающие  воздух.  Мне  же  они  напомнили  о  реальности.  Я  быстро  пришел  в  себя,  как  только  молодые  наяды  покинули  меня,  убегая  так  быстро,  что  меня  обдало  ветром.  Я  панически  искал  свою  одежду,  но  ее  нигде  не  было  и  в  помине.  Тогда  я  судорожно  схватил  то,  что  было  под  рукой  –  чужую  рубашку,  заляпанную  виноградным  вином  и  брюки  (тоже  не  мои)  измятые  и  надушенные  смесью  взрывоопасных  ароматов  приторно-сладких  цветов.
           Я  заметил,  что  все  стали  расходиться  кто  куда:  часть  отправилась  наверх  и  разбрелась  по  комнатам;  часть  перешла  в  соседнюю  залу,  отгороженную  занавесками;  некоторые  остались  здесь,  но  уже  не  придавались  утехам,  а  только  разговаривали  или  впадали  в  странное  состояние  отрешенности  и  пьяного  оцепенения;  а  некоторые  покинули  дом.  Но  главное,  что  я  уловил  с  этой  фразой,  брошенной  с  тщательной  отработкой  и  превосходной  грацией  нагим  мужчиной,  все  изменилось  в  одном  направление  –  их  время  закончилось.  Я  не  мог  понять,  в  чем  дело  и  лишь  только  после  того,  как  горничная  отодвинула  портьеры  в  разные  стороны,  я  понял:  наступает  рассвет.  
           Я  наблюдал,  как  небеса,  раскрашенные  малиновым  соком,  бледнеют  и  пропускают  сквозь  плывущие  розовые  облака  прямые  солнечные  лучи,  пробивающие  небо.  Звезд  почти  не  осталось,  лишь  где-то  поодаль  одна  от  другой  еще  тускло  мерцали  холодные  серебристые  точки,  тающие  как  зажженные  свечи.  В  это  время  Луны  уже  не  было  видно  –  она  уступила  место  своему  заклятому  врагу  –  Солнцу  и  скрылась,  как  ночной  зверь  в  холодной  выси  неба.  
           Я  долго  глядел  в  окно,  и  моя  голова  становилась  яснее  с  каждым  новым  лучом,  падающим  вниз  на  землю.  Я  вспомнил  то,  о  чем  позабыл  вчера  ночью  и  даже  большее,  то,  что  не  хотел  вспоминать  вовсе.  Я  огляделся  и  увидел,  что  на  меня  никто  не  обращает  внимания.  Тогда  я  блуждал  по  дому  в  поисках  прислуги,  но  везде  попадались  одни  гости.  Я  попытался  спросить  у  некоторых  из  них,  где  я  могу  найти  кухню  или  столовую  –  любое  место,  где,  как  мне  думалось,  обитает  по  обыкновению  прислуга,  но  никто  так  и  не  ответил.  Все  они  были  точно  восковые,  погруженные  в  свои  раздумья  и  совершенно  потерянные  для  реального  мира.  Я  уже  начал  сомневаться  –  ни  секта  ли  это?  Как  раз  в  тот  момент,  когда  я  упорно  искал  ответ  на  этот  вопрос,  я  наткнулся  на  девушку-горничную:  она  выскочила  прямо  мне  навстречу  с  зеркальным  подносом,  подобно  молодой  антилопе,  и  чуть  было  не  сбила  меня  с  ног.
 Осторожно,  мисс,  -  задержал  я  ее,  сгоняя  мимолетный  испуг,  накативший  на  меня  от  неожиданности.
 Простите,  -  кротко  ответила  она  и  попыталась  быстро  уйти,  но  я  задержал  ее.
 Постойте,  я  как  раз  искал  Вас.
По  ее  лицу  я  понял,  что  напугал  ее  этими  словами,  которые  она,  должно  быть,  расценила  многозначительно.  Она  среагировала  почти  моментально,  подавляя  свою  природную  кинестетичность.
 Я  не  та,  за  кого  Вы  меня  приняли!  Я  всего  лишь  работаю  здесь!  –  Она  раскраснелась  от  гнева  и  сверкнула  своими  карими  глазами.
 О,  нет-нет,  Вы  неправильно  поняли!  Я  лишь  хотел  поинтересоваться,  где  можно  найти  хозяйку  этого…  -  тут  я  растерялся,  не  в  силах  подобрать  достойного  и  не  слишком  грубого  слова.
Однако  девушка  продолжала  молчать,  не  сводя  с  меня  глаз,  как  будто  проверяла,  есть  ли  правда  в  моих  словах.  Не  получив  ответа,  я  стал  говорить  с  ней  издалека.
 Видите  ли,  я  впервые  здесь…  -  начал  я,  но  девушка  резко  перервала  мои  слова,  не  оставив  возможности  завершить  фразу.  Очевидно,  она  только  что  поняла,  что  я  не  представляю  угрозы  для  ее  чести.  
 Я  знаю.  Все  бывали  здесь  в  первый  раз.  Вы  свыкнетесь.
 О,  нет!  Я  не  собираюсь  возвращаться  сюда  более.  На  самом  деле,  у  меня  есть  определенная  причина,  по  которой  я  был  вынужден  посетить  этот  дом,  а  точнее,  навестить  его  хозяйку.  
 Я  видела  вчера  Вашу  причину…  -  саркастично  ухмыльнулась  девушка,  будто  хотела,  чтобы  я  почувствовал  себя  виноватым.
Я  хотел  было  оправдаться,  сказать,  что  вчерашнее  происшествие  не  имеет  под  собой  какой-либо  «внутренней  подпитки»,  но  не  стал.  Не  потому,  что  считал  девушку  недостойной  этого  оправдания,  а  потому  что  внутренне  понимал,  что  «почва»  в  действительности  была.  Из  непонятных  причин  я  не  хотел  лгать  ей.  Она  была  единственным  человеком,  кто  внушал  мне  искреннее  доверие  в  этом  доме,  такое  же  искреннее,  как  чистота  ее  души,  отражающаяся  в  глубоких  карих  глазах.
 Так  Вы  поможете  мне?  –  Снова  спросил  я.
 Дверь  там.  –  Она  тут  же  указала  на  выход,  все  еще  гладя  на  меня  с  надеждой,  что  я  прислушаюсь  к  ее  словам.
 Но  разве  это  не  выход?
 Именно.
 Вы,  должно  быть,  не  услышали  меня…  -  мотивировал  я,  но  она  снова  вмешалась,  не  позволяя  мне  договорить.
 Но  Вы  же  просили  о  помощи?
 Верно.  Но  не  о  той,  которую  предоставляете  Вы.  Мне  необходимо  увидеть  хозяйку.  Пожалуйста,  скажите,  где  я  могу  найти  ее.
 Мадам,  верно,  в  опочивальне.  –  С  грустью  сказала  она,  опустив  глаза.
 Мадам?  Она  –  француженка?
 Си.  
 Как  мне  пройти  в  опочивальню?
 Вверх  по  лестницу,  прямо  по  коридору,  а  затем  направо.  Красная  дверь.
 Благодарю  Вас,  мисс,  -  я  наклонился,  чтобы  поцеловать  ее  руку  в  традиционной  английской  манере,  но  она  не  позволила.
 Это  излишне.
 Что  ж,  могу  я  узнать  Ваше  имя?
 Для  чего?  Я  предпочла  бы  остаться  просто  служанкой  для  этого  дома.  Не  хочу,  чтобы  в  этих  стенах  звучало  мое  имя.
 Если  этот  дом  так  ненавистен  Вам,  отчего  Вы  не  покинете  его?
 Покинуть?  Это  невозможно.
 А  Вы  пытались?
 Нет.
 Тогда  с  чего…  -  возразил  я,  но  моя  фраза  так  и  осталась  незавершенной.  На  сей  раз  ей  не  пришлось  перебивать  меня:  увидев  ее  взгляд,  я  замолчал  сам,  позволяя  ей  сказать  все,  что  она  хочет.
 Видите  ли,  мадам  взяла  меня  к  себе  на  попечение,  когда  мне  не  было  и  десяти  лет  отроду.  Все  это  время  она  заботилась  обо  мне,  как  о  родной  дочери:  бережно  растила  меня,  не  скупилась  на  подарки,  предоставила  хорошее  домашнее  образование  и  никогда  не  позволяла  кому-либо  обидеть  меня,  несмотря  на  то,  чем  живет  этот  дом.  Здесь  всегда  так  было,  с  самого  детства  помню,  как  новые  незнакомые  лица  приходили  и  уходили  когда  им  вздумается,  а  я  только  успевала  открывать  им  дверь,  вежливо  приглашать  в  дом,  а  затем  обслуживать  их  в  качестве  официантки,  на  которую  все  смотрят,  как  на  объект  вожделения.  Но,  к  счастью,  мадам  ни  разу  не  позволила  им  прикоснуться  ко  мне  и  я  стала  считать  ее  матерью,  пока  однажды…  –  она  начала  плакать,  и  я  заметил,  что  ей  сложно  продолжать  свой  рассказ  с  этой  паузы,  -  простите,  -  тихо  сказала  она,  сдавливая  изо  всех  сил  слезы.
 Ничего,  меня  Вы  можете  не  стесняться,  -  я  подошел  к  ней  ближе  и  следка  дотронулся  до  плеча.  
Она  не  отпрянула,  не  убежала,  а  позволила  мне  пожалеть  ее.
 Если  Вам  сложно,  можете  не  продолжать,  -  спокойным  гипнотическим  голосом  проговорил  я,  в  надежде,  что  ей  станет  легче  доверять  мне.  Теперь  я  не  сомневался,  что  ее  что-то  гнетет,  что-то,  связанное  не  с  этим  домом,  а  конкретно  с  загадочной  мадам.  
 Я  бы  хотела  рассказать  Вам,  но  не  для  того,  чтобы  Вы  жалели  меня,  а  для  того,  чтобы  Вы  поняли,  что  Вам  здесь  не  место  и  немедленно  покинули  этот  дом,  пока  все  еще  можете.
Ее  слова  всколыхнули  во  мне  тревогу.  Я  огляделся  по  сторонам,  чтобы  убедиться,  что  нас  никто  не  слышит,  а  затем  отвел  ее  в  укромное  для  беседы  место  и  предложил  присесть.  Когда  мы  сели,  я  заметил,  что  ее  взгляд  блуждает  по  комнате,  а  руки,  погруженные  в  подол  юбки,  сжаты  в  кулак.  
 Я  была  счастлива,  что,  наконец,  обрела  семью,  пусть  даже  странную  –  все  равно.  Я  благодарила  судьбу  за  то,  что  она  свела  меня  с  мадам  и  позволила  мне  почувствовать  материнскую  заботу,  о  которой  я  всегда  мечтала,  но,  потеряв  обоих  родителей  в  раннем  детстве,  никогда  не  надеялась  обрести.  Но  эта  встреча  оказалась  роковой  для  меня,  а  любовь  мадам  –  иллюзией.
 Что  же  случилось  потом?
 До  того,  как  мне  минуло  пятнадцать  лет,  я  чувствовала  детскую  беззаботность  и  всецело  была  погружена  в  свой  возраст:  училась,  развлекалась,  даже  иногда  общалась  с  ровесниками,  хотя  друзей  не  имела,  но  все  же  контакт  с  окружающим  миром  не  был  фантомным.  Он  был  так  же  реален,  как  наша  с  Вами  встреча…  
 И  что  же  произошло?..  –  я  видел,  что  она  старается  потянуть  время,  дабы  отсрочить  момент  признания,  который  был  для  нее  особенно  трудным.
 Однажды,  когда  мне  исполнилось  пятнадцать  лет,  это  было  как  раз  в  день  моего  рождения,  мадам  приготовила  праздничный  ужин,  на  котором  единственными  гостями  были  я  и  она.  В  этот  день  она  никого  не  принимала,  даже  сама  убралась  в  доме,…  а  ночью…после  ужина,  -  она  снова  начала  всхлипывать  и  вытирать  неконтролируемый  поток  слез,  стараясь  говорить  отчетливо.  
Я  встал  и  присел  перед  ней  на  корточках,  взяв  ее  потные  руки  в  свои,  и  разжал  сомкнутые  кулачки.  Я  вгляделся  в  ее  лицо  и  поднял  за  подбородок,  сказав  при  этом:
 Успокойтесь,  я  никуда  не  ухожу.
На  миг  мне  показалось,  она  действительно  успокоилась,  но  внутри  все  клокотало,  как  в  жерле  действующего  вулкана.  Однако  девушка  не  сошла  с  пути,  возобновив  свой  рассказ.
 После  ужина  она  отвела  меня  в  мою  комнату  и  усадила  на  кровать,  а  сама  села  рядом.  С  минуту  она  смотрела  на  меня  таким  взглядом,  который  я  часто  ловила  на  себе  со  стороны…мужчин.  Поэтому  я  запомнила  этот  взгляд.  Она  не  моргала,  и  мне  становилось  некомфортно,  потом  даже  страшно,  но  она  продолжала  смотреть,  а  я  не  могла  сказать  ей  о  своем  страхе.  Ее  дальнейшие  действия  подтвердили  мои  худшие  опасения:  она  начала  приставать  ко  мне.  А  когда  увидела  мое  сопротивление,  то  разозлилась  и  ударила  меня.  Я  заплакала,  но  ей  как  будто  нравился  дикий  ужас  в  моих  глазах,  и  она  без  лишних  слов  сорвала  с  меня  платье,  которое  купила  накануне  в  качестве  подарка  на  день  рождения,  и…
 О,  Боже!..  –  вырвалось  у  меня  в  одночасье.  Этот  возглас  был  похож  на  крик  души.
 А  после  того…  как  она  сделала  это  со  мной,  она  сказала,  чтобы  утром  я  убрала  все  и  приготовилась  встречать  гостей.
 Тогда  я  попросту  не  понимаю!  –  Воскликнул  я.
 Чего?
 Как  вы  можете  оставаться  в  этом  доме  после  всего,  что  сделала  эта  женщина!?
 Потому  что  я  связана  с  ней,  как  и  все,  кто  появляется  в  ее  жизни.  Именно  поэтому  я  не  хочу,  чтобы  Вы  виделись  с  ней.  Эти  встречи  губительны.
Я  не  знал,  что  сказать.  Эта  милая  девушка  открылась  мне,  незнакомцу,  чтобы  спасти  мою  душу,  в  то  время  как  моя  душа  была  запятнана  и  испорчена  безвозвратно.  От  этого  мне  становилось  еще  больнее  –  ведь  в  жизни  этой  юной  особы  не  должно  быть  темных  пятен,  а  тем  более  –  роковых  встреч  со  Злом.  Я  бы  хотел  также  откровенно  поговорить  с  ней,  но  что-то  не  позволяло  мне  сделать  это,  сдерживая  фразы  на  дне  моего  существа  без  моего  на  то  разрешения.  Проблема  состояла  в  том,  что  я  –  хозяин  этого  тела  –  не  был  хозяином  своих  страстей,  о  которых  толковала  миссис  Айвори.  А  когда  человек  не  властен  над  инстинктами,  он  перестает  быть  человеком  и  опускается  до  уровня  животного,  а  возможно  и  ниже,  потому  как  животное  не  имеет  возможности  выбирать,  а  человек  очень  часто  игнорирует  эту  возможность.
           Я  искренне  поблагодарил  девушку  и  обнял  на  прощанье.  Когда  я  уходил,  она  печально  смотрела  мне  вслед,  и  это  напомнило  мне  взгляд  моей  души,  витавшей  надо  мной  вчера  и  плачущей  о  поражении  в  войне  за  мое  спасение.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=435914
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 07.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 40

Глава  40

           Я  шел  в  точности  в  том  направлении,  что  указала  мне  миссис  Айвори.  Вечер  быстротечно  сменялся  ночью,  но  я  не  сбавлял  ход  и  никуда  не  сворачивал.  По  дороге  я  спросил  точный  путь  у  двух  прохожих,  но,  вероятно,  никто  не  знал,  где  это.  Очевидно,  люди  здесь,  за  исключением  некоторых,  достаточно  праведны,  хотя  я  и  не  верил  в  это  до  конца.  Так  я  дошел  до  перекрестка,  и  передо  мной  открылись  три  дороги.  Первая  –  самая  широкая  и  гладкая  –  вела  вправо,  улицей,  озаренной  мягким  оранжевым  светом  треногих  фонарей,  величественно  и  гордо  рассеянных  вдоль  дороги.  Вторая  –  уже  и  ухабистей  –  вела  влево  и  была  темна,  как  ночь,  что  окутала  меня  всецело  своими  чарами  и  не  пропускала  даже  естественный  звездный  и  лунный  свет.  И  третья  дорога,  которую  я  не  в  силах  был  разглядеть,  темная  и  беспросветная,  как  чувство,  обуревавшее  мною  в  эту  минуту.  Она  была  безлюдна  и  особенно  холодна,  до  дрожи.  Меня  мгновенно  оттолкнуло  идти  в  том  направлении.  К  тому  же  она  вела  в  какой-то  странный  переулок,  в  котором  было  нечто  неприятное,  как  будто  мрачная  аура  опутывала  это  место.  Волей-неволей  я  поежился  и  перевел  взгляд  на  предыдущие  две  дороги,  решая,  какой  из  них  пойти.
           На  той,  что  вела  вправо,  я  заметил  стремительно  увеличивающийся  в  приближении  силуэт.  Когда  фигура  оказалась  совсем  близко,  буквально  в  нескольких  шагах,  я  разглядел  высокого  мужчину  в  темном,  с  иголочки,  пальто  и  новой  шляпе.  Он  направлялся  в  мою  сторону,  глухо  стуча  подошвой  сверкающих  туфель  по  каменному  асфальту.  Я  решил  попытать  удачи,  спросив  точную  дорогу  у  этого  господина,  так  сказать  действовать  на  «авось»,  как  обычно  выражаются  русские.  
           Мужчина  был  уже  совсем  рядом,  когда  я  задержал  его  словами  приветствия:
 Добрый  вечер,  мистер.  Извините  за  беспокойство,  но  я  никак  не  могу  определить  нужный  мне  путь.  Не  могли  бы  Вы  помочь  мне?
 Чем  могу,  сэр?
 Не  подскажите  ли,  как  мне  найти  одно  заведение…я  приблизительно  знал  дорогу,  но,  похоже,  она  оказалась  ошибочной,  и  я  забрел  совершенно  не  туда,  куда  нужно.
 Какое  именно  заведение  интересует  Вас,  сэр?
 А-а-а…  -  замешкался  я,  но,  заметив  строгое  лицо  мужчины,  хорошо  освещенное  лунным  светом  вблизи,  я  решил,  что  медлить  не  следует,  а  то  он  не  из  тех,  что  приветливо  растолкуют  все  в  подробностях,  да  еще  и  предложат  дополнительную  помощь  в  качестве  провожающего,  составляя  дружелюбную  компанию.
 Вы  уже  вспомнили,  куда  намеревались  идти,  сэр?
Откровенно  говоря,  меня  порядком  раздражало,  что  он  без  конца  называл  меня  сэром,  но  как  учтивый  англичанин  я  смолчал.
 Да.  –  Машинально  произнес  я,  но  вскоре  включился  в  ситуацию  и  среагировал  иначе,  -  то  есть,  нет!  –  воскликнул  я,  как  будто  очнувшись  от  раздумий,  -  я  и  знал.  Мне  нужно  попасть  в  одно  место,…  попросту  говоря  это  –  Дом  Любви…  -  завершив  свою  фразу,  я  смущенно  потупился  в  землю,  не  беря  во  внимание  то,  что  при  таком  свете  мое  лицо  почти  полностью  было  скрыто  в  тени  разбавленного  мрака,  и  незнакомец,  так  или  иначе,  не  сумел  бы  разглядеть  мою  реакцию.
 Вы  имеете  в  виду  бордель?  –  Свободно  уточнил  он,  стесняя  меня  еще  больше.
От  его  слов  я  почувствовал,  что  даже  в  темноте  видно,  как  мои  щеки  густо  наливаются  краской.
 Да…  что-то  вроде  того,  -  с  нечеловеческой  волей  выдавил  я  сухо.
 Вы  шли  правильно.  Теперь  Вам  нужно  свернуть  сюда,  -  он  указал  на  третью  дорогу  (которая  казалась  мне  особенно  жуткой),  ведущую  в  непроглядную  темень,  -  затем,  минув  два  квартала,  идти  по  прямой  все  выше  и  выше  до  конца  дороги.
 Долго  это,  –  спросил  я,  но,  заметив  его  замешательство,  добавил,  -  по  времени?
 Не  дольше,  чем  обратно.
На  сей  раз  непонятым  оказался  он.
 В  каком  смысле?
 Скверное  это  место,  должен  я  Вам  заметить,  сэр,  нечистое…
 Ах,  это…  -  ухмыльнулся  я,  -  да  уж,  грехов  там  хватает.
 Да  дело  ведь  не  в  грехах  вовсе.
 Нет?
 Нет.
 Тогда  в  чем  же?
 В  его  обитателях.  Вы  ведь  знаете,  что  скрывается  за  теми  стенами?
 Женщины  легкого  поведения,  я  полагаю?
 Хм,  -  усмехнулся  с  досадой  прохожий,  -  не  совсем  обычные  женщины.
 Вы  еще  мистикой  меня  напугайте!
 Да  уж  какая  там  мистика!  Недвусмысленная  банальность,  заключающаяся  в  своей  ненавистной  реалистичности.  
 Может,  поделитесь?
Вдруг  незнакомец  наклонился  ко  мне  так  близко,  как  только  позволяла  ему  его  шляпа  и,  невзирая  на  то,  что  кроме  нас  вокруг  не  было  ни  единой  живой  души,  прошептал  на  ухо:
 Есть  там  одна…  даже  не  знаю,  как  окрестить,  женщина  то  ли,  дьяволица.…  Вот  она-то  всем  там  и  заправляет  и  над  всеми  главенствует.  
 О  ком  Вы  говорите?
 Да  сам  Сатана  не  знает  ее  настоящего  имени!  Но  я  слышал,  что  ее  прозвали  Мессалиной,  а  «Дом  Любви»,  как  Вы  изволили  выразиться,  -  «оксфордским  лупанарием»  -  истинный  рассадник  похоти,  должен  Вам  сказать.
 Откуда  Вы  это  знаете?
 Поговаривают…
 В  таком  случае,  как  местные  жители  могли  допустить,  чтобы  подобное  заведение  открыли  в  одном  из  спальных  районов  Оксфорда,  где  полным-полно  несовершеннолетних  и  пожилых  людей?
 Так  ведь  формально  это  не  бордель!  
 Как?
 Внешне  выглядит,  как  обыкновенный  жилой  дом,  с  верандой,  усеянной  фиалками,  с  усадьбой  и  прочими  домашними  удобствами,  присущими  приличной  английской  семье.  А  что  внутри  творится  –  никто  не  знает.  
 Тогда  с  чего  Вы  взяли,  что  там  внутри  что-то  «творится»?
 Видел  я  однажды,  как  двое  джентльменов  заходили  в  этот  дом,  и  дверь  им  открыла  горничная.  А  на  другой  день  вышли  те  же  самые  джентльмены.  А  после  этого  еще  захаживали,  только  уже  другие  и  больше  их  было,  явно  слушок  пошел…
 Почему  Вы  думаете,  что  это  не  могли  быть  друзья  или  родственники  хозяев?
 Ребенок  Вы!  Друзья…  родственники…  Вы  хозяйку-то  видели?
 Нет.
 Вот  именно!  И  никто  не  видел,  кроме  постоянных  посетителей  этого  логова  порока.  И  еще:  этот  дом  дозволено  посещать  исключительно  джентльменам.  Леди  туда  –  ни  ногой!  
 Хм…  -  задумался  я  и  недоверчиво  посмотрел  на  незнакомца.  –  Что  ж,  спасибо,  мистер.  Пожалуй,  следует  мне  самому  проверить,  насколько  правдивы  эти  слухи.
 Только  будьте  крайне  осторожны!  А  то  слухи  слухами,  а  прислушиваться  иногда  стоит,  чтобы  быть  бдительным.
 Постараюсь.  Спасибо.  Хорошего  вечера!
 А  вечер-то  и  впрямь  восхитительный!  Желаю  Вам  не  испортить  его  своей  навязчивой  прихотью.
Я  ничего  не  ответил  прохожему,  только  кивнул  и  отправился  по  указанному  пути  медленным  шагом,  чтобы  не  упасть  в  такой  темноте.  Как  только  я  ступил  на  третью  дорогу,  меня  тут  же  пронзил  холодный  ветер,  да  так  сильно,  что  на  глаза  навернулись  слезы  и  тут  же  остыли,  так  и  не  покинув  своего  «убежища».  Но  я  старался  не  позволить  природным  факторам  стать  помехой  в  достижении  моей  цели,  и  отважно  двинулся  вперед,  не  замечая,  как  за  мной  закрывается  непроходимая  стена  мрака.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=435912
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 07.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 39

Глава  39

           После  траурной  церемонии,  когда  гроб  с  миссис  Картер  был  опущен  на  дно,  а  на  поверхность  могилы  упала  последняя  щепотка  земли,  я  вышел  на  тротуар  и  направился  в  сторону  дома.  По  дороге  я  старался  переосмыслить  свое  существование  и  излечиться  от  навязчивого  ощущения  себя  мертвецом  при  жизни.  Где-то  внутри  меня  это  состояние  напоминало  о  себе  поминутно,  а  на  поверхности  я  казался  обыкновенный  человеком,  эдаким  женатым  семьянином-юристом  с  блестящей  карьерой  и  безупречной  репутацией.  Мы  всегда  кажемся  такими  на  первый  взгляд,  и  если  что-то  давит  на  наше  сознание,  мы  скрываемся  так  тщательно,  что  кажемся  такими  и  на  второй  и  на  третий  взгляд.  Все  это  оттого,  что  наша  ложь  влечет  другую  ложь  со  стороны  тех,  кто  смотрит,  ведь  то,  что  мы  видим  и  то,  что  видят  в  нас  –  это  лишь  сон  и  сон  внутри  другого  сна  .  Я  не  хотел,  чтобы  моя  жизнь  теперь  была  похожа  на  сон  и  закончилась,  так  и  не  начавшись.  Но  я  не  знал,  как  поступить,  чтобы  воплотить  желания  в  реальность  и  при  этом  не  погубить  Лору.  Мысли  витали,  словно  облака  над  моей  головой  и  подобно  облакам,  таяли,  лишая  меня  всяческой  возможности  ухватиться  за  нечто  дельное.  
           По  сему  я  оставил  свой  предыдущий  маршрут  и  свернул  на  соседнюю  улицу,  где  жил  когда-то…
           Здесь  я  прошелся  знакомыми  аллеями  через  парк,  позаглядывал  в  нижние  окна  соседних  домов,  и  наконец-таки  добрался  до  своего  старого  дома,  который  приобрел  совершенно  новый  вид.  Вместо  древнего  осевшего  местечка  я  увидел  опрятный,  даже  несколько  роскошный,  если  смотреть  в  целом,  особнячок-двухэтажку.  Из  серого  дом  превратился  в  белый,  а  сад,  в  котором  в  последний  раз  трудилась  моя  няня  десять  лет  назад,  преобразился  в  шикарную  усадьбу  с  беседкой  и  скамьями,  покрытыми  розовым  лаком.  Мне  стало  интересно,  кто  живет  в  этом  доме  сейчас,  хотя  на  ум  приходило  только  одно:  должно  быть,  очень  богатые  и  счастливые  люди.  И  верно,  люди  и  впрямь  были  богатыми.  
           Я  перешел  улицу,  но  за  несколько  минут  до  того,  как  я  бы  постучал  в  дверь,  из  дома  на  крыльцо  вышла  женщина  в  длинном  бежевом  платье,  судя  по  всему,  домашнем,  но  которое  имело  вполне  выходной  вид.  Она  была  печальна,  как  Луна,  что  по  ночам  светила  в  мое  окно  и  бледна,  как  те  калы,  что  украшали  могилу  миссис  Картер.  Мне  стало  необычайно  холодно  при  виде  этой  женщины,  привлекательной  внешне,  но  столь  поникшей  духовно.  Я  принял  вид  обычного  прохожего,  а  сам  затаился  за  поворотом,  прижавшись  к  боковой  стене  дома,  и  молча  наблюдал  за  ее  действиями.  В  сущности,  она  не  была  ни  чем  занята,  всего  лишь  прошлась  по  крыльцу  и  присел  на  плетеное  кресло  в  глубине  веранды  у  самой  входной  двери.  Я  заметил,  как  незнакомка  обхватила  себя  обеими  руками,  поежившись  от  вечерней  прохлады.  
           Тут  я  понял,  что  богатство  еще  не  значит  –  счастье…
           Мне  стало  любопытно,  кто  эта  женщина  и  почему  она  так  печальна.  Потому,  несмотря  на  все  правила  приличия,  я  осмелился  подойти  к  ней  и  заговорить.
 Добрый  вечер,  -  поздоровался  я,  поднимаясь  по  ступенькам.
 Вы  кто?  Что  Вам  угодно?
 Я  когда-то  жил  в  этом  доме  и,  проходя  мимо,  восторгался  тем,  как  расцвело  это  место  в  мое  длительно  отсутствие.
 Где  же  Вы  живете  сейчас?
 На  соседней  улице,  за  поворотом.
 Выходит,  мы  с  Вами  –  соседи.
 Скорее,  товарищи  по  пространству,  -  улыбнулся  я,  употребив  изречение  мистера  Уэста,  которое,  судя  по  сморщенным  бровям,  она  не  поняла,  и  я  мысленно  отбросил  эту  шутку,  признав  ее  нелепой,  -  О,  простите  мне  мою  бестактность  –  я  забыл  представиться.
Когда  я  представился,  дама  протянула  мне  руку  для  пожатия,  но  вместо  этого  я  поцеловал  ее.
 Миссис  Гертруда  Айвори.
 Рад  знакомству.
 А  теперь,  быть  может,  Вы  скажете  мне  правду  –  почему  Вы  здесь?
 Признаться,  Вы  разоблачили  меня.  Чудеснейшее  изменение  фасада  здания  и  непосредственно  этого  дома,  в  былом  запустевшего  жилища,  которые  произошли  с  Вашим  появлением  –  не  единственная  причина,  почему  я  заговорил  с  Вами,  хотя  и  не  менее  веская.
 Не  менее  веская?  Выходит,  их  несколько?
Я  недоуменно  посмотрел  на  нее.
 Причин?  –  Конкретизировала  она
 Ах,  да.  Их  две:  первая  –  как  Вам  все  же  удалось  достичь  такого  совершенства?
 Не  мне  –  моему  супругу.
 Он  у  Вас  садовник?  –  в  шутку  сказал  я.  
Она  рассмеялась.  Я  был  доволен,  что  мое  остроумие  заставило  ее  отвлечься  от  тягостных  дум.
 О,  нет.  Он  –  предприниматель.  Должна  сказать  Вам,  довольно  успешный.  И  уж  чего-чего,  а  денег  ему  не  занимать.  –  Горько  улыбнулась  она,  и  мое  довольство  улетучилось  вместе  с  ее  смехом.
 Должно  быть,  Вам  повезло  с  супругом?..  –  осторожно  начал  я.
 Да  уж…  повезло…  -  в  ее  глазах  вновь  сверкнули  слезы.
 Но  Вы  несчастны.  Собственно,  это  вторая  причина,  по  которой  я  занял  Вас  беседой  –  Ваша  печаль.
 О,  Вы  так  любезны!  Я  благодарна,  что  Вы  не  прошли  мимо  сторонних  слез  и  так  рьяно  откликнулись  на  чужое  горе.  Подобных  Вам  так  мало  ныне…
 Что  за  горе  ввергает  Вас  в  безумство?
 Вам  не  понять  меня.
 Поведайте  мне,  -  я  присел  перед  ней  и  заглянул  в  глаза,  -  причина  в  Вашем  супруге,  не  так  ли?
Она  отвернула  голову  в  сторону,  не  проронив  ни  слова,  и  я  понял,  что  оказался  прав.
 Виновен  ни  он,  а  то,  что  движет  им,  то,  что  он  принимает,  как  религию.
 Что  же  это?
 Его  тайные  страсти.
 Мы  все  одержимы  страстями.
 Они  имеют  свою  цену,  о  которой  мы  знаем.  Его  же  страсть  –  бесценна.
Мне  было  знакомо  это  ощущение,  и  я  как  никто  проникся  ее  страданием.
 Я  понимаю  Вас,  -  сказал  я.
Миссис  Айвори  взглянула  на  меня  пристально,  чтобы  убедиться,  что  в  моих  речах  нет  насмешки.
 Вы  понимаете  меня?  –  Переспросила  она.
 Как  никто  другой.  
 Ведь  Вы  –  мужчина!  Способны  ли  Вы  понять  женщину,  тем  более  –  жену?
 Вы,  верно,  недооцениваете  мужские  качества.  Нам  также  ведомы  страхи.
 Но  Вы  одержимы  страстями!  Они  превыше  страхов.
 Это  правда.  Мы  влекомы  нашими  страстями  гораздо  более  фанатично,  нежели  женщины  и  зависим  от  них  так  же,  как  земля  зависит  от  влаги,  но  иногда  мы  боремся  с  ними,  чтобы  не  утратить  человеческое  подобие.
 Увы,  не  все  мужчины  так  думают.
 Думают  все,  но  не  все  признают,  что  думают  об  этом.
 Вы  –  первый  мужчина,  кто  говорит  со  мной  в  подобной  манере.
 Я  лишь  хочу  помочь  Вам.
 Вы  помогли.  Сами  того  не  зная,  Вы  несказанно  помогли  мне  тем,  что  Вы  сказали  и  тем,  что  Вы  отличаетесь  от  моего  супруга  тем,  что  сказали  это.
 Вы  любите  его?
 Да.
 Вы  знаете  свою  роль?
 Как  молитву!
 Тогда  следуйте  своим  страстям!
 Но  как?
 Чего  вы  хотите?
 Я  хочу  лишь,  чтобы  он  был  со  мной!  
 А  он  не  с  Вами?
 Увы…
 Я  говорю  о  душе.
 Душою  тоже.
 Он  влюблен?
 Да.  И  она  так  прекрасна!  О,  Боже,  как  она  прекрасна!
 Неужто  есть  кто-то  красивее  Вас  в  сих  речах  и  слезах,  чище  утренней  росы?
 Моя  соперница.  Она  не  говорит  и  не  плачет.
 Значит,  она  мертва?
 О,  она  жива,  как  мир!
 Мир  живет!  Он  говорит,  и  плачет,  и  смеется!  А  что  –  она?..
 Она,  как  мир  во  сне.  Порой,  мне  кажется,  она  не  дышит…  -  она  вдруг  перешла  на  шепот.
 Значит,  он  любит  сон?  Его  любовь  бесплотна!
 Но  я  его  любви  дать  тело  не  могу.
 А  она?
 Она  –  не  знаю.
 Скажите,  кто  она?
 Ей  имя  –  Страсть!
 Я  бы  хотел  ее  увидеть.  Где  мне  найти  ее?
 Зачем?
 Чтоб  убедиться,  что  она  и  впрямь  так  ослепительна,  как  пламя.
 Вы  и  себя  погубите  с  ней  рядом.
 Я  люблю  уже.
 И  он  любил.  Но  все  изменилось.
 Мне  перемены  чужды.  Другая  женщина  мне  сердце  не  заполнит.
 Отрадно  слышать  речи  верности  из  уст  мужчины.
Я  улыбнулся.
 Ее  пристанище  –  в  нескольких  кварталах  отсюда.  Я  точно  не  знаю  где,  но  это  некий  Дом  Любви,  если  Вы  понимаете,  о  чем  я?  Теперь  мой  супруг  частый  гость  в  этих  местах…
 Благодарю  Вас.  –  Я  поцеловал  ее  руку  на  прощание  и  спустился  вниз,  но  тут  вспомнил  кое-что  и  обратился  к  ней  напоследок,  -  как  я  узнаю  ее?
 Вы  ее  узнаете.    –  Сказала  миссис  Айвори  и  возвратилась  в  дом.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=435535
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 05.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 38

Глава  38

           Она  даже  не  выслушала  меня  в  то  утро,  не  знала,  о  чем  я  хотел  сказать.  Одно  лишь  упоминание  о  чем-либо,  связанном  с  прошлым,  распаляло  в  ней  ненависть  и  гнев.  Так  я  и  не  сказал  ей  о  кончине  миссис  Картер.  Но  похороны  я  по  этой  причине  пропустить  не  мог.
           Чтобы  не  встречаться  с  ней  лицом  к  лицу,  я  тихонько  собрался,  приоткрыл  дверь  и,  убедившись,  что  в  ближайших  десяти  метрах  ее  нет,  вышел  из  комнаты  и  направился  к  выходу.  Я  спустился  по  лестнице  (благо,  она  не  скрипела)  и,  накинув  пиджак,  вышел  из  дома.  
           По  дороге  я  купил  цветы  для  миссис  Картер  (к  сожалению,  гортензий  достать  не  удалось),  поэтому  купил  белые  калы.  
           Кладбище  располагалось  в  пяти  милях  от  района,  но  я  решил  пройтись  пешим  шагом,  вдыхая  ароматы  природы.  Вокруг  меня  раскинулся  целый  мир,  пышущий  буйством  красок  и  света.  Солнце  било  в  спину,  рассыпая  лучи  на  мелкие  осколки,  словно  маленьких  светлячков.  Ветра  не  было  вовсе.  Деревья,  чьи  верхушки  замерли  недвижимо,  глядели  на  меня  уныло  и  печально,  как  будто  приносили  свои  соболезнования.  Небо  заплыло  облаками,  но  сквозь  них  в  этой  тишине  я  слышал  редкие  голоса  птиц  и  жадно  внимал  им,  объятый  пеленою  скорби.  
           Дорогой  я  освободился  от  всех  мыслей,  терзавших  меня  с  утра.  Я  не  думал  ни  о  Лоре,  ни  о  матери,  ни  о  мистере  Уэсте.  В  моих  мыслях  оставалось  место  только  для  покойной  госпожи,  должно  быть,  единственному  настоящему  другу,  который  знал  обо  мне  все  за  те  короткие  минуты,  на  кои  припало  наше  знакомство,  но  другу,  которого  мне,  увы,  не  довелось  узнать.  Как  ни  странно,  это  не  заботило  меня  всецело.  Я  был  счастлив  тем,  что  познакомился    с  этой  женщиной,  что  говорил  с  ней,  и  что  она  была  в  моей  жизни.  Этого  было  вполне  достаточно,  чтобы  я  мог  горевать  о  ее  кончине.
           Так  я  прибыл  на  кладбище  и  здесь,  под  сенью  хвойных  деревьев  и  берез  я  увидел  опустошившую  меня  картину:  похороны  миссис  Картер  проводились  при  участии  священника  и  одного  только  мистера  Уэста.  Я  был  в  недоумении  –  неужели  у  нее  и  вправду  никого  нет,  ни  родственников,  ни  друзей,  ни  даже  знакомых,  которые  могли  бы  присутствовать  на  траурной  церемонии?  Завидев  меня  издали,  мистер  Уэст  поднял  руку,  подавая  знак  подойти  ближе,  которому  я  последовал.
 Я  не  сомневался,  что  Вы  придете.  –  Сказал  он  мне,  когда  я  очутился  у  гроба.
 Почему  никто  ни  пришел  на  похороны?
 Почему  никто?  А  мы  с  Вами?
 Я  имею  в  виду  кроме  нас?
 Кого  же  Вы  хотели  видеть  здесь  еще?
 Я  не  знаю,  -  растерялся  я,  -  близких,  может  быть,  друзей…
 Хм,  -  с  горечью  усмехнулся  старик,  опустил  голову,  -  близких  у  нее  не  было,  а  друзья…  они-то  здесь,  с  нею.
 О  чем  Вы?  –  Спросил  я.
 Взгляните!  –  Старик  обвел  рукой  окрестности  и  остановил  свой  взгляд  на  мне,  лучезарно  улыбаясь.
 Вы  полагаете  –  природа  –  единственный  друг,  в  котором  она  нуждалась?
 Не  совсем.  Если  бы  не  было  Вас,  ее  жизнь  не  была  такой  светлой,  а  счастье  –  таким  полным.
 Вы  влагаете  излишний  пафос  в  мою  персону.
 Ничуть!  –  Возмутился  старик,  -  Вы  –  тот,  кого  она  вправе  называть  своим  другом  и  доказательство  этому  –  Ваше  присутствие  здесь.
 Мне  бы  очень  хотелось  думать,  что  это  так.
 Это  так,  поверьте!  Что  толку,  если  на  похоронах  присутствует  сотня  плачущих,  а  слезы  текут  только  из  глаз  одного?  Не  прямое  ли  это  лицедейство?
 Возможно.
 И  что  с  того,  если  приходит  один,  но  с  подлинной  скорбью  в  сердце?
 Да,  Вы  правы,  наверное…  -  неуверенно  протянул  я.
 Калы?
 Да.  Банально…
 Что  ж,  дорого  внимание,  -  улыбнулся  мистер  Уэст  и  посмотрел  на  гроб.
           Я  подошел  к  могиле  и  заглянул  вниз.  Увиденное  напугало  меня:  я  подумал  о  своей  смерти  и  о  том,  как  со  временем  не  станет  тех,  кто  мне  дорог,  как  сегодня.  Затем  я  присел  у  гроба  и  погладил  крест  на  крышке,  проведя  тонкими  линиями  по  гладкой  поверхности  бронзового  Христа.  Я  прильнул  к  нему  щекой  и  поцеловал  окровавленные  ноги.  В  этот  миг  в  мире  был  только  я  и  этот  гроб,  от  которого  веяло  одиночеством.  Я  вглядывался  в  черты  Иисуса  Христа,  в  надежде  отыскать  в  них  черты  миссис  Картер.  Но  тут  мою  фантазию  внезапно  прервал  голос  священника  окликнувшей  меня:  «Пора!»
           Я  встал,  оставив  букет  цветов  у  подножия  гроба,  и  отошел  на  пару  шагов.  В  моих  глазах  блестели  слезы,  и  я  не  стал  сдерживать  их.  Я  попросту  боялся,  что  если  унять  еще  и  это  желание  –  желание  плакать  –  я  погибну  и  стану  одним  из  мертвых  душ,  которые  населяют  Землю  и  не  знают,  что  уже  мертвы.  Мистер  Уэст,  заметив  мои  слезы,  протянул  мне  платок,  однако  я  не  взял.  Мне  нужно  было  выплакаться,  и  кто  мог  понять  меня  лучше,  чем  сырая  земля,  впитавшая  столько  жизней,  что  мои  слезы  казались  ей  каплей  в  океане.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=435534
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 05.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 37

Глава  37

           В  тот  же  день  я  сообщил  Лоре  о  визите  мистера  Уэста.  И  каково  было  мое  удивление,  когда  по  ее  реакции  я  увидел  больше  чем  просто  недовольство,  прямо  скажем  –  агрессию.  Я  проинформировал  ее  за  завтраком,  в  тот  момент,  когда  она  разливала  чай.  Столкновение  мнений,  к  несчастью,  произошло  при  детях,  и  в  этот  момент  они  впервые  за  все  время  увидели,  как  мы  с  Лорой  ссоримся.  Не  могу  сказать,  что  это  хорошо,  поскольку  я,  как  ни  парадоксально,  ярый  сторонник  пуританского  воспитания,  однако  здесь  я  придерживался  той  мысли,  что  дети  не  должны  быть  обособлены  от  внутрисемейных  происшествий,  в  том  числе  и  конфликтных.  Лора  же,  наоборот,  старалась  оградить  их  от  каких-либо  переживаний  из-за  наших  межличностных  конфликтов.  Долгое  время  я  злился  на  нее,  потому  как  она  чересчур  опекала  детей,  не  давая  им  возможности  самостоятельно  утверждаться  в  жизни,  но  после  этого  разговора  я  вдруг  понял,  что  забота  о  детях  –  не  что  иное,  как  самозащита.  Лора  старалась  уберечь  детей  от  того,  отчего  не  удалось  уберечься  ей  самой,  и  в  заботе  об  их  спокойствии  она  могла  реализовать  заботу  о  своем  собственном  спокойствии,  которое  было  изрядно  расшатано  не  без  моего  участия.  На  подсознательном  уровне  она  старалась  возродить  себя  в  своих  детях,  дабы  вернуть  прошлое,  в  котором  она  была  некогда  счастлива  и  беспечна.  В  ее  любви  к  детям  не  было  ничего  особенного  или  непостижимого  разумению,  ибо  любовь  –  всегда  стремление  к  бессмертию.  Однако  это  страстное  желание,  вопреки  ее  неоспоримой  любви  к  детям,  влекло  опасные  последствия.  Она  забывала,  что  дети  –  это  лишь  продолжение  ее  рода,  а  не  продолжение  ее  самой  и  что  их  жизнь  –  не  ее.  Она  не  осознавала  или  не  хотела  осознавать,  что  своим  отчаянным  стремлением  уберечь  их  от  ошибок,  может  навлечь  гораздо  более  страшную  беду.  Потому  как  если  дети  будут  следовать  ее  укладу  жизни,  они  так  и  не  научатся  жить  самостоятельно,  а  когда  им  все  же  придется  встать  на  ноги,  они  потеряются  в  стихийном  потоке  жизни,  ведь  эта  коварная  особа  не  щадит  никого.  Таким  образом,  я  начинал  с  горечью  понимать  ее  действия.  Я  также  начал  понимать,  что  она  не  отступиться,  во  что  бы  то  ни  стало  –  слишком  уж  велика  рана  ее  души.  
           Я  наблюдал,  как  мои  дети  беззаботно  поедают  приготовленный  их  матерью  завтрак,  как  весело  болтают  о  чем-то  своем,  недоступном  пониманию  взрослых,  как  резвятся  в  лучах  утреннего  солнца,  пробивающегося  сквозь  плотные  сатиновые  занавески.  Я  улыбался  как  бы  самому  себе,  воображая,  что  мы  обычная  семья  и  что  я  хочу,  чтобы  эти  мгновения  длились  вечно.  Я  действительно  хотел,  чтобы  это  было  так,  вопреки  внутреннему  голосу,  но  я  и  подумать  не  мог,  как  больно  порою  изобразить  улыбку  даже  для  человека,  который  притворялся  всю  жизнь.
           Лора  закончила  накрывать  на  стол  и  села  с  нами,  погладив  дочку  по  голове,  а  затем  свернула  кисть  в  маленький  кулачок  и  подперла  им  тяжелый  подбородок.  Она  буквально  оперла  на  руку  голову,  чтобы  та  не  сорвалась  от  познанной  печали.  Мне  было  вверено  поддерживать  ее,  но  я  не  справился  со  своей  задачей.  Лора  бросила  на  меня  короткий  взгляд,  но  в  основном  смотрела  на  наших  детей.  Она  улыбалась  искренне,  глядя,  как  они  резвятся  в  отличие  от  меня,  который  только  и  ждал  удобного  случая,  чтобы  заговорить  или  сделать  что-либо,  что  было  бы,  так  или  иначе,  угодно  ему.  Это  женское  коварство,  как  ни  странно,  оказалось  свойственно  мне  в  гораздо  большей  степени,  чем  я  мог  предположить.  И  разглядев  в  ее  улыбке  нечто  обаятельно-отстраненное,  я  понял,  что  тянуть  с  разговором  не  следует.
 Сегодня  утром  приходил  один  человек.  Некий  Дэрэк  Уэст.  –  Начал  я,  задержав  взгляд  на  ее  переносице,  чтобы  не  смотреть  в  глаза.
Лора  на  секунду  замерла  в  раздумьях,  а  затем  поднесла  пиалу  с  чаем  к  губам,  и,  отхлебнув  пару  мелких  глотков,  спросила:
 Кто  это?
Мне  хотелось  сказать  «товарищ  по  пространству»,  как  изволил  выразиться  мистер  Уэст,  но  вместо  этого  я  как  всегда  проигнорировал  свое  желание,  и  ответил,  как  было  бы  продуктивнее  для  нынешней  обстановки:
 Сосед.
 Я  его  не  знаю.  Из  какого  он  дома?
Тут  в  меня  словно  вонзили  холодное  лезвие  ножа  –  так  я  побелел  и  ощутил,  как  потеют  мои  ладони  от  волнения.
 Через  улицу.
 Ту,  что  справа  от  нас?
 Нет.  Ту,  что  слева.  –  Ответил  я  убитым  голосом,  но  старался  придать  ему  уверенности.
Лора  отставила  пиалу  с  чаем  и,  достаточно  глубоко  просверлив  меня  острым  взглядом,  ухмыльнулась:
 Что  ему  было  угодно?
Я  выдохнул,  почувствовав  отступление  надвигающейся  опасности,  и  осторожно  взглянул  на  детей,  которые  умудрились  превратить  обеденный  стол  в  игровое  поле,  как  будто  боялся,  чтобы  Лора  не  заметила.  Моя  дочь  размазала  сливочное  масло  по  лицу  брата,  а  тот,  в  свою  очередь,  вымочил  кончики  ее  волос  в  чае,  но  она  не  разревелась,  как  поступила  бы  любая  другая  девчонка,  она  принялась  размахивать  большой  ложкой,  черпая  ею  очищенные  лесные  орехи  из  корзины  и  осыпать  ими  брата.  Я  смотрел  на  эти  безобразия  и  вместо  того,  чтобы  возмутиться,  обрадовался:  «Есть,  куда  свести  незаладившийся  разговор».  
 Дети,  немедленно  прекратите!  –  Крикнул  я  в  радостной  эйфории,  которую,  увы,  мне  не  удалось  скрыть  от  Лоры.
Дети  даже  не  слышали  меня,  продолжая  свои  невинные  игрища.
 Не  впутывай  сюда  моих  детей!  –  Крикнула  Лора  неистово,  с  жаром,  и  меня  вновь  окатила  волна  холодной  зыби,  а  дети  вмиг  перестали  играть.
 Лора…  -  тихонько  процедил  я  сквозь  зубы,  указывая  глазами  на  детей,  мол,  не  стоит  при  них  так  повышать  голос.  Но  она  была  уже  вовлечена  в  азарт  ситуации  и  порядком  не  слышала  меня.
 Что?  Неужели  ты  боишься  своих  детей?!  
 Дети,  ступайте  к  себе!  Быстро!  –  Крикнул  я  детям,  и  резко  встав  из-за  стола,  увел  их  в  комнату.
           Когда  я  вернулся,  Лора  была  удивительно  спокойна.  Она  сидела  там  же,  за  столом  и  допивала  все  тот  де  остывший  чай  медленными  глотками,  будто,  за  беседой  со  старым  другом.  Она  даже  не  заметила,  когда  я  появился  в  дверном  проеме  и  устремил  свой  взгляд  прямиком  на  нее.  Она  выглядела  задумчивой,  сонной  или  же  безразличной,  но  только  не  разъяренной  и  взбешенной,  как  несколько  минут  назад.
           Я  подошел  и  сел  рядом  с  ней,  не  отрывая  взора.  Она  медленно  повернула  голову  в  мою  сторону  и  поставила  пиалу  на  влажное  от  горячего  пара  блюдце.  Мои  руки  дрожали,  а  лицо  утратило  свежие  краски  жизни.  Лора  же  оставалась  воплощением  равновесия  и  гармонии.  Но  когда  она  посмотрела  мне  в  глаза,  я  увидел  затаившиеся  слезы  и  понял,  что  ей  страшно  больше,  чем  когда-либо  и  что,  несмотря  на  то,  что  ее  руки  свободно  лежат  на  столе,  ее  сердце  дрожит,  как  осиновый  лист,  а  душа  преисполнена  отчаянья.  
 Скажи  мне,  -  заговорила  она,  и  я  навострил  слух,  -  ты  испугался,  что  дети  узнают  и  осудят  тебя  или  же  тебе  просто  стыдно?
 Лора…
 Нет,  скажи.  Мне  интересно,  стыдился  ли  ты  когда-либо  своих  детей,  думая,  что  они  могут  узнать.  Боялся  ли  ты,  всякий  раз,  когда  брал  их  на  руки,  забирал  из  детского  сада  или  играл  с  ними,  было  ли  тебе  страшно  думать,  что  они  могут  навсегда  отвернуться  от  тебя.  А  когда  они  спрашивали  о  своей  бабушке,  что  ты  говорил  им?  Что  ты  говорил  им?!  –  толкнула  она  меня  в  грудь  и  расплакалась.
Я  не  посмел  утешать  ее  словами,  а  только  бережно  обнял,  едва  касаясь  плеч.
 Они  не  спрашивали.
 Это  не  важно.  Главное,  что  ты  даже  не  думал  об  этом.  И  знаешь  почему?
Я  смотрел  на  нее  пристально  и  не  шевелился.
 Потому  что  ты  думал  о  ней.
 Это  ложь!  –  Выпалил  я.
 Тогда  скажи,  глядя  мне  в  глаза,  что  ты  не  вспомнил  о  ней  ни  разу  после  женитьбы  на  мне!  Скажи!  –  Она  схватила  меня  за  ворот  и  привлекла  к  себе.
 Я  ни  разу  ни  вспомнил  о  ней!  –  Крикнул  я,  стараясь  просмотреть  ее  душу  сквозь  расширенные  до  придела  зрачки.
 Лжешь!
Восстановилась  долгая  пауза.  Я  встал  из-за  стола,  оставив  ее  без  опоры,  но  она  удержалась  и  выпрямилась,  принявшись  накручивать  на  палец  мягкую  столовую  салфетку.  Я  прошелся  к  окну  и  обратно,  присел  на  край  стола  и  снова  повторил  маршрут,  после  чего  остановился  и  обратился  к  ней:
 Да,  лгу.  
Лора  медленно  посмотрела  на  меня.
 Да,  я  вспоминал  о  ней.  Да,  я  думал  о  ней.  Я  думал  о  ней!  Думал!  Думал!  Довольна!  –  ударил  я  со  всей  силы  ладонью  по  столу  прямо  перед  ее  лицом,  а  она  даже  не  моргнула  и,  как  мне  казалось,  не  удивилась.
 Спасибо.  –  Ровным  голосом  сказала  она.
 За  что?
 За  правду.  За  единственную  правду  в  течении  восьми  лет.
 Лора…  -  бросился  я  на  колени  перед  ней  и  взял  за  руки.
 Не  надо.  –  Она  освободила  свои  руки  и,  встав,  отошла  к  окну.  –  Я  говорила  тебе  еще  до  того,  как  согласилась  на  брак,  что  люблю  тебя  и  прощу  все  причиненное  тобой  горе,  даже  если  буду  всегда  страдать.
 А  я  обещал  не  причинять  тебе  горя  больше.
 И  ты  сдержал  обещание.
 Не  сдержал.
 Нет,  сдержал.  Ты  был  замечательным  супругом  и  примерным  отцом.  А  я  –  самой  счастливой  женщиной  на  свете,  которая  даже  весной  могла  получить  букет  лиловых  гортензий.  Ты  делал  все,  чтобы  я  чувствовала  себя  этой  счастливицей,  и  я  действительно  чувствовала  себя  ею.  
 Но  это  фикция,  не  правда  ли?
 Как  посмотреть.  Многие  семьи  начинаются  и  заканчиваются  обманом,  в  то  время  как  брак  кажется  благополучным.  
 Благополучие  не  начинается  с  обмана.
 Семейное  благополучие  всегда  начинается  с  обмана.
 Это  неправда.
 Нет,  любовь  –  это  неправда.
 Я  не  верю  тебе,  ведь  ты  любила  меня.
 Я  не  любила,  а  всего  лишь  была  влюблена.
 И  что  же  стало  с  этой  влюбленностью?
 Она  прошла.  
 Тогда  почему  ты  не  подала  на  развод.
 Из-за  благополучия  и  видимого  семейного  счастья.  Из-за  домашнего  уюта.  Из-за  детей.  Да  просто  потому  что  я  –  женщина.
 Это  не  причина  жить  во  лжи!
 Никто  и  не  жил!  Во  лжи  живут  те,  кто  знает,  что  это  ложь  и  стараются  примириться  с  ней.  Если  поверить  в  ложь,  она  станет  правдой.  Я  поверила  в  нее.  Я  до  сих  пор  верю!
 Это  абсурд!
 Разрушить  семью  было  бы  абсурдом!  
 По-твоему,  у  нас  есть  семья  после  всего,  что  ты  сказала  мне?
 Почему  ты  просто  не  можешь  поверить  в  эту  ложь  так,  как  я?
 Потому  что  я  –  не  ты.  Я  считал  тебя  ангелом,  я  боготворил  твою  детскую  простоту,  искренность,  а  оказалось,  ты  лгала  мне  все  это  время!
 Не  тебе  упрекать  меня  во  лжи!
 Господи,  Лора!  Зачем  ты  открыла  мне  эту  правду!..
 Чтобы  тебе  было  проще!
 Что  «проще»  -  уйти?
 Построить  новую  иллюзию  на  обломках  старой,  и  поверить  в  нее  вместе  со  мной.
 Я  не  хочу  строить  иллюзий,  я  хочу  жить!
 Так  живи!
 Я  хочу  жить  правдой!
 Так  не  бывает.  
 Я  хочу  попробовать.
 Правда  –  это  всего  лишь  трансформированная  ложь.  
 О,  Лора!  Неужели  передо  мной  женщина,  которую  я  люблю?..  Неужели  это  та  самая  женщина?..
 Ты  не  любишь  меня.  Это  ложь,  но  ты  веришь  в  нее,  а  значит  –  любишь.
 Знаешь,  единственное,  что  всегда  было  правдой  в  моей  жизни,  так  это  моя  любовь  к  тебе.  Она  была  подлинной,  несмотря  на  мои  низменные  страсти.  Именно  любовь  к  тебе  давала  мне  силы  жить.
           Внезапно  Лора  замолчала  и  посмотрела  на  меня  взглядом,  полным  вины  и  разочарования  в  своих  иллюзиях.  Она  ведь  думала,  что  я  не  любил  ее  все  эти  годы,  поэтому  и  полагала,  что  создает  видимость  семьи,  что  верит  в  ложь.  На  самом-то  деле  она  и  не  воображала,  что  семья  у  нас  действительно  была.  Наверное,  это  самая  большая  и  искренняя  правда,  которая  стоит  внимания  и  почета.  
           Я  молча  отправился  в  свою  комнату,  не  сказав  ей  ни  слова.  Простояв  недвижимо  с  минуту,  Лора,  как  ото  сна  очнулась,  и  побежала  за  мной.  Я  закрыл  дверь  почти  перед  ее  лицом  и  слушал,  как  она  стучится,  как  молит  простить  ее  и  принять  обратно  в  свою  жизнь.  Однако  я  был  холоден  и  непреклонен  в  своей  обиде.  Я  не  желал  видеть  ее  после  всего,  что  узнал.  Когда  удары,  наконец,  стихли,  я  подумал,  что  она  ушла,  но  она  сидела  под  дверью  и  тихо  плакала,  причитая  невнятными  словами  что-то  наподобие  молитвы.  Мне  же  оставалось  только  закрыть  уши,  чтобы  не  слышать  ее  стенаний  и  забыться  в  стакане  виски.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=434991
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 03.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 36

Глава  36

           Первое  утро  в  родном  городе  я  встретил  со  странным  ощущением  боли  в  желудке.  Это  показалось  мне  необычным,  потому  как  я  почти  ничего  не  ел  со  вчерашнего  вечера.  Однако  факт  боли  был  на  лицо.  Лора  еще  спала,  когда  я  покинул  спальню,  чтобы  спуститься  вниз  за  таблетками.  И  когда  я  наполнял  стакан  водой,  раздался  звонок  в  дверь.  Я  нехотя  открыл  последнюю,  хорошенько  укутавшись  в  домашний  халат,  что  был  на  мне,  чтобы  не  выставить  себя  в  дурном  свете  перед  незнакомым  человеком.  Однозначно  ведь  –  кто  бы  ни  был  за  этой  дверью,  мы  были  незнакомы.  Слишком  много  воды  утекло  для  дружеских  отношений  со  старыми  знакомыми.  А  друзей,  которые  по  стереотипным  суждениям,  помнят  нас  даже  на  расстоянии,  как  таковых  у  меня  не  имелось.
           Передо  мной  стоял  (как  я  и  думал)  незнакомец.  Мужчина  преклонных  лет  в  старом  потертом  пальто  и  заношенной  шляпе.  С  порога  он  протянул  мне  руку  для  знакомства,  сопровождая  этот  жест  приветливым:  «Доброе  утро!».  Я  поздоровался  сонным  кивком  головы  (в  это  время  меня  еще  мучила  боль  в  животе)  и  впился  взором  в  незнакомца.  Он  снял  шляпу  и  вошел  в  дом,  по-видимому,  восприняв  шаг  назад  с  моей  стороны  как  приглашение.  
 Мое  имя,  должно  быть,  ни  о  чем  Вам  не  скажет,  но  все  же:  мистер  Дэрэк  Уэст.  Я  живу  через  улицу  от  Вас,  так  что  мы  с  Вами,  так  сказать,  товарищи  по  пространству.  Ха-ха-ха!  А  я-то  думал  старой  ведьме  не  удастся  так  скоро  сдать  дом.  Видно,  интуиция  подвела!..  Знавал  я  этот  район  и  в  лучшие  времена,  лихие!  А  теперь…  -  он  замахнулся  рукой  и  осекся,  обратив  внимание  на  мой  недоуменный  взгляд.  –  Простите,  я,  наверное,  слишком  много  болтаю!  Ха-ха-ха!
 Не  хочу  показаться  невежливым,  мистер  Уэст,  но  что  собственно  Вас  привело  в  мой  дом  в  столь  ранний  час?
 Ах,  да.  Весьма  печальное  событие.  Старуха  говорила,  что  Вы  не  новичок  в  этих  краях?
 Старуха?  –  Удивился  я.
 Та,  что  сдала  Вам  дом!  Ха-ха-ха!
 Миссис  Квотбери...
 Ага,  миссис  Квотбери…  Женщина-огонь…  в  молодости!  Ха-ха-ха!
 Мистер  Уэст,  ближе  к  делу!  –  Перебил  я  снова  надоедливого  «товарища  по  пространству».
 Да-да,  простите  мою  безмерную  жажду  общения.  Я  к  Вам  вот  по  какому  поводу:  эта  самая  Квотбери  говорила  перед  отъездом,  что  Вы  раньше  жили  здесь.  
 Давно.  
 Тогда,  должно  быть,  Вы  знали  миссис  Эвелин  Картер?
 Допустим.
 Вот  ее-то  я  мог  называть  не  иначе  как  миссис  Картер!..  Эвелин  –  никогда!
 Почему  же  могли?  Она  переехала?
 Да,  думаю,  это  единственное,  что  принесло  ей  подлинное  спокойствие.
 Что  ж,  я  крайне  рад  за  миссис  Картер.  Желаю  ей  счастливейшего  пути,  несмотря  на  то,  что  это  отрадное  событие  стало  причиной  моего  недосыпания  после  долгого  и  утомительного  переезда.  
 Ха-ха-ха!
 О,  к  тому  же  мне  удалось  рассмешить  Вас!  А  теперь,  не  могли  бы  Вы  покинуть  мой  дом,  мистер  Уэст!  –  Настаивал  я,  выказывая  нарастающее  раздражение.
 О,  я  прошу  прощения  за  доставленное  неудобство,  но,  к  сожалению,  Вы  неверно  истолковали  мои  слова.  Прошу  Вас,  выслушайте  меня!
Я  приготовился  слушать.  Не  знаю,  почему  я  не  захлопнул  дверь  прямо  перед  его  носом:  то  ли  во  мне  говорила  английская  кровь,  то  ли  потому  что  судьба  решила  все  за  меня.  Но  я  остался  слушать  этого  совершенно  незнакомого  человека,  не  ведая,  какая  сила  двигала  моими  действиями.
 Мистер  Уэст!..  –  начал  было  я,  но  старик  перебил  меня,  не  дав  возможности  окончить  фразу.
 Миссис  Картер  скончалась  прошлой  ночью.
Я  почти  не  знал  эту  женщину,  за  исключением  той  короткой  беседы  восемь  лет  назад,  но  именно  ей  я  отчасти  обязан  своей  жизнью,  этими  восьмью  годами  счастливого  супружества.  Я  мог  без  колебаний  поставить  ее  в  один  ряд  с  Лорой-спасительницей  как  Эвелин-наставницу.  И  мне  казалось,  этого  было  вполне  достаточно,  чтобы  скорбеть  о  ее  кончине.  Что-то  оборвалось  во  мне  в  ту  секунду,  когда  старик  закончил  свою  фразу  вслед  за  моей  незаконченной  мыслью.
 Сегодня  состоятся  похороны.  Я  подумал,  Вы  могли  бы  присоединиться  к  процессии?
Я  погрузился  в  раздумья.  Перед  глазами  промелькнула  строгая  статная  фигура  миссис  Картер  с  обаятельным  теплым  существом  на  руках  –  ее  любимцем  чихуахуа.  Она  ведь  не  только  мне  помогла,  она  не  осталась  равнодушной  и  к  девушке  в  помятом  свадебном  платье,  плачущей  на  крыльце  дома  –  девушке,  которая  любила  безмерно  и  глубоко  и  которая  была  достойна  всего  самого  лучшего  и  прекрасного.  Она  также  была  единственной  женщиной,  которую  я  знал,  что  могла  достать  пышную  шапочку  гортензии  в  самый  разгар  апреля!  На  самом  деле  заслуга  миссис  Картер  была  куда  значимее:  она  помогла  мне  вновь  обрести  того  домашнего  мальчика,  воспитанника  чудной  женщины  –  моей  няни,  который  все  делал,  как  полагается,  и  никогда  ни  отходил  от  общепринятых  в  Англии  правил  взаимодействия  с  социумом.  Как  знать,  догадывалась  ли  она  о  том,  что  я  чувствовал,  будучи  женатым  человеком?  Возможно,  она  нарочно  толкнула  меня  к  Лоре,  чтобы  подвергнуть  испытанию,  которое  я  прошел  по  всем  параметрам,  а  вот  моя  душа,  совсем  наоборот,  провалила  экзамен  с  треском.  В  любом  случае,  ее  намерения  были  благими  –  вероятно,  она,  в  силу  своего  возраста,  относилась  к  нам,  как  к  детям,  юным  и  неопытным  птенцам,  которые  пробуют  высоту,  поочередно  высовывая  крылья  из  гнезда,  и  боятся  смотреть  вниз.
           Я  ощутил  острую  потребность  проститься  с  ней,  несмотря  на  то,  что  я  не  был  счастлив.  Когда-то  она  спросила  меня,  счастлив  ли  я,  живя  во  грехе,  и  я  ответил,  что  нет.  Я  думал,  отчаянно  надеялся,  что  обрету  счастье  в  добродетели,  но  этого  не  произошло.  И  я  оказался,  виной  ли  судьбы  или  же  по  вине  миссис  Картер,  между  добром  и  злом,  как  между  небом  и  землей,  что,  признаться,  пугало  меня  до  дрожи,  ведь  в  таком  состоянии  могли  существовать  лишь  духи,  бесплотные  существа,  каким  я,  судя  по  всему,  и  являлся.  Быть  духом  –  означает  быть  незримым,  а  я  был  видим  всеми  и  каждым,  но  с  тем  даже  моя  собственная  жена  не  могла  меня  разглядеть.  Увидеть  и  разглядеть  –  совершенно  противоположные  понятия.  Если  подумать,  есть  три  вида  синонимов:  смотреть,  видеть  и  разглядывать.  Смотреть  мы  можем  по-разному:  внимательно,  отрешенно  или  же  бессмысленно,  что,  собственно,  подобно  отрешенности.  Видение  чего-то  имеет  только  одну  интерпретацию,  но  различными  способами,  как  например  не  всегда  можно  видеть  глядя.  Видеть  мы  способны  и  не  только  глазами,  но  и  разумом,  и  душой,  и  чувствами,  и  логикой.  То  же  самое  –  не  всегда  можно  видеть  глазами.  Они  зачастую  лгут.  Мы  можем  читать,  повторяя  букву  за  буквой  в  таком  темпе,  что  они  не  воспринимаются  по  отдельности,  а  лишь  цельными  словами,  которые  складываются  во  фразы,  которые  в  свою  очередь,  превращаются  в  тексты.  Но  мы  не  можем  видеть  глазами  смысл  этих  текстов,  мы  не  можем  рассмотреть  подтекст,  не  привлекая  к  этому  процессу  виденье  разума  и  логики.  Так  возникает  смесь,  формирующая  наше  субъективное  представление  о  знании,  накладываемого  нами  на  реалии.  Ведь  реально  мы  воспринимаем  то,  что  соотносится  с  реальностью,  то,  во  что  мы  можем  поверить  в  реальности.  Здесь  мысль  есть  библейским  пасквилем,  ибо  библейские  сказания  –  объект  веры,  а  не  суждения.  Библия  есть  свод  текстов,  а  не  их  критического  анализа.
           И,  наконец,  самый  сложный  этап  процесса  –  разглядывание.  Разглядывание  –  это  синтез  смотрения  и  видения.  Иными  словами,  если  мы  смотрим  и  видим,  и  нам  интересно  то,  что  мы  видим,  мы  начинаем  вглядываться,  и  таким  образом  разглядываем  объект.  Последняя  ступень,  а  именно  разглядывание  –  крайне  редкое  явление,  потому  как  не  всегда  нам  интересно  что-либо.  Зачастую  мы  не  разглядываем  даже  то,  что  нам  нравится,  ибо  это  длительно  и  бессмысленно,  не  говоря  уже  о  том,  что  нам  не  нравится,  ибо  это  многих  отвращает  от  объекта  еще  во  время  второго  этапа.  Однако  есть  и  третьи  –  те,  кто  интересуется,  независимо  от  того,  нравится  им  объект  или  нет.  Он  интересен  и  этого  вполне  достаточно.  Здесь  играет  принцип  человеческой  любознательности.  Именно  интерес  –  его  игровое  поле.  Этот  принцип,  как  правило,  заложен  в  каждом  ребенке,  но  почему-то  исчезает  в  процессе  взросления.  Почему  же  так  происходит?  Ведь  невозможно  познать  все  в  каком  бы  то  ни  было  возрасте,  так  почему  же  со  временем  нам  становится  неинтересно?  Неинтерес  превозмогает  над  желанием  познать  что-то  иногда  даже  вопреки  нашему  желанию  развить  в  себе  интерес.  Это  зависит,  главным  образом,  от  внутренней  деградации,  а  не  от  социальных  факторов,  как  думают  многие.  Человеку  свойственен  интерес,  каждому  человеку  на  протяжении  всей  жизни,  просто  мы  задаем  ему  разное  направление.  К  примеру,  определенному  индивиду  интересна  биография  прославленного  художника,  а  другому  –  новая  любовница  троюродного  брата  своей  двоюродной  сестры.  Кому-то  интересна  причина,  а  кому-то  –  следствие.  Этим  обусловлен  процесс  нашего  развития.  Художник  или  любовница?  Факты  или  слухи?  Возвышенное  или  приземленное?  Почему  второе  названо  приземленным?  Возможно,  если  бы  любовница  была  художником  и  нас  интересовала  бы  не  только  ее  личная,  но  и  творческая  жизнь,  тогда  можно  было  назвать  это  женской  логикой,  что-то  в  стиле  –  ах,  оказывается  эта  любовница  еще  и  художница!  Нужно  срочно  выяснить,  что  же  она  пишет!  Вот  тогда  это  что-то  сродни  отвлекающего  маневра,  когда  момент  понимания,  что  любовница  еще  и  художник,  как  бы  отвлекает  нас  от  приземленного  и  возвышает  до  осознания  духовной  стороны  объекта  нашего  интереса.  Это  можно  назвать  божественной  искрой  или  божественным  вмешательством,  когда  что-то  или  кто-то  пытается  обратить  наше  внимание  на  нечто  иное,  отвести  от  пропасти,  в  которую  мы  можем  упасть,  не  заметив,  что  падали.  
           Случается,  что  мы  перестаем  замечать,  что  ничем  не  интересуемся.  Мы  живем,  как  прежде  и  все  вроде  бы  идет  своим  чередом,  но  особых  чувств  мы  от  этого  не  испытываем,  мы  не  горим,  не  взрываемся  эмоциями,  не  воюем  с  самими  собой,  не  отстаиваем  и  не  противоречим.  Эта  маленькая  частица  нас  куда-то  исчезла,  а  мы  не  заметили,  когда  это  случилось.  Проще  жить  на  опилках  времени,  нежели  идти  в  сторону,  чтобы  обойти  его,  воспротивиться  и  сказать:  «Мы  еще  живы!».  Но  вместо  этого  мы  умираем  так  незаметно  и  так  безболезненно,  что  становится  больно  до  крика.  
           Так  умирал  и  я.  По  капле.  По  крупице.  Я  находился  в  центре  внимания  праздного  общества,  я  был  любим  им,  обожаем  близкими  людьми,  но  это  не  доставляло  мне  решительно  никакого  удовольствия.  И  я  все  чаще  стал  думать  о  матери.  Она  никогда  не  испытывала  этого  болезненно  унылого  ощущения  рутины,  как  я.  От  нее  всегда  веяло  чем-то  живым,  может  быть,  потому,  что  она  получала  удовольствие  от  жизни,  а  не  принимала  кару,  как  я.  Для  нее  все  было  легко  и  просто.  Ничто  не  поддавалось  анализу  или  критике  –  она  не  задумывалась  о  том,  что  будет  завтра,  а  только  свободно  чувствовала  себя  в  эту  секунду,  которая  не  повторится  и  которую  не  стоит  пытаться  повторить,  поскольку  следующая  будет  еще  прекраснее.  Истинный  пример  античной  аполлоновской  души!  Залогом  ее  развития  было  не  подражание  буржуазным  критериям  нравственности,  а  самоудовлетворение,  причем  заключалось  оно,  прежде  всего,  в  удовлетворении  физиологическом.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=434990
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 03.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 35

Глава  35

           Наши  тайные  страхи…Время  от  времени  мы  забываем  о  них  в  отсутствие  причины,  думая,  что  они  навсегда  покинули  нас,  но  на  самом  деле  это  предположение  столь  же  ложно,  как  и  наше  превосходство  над  ними.  Конечно,  мы  вправе  так  думать,  ведь  эта  мысль  дает  нам  возможность  жить  проще.  Мы  способны  думать,  что,  посетив  психолога  или  приняв  пару  таблеток,  мы  забудем  все,  что  вселяет  в  нас  страх,  однако  в  мире  не  существует  такого  лекарства,  которое  бы  заставило  нас  не  быть  нами.  Да,  если  представить,  что  наши  страхи  действительно  оставили  нас,  то  изначальные  «мы»  были  бы  уже  совершенно  иными.  Попросту  говоря,  это  были  бы  уже  не  мы.  Вместо  нас  появились  бы  новые  люди,  временно  свободные  от  страхов.  Почему  временно?  Да  потому  что  невозможно  прожить  жизнь,  не  испытывая  страха.  Счастливчик  тот,  кто  может  похвастаться  его  незначительностью!  Но  зачастую  все  мы  испытываем  страх  в  большей  или  меньшей  степени.  Тайным  он  становится,  когда  его  предел  достигает  своего  апогея  и  откладывается  в  нашем  мозгу  где-то  на  подсознательном  уровне,  не  зависящим  от  каких-либо  внешне  воздействующих  факторов.  Этот  страх,  как  правило,  является  стихийным,  хаотичным,  внезапным  –  подобно  испугу.  Всякий  раз,  когда  возникает  причина,  мы  непроизвольно  начинаем  вспоминать  то,  что  послужило  причиной  для  первоначального  страха  в  прошлом.  Именно  эта  так  называемая  первопричина  и  стала  нашим  клеймом,  которое  жжет  и  после  долгих  лет  затишья.
           И  когда  мы,  наконец,  чувствуем  приближение  опасности,  в  нас  срабатывает  защитная  реакция,  и  мы  готовы  в  любой  момент  отказаться  от  всего,  даже  самого  значимого,  какую  бы  цену  оно  не  имело  для  нас,  чтобы  только  прекратилось  волнение.  Говоря,  будто  спокойствие  ничего  не  стоит,  мы,  очевидно,  прожили  в  футляре,  где  всегда  спокойно  и  где  нам  ничто  не  угрожало.  Однако,  оказавшись  в  быстро  меняющейся  колее  действительности,  выйдя  наружу  из-под  земли,  высунув  голову  из  песка,  подобно  страусу,  мы  осознаем,  что  каждый  человек  здесь  стремится  к  спокойствию,  которого  зачастую  не  достигает.  Всему  виной  –  страх.  
           Я  солгал  Лоре.  Мне  было  страшно  возвращаться  в  Оксфоршир.  Я  изо  всех  сил  старался  отогнать  от  себя  эти  ужасные  мысли,  взбунтовавшие  мое  воображение.  В  последнее  время  я  был  сам  ни  свой:  наделал  столько  ошибок  в  документах,  сколько  не  делал  и  во  время  стажировки,  пару  раз  крикнул  на  детей  из-за  незначительного,  казалось  бы,  пустяка,  нагрубил  экономке  (хотя  потом  все  же  извинился),  но  суть  от  этого  не  изменилась  –  я  изменился.  
           С  одной  только  Лорой  я  был  ласков,  как  прежде,  как  всегда  нежен  и  мил.  И  это  устоявшееся  поведение  начинало  вызывать  во  мне  ненависть.  Мне  все  чаще  хотелось  создать  накаленную  обстановку,  чтобы  последняя  привела  нас  к  ссоре,  чтобы  все  перестало  быть  таким  искусственным,  наигранным  и  ненатуральным.  Но  Лора,  мой  милый  ангел,  не  давала  ни  малейшего  повода  даже  на  повышение  голоса,  не  говоря  уже  о  бурных  разборках.  А  я  не  смел  нарушить  правила  этой  многолетней  фикции  только  со  своей  стороны.
           За  все  восемь  лет,  что  мы  женаты,  я  выработал  некую  линию  поведения  в  обществе  Лоры,  которую  нельзя  было  поколебать.  Во-первых,  я  ни  разу  не  возразил  ей  (подкаблучником  не  стал  только  потому,  что  Лора  ни  создавала  подобных  ситуаций,  в  которых  я  мог  бы  так  выглядеть).  Во-вторых,  я  всегда  удовлетворял  любые  ее  просьбы,  прихоти,  желания,  что  бы  она  ни  попросила  (получалось  это  у  меня  всегда,  поскольку  Лора  не  требовала  ничего  запредельного).  В-третьих,  я  ни  разу  не  говорил  с  ней  свободно.  Всегда  при  нашей  беседе,  я  как  будто  морально  подготавливал  себя,  настраивал,  что  с  минуты  на  минуту  придется  «держать  лицо»,  как,  знаете,  научный  сотрудник  приготавливается  выступить  с  докладом  перед  аудиторией.  И  уж  точно  я  не  позволял  себе  измены.  За  все  эти  годы  я  –  честное  слово  –  даже  и  не  подумал  о  том,  чтобы  «погулять  на  стороне».  Более  того,  эта  манерность  дошла  до  того,  что  я  не  обратил  бы  внимания,  даже  если  бы  передо  мной  прошла  совершенно  обнаженная  девушка  –  идеал  моей  мечты!  Я  просто  не  ощущал  окружающий  мир  без  Лоры,  словно  он  состоял  из  миллиардов  крошечных  гортензий,  которыми  пахло  все  в  нашем  доме,  которыми  пахли  наши  дети  и  моя  работа,  и  все  мои  знакомые  и  все,  что  я  делал,  о  чем  думал,  какие  решения  принимал,  что  было  мне  убийственно  и  отрадно  –  все  пахло  Лорой.  
           Каждую  ночь,  после  того,  как  я  согласился  вернуться  в  Оксфорд,  когда  мы  укладывались  в  постель,  Лора  еще  долго  не  могла  умолкнуть,  щебеча  радостно,  как  весенние  птицы,  а  я  в  это  время  был  далек  мысленно,  и  почти  не  слышал  того,  что  они  говорила.  Я  думал  о  завтрашнем  дне,  отсчитывал  каждую  минуту,  приближающую  меня  к  неизвестному.  После  всего,  что  случилось,  ничто  так  не  пугало  меня,  как  неизвестность.  Я  был  совершенно  апатичен,  рассеян,  взбудоражен  до  предела.  Единственное,  что  радовало  меня  –  искреннее  счастье  Лоры,  ее  очередная  сбывшаяся  прихоть.  
           Так  я  стал  рабом  своей  вины.  Она  была  моим  тайным  страхом  и  моим  проклятьем.  Я  был  абсолютно  счастлив,  когда  не  думал  о  своем  положении.  Но  когда  эти  мысли  все  же  посещали  меня,  я  чувствовал  себя  ничтожеством  и  всем  сердцем  ненавидел  Лору  так  же  сильно,  как  до  этого  любил.  Наверное,  столь  выраженная  двойственность,  сводившая  меня  с  ума,  была  моей  расплатой  за  все  прегрешения,  за  все,  что  я  совершил  по  отношению  к  дорогим  мне  людям  и  Богу.  Признаться,  я  знал,  что  расплаты  мне  не  избежать,  но  и  не  догадывался,  что  она  настигнет  меня  так  скоро.  
           Из  головы  у  меня  не  выходили  последние  слова  Лоры  восемь  лет  назад  о  том,  что  она  простит  меня,  невзирая  на  то,  сколько  раз  я  буду  оступаться  и  предавать  ее.  И  хотя  ее  сердце  будет  истекать  кровью  за  каждым  моим  предательством,  она  все  равно  будет  любить  меня.  В  итоге  я  ни  оступился  ни  единого  раза  и  ни  разу  не  предал  ее  только  потому,  как  я  с  недавнего  времени  начал  с  горечью  осознавать,  что  обещал.  Не  потому  что  не  хотел,  а  потому  что  дал  слово  и  вынужден  был  сдержать  его.  Может  быть,  это  есть  главная  проблема  брака?  Мы  начинаем  семейную  жизнь  с  клятв,  то  есть  с  обещаний  быть  всегда  рядом  и  в  радости,  и  в  горе,  но  не  задумываемся  над  тем,  что  в  случае  каких-либо  изменений,  произошедших  с  нами,  не  сможем  нарушить  клятву.  Естественно,  в  наше  зловеще-беспорядочное  время  эта  клятва  ничего  не  стоит.  Пустые  слова,  не  более.  Беда  в  том,  что  все  слова  стали  пустыми,  все  слова,  независимо  от  их  смысловой  нагрузки.  
           Так  клятва  Гиппократа  –  всего  лишь  обязательная  часть  государственного  экзамена  по  медицине,  а  присяга  военного  –  всего-навсего  формальность  перед  командиром.  Священники  не  соблюдают  тайну  исповеди,  не  смотря  на  то,  что  поклялись  перед  Богом  хранить  ее  и  унести  с  собой  в  могилу,  а  супруги  нарушают  клятву  верности,  данную  у  алтаря,  даже  добрые  христиане,  кичащиеся  крепостью  своей  веры  в  Бога  и  святость  брака.  
           Да,  они  на  каждом  углу  кричат  о  святости  брака!  Но  что  она  для  них?  Какой  смысл  они  вкладывают  в  это  понятие  –  «брак»?  Мне  было  непонятно  также  их  предирство  к  тем,  кто  не  верит  в  брак  и  презирает  его.  По  крайней  мере,  они  честны  перед  собой  и  перед  Богом.  Зачастую,  этими  «белыми  воронами»  были  те,  для  кого  Бог  –  это  нечто  иное,  как  например,  совесть,  порядочность,  искренность  и  терпимость,  а  не  что-то  незримое  и  великое,  чего  стоит  бояться  только  потому,  что  так  сказано  в  Библии.  Эти  люди  называют  себя  атеистами,  но  на  самом  деле  они  намного  тверже  верят  в  святые  идеалы  мира,  нежели  те,  кто  оббивают  пустые,  ничего  не  значащие  поклоны,  в  храмах,  а  при  этом  думают  о  том,  как  бы  преступить  заповеди  Божьи  при  первом  же  удобном  случае.  И  приступают,  будьте  уверены!  С  этими  шутки  плохи!  Они  же  верующие…  Парадокс,  не  так  ли?
           Зачем  я  декламирую  Вам  все  это?..  Остановите  меня  в  следующий  раз.  
           О  чем  это  я?  Ах  да,  я  говорил  о  Лоре…
           Опустим  ее  забавную  веселость,  которая  порядком  раздражала  меня  сейчас.  Я  говорил,  что  мне  страшно?  Да.  Кажется,  я  говорил  это.  
           Мы  переехали  через  две  недели.  Я  снял  небольшой  дом  в  том  же  районе,  только  на  другой  улице  до  тех  пор,  пока  не  продадим  старый  дом  и  не  обзаведемся  новым  в  Оксфорде.  Лора  уже  успела  рассмотреть  его,  так  сказать  вдоль  и  поперек  на  картинках  в  Интернете  под  рубрикой  «Ищу  жилье».  Наверное,  не  стоит  говорить,  что  именно  Лора  настояла,  чтобы  я  снял  этот  дом  без  вариантов  выбора.  Я  нарочно  сделал  вид,  что  мне  нравится  другой,  но  потом  по  обыкновению  подчинился  ее  воле.  В  действительности  мне  было  безразлично,  как  будет  выглядеть  наше  жилье.  Должно  быть,  это  ужасно  звучит!  Но  мне,  в  самом  деле,  было  все  равно.  Главное  –  жена  и  дети  довольны,  а  я…  я  за  это  время  научился  не  желать.  
           Я  стал  бесстрастным.  Потух,  как  огонь  в  камине  без  угля.  Поблек,  как  ткань  при  многоразовой  стирке.  Опустел,  как  дом  во  время  эпидемии  чумы.  Глядя  на  меня,  можно  было  бы  сказать:  «Да  он  счастливчик!»,  но,  поговорив  со  мной,  с  первых  слов  стало  бы  ясно:  «Он  покойник!».
           Это  действительно  было  так.  Я  просто  не  хотел  вдаваться  в  размышления.  Выходит,  в  моей  жизни  и  не  было  ничего  по-настоящему  значимого,  хотя  было  много  «хорошего»,  как    характеризуют  то,  что  равносильно  смерти  для  меня  «нормальные»  люди.  Судите  сами:  я  женился,  получил  постоянную  работу  с  устоявшейся  заработной  платой  (хорошей  заработной  платой!),  обзавелся  детьми  и  друзьями,  с  которыми  по  выходным  мог  выпить  и  поговорить  о  погоде.  Далее…
           Далее…
                             Далее…
                                           Далее…
           Все.  Вы  ждете  еще  чего-то?  Напрасно.  Это  все.  Вам  не  страшно?  Все  восемь  лет  жизни  вместились  в  одно  короткое  предложение.  Это  и  было  то  «хорошее»,  та  «нормальность»,  к  которой  так  страстно  стремятся  в  нашем  веке.  О!..  Глядя  с  высоты,  мною  обуревает  пугающий  вопрос:  «Спустя  всего  век  человеческой  жизни,  неужто  мы  так  поблекли?..».  И  точно  так  же,  скорее  всего,  прошла  бы  вся  моя  жизнь,  если  бы  мы  не  вернулись  в  Оксфордшир.  Спасибо  Лоре!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=434811
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 02.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 34

Глава  34

           Так  протекала  моя  жизнь  в  Беркшире.  Она  была  похожа  на  медленный  ручей,  прозрачный  и  холодный  горный  ручей,  текущий  вниз  по  склонам,  тихо  журчащий  и  переливающийся  в  разноцветных  солнечных  скалках.  Я  был  абсолютно  счастлив  и  не  знал,  чего  еще  желать  от  жизни.  У  нас  с  Лорой  родилось  двое  замечательных  детей:  девочка  и  мальчик.  Сына  мы  назвали  Гарри,  а  дочь  –  Долорес.  Лора  расцветала  с  каждым  годом.  И  мне  было  приятно  знать,  что  я  –  тому  причина.  Если  рассматривать  финансовую  сторону,  то  я  зарабатывал  достаточно,  чтобы  содержать  семью.  Лора  преимущественно  не  работала,  занималась  домом  и  детьми,  а  я,  в  свою  очередь,  обеспечивал  ее  средствами,  чтобы  она  и  мои  дети  ни  в  чем  не  нуждались.  Каждую  неделю  она  посещала  лучшие  салоны  красоты  Рединга,  светские  приемы  в  качестве  супруги  перспективного  молодого  юриста;  ее  эмоциональное  состояние  полностью  пришло  в  норму  за  эти  годы  посредством  многочасовой  работы  профессиональных  психологов.  Она  окрепла  физически  благодаря  регулярным  занятиям  в  фитнес-центрах  и  недельным  отдыхам  в  санаториях,  куда  мы  ездили  во  время  моих  осенних  отпусков.  Детей  оставляли  с  няней  –  миссис  Тилбори,  премилой  женщиной  преклонных  лет,  которая  сама  воспитала  троих  детей  (почти  погодок!)  и  все  они  стали  достойными  людьми,  вошли  в  так  называемую  молодую  элиту  Англии.  С  ней  всегда  было  о  чем  поговорить,  а  особенно  –  посоветоваться  нам  как  молодым  неопытным  родителям,  решившим  обзавестись  потомством.  Она  говорила  много,  любила  давать  советы,  точнее,  была  щедра  в  отношении  советов  и  рассуждений  о  благопристойном  воспитании.  А  мы  прислушивались  к  ней,  ведь  действительно  было  в  чем,  и  она  стала  для  нас  совсем  как  член  семьи  за  эти  шесть  с  лишним  лет.  О,  Господи!..  Как  быстро  летит  время!
           Что  касается  нас  с  Лорой,  то  в  это  особое  время  года  (естественно,  я  имею  в  виду  осень  –  наше  любимое  время  года)  особенно  благоприятно  посещать  места  отдыха.  Вечерами  мы  гуляли  в  парке;  один  раз  даже  рискнули  искупаться  в  озере,  и  что  же  вы  думаете?  Я  простудился  не  на  шутку,  провалялся  в  постели  до  конца  отпуска,  а  Лора  –  даже  не  чихнула!  Мой  лечащий  врач  ругал  меня,  мол,  как  Вы  допустили  –  жену  в  озере  искупать  и  это  осенью,  в  самый  опасный  период  для  простудных  заболеваний!  Я  только  подсмеивался  и  перемигивался  с  Лорой,  пока  мы  выслушивали  его  нотации.  Я  погружался  в  свои  раздумья,  сидя  в  кресле  и  наблюдая  за  сияющей  Лорой,  которая,  казалось,  вобрала  в  себя  все  цвета  радуги,  и  мне  было  бесконечно  приятно  осознавать,  что  это  есть  моя  маленькая  победа  над  собой.  
           Поразительно!  Я  и  думать  забыл  о  матери.  Где  она?  Что  с  ней?  Вспоминает  ли  она  обо  мне?  Это  совершенно  не  волновало  меня  больше.  Теперь  я  мог  думать  только  о  своей  собственной  семье,  и  кроме  заботы  об  их  благе  меня  ничто  не  прельщало.  Я  искренне  любил  Лору  и  просто  обожал  своих  детей.  Я  много  раз  обращал  свое  внимание,  какой  стала  Лора  в  браке  со  мной,  но  на  самом  деле  это  я  обязан  ей  всем,  своим  духовным  возрождением,  подаренным  шансом  начать  жить  заново.  Я  безгранично  был  ей  признателен  и  всегда  помнил  об  этом,  питая  самые  нежные  чувства  к  ее  открытому  нраву  и  доброй  натуре.  Я  хотел,  чтобы  эти  качества  передались  нашим  детям,  а  затем  детям  их  детей  –  нашим  внукам,  правнукам.…  Ведь  это  именно  те  редкие  качества  человеческой  души,  которых  так  не  хватает  в  нашем  холодном  мире,  в  мире,  где  царит  одиночество,  если  не  посвящать  кому-то  свою  жизнь,  в  мире,  где  главенствуют  пороки  и  искушения,  если  не  любить  кого-то  всем  сердцем  и  не  дарить  свою  любовь.
           В  целом,  я  был  доволен  тем,  что  меня  окружало  и  теми,  кто  окружал.  И  я  не  хотел  ничего  менять.  Но  однажды  случилось  нечто,  что  натолкнуло  меня  на  пугающую  мысль  о  том,  что  перемена  неотвратима.
           Эта  мысль  впервые  посетила  меня  за  ужином,  когда  дети  уже  спали,  а  Лора,  пользуясь  случаем,  открыла  бутылку  хорошего  бургундского  Шардоне  2003  года  с  изысканным  цветочно-фруктовым  ароматом.  На  Лоре  была  блузка  в  тон  цвету  вина  и  туфли  на  высоких  каблуках,  искрящиеся  мелкой  россыпью  стразов.  Глядя,  как  она  шла  мне  навстречу  из  столовой,  я  мысленно  представлял  ее  юной  студенткой  восемь  лет  назад,  а  затем  –  невестой,  молоденькой  девочкой,  вступившей  в  брак,  словно  это  была  игра,  словно  для  нее  все  было  невинно  и  по-детски  прекрасно.  Я  увидел  ее  в  своей  рубашке  много  лет  назад,  стоящую  приклоненной  к  столику  у  алтаря  и  ставившей  свою  подпись,  а  затем  –  на  улице  под  дождем,  где  она  обнимала  меня  в  тени  деревьев  и  спрашивала  тонким  голоском  едва  ли  пробудившейся  принцессы:  «Мы  ведь  будем  счастливы,  скажи?».  Сейчас  эти  слова  слышась  мне  сквозь  призму  времени,  будто  сквозь  туман  в  подземелье,  из  которого  нет  выхода.  Я  до  сих  пор  ощущал  влагу  на  своей  коже  от  ее  поцелуев  и  дрожь  от  весеннего  дождя,  промочившего  насквозь  мою  одежду.  
           Сейчас  это  была  совсем  не  та  Лора!  Кто  эта  женщина,  идущая  мне  навстречу?  И  почему  она  улыбается  мне,  полагая,  что  мы  знакомы?  Нет,  это  была  не  Лора,  мой  милый  ангел,  девочка,  которую  я  обожал,  –  это  была  взрослая  статная  дама,  в  которой  не  было  ни  капли  детскости,  юность  которой  украли  годы  времени.  Она  даже  не  шла  в  сравнение  с  Рапси,  чей  облик  всегда  будет  хранить  обаятельную  детскую  улыбку,  так  бережно  доверенную  мне  одному,  кто  знает,  каково  это  –  любить  ребенка.  
           И  я  стал  вглядываться  в  ее  лицо,  по  мере  того,  как  она  приближалась  ко  мне,  в  надежде  отыскать  в  нем  знакомые  черты,  присущие  только  той  Лоре,  которую  я  знал,  еще  не  скованную  обязанностями  жены  и  матери,  не  зажатую  в  рамки  устоев  замужней  женщины  из  высшего  общества.  Той  Лоры,  что  была  моим  Ангелом-Хранителем,  чистота  которого  принадлежала  моей  душе.  Я  всматривался  в  ее  глаза,  сияющие  счастьем,  но  лишившиеся  подлинного  очарования;  всматривался  в  извилистые  изгибы  губ,  кривящихся  в  улыбке,  которая  утратила  детскую  робость;  я  сматривался  в  ее  лицо,  изучая  тонкие  линии  бровей,  чуть  выпуклые  бугорки  скул,  когда  она  улыбалась  в  очередной  раз.  Я  привыкал  ко  всему,  что  изменилось  в  ней,  но  я  не  находил  того,  что  было  любимым  без  привычки,  как  например,  ее  иссякшая  манера  опускать  стыдливо  глаза  и  заливаться  румянцем  в  определенных  неловких  ситуациях.  Сейчас  эта  манера  почти  не  прослеживалась,  а  в  дальнейшем,  как  мне  кажется,  и  вовсе  исчезнет.  Возможно,  потому,  что  таких  неловких  ситуаций  стало  меньше,  а  может  быть,  потому  что  стыдливые  чувства,  обуревавшие  ею  ранее,  сошли  на  нет,  потому  что  те  вещи,  которые  казались  ей  ранее  неловкими,  сейчас  –  рутина,  сопровождающая  ее  повседневно.  Да,  Лора,  должно  быть,  привыкла  с  ней,  как  и  я,  увы,  свыкся  с  ее  привычкой.
           К  сожалению,  все  в  мире  имеет  свойство  меняться.  И  мир  меняется  также  неумолимо,  как  течение  Времени.  И  мы  меняемся  так  же,  как  меняется  мир,  несмотря  на  то,  что  не  хотим  этого.  В  определенной  степени,  наверное,  да,  не  хотим,  но  все  же  меняемся.  К  моему  наблюдению,  в  основном  –  в  худшую  сторону  или  в  никакую.  Ведь  пустота,  к  которой  мы  приходим  со  временем  гораздо  хуже,  чем  нечто  ужасное,  но  иное.
           Именно  эту  пустоту  я  ощутил  за  те  секунды,  пока  Лора  шла  мне  навстречу.  А  когда  она  предстала  предо  мной  и  присела  на  колени,  игриво  обхватив  меня  за  шею  руками,  и  я  зарылся  в  ее  волосы,  почувствовав  нежный  аромат  «Шанели»,  а  затем,  взглянув  в  ее  лицо  на  расстоянии  нескольких  миллиметров,  я  понял:  это  не  девочка,  которой  я  восторгаюсь,  это  женщина,  которую  я  люблю.  Она  взяла  мое  лицо  в  свои  ладони  и  поцеловала  в  губы,  на  которых  ощущался  кисловато-сладкий  привкус  Шардоне  и  ванили.  Я  дотронулся  до  ее  щеки  тыльной  стороной  ладони  и  нежно  провел  до  ключицы,  где  заметил  чуть  виднеющуюся  цепочку  (теперь  золотую,  а  не  обыкновенную  черную  веревку)  с  кулоном  в  виде  шапочки  гортензии,  которую  я  подарил  ей  на  свадьбу.  Я  не  замечал  его  раньше,  с  тех  пор,  как  мы  поженились.  Наверное,  она  надевала  его,  как  память  о  тех  временах.  Она  наверняка  испытывала  такую  же  тоску,  как  и  я  отчасти  о  том,  что  былого  не  вернуть,  как  не  вернуть  молодость,  о  том,  что  перемен  не  избежать,  как  не  избежать  смерти.  И  эта  тоска  была  нашей  общей  жизнью,  которую  мы  по  доброй  воле  друг  друга  согласились  разделить  в  день  бракосочетания.  А  значит,  нельзя  отныне  говорить  о  себе,  о  том,  что  ты  чувствуешь  на  протяжении  семейной  жизни;  нужно  говорить  только  «мы»  и  только  «мы»  употреблять  во  всех  фразах,  подразумевающих  тебя  самого.  Это  одно  из  неотъемлемых  свойств  брака  –  никогда  не  оставаться  одному.  И  даже  когда  мы  испытываем  неизгладимое  одиночество,  будучи  в  браке,  одним  нам  оставаться  не  приходится.  Хорошо  ли  это?  Плохо  ли?  Как  знать?..  Не  узнаешь,  пока  не  попробуешь.  Я  решился  все  же  узнать  и  понял,  что  брак  –  для  тех,  кто  силен  духом,  особенно  это  касается  женщин.  Ведь  выйти  замуж  и  родить  ребенка  –  проще  простого.  Это  не  достижение.  Но  сохранить  пламя  в  семейном  очаге,  любовь  и  доверие  на  протяжении  долгих  лет  и  воспитать  из  ребенка  –  Человека,  –  вот  истинное  женское  мужество!  Я  преклоняюсь  перед  женщинами,  способными  создать  семью  в  браке,  а  не  ее  жалкое  подобие,  красивую  картинку,  существующую  в  качестве  мебели.  Эти  женщины  –  богини,  которым  должно  целовать  руки  при  встрече,  осыпать  цветами  и  комплиментами.  Только  они  –  законные  владелицы  ларца  нашего  счастья,  словно  бесценные  живописные  росписи  Сикстинской  капеллы,  украшают  наше  гордое  одиночество,  согревают  наши  сердца,  приручают  нас  своей  лаской  и  добротой.        
           Лора  была  из  таких  женщин.  Она  умела  сказать  подходящее  слово  в  нужное  время  и  промолчать,  когда  слова  были  излишни.  Она  знала,  что  мне  необходимо,  в  чем  я  нуждаюсь,  что  мне  мило  и  ненавистно.  Когда  мне  было  одиноко,  она  молча  садилась  рядом,  брала  меня  за  руку  и  просто  ждала,  пока  я  сам  начну  разговор.  Очень  часто  я  так  и  не  заговаривал,  а  просто  держал  ее  за  руку.  Мне  нужно  было  чувствовать  ее  близость,  ее  участие  в  моих  переживаниях.  И  я  чувствовал  его  постоянно,  оно  всегда  ненавязчиво  присутствовала  в  моей  духовной  жизни.  Даже  если  я  противился,  Лора  знала,  что  это  не  всерьез,  порыв  эмоций,  не  более,  и  никогда  не  обижалась.  
           Когда  я  был  вне  себя  от  счастья  (а  таких  моментов,  поверьте,  было  достаточно),  Лора  радовалась  вместе  со  мной,  даже  если  перед  этим  горько  плакала  в  подушку,  пока  никто  не  видел.  Она  смеялась  и  шутила,  всячески  подстраивалась  под  мое  настроение,  чтобы  ненароком  не  выдать  своей  слабости,  чтобы  не  омрачить  мое  позитивное  настроение  или  очередной  головокружительный  успех.  Думаю,  она  любила  меня  больше,  чем  ей  казалось.  Больше,  чем  я  того  заслуживал.  
           В  этот  вечер  повторялось  то  же  самое.  Она  чувствовала  мою  отстраненность,  полет  мысли,  знала,  что  я  не  расположен  к  романтическому  ужину,  но  что–то  поменялось  в  ее  методах.  Она  не  промолчала  обыкновенно,  как  раньше,  а  заговорила  первой.
 Что  с  тобой?  Ты  не  здесь…  -  Спросила  она,  поднимая  мой  подбородок  и  глядя  в  глаза.
 Все  в  порядке,  -  ответил  я,  -  просто  устал.  Извини,  что  не  смогу  побыть  твоим  кавалером  в  этот  вечер.  
 Ничего.
 Но  ужин  действительно  великолепен,  милая.  –  Пытался  сгладить  обстановку  я,  а  затем  добавил,  -  как  и  все,  что  ты  делаешь.
 Спасибо  за  эту  любезность.  Однако  я  все  же  должна  поговорить  с  тобой.
На  мгновение  волна  холодной  дрожи  прокатилась  по  моей  спине,  и  я  замер  в  ожидании,  следя  за  ее  неподвижными  губами.
 Я  слушаю  тебя,  Лора.  Ты  же  знаешь,  что  бы  это  ни  было,  я  выслушаю  и  поддержу  любое  твое  решение.  Обещаю.
 Не  обещай,  пока  не  услышишь  то,  что  я  собираюсь  сказать  тебе.
 Говори.  –  Я  взял  ее  прохладные  руки  и  поднес  к  губам.  Я  говорил  себе,  что  таким  образом  пытаюсь  успокоить  ее,  предоставить  что-то  наподобие  защиты,  но  в  действительности  я  успокаивал  себя,  по  крайней  мере,  мне  так  казалось.
 Скажи,  ты  веришь  в  прочность  нашего  брака?  
 Что  за  вопрос?  –  Выдохнул  я.
 Просто  ответь:  ты  уверен,  что  нас  ничто  не  изменит?
 Естественно.
 Тогда  мы  должны  вернуться  в  Оксфордшир.  –  Молниеносно  выдала  она  с  небывалой  несокрушимостью,  и  я  вдруг  осознал,  что  это  ее  окончательное  решение,  и  оно  было  выношено  в  мыслях  не  один  день.  Это  был  хорошо  взвешенный  и  продуманный  шаг.
 Что?
 Мы  должны  вернуться  семьей:  ты,  я  и  наши  замечательные  дети.
 Но  для  чего?  Здесь  моя  работа,  все  наши  друзья,  дети  скоро  отправятся  в  школу!  Что  с  тобой,  Лора?  С  чего  вдруг  это  неподвластное  обдумыванию  рвенье?
 Я  знала,  что  ты  станешь  отрицать…  Боже!  –  Она  резко  сорвалась  с  моих  колен  и  отбежала  в  сторону  на  несколько  шагов,  закрывая  лицо  ладонями,  -  как  я  могла  подумать,  что  все  забыто?..
 О  чем  ты?
 О  ней!  –  Обернулась  она  ко  мне  в  слезах.  –  Ты  до  сих  пор  боишься  вернуться  в  город,  где  твои  низменные  слабости  одержали  верх  над  твоей  душой!  Признайся,  тебе  все  еще  не  безразличен  этот  город!
 Этот  город  –  место,  где  прошло  мое  детство.  Я  помню  только  это  и  ничего  более.
 В  таком  случае,  почему  же  ты  отказываешься  вернуться?
 На  это  много  других  не  менее  объективных  причин.
 Каких,  например?..  Работа?..  Юристы  нужны  везде.  Друзья?..  Общаться  можно  и  на  расстоянии,  кроме  того,  в  Оксфорде  у  нас  много  старых  друзей.  Школа?..  В  Оксфорде  есть  прекрасные  школы!  Назови  еще,  если  таковые  имеются.  –  Она  начала  двигаться  по  комнате  из  стороны  в  сторону.
 Это  все.
 Вот  видишь!
 Но  зачем  это  нужно  тебе?  Разве  не  осталось  каких-либо  тяжелых  воспоминаний,  которые  бы  заставили  тебя  подумать  хорошенько,  прежде  чем  коренным  образом  менять  нашу  жизнь?
 Коренным  образом?..
 Конечно.  А  детей  ты  спросила?  Хотят  ли  они  уезжать  из  Рединга?
 Они  не  станут  противиться.
 Откуда  тебе  это  известно?
 Просто  знаю.  Я  –  мать!
При  этих  словах  я  побледнел.
 О,  Господи!..  Прости.  –  Она  подбежала  ко  мне  и  стала  на  колени,  хватая  за  руки,  -  прости  меня,  это  было  неосмотрительно.
 Нет.  Все  верно.  Ты  –  мать.  Это  со  мной  не  все  в  порядке.  
Я  закрыл  глаза  и  ощутил,  что  вот-вот  заплачу.  Лора  подтянулась  ко  мне  и  поцеловала  веки.  Я  не  хотел,  чтобы  она  утешала  меня  сейчас.  Больше  всего  на  свете  я  хотел,  чтобы  она  прекратила  этот  разговор,  перестала  причинять  мне  боль,  но  она  была  на  удивление  непроницательна  в  тот  момент,  а  я,  помня  об  обиде,  которую  ей  нанес,  не  смог  прямо  сказать  об  этом.  Ужасно,  когда  чувство  вины  давит  на  наши  поступки  и  мы  не  вольны  в  выборе  и  принятии  решений.  Именно  это  случилось  со  мной,  и  я  никак  не  мог  отделаться  от  этого  чувства  уже  много  лет.  С  этих  пор  я  начал  думать,  что  оно  останется  со  мной  до  конца  жизни.  Поэтому  я  особенно  остро  ощущал  потребность  не  видеть  Лору,  не  знать  ее  вовсе,  пока  все  не  успокоится  или  пока  мое  сердце  не  перестанет  биться  от  боли.
 Я  хочу,  чтобы  ты  знал,  что  я  не  нарочно.  
 Я  знаю.
 Я  слишком  долго  вынашивала  это  решение.
 Я  знаю.
 И  дольше  я  не  могу  таиться!  Скажи,  скажи  сейчас,  что  ты  выберешь,  как  поступишь?
 Я…я  не  могу  дать  ответ  сию  секунду.  Нужно  подумать.
 Я  готова  ждать,  но  только  ответ  мне  нужен  сегодня.
 Я  не  готов  дать  его.
 Прошу  тебя,  мы  должны  вернуться,  иначе  я  не  смогу  доверять  тебе!
 Но  почему?  Разве  я  дал  повод  усомниться  в  себе  за  эти  годы  хотя  бы  единожды?
 Нет.  Ты  был  прекрасным  мужем  и  отцом,  как  и  обещал.  В  этом  я  не  посмею  упрекнуть  тебя,  и  благодарна  за  это  всей  душой.
 Тогда  почему?..  Почему,  Лора,  ты  чинишь  мне  это  испытание?
 Потому  что  это  все  еще  испытание  для  тебя,  не  так  ли?..
 Не  так!
 Ты  до  сих  пор  сомневаешься,  что  не  предашь  меня  снова!
 Это  неправда!  Её  больше  нет  в  моей  жизни!  Все  забыто!  –  Кричал  я  неистово.
 Могут  быть  другие,  ты  же  знаешь!
 Нет,  не  могут!  Я  люблю  тебя,  только  тебя!  Я  всегда  любил  только  тебя!  Это  не  изменится.
 Тогда  уедем  завтра  же!
Повисла  тяжелая  пауза.  Лора  встала,  отошла  и  остановилась.  Я  встал,  подошел  к  ней  и  обнял  за  плечи.
 Мне  нужно  некоторое  время,  чтобы  уволиться  с  работы  и  забрать  документы  детей  из  садика.
Лора  обернулась  ко  мне  и  молча  обняла,  крепко  прижавшись  к  груди,  как  в  тот  вечер,  когда  она  говорила  со  мной  в  свадебном  убранстве,  когда  с  такой  доверчивостью  и  детскостью  простила  мне  то,  что,  казалось  бы,  невозможно  простить.  За  это  я  был  благодарен  ей  всей  душой.  И,  наверное,  именно  это  неоспоримое  чувство  благодарности,  смешиваясь  с  чувством  вины,  повлияло  на  мое  решение.  Поначалу  я  думал,  что  все  согласовано,  но  потом  осознал,  что  нет.  У  меня  просто  не  было  выбора.  Я  был  в  долгу  перед  ней  за  мое  спасение  и  ее  великодушие,  проявленное  по  отношению  ко  мне.  И  мне  стало  страшно  оттого,  как  сильно  я  ненавидел  ее  в  ту  пору!..

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=434810
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 02.07.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 33

Глава  33

           Я  женат  на  Лоре!  Я  женат  на  самой  прекрасной  женщине  в  мире!  Я  женат  на  самой  любимой  и  прекрасной  женщине  в  мире!  Я  –  самый  счастливый  человек  на  Земле,  потому  что  я  женат  на  Лоре!
           Мы  шли  под  проливным  весенним  дождем:  я  и  Лора.  На  ней  была  моя  рубашка  и  облегающая  упругие  бедра  юбка  под  босоножки-шлепанцы,  на  влажной  от  дождевых  капель  шее  –  маленькая  шапочка  гортензии  –  мой  подарок.  Я  обнимал  ее  за  плечи,  ощущал,  как  она  дрожала  не  то  от  зябкости,  не  то  от  моих  прикосновений.  Что  могло  быть  лучше  –  обнимать  ее  под  дождем!  Я  видел  ее  лицо  с  полузакрытыми  глазами,  намокшими  и  слипшимися  ресницами,  влажными  волосами,  спадающими  целыми  прядями  на  плечи,  мокрую  до  нити  рубашку,  прилипшую  к  ее  телу,  сделавшей  видимыми  пышные  формы  ее  молодой  груди  и  обаятельно  нежную  кожу  на  оголенном  месте  у  шеи.  Её  рука  обвила  мою  спину,  и  я  ощущал  колкий  жар  по  позвоночнику.  Я  шел  без  остановки,  смеясь  в  мыслях  так  громко,  что  не  мог  удержаться,  и  рассмеялся  вслух.  
           Мы  остановились  под  липой.  Потом  сидели  на  скамейке  и  долго  целовались,  как  настоящие  влюбленные  подростки  во  время  романтического  свидания.  Мы  бродили  по  парку,  ели  мороженное  в  кафе  напротив  главной  площади,  кормили  голубей  из  наших  рук,  переплетенных  подобно  крыльям  птиц  во  время  брачного  ритуала.  
           Мы  обошли  все  окрестности  города,  все  главные  улицы  были  истоптаны  нами  за  день.  На  одной  из  аллей  я  вдруг  остановился,  пробежался  вперед  и  закричал  во  весь  голос,  насколько  хватило  сил:  «Я  люблю  тебя,  Лора!».  А  она  закрыла  лицо  ладонями,  зарделась  розовым  серебром,  разгулявшемся  по  щеках,  затем  расправила  белые  руки,  похожие  на  лебединые  крылья  и  ответила:  «Я  люблю  тебя!».  После  этого  она  подбежала  ко  мне,  я  подхватил  ее  на  руки  и  долго  кружил  с  неистовым  смехом,  а  она  обнимала  меня  за  шею  влажными  руками,  пахнувшими  весенней  травой  и  шептала  на  ухо:  
 Мы  ведь  будем  счастливы,  скажи?
 Господи,  да!  Мы  будем  счастливы,  потому  что  этот  мир  придуман  влюбленными,  населен  влюбленными,  он  дышит  любовью  и  живет  ради  любви!  О,  Лора,  я  так  люблю  тебя!  Мы  будем  самыми  счастливыми  влюбленными  на  вершине  этого  мира!  О,  Лора!..  Ты  –  первооснова  красоты,  которая  спасет  мир,  а  я  –  поэт,  восхищенный  твоей  красотой!  –  Отвечал  я  взахлеб.
 Я  люблю  тебя!  Я  никогда  никого  так  не  любила…  -  Она  заглянула  мне  в  глаза  и  поочередно  поцеловала  веки.
 Ты  и  не  представляешь,  как  много  значат  для  меня  эти  слова!
Я  отнес  ее  на  руках  в  дом,  где  нас  ждали  собранные  чемоданы.  
           Утром  мы  переехали.  Дом  выставили  на  продажу:  мой  и  ее.
           Мы  решили  переехать  на  постоянное  место  жительства  в  Беркшир  (Berkshire,  сокращается  как  Berks)  −  графство  в  Юго-восточном  регионе  Англии.  Зачастую  его  называют  "Королевским  графством  Беркшир"  из-за  того,  что  здесь  расположена  королевская  резиденция  −  Виндзорский  замок.  Такое  название  датируется,  как  минимум  XIX  веком  и  было  признано  королевой  в  1958  году,  а  подтверждающий  патент  на  него  оформили  в  1974-м.  Официально  столицей  графства  является  город  Рединг.  Именно  здесь  мы  и  поселились  основательно  после  покупки  нашего  общего  дома  на  деньги,  вырученные  от  продажи  старых  домов  в  Оксфорде.  
           Лора  хотела  жить  в  столице  –  я  не  мог  отказать  ей,  особенно  после  всего,  что  произошло  за  последние  месяцы  по  моей  вине.  Здесь,  в  Рединге,  я  устроился  на  работу  помощником  юриста,  одобрившего  мой  диплом  и  характеристику.  Он  взял  меня  на  испытательный  срок  на  пару  месяцев,  а  после  моего  дебюта  на  судебном  слушанье  по  делу  о  присвоении  собственности,  я  официально  получил  это  место  и  звание  помощника  юриста  –  Грехама  Беркинса.  Он  был  не  только  моим  работодателем,  но  и  замечательным  учителем,  хорошим  другом  и  прекрасным  человеком.  Именно  он  дал  мне  все  необходимые  навыки  этой  профессии,  утвердил  мою  веру  в  себя,  в  собственные  силы,  стал  мне  отцом,  которого  я  никогда  не  знал  и  всегда  относился  ко  мне  серьезно.  
           Вскоре  после  ухода  на  пенсию,  он  оставил  меня  за  главного,  хотя  на  первых  порах  и  контролировал  все  мои  действия,  постепенно  давая  все  больше  возможности  работать  самому  и  принимать  собственные  решения.  Он  говорил  мне:  «Поверь  в  себя,  чтобы  Господь  поверил  в  тебя,  ибо  если  ты  не  веришь  в  себя,  значит,  ты  не  веришь  в  Господа,  а  это  –  проклятье,  с  которым  необычайно  трудно  совладать».  Я  прислушивался  ко  всему,  что  он  говорил,  но  эту  фразу  я  запомнил  на  всю  жизнь.  
           Через  три  года  после  моего  назначения  на  новую  должность,  Грехем  Беркинс  скончался.  Последними  кто  разговаривал  с  ним,  была  его  бывшая  жена  (новой  он  так  и  не  обзавелся)  и  взрослая  дочь,  Рапсодия  Гринхайтл,  положившая  на  меня  глаз  в  самом  начале  моей  адвокатской  карьеры.  Но,  получив  весьма  строгий,  но  учтивый  отказ,  она  вышла  замуж  за  мистера  Говарда  Гринхайтла,  и  я  не  видел  ее  уже  более  пяти  лет.  Только  вот  случай  свел  нас  снова.  Я  заметил,  что  она  повзрослела,  превратилась  в  настоящую  красавицу.  Это  была  уже  не  та  восемнадцатилетняя  девочка,  строившая  мне  глазки  через  окно  офиса  или  проходящая  мимо  меня,  игриво  покачивая  бедрами.  Тогда  я  мог  называть  ее  Рапси,  а  она  только  хихикала  в  ответ  на  это  нелепое  прозвище  и  говорила:  «Я  хочу  навсегда  остаться  Рапси  для  Вас.  Не  смейте  называть  меня  иначе,  даже  когда  мне  исполнится  тридцать  и  сорок,  и  пятьдесят!  Обещайте  же!».  Я  обещал.  Но  нет,  теперь  –  это  была  замужняя  женщина,  миссис  Рапсодия  Гринхайтл,  умная,  женственная,  мудрая  замужняя  дама,  в  жизни  которой  нет  места  детскости.  Как  я  мог  называть  ее  Рапси  теперь?  Да  и  муж  ее  не  понял  бы,  если  бы  я  стал  так  называть  ее.  Однако  я  счел  обязательным    крайне  важным  не  только  для  нее,  но  и  для  меня  сдержать  слово:  я  обращался  к  ней  безлико,  когда  рядом  находились  посторонние  люди,  но  когда  мы  оставались  с  ней  наедине,  я  называл  ее  этим  ласковым  прозвищем.  
           Однажды  я  встретил  ее  на  улице.  Она  гуляла  с  трехлетней  дочерью  –  маленькой  мисс  Глорией  Гринхайтл.  Завидев  друг  друга,  мы  остановились,  чтобы  поздороваться  и  одновременно  улыбнулись.  Она  заговорила  первой:  «Как  Вам  работается  в  новой  должности?».  А  я  ответил:  «О,  Рапси,  никто  не  в  силах  превысить  мое  счастье!».  Она  рассмеялась,  и  я  понял,  что  даже  скорое  взросление  не  отняло  нее  того  детского  смеха,  так  обожаемого  мною  в  былое  время.  Я  понял,  что  ей  по-прежнему  восемнадцать,  а  я  –  все  еще  помощник  юриста,  ее  отца,  любящего  и  великодушного  человека.  Она  из  тех  женщин,  что  никогда  не  стареют  душой!  Она  останется  в  памяти  этого  мира    навеки  юной  не  оттого,  что  она  мертва,  а  оттого,  что  жива.  А  для  меня  она  навсегда  останется  идеалом  юношеских  лет  и  самых  чистых  чувств  первой  любви,  первого  разочарования,  первого  шага  в  новый  мир.
           Сквозь  смех  она  спросила:  «Неужели  Вы  еще  помните?».  «И  всегда  буду»  -  ответил  я,  и  пожал  ее  руку  через  перчатку.  Мне  показалось,  я  увидел  слезы  в  ее  глазах,  но  мне  не  стало  грустно,  ведь  я  знал:  это  слезы  солнца.  
           Мы  распрощались,  когда  Глория  стала  тянуть  ткань  ее  костюма  –  это  были  расклешенные  летящие  брюки,  пиджак  и  ажурная  кофточка  –  пытаясь  увести  к  детской  площадки.  Она  взглянула  на  меня  еще  раз,  а  затем  сказала:  «Прощайте!».  На  сей  раз  я  наклонился,  чтобы  поцеловать  ее  руку,  но  в  это  время  она  взяла  на  руки  Глорию  и  двинулась  вперед.  
           Я  пошел  прямо  своей  дорогой.  На  пути  я  единожды  оглянулся  ей  вслед,  проводив  коротким  взглядом  и  тихонько  прошептав:  «До  свидания,  Рапси».

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=434373
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 30.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 32

Глава  32

           Мы  поженились  в  следующее  утро,  перед  этим  простояв  два  часа  у  мэрии  в  ожидании  открытия.  У  них  была  запланирована  свадьба,  но  мы  упросили  расписать  нас  на  скорую  руку  в  течении  10-15  минут.  Все  присутствующие  (в  лице  премилой  худощавой  женщины,  расписавшей  нас  и  уборщицы,  которая  домывала  полы,  пока  мы  ставили  свои  подписи.  Были  еще  свидетели:  женатая  пара  –  случайные  прохожие,  которых  мы  с  Лорой  встретили  на  улице,  с  трудом  откликнувшиеся  на  нашу  просьбу,  и  наверняка  посчитавшие  нас  безумцами).  Церемония  заняла  считанные  минуты,  а  единственными  гостями  были  пустые  лавки,  белые  каменные  стены  и  веточка  омелы  над  аркой  у  выхода.  Мы  поцеловались  под  ней,  когда  выбегали  из  здания,  смеясь,  точно  резвящиеся  дети.  В  обнимку  мы  спустились  по  ступенькам,  и  пошли  вдоль  улицы.  По  моей  просьбе  Лора  не  надела  свадебное  платье.  Она  сожгла  его  вчера  вечером  в  камине,  и  мы  оба  следили  за  тем,  как  ярко-багровое  пламя  пожирает  тонкие  атласные  кружева  и  миленькие  нежные  бантики  кремового  цвета,  напоминающие  весенних  бабочек.  
           Мы  были  одеты:  я  –  в  белой  рубашке  и  серых  потертых  джинсах  (совсем  не  по-английски!),  а  она  –  в  одной  из  моих  рубашек  на  выпуск  и  приталенной  черной  юбке  ниже  колен  с  маленьким  соблазнительным  разрезом.  Она  даже  туфли  свадебные  сожгла  –  не  оставила  ни  единого  напоминания  о  том  дне.  Обулась  в  повседневную  обувь  без  каблуков,  что-то  среднее  между  босоножками  и  шлепанцами.
           Как  только  мы  оказались  на  улице  –  начался  дождь.  В  Англии  –  это  обычное  явление.  Дождь  смывает  все  следы.  Он  начинается,  когда  земля  требует  очищения,  словно  взывает  к  небесам,  умоляя  дать  ей  искупить  свою  вину.  Вину  за  нас,  людей,  живущих  на  ощупь,  вечно  ищущих  чего-то  необыкновенного,  необъятного,  не  поддающегося  рассудку;  людей,  которые  хотят  все  контролировать,  даже  Бога;  людей,  которые  ставят  себя  выше  Бога  и  думают,  что  земля  должна  им  что-то,  поэтому  они  терзают  ее,  разрушают  ее  структуру,  ее  божественное  начало,  высшее  предназначение  нести  Жизнь.  Земля  должна  нести  Жизнь  и  только.  Это  единственное,  что  от  нее    может  требовать  человек,  но  не  более.  Земля  не  отвечает  за  его  слабости.  За  его  грехи  и  пороки.  Земля  –  это  дом,  пустые  стены  которого  не  удержат  человека,  собирающегося  совершить  преступление.  Земля  –  это  дверь,  в  которую  мы  можем  войти  и  выйти  беспрепятственно.  Люди  не  могут  принять  этого,  а  потому  желают  обвинить  Землю  и  Бога  во  всех  своих  злодеяниях.  Если  это  не  удается,  они  начинают  винить  друг  друга,  родных  и  близких,  знакомых  и  незнакомцев  во  всем,  что  считают  пороком,  во  всем,  от  чего  пытаются  абстрагироваться.  Они  думают,  что  их  идеал  –  это  чей-то  крест,  который  должен  нести  кто-то  другой,  не  они,  как  не  они  должны  и  заботиться  о  его  сохранности.  Когда  идеал  теряет  свою  форму,  люди  считают,  что  этот  кто-то  не  справился  со  своей  задачей,  а  именно  не  освободил  их  от  их  же  ноши,  не  облегчил  путь.  
           А  почему  кто-то  должен  облегчать  наш  путь?  Почему  кто-то  должен  отвечать  за  наши  поступки?  Не  это  ли  –  беспомощность?  Зачем  винить  кого-то,  когда  мы  сами  виновны?  Не  это  ли  –  грех  –  обвинять  безвинных?  И  где  же  наша  святая  добродетель,  если  мы  сами  олицетворяем  оборот  зла,  торжество  порока  и  бездушия?  Да,  да,  бездушия!  Это  и  есть  главная  причина,  по  которой  человек  может  пасть  так  низко,  насколько  это  возможно  и  стать  настолько  омерзительным,  насколько  соизмерим  этот  критерий  с  человеческими  и  божественными  понятиями  о  мерзости.  Но  все  это  объяснимо  слабостью  человека.  Люди  также  слабы,  сколь  и  непобедимы.  Да,  люди  непобедимы,  человечество  все  время  движется  вперед  до  тех  пор,  пока  верит,  что  там,  вдалеке  есть  что-то  такое,  что  необходимо  для  существования,  что-то,  что  под  силу  постигнуть  и  приручить,  словно  дикого  зверя  или  необузданную  лошадь.  Люди  всегда  стараются  приручить  нечто  дикое,  неподвластное  их  контролю.  Почему?  Да  потому  что  они  настолько  слабы,  что  им  нужно  контролировать  все,  предопределять  каждый  шаг,  жить  по  вечному  плану  бытия,  расписанному  на  многие  тысячелетия.  Чтобы  выжить,  им  нужно  знать,  что  после  сегодня  наступит  завтра,  за  средой  последует  четверг,  а  за  ночью  –  день.  Их  мир  состоит  из  предопределенных  граней,  за  которые  не  дозволено  заступать,  как  спортсмену-бегуну  нельзя  переступать  черту  на  старте  до  начала  соревнований.  Это  мир  закономерностей,  причинно-следственных  событий,  решенных  за  них  кем-то,  поэтому  люди  всего  лишь  пешки  в  чьей-то  игре,  всего  лишь  деревянные  фигурки  на  огромной  шахматной  доске  мироздания.  Этим  обусловлена  их  слабость.  И  именно  слабость  заставляет  их  совершать  преступления,  с  помощью  которых  они  пытаются  доказать  свою  силу  и  свое  могущество,  зная,  что  это  фантом,  плод  их  воображения,  которое  также  бессильно  и  является  единственным  лучом  света,  составляющим  для  них  картинку  человеческого  всевластия.  
           Вот  почему  Ангел-Хранитель  допустил  мое  падение.  Потому  что  его  не  было  рядом,  ведь  ангелы  в  мире  больше  не  живут.  Они  все  умерли,  потому  что  люди  перестали  верить  в  ангелов.  И  словно  в  старой  знакомой  сказке  о  Питере  Пене,  каждый  раз,  когда  один  человек  произносит:  «Я  не  верю  в  ангелов!»  –  умирает  один  ангел,  а  на  его  место  приходит  пустота,  которую  вскоре  заполняет  Зло.  Таким  образом,  люди,  не  верящие  в  ангелов,  убивающие  их  своим  неверием,  умножают  Зло  на  Земле,  умножают  печаль  и  боль,  которая  приводит  к  разрушению  нашего  общего  мира,  каким  мы  знали  его  с  момента  рождения.  Со  временем  мы  перестанем  узнавать  этот  мир,  возможно,  мы  снова  обратимся  к  ангелам,  моля  их  о  спасении,  но  наши  мольбы  останутся  безответными,  так  как  ангелов  в  мире  больше  не  будет.
           Ангелы  в  мире  больше  не  живут!  
           Самое  страшное  не  то,  что  умирает  душа,  а  то,  что  тело  не  всегда  не  умирает  вместе  с  ней.  Это  дает  возможность  распространению  таких  бездушных  существ,  настоящих  зомби,  заражающих  других  и  превращающих  их  в  мертвецов.  Тело  должно  умирать  вместе  с  душой,  но  ни  в  коем  случае  не  оставаться  жить  без  нее.  Это  порождает  не  только  живых  мертвецов-обычных  людей,  но  и  живых  мервецов-тех,  кто  управляет  этим  миров,  как  например  живых  мертвецов-политиков  (либералов,  консерваторов,  монархистов,  анархистов,  коммунистов,  социалистов…),  живых  мертвецов-аристократов  (буржуа  и  средний  класс),  живых  мертвецов-царей  (королей,  фараонов,  князей,  президентов…),  живых  мертвецов-церковных  служителей  (архиепископов,  епископов,  пап,  священников,  монахов…)  и  многих  других,  в  чих  руках  будущее  человечества  на  этой  Земле  после  Бога.  
           Остаются  трупы.
           Умирают  души.
           Ангелы  в  мире  больше  не  живут.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=434372
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 30.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 31

Глава  31

           Теперь  я  действительно  знал,  что  делать.  Благодаря  этой  необычной  встрече,  я  больше  не  находил  себя  на  перепутье.  Я  был  тверд  в  намерениях  вымолить  прощения  Лоры,  но  прежде,  чем  нанести  ей  визит,  я  вышел  на  дорогу,  прошел  до  перекрестка  и  свернул  направо  за  поворотом,  отправившись  в  сторону  торгового  центра,  вдоль  маленьких  магазинчиков,  освещающих  улицу  разноцветными  огнями,  придающими  ей  необычайно  чарующий  вид.
           Вернулся  к  ее  дому  вечером.  Дверь  была  заперта,  но  калитка  во  двор  по-прежнему  приоткрыта.  Я  вошел  и  посмотрел  на  чердак.  Свет  не  горел,  но  я  почему-то  был  уверен,  что  Лора  не  спит.  Я  стал  звать,  но  напрасно.  Тогда  я  решился  на  крайние  меры:  цепляясь  за  виноградник,  предварительно  испробовав  его  на  прочность,  я  стал  подниматься  вверх,  точно  Тарзан,  подбираясь  все  ближе  к  окну.  Когда  я  оказался  на  самом  верху,  я  стал  стучать  в  запыленное  стекло,  но  все  мои  усилия  оставались  безотзывными.  Я  согнул  ладонь  у  лица  и  стал  всматриваться  вовнутрь.  Как  вдруг  меня,  точно  громом,  огорошил  голос  Лоры  со  стороны  улицы.  Я  обернулся,  потеряв  равновесие,  и  рухнул  наземь  с  оглушительным  грохотом.  
           Когда  я  пришел  в  себя,  на  пороге  дома  стояла  Лора  в  том  же  кружевном  платье,  что  было  на  ней  в  день  свадьбы.  Трудно  описать,  какое  счастье  я  испытал  при  виде  ее,  стоящую  в  нескольких  метрах  от  меня,  реальную  и  близкую,  хотя  в  это  же  время  меня  обуял  дикий  ужас  при  столь  откровенном  напоминании  о  прошедших  событиях,  которое  крылось  в  каждом  кружеве  ее  измятого,  но  все  же  восхитительного  убранства.  
 Незачем  лезть  в  окно.  Есть  дверь.  –  Проговорила  Лора  с  несвойственной  ей  серьезностью,  а,  завидев  мое  замешательство,  добавила,  -  даже,  если  она  заперта,  -  и  скрылась  в  доме,  оставив  дверь  открытой.
Я  мигом  встал,  придерживая  ушибленную  поясницу,  отряхнулся  и  пошел  следом  за  ней.
           Войдя  в  дом,  я  окунулся  в  знакомую  атмосферу  тепла  и  уюта,  но  некоторые  значимые  ощущения,  которые  я  всегда  испытывал,  находясь  в  ее  доме,  как  мне  показалось,  ослабли.  В  гостиной  горел  яркий  свет,  но  Лора  удалялась  вглубь  комнаты,  в  тень,  поднимаясь  по  лестнице  наверх.  Я  следовал  за  ней,  успевая  улавливать  взглядом  только  сетчатый  шлейф  платья,  который  с  кокетливым  шуршанием    тянулся  по  полу.  
           Наконец,  мы  очутились  на  чердаке,  где,  как  я  догадывался,  она  проводила  большую  часть  времени.  Был  полумрак.  Много  хлама.  Пыльно.  Я  попытался  нащупать  выключатель,  но  бесполезно.  В  том  слабом  освещении,  которым  я  мог  довольствоваться,  я  увидел  очертание  мебели:  стол,  где  одиноко  красовалась  фарфоровая  ваза;  за  ним  –  два  кресла,  в  одном  из  которых  недоставало  ножки;  далее  –  шкаф  со  сломанной  дверцей  и  двумя  выбитыми  стеклами,  а  за  ним  –  окно  без  штор,  и  сквозь  него  лился  свет  молодого  месяца.  Этот  свет  –  был  единственным  маяком,  благодаря  чему  я  не  чувствовал  себя  совсем  ослепшим.  
 Лора!..  –  позвал  я  полугромким  голосом.  Её  я  нигде  не  видел.  –  Лора!  -  повторил  я  громче.
 Я  здесь.  –  Отозвался  женский,  все  тот  же  родной  голос,  так  не  похожий  на  себя  сейчас.
 Где  ты?
 Я  у  стены.
Я  начал  медленно  продвигаться,  но  голос  остановил  меня.
 Стой!
Я  остановился.
 Не  приближайся.  Стой,  где  стоишь.  
 Но  я  не  вижу  тебя.
 Это  хорошо,  потому  что  я  не  хочу,  чтобы  ты  видел  меня.
 Но  я  хочу  этого.
 У  тебя  была  возможность  видеть  меня  каждый  день  столько,  сколько  душе  угодно,  но  ты  отверг  ее  так  же  легко,  как  мою  любовь.
 Нет,  нет!  Это  неправда!
 Неправда?  
Я  замолчал,  в  глубине  души  понимая,  что  бессмысленно  открещиваться  от  правды.
 Я  совершил  ошибку.
 Которую  по  счету?
 Это  была  последняя.  Клянусь  тебе!
 Не  клянись.  Клятва  –  обет  Господу,  а  ты  не  имеешь  права  даже  упоминать  Его  имя.
Я  снова  молчал.
 Зачем  ты  пришел?
 Молить  о  прощении.
 Зачем?
 Чтобы  ты  простила  меня.
 Зачем?
 Господи,  Лора!..  –  Воскликнул  я,  но  она  перебила  меня  злобным  тоном,  преисполненным  змеиного  шипения.
 Не  смей  произносить  имя  Господа!
 Ты  права.  Я  не  должен.
 Ты  не  достоин!
 Ты  права.
 Ты  и  твоя  мать!
Я  замер  в  ожидании,  а  затем  попытался  поговорить  с  ней  без  эмоций:
 Именно  об  этом  я  и  хотел  поговорить  с  тобой.  Пожалуйста,  выслушай  меня.  Я  уже  не  надеюсь  на  прощение.
 Говори.
 Но  прежде,  ты  не  могла  бы  включить  свет?
 Для  чего?
 Я  должен  видеть  тебя,  хотя  бы  силуэт!  Пожалуйста!  Неужто  я  настолько  противен  тебе?
 Кто  говорит,  что  ты?..  –  убитым  голосом  произнесла  она,  -  это  я  ненавистна  себе.  Это  себя  я  не  могу  и  не  хочу  больше  видеть.  Никогда!  –  Сорвалась  на  крик.
 Если  кто  и  виновен,  то  я  один.  Ты  не  должна  корить  себя  за  мой  грех.
 Ха-ха-ха,  -  с  горечью  рассмеялась  Лора,  и  глубоко  вздохнула,  будто  долгое  время  находилась  без  воздуха,  -  ты  так  ничего  и  не  понял….  Я  корю  себя  не  о  том,  что  ты  совершил  что-то  дурное,  а  о  том,  что  я  не  могу  искренне  ненавидеть  тебя  за  то,  что  ты  совершил.  
 Лора…
 Молчи.  
Я  оставил  попытки  к  разговору  и  опустил  голову,  не  смея  взглянуть  даже  во  тьму.  
           Как  хорошо,  что  она  не  включала  свет!..
 Ты  знаешь,  я  способна  стерпеть  многое,  многое  простить  тому,  кого  люблю.  Я  не  имею  гордости,  когда  прощаю  того,  кто  мне  дорог,  и  я  никогда  не  осуждаю  его  после  того,  как  простила,  но  когда  дело  касается  меня,  когда  я  должна  простить  или  не  простить  себе  что-либо,  я  становлюсь  совершенно  иной.  Я  сужу  себя  по  всей  строгости,  без  единой  уступки,  без  снисхождения,  как  полагается  судить  самых  опасных  преступников.  И  я  безоговорочно  приговариваю  себя  к  казни,  не  сожалея  об  утраченной  возможности  искупления,  потому  как  знаю,  что  даже  если  моя  ошибка  будет  исправлена,  а  вина  –  искуплена,  я  все  равно  стану  упрекать  себя  впоследствии  до  конца  жизни.  Я  каждый  день  буду  напоминать  себе  о  том,  что,  поступи  я  по-другому,  этого  можно  было  бы  избежать,  и  все  было  бы  иначе.  Это  мой  извечный  крест  –  саморазрушение,  но  я  должна  нести  его  в  одиночку,  не  делясь  ни  с  кем  тяжелой  ношей,  ведь  это  может  стать  еще  одним  поводом  для  самобичевания.  Я  просто  такая,  какая  есть,  какой  всегда  была.  Но  с  тех  пор,  как  я  встретила  тебя,  я  могу  думать  ни  о  чем,  как  только  о  счастье  быть  рядом  с  тобой  и  в  радости,  и  в  горе…пока  смерть  не  разлучит  нас,  знаешь?..  О  счастье  любой  ценой!  И  я  не  узнаю  себя  больше,  боюсь  смотреть  в  зеркало,  потому  что  увижу  в  нем  не  себя,  а  нечто  иное,  незнакомое,  что  доводит  меня  до  паники.  Я  боюсь,  что  теряю  себя,  когда  думаю  о  тебе,  а  это  происходит  чаще,  чем  молитва,  звучащая  в  моих  устах  за  твою  душу.  О,  я  никогда  не  говорила  тебе,  как  часто  я  молилась,  прося,  чтобы  Господь  даровал  тебе  прозренье,  чтобы  привел  тебя  к  свету,  и  я  думала,  что  так  и  будет,  главным  образом  потому,  что  надеялась,  будто  заслужила  эту  просьбу  своей  жизнью.  Я  думала,  что  Господь  должен  услышать  меня,  потому  что  я  всегда  старалась  поступать  правильно,  как  было  угодно  Его  святым.  Однако  Он  пренебрег  моими  молитвами  и  отринул  меня,  как  ты  отринул  Его.  После  этого  я  начала  задумываться:  действительно  ли  я  безгрешна,  как  считаю?  Ведь  если  бы  это  было  так,  Господь  не  допустил  бы  того,  что  случилось.
Тут  я  услышал  ее  тихий  плач  в  темноте  и  не  смог  больше  молчать.
 Ах,  Лора!..  Я  и  не  предполагал,  что  ты  так  страдаешь!..
 Откуда  тебе  было  предположить?  Твои  мысли  были  заняты  другими  вещами,  не  так  ли?
Я  чувствовал  себя  ужасно  и  не  мог  возразить  ей,  зная,  как  велика  моя  вина.
 Расскажи  мне,  что  ты  делал  с  ней?
 Лора…
 Расскажи!  Что  она  делала  для  тебя  такого,  чего  бы  ни  смогла  дать  я?  Неужели  ни  разу  за  все  время  тебе  не  становилось  неловко  в  ее  объятиях?  Ты  не  испытывал  отвращения?  Ну,  хотя  бы  на  мгновение,  скажи?!
 Лора,  я  не  знал,  что  ты  догадываешься.
 О,  я  догадывалась.  С  тех  пор,  как  она  появилась  на  вечере  по  случаю  выпускного.
 Уже  тогда?
 Да.
 Но  почему  ты  ничего  не  сказала  мне,  о,  Лора!
 Что  бы  это  изменило?
 Все!
 Ничего!  Не  изменились  бы  ни  я,  ни  ты.  Ты  не  прекратил  бы  эти  встречи,  а  я  не  прекратила  бы  любить  тебя.
 Может  быть,  тебе  стоило  прекратить…
 Я  пыталась.  Не  вышло.  И  я  решила  молчать.  А  зачем  говорить  что-либо,  причиняя  еще  больше  страданий,  падая  еще  ниже,  чем  пал  ты,  когда…со  своей  собственной  матерью!..  О,  Боже!  Помоги  мне  пережить  эту  ночь!..
 Лора!
 Не  подходи  ко  мне!  –  Закричала  она  с  гортанным  рыком,  -  заклинаю  тебя  –  не  приближайся!  Если  ты  приступишь  хоть  на  шаг,  клянусь,  я  убью  себя!  Я-то  могу  давать  клятвы!..
 Я  не  буду.  Видишь,  я  не  двигаюсь,  только  успокойся.  
Я  уже  не  слышал  ее  плача,  лишь  отдаленные  всхлипы  с  однотонным  скулением  одинокой  волчицы,  у  которой  отняли  все,  ради  чего  стоило  жить,  но  саму  ее  оставили  в  живых.  И  этот  жалобный  вой  был  еще  одним  моим  наказанием.  А  также  –  искуплением.
 Что  ж,  если  я  причинил  боль  своим  визитом,  это  было  ненамеренно.  В  любом  случае,  больше  я  не  потревожу  тебя.  
 К  ней  идешь?  –  Внезапно  вырвался  у  нее  вопрос,  и  в  ту  же  секунду  нажала  на  выключатель.  
В  глаза  мне  ударил  яркий  свет  одновременно  трех  торшеров  и  центральной  люстры,  подвешенной  к  потолку.  Я  остановился  и  обернулся,  впервые  увидев  ее  лицо  вблизи.  Она  была,  как  всегда  очаровательна,  нежна,  волнующа  и  необыкновенно  женственна!  Я  даже  не  замечал  грубых  следов  морального  упадка  отраженного  на  ее  лице,  а  главное  –  в  глазах,  не  ведавших  прежде  столь  сильной  муки.  Теперь  они  выражали  только  укоризну,  но  как  бессильна  она  была  против  света  ее  души  и  божественной  ауры,  обрамляющей  ее  невидимо,  но  ощутимо,  как  волна  приятного  спокойствия  или  сладостный  сон!..
 Нет.
 Хм!..  –  судя  по  всему,  не  поверила  Лора.
 Она  уехала.  Еще  неделю  назад.  
 Так  вот  почему  ты  пришел  молить  о  прощении,  потому  что  она  оставила  тебя,  как  ненужную  собачонку,  испортившую  дорогую  итальянскую  мебель  свей  госпожи!..  Вот  он  –  момент  истины!  А  ты  думал,  что  нужен  ей,  что  она  любит  тебя?  Думал,  не  женившись  на  мне,  заслужишь  ее  любовь  или  хотя  бы  уважение?  Что  ж,  вкушай  поражение,  дорогой  сын!  Ты  не  нужен  своей  мамочке!  Наверное,  из  тебя  был  не  самый  лучший  фаворит!..  Она  ведь  имела  возможность  выбирать,  не  так  ли?  О,  я  убеждена,  что  она  выбирала  в  огромном  ассортименте.  А  ты  в  это  время  находился  в  стороне  и  изнывал  от  ревности,  когда  она  ласкала  других!  Что  ты  делал  в  это  время,  расскажи  мне!  Снимал  проституток?  Унижался  перед  ней,  чтобы  добиться  хотя  бы  мимолетного  взгляда?  Что  ты  делал?  Что?!  Что?!
 Хорошо!  Я  был  с  ней…даже,  когда  она  была  с  другими?
 А-а.…  Значит,  вас  не  всегда  было  двое?..
 Не  всегда.  
 Это  же  все  меняет!  Возможно,  для  тебя  еще  не  поздно  вернуть  ее!  Она  наверняка  у  одного  из  ваших  «друзей»  или  «подруг»,  ждет,  пока  ты  упадешь  ей  в  ноги  и  станешь  молить  о  прощении  ее.  Её,  а  не  меня!  Иди  же,  иди!  Я  благословляю  тебя  на  все  всуе!  Иди  же,  наслаждайся,  пока  можешь,  пока  время  играет  на  твоей  стороне,  потому  что  пройдет  еще  несколько  лет,  и  ты  окажешься  стар  для  нее!  Твое  лицо  станет  морщинистым  и  уродливым,  а  твое  тело  –  несовершенным  и  отталкивающим.  Но  она…  Она  всегда  будет  молодой!  Она  всегда  будет  прекрасной!  Потому  что  она  всегда  будет  мертвой!  В  ее  венах  кровь  давно  застыла,  как  река  в  зимний  период,  остановилось  сердце,  словно  потухший  вулкан,  а  ее  глаза  утратили  живой  блик!  Она  лишилась  чувств  и  жизни,  и  эмоций!  И  для  нее  забава  –  губить  все,  к  чему  она  прикасается,  на  что  смотрит,  что  выбирает  для  своей  игры!  Знай:  ты  –  лишь  выбор  для  игры,  в  которой,  кроме  нее,  нет  победителей!
 Замолчи!  
Повисла  тишина.
 Да,  я  грешен  перед  Богом  и  обществом.  Я  несказанно  виноват  перед  тобой.  Но  я  пришел  к  тебе  не  из-за  того,  что  она  ушла.  Я  пришел,  потому  что…хотел  увидеть  тебя,  ведь  я  впервые  жил  без  твоего  голоса  (пусть  и  слабого),  без  твой  улыбки  (пусть  и  бледной)  так  долго.  И  я  бы  пришел,  даже  если  бы  она  была  здесь  все  еще!
 А  перед  этим  ты  бы  вновь  отдался  ей!
 Да!
 Хоть  в  этом  не  лукавишь…
 Да,  я  бы  отдался  ей,  но  без  души,  без  нежности,  без  любви,  как  всегда  и  было.  
Она  окинула  меня  взглядом  беззащитного  младенца  и  отвела  глаза.  Она  изо  всех  сил  хотела  верить  мне.  О,  как  я  был  себе  противен  оттого,  что  дал  ей  повод  усомниться  в  моей  любви!  
 Я  никогда  не  любил  ее,  только  желал.  С  тобой  все  по-другому!  Ты  и  не  представляешь,  какое  значение  имела  для  меня  твоя  любовь.  Она  лишь  продлевала  мою  жизнь,  не  давала  лишиться  всего,  присущего  живому,  как  моя  мать.  И  только  благодаря  твоей  любви  я  хочу  попробовать  жить  заново.  Сегодня  днем  я  повстречал  твою  соседку,  миссис  Картер.  Мы  долго  говорили  с  ней,  в  том  числе,  о  тебе,  и  она  сказала  мне  кое-что,  от  чего  я  не  могу  абстрагироваться,  что  я  не  могу  отвергнуть.
 Что  же?
 Она  сказала,  что  я  –  не  грешник.
 Миссис  Картер,  очевидно,  слишком  добра  к  людям.
 Нет.  Сначала  я  тоже  так  думал,  но  потом  она  спросила  меня,  счастлив  ли  я?
 И  что  ты  ответил?
 Я  ответил,  что  несчастлив.
Она  опустила  взгляд.  Я  приблизился  на  несколько  шагов.  Она  была  безмолвна.  Я  подошел  совсем  близко  и  теперь  мог  дотронуться  до  нее  на  расстоянии  вытянутой  руки,  но  я  не  стал  делать  последний  шаг  не  столько  из  опасения,  сколько  из  неуверенности,  что  она  на  самом  деле  хочет  этого.  Она  подняла  голову  и  посмотрела  на  меня  глазами,  в  которых  читалось  бесчисленное  множество  противоречивых  чувств:  обида  и  прощение,  упадок  и  восторг,  ненависть  и  любовь.
 В  гостиной  я  заметил  пустые  подоконники,  а  теперь  и  здесь.  Что  стало  с  твоей  оранжереей?  –  Спросил  я  после  длительного  молчания.
 Я  больше  не  развожу  цветов.
 Полагаю,  причиной  столь  резких  перемен  стала  вовсе  не  аллергия?
 Просто  я  больше  не  желаю  видеть  в  них  облики,  которые  живут  во  лжи  и  заставляют  лгать  меня.
 Лора…
 Я  не  хочу  иметь  болезненные  напоминания  о  том,  что  эти  люди  всегда  будут  окружать  меня,  а  мне,  находясь  в  их  обществе,  придется  постоянно  ожидать,  что  сказанное  ими  –  ложь,  постоянно  сомневаться,  не  доверять,  бояться,  что  однажды  их  ложь  обратиться  в  предательство,  а  я  стану  жертвой.
 Лора…
 Дай  мне  сказать!
Я  задумался  и  отошел  от  нее  на  довольно  почтительное  расстояние,  как  от  чужака.
 И  знаешь,  что  я  сделала,  чтобы  забыть  эти  облики?
Я  покачал  головой.
 Я  просто  собрала  и  уничтожила  напоминание.  
           Повисла  напряженная  пауза,  и  я  почувствовал,  что  мое  сердце  забилось  чаще,  а  к  горлу  внезапно  подступил  комок  жгучей  боли.  Тем  временем  Лора  подошла  к  окну  и  провела  ладонью  по  белому  подоконнику,  где  раньше  стояли  самые  прекрасные  цветы  на  свете.  Цветы  ее  любви  ко  мне.
 Видел  Бог,  как  я  страдала,  когда  беспощадно  сталкивала  горшок  за  горшком  в  бездонный  черный  пакет  для  мусора,  и  как  он  пожирал  все,  что  бы  я  ни  отрывала  от  сердца,  как  будто  ему  было  всегда  недостаточно  моей  крови!  Моей  жизни!  Моей  души!  –  Напряженным  шепотом,  сдавливая  слезы,  говорила  она.  –  Видел  Бог,  -  повысила  голос,  -  как  я  больна  была  душой  в  тот  час.
 Только  Он  один  и  видел.
Лора  посмотрела  на  меня,  а  я  медленно  опустил  голову,  не  в  силах  более  видеть  ее  слезы,  которые,  как  кислота,  капля  за  каплей  жгли  мне  душу.
 Не  подойдешь?  –  Тихонько  спросила  она.
 А  ты  хочешь?
 А  ты?
 Я  обещал,  что  не  приближусь,  если  ты  не  захочешь.
Она  продолжала  смотреть  на  меня,  нервно  перебирая  руками  верхние  кружева  платья.  Мне  казалось,  в  этот  момент  она  решала  мою  судьбу.
 Если  ты  хочешь,  я  останусь.  Если  же  нет  –  я  даю  слово  более  не  нарушать  покоя  твоей  души.  Но  ответ  должен  быть  искренен.
 Ах,  как  жаждешь  ты  искренности,  а  я  ведь  ждала  от  тебя  того  же!..
Я  промолчал.  Раздумывая  некоторое  время,  она  смотрела  на  меня  непрерывно,  хотя  и  не  видела  глаз,  скрытых  под  опущенными  веками.  Она  все  же  знала,  что  я  томился  в  ожидании,  затаив  дыхание.  И  вдруг,  она  разбила  мои  мучения,  произнеся  чуть  слышно:
 Пожалуй,  я  поверю  тебе.  
           Трудно  описать  чувства,  обуявшие  меня  в  те  минуты!  Это  был  миг  духовного  возрождения,  как  свет  в  конце  туннеля,  как  маяк  для  заблудшего  судна,  как  глоток  живительной  влаги  среди  засушливой  прерии.  О,  как  она  великодушна!..  Я  уже  собирался  заключить  ее  в  объятия,  стать  на  колени,  чтобы  благодарить,  как  Деву  Марию  за  подаренный  шанс,  ценой  в  бесконечность,  но  она  остановила  меня  жестом  руки:
 Но…,  -  начала  она  интригующе,  -  прежде  чем  ты  что-либо  скажешь  или  сделаешь,  я  хочу,  чтобы  ты  знал:  я  поверю  тебе  еще  раз,  однако  если  ты  обманешь  меня,  я…прощу  тебя  снова.  И  если  ты  сделаешь  мне  больно,  я  не  смогу  закрыть  дверь  перед  тобой  и  прогнать  бесследно;  я  буду  страдать  немыслимо  оттого,  что  каждый  раз  прощу  тебя  снова,  что  бы  ты  ни  совершил,  как  бы  не  поступил  со  мной.  Я  не  смогу  противостоять,  даже  если  окажусь  на  грани  самоубийства,  даже  если  ты  нанесешь  мне  предательский  удар  в  спину  или  такую  обиду,  которую  даже  кровному  брату,  казалось  бы,  невозможно  простить!  Поэтому  я  спрошу  тебя  сейчас,  надеясь  на  твою  порядочность,  отдавая  тебе  всю  мою  любовь  без  остатка,  без  стеснения,  я  спрошу  тебя:  сможешь  ли  ты  беречь  мою  душу  и  мой  покой,  ибо  когда  я  приму  тебя,  моя  душа  навсегда  окажется  в  твоих  руках  и  только  ты  сможешь  распоряжаться  ею,  я  же  отныне  над  собою  не  властна.  
           Признаться,  ее  слова  поставили  меня  в  тупик.  Я  чувствовал  себя  мерзким  подлецом,  а  она  была  чиста,  как  ангел  и  наивна,  как  дитя,  которое  по  моей  вине  утратило  беззаботное  детство.  Я  ненавидел  себя  за  то,  что  лишил  ее  блеска  в  глазах,  который  мы  замечаем  у  людей,  способных  самостоятельно  заботиться  о  себе  и  жить  вне  зависимости  от  кого-либо.  Я  наблюдал,  как  она  теряет  эту  способность  и  не  смог  ничего  поделать,  а  может  быть,  не  хотел.  
           Как  быть,  если  мы  уверяем  в  верности,  но  не  уверены,  что  сдержим  слово?  Как  быть,  если  мы  любим,  но  сомневаемся,  что  некоторые  наши  поступки  не  разочаруют  любимых?  Как  поступить,  если  мы  разрываемся  между  страстным  желанием  быть  рядом  с  любимыми  и  отчаянным  страхом  предать  их  доверие  опрометчивым  поступком  или  цепью  опальных  действий,  которые  повлекут  за  собой  трагедию?  Эти  вопросы  настигли  меня  так  внезапно,  и  каждый  из  них  остался  без  ответа.  Единственное,  что  я  мог  знать  –  это  бесконечное  желание  быть  рядом  с  ней,  что  бы  ни  произошло,  и  как  бы  ни  повернулась  жизнь.  Я  мог  пообещать  ей,  что  все  будет  хорошо,  что  я  никогда  не  предам  ее,  не  причиню  боль,  и  ее  душа  всегда  будет  спокойна  и  надежно  сохранена  в  моих  руках,  но  что  бы  изменилось  в  действительности  от  этих  слов?  Я  должен  был  признаться  самому  себе,  что  это  слишком  шаткое  обещание  и  сдержать  его  в  дальнейшем  будет  намного  сложнее,  нежели  заречься  ныне.  Где-то  во  мне  боролись  противоречивые  чувства:  уйти,  отпустить  ее  или  остаться,  гарантируя  неизвестность.  
           Не  правда  ли,  жестокий  каламбур  –  «гарантировать  неизвестность»?..    
           Я  выбрал  второе.
 Конечно.  Обещаю.  –  Сказал  я,  впервые  за  долгое  время,  взглянув  ей  в  глаза.
Она  улыбалась,  не  скрывая  счастья,  и  протянула  руки  ко  мне.
 Подойди.
Я  повиновался.  Она  обняла  меня  за  шею,  приклонив  голову  на  плечи,  и  крепко  сжала  меня  в  объятиях,  как  будто  боялась  потерять.  Я  зарылся  в  ее  волосы,  закрыв  глаза,  и  вмиг  окунулся  в  блаженство.  Счастье  мое  было  безгранично!  
 Ты  знаешь,  какой  сегодня  день?  –  Спросил  я,  погодя.
Она  задумалась,  но  в  мгновение  по  ее  лицу  прошла  тень  оживления.  Она  взглянула  на  меня  округленными  глазами  и  засмеялась,  прикрывая  губы  тыльной  стороной  ладони.
 Не  может  быть!  
 22  апреля!  –  Вырвалось  у  меня.
 Это  удивительно,  не  так  ли?  
 Что?
 То,  что  мы  вместе  в  этот  день.  Ведь  еще  вчера  я  была  убеждена,  что  до  конца  своей  жизни  не  буду  отмечать  этот  праздник,  потому  что  он  –  символ  нашей  любви,  а  без  тебя  утратил  бы  для  меня  всякий  смысл.
 Этот  великий  праздник  –  символ  Жизни,  прежде  всего!  Его  должен  праздновать  каждый  человек,  живущий  на  Земле.
 Для  меня  жизнь  была  бы  кончена.  И  этот  праздник  стал  бы  торжеством  Смерти  без  тебя.  А  я  бы  воспела  «Цветы  Сиона  »  вместе  с  ангелами.
 Ты  ни  о  чем  не  хочешь  спросить  меня?
 Нет.
 Совсем-совсем?..
 Что  ты  хочешь  услышать?
 Ну-ну,  не  сердись!  Отыщи  мне  лучше  пышных  гортензий!
 Какая  древняя  цитата!..
 Не  такая  уж  древняя.
 Бессмысленная.
 Почему?
 Потому  что  бескрылая.
 Попробуй  вспомнить.  Быть  может,  теперь  нам  удастся  окрылить  ее  и  пустить  в  полет?
 Где  же  мы  возьмем  крылья?
 Предоставь  это  мне.
 Спасибо,  но  я  уже  говорила,  что  не  интересуюсь  цветами  больше.
 Ты?  Ни  за  что!  Это  невозможно  и  я  не  верю  тебе!
 У  тебя  будет  возможность  убедиться.
Она  смотрела  на  меня,  не  сводя  взора.  Я  медленно  потянулся  к  карману  и  вынул  из  него  маленький  серебряный  кулон  в  виде  шапочки  гортензии  на  тончайшей  цепочке  нежного  шарма.  Ее  взгляд  в  тот  же  миг  приковала  эта  вещица.  Она  ахнула.
 О,  Боже!..  
 Я  отыскал  тебе  самую  пышную  гортензию,  какая  только  может  расцвести  в  середине  весны.  Пусть  она  будет  моим  свадебным  подарком.
 О!..
 Ни  говори  ничего.  Слова  излишни  –  они  –  агония!  Кивни  единожды,  если  все  еще  согласна  выйти  за  меня?
Она  кивнула,  смеясь  каким-то  сдавленным  смехом,  за  которым,  как  мне  казалось,  скрываются  рыдания.
 Одно  условие…,  -  добавил  я,  -  надень  другое  платье.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=434371
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 29.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 30

Глава  30

           Изнутри  ее  дом  выглядел  чересчур  строгим,  как  и  ее  манера  одеваться.  Я  заметил,  что  каждая  вещица  здесь  имеет  свой  угол,  все  стоит  на  своих  местах.  Воздух,  витавший  в  помещении,  был  наполнен  едва  уловимым  ароматом  герани.  В  тусклом  свете  зашторенных  окон  все  казалось  чистым  и  опрятным,  но  узкие  полоски  света,  пробивающиеся  сквозь  темную  ткань  занавесок,  открывали  мне  некоторые  места  в  доме,  где  виднелся  легкий  слой  пыли.  Было  немного  мрачновато,  и  я  решил  самовольно  распорядиться  в  отношении  окон,  не  подумав,  как  отреагирует  хозяйка.  Я  подошел  к  окну,  слегка  приподнял  занавеску,  и  вдруг  услышал  властный,  немного  раздраженный  голос  позади  себя.
 Нет!
Дама  подошла  ко  мне  спешным  шагом  и  опустила  занавеску,  отводя  меня  от  окна.
 Мы  никогда  не  открываем  их.
 Мы?..  Разве  Вы  живете  не  одна?
 Кто  Вам  сказал?  –  Повторила  дама  фразу  на  улице.
 Просто  я  подумал…
 Нет.  
 Что  ж,  это  утешает.
 Не  так,  как  хотелось  бы.  
 Что  Вы  имеете  в  виду,  миссис…
 Картер.  Миссис  Эвелин  Картер.  Простите,  что  не  представилась  при  встрече.  Я  знаю,  у  Вас  в  Англии  заведено  представляться  сразу.
 Это  пустое.
 Должно  быть,  сказывается  мое  полуирландское  происхождение.  В  тех  краях  мы  можем  узнать  все  друг  о  друге,  кроме  имени.  Здесь,  в  Англии,  мы  узнаем  имя,  и  ничего  больше.  Так  непривычно.  –  Задумалась  дама,  глядя  куда-то  сквозь  меня,  и  я  подумал,  что  она  объята  воспоминаниями.
 Миссис  Картер,  -  позвал  я,  -  миссис  Картер?
Она  взяла  мою  руку  и  перевела  взгляд,  в  котором  я  увидел  застывшие  слезы,  а  затем  сказала:
 Я  мечтала  иметь  друга,  о  котором  я  могла  бы  знать  все,  пусть  даже  я  не  знала  бы  его  имени.  А  у  Вас  есть  такой  друг?
Её  слова  слегка  взволновали  меня,  но  заставили  задуматься.
 Ответ  не  необходимым.  Я  знаю.  
 О,  я  думал  –  Лора.  До  недавних  пор.
 Да…  Вы  думали,  что  знаете  о  ней  все,  но,  как  оказалось,  знали  только.…Ах,  не  важно!  Я  принесу  чай.
 Миссис  Картер!  Не  стоит.  Я  хотел  бы  знать,  что  с  Лорой?
Между  нами  повисла  короткая  пауза,  пока  она  смотрела  на  меня,  а  я  ловил  ее  взгляд.
 Располагайтесь,  как  Вам  удобно.  Я  принесу  чай.
Она  всю  дорогу  делала  вид,  будто  не  слышит  моих  слов,  делала  все  по-своему.  Чем  дальше  день  близился  к  вечеру,  тем  становилось  мрачнее  в  доме.  Тусклая  люстра  не  давала  достаточное  количество  света,  отчего  создавалось  впечатление  пребывания  в  туннеле.  Мне  становилось  как-то  не  по  себе,  и  я  намеревался  поскорее  распрощаться  с  безумной  дамой.  
           Вскоре  она  вернулась  в  гостиную  с  круглым  серебряным  подносом,  на  котором  стояли  две  одинаковые  чашки  изысканной  формы,  два  блюдца  в  комплекте  к  чашкам,  две  салфетки,  сахарница  и…  маленькая  веточка  цветущей  лиловой  гортензии.
           Я  не  мог  поверить  своим  глазам!  Вмиг  во  мне  как  будто  перевернулось  что-то,  и  нечто  скользкое  и  холодное  тронуло  мою  душу.  Я  приблизился  к  даме  и  взял  гортензию,  рассматривая  ее,  словно  диковинную  драгоценность  с  полуоткрытым  ртом.
 Откуда  Вы  знаете?  –  Задал  я  первый  вопрос,  мучавший  меня  доселе.
 Это  первое,  о  чем  она  рассказала  мне.
 Я  не  смог…
 Вы  не  захотели!
Я  посмотрел  на  нее  полными  отчаянья  глазами  и  проронил  две  крупные  слезы.
 Что  еще  она  сказала  Вам?  –  Продолжал  спрашивать  я,  вытирая  горящее  лицо.
 Ничего  такого,  о  чем  бы  она  ни  говорила  с  Вами.
 Хорошо.  Хорошо,  скажите  –  она  сильно  страдает?
Дама  молча  смотрела  на  меня  удивительно  долго,  как  бы  вынуждая  задуматься  над  своим  вопросом  и  ответить  на  него  самостоятельно.
 Я  должен  поговорить  с  ней.
 Не  сейчас.  
 Прошла  неделя!
 Успокойтесь.  Вы  ведете  себя  неподобающе,  молодой  человек,  хотя  это  и  неудивительно,  учитывая  Ваш  образ  жизни.
 Это  в  прошлом.
 В  прошлом  ли?
 Вы  сомневаетесь?
 Если  бы  Вы  прислушались  к  себе,  то  поняли  бы,  что  и  у  Вас  есть  сомнения.  
 Теперь  нет.  
 Потому  что  нет  причины?
 Откуда  Вы?..
 Ответьте.
 Да.
 Вам  лучше  оставить  молодую  мисс  в  покое.
 Почему  Вы  так  говорите?  Ведь  я  люблю  ее.
 Да,  любите.  Но  Вы  не  уверены  на  свой  счет.  И  если  нет  причины,  это  не  залог  Вашей  безукоризненности.  Если  в  Вас  живет  сомнение,  появится  другая  причина,  третья…бесконечное  множество  причин,  приводящих  к  одному  и  тому  же  следствию.  Так  спросите  же  себя,  действительно  ли  Вы  любите  ее  настолько,  чтобы  отпустить  с  миром?  
 Я  не  знаю.
 Она  молода.  Она  еще  будет  счастлива.  Без  Вашего  участия.
 Может  быть,  Вы  и  правы.  Может,  я  и  есть  причина  всех  ее  несчастий,  а  без  меня  ей  будет  благостнее.
Дама  задержала  на  мне  свой  взгляд  и  предложила  сесть.  Мы  сели  на  диван,  и  она  подала  мне  чашку.
 Выпейте  чаю.  Почтим  традицию  английского  общества.
Я  отхлебнул  пару  глотков  и  долго  всматривался  куда-то  в  стену.  Я  наслаждался  этой  тишиной,  но  через  некоторое  время  мне  пришла  на  ум  одна  мысль,  которая  уже  посещала  меня  однажды.
 Миссис  Картер,  Вы  говорили,  что  не  одиноки?  В  таком  случае,  где  же  мистер  Картер?
 Он  умер  десять  лет  назад.
 Ваши  дети?
 Их  нет.
 Братья,  сестры?
 Нет.
 Быть  может,  дальние  родственники,  проживающие  с  Вами?
 Нет.
 С  кем  же  Вы  живете?
 С  жизнью.
Я  настороженно  прислушался  к  тишине,  восстановившейся  вслед  за  ее  последними  словами,  но  из  вежливости  не  стал  исследовать  эту  тему,  которая  все  же  увлекала  меня.  К  моему  счастью,  или,  скорее,  к  несчастью,  вдова  Картер  сама  пожелала  продолжить  беседу.
 Вы  удивлены?
 Нет,  что  вы!
 Нет,  Вы  не  удивлены,  Вы  –  обескуражены.
 Вовсе  нет.
 Да  перестаньте!  Вас  мучает  любопытство,  но  Вы  не  решаетесь  спросить,  не  сошла  ли  я  с  ума,  говоря  о  несуществующих  близких,  не  так  ли?  
Я  обратился  к  ней  взглядом,  но  ничего  не  произнес  вслух.  Думаю,  это  было  излишне  –  она  все  прочла  заранее  в  моих  глазах.
 Скажите  мне.
 Да,  мучает.  –  Признался  я.
 Вот,  видите.  
 Надеюсь,  Вам  слало  легче?
 Нет,  но  я  убеждена,  что  стало  Вам.
 Мне?
 Да-да,  именно  Вам.  
 Ошибаетесь!  Мне  нет  до  этого  положительно  никакого  дела.
 Лжете.  Если  бы  Вам  не  было  до  этого  дела,  Вы  покинули  бы  мой  дом  с  самого  начала.
 Меня  интересует  только  Лора.
 Не  только.  О  ее  состоянии  Вы  могли  бы  справиться  у  нее  самой.
 А  как  же  то,  что  Вы  сказали  мне?
 Мало  ли,  что  говорит  выжившая  из  ума  старуха?
Я  вскочил  с  дивана  и  стал  напротив  нее.  
 Как  это  понимать?
 Я  одна,  молодой  человек,  но  не  одинока.  Как  я  могу  быть  одинока?  Как  вообще  кто-нибудь  может  быть  одинок,  пока  жив?  Вокруг  нас  –  целый  мир,  мы,  пусть  и  не  так  молоды  и  уже  не  так  сильны,  как  прежде,  но  мы  все  еще  живы,  а  значит,  в  наших  силах  стать  необходимыми  этому  миру.  Вы  –  молоды!  Перед  Вами  открываются  две  двери,  куда  бы  Вы  ни  пошли,  чего  бы  ни  пожелали!  Единственное,  что  непростительно  –  не  воспользоваться  возможностью  желать,  не  воспрепятствовать  жизни  пройти  мимо,  не  вкусить  все  ее  грани  и  не  познать  ее  блаженства.  
 А  как  же  грех?
 Грех  совершенных  ошибок  –  ничто  в  сравнении  с  грехом  бездействия,  боязни  делать  собственные  шаги,  «сидеть  в  засаде»,  выражаясь  военным  термином!
 То  есть,  Вы  полагаете,  грех  –  это  в  порядке  вещей?
 Не  совсем.
 Что  же  тогда?
 Я  попытаюсь  объяснить  Вам  суть,  но  мораль  Вы  обязаны  усвоить  сами.  Грех  –  это  не  единичное  явление,  это  череда  ошибок,  совершаемых  нами  под  действием  определенных  обстоятельств,  внешних  или  внутренних.  Это,  так  сказать,  множество  капель  яда,  отнюдь  не  опасных  в  малых  дозах,  но  постепенно  наполняющих  наш  бокал  смертоносной,  убийственной  дозой.  Таким  образом,  я  веду  к  тому,  что  одна  капля,  один  проступок  сам  по  себе  не  есть  грехом.  И  его  можно  легко  исправить,  если  вовремя  осознать,  а  возможно,  и  преобразить  в  достоинство.  Если  грех  состоит  из  цепи  длиной,  скажем  в  десять  подобных  проступков,  а  мы  совершили  лишь  восемь  из  них,  мы  не  являемся  грешниками,  ибо  каждый  шаг  в  своей  определенной  последовательности  имеет  значение.  Сложность  состоит  в  другом:  когда  остановиться?
 Как  же  понять,  какие  шаги  не  следует  делать?
 Делать  следует  все,  но  не  в  той  последовательности,  которая  может  ввести  во  грех.
 Что  это  значит?  Я  не  понимаю.
 Все  очень  просто:  нужно  разорвать  цепь,  переиначить  порядок  вещей,  ведущих  к  греху,  и  обратить  его  в  противоположную  сторону.  
 К  добродетели?
 К  жизни!
 Но  и  грешники  живы.
 Я  бы  не  была  так  уверена.
 Я  –  жив!
 Потому  что  Вы  –  не  грешник.
 Жаль,  что  приходится  Вас  разочаровывать,  но  вы  идеализируете  меня.
 Ничуть.  Скажите,  Вы  –  счастливы?
 К  чему  это?
 Ответьте.
 Думаю,  нет.
 Вот,  видите.
 Какое  это  имеет  отношение  ко  всему?
 Истинные  грешники,  зная,  что  они  грешны,  счастливы.  Вы  же,  напротив,  терзаетесь  совершенными  ошибками.
Я  замолчал  и  сел  на  диван.  Мы  снова  слушали  тишину,  сквозь  которую  я  шепотом  спросил:
 Полагаете,  еще  есть  надежда  разорвать  цепь?
 А  Вы  как  думаете?  –  Обратилась  она  ко  мне.
 Я  не  знаю.
 Тогда  ждите  знака.
 Знака?
 Да.  
 Странно,  сегодня  я  уже  думал  об  этом.
 Все  повторяется  вслед  за  оборотом  Земли.
 Земля.…  Сегодня  же  22  апреля!
 Да.  Согласно  моим  убеждениям  –  это  самый  великий  праздник,  какой  только  может  праздновать  человечество!
 Возможно.  Но  когда  я  увижу  этот  знак  и  как  я  узнаю  его?  –  Спросил  я  растерянно,  и  тот  час  же  заметил  ее  улыбку.
 Вы  его  узнаете.  –  Ответила  дама,  и  протянула  мне  смятый  пучок  цветков  гортензии  на  ладони.
Я  улыбнулся,  не  стыдясь  своих  слез,  и  бережно  взял  цветы  из  ее  рук,  прижимая  их  к  сердцу.
 Теперь  Вы  знаете,  что  нужно  делать.
 Спасибо  вам.  За  все.
Я  уже  направлялся  к  двери,  когда  она  окликнула  меня:
 Надеюсь,  Вы  знаете,  что  эти  растения  не  цветут  весной?
 Это  не  важно.  Теперь  я  знаю,  что  могу  совершить  невозможное.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=434370
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 29.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 29

Глава  29

           К  концу  недели,  не  получив  от  нее  ни  малейшей  весточки  с  объяснениями,  я  сделал  вывод,  что  она  решила  уйти  из  моей  жизни.  Наверное,  потому  что  думала,  будто  я  женился,  и  не  хотела  разрушать  то,  что  с  таким  трудом  удалось  как-то  привести  в  порядок.  О,  как  это  не  похоже  на  нее  –  сохранять  что-то  первозданным,  не  попирая  грубым  вмешательством  невинность  и  благочестие!  Но  больше  ничего  не  приходило  мне  в  голову.  Признаться,  я  не  горел  желанием  выяснить  ее  место  нахождения  –  должно  быть,  волнение  и  беспокойство  о  ней,  всколыхнувшееся  во  мне  в  день  ее  исчезновения,  улеглось  и  стихло,  как  и  страсть,  что  двигала  мной  в  моменты  нашей  близости.  Это  был  очередной  порыв  эмоций,  захлестнувших  меня.  Но  теперь  я  даже  не  корил  себя  за  то,  что  оставил  ее  в  нашу  последнюю  встречу  и  за  то,  что  не  сожалел  об  этом  сейчас.  
           Однако  было  кое-что,  о  чем  я  все-таки  сожалел.
           Лора.
           О,  чувство  вины  за  происшествие  в  церкви  все  чаще  напоминало  о  себе  в  моих  мыслях.  За  все  эти  дни  от  Лоры  не  было  ни  звонка,  ни  сообщения,  да  и  не  удивительно  –  ведь  я  слишком  сильно  оскорбил  ее.  Тогда  я  решил  не  ждать  и  попытаться  поговорить  с  ней  первым,  хотя  в  глубине  души  я  уверил  себя  в  том,  что  она  не  захочет  даже  видеть  меня.  Первый  шаг  я  решился  сделать  исключительно  благодаря  эмоциям,  которые  всегда  рвались  вперед  раздумий.  Именно  из-за  них  мне  и  приходилось  страдать,  но  в  то  же  время  именно  они  помогали  мне  поддерживать  хрупкий  огонек  жизни.  Я  набрал  ее  номер  и  взял  трубку.  На  другом  конце  провода  послышались  долгие  гудки,  и  я  стал  ждать.  Этот  звонок  был  столь  значим  для  меня,  что  я  затаил  дыхание,  чтобы  случайно  не  пропустить,  когда  гудки  сменятся  ее  голосом.  Но  этого  не  произошло  и  после  первого  набора,  и  после  второго,  и  после  третьего…
           Я  позвонил  на  мобильный.  К  несчастью,  такой  номер  больше  не  существовал.  Видимо,  Лора  успела  сменить  номер  телефона,  что  было  весьма  плачевно  для  меня.  Я  думал,  если  дошло  до  такого,  значит,  для  нее  нет  пути  назад.  Но  я  не  отступал.  В  тот  же  миг  я  сбежал  по  лестнице,  перепрыгивая  через  три  ступеньки,  набросил  что-то  подвернувшееся  под  руку  на  плечи,  и  выскочил  за  дверь,  захватив  только  ключи  и  бумажник.  
           Когда  я  очутился  на  аллее,  солнце  было  уже  высоко  и  припекало,  как  летом.  Пройдя  некоторую  часть  пути,  я  остановился  и  посмотрел  вперед,  переводя  дыхание.  Что  заставило  меня  остановиться  в  тот  момент?  Не  знаю.  Помню  только,  что  ждал  чего-то.  Теперь  думаю,  что  я  ждал  знака.  И  хотя  я  никогда  не  верил  в  сверхъестественность  и  не  был  особо  религиозным  человеком,  тогда  я  ждал  именно  знамения,  какой-либо  подсказки,  напутствия,  чего-то,  что  дало  бы  мне  надежду,  что  мои  действия  ненапрасны.  Это  могла  быть  низко  пролетевшая  над  моей  головой  птица  или  двое  близнецов,  одновременно  кивающих  мне  при  встрече,  или  же  три  одноцветные  машины,  стоящие  в  пробке  друг  за  другом.  Все,  что  угодно!  Я  просто  хотел  знать,  пусть  даже  ложно,  что  все  закончится  благоприятно,  что  я  найду  Лору,  и  поговорю  с  ней,  и  она  простит  меня,  и,  может  быть,  мы  снова  будем  вместе.  
           Вот  об  этом  я  думал,  стоя  посреди  аллеи  с  блуждающим  взглядом.  А  вокруг  меня  расцветала  планета,  ведь  сегодня  22  апреля,  в  конце  концов!  Ах,  Лора  любила  праздновать  этот  день,  она  никогда  не  упускала  возможности  побыть  наедине  с  природой,  гуляя  в  тени  деревьев  лиственного  парка,  или  посетить  ботанический  сад.  Один  или  два  раза  мы  даже  посетили  его  вдвоем.  Помнится,  она  тогда  переболела  аллергией,  а  тут  повсюду  цветение(!)  и  мне  пришлось  одолжить  ей  носовой  платок,  а  она  всю  дорогу  чихала.  Под  конец  дня  совсем  расчихалась,  покраснела,  глаза  и  щеки  слегка  припухли  и  ужасно  чесались.  Хотя  я  не  рез  предлагал  ей  покинуть  это  место,  аргументируя  тем,  что  нахождение  здесь  причиняет  ей  вред,  она  возражала,  оправдывая  это  тем,  что  природа  не  может  причинять  вред  человеку,  если  у  нее  нет  на  то  причин.  Я  диву  дивился:  почему  она  так  упряма?  Иногда  говорил  ей  это  вслух,  а  она  лишь  посмеивалась  надо  мной,  отвечая:  «Ну-ну,  не  сердись!  Отыщи  мне  лучше  пышных  гортензий!»
           Гортензии…  Её  любимые  цветы!  Я  ни  разу  не  смог  достать  ей  гортензий  на  22  апреля,  ведь  они  расцветали  во  всей  своей  красе  только  к  осени.  А  она  продолжала  напоминать  мне  об  этом  каждой  весной  исключительно  на  22  апреля,  а  осенью  даже  словом  не  обмолвилась  о  них,  когда  эти  прекрасные  цветы  можно  было  купить  или  попросту  сорвать  на  каждом  шагу.  Эта  ее  нелепая  прихоть  как  будто  говорила:  «Соверши  невозможное!»,  а  я  тогда  не  знал,  как  расшифровать  эту  фразу.  И  каждый  год  повторял  одну  и  ту  же  ошибку,  говоря:  «Сейчас  весна!  Ты  ведь  знаешь,  что  гортензии  цветут  осенью…».  Она  ничего  не  отвечала,  только  чуть  заметно  пожимала  плечами  и  больше  не  заговаривала  на  эту  тему.  До  следующей  весны.
           Сейчас  я  думал,  что  если  бы  мне  удалось  раздобыть  для  нее  гортензии  весной,  когда  она  просила?  Это  ведь  не  то,  что  Луну  с  неба  достать  или  остановить  Время,  или  обещать  оставаться  вечно  юными.…  Это  всего  лишь  гортензии,  цветы,  не  отличающиеся  особой  редкостью  или  дороговизной.  Уж  если  постараться,  можно  было  бы  найти.  Проблема  заключалась  в  том,  что  не  было  никакой  проблемы,  просто  я  нарочно  не  желал  удовлетворять  столь  нелепой,  на  мой  взгляд,  прихоти  и  бродить  по  Оксфордширу  в  поисках  каких-то  цветов,  да  и  то,  не  самых  красивых,  как  мне  казалось.  Но  я  был  чересчур  поверхностен  в  своих  убеждениях.  Дело  в  том,  что  ей  не  нужны  были  гортензии,  она  всего  лишь  хотела,  чтобы  я  хотя  бы  раз  совершил  какой-то  поступок  ради  нее,  чтобы  таким  образом  показал,  что  она  мне  не  безразлична  и  что  я  люблю  ее,  как  в  день  нашей  встречи  (как  раз  осенью,  когда  мы  оба  поступали  в  университет).  Именно  тогда  я  впервые  подарил  ей  букет  гортензий  на  первом  свидании.  Я  помню  ее  взгляд,  как  она  засмущалась  и  скрыла  лицо  в  обширном  лиловом  букете,  думая,  что  я  не  заметил  краску  на  ее  щеках.  А  потом…чихнула,  и  так  я  узнал,  что  она  страдает  аллергией.  С  тех  пор  я  больше  не  дарил  ей  гортензий,  а  она  просила  меня  об  этом  только  весной,  когда  я  и  подавно  не  задумывался  над  подобными  вещами.  И  хотя  аллергия  мучила  ее  изрядно,  Лора  всегда  относилась  к  цветам  с  огромной  любовью,  вдыхая  их  аромат  и  выращивая  некоторые  диковинные  сорта  в  комнатных  условиях.  
           Однажды  я  спросил  ее,  зачем  она  занимается  разведением  цветов,  если  знает,  что  они  пагубно  влияют  на  здоровье.  А  она  снисходительно  улыбалась  мне,  словно  намекала  на  мою  детскую  непосредственность,  и  говорила  ласковым  голосом:  «Цветы  –  это  люди,  которых  мы  любим.  И  если  цветы  напоминают  нам  о  них,  значит  и  мы  не  безразличны  этим  людям».  После  чего  она  подводила  меня  к  окну  и  поочередно  показывала  различные  виды,  объясняя:  «Смотри,  это  петунии.  Они  напоминают  мне  о  маме,  такой  же  нежной  и  доброй,  но  в  то  же  время  такой  беззащитной  и  слабой,  как  стебли  этих  великолепных  растений!  А  там  –  кактусы  –  это  мой  преподаватель  права.  Он  хоть  и  зануда,  но  я  обожаю  его,  впрочем,  как  и  он  меня.  Поэтому,  ухаживая  за  кактусами,  я  вспоминаю  о  нем  и  о  его  лекциях,  уроки  которых  я  запомню  на  всю  жизнь.  А  рядом  с  фикусами  расположена  юкка.  Она  –  моя  школьная  подруга,  такая  же  сильная,  как  ствол  этого  заморского  растения.  Она  всегда  наставляла  меня  на  путь  истинный,  помогала  советами  и  утешала,  когда  моя  душа  переполнялась  печалью.  И,  несмотря  на  то,  что  я  не  разговаривала  с  ней  больше  пяти  лет,  я  вижу  ее  лицо  в  просочившейся  в  поддоне  воде,  когда  поливаю  юкку,  а  ее  узкие  листья  напоминают  мне  теплые  объятия  Клер.  А  в  гортензиях  –  моих  самых  любимых  в  оранжерее,  я  вижу  твое  лицо  и  твою  улыбку  и  чувствую  твою  близость,  когда  дотрагиваюсь  до  их  пышных  шапочек.  Это  дает  мне  дополнительное  спокойствие  в  том,  что  ты  по-прежнему  со  мной,  ведь  именно  твое  присутствие  дает  мне  силы  смотреть  в  будущее».  С  этими  словами  она  по  обыкновению  брала  мои  руки  и  сжимала  в  своих  хрупких  ладонях,  глядя  прямо  мне  в  глаза.  Полагаю,  так  она  могла  чувствовать  себя  в  безопасности,  зная,  что  есть  человек,  которому  она  может  всецело  доверять  и  который  никогда  не  придаст  ее  доверия.  
           С  этими  мыслями,  я  двинулся  дальше.  Примерно  через  полчаса  я  стоял  у  двери  дома  Лоры.  После  четвертого  звонка  я  вышел  на  дорогу  и  заглянул  в  отвешенное  окно.  Света  нигде  не  было,  и  я  подумал  самое  худшее:  Лора  переехала.  Эта  шальная  мысль  огнем  опалила  мне  душу,  и  я  ощутил  приступ  паники.  Я  обошел  дом  и  вошел  во  двор  с  черного  хода.  Как  ни  странно,  калитка  была  отворена  и  во  мне  снова  загорелась  надежда.  Я  заглянул  в  нижние  окна,  но  никого  не  обнаружил.  Здесь  меня  снова  обуял  страх,  но  в  это  время  за  спиной  раздался  женский  голос.  Я  обернулся.
           Передо  мной  стояла  дама  преклонных  лет  с  маленькой  чихуахуа  на  руках.  Дама  была  одета  довольно  строго,  и  по  ее  акценту  я  понял,  что  она,  возможно,  приезжая.
 Вы  ищете  молодую  мисс,  живущую  в  этом  доме,  не  так  ли?
 Да,  именно.  Вы  знаете,  где  она?
 О!..  –  только  и  сказала  дама,  смолкнув  в  тот  же  миг.
В  ту  же  секунду  я  померк.
 Так  я  и  думал.  Она  больше  не  живет  здесь,  не  так  ли?
 Кто  Вам  сказал?  –  Воспряла  дама.
Воспрял  и  я,  как  будто  мое  душевное  состояние  всецело  зависело  от  слов  этой  странной  незнакомки.
 Тогда  почему  она  не  открывает  мне?  Её  нет  дома?
 О,  нет.  Она  там,  -  дама  указала  наверх,  на  чердак,  и  перевела  взгляд  на  меня,  -  но  я  бы  не  советовала  беспокоить  ее  сейчас.  Она  слишком  подавлена,  чтобы  говорить  с  кем-либо.
 Простите,  но  откуда  Вам  знать,  что  для  нее  лучше?  Кто  Вы?
 Я  –  соседка.  –  Обычным  тоном  ответила  дама.
 Я  знаю  всех  соседей  на  этой  улице,  но  Вас  я  здесь  никогда  прежде  не  видел.
 Это  потому,  что  я  переехала  в  Оксфордшир  совсем  недавно,  около  трех  дней,  верно.
 Да,  я  заметил,  что  Вы  не  здешняя  по  необычному  акценту  в  говоре.
 О,  это  ирландский  акцент!  Мой  отец  был  коренным  ирландцем,  а  мать  –  чистокровная  англичанка,  влюбилась  с  первого  взгляда  и  у  меня  есть  основания  полагать,  что  влюбилась  она  именно  в  этот  необычный  говор.  В  нем  есть  некий  изыск,  не  правда  ли?
 Возможно.  Так,  что  Вы  говорили  на  счет  Лоры?
 Лоры?
 Да,  молодой  особы,  проживающей  в  этом  доме.
 Ах,  да!  Значит,  так  ее  зовут!  
 Она  не  представилась  при  знакомстве?
 О,  Вы,  верно,  думаете,  что  наше  знакомство  состоялось  в  привычной  английской  манере  за  чашкой  вечернего  чая?..  К  сожалению,  нет.
 Как  же  вы  познакомились?
 Я  увидела  молодую  мисс,  когда  она  сидела  у  порога  этого  дома  вся  в  слезах,  облаченная  в  белое  платье,  похожее  на  свадебное,  кажется.…  И  я  подумала:  «Бедняжка!  Что  такого  ужасного  могло  приключиться,  что  привело  ее  в  столь  великое  отчаянье?»  И  тогда  я  решила  помочь  ей.  Я  подошла  к  ней  и  предложила  угостить  чаем,  как  это  полагается  в  Англии,  но  молодая  мисс  не  ответила  на  мое  предложение,  и  все  время  повторяла  одно  имя  –  сейчас…как  же  это….  О,  проклятая  память  с  возрастом  подводит  все  чаще  и  вернее,  чем  наиболее  лицемерный  знакомец.  Увы,  это  неизбежно,  как  старость,  преимущества  которой  видны  лишь  слепому.  Но,  впрочем,  я  отвлеклась.  
 Прошу,  продолжайте.
 Конечно,  но,  прежде  позвольте  пригласить  Вас  в  дом  и  предложить  чай,  а  то  к  вечеру  холодает.  
 Боюсь,  время  не  позволяет  мне  задержаться.
 Оставьте!  Время  никогда  не  позволяет  нам  задерживаться.  Чтобы  успеть  жить,  приходится  все  делать  вовремя,  невзирая  на  обстоятельства,  которые  иногда  требуют  выдержки.  
 Уговорили.  
 Я  и  не  пыталась.  –  Улыбнулась  дама  и  проводила  меня  к  своему  дому.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=433419
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 24.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 28

Глава  28

           Домой  я  вернулся  поздно.  Не  помню,  где  бродил  весь  день,  но  вернулся  я  в  свой  дом.  Он  был  пуст  и  холоден,  как  в  тот  день,  когда  наваждение  переступило  его  порог  впервые  и  поселилось  в  каждом  некогда  уютном  и  теплом  уголке  моей  родовой  обители.  Я  обошел  весь  дом,  но,  убедившись,  что  его  хозяйки  нет,  стал  ждать  в  гостиной.  
           Спустя  несколько  часов  я  начал  волноваться,  что  она  могла  что-то  сделать  с  собой  после  того,  как  я  отверг  ее.  Я  отправился  в  бар  и  взял  бутылку  портвейна  и  бокал.  Но,  подумав,  достал  еще  один  бокал  и  вернулся  в  гостиную.  Я  поставил  оба  бокала  на  стол  друг  напротив  друга  и  наполнил  их  до  краев.  Свой  бокал  выпил  почти  залпом,  а  из  того,  другого,  сделал  лишь  пару  скромных  глотков.  Я  каждую  минуту  ждал,  что  она  вот-вот  придет,  и  мы  выпьем  на  брудершафт.  Но  ее  все  еще  не  было.  А  время  –  мой  давний  враг  –  неустанно  шло  вперед  гордым  шагом,  оставляя  позади  и  радости,  и  печали,  и  разочарования,  которые  мы  открываем  для  себя  каждый  день.  
           Я  был  взволнован  не  на  шутку,  когда  за  окном  солнце  полностью  село  за  горизонт,  а  небо  вспыхнуло  маленькими  факелами  звезд.  Я  посмотрел  на  часы.  Было  уже    за  полночь,  и  мне  ставало  невмоготу  более  сдерживать  мою  внутреннюю  истерию,  которая  должна  была  вскоре  вырваться  наружу.  Я  почти  допил  бутылку  портвейна  и  был  весьма  пьян,  но  ее  бокал  оставался  наполнен  доверху.  
           Я  подошел  к  окну  и  приоткрыл  занавеску.  Аллея  вдоль  домов  приобрела  необычайно  красивый  серебристый  оттенок  и,  подобно  зеркалу  водной  глади,  отражала  небо.  Где-то  в  парке  неподалеку  кричал  сыч,  а  тонкие  ветви  деревьев  ласково  обнимали  ночные  змейки,  живущие  в  дуплах  и  выползающие  на  охоту  ночью.  Судя  по  мертвенному  обездвижению,  ветра  не  было  и  в  помине,  только  воздух  колыхал  редкие  листья,  обрамленные  лунными  скалками,  высоко  в  кронах  деревьев.  Я  открыл  окно  и  стал  прислушиваться  к  тишине.  Мне  казалось,  я  услышу  ее  шаги  где-то  на  пустынной  дороге  и  позову  ее  громким:  «Ма-мо-чка!».  Я  был  готов  крикнуть  ей  в  любую  минуту,  как  только  послышатся  шаги,  а  в  такой  тишине  я  должен  был  услышать  их.  
           Так  я  простоял  у  окна  до  зари…
           На  рассвете,  не  то  ли  с  похмелья,  не  то  ли  от  усталости,  меня  сильно  клонило  в  сон,  но  я  старался  не  закрывать  глаза,  чтобы  не  упасть  без  чувств.  Сложно  было  держать  глаза  открытыми  еще  и  оттого,  что  яркий  солнечный  свет  то  и  дело  просачивался  сквозь  легкую  занавеску  и  ударял  в  лицо.  Птицы  уже  проснулись  и  заняли  почетные  места  на  деревьях.  Маленькие  синие  птички  с  черными  крылышками  напоминали  мне  дирижеров  симфонического  оркестра  во  фраках,  а  их  голоса  –  пенье  арф,  были  чудесным  дополнением  к  визуальному  очарованию.  Я  наблюдал  за  ними  все  утро  и  не  мог  налюбоваться  этими  дивными  созданиями,  должно  быть,  посланными  нам  свыше,  чтобы  мы  наслаждались  их  пением  и  усмиряли  гнев,  злобу  по  отношению  друг  к  другу,  чтобы  мы  прекращали  войны  и  революции,  прославляя  мир  и  процветание  на  Земле.  Я  взглянул  на  календарь  и  ошалел  в  неистовстве  –  22  апреля!  
               22  апреля.  Я  и  подумать  не  мог,  что  этот  великий  день  наступит  именно  сегодня,  как  раз  когда  я  потерял  и  Лору,  и  всякую  надежду  еще  хотя  бы  раз  увидеть  мою  мать.  Да-да,  на  самом  деле  я  потерял  эту  надежду  еще  вчера,  но  отказывался  признаться  себе.  Я  знал,  что  если  бы  с  ней  что-то  случилось,  мне  бы  сообщили  об  этом  в  тот  же  день,  а  если  она  просто  решила  покинуть  меня,  то,  что  ж,  возможно,  это  даже  к  лучшему.  Теперь  у  меня  появится  возможность  собрать  себя  по  крупицам  и  построить  что-то  новое,  как,  знаете,  дети  мастерят  фигурки  из  конструктора.  Я  мог  надеяться,  хотя  и  весьма  бледно,  что  мне  удастся  построить  что-то  осознанное  и  повзрослевшее.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=433418
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 24.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 27

Глава  27

           Впервые  со  вчерашнего  вечера  я  увидел  Лору  на  входе  в  церковь.  Она  была  в  прекрасном  белом  платье  из  легкой  ткани  и  длинной,  почти  до  колен,  фате.  Я  стоял  у  алтаря  и  не  мог  отвести  взгляд  от  женщины,  которую  я  любил  всем  сердцем  и  любовью  которой  я  дорожил  больше,  чем  любыми  другими  ценностями.  Наверное,  этот  оттого,  что  я  не  имел  каких-либо  иных  ценностей  или  не  догадывался  об  их  существовании.  Лора  шла  по  проходу  медленно  и  грациозно,  в  такт  свадебному  маршу  Феликса  Мендельсона,  словно  плот,  плывущий  по  морским  волнам  во  время  штиля.  
           В  это  время  я  заметил  пустое  место  в  первом  ряду,  оставленное  для  моей  матери.  Оглядевшись,  я  понял,  что  ее  нигде  нет.  Это  изрядно  опечалило  меня,  хотя,  в  сущности,  должно  было  бы  радовать.  Теперь  не  видеть  ее  мне  было  не  под  силу  и  мысли  мои  уже  не  занимала  Лора,  идущая  в  свадебных  одеждах  прямо  мне  навстречу  с  букетом  бархатных  белых  лилий.  Мой  взор  был,  словно  одурманен,  тем  призрачным  видением  лица  моей  матери,  ее  стана  и  слез,  стекающих  по  белым  щекам,  как  кровь.  Я  видел  ее  сидящей  передо  мной  в  том  здании,  почти  нагую,  озябшую  и  молящую  остаться  с  ней  в  последний  раз.  Мне  было  дико  неуютно  стоять  здесь,  как  горящему  костру  под  проливным  дождем,  ожидая,  пока  священник  спросит,  согласен  ли  я  жить  во  лжи!  Я  был  бы  согласен  жить  во  лжи,  будь  по  близости  моя  мать,  будь  она  рядом  со  мной,  хотя  бы  время  от  времени,  когда  бы  становилось  совсем  невыносимо.  Мне  нужно  было  видеть  ее  хотя  бы  изредка,  чтобы  не  сойти  с  ума,  чтобы  вкушать  эту  сторону  жизни,  которой  нет  равных,  жизни,  которая  не  ведает  запретов  или  ограничений  моральными  устоями  и  общественным  мнением.  Эта  жизнь  одновременно  и  пугала  и  прельщала  меня,  как  сладости  в  руках  незнакомца  прельщают  маленького  ребенка,  как  огонь  факела  прельщает  слепых  мотыльков  во  тьме  холодной  ночи.  Я  не  мог  более  думать  ни  о  чем  другом,  только  о  ней,  и  проклинать  себя  за  то,  что  покинул  ее  в  одиночестве,  в  мольбах,  будто  рабыню,  виновную  в  барских  размолвках.  А  размолвка  была  внутри  меня,  моя  собственная  раздвоенность  не  давала  свободно  жить  единой,  цельной  жизнью,  которой  старалась  научить  меня  няня.  
           Но  эта  жизнь,  та,  что  ждет  меня  с  минуты  на  минуту,  эта  жизнь  хуже  любого  проклятья!  О,  я  любил  Лору,  но  мысль  о  том,  чтобы  видеть  ее  каждый  день,  разговаривать  с  ней  о  любви,  обнажать  душу,  если  она  вдруг  попросит  рассказать,  что  меня  гложет  –  мысль  об  этом  была  невыносима.  В  этот  миг  я  ненавидел  Лору,  главным  образом,  за  то,  что  она  так  счастлива  и  что  готова  сделать  несчастным  меня,  не  ведая,  как  сильно  это  может  навредить  мне.  Я  так  хотел,  чтобы  она  ушла,  просто  исчезла  из  моей  жизни,  покинула  то  святое  место  в  моей  душе,  которое  должна  была  заполнить  моя  мать.  Я  не  раз  и  не  два  задавался  вопросом:  «Что  это  за  место  в  душе  мужчины,  которое  не  может  занимать  ни  одна  женщина,  кроме  матери?»  Я  искал  ответ  на  этот  вопрос  и  днем,  и  ночью,  неустанно  и  фанатично,  как  только  может  человек  искать  что-либо  жизненно  важное.  Но,  увы,  все  было  тщетно.  И  вдруг,  когда  Лора,  наконец,  предстала  передо  мной,  и  я  открыл  ее  лицо,  то  внезапно  понял,  что  это  место  есть  в  душе  каждого  мужчины  и  заполнить  его  может  только  истинная  материнская  привязанность,  трепетная  забота  и  любовь,  чище  и  прекраснее  которой  нет  во  всем  мире.  Это  любовь  матери  в  ее  руках,  когда  она  купает  своего  сына,  любовь  матери  в  ее  голосе,  когда  она  поет  ему  колыбельную,  любовь  матери  в  ее  словах,  когда  она  читает  над  нам  молитву  или  произносит  слова  утешения,  когда  ее  ребенок  чувствует  острую  потребность  в  этом.  Это  также  любовь  матери,  горящая  вечным  пламенем  в  сердце  женщины,  чьи  инстинкты  направлены  на  спасение  жизни  и  спокойствия  своего  сына,  чьи  добрые  намерения  согревают  его  жизнь  и  дают  надежную  опору  в  тяжелые  времена.  Эта  любовь  не  требует  отдачи,  не  тяготеет  к  благодарности,  не  видит  корысти  и  не  стремится  манипулировать  предметом  своей  любви.  Именно  эта  любовь  дает  мужчине  билет  в  будущее,  позволяет  ощущать  уверенность  и  проявлять  такую  же  любовь  к  своей  будущей  супруге  и  дочери,  и  учтивость  к  своим    подругам.  Благодаря  этой  любви  мужчина  никогда  не  будет  внутренне  опустошен,  даже  если  жизнь  станет  испытывать  его,  даже  если  мир  изменится  на  его  глазах  или  удача  оставит  его.  Он  всегда  будет  хранить  эту  любовь  в  своем  сердце,  где  она  будет  согревать  его,  наполняя  новыми  силами,  заставляя  биться  чаще.  
           Счастлив  тот  мужчина,  который  ведает  силу  материнской  любви  и  несчастна  та  жена,  чей  муж  не  знает,  что  есть  материнская  любовь.  
           Осознав  эту  истину,  я  открыл  лицо  Лоры  и  пронзительно  посмотрел  в  ее  глаза.  Казалось,  она  почувствовала  неладное  и  мгновенно  изменилась  в  лице.  Мы  одновременно  повернулись  к  алтарю  и  священник  начал  читать  молитву.  Гости,  прежде  стоявшие,  сели  в  ожидании  наших  клятв.  Полагаю,  они  верили  в  искренность  этой  клятвы  больше,  чем  я  сам.  В  этом  была  их  сила.  Они  могли  верить  во  что-то,  в  отличие  от  меня,  кода  я  не  верил  даже  собственному  сознанию.  
           Как  только  священник  начал  вступительную  часть  церемонии,  я  ощутил  резкую  интенсивную  боль  во  всем  теле.  Вокруг  меня  закружились  тени,  а  короткую  тишину  разорвал  глухой  вопль  органа  в  аккомпанементе  с  визжащей  скрипкой,  которой  кто-то  невидимый,  но  близкий,  смычком  резал  струны.  Я  видел  все  как  в  тумане:  лица,  испуганно  глядящие  на  нас,  смолкнувших  певчих,  священника,  чьи  руки  лихорадочно  дрожали,  но  главное  –  иконы  во  всех  концах  церкви.  Лики  святых  и  ангелов,  коими  я  прежде  восхищался,  теперь  нестерпимо  мучили  меня.  Она  обратили  на  меня  свои  взоры  и  исказили  выражения  лиц.  Я  с  ужасом  наблюдал,  как  они  вопят  в  своем  молчании,  как  плачут  кровавыми  слезами  о  моей  душе  и  как  адский  огонь  пожирает  их  нимбы  у  меня  на  глазах.  Они  отдают  эту  жертву  Дьяволу!  Они  открыто  проклинают  меня  за  то,  что  отдают  эту  жертву.  Их  лица  по-прежнему  смотрят  на  меня  сквозь  пламя,  а  беззвучные  вопли  с  нарастающей  силой  звучат  в  моих  ушах,  и  проклятья  их  бьют  ключом  в  той  агонии,  в  том  хаосе,  что  возгорелся  на  поле  битвы  за  мою  душу.  
           Поразительно!  Мы  так  легко  способны  запятнать  свою  душу,  невзирая  на  то,  что  где-то  в  запредельном,  непостижимом  мире  ангелы-хранители,  стражи  врат  Рая  рьяно  борются  за  ее  спасение,  жертвуют  своим  бессмертием,  чтобы  наши  души  были  достойны  хвалы  Господа;  они  отворачиваются  от  Рая  и  шагают  в  огонь,  чтобы  обратить  наши  взоры  к  добродетели  и  заставить  покаяться  в  совершенных  нами  грехах,  и  полюбить  жизнь,  и  убояться  Зла,  как  писано  в  Библии.  Мы  грешим  уже  тем,  что  позволяем  нашим  ангелам  умирать  столь  бессмысленно,  словно  сказочным  феям  в  тот  миг,  когда  очередной  ребенок  скажет:  «Я  не  верю  в  фей!»
           «Я  не  верю  в  Бога!»  -  говорим  мы,  и  убиваем  очередного  Ангела.  
           «Я  не  верю  в  Бога!»  -  говорим  мы,  и  впускаем  грех  в  свои  души.
           «Я  не  верю  в  Бога!»  -  сказал  я,  но  в  последний  момент  осекся,  усомнился  в  своих  словах,  и  теперь  моя  душа  не  угодна  и  Дьяволу.  Ведь  это  душа  труса,  который  восхвалял  свои  возможности  отречься  от  Бога  и  служить  Дьяволу,  но  человеческий  страх  превозмог  и  навсегда  перекрыл  ему  дорогу  в  Ад.  Теперь  Господь  не  примет  его  душу,  а  Дьяволу  не  нужны  трусливые  подданные.  
           Я  согнулся  от  острой  боли,  пронзившей  меня  в  солнечное  сплетение,  и  обхватил  голову,  стараясь  унять  нещадные  звуки  разбушевавшегося  органа  и  изнывающей  скрипки,  но  они  все  так  же  звучали  в  моем  воображении,  как  видна  была  кровь  на  глазах  святых.  Она  стекала  неустанным  потоком  по  их  одеждам,  пачкала  руки  и  босые  ноги,  заливала  глаза  и  слепила  их,  точно  ржавчина,  разъедающая  железо.  Мне  хотелось  кричать,  но  голос  мой  был  приглушен  и  я  мог  кричать  лишь  в  мыслях,  как  известно,  не  доступных  людям.  Я  кричал,  звал  на  помощь,  умолял  о  скорой  смерти,  но  никто  не  слышал  меня  –  ни  люди,  ни  святые.  Очевидно,  вот  он  –  мой  Ад:  кричать  без  крика,  петь  без  песни,  плакать  без  слез  и  жить  без  жизни.  Вот  оно,  то,  что  люди  называют  Адом  –  жить  без  жизни,  когда  она  проходит  мимо  тебя,  подмигивая,  словно  смазливая  кокетка,  но  в  действительности  –  расплата  за  удовольствия,  не  приносящие  счастья.  Ведь  удовольствие  и  счастье  не  одно  и  то  же.  Истинное  счастье  в  том,  что  приносит  разочарование,  в  том,  что  стареет  и  умирает,  в  том,  что  не  вечно.  Удовольствие  похоже  на  уличную  девку,  которую  можно  сманить  за  грош,  но  в  следующий  раз  она  покажется  грязной,  и  сманивший  ее  в  начале  опостынет  к  ней.  А  затем  найдет  другую  и  также  оставит  ее,  как  и  всех  последующих  за  ней.  Это  вечный  замкнутый  круг  мимолетных  удовольствий,  не  сравнимых  со  счастьем,  например,  оказывать  помощь  нуждающимся  или  не  ведать  боли,  или  жить  в  гармонии  с  природой  и  природой  в  себе,  или  любить…
           Этот  круговорот  мыслей  привел  меня  в  полуобморочное  состояние,  и  я  уже  едва  различал  голоса  гостей  и  их  образы.  Я  услышал,  что  священник  замолчал  и  приложил  крест  к  моему  челу.  Я  почувствовал,  как  Лора  отдалилась  от  меня,  глядя  в  упор  и  не  понимая  случившегося.  
           Наконец,  я  услышал,  как  смолкают  звуки  и  реальные  и  воображаемые.  Наступает  тишина.  Глаза  мои  яснеют,  и  я  вижу  окружающих  все  четче  и  четче.  Священник  отнимает  крест  и  возвращается  за  алтарь.  Он  открывает  книгу  на  том  месте,  где  остановился  и  продолжает  читать.  Гости  возвращаются  на  свои  места,  а  Лора  приближается  ко  мне  и  становится  лицом  к  алтарю.  Я  вижу,  как  моя  смерть  в  некотором  роде  подняла  на  дыбы  всех  и  вся,  но  так  же  внезапно,  как  всколыхнулось  все  сущее,  так  же  резко  и  поникло.  Точнее,  осело,  пришло  в  норму,  вернулось  на  круги  своя.…  Как  же  так!??  Здесь  покойник!  А  мир  не  останавливается,  чтобы  отдать  ему  последний  почет,  чтобы  отпустить  грехи  и  благословить  на  вечный  сон.      
           Почему  же  этот  мир  не  останавливается!??..
           Почему  же  этот  мир  не  скорбит?..
           Почему  же  люди  больше  не  скорбят?..
           Почему?
 Стойте!  –  Закричал  я  священнику,  и  он  снова  прервал  речь.  На  его  лице  проступила  гримаса  негодования.
Наступила  тишина.  Гости  замерли  в  недоумении.  Но  Лора…  Лора  была  на  удивление  спокойна.  Она  делала  вид,  будто  церемония  бракосочетания  продолжается,  и  даже  не  посмотрела  на  меня.  Мне  стало  не  по  себе  от  ее  молчания.  В  этот  момент  священник  спросил  меня:
 Что  с  тобой,  сын  мой?
 Молчите,  святой  отец!  Господь  не  хочет,  чтобы  Вы  говорили  со  мной.  –  Дерзнул  я,  а  затем  обратился  к  Лоре,  -  Лора,  милая  моя  Лора,  прошу,  поговори  со  мной!  Взгляни  на  меня.
Но  она  была  не  в  силах.
 Я  причинил  тебе  много  боли,  милая  моя  Лора,  но  я  должен  прекратить  это  раз  и  навсегда!  Ты  больше  не  должна  страдать  по  моей  вине,  а  я  не  должен  неволить  тебя  клятвами.  Потому,  прошу  тебя  об  одном:  суди  меня  по  всей  строгости,  но  не  держи  зла  за  то,  что  оказываюсь  причинять  зло  тебе;  не  кори  за  то,  что  моя  любовь  к  тебе  столь  велика,  что  я  считаю  безумием  связывать  свою  жизнь  со  мной.  Ты  еще  будешь  счастлива,  о,  Лора  –  моя  нежная  голубка,  мой  цветок  –  ты  забудешь  меня,  как  дурной  сон,  а  я  взмолюсь  к  Господу,  чтобы  он  помог  тебе  забыть  скорее.  Услышала  ли  ты  мои  слова?
 Я  услышала.
 Признаться,  я  не  ждал  многословия,  но  твое  молчание  убивает  меня  верней  кинжала!
 Я  не  держу  зла.  Но  с  чего  ты  взял,  что  я  не  буду  страдать,  ведь  я  люблю  тебя?  –  Приглушенным  упадочным  голосом  проговорила  она  и  на  мгновение  умолкла,  -  с  чего  ты  взял,  что  я  хочу  забыть  тебя,  с  чего  вдруг  ты  станешь  просить  за  меня  Господа?  Разве  я  давала  тебе  позволение  просить  за  меня?  Разве  ты  имеешь  право  решать,  что  для  меня  лучше,  словно  я  слепа  и  безъязыка?  Кто,  ответь,  кто  дал  тебе  такое  право?!!
 Я  не  нуждаюсь  в  разрешении  уберечь  тебя  от  Зла!
 А  если  я  хочу  познать  сие  Зло?
При  этих  опрометчивых  словах  я  сорвался  и  ударил  ее.  Видит  Бог,  какую  боль  я  испытал  в  тот  момент,  а  затем  в  момент,  когда  она  посмотрела  на  мене  иным,  не  знакомым  взором,  некогда  полным  любви  и  нежности.
 Прости  меня,  Лора!
 Не  трогай!!!  –  Вскричала  она,  и  крик  ее  волной  прокатился  в  стенах  церкви,  удалившись  ввысь  и  с  грохотом  опав  наземь.  Потом  стих  и  исчез,  как  затихает  ветер,  и  исчезают  звезды  с  первым  лучом  солнца.  
 Быть  может,  это  к  лучшему.…  Теперь  ты  можешь  не  простить  меня  и  уйти  с  миром.
 Что  ж,  если  ты  так  страстно  жаждешь  избавиться  от  меня,  отныне  ты  свободен  от  своей  клятвы!
 Лора!..
 Свободен!  
 Лора…
 Надеюсь,  теперь  ты,  наконец,  будешь  абсолютно  счастлив.
Я  опустил  голову,  а  она  добавила:
 …со  своей  матерью.
И  тут,  словно  громом  ударило  меня  болезненное  напоминание.  Я  поднял  голову  и  широко  открыл  глаза.  Мне  все  время  казалось,  что  я  сумею  отыскать  в  ее  лице  что-то  такое,  что  выдаст  мне  ее  догадки.  Догадывалась  ли  она  о  чем-либо?  А  может,  знала,  но  по  свойственной  ей  манере,  скрывала  свое  знание?  Меня  мучило  неведение.  Мучила  тоска  по  ее  приязни  ко  мне,  по  ее  любви  и  ласкам.  Ах,  как  хотелось  мне  вернуть  этот  взгляд,  что  еще  несколько  минут  назад  пытался  понять  мое  противоречие!
           Лора  в  последний  раз  посмотрела  на  меня  с  укоризной  и  быстрым  шагом  вышла  из  церкви,  сбросив  на  ходу  белоснежную  фату,  которая  с  легкостью  соскользнула  с  волос  и  беззвучно  упала  на  пол.  Гости,  шокированные  происшествием,  оглянулись  ей  вслед,  а  затем  одновременно  обратили  свои  взоры  ко  мне.  Я  стоял  там,  на  возвышенности,  у  алтаря  и  внимательно  рассматривал  каждого  из  них.  Я  знал,  что  они  все  осуждают  меня.  Но  вправе  ли  они  осуждать?..
           Вон  та  пожилая  леди  в  третьем  ряду  –  вдова,  оставленная  внуками  за  ее  скверный  нрав.  А  вон  тот  господин  средних  лет  сидит,  почесывая  виднеющуюся  лысину,  и  думает  о  том,  как  прожить  оставшиеся  дни,  насладившись  жизнью  в  полной  мере.  Скоро  стемнеет,  и  он  отправится  в  ближайший  бордель,  чтобы  получить  свою  память,  незабвенную  и  лихую,  которая  не  досталась  ему  в  молодости.  А  прямо  от  меня  в  седьмом  ряду  сидит  милая  молодая  леди,  мечтающая  выйти  замуж  за  первого  встречного,  лишь  бы  навсегда  покинуть  родительским  дом,  где  живет  ненавистная  мачеха.  А  за  ней  женщина,  отравившая  свою  сестру  из  ревности,  но  благодаря  выгодному  для  нее  стечению  обстоятельств,  избежавшая  наказания;  слева  от  нее  –  маленькая  девочка,  которая  каждый  день  видит,  как  отец  избивает  ее  мать,  а  справа  –  мальчик-подросток,  размышляющий  о  самоубийстве  из-за  неразделенной  любви.  Впереди  сидят  трое  друзей,  один  из  которых  проиграл  двум  другим  крупную  сумму  в  покер  и  раздумывает  о  том,  где  взять  деньги,  а  они  в  это  время  помышляют  о  новом  методе  шантажа,  чтобы  вытрясти  у  него  эту  плату.  Сзади  сидят  два  брата,  один  из  которых  влюблен  в  жену  другого,  и  эта  любовь  взаимна.  В  свою  очередь  другой  брат  ни  о  чем  не  догадывается,  и  беззаветно  предан  своей  жене-изменнице.  И  так  я  мог  бы  продолжать  до  бесконечности.  Но  к  чему?
           Мы  сами  знаем  не  хуже  наши  пороки  и  добродетели,  мы  знаем,  что  идеал  –  это  иллюзия,  а  религия  –  суррогат  веры,  все  мы  –  скептики,  но  на  глазах  у  всевидящего  ока  общества  выражаем  свой  оптимизм  во  всей  красе  и  стараемся  блеснуть  изысками  друг  перед  другом.  Одно  это  уже  –  порок.  Мы  стараемся  унизить  человека,  если  он  в  чем-то  непохож  на  нас  или  не  согласен  с  нами  по  кому-либо  поводу;  мы  стремимся  завоевать  расположение  именитых  особ,  которых  мы  ненавидим,  чтобы  обеспечить  положение  в  обществе,  которое  мы  презираем.  Мы  закрываем  глаза  на  крупные  недостатки  тех,  кто  может  быть  нам  полезен,  а  в  это  время  угнетаем  за  незначительные  проступки  тех,  кто  не  сможет  дать  нам  отпор.  
           Так  смеем  ли  мы  судить  «порочных»  людей,  в  том  время  как  сами  далеко  не  святы?
           Смеем  ли  мы  упрекать  в  атеизме,  если  сами  не  имеем  Бога  в  сердце?
           Можно  ли  говорить  об  идеале,  стремиться  к  нему,  совершая  в  это  время  одно  за  другим  преступления,  и  зная,  что  они  останутся  безнаказанными.  Будь  то  физические  преступления  или  моральные  –  не  важно,  они  все  на  нашей  совести.  
           Так  смеем  ли  мы  судить,  если  сами  достойны  осуждения?..
           Когда  мы  клянемся  кому-то  в  преданности  или  в  любви,  или  в  честности  своих  помыслов,  мы  готовы  сделать  все,  что  угодно,  только  бы  нам  верили.  Мы  готовы  даже  преступить  свои  клятвы,  чтобы  в  них  поверили.  Иногда  эта  игра  на  судьбах  заходит  слишком  далеко,  и  мы  уже  не  отличаем,  где  заканчивается  фантазия  и  начинается  реальность.  Ступив  в  круг  порока  однажды,  мы  уже  не  сможем  выбраться,  но  осуждать  кого-то  в  большей  грешности,  чем  наша,  мы  не  имеем  права.  Каждый  из  нас  неидеален,  каждый  имеет  определенные  недостатки,  но  с  тем  каждый  из  нас  знает  свой  Ад,  даже  если  тщательно  скрывает  это  знание.  Но  главный  вопрос  в  другом:  если  все  грешны,  как  же  тогда  определить  святого?  Ответ  прост:  святость  –  это  мера  совести.  Иными  словами  святость  –  это  самые  страшные  пороки,  которые  мы  совершаем  в  мыслях.  И  мы  измеряем  свою  святость  тем,  что  размышляем,  как  поступили  бы  в  той  или  иной  ситуации.  Мы  определяем  свою  добродетель  не  тем,  что  мы  совершили,  а  тем,  на  что  мы  способны  пойти  ради  определенной  цели.  Как  правило,  люди,  размышляющие  об  этом,  святы.  Если  человек  думает  о  том,  чтобы  совершить  грех,  он  никогда  не  совершит  его.  Поверьте,  грешник  не  думает.  Он  просто  совершает,  но  праведник  –  совсем  другое  дело.  Он    оставляет  свой  гнев  в  себе  и  в  процессе  размышления  над  причиной,  вызвавшей  его    гнев,  рассеивает  его,  как  пыль,  не  оставляя  ни  единой  возможности  для  себя  осуществить  акт  мести  и  таким  образом  согрешить.  Если  же  грех,  о  котором  мы  размышляем,  не  касается  отмщения,  мы  анализируем  его  по  крупицам,  разбираем  на  части,  как  атомы  вещества  и  упорно  ищем,  чем  можно  заменить  тот  или  иной  атом,  сложив,  таким  образом,  мозаику  в  пользу  добродетели.
           Да,  я  смотрел  на  этих  людей  с  возвышенности,  у  алтаря  и  видел  их  взгляд,  такие  одинаковые  английские  взгляды,  почти  ничего  не  выражающие,  холодные  и  бесстрастные.  Но  я  видел,  что  все  они  осуждают  меня,  и  понимал,  что  я  –  единственный  в  этой  церкви  святой  грешник,  прощение  этих  людей  для  которого  было  бы    самым  скверным  унижением,  гораздо  более  скверным,  нежели  их  презрение.  Они,  эти  грешники,  не  смеют  прощать  меня!  Они  не  смеют  прощать  меня!  А  я  простил  их  в  тот  же  миг,  как  поднял  свой  взор.  
           Радуйтесь,  грешники!  Я  простил  вас!  Я  простил  вас!..

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=432890
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 22.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 26

Глава  26

           Последние  несколько  дней  до  женитьбы  мы  с  Лорой  жили  вместе  в  ее  квартире  не  так  далеко  от  моего  дома,  как  хотелось  бы,  но,  так  или  иначе,  я  не  виделся  со  своей  матерью  вплоть  до  знаменательного  дня.
           Перед  свадьбой  Лора  все  время  была  озабочена  приготовлениями,  которые  она  полностью  взяла  на  себя,  а  я  только  кивал  и  соглашался  с  ее  выбором  относительно  оформления  свадебного  букета,  сервировки  стола,  отделки  зала,  украшения  россыпью  цветов  белого  кабриолета,  о  котором  мечтала  Лора.  Я  ничему  не  возражал,  так  как  мои  мысли  были  далеко,  впрочем,  как  и  я  сам.  После  той  ночи,  когда  я  предал  ее  в  очередной  раз,  я  все  время  думал  о  матери.  Ее  образ  то  и  дело  восставал  передо  мной  и  долго  не  покидал  воображение,  заставляя  бродить  из  угла  в  угол  по  комнате  в  ночи,  пока  Лора  спала;  часами  сидеть  в  ванной,  притворяясь,  будто  читаю  занимательную  статью  в  случайно  попавшей  сюда  свежей  газете;  и  бормотать  что-то  невнятное  каждый  раз,  когда  я  прокручивал  тот  вечер,  восстанавливая  в  памяти  утраченные  детали.  Надо  отдать  должное  моей  невесте,  -  она  ни  разу  не  упрекнула  меня  в  невнимательности  по  отношению  к  ней,  рассеянности  и  вялости.  От  этого  мне  становилось  еще  больнее,  и  я  день  ото  дня  казнил  себя  за  то,  что,  вероятно,  ломаю  ее  жизнь.
           Однако  угрызения  совести  и  частые  всплески  сострадания  не  помешали  моим  планам  жениться  на  Лоре.  В  день  свадьбы  она  позвала  своих  подруг,  однокурсниц,  чтобы  те  помогли  ей  со  свадебным  туалетом  и  поддержали  в  минуты  особо  волнительные.
           Я,  в  свою  очередь,  пригласил  нескольких  друзей  из  университета  только  чтобы  соблюсти  традицию  мальчишника,  ведь  на  самом  деле  я  старался  остаться  наедине  со  своими  мыслями,  подготавливаясь  к  тому,  что  на  церемонии  я  вновь  увижу  ее…
           И  встреча  действительно  состоялась,  но  раньше,  чем  я  надел  обручальное  кольцо  на  палец  Лоре.  Это  случилось  почти  одновременно  с  тем  как  случилось  это.  
           Церемония  венчания  должна  была  проходить  в  церкви  святого  Августина,  славившейся  особой  аурой  святости  и  большой  популярностью  среди  населения  графства  Оксфордшир  и  нескольких  соседних.  Этот  слух  коснулся  и  моих  друзей,  посоветовавших  нам  именно  эту  церковь.  В  сущности,  я  бы  не  возражал,  будь  то  хоть  нестандартное  бракосочетание  без  венчанья,  но  для  Лоры  этот  религиозный  обряд  был  не  просто  традицией  первого  брака,  но  и  важной  вехой  ее  семейной  истории.  Она  говорила  мне,  что  мечтает  о  том,  как,  доставая  наш  свадебный  альбом  через  десять  или  чуть  больше  лет,  покажет  нашим  детям,  как  сильна  наша  любовь  и  верность  друг  другу  перед  лицом  Господа  и  дома  Божьего.  Признаться,  эти  слова  заставили  меня  проникнуться  еще  большей  нежностью  к  ней,  но  с  тем  и  стократной  ненавистью  к  самому  себе.  Как  я  мог  возражать  ей  после  столь  отчаянной  мольбы  венчаться  в  церкви,  глядя  в  лицо  священнику,  когда  он  задаст  главный  вопрос,  ощущая  на  себе  сотни  взглядов  ангелов  и  святых,  ставших  на  служение  Богу?  Естественно,  отказать  ей  в  такой  просьбе  было  невозможно.  
           С  виду  церковь  святого  Августина  ничем  не  отличалась  от  других  (насколько  мне  было  известно,  ведь  после  моего  последнего  визита  в  дом  Божий  прошло  уже  более  десяти  лет).  Внутри  все  было  как  и  полагается:  иконы,  пропитанные  запахом  ладана,  тонкие  восковые  свечи  (желтые,  белые),  похоже  недавно  зажженные,  поскольку  каждой  оставалось  больше,  чем  по  половине.  Еще  в  глаза  бросались  дубовые  лавки  и  роскошный  сверкающий  алтарь  в  центре  на  возвышенности,  накрытый  чудесно  вышитыми  золотистым  люриксом  полотнами.  Справа  располагались  несколько  кабинок  для  исповеди,  зарешеченные  ромбовидным  узором,  а  рядом  с  последней  кабинкой  у  самого  входа  стоял  ящик  для  пожертвований,  наполовину  полный  бумажными  денежными  купюрами,  размер  которых  довольно  ясно  сказал  мне,  что  эта  церковь  действительно  пользуется  спросом  среди  прихожан.
           До  начала  церемонии  оставалось  больше  часа,  но  я  приехал  раньше,  чтобы  присмотреться  к  обстановке  и  побыть  наедине  с  собой,  что  практически  не  удавалось  мне  последние  несколько  дней.  Со  мной  приехали  некоторые  из  моих  университетских  друзей,  но,  прежде  чем  войти  в  церковь,  они  решили  прогуляться  по  окрестностям.  Я  попросил  их  сделать  это,  чтобы  дать  мне  возможность  настроиться  на  осознание  перехода  к  новой  жизни,  как  принято  говорить  у  будущих  супругов.  Глупо  на  самом  деле  говорить  о  браке,  как  о  «новой  жизни».  Да,  брак  –  это  что-то  новое,  что-то,  чего  раньше  не  приходилось  постигнуть,  какие-то  детали,  которые  недоступны  холостякам,  но  никак  не  новая  жизнь,  как  будто  все,  что  было  до  этого,  перечеркнуто,  забыто  и  невозможно.  Это  нелепое  словосочетание,  должно  быть,  придумано  женщинами,  для  которых  потеря  невинности  –  это  шаг  в  новый  мир,  полный  наслаждений  и  удовольствий;  для  которых  кольцо,  надетое  в  день  свадьбы  –  символ  вечной  любви  и  верности,  что  впоследствии  оказывается  лишь  иллюзией;  для  которых  наличие  собственного  жилья,  постоянного  партнера  и  детей  свидетельствует  о  нерушимости  безоблачного  счастья  и  об  идеале  окружающего  мира.  Все  это  так  потому,  что  женщины  в  своем  преобладающем  большинстве  считают:  если  дом  прибран,  муж  сыт,  а  дети  тихонько  играют  со  своими  куклами,  значит,  жизнь  удалась,  а  значит  и  не  к  чему  больше  стремиться,  нечего  постигать  и  ждать  от  жизни  чего-то  большего,  чем  уже  есть.  Судя  по  «картинке»,  они  думают,  что  светлое  будущее  наступает  с  приобретением  «ярма  замужества»,  но  где  оказываются  их  глаза,  когда  чисто  прибранный  дом  становится  пустым  и  холодным,  несмотря  на  то,  что  он  полон  детей,  где  их  улыбка,  когда  они  начинают  подозревать  измену  мужа  и  постепенное  его  отстранение  от  семьи,  где  их  звонкие  трели  и  смех,  когда  дети,  которые  совсем  недавно  играли  в  куклы,  теперь  играют  со  смертью,  балуясь  наркотиками  или  вовлекаясь  в  преступные  начинания?  Почему  тогда  они  не  говорят,  что  счастливы,  ведь  у  них  все  еще  есть  штамп  в  паспорте  и  кольцо  на  безымянном  пальце  правой  руки?  Почему  тогда  они  начинают  задумываться  о  чем-то  другом,  кроме  личного  счастья,  например,  о  том,  как  падает  фантазия  и  наступает  реальность,  о  том,  как  заканчиваются  сны  и  вянут  розы,  когда-то  подаренные  возлюбленным?  Порою,  женщины  так  наивны  и  эгоистичны,  что  хочется  дать  им  желаемое  безо  всякой  на  то  причины,  чтобы  защитить  от  реальности,  чтобы  уберечь  от  пробуждения  и  главное  –  построить  свою  иллюзию  о  том,  что  они  могут  оставаться  такими  вечно.  Вопреки  стойкости  нрава,  хочется  знать,  что  в  мире  еще  есть  женщины,  для  которых  счастье  состоит  в  чистом  белье  и  умело  приготовленном  семейном  ужине,  хочется  верить,  что  любая  женщина  может,  если  не  всегда,  то,  по  крайней  мере,  долгое  время  оставаться  нимфеткой,  нежной,  как  лепестки  орхидеи,  прекрасной,  как  зоря  и  невинной,  как  капли  утренней  росы.  Иногда  мы  удовлетворяем  свой  эгоцентризм  верой  в  эту  иллюзию  для  того,  чтобы  иметь  силы  верить  в  саму  жизнь,  не  сломаться  на  пути  к  достижениям  и  свершениям,  силы  творить  и  мудрость  вкушать  плоды  своих  творений,  а  женщина…одно  это  слово  дает  нам  образ,  который  мерцает  вдали,  как  ориентир,  уверяющий  нас,  что  мы  довершим  свой  путь,  не  утратив  факела.
           Итак,  все  было  явно  приближено  к  тому,  что  наивен  был  я,  как  глупая  школьница,  отвергнувшая  влюбленность  мальчишки,  так  сильно  ей  нравившегося  из-за  нелепой  гордыни,  о  которой  многие  жалеют  всю  свою  жизнь.  Я  остался  один  в  тишине.  Я  внимал  ее  звукам  и  наслаждался  их  умеренностью.  О,  как  бы  я  хотел  вовсе  не  слышать  их!  Но  так,  увы,  не  бывает.  Звуки  наполняют  нашу  жизнь  повсюду,  куда  бы  мы  ни  пошли,  где  бы  ни  останавливались,  -  всюду  нас  сопровождают  они,  подобно  верным  друзьям,  которые  по  обыкновению  навязчивы.  Так  мы  можем  слышать  едва  различимые  звуки  шагов  по  гладкому  асфальту,  трепет  сердца  в  груди,  предвещающий  что-то  дурное,  дребезжание  губ,  когда  они  таят  несказанные  фразы,  даже  наше  собственное  дыхание,  если  мы  все  еще  живы.  Лишь  мертвые  не  слышат  звуков,  а  я  все  еще  был  жив,  но  по  тому,  как  резко  убавилось  мое  мироощущение,  я  понял,  что  имею  неплохие  шансы  вскоре  присоединиться  к  ним.
           С  тем  я  вышел  на  задний  двор  и  увидел  соседнее  здание,  напоминающее  громадную  ледяную  глыбу,  в  темно-синих  тонах,  с  разбитыми  стеклами  и  непробиваемой  чернотой  в  оконной  пустоте.  Я  подошел  к  обветшалой  двери  и  взялся  за  ручку,  которая  едва  держалась  на  месте.  Я  аккуратно  обнял  ее  ладонью,  и  она  тот  час  же  задрожала  в  моих  руках.  О,  Боже,  я  даже  затаил  дыхание,  воображая,  что  смогу  удержать  ее  от  падения,  но  как  только  я  повернул  ее  вправо,  чтобы  открыть  дверь  во  тьму,  последний  гвоздь,  державший  ее  вдруг  выскользнул,  и  дверная  ручка  в  один  миг  оказалась  в  моей  руке.  Я  с  ужасом  бросил  ее  наземь,  лихорадочно  вытирая  ладони,  как  будто  хотел  стереть  кровь  или  смолу,  прикипевшую  к  коже.  Я  представил  мою  душу,  точно  так  же  висящую  на  волоске,  не  живую  и  не  мертвую,  но  уже  почти  оторванную  от  моего  тела,  застрявшую  где-то  между  двумя  мирами,  и  медленно  увядающую,  как  цветы  розана.  
           Я  очутился  в  этом  здании  примерно  через  мгновение,  как  отворил  дверь.  Меня  пронзила  холодная  тьма,  и  я  стал  поспешно  искать,  где  здесь  можно  включить  свет.  Когда  моя  рука  напала  на  выключатель,  я  щелкнул  по  пластиковой  покрышке  в  ожидании  вспышки,  но  ничего  не  произошло.  Свет  не  загорелся,  а  я  так  и  остался  стоять  в  тишине,  звуки  которой  постепенно  таяли  в  ней.  Тогда  я  пошел  на  ощупь,  спотыкаясь  через  что-то  острое  и  твердое  на  полу,  похожее  на  старый  хлам.  
           Очевидно,  это  здание  было  заброшенным,  реконструкция  которого  являлась  в  данное  время  несрочной  или  вовсе  оставленной.  Я  продвигался  к  центру,  стараясь  не  порвать  смокинг  и  не  повредить  ноги  в  сплошном  хаосе  ненужных  вещей  и  пыли.  Пару  раз  я  чихнул,  услышав  отдаленное  эхо  в  пустых  стенах,  которое  звонко  прокатилось  и  мимолетно  ушло  в  небытие,  как  и  прошлое  этого  здания,  которое,  судя  по  всему,  когда-то  имело  огромное  значение  для  церкви  и  для  всех,  кто  приходил  сюда  побыть  наедине  с  Богом.  Признаться,  я  никогда  не  был  особо  верующим  человеком,  но  при  жизни  няни,  она  водила  меня  каждую  неделю  по  воскресеньям  слушать  проповеди  обожаемого  ею  священника,  а  также  на  все  религиозные  праздники  и  важные  даты  в  ее  собственной  жизни,  которые,  как  она  говорила,  стали  переломными  или  роковыми.  Само  собой,  я  ей  не  перечил,  да  и  мне  самому  приятно  было  доставить  ей  радость,  притворившись,  что  мне  действительно  это  интересно.  Да,  я  обращался  к  Богу  и  не  раз,  как,  наверное,  каждый  человек  в  этом  мире,  независимо  от  того,  атеисты  мы  или  богомолы.  Чаще  всего  эти  обращения  имели  место  быть  с  целью  просьбы  или  пожелания  свершиться  чему-нибудь,  имеющему  для  меня  особое  значение,  но  я  никогда  не  желал  чего-то  действительно  важного,  чего-то,  что  изменило  бы  мою  жизнь  или  жизни  близких  мне  людей.  Я  никогда  не  просил  продлить  жизнь  моей  няни  хотя  бы  на  несколько  дней,  не  просил  душевного  спокойствия  для  себя,  чтобы  на  один  день  забыть  о  суете  и  погрузиться  в  праведные  размышления.  Ничего  подобного!  Я  лишь  попросту  «транжирил»  обращения  к  Богу,  как  фантики,  не  задумываясь  над  тем,  что,  возможно,  когда-нибудь  мне  может  понадобиться  Его  настоящая  помощь.  
           Когда  я  подошел  к  центру,  то  сразу  же  наткнулся  на  нечто  холодное  и  твердое,  некую  плоскую  поверхность  из  каменного  или  металлического  материла,  что-то,  что  заставило  меня  остановиться,  что  в  одно  мгновение  развеяло  мои  мысли.  Я  остановился  и  положил  обе  ладони  на  эту  плоскость,  отперевшись  на  руки  всем  телом,  чтобы  перевести  дыхание.  Я  закрыл  глаза  и  сделал  глубокий  вдох  как  можно  тише,  чтобы  не  пришлось  раньше  срока  вернуться  туда,  откуда  хотелось  сбежать.
           Глупец,  я  полагал,  что  это  время  будет  длиться  вечно,  что  реальность,  оставленная  там,  за  дверью,  оставит  и  меня,  но  как  я  был  наивен,  как  наивен!..
           Через  минуту  я  услышал  шорох  чьих-то  шагов  у  себя  за  спиной  и  это  была  не  фантазия  –  я  в  самом  деле  их  слышал.  Я  обернулся,  но  в  темноте  здания  мог  разглядеть  только  черный  силуэт  женщины,  стоявшей  на  пороге.  Однако  даже  по  форме  силуэта,    догадался,  что  это  была  она…
             Моя  мать.…  Сегодня  она  была  необычайно  прекрасна,  как,  впрочем,  и  всегда,  мила,  учтива,  улыбчива,  но  лишь  я  один  знал,  что  скрывают  эти  прелести  женской  вежливости  и  обаяния.  Она  медленно  переступила  порог,  а  я  замер  в  надежде,  что  она  не  заметит  меня  и  уйдет.  Но  тут  она  потянулась  к  стене  и,  нащупав  выключатель,  щелкнула  по  покрышке.  В  глаза  мне  ударил  яркий  свет,  и  я  невольно  сощурился.  Теперь  я  мог  разглядеть  ее  детально.  На  ней  было  синее  искрящееся  платье  с  открытым  декольте  и  глубокими  фалдами  по  кругу.  Платье  скрывало  весь  стан,  опускалось  наземь  волочащимся  позади  шлейфом  и  расхожими  ажурными  тканями  поверх  основного  платья.  Из-под  платья  виднелись  синие  туфельки  строгого  матового  оттенка  с  чуть  заметным  перламутровым  отливом.  В  руках  она  держала  синюю  сумочку  с  маленьким  черным  бантом,  а  на  ее  руках  белели  длинные  перчатки,  обтягивающие  тонкие  пальцы  и  милую  маленькую  кисть  так  легко  и  непринужденно,  что  казалось,  они  состояли  из  воздуха,  обрамляющего  руки.
           Она  сделала  несколько  шагов  ко  мне  навстречу  и  остановилась.
 Что  ты  здесь  делаешь  в  темноте?
 Искал  выключатель,  но,  очевидно,  тот,  что  попался  мне,  был  сломан.
 Здесь  только  один  выключатель.  
 Определенно  нет.
 Он  один.  Взгляни!
Я  перевел  взгляд  на  стену  и  убедился  в  ее  правоте.
 Значит,  я  недостаточно  нажал  на  покрышку.
 Значит  недостаточно.  –  Четко  проговорила  она  и  приблизилась  еще  на  несколько  шагов.  Я  поежился  и  отступил  на  один  шаг  в  сторону,  намереваясь  обойти  нечто  холодное  и  твердое,  что  теперь,  как  я  мог  убедиться,  оказалось  большим  столом,  на  который  обычно  ставят  гробы  во  время  первой  части  похоронной  церемонии,  когда  священник  проводит  обряд  отпевания  по  усопшему,  а  те,  кому  он  был  дорог,  изливают  свою  скорбь  в  речах.
 Не  беги  от  меня,  -  взволновано  взмолилась  она,  и  потянулась  ко  мне,  -  я  не  вынесу,  если  ты  сейчас  уйдешь.
 Я  должен  идти  в  церковь.  
 Еще  есть  время.  Останься  со  мной.  –  Она  подошла  ко  мне  вплотную  взяла  мое  лицо  в  свои  ладони.  Я  ощутил  прохладу  шелка  и  закрыл  глаза,  вдыхая  призрачный  аромат  белого  олеандра  с  ее  запястья.  Это  был  тот  самый  аромат,  к  которому  я  всегда  испытывал  роковое  тяготение  и  который  пугал  меня  пуще,  нежели  ее  исконно  английская  манера  улыбаться  при  любых  обстоятельствах.
Почему  я  тоже  чувствовал  этот  запах?  Я  был  не  глуп  и  знал,  что  ни  одно  растение  в  мире  не  стоит  того,  чтобы  умереть  ради  мимолетной  прелести  вкусить  невообразимую  красоту  на  несколько  мгновений,  а  затем  пасть  безвестным,  прежде  опустошенным  болью  о  том,  что  не  нашлось  иных,  более  безопасных  пристрастий.  Так  умирают  те,  кто  ищет  внимания  к  своей  персоне,  зачастую  дамы,  стреляющиеся  у  всех  на  глазах  или  царицы,  принимающие  яд  в  своих  покоях  или  блудницы,  коих  отвергли  их  семьи.  Но  она…она  принимала  этот  яд  каждый  день,  дышала  им  во  всю  грудь  и  заставляла  дышать  меня  ради  своего  бессмертия.  Она  каким-то  образом  научилась  управлять  ядом,  сделав  его  безопасным  для  себя,  но  чрезвычайно  опасным  для  окружающих,  и  отравляла  им  все,  к  чему  прикасалась.  Ведь  этот  яд,  он  был  в  ней  самой,  в  ее  крови,  в  ее  теле,  он  растворялся  чуть  сладковатым  привкусом  на  ее  устах  и  зардевался  густым  румянцем  на  щеках.  Он  искрился  в  ее  глазах  и  выплескивался  через  ее  смех  или  когда  она  распускала  волосы.  Яд  стекал  вместе  с  ее  слезами  и  путался  в  ее  одеждах,  повторял  ее  телодвижения  и  так  каждое  мгновение  был  с  ней,  словно  тень,  сопровождающая  силуэт  в  солнечный  день.  Где-то  приглушенно,  мне  казалось,  я  слышал  даже  его  голос,  такой  мелкий  писк  со  скрежетом,  как  шипящее  на  сковороде  масло  или  скрип  несмазанной  двери.  С  недавнего  времени  я  поверил,  что  яд  в  человеке  имеет  не  только  силу  воздействовать  на  других,  но  и  форму,  и  звуки,  и  жизнь,  отдельную  от  нас,  жизнь,  которую  ему  дарят  наши  пороки  и  моральные  попущения.  Это  как  рожденное  исчадье  Ада,  ребенок  Розмари,  обладающий  плотью  и  кровью,  и  душой,  но  последняя  у  него  иссушена  и  скукожена,  как  изюм,  выпита,  как  бокал  некрепкого  хереса,  затравлена,  как  дикий  зверь.  Душа  эта  –  тень,  ускользающая  от  глаз,  но  имеющая  сильнейшую  власть  обладать  добродетелью,  изменять  ее  по  своему  подобию,  быть  может,  из  потребности  уничтожать  все,  что  благостно,  а  может  быть,  из  зависти,  что  сама  она  благой  не  будет.
           Но,  впрочем,  я  старался  отвести  мысли,  ведь  сейчас  я  мог  думать  только  о  ней,  стоящей  предо  мною,  как  изваяние  с  душой,  о  которой  я  мог  помыслить.  Я  медленно  отнял  ее  руки  и  выскользнул,  точно  из-под  прицела.  Она  резко  вскинула  головой  в  мою  сторону,  не  позволяя  уйти  от  взгляда.  Я  замер,  опустив  голову.
 Я  должен  идти  в  церковь.  
           Я  наблюдал,  как  она  молча  снимает  перчатки  и  кладет  их  на  стол.  Затем  расстегивает  платье  и  сбрасывает  к  ногам.  На  ней  надето  обворожительное  темно-синее  белье,  под  которым  виднеется  соблазнительная  персиковая  кожа.  Она  спускает  бретельки  нижней  кофточки  и  разрывает  кружева  у  самой  шеи…  
           С  этого  момента  я  мог  видеть  нечеткое  очертание  ее  груди,  едва  различаемое  под  нежной  плотной  тканью.  Она  села  на  стол,  закинув  ногу  на  ногу,  и  двумя  легкими  движениями  сбросила  поочередно  туфли.  Когда  ее  тело  было  свободно,  она  снова  протянула  ко  мне  руки,  на  сей  раз  без  перчаток,  даже  шелк  которых  грубее  ее  нежной  кожи.  Теперь  она  была,  как  роза,  нет-нет(!)  нежнее  всех  цветов  Земли!  Она  уже  не  пахла  белым  олеандром  –  кожа  ее  впитала  его  запах  до  последней  капли  и  стала  еще  прекрасней.  Яд,  умело  завоеванный  ею,  сделал  свое  дело.  Бессмертие  ей  дало  то,  что  убивает  других.  А  смерть  ее  была  бы  в  моем  бессмертии,  но  такового  ожидать  не  приходилось.  Пред  нею  я  всегда  был  смертен.  И  я  всегда  умирал  пред  нею  в  муках,  но  обесчещенным,  как  титулованная  дева,  отдавшаяся  врагу  вместо  того,  чтобы  убить  себя.  
 Ты  ведь  не  оставишь  меня…такую.  –  Шепотом  заговорила  она,  и  я  увидел  слезы  в  ее  глазах,  -  прошу  тебя,  останься  со  мной,  ведь  прежним  ты  уже  не  будешь.  Считай  это  проводами  твоей  души  в  мир  вечной  лжи,  с  которой  начинается  любой  брак.
Я  подбежал  к  ней  и  обнял  со  всей  горячностью,  прислонив  влажные  уста  к  ее  щеке,  и  глаза  мои  были  мокры  от  слез.
 Я  сочту  это  возрождением.  –  Проговорил  я  взахлеб,  словно  прощался  навсегда,  как  истинный  сын.  
Затем  я  отступил,  подобрал  с  пола  одежды  и  бросил  ей,  не  глядя.  Я  не  смог  бы  взглянуть  в  ее  лицо  даже  на  мгновение,  только  почувствовал,  что  она  испытывала  ярость.  Тогда  я  отступил  еще  на  два  или  три  шага  и  ринулся  к  выходу  изо  всех  сил,  что  было  мочи.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=432888
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 22.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 25

Глава  25

 Она  спит?
 Да.
 Как  тебе  это  удалось?
 Чего  не  сделает  мать  ради  того,  чтобы  побыть  наедине  со  своим  любимым  сыном?
 Я  ждал  этого  часа  весь  вечер.
Я  приблизился  к  ней,  обнял  за  талию  и  поцеловал  с  такой  пылкой  страстью,  что  сделал  ей  больно,  и  она  отпрянула,  коснувшись  пальцами  губ.  У  нее  шла  кровь,  и  я  подумал,  что  это  конец,  что  она  тот  час  же  отвергнет  меня,  и  мои  ожидания  окажутся  тщетными.  Но  она  вытерла  губы,  размазав  капли  крови  по  всей  руке,  и  подошла  ко  мне  вплотную.  Я  смотрел  в  ее  глаза,  и  мне  хотелось  пить  их  всю  ночь  до  рассвета,  ласкать  ее  тело,  вдыхая  острую  смесь  ароматов  эфирных  масел;  я  хотел  чувствовать  ее  прикосновения  на  своей  коже,  быть  в  ее  объятиях  и  не  сомкнуть  глаз  до  тех  пор,  пока  не  наступит  конец  Времени.  Но  так  не  могло  быть.  Единственное,  на  что  я  мог  рассчитывать  –  жалкие  несколько  часов  до  того,  как  Лора  разрушит  мои  фантазии  своим  пробуждением,  и  больше  ничего.  Боль  сознавать  свое  бессилие  и  превозмогать  над  своими  желаниями  стали  для  меня  темницей,  а  ее  вызывающие  наряды  и  прически  –  гремучей  смесью,  отравляющей  взор  дикой  похотью.
           Я  знал,  почему  она  молчит.  Наказывает  меня,  прекрасно  понимая,  как  мне  больно  беспомощно  стоять  под  прицелом  ее  опасного  очарования  и  сдерживать  себя  во  имя  греха,  которым  она  изредка  одаривает  меня  по  своему  усмотрению,  когда  ей  вздумается.  Она  видела  во  мне  наркомана,  готового  совершить,  что  угодно,  пожертвовать  чем  угодно,  унизиться,  как  угодно  –  лишь  бы  получить  очередную  дозу  за  полцены  или,  по  крайней  мере,  в  рассрочку.  О,  как  счастливы  те,  что  не  знает  губительной  зависимости  от  чего-либо  или  от  кого-либо  в  жизни,  кто  сам  себе  и  Бог,  и  хозяин,  и  раб;  кто  смело  делает  следующий  шаг,  зная,  что  делает  его  по  собственному  желанию,  а  не  потому,  что  он  должен  сделать  его,  чтобы  выжить.  Поистине  понять  меня  могли  лишь  зависимые  узники,  наркоманы,  нуждающиеся  в  опии  или  грешники,  испытывающие  пагубное  пристрастие  к  пороку.  
           Она  молчала,  выпивая  меня  по  капле,  глядя  в  глаза.  И  потому  первые  слова  сорвались  с  моих  губ:
 Тебе  больно?
 Не  хочешь  попросить  прощения?
 Я  не  стану  просить  прощения,  ведь  я  только  что  спас  тебя.
Она  прищурилась.
 Боль  заставила  тебя  почувствовать,  что  ты  еще  жива.
Она  молча  вглядывалась  в  мое  лицо  около  минуты,  а  затем  повелительным  тоном  сказала:
 Сними  рубашку.
Я  подчинился.  Когда  я  сбросил  одежду,  и  она  глухо  упала  к  моим  ногам,  женщина,  чьим  чарам  я  не  в  силах  был  противостоять,  схватила  со  стола  широкий  кухонный  нож  и  в  мгновение  ока  полоснула  мне  грудь.  Я  вскрикнул,  успев  заметить  только  сверкнувшее  лезвие  и  приглушенный  треск  металла,  ранившего  плоть.  
 Теперь  и  ты  знаешь,  что  все  еще  жив.  
После  недолгого  замешательства  я  ощутил,  как  горячая  кровь  разливается  во  всем  теле,  и  приблизился  к  ней,  стараясь  забрать  холодное  оружие  из  ее  горячих  рук.  Она  резко  вывернулась,  но  я  обхватил  ее  стан  одной  рукой,  обездвижив  его,  и  силой  вытащив  нож  из  ее  цепких  пальчиков,  швырнул  в  другой  конец  гостиной.  Вскоре  послышался  лязг  метала,  соприкоснувшегося  с  паркетом.  Она  смотрела  на  меня  глазами  напуганного  котенка,  но  в  них  горел  огонь  злости,  а  в  зеницах  читалась  все  та  же  необузданная  страсть,  жаждавшая  вырваться  наружу  и  захватить  все  сущее  в  паутину  черной  вдовы.  И  я,  не  дожидаясь  ее  слов,  сказал  ей  ровным  тихим  голосом:
 Теперь,  когда  мы  убедились,  что  оба  живы,  давай  не  будем  терять  драгоценные  минуты,  украденные  после  стольких  часов  томления!..  –  я  сжал  ее  в  объятиях  так  сильно,  что  чувствовал  бешеные  удары  ее  сердца  на  своем  теле,  -  дай  мне  почувствовать  твою  близость…  -  шепотом  произнес  я  и  стремительно  покрывал  поцелуями  ее  шею,  -  пойдем  наверх?
 Наверх?..  Зачем?  Тебе  не  по  душе  здешний  интерьер?
 Нет,  но…
 Тогда  в  чем  дело?  Я  хочу  стать  твоей  прямо  здесь!  –  Крикнула  она,  а  затем  неистово  засмеялась.
 Тише!..  Вдруг  она…  -  я  обернулся,  чтобы  посмотреть  на  спящую  на  диване  рядом  Лору.
 Она  ничего  не  услышит.  Мое  волшебное  зелье  еще  никогда  не  подводило,…да  и  три  таблетки  ксанакса  внушают  изрядное  доверие.  –  Снова  засмеялась  она.
 В  таком  случае  я  спокоен.
 Вот  только…  -  она  провела  рукой  по  скатерти,  -  нужно  убрать  со  стола.
 Что  ты  наделала?!  –  Вскрикнул  я  через  секунду  после  того,  как  она  одним  резким  движением  сорвала  скатерть  со  стола  вместе  со  всей  посудой,  разбившейся  на  мелкие  осколки  с  ужасающим  грохотом  и  звоном.
 Я  убрала  грязную  посуду.
Я  вовсе  не  думал  о  Лоре  в  тот  момент.
 Ты  погубила  весь  сервиз!  Он  был  так  прекрасен!
 Не  прекраснее,  чем  жар  этой  минуты…
 Эта  минута  окрашена  кровью  невинной  жертвы.
 Зато  стол  чист.
 Ты  уверена?
 Насколько  мне  известно,  английская  мебель  способна  выдержать  не  только  сервиз.
 Не  создана  еще  мебель,  способная  выстоять  в  разгул  пламени.
 Мы  не  узнаем  этого,  пока  не  попробуем.
 Проба  –  значит  риск.
 Само  собой.
Я  лукаво  усмехнулся  и,  подхватив  ее  на  руки,  усадил  на  твердую  деревянную  поверхность  стола.  Она  развязала  ленты  корсета  и  обняла  меня  за  шею.
 Думаю,  этот  стол  окажется  исключением.  –  Только  и  сказал  я  перед  тем,  как  забыть  все  клятвы,  данные  накануне  себе  и  Богу.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=432740
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 21.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 24

Глава  24

 Лора,  милая,  что  с  тобой?  Тебе  нехорошо,  дорогая?
 Что-то  голова  закружилась…
 Я  могу  предложить  тебе  воды?
 Нет.  Я…  я  устала  немного,  хочу  поскорее  домой,  принять  горячую  ванну  и  немного  отдохнуть.
 Конечно,  милая,  но  сперва,  думаю,  тебе  лучше  присесть.
 Да,  благодарю  Вас…
 Вот  так.  Присядь  и  положи  ноги  на  диван.  Вот  так…  умница…
 Мне…  мне  нужно  просто  пересидеть.
 Конечно,  дорогая,  диван  в  твоем  распоряжении.
 Это  странно,  ведь  все  было  в  порядке  еще  несколько  минут  назад.
 Так  бывает,  когда  весь  вечер  проводишь  с  бокалом  в  руках,  даже  если  это  шампанское.
 Возможно,  но…
 Это  пройдет,  расслабься,…  приляг…  закрой  глаза…
 Я  не  могу.  Нам  нужно  идти…  уже  поздно…
 Закрой  глаза.
 Нам…  нужно  идти…
 Поспи,  а  утром  ты  отправишься  домой  безопасной  дорогой.
 Нет,  нет,  нет….
 А  сейчас  отправляйся  в  страну  снов,  где  порхают  дивные  бабочки,  а  природа  так  зелена  и  свежа,  что  ее  целительный  воздух  излечивает  любые  душевные  травмы,  поправляет  все  изъяны  и  уносит  все  тревоги.  Вот  так,  милая…  спи,  и  пусть  тебе  приснятся  волшебные  сны,  где  ты  будешь  сказочной  принцессой,  ожидающей  своего  принца  и  его  поцелуи.  Ничто  так  не  одухотворяет,  как  приятный  сон,  который,  о,  я  уверена,  посетит  тебя  этой  ночью.  Засыпай,  мой  ангел,  засыпай….

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=432739
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 21.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 23

Глава  23

           Время  пролетело  незаметно,  и  долгий  вечер  сменился  еще  более  длинной  ночью.  Я  не  мог  воздействовать  на  Лору,  её,  словно  подменили.  Мрачная,  хмурая,  безжизненная,  она  сидела,  глядя  куда-то  сквозь  реальность,  изредка  удивленно-задумчиво  посматривая  на  меня  из-за  очередного  бокала  с  шампанским.  Я  не  успел  понять,  когда  утратил  контроль  над  ситуацией,  и  полностью  поддался  гипнотическим  ноткам  в  голосе  моей  матери,  которым  хотел  внимать  бесконечно.  Под  звуки  ее  убаюкивающего  голоса  мне  хотелось  засыпать  и  просыпаться,  слышать  их  сквозь  сон  и  сквозь  время  всю  жизнь,  насколько  хватит  у  меня  сил  жить  по  ее  правилам.  Моя  осторожность  сменилась  легким  опьянением,  и  я  давно  позабыл  о  тщательно  подготовленных  мерах  безопасности  на  случай  непредвиденного  стечения  обстоятельств.  Я  и  не  взглянул  на  Лору  за  весь  вечер,  а  ведь  это  вовсе  не  означало,  что  она  не  смотрит  на  меня.  А    она  смотрела  и,  хотя  не  понимала,  что  происходит  на  самом  деле,  думала  о  некотором  дискомфорте  ситуации,  в  особенности,  когда  я  невольно  накрыл  свое  ладонью  руку  матери,  а  затем  погладил  ее  вкруговую  несколько  раз.  Лора  свела  брови  и  резко  вдохнула.  Этот  вдох  послужил  мне  сигналом  к  приближению  опасности,  и  я,  покинув  мир  фантазий,  вернулся  к  реальности,  нервно  отдернув  руку.  Лора  сощурила  глаза  и  посмотрела  на  мою  мать,  которая,  в  свою  очередь,  торжествовала  на  фоне  новой  привилегии.  
 Что  ж…  -  начала  было  Лора,  -  думаю,  нам  пора  идти.  Право,  уже  за  полночь,  -  тут  она  перевела  взгляд  на  меня,  ища  поддержки  для  своих  слов.
Я  молчал,  всеми  силами  стараясь  скрыть  недовольство  и  разочарование.
 Слишком  поздно  для  ночной  прогулки  по  оксфордским  переулкам,  или  я  не  права,  дорогая?  –  язвительно  заметила  моя  мать,  -  почему  бы  вам  ни  остаться  на  ночь?  Уверяю,  здесь  безопаснее,  чем  снаружи,  -  она  улыбнулась  Лоре  и  мельком  взглянула  на  меня.
 Не  уверена…  -  прошептала  Лора.
 Ты  что-то  сказала,  дорогая?
 Я  сказала,  безусловно,…безопаснее.
 Чудно!  В  таком  случае…
 Но…-  перебила  ее  Лора,  и  я  замер  в  тревожном  ожидании.
 Что-то  не  так?  –  Спросила  моя  мать,  чуть  приоткрыв  рот  и  прищурив  глаза.
 Нет,  все  превосходно,  но,  к  сожалению,  мы  не  можем  принять  Ваше  предложение,  так  как  имеем  запланированное  неотложное  дело,  которое  необходимо  решить  сейчас.  Поэтому  мы  вынуждены  покинуть  Вас.  Простите.  –  Она  собралась  встать  из-за  стола,  не  сводя  с  меня  глаз,  но  я  резко  схватил  ее  за  руку,  удерживая  остаться,  как  будто  боялся,  что  этот  вечер  закончится  так  скоро.
 В  чем  дело?  –  Не  на  шутку  испуганно  спросила  Лора,  удивившись,  как  никогда,  особенно  после  того,  как  упрямо  я  сопротивлялся  этой  затее.
 Дело  терпит,  Лора.  –  Произнес  я  загробным  голосом,  едва  открывая  глаза  от  усталости  и  гнева,  -  мы  решим  его  завтра.
 Нет.  –  Ответила  Лора,  давая  понять,  что  идет  на  один  из  своих  хваленых  принципов,  которые  она  так  рьяно  отстаивала  за  ужином.  Беда  состояла  в  том,  что  она  не  понимала,  насколько  сильна  страсть  и  как  бессильны  перед  ней  принципы,  несмотря  на  то,  что  их  невозможно  сравнивать.
 К  чему  прения?  –  Вмешалась  моя  мать,  -  предлагаю  перейти  к  более  цивилизованным  методам  разрешения  конфликта.
 Это  не  конфликт,  а  всего  лишь  небольшое  разногласие,  –  вспылила  Лора,  и  не  могли  бы  Вы  не  вмешиваться,  пожалуйста!
 О!..
При  этих  словах  я  взбесился  и  еще  крепче  сжал  ее  запястье,  слегка  наклонив  ее  стан  к  себе,  и  тихим  угрожающим  голосом  произнес:
 Кто  дал  тебе  право  повышать  голос  на  мою  мать?
 Я  не…  -  опомнилась  Лора,  -  пусти,  ты  делаешь  мне  больно!  –  Вырвалась  она,  потирая  запястье.
 Извинись.
Лора  испуганно  посмотрела  на  меня,  словно  молила  не  делать  этого,  но  я  был  непреклонен.  
 Но…
 Извинись.
 За  что?..  –  Подавленно  спросила  она,  скрывая  затаившиеся  слезы.
 Я  жду.
Наконец,  она  посмотрела  на  мою  мать,  спокойную  и  невозмутимую  при  любых  обстоятельствах  и,  едва  приоткрыв  рот  для  произнесения  незаслуженных  извинений,  была  остановлена  ее  словами.
 Не  стоит.  Мне  нечего  прощать  тебе,  дорогая.  Скорее,  это  мне  следовало  бы  извиниться  за  свое  некорректное  вмешательство  в  вашу  небольшую…перепалку.  И  я  сожалею,  что  так  вышло.  Это  было  весьма  неделикатно  с  моей  стороны,  но  я  все  же  надеюсь,  что  мы  выпьем  вместе  перед  вашим  уходом  за  примирение  и,  главное,  -  за  вашу  помолвку  с  моим  замечательным  сыном.
Когда  она  договорила,  я  понял,  что  паутина  черной  вдовы  куда  прочнее  самого  толстого  каната,  но  что  действительно  стало  для  меня  открытием,  так  это  то,  что  пауку,  попавшему  в  нее,  суждено  погибнуть.
 И  Вы  меня  простите  за  резкость.  –  Смягчилась  при  ее  словах  Лора,  -  В  любом  случае,  я  не  должна  была  вести  себя  подобным  образом.  Я  рада,  что  мы  наладили  отношения  и,  конечно  же,  я  выпью  с  Вами  и  с  будущим  супругом.  –  Улыбнулась  Лора,  редкий  раз  за  этот  вечер,  а  я  вздохнул  с  облегчением.
 О,  какая  жалость!  Кажется,  шампанское  кончилось.  –  Наиграно  расстроено  произнесла  моя  мать,  выливая  остатки  напитка  в  свой  бокал.
 Ничего,  выпьем  хереса.  –  Предложила  Лора,  взявшись  за  тару,  но  будущая  свекровь  остановила  ее,  придержав  руку  и  по-дружески  похлопав  по  ней  пальцами.
 Ни  в  коем  случае!  Разве  Вам  неизвестно,  дорогая,  что  тост  за  счастливое  будущее  молодых  возлюбленных,  которые  готовы  соединить  свои  судьбы,  должен,  вне  всякого  сомнения,  произноситься  за  бокалом  хорошего  шампанского,  и  не  иначе!  В  противном  случае,  семейного  счастья  им  не  видать!
 О,  какая  необычная  традиция….  Я  о  ней  не  слышала,  должно  быть,  новая?
 О,  нет.  Эта  традиция  стара,  как  мир,  но  ничего  удивительного,  дорогая,  что  ты  не  слышала  о  ней.  Она  не  так  популярна  в  сравнении  с  другими  и  не  так  широко  известна  людям,  как,  например,  традиция  целоваться  под  омелой.  
 Возможно.  
 В  таком  случае  я  принесу  шампанское  из  холодильника  с  твоего  позволения,  дорогая.  –  Она  обратилась  к  ней  так,  словно  меня  и  не  было  рядом  с  ними,  словно  я  не  наблюдал  за  их  манерой  поведения  все  это  время,  и  словно  я  и  не  был  несколько  шокирован  ее  так  называемой  «любезностью»,  поскольку  знал,  что  она  так  же  фальшива,  как  ее  «приязнь»  к  Лоре.
 Конечно.  –  Ответила  Лора  и  приветливо  улыбнулась  ей.
Когда  мы  с  Лорой  остались  наедине,  я  то  и  дело  опускал  голову,  допивал  напитки,  прятал  лицо  за  салфетками,  делая  вид,  будто  вытираю  рот,  вертел  головой  по  сторонам,  мысленно  считая  секунды  до  ее  появления,  только  бы  не  встречаться  взглядом  с  Лорой,  которая  в  это  время,  только  и  ждала  столкновения.  
           Ожидание…  Мы  ждем  чего-то  всю  свою  жизнь.
           В  детстве  ждем,  когда  родители  вернутся  с  работы  и  накормят  нас  домашним  ужином;  в  школьные  годы  ждем,  пока  отец  проверит  домашнее  задание,  а  мама  распишется  в  дневнике,  похвалив  нас  за  хорошие  оценки;  в  юности  томимся  в  ожидании  любви,  затем  –  в  надежде,  что  молодость  не  уйдет  так  скоро,  а  красота  не  увянет;  позже  наступает  время,  когда  мы  ждем,  что  наши  дети  не  забудут  нас  и  не  покинут  в  старости,  а  на  смертном  одре  каждый  день  мы  ждем,  что  он  станет  для  нас  последним.  Мы  всегда  ждем,  что  мама  всю  жизнь  будет  целовать  нас  на  ночь,  рассказывать  сказки,  чтобы  развеселить,  придумывать  забавные  истории,  чтобы  нам  не  было  одиноко  и  утешать,  когда  нашим  сознанием  обуревает  тревога,  а  душа  скована  грустью.  Наша  жизнь  состоит  из  ожиданий  точно  так  же,  как  этот  мир  состоит  из  добра  и  зла.  Противоположности  мира  противопоставляются  нашим  ожиданиям,  и  то,  чего  мы  ждем,  так  или  иначе,  касается  одной  из  этих  противоположностей.
           Сидя  за  столом  напротив  Лоры  я  ожидал,  что  она  вот-вот  заговорит  со  мной,  окликнет  мое  имя  или  задаст  прямой  вопрос,  и  я  уже  не  смогу  молчать,  притворяться,  что  все  хорошо.  Что  хорошо?  Что  я  мог  называть  притворством  в  этой  ситуации?  Разве  что  обман,  которым  я  научился  владеть  и  роковая  случайность,  сменившаяся  течением  времени  и  ставшая  впоследствии  данностью,  которую  я  научился  приобщать  к  ситуации  и  выкручиваться  в  глазах  Лоры,  как  последний  подлец.  Но  я  продолжал  жить  с  этим,  несмотря  на  то,  что  эта  жизнь  претила  мне,  как  приевшаяся  вечерняя  программа,  которую  ненавидишь,  но  продолжаешь  смотреть,  так  как  отказаться  от  нее  не  хватает  решительности.  У  каждого  своя  вечерняя  программа.  И  каждым  по-своему  борется  с  тем,  чтобы  в  один  из  таких  вечеров  не  разбить  телевизор,  придумав  себе  жалкое  оправдание  из  страха  признать,  что  мы  не  справились  с  собой,  не  подавили  привязанность,  которая,  как  наркотик  уничтожает  нашу  личность,  полностью  подавляет  и  поражает  нашу  волю.  Но,  знай  мы  о  том,  что  уничтожение  телевизора  вовсе  не  означает  уничтожение  зависимости,  стали  бы  мы  делать  это,  стали  бы  разрушать  то,  что  не  мы  строили?  Кто  знает,  что  было  бы,  если  бы  мы  превозмогли  себя,  отложив  саморазрушение  и  разрушение  окружающего  нас  мира  на  время  в  долгий  ящик,  поразмыслив  о  более  приемлемых  вариантах  выхода?  Нет,  мы  этого  не  знаем.  
           Но  одно  я  знал  точно:  разговора  с  Лорой  не  избежать.  А  это  значит,  что  мне  снова  придется  лгать  ей,  начинать  новую  жизнь,  тая  жестокую  правду,  узнав  которую  она  наверняка  не  простила  бы  меня.  Да,  она  –  ангел  во  плоти,  но  даже  самому  прекрасному  небесному  созданию  земная  правда  иногда  подрезает  крылья.
           В  данный  момент  я  просто  молчал,  размышляя  над  убедительной  историей,  которую  придется  рассказать  Лоре,  уверившись,  что  она  поверила  в  нее  и  успокоила  свое  любопытство.  Тогда  мне  и  в  голову  не  приходило,  что  с  ее  стороны  это  может  быть  вовсе  не  любопытство,  а  заботливое  беспокойство  о  человеке,  который  был  ей  дорог,  и  которого  она  любила  сильнее,  быть  может,  чем  сама  думала.  И  хотя  я  знал,  что  она  искренне  любит  меня,  я  и  не  догадывался  о  масштабах  этой  любви.  
           Чаще  всего  мы  лжем  дорогим  нам  людям  по  той  простой  причине,  что  боимся  их  потерять,  опасаемся  лишиться  их  любви  в  одночасье,  любви,  которую  одним  из  нас  пришлось  завоевывать  годами,  а  другим  так  трудно  было  удержать  при  малейшем  дуновении  ветра.  Да,  мы  боимся  не  того,  что,  узнав  о  нас  правду,  дорогие  нам  люди  причинят  нам  боль,  накричат,  возможно,  ударят  без  малейшего  сожаления,  нет  –  мы  боимся  больше  всего  на  свете,  что  они  перестанут  нас  любить.  Когда  мать  кричит  на  своего  взрослого  ребенка,  она  не  понимает,  какую  радость  доставляет  ему,  радость  понимания,  что  он  ей  не  безразличен;  когда  влюбленные  причиняют  друг  другу  боль,  унижают  друг  друга  напоказ  –  они  счастливы,  потому  как  знают:  их  чувства  по-прежнему  сильны;  а  если,  узнавая  о  нас  какие-то  страшные  тайны,  они  молчат,  а  через  некоторое  время  стараются  уклониться  от  правды,  избегая  разговора  с  нами  или  занимая  нас  какой-либо  работой  –  нам  остается  только  оплакивать  себя,  ибо  их  равнодушие,  гибель  всяческих  чувств  –  наше  извечное  наказание.  Если  люди,  которые  отвернулись  от  нас,  действительно  были  и  остаются  дороги  нам,  значит,  Судный  День  уже  наступил  и  продолжать  свой  путь  в  дальнейшем  нам  остается  только  вслепую.
           Наверное,  Лора  изнывала  от  желания  этого  разговора,  но  решила  подождать  до  утра,  пока  шампанское  и  херес  не  будут  помехой  для  серьёзной  беседы.  По  ее  раскрасневшимся  глазам,  я  понял,  как  сильно  она  устала  и  как,  должно  быть,  извелась,  нервничая  при  каждом  слове,  сказанном  за  ужином.  Я  уважал  ее  состояние  и  не  предпринимал  попыток  спросить,  в  чем  дело.  По  крайней  мере,  я  убеждал  себя,  что  это  так,  что  я  беспокоюсь  о  ней  и  оберегаю  от  дополнительных  стрессов.  На  самом  деле  я  старался  уберечь  от  стресса  себя,  не  просо  от  стресса,  а  от  коренного  перелома  моих  планов  в  отношении  перехода  к  новому  этапу  жизни,  обретению  нового  смысла  существования.  
           Время  все  тянулось…  Вам  известно,  как  тянется  время?  Это  не  просто  долгие  минуты  мучительного  ожидания,  это  вся  жизнь,  проходящая  перед  глазами,  это  воспоминания,  приятные  и  не  очень,  воскресающие  в  памяти,  это  и  взлеты,  и  падения,  и  те  страхи,  которые  не  были  устранены  в  прошлом  и  с  тех  пор  время  от  времени  треплют  сознание.  Когда  время  тянется  для  нас  бесконечно,  мы  словно,  тащим  на  себе  непосильное  бремя  его  вечности,  похожее  на  Ад,  хотя  и  не  терпим  мук  в  кипящем  котле,  хотя  и  не  заглядываем  в  лицо  смертельной  опасности  в  постоянно  повторяющихся  минутах,  часах,  днях….
           Каждый  скажет,  наверное,  что  ему  приходилось  испытывать  на  собственном  опыте,  как  тянется  время.  Каждый  даст  ответ,  что  это  неприятно,  мучительно,  бессмысленно,  а  кое-кто  подкатит  глаза  и  скажет,  что  это  сущий  кошмар!  Как  бы  там  ни  было,  время  берет  свое,  оно  неизменно  движется  вперед,  не  меняя  скорости,  но  только  время  способно  изменять  нас,  наше  отношение  ко  времени,  или  те  обстоятельства,  которые  нас  меняют.  В  сущности,  это  не  важно.  Главное:  существует  время,  которое  движется  вперед,  время,  в  течении  которого  мы,  либо  стоим  на  месте,  концентрируясь  на  том,  как  оно  «тянется»,  либо  «тянемся»  вместе  с  ним,  концентрируясь  на  камешках  у  себя  под  ногами.  
           Я  же  приобщался  к  тем,  кто  ожидает,  к  тем,  кто  пропускает  кого-то  вперед,  надеясь  последовать  его  примеру,  если  с  ним  ничего  не  случится.  Но  это  не  самое  верное  решение  –  ведь  когда  мы  пропускаем  одного,  нам  всегда  недостаточно  его  победы  и  мы  пропускаем  еще  одного,  а  затем  еще  и  еще…  Таким  образом,  мы  впускаем  страх  в  свою  душу,  страх,  который  становится  нашей  жизнью,  вливается  в  нее,  как  ВИЧ-инфекция  в  кровь,  захватывает  нас  и  поглощает,  изменяя  настолько,  что  мы  незаметно  становимся  совершенно  другими  людьми,  а  когда  спохватываемся,  зеркало  только  сообщает  нам  новость,  которую  уже  невозможно  изменить.
           Поэтому  когда  моя  мать  появилась  перед  нами  с  шампанским  и  тремя  наполненными  бокалами,  я  мысленно  перевел  дыхание  и  расслабился.  Она  поставила  посеребренный  поднос  на  стол  и  раздала  напитки.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=432689
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 20.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 22

Глава  22

           Я  привел  Лору  около  семи  вечера.  На  ней  было  неброское  коктейльное  платьице  в  бежевых  тонах,  а  в  руках  небольшая  кремовая  сумочка,  так  изящно  подчеркивающая  ее  воздушную  легкость.  Мы  вошли  в  дом,  где  мой  взгляд  приковала  идеальная  чистота  и  безупречность  обстановки.  От  дневного  запустения  не  осталось  и  следа.  Все  было  прибрано,  вычищено,  приукрашено  маленькими  светящимися  лампочками  и  горящими  повсюду  ароматическими  свечами.  Паркет  был  начищен  до  блеска,  а  от  пряных  ароматов,  табачных  паров  и  едкой  смеси  запахов  спиртных  напитков  не  было  ни  единого  напоминания.  Я  был  приятно  удивлен,  но  с  тем  и  насторожен.  Дом  казался  мне  мышеловкой,  в  которую  я  нарочно  заманил  Лору  на  верную  погибель.  Было  тихо  и,  как  мне  показалось,  несколько  неуютно  в  доме,  лишенном  звуков  жизни.  Лора  все  время  улыбалась  и  осматривалась  по  сторонам,  как  будто  впервые  вошла  в  этот  дом,  как  будто  все  здесь  было  чужым  для  нее.  И  в  этом  была  крупица  правды.  Здесь  все  было  неизменно  чужим  и  для  меня  с  тех  пор,  как  умерла  няня.  
           Я  помог  Лоре  снять  верхнюю  одержу,  и  проводил  ее  в  гостиную.  Здесь  в  тусклых  огнях  настольных  торшеров  среди  пугающего  безмолвия,  стоял  роскошным  стол,  накрытый  элегантным  белым  сервизом,  в  котором  покоились  четыре  разных  блюда,  все  аппетитные  и  лакомые  на  вид,  без  единого  изъяна.  Стояли  также  напитки:  вино,  шампанское,  херес…  Малиновый  цвет  вина  отражался  насыщенным  янтарным  блеском  в  зеркале  открытого  огня  свечей,  дополняющих  романтическую  обстановку  ужина.  Лора  по-прежнему  молчала,  но  по  ее  лицу  было  видно,  как  она  восхитилась,  завидев  эту  изысканность,  которую  я,  к  несчастью,  считал  подозрительно  вычурной.  Неизвестность  по-прежнему  пугала  меня  и  приводила  в  изрядное  замешательство.  Я  не  мог  переключить  мысли  на  что-то  иное,  пока  не  уверюсь  в  безопасности  сего  мероприятия.  
           Наконец,  Лора  сказала:
 Все  выглядит  чарующе  изысканно!  Я  чувствую  себя  принцессой,  которую  хотят  уважить  перед  тем,  как  запереть  в  башне.  Ха-ха-ха!
Её  смех  напомнил  мне  звуки  ветровых  колокольчиков  и  слабым  эхом  разнесся  в  стенах  дома.
 Вот  только…
Я  встревожено  посмотрел  на  нее.  Она  помедлила  на  мгновение,  а  затем  улыбнулась,  и  продолжила:
 …зачем  так  много  спиртных  напитков  для  троих?  И…  -  она  посмотрела  по  сторонам  в  замешательстве,  а  затем  снова  улыбнулась,  глядя  мне  в  глаза,  -  …где  твоя  мама?
Я  почувствовал,  как  потеют  мои  ладони  от  волнения.
 Для  фуршета,  -  послышалось  откуда-то  сверху,  и  мы  разом  подняли  головы,  -  Лора,  дорогая,  мне  сложно  выразить  словами  букет  приятных  ощущений  от  твоего  пребывания  в  моем  доме,  -  сказал  голос,  а  затем,  -  и  в  доме  моего  сына,  который  вскоре  станет  вашим  уютным  гнездышком.
           Моя  мать  стояла  на  верхней  ступеньке  лестницы,  а  затем  медленно  направилась  к  нам.  Я  видел,  с  каким  восторгом  и  очарованием  смотрела  Лора  на  женщину,  с  каждым  шагом  приближающуюся,  словно  гордая  партнера,  в  блистательном  черном  платье,  волочащимся  по  ступенькам  из-за  длинного  шлейфа.  Я  же  замер  в  исступлении.  Её  платье  обтягивало  талию  дивным  образом,  не  оставляя  ни  малейшей  складки.  Волосы  были  собраны  в  тугую  прическу,  украшенную  серебряной  заколкой  и  испускающую  несколько  спиралевидных  локонов-прядей,  пружинящих  на  щеках.  На  ней  был  небольшой  кулон  с  мелкой  алмазной  россыпью  в  виде  Эйфелевой  башни,  должно  быть,  привезенный  из  Франции,  и  утонченные  серьги,  имеющие  форму  маленьких  неброских  точек,  слегка  подчеркивающих  ее  женственность  блистательным  отливом.  
           Когда  она  оказалась  наравне  с  нами,  она  взяла  Лору  за  руку  и,  притянув  к  себе,  заключила  в  объятия,  а  после  сказала:
 Однако  эти  ощущения  легко  выразимы  материнскими  объятиями,  не  так  ли,  дорогая?
Лора  несуразно  кивнула  и  состроила  смущенную  улыбку,  сгорая  от  необъяснимой  неловкости  под  ее  пылким  пристальным  взглядом,  который,  должно  быть,  казался  ей  оценивающим.
           Затем  она  приблизилась  ко  мне  и  поцеловала  в  лоб,  жаром  опалив  мне  кожу.  Я  ощутил  фантомный,  но  уже  знакомый  мне  аромат  белого  олеандра.  
           Мы  прошли  в  гостиную  и  сели  за  стол.  Лора  села  в  центре  стола,  а  мы  –  друг  напротив  друга  рядом  с  ней.  Я  заметил,  что  моя  мать  украдкой  посматривает  на  меня  из-под  своих  дьявольских  локонов  и  всякий  раз  неизменная  ухмылка  озаряет  ее  бледное  худоватое  лицо  благородной  овальной  формы.  
 Лора,  дорогая,  отведай  это  блюдо,  -  она  протянула  ей  тарелку  с  овощным  рагу,  залитую  томатным  соусом,  -  это  что-то  неземное.  Когда  я  кладу  в  рот  тушеные  овощи,  я  как  будто  рождаюсь  заново,  переживаю  то  время,  когда  я  еще  не  чувствовала  вкус  свежей  крови.
Лора  слегка  побледнела,  задержав  на  мне  свой  взгляд,  но  тут  же  скрасила  бледность  улыбкой.
 Свежей  крови?..
 Во  Франции  во  время  ужина  моим  напитком  была  свежая  змеиная  кровь.  Эта  кулинарная  диковинка  пришла  к  французам  из  Японии.  Должна  признать,  подлинный  шарман!..
 Что  ж,  рискну  попробовать  тушеные  овощи,  тем  более  что  я  –  вегетарианка.
 Это  жаль.
 Отчего  же?..
 Очевидно,  что  вы  не  из  рисковых?
 Скажем  так:  я  не  сторонница  теории  о  том,  что  риск  –  благородное  дело.  По-моему,  любой  риск  не  стоит  опасности,  которая  грозит  жизни.  –  Сказала  Лора  и  широко  улыбнулась,  отхлебнув  шампанское  из  бокала.
 А,  по-моему,  это  жизнь  ничего  не  стоит,  если  в  ней  нет  риска,  жара,  огня!  –  Она  мельком  посмотрела  на  меня,  и  я,  залившись  краской,  опустил  глаза.  Мне  показалось,  что  Лора  заметила  мое  смущение.
 Возможно.  Но  огонь,  увы,  не  моя  стихия.  
 Увы.
 Довольно  спорить.  –  Вмешался  я.  –  Поговорим  о  чем-нибудь  актуальном.  Лора,  я  налью  тебе  еще  бокал  шампанского?
 Нет,  нет,  -  возразила  Лора,  -  с  меня  довольно,  а  то  придется  справляться  с  головной  болью  до  утра.
Я  оставил  ее.
 Знаешь,  дорогая,  -  начала  было  моя  мать,  -  ты,  скорее,  вода,  как  мне  кажется.
 Простите?  –  Не  поняла  Лора.
 Вода.  Она  способна  принимать  любую  форму,  быть  гибкой,  податливой,  не  имеет  ни  вкуса,  ни  запаха,  ни  цвета,  течет  в  одном  направлении,  как  рутина,  как  простая  земная  жизнь  со  всеми  ее  полосками.…  На  мой  взгляд,  твой  образ  жизни  скушен,  как  смутные  бежевые  тона  твоих  платьев.
Я  вздрогнул  и  с  ужасом  взглянул  на  Лору.  Она  возмутилась  до  крайности,  но  сдержала  себя,  натянув  на  лицо  гримасу  спокойствия.  Однако  с  тех  пор  она  больше  не  улыбалась,  и  я  знал,  что  она  раздражена.
 Да,  может  быть,  Вы  правы,  и  я  не  могу  похвастаться  особой  страстностью,  но  я  имею  принципы  и  считаю  их  упорную  неизменность  ценностью.
 Принципы  появляются,  когда  исчезает  страсть,  но  последняя,  в  отличии  от  принципов  и  убеждений,  невосполнима.
 Как  можно  сравнивать  страсть  и  убеждения?  –  Возмутилась  Лора,  отставив  тарелку  и  взяв  бокал.
 Отведай  горячее.  Уверяю,  тебе  может  даже  понравиться  мясная  заправка!  –  Настаивала    моя  мать.
 Нет.  –  Категорично  ответила  Лора.  –  Я  не  употребляю  в  пищу  животную  продукцию,  особенно…мясную.  И  я  не  рискую.  Извините.
 О,  не  извиняйся,  дитя  мое.  Ты  не  совершила  ничего,  что  требует  прощения.  А  что  касается  твоих  убеждений,  -  не  твоя  вина,  что  они  обусловлены  предосторожностью.  Такова  идеология,  то,  что  навязывают  с  детства.  
 Простите?  –  Вновь  не  поняла  Лора.
 Кто  не  рискует,  тот  не  ест  мяса,  а  кто  никогда  не  ел  мяса,  тот  ни  за  что  не  решиться  рискнуть.
 Мне  кажется,  это  говорится  иначе.
 Да.  Но  шампанское-то  ты  пьешь.  –  Съязвила  моя  мать,  улыбнувшись  за  бокалом  хереса.
Лора  с  минуту  смотрела  на  нее,  а  затем  опустила  глаза  в  бокал  и  отхлебнула  еще.  Я  заговорил  о  погоде,  как  это  ведется  на  светских  раутах,  стараясь  сгладить  напряженную  обстановку.  К  моему  удивлению,  моя  мать  поддерживала  меня  и  время  от  времени  даже  шутила,  но  только  много  позже  я  понял,  что  это  было  преднамеренно  и  являлось  не  чем  иным,  как  виртуозно  устроенной  засадой  черной  вдовы  для  маленького  паучка,  который,  вопреки  закону  природы,  все  же  надеется,  что  его  оставят  в  живых.  Лора  казалась  мне  приунывшей  и  неразговорчивой.  Увидев  мое  милое  «щебетание»,  которое  я  уже  перестал  замечать,  она  наблюдала  за  нашим  синхронным  плаваньем  и,  должно  быть,  таила  обиду  на  меня  за  то,  что  я  не  выказал  ей  поддержку  в  словесном  поединке.  Думаю,  в  тот  момент  она  больше  всего  на  свете  сожалела  о  том,  что  попросила  меня  об  этом  ужине.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=432688
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 20.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 21

Глава  21

           Обессиленный  и  уставший  я  вернулся  в  покои  моей  матери,  и  безрадостно  склонив  голову  сел  на  кровать  рядом  с  ней.  Она  была  все  также  не  одета  и  извращена.  Я  молча  положил  ключ  на  столик  и,  закрыв  глаза,  глубоко  вздохнул,  вобрав  головокружительную  смесь  безразличных  мне  запахов.  Она  лежала  недвижимо  за  моей  спиной,  оставляя  мне  привилегии  наслаждаться  еле  слышными  звуками  ее  дыхания,  слабо  сопящими  с  легким,  почти  неуловимым  присвистыванием.  Но  даже,  сидя  к  ней  спиной,  я  чувствовал,  что  она  праздновала  очередную  победу,  как  будто  читая  ее  мысли:  «Победителей  объявляют  на  финише».
           Вскоре  она  зашевелилась,  и  я  ощутил,  как  подо  мной  горят  простыни.  Она  торкнулась  моего  плеча,  и  я  обернулся.  Увидев  ее  обнаженную  грудь,  у  меня  сперло  дыхание,  но  я  старался  не  смотреть  в  том  направлении.  Она  же  уловила  мою  слабость  и  тут  же  закрылась.  Я  вздрогнул.  Затем  она  встала  с  постели,  отошла  к  зеркалу,  волоча  за  собой  длинным  шлейфом  полотна  простыней,  и  остановила  свой  взгляд  на  моем  отражении.  Когда  я  поднял  голову,  она  бегло  улыбнулась  и,  состроив  гневную  гримасу,  испещряющую  ее  лицо,  словно  старость,  сказала:
 Сначала  поговорим.
Я  настроился  и  уже  не  опускал  головы,  сверля  ее  глазами,  исходящими  искрами  ярости.
 Я  говорил  с  Лорой.
 Неужели?  И  что  ты  ей  сказал?  –  Она  злобно  прищурилась,  и  перевела  эмоции  в  улыбку.  Пока  длилась  пауза,  она  взяла  флакон  с  ароматом  белого  олеандра  и  прыснула  на  шею.  Ее  обескураживающее  пристрастие  к  этому  парфюму  казалось  мне  весьма  странным,  ведь  это  растение  зачастую  не  имеет  запаха,  а  его  цветки,  как  правило,  ядовиты.  –  Так  что  же  ты  сказал  ей?  –  Повторила  она,  и  прыснула  во  второй  раз.
 Я  сделал  ей  предложение.  –  Ответил  я  с  ноткой  достоинства  в  голосе.
Она  замерла  и  уронила  флакон.  Коснувшись  поверхности  паркета,  он  с  треском  разбился  на  мелкие  колючие  осколки,  разлетевшиеся  во  все  стороны.  Странно,  что  мне  казалось,  будто  я  ощущаю  запах  олеандра  повсюду.  С  минуту  она  простояла  у  зеркала,  глядя  куда-то  вглубь  комнаты  сквозь  меня,  а  потом  обернулась  и  посмотрела  мне  в  глаза.
 Что  ж,  полагаю,  девушка  не  слишком  чиста  и  невинна,  раз  ты  караешь  ее  так  жестоко?
 Караю?
 Это  твоя  смерть!  Ты  избрал  свой  круг  порока,  но  тебе  одиноко  и  ты  решил  обзавестись  обществом  милого,  вполне  наивного  и  безрассудно  влюбленного  в  тебя  создания.  Это  похвально!  Значит,  мои  учения  были  усвоены  более  чем  старательно.
Я  похолодел.
 О,  не  кайся  за  слабость!  Нам  всем  необходим  экспериментальный  объект,  а  если  он  еще  говорит  и  дышит,  то  это  можно  считать  колоссальным  успехом!
 Лора  –  не  забава  для  меня!
 О,  ты  ошибаешься,  сын  мой!  Тебе  только  кажется,  что  ты  хочешь  быть  с  ней.  На  самом  деле,  тебе  необходимо  чувствовать  кого-то  рядом,  того,  кто  бы  стал  альтернативой  моему  влиянию,  того,  кто,  как  тебе  кажется,  поможет  освободиться  и  вернуть  былую  невинность.  Но  ты  обманываешь  себя.  Время  –  предатель,  для  которого  нет  наказания,  которому  доверяешь  даже  после  совершенной  им  подлости;  зло,  которое  нельзя  остановить  и  которому  не  стыдно  за  свои  деяния.  Время  –  это  единственный  наш  враг,  от  которого  не  избавиться  и  не  изменить  в  свою  пользу.  Чтобы  контролировать  Время,  нужно  быть  Богом,  ибо  контроль  Времени  подразумевает  под  собой  контроль  Жизни,  а  Жизнь  способен  контролировать  только  Он.  Да  и  то  не  всегда.  
Я  внимал  ее  словам  и  не  мог  пошевелиться.  Казалось,  она  заглядывает  в  мою  душу  жадно,  вселяя  страх.
 Может  быть,  я  не  в  силах  повернуть  Время  вспять,  чтобы  вычеркнуть  тебя  из  своей  жизни,  как  нелепую  строчку  поэмы,  но  мне  под  силу  измениться  самому,  внимая  светлой  стороне  своей  души,  свободной  от  твоего  влияния  и  от  тебя.
 Такой  стороны  у  твоей  души  не  существует.
 Вздор!  Я  знаю,  что    существует!
 А  даже,  если  и  есть  какая-то  часть  тебя,  способная  противостоять,  то  женитьба  на  этой  наивной  жертве  тебя  не  спасет.  Ведь,  используя  ее,  ты  погрязнешь  в  еще  большем  грехе,  имя  которому  –  Предательство.  Согласно  Данте,  предателям  отведено  место  в  последнем  кругу  Ада.  Каков  смысл  –  менять  круг  порока  на  круг  Ада,  если  порок  все  равно  приведет  тебя  в  Ад.  Со  временем.
Я  чувствовал  такую  ярость,  что  хотелось  вскочить  с  кровати  и  ударить  ее,  что  есть  мочи,  но  я  держался  изо  всех  сил,  возобладав  над  своими  порывами.
 Я  женюсь  на  Лоре  по  любви!  –  Выкрикнул  я,  сорвавшись  с  места  и  подбежав  к  ней  со  всех  ног.  Я  остановился  рядом  с  ней  и  заглянул  сверкающими  от  злости  глазами  в  ее  лицо,  спокойное  и  надменное,  как  всегда,  -  Уясни  себе:  я  люблю  Лору.  Я  пригласил  ее  к  нам  на  ужин  и  дождусь  ее  визита.  Я  женюсь  на  ней  и  буду  счастлив.  Поняла?  –  я  нагнулся  к  ней  вплотную  и  ощутил  запах  белого  олеандра  такой  густой,  что  не  смог  побороть  желание  прикоснуться  лицом  к  ее  коже.
 Более  чем.  –  Ответила  она  ровным  тоном  и  улыбнулась.
Когда  я  попытался  отойти,  она  схватила  меня  за  запястье  и  крепко  сжала.
 Женись  на  ней!  Люби  ее!  Будь  счастлив!  Но  только  не  обманывай  себя,  иначе  это  подтолкнет  тебя  к  страданиям  раньше,  чем  ты  попадешь  в  Ад,  а  ты  непременно  познаешь  жар  Его  пламени.  Будь  честен  с  собой,  чтобы  на  Судном  Дне  у  тебя  хватило  смелости  быть  честным  с  Господом.  Признайся,  что  ты  хочешь…  -  она  облизала  губы,  обведя  меня  взглядом  с  ног  до  головы,  и  задержалась  на  глазах,  -  хочешь  меня.
 Нет,  это  неправда!  –  Крикнул  я.
 Тогда  почему  ты  все  еще  здесь?
 Ты  же  держишь  мою  руку.
 Я  не  держу  тебя  уже  несколько  минут.  Ты  вправе  уйти.
Я  медленно  посмотрел  вниз  и  заметил,  что  ее  рука  давно  не  касается  моего  запястья  и  даже  не  порывается  удерживать  меня  силой.  Я  выдохнул  и  напугано  поднял  взгляд.  Она  все  еще  улыбалась.
 Будь  скромна  и  учтива  вечером.  Я  приведу  твою  будущую  невестку,  мамочка.
Это  были  мои  последние  слова.  Когда  я  ушел,  хлопнув  дверью,  я  знал  о  том,  что  невероятно  злило  меня  и  причиняло  боль.  Я  знал,  что  она  злорадствовала  по  случаю  своей  очередной  победы.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=429658
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 05.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 20

Глава  20

           Я  тогда  не  знал,  какова  цена  моего  счастья  быть  с  Лорой,  коротать  дни  и  ночи,  вкушая  всю  прелесть  и  непорочность  праведной  жизни.  Я  наивно  надеялся,  что  та  ночь  станет  прологом  моей  новой  жизни,  которая  со  временем  сплетется  с  ее,  и  наши  души  сольются  воедино  навеки,  но  мои  надежды  оказались  преждевременны.  Лора  поставила  мне  условие,  что  примет  мое  предложение  руки  только  после  того,  как  мы  посетим  мою  мать  за  ужином  у  меня  дома,  и  она  даст  свое  благословение.  Благословение!  О,  как  это  смешно  звучит,  как  будто  червь  вот-вот  станет  голубем  и  полетит  над  городом,  суля  благополучие  и  доверие.  О,  как  это  горько…  как  трагично…  
           Извинений  в  адрес  матери  она  не  требовала,  поэтому  мне  пришлось  дать  свое  согласие.  
           Было  уговорено  устроить  ужин,  чтобы  Лора  могла  ближе  познакомиться  с  той,  что  дала  мне  жизнь,  и  чтобы  мы  могли  отпраздновать  нашу  помолвку.  Повторно.  Но  разве  она  могла  подумать,  какую  жестокую  боль  причиняла  мне  этим  ультиматумом  и  как  ранила  меня  ее  невинная  улыбка  сейчас.  Разве  она  могла  предположить,  что  женщина,  подарившая  мне  жизнь,  отнимает  ее.  Я  как  бы  машинально  произнес  слова  одобрения,  когда  она  настаивала  на  ужине,  сверля  меня  испепеляющим  гневным  взглядом,  но  все  таким  же  любящим  и  наивным.  Я  не  мог  злиться  на  нее  за  незнание,  ведь  в  том  есть  и  моя  вина,  большая  ее  половина.  Как  вообще  можно  злиться  за  незнание?  Когда  ситуация  складывается  так,  что  мы  совершаем  плохие  поступки,  оступаемся,  если  не  видим  рва,  спотыкаемся,  когда  не  замечаем  веревки  и  падаем  в  наказание  за  эту  оплошность.  Но,  упав,  мы  плачем  от  боли,  коря  себя  за  незнание  или  за  неосмотрительность,  не  утешаясь  тем,  что  на  самом  дели,  виновны  обстоятельства  или  люди,  умолчавшие  о  том,  что  следовало  бы  знать  нам.  Есть  и  те,  кто  не  плачет,  кто  никогда  не  винит  людей  и  обстоятельства,  но  это  не  значит,  что  они  не  чувствуют  боли,  и  оставаясь  наедине  со  своими  ссадинами,  погружаются  в  состояние,  чреватое  самоубийством.  Нельзя  терпеть  боль  слишком  долго,  переживать  ее  в  одиночестве,  а,  становясь  перед  миром,  улыбаться,  как  ни  в  чем  не  бывало.  Ведь  иногда,  когда  мы  совершаем  подобный  фокус,  полагая,  что  сможем  возобладать  над  собой,  мы  рискуем  чувствами  тех,  кому  мы  дороги,  кто  любит  нас  и  никогда  не  оставит.  Мы  эгоистично  забываем  об  их  чувствах,  думая,  что  оберегаем  их.  Но  нет,  мы  роем  им  могилу!  Те,  кто  любят  нас,  простят  и  поймут,  а  те,  кто  лишь  воспитывают  –  посмеются  и  оставят.  Быть  может,  они  не  выгонят  нас  из  дома,  быть  может,  на  следующий  день  поприветствуют  нас  словами  «Доброе  утро!»  и  приготовят  вкусный  завтрак,  но  они  и  не  подумают  о  том,  что,  улыбаясь  им  в  ответ  и  хваля  их  кушанья,  мы  втайне  размышляем  о  смерти  и  тяжестью  воли  душим  нестерпимую  боль,  настигающую  нас,  как  буря.  Звучит  жестоко,  но  уверьтесь,  что  когда  мы  будем  сидеть  в  своей  комнате  и  резать  вены,  смывая  кровь  слезами,  они  будут  находиться  в  соседней  комнате  за  закрытой  дверью,  смеясь  в  разговоре  по  телефону  и  размышляя  о  том,  что  приготовить  нам  на  обед.  Даже  если  они  думают,  что  действительно  любят  нас,  но  не  принимают  такими,  какие  мы  есть  –  это  не  любовь.  Это  ненависть.  А  это  есть  гарантия  на  то,  что  их  сердце  не  дрогнет,  когда  лезвие  ножа  коснется  нашего  запястья  и  никакое  внутреннее  предчувствие  не  заставит  их  приоткрыть  нашу  дверь,  чтобы  убедиться,  что  мы  все  ещё  живы,  если  не  услышат  зова.  А  они  никогда  не  услышат  его,  если  дадут  нам  повод  остерегаться  насмешек  от  тех,  кто  нам  не  безразличен.  Эти  –  самые  жестокие  насмешки,  шутки  над  чувствами  от  наших  близких,  людей,  от  которых  мы  ожидаем  поддержки  и  понимания,  но,  не  получая  ее  и  убеждаясь,  что  и  не  получим,  мы  замыкаемся  в  себе  и  пускаем  в  душу  грех.
           У  каждого  свой  грех.  Мой  грех  таков  и  я  знал,  что  ни  за  что  не  открою  его  Лоре.  Ради  этого  я  согласился  на  мучительный  вечер,  который,  чем  ближе  становился  реальностью,  тем  глубже  ранил  меня  и  срезал  мои  крылья,  в  то  время  как  для  Лоры  он  был  предвкушением  воссоединения  дружный  семьи,  матери  и  сына,  чья  кровь  едина.  
           Перед  тем,  как  привести  Лору  в  свой  дом,  я  поспешил  преобразовать  его  вновь  в  тесное,  но  уютное  жилище,  которым  он  был  при  жизни  няни.  Но,  войдя  внутрь,  я  увидел  то,  чем  он  стал  без  нее,  то,  чему  я  позволил  ему  стать.  Я  наблюдал  бал  Сатаны,  Апокалипсис,  хаос  времен,  находящихся  на  стыке  с  вечностью,  только  не  рассвет  нового  будущего.  Пока  я  преодолевал  путь  из  коридора  к  лестнице,  передо  мной  прошли  три  соблазнительные  молодые  наяды,  обнажив  кроткую  улыбку  девственницы  и  осоловело  юркнув  глазами  по  моему  стану.  Они  смеялись  о  чем-то  тонким,  изысканным  смехом,  похожим  на  звон  колокольчиков,  и  перешептывались  на  ходу  то  и  дело,  окидывая  меня  взглядом.  Если  бы  мне  довелось  встретить  их  где-нибудь  на  улице  или  в  театре,  я  бы  подумал,  что  это  самые  невинные  и  чистые  создания  на  земле,  вероятнее  всего,  я  бы  ни  секунды  не  сомневался,  что  они  –  небесные  ласточки,  летящие  навстречу  туману.  Но  вот  они  скрылись  за  дверью  и  передо  мной  вновь  восстали  необозримые  просторы  извращенных  удовольствий  и  самых  безумных  фантазий.  Я  шел  прямо,  натыкаясь  на  существ,  придающихся  греху  прямо  у  меня  под  ногами,  несколько  десятков  обнаженных  мужчин  и  женщин,  пахнувших  смесью  пота  и  спиртных  напитков.  Жуткое  зрелище!  Мои  веки  отяжелели,  глядя  на  происходящее,  и  порывались  опуститься,  сомкнуться  изо  всех  сил,  чтобы  не  позволить  глазам  искушать  мою  душу  снова,  чтобы  не  дать  мне  оступиться  и  упасть  на  пол  в  объятия  грешников.  Я  на  секунду  закрыл  глаза  и  представил  Лору.  В  образе  божественного  видения  она  направляла  меня  на  верный  путь,  прямиком  к  цели,  безо  всяких  отклонений  и  потери  компаса.  Мне  потребовалось  собрать  всю  напутствовавшую  меня  волю  в  кулак,  чтобы  безжалостно  и  беспощадно  перешагивать  тела  и  души,  ступать  уверенно  и  твердо,  чувствуя  под  ногами  опору.  Но  главной  моей  опорой  по-прежнему  оставался  образ  Лоры.  Здесь  она,  как  ангел,  простерла  надо  мной  свои  крылья  и  сулила  держаться  берега,  не  рискуя  заходить  в  гавань,  даже,  если  мне  может  показаться,  что  она  тихая.  Всегда  есть  ветер.  Он  может  быть,  слабым  и  неощутимым,  как  дыхание  спящего,  может  выглядеть  бесчинствующим,  как  буря  в  море,  может  менять  свое  направление  без  предупреждения,  то  утихая,  то  вновь  возникая  нежданно,  но  ветер  не  может  отсутствовать  вовсе.  И  если  наш  корабль  застрял  в  открытом  море,  где  невозможно  найти  укрытие  от  внезапного  шторма,  необходимо  обзавестись  дополнительным  якорем,  спрятав  его  где-нибудь  в  трюме,  чтобы  в  случае  спешной  надобности  не  остаться  на  мели.
           Я  открыл  дверь  в  спальню  моей  матери  и  увидел  ее  в  постели  с  несколькими  мужчинами.  Она  кричала  в  экстазе  и  дрожала  всем  телом,  словно  тунгусо-манчжурский  шаман,  пытающийся  установить  контакт  с  дерзким  духом.  Увиденное  пробудило  во  мне  крайнюю  агрессию  и  минутное  одеревенение,  но,  возобладав  над  собой,  я  крикнул  неистово  почти  с  ходу,  чтобы  они  все  убирались  отсюда,  пока  я  не  вызвал  полицию.  И  я  оказался  прав.  «Гости»  моей  матери  выдались  так  трусливы,  что  услышали  меня  с  первого  раза  и  через  несколько  секунд  от  них  остался  только  сильно  отталкивающий  запах  мокрого  мускуса.  
           Моя  мать  приподнялась  на  локтях  и  набросила  на  себя  простыни,  увидев,  как  я  отвел  взгляд  при  виде  ее  обнаженного  тела,  которое  еще  недавно  ласкал  в  своих  объятиях.  Когда  я  посмотрел  на  нее,  она  улыбалась,  такой  соблазнительной  в  былые  времена  и  такой  раздражающей,  приводящей  в  гнев  улыбкой.  Не  сказав  ни  слова,  я  взял  ключи  от  комнаты  со  столика  рядом  с  кроватью  и  покинул  спальню,  заперев  дверь  на  ключ.  Я  чувствовал,  что  она  несколько  изумилась,  но  не  двинулась  с  места,  давая  понять  тем  самым,  что  я  слишком  рано  объявил  себя  победителем.  
           Я  пробежал  по  коридору  и  остановился  на  самой  верхней  ступеньке  лестницы.  Взглянув  еще  раз  на  «икону  Страшного  суда»,  пропасть,  разверзшуюся  в  моей  гостиной,  я  закричал  так  громко,  на  сколько  смог,  вобрав  предварительно  огромный  запас  воздуха.  Я  прокричал  только  одно  слово:  «Остановитесь!»,  и  этого  было  достаточно,  чтобы  приковать  их  внимание.  Не  знаю,  что  именно  в  моем  голосе  заставило  их  поднять  головы  и  посмотреть  мне  в  лицо.  Возможно,  я  крикнул  достаточно  громко,  но  у  меня  почти  не  осталось  сомнений,  что  должно  быть  что-то  еще.  Да,  в  моем  голосе  читалась  неприкрытая  агрессия,  возбуждение,  злость  и  омерзительно-гнусная  интонация,  которая,  словно  громом  окатила  их  слух,  но,  помимо  всего  этого,  мой  голос  был,  точно  призыв  свыше,  как  будто  Господь  говорил  моими  устами  и  выражал  свое  недовольство  и  стыд  за  всех,  кого  он  наделил  жизнью  и  правом  быть  Человеком  на  этой  земле.  О,  в  тот  момент  что-то  сверхъестественное  присутствовало  со  мной,  что-то  светлое,  похожее  на  свет  из  врат  Рая  и  я  был  уверен,  что  даже  если  Бога  не  существует,  всегда  есть  ангелы,  вроде  Лоры,  способные  читать  Его  мысли.  Им  только  нужно  выбрать,  кто  донесет  эти  мысли  до  людей,  и  я  ощутил  необычайную  легкость,  лекарственный  бальзам,  когда  осознал,  что  сегодня  некий  ангел  избрал  меня.  
           Итак,  они  разом  повернули  ко  мне  головы,  и  около  сотни  глаз  впились  в  меня  одновременно.  Я  замер,  слова  остановились  во  мне,  а  дух  перехватило,  словно  в  приступе  асфиксии.  Я  неспешно  сошел  вниз,  преодолевая  ступеньку  за  ступенькой,  опуская  свои  тяжелые  шаги  на  поскрипывающее  дерево.  Когда  весь  путь  остался  позади,  я  пошел  по  центру  гостиной,  и  все  расступались  передо  мной,  расталкивая  друг  друга  и  рассыпаясь  в  разные  стороны.  Это  было  похоже  на  сюжет  из  Библии,  пришествие  Христа,  который  шел  меж  людьми,  даруя  исцеления  и  благословляя  праведников.  А  люди  поклонялись  ему,  целуя  подол  длинной  ризы  и  поднимая  слезящиеся  взоры  к  Его  доброму  святому  лику.  Мне  казалось,  я  источал  такой  же  небесный  свет,  как  мой  религиозный  предшественник,  я  был  для  них  искуплением,  утешением,  наказанием,  и  в  их  взглядах  мимолетно  погасло  пламя  Ада  –  все  они  молили  о  спасении  и  надеялись  на  прощение.  С  минуту  я  свыкался  с  ролью  Бога.  Затем  ликовал  несколько  минут,  длящихся  вечность,  упиваясь  своих  фантомным  превосходством.  А  затем  я  с  горечью  стал  осознавать  истинную  призрачность  моих  ощущений  и  представлений.  Гримаса  самодовольства  и  гордыни  постепенно  спадала  с  лица,  по  мере  того,  как  ко  мне  приходило  прозрение.  
           Я  не  был  Богом.  Более  того,  я  даже  не  был  праведником.
           Я  был  ничем  не  лучше  их,  а  в  свете  испытываемой  мною  дерзости  стать  карателем  грешников,  Иисусом,  способным  вершить  судьбы,  ожидая  второго  пришествия,  чтобы  воплотить  масляный  шедевр  Васнецова  в  незабвенную  действительность,  я  превратился  в  призрак.  Нет,  я  был  хуже  их  во  сто  крат,  когда  чувствовал,  что  имею  право  судить  их.  Ах,  грешники,  грешники…  Люди!  Все  мы  создания  великой  Природы,  все  мы  не  властны  над  ней  и  все  мы  равны  перед  ее  волей,  воспринимая  ли  это  как  данность  или  же,  как  Божью  волю.  Не  важно,  верим  ли  мы  в  Бога  или  отрекаемся  от  религии,  открывая  в  себе  атеиста,  шепчем  ли  мы  молитвы  перед  сном  или  отпеваем  молебны  в  храмах  –  мы  не  можем  предопределить  будущее,  не  рассчитаем  формулу  абсолютного  идеала,  потому  что,  достичь  идеала  можно  только,  шагая  наугад,  совершая  ошибки  и  исправляя  их.  Мы  живем  лишь  надеждой,  что  завтра  будет  такой  же  день,  как  и  вчера,  что  мы  выйдем  из  дома  встретимся  с  другими  людьми,  подобными  нам,  обнимем  своих  близких  и  все  сложится  удачно,  но  на  самом  деле  мы  не  можем  утверждать  это  предположение  со  стопроцентной  уверенностью,  поскольку  не  мы  пишем  сценарий  пьесы  жизни,  не  мы  отвечаем  за  судьбы  других  людей  и  даже  за  судьбы  близких,  а  значит  и  не  нам  судить  их.  Один  человек,  знакомый  мне  не  понаслышке,  сказал:  «Судите  самих  себя»  и  был  прав.  Однако,  все  мы,  зная  свои  роли  наперед,  беспрестанно  нарушаем  законы  бытия  и  часто  примеряем  роль  Бога,  не  задумываясь  о  том,  что  многим  из  нас  характерна  роль  грешника.  
           Таким  был  и  я,  когда  остановился  в  центре  залы  под  люстрой  и  ее  свет  затмил  мое  «божественное  свечение».  Я  ощутил,  как  оно  угасает,  а  тьма  обступает  меня  со  всех  сторон;  почувствовал,  как  трещат  мои  крылья,  как  ломаются  ангельские  перья  и  падает  нимб.  Это  чувство  обуяло  мной  с  прибывшей  силой,  как  разгорающийся  шторм  от  накатывающих  волн.  Теперь  я  казался  себе  грязным,  отвратительным  и  бестелесным,  как  черная  пустота,  я  был  ничем.  Я  превратился  в  ничто!  Я  был  так  порочен,  что  не  посмел  бы  судить  даже  самого  себя,  хотя  все  мое  существо  изнывало  от  жажды  быть  покаранным,  избитым  и  измученным,  ведь  любая  физическая  боль  была  бы  сейчас  облегчением.  Моя  душевная  боль  была  так  сильна,  что,  рассеки  мою  плоть  до  крови,  я  бы  и  не  дрогнул.  Монахи  говорят,  это  плохой  признак,  а  я  знал,  что  хороших  признаков  мне  уже  не  видать.  
           Я  осмотрелся  по  сторонам  и  заметил,  что  их  прикованные  взоры  озаряются  издевательскими  ухмылками,  перерастающими  в  дикий  хохот.  Они  смеялись  надо  мной.  И  поделом!  Я  знал,  что  заслужил  это  чувствовать,  но  не  смогу  справиться,  пережить  этот  крах,  эту  разрушившуюся  иллюзию  стать  чем-то  высшим,  очиститься,  как  вода  из  крана,  проходящая  тщательную  фильтрацию.  Я  чувствовал  себя,  как  вода,  гибкая,  принимающая  всегда  определенную  форму,  навязанную  то  ли  обстоятельствами,  то  ли  волей  отдельных  лиц,  то  ли  придуманными  препятствиями;  иногда  выходящую  из  берегов,  но  всегда  остающуюся  без  цвета,  без  вкуса,  без  запаха…  О,  вода,  хотя  и  воскрешает  жизнь  и  топит  нерушимые  преграды,  и  подчиняет,  и  подчиняется,  все  же,  какова  бы  ни  была  ее  участь,  она  никогда  не  повлияет  на  ее  природные  свойства.  Этим  было  сказано  все.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=429656
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 05.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 19

Глава  19

           Весь  остаток  ночи  я  бродил  по  пустынным  улицам,  замечая  одинокие  силуэты  суетливых  прохожих.  Ветра  почти  не  было,  и  только  утренняя  прохлада  гнала  по  небу  серебристые  облака.  В  свете  мерцающих  пятен  в  небесной  выси  я  разглядел  лицо  Лоры  и  вспомнил  о  ее  неиссякаемом  неброском  очаровании  и  бездонной  доброте,  славившей  все  прекрасное  в  этом  мире  и  не  требовавшей  создания  его  альтернативы.  Я  так  нуждался  в  ней  сейчас,  жаждал  укрыться  от  всех  невзгод  в  ее  объятиях  и  забыться  сладостным  сном  младенца,  прижимая  ее  ласковые  руки  к  своим  щекам.  Она  была  единственной,  кому  я  мог  открыть  свою  душу  и  не  бояться  заплакать,  чувствуя  плечо  друга  и  заступника,  ощущая  присутствие  гармонии  и  душевного  равновесия  в  ее  солнечном  облике.    Где-то  в  глубине  моего  прошлого  «Я»  еще  таилась  любовь  к  этой  женщине,  с  которой  я  хотел  связать  свою  жизнь  и  быть  верным  ей  до  конца  дней  своих,  которая  стала  бы  матерью  моих  детей  и  моим  преданным  союзником  и  советчиком.  После  смерти  няни  я  чувствовал  в  ней  ангельское  свечения  и  хотел,  чтобы  оно  помогло  мне  определить  курс,  правильный  путь,  ведущий  к  свету,  как  маяк  для  потерявшихся  суден.  Однако  я  не  вспомнил  о  любви  к  ней,  не  воображал  ее  в  подвенечном  платье,  стоящую  у  алтаря  и  говорящую  мне:  «Согласна»  перед  Богом  и  людьми.  А  когда  я  резвился  с  ней  на  балу,  она  заменяла  мне  сестру,  с  которой  всегда  можно  поладить  и  которая  никогда  не  выдаст  мою  тайну.  Теперь  же  мне  требовалась  ее  защита,  в  которой  я  видел  единственное  спасение  от  горя,  поразившего  меня,  от  напасти,  приключившейся  со  мной,  но,  главным  образом,  от  лица  Дьявола,  глядящего  мне  в  душу  сквозь  пламя  Ада,  в  которое  глядел  и  я  некоторое  время.  Я  так  желал  обрести  свой  Ад,  страстно  и  непреклонно,  не  подозревая  о  том,  как  он  ужасен  и  кровожаден.  Когда  же  я  увидел  его,  то  ощутил,  что  половины  меня  уже  нет  –  я  испит  им,  во  мне  уже  нет  прежней  живости  и  той  незаурядной  уверенности,  охватывающей  меня  в  первые  дни  падения,  когда  я  наслаждался  восторженными  взглядами  прохожих  и  позволял  себе  пренебрегать  их  восхищением.  Как  оказалось,  Ад,  застигший  меня  здесь,  на  земле,  гораздо  более  жуткий,  нежели  тот,  о  котором  говорит  Библия.  Я  не  знал,  где  мне  укрыться  от  его  сияющего  пламени,  куда  пойти,  чтобы  забыться,  впасть  в  долговременное  беспамятство,  но  только  уберечь  остатки  моей  души,  моего  больного  раненного  прошлого  «Я».  Мне  было  некуда  бежать,  потому  что  Ад  –  это  был  я  сам.  Да,  да,  именно  я  стал  отражением  своих  пороков,  моя  душа  металась,  как  испуганная  канарейка  за  железными  прутьями,  терзая  свою  плоть  в  кровь.  О,  как  бы  сильно  я  не  отрицал  теперь  философию  моей  матери,  в  одном  она  была  все  же  права  и  это  «одно»  звучало  в  моей  голове,  как  неправильные  скрипучие  звуки  смычка,  небрежно  скребущего  струны  скрипки:  «Твоя  собственная  кара  от  тебя  не  уйдет».  И  мне  вдруг  пришло  в  голову,  что  Лора,  может  быть,  моя  последняя  надежда,  моя  Тара  .      
           Говорят,  когда  человек  теряет  все,  он  обращается  к  Богу  в  порыве  отчаянья  или  от  безысходности,  и  уже  не  имеет  значения,  атеист  он  или  верующий,  в  критические  минуты  Бог  –  самый  сильный  и  надежный  источник  надежды,  то,  что  дает  нам  крохи  веры  в  возможное  спасение  или  выход  из  какой-либо  неразрешимой  ситуации.  Мы  надеемся  на  чудо,  когда  ничто  земное  не  способно  повлиять  на  ход  событий,  когда  мирская  жизнь  теряет  смысл,  а  о  жизни  духовной  мы  никогда  не  имели  желания  задуматься,  ссылаясь  на  недостаток  свободного  времени  или  чрезмерную  занятость  «неотложными  делами».  Каждый  из  нас  в  глубине  души  принимает  Бога  по-своему:  кто-то  возносит  молитвы  в  церквях  по  воскресеньям,  кто-то  молится  перед  святыми  иконами  у  себя  дома;  одни  делают  это  искреннее  и  неброско,  а  другие  фанатично  и  напоказ,  но  их  объединяет  возможность  верить  во  что-то  идеальное,  что  никогда  не  допускает  промаха,  в  отличие  от  земных  людей,  что  всегда  право  и  не  поддается  сомнению.  Бог  –  это  что-то  вроде  эталона,  которому  сильные  личности  стараются  подражать,  а  слабые  считают  себя  недостойными  делать  это.  И  только  отдельная  категория  людей  ставит  себя  выше  Бога,  достигая  невероятных  высот,  откуда,  как  им  кажется,  они  никогда  не  сорвутся,  но  если  случится  испытать  падение,  они  могут  навсегда  сломать  крылья.  Это  есть  самая  сильная  и  самая  хрупкая  категория,  люди,  называемые  «все  или  ничего»,  критические  точки  на  нескончаемой  плоскости  жизни,  одинокие,  своевольные,  но  порой  кажущиеся  такими  беззащитными  и  уязвимыми,  что  не  вызывают  иных  чувств,  кроме  жалости.  Как  правило,  такие  люди  следуют  своим  принципам  неизменно,  даже  если  на  протяжении  жизни  выяснится,  что  их  принципы  отнюдь  не  хороши  и  что  они  не  принесут  им  ничего,  кроме  горя  и  разочарований.  Они  все  равно  будут  их  придерживаться,  ломать  себя,  подстраивать,  убеждать,  что  так  правильно,  чтобы  не  выдать  поражения,  не  показать  миру  своей  слабости  и  уж  точно  обойтись  без  посторонней  помощи.  
           К  таким  людям,  я  относил  себя,  когда  столкнулся  с  новыми  оборотами  жизни,  но,  как  говорил  профессор  О’Хара  и  как  выяснилось  позже,  я  оказался  слишком  труслив.  Вначале  я  вовсе  не  желал  принимать  эту  данность,  которой  мне  якобы  не  доставало  в  жизни,  я  просто  боялся  противостоять  сложившимся  обстоятельствам,  дабы  не  навлечь  на  себя  беду.  Затем  я  испугался  потерять  нить,  с  помощью  которой  можно  было  бы  вернуться  к  истокам.  И,  наконец,  я  до  смерти  боюсь  Ада,  хотя  хвалился  своим  бесстрашием.  Этот  страх  толкал  меня  на  безумные  поступки,  право  не  более  безумные,  нежели  я  совершаю  сейчас,  когда  намерен  использовать  Лору  в  качестве  защиты  от  самого  себя.  Все  сводится  к  тому,  что  я  настолько  труслив,  что  даже  боюсь  собственной  тени,  своего  внутреннего  голоса,  не  хочу  слушать,  что  говорит  мне  разум,  ведь  он  может  сказать  ужасные  вещи,  и  я  сломаюсь;  не  желаю  смотреть  в  зеркало,  поскольку  оно  может  показать  мне  истинного  меня,  личность,  которую  я  могу  возненавидеть,  и  я  погибну.  Вследствие  своих  страхов  и  глупой  девчачьей  неуверенности,  я  достоин  презрения,  глумливого  смеха  над  самим  собой  и  иронических  замечаний  в  свой  адрес,  но  я  боюсь  принять  даже  их,  потому  как  знаю,  что  не  смогу  стерпеть  их,  как  мужчина.  Вот  и  прячусь  в  тени,  скрываюсь  от  всего  мира  за  спиной  хрупкой  девушки,  дух  которой,  вопреки  моему,  настолько  силен,  что  никакое  искушение  в  мире  не  сломит  его,  а  воля  жить  светом  так  крепка,  что  даже  самая  черная  тьма  не  затмит  ее  божественного  отблеска.
           Я  двинулся  дорогой,  ведущей  к  ее  дому  –  наверняка,  выпускной  бал  подошел  к  концу  еще  несколько  часов  назад,  и  Лора  сейчас  дома,  отдыхает  после  утомительного  вечера  и  того  ночного  приключения,  в  эпицентре  которого  она  оказалась  не  без  моего  непосредственного  участия.  
           Я  шел  долгой  аллеей  вдоль  прямо  посаженных  тополей,  вдыхал  весеннюю  прохладу  и  наслаждался  утренней  тишиной.  Прямо  передо  мной  простилалась  ровная  тропинка,  залитая  талой  водой,  где  отражались  солнечные  блики,  и  я  наступал  на  них  тяжелыми  шагами,  оставляя  грязные  следы  отпечатков  подошвы.  
           На  последнем  повороте  я  замедлил  шаг,  находясь  в  хаотичном  состоянии  двойственности:  двигаться  вперед  или  повернуть  назад.  Мною  обуяло  чувство  неопределенности,  какое  решение  окажется  верным,  и  к  какому  финалу  оно  приведет  меня  впоследствии.  Я  знал  наверняка,  что  до  вчерашнего  вечера  Лора  не  сомневалась,  что  я  сделал  выбор,  что  предпочел  ее  любовь  растерянности  и  неведомому  перепутью  чувств,  но  теперь  я  даже  не  предполагал  ее  реакции.  Как  она  относится  ко  мне  теперь,  после  всего,  что  видела,  да  и  вообще  откроет  ли  она  мне  дверь?  Возможно,  сразу  после  инцидента  на  балу  ее  поведение  осталось  неизменным  из-за  шока,  а  сейчас,  пораздумав  и  переосмыслив  произошедшее,  оно  пришла  в  себя  и  осознала,  что  происходит  на  самом  деле.  И  теперь  мне  не  удастся  морочить  ей  голову  разговорами  о  «верном  выборе  с  ее  помощью»  и  о  «любви  в  бесконечно  счастливом  браке».  Думаю,  эти  речи  навсегда  уйдут  в  историю,  которую  нельзя  переписать,  переиначить,  поскольку  история  нашей  памяти  –  это  единственная  наука,  неоспоримая,  как  время.  
           Я  постучал  в  дверь.  К  моему  приятному  удивлению,  Лора  открыла  мне  без  колебаний  и  пригласила  в  дом  с  той  же  ангельской  улыбкой,  что  и  всегда.  Я  вошел,  снял  верхнюю  одержу,  приблизился  к  ней  и  попытался  поцеловать.  Она  позволила,  но  я  заметил,  что  уже  без  прежнего  энтузиазма  и  блеска  в  глазах.  Когда  я  взглянул  на  нее,  она,  не  отводя  глаз,  разглядывала  меня,  как  диковинный  заморский  сувенир,  стараясь  отыскать  изъяны,  а  не  восхищаясь  его  красотой.  Тогда  я  понял,  что  она  ждет  моих  слов,  уповая  на  их  искренность  и  безболезненную  краткость.  Страх  услышать  много  пустых  оправданий  гораздо  более  болезненный  нежели  жестокая  лаконичная  правда.  Но  слова  застыли  у  меня  в  горле,  а  взгляд  был  прикован  к  ее  молящим  глазам,  широко  открытым  для  восприятия  зримого.  Я  почувствовал,  что  не  смогу  начать  этот  разговор,  и  она  тоже  поняла  это  –  достаточно  было  лишь  раз  взглянуть  на  мнущегося  на  одном  месте  неуверенного  меня.  И  она  спросила:
 Что  привело  тебя  ко  мне  в  столь  ранний  час?
 Я  хотел  поговорить  и…  извиниться.
 За  что?
 Ты  знаешь.
 Нет,  я  не  знаю!  Я  могу  только  догадываться,  ведь  ты  никогда  не  говоришь  мне  прямо  и  внятно,  а  все  время  вдаешься  в  непостижимые  мне,  простой  смертной,  намеки.  Может  быть,  ты  хочешь  попросить  прощения  за  то,  что  беспричинно  срываешься  на  крик  в  моем  присутствии,  неадекватно  воспринимаешь  каждое  слово,  сказанное  в  непривычном  для  тебя  тоне,  вспыхиваешь  как  спичка,  при  одном  неосторожном  упоминании  о  том  промежутке  времени,  когда  ты  закрылся  от  меня  и  умер  для  всего  мира?  Возможно,  ты  желаешь  извиниться  за  то,  что  оставил  меня  в  одиночестве  на  балу  так  внезапно,  исчез,  как  сон  с  нежданным  пробужденьем,  без  объяснений,  без  предупреждений?..  А  может  быть,  ты  хочешь,  чтобы  я  простила  тебя  за…  -  она  вдруг  резко  побледнела,  умолкнув  в  ту  же  секунду,  и  по  ее  лицу  я  понял,  о  чем  она  думает,  что  вспоминает.  
Я  подошел  в  ней  вплотную  и  взял  за  плечи.  Она  опустила  голову,  чтобы  скрыть  глаза,  наполнившиеся  робкими  слезами.
 О,  Лора…  Я  бы  просил  прощения  хоть  тысячу  раз,  и  все  равно  не  искупил  бы  той  вины,  что  я  чувствую,  глядя  тебе  в  глаза,  не  утолил  бы  той  немыслимой  обиды,  которую  я  причинил  тебе  с  такой  небрежностью.  Но  я  пришел  поговорить  с  тобой  о  том,  что  тебе  довелось  увидеть,  о  том…
 Довольно!  –  Крикнула  она,  прикрывая  рот  ладонью,  и  в  этот  миг  две  теплые  слезы  стремительно  скатились  по  ее  шелковым  щекам.  Она  глубоко  и  тяжко  вздохнула,  повторив,  -  довольно…
Выдержав  длительную  паузу,  показавшуюся  мне  вечностью,  я  вновь  совершил  попытку  разговора.
 Я  знаю,  как  тебе  больно  –  начал  я,  -  но  я  настаиваю,  чтобы  ты  выслушала  меня,  прежде  чем  корить  за  глупость,  совершенную  по  необдуманности.
 Глупость?..  –  С  ужасом  в  голосе  спросила  она,  подняв  взгляд,  полный  недоверия,  -  по  необдуманности?..  А  что,  твой  поступок  требовал  размышлений,  принятия  какого-либо  решения?  Это  же,  не  сдача  донорской  крови!  Это  же  не  благотворительное  пожертвование!  О  чем  можно  было  здесь  думать!
 Я  поддался  искушению!
 Значит,  ударить  собственную  мать  на  глазах  у  всей  толпы  –  это,  по-твоему,  искушение?
Я  опешил.
 Что?!..
И  тут  я  понял,  что  случилось  прошлым  вечером.  Я  впервые  за  все  это  время  не  поддался  обольстительным  чарам  мамочки,  не  предал  Лору,  я…  спас  себя.  Я  выстоял,  но  с  тем  очутился  на  дне.  В  глазах  Лоры  я  был  безнравственным  чудовищем,  способным  ударить  беззащитную  женщину,  ничтожеством,  могущем  пасть  так  низко.  О,  каков  я  глупец!  Она  же  смеялась  мне  в  лицо,  пила  вино  в  знак  победы,  превосходства  своего  коварства  над  моим  бессмысленным  трепетанием,  бестолковым  сопротивлением.  Это  было  как  борьба  человека  со  стихией,  в  которой  заранее  известен  проигравший  и  победитель.  Так  к  чему  суета?  К  чему  сопротивление  неизбежному?  Да,  я  преодолел  барьер  ее  могущества,  но  этот  щит  дался  мне  слишком  высокой  ценой:  я  потерял  Лору.  Вот  почему  она  больше  не  смеется,  не  гладит  меня  по  волосам,  шепча  слова  любви  и  утешения,  не  обнимает  меня  ласково  и  нежно,  как  ребенка  и  не  оставляет  выбора,  как  честный  друг.  Она  уклонилась!  Она  испугалась  меня,  когда  я  поцеловал  ее,  хотя  и  позволила  сделать  это,  но  позволила  ли  из  вежливости,  быть  может,  из  страха,  чтобы  я  не  повторил  с  ней  то,  что  сделал  со  своей  матерью?  При  любом  раскладе  она  разрешила  мне  прикоснуться  к  ней  по  навязанным  ее  воображению  причинам,  а  не  по  сердцу,  как  всегда  было.  И  я  погрузился  в  угнетающую  тишину,  которая,  несмотря  на  расцветающую  весну  за  окном,  заглушала  все  звуки  и  все  цветение,  ползла  по  мне,  как  паразитирующие  насекомые,  жалила  и  отравляла.  В  неистовстве,  наглом  паническом  отчаянье,  я  бросился  ей  в  ноги  с  молящим  взглядом  и  дрожащими  устами.  Я  схватил  ее  за  руку,  прежде  чем  она  ускользнула  вглубь  комнаты.  
 Лора,  любовь  моя!  Жизнь  моя!  Ты  всего  не  знаешь!  Ты  не  ведаешь,  какая  сила  толкнула  меня  на  сей  поступок  и  как  горько  мне,  что  ты  винишь  меня  без  вины.  –  Молвил  я  пафосно,  как  актер,  мастерски  играющий  сценическое  раскаянье  перед  иконой.
 Без  вины?..  –  Укоризненно  произнесла  она,  и  я  увидел  гнев  в  ее  глазах.
 О,  Лора!  Эта  женщина  –  цветок  смерти,  чья  пыльца  умерщвляет  жизнь,  гноит  всю  прелесть  непорочной  души,  толкает  ее  в  круг  порока  льстивыми  обещаниями  и  клятвами,  а  затем  отправляет  прямиком  в  Ад  на  попечительство  самому  Дьяволу!  Она  не  ведает  страха,  не  знает  жалости,  она…  мать  порока!  
 Замолчи!  К  чему  ты  сеешь  эту  ложь?  Ведь  из  нее  вырастет  плющ  –  он  отравит  тебя!
 Это  правда!  Я  был  падок  на  всякого  рода  наслаждения,  упивался  страстью,  в  то  время  как  расточал  безжалостно  любовь.  Я  вор,  похитивший  твою  невинность!  
 О,  я  отдалась  тебе,  любя!  И  ты  невинностью  не  прикрывайся!
 Я  душу  твою  выпил!
 Ты  дал  мне  большее!
 Что  же  это?
 Достоинство!  До  тебя  я  знала  лишь  неблагодарный  труд,  работу,  выполняемую  мной  день  ото  дня,  непосильную,  но  привычную:  я  работала  тоской,  тенью,  одиночеством,  но  никогда,  до  твоего  чудесного  появления  в  моей  жизни,  я  не  была  вдохновением,  светом,  ангелом…  Я  бродила  по  улицам,  не  замечая  прохожих,  не  желая  знать,  кто  эти  люди  и  что  их  тяготит,  но  сейчас,  благодаря  тебе,  я,  словно  парю  над  землей  на  крыльях,  вглядываюсь  в  каждое  незнакомое  лицо  и  могу  видеть  его  особым  зрением.  Теперь  я  замечаю  столькие  странные,  увлекательные,  любопытные  и  тайные  особенности  человеческих  душ,  что  ранее  были  мне  безразличны.  И  если  какой-то  прохожий  печален,  я  улыбаюсь  ему,  как  будто  передавая  частичку  ангельского  света,  чтобы  он  мог  на  мгновение  забыть  о  своем  горе  и  отыскать  спасение.  А  если  идущий  навстречу  мне  незнакомец  счастлив  и  по  его  лицу  бродит  незаметная  улыбка,  я  прохожу  мимо,  как  видение,  сулящее  благополучие  и  тем  самым  даю  напутствие  сохранить  то,  что  дорого  и  беречь  обыденные  дни,  как  самое  ценное  сокровище.  Но  иногда  мне  становится  грустно,  когда  я  думаю  о  том,  что  сама  не  уберегла  свое  сокровище,  что  растратила  его  понапрасну...
 О  чем  ты?..
 О  тебе.  
Я  свел  брови  и  встал  с  колен.
 О,  не  дивись  так,  словно  я  перешла  на  птичьи  трели!  Да,  больше  всего  я  боялась,  что  потеряла  тебя,  когда  ты  дал  мне  повод  так  думать.  –  Она  взглянула  на  меня  взглядом  котенка,  неуклюжим  и  уязвимым,  что  тронул  мое  сердце.
 О,  Лора…  Ты  меня  не  потеряла…
 Еще  вчера  я  так  думала.
 Я  виноват  перед  тобой,  как  человек  перед  природой  и  я  прошу  от  всей  души  твоего  прощения,  хотя  знаю,  что  в  большей  мере  недостоин  и  доли  твоей  милости.  Но  я  не  стану  извиняться  за  вчерашний  инцидент,  поскольку  то  был  не  порыв,  а  яростное  сопротивление.
 Чему  же?
 Моему  новому  «Я»,  если  можно  так  сказать.
 Мне  думалось,  ты  счастлив,  став  кем-то  новым?
 Да,  мне  тоже  так  казалось.…  Но,  видно,  ошибка  оказалась  велика,  раз  мне  пришлось  пожертвовать  тем,  что  имеет  для  меня  неподдельную  важность.
 Чем  же?
 Тобой.  Твоей  любовью!  Теперь,  когда  ты  видела  лицевую  сторону  смерча,  не  побывав  в  его  эпицентре,  теперь,  когда  ты  видела  меня  в  обличье  монстра,  теперь,  когда  ты  не  веришь  мне  больше,  а  значит,  и  не  любишь…  -  Говорил  я,  захлебываясь.
 Это  неправда!  Я  люблю.…  О,  я  любою  тебя!  –  Воскликнула  она  эмоционально.
 Но  ты  страшишься  моих  объятий,  моей  близости.
 Нет!  Нет!  Я  люблю  тебя!  Ты  говоришь,  что  я  тебе  не  верю  больше,  что  не  люблю...  О,  как  ты  не  прав!  Да  я  ведь  жизни  не  пожалею,  лишь  бы  ты  был  счастлив,  лишь  бы  обрел  душевный  покой  и  силы  жить!
 Твоя  любовь  давала  мне  и  силы  и  покой.
 Тогда  она  твоя.  
 После  всего?..
 Это  не  важно,  если  ты  любишь  меня.
 Люблю  ли?..  Ты  –  дверь  в  мой  Рай,  луч  света  в  моей  тени,  ты  –  моя  Тара,  моя  звезда!  О,  я  так  люблю  тебя!  Люблю!  Люблю!  –  Закричал  я,  точно  обезумевший  от  счастья  и  восторга  ученый,  совершивший  только  что  научное  открытие  века.  Я  подхватил  ее  на  руки  и  стал  кружить,  смеясь  и  плача,  а  она,  обхватив  своими  тонкими  руками  мою  шею,  свернулась  теплым  комочком  у  меня  на  груди  и  что-то  шептала  на  ухо,  пока  я  целовал  ее  волосы.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=429413
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 18

Глава  18

 Так  как  на  счет  Парижа?
 Что?..  –  Переспросил  я,  оправившись,  словно  после  оцепенения.
 Париж!  Я  предложила  поехать  после  нашей  свадьбы.
 О,  Лора!..  –  я  смотрел  на  нее,  стараясь  понять,  что  сейчас  произошло  и  уловить  ее  настроение  в  мимике  и  жестах.  
Но,  к  моему  удивлению,  я  не  находил  изъянов.  Она  была  безупречно  мила  и  приветлива,  ласкова  в  разговоре  и  улыбчива  в  молчании,  и  я  не  знал,  в  какую  сторону  клонить  беседу.  Я  не  был  уверен,  было  ли  это  на  самом  деде  или  же  только  казалось.  Как  в  тумане,  стоял  я,  объятый  тоской  и  страхом,  внутренним  негодованием  и  бесчинствующими  эмоциями,  которые  я  сдерживал  изо  всех  сил.  Я  панически  оборачивался  по  сторонам,  в  надежде  отыскать  на  лицах  гостей  хоть  малейшее  проявление  случившегося,  хотя  бы  тонкий  намек  на  то,  что  я  не  безумец,  а  всего-навсего  человек,  отыскавший  свой  круг  порока  и  принявший  его  без  веры.  Однако  в  их  лицах  читалась  беззаботная  безызвестность  моих  тревог  и  отчаянья.  Заметив  мой  отсутствующий  взгляд  и  явную  растерянность,  Лора  снова  окликнула  меня:
 Любимый,  я  тревожусь,  поговори  со  мной!
 Лора…,  -  я  взял  ее  руки  в  свои  и  склонил  голову  над  ее  станом,  -  я…
 Все  хорошо.  Ты  можешь  мне  сказать.
 Где  моя  мать?  –  Вырвалось  у  меня,  и  тут  я  увидел,  как  опал  ее  румянец,  а  губы  задрожали,  как  осиновый  лист  на  ветру.  В  меня  как  будто  впились  кинжалы.  Я  не  посмел  что-либо  сказать  в  дополнении  или  совершить  акт  благородства,  подхватив  ее  на  руки,  так  сильно  она  побледнела,  -  я  стоял,  скованный  страхом  и,  не  отводя  глаз,  смотрел,  как  из  ее  лица  выходит  жизнь.
 Она  уехала.  –  Наконец  произнесла  Лора.
 Как?..  –  Ожил  вдруг  я.
 Взяла  такси,  кажется.
Я,  ничего  не  ответив,  пустился  в  бегство,  не  попрощавшись  с  Лорой  или  с  кем-либо  из  гостей,  и  во  всю  прыть  помчался  домой.  
           Ворвавшись  в  дом,  где  кипело  вечное  веселье,  я  отыскал  мою  мать  и  бросился  к  ней  с  целью  разгадать  правду.
 Что  произошло  на  балу?  –  Спросил  я  прямо,  шипя  и  исходя  ненавистью.
Она  молча  вскинула  подбородок,  и  погладила  меня  рукой  по  щекам.  Я  молча  выжидал,  уже  теряя  силы  продолжать  этот  разговор.
 Бедный…  мой  бедный  мальчик,  ты  устал,  тебе  нужно  обновление.  Я  могу  предложить  тебе  вина?
 Я  не  желаю  пить  с  тобой!  –  Воскликнул  я,  едва  не  сорвав  голос.
 Как  опрометчиво!  А  я  выпью,  –  она  налила  полный  бокал  вина  и  подняла  над  головой,  -  я  пью  за  прекрасный  мир!
И  тут  на  меня  снизошло  озарение,  как  в  миг  пробуждения  после  длительного  сна.  Передо  мной  мелькали  эпизоды  случившегося,  смеющиеся  в  экстазе  гости,  холодная  бледность  лица  Лоры,  стук  каблуков  по  паркету,  всеобщее  падение  и  реки  спиртного,  разливающиеся  в  минуты  прозрения.  Я  крикнул  в  ужасе:  «Ах!»,  и  задрожал,  вспоминая,  какой  стала  Лора  при  одном  неосторожном  напоминании.  Когда  она  наполнила  второй  бокал  вином  и  подошла  ко  мне,  я  ощутил,  что  впервые  стою  лицом  к  лицу  с  Адом,  не  укрыться,  не  защититься,  но  за  мной  все  еще  оставалось  право  бегства,  и  я  тот  час  же  им  воспользовался.    Я  побежал,  что  было  мочи,  выскочил  на  улицу,  огорошенный  внезапным  открытием,  и  побежал  без  оглядки  навстречу  развидняющейся  тьме…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=429412
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 17

Глава  17

           В  конце  учебного  года,  как  и  планировалось,  начались  активные  приготовления  к  выпускному  балу.  Все  это  время  я  старался  быть  ближе  к  Лоре,  но,  помня  поучение  моей  матери,  не  подпускал  ее  к  свое  душе  слишком  близко.  Зачем?  Полагаю,  не  для  того,  чтобы  хранить  клятву,  данную  этому  исчадью  Ада,  а  затем,  чтобы  Лора  не  укололась,  обнаружив  растущие  во  мне  шипы  ненависти  к  Богу  и  всему  сущему  на  земле,  чтобы  не  оставила  меня  так  скоро,  позволив  получить  еще  несколько  дней  слабого  огонька  моего  беззаботного  праведного  «Я».  И  этим  я  надеялся  потянуть  время.
           Как-то  в  конце  последней  учебной  недели,  Лора  подошла  ко  мне  во  время  обеденного  перерыва  и  заговорила.
 Вчера  ночью  мне  снилась  наша  свадьба!  –  Сказала  она  вдохновлено  и  живо,  беря  мою  руку  и  прикладывая  ее  к  своему  сердцу  с  поцелуем.
Я  опечалился,  но  изо  всех  сил  старался  не  выдать  своих  чувств.  Я  молча  слушал  ее  соловьиное  щебетание,  гадая,  за  что  она  меня  любит.
 Разве  не  чудесно?  –  лепетала  она,  улыбаясь,  как  солнце,  и  вся  светилась  счастьем,  -  разве  это  не  Божье  благословение,  не  Его  воля?  О,  как  я  счастлива,  когда,  во  сне  вижу  твой  облик,  стать,  сияние  твоих  глаз,  волнующие  подергивание  губ  и  бровей,  румянец  на  шелковых  щеках,  твою  улыбку…  Я  расцветаю,  подобно  гортензии,  переливаюсь  всеми  цветами  радуги,  источаю  дивные  ароматы  полевых  цветов,  но  главным  остается  аромат  безграничной  радости  тихого  веселья,  вливающегося  в  мою  кровь,  как  витамины.  –  Она  обняла  меня,  припала  к  моей  груди,  и  слова  лились  из  ее  полных  уст,  как  поток,  зеркально  чистый  ручей,  шуршащий  среди  буйных  трав  и  звенящий  ангельскими  дудами.  
Я  стоял,  как  в  тумане,  позволял  ей  обнять  себя,  а  на  сердце  лежал  тяжелый  камень  вины  и  раздавливал  меня,  как  слизня,  возжелавшего  стать  Богом.  
           Неделя  до  празднества  была  преодолена  временем.  Вечером  весь  наш  курс  собрался  в  заранее  заказанном  ресторане  на  Оксфорд-стрит  –  одном  из  крупнейших  ресторанов  в  Оксфордшире.  Это  было  роскошное  заведение  с  галантными  дворецкими,  официантами  и  метрдотелем,  и  любезным  шеф-поваром,  который  к  тому  же  готовил  невероятно  вкусные  блюда,  какие  мне  только  доводилось  здесь  отведать.  Молодые  леди  выглядели  блистательно  в  ярком  свете  эксклюзивных  люстр  в  форме  севрских  фигурок,  а  джентльмены  –  в  черных,  как  галкино  крыло,  смокингах  и  белоснежных,  как  глянец,  рубашках.  Все  они  дышали  молодостью  и  жизнью,  пока  еще  такой  новой  и  увлекательной,  были  полны  мечтаний  и  надежд,  пока  еще  не  преданных  жизнью.…  Было  много  шума  от  их  светских  бесед,  в  результате  чего  бал  превратился  в  гигантский  улей,  что  обычно  не  свойственно  английскому  обществу.  Но  здесь  это  было  привычно,  так  как  именно  здесь  гуляла  молодость,  бродила  в  гордом  одиночестве,  оставляя  наилучшие  свои  деньки,  быстро-быстро  стирающиеся  временем.  
           В  тот  день  на  мне  был  бесподобный  смокинг  с  небольшим  дополнение  –  былым  атласным  шарфиком,  экстравагантно  подчеркивающим  мое  мужское  очарование.  Я  чувствовал  себя  неотразимым,  казалось,  все  взгляды  были  обращены  в  мою  сторону,  восторженные  улыбки  девушек  встречали  меня,  а  завистливо-невинные  взоры  юношей  заставляли  испытывать  гордость  и  обольстительно  вскидывать  голову.  
           Я  вошел  сюда  под  руку  с  Лорой.  На  ней  было  маленькое  черное  платье  Коко  Шанель  (его  бесподобная  реконструкция),  черные  туфельки  на  среднем  каблучке  с  бархатным  отливом  и  маленьким  перламутровым  бантиком,  а  в  руках  –  ридикюль,  сверкающий  стразами  на  черном  фоне.  Волосы,  часто  беспорядочно  разбросанные  по  плечам  или  небрежно  собранные  в  хвостик,  были  аккуратно  подобраны  кверху  и  зафиксированы  небольшой  заколкой  в  виде  стрижа.  Я  еще  прежде  не  видел  более  несовместимой  композиции  к  вечернему  наряду,  но  в  этом  таилось  какое-то  детское  очарование,  эффект  чистоты  и  невинности,  доверчивости  и  прелести  юной  нимфетки.  Благодаря  этой  образности,  Лора  никак  не  выглядела  на  свои  двадцать  три,  скорее  ей  было  около  шестнадцати,  а  то  и  менее  того.  И  это  возбуждало  во  мне  любопытство:  что  скрывается  за  этой  детскостью?  Хотя  я  знал,  и  это  не  было  открытием,  ведь  за  этим  милым  ангельским  личиком  и  кукольным  нарядом  скрывалась  сама  добродетель,  любовь,  верность,  дружественность,  невинное  обаяние  –  все,  что  так  пугало  темные  стороны  этой  жизни,  всю  грязь  и  тень,  падающую  на  нас  всякий  раз,  когда  мы  стоим  на  перепутье  и  колеблемся  с  выбором  верной  дороги.  Но  Лора  была  свободна  от  этого  страха,  никакая  тень  не  могла  пасть  на  нее  даже  близко,  она  боялась  ее,  страшилась,  как  ладана,  и  исчезала,  как  только  появлялась  Лора.  Это  была  необыкновенно  светлая  и  непорочная  душа,  дочь  самого  Бога,  его  верная  последовательница,  любимая  воспитанница  и  наследница.  Она  держала  за  собой  скипетр  ясности,  доброты,  тепла  и  безграничного  света,  распространяющегося  на  огромные  расстояния  и  имеющего  чудодейственную  силу  возвращения  душ  на  верный  путь.  
           Немного  погодя,  я  оставил  моего  ангела,  чтобы  добыть  шампанское.  А  тем  временем  праздник  находился  на  пике  своего  разрастания  и  постепенно  превращался  в  молодежную  вечеринку.  Музыка  сменилась  на  более  быструю,  ритмичную;  многие  пару  пустились  в  задорный  пляс,  оттачивая  до  совершенства  кадриль,  фокстрот,  квикстеп  и  джазовые  танцы.  Дамы  приглашали  кавалеров,  а  кавалеры  в  свою  очередь  старались  всячески  развлекать  своих  дам,  и  не  отказывали  им  в  маленьких  шалостях,  вроде  той,  которую  задумала  Лора.  Она  вообразила  себя  феей  и  вздумала  играть  со  мной  в  прятки,  а  я  был  одним  из  тех  банальных  юношей,  которые  приняли  это  и  подобное  ему  безумство  и  решили  удовлетворить  просьбу  своей  дамы.  И  вот  мы  уже  неслись  к  открытой  лоджии,  сбивая  с  ног  танцующие  пары.  Я  несся  во  всю  прыть,  позабыв  на  время  свою  жизнь  и  тот  водоворот,  в  котором  я  без  устали  вращался.  Я  бежал  за  ней,  на  звуки  ее  звонкого  смеха,  смеющийся,  довольный  и  живой,  как  новорожденное  дитя,  в  которое  сам  Господь  только  что  вдохнул  жизнь.  
           Я  поймал  ее  у  двери  центрального  входа,  заключил  в  объятия  и  поцеловал.  Она  вся  светилась  в  моих  руках,  налилась  румянцем,  то  ли  от  жаркой  беготни,  то  ли  от  моего  поцелуя  –  не  знаю  –  но  щеки  ее  горели  и  пашили  пламенем.  И  тут  она  воскликнула,  смеясь  и  тараторя:
 Ой,  вы,  кажется,  потеряли  шарфик,  сер…  ха-ха-ха…  -  смеялась  она  заразительным  смехом,  игриво  трепая  меня  по  плечам.
 Ха-ха-ха!..  –  и  я  заразился,  -  да,  его  и  впрямь  нет!
 Давай  искать!
 Но  где?  –  Спросил  я,  переводя  дыхание  и  немного  наклоняясь.  
 Да  вот  же  он!  –  Крикнула  она,  указывая  на  белую  ленточку,  виднеющуюся  недалеко  от  крайнего  столика  на  паркете.
Мы  побежали  в  ту  сторону.  Она  все  еще  смеялась  и  хватала  меня  за  руку.  В  пылком  восторге,  обращая  мой  взор  то  на  одно,  то  на  другое,  она  ловила  моменты  яркости,  незабываемых  впечатлений.  Я  нагнулся,  чтобы  подобрать  шарфик,  а  когда  коснулся  его  рукой,  рядом  со  мной  появилась  знакомая  фигура.  Улыбка  вмиг  сошла  с  моего  лица,  а  мое  искреннее  веселье  бесследно  улетучилось,  как  и  не  было.  Передо  мной  стояла  женщина  в  длинном  черном  платье,  с  открытым  верхом  и  глубоким  разрезом  на  правую  ногу.  Распущенные  по  плечам  волосы  вились  и  закручивались,  как  металлические  прутья,  острые  и  колючие,  как  проволоки,  и,  казалось,  шипели,  как  клубившиеся  в  норе  змеи.  Я  весь  похолодел  от  ужаса  и  восторга,  не  мог  вымолвить  ни  слова,  а  мой  взгляд,  будто  цепями  приковало  к  ее  белому,  исходящему  злым  недовольством  лицу.  Лора  стояла  рядом  со  мной,  не  понимая,  что  произошло,  но  даже  на  ее  сияющем  лице  испарился  восвояси  всякий  намек  на  улыбку.  Она  удивилась  при  виде  того,  как  изменил  меня  визит  этой  незнакомки.  Я  стоял,  глядя  на  нее,  немо  и  недвижимо,  как  будто  странная  волшебная  сила  приковала  мой  взор  и  обездвижила  мое  тело.  Как  только  она  убедилась,  что  произвела  впечатление,  похожее  на  шок,  сказала  тихо,  со  светским  французским  акцентом:
 Дорогой,  не  познакомишь  меня  с  этой  очаровательной  милой  принцессой?
Её  слова  вернули  меня  к  реальности,  и  я  заметил,  как  изменилась  Лора,  услышав  столь  сладкие  нотки  в  голове  враждебной  незнакомки.
 Ах,  да.  Простите.  –  Обратился  я  к  ним  обеим,  -  Лора,  это…  моя  мать.  –  Затем  обернулся  к  моей  матери,  -  мамочка,  это  Лора.
Я  почувствовал,  что  напряжение  спало,  когда  Лора  услышала  мои  слова.  Мне  показалось,  она  перевела  дыхание  и,  улыбнувшись,  как  всегда  во  все  уста,  сказала:
 О,  мне  очень  приятно  познакомиться  с  Вами.  
 А  мне-то  как!..  –  Ответила  мамочка.  –  Мой  сын  много  рассказывал  о  вас.
 Правда?..  –  Спросила  Лора,  переводя  недоуменный  взгляд  на  меня.
Я  оставался  нем.
 Он  говорил,  что  вы  помолвлены.  Что  ж,  примите  мои  поздравления  и  пожелания  наивысшего  блаженства.
Слово  «блаженство»  в  ее  устах  заставило  меня  вспомнить  о  том,  кем  я  стал,  и  вмиг  показалось  мне  ненавистным,  как  и  сама  дьяволица,  испещряющая  своими  ядовитыми  речами  мне  душу,  обращающая  в  раба  меня  самого.
 А  сейчас,  с  Вашего  позволения,  я  хотела  бы  украсть  своего  сына.  –  Проговорила  она  медовым  голосом,  обнажив  безупречно  белую  улыбку.
Я  похолодел,  как  металл  на  снегу,  и  ощутил  участившееся  биение  сердца  в  горле.  Я  взглянул  на  Лору,  как  бы  мысленно  умоляя  ее  помешать  этому,  но  она  сказала  только:
 Конечно,  -  и  оставила  нас  наедине.
 Итак,  -  начала  было  моя  мать,  переведя  взгляд  с  уходящей  вглубь  ресторана  Лоры  на  меня,  -  готов  построить  прекрасный  мир?
Долгое  время  я  выдерживал  паузу  и  ее  пристальный  взор.
 Да,  -  машинально  ответил  я,  позволив  ей  увести  меня  за  собой.
Она  почти  не  оставляла  меня,  кружила,  словно  стервятник,  ожидая  удобного  момента  для  нападения.  И  хотя  она  активно  заводила  беседы  с  гостями,  приковывала  к  себе  восхищенные  мужские  и  женские  взгляды,  побуждала  толпу  к  заочным  перешептываниям  о  происхождении  ее  особы,  кокетливо  улыбалась  всем  и  каждому,  держа  осанку  так  прямо,  как  должно  истинной  леди,  я  знал,  что  она  следит  за  мной,  постоянно  чувствовал  на  себе  ее  взгляд,  и  каждый  раз  невольно  вздрагивал,  когда  наши  глаза  встречались  в  толпе.  Время  от  времени  она  покидала  меня  и  отходила  в  другую  часть  залы,  но  только  за  тем,  как  мне  думалось,  чтобы  проверить  меня,  заставить  сомневаться,  видит  ли  она,  чем  я  занимаюсь,  с  кем  говорю,  что  делаю  или  предлагаю,  и  с  каким  настроением  она  воспримет  любые  мои  действия.  Постепенно  это  походило  на  паранойю  –  ее  глаза  были  повсюду,  куда  бы  я  ни  пошел,  с  кем  бы  ни  заговорил.  Когда  она  была  со  мной,  я  чувствовал  уверенность,  по  крайней  мере,  в  том,  что  я  вижу  и  знаю,  чем  она  занята  в  данный  момент,  а  когда  она  удалялась  из  поля  видимости,  напряжение  росло,  кровь  приливала  к  мозгу,  а  сердце  бешено  колотилось  в  груди…  
           Однажды,  когда  она  покинула  меня  снова,  ко  мне  подошла  Лора,  всем  своим  существом  выражая  крайнее  удивление  и  непонимание.  Помолчав  какое-то  время,  она  сказала:
 Помниться,  ты  говорил,  что  кроме  няни  у  тебя  нет  близких  родственников.
 Это  так…  как  я  думал,  но  я  ошибался.  –  Ответил  я,  запнувшись  на  слове.
 Значит,  она  твоя  родная  мать?..
 Родная.
Выдержав  паузу,  Лора  восторженно  воскликнула,  взяв  меня  за  руку.
 О,  как  я  счастлива  за  тебя,  мой  ангел,  что  ты,  наконец,  наше  ее!  Теперь  ты  не  одинок  в  этом  мире,  а  я…  я  безгранично  благодарна  судьбе  за  то,  что  приобрету  еще  одну  любящую  душу  после  нашей  свадьбы.  Я,  кажется,  понравилась  ей,  ты  не  находишь?  Скажи,  как  долго  ты  знаешь  о  ее  существовании?  где  она  была  все  это  время?  как  вы  встретились?  –  Она  заваливала  меня  вопросами,  на  которые  я  не  имел  представления,  что  ответить  и  находился  в  полной  растерянности.
 Она…  она…
 Ну,  что?
 Слишком  много  вопросов,  Лора,  -  только  и  сказал  я,  осторожно  отнимая  ее  руку.
 О,  ты  прав!  Как  я,  должно  быть,  навязчива  и  любопытна!  Прости,  прости  мне,  любимый,  но  мне  не  терпится  узнать  ее  ближе,  ведь  она  –  та,  что  подарила  мне  тебя,  та,  что  дала  тебе  жизнь!
 Замолчи!  –  Крикнул  я,  не  сдержав  эмоций.
Лора  испуганно  задержала  на  мне  свой  взгляд.
 Прости…  -  виновато  промолвил  я.
 Ты  напугал  меня…,  мне  на  мгновенье  показалось,  что  ты  –  незнакомец  в  теле  моего  дорогого  возлюбленного,  его  двойник  с  чужой  душой,  которая  мне  неведома.
Ах,  если  бы  она  только  знала,  как  она  права,  как  близка  к  истине!..  Я  опустил  голову  и  пробормотал  невнятное  извинение,  больше  похожее  на  молитву.  Она  коснулась  моего  подбородка  и  заставила  посмотреть  ей  в  глаза.
 Что  с  тобой?  
 Я  не  хочу  говорить  об  этом.
 Но  почему?..  –  Осторожно  начала  она,  но,  завидев  мой  косой  взгляд,  умолкла,  -  хорошо,  давай  не  будем.
 Не  в  этом  дело,  Лора.  Просто…  не  сейчас.
 Хорошо,  хорошо,  ангел  мой,  ты  только  не  сердись.  –  Припадала  она  ко  мне  так  жалобно  и  любимо,  что  мое  сердце  истекало  кровью  боли,  а  лицо  покрывало  багряным  румянцем  стыда.  –  Но  позволь  мне  сказать,  что  если  ты  вдруг  захочешь  поговорить  о  чем-либо  неуютном  или  горьком,  я  всегда  выслушаю  тебя  и  помогу,  чем  станет  в  моих  силах.
 Благодарю  тебя.  Я  знаю  это.  –  Сказал  я,  поцеловав  ее  руку.
Как  только  Лора  собралась  уйти,  я  остановил  ее  почти  молящим  голосом:
 Прошу,  останься,  не  уходи!  
 Хорошо,  я  останусь.
 Побудь  со  мной  еще  немного…  -  перешел  я  на  шепот,  словно  боялся,  что  меня  могут  услышать.
 Отчего  ты  шепчешь  так  тихо,  и  твое  чело…  -  она  коснулась  ладонью,  -  оно  холоднее  льда,  и  уста  дрожат,  как  в  лихорадке.  Ты  весь  горишь!  Ты  болен?
 Нет,  это  пустое.  Не  бери  в  голову.
 «Не  бери  в  голову?»  –  Взволновано  лепетала  она,  трогая  мое  лицо  и  хватая  меня  за  руки.  
 Я  же  сказал,  все  в  порядке!  –  Крикнул  я,  отпугнув  ее  волнение.  Просто  давай  уйдем  отсюда!  Сейчас!  Немедленно!  –  Сказал  я  в  неистовстве,  и  попытался  вывести  ее  к  выходу.
 В  чем  дело?  –  Спросила  она  с  еще  большим  удивлением  и  легким  испугом,  при  виде  меня  на  грани  паники.
 Не  спрашивай!  Просто  доверься  мне:  так  будет  лучше.  Уйдем!  Уйдем  отсюда  вместе!
 Давай  уйдем,  раз  ты  так  хочешь.  Мне  нужно  только  взять  вещи.
 Нет!  –  Дернул  я  ее  за  руку,  -  нет!  Оставь  все,  пойдем!  –  и  поволок  ее  к  выходу.
На  полпути  нас  встретили  некоторые  знакомые  и  преградили  путь,  говоря  что-то  несуразное  и  совершенно  бессмысленное.  Лора  осталась  отвечать  им  из  вежливости,  а  я  ждал  ее,  лихорадочно  оглядываясь  по  сторонам,  не  слушая  ни  единого  слова  из  их  беззаботной  болтовни.  Наконец,  они  отпустили  нас,  и  мы  вновь  пустились  в  бегство.  Теперь  я  буквально  летел  к  спасительной  двери,  вцепившись  в  ее  руку  мертвой  хваткой  и  подгоняя  с  каждым  шагом.  Она  едва  поспевала  за  мной,  но  ничего  не  говорила,  не  возмущалась  и  не  перечила,  что  некоторым  образом  умеряло  мой  пыл.  Когда  мы  очутились  у  самой  двери,  и  я  схватился  за  ручку,  чей-то  голос  позвал  меня  из  зала.
 Надеюсь,  вы  не  сбегаете  от  нас?  
В  отчаянном  ужасе  я  обернулся  и  увидел  дьяволицу  во  плоти  с  двумя  бокалами  «Мартини»  и  вечно  слащавым  оскалом  на  лице.  Она  приблизилась  к  нам  и  приобняла  меня  за  плечи.  В  этот  миг  будто  мир  остыл,  превратившись  в  кусок  льда,  где  изгнивали  самые  холодостойкие  отростки  жизни,  где  вяли  тропы,  усеянные  цветами,  и  укрывались  толстым  слоем  мокрого  снега.  Приблизительно  такое  ощущение  обуревало  мое  нутро,  а  я  был  бессилен  укрыться  от  ветра  и  стужи,  как  нежное  комнатное  растение,  примерзающее  к  заледеневшим  стеклам  в  морозные  зимние  дни.  Я  застыл  в  молчании,  а  Лора,  имевшая  счастье  быть  в  блаженном  неведении,  как  всегда  приветливо  ответила,  наблюдая  резкие  перемены  во  мне:
 Что  Вы,  что  Вы!  Мы  только  собирались  отлучиться  ненадолго  по  необходимости,  но,  думаю,  это  может  подождать,  не  так  ли?  –  обратилась  она  ко  мне.
 Да,  подождет.
 О,  позвольте  мне  вольность  заметить,  -  не  угомонялась  Лора,  -  Вам  необычайно  к  лицу  это  платье!  Воистину  Вы  –  богиня  нынче  на  балу,  -  расхваливала  она,  -  я  буду  крайне  благодарна,  если  Вы  позволите  узнать  вас  ближе.
 Дитя  мое!..  –  ответила  моя  Лилит,  сверкнув  глазами,  -  ты  меня  узнаешь  очень  скоро  и...  –  она  помедлила,  взглянув  на  меня,  -  быть  может,  даже  ближе,  чем  ты  думаешь,  принцесса.
 О!  –  только  и  выдала  Лора,  сменив  лик  радости  на  туманную  задумчивость,  -  я  вас  оставлю.
 Нет,  нет,  -  остановила  она  ее,  слегка  тронув  за  локоть,  -  останься  с  нами,  милая.  Ты  не  должна  пропустить  финальное  зрелище.
Я  обмер.
 Зрелище?..  –  Спросила  Лора,  переводя  взгляд  с  нее  на  меня.
 Танец.  –  Просто  ответила  она,  развеяв  догадки  Лоры,  -  как  я  наслышана,  выпускникам  положено  танцевать  с  их  родителями  на  прощальном  балу,  не  так  ли?
 О,  да!  Я  с  удовольствием  останусь.  
 Чудесно,  -  только  и  сказала  она,  оставляя  нам  бокалы,  и  скрылась  в  толпе.
Тогда  Лора  обратилась  ко  мне.
 Мне  показалось,  я  уловила  иностранный  акцент  в  ее  голосе.  Должно  быть,  итальянский?
 Французский.  –  Мертво  ответил  я,  залпом  осушив  свой  бокал.
Лора  с  опаской  стала  заглядываться  на  меня  и  немного  отхлебнула  свой  напиток.
 Значит,  она  прибыла  из  Франции?  –  Спросила  она,  погодя.
 Да.  Из  Парижа.
 Как  это  романтично!  Париж!  О,  я  обожаю  Париж!  Обещай,  что  мы  отправимся  туда  в  наше  свадебное  путешествие!
Я  был  намерен  ответить  ей,  но  тут  голос  позвал  меня  в  глубину  зала,  и  я  пошел  за  ним,  как  лунатик.  Моя  мать  стояла  у  оркестра,  шепча  что-то  на  ухо  музыкантам,  а,  завидев  меня,  подошла  и  увлекла  за  собой,  не  глядя  на  Лору.
           Мы  вышли  в  центр,  и  гости  расступились,  кто  куда,  в  ожидании,  что  должно  произойти.  Я  видел  Лору  в  первых  рядах.  Она  улыбалась  как-то  ненатурально,  как  будто  из  вежливости  или  по  принуждению.  Когда  заиграла  музыка,  аргентинское  танго,  и  певица  в  сверкающем  красном  наряде  запела  слова  любви,  моя  мать  обняла  меня  так  крепко,  словно  боялась  потерять,  и  склоняла  к  танцу  всепоглощающим  выражением  страсти,  приковывающим  взгляд.  Я  поддался  этому  вихрю,  ощущая  ее  тиски,  которые  даже  сквозь  смокинг,  черным  пламенем  сжигали  мою  плоть.  Я  осмелел,  как  под  влиянием  наркотического  средства,  кроме  того,  бокал  крепкого  спиртного  напитка,  иссушенный  мной  несколькими  глотками,  оказал  свое  воздействие.  Я  принялся  кружить  ее,  как  во  сне,  легко  и  грациозно,  двигался  всем  телом  по  сверкающему  паркету  живо  и  ритмично,  чувствуя  мелодию  всей  душой,  и  ничем  не  отличался  от  профессионального  танцора,  хотя  я  уже  целую  вечность  не  танцевал  классических  танцев.  А  она  блистала  своим  изяществом  и  женской  грацией  в  моих  объятиях,  кружилась,  смеясь,  вилась  вокруг  меня,  как  ядовитый  плющ,  вскидывала  голову  в  гордых  па,  уверенно  отбивала  ритм  тонкими  шпильками,  шагая  по  паркету  в  такт  музыке.  Реальность  перестала  существовать  для  нас  в  тот  миг,  что  мы  отдались  танцу,  а  вокруг  раскинулся  тот  мир,  прекрасный  мир,  который  мы  создали  в  единое  мгновение,  и  который  принадлежал  только  нам  и  Дьяволу.  Я  не  обращал  внимания  на  глазеющую  в  безумном  экстазе  публику,  не  замечал  их  лиц,  не  слышал  их  завистливых  или  осуждающих  перешептываний  у  нас  за  спиной  –  я  верил:  мир  в  моей  власти,  и  я  волен  изменить  его,  возродить  заново  или  уничтожить  бесследно  по  своему  усмотрению.  Это  азартное  чувство  заставляло  мое  сердце  трепетать  и  колотиться  в  такт  с  кастаньетами  и  цимбалами,  звучащими  со  сцены.  В  том  танце  мы  были  неотьемлимы,  как  Инь  и  Янь,  слились  воедино,  как  две  полноводные  реки,  кипящие  и  вздымающиеся  подводным  течением,  готовые  в  любое  время  броситься  со  скалы  бушующим  водопадом…    
           По  окончанию  танца,  веселье  не  прекратилось,  как  я  того  ожидал.  Вслед  за  нами  потянулись  еще  многие  пары,  но  после  нашего  дебюта  их  танцы  стали  сильно  отличаться  от  предыдущих.  Им  опостылели  заводная  кадриль  или  задорный  джаз  –  все  они  танцевали  танго.  Некоторые  дамы  разрывали  на  себе  наряды,  обнажая  ноги  и  плечи,  а  джентльмены  снимали  пиджаки  и  расстегивали  рубашки.  Все  их  движения  приобрели  непристойную  окраску  и  раскованную  живость,  а  некоторые  па  сопровождались  весьма  интимными  ласками  и  прикосновениями.  Спустя  несколько  минут  за  столами  никого  не  оказалось  –  все  поспешили  присоединиться  к  танцевальной  волне,  при  чем  танцевали  не  только  выпускники,  но  и  другие  приглашенные  гости:  женщины,  мужчины,  подростки…  наблюдались  нередкие  случаи  бархатных  танцев,  в  которых  женщины,  лаская  друг  друга  так  порочно  и  непредсказуемо,  сливались  в  длительных  поцелуях,  жарких,  как  этот  вечер,  и  мужчины  вторили  им.  Наступал  хаос….  Проклятье  опускалось  ризой  на  праздник….  торжество  превращалось  в  жестокую  оргию.…  Даже  самые  скромные  и  робкие  гости  не  устояли  перед  властью  порока,  ему  отдались  все.  Все,  кроме  Лоры.  
         Она  стояла  посереди  просторной  залы,  полуживая  или  полумертвая,  видя,  как  люди  опускаются  до  крайности,  как  они  расточают  свое  мнимое  благородство,  как  в  них  замирают  красивые  фразы,  так  мимолетно  бросаемые  в  нашем  элитном  обществе,  как  их  глаза  преисполняются  семью  смертными  грехами.  Некоторые  мужчины  и  женщины  задевали  ее,  пытаясь  увлечь  в  свои  игры,  но  она  оставалась  неприступна,  как  стена,  и  тверда  в  своих  помыслах,  как  кремень.  
           В  то  время  как  в  моих  ногах  лежали,  клубившись  и  шипя,  тела  и  души,  знакомые  мне  или  нет,  я  оставался  прям  и  непреклонен,  слившись  в  долгом  поцелуе  с  моей  матерью,  таком  крепком  и  жадном,  что  из-под  наших  багровых  губ  вытекала  тонкая  струйка  крови.  Когда  мы  отпрянули,  я  облизал  губы  и  позвал  Лору  к  себе,  безмолвно  протянув  руку.  Она  пошла  мне  навстречу  и  стала  напротив,  не  сводя  глаз.  Когда  я  попытался  коснуться  ее  лица  и  притянуть  к  себе,  она  закрылась  ладонями  и  издала  жуткий  вопль,  эхом  отлетающий  далеко  за  пределы  бытия….

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=428757
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 01.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 16

Глава  16

           Да,  я  сказал  ей  о  Лоре.  Мне  не  нужно  было  объяснять  ей,  как  сильно  любит  меня  последняя,  она  и  без  того  предчувствовала  бурю,  битву  за  мою  душу,  которую  никоем  образом  нельзя  было  проиграть.  Казалось,  она  держала  ответ  перед  самим  Сатаной  за  каждый  мой  день,  прожитый  по  его  велению.  Угроза  действительно  существовала.  Даже  теперь,  когда  я  узнал  все  пороки  жизни  за  эти  несколько  недель,  я  все  еще  благоговел  перед  силуэтом  Лоры,  источающим  непорочную  ауру,  как  нимб  над  головой  ангела.  Я  жил  этим,  вспоминал  добродушное  любящее  выражение  ее  лица,  когда  лежал  среди  очередной  беспорядочной  оргии,  немыслимой  своими  извращенными  деяниями  и  дьявольским  развратом.  Я  думал  о  ней  время  от  времени,  и  мысли  эти  хотя  бы  на  короткие  часы  возвращали  меня  в  мир  света,  в  ее  мир,  где  она  оставила  место  для  меня,  не  подозревая  о  том,  что  оно  мне  уже  не  нужно.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=428756
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 01.06.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 15

Глава  15

           Итак,  я  позвонил  Лоре.  То,  что  я  сказал  ей  достойно  наивысшего  осквернения,  поскольку  ни  единое  мое  слово  не  было  даже  отдаленно  похожим  на  то,  что  в  действительности  произошло.  Но  я  был  всецело  доволен  собой,  охвачен  дикой  гордостью  за  то,  что  она  поверила  мне,  за  то,  что  все  еще  любила.  Я  пригласил  ее  на  прогулку  по  аллеям  парка,  и  она  без  колебаний  согласилась.  Я  слышал,  с  каким  восторгом  она  произносила  каждое  слово,  насколько  это  было  возможно  слышать  по  телефону,  я  осязал  ее  дыхание  через  волшебные  микроволны,  доносящие  наши  голоса  друг  другу,  даже  представлял  ее  лицо:  оно  дышало  жизнью  и  наливалось  чудным  персиковым  румянцем  с  каждым  моим  словом.  Когда  связь  исчезла,  в  сердце  у  меня  сжалось  что-то  на  мгновение,  а  затем  распрямилось  и  вытянулось  во  что-то  длинное,  скользкое…
           Утром  на  следующий  день  я  встретил  ее  возле  большой  дороги  по  направлению  к  парку.  После  очередной  бурной  ночи  в  доме,  который  стал  походить  на  дешевое  заведение  для  грязных  развлечений  и  обстановка  в  котором  была  так  же  унизительна,  как  мое  поведение,  я  выглядел  подавленным  и  уставшим.  Когда  я  предстал  перед  Лорой,  она  взяла  мое  лицо  в  свои  ладони,  вечно  уютные  и  теплые,  и  взглянула  на  меня  разочарованно.
 Полагаю,  те  дни,  что  ты  провел  в  раздумьях,  не  стали  впрок.  –  Сказала  она  как  бы  с  укором,  который  тщательно  скрыла,  но  который  также  я  осторожно  заметил.
 О,  ты  ошибаешься.…  Эти  дни  я  думал  о  тебе,  -  я  нагнулся  к  ее  шее,  и  произнес  шепотом,  -  видел  тебя  в  каждом  сне,  а,  просыпаясь,  представлял,  как  ты  выходишь  из  моего  душа  в  мокром  атласном  пеньюаре  с  растрепанными  влажными  волосами  и  вспухшими  от  ночных  ласк  губами.
Она  вздрогнула,  но  не  лишилась  самообладания,  сохраняя  поразительное  смирение  и  твердость.
 Это  лестные  слова,  прекрасные,  как  розовый  куст  по  весне,  но  станут  ли  они  былью,  если  ты  отдалился  от  меня  столь  внезапно?  –  Спросила  она  с  надеждой.
 Я  снова  здесь  и  только  твой,  как  в  былые  годы,  и  мы  по-прежнему  помолвлены.
 О,  я  боялась,  ты  раздумал…
 Я  дал  повод.  Прости.
 Не  извиняйся!..  Если  ты  не  назвал  мне  причину,  не  означает,  что  таковой  не  было.  И  если  ты  не  желаешь  или  не  властен  сообщить  мне  ее  мне,  то  и  не  нужно.  Ты  волен  в  своем  решении,  как  я  и  говорила:  красный  и  черный.  Я  счастлива,  что  ты  выбрал  красный!..  –  Говорила  она  так  скоро  и  так  живо,  что  я  опасался  как-либо  выдать  себя,  показать,  как  низко  я  пал,  как  надо  мной  кружит  Ангел  Смерти  и  как  он  отнимает  все  то  прекрасное  и  романтическое,  что  дарит  мне  ее  любовь.
 Красный?..  –  В  замешательстве  спросил  я.
 Любовь!  –  Воскликнула  она,  и  неожиданно  поцеловала  меня  так  наивно  и  неистово,  что  я  не  посмел  противостоять,  позволив  ее  губам  бродить  по  моим  и  передавать  свой  задор.
Мы  целовались  долго  и  нежно,  и  я  чувствовал,  что  становлюсь  чище,  светлее,  что  моя  душа  уже  видит  просвет  в  новую  жизнь  в  конце  туннеля  вечного  мрака,  но  с  тем  я  таил  невысказанный  страх,  что  когда  поцелуй  оборвется,  и  ее  губы  покинут  мои,  я  вновь  окажусь  во  тьме,  а  мои  мечты  будут  втоптаны  в  грязь.  
           Так  и  случилось.  Она  отпустила  меня,  а  я  едва  удержался  на  ногах,  чтобы  не  упасть,  словно  ее  губы  высосали  из  меня  все  силы,  унесли  в  небытие  энергию  жизни  вместе  с  моими  безголосыми  мольбами  о  спасении  и  верой,  которую  я  так  страстно  отвергал,  и  которая  все  еще  горела  во  мне  далеким  угасающим  пламенем.  
           Дальше  мы  шли,  держась  за  руки.  Она  почти  не  говорила,  да  и  мне  было  не  до  слов,  кроме  того,  что  я  был  похож  на  кровожадного  хищника,  выходца  диких  джунглях,  затаившегося  в  буйной  зелени,  чтобы  преспокойно  растерзать  пойманную  им  добычу  и  заглотить  ее  по  кускам,  с  наслаждением  упиваясь  горячей  кровью.  И  хотя  крокодил  роняет  слезы,  когда  его  острые  клыки  впиваются  в  плоть,  это  всего-навсего  фикция,  насмешливая  и  жестокая,  как  та,  что  я  придумал  для  Лоры.  Внутренне  я  торжествовал,  что  она  попалась  в  мою  ловушку,  несмотря  на  противоречивые  чувства,  обуревающие  мной  время  от  времени.  Когда  я,  думая  о  ней,  вижу  любовь  в  ее  ясных  глазах,  улыбку,  расплывающуюся  солнцем  на  ее  лице  и  фруктовый  румянец  на  щеках,  я  жажду  перемениться,  открыться  ей  на  покаянии,  как  священнику  на  исповеди,  поверяя  свою  судьбу,  как  Господу.  Но  когда  передо  мной  встает  темный  образ  моей  матери,  настигающий  меня  повсюду,  наяву  и  во  снах,  я  становлюсь  чужим,  отвратительным  уродом,  казнящим  всех  и  себя  в  частности  за  часы,  проведенные  во  грехе,  за  время,  подаренное  Дьяволом  и  представленное,  как  счастье,  а  в  действительности  –  завернутое  в  красивую  упаковку  падение  личности  в  такие  бездны,  которых  даже  любовь  не  преодолеет.
           Вернувшись  в  место,  которое  некогда  было  моим  домом,  открыв  дверь,  за  которой  ждала  меня  няня  и  все  благое,  что  давала  мне  ее  безграничная  забота,  я  очутился  в  совершенно  ином  мире.  За  те  несколько  недель,  проведенные  мной  в  новом  существующем  измерении,  среди  холода  безжизненных  планет  и  отравительного  сияния  звезд,  дом  превратился  в  логово  смерти,  отрицания  всех  духовных  ценностей,  всякой  моральности,  не  говоря  уже  о  тепле  и  уюте,  жившем  в  нем  ранее.  Теперь  здесь  постоянно  находились  какие-то  люди,  неизвестные,  подозрительные,  отталкивающие  лица  блуждали  в  этих  стенах.  Повсюду  слышался  смех  и  вопли,  спиртное  лилось  рекой,  раздавались  звуки  струнных  музыкальных  инструментов,  заунывные  ноты  старых  песен,  канувших  в  Лету.  Полуобнаженные  дамы  метались  из  комнаты  в  комнату,  играли  с  выпившими  мужчинами,  садились  к  ним  на  руки,  ласкали  их  и  предавались  любовным  утехам  прямо  в  центральной  гостиной,  посреди  общества,  которое  слыло  порочным.  Проведение  подобных  вечеров  учащалось  с  каждым  днем,  как  пульс  бегущего  в  никуда  человека,  а  затем  им  на  смену  пришли  и  утра,  и  дни,  и  ночи…  Я  вращался  в  этом  хаосе,  как  в  мясорубке,  но  вынужден  признаться:  то,  что  я  видел,  безусловно,  пугало  меня,  но  никоем  образом  не  отталкивало,  другими  словами,  мне  нравилась  такая  жизнь,  и  я  не  собирался  прекращать  запретные  мгновения  блаженства.  
           Я  поднялся  наверх  в  надежде  отыскать  мою  мать  среди  этих  лиц  и  тел,  но  поиски  мои  оказались  тщетны.  Я  бродил  по  дому,  как  призрак,  опустошенный  и  неприкаянный  дух,  между  небом  и  землей,  между  жизнью  и  смертью,  и  нигде  в  этом  сатанинском  логове  не  находилось  приюта  моей  душе.  Никто  меня  здесь  не  узнавал,  хотя  я  был  уверен,  что  большинство  этих  людей  не  так  давно  побывали  в  моей  спальне,  и  даже  тогда  я  не  глядел  в  их  лица,  предаваясь  удовольствиям  без  разбору,  без  оглядок  и  терзаний.  Это  стало  привычкой,  как  незаметное  глотание  воздуха,  как  питье  воды  во  время  жажды,  как  потребление  пищи  во  время  голода,  и  я  довольствовался  тем,  что  воспринимал  все,  как  игру,  разовый  перекус  или  дружеское  рукопожатие.  Для  меня  все  утратило  прежние  краски,  не  к  чему  было  стремиться,  не  во  что  было  верить,  ничего  было  желать,  да  и  всякое  желание  во  мне  угасло,  как,  впрочем,  и  сомнение,  та  обнадеживающая  двойственность,  которая  держала  меня  в  тисках  все  это  время.  Она,  казалось,  была  послана  мне  ангелом-хранителем,  чтобы  предоставить  второй  шанс,  возможность  искупления,  уберечь  от  грехопадения  и  вступления  в  круг  порока.  О,  должно  быть  тогда  я  бы  отдал  все  за  то,  чтобы  отыскать  круг  добродетели  и  ухватиться  за  него,  как  утопающий  за  спасительную  соломинку,  и  быть  может,  в  моем  редком  случае  эта  самая  соломинка  послужила  бы  возвращением  к  жизни  праведной,  светлой  и  радостной.  Возможно,  я  бы  вновь  мог  смеяться….
           Я  метался  из  комнаты  в  комнату,  но  ни  одна  не  была  свободной.  Дом  стал  гнездом  порока,  притоном,  обителью  незнакомой  мне  ранее  жизни,  которая  каким-то  чудесным  образом  то  и  дело  обходила  меня  стороной,  как  будто  высшее  благословение  снисходило  на  меня,  защищая  от  коварного  соблазна.  В  каждой  комнате  я  сталкивался  с  пугающим  зрелищем:  оргии,  сопровождающиеся  дикими  воплями,  пытки,  истекающие  потом  и  кровью  женщины  в  разорванных  одеждах,  отдающие  себя  всецело  губительной  страсти,  молодые  девушки,  многие  из  которых  на  вид  казались  несовершеннолетними,  мужчины,  жаждущие  хмельных  вин  в  серебряных  бокалах,  где  отражались  испуганные  лица  девственниц.…  Наконец,  я  метнулся  к  лестнице  и  через  какое-то  время  оказался  посереди  гостиной.  Сравнительно  юные  девушки  и  мужчины  вмиг  окружили  меня  со  всех  сторон,  принимаясь  за  непристойные  ласки.  От  них  веяло  необыкновенными  заморскими  запахами  трав  и  цветов,  которые  я  раньше  никогда  не  вдыхал,  далеких  морей  и  гор,  которых  я  не  видывал,  диковинных  масел  и  соков,  которых  я  не  вкушал;  и  все  они  кружили  мою  голову  так  сильно  и  невероятно,  что  я  терял  самообладание,  уже  не  мог  сопротивляться  им,  а  движения  мои  точно  сковали  кандалы.  Я  опустился  на  колени,  закрыл  глаза  и  в  слиянии  запахов  и  звуков  отдался  волне  безумства  и  паники,  свыкшись  с  мыслью,  что  эти  ощущения  проникнут  и  воскресят  меня  в  новом  образе,  который  предстанет  перед  миром  и  мир  возлюбит  его.
           Но  так  не  стало.  Что-то  помешало  моим  надеждам.  Я  осязаю,  что  их  дыхание  на  моей  коже  редеет,  застывает  и  исчезает  восвояси,  теряются  запахи,  умолкают  звуки,  замирает  кипящая  действительность,  как  будто  кто-то  гасит  пламя.  Я  открываю  глаза  и  вижу  перед  собой  ее,  ту,  что  я  искал  так  рьяно,  пристально  вглядываясь  в  лица  метавшихся  грешников.  Она  вошла  в  гостиную  неслышно,  незаметно,  но  все  тот  час  же  замерло,  поклонившись,  как  в  сказке,  своей  королеве.  Никто  не  оглашал,  и  ничто  не  предвещало  ее  визита.  Он  был  таким  же  спонтанным,  как  она  сама  во  всем  блеске  и  прелести,  в  которую  я  влюбился  с  первых  секунд  знакомства.  Она  подошла  ко  мне  и  опустилась  рядом.  Я  внимательно  посмотрел  на  нее:  бледное  гордое  лицо  ничего  не  выражало,  с  губ  исчезла  привычная  улыбка,  а  чело,  прежде  сухое  и  теплое,  укрылось  мелкими  каплями,  как  росой  трава  поутру.  Волосы  ее  были  собраны  на  затылке,  окаймленном  мелкими  драгоценными  камнями  и  черной  бархатной  лентой.  На  проборе  держалась  чуть  заметная  вуаль  в  мелкую  сетку,  из-под  которой  мягко  ложились  на  овал  лица  два  тонких  подкрученных  локона,  искрящиеся  своей  чернотой  в  тон  гаммы  головного  убора.  Она  смотрела  будто  сквозь  меня,  как  всегда,  думая  о  чем-то,  размышляя  о  сути  вещей,  в  которую  одна  она  была  посвящена  и  свято  ценила  это  божественное  право.  А  я,  глядя  на  нее,  созерцая  ее  красоту,  влюблялся,  как  безумец,  как  юноша,  познавший  первую  страсть,  как  воин,  отпраздновавший  великую  победу,  влюбляется  в  образ  богини  Виктории.  Она  долго  таилась  в  молчании,  сверкая  темными,  как  уголек  зрачками,  водя  ими  из  стороны  в  сторону,  пока  ее  взор  не  замер  прямо  на  мне.  Она  коснулась  рукой  мох  губ  и  спросила:
 Скажи  мне,  ты  говорил  с  ней?
 Она  любит  меня.  –  Ответил  я,  и  мое  лицо  приняло  злорадствующее  выражение,  а  губы  заиграли  ехидной  усмешкой.
Послышалась  мелодия  скрипки.  Она  закрыла  глаза,  выразив  в  мимике  умиление.
 Прекрасно!..  О,  как  прекрасно  плачет  скрипка,  как  жемчуг  сыплет  она  эти  пьянящие  звуки,  как  сердце,  пронзенное  стрелой,  источающее  последние  капли  крови,  как  сладкий  хмель,  дурманящий  голову!  О,  эта  музыка  скорби,  она  рождает  грезы  блаженства.  Играйте!  Играйте!  Пусть  этот  дом  наполнится  живой  элегией!
 Она  изумительна,  эта  музыка…
 Как  ты  поступишь,  сын  мой?..
 Я  буду  наполняться  этими  звуками,  пока  слышу  стук  своего  сердца!
 Я  о  другом.  О  том,  что  ранит  тебя,  что  не  пускает  целиком  в  мои  объятия.
 Ах,  ты  об  этом…  Я  поступлю  правильно.
 Ты  тверд  в  своих  намерениях?  –  Спросила  она,  обнимая  меня,  извиваясь,  подобно  гадюке  в  моих  руках.
 Да.  
 Скажи  мне  свои  действия.  –  Гипнотическим  голосом  завораживала  она,  продолжая  целовать  мое  тело.
 Скоро  выпускной  бал.  Я  намерен  пригласить  ее,  любезничать,  говорить  комплименты.  Она  будет  танцевать  весь  вечер,  и  блистать  в  сиянии  огней,  подобно  актрисе  в  свете  рампы.  Но  тут…
 …приду  я.
 И  ее  свет  померкнет  для  всех.  И  для  меня…
 Ты  будешь  танцевать  со  мной  один  танец,  но  только  этот  танец  исполнит  мой  сын,  а  не  ее  суженый,  и  только  этот  танец  запомниться  и  разожжет  во  тьме  пламя,  искры  которого  будут  видны  далеко  за  пределами  бытия.  И  ты  поцелуешь  меня…
 …в  губы.
 На  рассвете!
 И  как  только  небо  зальют  кровавые  пятна,  мы  исчезнем  для  мира  навеки,  уйдем  в  историю,  как  праздные  владыки  и  станем  легендой,  как  великие  войны.
 И  привычный  мир  оставит  нас,  а  мы,  ставшие  другими,  построим  свой,  без  страха  жизни  и  смерти,  вакуум,  где  не  будет  времени  и  пространства,  без  привычки,  без  суеты,  без  стремлений…
 Волшебный  мир!  –  В  безумстве  крикнул  я.
 Прекрасный  мир!  –  воскликнула  она.
 Прекрасный  мир!  Прекрасный  мир!  –  Подхватила  толпа,  и  снова  ожили  звуки,  заискрились,  засверкали,  задрожали,  как  затон  на  ветру,  как  осенние  листья,  вот-вот  сорвущиеся  в  бездну.
 Свободный  мир!
 Прекрасный  мир!
 Прекрасный  мир!..    

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=428235
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 30.05.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 14

Глава  14

           Обдумав  без  всякой  спешки  новые  интриги  своего  плана,  я  позвонил  Лоре  только  на  следующей  неделе  поздним  утром,  когда  лежал  в  объятиях  двух  проституток,  нанятых  моей  матерью  с  целью  развлечения.  В  то  время,  когда  они  ласкали  мое  тело,  извиваясь  и  шипя,  как  змеи  в  адском  логове,  моя  мать  выходила  из  душа  в  небрежно  наброшенном  на  влажные  плечи  легком  пеньюаре,  расстегнутом  до  бедер,  таких  же  соблазнительных  и  упругих,  какие  я  целовал  прошлой  ночью.  Я  видел  ее  роскошную  белую  грудь,  от  которой  веяло  дивным  ароматом  фруктового  мыла  с  чарующим  привкусом  экзотического  эфирного  масла,  напоминающего  запах  спелой  дыни,  и  мое  видение  влекло  меня,  завораживало,  вскидывая  ввысь,  точно  на  крыльях  блаженной  бессознательности,  волшебного  и  мрачного  забытья.  Я  привстал  на  локтях,  простирая  руку  к  ней  и  дотрагиваясь  до  кожи,  оживающей  с  моими  прикосновениями,  точно  пробуждающейся  после  зимнего  сна  однажды  весенним  утром.  Она  выпустила  томный  стон  из  пышущей  игривой  кровью  груди,  поднимающейся  вверх  от  каждого  глубокого  вздоха,  и  я  ощутил,  как  влажнеет  моя  ладонь,  а  мое  лицо  отдает  последние  тени  белизны  зарождающемуся  персиковому  румянцу  на  щеках.  Она  легла  на  мою  грудь  и  принялась  целовать  ее  с  необузданной  страстью,  от  которой  у  меня  перекрывало  дыхание  и  единственное,  чего    желал  –  сдаться  ей,  позволить  карать  или  миловать  по  ее  усмотрению.  Проститутки,  обнимавшие  меня  за  ноги,  соскользнули  с  постели  так  же  легко,  как  запахи  розмарина  и  пихты,  которые  они  унесли  с  собой.  Сквозь  непослушные  пряди  волос  матери  я  мог  разглядеть  их  отдалявшиеся  силуэты,  когда  они,  набросив  свитки  и  натянув  свои  дивные  узорчатые  чулочки  выплыли  из  комнаты  беззвучно,  как  падают  листья  в  осеннем  саду  нашего  заднего  двора.  Я  слышал  только  их  отдаленное  хихиканье,  когда  они  спускались  по  лестнице,  прихватив  пару  сотен  фунтов  стерлингов,  оставленных  на  столе  в  гостиной  моей  обожаемой  мамочкой,  которая  изо  дня  в  день  старалась  доставить  мне  наслаждения,  от  которых  мой  разум  находился  в  хмельном  опьянении  и  днем  и  ночью    Я  уже  привык  к  тому,  что,  возвращаясь  домой  после  прогулки  или  похода  в  магазин,  я  заставал  мою  мать  в  ее  постели  в  объятиях  незнакомых  мне  мужчин  и  женщин.  Их  стеклянные  лица  и  страстные  тела  клубились  вокруг  нее,  точно  дым,  облекающий  ее  тело,  как  Туринская  плащаница,  укрывшая  тело  Иисуса.  
           По  тому,  как  внезапно  исчез  запах  пихты  и  розмарина,  я  понял,  что  в  стенах  этого  дома  больше  нет  той  порочной  прелести,  тех  улыбок  и  ласк,  которые  дарили  мне  всю  ночь  эти  неземные  исчадья  Ада.  Я  убедился  в  своих  догадках,  когда  услышал  глухой  хруст  закрывшейся  с  внешней  стороны  входной  двери.  Я  отвлекся  и,  должно  быть,  был  бесчувственен  к  новым  нарастающим,  бесконечно  долгим  прикосновениям  моей  матери.  Она  больно  укусила  меня  за  бок,  чтобы  вернуть  к  реальности.
 Ты  уже  не  здесь!  –  Бросила  она  мне,  словно  пальнула  из  рогатки,  и  небрежно  встала    с  постели,  плотно  укутавшись  в  атласный  халат  нежно-малинового  цвета,  искрящийся  небывалой  роскошью,  как  ее  опьяняющие  локоны.
  Я  здесь,  мамочка.  –  Тихо,  почти  шепотом,  отозвался  я,  возведя  взор  к  унылому  белому  потолку.
Она  задержала  на  мне  свой  взгляд  и  шагом  дикой  кошки  приблизилась  ко  мне.  Одним  молниеносным  рывком,  напоминающим  акт  нападения  разъяренной  тигрицы,  она  сдернула  простыни,  укрывавшие  мое  тело,  и  гневно  скинула  их  на  пол.  Я  не  пошевельнулся,  а  она  легла  рядом,  изгибая  все  тело  так,  что  был  слышен  глухой  одинокий  хруст  ее  маленьких  нежных  косточек  в  пояснице  и  позвоночнике.  В  свете,  бьющимся  в  окно,  ее  кожа,  освобожденная  от  атласа,  казалась  мне  еще  белее  и  бархатнее,  а  в  ее  волосах  смеялась  яркими  красками  самая  прекрасная  радуга,  которую  мне  когда-либо  доводилось  наблюдать  в  дождливый  день.  Здесь  она,  женщина-страсть,  казалась  мне  Гетерой,  непокоренной  Ольгой  и  ловкой,  как  сокол,  Артемидой  в  одно  и  то  же  время.  Здесь  я  мог  дотронуться  до  легенды,  обрести  мифический  образ  в  реальности,  сделать  его  отражением  своих  желаний,  о  которых  многие  бояться  говорить  вслух,  разрешить  ей  сотворить  колдовство  и  подчинить  меня  всецело  своей  непокорной  воле.  И  здесь  я  обретал  наслаждение  быть  цельным  и  нравственно  обремененным  тем,  что  заставляет  леденеть  кровь,  а  сердце  биться  медленнее,  наслаждаясь  каждым  ударом  сполна.
 Кристальная  холодность  твоих  глаз  грозит  мне  обратным.  –  Почти  змеиным  шипением  произнесла  она,  путая  мои  растрепанные  волосы  тонкими,  как  лоза,  пальцами,  завивая  их  в  кольца  и  зачесывая  у  висков.
 Стараюсь  вспомнить,  что  было  прошлой  ночью.  –  Вздохнув,  ответил  я.
 Это  пустое.  Впереди  еще  множество  таких  ночей,  а  эта  –  сон,  ушедший  с  первым  лучом  солнца.
 Сны  не  оставляют  памяти,  а  прошлое  терзает  воображение,  как  огонь,  что  пожирает  плоть.  
 Но  сны  бесплотны.  Ты  не  почувствуешь  ни  боли,  ни  сожаления,  ни  вины.
 Как  знать?..  Быть  может,  сны  и  есть  боль…и  сожаление,  и  вина  за  то,  что  мы  таим  в  себе,  что  держим  во  тьме  нашей  добродетели,  которая  на  самом  деле  –  дым,  маска,  скрывающая  наши  лица.  Видеть  и  ощущать  то,  как  наши  сны  стараются  похоронить  жажду  порока,  -  что  за  лицедейская  нелепость!  Жалкое  зрелище…
 Маска  –  есть  порок.  Нет  ничего  грешнее,  нежели  лгать  себе,  наивно  полагая,  что  мы  сможем  когда-либо  принять  эту  ложь  всерьез  и  даже  поверить  в  нее.  А  сны  дают  нам  уверенность,  что  место  в  Раю  согрето  для  нас.  И  сон,  что  был  тебе  отрадой  прошлой  ночью,  только  добавит  еще  одну  вечность  к  твоему  Раю.  
 Что  если  он  и  Ад  у  меня  отнимет?
 Всегда  есть  чистилище.
 Боюсь,  там  мне  будет  неуютно.  Я  жажду  Рая  и  здесь,  и  там!  Скажи,  что  я  хочу  слишком  многого.
 Так  будет.  Так  есть!  Нет  большей  мерзости,  чем  жизнь  добродетельная,  трюистическая.  Обыденность  –  вот  демон-искуситель!  Она  толкает  нас  в  омут  обратного,  порочного  круга,  единственного  круга,  который  замыкается  для  нас  навеки,  если  мы  ступаем  в  него  однажды.
 А  если  я  захочу  выйти  из  этого  круга,  стать  добродетельным  и  преданным  в  любви.
 Любовь  –  самая  большая  ложь,  придуманная  людьми  и  одобренная  Дьяволом.  Когда  она  начинается  –  мы  ступаем  в  круг  порока,  когда  длится  –  вращаемся  в  нем  вокруг  своей  оси  так,  что  содрогается  каждый  нерв,  точно  во  власти  физического  тока,  а  когда  она  проходит,  испаряется,  как  роса,  мы  ищем  выход  из  этого  круга,  но  не  находим  его,  даже  если  в  душе  наступает  умиротворение,  даже  если  мы  внушаем  себе,  что  вновь  свободны  –  мы  замурованы  в  своих  сомнениях,  как  Элизабет  Батори,  в  Кахтице.  И  даже  пусть  мы  снова  полюбим,  это  лишь  иллюзия,  ведь  если  любовь  –  это  жизнь,  то  она,  как  и  сама  жизнь,  дважды  не  повториться.
 Во  что  же  верить,  если  даже  любовь  –  это  иллюзия?..
 Зачем  во  что-то  верить?  Вера  рождает  излишние  страдания,  сожаления,  вздымает,  как  пыль  в  пустыне,  прошлые  обиды  и  разочарования,  о  которых  забыть  просит  сердце  и  утомленная  ограничениями  душа.  Не  лишай  себя  блаженства,  пока  можешь  позволить  забытье,  ибо  нет  большего  блаженства,  нежели  блаженство  забытья.
 А  как  же  круг  порока?  Ведь  я  вступил  в  него  с  тобой,  не  так  ли?
 Истинно  так.  Все  мы  имеем  свой  круг  порока:  одни,  добродетельные,  выбирает  жизнь  без  вкуса,  цвета  и  запаха,  замыкаются  в  ней  и  через  время  обретают  свой  Ад,  который  точит  их  за  то,  что  они  прожили  жизнь  впустую;  другие,  как  мы,  выпивают  жизнь  до  дна,  как  крепкий  виски,  получают  свой  круг,  и  на  закате  жизни  клянут  себя  за  то,  что  жизнь  так  коротка  и  так  стремительна.  Вот  и  все.
 Значит,  удовольствия  без  границ?..
 За  исключением  границ,  допустимых  в  твоем  круге  порока.
 Тогда  пусть  он  будет  шире.  –  Сказал  я  с  жаром,  и  прильнул  к  ее  губам,  ощутив  одновременно  и  колкую  боль  и  дурманящий  мед.  –  Давай  сделаем  его  настолько  просторным,  насколько  хватит  чувств!  –  до  обморока,  до  пота  и  слез,  до  боли…  Я  жажду  обрести  свой  Ад!  Сейчас!  Скорей!  Вовлеки  меня  в  грех!  Я  хочу  испытать  кару  Божью!  –  Кричал  я  в  неистовстве.
 Божью  кару.…  Ха-ха-ха!..  –  Засмеялась  вдруг  она  разрушительным  смехом,  будто  сухой  камыш  в  агонии  пожара.  На  счет  Божьей  кары  –  не  знаю,  но  твоя  собственная  кара  от  тебя  не  уйдет.  Так  что  не  спеши  ускорять  шаг  ей  навстречу.
           С  теми  словами  мы  погрузились  в  могильный  мрак  нашей  страсти,  предаваясь  греху  в  лучах  белого  зимнего  солнца,  что  тяжелым  колоколом  висело  на  небе  и  читало  нашу  историю,  как  строгий,  но  справедливый  критик,  ломающий  голову  над  написанием  рецензии,  которая,  увы,  была  проигнорирована.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=428234
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 30.05.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 13

Глава  13

           Следующий  день  моей  жизни  начался  с  первого  после  череды  последних  событий  посещения  занятий  в  университете.  Пока  я  шел  знакомой  дорогой,  я  многое  переосмыслил,  вывел  особую  формулу  расчета  моего  времяпровождения  с  этих  пор.  Я  знал,  что  во  мне  уже  произошло  немало  перемен,  учитывая  их  кардинальность  и  короткие  сроки,  поэтому  я  встречал  новый  этап,  как  куколка,  ожидающая  волшебного  превращения  в  бабочку.  Должно  быть,  это  неподходящее  сравнение  заставило  вас  поежиться  и  сморщить  нос,  но  таковым  оно  было  для  меня.  Как  бы  парадоксально  это  не  звучало,  я  чувствовал  себя  возрожденным  из  пепла,  вновь  способным  принимать  жизнь,  изменяя  ее  составляющие  по  своему  усмотрению,  как  бы  устрашающе  она  не  выглядела  после  моих  «операций».  Мне  казалось,  я  был  готов  вобрать  в  себя  весь  мир  и  управлять  им,  властвовать  над  душами  людей,  с  легкостью  делая  их  жизни  другими,  и  не  важно  было  –  к  лучшему  или  к  худшему  –  мне  хотелось  экспериментировать  с  ними,  забавляться,  играть,  как  играют  дети  с  разноцветными  кубиками.  Я  представлял  себе  те  горизонты,  которые  открывались  передо  мной  во  всем  своем  блеске  и  манящем  очаровании,  а  между  тем,  на  их  фоне  мне  виделись  просторы  первозданной  природы:  горы  богатств,  целые  поля  моих  маленьких  побед,  сбегающихся  в  одну  большую  и  яркую  –  победу  над  Богом,  океаны  удовольствия  и  злорадства  над  ничтожеством  обычного  человека,  не  способного  перебороть  свои  страхи  и  позволить  желанию  возвыситься  над  разумом.  Но  откуда  мне  было  взять  те  незначительные  детали,  без  которых  все  мои  планы  рушились  как  карточный  домик.  Например,  где  взять  прикрытие,  под  которым  можно  было  бы  позволить  себе  абсолютно  все  и  чувствовать  себя  в  безопасности,  где  мне  было  найти  зрителей  моих  свершений,  которые  поклонялись  бы  всему,  что  я  создаю  и  разрушаю?  Я  вспомнил  Лору.  Ах,  моя  обожаемая  Лора  могла  бы  послужить  и  зрителем  и  поклонником  и  жертвой  и  даже  трофеем,  вот  только  необходимо  вновь  установить  с  ней  нерушимый  контакт.  У  меня  не  было  ни  единого  сомнения  на  тот  счет,  что  она  может  заупрямиться,  не  захотеть  идти  на  сближение  из-за  моего  поведения  в  тени  прошлых  дней,  поскольку  я  знал,  что  она  любит  меня.  Но  я  и  не  мыслил  предавать  этому  особого  значения,  более  того,  я  был  бы  крайне  удивлен,  если  бы  она  не  любила  меня.  Разве  меня  можно  было  не  любить?  Разве  можно  было  мной  не  восторгаться?  Пафос  не  оставлял  меня  ни  днем,  ни  ночью,  как  и  гордыня,  обуревающая  всем  моим  существом.  Я  стал  замечать  за  собой  некоторые  странности:  когда  я  шел  по  улице,  то  всегда  поднимал  голову  выше  обычного  и  время  от  времени  бросал  косые,  полные  презрения  взгляды  на  случайных  прохожих;  я  не  говорил  «спасибо»  торговцам,  у  которых  скупал  товары,  а  при  оплате  унизительным  жестом  бросал  деньги  на  прилавок  и  уходил,  даже  не  подумав  взглянуть  в  их  лица;  я  не  считал  нужным  стоять  на  красный  свет  и  перебегал  дорогу  прямо  перед  капотами  больших  и  маленьких  автомобилей,  из-за  чего  несколько  раз  чуть  не  стал  причиной  дорожно-транспортной  аварии.  Эта  новая  жизнь  была  мне  по  вкусу,  втягивала  меня  все  глубже  и  глубже,  как  будто  давала  силы  для  чего-то  сказочного,  но  в  реальности  –  отнимала  последние  штрихи  человеческого  подобия.
           Я  поставил  перед  собой  задачу  вновь  вернуть  благосклонность  Лоры  и  приурочить  ее  к  безостаточному  обоготворению  меня,  словно  статуи  Аполлона  при  входе  в  храм  в  Дельфах.  Я,  полный  животворящей  энергии,  необузданной  молодости  и  огненного  безумства,  вихрем  ворвался  в  здание  университета,  толкнув  тяжелую  алюминиевую  дверь  центрального  входа,  будто  пластиковую,  одной  ладонью.  Я  ощутил  на  себе  многочисленные  взгляды  общественности,  людей  разного  пола  и  возраста,  как  только  очутился  в  центре  большой  залы,  где  наблюдалось  главное  сосредоточение  мест  для  отдыха  и  курения,  уголков  ожидания  и  приема,  различных  билбордов  с  объявлениями  и  многого  другого.  Здесь  был  настоящий  рай  для  тех  студентов,  которые  не  особенно  отличались  старательной  учебой,  а  те,  кто  старался,  довольно  редко  посещали  вышеперечисленные  места.  Взоры  прохожих,  устремленные  на  меня,  колебались  от  косых  завистливо-недовольных  подергиваний  до  восторженных  с  широко  открытыми  глазами  и  полуоткрытым  ртом  мимических  искажений.  Я  был  уверен,  что  мое,  казалось  бы  обыденное  появление  никого  не  оставило  равнодушным  и  мне  несказанно  нравилось  быть  в  центре  всеобщего  внимания,  вызывать  эмоции,  какими  бы  они  ни  были,  быть  объектом  зависти,  поклонения  или  негодования,  но  непременно  заставлять  задерживать  на  моей  персоне  взгляды  всех  присутствующих.  Это  был  мой  триумф,  первая  большая  победа  над  своим  застенчивым  «Я»,  над  упорной  и  неизменной  нравственностью,  которая  доставляла  мне  только  разочарования  и  ни  капли  удовольствия.  А  если  кто-то  изредка  смотрел  на  меня,  и  это  давало  мне  хоть  малейшую  надежду,  то  со  временем  она  безоговорочно  оказывалась  ложной,  призрачной,  как  и  все  те  потуги,  совершаемые  мною  день  ото  дня,  чтобы  как-либо  разнообразить  рутинное  мое  существование.
           Но  теперь  мне  не  нужно  было  беспокоиться  об  имидже  или  своей  внешности,  ибо  все  во  мне  выглядело  безупречным:  мое  тело,  мое  лицо,  одежда,  которую  я  страстно  желал  сжечь  еще  на  прошлой  неделе,  даже  моя  прическа,  неоднократно  подвергавшаяся  множественной  критике  из-за  своей  вычурности,  и  которая,  как  мне  замечали,  больше  напоминала  прическу  бухгалтера,  день  и  ночь  работающего  с  цифрами  в  пыльном  кабинете  в  бежево-коричневых  тонах  или  стереотипную  укладку  юриста,  единственной  радостью  для  которого  может  служить  только  очередное  выигранное  дело,  не  говоря  уже  о  давно  позабытом  чувстве  сексуального  возбуждения,  присущего  каждому  живому  мужчине.  Я  был  молод,  прекрасен  и  доволен  собой,  как  Дориан  Грей  или  Евгений  Онегин,  по  неопытности  спутав  удовольствие  и  счастье,  что  в  реальности  не  одно  и  то  же.  
           Я  вошел  в  длинную  аудиторию  в  то  время,  когда  началась  лекция  и  профессор  О’Хара  включил  слайд-шоу  на  тему,  которую  я  даже  не  знал  и  которая  меня  в  особенности  не  волновала.  Здесь  я  также  почувствовал  то  неземное  превосходство,  когда  убедился,  что  привлек  к  себе  взгляды  студентов.  Я  сел  на  крайней  лавке,  которая  обычно  пустовала,  и  небрежно  бросил  сумку  на  стол.  Разумеется,  я  не  брал  с  собой  книги,  не  удосужившись  выяснить  какие  сегодня  пары,  поэтому  пренебрег  длительным  смущением,  сменив  его  на  шалость  мальчишки-сорванца,  надев  маску  мелкого  разбойника,  некогда  стоящую  за  гранью  моей  природной  скромности.  Профессор  О’Хара  на  мгновение  задержал  на  мне  свой  взгляд,  но  вопреки  моим  надеждам  ничего  не  сказал,  как  ни    в  чем  не  бывало  продолжив  лекцию.  Я  еще  не  видел  Лору  среди  студентов,  наверное,  не  присматривался,  но  я  знал,  что  она  втайне  наблюдает  за  мной,  изучает,  как  тогда  на  похоронах  няни,  смеряет  оценивающим  взглядом,  и  возможно,  даже  пытается  установить  причину  моего  неподдельного  нахальства.  Признаться,  это  знание  льстило  мне,  как  будто  взглядом  выраженный  комплимент  в  адрес  какого-то  прославленного  артиста  или  песенного  кумира,  и  чтобы  сохранить  это  ценное  ощущение,  я  продолжал  свою  игру.  
           После  лекции,  большую  часть  которой  я  попросту  прослушал,  профессор  О’Хара  попросил  меня  остаться  и  отошел  от  кафедры,  ожидая,  пока  все  студенты  покинут  аудиторию.  Я  искал  глазами  Лору  в  этом  сумасшедшем  потоке  людей,  разнообразия  лиц  и  предметов.  Я  поверхностно  окидывал  взглядами  всех  присутствующих,  но,  к  сожалению,  безуспешно.  Ее  нигде  не  было.  «А  что  если  она  не  явилась  на  занятия?  Что,  если  она,  что  еще  хуже,  не  заметила  меня  или  сочла  оскорбительным  подойти  ко  мне  после  всего,  что  я  наговорил  ей?»  -  думал  я  в  накатывающем  приступе  паники,  но  не  мог  оставить  тщетные  визуальные  поиски  знакомого  лица  среди  стольких  чужих  физиономий  и  тел.
           Когда,  наконец,  аудитория  опустела,  кто-то  окликнул  меня  со  спины.  Это  был  профессор.  Он  подозвал  меня  к  себе,  и  я  сразу  догадался,  о  чем  пойдет  разговор.  
 Вы  ничего  не  хотите  мне  сказать?  –  Заговорил  он.
 Я  думал,  вы  попросили  меня  остаться,  чтобы  что-то  сообщить?  –  Ответил  я  вопросом  на  вопрос.
 Да,  но  для  начала  мне  бы  хотелось  выяснить,  какова  цель  вашего  пребывания  в  университете  на  сегодняшний  день?
 Приобретение  навыков  юридической  профессии,  мистер  О’Хара.  –  Официально  заявил  я.
 Да  неужели?  А  по  вашему  поведению  за  последнюю  неделю  этого  не  скажешь.  
Я  скосил  глаза.  Он  же  не  сводил  с  меня  пристального  взгляда.
 Быть  может,  я  могу  ошибаться  или  не  знать  чего-то  мистер…  -  снова  начал  он,  но  я  прервал  его  реплику.
 Вы  правы,  мистер  О’Хара,  вы  действительно  многого  не  знаете  и  даже  не  догадываетесь.  Быть  может,  я  многое  пропустил,  не  посещал  ваши  лекции,  не  выполнял  как  должно  домашнее  задание,  если  по  сто  раз  на  дню  перечитывать  жалкие  бумажонки,  что  вы  предлагаете,  вы  называете  полезной  работой,  быть  может,  я  стал  казаться  невеждой  и  дерзко  реагировать  на  все  ваши  замечания,  но  это  то,  кем  я  хотел  быть  всю  свою  жалкую  жизнь  и  никогда  не  решался  быть  чем-то  подобным  из-за  своего  жалкого  нрава.  Однако  теперь  я  изменился,  то  ли  обстоятельства  так  сложились,  то  ли  магнитные  бури,  и  с  этих  пор  я  уже  не  буду  жалким,  неуверенным  в  себе  мальчишкой,  которому  можно  поставить  неудовлетворительный  балл,  а  он  даже  не  обидится.  Я  стал  другим  и  мне  несказанно  нравиться  мое  новое  истинное  лицо.
 В  таком  случае,  почему  бы  вам  ни  забрать  документы  из  нашего  университета  и  не  проявлять  ваше  новое  истинное  лицо,  как  вы  изволите  выражаться,  где-нибудь  в  другом  месте,  более  приемлемом,  нежели  научно-исследовательская  кафедра?
 Вы  же  не  думаете,  что  вольны  указывать,  где  мое  место?
 Нет,  я  так  не  думаю.  
Я  собрался  было  уходить  и  уже  открыл  дверь,  как  его  голос  вновь  заставил  меня  остановиться.
 Позвольте  заметить,  что  вы  отважный  молодой  человек.
 Что  сказал  вам  все  это?
 Нет,  что  позволили  обстоятельствам  изменить  себя,  но  именно  в  этом  кроется  ваша  истинная  сущность.  Вы  трусливы.
От  этих  слов  меня  как  будто  обдало  жаром.  Я  обернулся.
 Да,  да,  на  самом  деле  обстоятельства  управляют  нами,  когда  мы  боимся  им  воспротивиться,  когда  нам  кажется,  что  попытка  сопротивления  той  силе,  над  которой  мы  не  властны,  может  уничтожить  нас,  стать  нашим  худшим  врагом.  И  тогда  мы,  подобны  маленьким  детям,  боящимся  ночных  кошмаров,  и  страдающих  бессонницей  всю  ночь  напролет,  лежа  в  своей  кровати  с  широко  открытыми  глазами,  вместо  того,  чтобы  постараться  заснуть  и  увидеть  приятный  сон.  Мы  боимся  сразиться  с  нашими  страхами,  если  они  кажутся  больше  нас,  но  мы  забываем,  что  это  может  быть  всего  лишь  пугающая  тень  сверчка,  кажущегося  нам  драконом  в  затемненном  помещении  или  при  хеллоуниском  свете  лампы.  Вынужден  также  уверить  вас,  что  ваше  так  называемое  превращение  есть  не  что  иное,  как  приспособленческое  существование  в  отношении  того,  что  вы  называете  магнитными  бурями.
           Я  ничего  не  ответил  ему,  состроив  разгневанное  выражение  лица,  потому  как  в  глубине  души,  куда  не  могло  проникнуть  нечто  теплое,  настоящее,  я  знал,  что  он  прав,  а  по  сему  еще  больше  злился  на  себя  за  молчание.  Но  я  все-таки  промолчал,  стараясь  не  думать  о  его  словах,  которые  маленьким  молоточком  настукивали  в  моем  мозгу  забытую  детскую  мелодию,  которую  когда-то  пела  мне  няня.  Его  слова  звучали  для  меня  песней  моей  прошлой  жизни,  которая,  несмотря  на  мои  убеждения,  все  еще  крепко  держала  меня  в  объятиях  былых  дней,  когда  я  был  по-настоящему  счастлив  и  благороден,  когда  во  мне  светилась  жизнь,  выливаясь  радужными  лучами  в  мою  душу,  открытую  для  мечтаний.  
           Я  бросил  последний  драматичный  взгляд  в  лицо  профессора  и  вышел,  не  попрощавшись.  Я  был  вне  себя  от  того,  что  он  мог  чувствовать  себя  победителем,  всемогущим  знатоком  человеческой  души,  алхимиком,  разгадавшим  секрет  философского  камня  или  всего-навсего  человеком  мудрым  и  тонким.  Я  не  знал,  как  назвать  ту  ненависть,  которая  кипела  во  мне,  возможно,  то  была  некая  зависть  или  осознание  своего  бессилия  перед  наукой,  или  что-то  еще,  неведомое  мне  доселе,  чего  я  раньше  никогда  не  испытывал.  Все  равно  я  был  зол  до  крайности,  и  в  моей  голове  роились  пугающие  мысли  о  мести,  жестоком  доказательстве  своего  достоинства,  которое  было  небрежно  ущемлено  его  неосторожными  речами.  Я  лихорадочно  обдумывал  его  наказание:  «холодное»  убийство,  петля,  когда  он  останется  после  занятий  проверять  поздние  работы,  сданные  не  вовремя  безответственными  студентами,  мышьяк,  случайно  посыпавшийся  в  его  кофе.  Я  толком  не  мог  сконцентрироваться  ни  на  одной  из  своих  блуждающих  впотьмах  идей,  все  плыло,  рассыпалось,  извивалось  и  вытягивалось  перед  глазами  в  долгий  лабиринт,  запутанный  и  смертельный,  где  каждое  движение  должно  быть  тщательно  вымерено,  где  нельзя  дышать,  ибо  загробная  пыль  может  стать  отравой,  где  солнце  не  бродит  на  заре,  петляя  между  стенами  ярким  блеском  лучей,  а  ночь  не  стучится  к  глухие  кирпичные  ставни.  Я  стоял  в  долгом  полупустом  коридоре,  прижавшись  всем  телом  к  стене,  как  будто  боялся  отлучиться,  потерять  опору,  чтобы  не  упасть  в  пустоту,  из  которой  нет  выхода.  Я  закрыл  глаза,  запрокинул  голову  и  стал  прислушиваться  к  множеству  невнятных  звуков,  доносящихся  то  из  одного  конца  моего  коридорного  туннеля,  то  из  другого.  Но  большинство  из  этих  звуков  рисовало  мне  мое  невозмутимое,  неподдающееся  контролю  воображение,  готовое  сокрушать  миры  и  быть  сокрушенным  от  малейшего  дыхания  правды.  Я  плыл  на  волнах  моего  отчаянья,  словно  в  безумном  экстазе,  вихре,  кружащем  мою  голову,  как  крепкое  вино  или  губительный  наркотик.  Я  находился  в  сфере,  далекой  от  реальности,  утомленной  от  жизни,  отдаленной  от  человеческих  потребностей  и  нужд  необузданных  душевных  порывов.  
           Что-то  возбудило  во  мне  рывок,  заставило  открыть  глаза  и  всмотреться  в  реальность,  искрящиеся  глаза  которой  были  могилой  моему  новому  существу,  и  которые  были  так  похожи  на  глаза  моей  милой  Лоры.  Это  была  она,  моя  прекрасная  возлюбленная,  моя  ушедшая  в  историю  совесть,  ангел-хранитель,  вечно  стерегущий  вход  в  небытие,  чтобы  направлять  меня  к  свету.  Я  стоял  перед  ней  в  молчании,  даже  отдаленно  не  следуя  тому  разящему  плану,  который  был  состряпан  на  скорую  руку  по  пути  сюда,  которого  я  собирался  придерживаться,  чтобы  произвести  впечатление,  затронуть  ее  мнимое  сострадание  и  вернуть  необходимую  для  реализации  моих  темных  замыслов  благосклонность.  Но  я  был  столь  жалок  в  это  мгновение,  что  с  трудом  отпрянул  от  стены,  и  Лора  поддержала  меня.  Когда  ее  руки  обхватили  меня,  я  вновь  ощутил  то-то  родное  и  близкое,  внезапно  осознав,  что  на  самом  деле  мне  и  не  требовалось  производить  впечатление  и  возвращать  ее  прежнее  отношение  ко  мне,  ведь  Лора  всегда  была  на  моей  стороне,  а  ее  мягкий  характер  не  требовал  льстивой  фальши.  Она  любила  меня  таким,  каков  я  был,  и  любила  бы  не  меньше,  если  бы  я  изменился  до  неузнаваемости.  И  вот  сейчас  ее  тепло  на  моем  теле,  оно  уже  разливается  в  моей  крови  и  шепчет  прекратить,  остановиться,  опомниться,  а  я  так  глух  и  безумен,  что  закрываюсь,  отталкиваю  своего  ангела,  сдаю  его  под  стражу  мерзкому  демону,  снедающему  мою  душу,  как  коварная  проказа  пожирает  нашу  плоть.  Она  отвела  меня  к  лифту,  и  мы  вместе  спустились  вниз.  Я  не  осмелился  сопротивляться,  позволив  ей  опекать  меня,  как  грудного  младенца  и  делать  все,  что  вздумается.  Потом  она  повела  меня  в  закусочную  неподалеку  от  университета  и,  заняв  место  за  крайним  столиком,  пригласила  официанта.  
 Будьте  добры,  нам  два  морковных  салата  и  колу.  –  Сказала  она,  когда  молодой  парнишка  лет  двадцати  предложил  ей  заглянуть  в  меню.
 Сию  минуту.  –  Ответил  тот  и  поспешно  оставил  нас.
 Лора…  -  начал  я,  но  она  оборвала  мою  реплику  остановочным  жестом.
 Не  трудись.  Давай  вначале  дождемся  заказа,  а  затем  я  буду  говорить,  а  ты  будешь  слушать  и  запоминать,  если  хочешь,  чтобы  я  по-прежнему  здоровалась  с  тобой  при  встрече.
Я  смолк.  Её  слова  ударили  по  мне,  точно  разрядом  тока.  Она  никогда  прежде  не  говорила  со  мной  столь  суровым  тоном  и  никогда  не  смотрела  так  строго.  И  хотя  меня  утешала  скрытая  теплота,  с  которой  она  смотрела  на  меня,  все  же  настораживали  те  интонации,  где  таилось  больше  недоверия,  нежели  обиды.  Больше  всего  на  свете  я  боялся  потерять  ее  доверие  и  приязнь  ко  мне,  хотя  ранее  эти  страхи  были  абсурдны,  то  сейчас  остро  стояли  в  моем  воображении,  как  айсберги,  выткнувшиеся  из  бездн  океанических  глубин.  Она  достала  мобильный  телефон  и  начала  упорно  копаться  в  меню,  ища  что-то,  как  мне  показалось,  фантомное,  так  как  я  заметил,  что  ее  взгляд,  якобы  устремленный  на  экран,  был  погружен  куда-то  мимо  и  виделся  совершенно  обескураженным.  Она  только  делала  вид,  что  занята  другим  делом,  но  я-то  знал,  что  она  обыкновенно  наблюдает  за  мной,  как  хороший  детектив,  чисто  выполняющий  свою  работу  или  шпион,  затаившийся  в  засаде,  надежно  замаскированной  под  цвет  его  экипировки.  Я  устал  от  молчания  и  от  ее  показного  безразличия  в  сей  момент,  но  не  смел  нарушить  ее  веления  заговорить  первой  и  видеть  во  мне  покорного  слушателя.  Я  был  смущен  этой  нелепой  ситуацией  и  она,  должно  быть,  почувствовала  это,  потому  как  отложила  телефон  в  сторону  и,  не  дождавшись  заказа,  сказала:
 Да,  согласна,  это  глупо.  –  Она  искоса  взглянула  на  телефон  и  подняла  взор  на  меня.  –  Что  здесь  за  сервис,  продукт  которого  приходится  ожидать  в  течении  получаса?  –  В  ее  голосе  читалось  явное  возмущение  и  раздражение.
Я  вздохнул  и  опустил  голову.
 Ну  что  ты  молчишь?
 Мне  помнится,  ты  хотела  начать  этот  разговор  или  за  то  короткое  время  что-то  изменилось?
 Да,  многое  изменилось  за  то  время,  что  я  тебя  знаю.  
 Я  имел  в  виду…
 Я  знаю,  что  ты  имел  в  виду.  Конечно,  проще  заметить  соринку,  нежели  грязь,  но  иногда,  чтобы  жить  дальше,  необходимо  разгрести  что-то  неприятное,  как  следует  покопаться  в  нем  и  освободиться  от  тягостного  бремени,  которое  не  дает  волю  движению  мысли  и  действия.  Иногда,  чтобы  иметь  возможность  переступить  через  боль,  надо  заново  ощутить  ее,  но  прежде,  зная  последствия,  подготовиться,  вооружиться  силой  духа  и  отважно  принять  удар,  который  уже  однажды  предоставила  испытать  судьба.  Для  этого  требуется  немалая  кровь,  но  это  дурная  кровь,  создающая  тромбы.
 Я  не  понимаю,  что  ты  имеешь  в  виду.
 Думаю,  понимаешь,  иначе  ты  не  позволил  бы  мне  говорить  с  тобой  сейчас  об  этом.  Если  бы  ничего  не  случилось,  ты  бы  посмеялся  над  моими  речами,  обнял  бы  меня,  поцеловал  и  вспомнил  бы,  что  я  все  еще  твоя  невеста.
 Я  помню  это.
 Амнезия  –  это  состояние  души.  Оно  может  быть  кратковременным  приспособлением  к  чему-то  новому,  защитной  реакцией  на  неизвестность,  а  может  быть  убийственным  безразличием,  равнодушием,  поселившимся  в  нашей  душе  как  отпечаток  необъяснимого  потрясения  вследствие  разрушения  нашего  маленького  мира.  Именно  эта  болезнь  опустошает  тебя  сейчас.
 Откуда  ты  знаешь,  что  гложет  меня?
 Все  имеет  свои  симптомы.
 И  какие  же  симптомы  подает  моя  болезнь?
 Многие.  Зависит  оттого,  под  каким  углом  рассматривать.  Кто-то  счел  бы  беспамятство  божьим  благоговением,  а  для  кого-то  оно  стало  бы  погибелью.  В  твоем  случае  оно  –  отчаянье,  дающее  одновременно  и  покой  и  тревогу.  
 Как  бомба…  -  Начал  я.
 …опасная,  если  не  перерезать  правильный  провод.  –  Закончила  она,  -  но  взрыва  можно  избежать,  ежели  нейтрализовать  ее.
 Боюсь,  я  не  знаю,  какой  провод  нужно  обезвредить.
 Я  уверена,  ты  знаешь.  Их  всего  два  –  красный,  что  означает  чтить  прошлое  и  строить  новое  будущее  на  его  фундаменте,  и  черный,  что  велит  испробовать  запретный  плод,  сладкий  на  вкус,  но,  возможно,  содержащий  убийственный  яд.  Тебе  лишь  нужно  выбрать,  от  чего  ты  хочешь  освободиться.  Любое  твое  решение  окажется  верным,  если  ты  твердо  убежден,  что  хочешь  именно  этого.  Вопрос  в  том,  жаждешь  ли  ты  вернуться  в  прошлое,  уверяя  себя,  что  в  этом  путь  к  счастью  или  же  залог  счастья  в  риске,  опасном  и  динамичном,  который  видится  тебе  увлекательным  и  манит,  как  пламя  мотылька.
 Но  как  мне  выбрать,  Лора?
 Подумай,  что  истинно  тебе  дорого.
Я  растерянно  посмотрел  на  нее.  Она  встала  из-за  стола,  когда  официант,  наконец,  появился  с  готовым  заказом.
 Ваш  заказ  готов.  –  Сказал  он,  натянув  на  лицо  непринужденную  улыбку,  свойственную  всем  качественным  работникам  сферы  услуг.
 Удивительно  оперативно.  –  Сказала  Лора,  не  отрывая  взгляда  от  меня,  и  небрежно  бросила  на  стол  плату.  -  Это  с  меня.
Официант  расставил  блюда  и  напитки,  и,  взяв  расчет,  удалился  с  поклоном.  Я  оставался  неподвижен  в  глубоком  недоумении.  Проходя  мимо  меня,  Лора  остановилась  и  добавила:
 Когда  решишься  сделать  выбор,  дай  мне  знать.  
 Я  думал,  ты  поможешь  мне  определиться,  надеялся…
 Увы,  ты  и  не  понял,  как  я  уже  помогла  тебе  тем,  что  оставила.  Раздумье  ценнее  упорства,  оно  –  мудрее.  А  я  могу  только  ждать,  что  твои  раздумья  обоснуют  твои  действия,  которые  приведут  тебя  к  гармонии  с  собой,  и  не  важно,  будешь  ли  ты  любить  меня,  как  прежде  или  спустя  недолгое  время  забудешь  мое  имя  –  я  приму  любое  твое  решение,  если  буду  знать,  что  ты  счастлив.  
           С  теми  словами  она  покинула  меня  в  раздумьях.  Признаться,  я  пребывал  в  смятении  после  всего,  что  она  мне  сказала,  то  есть  после  того,  чего  я  никак  не  мог  от  нее  ждать,  я  был  почти  уверен,  что  она  будет  готова  простить  мне  все  в  любой  момент,  когда  только  я  сам  пожелаю,  бросится  в  мои  объятия,  может  быть,  заплачет,  и  красноречиво  объяснит,  что  все  забыто.  Но  нет,  она  предпочла  измучить  меня  томлением  в  неведении  ее  поступка,  оставить  в  неуемном  одиночестве  моих  неприятностей,  якобы  случившихся  со  мной  вследствие  череды  трагических  событий.  Тогда  я  наивно  полагал,  что  это  объясняется  ее  вполне  удавшейся  попыткой  заставить  меня  понервничать,  будто  бы  она  способна  разозлиться,  обидеться  или  даже  не  простить  мне  чего-то,  но  я  ошибался.  Она  так  сильно  любила  меня,  что  согласилась  дать  мне  шанс  самому  разобраться  в  своих  чувствах,  подбадривая  мой  сломленный  дух  к  вере  и  стремлению  увидеть  свет.  Снова.  Я  был  так  слеп,  что  не  заметил  искорку  выразительной  боли  в  ее  глазах,  когда  они  были  полуопущены  и  устремлены  вниз,  мимо  экрана  мобильного  телефона,  я  не  увидел  дрожащую  слезу  в  уголке  ее  глаз,  когда  она  отвела  их  в  сторону,  обдумывая,  как  начать  разговор.  Передо  мной  сидела  невероятно  сильная  и  мудрая  женщина,  которой  внезапно  стала  Лора,  когда  ситуация  затронула  ее  чувства  и  мое  убогое  обличье  перед  искренней  любовью,  на  которую  только  способна  женщина.  О,  она  любила  меня  безгранично  и  так  предано,  что  решилась  бы  на  любые  жертвы  не  для  того,  чтобы  я  был  рядом  с  ней,  а  для  того  лишь,  чтобы  я  был  счастлив,  не  важно,  где  и  с  кем.  Ее  любовь  –  единственная  ценность,  которая  осталась  у  меня  после  смерти  няни,  а  я  не  смог  оценить  этот  великолепный  подарок  своевременно.  
           И  так  как  теперь  я  убедился  в  ее  чувствах,  зло  вновь  точило  мое  самолюбие  и  ластилось  ко  мне  дыханием  губительного  наваждения  быть  пламенем,  в  котором  горит  жизнь  и  ссыхается  воля.  Разоблачив  всю  подноготную  ее  тайной  личности,  я  решил,  что  лучше  будет  сначала  как  следует  пообедать,  а  затем  приступить  к  реализации  второго  пункта  плана  моих  намерений.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=428020
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 29.05.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 12

Глава  12

           Я  повернул  на  свою  улицу,  проходя  мимо  знакомых  магазинов  и  старинных  уличных  фонарей  в  викторианском  стиле.  Думаю,  они  были  созданы  точь-в-точь,  как  во  времена  Уайльда,  когда  еще  мистер  Грей  разгуливал  под  ними,  неся  свое  запятнанное  бремя.  А  я,  современник,  иду  по  той  же  улице  под  тем  же  тусклым  светом,  объятый  тоской  и  тревогой,  унынием  и  почти  смертельной  усталостью.
           Когда  за  поворотом,  наконец,  показался  дом,  я  ускорил  шаг  и  забрел  во  двор,  где  меня  ожидал  невероятный  сюрприз.  У  дома  стоял  незнакомец,  то  и  дело,  запрокидывая  голову,  чтобы  заглянуть  в  окно.  Он  выглядел  чересчур  озадаченным,  с  виду  респектабельный  мужчина  среднего  возраста,  одетый  в  длинное  коричневое  пальто  и  такого  же  цвета  полую  шляпу.  Я  направился  прямо  к  дому  и,  не  доходя  до  двери,  окликнул  его.
 Кого-то  ищите,  сэр?
 О,  да,  но  мне  кажется,  я  неверно  написал  адрес  по  своей  невнимательности.  
 Возможно,  я  могу  помочь  вам  облегчить  поиски  нужного  дома,  ведь  здесь  мне  почти  все  знакомо.
 О,  благодарю.  Тогда,  может,  вы  знаете,  как  мне  найти  одну  особу.  –  Он  указывал  на  мою  мать.
 Да.  Это  моя  мать.  Мы  живем  в  этом  доме.  –  Ответил  я  в  замешательстве,  -  не  могли  бы  вы  для  начала  представиться?
 О,  простите.  Я  мистер  Гранд  Фрэй,  доктор  психиатрической  лечебницы,  где  некоторое  время  проходила  курс  назначенного  лечения  данная  пациентка.
 Да,  да,  после  того  случая  с  попыткой…  самоубийства.
 О,  вам  не  следует  стыдиться.  Склонность  к  суициду  –  не  редкое  явление  у  женщин  такого  типа.
 Что  значит  «такого  типа»?  –  Вспыхнул  я.
 А-а…слишком  эмоциональных.
 Что  ж,  тогда  пройдемте  в  дом,  я  угощу  вас  чаем,  и  вы  расскажете  мне  о  ее  терапии  подробнее.  –  Сказал  я  и  заметил  его  странное  смущение.
 Благодарю.
Мы  вошли  в  дом  и  сели  в  гостиной.  Когда  я  снял  пальто,  доктор  взглянул  на  меня  унылым  взглядом  и  некоторое  время  держал  «под  прицелом».
 Моя  няня  умерла  вчера…вечером.  Я  как  раз  возвращался  с  похорон.
 О,  мне  так  жаль.
 Благодарю.
 Должно  быть,  ваша  мать  была  с  вами?
 Нет,  ее  не  было.
 О!
 Боюсь,  я  не  знаю,  где  она  и  когда  вернется.
 Тогда,  может,  мне  стоит  выбрать  другое  время  для  визита?  –  Он  уже  начал  было  вставать,  но  я  помешал  ему.
 Ни  в  коем  случае  мистер  Фрэй.  Мы  подождем  ее  за  чашкой  лучшего  английского  чая,  и,  кроме  того,  вы  обещали  рассказать  мне  о  ее  лечении.  Неужто  вы  запамятовали?
 Да,  конечно.  –  Произнес  он  загробным  тоном,  и  по  его  лицу  вновь  скользнула  тень  волнения.
           За  все  то  время,  что  мы  провели  в  пустом  доме,  он  говорил  сдержанно  и  всякий  раз  извинялся,  когда  речь  заходила  о  моей  матери.  Иногда  в  его  голосе  угадывалось  необъяснимое  дрожание  и  неуверенность,  а  тон,  которым  он  говорил,  больше  напоминал  змеиное  шипение,  переходящее  в  шепот,  как  будто  он  боялся,  что  кто-то  услышит  нас.  Мне  казалось,  он  подбирает  нужные  слова  к  каждому  сказанному  предложению,  причем  делает  это  весьма  заметно.  В  это  время  в  его  голове  роились  сотни  невысказанных  мыслей  и  еще  больше  застывших  комом  фраз,  непроизнесенных  даже  самому  себе.  Я  был  удивлен  такому  необычному  сочетанию  холодного  равнодушия  и,  тем  не  менее,  кипящего  желания  получить  то,  за  чем  он  здесь.  Невероятно  было  считать  таковым  именно  доктора-психиатра,  который,  как  мне  всегда  думалось,  должен  болтать  без  умолку,  быть  нервным  и  веселым,  но,  должно  быть,  в  этом  моем  видении  виновны  проклятые  стереотипы.  
           Я  как  раз  наполнял  вторую  чашку  чая,  когда  дверь  отворилась  и  перед  нами  оказалась  моя  мать.  Она  была  как  всегда  изящна  и  грациозна,  одета  по  последней  парижской  моде  в  изысканном  французском  стиле.  Я  заметил,  как  лицо  доктора  Фрэя  резко  переменилось,  стало  каким-то  воодушевленным,  красочным,  словно  в  него  вдохнули  жизнь  и  молодость.  Она  же  сохраняла  молчаливое  спокойствие  до  тех  пор,  пока  доктор  не  поздоровался  первым.  
 Бонжур!..  –  пафосным  тоном  ответила  она  и  протянула  руку  для  поцелуя.  Тут  я  заметил,  что  она  смотрит  на  меня  отчужденно,  когда  гость  принялся  выполнять  жест  галантности.  Я  встал  с  дивана  и  подошел  к  ним.  
 Вижу,  вы  знакомы  с  моим  сыном,  доктор  Фрэй?
 Да.  –  Только  и  сумел  выговорить  он.
 И  давно  вы  здесь?
 С  утра.  Доктор  Фрэй  ждал  тебя  у  дома,  когда  я  вернулся  после  похорон.  –  Вставил  я  за  него.
 О,  ваш  сын,  поведал  мне  об  этом  печальном  событии.  Примите  мои  искренние  соболезнования.  –  Он  снова  поцеловал  ее  руку.
 Благодарю,  –  ответила  она  мягко,  и  на  сей  раз  улыбнулась  мне.  Я  сделал  вид,  будто  не  придал  этому  значения,  -  но  что  же  привело  вас  ко  мне,  доктор?
 Дозвольте  мне  поговорить  с  вашей  матерью…наедине,  если  вы  не  возражаете?  –  Обратился  ко  мне  доктор,  сменяя  свой  дрожащий  холодный  тон  на  более  выразительный  и  ровный.
 Конечно.  С  вашего  разрешения.
           Когда  я  удалился,  мне  стало  как-то  не  по  себе.  Что  именно  они  обсуждали,  да  и  какие  вопросы  могут  привести  доктора  лично  в  дом  его  бывшей  пациентки.  Это  насторожило  меня,  но  подслушивание  было  неразумным  выходом,  поскольку  они  все  равно  говорили  тихо.  Я  даже  не  стал  пытаться.  Покинув  залу,  я  поднялся  вверх  по  лестнице  и  закрылся  в  своей  комнате.  Здесь  я  всегда  чувствовал  себя  в  безопасности,  даже  когда  за  окном  гремел  гром    или  бушевала  вьюга.  Я  часто,  будучи  ребенком,  забирался  под  одеяло  в  своей  кровати  и  закрывал  глаза,  считая  до  ста  сначала  по  возрастанию,  потом  –  по  убыванию,  а  няня  приходила  ко  мне  в  своем  потертом  халате  с  тонкой  книжкой  старых  английских  песен,  и  задабривала  меня  нежным  лирическим  пением.  Она  гладила  меня  по  волосам,  укутав  в  одеяло  по  самую  шею,  и  каждый  раз  оставалась  до  тех  пор,  пока  ливень  с  громом  не  перестанет  или  пока  я  не  усну.  А  затем  она  наклонялась  низко-низко  ко  мне  и  целовала  в  висок,  улыбаясь  и  желая  мне  приятных  снов  на  прощанье.  Я  любил  слушать  ее  дыхание  под  аккомпанемент  дикого  ветра  за  окном  и  видеть  ее  седые  локоны,  спадающие  на  лицо,  чтобы  отвлечься  от  сверкающих  разрядов  в  небе.  Мне  нравилась  ее  старческая  непосредственность,  когда  она,  например,  забывала,  где  оставила  свою  песенную  книгу,  в  то  время  как  последняя  была  у  нее  в  руках  или  когда  она  дважды  целовала  меня,  полагая,  что  в  первый  раз  я  не  почувствовал  или  что  этого  окажется  мало.  Много  было  минут,  когда  мы  сидели  с  ней  у  камина  в  ее  спальне  и  глядели  на  огонь.  В  эти  минуты  мне  казалось,  что  я  тану  в  объявшем  меня  блаженстве,  а  ее  теплые  поистине  материнские  руки  поддерживали  меня,  чтобы  я  не  сбился  с  пути  в  необозримом  пространстве  жизни.  Она  никогда  не  отказывала  мне  в  беседах,  всегда  слушала,  не  перебивая,  а  затем  давала  бесценный  совет,  большинством  из  которых  я  пользовался  в  повседневной  жизни.  Может  быть,  именно  поэтому  моя  жизнь  была  насыщенной  хорошими  днями  и  милыми  сердцу  событиями.  Возможно  потому  деньги,  которых  моей  маленькой  семье  всегда  недоставало,  не  имели  для  меня  особо  важного  значения,  потому  что  их  неимение  полностью  или,  по  крайней  мере,  в  большинстве  случаев,  компенсировала  нянина  любовь.  Она  сопровождала  меня  повсюду  и  помогала  принимать  решения,  когда  казалось,  выход  не  виделся  вовсе.  Я  только  спустя  время  понял,  как  сильно  мне  будет  не  хватать  моей  няни  и  как  больно  мне  оттого,  что  ее  больше  нет  в  моей  жизни.
           Но  сейчас  я  как  никогда  остро  ощущал  ее  отсутствие,  а  мой  блуждающий  взгляд  говорил  о  том,  что  я  уже  не  могу  чувствовать  себя  в  безопасности  в  этом  доме,  пустынном  и  омерзительно  грязном.  Наступала  такая  тишина,  которая  пугала  меня  в  детстве,  но  тогда  я  мог  лишь  догадываться  о  том,  как  это  страшно,  поскольку  никогда  не  оставался  наедине  с  тишиной,  порою  даже  не  слышал  собственных  мыслей  –  так  было  шумно  –  а  теперь  мне  остается  только  надеяться  на  свои  мысли,  ибо  без  них  я  превращусь  в  раритет,  остывший  и  сломленный  временем.  Передо  мной  проносились  минуты  душевных  подъемов,  наивысших  пиков  благополучия  и  внутреннего  равновесия,  но  даже  это  не  спасало  меня  от  наваждения  быть  жалким  и  ненавистным  себе.  Я  не  беспокоился  о  лице,  оно  было  безупречно  в  мои-то  годы,  я  не  думал  о  теле,  которое  выглядело  фантастически,  но  моя  душа  была  так  неидеальна,  сморщенная  старая  карга  с  отвратительным  запахом  и  кровоточащими  отовсюду  ранами.  Когда  я  представлял  ее  себе,  я  вспоминал  две  вещи:  свою  спутницу  и  Дориана  Грея.  Первая  –  моя  жизнь  –  была  подобна  моей  душе,  катилась  куда-то,  должно  быть,  в  могилу,  вырытую  мною  несколько  дней  назад,  а  другая  –  герой  одного  произведения,  мое  второе  «Я».  О,  Лора  всегда  была  в  люблена  в  этого  мальчишку,  не  сумевшего  совладать  со  своими  желаниями  и  поддавшемуся  искушению  разврата.  Почему  нас  так  привлекают  негативные  персонажи,  даже  в  детских  сказках  про  гномов  и  эльфов  нам  всегда  нравятся  злобнее  существа,  делающие  пакости  положительным  персонажам  при  каждом  удобном  случае?  Этот  феномен  человеческой  психики,  наверно,  никогда  не  будет  раскрыт  до  конца,  но  мое  мнение  в  отношении  иллюзорных  предпочтений  человеческой  сущности  остается  неизменными:  я  думаю,  мы  хотим  таким  образом  выразить  то,  чем  мы  на  самом  деле  не  являемся,  показать,  то,  чем  мы  никогда  не  станем,  увидеть  в  этих  персонажах  то,  что  в  нас  никогда  не  увидят  другие.  И  нам  необычайно  интересно,  как  они  отреагируют,  узнав,  что  у  нас  есть  свои  темные  стороны,  иными  словами,  нам  необходимо  произвести  впечатление.  Отрицательный  герой,  как  и  любой  грех,  может  быть  отрицательным,  только  при  наличии  угрызений  совести,  потому  что  именно  совесть  разделяет  нас  на  положительных  и  отрицательных.  Мы  ведем  двойную  игру,  когда  говорим  друзьям,  родственникам,  дорогим  нам  людям  о  том,  что  им  виднее,  какими  качествами  мы  обладаем.  Все  это  чушь!  В  действительности  мы  и  только  мы  можем  знать  свою  сущность,  видеть  свое  истинное  лицо  в  отражении  зеркала,  ведь  мы  –  это  наше  внутреннее  зеркало  и  как  бы  нам  не  хотелось  быть  иными,  мы  все  равно  остаемся  собой,  даже  если  закрываем  глаза  и  отходим  от  зеркала.  Зеркало  внутри  нас  и  оно,  как  портрет,  написанный  рукой  мастера,  показывает  наши  особенности,  где  виден  свет,  а  где  скрывается  тень.  Это  игра  света  и  тени,  двойная  игра,  которую  ведет  каждый  из  нас,  но  одни  только  пытаются  создать  видимость  тени,  а  другие  боятся  выходить  на  свет.  В  этом  и  состоит  отличительный  признак  плюса  и  минуса,  поэтому  каждому  из  нас  симпатичнее  то,  что  темнее,  то,  что  мы  ежедневно  ищем  в  жизни  и  то,  к  чему  тянется  свет.  
           Мне  уже  становилось  до  крика  тоскливо  ходить  из  угла  в  угол  в  этом  замкнутом  пространстве,  щеголяя  умными  мыслями  перед  самим  собой.  Как  же  это    нелепо,  разговаривать  с  самим  собой,  но  в  то  же  время  весьма  продуктивно  и  полезно,  когда  требуется  найти  верное  решение  и  не  спешить  с  выводами.  Очень  часто  раздумья  помогают  думать.  В  этом  кроется  своего  рода  трюизм,  но  недаром  самые  великие  тайны  мира  лежат  на  поверхности,  как  соринка  в  глазу,  которую  не  всегда  замечаешь  из-за  бревна  на  другой  параллели.  А,  завидев  это  бревно,  можно  получить  катаракту.  Я  продолжал  бороться  с  чувством  неопределенности  и  страха,  в  то  время  как  моя  мать  и  этот  странный  тип  говорили  о  чем-то,  чего  мне  никогда  не  узнать.  Конечно,  я  мог  бы  допросить  ее,  но  ведь  я  не  такой  дурак,  чтобы  не  знать,  что  она  не  расскажет.  Она  никогда  ничего  мне  не  рассказывала,  никогда  не  считала  меня  родным  человеком,  который  способен  прийти  на  помощь.  Да  и  нужна  ли  ей  чья-либо  помощь?..  
           Я  не  выдержал  более  ни  минуты  в  этой  комнате,  и  рванулся  к  выходу.  Быстро  открыл  дверь,  стал  спускаться  вниз,  и  тут  на  меня  нашло  что-то  невероятное.  Голова  ужасно  закружилась,  стены  ходуном  ходили  в  моем  воображении,  а  потолок  коридора  внезапно  оказался  у  меня  под  ногами.  Я  словно  плыл  по  небу,  уязвимый  и  легкий,  как  пушинка,  а  в  этот  момент  что-то  огромное  и  тяжелое  подхватывало  меня  и  бросало  все  дальше  и  дальше  в  неумолимо  далекую  неизвестность.  Что  это  было,  всего  лишь  видение  или  предчувствие  какого-то  события?  Я  задавал  себе  все  эти  странные  вопросы  почти  машинально,  потому  как  не  имел  достаточно  времени,  чтобы  задуматься  над  ответами.  Я  закрыл  глаза  и  на  ощупь  спускался  по  ступенькам,  преодолевая  их  одну  за  другой  так  медленно,  как  только  это  было  возможно.  И  вдруг  я  остановился  где-то  на  середине  пути,  увидев  неприятную  мне  картину,  если  выражаться  более  корректно.
           Моя  мать  все  еще  стояла  посереди  залы,  все  еще  в  той  же  одежде  с  тем  же  человеком.  Но  теперь  он  не  был  так  робок,  когда  стоял  перед  ней  на  коленях  и  водил  языком  по  ее  обнаженным  запястьям.  Она  же  выглядела  довольной  и  даже  умиленной,  когда  же  она  увидела,  что  я  наблюдаю  за  ними,  бросила  невзначай  остро  пронизывающий  взгляд,  а  затем  улыбнулась  мне  и  не  сводила  глаз.  Я  смотрел  прямо  ей  в  глаза,  стоял  там,  как  школьник  перед  строгим  всезнающим  преподавателем  с  полуоткрытым  ртом  и  это  сводило  меня  с  ума.  Прочитав  это  в  моих  глазах,  она  собрала  волосы  и  запрокинула  голову  назад,  позволив  этому  человеку  пробраться  к  ее  шее  и  вести  языком  снизу  вверх  до  подбородка.  Одним  легким  движением  она  сбросила  с  него  пиджак  и  расстегнула  рубашку,  докоснувшись  до  жесткой  груди  своими  теплыми  нежными  пальцами.  Ах,  я  помнил  эти  прикосновения,  эти  ласки  и  трудно  было  описать  мои  чувства  в  тот  момент,  их,  должно  быть,  скрывала  ревность.  Но  я  не  мог  пошевелиться,  не  знал,  что  делать,  понимал,  что  нужно  вмешаться,  прекратить  это,  но  не  мог  или  не  хотел,  что  в  результате  стало  последней  каплей  моего  бессилия  перед  ее  небывалым  могуществом.  
           Наконец,  некая  неведомая  мне  сила  толкнула  меня  пойти  туда,  откуда  мне  хотелось  бежать.  Они,  словно  не  замечали  моего  присутствия,  продолжая  делать  эти  ужасные  вещи  у  меня  на  глазах,  напоминающие  содомский  рай.  Я  чувствовал,  видя,  как  она  стягивает  одежду,  облизывает  губы,  как  она  дышит  и  прикасается  к  своему  телу,  неведомое,  но  уже  испытанное  мною  желание  быть  в  ней,  ощущать  ее  тепло  и  холод,  восхищаться  ею  красотой  и  испытывать  боль  при  каждом  ее  взгляде.  Это  была  та  самая  сила,  о  которой  говорил  Марсель  Пруст,  та,  что  погубила  Содом  и  Гоморру  и  та,  что  заставила  Леонардо  сделать  любовником  своего  ученика  –  сила  порока,  безумия,  страсти,  обуревающей  нашим  телом  и  разумом.  Случается,  мы  желаем  тех,  кого  нельзя  возжелать,  любим  тех,  кого  запрещено  любить,  страдаем  от  потерь  тех,  кого  не  жалко  потерять,  и  все  это  сводится  к  единой  философии  –  философии  порока,  веками  исследуемую  наукой  и  литературой.  За  то  время,  что  существует  мир,  за  те  годы,  что  живем  мы,  порок  всегда  являлся  насущной  темой  бытия,  практикой,  неотъемлемой  от  теории,  но  заглатывающий  всякое  наше  теоретическое  знание,  подавляющий  его  без  малейшего  сожаления,  когда  подвергается  испытанию,  пробе.  Мы  несем  бремя  лет,  разделяя  свою  личность  на  две  категории  –  темную  и  светлую.  Стараясь  приобщиться  к  светлой  стороне,  мы  наиболее  подвергаемся  атаке  тьмы,  которая  стремится  перехватить  наши  намерения  и  облачить  их  в  свое  убранство,  подобно  сектам  и  различным  идейно-религиозным  общинам,  засасывающих  нас  в  трясину  своего  гипнотического  воздействия  на  умы.  Мы  всю  жизнь  стараемся  быть  лучше,  чем  кажемся  себе  со  стороны,  не  прислушиваясь  к  тому,  что  мы  уже  непроизвольно  улучшаемся,  приобретаем  новые  светлые  гаммы,  теплые  цвета,  которые  оставляют  нас  верить  в  будущее  и  дальше  стремиться  к  свету.  Считая  себя  несовершенными,  мы  усовершенствуемся.  Этого  не  могут  понять  те,  кто  неуверен  в  себе,  сомневается  в  своей  «надобности»  этому  миру,  те,  кто  не  удовлетворен  своей  жизнью  или  у  кого  не  хватает  смелости  излить  душу  близкому  другу  или  сходить  в  церковь.  Ведь  от  этого  они  начинают  думать,  что  даже  таких  привилегий  недостаточно,  чтобы  обрести  умиротворение  и  дать  отдохнуть  вечно  клокочущему  в  сомнении  разуму.  Со  временем  это  входит  в  привычку,  становится  чертой  характера,  как  бы  его  необходимой  составляющей,  как  аппендицит.  Конечно,  можно  в  любое  время  сделать  операцию,  но  это  неизбежно  нанесет  непоправимый  урон  другим  органам,  уголкам  нашего  неопределенного  «Я».  Тогда  наше  «Я»  поистине  становится  последнем  в  вечно  меняющемся  алфавите  существования,  и  потребуется  немало  времени,  чтобы  укоренить  за  собой  право  первенства,  закрепить  его  неумолимое  смещение  и  превратить  существование  в  жизнь.  
           Я  остро  ощущал  приближение  этого  божественного  превращения  только  когда  стоял  в  метре  от  них,  когда  протягивал  руку,  чтобы  ее  дыхание  коснулось  и  моей  кожи.  Отдельная  часть  меня  все  еще  пребывала  в  бешенстве,  но  когда  я  сам  подавил  этого  состояние  и  приблизился  к  ним  почти  вплотную,  искра  отвращения  погасла  во  мне,  и  что  самое  нелепое  –  произошло  это  отнюдь  не  спонтанно,  но  стоило  мне  огромных  жертв,  в  частности,  нервных  клеток  и  крупиц  человечности.  Однако  я  отдал  эти  пожертвования,  чтобы,  как  мне  казалось,  обрести  жизнь,  на  самом  же  деле  получил  еще  несколько  ступенек  на  пути  ко  дну.  Как  дальновиден  был  Горький,  когда  описывал  грязную  комнату  с  полуживыми  мертвецами,  где  с  недавних  пор  поселился  и  я!  Но  я  и  не  догадывался,  что  будет  так  плохо,  настолько  кошмарно  и  отвратительно,  что  ранее  это  попросту  не  укладывалось  в  самых  жутких  моих  видениях,  а  теперь  стало  обыденностью,  которую,  боюсь,  я  перестал  замечать.  
           Я  приблизился  к  моей  матери,  помог  снять  остатки  одежды  и  стал  ласкать,  давая  своим  рукам  масштабный  разгул  в  пределах  ее  изящного  тела.  Втроем  мы,  будто  по  велению  дьявольской  волшебной  палочки,  опустились  на  пол.  Я  уже  вошел  во  вкус,  приобрел  губительные  оттенки  азарта,  какие  по  обыкновению  приобретают  безумцы  за  карточным  столом  или  при  виде  вертящейся,  точно  юла,  рулетки.  В  моих  глазах,  в  моей  душе  и  в  моем  теле  торжествовали  демоны  адского  буйства,  дикое  необузданное  чувство  превосходства  над  религионизированными  законными  бытия,  над  их  уставами  и  ограничениями.  Я  вкусил,  как  это  ново  и  необыкновенно,  не  подчиняться  никому  и  ничему,  делать  все,  что  хочется,  говорить,  как  хочется,  я  властно  пользовался  теми  привилегиями  своей  внутренней  демократии,  которые  мне  не  принадлежали,  подавляя  цензор  и  не  страшась  репрессий.  Я  возбудил  анархию,  беззаконие,  то,  что  сегодня  порождает  наш  мир,  то,  чем  дышит  сегодня  наш  мир  и  то,  чем  ему  позволяют  жить  люди,  воспитанные  этим  беспредельным  хаосом,  царящим  повсюду.  Он,  Хаос,  приникает  в  нас  через  порядки,  которых  нет,  через  Конституцию,  проповеди  которой  обращаются  в  пыль,  когда  приходит  смена  власти,  через  культуру,  которая  исповедует  так  называемую  свободу.  Она  же,  свобода,  в  свою  очередь,  является  только  жалким  пажом,  пешкой,  за  которой  скрывается  король  –  своеволие.  И  этот  король  скрывался  во  мне,  когда  я  сам  казался  себе  королем,  когда  мне  думалось,  будто  я  всемогущ,  осталось  только  скрывать  истинное  лицо  дурака.  Лицо  уродливое  и  жалкое,  которое  не  возьмется  писать  ни  один  художник,  ни  поцелует  ни  одна  женщина,  разве  только  не  та,  что  сама  обладает  таким  же  лицом.  Я  напоминал  наркомана,  думающего,  что  он  владеет  своей  жизнью  и  всем  миром,  но  это  ощущение  дает  ему  очередная  доза  опия  или  метадона,  когда  он,  беспомощный  в  своем  уничижительном  всевластие,  падает  на  пол  и  корчится  в  судорогах,  воображая,  что  находится  на  краю  мира  или  посылает  свои  божественные  указы  с  вершины  Эвереста.  Я  был  жалок  и  ничтожен,  как  мир  порока,  который,  как  я  понял  со  временем,  ни  в  каком  виде  не  может  быть  лучше  чистоты  и  прелести  искренней  любви.
           Помню,  как  мы  делали  это  на  полу  при  ярком  свете  люстры  и  жутковатом  взгляде  белой  Луны  за  свободным  от  занавесок  окном.  Я  не  мог  контролировать  себя,  да  и  зачем,  если  порок  не  поддается  контролю,  если  он  сам  есть  контроль  над  человеком,  над  его  душой  и  телом.  Тем  преисполненным  ужасом  днем  я  познал  глубину  раскованной  чувственности,  докопался  до  язвы  брезгливости  и  ее  удлиненно-вытянутым  лицом  ехидны,  с  грубыми  острыми  чертами  и  мелкой  россыпью  кожных  впадин.  Я  впервые  познал  изысканную  боль  при  однополой  связи  с  доктором  Фрэем,  капризную  усталость  от  его  ласк  и  беспорядочных  прикосновений.  О,  я  и  не  знал,  как  ловко  он  управляется  языком,  при  чем  не  только  в  беседе  или  интеллектуальном  споре,  именно  там  у  него  выходит  хуже  некуда!  Моя  мать  командовала  парадом:  она  оставила  нас  спустя  некоторое  время,  убедившись,  что  азарт  в  полную  силу  разливается  в  нашей  крови  и  что  мы  останемся  друг  в  друге,  пока  не  иссякнут  силы  или  пока  она  не  захочет  это  прекратить.  О,  она,  должно  быть,  была  вне  себя  от  умиления  осознавать  очередную  победу  своей  идеи,  нагромождение  суровым  бременем  бесстыдного  восприятия  существа,  торжеством  плоти  над  душой,  низкого  над  высоким,  смерти  над  жизнью.  Только  не  она  умирала  в  нашем  падении,  не  она  тонула  в  запятнанной  безысходности,  не  она  издавала  безмолвный  крик  о  спасении,  потому  что  она  уже  была  мертва,  я  все  это  время  жил  с  мертвецом,  бесполым  куском  мяса,  который  некогда  назывался  женщиной.  От  нее  не  осталось  даже  близко  схожего  подобия,  все  состояло  из  мары,  неоднозначной  трактовки    видений  нашего  разума,  эха  или  сна,  можно  продлевать  эту  цепь  до  бесконечности,  но  суть  заключается  в  главном  –  это  был  не  человек.  Видите  ли,  для  того,  чтобы  понимать,  что  есть  человек,  недостаточно  видеть  зрением,  совмещая  его  с  другими  полезными  органами  чувств,  необходимо  проникнуть  в  его  душу,  заглянуть,  по  возможности,  туда,  куда  само  существо  боится  смотреть,  а,  заглянув,  решить  для  себя,  стоит  ли  открывать  рот,  чтобы  поприветствовать  ЭТО.  И  если  да,  то  внутри  нас  наступает  маленький  праздник  в  честь  души,  которую  олицетворяет  эта  плоть,  что  вместе  называется  ЧЕЛОВЕКОМ.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=428019
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 29.05.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 11

Глава  11

           Я  проснулся  в  облаке  необъяснимого  спокойствия,  как  будто  рай,  о  котором  говорила  моя  мать,  спустился  ко  мне  прошлой  ночью.  Место  на  кровати  рядом  со  мной  было  таким  же  пустынным,  как  священное  место  в  моей  душе,  которое  еще  вчера  оказывало  сопротивление  мерзости.  Я  почувствовал  странную  легкость,  когда  понял,  что  ее  нет  в  этой  комнате,  но  тогда  я  совсем  не  понимал  настоящую  причину  этого  минутного  блаженства.  Я  был  ослеплен,  всепоглощен  тем  грехом,  что  промелькнул  меж  нами  как  сон  и  что  изменил  меня  до  неузнаваемости,  до  того  низкого  образа,  от  которого  я  всегда  бежал.  
           Я  сошел  вниз  по  ступенькам  так  плавно  и  легко,  что  казалось,  летал  над  поверхностью  земли,  не  ощущая  собственной  тяжести.  Да,  я  лишился  ее  прошлой  ночью,  но  я  не  думал,  что  почувствую  эту  потерю  так  скоро  и  так  остро.  Я  очутился  в  гостиной,  где,  к  моему  удивлению,  я  нашел  мою  мать  в  темном  бежевом  свитере,  в  совершенно  не  свойственном  ей  колорите  и  стиле,  в  широких  французских  брюках  лоснящегося  черного  цвета  и  маленьком  коралловом  браслете  на  запястье  правой  руки,  который  мне  удалось  рассмотреть  до  мелочей.  Она  смотрела  будто  сквозь  меня,  как  будто  меня  не  было  в  этой  комнате,  не  говоря  уже  о  случившемся  между  нами  прошлой  ночью.  Я  не  опустил  глаз,  всматривался  в  ее  молочно-белое  лицо,  и  мне  хотелось  беспрестанно  целовать  его,  ласкать  губами  и  языком  ее  маленький  ровный  носик  и  нежные  густые  брови,  хотелось  трепать  ее  губы  многочисленными  поцелуями  и  слушать  трепет  ее  сердца  на  моей  груди.  Мне  необыкновенно  хотелось  повторить  вчерашнее  приключение,  мое  незабываемое  плаванье  в  океане  смерти  между  акулами  и  пираньями,  между  льдом  и  отравой,  между  замерзшими  ценностями  души  и  полнейшим  их  отсутствием.
           Но  вот  она  подняла  глаза  и  улыбнулась.  Увы,  не  мне.…  Позади  меня  стояла  няня  и  фактически  пожирала  глазами  нас,  переводя  взгляд  с  матери  на  меня.  Я  замер,  надеясь  ненароком  не  выдать  нашу  тайну,  приняв  меры  предосторожности,  чтобы  женщина,  которая  отдала  мне  тепло  всей  своей  жизни,  не  догадалась,  как  низко  пало  ее  дитя,  воспитанник  ее  бессонных  ночей,  голодных  и  сырых  лет  существования,  потраченных  впустую  на  то,  чтобы  сделать  меня  человеком.  Как  больно  мне  было  в  тот  момент,  а  еще  больнее  от  того,  что  теперь  я  не  в  силах  был  извиниться  за  то  жестокое  оскорбление,  нанесенное  ей  за  завтраком  с  моей  стороны,  потому  как  мое  главное  падение  остается  тайной,  а  это  самая  большая  боль,  за  которую  мне  следовало  бы  не  только  извиниться,  но  и  покаяться  перед  Господом.  А  так,  просить  прощения  за  пару  обидных  слов  было  бы  крайне  кощунственно,  в  сравнении  с  моей  второй  ошибкой.  Самое  ужасное  то,  что  я  осознавал,  что  совершил  ошибку,  но  как  бы  сильно  я  с  не  старался  убедить  себя  в  том,  что  это  больше  не  повторится,  мне  хотелось,  чтобы  это  повторилось.  И  я  думаю  теперь,  вспоминая,  а  может  быть,  я  вовсе  не  убеждал  себя  в  том,  что  мой  проступок  был  ошибкой,  быть  может,  я  гордился  собой  в  тот  момент  и  был  удовлетворен  в  своих  гадких  желаниях.
           Няня  подошла  к  столу  и  разгладила  скатерть.  Я  находился  в  глубочайшей  растерянности  и  своим  немым  безмолвием  (хочу  использовать  тавтологию)  подчеркивал  это  яснее  ясного.  Я  постарался  как  можно  скорее  увильнуть,  сбежать  отсюда,  но  моя  добрая  мамочка  неожиданно  встала  из-за  стола  и  остановила  меня,  взяв  за  руку.  Я  с  ужасом  взглянул  в  ее  глаза,  еще  не  подозревая  о  том,  чего  она  хочет,  но  только  после  понял,  что  уже  поздно  что-либо  исправить.  Она  встала  и  обошла  меня  со  спины,  остановившись  слева  и  прислонившись  головой  к  моей  шее.  Няня  прекратила  свои  действия  и  выказала  крайний  испуг.  Нет,  она  не  удивилась  нисколечко,  как  это  ни  странно,  но  она  так  испугалась,  что  я  почувствовал  биение  ее  сердца,  в  то  время  как  в  действительности  это  был  крик  ее  души,  ее  неотвратимый  страх  и  жгучая  боль,  пронзающая  извне,  как  ядовитые  стрелы  пронзают  легкую  мишень.  Что-то  затрепетало  раненной  маленькой  птичкой,  поднялось  ввысь  и  вобрало  в  себя  иссушливые  солнечные  лучи,  а  затем  упало  в  глубокую  бездну  и  задохнулось  от  жара  страданий  и  волны  несносимого  отчаяния.  Няня  крепко  закрыла  глаза,  выпустив  в  свет  безмолвный  стон  ужаса,  и  опустила  тяжелые  ладони  на  лицо.  Я  стоял  как  вкопанный  и  не  мог  пошевелиться.  В  эту  же  секунду  она  как  раз  с  грохотом  повалилась  на  пол,  и  я  бросился  к  ней  с  криком.  Её  руки  по-прежнему  дрожали,  хотя  я  и  знал,  что  она  без  сознания,  а  лицо  было  налито  кровью,  хотя  я  видел,  как  из  него  выходит  жизнь.  Ее  наполненные  слезами  глаза  широко  распахнулись,  выпустив  последнюю  слезу,  похожую  на  ту,  что  пускают  фривольные  дамочки  в  театрах,  но  тяжелую  и  скорбную.  «Она  мертва»  -  подумал  я  и  вдруг  ощутил,  что  не  слышу  своих  мыслей,  они  умерли,  подобно  ей,  ушли  в  землю,  как  ее  слеза  и  растаяли  как  моя  прежняя  жизнь.
 Надо  позвать  на  помощь,  -  крикнул  я,  -  позови  на  помощь,  скорее!
 Зачем?..  –  медленно  прошептала  женщина,  ставшая  свидетельницей  деяний  порока.
 Она  же  умрет,  -  прошептал  я,  едва  сдерживая  слезы.
 Она  уже  мертва,  милый,  ей  ничто  не  поможет,  даже  ее  лживый  Бог,  которому  она  ежедневно  поклонялась.  Теперь  даже  он  не  спасет  ее  душу.  –  Она  подошла  ко  мне  и  сильно  сжала  мою  голову  в  своих  ладонях.  –  Давай  не  будем  терять  времени,  ведь  ты  хотел  продолжения?..
 Нет…
 А  как  же  твое  обещание  быть  хладнокровным  и  невозмутимым,  как  же  слово,  данной  тобой  прошлой  ночью?
 Я  забираю  его  обратно!  –  С  жаром  выпалил  я.
 К  сожалению,  это  невозможно,  дорогой  сын.  Иногда  обещания  значат  гораздо  больше,  чем  договоры,  скрепленные  печатью  в  мире  людей  или  клятвы  данные  Господу-Богу  в  мире  святых.
 Я  не  могу  оставить  ее…так.
 Ты  должен!  Иди  ко  мне.
Она  отошла  к  столу  и  увела  меня  за  собой.  Я  все  еще  смотрел  на  бездыханное  тело  няни,  лежавшее  передо  мной,  как  жестокое  напоминание  о  свершенном  мною  поступке.  Эта  тень,  эта  дьявольская  ловушка  затянулась  так  туго,  что  я  не  в  силах  был  распутать  узел  одним  лишь  движением  пальцев.  Это  не  было  похоже  на  ленту  выпускника  или  канат  альпиниста,  это  была  паутина,  где  меня  уже  давно  поджидала  вдова.  Она  была  близко,  держала  мое  лицо  и  высасывала  меня,  как  восьмилапое  чудовище  высасывает  соки  из  тела  несчастной  жертвы.  Она  настойчиво  повернула  свою  голову,  заставив  мои  глаза  впиться  в  ее  прекрасное  лицо  и  позабыть  о  том,  что  случилось,  о  том,  что  любой  нормальный  человек  помнил  бы  всю  жизнь  или,  по  крайней  мере,  долгие  годы.
           Я  поцеловал,  затем  впился  в  ее  губы  так  сильно,  что  прокусил  их  до  крови.  Она  резко  повернула  меня  и  толкнула  на  стол,  предварительно  сорвав  с  него  нянину  скатерть.  Сейчас  мне  даже  трудно  представить,  что  она  сотворила  со  мной,  когда  я  вновь  поддался  ее  чарам.  Вспоминаю  только  дикие  укусы,  толчки,  гневные  ласки  и  колючие  поцелуи.  Еще  я  помню  холод  ее  рук  на  моем  теле  и  тот  необыкновенный  цветочный  запах,  источаемый  ее  волосами.  Мне  до  сих  пор  становится  не  по  себе,  когда  я  представляю  ее  прикосновения  и  когда  дарю  ей  свои,  когда  перед  глазами  восстает  образ  лежащего  на  полу,  позабытого  тела  няни  и  как  дребезжат  струны  ее  сердца,  умолкая  навеки.  
           Под  вечер  только  я  позвонил  в  «Скорую  помощь».  Ее  увезли,  закрытую  белым  покрывалом  на  установление  причины  смерти.  Я  говорил  с  врачом,  которому  в  ответ  на  его  сомнения  относительно  недавней  смерти,  поведал  басню  о  том,  что  няня,  должно  быть,  скончалась  в  начале  дня,  но  мы  обнаружили  ее  мертвой  только  когда  вернулись  с  прогулки,  то  есть  менее  получаса  назад.  Моя  мать  немедля  подтвердила  все  сказанное  мною,  и  на  этом  вопрос  был  ликвидирован  сам  собой.  
           На  похоронах  я  встретился  с  Лорой.  Она  не  решалась  заговорить  со  мной,  зная,  как  дорога  была  мне  няня,  а  я  не  посмел  подойти  к  ней,  пряча  глаза  под  черными  очками  и  опуская  голову.  Я  боялся,  что  выдам  свою  ложь,  поскольку,  взглянув  в  ее  солнечное  лицо,  не  смогу  солгать  так,  как  солгал  доктору.  И  Лора  никогда  не  простит  мне  этого,  если  вообще  не  перестанет  со  мной  говорить.  Все  же  я  смог  убедиться  в  том,  что  ее  мнение  отнюдь  не  безразлично  мне  и  имеет  некоторое  особенное  влияние  над  моим  разумом.  Моей  матери  не  было  со  мной  в  тот  день.  Она  исчезла  на  рассвете  после  очередной  бурной  ночи  так  же  внезапно,  как  исчезают  звезды.  Я  стоял  там,  среди  тишины  природы  и  слаботонной  молитвы  священника,  облаченного  во  все  черное,  печального  и  неистового,  как  будто  вышедшего  из  могилы,  в  которую  собирались  опустить  гроб.  Все  кругом  казалось  мне  чужим,  отстраненным,  хотя  это  я  виделся  себе  незнакомцем,  живым  мертвецом,  тело  которого  принадлежало  кому-то  другому.  Я  не  был  хозяином  своей  души,  она,  словно  оставила  меня  в  какой-то  миг  и  не  хотела  возвращаться,  да  что  и  говорить,  ведь  я  сам  прогнал  ее  несколько  ночей  назад.  
           Я  наблюдал,  как  мои  немногочисленные  знакомые,  имена  которых  я  даже  не  помнил,  по-очереди  подходили  в  гробу,  прощаясь  с  няней,  некоторые  всхлипывали,  другие  произносили  краткие  сумрачные  речи,  а  подавляющее  большинство  «зрителей»  погрузились  в  собственные  мысли,  не  проронив  ни  единого  слова  на  протяжении  всей  процессии.  Я  видел,  как  Лора  смотрела  на  меня,  она  буквально  следила  за  каждым  моим  жестом,  взглядом,  мимическими  изменениями  в  лице,  пытаясь  отыскать  причину  моего  уравновешенного  спокойного  состояния,  ведь  она  как  никто  другой  не  имела  сомнений  на  тот  счет,  что  я  непременно  залью  слезами  это  событие.  Но  я  даже  не  морщился,  что  ужасно  насторожило  ее.  Она  с  напряжением  вглядывалась  в  меня  украдкой,  стараясь  прочесть  то,  что  скрывали  черные  очки.  А  тем  временем  желающих  проводить  покойницу  в  последний  путь  становилось  все  меньше  и  меньше.  Одни  клали  на  крышку  гроба  цветы  и  уходили,  другие  наблюдали  издалека,  а  третьи  старались  приблизиться  ко  мне,  чтобы  выразить  свои  соболезнования,  но  никто  так  и  не  подошел.  Когда  кладбище  понемногу  опустело,  а  от  процессии  осталась  только  сырая  могила  с  насыпью,  Лора  подошла  ко  мне  и  легонько  тронула  плечо.  Я  обернулся,  чтобы  остановить  ее,  но  завидев  глубокое  недоумение  в  выражении  ее  сияющего  бледного  лица,  я  не  смог.  Она  крепко  обняла  полумертвого  меня  и  нежно  погладила  по  волосам.  Я  зарылся  в  ее  объятия  и  закрыл  глаза,  но  когда  она  попыталась  снять  очки,  я  небрежно  схватил  ее  за  руку.  Она  испугалась.
 Что  происходит  или  мне  только  кажется,  что  я  тебя  не  знаю?  –  едва  промолвила  она.
 Иногда  незнание  помогает  уберечь  от  разочарований.
 Но  я  хочу  узнать  тебя,  ведь  мы  почти  женаты.
 Лора…
 Доверься  мне.  Меня  пугает  твое  холодное  бесстрастное  отчаянье,  неужто  боль  поглотила  жар  в  твоем  сердце.  Не  бойся  показать  мне  свои  слезы,  я  не  упрекну  тебя,  не  растерзаю  за  слабость.
 Это  другое.  Я  словно  странник  в  лабиринте  происшествий,  свалившихся  на  меня  сразу.  
 Ты  не  посещал  учебу  вплоть  до  сегодняшнего  дня,  из  чего  я,  быть  может,  скоротечно,  сделала  вывод,  что  смерть  няни  была  предзнаменована  текущими  событиями.  Я  подумала,  что  она  заболела  или  что  с  тобой  произошло  что-то  нехорошее,  что-то  враждебное.  
Я  не  знал,  как  продолжать  говорить  с  ней,  в  свете  того,  что  она  была  так  близка  к  истине  и  в  то  же  время  так  далека  от  нее.  Я  просто  отдалил  ее  от  себя  и  снял  очки.
 Послушай,  ничего  не  произошло.  Она  умерла,  ясно!  И  давай  прекратим  этот  бессмысленный  разговор.
 Я  думаю,  тебе  не  стоит  выходить  завтра  на  занятия.
 Прошу  тебя,  просто  уйди  сейчас.  Уйди!
 Хорошо,  я  уйду,  но  знай,  что  ты  можешь  прогнать  меня,  как  твою  невесту,  возненавидеть,  как  возлюбленную,  но  я  всегда  буду  твоим  другом,  и  ты  всегда  можешь  на  меня  рассчитывать,  я  помогу  тебе  справиться  со  всеми  трудностями.  
Она  в  последний  раз  подошла  к  могиле  и,  поцеловав  крест,  скрылась  в  долине  смерти,  как  называла  это  падшее  место  моя  няня.  Я  еще  долго  стоял  в  одиночестве,  обдумывая  свою  дальнейшую  жизнь  и  последние  слова  Лоры.  Ей  было  легче  сказать  что-либо,  ведь  она  не  состояла  в  ссоре  с  няней,  как  я,  ведь  няня  любила  и  уважала  ее,  а  на  последней  встрече  обняла  и  назвала  дочерью.  От  этого  мне  становилось  еще  больнее,  находиться  вблизи  с  человеком,  который  заслуживал  ее  любви  гораздо  больше,  чем  я  и  который  дарил  ей  свою  любовь  больше,  чем  смог  подарить  я  когда-либо  в  жизни.  И  хотя  я  был  уверен  в  том,  что  любил  няню  всем  сердцем,  я  глубоко  сомневался,  что  любил  ее  когда-нибудь  истинно,  поскольку  любовь  в  моем  понимании  не  могло  сломить  жалкое  чувство  страсти  или  тем  паче  –  порок.  Любовь,  она  была  для  меня  неосязаемой,  непостижимой,  как  небо,  которое  я  никогда  не  мог  бы  представить  цельным.  Любовь  была  едина  и  индивидуальна  для  меня,  молчалива  и  прекрасна,  как  наяда,  с  голубинно-пурпуровым  блеском  разноцветных  огней  наилучших  качеств  человеческой  природы.  Любовь  давала  мне  опору  в  жизни  и  являлась  живым  воплощением  в  лицах  моей  няни  и  Лоры.  А  в  этот  миг  два  самых  близких  мне  человека  были  далеко,  почти  на  другом  континенте  и  я  боялся  воспротивиться  судьбе,  не  имея  такого  сильного  оружия.  Да  и  как  тут  воспротивишься,  когда  я  сам  виновник  этих  потерь?..

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=427992
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 28.05.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 10

Глава  10

           Внизу  я  столкнулся  с  няней.  Она  несла  постиранное  белье  на  балкон.  Я  на  некоторое  время  замедлил  шаг  и  стал  вглядываться  в  ее  движения,  но  она  была  неприступна,  как  стена,  одарив  меня  холодным  взглядом,  прошла  мимо  и  даже  не  удосужилась  проронить  упрек.  Я  отчетливо  понимал,  что  с  ее  характером  у  меня  нет  шансов  на  то,  что  она  начнет  разговор  первой,  а  значит  рано  или  поздно  начинать  его  доведется  мне.  Но  не  сейчас.  Я  не  ведал,  куда  направляюсь,  просто  хотелось  сбежать  из  ада,  в  котором  я  только  что  побывал,  и  вычеркнуть  из  мыслей  дьяволицу,  которая  еще  несколько  мину  назад  едва  не  овладела  мной.  Во  всех  смыслах.
           Во  всех  смыслах  мне  не  хотелось  выходить  из  роли,  того  негативного  образа,  который  по  обыкновению  вызывает  восторг  у  зрителей.  А  я  и  был  зрителем  самого  себя,  смеялся,  когда  приходилось  делать  что-то  смешное,  плакал,  когда  моему  герою  было  туго  или  до  слез  скверно,  умилялся,  когда  был  счастлив  мой  герой,  но  почему-то  не  горевал,  когда  он  утратил  себя,  так  незаметно  и  так  стремительно  лишился  своего  «Я»,  того,  чем  он  был  на  самом  деле  и  принял  маску  мерзости.  Эта  жизнь  была  неутешительно  пресной  и  серой,  что  хотелось  изредка  разбавить  ее  радугой,  но  где  же  взять  волшебные  семь  цветов,  в  которых  спрятана  улыбка  и  частица  солнечной  стороны  личности,  которая  затерялась  во  тьме  моей  новой  жизни.
           Я  выбежал  из  дома  и  долго  бродил  по  заснеженным  улицам,  глядя  в  озабоченные  лица  прохожих,  которым  не  было  до  меня  никакого  дела.  О,  как  я  их  понимаю,  ведь  и  мне  самому  не  было  до  себя  дела.  Обидно…  Грустно  и  обидно,  что  человек  может  отнестись  к  себе  безразлично,  что  приведет  со  временем  к  необратимым  последствиям.  Так  падают  империи,  от  безразличия  и  бесстрастия,  так  умирает  жизнь  и  вянет  душа,  когда  ей  нечего  искать,  когда  нечего  хотеть  и  добиваться.  Когда  душа  высыхает,  незачем  говорить  о  жизни,  лучше  сразу  покончить  с  собой.  Но  я  не  хотел  лишать  себя  того,  что  я  еще  называл  жизнью,  ибо  жизнь  в  моем  понимании  означала  возможность  двигаться  и  наблюдать  за  сменой  изображений  в  моем  мозгу.  Какое  детское  волнение  обуревало  мной!  Единственное,  чего  мне  хотелось  –  мне  хотелось  больше  никогда  не  видеть  Лору.
           Я  вернулся  домой  в  половине  одиннадцатого,  обновленный  и  переполненный  эмоциями.  Я  заглянул  к  няне  и  застал  ее  мирно  спящей  в  своей  постели.  Я  подошел  к  ней,  аккуратно,  чтобы  не  разбудить,  наклонился  к  виску  и  бережно  коснулся  губами  ее  теплого  лба.  Как  хорошо,  что  ее  глаза  закрыты,  а  разум  отключен,  иначе  у  меня  не  хватило  бы  смелости  взглянуть  ей  в  глаза,  да  и  зачем,  если  я  не  чувствовал  своей  вины,  если  не  пытался  быть  прощенным?  Я  тихонько  вышел  из  комнаты  и  также  беззвучно  прикрыл  дверь,  до  последнего  момента  разглядывая  ее  силуэт  в  ауре  затемненной  спальни,  пока  он  не  скрылся  в  тончайшей  дверной  щели.  
           Я  направился  в  свою  комнату,  но,  проходя  мимо  покоев  моей  матери,  я  замедлил  шаг,  устремив  всего  себя  в  приоткрытую  дверь,  за  которой  крылись  самые  темные  мои  желания.  Я  остановился  и  заглянул  в  ее  спальню.  Та,  что  была  мне  матерью,  сидела  на  краю  кровати,  расчесывая  свои  змеиные  волосы.  Оттуда  веяло  ароматами  самых  дивных  цветов,  которых  я  никогда  не  видел  в  жизни.  Этот  аромат  как  будто  звал  меня  за  собой,  и    я  не  мог  удержаться  от  соблазна  идти  по  его  велению.  Я  вошел  в  комнату  и  стал  на  пороге.  Она  сделала  вид,  будто  не  видит  меня,  продолжая  свое  занятие.  Я  ловил  каждое  ее  движение,  вверх-вниз,  вверх-вниз...,  пока  у  меня  не  начала  кружиться  голова.  Я  едва  удержался  на  ногах.  Она  прекратила  играть  моими  нервами,  но  в  действительности  только  выдерживала  паузу.  Вытянув  вперед  левую  руку,  она  позвала  меня  к  себе.  Я  подошел  и  сел  рядом,  не  отводя  глаз  от  ее  чарующих  локонов,  гладко  вычесанных  шершавым  деревянным  гребнем.  Я  запустил  руки  в  ее  волосы  и  гладил  мягкую  кожу  головы,  потом  опустился  ниже,  к  шее  и  ощутил  гладкость  ее  тела,  такого  восхитительного  и  желанного.  Но  тут  она  резко  остановила  меня  и,  к  моему  удивлению,  громко  засмеялась,  так,  что  у  меня  мороз  прокатился  по  коже.  Это  был  смех  дикий  и  неистовый,  смех  разбушевавшейся  стихии,  смех  Громовержца,  смех  угнетенной  рабыни  или  пропитанной  злобой  царицы.  Я  отстранился  от  нее,  полный  необъяснимого  страха.
 Глупый  мальчик...  –  наконец  заговорила  она,  -  ты  думаешь,  что  мир  тьмы  прекрасен,  но  ты  глубоко  заблуждаешься,  -  она  перестала  улыбаться  и  состроила  кривое  подобие  ненависти,  -  он  ужасен,  отвратителен,  ядовит.  Если  ты  хочешь  познать  его,  забудь  о  чувствах,  забудь  о  том,  кто  ты  сейчас  и  о  том,  что  мы  связаны  кровью.  Ты  должен  во  всем  узреть  удовольствие  и  добыть  его  любой  ценой,  невзирая  на  ту  грязь,  в  которой  оно  обитает  и  на  ту  боль,  которая  будет  уничтожать  тебя  потом.
 Но  я  не  могу.  Я  чувствую,  что  разлагаюсь,  кода  смотрю  на  тебя,  когда  трогаю  твою  кожу...
 Ты  имеешь  на  это  право.  Скажи,  ты  хочешь  быть  со  мной?  –  Она  буквально  испепеляла  меня  взглядом.
 Да.  –  Вырвалось  вдруг  из  моих  уст.
 Тогда  ты  должен  пообещать  мне  кое-что.
 Я  готов.
 Ты  забудешь,  что  такое  нежность...,  сострадание...,  печаль...,  скорбь...  Отныне  для  тебя  будут  существовать  только  семь  смертных  грехов,  возглавляемых  похотью.  
 Я  никогда  раньше  не  грешил.
 Теперь  ты  должен  научиться  этому,  ведь  грех  –  это  ключ  к  свободе.  Когда  мы  грешим,  мы  лишаемся  всех  обязательств,  никому  ничего  ни  должны,  ни  перед  кем  ни  за  что  не  отвечаем  –  мы  свободны,  как  ветер,  что  треплет  наши  волосы  утром.  Грех  не  оставляет  нам  право  выбора,  но  он  дает  то,  что  мы  хотим  получить,  то,  что  не  нужно  выбирать  и  за  что  не  нужно  сражаться.  Это  избавление,  дорогой  сын,  очищение,  как  после  душа  в  жаркую  погоду.  Мы  должны  смывать  с  себя  бремя.
 Чтобы  обрести  порок?
 Чтобы  обрести  свободу!..  используя  порок.
 Альбер  Камю  писал,  что  в  конце  всякой  свободы  нас  ждёт  кара;  вот  почему  свобода  тяжелая  ноша,  особенно,  когда  у  человека  лихорадка,  или  когда  у  него  тяжело  на  душе,  или  когда  он  никого  не  любит.  Но  человек  не  может  жить  так,  он  должен  чувствовать  что-то,  чтобы  знать,  что  он  все  еще  жив,  и  он  должен  любить.
 Это  сказка  для  маленькой  девочки  на  ночь,  о  том,  что  однажды  она  встретит  прекрасного  принца,  и  он  увезет  ее  с  собой  на  корабле  с  алыми  парусами  в  дивную  сказочную  страну,  и  что  они  будут  жить  долго  и  счастливо.  В  действительности  все  не  так!
 Потому  что  мы  не  даем  сказке  возвыситься  над  нами  и  овладеть  нашим  эгоизмом  и  атеизмом  хотя  бы  на  некоторое  время.
 Нет,  это  потому  что  сказку  придумали  люди.  И  только  людям  решать,  что  с  ней  делать  дальше:  верить  в  иллюзию  или  идти  навстречу  истине.
 Значит,  истина  в  пороке?
 Истина  кроется  в  твоих  желаниях,  о  которых  не  каждому  достанет  смелости  говорить.
 Но  я  не  имею  подобных  желаний.
 Но  ты  же  хочешь  ласкать  это  тело?..  –  Сказала  она  слащаво,  и  взяла  меня  за  руку.
 Да,  но...
 Значит,  ты  уже  погряз  в  пороке.  
 Нет!
 Инцест  –  это  порок.
 Нет!
Она  усмехнулась:
 Иди  ко  мне  и  не  думай  о  скверном...
Она  прижалась  ко  мне  и  провела  языком  по  моей  шее  длинную  тропу.  
 Скажи  мне  то,  что  хочешь  сам  услышать.
 Да...  –  медленно  протянул  я,  лишаясь  последних  сил.
 Да...  –  повторила  она,  -  но  прежде  мое  условие,  о  котором  я  предупреждала  тебя.
 Какое  условие?
 Ты  должен  пообещать  мне,  что  никогда  не  заговоришь  о  любви  и  навсегда  забудешь  это  чувство.
 Но  почему?
 Отныне  порок  –  твоя  вечная  любовь,  а  он  не  ведает,  что  это  такое.
 А  ты?  –  Я  резко  прервал  ее  ласки.
 И  я.  А  теперь  и  ты.
 Клянусь.  –  Сказал  я  коротко,  в  последний  раз  заглянув  в  ее  запертую  душу.
 О,  не  клянись...  Пообещай,  ведь  клятвы  невыполнимы,  а  обещание  связывает  прочнее  крови.
 Я  обещаю.
После  этих  слов  она  вновь  улыбнулась  и  резким  движение  разорвала  на  мне  рубашку,  принимаясь  трепать  мою  грудь,  опускаясь  все  ниже  и  ниже.  Я  провалился  в  беспамятство  и  уже  ничего  не  соображал,  ощущая  только  жуткое  сердцебиение  у  меня  на  шее  и  бешеный  прилив  горячей  крови  к  вискам.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=427991
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 28.05.2013

Мамочка (трагическая повесть) - 9

Глава  9

           Через  два  я  собрался  силами  навестить  мою  мать  в  клинике,  потому  как  няня  даже  не  попыталась  отговорить  меня.  Она  просто  перестала  разговаривать  со  мной  с  той  поры,  как  мы  рассорились  за  завтраком,  и  она  впервые  ударила  меня.  Я  так  и  не  попросил  прощения  за  свою  дерзость,  а  она  была  слишком  горда,  чтобы  заговорить  первой.  Я  уже  было  оделся,  как  ни  странно,  перед  тем  как  выбрать  подходящий  костюм,  я  долго  разглядывал  свой  гардероб,  о  котором  раньше  особо  не  думал.  Я  боялся,  что  ей  может  не  понравиться  мой  внешний  вид,  и  она  вновь  посмотрит  на  меня  тем  унизительным  взглядом  с  тонкой  ухмылочкой  на  влажных  от  блеска  губах.  И  вот,  когда  я  был  экипирован  для  подвига,  и  стоял  у  двери,  что-то  толкнуло  ее,  дверь,  с  той  стороны  и  в  прорези  показался  дневной  свет,  затмившийся  взмахом  черного  женского  парео.  Я  открыл  дверь  и  в  изумлении  замер  на  пороге  с  приоткрытым  ртом.  
           Она  стояла,  как  монумент,  ещё  прекраснее  и  величественней,  чем  в  тот  злосчастный  день,  когда  я  познакомился  с  ней.  Но  тогда  я  что-то  предчувствовал,  где-то  в  глубине  подсознания  признавал  наше  родство,  хотя  на  самом  деле  не  имел  о  том  ни  малейшего  понятия,  а  теперь,  зная  наверняка,  я  каждым  нервом,  каждой  клеткой  отказывался  принимать  реалии  жизни,  я  не  хотел  верить,  что  она  моя  мать.  Ведь  тогда  она  была  для  меня  прекрасной  незнакомкой,  таинственной  и  невероятно  интересной,  а  сейчас  она  стала  книгой,  которая  может  быть  доступна  мне,  книгой,  которую  я  мог  бы  изучить  и  переписать  понятным  мне  языком,  так  как  разгадывать  ребусы  –  занятие  для  эрудитов  и  уж  точно  для  будущего  юриста.  И  меня  манило,  ужасно  влекло  это  чувство  гордыни  и  гремучей  смеси  похоти  с  тщеславием.  Я  даже  не  боялся  признаться  себе  в  том,  что  больше  всего  на  свете  мне  хотелось  почувствовать  близость  ее  тела,  ощутить  ее  плоть  на  себе  и  таким  образом  стать  другим,  пусть  много  хуже,  но  другим,  не  тем  жалким  студентишкой,  который  банально  закончит  свою  жизнь  в  какой-нибудь  пыльной  канторе  над  горстью  пожелтевших  ненужных  дел  с  ненавистной  даже  Дьяволу  женой  и  пригоршней  маленьких  щенков,  беспомощных  и  жалких,  которые  изо  дня  в  день  напоминали  бы  мне  о  сущности  моего  бытия.  Эта  перспектива  виделась  мне  крайне  пессимистичной,  и  я  уже  наперед  знал,  какое  решение  приму.  
           Я  стал  увереннее  и  в  чем-то  даже  наглее,  чего  никогда  не  позволял  себе  с  близкими  и  дорогими  мне  людьми.  К  моему  удивлению,  это  оказалось  довольно  приятно.
 Только  не  говори,  что  ты  сбежала.  –  Выпалил  я  и  пристально  покосился  на  неё.
 Хм,  я  похожа  на  беглянку?
 Я  бы  не  сказал.
 А  я  бы  сказала  что  ты…
 Что?
 Готов  впустить  меня  в  свой  дом,  даже  если  бы  я  совершила  убийство,  ведь  так?
 Я  не  люблю  криминал,  -  критично  ответил  я,  состроив  хитро-лукавые  глаза,  окидывающие  ее  с  ног  до  головы  оценивающим  взглядом,  а  затем  добавил,  -  боюсь  крови.
 Неужели?  А  если  бы  тебе  пришлось  убить  меня?  –  она  вошла  в  дом,  и  я  закрыл  за  ней  дверь,  все  еще  не  отрывая  взгляда,  который  стал  острее  прежнего.
 Хочешь,  я  приготовлю  чай?  Ты  голодна?
 Ты  не  ответил.
 На  что?
 Ты  не  ответил…на  мой  вопрос.
 Какой  вопрос?
 Ты  не  ответил.
Я  сдался,  потому  как  знал,  что  она  имеет  в  виду,  но  не  забыл  о  том,  что  отныне  играю  новую  роль  в  своем  театре.
 Если  бы  мне  пришлось  убить  тебя,  я  бы  выбрал  яд.
Она  повела  бровью.
 Я  бы  ни  за  что  не  решился  испортить  твою  красоту.
 Ты  находить  меня  красивой?
 Ты  совершенна…  -  я  закрыл  глаза  и  провел  двумя  пальцами  по  ее  щеке.  Она  улыбнулась  и  слегка  приоткрыла  рот.
 Проводи  меня  в  мою  комнату.
 С  удовольствием.  
Мы  поднялись  наверх,  и  я  проводил  ее  в  комнату,  помог  разобрать  вещи,  то  и  дело  бросая  короткие  умиленные  взгляды  в  ее  сторону.  Мне  казалось,  она  нарочно  совершала  грациозные  движения,  извиваясь,  как  змея,  всем  телом,  трогала  волосы,  прикусывала  губы,  иногда  до  крови,  которую  оставляла  высыхать.  Я  спрашивал  себя,  кто  она,  эта  женщина,  и  по-прежнему  стуком  издавалось  в  моей  голове  уже  знакомое  «мамочка».  
           Она  велела  мне  выйти,  когда  расстегнула  первую  пуговицу  своего  жакета,  отдававшего  дорогим  французским  одеколоном.  На  самом  деле  это  был  не  ее  запах,  не  та  удивительная  смесь,  напоминающая  запахи  гибискуса  и  лаванды,  которая  кружила  мне  голову  всякий  раз,  когда  эта  женщина  приближалась.  Я  даже  не  чувствовал  неприязнь,  когда  сквозь  эту  смесь  пробивались  тончайшие  струи  пота,  напоминающие  мне  оливки  после  дождя.  О,  я  хотел  бы  вкусить  их,  обнять  губами  и,  закрыв  глаза,  забыться  в  райском  блаженстве  ее  объятий.  В  связи  с  этим  я  отрицательно  покачал  головой  в  ответ  на  ее  просьбу.  Она  пристально  посмотрела  на  меня  и  отошла  к  окну.  Я  намеревался  сдвинуться  с  места,  чтобы  идти  за  ней,  но  она  остановила  меня  длинным  жестом.  Я  замер.  В  повседневной  привычке  ждать  чего-то  мы,  как  правило,  остаемся  на  одном  месте,  даже,  когда  нам  кажется,  что  мы  растем,  будь  то  карьера  или  жизненный  опыт.  Но  в  действительности  мы  являемся  недвижимой  точкой  в  этом  огромном  мире,  который  и  сам-то  стоит  на  месте,  несмотря  на  беспрерывные  биофизические  процессы,  происходящие  с  ним.  Это  всего–навсего  иллюзия,  фарс,  которому  мы  вынуждены  вторить,  чтобы  наше  сердце  билось  дальше,  чтобы  не  погибал  наш  мозг  и  репродуктивная  функция.  Мы  должны  верить  в  эволюцию,  строить  новые  эпохи,  конкурировать,  бороться,  чтобы  создавать  себя  с  нуля  снова  и  снова,  чтобы  не  деградировать,  а  жить…стоя  на  месте,  жить  и  ждать,  пока  земля  не  разверзнется  и  не  проглотит  нас  навечно.    
           Я  стоял  и  ждал  ее  действий.  Она  улыбнулась,  на  сей  раз  как  никогда  заманчиво  и  лестно,  что  я  не  сдержался,  чтобы  не  улыбнуться  ей  в  ответ.  Я  наблюдал,  как  она  снимает  одежду,  расстегивая  пуговицу  за  пуговицей,  как  стягивает  чулки,  распускает  волосы,  снимает  рубашку.…  И  вот  она  уже  предстает  передо  мной  в  совершенно  ином  свете  –  воздушная  и  пленительная.  Я  не  мог  отвести  взгляд  от  ее  округлых  пышных  форм,  и  все  всматривался,  как  она  дышит,  как  вздымается  ее  грудь  и  плавно  возвращается  в  прежнее  состояние.  Она  расстегнула  бюстгальтер  и  сбросила  его  на  пол.
 Ты  все  еще  намерен  остаться?  –  Лукаво  спросила  она.
 Да.
 Кто  я  для  тебя?
 Ты…
 Сними  рубашку.
Я  подчинился.
 Кто  я  для  тебя?  –  Повторила  она,  приближаясь  ко  мне.
 Я…
 Сними  брюки.
Я  сделал,  как  она  велела.
 Ты…  -  начал  было  я,  но  она  была  уже  совсем  рядом  и  не  дала  мне  договорить,  приложив  к  моим  губам  свой  маленький  тонкий  пальчик.  Я  поцеловал  его.
 Я  не  верю,  что  мир  –  это  только  смена  дня  и  ночи,  но  я  верю,  что  ночь  –  это  наше  время,  а  день  подразумевает  под  собой  рутину,  необходимость  быть  теми,  кем  мы  не  являемся  в  реальной  жизни,  теми,  кого  отвергают  и  теми,  кого  ненавидят.  Зато  ночью  я  могу  быть  собой,  смело  открывать  глаза  и  смотреть  вперед,  не  боясь,  что  кто-то  скажет,  что  мой  взгляд  неправильный  или  мои  глаза  ужасны.  Я  открыта  для  себя  и  не  принимаю  во  внимание  чужие  укоры,  ведь  они  всегда  показывают,  насколько  человек  неуверен  в  себе,  насколько  в  нем  преобладает  недостатков,  которые  он  постоянно  пытается  отыскать  в  других,  потому  что  не  знает,  как  преисполнить  свою  душу  достоинствами.  
 Я…
 Я  не  позволю  тебе  вести  дневной  образ  жизни  только  для  того,  чтобы  нравиться  окружающим.  Отныне  ты  будешь  жить  во  тьме  со  мной.
 Но  я  боюсь  темноты.
 Я  научу  тебя  управлять  ею,  только  скажи  мне,  чего  ты  хочешь?
 Я  думаю,  ты  знаешь,  чего  я  хочу.
Она  погладила  мою  обнаженную  грудь  и  прошептала  на  ухо:
 Ты  так  молод  и  так  прекрасен,  как  эта  ночь,  в  которую  я  стану  твоим  проводником  сегодня.
 Но  я  хочу  быть  один,  не  зависимо  от  того,  с  кем  я.
 Я  не  держу  тебя.  Уходи.
 Прости…
 Уходи!
Я  вышел  за  дверь,  но  продолжал  смотреть  в  ее  лицо.
 Ты  спрашивала,  кто  ты  для  меня?..
Она  молчала.
 Ты  –  моя  мамочка.  И  я  люблю  тебя.
 Ты  хочешь  честности?
 Хочу.
 Увы,  ты  первый,  к  кому  я  равнодушна.
Я  ушел,  захватив  свою  одежду,  не  имея  за  плечами  того  непосильного  бремени,  ни  обид,  ни  сожалений…

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=361440
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 01.09.2012

Мамочка (трагическая повесть) - 8

Глава  8

           Вечером  ко  мне  пришла  Лора.  Няня  открыла  ей  дверь  прежде,  чем  я  спустился.  Я  застал  их  обнимающимися  на  пороге,  при  этом  няня  показалась  мне  такой  уязвимой,  она  тянула  к  ее  белой  шее  свои  старые  ссохшиеся  руки,  как  будто  старалась  ухватиться  за  спасительную  соломину,  проплывающую  рядом  с  ее  утопающим  спокойствием.  Я  замер  при  виде  столь  чарующей  картины,  они  казались  мне  парой  замечательных  лебедей,  которые  пытаются  укрыть  друг  друга  сильными  крыльями,  чтобы  защитить  от  невзгод  и  потрясений.  Они  были  так  сильны  в  своей  слабости  и  так  величины  в  своей  безысходности,  что  я  на  время  позабыл  о  матери,  ставшей  причиной  нашей  трагедии.  
           Тут  я  заметил,  как  руки  моей  няни  опустились,  и  Лора  подняла  голову,  увидев  меня  посереди  коридора.  Она  смотрела,  будто  не  на  меня,  а  на  рядом  стоящий  шкафчик  для  посуды,  где  стеклянным  безмолвием  отражались  ее  наполненные  затаившимися  слезами  глаза.  Она  стояла  и  смотрела.  Смотрела  и  стояла,  боясь  пошевельнуться  и  выпустить  меня  из  гипнотического  круга  своих  жемчужных  глаз.  Няня  оглянулась  в  ту  самую  секунду,  когда  поняла,  что  я  наблюдаю  за  ними,  но  не  отреагировала,  оставив  нас  наедине  в  пустынном  помещении,  где  все  было  не  так,  давило  вплоть  до  паники  и  какого-то  немыслимого  отвращения.  И,  может  быть,  именно  это  повлияло  на  мой  следующий  поступок,  о  котором  мне,  к  сожалению,  также  больно  вспоминать,  как  и  своей  прошлой  жизни.  
           Я  молча  подошел  и,  не  дожидаясь  каких-либо  звуков  из  уст  Лоры,  крепко  обнял  ее,  прошептав  на  ухо  какую-то  бессмысленную  фразу,  которую  я  сейчас  уже  не  вспомню,  да  и  к  чему?  Я  отстранился  от  нее  практически  моментально,  после  необычного  порыва  нежности,  а  она  взяла  мое  лицо  в  свои  ладони  и  дала  волю  слезам.  Я  всегда  удивлялся,  как  плачут  женщины,  не  тому,  по  какой  причине  они  отдают  миру  лишнюю  жидкость,  а  как  они  это  делают.  Быть  может,  я  зря  искал  ответа,  ибо  мужчине  не  дано  познать  женщину,  он  может  лишь  любить  и  принимать  ее,  а  принимать  можно  только,  когда  любовь  не  пересекается  с  дружбой,  в  противном  случае  –  мы  постоянно  стремимся  что-то  изменить  в  женщине,  находим  ее  неправильной,  «не  такой»,  какой  она  якобы  должна  быть  в  нашем  понимании.  И  это  есть  парадокс,  поскольку,  когда  любишь  –  заботишься,  но  и  этот  парадокс  имеет  свое  объяснение.  Когда  любишь  –  заботишься  о  том,  кого  любить,  а  не  о  том,  кого  мог  бы  полюбить,  если  бы  он  стал  «правильным»,  то  есть  таким,  каким  ты  хотел  бы  видеть  его.  А  когда  дружишь  –  пытаешься  создать  потенциального  «оруженосца»,  который  не  просто  подражал  бы  тебе,  твоему  характеру,  но  и  всячески  ублажал  своей  покорностью.  
           Итак,  я  отошел  от  темы,  по  сему,  возвращаюсь  к  женщинам.  Я  забыл  выделить  главное:  обняв  Лору  и  молниеносно  пробормотав  ей  что-то  на  ухо  (панически  пытаюсь  вспомнить,  что  именно  я  говорил  ей,  но  как  бы  ни  старался  –  не  выходит)  я  просто  умчался  из  залы,  бегом  взобрался  наверх  и  звучно  хлопнул  дверью.  Почему  я  сделал  это?  Да  тут  собственно  и  нет  ничего  странного  –  просто  я  не  видел  в  ней  женщину,  на  которой  еще  вчера  намеревался  жениться,  я  вообще  перестал  видеть  в  ней  близкого  человека,  но  самое  страшное,  когда  она  взяла  мое  лицо  в  свои  руки,  я  долго  смаковал,  представляя,  что  это  руки  моей  мамочки,  женщины,  которая  стоила  тысячу  таких  «лор»,  миллион!  О,  как  я  был  слаб  тогда,  так  слаб,  что  мне  захотелось  бежать,  укрыться  от  всего  мира  в  своей  комнате  и  видеть  ее…  стоящую  в  лучах  закатного  солнца,  чарующую  и  соблазнительную,  как  сотни  змей,  обвивающие  чело  Гаргоны.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=361439
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 01.09.2012

Мамочка (трагическая повесть) - 7

Глава  7

           На  следующее  утро  я  не  пошел  на  занятия.  Няня  была  чрезвычайно  обеспокоена  и  суетилась  все  утро,  не  зная,  как  заговорить  со  мной.  Я  не  спал  всю  ночь,  вид  у  меня  был,  скажем,  как  у  чернорабочего  на  кофейной  плантации  после  трудового  дня  под  палящим  солнцем.  Я  спустился  к  завтраку,  но  в  рот  ничего  так  и  не  положил,  чем  вызвал  у  няни  ещё  большую  тревогу.  Когда  она  увидела  нетронутый  мной  завтрак,  она  подавила  свою  деликатность  и  заговорила  со  мной  тоном  ластящейся  кошки.
  Ради  Бога,  сынок,  съешь  что-нибудь,  так  же  нельзя.  Хочешь,  я  принесу  тебе  горячее  филе  рыбы?
           Я  был  нем,  как  могила,  и  откровенно  говоря,  ощущал  я  себя  так  же.  По  её  лицу  пробежала  тень  волнения,  и  она  закусила  пересохшие  губы,  поблекшие  на  фоне  морщинистого  лица.
  Я  тревожусь,  почему  ты  пропустил  занятия,  почему  не  позвонил  невесте,  почему  не  говоришь  со  мной,  не  смотришь  в  глаза?
  Как  ты  думаешь,  няня,  в  том,  что  случилось,  есть  моя  вина?  –  Впервые  я  взглянул  на  неё  и  заметил,  что  напряжение,  сказывавшееся  на  её  лице,  проступило  с  большей  отчетливостью.
  Даже  думать  об  этом  не  смей!  Эта…  эта…,  -  тут  она  осеклась,  углядев  мое  изумление,  но,  возобновив  контроль  над  своими  эмоциями,  продолжила  в  менее  пылком  тоне,  -  это  она  виновата  во  всем,  что  сейчас  происходит,  она  одна,  и  в  этом  нет  твоей  вины.  И  зачем  только  я  открыла  ей  дверь…,  -  она  скривилась  и  опустила  голову,  как  будто  корила  себя  за  жестокую  ошибку.  Мне  стало  жаль  её.
  Няня,  прошу  тебя,  не  будь  с  ней  столь  сурова.  Ей  довелось  пережить  много  горя,  и  одному  Господу  известно,  какой  ценой  ей  пришлось  забыть  весь  этот  кошмар.
  Забыть  о  чём?  О  сыне?  Об  отце,  который  умер  в  нищете?  О  доме?  О  чем  ей  пришлось  забыть?  Мой  мальчик,  неужели  ты  так  наивен.  Она  ведь  целенаправленно  старается  овладеть  твоим  разумом,  опутать  своей  паутиной,  чтобы  ты  пожалел  её  и  считал  своей  матерью.  Она  ничем  не  побрезгует,  все  средства  пустит  в  ход  ради  достижения  собственной  выгоды,  уж  я-то  знаю  эту  гадину!  Она  испортит  тебе  жизнь,  попомни  моё  слово!  –  Кричала  няня,  да  так  неистово,  что  я  тоже  не  сдержался  и  перешел  на  крик.
  Но  она  моя  мать!  И  этого  не  изменит  даже  Бог.
  Да,  мать.  Мать,  оставившая  свое  дитя  ради  блеска  парижских  витрин  и  огней  французского  шика…  Она  –  твоя  мать,  но  я  буду  счастлива,  если  ты  разберешь  её  изнутри  раньше,  чем  она  разложит  твою  душу  и  выпьет  тебя,  как  вино,  которым,  о,  я  убеждена,  она  упивалась  не  на  шутку  в  Париже!
  Что  ж,  ты  вольна  её  не  жаловать,  но  предупреждаю  тебя  первый  и  последний  раз:  если  в  моем  присутствии  ты  оскорбишь  её  хотя  бы  словом,  вынужден  буду  расценивать  это  как  личное  оскорбление.
  Ты  все  сказал?
  Нет.  Отныне  моя  мать,  сразу  по  возвращении  из  поликлиники,  будет  жить  с  нами,  хочешь  ты  того  или  нет,  я  не  оставлю  её  на  улице,  каким  бы  ни  было  её  прошлое…
  Да  дело  не  в  прошлом,  как  ты  не  понимаешь!  У  неё  черная  душа!
  Мне  это  безразлично!  Значит,  ты  так  воспитала  её,  следовательно,  виновата  только  ты  одна,  и  нечего…
           Меня  остановила  резкая  пощечина,  как  будто  кто-то  пальнул  в  меня  огнем.
  Увы,  ты  –  сын  своей  матери.  Воистину,  гены  берут  своё…
           С  теми  словами  она  ушла,  покинув  меня  в  одиночестве,  всепоглощающем  и  мрачном,  размышлять  о  нашем  последнем  диалоге,  переваривать  её  обвинения  и  анализировать  свои  нападки.

           К  полудню  позвонила  Лора.  Я  не  хотел  отвечать,  поскольку  не  знал,  что  придумать  в  свое  оправдание.  Но  тяжба  вины  заставила  меня  поговорить  с  ней.
  Я  слушаю  тебя,  Лора…  -  мутным  голосом  ответил  я.
  Слушаешь?..  В  самом  деле?  А  я  думала,  что  ты  мне  что-то  скажешь,  или  я  была  не  права?  –  Обиженно  говорила  она,  и  я  ощущал,  как  пространство  между  нами  заполняется  чёрными  тучами  раздора.
  Прости…  -  только  и  сказал  я.
  И  это  все,  что  ты  мог  придумать?
           Настала  удручающая  пауза.  Не  я  ни  она  не  решались  её  нарушить.  Я  терпеливо  слушал  её  дыхание  в  трубке,  ровное  и  тяжелое,  но  не  мог  произнести  ни  слова.  Все  оправдания  куда-то  исчезли,  а  написанный  для  беседы  текст  в  моей  голове  стерся,  как  стирается  карандаш  на  белом  листе  бумаги.
  Послушай,  я  же  чувствую,  что  с  тобой  что-то  происходит,  но  я  устала  строить  догадки,  размышляя  о  том,  что  такого  ужасного  могло  произойти  за  один-единственный  день,  что  ты  не  отвечаешь  на  мои  многочисленные  звонки,  сообщения,  а,  назначив  мне  свидание,  не  являешься  на  него  и  даже  не  удосуживаешься  объяснить  причину.  А  сейчас,  когда  я  сама  звоню  тебя  энный  раз,  ты  говоришь  мне  «прости»  и  продолжаешь  молчать  в  трубку.  Что  с  тобой?..  Пойми,  я  не  корю  тебя,  но  если  что-то  все  же  случилось,  не  лучше  ли  тебе  рассказать  мне  все  как  есть?  Алло,  ты  меня  слушаешь?
  Я  люблю  тебя,  Лора  –  это  единственное  мое  оправдание.
  Я  тоже  люблю  тебя,  но  в  последнее  время  ты  заставляешь  меня  страдать.  Согласись,  ты  ведешь  себя  довольно  странно  и  ничего  не  говоришь  мне.  Ты  не  знаешь  как  это  обидно,  думать,  что  мы  мне  не  доверяешь  или  боишься  доверять.  Это  отнюдь  не  похоже  на  любовь.
  Именно  потому,  что  я  тебя  люблю,  я  не  могу  тебе  все  рассказать,  просто  не  знаю  как.
  Ты  меня  пугаешь.
  Лора…
  Я  здесь.
  Лора…
  О,  прекрати  вторить  мое  имя  и  говори  же,  наконец,  говори!
  Лора,  я  не  могу…  так…  по  телефону.
  Тогда  я  приду  к  тебе  после  занятий.  Кстати,  тебя  не  было  сегодня  в  университете  по  той  же  причине?  –  Осторожно  спросила  она.
  Да.
  Хорошо.  Я  буду  у  тебя  сегодня  вечером,  и  ты  мне  все  расскажешь,  не  правда  ли?
           Я  отвлекся.
  Алло?..
  Да.  Да,  я  слышу  тебя,  Лора.  Я  буду  ждать.  До  вечера.
  До  вечера.  Ты  главное  помни,  что  я  буду  на  твоей  стороне,  что  бы  ни  случилось,  ведь  я  люблю  тебя.
           Я  положил  трубку,  так  и  не  услышав  её  последних  слов,  а  она  так  и  не  узнала,  что  я  уже  давно  не  слушаю.

           Я  не  разговаривал  с  няней  до  вечера,  нервничая  перед  предстоящим  разговором  с  Лорой.  Мне  до  смерти  не  хотелось  ничего  объяснять  ей  –  все  мои  мысли  были  о  матери,  которая,  должно  быть,  сейчас  спит,  напичкана  транквилизаторами  и  успокоительными  таблетками  в  больнице.  Кроме  того,  мне  душу  жалила  ещё  одна  не  покидающая  меня  мысль:  я  слышал,  что  несостоявшихся  самоубийц  после  клиники  переводили  в  психиатрическую  лечебницу  для  прохождения  обследования  на  психические  расстройства,  и  это  знание  не  давало  мне  покоя  ни  днем,  ни  ночью  с  тех  пор,  как  её  увезли  от  меня.  Я  знал,  что  обследования  не  избежать,  а  вместе  с  тем  тревожился  в  определенной  мере  о  том,  что  она  действительно  может  быть  не  в  себе,  ведь  никто  не  мог  гарантировать  мне  её  психическое  состояние  за  все  то  время,  что  она  пробыла  во  Франции.  Меня  не  отпускали  сомнения  в  её  «нормальности»,  ведь  она  действительно  пыталась  покончить  с  собой,  а  это  в  любом  случае  будет  свидетельствовать  против  неё.  И  мене  было  страшно.  Признаться,  я  ещё  не  чувствовал  в  своей  жизни  более  сильного  страха.  Теперь  мне  казалось,  что  я  в  некотором  смысле  в  ответе  за  её  благополучие,  как  физическое,  так  и  моральное,  но  в  свете  последних  событий  моральное  равновесие  моей  матери  оставалось  под  большим  вопросом.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=360740
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 29.08.2012

***

Цвета  ночей,  разящих  молний
И  звезд  зари  в  рассветный  час...
В  безумной  страсти  штиль  и  волны
Смешались  в  сплав,  венчая  нас.

Твоих  очей  лазурь  цветная
И  ласки  рук,  как  шелк  ночей...
О,  как  изысканна  такая
Любовь  очей...твоих  очей!

Но  лишь  сквозь  сумрак  рань  займется,
И  неба  саван  обагрит,
Пускай  смятенье  крепко  спит,
А  жар  любви  пускай  проснется!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=360697
рубрика: Поезія, Интимная лирика
дата поступления 29.08.2012

Мамочка (трагическая повесть) - 6

Глава  6
           
           Долго  я  пробыл  взаперти,  прислонившись  к  стене,  связывающую  мою  комнату  и  комнату  моей  матери.  Мне  чудилось,  я  слышал  её  шаги,  её  дыхание,  чувствовал  прохладу,  скользящую  тенью  вверх  по  потолку,  я  слышал,  как  она  говорит  со  мной  в  мыслях,  как  молит,  чтобы  я  назвал  её  «мамочкой»,  но  в  действительности,  это  был  мой  голос,  голос  моего  желания,  потому  что  я  всегда  хотел  назвать  её  именно  так.  Я  в  каждой  женщине  приблизительно  её  возраста  видел  свою  мать  и  страстно  желал  обратиться  к  ней  этим  ласковым,  наивным  и  милым  словом.  «Мамочка»  -  повторил  я  тихо  и  отпустил  слёзы.  Я  плакал,  долго  и  молчаливо:  так  плачут  только  от  душевной  боли,  ибо  эта  разновидность  боли  убивает  мужество,  это  единственная  боль,  которую  невозможно  вынести  и  которой  нельзя  противиться.  
           Я  плакал,  пока  не  услышал  крик  няни  в  соседней  комнате.  Я  понял,  что  этот  крик  доносится  из  души,  а  душа  –  рядом  с  моей  мамочкой,  с  той  которую  она  всё-таки  неспособна  ненавидеть.  Неужели  я  это  произнёс?  «Мамочка…  мамочка  моя,  только  бы  я  ошибался».
           Я  вбежал  в  комнату  и  сразу  провалился  в  бездну.  На  полу  в  крови  лежала  моя  мать,  а  рядом  сидела  няня,  поддерживая  её  голову  и  прижимая  окровавленные  руки  к  своей  груди.  Я  сорвался  с  места  и  ринулся  к  ним,  перенимая  мать  из  рук  няни  так,  чтоб  не  навредить  ей.  Она  была  без  сознания,  волосы,  вымазанные  засыхающей  кровью  пропахлись  падалью,  но  отражали  непонятное  мне  чувство,  как  будто  желание  припасть  к  ним,  касаться  руками,  гладить  и  ласкать  без  конца.  Боже,  как  она  была  сейчас  прекрасна!  Её  веки  налились  странным  голубым  оттенком  –  обескровленные  вены  теряли  жизнь,  а  губы  побледнели  и  напоминали  мне  увядшую  розу,  щеки  были  белы  и  холодны,  а  лоб  покрылся  нежными  прозрачными  каплями,  подобными  утренней  росе.  Она  больше  не  казалась  мне  такой  язвительной  и  жгучей,  как  при  нашем  первом  знакомстве,  когда  она  стояла  на  пороге  дома  в  ореоле  зимнего  пейзажа,  а  затем  на  фоне  закатных  часов.  Теперь  она  была  принцессой  из  сказочной  страны,  где  все  заканчивается  хорошо,  где  главные  герои  обретают  долгожданное  счастье,  но,  обретая  его,  их  истории  подходят  к  концу,  как  заканчивается  все  в  реальном  мире,  как  всё  теряет  свой  блеск,  смак,  цвет,  становится  пресным  и  постепенно  уходит  от  нас  навсегда.  Она  уходила  от  меня,  и  я  боялся,  что  моя  сказочная  история  завершится,  так  и  не  начавшись,  а  моя  принцесса  никогда  не  станет  главной  героиней  этой  сказки.  Я  бы,  наверное,  отдал  все  сейчас,  только  бы  она  жила,  совершенно  все,  даже  самое  главное,  то,  что  влечет  оборот  Земли.  Я  бы  отдал  даже  мою  любовь  к  Лоре,  только  бы  спасти  её  жизнь  и  досмотреть  сказку  до  конца.
           Пока  я  переживал  свою  трагедию,  няня  уже  вызвала  «Скорую  помощь»,  а  я  только  очнулся  от  кошмара,  надо  предположить,  я  слишком  близко  принял  данное  происшествие,  раз  только  что  заметил  валявшийся  неподалёку  от  нас  нож,  тёмно-бордовый  от  крови.  Я  взглянул  на  её  вены,  которые  плотно  обхватил  своими  ладонями  –  они  были  практически  разорваны  от  сильного  резка.  И  тут  я  вспомнил  её  последние  слова:  «Если  ты  не  скажешь  это,  я  умру,  и  моя  смерть  станет  твоим  концом».  
           Я  корил  себя  за  гордыню,  за  напускное  безразличие  и  холодность  по  отношению  к  ней.  Мне  было  больно  сознавать,  что  я  мог  бы  стать  причиной  её  смерти,  и  тогда  её  пророчество  сбылось  бы  в  одночасье:  вся  моя  жизнь  стала  бы  сплошным  концом,  обыденным  и  ничтожным,  я  бы  влачил  жалкое  существование,  которому  не  сыскать  завершения,  и  я  бы  медленно  умирал,  гораздо  медленнее,  чем  вытекала  из  её  жил  горячая  кровь.  Моя  кровь  остыла  бы  еще  будучи  циркулируемой,  а  мое  сердце  остановилось  бы  для  мира,  как  мир  остановился  бы  для  меня.
           
           Лора.  Я  вспомнил  о  нашей  договоренности,  когда  часы  показывали  уже  полночь.  На  моем  мобильном  высветилось  семь  пропущенных,  но  я  не  придал  этому  значения.  Я  отключил  телефон  и  опрокинулся  на  кровать,  думая  о  последних  минутах,  когда  я  смотрел  в  лицо  моей  матери    и  следил  за  тем,  как  её  увозят  от  меня.  Я  стоял  и  долго  всматривался  вслед  убегающим  колесам,  пока  не  ощутил,  что  потерял  её  во  второй  раз.  «Это  не  твоя  мать»  -  проскользнула  в  тот  час  навязчивая  мысль,  но  я  решительно  отогнал  её,  внятно  промолвив  себе:  «Нет.  Это  моя  мамочка».

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=355915
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 07.08.2012

Мамочка (трагическая повесть) - 5

Глава  5

           Я  закрылся  в  своей  комнате  и  долгих  полчаса  не  мог  прийти  в  себя,  пока  не  осознав  всю  суть  происходящего.  «Приехала  моя  мать,  приехала  моя  мать»  -  то  и  дело  повторял  я  себе,  но  не  слышал  своих  слов  за  глухим  стуком  сердца  на  висках  и  горячего  клокотания  в  груди.  Я  не  понимал,  то  ли  это  была  боль,  которую  трудно  стерпеть,  то  ли  манна  небесная,  в  которую  невозможно  поверить.  Я  же  не  мог  поверить  в  свою  боль,  до  конца  не  осознавая,  что  же  действительно  произошло.  «Приехала  моя  мать»  -  продолжал  я,  но  с  каждым  разом  после  произношения  этой  фразы,  мне  не  становилось  легче,  наоборот,  наступал  рецидив  моей  боли,  набирающий  адскую  силу  и  причиняющий  мне  ещё  большие  страдания.
           Я  упал  на  кровать  и  заметил,  что  прошло  уже  чуть  больше  часа,  а  на  мобильном  телефоне,  лежавшим  рядом  с  будильником  высветились  восемь  пропущенных  звонков  от  Лоры  и  два  сообщения.  Я  взял  телефон  и  прочитал  последнее  сообщение,  в  котором  значился  следующий  текст:  «Здравствуй,  родной.  Метель  уже  стихла,  дороги  расчищены  –  может  быть,  выйдем  сегодня  в  парк?  Погода  чудесно  тихая.  Решайся  и  перезвони  мне».  Я  глубоко  вздохнул,  как  будто  проснулся  от  какого-то  кошмарного  сна,  и  ещё  находился  под  его  пагубным  воздействием.  Я  откинулся  на  кровать  и  поцеловал  экран  телефона,  мысленно  поблагодарив  Лору  за  свое  пробуждение.  Я  тут  же  принялся  набирать  её  номер,  но  на  другом  конце  провода  отвечал  автоответчик  и  я  оставил  ей  голосовое  сообщение:  «Прости,  что  не  мог  ответить  на  звонки.  Ты  права,  погода  чудесная,  но  боюсь,  что  я  не  смогу  провести  сегодняшний  вечер  с  тобой.  Возникли  непредвиденные  обстоятельства,  в  которых  обязательно  моё  непосредственное  присутствие.  Я  сообщу,  когда  освобожусь.  Люблю  тебя».  С  последним  признанием  на  устах  я  отключил  телефон,  но  через  секунду  пожалел,  что  отказался  от  вечерней  прогулки  и  заново  начал  набирать  её  номер.  Как  и  в  первый  раз  говорил  автоответчик,  и  я  оставил  следующее  сообщение:  «Кажется,  я  могу  отсрочить  эти  обстоятельства.  Давай  встретимся  в  семь  в  Центральном  парке.  Мне  необходимо  поговорить  с  тобой».  После  этого  я  хорошенько  закутался  в  одеяло  и  забылся  длительным  сном.

           Во  сне  мы  обретаем  шанс  прожить  чужую  жизнь,  попутешествовать  во  времени,  побывать  во  плоти  других  людей,  пережить  то,  чего  никогда  бы  не  случилось  в  жизни,  изменить  мир  вокруг  себя  и,  наконец,  измениться  самим  до  неузнаваемости.  Когда  наше  «я»  погружается  в  сон,  пробуждается  наш  двойник,  голос  души,  если  угодно,  и  вступает  в  борьбу  с  назойливым  «я»,  дабы  доказать  ему,  что  и  во  сне  можно  управлять  разумом  человека,  можно  загипнотизировать  его,  заставить  видеть  то,  чего  хотелось  бы  коварному  двойнику.  И  мы  действительно  находимся  во  власти  гипноза:  во  сне  мы  плачем  и  смеемся,  боимся,  ликуем,  спасаемся  и  вступаем  в  битву,  мы  каемся  и  подаем  милостыню,  унижаем  и  унижаемся,  злимся,  кричим,  насмехаемся  –  одним  словом  –  живём  полной  жизнью,  дышим  свободной  грудью,  стремимся  и  постигаем  или  страшимся  и  уходим  в  тень.  Во  снах  нас  посещают  роковые  видения,  с  помощью  которых  мы  способны  изменить  свою  жизнь;  нам  являются  призраки  прошлого  и  говорят  свои  пророчества.  Иногда  мы  видим  сны,  похожие  на  волшебную  сказку  со  счастливым  концом  или  логическим  её  завершением,  а  иногда  не  можем  понять,  что  к  чему.  Порой  нам  снится  ерунда,  не  имеющая  решительно  никакого  смысла,  но  мы  всё  же  переживаем  ряд  эмоций,  как  положительных,  так  и  отрицательных,  в  зависимости  от  того,  какую  окраску  приобретает  эта  ерунда  в  отношении  воздействия  на  нашу  психику.  
           В  зависимости  от  того,  что  нам  снится,  мы  улыбаемся  во  сне  или  резко  схватываемся  среди  ночи  с  криками  в  холодном  поту.  Но,  как  только  мы  осознаем,  что  это  был  всего  лишь  сон,  становится  легко  и  спокойно,  как  будто  с  нас  сходит  некое  напряжение,  волнительное  беспокойство  или  чёрная  тревога,  затмевающая  рассудок,  пока  мы  спим.  А  затем  наступает  умиротворение,  и  мы  получаем  ещё  один  шанс  заснуть,  чтобы  быть  готовыми  вновь  встречать  завтрашний  день.
         
           В  этот  раз  мне  снился  сон,  в  котором  фигурировала  Лора.  Она  стояла,  охваченная  пламенем  и  издавала  беззвучный  крик,  похожий  на  крик  не  рожденного  ребёнка,  когда  гинеколог  приступает  к  аборту.  На  ней  было  белое  свадебное  платье  и  фата,  которые  с  жадностью  пожирал  огонь.  Через  несколько  секунд  от  фаты  и  платья  почти  ничего  не  осталось,  и  огонь  начал  стремительно  подбираться  к  телу,  разъедая  кожу  и  превращая  её  в  обугленное  кровавое  мясо.  Я  видел,  как  она  тает,  как  свежая  кровь,  тут  же  подхваченная  пламенем,  сгорает,  не  успевая  стекать  по  телу,  я  чувствовал,  как  она  угасает,  но  ничего  не  мог  сделать,  ведь  я  не  слышал  её  крика,  заглушающегося  потрескиванием  обгорающих  костей…
           Ещё  спустя  некоторое  время  пламя  угасло,  а  от  моей  Лоры  осталась  только  горстка  пепла,  сразу  развеявшаяся  ветром.  Я  мог  опознать  её  только  по  обручальному  кольцу,  надетому  мною  в  день  свадьбы  на  безымянный  палец  её  правой  руки,  когда  она  стояла  перед  алтарем,  и  я  мог  держать  её  за  руку  и  наслаждаться  её  улыбкой  всю  жизнь.  Но  почему  я  не  помню  этого?  Я  абсолютно  ничего  не  помню:  как  входил  в  церковь,  как  надевал  ей  на  палец  кольцо  как  целовал  её  при  свидетелях  и  как  она  улыбалась  мне…  Что  же  стало  с  моей  памятью?  Не  помню.  Было  только  кольцо,  лежащее  в  горстке  пепла,  оставшегося  от  моей  Лоры,  замаранное  сажей  и  давно  остывшее.
           Я  проснулся  в  поту  и  обтер  холодный  лоб  сухой  ладонью.  Из  соседней  комнаты  доносились  голоса  няни  и  (ах,  я  совсем  забыл,  что  мы  с  няней  теперь  не  одни  в  этом  доме  –  вот  что  делает  с  человеком  сон!)  моей  матери:  они  о  чём-то  спорили,  и  я  решил  узнать,  о  чём  именно.  Я  быстро  встал  с  кровати  и  вышел  в  коридор,  направившись  к  комнате  для  гостей,  откуда  и  доносились  голоса.  Дверь  была  плотно  закрыта,  но  не  заперта  –  в  этом  я  убедился,  когда  легонько  коснулся  ручки:
 Зачем  ты  вернулась?  Хочешь  сломать  жизнь  моему  сыну?
  Но  он  мой  сын,  слышишь,  мой,  а  не  твой!
  Я  присутствовала  при  его  рождении,  я  забирала  его  из  родильного  дома,  я  воспитала  его  и  дала  образование,  чтобы  он  мог  выбрать  себе  желанную  профессию  и  любимую  жену,  чтобы  он,  будучи  мужчиной,  не  чувствовал  себя  ничтожеством,  покинутым  родной  матерью  и  всем  миром.  Я  дала  ему  ту  любовь  и  ту  нежность,  которой  обделила  его  ты!  Он  ведь  был  не  нужен  тебе  всё  это  время,  когда  ты  жила  в  Париже  или  где-то  там  ещё,  признайся,  ты  ведь  даже  и  не  вспоминала  о  нем,  а  если  и  вспоминала,  то  что  нам  было  с  этого  толку,  когда  умер  твой  отец,  а  я  осталась  совсем  одна  в  нужде  и  голоде  с  пятилетнем  ребенком  на  руках.  Но  я  не  оставила  его,  как  поступила  ты,  я  отдала  ему  всю  заботу,  которой  он  никогда  бы  не  узнал  от  собственной  матери,  а  потому  я  есть  его  мать,  я  –  и  никто  другой!
  Но  сейчас  он  уже  не  пятилетний  мальчик,  а  взрослый  самостоятельный  мужчина,  и  он  сам  вправе  решать,  как  ему  поступить.  Если  он  не  захочет,  чтобы  я  осталась,  я  не  стану  настаивать  и  тот  час  же  уеду.  Вы  больше  никогда  не  увидите  меня  и  не  услышите  обо  мне.  Но  если  же  он  захочет,  чтобы  я  осталась  –  я  останусь,  не  мешкая  ни  секунды,  и  мне  безразлично,  что  ты  думаешь  обо  мне.
  Лучше  тебе  не  знать,  что  я  думаю    о  тебе…
  Интересно?..
  А  если  я  расскажу  ему,  кто  ты  на  самом  деле  и  какую  жизнь  ты  вела,  будучи  несовершеннолетней  девчонкой  –  любимицей  отца  и  обласканной  воспитанницей  няни?  Что  тогда  он  подумает  о  тебе?  Что  он  скажет,  узнав,  что  прекрасный  и  чистый  образ  его  матери,  который  создала  я  своими  придуманными  рассказами,  чтобы  не  травмировать  детскую  психику  и  не  внушать  заведомо  заслуженного  отвращения  к  собственной  матери,  что  он  скажет,  узнав,  что  его  мать  была  дешёвой  шлюхой  и  раздаривала  себя  направо  и  налево  первому  встречному  таксисту!
  Что  ж,  рассказывай,  если  у  тебя  хватит  духа,  а  я  от  души  посмеюсь,  когда  он  посмеётся  над  твоей  так  называемой  правдой.
  Он  не  станет  на  твою  сторону,  не  станет!  –  Кричала  няня,  выбиваясь  из  привычного  ей  спокойствия,  а  я,  как  завороженный,  стоял  и  слушал,  обретая,  наконец,  видение,  как  рушатся  все  мои  детские  представления  о  матери,  как  они  начинают  разлагаться  на  моих  глазах.  И  я  возненавидел  бы  её,  вот  только  вспомнив  ту  очаровательную  незнакомку  в  экстравагантном  парижском  одеянии,  я  не  стремился  отделаться  от  этого  материализовавшегося  образа.  «Это  не  твоя  мать!»  -  снова  промелькнуло  в  моей  голове,  эта  женщина  стала  клинком  в  душе  и  сверлила,  сверлила.  Моя  голова…  Она,  казалось,  вот-вот  развалится  на  части,  а  душа  расстелится  перед  ней,  только  перед  ней  сейчас  открылась  бы  моя  душа…  «Это  не  твоя  мать!»  -  произнес  я  шепотом  и  ворвался  в  комнату,  двери  которой  отделяли  меня  от  неподвластной  времени  правды,  которую  невозможно  ни  стереть,  ни  вычеркнуть,  но  которую,  как  и  всякую  правду,  можно  отсрочить.  
           «Только  бы  не  забыть  о  свидании  с  Лорой».
           Когда  я  ворвался  в  злосчастную  дверь  в  поисках  разгадки  и  удовлетворения  своего  гнева,  я  увидел  странную  картину:  две  женщины  разного  возраста,  знающие  друг  друга  давно,  почти  как  мать  и  дочь,  близкие  и  родные  находятся  в  полуметре  друг  от  друга,  но  между  ними  стена.  Стена.  Ах,  стены,  отделяющие  нас  от  дорогих  нам  людей,  давят,  сжимают  сердца,  которые  просятся  на  свободу,  которым  необходимо  любить,  чтобы  жить  и  жить,  чтобы  любить,  ибо  два  этих  смежных  понятия  взаимодействуют  друг  с  другом,  подобно  тому  как  взаимодействует  улитка  и  раковина:  когда  в  жизни  утрачена  большая  часть  волнений,  остается  единственных  выход  –  Любовь,  иначе  –  смерть,  а  значит,  слабость.  Любовь  дает  нам  силы,  именно  та  любовь,  которую  испытывают  близкие  люди,  родственная  любовь,  связывающая  прочными  узами  мать  и  дочь,  отца  и  сына,  брата  и  сестру.  Это  единственный  вид  любви,  в  котором  жизнь  черпает  свою  энергию,  и  без  которого  не  возможна  любая  другая  любовь.  Если  человек  не  получит  достаточную  дозу  родительской  любви  в  детстве,  он  никогда  не  сможет  воистину  полюбить  кого-либо  другого,  не  найдет  покаяния  в  совершенных  им  в  будущем  грехах,  ибо  грех  станет  его  будущим.
           Стена  уплотнилась.  Их  взоры  обратились  ко  мне.
  Останьтесь!..  –  Крикнул  я,  точно  в  агонии  и  замер  со  стылым  взглядом,  остановленным  на  складчатом  морщинистом  лице  моей  няни.  Я  и  по  сей  день  не  знаю,  что  двигало  мною  тогда,  почему  я  хотел,  чтобы  она  осталась.  Но  теперь  я  кое-что  всё  же  понял  и  это  понимание  вопреки  сердцу,  не  укладывается  в  моей  голове:  я  никогда  не  видел  в  ней  мать.  С  первого  дня  она  была  для  меня  только  незнакомкой,  экзотической  птичкой,  которая  оказалась  орлом.  Мне  и  сейчас  страшно  вспоминать,  что  я  видел  в  ней  и  что  говорил  себе,  когда  видел  её  такой.  Я  хотел  её…  обнять?  увидеть?  узнать?  Нет!  Я  хотел  её.  На  этом  точка.  
           Господи,  я  и  не  знал,  какая  это  боль.  Не  представлял,  какое  это  желание.  Не  ведал,  какая  это  страсть.  Не  знал,  что  значит  любить.  И  хотя  с  ней  я  не  познал  любовь,  я  узнал,  что  это  есть  истинно.
  Няня,  оставь  нас.  –  Бросил  я,  и  не  заметил,  что  сделал  ей  больно  этой  нечаянной  эмоционально  окрашенной  репликой.  А  когда  она  ушла,  покорно  опустив  голову  передо  мной,  я  и  не  взглянул  на  неё,  вперив  оба  круглых  от  гнева  глаза  в  свою  мать,  которая  по  обыкновению  улыбалась  неестественноо,  наигранно  дико,  как  гиена,  пуская  пену  от  удовлетворения  своих  гнусных  достижений  и  пыль  в  мои  тогда  ещё  ясные  глаза.
  Я  могу  воспринимать  это,  как  вызов  на  диалог,  дорогой  сын?  –  Слащаво  сказала  она  и,  усаживаясь  в  глубь  кровати,  закинула  ногу  на  ногу.
  Не  называйте  меня  своим  сыном!  –  Резко  отрезал  я.
  Хорошо.  А  вот  мне  бы  хотелось,  чтобы  ты  звал  меня  «мамочкой».  Сможешь?
           Я  ничего  не  ответил.
  Присядь  со  мной,  -  она  указала  на  кровать,  -  я  хочу,  чтобы  ты  задавал  мне  вопросы.
  Я  могу  делать  это  стоя.
  Что  ж,  тогда  опустись  на  колени.
  Что?  –  В  недоумении  переспросил  я.
  Если  ты  стоишь  передо  мной,  как  провинившийся  школьник  перед  директором,  что  тебе  стоит  стать  на  колени,  как  провинившийся  раб  перед  своей  королевой?
  Я  Вам  не  раб  и  не  школьник,  а  Вы  –  не  королева.
  Кто  знает?..
  Я  знаю.  
  Тогда  садись  или  ты  боишься  оказаться  вблизи  «грязной  женщины»,  в  постели  которой  побывало  множество  мужчин?
           Я  был  удивлен  подобным  заявлением,  поскольку  такая  мысль  закрадывалась  мне  в  голову.
  Это  правда?  –  Медленно  протянул  я,  опуская  глаза  и  выдыхая  приступ  злости.
  Что  именно?
  То,  что  говорила  о  Вас  няня?
  А  именно,  то,  что  ты  подслушал  под  дверью?  Разве  тебя  не  учили…
  Меня,  миледи,  некому  было  учить  правилам  хорошего  тона.  Как  известно,  я  рос  без  матери.  
           Она  посмотрела  на  меня  длинным  взглядом,  как  будто  старалась  высосать  все  мои  мысли,  которые  я  намеревался  обратить  в  слова.
  Она  многое  говорила  обо  мне.  Что  именно  тебя  интересует?
           Я  смутился.  Она  улыбнулась.
  Это  правда,  что  Вы  вели  недостойный  образ  жизни,  будучи  несовершеннолетней?
  Что  ты  хочешь  услышать  от  меня?
  Правду,  конечно.  Я  хочу  услышать  хотя  бы  долю  правды  от  Вас  лично,  ведь  меня  держали  в  неведении  с  рождения.
           Она  встала  и  плавными  движениями  подошла  ко  мне,  обхватив  мои  щеки  своими  ладонями.  Я  ощутил  мягкость  её  прикосновений  и  одновременно  их  второе  дыхание,  словно  металлическая  пластина  –  гладкая,  но  острая  и  холодная,  как  лёд.
  Бедный  мальчик!  Но  я  попытаюсь  это  исправить.
  Скажите  мне.  Вам  не  кажется,  что  я  имею  право  знать  правду.
           Она  отошла  от  меня  на  расстояние  в  несколько  шагов  и  стала  у  окна,  заслонив  собой  садящееся  солнце.  Я  вмиг  почувствовал  прилив  тепла.
  Да,  -  она  повернулась  ко  мне,  сохраняя  неизменное  спокойствие,  -  у  меня  было  много  мужчин.  Я  родила  без  малого  в  пятнадцать  лет.  Отца  ребенка  я  не  помню,  да  и  вряд  ли  вспомню,  но  всех  мужчин,  что  были  мне  утехой,  я  любила.  Пусть  только  несколько  минут,  но  я  всегда  отдавалась  им  с  желанием,  со  страстью  и  никогда  –  без  любви.  Мне  лестно  будет,  если  ты  меня  услышишь  и  больно,  если  простишь,  ибо  нельзя  простить  за  страсть.  Её  вообще  нельзя  озвучивать  и  оспаривать.  Её  лишь  надо  принимать,  как  подарок  и  отдаваться  ей  всецело,  тогда  появляется  шанс  на  двойное  бессмертие.
  Двойное?
  Первое  –  боль.
  А  на  каком  месте  в  Вашей  жизни  любовь?
  Любовь  –  всего  лишь  жалкая  наследница  страсти.
  Вы  не  любили?  Мне  Вас  жаль.
  Я  влюблялась.  Я  любила.  Я  пылала  страстью  ко  всем,  кому  позволяла  ласкать  свое  тело.  
  Это  не  любовь,  а  всего  лишь  похоть.
  Тебе  не  следует  рассуждать  об  этом  в  двадцать  лет.
  В  двадцать  два,  если  быть  точным.
  Мне  нравится  твоя  исключительность.  Ты  знаешь,  чего  хочешь,  не  правда  ли?
  Не  Вам  исследовать  меня,  миледи.
           Нагнетенная  пауза  была  настолько  долгой,  что  я  собрался  было  уйти,  оставив  её  наедине  со  своей  смелостью,  но  она  снова  дала  о  себе  знать.
  Почему  ты  не  назовешь  меня  «мамочкой»?
  Я  не  могу.
  Я  прошу  тебя…
  Оставьте  эту  лирику.
  Я  умоляю…
  Прошу  Вас…
  Хочешь,  я  стану  на  колени  и  буду  твоей  рабыней?..  Ты  сможешь  наказать  меня  или  помиловать,  но  я  не  буду  так  несчастна  твоим  равнодушием.
           Признаться,  я  не  поверил  ей,  но  тут  она  сняла  обувь,  обнажив  тонкую  женственную  ножку,  облаченную  в  чулок,  экстравагантно  обтягивающий  её  и  придающий  необоснованного  шарма,  и  медленно  опустилась  на  колени,  вперив  в  меня  пристальный  взгляд.
  Прошу  Вас,  встаньте…,  -  я  дивился  её  поведению,  но  не  мог  оторвать  взгляд  от  её  умоляющего  лица,  сделавшегося  ещё  прекраснее  в  закатном  свете.
  Если  ты  не  скажешь  это,  я  умру,  -  тонко  протянула  она,  -  и  моя  смерть  станет  твоим  концом.  
  О,  Господи!..  –  вскрикнул  я,  и  выбежал  из  комнаты.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=355913
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 07.08.2012

Мамочка (трагическая повесть) - 4

Глава  4

           Мечта  –  это  костёр,  который  имеет  свойство  разгораться  и  гаснуть.  Когда  он  напичкан  сухими  толстыми  поленьями,  то  порой  разгорается  с  бешеной  энергией,  обжигая  воздух  и  заполняя  его  молекулы  пеплом,  а  если  поленья  сырые  –  ничто  не  в  силах  заставить  его  пылать.  Так  человек  способен  контролировать  действия,  обоснованные  мечтой;  он  может  потрудиться  найти  сухие  поленья,  чтобы  костёр  разгорелся,  и  исполнилась  его  мечта,  а  может  просидеть  с  прогнившими  сырыми  дровами,  от  которых  нет  толку,  и  его  мечта  начнет  гнить  подобно  этим  дровам.  Мы  не  должны  забывать  о  своей  мечте,  какой  бы  безумной  она  не  была.  И  даже  если  недавно  прошел  дождь  и  в  округе  не  найти  сухих  дров,  нельзя  садиться  наземь  и  покорно  ждать  северного  ветра.  Достаточно  пуститься  в  дальние  поиски,  не  боясь  ни  трудностей,  ни  опасностей,  и  тогда  где-нибудь  мы  обязательно  найдем  сухое  дерево,  которое  можно  было  бы  срубить  для  костра.  Главное  помнить,  что  мечта  не  должна  существовать  только  лишь  в  нашем  воображении,  она  должна  струиться  и  проявляться  в  наших  стремлениях  достичь  её  апогея.  Настоящая  мечта  никогда  не  «зреет»,  она  всегда  «пылает».  Зреет  только  план  пути,  ведущей  к  этой  мечте,  но  ни  в  коем  случае  не  сама  мечта.  Костёр  разгорается,  горит  и,  наконец,  пылает.  Мечта  же  не  имеет  степеней  развития,  как  это  происходит  с  костром.  Она  имеет  начало,  но  не  имеет  середины  и  конца,  она  всегда  находится  в  первой  и  единственной  степени.  Слово  «преобразование»  чуждо  для  неё.  Вот  она,  чёткая  и  понятная,  труднодоступная,  невозможная,  но  настоящая  и  она  пылает  вплоть  до  своего  осуществления,  а  затем  просто  уступает  место  следующей  мечте.
           Моя  мечта  жениться  на  Лоре  пылала  с  первого  дня.  И  в  тот  момент,  когда  она  уже  казалась  такой  близкой  и  реальной,  я,  похоже,  недооценил  всей  сложности  её  воплощения.  Когда  я  уже  представлял  Лору,  входящую  в  церковь  в  белом  свадебном  наяде,  с  тонкой  сетью  вуали,  слетающей  с  элегантной  шляпки,  подчёркивающей  её  природную  женственность,    когда  я  видел,  как  танцую  с  ней  свадебный  вальс,  как  нас  поздравляют  преподаватели  и  однокурсники,  как  няня  плачет,  благословляя  нас  перед  венчаньем,  я  и  подумать  не  мог,  что  эти  болезненные  желания  и  малые  радости  разыгравшегося  воображения  может  нарушить  какое-либо  событие.  А  событие  всё-таки  случилось,  при  этом  самое  невероятное,  хотя  и  предполагаемое.
           Это  событие  случилось  в  зимнее  воскресенье.  В  тот  день  мы  с  Лорой  отменили  лыжную  прогулку  по  той  простой  причине,  что  именно  в  этот  день  разыгралась  сильная  вьюга,  дороги  буквально  занесло  снегом.  На  улицах  тянулись  огромные  пробки,  сигналили  машины,  водители  ругались  друг  с  другом  из-за  неспособности  продолжить  свой  путь,  в  которой  не  одна  из  сторон  не  была  виновата.  Уличные  фонари  горели  даже  днем,  что  являлось  редким  явлением  здесь,  в  Оксфордшире.  И  хотя  дороги  периодически  расчищались  специально  призванными  для  этой  работы  людьми,  экипированными  мощными  машинами  по  уборке  снега,  белые  ледяные  хлопья  продолжали  падать  без  устали,  засыпая  улицы  ещё  большим  количеством  снега,  как  будто  природа  противилась  их  деяниям.  Мне  же  казалось,  что  природа  противиться  моему  счастью  с  Лорой  и  не  желает  видеть  нас  вместе.  Однако  я  изо  всех  сил  старался  преодолеть  это  навязчивое  ощущение  страха  перед  неизведанной  силой,  которая  способна  помешать  нашим  планам.  
           Я  сидел  за  компьютером  у  окна  и  медленно  глотал  горячий  чай.  Я  чувствовал,  как  пар,  выходящий  из  чашки  обдает  мое  холодное  лицо  и  оттаивает  замерзшие  капли  у  меня  на  щеках.  Я  поежился,  когда  сделал  первый  глоток,  во  мне  будто  что-то  сжалось  накрепко,  а  затем  размякло  и  покатилось  в  бездну.  Жар  опалил  меня,  отразившись  на  лице,  когда  мне  пришлось  поморщить  его,  дабы  выразить  изменения,  происходящие  во  мне,  но  вмиг  всё  стало  на  свои  места,  и  я  отставил  чашку.  
           Няня  сидела  в  гостиной  за  рукоделием,  которым  её  обучила  покойная  сестра  в  далёком  прошлом.  Это  было  плетение  макраме.  Она  мастерила  массивное  панно  на  стену  в  нашем  с  Лорой  новом  доме  в  качестве  небольшого  свадебного  подарка,  сделанного  своими  руками  от  всей  души.  Она  сидела  за  работой,  пока  часы  медленно  отсчитывали  последние  оставшиеся  минуты  моего  недолгого  счастья.  А  я  в  это  время  спокойно  пил  свой  чай,  не  подозревая,  что  скоро  мне  предстоит  навсегда  забыть  о  жизни,  которую  я  вел  до  сих  пор  и  расстаться  с  Лорой.  
           Я  вспомнил  о  часах,  когда  в  дверь  раздался  оглушающий  звонок,  не  похожий  на  звонок  Лоры.  Я  отпрянул  от  компьютера,  опрокинув  чашку  с  горячим  напитком  на  рукав  своего  белого  свитера.  Очень  тихо  я  издал  шипящий  звук,  выражая  тем  самым  свое  недовольство  и,  мысленно  выругав  себя,  встал  из-за  стола.  Я  подумал,  что  няня,  должно  быть  уже  открыла  дверь  и  удостоверилась,  кто  являлся  виновником  моей  неловкости,  но  тут  же  осёкся,  вспомнив,  что  это  могут  быть  нежеланные  и  нежелательные  гости.  Ах,  как  я  был  прав!..
           Я  спустился  в  гостиную  и  услышал  голоса  моей  няни  и  ещё  один  странный,  доселе  незнакомый  мне,  но  довольно  приятный  женский  голос.  Я  надеялся  выяснить,  с  кем  говорит  няня,  а  потому  ускорил  шаг  навстречу  гостье.  Очень  скоро  я  оказался  в  гостиной  и  увидел  няню,  стоящую  спиной  ко  мне.  Она  придерживала  рукой  полуоткрытую  входную  дверь  и  напряжённо  говорила  с  некоей  особой.  Я  не  слышал  о  чём  они  говорят,  но  хорошо  запомнил  выразительные  нотки  недовольства  в  мягком  голосе  моей  няни  и  ровный  спокойно  скользящий,  немного  слащавый  голос  незнакомки.  Я  не  видел  её  лица,  так  как  няня  полностью  загораживала  её  своей  фигурой,  как  бы  не  давая  войти.  Я  сразу  понял,  что  она  была  не  в  восторге  от  данного  визита,  но  тогда  я  ещё  не  совсем  понимал,  в  чём  причина  такого  поведения  на  самом  деле.  
           Я  неслышно  подкрался  и  стал  прислушиваться,  когда  по  неожиданной  неловкости,  к  моему  большому  удивлению,  так  как  я  всегда  был  внимателен  и  усидчив,  я  зацепил  краешек  кресла  у  входа  в  холл  и  создал  нежелательный  звук,  начисто  перечеркнувший  мои  планы  остаться  незамеченным  и  проинформированным.  Голоса  стихли.  Няня  обернулась  в  мою  сторону,  отклонившись  от  двери,  и  я  увидел  её….
           Это  была  дама  тридцати-тридцати  пяти  лет,  прекрасно  одета  по  последней  французской  моде.  На  ней  было  мягкое  короткое  пальто  цвета  крови,  украшенное  натуральным  мехом  ласки  или  куницы.  На  руках  виднелись  чёрные  перчатки,  а  на  перчатках  –  множество  браслетов,  судя  по  всему  –  бриллиантовых,  и  множество  опаловых  колец  на  средних  и  указательных  пальцах.  Её  волосы  струились  по  плечам,  охваченные  чёрным  шарфом,  как  ночь,  волнами  опускающаяся  на  землю.  А  глаза…  её  глаза…  я  даже  не  помню,  какого  цвета  были  её  глаза,  помню  только,  что  они  были  острые,  как  кинжал  и  моментально  пронзили  меня,  уколов  в  самое  сердце.  Дама  улыбнулась  мне  и,  как  показалось,  подмигнула.  Я  взглянул  на  няню  недоумевающим  взглядом,  и  она  замешкалась.  Все  трое  мы  стояли  молча  в  ожидании  какого-нибудь  чуда,  которое  вывело  бы  нас  из  этого  неловкого  замешательства.  Но  чуда  все  не  предвиделось,  посему  незнакомка  заговорила  первой.
  Что  же  ты,  няня,  -  обратилась  она  к  няне,  -  не  представишь  меня  этому  милому  молодому  человеку?
Это  её  «няня»,  произнесенное  так  по-свойски  и  вольготно  заставило  меня  свести  брови  на  переносице  и  напустить  ещё  более  изумлённый  вид.  Я  был  в  смятении,  в  моей  голове  назревало  как  минимум  тысяча  вопросов,  но  я  не  знал  к  кому  обратиться  за  ответами.  Дама  больше  не  проронила  ни  слова,  а  няня,  как  каменная,  стояла  и  смотрела  на  меня.  В  её  взгляде  я  уловил  нечто  такое,  чего  раньше  никогда  не  замечал  –  муку,  страшное  душевное  страдание,  которое  не  отражалось  на  её  светлом,  изрезанном  морщинами,  лице  даже  в  самые  тяжелые  годы  жизни,  даже,  когда  она  утрачивала  что-то  важное  и  значительное.  Никогда  прежде  я  не  видел  столь  печальных  глаз,  покорёженных  глубокой  болью  и  каким-то  диким  ужасом.  
  Ну  же,  няня!  Кто  эта  женщина?  –  Не  вытерпел  я,  и  подошел  к  ним  ближе.
  Это…  это  твоя  мать.  –  Убитым  голосом,  едва  сдерживая  слезы,  выдала  она  и  умолкла.
С  минуту  я  не  знал,  как  реагировать:  смеяться  мне  или  рыдать.  Я  так  долго  представлял  себе  мою  мать,  что  уже  потерялся  в  догадках  и  фантазиях.  Я  взглянул  на  даму,  стоящую  передо  мной  на  фоне  сверкающего  зимнего  дня  в  королевской  одежде  и  дорогих  украшениях,  и  не  верил,  что  это  действительно  моя  мать.  Я  увидел,  как  изменилось  её  лицо,  когда  няня  сказала,  что  она  моя  мать.  Очевидно,  дама  тоже  не  знала  о  моем  существовании,  а  если  даже  и  знала,  то  уж  наверняка  не  предполагала,  что  это  именно  я.  Но  тут  я  увидел  и  нечто  иное:  когда  она  узнала,  кто  я  есть,  она  сделала  нарочито-участвующий  вид,  за  которым  был  скрыт  некий  интерес,  с  которым  она  жадно  рассматривала  меня  с  ног  до  головы  по  несколько  раз  то  опуская,  то  поднимая  взгляды.  Я  же  продолжал  стоять  без  малейшего  движения,  как  статуя  Аполлона  в  Древней  Греции,  прямо,  ровно,  с  высоко  поднятой  на  вдохе  грудью  и  безупречной  осанкой.  
           И  тут  (отдаю,  право,  следующее  происшествие  на  ваше  суждение)  я,  как  подорванный  сорвался  с  места,  подбежал  к  матери  и  крепко  обнял  её,  да  так,  что  няня,  стоящая  подле  нас  приоткрыла  рот  и  следом  прикрыла  его  ладонью,  дабы  скрыть  нахлынувшие  эмоции.  Думаю,  она  чувствовала  в  тот  момент  ядовитую  смесь  удивления  и  ревности  к  новоприбывшей  новоявленной  «мамочке».  Я  же  затрудняюсь  ответить,  что  чувствовал:  это  могло  быть  и  волнение,  и  радость,  и  опасение,  и  даже  испуг  в  некоторой  степени,  но  я,  вплоть  до  того  как  обнял  её,  не  почувствовал  то  невообразимое  посторонним  счастье,  которое  только  может  испытать  сын  после  долгой  разлуки  с  матерью.  Мое  же  чувство  было  больше  похоже  на  то,  что  испытывает  пёс,  когда  к  нему  наконец  приходит  хозяин,  забывший  покормить  питомца  накануне.  Иногда  подобное  ощущение  испытывают  рабы,  когда  рабовладельцы  прощают  им  их  проступок  и  обещают  не  стегать  плетью.  Именно  это  чувство  пробудил  во  мне  её  приезд,  чувство  покорной  благодарности,  страстное  желание  служить  и  повиноваться.  Я  не  могу  объяснить,  чем  было  вызвано  это  чувство,  но  могу  с  точностью  заявить,  что  эта  женщина  с  первой  секунды  пробуждала  во  мне  отнюдь  не  сыновью  любовь.
           Я  пригласил  мою  мать  войти  и  располагаться  поудобнее,  в  то  время  как  няню  попросил  приготовить  нам  всем  чай.  Моя  мать  медленно  прошла  по  коридору,  утончённо  стуча  тонкими  шпильками  по  старому  паркету,  вошла  в  залу  и,  садясь  в  кресло,  начала  внимательно  рассматривать  интерьер.  Она  закинула  ногу  на  ногу,  и  я  заметил  слегка  обнажившуюся  часть  бедра.  Она  вцепилась  руками  в  мягкий  плюш  кресла,  и  я  уловил,  как  смялась  ткань  под  натиском  её  сухих  ладоней,  и  как  тяжело  вгрузли  её  кольца  в  мягкое  облачко  плюша.  Одним  резким  движением  головы  она  откинула  прилипшие  к  шее  волосы  и  сбросила  шаль,  покрывающую  их.  Мне  показалось,  я  почувствовал,  как  тяжело  она  упала  на  паркет,  как  будто  на  него  обрушилась  тонна  кирпичей.  Я  поморщился,  но  тут  же  перевёл  взгляд  на  мать,  чтобы  не  показать  своей  растерянности  и  неуверенности,  явно  проступающей  через  мимику.  И  только  после  того,  как  я  последний  раз  взглянул  на  неё,  я  понял,  что  она  не  переставала  смотреть  на  меня  всё  это  время,  как  бы  изучая  мое  поведение,  как  изучают  поведение  подопытных  животных.  Её  лицо  не  выражало  никаких  сильных  эмоций,  но  это  не  означало,  что  она  не  испытывала  их,  глядя  на  меня,  просто  моя  мать  относилась  к  тому  типу  женщин,  которые  отлично  скрывают  не  только  свои  эмоции,  но  и  свой  интерес.  Я,  казалось,  пылал  от  одного  её  взгляда,  меня  как  будто  распиливали  надвое,  при  этом  заставляли  терпеть  адскую  боль  без  крика.  А  я  не  мог  устоять,  и  мысленно  кричал,  так  кричал,  что  рвал  голосовые  связки  –  это  виделось  мне  легче,  чем  переносить  боль  под  её  пристальным  огненным  взглядом.  Эту  боль,  я  думаю,  я  бы  не  вынес  и  сейчас.
           Вошла  няня  с  большим  сверкающим  подносом,  на  котором  стояли  три  чашки  чая  в  виде  приплюснутой  правильной  пирамидки,  если  смотреть  сверху.  Но  сверху  всё  кажется  не  таким.  Сверху  все  представляется  нам  в  правильном  свете,  всё  имеет  свою  форму,  логичную  последовательность  и  свой  контур,  очерчивающийся  и  виднеющийся  на  матовой  горизонтальной  плоскости.  Нам  кажется,  что  люди,  чьи  головы  озаряет  небесный  свет  счастливее  нас  и  полны  жизненных  сил,  мы  думаем,  что  они  здоровы,  что  у  них  нет  причин  для  беспокойства  или  тревоги,  что  они  могут  позволить  себе  помечтать  и  спокойно,  не  спеша  и  не  прилагая  особых  усилий,  покорить  весь  мир,  подчинить  его  своей  воле,  да  так,  чтобы  этому  миру  казалось,  будто  он  добровольно  пал  к  их  ногам,  стоило  им  только  остановиться  и  выказать  свои  намерения  взглядом.  Но  так  кажется  только  сверху,  когда  летаешь  выше  облаков,  широким  свободным  размахом  крыльев  охватываешь  горизонт  и  следуешь  за  солнцем,  когда  благо  твоей  жизни  заставляет  тебя  думать,  что  и  жизни  других  наполнены  исключительно  счастливыми  мгновениями,  когда  ты  радуешься,  жмуря  глаза  от  ослепительного  блеска  голубого  неба,  тебе  кажется,  что  ночь  никогда  не  наступит  и  для  них,  что  и  они  улыбаются  свету  дня  вместе  с  тобой.  Человек  осознает  проблемы  другого  только,  когда  подобные  проблемы  касаются  непосредственно  его  самого,  в  противном  случае,  весь  окружающий  мир  остается  для  него  по  ту  сторону  его  умственных  возможностей,  в  тени,  не  кажущей  глаз,  неведомым  и  неиспытанным  горем,  сокрытым  под  вуалью  радости.  Человек  –  существо  разумное,  но  слишком  логичное  для  своего  истинного  предназначения  на  этой  земле.  Он  способен  понимать  и  верить  только  в  то,  что  доступно  его  пониманию,  что  принято  общественным  законом,  а  не  то,  что  есть  на  самом  деле.  Но,  как  известно,  не  всё  то,  что  является  правдой,  подвержено  общественному  логическому  мышлению  и  контролируемо  принятыми  между  людьми  законом.  Иногда  случаются  события,  которые  не  поддаются  логике,  события,  в  которые  нужно  просто  поверить  безо  всякой  задней  мысли,  поверить  и  принять.  Но  обычному  человеку  очень  трудно  сломать  свои  стереотипы,  устанавливающиеся  на  протяжении  всей  жизни,  принципы,  которое  внушались  годами,  строились  обществом  и  диктовались  временем.  Это  чересчур  необъемлемо,  немыслимо  для  человека,  привыкшего  считаться  сначала  с  мнением  семьи,  затем  с  общественным  мнением  и  законом,  по  которым,  как  принято  считать,  должен  жить  каждый  уважающий  себя  человек.  И  даже  в  критические  моменты,  так  называемые  моменты  скоропостижного  выбора,  человек  руководствуется  именно  стереотипами  и  логикой,  а  не  верой  и  риском.  В  сущности,  человек  не  способен  на  настоящий  риск,  даже  убежденные  «покорители  Эвереста»,  завсегдатаи  казино,  нелегалы  и  революционеры,  все,  кто  способен  пожертвовать  своей  жизнью  ради  минутного  удовлетворения  и  пресыщения  определённой  дозой  адреналина,  необходимой  им  как  воздух  для  дальнейшего  существования,  не  могут  утверждать,  что  они  идут  на  риск.  Чем,  например,  рискует  человек,  который  прыгает  с  парашютом  с  двухтысячной  высоты,  кроме  как  своей  жизнью  и  нервами  близких  людей?  Должно  быть,  его  жизнь  так  ничтожна  и  примитивна,  что  не  жалко  в  любой  момент  оборвать  её,  а  родственники,  очевидно,  так  ненавистны  ему,  что  этот  «храбрец»  не  утруждает  себя  беспокойством  о  них.  С  другой  стороны,  если  бы  он  действительно  любил  их  и  ценил  свою  жизнь,  он  бы  ни  за  что  не  стал,  как  он  называет  это,  –  «рисковать».        
           Риск  –  благородное  дело.  Тогда  и  предшествующие  этому  делу  события  также  должны  быть  направлены  на  благородство,  а  не  на  кратковременное  задабривание  убогого  тщеславия  и  наигранного  честолюбия.  Риск  –  это,  прежде  всего,  выносливость.  Человек,  преодолевающий  жизнь  и  самого  себя  в  ней,  рискует  как  никто  другой.  Он  рискует  просчитаться  в  своих  шагах,  сделать  что-то  не  так,  боится  ошибиться  или  поступить  несправедливо.  Так  судья  рискует  вынести  неверный  губительный  приговор  подсудимому,  если  иначе  истолкует  факты,  а  доктор  рискует  потерять  уважение  коллег  и  свой  собственный  покой,  если  поставит  неправильный  диагноз  или  неуспешно  проведёт  ту  или  иную  процедуру  по  лечению  пациента.  Мать  рискует  навсегда  потерять  доверие  ребёнка,  если  допустит  ошибку  в  его  воспитании  или  не  правильно  поймёт  его  проблему,  когда  он  обратится  к  ней  за  советом.  Таких  примеров  не  счесть,  а  если  вздумается,  то  можно  потратить  на  подсчёты  не  одни  сутки,  но,  в  сущности,  всё  сводится  к  риску.  Мы  рискуем  каждый  день,  живя  и  чувствуя  за  собой  ответственность,  ибо,  когда  на  нас  возлагается  некая  ноша,  как  бы  тяжела  она  не  была,  мы  навсегда  утрачивает  право  говорить  только  от  своего  имени,  поскольку  мы  разделяем  свой  крест  с  другими,  с  теми,  кто  дорог  нам  или  с  теми,  кого  мы  любим.  В  противном  случае,  мы  рискуем  потерять  их  любовь.  
           Для  того  чтобы  почувствовать  вкус  страха,  испытать  прилив  горячей  крови  к  вискам,  совсем  не  обязательно  висеть  на  тросе  над  пропастью  или  сигать  с  высоты  многоэтажного  дома,  в  надежде,  что  тобой  станут  восхищаться,  как  бесстрашным  героем  детских  комиксов,  достаточно  только  жить  и  быть  достойным  своей  жизни,  дарованной  свыше,  ведь  жизнь  –  это  самый  главный  риск.
             
           Няня  оставила  поднос  на  столе  и  подала  нам  чай.  По  её  лицу  снова  пробежала  тень  подавленности,  и  моё  сердце  сжалось,  завидев  это,  в  тот  момент,  как  моя  мать  изобразила  нелепую  улыбочку,  обнажив  сверкающие,  как  хрусталики,  зубки.  Мне  показалось  странным  эта  напряжённая  ситуация  в  доме,  более  того,  после  рассказов  об  этой  женщине,  которую  няня  рисовала  как  мою  мать,  текущая  обстановка  была,  можно  сказать,  дикой.  Няня  села  рядом  со  мной  напротив  моей  матери  и  вперила  в  неё  недоверчивый  острый  взгляд,  словно  изучала,  как  азбуку.  Но  этот  её  взгляд,  как  я  заметил,  ничуть  не  смутил  мою  мать,  как  раз  наоборот,  он  несказанно  смутил  меня  в  присутствии  этой  незнакомой  мне  женщины.  Умом  я  понимал,  что  в  моих  жилах  течёт  её  кровь,  а  в  ее  жилах  –  моя,  но  сердце  сопротивлялось,  как  будто  желало  выкрикнуть:  «Не  верь,  это  не  твоя  мать!».  Что-то  сжималось  во  мне  и  пряталось  под  ковриком  моей  души  где-то  на  глубине  многотысячных  чувств,  но  в  то  же  час  рвалось  наружу,  выло  и  металось,  жаждая  снова  броситься  к  ней  и  обнять,  точнее,  обжечь  её  стан  своими  объятиями,  как  она  обжигала  меня  своим  пылким  взглядом,  от  которого  я  не  имел  представления  как  укрыться.  
           Тут  няня  заметила  мое  двойственное  состояние,  будто  прочла  меня  как  открытую  книгу,  и  сменила  выражение  лица  на  более  приветливое  и  доброжелательное.  Мы  принялись  было  пить  чай,  когда  няня  заговорила  с  моей  матерью.
  Где  же  ты  была  так  долго,  доченька?  Прошло  столько  лет,  а  мы  с  отцом  не  получали  от  тебя  не  единой  весточки,  уже  стали  мириться  с  мыслью,  что  тебя  нет  среди  живых.
  Выходит,  рано  хоронили  меня,  няня.  –  Отрезала  она  и  вновь  улыбнулась  той  же  неприятной  улыбкой,  что  у  меня  мороз  пробежал  по  коже,  однако  вскоре  сменившийся  приятной  теплотой  и  даже  жаром.
  Где  ты  жила  всё  это  время?  –  Повторила  няня.
  Во  Франции.  В  Париже.  –  Коротко  ответила  она,  и  опустила  глаза  в  чашку,  из  которой  ещё  струился  горячий  пар.
           Я  по-прежнему  предпочитал  молчать,  внимательно  наблюдая  за  ними.  Моя  мать  больше  ничего  не  рассказывала,  а  няня  не  спрашивала,  иной  раз,  боясь  сказать  что-то  ни  то,  что  может  навредить  мне  или  разбередить  в  душе  старые  раны.  Мне  казалось,  она  просто  боится  расспрашивать  её  при  мне,  чтобы  ненароком  не  раскрыть  тайны  тёмной  стороны  её  жизни,  которые  тщательно  скрывались  от  меня  на  протяжении  долгих  лет.  Тогда  я  и  предположить  не  мог,  что  это  были  за  тайны,  а  когда  всё  стало  известно,  было  уже  слишком  поздно  что-либо  предполагать  и  предпринимать.
           Мы  допили  чай.
  Пойдём,  я  отведу  тебя  в  комнату  для  гостей  –  ты,  должно  быть,  устала  с  дороги,  но  верно  забыла  планировку  старого  родительского  гнезда,  верно?  –  Вежливо  предложила  няня,  когда  мы  встали  из-за  стола,  и  уже  прихватила  её  за  локоть,  но  моя  мать  остановила  её.
  Не  стоит,  няня.  Планировку  этого  жилища  я  буду  помнить  всю  жизнь,  но  мне  бы  хотелось,  чтобы  меня  проводил  мой  сын,  если  ты  конечно  не  возражаешь?
           Я  бросил  короткий  взгляд  на  няню,  лицо  которой  приобрело  негодующий  оттенок,  а  затем  резко  перевёл  его  на  мою  мать.  Та  по  обыкновению  состроила  свою  лукавую  усмешку  и  хитро  сощурила  глазки.  Подумать  только,  кого  я  видел  в  этой  женщине!  Губительницу  душ,  коварную  бестию,  изворотливую  и  лживую  особу,  –  только  не  ласковую  и  нежную  мамочку.  Я  старался  изо  всех  сил  гнать  от  себя  эти  нехорошие  мысли,  старался  не  думать  о  ней  так  плохо  и  настроить  себя  на  всяческое  сближение  с  матерью,  которой  мне  так  не  хватало  всю  жизнь.  
  Хорошо,  если  твой  сын  не  против.
           Обе  выжидающе  посмотрели  на  меня,  а  я  не  знал,  что  ответить.  Тогда  няня  оборвала  эту  неловкую  ситуацию  резким  голосом,  которого  я  прежде  никогда  от  неё  не  слышал,  впрочем,  как  и  многое  другое.  Почти  всё  в  ней  сегодня  стало  для  меня  открытием:  поведение,  жесты,  интонации,  взгляды,  –    всё,  что  раньше  никак  не  сопоставлялось  с  моей  доброй  старушкой,  которую  я  безумно  любил,  и  которая  заслужила  эту  любовь.
  Ну  всё,  хватит!  Я  отведу  тебя  в  комнату,  а  потом  зайду,  и  мы  поговорим.  
           Моя  мать,  похоже,  удивилась  столь  неожиданной  резкости,  что  только  вздумала  открыть  рот  и  возразить,  как  няня  снова  пресекла  её,  не  давая  возможности  перечить.
  Хватит!  Поднимайся  наверх.
  Но,  няня…  -  вздумал  вмешаться  я,  недооценив  степень  её  раздраженности.
  А  с  тобой,  -  громко  вскрикнула  она,  но,  увидев  мой  недоумевающий  взгляд,  осеклась  и  перешла  на  более  мягкий  тон,  -  с  тобой  мы  поговорим  вечером.  Иди  к  себе  и  продолжи  занятия.  –  Она  подошла  ко  мне,  наклонила  мою  голову,  поцеловав  в  лоб,  и  перекрестила.  –  Иди  с  Богом,  сынок.
  Мы  ещё  увидимся  сегодня,  когда  я  отдохну  с  дороги.  –  Бросила  мне  вслед  моя  мать,  но  я  не  обернулся,  бегом  отправившись  вверх  по  лестнице.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=355193
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.08.2012

Мамочка (трагическая повесть) - 3

Глава  3

           В  Оксфордском  университете  я  познакомился  с  девушкой  –  моей  однокурсницей  –  Лорой,  которая  фигурирует  в  начале  рассказа,  как  моя  жена.  Это  была  милая,  вечно  улыбающаяся,  робкая  девочка,  в  обществе  которой  я  чувствовал  себя  непринуждённо  играющем  скрипачом,  открывшемся  своей  музыке  всецело  и  легко.  У  неё  были  алые  губы,  поцелуи  которых  сводили  меня  с  ума,  и  рыжие  волосы.  Ах,  эти  волосы!  Они  всегда  стояли  передо  мной  в  любые  эпизоды  моей  жизни,  подавали  свет  надежды,  когда  я  чувствовал  крах  воли  и  напрасность  усилий,  спасали,  когда  я  тонул  в  пучине  непримиримого  одиночества,  и  обуздывали  в  моем  непокорном  тщеславии.  Они  отливали  солнечным  светом,  отражая  и  купая  в  своих  лучах  мою  неискупимую  вину  перед  собой  и  всем  миром.  Сколько  бы  я  не  совершал  ошибок,  волосы  моей  обожаемой  Лоры  всегда  стояли  передо  мной,  как  безмолвный  судья  моих  преступлений.  
           С  нашего  первого  знакомства  прошло  более  девяти  лет,  а  я  свежо  храню  в  памяти  это  светлое  воспоминание,  когда  она,  в  сиреневом  платье  чуть  ниже  колен,  вошла  в  залитую  солнцем  аудиторию,  опоздав  на  несколько  минут  и  вежливым  ровным  голосом  извинилась  за  опоздание.  При  этом  её  голос  бил  струей,  чёткий    и  уверенный,  он  тронул  мою  душу,  напомнил  о  краях,  в  которых  я  никогда  не  бывал,  в  краях  синего  моря  и  белого  раскалённого  на  солнце  песка.  Она  виделась  мне  Гетерой,  ступавшей  чинно  и  важно,  как  сон,  как  мечта,  как  воплощение  земной  любви,  ценнее  и  дороже  коей,  как  я  понял  со  временем,  мне  уже  не  доводилось  встречать.  Она  пробудила  во  мне  энтузиазм  к  учёбе,  которого  мне  вечно  не  хватало,  и  заставила  поверить  в  искренность,  которой  вечно  не  хватало  этому  миру.  С  ней  я  узнал,  что  значит  жить,  жить  и  любить…  Лору.  
           Она  вошла  и  тихо  села  на  крайнюю  скамью,  аккуратно,  без  лишнего  шума,  достав  книги  и  пишущие  принадлежности  из  глубокой  чёрной  сумки,  какие  ей  обыкновенно  были  по  вкусу.  Эта  сумка,  думалось  мне,  несколько  портит  её  внешний  облик.  Она  была  чересчур  мрачной  для  её  белого  благородного  овала  лица,  золотых  путающихся  волос  и  светло-карих,  почти  глиняных  сверкающих  глаз.  На  мой  взгляд,  ей  бы  подошла  сумка  цвета  неба,  глубокого  и  всеобъемлющего,  как  её  душа,  способная  жить,  жить  и  любить…  меня.  
           В  тот  день  я  так  и  не  подошёл  к  ней,  не  решился  заговорить,  боясь  создать  о  себе  плохое  впечатление.  Я  был  уверен,  что  влюблён.  Я  влюбился  в  неё  в  тот  момент,  когда  она  вошла  в  аудиторию,  воздушная  и  солнечная  в  нежной  дымке  запахов  далёких  морей  и  весеннего  цветения  яблони.  Не  проронил  я  ни  единого  слова  и  на  следующий  день,  и  ещё  несколько  дней  я  даже  не  пытался  нарушить  её  первозданность.  Всё  это  время  я  лишь  умилённо  наблюдал,  как  активно  она  работает  на  занятиях,  как  много  знает  тем  для  увлекательных  интеллектуальных  бесед  и  как  велико  её  воздействие  на  меня.  Я  повторял  беспрестанно  её  имя:  Лора.  Лора,  Лора,  Лора…  Лора.  –  это  имя  имело  надо  мной  странную  власть  нежности  и  истязало  душку  своим  восхитительным  звучанием.  Как  капли  дождя  опускалось  это  имя  в  мое  сердце,  заполняя  его  целиком  и  подогревая  постылый  для  нежности  жар,  неловкий  и  неиспытанный.  
           Однажды  в  осеннее  утро  она  по  обыкновению  вошла  в  аудиторию,  как  всегда  благоуханная  и  прекрасная,  мягко  извинилась  за  очередное  опоздание  (о,  как  ей  можно  было  что-то  не  простить!)  прошла  мимо  своего  ряда  и  села  подле  меня.  Всё  замерло,  хотя  вокруг  по-прежнему  кипела  жизнь:  преподаватель  биологии  мистер  Томас  Ральф  пояснял  нам  процесс  фотосинтеза  у  растений,  в  то  время  как  настоящий  фотосинтез  происходил  в  моей  душе.  Я  замер  в  ожидании  услышать  хоть  что-нибудь  в  пояснение  такому  её  поступку,  но  она  была  безмолвна  до  конца  урока.  А  с  наступлением  перемены  я  испугался  её  слов  и  быстро  выбежал  из  аудитории,  позабыв  на  столе  книгу.  В  коридоре,  когда  я  думал,  что  на  сей  раз  упустил  свой  шанс  окончательно  и  бесповоротно,  она  вдруг  подошла  ко  мне  и  протянула  книгу.  Я  послушно  взял  её,  не  сводя  глаз  с  Лоры,  и  чуть  заметно  кивнул  в  благодарность.  Она  смущённо  усмехнулась  моей  неловкости  и  краске,  явно  выступившей  на  горячих  щеках,  и  тихонько  проговорила:  «Почему  ты  так  долго  не  говорил  со  мной?».    
           С  тех  пор  мы  с  ней  стали  неразлучны,  как  ночь  и  день,  веселы,  как  жаворонки  и  любящи,  словно  Ромео  и  Джульетта.  Моя  Лора,  моя  Джульетта,  жизнь  моя  стала  для  меня  всем,  и  только  ей  я  отдавал  все  хорошее,  что  было  во  мне  тогда,  весь  свет,  всю  нежность  и  ласку.  Мы  сидели  на  одной  скамье,  рядом,  вместе  гуляли  в  парке,  недалеко  от  Оксфорда,  вместе  готовили  домашнее  задание,  (признаться,  мне  было  трудно  соображать  что-либо,  когда  она  находилась  всего  в  полуметре  от  меня)  и  вместе  радовались  каждому  новому  рассвету  нашей  любви.  
           По  окончанию  первого  курса  у  нас  впервые  произошло  то,  что  обычно  бывает,  если  двое  любят  друг  друга.  Она  отдалась  мне  с  тем  же  трепетом,  что  и  я  ей,  словом  в  одну  из  тихих  летних  ночей  мы  вручили  себя  друг  другу  целомудренно  и  невинно,  купаясь  в  круговороте  чувств  и  эмоций.  Мы  лежали  в  постели  и  смотрели  друг  другу  в  глаза,  когда  я  сделал  ей  предложение  стать  моей  женой  и  навсегда  соединить  свою  жизнь  с  моей.  Сперва  она  изучающее  вглядывалась  в  мое  лицо,  должно  быть  от  неожиданности,  а  затем  коротко  кивнула  и  опустила  влажные  от  слёз  глаза.  Я  приник  устами  к  её  векам  и  крепко  обнял.  Воспоминания  об  этой  ночи,  как  и  обо  всех  мгновениях  счастья,  проведённых  с  нею,  я  помню  явственно  и  живо,  каждый  раз  возвращаясь  в  то  беспечное  время,  когда  самые  прекрасные  и  возвышенные  чувства  трогали  мое  сердце  и  ласкали  мою  любовь.  
           Мы  решили  пожениться,  как  только  начнутся  каникулы.  Я  сообщил  эту  радостную  новость  няне,  когда  привёл  Лору  познакомиться  с  ней.  И  я  никогда  ещё  не  видел  её  такой  счастливой,  она  как  будто  помолодела  на  десять  лет,  и  хотя  её  морщинистые  глаза  заполнились  соленой  влагой,  я  заметил  в  ней  странную  живость,  которая  никогда  раньше  не  бросалась  мне  в  глаза.  Она  поздравила  и  благословила  нас.  А  на  следующий  день  Лора  отправила  письмо  с  этим  радостным  известием  родителям  в  США  и  с  нетерпением  ждала  от  них  того  же,  что  и  от  моей  няни.  Она  была  уверена,  что  они  не  станут  препятствовать  её  выбору,  поскольку  всегда  считались  с  её  мнением,  были  понимающие  и  любящие  на  протяжении  всей  жизни.  
           Через  две  недели  пришёл  их  ответ,  в  котором  они  выказывали  свою  безграничную  радость  и  давали  свое  благословение  на  наш  брак.  Лора  показала  мне  их  письмо.  Там  были  теплые  утешительные  слова  матери,  отца  и    её  маленького  братика,  а  также  их  подписи  и  открытка  с  поздравлением.  Я  вглядывался  в  ровный  почерк  будущей  тёщи  и  волей-неволей  взгрустнул,  вспомнив,  что  никогда  не  получу  подобное  письмо  от  своих  родителей.  Лора  уловила  изменения  в  моем  лице  и  молча  обняла  меня  на  шею,  прижав  раскрасневшееся  от  волнения  лицо  к  своей  груди.  Я  много  рассказывал  ей  о  своем  прошлом,  в  том  числе  и  о  моей  матери,  которая  известна  мне  только  по  старым  детским  фотографиям  и  по  рассказам  няни,  об  отце  и  вовсе  ничего  не  знал,  а  деда  почти  не  помнил.  По  её  переменившемуся  лицу,  я  заметил,  что  эта  история  тронула  мою  Лору  до  глубины  души,  задела,  так  сказать,  за  живое.  Она  ничего  не  отвечала,  слушала  внимательно  и  всякий  раз,  когда  я  срывался  в  пропасть  печали,  она  обнимала  меня  вот,  как  сейчас  и  мне  становилось  теплее.  Я  вновь  возвращался  к  жизни  и  думал  о  будущей  семье  и  о  наших  будущих  детях,  для  которых  я  поклялся  сделать  все,  чтобы  они  не  чувствовали  себя  покинутыми,  как  я  когда-то.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=355192
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 04.08.2012

Мамочка (трагическая повесть) - 2

Глава  2

           Эта  история  берёт  своё  начало  из  моего  далёкого  детства,  которое  так  внезапно  оборвалось,  не  успев  известить  и  подготовить  меня  к  столь  трагическому  финалу.  Она  повествует  о  счастье,  дарованном  мне  до  моего  унизительного  падения  в  глазах  общества  и  о  жестокой  расплате  после  него.  
           Всё  началось  с  моей  матери,  молоденькой  девчушки,  забеременевшей  в  возрасте  четырнадцати  лет  от  неизвестного  даже  ей  самой  мужчины,  поскольку  она  имела  привычку  менять  их  дважды  в  неделю.  Её  мать,  соответственно  моя  бабушка,  умерла  при  родах  много  лет  назад,  за  что  отец  таил  на  дочь  подсознательную  злобу,  не  упуская  возможности  укорить  её  в  том,  в  чём,  по  сути,  нет  её  вины.  И  хотя  делал  он  это  несознательно,  она  сильно  страдала,  с  детства  выслушивая  отцовские  колкости  на  эту  тему,  вбирая  в  себя  всё  негативное,  что  касается  родительской  любви.  В  её  маленькой  детской  головке  вертелась  необузданная  мысль,  как  можно  любить  убийцу,  как  можно  вообще  любить.  Эта  мысль  постепенно  перерастала  в  навязчивую  идею,  а  со  временем  стала  смыслом  всей  её  жизни.  С  десяти  лет  девочка  начала  покидать  дом  поздно  ночью  и  до  зари  бродить  по  пустынным  улицам,  плача  втайне  от  всех,  в  том  числе  и  от  старой  няни,  которую  нанял  её  отец  (мой  дед)  сразу  после  смерти  жены.  Это  была  добрейшая  душа,  отличавшаяся  своим  простодушием  и  неисчерпаемой  нежностью  по  отношению  к  детям  и  к  дому.  Отец  моей  матери  очень  уважал  её  и  поверял  все  тайны,  скрывавшиеся  в  тени  его  души,  рассказывал  ей  обо  всех  заботах  и  проблемах,  постигавших  его  на  работе  и  в  повседневной  жизни.  Няня  терпеливо  выслушивала  всё,  что  он  говорил,  и  никогда  не  перебивала,  чем  заслужила  его  хорошее  отношение.  Но  со  временем,  когда  девочка  подрастала,  все  проблемы  начали  исходить  из  её  легкомысленного  образа  жизни.  
           В  школе  она  училась  на  одни  тройки,  да  и  то,  благодаря  учителям,  которые  изо  всех  сил  вытягивали  из  неё  всё,  чем  можно  было  доказать  наличие  в  её  голове,  по  крайней  мере,  минимальных  знаний.  Её  окружали  всегда  только  мальчики  с  плохой  репутацией  шалопаев  и  тупиц,  поскольку  девочки  из  порядочных  семей  не  общались  с  ней.  Должен  признать,  она  пользовалась  достаточной  популярностью  среди  парней,  жаждущих  воспользоваться  её  слабостью  и  лишить  невинности  при  первом  удобном  случае,  что  и  произошло  впоследствии.  В  четырнадцать  лет  она  поняла,  что  беременна,  но  с  напыщенно  гордым  видом  не  говорила  ни  отцу,  не  няне  имя  отца  своего  ребёнка,  и  не  потому  что  не  хотела,  а  потому  что  попросту  не  знала.  Мой  дед,  будучи  человеком  высоких  моральных  принципов,  не  позволил  себе  впадать  в  панику,  но  и  не  был  с  ней  слишком  мягок.  Моей  матери  тогда  очень  горько  пришлось,  особенно  после  публичного  скандала  и  побоев.  Няня,  как  могла,  защищала  свою  воспитанницу,  так  как  она  была  ей,  как  дочь,  но  дед  не  желал  уступать  и  потребовал  от  дочери  немедленного  аборта,  на  что  моя  мать,  как  вы  уже  верно  догадались,  ответила  отказом.  
           В  последний  момент,  после  долгих  скандалов,  криков,  взаимных  оскорблений  и  неприятностей,  царивших  на  тот  момент  в  доме,  отец  моей  матери  пришёл  к  выводу,  что  разрешит  ей  оставить  ребёнка  только  в  том  случае,  если  она  устроиться  на  работу  и  станет  послушной  дочерью  и  примерной  матерью.  Няня,  похоже,  была  довольна  такому  повороту  событий,  отец  немного  пришёл  в  себя  и  как  будто  бы  успокоился,  но  на  этом  беды  нашей  семьи  не  заканчивались.  Напротив,  они  только  входили  во  вкус,  набирая  всё  более  разрушительную  и  пагубную  силу.  
           Шли  дни,  недели,  месяцы…  Моя  мать  много  раз  пыталась  устроиться  на  работу,  но  это  оказалось  не  так  просто.  Мы  жили  в  небольшом  загородном  доме  в  одном  из  спальных  районов  Оксфорда,  практически  оторванном  от  города,  не  имеющем  всех  необходимых  для  самостоятельного  существования  ресурсов,  а  также  и  рабочих  мест.  Кроме  того,  кто  возьмёт  на  работу  несовершеннолетнюю  девочку,  плохо  знающую  всякую  науку,  не  имеющую  представления  о  развитии  государственной  экономики,  политики,  не  знающей  иностранных  языков  и  тому  подобное,  да  ещё  беременную,  с  будущим  грудным  ребёнком  на  руках.  Бывало,  в  нескольких  местах  ей  предлагали  временно  подрабатывать  на  продуктовом  рынке,  заниматься  реализацией,  мелкой  торговлей,  помогать  уборщицам  в  социальных  учреждениях  или  мести  улицы  за  считанные  гроши.  Естественно,  подобная  работа  не  пришлась  ей  по  вкусу,  особенно  после  разгульной  жизни,  которую  моя  мать  вела  до  того,  как  оказалась  в  положении.  Во  всякого  рода  труде  она  была  столь  же  ленива,  как  и  в  учёбё,  как  и  в  работе  по  дому,  сваливая  всё  на  плечи  уже  не  молодой  няни.
           Отец  в  это  время  занялся  починкой  машин,  устроился  на  вторую  работу  в  ночную  смену  и  уже  не  мог  уделять  столько  времени  дому,  как  прежде.  Дочь,  почувствовав  желанную  свободу,  вовсе  отбилась  от  рук,  предаваясь  каждодневным  развлечениям,  как  это  часто  происходило  в  былые  времена.  И  отец  махнул  на  всё  рукой,  поскольку  уверился  в  её  некомпетентности  ни  в  труде,  ни  в  чём  бы  то  ни  было  другом.  Ему  всё  стало  вдруг  постыло,  безразлично.  Он  перестал  ежедневно  отчитывать  дочь  за  безнравственное  поведение,  перестал  обращать  внимание  на  людское  злословие  за  своей  спиной  в  адрес  его  легкомысленной  испорченной  девчушки,  перестал  даже  как  следует  высыпаться  по  выходным.  Его  лицо  приобрело  некий  серый  оттенок,  глаза  стали  унылыми  и  вечно  печальными,  при  одном  взгляде  в  которые  становилось  до  боли  грустно.  Он  уходил  на  работу  на  рассвете,  а  возвращался  за  полночь,  вваливался  в  дом  утомлённый  и  выжатый,  как  сочный  летний  фрукт,  заваливался  на  кровать  в  одежде  и  мгновенно  засыпал,  чтобы  завтра  повторить  в  точности    то  же  самое.  И  так  день  ото  дня  всё  шло  не  так,  наперекосяк,  неправильно  и  бессмысленно.  А  по  истечении  девяти  положенных  месяцев,  когда  моя  мать  родила  меня,  её  отец  и  вовсе  запил.  Приходил  домой  с  разящим  запахом  спиртного,  частенько  засиживался  в  барах  с  такими  же  обездоленными  собутыльниками,  каким  он  сам  был  в  тот  момент,  где  оставлял  половину  заработной  платы  как  минимум.  Няня,  как  не  убеждала  его  в  добропорядочном  поведении,  всё  было  напрасно.  С  рождением  ребёнка  хлопот  у  нее  прибавилось,  ибо  моя  мать  совершенно  не  занималась  моим  воспитанием,  не  говоря  уже  о  том,  что  она  снова  взялась  за  старое.  И  в  один  из  таких  однообразно  пустых  дней,  она  встретила  очередного  ухажёра,  вскружила  ему  голову  и  вскоре  покинула  отчий  дом,  не  оставив  о  себе  никаких  следов.  А  я  остался  на  благотворительном  попечительстве  изрядно  пьющего  отца  и  старой  няни.  
           Её  поспешный  внезапный  отъезд  сильно  повлиял  на  дальнейшее  поведение  моего  деда,  резко  завязавшего  с  выпивкой  и  вновь  принявшегося  за  работу.  Няня  была  рада  этому  событию  и  даже  очень,  поскольку  одной  ей  приходилось  более  чем  тяжело.  Дом  по-прежнему  оставался  на  ней,  включая  всё  основное  хозяйство  и  мое  непосредственное  воспитание.  И  хотя  дед  бросил  пить,  за  все  те  годы  прожигания  жизни  в  барах,  его  здоровье  значительно  ослабло,  несмотря  на  сорокалетний  возраст.  
           Сейчас  я  не  могу  досконально  вспомнить  черты  его  лица,  поскольку  в  последний  раз  я  видел  его,  когда  мне  было  четыре  года  отроду,  и  не  могу  вспомнить  его  голос,  так  как  в  последние  дни  своей  жизни  он  провел  в  полном  одиночестве  и  болезненном  молчании,  которое  переросло  в  глухонемоту.  Няня  –  вот  единственный  близкий  человек,  оставшийся  со  мной  на  белом  свете.  После  кончины  деда  она  стала  мне  и  матерью,  которая  покинула  меня  грудным  младенцем  и  отцом,  которого  я  не  знал.  Но  няня  всё  же  часто  рассказывала  мне  о  моей  матери,  показывала  старые  фотографии,  особенно,  когда  я  начал  посещать  начальную  школу.  Я  то  и  дело  слышал  от  неё,  какая  она  была  милая,  славная,  сущий  ангел.  Но  я  не  мог  понять,  почему  она  бросила  меня,  что  заставило  её  променять  собственного  ребёнка  на  очередного  ухажера,  который  появился  в  её  жизни  всего  на  короткое  время  и  который  ушел  так  же  внезапно,  как  и  появился.  Я  таил  на  неё  непроизвольную  обиду,  и  с  каждым  днём  она  нарастала,  деформировалась,  преобразовывалась,  пока  не  запылала  комком  непомерной  злобы  и  жаждой  мести.  Я  слушал  все  рассказы  из  её  биографии,  в  которые  посвящала  меня  няня,  но  не  воспринимал  их  с  тем  наивным  доверием  и  трепетом,  который  бы  пришелся  по  нраву  няне.  Она  всегда  рассказывала  мне  одну  и  ту  же  историю  о  том,  как  моя  мать  появилась  на  свет,  как  радовалось  всё  семейство,  и  как  все  были  счастливы.  Затем,  она  поведала  мне  о  её  раннем  детстве,  о  школьных  годах,  в  которых  она,  по  рассказам  няни,  проявила  себя  «более  или  менее»,  чего  я  не  понимал.  Она  утаивала  от  меня  большую  часть  правды,  как,  например  о  том,  что  моя  мать  была  несовершеннолетней  шлюхой,  предоставляющей  свое  тело  всем  и  каждому.  Она  также  не  говорила  мне  о  том,  что  она  была  неблагодарной  дочерью  и  ленивой  работницей,  о  том,  что  она  не  проявляла  особых  стараний  ни  в  учёбе,  ни  в  труде,  ни  даже  в  достойной  жизни  порядочной  юной  леди.  Все  это  было  упущено  из  её  повествований,  а  я  и  не  догадывался  тогда  об  этом.  
           Когда  мне  исполнилось  двадцать  лет,  я  окончил  высшую  школу  и  поступил  в  высшее  учебное  заведение  –  Оксфордский  университет,  славившийся  квалифицированными  преподавателями  и  новейшими  современными  технологиями  и  методикой  обучения  студентов.  Няня  была  вне  себя  от  счастья.  В  день  моего  поступления  на  юридический  факультет  она  плакала.  Я  видел  летящие  градом  вниз  её  слезы  и  представлял,  что  это  плачет  моя  мать,  которую  я  никогда  не  видел  и  не  знал,  как  она  выглядит  в  жизни.  Я  часто  представлял  себе  её  внешность.  Должно  быть,  у  неё  были  карие  глаза,  как  у  меня,  тёмные  волосы,  как  у  меня,  черты  лица,  как  мои,  а  улыбка,  точно  солнце  озаряла  бы  мою  душу  и  вселяла  бы  в  меня  надежду  на  благотворное  будущее.  Я  рисовал  в  своем  воображении  её,  как  наяву,  она  приходила  ко  мне  во  снах  почти  каждую  ночь,  и  я  тот  час  же  просыпался  со  слезами  на  глазах.  Я  страстно  желал  увидеть  её,  обнять,  задать  миллион  вопросов  и  получить  ответы  на  каждый  из  них  в  определенной  последовательности,  но  с  тем  во  мне  продолжала  кипеть  неуёмная  обида  на  неё  за  этот  поступок,  за  её  вопиющее  безразличие  к  тому  беззащитному  родному  существу,  которое  она,  намеренно  или  нет,  произвела  на  свет.  Мне  всегда  было  трудно  удерживать  в  себе  два  противоречивых  чувства  любви  и  ненависти  по  отношению  к  одному  самому  родному  человеку  в  этом  мире,  но  я  ничего    не  мог  с  собой  поделать.  Я  страдал  от  того,  что  не  получил  должного  родительского  внимания,  строгой  материнской  ласки,  и  тепла  её  нежных  объятий,  я  корил  себя  за  то,  что  большая  часть  моей  любви,  которая  по  праву  должна  была  принадлежать  ей,  по  случаю  безвыходности  причиталась  моей  дорогой  няне,  которую  я  любил  и  почитал,  как  вторую  маму.  Но  мои  мысли  по-прежнему  были  с  ней,  далеко,  наверное,  за  морем,  где  на  заре  алеет  горизонт,  а  облака  несутся  по  небу,  как  сотни  диких  скакунов  мчатся  по  дикому  полю,  оставляя  за  собой  только  пыль,  летящую  из-под  копыт.  Я  думал  о  ней  всё  чаще  с  каждым  днём,  и  всё  сильнее  обострялись  во  мне  противоречивые  чувства,  все  острее  я  ощущал  потребность  в  её  присутствии,  в  её  внимательности  и  участии.  Но  от  неё  не  было  ни  единой  весточки.  Я  даже  не  знал,  жива  ли  она,  всё  ли  у  неё  благополучно,  и  где  её  пристанище  на  данный  момент.  Живет  ли  она  в  доме  или  где-нибудь  под  открытым  небом,  путешествует  или  сидит  безвылазно  в  своей  обители,  имеет  ли  верного  друга,  на  плечо  которого  можно  было  бы  опереться  и  положиться  или  живет  в  постоянном  страхе  в  окружении  заклятых  врагов.  Я  ничего  не  знал  о  ней,  но,  не  смотря  на  это,  продолжал  любить  её  образ,  придуманный  моей  няней  и  дорисованный  мною  самим.  Я  продолжал  любить  призрак,  вымысел,  миф,  лишь  потому  что  мне  нужна  была  эта  любовь.  Ведь,  оставаясь  в  одиночестве,  нам  необходимо  вымещать  свою  любовь  на  ком  то  из  близких  людей,  а  если  таковых  не  имеется,  мы  придумываем  себе  кого-то,  кто  мог  бы  успешно  их  заменить,  фантазируем,  окунаясь  с  головой  в  свои  мечты,  из  которых  зачастую  не  хочется  выныривать,  чтобы  не  постигнуть  горечь  разочарования  и  нового  одиночества.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=355053
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 03.08.2012

Мамочка (трагическая повесть) - 1

Глава  1

           Место,  где  мне  пришлось  отбывать  наказание  за  плохое  поведение  по  отношению  к  сокамерникам,  было  на  редкость  отвратительное.  Скорее,  сочетание  мерзкого  с  безобразным,  как  моя  душа  в  минуты  воспоминаний  о  прошлом,  которым  я  упивался,  как  кровопийца  упивается  свежей  кровью  своих  жертв,  не  оставляя  после  себя  следов  преступления  для  закона  и  следов  на  своей  совести  для  раскаяния.  Итак,  это  было  подвальное  помещение  одной  из  самых  ужасных  оксфордских  тюрем  в  церемониальном  графстве  Англии  –  Оксфордшире.  Я  находился  там  уже  год,  но  не  чувствовал  за  собой  вины,  не  признавал  совершенного  мною  преступления,  не  придавался  искреннему  раскаянию,  разве  только  иногда  долгими  дождливыми  ночами,  как  это  обычно  бывает  в  Англии,  я  много  плакал,  плакал  горькими  слезами  о  своей  навеки  загубленной  душе,  повядшей  в  грехе  Господнем  и  невинной  перед  лицом  закона.  Я  так  остро  ощущал  свою  невиновность  в  лице  правосудия,  что  тосковал  о  мирской  жизни,  стремился  к  ней  всей  светлой  стороной  своей  души,  но  не  имел  ни  малейшего  представления,  есть  ли  у  моей  ядовитой  души  подобная  сторона  и  достоин  ли  я  вернуться  к  нормальной  жизни.  Я  давно  позабыл,  что  значит  нормальная  жизнь.  Дело  в  том,  что  норма  –  это  безразмерная  мерка  человеческой  морали,  своеобразный  якорь,  который  измеряет  глубину  наших  чувств,  ощущений,  страстей  и  желаний.  Норма  не  имеет  привычной  формы  и  постоянной  внешности;  она  является  чем-то  вроде  внутреннего  сосуда  с  мерками,  измеряющего  нас  изнутри,  то  переполняющегося,  то  не  дополняющегося  определёнными  качествами  нашего  характера.  
           Моя  норма  была  в  то  время  уже  определена,  и  я  жадно  вбирал  в  себя  проходящие  минуты  и  часы,  с  трепетом  ожидая  того  благословенного  дня,  когда  я  смог  бы  вернуться  домой,  в  семью,  которая  у  меня  была  всегда  и  которую  я  никогда  не  ценил  по  достоинству.  Я  часто  спрашивал  себя,  за  что  они  меня  любят,  почему  ждут  меня  день  ото  дня,  достают  наши  семейные  фотографии  и  подолгу  всматриваются  в  мое  лицо,  отвратительное  каждой  своей  чертой,  каждой  морщинкой,  каждым  микроскопическим  изъяном,  гнусное  и  отталкивающие  своей  лицемерной  улыбкой.  Почему  они  закрывают  глаза  на  очевидное,  почему  поддерживают  меня  в  то  время  как  должны  были  бы  отчаянно  ненавидеть.  Сознаюсь,  их  поддержка  и  дала  мне  новые  силы  для  жизни,  она  заставила  меня  оглянуться  через  плечо  и  увидеть  свое  собственное  отражение  в  зеркале,  которое  поставила  мне  жизнь,  только  свое  без  чужих  незнакомых  мне  лиц,  пытающихся  завладеть  моей  душой,  искоренив  в  ней  всё  то,  что  дала  мне  любовь  моей  семьи.  Мне  радостно  знать  о  наличии  моих  близких,  самых  близких  и  дорогих  мне  людей,  ближе  и  дороже  которых  у  меня  никогда  не  будет,  но  с  тем  мне  страшно  сознавать,  что  я  недостоин  этой  радости,  что  судьба  послала  мне  её  незаслуженно,  как  бы  посмеяться,  усугубить  и  ожесточить  мои  терзания,  обострить  моего  главного  злейшего  врага  –  память.  Но  тут  передо  мной  предстают  их  лица,  улыбающиеся  во  всю  ширь  уста,  сияющие  блеском  счастья  глаза  моих  детей  и  рыжий  солнечный  отлив  завитых  кудрей  моей  обожаемой  Лоры,  и  я  вдруг  прозреваю,  понимая,  что  это  моя  награда  за  годы  страдания  и  неумолимой  боли,  причинённой  мне  ранее,  в  смутные  часы  моей  жизни,  когда  я  метался  между  двух  огней,  когда  меня  привлекало  запретное  наслаждение  плоти  и  отталкивала  истинная  любовь,  когда  я  пытался  избрать  верный  путь  из  множества  кривых  тропинок,  заходил  на  них,  оступался,  падал,  поднимался  и  снова  шёл,  шёл  над  пропастью,  которой,  казалось,  не  было  конца.  Я  тогда  не  желал  признавать  всю  абсурдность  и  аморальность  своей  жизни,  мною  обуревала  страсть  и  отчаянное  желание  почувствовать  себя  сверхчеловеком,  богоподобным  существом,  способным  изменить  свою  жизнь,  игнорируя  законы  природы,  намереваясь  грубым  ужасающим  способом  повлиять  на  течение  времени  и  законы  жизни.  Я  понял  это  в  тюрьме,  только  спустя  год,  проведённый  в  мучительном  ожидании  чудесного  избавления  от  мук  и  горечи,  точащей  мое  сердце,  выпивающей  всю  мою  кровь;  я  понял  всё  то,  на  что  не  хватало  здравомыслия  понять  за  целых  восемь  лет  юношеской  жизни,  самых  прекрасных  лет  любого  молодого  человека  и  таких  невыносимых  для  меня.  
           В  этом  «карцере»,  как  я  позже  стал  называть  своё  новое  обиталище  было  что-то  сродни  моей  душе,  моему  душевному  состояния:  мрачное,  грязное,  сырое,  с  едким  запахом  прогнившего  мха  и  человеческих  испражнений.  Потолок,  ели  его  можно  было  так  назвать,  источал  непомерное  количество  влаги,  заливающее  стены  и  пол,  а  у  местных  насекомых,  по-видимому,  напрочь  отсутствовали  хорошие  манеры,  поскольку  руки  и  ноги  у  меня  покрылись  волдырями  и  ранами  от  укусов.  
           Когда  меня  только  что  определили  в  это  устрашающее  место,  я  стал  чаще  затаивать  дыхание,  чтобы  не  чувствовать  весь  этот  смрад,  но  он  всё  равно  просачивался,  не  оставлял  меня  ни  на  минуту  в  покое,  бередил  органы  обоняния  и  сводил  с  ума.  Я  не  мог  спрятаться  от  него,  потому  что  такой  запах  имела  моя  душа,  а  от  души,  как  и  от  мыслей  не  убежишь,  не  спрячешься,  их  не  похоронишь,  как  хоронят  тело  покойника,  закапывая  в  землю  или  сжигая  в  прах  в  крематории.  С  этим  дело  обстоит  намного  серьезнее:  душу,  как  и  честь,  следует  оберегать  смолоду,  тогда  и  совесть  будет  чиста,  как  кристалл,  а  мысли  –  светлы,  как  день.  Но  со  мной  всё  обстояло  иначе.  Я  ясно  вспоминаю  лица  двух  надсмотрщиков,  которым  было  велено  избить  меня,  а  затем  доставить  сюда,  чтобы  избежать  новых  проблем,  которые  имела  свойство  доставлять  начальству  моя  горячая  натура.  Это  были  огромные,  бесчувственные  лица  роботов,  способных  только  исполнять  приказы,  посредством  которых  было  осуществление  экзекуций  над  заключёнными.  Их  лица  не  выражали  ни  сочувствия,  ни  презрения,  ни  удовлетворения  своих  жестоких  потребностей  причинять  боль  другим,  видеть  их  падение,  наблюдать,  как  медленно  они  ломаются,  как  калечится  их  воля,  и  ссыхаются  тела;  эти  люди  были  настоящими  варварами,  ловцами  душ  и  детьми  своего  времени.  Да,  именно  время  сделало  их  такими,  наше  жестокое,  несправедливое,  развратное  время,  убивающее  в  людях  всё  то  хорошее,  что  закладывается  природой  и  чьё  развитие  осуществляется  нами  с  Божьей  помощью.  
           Я  упал  на  ледяной  пол  с  выщербленным  камнем  и  мерзко  пахнущей  перегнившей  растительностью,  и,  как  сквозь  туман,  наплывший  мне  в  голову,  услышал  жуткий  скрип  ржавой  железной  двери  и  отдалённый  смешок  надсмотрщиков;  затем  их  глухие  шаги  по  коридору,  становящиеся  все  неслышнее  и  вскоре  совсем  исчезнувшие.  А  затем  я  погрузился  во  тьму.  Она  мигом  охватила  меня,  ощутив,  должно  быть,  близкое  родство  и  тут  я  понял,  что  такое  настоящий  страх,  обуреваемый  человеком  в  ситуации,  которую  он  представлял  себе  каждый  день  и  которая,  с  наступлением  таковой,  застала  его  врасплох,  совершенно  безоружным  среди  океана  бесконечного  отчаяния  и  паники.  В  этой  тьме  я  испытал  худшие  моменты  адской  муки,  пережил  свои  самые  тёмные  воспоминания,  предался  самым  омерзительным  мечтам  и,  наконец,  обрёл  покой,  умиротворение,  которого  мне  так  не  хватало,  и  которое  я  нигде  не  мог  получить  в  полной  мере,  вот  так,  без  остатка,  во  всю  мощь.
           Спустя  некоторое  время  мои  глаза  полностью  привыкли  к  темноте,  и  я  попытался  подняться  на  ноги.  Я  встал,  пошатываясь  и  опираясь  локтями  о  стены,  чтобы  не  упасть  с  высоты  своего  роста.  Меня  шатало  во  все  стороны,  сильно  тошнило  и,  подобно  сумасшедшей  карусели,  кружилась  голова.  Удары,  которыми  меня  наградили  надсмотрщики,  превратились  в  кровоподтёки,  синяки  и  глубокие  кровоточащие  раны,  особенно  на  лице  и  брюшной  полости.  Мне  было  больно  даже  открыть  глаза,  не  то,  чтобы  пошевелиться,  но  я  старался  преодолевать  боль  на  корню,  медленно,  но  уверенно  поднимаясь  на  ноги  и  выпрямляясь  в  полный  рост.  Это  мужество  предавало  мне  ощущение  расплаты  за  совершенные  грехи,  за  всё  то  зло,  что  я  причинил  своей  семье  и  за  все  дурные  поступки,  когда-либо  служившие  мне  в  удовольствие  и  доставляющие  неиспытанную  дотоле  никем  из  моих  знакомых  жажду  порока.  А  ещё  стимулом  к  моим  физическим  подвигам  была  вера  и  любовь  моей  семьи:  ясные  глаза  сына,  улыбка  дочери  и  золото  кудрей  моей  жены  –  Лоры.  Всё  это  давало  мне  надежду,  хотя  было  бы  невообразимой  наглостью  с  моей  стороны  надеяться  на  что-то  после  причиненного  мною  зла.  Впервые  в  жизни  я  почувствовал,  что  расплачиваюсь  заслуженно,  что  моя  тюрьма  на  самом  деле  таится  в  моем  сердце,  висит  тяжелым  замком  на  моей  душе  и  постоянно  напоминает  мне  о  том,  что  я  отчаянно  пытаюсь  забыть,  вычеркнув  не  только  из  своей  жизни,  но  и  из  своих  мыслей.
           Я  встал  и  прошёл  несколько  шагов,  хлюпая  босыми  ногами  по  смрадной  воде,  стекающей  с  потолка,  и  вдруг  остановился,  замер  на  месте,  как  восковой,  услышав  за  собой  хриплый  мужской  голос,  слабый  своим  тоном  и  удручающе  унылый  интонациями.  Это  был  какой-то  необычайно  редкий  голос,  который  не  принадлежал  ни  одному  из  моих  сокамерников,  ни  одному  моему  знакомому,  ни  другу,  ни  врагу.  Никогда  прежде  мне  не  доводилось  слышать  такие  печальные  ноты,  как  будто  от  человека,  угнетённого  спокойствием.  Разве  такое  возможно?  Угнетающие  спокойствие,  гармония,  которая  хуже  смерти,  злее  бури  и  страшнее  самой  изощренной  пытки.  Именно  таким  спокойствием  повеяло  от  этого  человека,  с  которым  мне  впоследствии  доведётся  пробыть  вместе  долгов  время,  человека,  которого  я  узнаю  лучше,  чем  себя  и  который  поможет  мне  обрести  всё,  что  я  потерял  в  этой  жизни.  Но  тогда  я  ещё  не  знал,  с  кем  имею  дело.
           Я  обернулся  в  надежде  рассмотреть  его  лицо,  но  в  привычной  этому  помещению  темноте  я  сумел  увидеть  только  его  ноги,  заляпанные  гнилью  и  засохшей  грязью.  Когда  я  бросил  в  его  сторону  любопытный  взгляд,  он  крепко  сжал  пальцы  на  обеих  ногах  так,  что  раздался  быстрый  хруст,  хорошо  слышимый  в  пустоте  «карцера».  Я  прищурился,  но  всё  ещё  не  решался  подойти  ближе,  не  говоря  уже  о  том,  чтобы  заговорить  с  ним.  Я  ведь  не  знал  его  намерений  по  отношению  ко  мне,  был  ли  он  настроен  дружелюбно  или,  наоборот,  выказывал  бы  все  признаки  враждебности.  Я  опустил  голову  и  прислонился  к  холодной  и  мокрой  стене,  чтобы  не  упасть  от  безумного  головокружения,  с  которым  мне  приходилось  отчаянно  бороться  впустую.  Я  незаметно  покосился  в  его  сторону  и  узрел,  что  он  движется,  сидя  на  полу.  Пытаясь  принять  удобную  позу,  чтобы  получше  рассмотреть  меня.  Он  подвинулся  к  стене  и  прижался  к  ней  вплотную,  и  его  ноги  моментально  скрылись  в  темноте.  Так  что  теперь  я  мог  видеть  только  его  грязные  пальцы,  на  одном  из  которых  я  заметил  открытую  рану,  которая,  судя  по  всему,  появилась  здесь  и  уже  очень  давно.  Я  поморщился,  но  одновременно  с  тем  почувствовал  жалость  к  этому  незнакомцу,  жалость,  которую  я  никогда  не  испытывал  к  себе.  Жалость,  это  особое  чувство;  оно  может  принимать  различную  форму  в  зависимости  от  ситуации,  в  которую  мы  попадаем;  оно  может  служить  утешением,  если  мы  жалеем  маленького  ребёнка,  упавшего  с  качели,  но  оно  также  может  вызвать  обиду  и  даже  горечь,  если  мы  станем  жалеть  человека,  ограниченного  в  физических  возможностях  и  жалеть  постоянно.  Тогда  это  чувство  только  вредит,  сводит  с  ума  и  постепенно  перерождается  в  ненависть  со  стороны  «обиженного»  к  «обидчику».  Но  в  тот  момент  я  воспринимал  жалость  к  незнакомцу,  как  благородное  чувство  к  человеку,  когда-то,  должно  быть,  жившему,  как  все  обыкновенные  люди,  в  своем  доме,  в  своей  семье,  рядом  со  знакомыми  магазинами  и  улицами,  в  прекрасном  английском  городке,  размеренно  и  мирно.  Однако  всё  это  оборвалось  в  какой-то  момент,  он  лишился  не  только  покоя,  но  и  семьи,  и  дома,  и  одухотворённого  состояния,  какое  по  обыкновению  присуще  всем  жителям  Оксфорда.  Что-то  пошло  не  так,  испортилось,  поменялось  в  считанные  секунды,  претерпело  существенные  изменения,  последствия  которых  теперь  приходилось  наблюдать  и  которым  следовало  бы  посочувствовать.  Я  ничего  не  мог  поделать  с  ощущением  острого  чувства  жалости,  которое  так  и  пронзало  меня  при  виде  его  перепачканных  грязью,  пораненных  ног  как  кинжал,  застревая  всё  глубже  и  глубже  в  укромных  уголках  моей  души,  в  той  её  части,  которая  была  ещё  способна  чувствовать  что-либо.  Мои  чувства  заставили  меня  смутиться,  и  я  уже  было  собирался  отойти  в  другой  конец  «карцера»,  как  его  голос  вновь  остановил  меня  на  полпути.  На  сей  раз,  он  говорил  со  мной.
  Думаешь,  что  ещё  сможешь  выбраться  из  этой  ямы?  Думаешь,  отбросишь  воспоминания,  забудешь  прошлое  и  начнёшь  жить  заново,  как  ни  в  чём  не  бывало?  Э,  нет,  парень,  так  не  бывает.  Тебе,  конечно,  удастся  проглотить  весь  этот  сор,  но  его  мерзкий  запах  будет  преследовать  тебя  повсюду  до  конца  жизни,  будет  ходить  за  тобой  по  пятам,  как  тень  в  полдень,  и  постоянно  напоминать  о  грехе,  который  ты  совершил.  Это  твоё  прошлое,  и  ты  никуда  не  скроешься  от  него,  как  не  скроешься  от  собственной  тени.  Со  дня  твоего  падения  оно  вцепилось  в  тебя  своими  острыми  когтями  и  сжимает  их  день  ото  дня  всё  крепче  и  крепче,  и  скоро  совсем  задушит  тебя  в  своих  смертоносных  объятиях.  Запомни,  парень,  отныне  твой  грех  –  твой  вечный  спутник  и  твоя  пожизненная  кара.  
  Что  ты  знаешь  о  моём  грехе?  Тебе  неведома  глубина  моих  страданий  и  моего  раскаяния.  Что  ты  вообще  знаешь  обо  мне?  –  Взбесился  я,  не  имея  ни  малейшего  желания  признаваться  ему  в  своих  истинных  чувствах  и  открывать  свою  душу.  Хотя  в  глубине  своего  существа  я  понимал,  что  незнакомец  говорит  правду,  как  в  воду  глядит.  Вот  отчего  мне  было  так  больно,  вот  почему  с  первых  его  слов  я  потерял  к  нему  всякую  жалость  и  начал  жалеть  себя,  чего  никогда  прежде  не  случалось.  Именно  его,  брошенная  наобум  реплика  заставила  меня  взбунтоваться,  оказать  сопротивление,  пробудила  во  мне  все  спящие  доселе  чувства  злости,  ненависти,  отвращения  к  себе,  чувства  о  которых  я  пытался  забыть  весь  этот  год,  чувства,  которые  я  считал  уже  похороненными  и  которые  так  явно  воскресли  в  моем  воображении  всего  за  несколько  секунд.  
  Безгрешные  сюда  не  попадают.  –  Коротко  ответил  он  на  моё  раздражение  и  надолго  замолчал,  давая  возможность  мне  самому  решить,  имеет  смысл  говорить  с  ним  дальше  или  нет,  разобраться  в  своих  чувствах  и  перестать,  наконец,  отталкивать  уже  давно  существующие  изъяны.  
           Я  долго  молчал,  вглядываясь  в  темноту,  где  сидел  незнакомец  и  мысленно  возвращался  к  его  словам,  стараясь  докопаться  до  истинной  их  сути,  применив  к  своему  душевному  состоянию,  как  электрошок  применяют  к  остановившемуся  сердцу  пациента.  Его  слова  подействовали  на  меня  гораздо  сильнее,  чем  любой  электрошок,  они  как  будто  пробудили  во  мне  забытое  чувство  страха,  открыли  глаза  на  пугающую  действительность,  которую  до  этого  момента  скрашивало  только  лишь  присутствие  моей  семьи  и  моё  дикое  стремление  забытья.  Спустя  какое-то  время  я  подошёл  к  нему  и  сел  рядом,  скрывая  половину  лица  в  густом  мраке.  
  Вы  правы,  мистер.  Я  вовсе  не  безгрешен.  Наоборот,  жизнь  вверила  мне  нести  тяжкий  крест  греха,  который  до  сих  пор  камнем  лежит  у  меня  на  груди,  а  я  слишком  слаб,  чтобы  сбросить  его  и  освободиться  для  новой  жизни.  
  Раскаяние?..
  Я  чувствую  его  ежечасно.  Оно  не  покидает  меня  ни  днём  ни  ночью,  я  живу  в  постоянном  нарастающем  раскаянии  и  полагаю,  что  живу  только  ради  него  и  благодаря  ему.
  Раскаяние  не  поможет  в  твоем  случае.  
  Ты  не  знаешь,  что  случилось.  Почему  ты  так  говоришь?
  Да,  парень,  я  не  знаю,  но  я  вижу  безграничную  печаль  в  твоих  глазах  –  доказательный  признак  глубокого  раскаяния  в  совершенном  некогда  грехе,  а  может  быть,  даже  и  не  в  одном.  Я  слушаю  твой  голос,  и  он  выражает  смирение  с  той  пыткой,  которая  уготована  тебе  свыше,  я  читаю  в  твоих  жестах  безразличие  и  безрадостное  бессмысленное  существование.  Это  и  есть  твое  наказание.  Запомни,  парень,  не  эти  стены,  а  тюрьма  твоей  души,  капкан,  который  захлопнулся  для  тебя  навсегда.
  Мой  грех  единственен.  Но  ты  не  знаешь…
  Поведай  мне.  
  Какой  в  этом  смысл,  мистер?
  Нам  с  тобой  тут  ещё  долго  сидеть,  а  я  не  из  тех,  кто  любит  прозябать  в  одиноком  безмолвии.  Некогда  я  вёл  весьма  насыщенную  впечатлениями  жизнь,  я  бы  даже  сказал  пересыщенную,  имел  безупречную  репутацию….  Ах,  что  это  было  за  время.  Теперь  я  вспоминаю  об  этом,  как  о  чудесном  сне,  испарившемся  за  короткую  летнюю  ночь,  не  оставив  даже  мерцающего  очарования.  Но  об  этом  как-нибудь  в  другой  раз.  А  сейчас  мне  бы  хотелось  послушать  твою  историю,  парень.  Я  люблю  слушать.  Когда  мы  вбираем  в  себя  слышимое,  слушаемое  и  услышанное,  мы  вновь  обретаем  смысл  существования,  обращаем  внимание  на  неумолимое  течение  жизни,  постигаем  и  познаем  её  превосходства  и  недостатки.  Расскажи  мне  свою  боль,  облегчи  её,  раздели  со  стариком  Биллом  Уорреном.
  Возможно,  вы  правы,  мистер  Уоррен.  Я  бы  хотел  поделиться  с  кем-нибудь  своей  историей,  и,  возможно,  мне  стало  бы  легче.  
  Попробуй.  Так  что  у  тебя  за  грехи,  парень?
  Как  я  уже  сказал,  моя  совесть  отягощена  единственным  грехом.
  В  чём  он?
  Я  убил  свою  мать.  –  Бесстрастно  ответил  я,  выждав  минутную  паузу.  Я  заметил,  как  изменилось  лицо  старика,  но  он  ничего  не  сказал,  приняв  позу  внимательно  слушающего.  И  я  начал  свой  рассказ.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=355052
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 03.08.2012

Мамочка (трагическая повесть) - ПРОЛОГ

ПРОЛОГ
           
           Совершая  что-то  дурное,  мы  не  задумываемся  в  ту  же  секунду  действительно  ли  это  так,  мы  не  осознаем,  что  наши  поступки  грешны,  а  поведение  –  аморально.  Много  позже  мы  понимаем  это  и  лишь  иногда  прощаем  себе  то,  что  с  лёгкостью  простит  нам  закон  и  общество.  Мы  прощаем  себя  только  тогда,  когда  действительно  докапываемся  до  самой  сути  происшествия,  когда  пропитываемся  его  последствиями  и  его  трагизмом.  Каждый  совершённый  нами  грех  влечёт  за  собой  расплату.  Тем,  кто  способен  на  самостоятельное  раскаяние,  страшно  сознавать,  что  станет  с  их  душами  после  долгого  пути  реабилитации  и  реставрации  ущемлённой  праведности  и  раздавленной  духовной  чистоты,  а  иным  невыносимо  думать  о  том,  что  случится  с  их  телами,  когда  они  предстанут  перед  властью  закона  и  эта  власть  сделает  их  долгосрочными  узниками  тюрьмы,  в  то  время  как  с  их  душами  не  произойдёт  решительно  никаких  изменений.  Разница  состоит  лишь  в  том,  что  осознание  своего  греха  заставляет  поплатиться  душу,  а  сокрытие  греха  –  тело.  И  хотя  тело  неспособно  существовать  без  души,  способности  души  навсегда  останутся  под  сомнением,  поскольку  не  одно  живущее  на  этом  свете  существо  не  может  знать  будущее  обиталище  своей  души,  когда  она  покидает  их  тело.  Возможно,  грешная  душа,  как  и  праведная,  погибнет  вместе  с  телом,  когда  настанет  её  срок  и  будет  навсегда  похоронена  с  тем  покоем  или  с  теми  муками,  которые  она  испытывала,  живя  в  теле  умершего  при  жизни.  А  может  быть,  ей  предстоит  долгий  путь  неведения,  сомнений,  призраков  нового  бытия,  преследующих  её  на  каждой  переходной  ступени  в  новую  сферу  существования,  когда  она  отделится  от  плоти  и  растает  в  атмосфере  при  ясном  солнечном  свете  или  при  тусклом  освещении  ночных  фонарей.  Мы  не  утверждаем  правоту  Библии,  мы  способны  только  слепо  верить  её  писанию  и  полагаться  на  свою  веру  в  трудных  ситуациях,  мы  не  ручаемся  за  верность  вечной  философии  «Божественной  комедии»,  так  как  её  прославленный  автор  был  обычным  человеком,  знающим  только  блаженство  верования  и  счастье  незнания,  потому  как  всякое  незнание  –  счастье.  Однако  чтобы  понимать  и  принимать  жизнь  такой,  какая  она  есть  нам  необходимо  верить  во  что-либо,  даже  если  эта  вера  никоем  образом  не  будет  касаться  веры  в  бога.  Мы  можем  верить  в  свои  идеалы,  уповая  на  нашу  совесть  и  духовность,  мы  можем  придерживаться  собственных  принципов,  зная,  к  чему  это  приведёт  через  некоторое  время,  мы  способны  добиваться  веры  в  нас  окружающих,  чтобы  в  случае  необходимости  искать  их  поддержки  и  защиты,  но  мы  должны  иметь  веру  хотя  бы  потому,  что  не  знаем  иного  способа  жить  и  мириться  со  своим  местом  в  этой  жизни.  Оно  у  нас  индивидуально-приватное,  как  полотенце  в  ванной  или  зубная  щётка,  оно  только  наше  и  ничье  более,  основанное  на  фундаменте  случая  и  построенное  на  кирпичиках  нашей  веры.  
           Когда  мы  совершаем  над  собой  усилия,  чтобы  признать,  осознать  и  простить  свой  грех,  мы  не  должны  думать,  какое  наказание  последует  за  этим,  окажемся  ли  мы  в  суровой  власти  закона,  попадём  ли  в  тюрьму  или  будем  казнены;  мы  должны  думать  только  о  том,  чтобы  очистить  свою  душу,  чтобы  свободно  дышать,  не  ощущая  веса  тяжёлого  камня  на  груди  и  засыпать  под  ласковую  мелодия  усталости  после  трудного  дня.  Иначе  наши  грехи  начнут  претерпевать  чудовищные  преобразования,  переходить  из  одной  стадии  развития  в  другую,  подобно  кокону  гусеницы,  который  со  временем  превращается  в  бабочку;  и  эта  бабочка,  бабочка,  рождённая  на  опаленных  костях  перегоревшего  греха,  не  будет  так  красива,  как  та,  что    когда-то  вылетит  из  кокона.  В  этом  случае  наши  грехи  умножатся,  когда  эта  бабочка  обзаведётся  потомством,  а  её  потомки  образуют  новые  отростки  порока,  который  захватит  все  наше  существо  в  течении  короткого  времени,  почти  неуловимого  глазом,  не  ощутимого  обонянием,  не  почувствовавшегося  осязанием,  молниеносного  и  страшного.  Такую  душу  уже  не  очистит  ни  тюрьма,  ни  чистилище,  ни  даже  –  смерть.


***
           Я  поведаю  миру  одну  историю,  которая,  возможно,  не  станет  всеобщим  достоянием  и  не  удивит  читателя,  во  всяком  случае,  современного,  однако  она  не  оставит  равнодушным  ни  одну  мать,  которая  сколько  бы  любила  своего  сына  и  желала  бы  ему  счастья.  Скорее  наоборот,  она  заставит  содрогнуться  при  мысли,  что  какая-нибудь  из  них  могла  бы  поступить  таким  же  образом,  как  поступит  мать  героя  моей  повести.  Надеюсь,  что  читатели  не  осудят  меня  слишком  строго,  а  матери,  читающие  строку  за  строкой,  не  станут  посылать  проклятья  в  мой  адрес,  хотя  бы  после  первых  трёх  глав.  Это  была  бы  слишком  большая  честь  для  меня,  а  я  не  уверена,  что  заслуживаю  её  своими  мыслями.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=350882
рубрика: Проза, Лирика
дата поступления 17.07.2012

Расстоянье

Делить  любовь  и  жизнь  на  расстояньи,
Следы  утрат  сметать  в  один  обрыв,
Топить  удел  в  обыденном  молчаньи
И  саваном  главу  себе  покрыв,

Искать  во  тьме  широкий  перекресток
И  путь  один  искать  в  кромешной  тьме.
Кто  обречен  у  жизни  на  подмостках,
А  кто  увидит  истину  в  вине!

Но  лишь  одна  судьба  у  расстоянья:
Глотая  жизнь,  любовью  запивать,
Губить  прикосновенья  и  признанья
И  тихо-тихо  память  убивать.

Нещадное,  земное  расстоянье!
Истоки  где?  А  где  его  предел?
Мелькают  лишь  минуты  ожиданья,
Да  год  за  годом  жизни  передел.

Не  спи,  любовь!  Не  сетуй  в  упованьи!
Свой  голос  из  глубин  души  неси,
Пока  косой  дрянною  расстоянье
Под  корень  сочный  стебель  не  скосит.

                                                                         29  июня,  2012  год

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=350881
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 17.07.2012

ЛЕТО

Лето  в  двери  стучится    зеленое,
Солнце  просится  утречком  раннее…
Полететь  бы,  да  крылья  сожженные,
Не  хватает  их  перьям  питания!

Обогнуть  бы  планету  овальную,
Закружиться  бы  в  танце  неистовом…
Да  душа  не  метнется  опальная
В  пляс  пуститься  с  затейливым  свистом!

Что  ж,  подышит,  покружится  лето  
Под  оком  у  души  обездвиженной…
И  пройдет  стороной,  без  ответа,
Словно  гений,  невеждой  не  признанный.  

                                                                       29  июня,  2012  год

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=350642
рубрика: Поезія, Пейзажная лирика
дата поступления 16.07.2012

Я промолчала миру о любви

Я  промолчала  миру  о  любви,
В  душе  моей  редеющей,  как  проседь.
Но  Бог  меня  однажды  упаси
Смолчать  на  Судном  Дне,  когда  испросят.

Скажу  все  мимолетно,  невзначай
Губами,  плотно  сомкнутыми  страстью.
Приму  не  олеандр,  а  молочай,
Когда  слова  покажутся  напастью.

Когда  ж  слова  потухнут  на  губах,
Ответ  сдержу  дыханьем  беспрестанным.
И  пусть  само  Всесудие  в  глазах  –  
Покой  искать  продолжу  неустанно.

Любви  иной,  забытой  на  земле,
Не  убоюсь  в  объятья  окунуться.
И  пусть  невольно  теплиться  во  мне
Искра,  к  которой  хочется  вернуться.

Любя,  искать  Любовь  не  стану  рьяно,
Но  сохраню  тепло  родимых  рук.
О,  как  пьяна  я  зельем  этим  пряным
И  как  трезва  я  шепотом  вокруг.

Так  видится  вблизи  и  отдаленно
Мне  безупречный,  сумрачный  этюд.
На  перекрестке  диком,  обожженном,
Изборожденным  ценностью  валют.

Но  вот  Господь  призвал,  и  у  порога  
Я  говорю,  что  верила,  любя.
Соблазн  велик  и  женщин  слишком  много,
Но  среди  них  не  знала  я  тебя.

Ты  мне  явилась  в  пору  необычно,
В  обычный  день,  в  простые  времена;
И  как-то,  обездвижена  приличьем,
Осталась  я  тобою    пленена.

И  с  тех  минут,  сидящую  в  раздумье
Я  вспоминаю  изредка  тебя.
Не  одержима  страстью  и  безумьем,
Но  не  скажу,  что  вовсе  не  любя.

Так  я  люблю…  Я  так  люблю!..  и  корнем
Врастив  любовь,  вплетя  ее  в  себя,
Ответ  возьму  в  Господнем  царстве  горним,
Представлю  своим  Ангелом  тебя!

И  пусть  поют  мне  реквием  богини,
Хихикают  кикиморы  в  Аду  –  
Вся  кровь  во  мне  тобою  испоима
И  все  пути  меня  к  тебе  ведут.

Любовь  дорогу  розами  устлала
И  я,  их  ароматом  упоясь,
Без  отдыха,  ночлега  и  привала
Иду,  всеотреченья  не  боясь.

Дойду  ли,  не  сраженная  в  дороге?
Любовь  не  растеряю  ли  в  пути?..
О  нет!  Она,  горящая  в  чертоге
Позволит  беспрепятственно  идти.

В  конце  пути  привязанность  сыновью
Прогонят  прочь  жемчужные  слова,
Чтоб  чувства,  порожденные  Любовью,
Свои  не  изменили  имена.

                                           30  июня,  2012  год

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=350639
рубрика: Поезія, Интимная лирика
дата поступления 16.07.2012

А родовід наш без початку й без кінця…

Я  вами  гордую,  панове,
Бо  я  –  знатніший  од  вас.
Звиняйте  за  грубе  слово  –  
Я  з  вами  свиней  не  пас!

Історія  української  літератури  трактує  постать  Василя  Андрійовича  Симоненка  переважно  у  двох  іпостасях:  як  поетичну  особу  та  як  громадсько-політичного  діяча-патріота.  Перша  конотація  особи  поета  пов’язана  з  його  життям,  окриленим  творчістю,  коли  ще  юнаком  поет  визначив  свою  долю  у  сплетенні  з  поезією  і  духовністю.  Друга  лінія  –  політична  діяльність  –  характеризує  його  як  борця  за  національну  ідею  українського  народу,  його  національну  свідомість  та  ідентичність.  Головним  чином,  цей  аспект  діяльності  Симоненка  полягає  у  його  причетності  до  Клубу  творчої  молоді,  заснованого  напровесні  1960  року,  коли  на  суспільно-політичній  арені  на  горе  «новим  хрущовським  сталіністам»  з’явилася  ініціативна  й  динамічна  громадська  інституція,  яка  ставила  за  мету  об’єднати  духовні  й  фізичні  зусилля  радикально  налаштованого  молодого  покоління  для  розбудови  оновленої  України.  Крім  цього,  Симоненко  опікувався  науково-дослідної  діяльністю,  яка,  перш  за  все,  полягала  у  розкритті  таємниць  сталінських  злочинів,  якісно  завуальованих  новою  владою  під  суворе  табу.  Саме  в  цей  час  Василь  Симоненко  долучився  до  спеціальної  комісії,  котра  мала  перевірити  чутки  про  масові  розстріли  в  енкаведистських  катівнях  й  викрити  місце  таємних  поховань  жертв  сталінського  терору.  Разом  з  художницею  Аллою  Горською  вони  відвідали  безліч  сіл  на  Київщині,  опитали  сотні  й  тисячі  місцевих  мешканців,  віднайшли  урочища,  де,  за  свідченнями  селян,  кати  більшовицького  режиму  ховали  сліди  своїх  мерзенних  злочинів.  Завдяки  участі  Симоненка  в  цьому  розшуку  на  основі  переконливих  речових  доказів  очам  тогочасного  суспільства  було  відкрито  багато  нових  фактів  з  позначкою  «Совершенно  секретно»,  а  саме  відомості  щодо  місць  знаходження  братських  могил  жертв  сталінізму  на  Лукьянівському  і  Васильківському  цвинтарях,  у  хащах  Биковнянського  лісу.  Тоді  ж  Симоненко  разом  з  поплічниками  написав  і  відправив  до  Київської  міської  ради  Меморандум  із  вимогою  оприлюднити  ці  місця  жалоби,  перетворивши  їх  на  духовні  меморіали.  Звісно,  цинічно  було  б  розраховувати,  що  керована  «вірними  псами  сталінщини»  міськрада  завдячуватиме  за  таку  «новину»  молодому  поетові.  Натомість  вона  брутально  зігнорувала  його  заклик  до  морального  піднесення  й  духовного  очищення  перед  невинно  убієнними.  Але  цей  вчинок  Симоненка  вважається  громадянськими  подвигом,  оскільки  разом  з  тим  –  власноручним  смертним  вироком.  Адже  після  нього  талановитий  майстер  пера  опинився  «в  сфері  особливого  зацікавлення  відповідних  державних  органів»,  що  іншими  словами,  говорить  про  те,  що  «сміливцеві  упевнено  сіли  на  хвіст».
           Щодо  творчої  діяльності  Василя  Симоненка,  слід  відзначити  його  особливий  внесок  у  розвиток  «шістдесятницького»  руху,  оскільки  його  поезії,  зокрема  збірки  «Тиша  і  грім»,  «Народ  мій  є!  Народ  мій  завжди  буде!..»,  «Україно!  Ти  –  моя  молитва…»,  де  поет  особливо  палко  підкреслює  любов  до  рідного  краю  і  невгамовну  амбіційність  молодечого  духу,  не  лише  сколихнули  сучасників,  а  й  фактично  поклали  початок  і  стали  провідними  у  справі  ідеологічного  визволення  української  наці  з-під  тиску  партійної  влади  та  постійної  напруги,  потенційного  страху,  що  панував  у  суспільстві  60-х  –  70-х  років.  Уже  в  ті  роки  набув  шаленої  популярності  в  широких  колах  літераторів,  письменників,  літературних  критиків  і  просто  небайдужих  до  реальної  дійсності  читачів  самвидав  поезій  Симоненка,  які  поділялися  на  тематичні  групи:  ті,  що  становили  сатиру  на  радянський  лад  («Некролог  кукурудзяному  качанові»,  «Злодій»,  «Суд»,  «Балада  про  зайшлого  чоловіка»);  зображення  важкого  життя  селянства  в  умовах  радянського  тоталітаризму  («Дума  про  щастя»,  «Одинока  матір»);  викриття  жорстокості  радянської  деспотії  («Брама»,  «Гранітні  обеліски,  як  медузи…»)  тощо.  Окремий  значний  цикл  становлять  твори,  в  яких  поет  висловлює  любов  до  Батьківщини:  «Україно,  п’ю  твої  зіниці»,  «Є  тисячі  доріг»,  «Український  лев»,  «Лебеді  материнства»,  «Україні»  та  інші.  
           Чим  актуальні  ці  твори  сьогодні?  У  цьому  контексті  щонайперше  потрібно  провести  паралель  з  сьогочасною  дійсністю  і  ще  раз  перечитати  поезії  Симоненка  вже  анапріорі,  тобто  маючи  певний  досвід.  
           По-перше,  поет  засуджував  владу  тиранії.  У  наш  час,  хоча  ідеали  тоталітарного  комунізму  остаточно  зруйновані,  проте  намагання  відновити  їх  можновладними  структурами  в  Україні  йде  семимильними  кроками.  Прикладами  цього  можуть  бути  вказівки  уряду  щодо  посиленні  міліцейського  контролю,  арешт  політичних  опозиціонерів  –  Ю.  Тимошенко  та  Ю.  Луценко,  запровадження  негласної  цензури  та  інші  дії,  спрямовані  на  позбавлення  України  статусу  демократичної  держави.  
           По-друге,  Симоненко  ненавидів  дурнів  які  захоплюють  владу  в  державі,  контролюють  життя  мільйонів  людей,  не  розуміючи,  що  робити  з  такою  могутньою  зброєю.  І  в  цьому  його  погляди  співпадають  з  філософією  східного  мудреця  Омара  Хайяма,  який  так  само  виводить  на  передовий  план  людський  розум  і  мудрість:  «Ценил  всегда  я  труд  любого…но  ненавидел  власть  глупа,  и  острый  меч  в  руках  слепого…».  Саме  цей  «гострий  меч»  перетворився  на  дамоклів  меч  над  Україною,  коли  влада  потрапила  до  рук  нинішній  сліпців,  які  не  розуміють  куди  вони  потрапили  і  для  чого  їх  обрали  інші  сліпці.  Мабуть,  для  того,  щоб,  врешті-решт,  прозріти?..  Та  чи  дійсно  це  так?  
           По-третє,  Василь  Симоненко  високо  цінував  простого  селянина,  яким  був  і  його  батько.  Натомість  він  ненавидів  пихатість  панів  та  лордів,  як  сам  поет  зазначає  у  вірші  «Мій  родовід»:
«Вельможі  пихаті  і  горді
Плетуть  родоводів  в’язь:
В  одного  –  прапрадід  став  лордом,
В  іншого  –  прадід  князь.
…
Ви  скорчите  кислу  пику,  
Коли  повідомлю  вас,
Що  предок  мій  споконвіку
Хліб  сіяв  і  свині  пас.

Щоб  жерли  ви  булки  й  сало,
Віками  пер  соху-плуг.
Хіба  ж  для  історії  мало
Оцих  видатних  заслуг?!

Я  вами  гордую,  панове,
Бо  я  –  знатніший  од  вас.
Звиняйте  за  грубе  слово  –  
Я  з  вами  свиней  не  пас!»
           А  тепер  подивімося  на  сучасне  становище  соціальних  прошарків?  Що  ще  можна  додати  до  цих  промовистих  рядків,  коли  навколо  постійно  стикаємося  з  ось  такими  «вельможами»,  «лордами»,  «князями»,  більшість  з  яких  –  наші  депутати,  мери,  міністри…  За  європейськими  даними,  найзаможніші  політики  мешкають  в  Україні.  Цей  факт  одразу  свідчить  про  дві  головні  речі:  народні  злидні  як  матеріальне  становище  громадян  України  і  злидні  як  духовне  явище  останніх.  Адже  нація,  яка  реально  піклується  про  своє  майбутнє,  про  гаразди  своїх  дітей  ніколи  не  миритиметься  з  подібним  становищем  речей  –  її  свідомий  розум  і  вільних  дух  поволі  підніматиме  справедливий  бунт  проти  такого  неподобства  й  свавілля.  Але  ми  чомусь  не  усвідомлюємо  цього  на  належному  рівні,  намагаємося  абстрагуватися  від  реальності,  заховатися  у  свій  маленький  фантастичний  світ  і  блаженно  вірити  словам  сьогочасних  владоможців  «почекайте  ще  два  роки»,  керуючись  при  цьому  всьому  рятівним  «моя  хата  скраю…».  Багато  хто  з  українців  бачать  спасіння  в  пасивності,  у  виокремленні  себе  від  соціально-політичного  середовища  в  соціально-романтичне,  де  всі  негаразди  здаються  короткочасними  нетривкими  видіннями,  які  рано  чи  пізно  минуть  як  поганий  сон.  Проте  сон  аж  надто  затягнуся.  І  саме  про  це  писав  Симоненко,  закликаючи  нації  прокинутися,  побачити  світ  у  тих  кольорах,  в  які  пофарбувала  його  влада  і  піднятися  на  боротьбу  з  цими  антинародними,  антиукраїнськими  і,  навіть  антилюдськими  стереотипами,  закладеними  ще  за  доби  сталінського  правління.
           Власне  цими  трьома  найголовнішими  рисами  окреслюють  творчість  Василя  Симоненка,  зокрема  його  патріотичні  цикли,  не  беручи  до  уваги  цикли  віршів  про  кохання,  любов  до  природи,  до  матері  тощо,  хоча  вони  також  відіграли  важливу  роль  не  стільки  у  громадському  внеску  поета  в  літературу,  скільки  в  його  особистісному  становленні,  моральному  зростанні  та  самовдосконаленні.
           За  даними  сучасних  інформаційних  джерел  про  Василя  Симоненка  говорять,  що  він,  на  відміну  він  своїх  ровесників-віршописців,  виокремився  з  того  середовища  пристосуванців,  яких  збила  з  чесного  шляху  жадоба  до  грошей,  слави  і  які  через  це  подалися  у  «вірні  підручні  партії»,  почали  писати  оди  радянській  владі,  уславлювали  «кукурудзяного  короля»  Хрущова,  співали  народові  байки  про  гарне  життя  радянського  суспільства.  За  визначенням  багатьох  сучасних  дослідників,  вони  прагли  «нахапати  літературних  премій,  одержати  депутатські  мандати,  всістися  в  редакторські  крісла,  стати  бодай  тимчасовими  власниками  державних  автомашин  і  дач,  безкоштовних  закордонних  вояжів».  І  на  цьому  тлі  зовсім  протилежний  світогляд  бачимо  у  Василя  Симоненка.  Багато  хто  відстоює  думку,  що  його  просто  не  манила  вся  ця  мішура,  слава,  гроші,  що  він  жив  і  творив  за  покликом  душі  і  серця.  А  не  за  лавровий  вінок  з  рук  партійних  керівників.  Проте  чи  можна  вважати  діяльність  Симоненка  також  вже  безкорисливою,  як  здається  на  перший  погляд.  Так.  Він  дійсно  спромігся  кинути  виклик  «сильним  світу  цього»,  але  з  якою  метою  насправді?  Чи  не  задля  того,  щоб  уславити  себе  як  борця,  провідника  української  національної  ідеї,  героя  для  багатьох  сучасників  і  майбутнього  покоління?  Невже  таку  палку  й  амбіційну  натуру  як  Василь  Симоненко,  особливо  в  молоді  роки  не  вабила  ця  перспектива?  Куди  ж  в  такому  випадку  подівся  відомий  усім  «юнацький  максималізм»?  Адже  він  не  міг  не  передбачити,  що  його  гостра,  часом  небезпечна  анти  владна  діяльність  зробить  його  ім’я  вічним  для  України,  її  історії,  а  його  страждання  –  Ісусовим  вінком?  З  погляду  на  це  виникає  ще  одне  трактування  мотивації  Симоненка  щодо  підриву  й  послаблення  радянської  влади  своєю  творчістю  і  громадсько-політичними  діями.  Не  можна  оминути  й  того,  що  він  міг  легко  передбачити  фінал  такого  активного  спротиву.
           Смерть  двадцятивосьмирічного  лицаря  української  поезії  оповита  ядучим  туманом  таємниць,  легенд,  пліток.  Торкатися  цієї  теми  було  суворим  табу  і  за  часів  Брежнєвського  «Застою»  і  Горбачовської  «Перебудови»,  оскільки  смерть  Василя  Симоненка  невипадкова.  Сутність  цієї  загадки  полягає  утому,  що  поета  по-звірячому  побили  охоронці  громадського  порядку  в  задрипаному  лінійному  відділенні  міліції  міста  Сміли,  після  чого  він  почав  нудити  світом,  бо  ні  на  хвилину  не  полишали  молодого  поета  нестерпні  болі  в  попереку,  притамувати  які  медицина  виявилася  неспроможною.  Саме  в  цьому  слід  шукати  корінь  Симоненкової  трагедії.  
           Так  чи  інакше,  життя  і  творчість  Василя  Симоненка  тісно  пов’язана  з  боротьбою  за  правду  проти  кривди  не  лише  себе  і  свого  близького  оточення,  а  й  всієї  української  нації.  І  якими  б  не  були  мотиви  цих  всенародних  подвигів  поета,  вони  відслужили  добру  службу  на  користь  піднесення  суспільної  думки,  відродження  народного  духу,  згадки  про  славетне  минуле  предків.  
           Тепер  з  неймовірною  тугою  згадуємо  кожне  слово  поета,  щиро  промовлене  під  час  радіоінтерв’ю  від  1962  року  після  виходу  у  світ  першої  збірки  поезії  «Тиша  і  грім»:  
           «Що  я  можу  сказати  про  себе?  
           Ще  так  мало  прожито  і  так  мало  зроблено.  Хочеться  бути  людиною,  хочеться  робити  гарне  і  добре,  хочеться  писати  такі  вірші,  які  б  мали  право  називатися  поезією.  І  якщо  це  мені  вдається  рідко,  то  це  не  тому,  що  я  не  хочу,  а  тому,  що  мало  вмію  і  мало  знаю.
           Найбільше  люблю  землю,  людей,  поезію  і…  село  Біївці  на  Полтавщині,  де  мама  подарувала  мені  життя.
           Ненавиджу  смерть.
           Найдужче  боюся  нещирих  друзів.  Більше  мені  сказати  про  себе  нічого.  Зараз  працюю  над  другою  збіркою.  Хочу,  щоб  вона  була  кращою  від  першої».

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=340915
рубрика: Проза, Лірика
дата поступления 30.05.2012

НАДІЯ СВІТЛИЧНА: пісня української лебідки

У  світі  пошесті  і  змору,  
Німотності  і  глухоти,
Де  мудрі  муштрою  мінти  
лічують  душі  без  розбору.
Там  пісня,  витвір  висоти,
Свободи  й  пружного  простору
Шугнула  вільним  птахом  вгору
У  вир!  У  небо!  У  світи!
                         І.  Світличний
(уривок  з  вірша  „Лебедина  пісня”,  присвяченого  Надії  Світличній)
         
           Яскрава  героїчна  постать  Надії  Олексіївни  Світличної  –  видатної  Ярославни  української  землі,  жінки-заступниці  рідного  слова  і  жінки-борця  за  волю  України,  хвилює  душу  кожного  луганця,  нібито  змушуючи  рівнятися  на  її  приклад  і  так  само  йти  до  тріумфу  крізь  скверну  одіозного  політичного  осередку.  Цей  образ  дає  нам  право  пишатися  величчю  прославленої  землячки,  яку  знали  не  лише  в  Україні,  а  й  за  кордоном,  яку  шанували  верхи  суспільства  і  піддавали  жорстоким  тортурам  через  її  завзяту  боротьбу  за  правду  і  справедливість.  Ця  жінка  –  не  лише  тендітна  лебідка  з  мужнім  струменем,  а  й  взірець  палкого  патріотизму  та  поетичного  мислення.  
           Народилася  Надія  Світлична  8  листопада  1936  року  у  селі  Половинкине  на  Луганщині.  Вона  не  любила  говорити  про  своє  дитинство,  казала  „чомусь  забулося”,  бо  надто  боляче  було  згадувати  лиха,  що  впали  на  її  долю  і  залишили  по  собі  тяжкі  спогади.
           Вищу  освіту  здобувала  на  філологічному  факультеті  Харківського  університету  з  1953  по  1958  роки  слідом  за  старшим  братом  Іваном,  котрого  безмежно  любила  і  до  якого  завжди  прислухалася.  Під  час  навчання  вела  активну  наукову  та  суспільну  діяльність.  Саме  в  цей  період  у  Надії  Світличної  починається  поступове  прозріння  на  справжню  дійсність  радянського  ладу  і  тієї  політичної  партії,  в  яку  так  свято  і  сліпо  вірив  „совєтський  человек”  і  за  якою  стояли  жорстокі  кати  українського  народу.    
           Як  пише  сама  Надія  у  своїх  спогадах,  надрукованих  пізніше  у  збірці  окремим  розділом:  „Моє  навчання  в  університеті  почалося  в  переламний  рік  історії  радянської  держави  –  в  рік  смерті  Сталіна.  Цю  подію  я  сприймала  як  особисту  і  всенародну  трагедію.  Я  була  тоді  довірливим  підлітком,  життя  сприймала  таким,  як  його  зображали  твори  соціалістичного  реалізму  з  обов’язкової  шкільної  програми.  Тоді  ще  не  було  „Возз’єднання  чи  приєднання?”  Брайчевського  [14,  №№  16–17],  а  якщо  хтось  і  сумнівався  в  непохибності  генеральної  лінії  партії,  –  то  до  нас,  тодішніх  студентів,  ті  сумніви  не  доходили...  Я  належала  до  телячого  покоління.  Припускаю,  що  були  й  серед  нас  думаючі  винятки,  але  ми  їх  не  бачили  і  не  знали”  [11,  С.  432  –  433].
           Надія  була  жвавою  активісткою  навчального  процесу,  брала  участь  у  наукових  студентських  конференціях,  у  роботі  лекторської  групи;  захоплювалася  історією  України,  її  прадавнім  минулим,  читала  історичну  літературу,  твори  відомих  українських  письменників-революціонерів,  народних  борців  і  покровителів  української  нації,  переймаючись  полум’ям  їхньої  душі,  що,  як  і  душа  Надії,  таємно  палала  за  життя  знедоленого  людства.  
           Під  впливом  внутрішньої  українізації,  Надія  вже  на  першому  курсі  підготувала  тему  наукової  конференції  „Визвольна  боротьба  українського  народу  (1648-1654  рр.)  в  усній  народній  творчості”,  а  наступного  року  опрацювала  тему  „Роль  Харківського  університету  в  розвитку  української  фольклористики”  [5,  C.  277].
           „Із  збиранням  фольклору  було  тяжче:  на  селах  дедалі  менше  пам’ятали  й  співали  народних  пісень,  творення  нових  було  й  поготів  жалюгідне,  бо  радіо  достатньо  годувало  естрадним  ширпотребом  (головно,  російським),  що  добре  прищеплювався,  особливо  за  чаркою.  Отже,  записування  фольклору  зводилося  переважно  до  приказок  та  прислів’їв.  Але  народна  творчість  мене  цікавила  настільки,  що  темою  дипломної  роботи  я  хотіла  взяти  туристський  фольклор.  Не  знаю,  як  би  мені  вдалося  прив’язати  цю  тему  до  української  літератури,  бо  майже  весь  відомий  мені  туристський  фольклор  був  російськомовний  (так  само,  як  жаргонізми,  „блатні”  пісні  тощо).  І  все  ж  мені  кортіло  взяти  якусь  оригінальну  тему,  а  не  заяложений  „Образ  комуніста”  чи  „Порівняльну  характеристику  Чіпки  і  Марка  Гущі”.  [11,  433  –  434].
           Після  закінчення  Харківського  університету  Надія  Світлична  з  головою  поринула  у  культурне  життя.  Брала  активну  участь  у  літературних  вечорах,  зустрічах,  лекціях,  екскурсіях,  організованих  Клубом  творчої  молоді  „Сучасник”.  Близько  потоваришувала  з  Аллою  Горською  та  іншими  художниками,  навчала  їх  української  мови  (усі  вони  високо  цінували  і  любили  свою  вчительку),  допомагала  в  їхній  роботі.
           Якщо  попервах  мовби  перебувала  в  тіні  свого  старшого  брата  –  чільної  особи  шістидесятницького  Ренесансу,  дуже  скоро  виборола  самостійне  місце  в  громаді,  набула  авторитету,  зажила  поваги.  Вабила  до  себе  людей,  уміла  запалити  інших  українською  ідеєю,  пробудити  національні  почуття  і  потяг  до  творчості  на  ниві  рідної  культури.  
           Гарно  співала  —  а  пісня  українська  була  в  ті  часи,  як  зреш¬тою  і  завжди,  потужним  консолідуючим  чинником.  Надзвичайно  добре  читала  вірші,  доносячи  глибинний  зміст,  —  краще  за  бага¬тьох  професіоналів.  Майстерно  вишивала,  мала  незаперечний  художній  хист  —  не  раз  допомагала  Аллі  Горській  у  виконанні  монумен¬тальних  художніх  робіт,  зокрема  на  Донбасі,  а  її  вишивані  мініа¬тюри,  створені  в  Мордовському  таборі,  не  одному  зігрівали  душу…
           Надію  знали,  її  любили.  Жвава  й  енергійна,  іронічна  й  до¬тепна,  як  і  брат  Іван,  вона  природно  ставала  душею  товариства,  була  вигадливим  ініціатором  різних  розіграшів  і  пародійних  дійств  у  рамках  товариських  свят.  Саме  Іван  Світличний  згодом  залучив  сестру  до  справи  самвидаву  —  цього  чи  не  найреальнішого  досягнення  шістде¬сятництва.  Тож  «всевидяще  око»  режиму  не  могло  не  виділити  її  серед  чільних  діячів  руху  Опору  1960-х  —  носіїв  ідеї  національного  відродження  і  демо¬кратизації  суспільства  [2,  C.  73  –  74].
           Тому  не  дивно,  що  безхмарні  роки,  насичені  звершеннями  в  ім’я  українського  національного  духовного  відродження,  в  ім’я  захисту  народної  моралі  і  незалежності  українського  духу,  змінилися  для  Надії  Світличної  жахливими  подіями,  створеними  некерованою  антинародною  владою  і  пропагандою  прихованого  рабства  радянській  політичній  верхівці.  
           18  травня  1972  р.  Надію  Світличну  заарештовано  за  ст.  62.1.  Кримінального  кодексу  УРСР:  антирадянська  пропаганда  й  агі¬тація.  Майже  рік  Світлична  провела  в  ізоляторі  КГБ  на  вул.  Володимирській,  33.  На  провокаційні  запитання  слідчого  відповідала:  «Я  просто  людина,  життя  подарувало  мені  щастя  спілкуватися  з  широким  колом  творчих  людей,  і  репресії  проти  них  я  сприймаю  як  репресії  проти  мене».
           Зі  спогадів  Надії  Світличної  дізнаємося:  „Якусь  ненормальність  свого  національного  статусу  я,  звичайно,  відчувала,  але  вихована  радянською  пропагандивною  системою,  позбавлена  можливості  бодай  ознайомитися  з    непофальшованою  історією  свого  народу,  я  вважала  такий  статус  якщо  не  задовільним,  то  неминучим  у  процесі  розвитку  людства.  Так  уже  склалося,  що  один  народжується  слоном,  другий  —  «моською»,  мусиш  миритися  з  тим,  що  ти  —  жінка,  а  не  чоловік,  українка,  а  не  росіянка.  Добре  вже,  що  якась  там  «нацменка».  І,  певна  річ,  ні  на  які  завоювання  чи  там  твердині  я  навіть  не  думала  зазіхати”  [11,  C.  438].
           Засудили  Надію  на  чотири  роки  таборів  суворого  режиму.  Світлична  відбула  свій  термін  у  Мордовії  в  добірному  товаристві  жінок-політв'язнів  (К.  Зарицька,  Д.  Гусяк,  І.  Сеник,  С.  Шабатура,  І.  Калинець  та  ін.)  у  селищі  Барашево,  в  установі  ЖХ-385/3  по  сусідству  з  табором,  де  відбували  покарання  Василь  Стус  і  В'ячеслав  Чорновіл.
           Коли  у  1976  році  повернулася  до  Києва,  життя  стало  надзвичайно  важким:  не  було  свого  кутка,  постійний  принизливий  нагляд,  повне  безправ'я,  балан¬сування  між  неможливістю  влаштуватися  хоч  на  якусь  роботу  (час  від  часу  вдавалося  знайти  некваліфіковану  працю  —  сторо¬жа,  різноробочої,  двірника)  і  загрозою  звинувачення  в  «тунеядстві».  Подібне  ставлення  призвело  до  того,  що  взимку  1976  року  Надія  зважилася  надіслати  до  ЦК  КПРС  зая¬ву  з  відмовою  від  радянського  громадянства,  мотивуючи  цей  крок  жорстокою  розправою  над  Л.  Лук'яненком,  П.  Григоренком,  В.  Стусом,  С.  Шабатурою  та  іншими  гідними  людьми.  «І  як  людина  вільна,  як  мати  своєї  дитини,  я  з  усією  відповідальністю  заявляю    сьогодні,    у    день    прав    Людини,    що      вважаю    нижче  людської  гідності,  після  всього  пережитого,  бути  громадянином  найбільшого  у  світі,  наймогутнішого,  найдосконалішого  концта¬бору».  
           12  жовтня  1978  р.  Світлична  виїхала  спочатку  до  Риму,  де  її  прийняв  Папа  Римський  Іван  Павло  II,  а  8  листопада  того  ж  року  при¬була  до  США.  Відразу  ж  знайшла  притулок  у  теплій  дружній  родині  Софії  і  Тита  Гевриків  у  Філадельфії.  Поступово  завою¬вала  високий  авторитет  серед  української  громади  за  кордоном.  Разом  із  Петром  Григоренком  і  Леонідом  Плющем  стала  членом  Закордонного  представництва  Української  Гельсінкської  групи.  Ця  активна  громадська  діяльність  не  припинялася  ні  на  мить  і  ніколи  не  була  завершеною  для  Надії  Світличної  до  кінця,  оскільки  навіть  далеко  від  Батьківщини,  палка  українка  жила  самими  думками  про  неї  і  не  була  спроможна  насолоджуватися  особистою  свободою,  поки  її  народ  душить  вікове  ярмо  знущань  і  гоніння.  
           Під  час  довготривалих  допитів  Світличній  ставили  стереотипні  запитання:  „З  якою  метою  Ви...?”,  на  які  вона  відповідала  коротко  і  чітко,  але  усвідомлювала,  що  треба  було  казати:  „З  метою  підриву  і  послаблення  радянської  влади”.
           „З  метою  підриву  і  послаблення  радянської  влади  я  співала  народних  пісень  в  хорі  „Гомін”,  а  також  колядувала  під  Новий  рік,  перебравшись  на  чортика;  з  метою  підриву  і  послаблення  радянської  влади  рвала  бур’яни  на  могилі  своєї  подруги  Алли  Горської;  з  метою  підриву  і  послаблення  радянської  влади  клала  квіти  до  пам’ятника  Шевченка  і  плела  рукавиці  для  хворої  Марійки  Пальчак”  [11,  C.  439].
                       Боляче  переживала  Надія  загибель  близької  подруги  –  художниці  Алли  Горської,  над  загадковим  вбивством  котрої  виникало  багато  різних  домислів,  чуток  і  пліток.  Через  це  Світлична  ще  більше  лютувала  на  ту  дійсність  і  той  „порядок”,  за  якого  вільні  люди  вимушені  страждати  і  гинути  ні  за  що.  Вона  дивувалася,  чому  ім’я  цієї  жінки,  яка  була  доволі  відомою  художницею  і  культурною  діячкою  викреслюють  зі  сторінок  українського  мистецтва,  чому  так  нетерпимо  ставляться  до  самого  імені  Алли  Горської?  „...Навіть  у  монографіях  чи  в  „Словнику  художників”,  де  згадують  її  роботи,  ніде  не  названо  її  імені.  І  це  при  живих  свідках  –  під  репродукціями  її  творів  підписують  інших  авторів  чи,  скажімо,  співавторів  а  на  її  ім’я  накладають  табу!”,  -  кепкувала  Надія  Світлична.  На  ці  обурення  їй  коротко  і  шаблонно  відповів  капітан  Берестовський:  „Ми  ж  не  можемо  популяризувати  творчість  антирадянськи  настроєної  людини!”
           Нещасна  бунтівниця  мало  не  щодня  довідувалася  про  масові  арешти  друзів  та  знайомих  письменників,  громадських  діячів,  журналістів  та  небайдужих  громадян  України,  з  якими  вона  була  більш-менш  знайома.  „У  такій  ситуації,  в  якій  я  опинилася  після  січня  1972  року  (сестра  і  товаришка  багатьох  арештованих,  сама  під  слідством,  звинувачена  в  антирадянській  агітації  і  пропаганді),  стосунки  з  людьми,  як  правило,  різко  змінюються.  У  декого  з  давніх  товаришів  і  навіть  друзів  раптом  зовсім  не  стає  часу,  зоб  відвідати,  зустрітися,  сказати  добре  слово.  Дехто  настільки  втрачає  зір,  що,  навіть,  зустрівши  на  вулиці,  не  помічає  або  не  впізнає.  Але  буває  й  навпаки:  малознайомі  або  й  незнайомі  люди  стають  близькими,  бо  знаходять  для  тебе  у  важкий  час  приязне  слово...”.
           Описуючи  у  своїх  спогадах  перебування  у  тюрмі,  Надія  Світлична  запевняє:  „Тюрма  живе  за  своїми  законами  –  писаними  і  неписаними.  Зрештою  поза  тюрмою  все  відбувається  так  само,  але  більш  ілюзорно,  не  так  чітко.  В  незагартованому  житті  дуже  сильна  ілюзія  простору  і  вибору.  В  тюрмі  простіше.  За  тобою  зачиняють  браму,  ведуть  порожніми  коридорами,  замикаючи  всі  двері,  які  трапляються  на  шляху...”
           Але,  на  світобачення  Надії,  були  й  світлі  моменти,  заради  яких  кортіло  жити,  які  й  тримали  її  весь  цей  час  –  це  найтепліші  почуття  до  рідних  українських  традицій  і  втілення  їх  наживо  для  того,  щоб  раділо  серце,  а  душа  прагла  вирватися  на  волю  з-під  варварських  тортурів  радянського  тоталітарного  режиму.
           Одним  з  таких  світлих  моментів  під  час  перебування  у  Мордовському  концтаборі  було  святкування  Різдва  в  дусі  українських  традицій.  Надія  з  ніжністю  і  гірким  болем  згадує  цей  час  в  своїх  спогадах  під  назвою  „Різдво  в  таборах”.
           „Протягом  свого  4-річного  ув'язнення  мені  припало  тричі  святкувати  Різдво  в  умовах  Мордовського  концтабору  для  жінок.  Дух  земляцтва  в  таборах  досить  міцний,  особливо  на  свята  в'язні  згуртовуються  за  традиціями  рідного  краю...
           Офіційно  всі  свята  в  ув'язненні  —  і  релігійні,  і  навіть  ра¬дянські,  чи  особливо  радянські  —  відзначають  в  один  спо¬сіб  —  посиленням  конвою  і  загостренням  режиму.  Тому  в'язні  самі  стараються  вирізняти  з  сірої  маси  невільничих  днів  ті,  які  вони  хочуть,  і  так,  як  вони  можуть.
           Ми  починали  готуватися  до  свят  заздалегідь,  ще  з  літа.  Якщо  комусь  належалася  з  дому  посилка  (їх  дозволяють  ли¬ше  з  другої  половини  терміну  —  раз  на  рік  по  5  кілограмів  з  обмеженим  асортиментом),  і  все  ж,  якщо  комусь  дозволя¬лося  дістати  ту  рідкісну  посилку,  то  для  неї  замовляли  в  ро-дичів  грамів  30-50  маку,  стільки  ж  горіхів,  сушениці,  грибів.  Це  все  добре  (нехай  по  пучці,  все  одно  –  скарб)  зберігали  до  свят.  Навіть  якщо  хтось  із  нас  хворів,  того  неторканого  за¬пасу  не  чіпали.  Зрештою  до  Різдва  мали  традиційних  12  страв,  а  якщо  бракувало  до  12-ти  —  лічили  окремо  хліб  і  сіль,  узвар  і  чай.
           Напередодні  Різдва  (за  тиждень  чи  два)  старалися  поши¬ти  рукавиць  (це  була  наша  примусова  праця)  стільки,  щоб  на  Різдво  не  працювати...              
           Наставав  Різдвяний  вечір.  З  першою  зіркою,  як  годиться,  сідали  за  стіл.  На  столі  ще  бувала  й  гілочка  сосни  завбільшки  в  долоню  (якщо  вдавалося  крадькома  роздобути),  прикрашена  мініа¬тюрними  вишиваними  свічечками  (роботи  Орисі  Се¬ник).  Свічечки  однакові,  але  кожна  іншого  кольору  і  перед  відбоєм  ми  могли  вибрати  собі  на  свій  смак.  Над  столом  —  прикріплена  до  стіни  велика  ви¬шивана  Різдвяна  декоративна  закладка,  вишита,  як  і  все  в  бараці,  руками  невтомної  Орисі  Сеник.  Сюжетний  взір  до  неї  скомпонувала  Стефа  Шабатура  —  художниця,  яку  жив¬цем  відірвали  від  улюблених  гобеленів,  і  вона  гамувала  тугу  за  ними,  компонуючи  взори  закладок.
           Табірні  страви  ми  за  традицією  лишали  душам  померлих  і  кликали  їх  до  свого  столу  нарівні  з  живими.  Часом  тяжко  було  їх  навіть  розрізнити:  загибла  Алла  Горська  була  так  са¬мо  в  іншому  світі,  як  і  наші  живі  діти  й  батьки.  Наче  в  Галичевій  пісні:
Я  за  мертвими  давно  вже  не  плачу  —
Я  ж  не  знаю,  хто  живий,  а  хто  мертвий.
           Наспівавшися  колядок  за  столом,  ми  виходили  з  барака  колядувати  сусідам  і  всім  добрим  людям  —  як  казала  в  ди¬тинстві  бабуся  —  всім,  «хто  в  лісі  й  поза  лісом».  Сусіди  —  це  наші  побратими  Василь  Стус  і  Славко  Чорновіл,  з  якими  нас  розділяло  лише  кілька  рядів  «запретки»  (колючих  дро¬тів  і  переораних  смуг  землі),  та  ще  високі  паркани,  що  не  да¬вали  змоги  нам  ані  побачитися  за  всі  ті  роки,  ані  почутися.  Правда,  вони  нас  один  раз  почули,  і  то  було,  власне,  на  Різдво.  Під  тим  враженням  В.  Стус  написав  потім  вірша.
           Можливо,  я  створила  тут  надто  ідилічну  картину.  Може,  вона  й  не  була  такою  насправді,  адже  були  там  ще  й  інші  ді¬йові  особи:  озброєний  конвой  на  «вишці»,  наглядачі,  які  в  усьому  вбачали  порушення  режиму,  і  стукачі,  які  крутилися  тут-таки,  поміж  нами.  Але  те  все  відсіялося  з  пам’яті,  як  по¬лова,  —  лишилося  те,  що  становило  нашу  суть:  спільний  на¬стрій,  спільна  радість  і  спільні  біди  —  все  на  отому  вишива¬ному  чотирикутнику,  як  на  долоні”  [11,  C.  553  –  555].
           Для  Надії  завжди  існувало  дві  тюрми,  попри  всі  ті,  де  їй  довелося  побувати:  тюрма  безправ’я  і  тюрма  з  залізними  гратами.  І  перша  з  них  була  найстрашнішою,  оскільки  випивала  душу,  поки  остання  точила  тіло.  Адже  коли  на  волі  забороняють  листуватися  з  друзями,  відвідувати  родину,  бачитися  з  однодумцями  і  підтримувати  ідеї  один  одного  –  чи  це  не  тюрма,  чи  не  найжахливіша  мука  на  світі?  І  що  важливіше  –  тюрма  на  своїй  власній  землі,  землі,  яка  була  загарбана,  але  не  підкорена,  землі,  яку  намагалися  приборкати,  але  цього  не  вийде,  доки  живий  останній  українець.  І  це  життя,  де  воля  гірше  за  тюрму  мало  щодня  супроводжувати  Надію  Світличну  в  кожний  новий  „совєтський”  день,  прірві  якого  не  було  краю.
           Після  звільнення  з  Мордовського  концтабору  і  повернення  до  Луганську,  за  словами  самої  Світличної,  „почалися  звичайні  в'язничні  клопоти:  обшук,  під  час  якого  в  мене  забрали  саморобний  натільний  хрестик  із  ниток  —  і  я  одразу  оголосила  голодівку  (бо  як  я  ще  могла  протестувати  в  тих  умовах?),  влаштування  в  переповненій  тюремній  камері  з  суцільними  двоповерховими  нарами  (я  опинилася,  наче  в  труні,  під  вікном  другого  поверху),  сякі-такі  знайомства  зі  співкамерницями-кримінальницями”.
           Але,  попри  всі  страхіття,  як  випали  на  долю  Надії  Світличній,  доба  випробувань  тільки  починалася.  Згодом  цій  жінці  доведеться  пройти  через  справжнє  пекло  подібних  „екскурсій  під  конвоєм”,  які  вона  потім  згадуватиме  у  своїх  „Спогадах”,  та  „відпочивків”  у  концтаборах  радянського  режиму  за  так  звану  „антирадянську  діяльність”.  Саме  це  словосполучення  Надії  чутиме  частіше,  ніж  ім’я  свого  сина  то  з  повісток  до  суду,  то  від  знайомих  –  прихвоснів  партії,  то  від  звичайних  фанатів  „совєтського  дива”.  Попереду  чекали  великі  і  малі  психологічні  драми,  розчарування  в  людях  і,  натомість,  відкриття  наново  тих,  хто  не  дав  світові  „спіймати  себе”,  тих,  які  були  схожі  на  Надію  Олексіївну  Світличну  [8,  C.  84  –  86].
           На  сьогодні  в  Україні  існує  багато  літературних  видань,  газетних  публікацій,  документальних  фільмів  про  життєвий  шлях  і  патріотичну  діяльність  Надії  Світличної.  Зараз  більш-менш  доступна  інформація  про  її  активні  виступи  на  захист  демократизації  суспільства  та  послаблення  влади  партії  на  зацькованих  українців.  Є  можливість  дізнатися  про  її  найперші  публікації  журналістських  статей  та  художніх  творів,  перші  інтерв’ю,  виступи  на  радіо,  її  писемні  розмірковування  про  народ;  збереглися  також  безцінні  збірки  її  спогадів,  за  якими  безпосередньо  і  складалася  її  біографія.
           Про  Надію  Світличну  згадують  по  сьогодні  і  ті,  хто  були  її  близькими  друзями  чи  хоча  б  знавали  її  особисто,  і  ті,  хто  ознайомився  тільки  з  її  біографією  та  славетними  подвигами  в  ім’я  української  державності  з  опрацьованої  літератури.  Серед  тих,  хто  спілкувався  зі  Світличною  за  її  багатогранне  життя  були  відомі  політичні  особи,  науковці,  професори  різних  кафедр  університетів  України,  доценти,  літератори  тощо.  Кожний,  хто  хоча  б  раз  зустрічався  з  нею,  назавжди  залишить  у  пам’яті  її  образ,  як  „подвижницю  національної  ідеї,  одну  з  тих,  хто  підіймав  націю  з  колін”,  -  так,  наприклад,  охарактеризував  Світличну  в  одній  зі  своїх  наукових  статей  Володимир  Семистяга  –  доцент  кафедри  історії  України  Луганського  національного  університету  імені  Тараса  Шевченка.  
           Також  він  залишив,  а  потім  видрукував  деякі  спогади  про  письменницю:  „Звертаючись  до  питання  формування  характеру  Н.  О.  Світличної  як  особистості,  не  можна  пройти  повз  свідчення  тих,  хто  знав  і  пам’ятав  її  з  шкільних  років.  Документально  встановлено,  що  колишні  однокласники  відзначали  прагнення  до  знань  і  наполегливість  в  опануванні  ними,  цінували  її  громадську  активність.  Мало  хто  із  старобільських  школярів  був  таким  обізнаним  і  старанним  постійним  читачем  районної  бібліотеки  для  дорослих,  що  так  уперто  студіював  книжкові  бібліотечні  фонди  та  „товсті”  журнали,  як  вона.  До  того  ж,  була  чи  не  єдиною  серед  тих,  кого  цікавили  новинки  книжкового  світу,  твори  класиків  української  літератури  та  можливості  віднайти  хоч  якусь  копійчину,  щоб  придбати  через  місцеву  книгарню  для  власної  книгозбірні  прозу  та  поезію  молодих  талановитих  письменників”  [12,  120  –  121].
           Не  можна  оминути  також  її  звернення  до  видатних  українських  письменників,  більшість  з  яких  були  її  близькими  друзями  і  допомагали  проводити  „антирадянську  пропаганду”  на  теренах  України:  „Мені  щастить  на  непорожніх  в  Україні  людей”,  -  наголосила  Світлична  в  одному  зі  своїх  інтерв’ю  [10,  C.  12].
           І  нарешті  славетного  1991  року  вона  разом  зі  своїми  друзями  і  своїм    народом  святкувала  жадану  перемогу  над  зверхністю  чужинців  в  Україні,  святкувала  жадану  Незалежність,  хоча  Радянський  Союз  і  залишив  по  собі  болючі  рани  у  свідомості  й  серцях  тих,  хто  вижив,  але  був  спустошений  духовно.  І  все  ж  Надія  (не  дарма  ж  її  так  назвали)  дивилася  в  майбутнє  оптимістично,  закликаючи  нащадків  до  віри  в  державу,  віри  в  себе  і  неустанної  боротьби,  навіть  в  цей  мирний  час,  за  свободу  вибору  і  духовну  свободу  кожного  громадянина.
           Саме  тому  для  нас,  нащадків  борців  за  волю  і  славу  України,  головне  зрозуміти  і  виконати  ті  настанови,  що  заповіли  нам  наші  прославлені  предки,  дотримуватися  тих  канонів,  які  встановлював  ще  великий  Тарас  Шевченко,  а  потім,  переймаючись  його  патріотичним  духом,  й  інші  письменники,  в  тому  числі  і  Надія  Олексіївна  Світлична.  
           Ця  видатна  українка  подала  нам  велику  кількість  зразків  та  прикладів  любові  до  Батьківщини,  порад,  як  залишатися  Людиною  за  будь-яких  обставин,  незважаючи  на  те,  які  межі  встановлює  та  чи  інші  влада  в  державі.  Вона  прагла  навчити  нас  бути  справжніми  українськими  націоналістами,  патріотами,  державотворцями,  які  писатимуть  нову  історію  України,  розвиватимуть  її  культурну  та  духовну  спадщину,  а  також    збагачуватимуть  свої  душі  знанням  та  вірою.
           Отже,  ми  маємо  стати  послідовниками  її  світлої  справи  в  ім’я  нашої  держави,  нашого  народу  і  нас  самих,  бо  ми  є  народ,  ми  –  це  Україна.

Література:
1. Карасик  С.,  Овсієнко  В.  Світлична  Надія  Олексіївна  //  Міжнародний  біографічний  словник  дисидентів  країн  Центральної  та  Східної  Європи  і  колишнього  СРСР.  –  Т.  1.  Україна.  Ч.  2.  –  Харків:  Права  людини,  2006.  –  С.  663-667.
2. Касьянов  Г.  Незгодні:  українська  інтелігенція  в  русі  Опору  1960  –  1980-х  років.  –  К.:  Либідь,  1995.  –  С.  11,  73-74,  126-127,  163-164,  171-172.
3. Нежива  Л.,  Неживий  О.  Надія  Світлична  //  Юному  краєзнавцеві  Луганщини.  –  Луганськ,  2007.  –  С.  34-71.
4. Коцюбинська  М.  Без  неї  не  було  б  ніякого  шістдесятництва...  //  Молода  нація.  –  2006.  –  №  2  (39).  –  С.  5-11.
5. Коцюбинська  М.  Надія  з  родини  Світличних  //  Українки  в  історії.  –  К.,  2004.  –  С.  276-278.
6. Неживий  О.  Живе  світла  пам'ять  //  Літературна  Україна.  –  2009.  –  22  січня.  –  С.  8.
7. Світлична  Н.  О.  Твори:  Автобіографія.  Спогади.  Статті.  Інтерв’ю.  Листи  /  Упоряди.,  передм.  О.  Неживого.  –  Луганськ:  Знання,  2006.  –  212  с.
8. Екскурсії  під  конвоєм  //  Бахмутський  шлях  (Луганськ).  –  2005.  –  №    1–2  –  С.84-86.
9. Різдво  у  в’язниці  //  Свобода  (США).  –  1993.  –  5  січня.
10. Мені  щастить  на  не  порожніх  в  Україні  людей:  Інтерв’ю  (Розмовляли  Р.  Лиша  і  Ю.  Вівташ)  //  Час.  –  1999.  –  15–22  січня.  –  С.  12.
11. Світличний  І.  О.,  Світлична  Н.  О.  З  живучого  племені  Дон  Кіхотів  /  Упорядкував.  М.  Х.  Коцюбинської  та  О.  І  Неживого.  Передм.  та  прим.  М.  Х.  Коцюбинської.  –  К.:  Грамота,  2008.  –  816  с.,  іл.  (Серія  „Бібліотека  Шевченківського  комітету”).
12. Семистяга  В.  Ф.  –  Документальні  матеріали  Державного  Галузевого  Архіву  Служби  Безпеки  України  (ДГА  СБУ)  як  джерело  до  життєпису  Н.  О.  Світличної  //  Науковий  збірник  „До  80-річчя  народження  Івана  Світличного”.  –  С.  117-129.
13. Доброокий.  Спогади  про  Івана  Світличного:  [Поет-шістдесятник,  правозахисник,  політв’язень]  /  Упоряд.:  Л,  Світлична,  Н.  Світлична.  –  К.:  Час,  1998.  –  575  с.
14. Брайчевський  М.  Возз’єднання  чи  приєднання?  –  Україна,  1991.  –  №№  16–17.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=340913
рубрика: Проза, Лірика
дата поступления 30.05.2012

СЛАВА ГЕРОЯ – СЛАВА УКРАЇНИ

Душу  й  тіло  ми  положим  за  нашу  свободу
                                                                                             І  покажем,  що  ми,  браття,  козацького  роду.
                                                                                                                                                                           (з  гімну  України)
           Колись  Україна  була  колискою  Війська  Запорозького,  його  притулком  і  духовним  натхненням.  Еволюція  українського  козацтва  пройшла  великий  шлях  розвитку,  становлення  і  розквіту,  який  поступово  переростав  в  історію,  що  тепер  вивчають  нащадки  на  сторінках  підручників.  Українське  козацтво  несло  в  собі  не  тільки  власне  українське  мистецтво,  українську  культуру  і  національні  традиції,  воно  сповнювало  серця  свободою,  вірою  в  Бога  і  державу,  воно  запалювало  душі  і  спонукало  звичайних  неосвічених  селян  до  боротьби  за  свої  права,  воно  робило  їх  могутнім  суспільством,  а  не  безталанною  юрбою,  як  наголошували  вороги  України.  Козаки  завжди  стояли  на  боці  правди  і  справедливості,  багатьом  з  них  довелося  виборювати  свою  гідність  кров’ю  і  навіть  ціною  свого  життя.
           І  хоча  зараз  залишаються  ті,  хто  не  погоджується  з  минулим  і  говорить  „а  якби  ж  то...”,  історія  не  визнає  умовностей,  вона  є  точною  наукою  і  завжди  складається  згідно  з  розвитком  нації.  Так  чи  інакше  українське  козацтво  відіграло  значну  історичну  і  культурну  роль  в  життя  країни  і  людства,  тому  має  певні  привілеї  і  сьогодні.
           Здавалося  б,  нове  тисячоліття,  а  в  Україні  і  досі  діють  масштабні  козацькі  блоки  під  проводом  козаків-отаманів,  які  беруть  активну  участь  у  державному  та  ідеологічному  житті  країни.  Вони  мали  солідний  вплив  на  розвиток  подій  під  час  Великої  Вітчизняної  війни,  відіграли  одну  з  вирішальних  ролей  у  Великій  Перемозі  Радянської  армії  під  час  бойових  дій.  Лідером  одного  з  таких  козацьких  угрупувань  під  назвою  „ЛугаКий”  є  верховний  отаман  „Козацького  блоку”,  член-кореспондент  Української  Академії  наук,  генерал  армії  козацтва  Валентин  Ілліч  Кравченко.  Його  родовід  сягає  у  далеку  сивину  і  бере  свій  початок  ще  від  Северина  Наливайка,  видатного  козацького  отамана,  керівника  антифеодального  селянсько-козацького  повстання  1594—1596  років.  І  тому  28  листопада  2010  року  йому  було  надано  право  урочисто  вручити  нагороду  учаснику  Великої  Вітчизняної  війни,  герою-захиснику  Українського  козацького  блоку  Скрипниченку  Миколі  Силантовичу.  
   Згідно  з  цим  правом  в  день,  28  листопада  Валентин  Ілліч  разом  з  декількома  друзями  і  воєнними  товаришами  Миколи  Силантовича  завітали  до  нього  на  вулицю  Мінську  8а,  що  знаходиться  у  Малій  Вергунці  на  Луганщині  з  метою  відзначити  його  військові  і  громадянські  подвиги  і  нагородити  почесною  генеральською  стрічкою,  всеукраїнським  орденом  українського  козацтва  і  золотою  зіркою  героя.  
               
               
Під  час  нагородження  Валентин  Ілліч  зачитував  універсал,  згідно  до  якого  „Скрипниченко  Микола  Силантович  –  легендарна  старійшина,  заступник  головного  отамана  В.  І  Кравченка  з  питань  розвитку  українського  козацтва,  генерал-полковник  українського  козацтва,  діяльність  якого  була  спрямована  на  укріплення  нашої  держави,  на  побудування  комуністичного,  соціалістичного  ладу,  а  також  на  процвітання  сьогоднішнього  дня  нового  покоління  нашої  молоді”,  нагороджувався  вищою  козацькою  нагородою  Українського  козацтва  орденом  Покрова  Пресвятої  Богородиці  „за  відродження  українських  козацьких  звичаїв  і  традицій;  національної  ідеї;  захист  історичних  здобутків  українського  народу,  участь  у  забезпеченні  його  духовного  і  матеріального  добробуту,  подальший  розвиток  і  утвердження  Українського  козацтва  як  історичної  спільноти  українського  народу  та  громадської  сили”.      
           Крім  отриманої  нагороди,  Микола  Силантович  вже  має  безліч  медалей  „За  мужність”,  орденів  козацького  руху,  історичний  орден  Івана  Мазепи,  що  вартий  особливої  уваги,  оскільки  на  одному  з  засідань  цей  орден  був  вручений  Президенту  України  і  поставлений  в  реєстр  як  державний  орден.  
           Після  урочистої  промови  Валентин  Ілліч  вручив  Миколі  Силантовичу  універсал  поряд  з  іншими  нагородами,  а  також  запропонував  подати  прошення  у  міську,  районну  та  обласну  ради  про  якнайшвидше  перейменування  вулиці  Мінській  та  офіційне  надання  їй  назви  вулиці  імені  Миколи  Скрипниченка.  Ця  пропозиція  була  винесена  на  загальне  козацьке  голосування,  на  якому  її  було  затверджено  одноголосно.
         
       
           Після  нагородження  відбувся  святковий  банкет  на  честь  уславлення  імені  Миколи  Силантовича  та  надання  йому  статусу  героя  блоку  Українського  козацтва  „ЛугаКий”  та  героя-учасника  Великої  Вітчизняної  війни.  А  поки  гості  збиралися  до  столу,  Микола  Силантович  розповів  нам  цікаві  факти  з  особистого  життя.  З  цього  повідомлення  ми  дізналися,  що  його  батько  був  вибраним  комісаром  полку,  який  вкупі  з  дружиною  (матір’ю  Миколи  Скрипниченка)  брав  участь  в  облозі  Зимового  палацу  у  місті  Санки-Петербурзі,  розташованого  на  Дворовій  площі,  а  його  прадід  був  начальником  штабу  Чорноморського  флоту  в  Одесі.  З  дитинства  тоді  ще  малий  Микола  працював  разом  з  батьком,  далі  закінчив  факультет  лікарської  справи  Медичного  інституту  у  Києві.  Але  йому  так  і  не  довелося  застосувати  свої  знання,  адже  він  ніколи  не  працював  лікарем.  Він  був  скульптором,  мистецтвознавцем,  художником  і  навіть  сам  Микола  Силантович  відверто  зізнається,  що  мистецтво  –  все  його  життя.
           Скрипниченко  Микола  Силантович  родом  з  села  Іванівка  Краснодарського  краю  (нині  Ставропольський  край),  певний  час  жив  в  Кубані.  Після  закінчення  вищого  навчального  закладу,  працював,  хоча  й  не  за  спеціальністю,  а  за  покликом  душі,  головним  художником  в  Абхазії,  брав  участь  в  художній  розбудові  Музею  циркового  мистецтва  Росії  в  Сочинському  цирку,  виліпив  багато  скульптур  у  пам’ять  про  видатних  воїнів,  виробив  бюст  Георгія  Гулія  та  інших  відомих  осіб.  З  часом  отримав  свій  художній  салон  в  мозаїчному  стилі,  який  був  зруйнований  фашистами  під  час  війни  і  від  якого,  на  жаль,  майже  нічого  не  залишилося.  І  навіть  сьогодні  будинок  Миколи  Силантовича  різьблений  його  власними  витворами  мистецтва,  стіни  прикрашені  вишивками,  фарбованими  пейзажами  і  орнаментами;  є  також  багато  сувенірів  і  цілий  куток  релігійних  виробів,  (ікони,  розп’яття,  хрести,  картини  з  зображеннями  Христа)  які  за  словами  господаря,  дарували  йому  козаки.
                       
У  першій  вітальні  є  також  саморобне  дзеркало,  прикрашене  вирізаними  зі  скла  фігурками  у  формі  трикутників,  над  якими  простягає  широкі  крила  майстерно  вироблений  орел,  дійсно  схожий  на  справжнього  птаха.
               
           На  початку  Великої  Вітчизняної  війни  Микола  Скрипниченко  добровольцем  пішов  на  фронт  під  Білою  разом  з  другом  Григорієм,  де  зарекомендував  себе  як  професійний  снайпер.  Через  деякий  час  їх  було  спрямовано  на  нову  програму  по  знищення  фашистських  дзотів,  за  якою  Миколі  Силантовичу  вдалося  виконати  поставлене  завдання  лише  вполовину,  оскільки  час  виконання  місії  припав  на  ніч,  і  Скрипниченку  вдалося  обрізати  лише  один  і  витягти  шашку.  І  коли  стався  вибух  капсули,  алюмінієвими  осколками  йому  покалічило  пальці  на  обох  руках,  які  залишилися  без  можливості  вільного  руху  і  по  сей  день,  але  після  того  випадку  Скрипниченко  знаходив  в  собі  сили  працювати  ними  все  життя.
           Під  час  війни,  коли  він  перебував  у  сусіди,  дім  оточили  вісімнадцять  німців,  з  яких  троє  забрали  до  вивезення  усіх  свиней,  через  що  Микола  Силантович  заявив  німцеві:  „Йди  собі,  фашист,  гад,  грабіжник”,  за  що  отримав  багато  побоїв  і  фізичних  травм.  У  хаті  їх  було  всього  вісім  душ  сім’ї,  з  яких  не  вціліло  й  половини.  Цими  жахливими  трагічними  подіями  знаменувалися  перші  дні  вступу  німців  на  територію  Луганщини...  А  за  вісім  днів  до  наступу  Радянської  Армії  в  Луганськ,  Скрипниченко  з  другом  Миколою,  якого  сам  герой  потім  буде  згадувати  ще  неодноразово,  поїхали  в  Хрущевату  Балку  до  батька,  якому  була  доручена  державна  місія  зберегти  життя  350  чоловік.  Вони  виїхали  з  Малої  Вергунки  на  санчатах,  де  дорогою  перебили  дріт  фашистського  зв’язку  між  німецьким  фронтом  і  містом.  Удвох  вони  швидко  змотали  один  кілометр  дроту  і  вивезли  на  санчатах.  Коли  про  це  дізналася  дружина  начальника  поліції  Вергунки  Медведєва,  вона  визвала  до  себе  Миколу  Силантовича  і  погрожувала  „повісити  на  першій  гілці”,  на  що  Скрипниченко  завзято  відповів,  що  вона  „висітиме  на  другій”.
           Герої  існують  для  того,  щоб  здійснювати  подвиги,  навчати  молоде  покоління  добру  і  правді,  подавати  приклад  гідності  і  мужності.  Справжні  герої  постійно  перебувають  у  небезпеці,  багато  з  них  гине,  але  ті,  кому  вдається  зберегти  найголовнішу  цінність  –  життя  постають  перед  нами  у  всій  своїй  величі.  На  їхню  честь  виливають  пам’ятники,  називають  їхніми  іменами  визначні  місця,  вулиці,  квартали  тощо.  Їхні  героїчні  подвиги  пам’ятає  історія,  а  в  локальному  розумінні  –  люди,  які  творять  історію  і  визначають  її  розвиток.  
           Зараз  ми  відкриваємо  завісу  часу  і  називаємо  ім’я  нашого  визволителя,  нашого  героя-земляка  –  Миколу  Силантовича  Скрипниченка,  отже  висвітлюємо  його  подвиги.  Одним  з  найвидатніших  і  найнебезпечніших  воєнних  заходів,  у  якому  брав  участь  Микола  Силантович  вповні  прокоментував  він  сам:  „Я  з  німецького  винищувача  зняв  лобове  скло,  привіз  на  санчатах  додому  і  з  батьком  зробили  отвір...  На  фронті  під  селищем  Біле,  зробив  я  окоп,  наносив  соломи.  Я  був  непереможний,  знищив  більше  20  фриців,  по  мені  палили  з  гвинтівок,  кулеметів,  мінометів  легкої  артилерії,  а  далі  з  крупнокаліберної  пушки  декілька  снарядів  розірвалося  поряд  зі  мною.  Потім  снаряд  розірвався  поряд  з  окопом  і  мене  викинуло  разом  із  соломою  і  засипало  землею.  Осколок  потрапив  мені  у  голову,  контузило.  Невдовзі  німці  прорвали  оборону,  захопивши  наші  окопи  і  розстріляли  поранених  воїнів.  Про  мене  надіслали  батькам  листа,  що  я  загинув  героїчно  смертю  хоробрих.  Мати  –  Агафія  Миколаївна,  і  сестра,  Ніна  Силантіївна,  приїхали  на  тачці  забрати  труп,  а  мене  до  того  часу  вже  Юля  Кузьменко  відкопала.  Згодом  відвезли  у  шпиталь  м.  Ворошиловграда  (нині  Луганськ).  Я  був  5  днів  непритомний,  порізаний,  побитий,  стікаючий  кров’ю....  Я  повернувся  з  того  світу  тільки  завдяки  моєму  першому  коханню  Юлії  Кузьменко  (царство  їй  небесне).  Я  молюсь  і  ставлю  свічки  за  упокій  її  душі”.    
           Як  виявилося,  окремою  темою  для  Миколи  Силантовича  виявилася  тема  родини  і  кохання.  Він  згадав  свою  першу  юнацьку  любов  Юлію  Кузьменко,  з  якою  він  разом  вчився  і  яка  врятувала  йому  життя.  „Якби  не  вона,  мене  б  звісно  вже  не  було  б  на  цьому  світі”  –  так  пояснив  її  героїчний  вчинок  Скрипниченко.  Зараз  після  багатьох  років  в  Сочі  мешкають  два  сина-близнюка  Миколи  Силантовича,  яким  нещодавно  виповнилося  45  років.  Цього  року  нашому  герою  довелося  відвідати  лікувальні  курорти  через  хворобу  на  артеріосклероз  нижніх  кінцівок,  чотириразово  перебував  у  госпіталі,  одноразово  –  в  санаторії  і  тричі  був  в  Сочі  на  відпочинку.
           Незважаючи  на  страшні  події  тих  років,  Микола  Силантович  Скрипниченко  прожив  довге  життя,  за  яке  заслужив  не  лише  ордена  і  медалі,  а  й  багато  відданих  друзів,  які  не  забувають  про  свого  бойового  товариша  і  час  від  часу  відвідують  його  вдома  для  того,  щоб  згадувати  спільні  подвиги  у  минулому  і  розмірковувати  над  сучасним.
         Ми  взяли  коротке  інтерв’ю  у  декількох  товаришів  Миколи  Силантовича  і  ось  про  які  факти  дізналися:
           „  –  Скажіть,  як  давно  ви  знаєте  Миколу  Силантовича?  
- Миколу?  Та  з  дитинства  ще  (сміється),  -  запевняє  Михайло  Олександрович  Шелякін,  друг  дитинства  Миколи  Скрипниченка,  який  був  присутній  на  банкеті.
- За  якого  випадку  довелося  вам  познайомитися  і  як  ви  стали  товаришем?
- Жили  у  Вергунці  разом.
- Охарактеризуйте  його  як  друга,  як  людину,  як  воїна.
- Та  як...  Він  дуже  гарний  друг,  товариш  і  як  людина.  Завжди  з  ним  можна  було  порозмовляти  по  душам,  як-то  кажуть,  гарний  дуже  чоловік,  доброзичливий.”
 
           Висловити  своє  ставлення  і  побажання  до  Миколи  Силантовича  виявили  ще  двоє  друзів,  які  були  на  святковому  банкеті  в  цей  день  з  нами.  Один  з  них  –  Євген  Семенович  Хапчук,  старійшина  козачого  блоку  „ЛугаКий”.  „Миколу  Силантовича  знаю  давно,  так  як  ми  багато-багато  років  з  ним  у  козацтві,  разом  служимо  і  по  сей  день,  тому  за  його  заслуги  можна  лише  сказати:  „Спасибі”,  а  також  відповідно  нагородити  державними  нагородами,  з  чим  ми  усі  погоджуємося  і  одночасно  з  тим  всі  одноголосно  схвалюємо.  Що  ще?..  Побажати  йому  міцного  здоров’я,  довгих  років  життя,  і  що  б  він  завжди  вітав  нас,  як  вітає  сьогодні.  Хай  здраствує  Микола  Силантович!”
       
 
           Другим  викликався  привітати  товариша  Петрищев  Юрій  Іванович,  генерал-лейтенант  козацького  блоку  „Українського  козацтва”.  „Біля  пам’ятника  Шевченку  на  покрову  Святої  Богородиці  Рада  вирішила  нагородити  нашого  шановного  старійшину  зі  старійшин  відзнакою  козацької  честі  і  ми  вирішили  приїхати  в  цей  день,  щоб  привітати  його  і  побажати  блага  у  родині,  здоров’я...  Тому  Слава  Україні!  Слава  герою  Миколі  Силантовичу!  Слава  українському  козацтву!”
           Ось  на  такій  позитивній  ноті  і  ми  також  приєднуємося  до  привітання  Миколи  Силантовича  з  отриманою  нагородою  і  бажаємо  йому  найкращих  миттів  життя.
           Треба  визнати,  банкет  пройшов  на  славу,  лунали  по  черзі  привітання  й  інших  запрошених  гостей  і  слова  самого  Миколи  Силантовича,  який  присвятив  один  тост  жіноцтву  і  коханню,  адже,  за  його  словами,  саме  кохання  тримає  світ.
 
         
           
           Після  бенкету  було  зроблено  декілька  групових  фотографії  з  Миколою  Силантовичем  у  центрі  біля  його  будинку  на  вулиці  Мінській.  

     
 
 
           Так  28  листопада  2010  року  Микола  Скрипниченко  вже  вкотре  дістав  з  короткочасного  забуття  козацьку  форму  з  орденами  і  нагородами,  прикрашену  новою  почесною  стрічкою,  новим  орденом  і  золотою  зіркою  героя,  і  час  неначе  зупинився  в  цю  мить,  починаючи  відлічуватися  у  зворотній  бік.  Він  знову  став  молодим  хлопчиком-студентом,  мрії  якого,  на  превеликий  жаль,  були  відняті  війною;  він  став  дорослим  чоловіком,  митцем,  воїном,  багаторазовим  переможцем  і,  нарешті  –  героєм.  І  ми  будемо  дивитися  на  нього  зараз  і  пишатися  тим,  що  на  землі  існують  такі  люди,  здатні  пожертвувати  власним  щастям  за  благо  Батьківщини,  здатні  схоронити  свої  надії,  прагнення,  уподобання  заради  достойного  життя  майбутніх  нащадків,  які  обов’язково  згадають  його  добром  і  колись  візьмуть  собі  за  приклад.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=340295
рубрика: Проза, Лірика
дата поступления 28.05.2012

Танго (вірш-пісня)

Пристрасть  ночі.
Вогні  танцполу.
Твої  очі
Дивились  долу.

Свято  волі.
Жага  кохання.
Тільки  з  болем
Твоє  зізнання!

Погляд  стислий.
І  гуркіт  зали.
Ти  навмисно
Тепер  казала,

Що  не  любиш
Солодке  манго.
Тільки  згубиш
Любов  у  танго!

Обіймаю
Тебе  за  плечі.
Тільки  знаю,
Що  тобі  пече.

Холод  долі.
І  жар  кохання.
Й  мимоволі
Твоє  зізнання!

Довгий  вечір.
Сумує  скрипка.
Спритна  втеча,  –  
А  потім  бридко.

Як  ся  маєш?  –  
Питають  роки.
Ти  зникаєш
Із  кожним  кроком!

Не  під  силу
Вже  танцювати.
Важко  милих
Завжди  кохати.

Лиш  незмінно
Любите  манго.
І  трихвилинно  
Танцюйте  танго!

Доти  плам’я
Горить  кохання  –  
Доки  танго
Не  є  зізнанням.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=340294
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 28.05.2012

Її сміхом шуміла діброва

Її  сміхом  шуміла  діброва,
Вії  лічив  безкраїй  овид.
Скаже  доля  моя  чорноброва,
Чом  сей  привід  мені  не  набрид?

Чом  з  невтомний  щоденним  запалом
Мрію  я  про  небесну  блакить,
Що  обійми  твої  дарувала
І  миттєві  цілунки  щомить?

Я  вербою  чи  кленом  зеленим  
Обернуся  й  застигну  навік,
Щоб  кохання  моє  народжене
Не  померло  зі  смертю  вовік.

І  щоб  з  ранку  до  ночі  сміявся  
Твоїм  сміхом  чарівний  цей  світ,
У  волоссі  щоб  місяць  купався
І  цілунок  тягнувся  услід...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=340260
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 27.05.2012

Завіса із дощу

Бешкетує  дощ-гульвіса,
Всі  дороги  розмиває,
Опускаючи  завісу,
Що  ці  злочини  ховає.

Наче  парубок  моторний
Устигає  дощ  розжитись,
Щоб  з  інстинктом  непоборним
У  тій  зливі  розчинитись.

І  унести  всі  негоди,
Біль,  нужду  і  сміх  зловісний…
Вдача  змінна  у  погоди  –  
Не  ховайся  лиш,  завісо!

Хай  покрутить  ще,  поллється
Дощ  –  палкий,  жаданий  вісник.
Хай,  бешкетник,  посміється,
Потанцює  у  завісі!

А  як  тиша  з  сумом  спільно
Закладуть  шляхи  новії,
То  й  завісу  з  крапель  щільну
Дощ,  як  спогади,  розвіє.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=340259
рубрика: Поезія, Пейзажна лірика
дата поступления 27.05.2012

Я не озвусь до тебе із величчям

Я  не  озвусь  до  тебе  із  величчям
І  не  назву  ім’ям  твоїм  сонет  –  
Я  подивлюсь  лишень  тобі  в  обличчя,
Як  дивиться  на  дівчину  поет.

Твоє  ім’я  я  навіть  не  спитаю
І  не  замовлю  в  кольорі  портрет,
Лише  слова  у  купу  поскидаю,
І  напишу  неназваний  сонет.

Дурман..  Туман…  Ілюзія…  Мрійливість…
І  холод,  що  сповзає  по  руках…
Твоїх  очей  незаймана  мінливість,
Не  згублена  й  не  втрачена  в  роках.

Твоя  краса  –  одна-єдина  нота,
Що  пробудила  музику  в  мені.
Хай  дивиться  збагачена  біднота
І  не  волає:  «Істина  в  вині!»

Хай  слухає  неназвані  сонети,
В  яких  живе  лиш  музика  одна,
Що  їх  складають  класики-поети,
І  що  ховають  справжні  імена.

І  те  ім’я  неназваної  музи
Нехай  бринить  у  кожному  рядку,
Як  голови  безсмертної  Медузи,
Не  згине  зроду-віку  на  віку.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=339766
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 25.05.2012

Присвята Тарасові Шевченку (до дня перепоховання Великого Кобзаря в Україні)

Славетний  геній,  
душа  народу,
Твоє  учення
Не  кане  зроду.

Твої  нащадки,
Вкраїни  діти,
Безцінний  спадок
Нестимуть  світом.

Нестимуть  слово  –  
Потужну  зброю,
У  бій  щоб  мову
Узять  з  собою.

І  словом  гострим
Завзято  битись,
Щоб  потім  просто
Життю  відкритись.

Дивись,  Тарасе,
Які  настали
Часи  зловісні!..  –  
Щоб  ми  повстали

І  йшли  до  волі,
Й  життя  любили,
Не  гнулись  долі
Від  вітру  сили.

Щоб  ми  не  лячно,
Кобзарю  милий,
Вклонялись  вдячно
Твоїй  могилі.

Щоб  наші  діти
Отут  зростали!
Скитань  щоб    біди
Вовік  не  знали!

Щоб  Україна
Була  навіки…
Здійми,  Кобзарю,
Свої  повіки!

В  часи  буремні
Дивись,  Тарасе,
На  нашу  землю  –  
Вона  прекрасна!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=339765
рубрика: Поезія, Присвячення
дата поступления 25.05.2012

Глаза прекрасней вод Эвксина

Глаза  прекрасней  вод  Эвксина,
Бездонна  даль  голубизны...
Заметит  кто-то  мне:  "Причина,
Что  чадом  страстности  полны"

Но  я  отвечу:  "В  отраженьи
Невольном  сине-сизых  глаз
Бледнеет  "чудного  мгновенья"
Не  бриллиант  и  не  алмаз.

Мне  виден  клан  борьбы  и  муки,
А  между  ними  на  весах
Лежит  удел  в  безмолвьи  звуков.
И  жизнь  несется  впопыхах..."

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=328854
рубрика: Поезія, Интимная лирика
дата поступления 08.04.2012

ФРАГМЕНТИ З ЖИТТЯ МАТЕРІВ

Моя  мама  завжди  говорила,  що  для  жінки  в  цьому  житті  найголовнішим  є  родина,  піклування  про  дитину,  збереження  домашнього  вогнища.  Мама  виховувала  мене  сама  і  пишалася  тим,  що  вона  –  сильна  жінка.  Упродовж  життя  я  чула  від  неї  багато  зауважень  щодо  своєї  поведінки,  коли  вона,  натомлена  й  безсила,поверталася  з  роботи  і  сідала  біля  телевізору.  Вона  ніколи  не  просила  мене  приготувати  вечерю  чи  попрати  –  все  робила  сама,  але  постійно,  ніби  докоряла  мені,  що  батько  покинув  нас.  Моя  «погана»  поведінка  –  це  безкінечні,  як  їй  здавалося,  дурні  запитання  на  кшталт:  «Мама,  що  ти  будеш  робити  зараз?  Який  фільм  дивишся?  Мамо,  а  ти  мене  любиш?..  На  це  у  неї  була  завжди  однозначна  відповідь:  «Хіба  ти  не  бачиш,  що  я  дивлюся  телевізор!  Відійди,  ти  ж  не  прозора!»
           Коли  я  почала  займатися  танцями,  її  ставлення  до  мене  погіршилося.  По-перше,  потрібно  було  витрачати  більше  грошів,  а  по-друге,  я  йшла  вгору  так  стрімко,  що  не  думала  про  створення  власної  родини  –  мріяла  тільки  про  кар’єру.  «Треба  жити  якомога  непомітніше  і  простіше»,  -  повчала  мене  мама,  але  я  нічого  не  відказувала,  лише  наслідувала  власні  прагнення  бути  вище  в  цьому  житті  і  намагатися  отримати  те,  чого  ніколи  не  було  в  неї  –  щастя.
           На  танцях  я  познайомилася  з  12-річною  дівчинкою  на  ім’я  Гелен  –  вірменкою  за  походженням.  Вона  завжди  приходила  на  танці  зі  своєю  мамою  –  Гуар  –  і  невдовзі  я  з  ними  потоваришувала.  Як  згодом  з’ясувалося,  Гуар  і  Гелен  також  не  мають  батька.  Вони  переїхали  з  Єревану  на  Східну  Україну  чотири  роки  тому  і  відтоді  Гуар  влаштувалася  на  роботу  звичайною  продавщицею,  а  за  два  роки  вже  мала  власний  торговельний  бізнес.  Гелен  навчалася  в  звичайній  школі,  поки  її  мама  ночами  працювала,  щоб  заробити  копійчину,  а,  маючи  власний  бізнес,  роботи  стало  ще  більше,  бо  тепер  на  неї  покладалася  велика  відповідальність  за  новоутворений  колектив  підлеглих,  а  їх  було  немало.  Супермаркет,  яким  володіла  Гуар,  послуговувався  неабияким  авторитетом  серед  місцевого  населення.  Та  й  сама  Гуар  була  улюбленицею  багатьох  покупців,  бо  ласкава  і  привітна  до  кожного  не  залежно  від  статків,  вона  привертала  увагу  і  симпатію  до  себе.
           Гуар  приводила  доньку  кожного  вівторка  і  четверга  на  заняття  і  весь  час  до  початку  тренування  щебетала  з  нею  про  якісь  нісенітниці.  Весь  цей  час  я  сиділа  поряд  і  відчувала  себе  дійсно  щасливою  –  вони  неначе  випромінювали  якусь  надзвичайну  енергетику,  що  давала  мене  сили  жити  далі.  Тільки  згодом  я  дізналася  що  кожного  вівторка  і  четверга  Гуар  приїздила  з  донькою  на  танці  після  того,  як  зранку  відпрацьовувала  в  магазині,  приймала  замовлення,  спілкувалася  з  покупцями,  інвесторами,  спонсорами,  оформляла  документи  та  їздила  у  відрядження,  інколи  навіть  за  межі  міста,  по  області.  Але  обов’язково  супроводжувала  доньку  у  гарному  настрої,  весела  і  квітуча,  наче  відпочивала  десь  у  спа-салоні,  а  не  безупинно  працювала  з  п’ятої  ранку.  Я  ніколи  не  бачила  такої  світлої  і  позитивної  жінки,  начебто  вона  не  вміла  сумувати.  Усмішка  ніколи  не  покидала  її  обличчя.  Тим  часом  Гелен  здавалася  мені  дещо  примхливою  дівчинкою,  а  втім,  можливо,  це  залежало  від  віку.  
           Коли  ми  почали  вчити  груповий  танець  на  конкурс,  треба  було  шити  й  відповідний  костюм.  Після  тренування  наш  хореограф  попросила  залишитися  мене  і  Гелен  для  термінового  визначення  з  розміром  і  прикрасами  до  костюма.  Гуар  мала  чекати  в  коридорі,  але  вона  вирішила  приєднатися  до  нас.  Сидячи  поряд  з  донькою  і  беручи  в  руки  намальовані  ескізи,  вона  говорила:
- Гелен,  доню,  мені  подобається  червона  бісерна  квітка.
- Ні,  ма,  це  не  мій  варіант!  Дивись-но  краще  на  квіткову  стрічку,  га?
- Так  собі…  Тобі  потрібне  щось  яскраве  й  весняне!  Я  більше  схиляюся  до  попереднього  варіанту…
- Я  кажу  –  ні!
- Добре,  Гелен,  як  знаєш.  Що  пропонуєш?
- Я  вже  сказала  –  червону  стрічну.
- Як  ти  гадаєш,  Лесю?  –  звернулася  до  мене  Гуар.
Це  запитання  трохи  вибило  мене  зі  звичного  стану.
- Так,  Лесь,  що  скажеш?  –  гигикнула  моя  юна  подружка.
- Навіть,  не  знаю…  мені  подобається  більше  квітка…
- Р-р-р…  -  обурилася  Гелен,  -  хоча,  якщо  подумати…  Окау,  квітка  –  то  квітка!  
- Ура!  –  Посміхнулася  Гуар  і,  заплескавши  в  долоні,  поцілувала  Гелен.  Та  поморщилася  і  перевела  погляд  на  мене:
- Моя  мама  завжди  так  зі  мною,  наче  з  маленькою…  
- Я  люблю  тебе,  доню.
           У  мене  в  душі  потекли  сльози.
           Я  прийшла  додому,  як  завжди  пізно.  Розігріла  вечерю,  попоїла,  і…раптом  нехотя  розбудила  маму.  
- Я  вже  спала!  Ти  могла  б  якось  поважати  мене,  хоча  б  частково!
- Вибач,  мамо…
- Вибач?  Що  мені  з  твого  вибачення?!
- Добраніч,  мамо….
           Цього  вечора  вона  не  кричала  на  мене,  але  я  відчувала,  що  вона  ще  довго  обурювалася  і  булькотіла  щось  собі  під  ніс,  поки  намагалася  заснути.  Я  й  забула,  що  сильним  жінкам  слід  багато  відпочивати.
           Наступного  дня  сказала  їй  про  костюм.  Вона,  як  завжди,  була  втомлена  –  які  там  вже  костюми…  Коли  вона  традиційно  впала  перед  телевізором,  я  з  радісною  усмішкою  попрохала  приділити  мені  три  з  половиною  хвилини  –  показати  новий  танець.  Танець  був  доволі  складний,  акцентований,  зі  складною  музикою  і  називався  «Трагічний»  -  це  був  мій  улюблений  танець.  У  мене  з  ним  виникало  багато  складнощів,  бо  я  по  життю  весела,  а  танець  дуже  сумний  і  як  його  ото  вже  станцювати,  щоб  аж  зі  сльозами  на  очах  –  невідомо.  От  і  запропонувала  мамі  виступити  в  якості  глядача-критика.  Але  у  відповідь  почула  те  ж  саме:  «Я  дивлюся  фільм.  Не  заважай.  На  роботі  стільки  проблем  –  дай  мене  спокійно  відпочити,  я  й  так  сама  тебе  виховую.  Скільки  можна  бути  сильною?!..».
           Я  зачинилася  в  кімнаті  і  почала  танцювати  «Трагічного»,  блискуче  виводячи  кожний  рух.  З  очей  у  мене  текли  сльози…  Ось  чого  не  вистачало  для  завершеного  образу.
           «Мамо,  ти  мене  любиш?..»,  -  запитала  її  у  вихідний.  «Звісно»,  -  почула  у  відповідь.  Після  того  ми  не  спілкувалися  з  тиждень.  Сильній  жінці  необхідно  було  відпочивати  від  буденних  клопотів.  У  цей  час  я  спілкувалася  з  Гуар  і  Гелен.  Разом  ми  відвідали  кінотеатр,  дивилися  нову  версію  «Ночі  страху»,  потім  посиліли  трохи  в  кафе  «Сіті-центру».  
- Ви  така  сильна,  Гуар,  -  почала  раптом  я,  -  я  захоплююся  Вами.
- Припиняй-но,  -  посміхнулася  Гуар,  -  я  ж  лише  слабка  жінка.
- Якби  Ви  знали,  як  помиляєтеся!..
- Лесь,  -  гукнула  до  мене  Гелен,  -  чого  це  ти?
- Не  зважайте...,  -  відсахнулася  я  і  продовжила  мовчки  доїдати  піцу.
- Олеся,  а  чи  не  хотіла  б  ти  у  вихідні  поїхати  з  нами  на  Кінський  завод?  –  запропонувала  Гуар.
- У  вихідні?  Але  ж  Ви  працюєте,  Гуар?  –  Здивувалася  я.
- Але  ж  не  весь  день,  а  лише  до  другої  половини.  До  того  ж  це  буде  неділя,  і  я  обіцяла  Гелен  покатати  її  на  конях?
- Ви  їздите  верхи?
- Так,  я  декілька  років  займалася  верхової  їздою  у  Єревані,  поки  не  довелося  покинути  кордони  нашої  Батьківщини.
- О!..  Вибачте…
- Нічого.  То  що,  ти  з  нами?  –  вона  обняла  усміхнену  Гелен  і  подивилася  на  мене  повними  ласки  очима.
         У  той  момент  я  б  віддала  все  на  світі,  аби  поїхати  з  ними,  я  так  прагнула  постійно  перебувати  у  товаристві  Гуар,  що  ладна  була  їхати  з  нею  хоч  на  край  світу.  Але  я  відмовилася.  На  це  було  багато  вагомих  причин,  принаймні  мені  здавалося,  що  вони  вагомі.  Насправді  я  просто  не  хотіла  прив’язуватися  до  них,  бо  вони  –  родина,  а  хто  я?  Сильна  жінка?...  
           Гуар,  здається,  зрозуміла,  і  більше  не  перепитувала  мене.
           Я  щиро  дивувалася  її  енергії,  її  вмінню  протистояти  життю.  Вона  була  надзвичайно  сильною,  такою,  що  й  святі  позаздрили  б.  Я  щиро  любила  її  і  дещо  заздрила  Гелен.  Як  же  їй  пощастило…
           Вдома  я  опинилася  рано.  Мама  вже  повернулася  з  роботи  й  сиділа  біля  телевізору.  Я  мовчки  підійшла  до  неї  і  замість  того,  щоб  запитати,  чи  любить  вона  мне,  сказала:
- Мамо,  я  тебе  люблю.  
- І  я.  –  Почула  у  відповідь.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=328198
рубрика: Проза, Лірика
дата поступления 06.04.2012

Белая богиня

Слово  за  слово,  речи  под  вечер,
Цокот  подковы  взмыленной  встречи.
Томные  вздохи,  гибкие  струны,
Как  вы  безумны  ночью  безлунной!..

Смоляной  прядью,  лишнею  пядью
Пламя  залито  облачной  гладью.
Тайна  забыта.  –  В  ветхой  постели
Старое  древо  дряхлой  свирели.

Смежные  строки  в  краткие  сроки
Валом  сорвались  без  проволоки
В  бездну  значений  с  крученой  далью,
Где  отреченье  с  чистой  моралью.

С  места  срываясь,  высь  покоряя,
Крылья  вздымая  в  поисках  Рая.
Горькая  сладость  вялой  полыни  –  
Белые  перья  черной  богини.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=328197
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 06.04.2012

ЗАВТРА: СВІТ, УКРАЇНА, Я

Цей  світ...  А  в  ньому  –  я  і  Україна!
І  фаустівський  дух,  що  лине  в  кров,
І  вічний  Час,  невтомний,  швидкоплинний,
Що  всьому  є  основою  основ.

Він  змінить  світ,  мене  і  Україну,  
Не  встигну  озирнутися  назад.
Тому  я  з  ним  ітиму  неупинно,
Як  в  бій  за  Батьківщину  йде  солдат.

Я  житиму  сучасним  і  майбутнім,
Дивитимусь  в  розчахнуте  вікно!
За  лаври,  що  історією  скуті
Я  п’ю  червоно-чорнеє  вино.

Хоч  скільки  б  їй  зозуля  не  кувала,
Вкраїна  святкуватиме  життя!
Історія  їй  славу  віддавала,
Виборювану  з  бруду  і  сміття!

А  я  своїй  державі  подарую
Цвіт  молодості,  душу  і  пісні!
Трудом  забарним  волю  огорну  я,
Вкладу  слова  в  уста  її  красні.

Вклонімося  святій  Господній  трійці:
Святому  духу,  синові  й  отцю!
Поставимо  удома  на  полиці
Вповитану  молитвами  свічу

За  долю  і  за  душу  цього  світу,
Холодне  його  серце  кам’яне.
Щоб  знов  у  ньому  вогник  запалити,
З  якого  стане  вогнище  рясне!

Я  бачу...  я  торкаюсь  цього  світу,
Прозорого,  як  чиста  течія,
Де  квітнутимуть  скрізь  духмяні  квіти,
Й  тішитиметься    душенька  моя.

Де  паросток  проб’є  асфальт  холодний,
Де  птах  зів’є  гніздо  собі  нове,
Де  в  центрі  мегаполісів  безводних
Культура  водограєм  спалахне!

Я  бачу  це  крізь  роки  і  кордони,
Крізь  відстані  і  відліки  земні!..
Я  бачу  Україну  без  попони,
Я  бачу  українською  її!

Моя  земля  у  блиску  і  у  злоті
В  Європі,  наче  зіронька  горить.
Оновлена,  у  величі  і  цноті
Своїми  прапорами  майорить!

І  бачу  я  себе  в  своїй  країні
Щасливу,  що  живу  на  цій  землі,
Не  прагнучи  сховатись  на  чужині
Від  скверни,  від  безправ’я,  від  імли.

Я  скоро  вже  прокинусь  на  світанку,
Коли  блакить  захопить  небокрай!
Але  це  буде  завтра...  Завтра  зранку
Гляди,  кажу  собі,  не  забувай!

Так,  буде  світ  і  я,  і  Україна,
Якими  уявимо  їх  собі.
Від  завтрашньої  вранішньої  днини
Сю  трійця,  святий  Боже,  возлюби!

Сьогодні  є  без  імені  пустота,
А  завтра  буде  Земле  їй  ім’я!
Людина  і  держава  є  достоту,
А  завтра  –  Україна,  світ  і  я!

                                           25  серпня,  2011  рік

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=325977
рубрика: Поезія, Громадянська лірика
дата поступления 29.03.2012

Вона жива і буде вічно жити… (про Лесю Українку)

Ти,  живучи,  зіграла  безліч  ролей,
Кассандрою  і  Мавкою  була…
Твоя  душа  –  безкрає  Дике  поле  –
Жила  і  грала,  грала  і  жила.

Хворобі  ти  дивилася  в  обличчя,
Бліда,  як  смерть,  але  жива…  Жива!
Проклята  смерть!  –  Вона  тобі  не  личить,
Ти  –  юна  наречена,  –  не  вдова!

Заручена  зі  словом  ти  довічно,
В  поезію  вплітаючи  його,
Хоч  смерті  і  дивилася  в  обличчя,
Та  в  око  їй  не  впала  все  одно.

І  зась  усім!  –  Конвалія  живуча,
Її  не  подолати  хижій  тьмі.
До  волі  і  життя  вона  жагуча,
І  ввік  не  животітиме  в  імлі.  

Така  вже  в  неї  доля…  Україно,
Хіба  не  впізнаєш  своє  дитя?!
Геть  з  неба,  непокірлива  хмарино  –  
Лиши  їй  найсвітліше  напуття!

Вона  жива,  і  буде  вічно  жити,
Такий  тягар  довіку  їй  нести.
Доручено  їй  волю  відродити,
Щоб  в  косу  Україні  заплести.  

Ще  не  зломилась  воля  України,
Під  ноги  не  лягла  ще  ворогам!
Оксана  ще  з  далекої  чужини
Привіти  шле  дніпровим  берегам!..

О,  не  журись  за  тіло  –  то  химера!
В  землицю  воно  ляже  напростець.
Навіки  ти  завжди  –  contra  spem  spero,
Тому  початком  стане  твій  кінець.

Якби  ж  єхидна  кинула  отруту
І  гірше  б  від  голубки  не  була,  
Кінець  тоді  всьому!  Червона  рута
Зів’яла  б,  як  неначе  й  не  цвіла.

Хоч  нанівець  зійшли  б  тоді  страждання,
Та  з  ними  і  невпинна  боротьба.
Позбавились  би  вічного  скитання
Народне  горе,  тяжба  і  журба.

Славетна  поетесо,  кидай  ліру!
Хай  сумовитий  спів  лише  бринить!
Нехай  шукає  спокою  і  миру,
Доки  Сапфо  на  скелі  ще  сидить.

Аж  ось  вона  знаходить  мир  і  спокій,
І  тане  раптом  голос  в  шумі  хвиль
На  дні  морськім,  холоднім  і  глибокім
За    сотні  тисяч  визначених  миль.

Журавочко  вкраїнська,  ти  літала
В  чужі  буйно-зеленії  гаї.
У  них  ти  силу-воленьку  дістала,
Щоб  бачити  знедолені  краї.

Породженим  вогнем,  міфічним  птахом
Звивалась  ти  під  обрій  у  блакить,
Де  мрія,  наче  серце  Андромахи,
Немов  її  душа  –  кровоточить.

І  ти  колись  боролась,  мов  Ізраїль,
За  долю  України  без  меча.
Одними  лиш  словами,  без  нагаїв,
Рубала  упереджено  з  плеча.

Тримала  ти  за  руку  Україну,
Коли  вона  знедолена  була.
Ти  мудро  указала  на  провину,
Що  в  людях  поколіннями  жила.

Провина  та  –  байдужість  і  безсилля  –  
Здолати  їх  ти  нам  допомогла,
З’єднавши  спонукання  із  зусиллям,
І  частку  материнського  тепла.

Який  ти  скарб  залишила  нащадкам,
Якої  сили  приклад  подала!
Запас  любові  справжньої  ощадний
Ти,  вірна  донька  слова,  нам  дала.

Зберіг  ім’я  уславлений  рукопис,
Накреслені  нетлінні  письмена,
Де  поряд  з  ним  в  один  рядок  літопис
Вже  зважені  запише  імена.

Душа  її  в  труні  не  помістилась,
Хоч,  зрештою,  настав  трагічний  час…
Он,  бачиш  –  Андромеда  засвітилась?..  –  
Це  Мавка  з  неба  дивиться  на  нас.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=325975
рубрика: Поезія, Присвячення
дата поступления 29.03.2012

Вкраїно, віват!

Мов  макова  квітка,  цвіте  наша  мова
У  Дикому  полі,  на  схилах  Карпат,
Як  сонячний  промінь  у  літню  діброву,
Несе  свій  барвистий  і  гордий  віват.

Мов  пісня  лелеки  у  світлі  надії,
Летить  наша  мова  в  далеку  блакить,
Вітаючи  землю,  плекаючи  мрію,
Як  жайвір  у  вирій  над  степом  летить.

То  голос  народу  –  той  спів  журавлиний
Воспряне  й  відродить  славетні  часи,
Де  жовто-блакитнії  очі  Вкраїни
І  мова,  і  сила  кохались  в  красі.

І  знову,  мов  маком,  заквітчана  мова
У  Дикому  полі,  на  схилах  Карпат
Гукне  на  всю  пройняту  сонцем  діброву:
«Гей,  встаньте  герої!  Вкраїно,  віват!»

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=325915
рубрика: Поезія, Патріотичні вірші
дата поступления 28.03.2012

Поэма без названия (помогите придумать название) ) )

ПРОЛОГ
Две  героини  повести  одной:
Одна  на  пьедестале,  а  другая
Куда-то  окунулась  с  головой
И  никогда  ее  не  поднимает.  

Одна  стоит,  стеная,  у  окна,
Глазами  провожая  автофары,
Другая  в  это  время  как  всегда
Ночные  видит  дикие  кошмары.

Когда  она  обронит  где  словцо,
Взор  обращая  к  первой  горделивый.
Та  взглянет  ей  в  надменное  лицо
И  назовет  опально  несчастливой.

И  бросит  тень  забвения  черты  
В  лицо,  коснувшись  сажи  нечестивой.
И  где-то  обожженные  мосты
Ей  воспоют  о  доле  несчастливой.

Вдова  –  она,  как  искра  в  огоньке,
А,  может  быть,  огонь  сгоревшей  искры.
Порою  так  небрежно,  налегке
Случайно  разжигает  катаклизмы.

Две  героини  повести  одной…
Позвольте  мне  начать  ее  сначала,
Прогнав  смятенье  совести  долой,
Искать  конца  далекого  причала.

Глава  І

Тандем  святой  –  мать  с  дочерью  навеки  –    
Да  не  разделит  жизненный  канон,
Да  не  осудят  люди-человеки,
Как  не  осудит  небо  и  Харон.

(Мать  у  окна,  дочь  входит  в  комнату)

Дочь:

Я,  мама,  приготовилась…

Мать:

Спонтанность  
                                       милее  мне,
Иди,  изведай,  что  есть  покой,
и  больше  отдыхай.

Дочь:

Но  я  горю!  
                         я  вся  в  шальном  огне!
Мне  должно  сей  же  час  тебе  открыться!

Мать:

Я  занята.  
                   Увы,  к  чему  стремиться
сковать  мое  внимание  своим
досадным  делом?..

Дочь:

Я  ведь  душой  сказала,  как  умела…

Мать:

Иди,  учись.  Тебе  еще  не  в  срок.

Глава  II

Дочь  (одна):

Мне  голос  внемлет  постоянно:
                                                                 «Лучше  смерть!»,  
а  боль  глаголет  на  ухо:  
                                                                                 «Не  стоит».
Как  мне  дышать  с  натушканным  порою
                                                                                           усталым  сердцем?
мать  любить  свою,
                                             как  небо  любит  тучи?..
Неужто  мне  быть  ивою  плакучей
                                                                 всю  жизнь  свою  недолгую?
Зачем?..

Подруга  (появляется  в  двери):

Услышала  твой  зов  еще  в  пути.

Дочь:  

Ты  так  не  вовремя…

Подруга:

Быть  может,  мне  уйти?

Дочь  (берет  ее  за  руку,  вводит  в  комнату  и  закрывает  дверь):

О  нет!  Останься,  ангел  мой!  
                                                                                     Прости.

Подруга:

Что  так  тебя  тревожит,  ангел  мой?

Дочь:

Я  с  матерью  сегодня  говорила
                                                                                   …и  вот  еще  
(достает  конверт)

Подруга  (берет  конверт):

Ты  ей  не  отдала?

Дочь:

Его  письмо…
                         Он  мне  претит,  изводит
и  муки  причиняет!..  
                                                               Словно  лед,
мою,  нежнее  шелка,  ранит  кожу!

Подруга:

Но,  друг  мой,  как  сие  возможно?

Дочь:

Возможно.  
                                         Она  прочит  мне  в  отцы
ничтожество,  какое  свет  не  знал!

Подруга:

Зачем?..  
                                 скорей,  потуги  на  скандал
в  ее  статуте  за  семью  замками?

Дочь:

Она  боится  жить  одна  в  обмане,
                                         и  мне  желает  с  нею  разделить  
удел  такой  
                             наивный  и  жестокий.

Подруга:  

Ты  с  ней  всегда!  она  не  одинока!
Мой  ангел,  
                         говорить  мне  нет  причин
намеками,  
                                       испещренными  ложью.

Дочь:

Молчи…  
                   я  знаю  –  это  невозможно.
ведь,  как  и  я,  ты  не  умеешь  лгать.

Подруга:

Она  все  знает?

Дочь:

Ей  известна  тайна,
                       но  сердце  укротить  она  не  в  силах,
и  даже  в  скудных  фразах  опостылых
                                                     она  не  отвернет  моей  любви.

Подруга:

Отцом  она  назначить  хочет…

Дочь:  

Вера!  
         Гордыня  и  злоба  ее  грызут,
Что  думает,  когда  отцом  мужчина  мне  станет,        
ненавистный,  словно  боль,
Исчезнет  и  чреватая  причина  
                                                                                             любить  тебя…

Подруга:

Ты  поделись  сомнениями  сердца.

Дочь:  

Ужель?..  
                       я  так  ждала  вниманья….
Сегодня  я  пришла  к  ней,  говоря,
слова  так  и  лились  из  уст  потоком,
Но  я  напрасно,  
                                       в  землю,  
                                                                   их  лила.

Подруга:

Она  тебя  не  слушала?..

Дочь:  

Не  диво!  
                     Когда  она  была  хотя  бы  раз  
мне  матерью?..  
                                       ответь,  моя  ундина?

Подруга:

Отнюдь,  мне  я  с  языка  не  брать  сих  фраз.
Ты  любишь  ее  больше,  чем  что-либо
и  больше,  чем  кого-либо,  поймешь.
Она  тебе  и  жизнь,  и  свет  затмила!
Дочь:

Ты  свет  мне  тьмою  в  очи  подаешь!
Лишь  ты  стоишь  перед  глазами  
и  взором,  
                                 но  судьба  вершит  за  всех…

Подруга:

Все  ложь!  
                         Все  ложь!  
                                                 Не  потерплю  я  вздора!
Мне  зло  вещало  в  уши:  «Это  грех!»
И  свет  кричал:  «Остановись!  Что  стоит  
                                             испортить  в  одночасье  жизни  путь?»
…но  я  желала  жизнь  себе  вернуть,
А  без  тебя  сие  –  мираж  зловещий!.

Дочь:  

Мне  снился  сон…

Подруга:

Быть  может,  это  вещий?..

Дочь:

Я  так  не  думаю.
                                     Сны  –  мне  не  враг,
они  лишь  утешенье,
когда  реальность  в  серу  погружает.
День  изо  дня  душевные  страданья…

Подруга:

Неужто  нет  ни  капли  состраданья?..
Ты  –  дочь,  какой  еще  не  видел  свет:
добра,  
                 нежна,  
                                   кротка  
                                                     и  так  покорна.
Тебе  альтернативы  в  мире  нет!

Дочь:

Ты  из  любви  поешь  мне  дифирамбы.

Подруга:

Не  оды  то,  а  речи  очевидца.
Она  недооценивает  дар,
               судьбою  ей  врученный  при  рожденьи..
сего  благословения  –  тебя…

Дочь:

О,  право,  мне  краснеть  или  смеяться?..
Да,  я  люблю  ее,  
                                             но  эта  боль
так  часто  мной,  как  страх,  овладевает.
Она,  как  будто  маску  надевает,
меняя  лики  и  вживаясь  в  роль.

Подруга:

Поведай  мне  подробнее,  
                                                               чем  тяжко  дышать,  
имея  кремни  на  груди.

Дочь:

Я  –  словно  призрак.
Мои  дела  и  помыслы
                                         вальяжно  она  бросает  в  грязь,
затаптывая  веру  на  корню,
и  даже  не  скрывается  в  молитвах.
Мне  все  так  удается!  так  везет!..
и  так  мне  хорошо,  когда  усладу
                                                                                           мне  дарит  день,  
где  ты  со  мною  будешь
                                                                   минуты  коротать  под  бой  часов.
Она  же  счастье  видит  в  полутоне…

Подруга:

А  ты  его  узри  лишь  в  теплом  тоне,
и  знай,  что  ты  любима  мной  вовек!
Дочь:

Я  знаю:  
                 этот  дар  мне  небо  платит,
за  все  печали,  
                                     слезы,  
                                                     крик  в  сердцах…

Подруга:

Поговори  со  мной.
                                     Еще  немного  боли  
мне  отпиши,  
                               чтоб  легкость  обрести!

Дочь:

Когда  она  за  делом  пребывает
Бездельным,  
                                 беспредельным,  
                                                                                 но  своим,
Я  пыль!..
                     она  меня  не  замечает,
всего  лишь  поучает  иногда
И  то,  уж  если  жаждет  этих  действий.
Читает,  
         у  окна  стоит  часами,
                   и,  может  быть,  усваивает  день…
Всего  и  не  измерить  тут  весами,
                                 обид  и  травм,  сносимых  мной.

Подруга:

Что  делать  мне,  скажи?  
                                                               Я  жду  намека,
как  мне,  пылинке,  сгладить  твою  боль?

Дочь:

Я  одинока.…  Как  я  одинока!..
Хотя  я  и  довольствуюсь  собой,
и  ты  со  мною  в  счастье  и  в  обидах,
и  в  горести,  и  в  радости  со  мной!..
О,  видит  Бог…
Подруга:

Быть  может,  и  не  видит,
отчаянно  захваченный  игрой.

Дочь:

Да,  Бог  играет  до  реванша,
                                                   но  мне  дает  минуты  отвлеченья,
твою  любовь  дает!

Подруга:

Моя  любовь  –  не  есть  его  дары!
Она  тебе  ниспослана  не  небом,
а  сердцем  человечьим,  
                                                                                   до  поры,
насытившимся  горем,  словно  хлебом.

Дочь:

Любовь  мне  освещает  все  пути,
                     и  в  каждом  из  которых  есть  финал.

Подруга:

Финал  –  не  суть  несчастья,  ангел  мой.
Возможно,  стоит  до  него  дойти?..

Дочь:

Я  вечность,  кажется,  иду,  
                   и  в  мыслях,
                                             и  в  реальности
Здается  мне,  сокровище  найду,
                                                             но  вижу  только  сор
И  очи  матери,  
                                       оставившей  меня.
Подруга:

Я  ухожу,  мой  ангел!  
                                           На  простор  и  самобичевание  тебя
ты  вынуждаешь  обрекать  мои  стремленья!
Я  бы  могла  всеобщий  гвалт  и  свист  позорный  
                                                                                                           одолеть  беспечно,
но  зная  лишь,  что  ты  –  моя  навек!
Я  не  способна  верить  бесконечно
                                                                                                   и  утешать,
взамен  не  получая  утешенья.

Дочь:

Ты  права.  
                 Я  не  способна  дать  тебе  любви…
Дверь  приоткрыта.
                                                           Распахни!
                                                                                       Иди!
И  не  жалей  о  нашем  расставаньи.
…Я  выйду  в  сад  искать  самосознанья.

Глава  III

(Выходит  в  сад)

Она  ушла…  и  ей  открылись  двери.
В  саду  гуляя  вешнем  налегке,
Внимала  неоперившимся  трелям
На  ветках  оголенных  вдалеке.

И  босиком,  травы  вбирая  соки,
Мы  говорим:  «Да  здравствует  весна!»,
И  ощущаем,  как  мы  одиноки,
И  как  природа  пышна  и  рясна!

Уходим  дальше  –  жизнь  оставив  в  путах
Во  власти  переменчивого  сна.
И  только  в  пробуждения  минуты
Нам  изредка  является  весна.

Она  ударит  плетью  и  разбудит
Какой-то  голос  где-то  для  чего
Под  руку  с  пробуждением  убудет,
Оставив  для  раздумий  «ничего»…

Дочь  (одна):

Я  четко  слышу  птичьи  трели,
                               равняя  смех  ее  под  голоса.
Я  начинаю  петь,  
                                             и  для  себя
вновь  открываю  звонкие  свирели…

(Поет,  имитируя  птичьи  голоса)

Она  вчера  смеялась
                                                       или  мне  сие
лишь  только  чудилось  спросонья?
Мне  не  пристало  лгать  своей  душе,
но  как  порою  хочется  утешить,
и  обмануть  догадки  посторонних!..
Мне  танец  жизнь  дает!  
                                                                               Пока  могу
Ногами  и  руками,
                                                   приберая  все  под  себя,  
я  вечно  только  жду,
                                     покуда  счастье  тает  под  ногами.
Быть  может,  нужно  только  станцевать
и  все  вокруг  вновь  станет  восхищенным!..
И  я  проснусь,  
                                   чтоб  впредь  уде  не  спать!
Ах!..

Глава  IV

(Мать  читает  книгу,  дочь  входит  в  комнату)

Дочь:

О,  мама,  я  недавно  разучила…
Вот  лира  –  обними  ее  струну
и  взор  на  миг  свой  устреми  на  музу,
что  на  ухо  мне  шепчет  эти  па.

Мать:

Увы,  я  для  оваций  не  готова.
Иди,  тебе  еще  учиться  должно,
а  мне  бы  уж  никак  не  помешало
побыть  одной  с  листами  тет-а-тет.

Дочь:

Я  долго  рисовала  твой  портрет
с  такими  изумленными  плазами,
когда  увидишь  ты  мой  танец!

Мать:

Нет.  
                 Отдыхай.  
                                           Ступай,  
                                                                   моя  родная,
или  займись  по  совести  делами.

Дочь  (одна):

Мне  отдохнуть  велит  и  жизнь  сама.
Она  устала  видеть  только  то,  
                                                                     что  ей  дозволено.
Ей  нужно  видеть  дали,  а  во  мне
она,  как  искра,  угасает  без  огня,
                                                               …и  скоро  станет  пеплом.
Я  Жизнь  убью,  
                                     если  сама  не  слягу
                                                                                     живою  в  гроб!
Она  мне  не  простит…
Но  чему  мне  больно  так?..
Конечно,  мир  говорит  мне:  
                                                                                             «Стой!»
                                 он  вновь  кричит!
Мое  проклятье  –  жизнь!
                                                                 Вот  мой  финал.
За  что  Господь  мне  эти  муки  дал?
Не  зря  ведь  говорят  –  грех  –  возлюбить…
Сие  уже  издревле  что-то  значит.
По  мне,  так  –  жизнь,  
                                                 где  муза  только  плачет.

Глава  V

(Звонок)

Мне  друг  звонит.  
                                         Веселье  предлагает.
За  мной  –  согласье  или  же  отказ.
Я  не  могу,  но  так  хочу
                                                                       идти  за  ним,  
смеясь  в  последний  раз!..

***
Для  пира  нет  иного  восхищенья,
Чем  смех  его  подвыпивших  гостей,
А  ей  сулил  немолчное  забвенье
И  кровь  для  обескровленных  страстей.

Согласья  не  дождаться  ей  у  входа
В  которую  из  ста  дверей  войти?..  
И  ни  в  одну  не  выиграть  прохода
Чтоб  пригрозить  себе  скорей  идти.

Но  рана  для  души  –  пиры  и  буйства.
Несчастная  получит  свою  соль!
Не  приказать  ей  строго:  «Обязуйся!»
Осуществив  желание  Ассоль.

Глава  VI

Дочь  (одна):

Дом  снова  пуст
                                           и  снова  ею  полон....
Я  прихожу,  и  вижу  только,  
                               как  вновь  меня  свергают  с  крыши  мира
и  низвергают  в  бездну,  как  дитя,
Не  знавшее  крещения  святого.
Я  танцевала  в  день  тот  для  себя  –  
мне  с  другом  говорить  претит  ночами.
Лишь  с  неба  бело-серыми  очами
со  мною  говорит  моя  судьба.
Я  танцевала  в  тот  злосчастный  вечер
со  всею  страстью,  болью
                                                       и  ко  мне  явился  друг.
Он  взял  меня  за  плечи,  
как  будто  изгоняя  мой  недуг.
Но  я  ведь  не  больна  –  
                                                                 он  ведал  это
И  все  же  докоснулся  до  плеча.
Когда  я  опустилась  на  колени  
                                                                           и  села  перед  ним  
с  душой  открытой,
с  чего-то  ожидая  палача
или  руки  его,  острее  бритвы,
                                             то  он  вдруг  заступился  за  меня.

Друг:

Ты  будешь  танцевать  богини  краше!
Она  свой  дар  вручила  мне,
Чтоб  я  тебе  принес  его  на  счастье.
Хотя  далеким  веяньем  известно,
что  счастье  для  тебя  не  существует?..

Дочь:

Тоскую  я,  мой  милый  друг,  впустую
и  без  ответа  призраком  живу,
Что  может  показаться  не  прелестным,
но  я,  увы,  ждать  смерти  не  могу  –  
сие  мне  наказанье  за  любовь.

Друг:

Любовь  не  ожидает  поощренья,
твое  ничем  не  пышное  смиренье
есть  лишь  отказ  и  самобичеванье.

Дочь:

Но  как  тогда  познать  мне  врачеванье
души,  терзаемой  и  мукой,  и  бедой?

Друг:

Для  этого  я  здесь.  
                                                 И  мы  с  тобой
научимся  другое  танцевать.
Нам  трагику  отплясывать  не  верно,
я  чую:  будет  долго  или  скверно,
но  мы  любви  научимся  иной.

Дочь:

Тебе  наверняка  не  ведом  повод…

Друг:

Тебе  не  ведом  был  и  мой  визит,
но  я  открыл  для  критики  надежды.
Не  будь  со  мной  груба  и  так  небрежна,
чтоб  я  не  отвернул  свой  кроткий  взор.

Дочь:

Угрозы  от  тебя  я  слышу?..

Друг:

Взор!  
           Я  лишь  предупредить  тебя  хочу…

Дочь:

Ответь,  за  что  я  мукою  плачу?..

Друг:

Ее  нарисовала  ты  себе!
И  долгие  часы,  горя  в  огне,
                                         живешь  в  обезображенной  тиши
и  в  непроглядной  опустевшей  мгле.

Дочь:

Так  помоги,  коль  другом  ты  мне  есть!
Дай  руку  –  благодарности  не  счесть,
                                                           какою  буду  связана  вовек!
Не  внемлет  ей  обычный  человек.
Я  небеса  молить  клянусь  за  всех
                                                                                                             и  за  тебя,  
как  сродное  начало,
И,  может  быть,  отступит  тяжкий  грех,
день  чтобы  я  от  ночи  отличала.

Глава  VII

Друг:

Пункт  первый  плана:  
                                                 больше  не  проси  ее  
в  твои  глаза  взглянуть
                                                                                 из  веры,  
что,  быть  может,  она  в  них  углядит
Любовь  и  Честь.

Дочь:

Она  давно  не  смотрит  мне  в  глаза…

Друг:

Послушай  то,  что  я  хочу  сказать.
Пункт  два:  
                     закрытый  наглухо  замок,  
что  на  двери  железной  –  
                                                                   не  срывай!  
И  в  дверь  стучать  закрытую  
                                                                   не  пробуй!
Она,  наверняка,  не  из  бревна,
которое  сломать  огню  под  силу.

Дочь:

А  если  Бог  подскажет  мне  всесильный
                                                                                                 как  поступить?..

Друг:

Не  верь  ему!  
                                     Беги!
Коль  он  тебе  совет  подобный  выдаст,
Не  Он  глаголет  –  Дьявол  за  Него,
желая  утащить  тебя  на  дно.

Дочь:  

Как  отличить  глас  Божий  от  Его?

Друг:

Узнаешь  ты,  где  истина,  где  пепел,
когда  нависнет  выбор  непростой
и  станет  пред  тобою,    как  живой
                                                                 век  жизни  и  страданий.
Он  с  тобой  расплатится  молвою  наводной,
и  будешь  знать,  в  чем  истина  сокрыта.
Шаг  третий  
                               или  пункт,
                                                           как  мне  сказать,  
Чтоб  верно  подобрать  пустое  слово?
Не  стоит  к  совершенству  призывать,
и  ждать  чудес,  когда  скрипит  основа,
Закованная  доверху  в  цепях.
Начни  с  нее  и  выход  дай  простому,
пока  еще  мы  можем  к  простоте
                                                                             прильнуть  лицом  
и  все  вобрать  блаженство.
Подобных  привилегий  лишено  
в  своем  очарованье  совершенство.
Оно,  как  идеал  любой  –  мертво.
И  вот  еще  четвертый  на  смекалку,
                                                                                                         я  дам  совет,
полезный  для  тебя,
                         и,  может  быть,  какой  поможет  в  целом
все  три  осуществить  тебе  прыжка.
Он  кроется  в  динамике  и  росте,
                                                                 и  в  вечном  обороте  по  оси.
Статичное  –  усохнет,
                                                                                 и  без  толку
Творца  уж  о  спасеньи  не  проси.

***
Что  ей  ответить  призраку  без  тела,
Когда  в  окна  лишь  бросив  кроткий  взгляд,
Где  птица  мимолетно  пролетела
Она  лишилась  веры  и  отрад.

Исчез  сей  незнакомец  без  изъяна
Должно  быть,  вслед  за  птицей  улетел.
И  вдруг  она  почувствовала:  к  ране.
Как  будто  приложили  чистотел.

По  йоте  в  ней  сочиться  перестала
Давно  уде  сочащаяся  кровь.
И  боль  по  миллиметру  отступала,
А  с  нею  отступала  и  любовь.

Любовь,  как  будто  смерти  покорилась,
Ломая  купидоново  крыло,
Что  выцветшей  дорожкой  простелилось,
И  под  ноги  убожеству  легло.

И  втаптывая  в  грязь  святое  чувство
Циничною  подошвой  сапогов,
Отчаянно  метался  крови  сгусток,
Мечтая  одолеть  своих  врагов.

То  к  сердцу  с  диким  жаром  прибивался,
То  дергался  с  волненьем  у  виска,
То  будто  бы  забвенью  поддавался,
Час  от  часу  бросаясь  в  лоно  сна.

Вот  так  любовь  по  капле  уходила
Просачивалась  в  землю,  как  вода.
Вот  так  родная  мать  ее  сгубила,
Чтоб  к  жизни  не  вернулась  никогда.

День  изо  дня  мы,  люди,  умираем
Порою  из-за  близких  нам  людей,
Которых  всей  душою  обожаем,
Чья  жизнь  для  нас  дороже  и  ценней.

Они  на  самом  деле  недостойны
Такой  всепоглощающей  любви,
Но  мы  за  них  распаливам  войны,
И  посвящаем  песни  им  свои.

Для  них  мы  строим  крепости  и  замки,
За  них  сгорает  яркая  звезда.
С  их  лицами  в  серебряные  рамки
Мы  ставим  фотографии  всегда.

***
История  берет  свое  начало
Из  детства,  с  незапамятных  времен,
Когда  ее  душа  едва  рождала
Подобный  колокольчику  трезвон.

Когда  она  с  природой  говорила,
Контакт  держала  с  небом  и  с  землей,

Когда  еще  учить  она  молила
Любить  за  незатейливой  игрой.

И  было  все:  сюсюканье  и  ласки,
И  нежность  рук,  согретых  над  огнем.
Была  любовь,  похожая  на  сказку,
Которая  читалась  день  за  днем.
Кто  знал,  что  это  жизнь  была  лишь  сказкой,
А  тело  для  души  ее  –  тюрьмой?
Кто  знал,  что  с  материнской  нежной  лаской
Возобладает  тело  над  душой?..

Ведь  душу  окрыляет  только  слово,
Теперь  уже  что  толку  говорить?..
Когда  давно  заложена  основа,
Нельзя  цвет  новостройки  изменить.

***
Так  канули  в  безвестие  попытки
Дробить  несокрушимую  стену,
Тесня  покоем  –  боль,  цинизмом  –  пытку,
Определив  высокую  цену.

Любовь  ее  лишила  ощущений,
Когда  вслед  за  волненьями  ушла,
Когда  невозмутимо  отреченью
Она  на  поклонение  пришла.

И  голову  когда  свою  сложила,
Позволив  возвести  над  ней  топор,
Спокойствия  неведомая  сила
Негласно  свой  оттачивала  взор.

Чтоб  разом  без  широкого  размаха
Свести  на  нет  вкус  жизни  и  цвета,
Оставив  горсть  незыблемого  праха
Что  именем  зовется  –  Пустота.

Для  матери  –  она  и  не  рождалась,
Для  личности  –  неслышно  умерла.
Надежды  отодвинула…  Усталость
На  плечи  грубой  шалью  ей  легла.


С  тех  пор  она  тоскою  не  делилась,
Вниманья  не  желала  обращать,
На  мать  не  обижалась  и  не  злилась,
Умея  не-любить  и  не-прощать.

***
Однажды  к  ней  подруга  приходила,
Моля  сказать  признание  в  любви,
Но  та  ее  себе  не  подпустила,
Ответив  безразлично:  «Уходи…».

И  никогда  отчаянное  рвенье
Не  бунтовало  выцветшей  души.
И  завсегда  холодное  смиренье
Бралось  ее  деяния  вершить.

ЭПИЛОГ

Сбылись  мечтанья  матери  былые
От  дочери  «немного  отдохнуть».
Но  с  этих  пор  глаза  ее  живые
Вовеки  к  прежней  жизни  не  вернуть.

Могила  лишь  одна  ее  исправит,
Холодный  металлический  приют
Во  тьме,  куда  тепло  не  проникает,
И  птицы  сконон  века  не  поют.

Послушала  она  когда-то  «друга»,
Купившись  на  соблазны  Сатаны.
И  тень  ночная  стала  ей  подругой,
А  тьма  ее  унизила  мечты.

Грехом  назвать  не  в  силах  поверянье
Души  своей,  погрязшей  в  суете.
Ведь  тщетное,  хмельное  упованье  –  
Слепое  поклоненье  Сатане.

Увы,  так  далека  ее  могила
И  смерть  еще  не  машет  ей  крылом.
Ошиблось  Соломоново  мерило,
Оставив  плоть  нетронутой  огнем.


Отсроченный  закат  ее  настанет,
Гранитный  крест  опутает  лоза,
Как  только  на  всесудие  предстанет
Скупая  материнская  слеза.

Окропит  рыхлый  мергель,  и  могила
Как  старец,  кашлянет  из-под  земли:
«Убила!  Плоть  и  кровь  свою  –  убила!
И  с  этой  смертью  век  теперь  живи!»

Сей  век  еще  доселе  не  истрачен,
Не  выплакана  горькая  вина,
Покамест  мир  раздумьем  озадачен  –  
Идет  ожесточенная  война.

И  длится  уже  много  поколений,
И  верно  не  решится  до  тех  пор,
Пока  для  необдуманных  решений
Не  выдастся  предметный  разговор.

                                                                 8-9  марта,  2012  год

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=325911
рубрика: Поезія, Поэма
дата поступления 28.03.2012

Глаза моей любви

Глаза  прекрасней  вод  Эвксина,
Бездонна  даль  голубизны...
Заметит  кто-то  мне:  "Причина,
Что  чадом  страстности  полны"

Но  я  отвечу:  "В  отраженьи
Невольном  сине-сизых  глаз
Бледнеет  "чудного  мгновенья"
Не  бриллиант  и  не  алмаз.

Мне  виден  клан  борьбы  и  муки,
А  между  ними  на  весах
Лежит  удел  в  безмолвьи  звуков.

И  жизнь  несется  впопыхах..."

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=290607
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 03.11.2011

Я приглашаю Вас на бархатный танец

Я    приглашаю    Вас    
                                                                                             на    бархатный    танец,
Дайте    же    руку    скорей    мне    в    ладонь!
Пока    играет    этот    вальс!
Пока    пульс    бьется    в    такт
                                                                                                                                                     Ваш    и    мой.
Пока    зал    сей    наполнен    игрой
И    гармонией    света    и    тени.
Не    ждите    цельности    –    
                                                                                                             ведь    это    только    танец!
Он    Вас    прославит    легкостью    пера.
Не    ждите    обещаний    и    признаний!
Не    забывайте:    это    лишь    игра.
Я    приглашаю    Вас.    
                                                                                             Дарую    Вам    блаженство!
И    право    выбора    за    Вами,
                                                                                                             без    отрицаний    и    укоров.
Вы    возражаете?    Уйду    без    разговоров.
А    Вы?    
                                         Что    с    Вами    станет...
                                                                                                                                                 в    этот    вечер?..
Вы    сможете    блюсти    порядок    вещи,
И    так    держать    свой    внешний    вид    и    стан,
Как    будто    не    случалось    этой    речи
                                                     из    уст    моих    дрожащей    нотой    сердца?..
Мое    аллегро    –    это    ли    не    шарж?
Так    что    же,    Вы    –    Гоморра,    не    смеетесь!?..
Я…    
                     все    еще    стою…
                                                                                             здесь…
                                                                                                                             среди    взоров…
И…
                                 …приглашаю    Вас    на    танец,
Как    перед    тем    ловила    взгляды    Ваши    сквозь    вуаль
И    слушала    дыханье    сквозь    молчанье.
К    тому    я    шла,    чтоб    быть    слугой    желанья!
Чтоб    Вашей,    Муза,    быть    единственной,
                                                                                                                                                                                                                                                                             с    коей
                 Станцуете    Шопена    вальс,
И    тронете    румяный    сочный    плод,
                                                                                                                                                                                                                             обвитый    змием.
Я…    
                 все    еще    не    двигаюсь…
                                                                                                                                                                         Взгляните!
Стою!    И    к    Вам    тянусь,    как    ива    к    реке    лучистой
                                                                                                                                                             распускает    косы!..
Я    приглашаю    Вас    по-прежнему!
                                                                                                                                                                                     Как    знать(?):
Быть    может,    мне    отказ    уроком    станет,
Но    я    дождусь    ответ    из    Ваших    уст!
И    если    «Да»    он    будет    –    устою
Перед    желаньем    Вас    в    объятья    ввергнуть    в    танце
И    наложить    печать    Вам    на    чело.
Зарок    даю:    подобное    исключено    из    права,
                                                                                                                                                                                                                                 что    я    блюду:
Ни    в    чем    себе    не    претить    и    страсть    вкушать,
Как    сладкий    плод,    обвитый    змием…
С    Письмом    я    не    дружна    –    
                                                                                                                                                                     Оно    ведь    свято!
Во    мне    же    святость    сводится    к    нулю.
Одна    лишь    вена,    что    под    кожей
                                                                                                                                                                                                     пульсирует,
                             когда    я    вижу    Вас…
Она    свята,    та    вена    и    тот    пульс,    
                                                                                                                                                 что    к    Вам,
                         единственной    и    неприступной    клонит!
О,    как    он,    окаянный,    беспокоит
                                                                                                                                                 мою    праздную    душу
                                             И    мой    крест
                                                                                                         ломает,    
                                                                                                                                     словно    на    ветру
                                                                                                                                                                                             визжащем…
Этот    вопль,    как    звуки    скрипки,    что    дала    мне    Страсть!
Но    Вам    я    не    вручу    их    слушать,    
                                                                                                                                 Ведь    Вы    –    глухи,
                                                                                                                                                                                                     как    люди,
                                                                                                                                                                                                                                             что    ломают    скрипку,
                                             завидуя    свободе    скрипача.
Он    ведь,    как    степь!    как    горы!    как    поля(!),    не    ведавшие    плуга,
Как    реки,    где    на    нерест    мчится    сельдь!
Как    ропот    трав    и    блеск    ночных    светил!
Он    –    как    огонь,    как    первовещество,
                                                                                                                                     что    и    во    мне    пылает!
Вы    что-то    молвили?..
                                                                                                                                         Иль    мне    лишь    показалось?..
…ведь    я    больна    
                                                                                         на    слух…
Мой    слух    болит    лишь    Вами!
И    сердце    колотается    от    дум,    где    
                                                                                                                                                                                                                             Вы    и    я
                                             Одни    танцуем    в    зале
                                                                                                                                                 Под    светом    люстр
                                                                                                                                                                                                                                     и    божеских    огней    –    
Усталых    звезд    от    холода    и    неги,
                                                                                                                                                                                                             Что    крает    ум    и    плоть,
                                                 Карает    их    всежитьем,    
                                                                                                                         карает    вечностью!
                                                                                                                                                                                                         …и    метким    мудрым    взором
                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                     смотрит    молча…
И    я,    поддавшись    музыке    и    чарам
Своих    бесплотных    и    пустых    желаний,
Наказана    апостольским    мечем    и    ликом    Господа,
                                                                                                                                                                         отвергнувшем    меня.
Я    пала!    Как    в    свой    срок    поверглась    Троя!
Как    пал    Икар,    случайно    крылья    опалив!
Как    пал    Антоний!    И    как    той    порою
Немало    Клеопатра    слез    пролив,
                                                                                                                                                                                                 ушла    за    ним…
А    страсть    царицы    Спарты    воскресала,
Как    восстает    из    пепла    птица    Феникс,
                                                                                                                                                 Я    –    не    восстану    более    для    Вас!
Когда    же    до    зари    не    получу    ответа,
                                                                                                                                                 растаю
                                                                                                                                                                                         с    предрассветною    звездой,
Испив    до    половины    жар    абсента.
                                             Повержена    –    отнюдь    не    прощена.    
                                                                                                                                                                                                                                     Победа    манит    все    еще!
О,    не    твердите    каждым    тихим    мигом    себе    о    зле,
                                                                                                                                                                                                                                                         ворвавшимся    в    Ваш    мир.
На    Вас    запрет    вины:    ведь    ангелы    чисты!
Они    не    могут    быть    виновны,    как    я    и    черный    демон,
Что    мне    дорогу    выстилает    в    Ад!
Вы    –    ангел!    Этот    нимб    над    Вашей    главою    бесконечен,    
                                                                                                                                                                                                                         как    и    чистота,
                                             с    которой    беспрестанно
                                                                                                                                                                     Вы    движетесь    по    жизни,
                                                                                                                                                                                                                                                                                                         а    затем,
в    оставленное    место    Вам    в    Раю
                                                                                                                                                                                                                     переместитесь.
Останется    лишь    мысль.
Она    так    незначительна,    что    Вы    легко    забудете    о    ней,
                                                                                                                                                                                                                                                                                                             должно    быть.
В    один    из    скромных    тихих    дней,    быть    может,    
                                                                                                                                                                                                                                 украдкой,
                                                                                                                                                                                                                                                             невзначай,
                                                                                                                                                                                                                                                                                         и    мимоходом,
                                             Вы    как-то    упомяните    о    ней.
                                             И    тут    же    рассмеетесь.
«Неужто    это    впрямь    случалось?
Я    думала    о    том,    
                                                                                                         Чтоб    танцевать
                                                                                                                                                                             бархатный    танец?!
                                             Ха-ха-ха-ха!..
                                             Перед    людьми?!»
О,    люди!    Перед    ними    нужно    быть    святошей,
Покорною    женой    и    верным    другом
                                                                                                                                                                                     В    одной    личине
                                                                                                                                                                                                                                                         лицемерной!    Лживой!
Как    и    их    прихвостни-пажи    –    другие    мертвые,
Что    землю    их    целуют!    их    кресты!    их    библии!
И    раболепствуют,    чтоб    избежать    молвы!
А    где    душа?..    Они    за    эту    вечность
                                                                                                                                                 Научились    жить    без    нее,    
И    Вас    хотят    заставить    быть    ангелом,
Чтобы    попасть    в    их    Рай,    туда,    где    все    так
                                                                                                                                                                         «правильно»    и    «мило»,
Где    муж    щадит    и    жалует    жену,    а    дети    руки    матери    целуют
                                                                                                                                                                                                                                                                                                                                     и    головой    кивают,
                                         Не    слушая    указов    и    вопросов.
На    все    они    согласны…точно    мертвые,
Молчащие    под    мергелем    могильным.
                                                                                                                                                                                                                         Это    Рай?..
                                         Ха-ха-ха-ха!..
И    этот    Рай    не    утомляет    Вас,    
Когда    вкушаете    его    безвкусный    вкус,
                                                                         И    трюистический,    и    жалкий    круг    повторов,
Сменяющих    друг    друга,    словно    дни    недель,    
                                                                                                                                                                                                                                                                             годов,    
                                                                                                                                                                                                                                                                                                             столетий…
Дав    руку    мне    для    танца    –    
                                                                                                                                                                         Вы    падете
Перед    лицом    избитых    тех    личин,    и    перед    Богом    их,
                                                                                                                                                                                                                                         негожим    правде,
И    лицемерными    их    идолами,
                                                                                                                                                         коих    презреет    Бог-ревнитель.
Но    разве    Вам    не    хочется    узнать,    
                                                                                                                                                                     Что    по    ту    сторону    обмана,
                                                                                                                                                                                                                                                                 в    вечной    мгле,
Огонь,    которой    горит    ярче,    чем    их    лампады,
Ведь    он    открыть    на    славу    всех    ветров,
А    их    свеча    –    зажата    меж    дуалистическим    мирком
                                                                                                                                                                                                                                                                                                         стекла    и    пыли…    
                                     Пыли    и    стекла…    
Я    дам    Вам    зренье!
Излечу    слепую    доверчивость    и    праведность    гнилую,
Пропитанную    смрадом    грязной    лжи!
Для    этого    –    лишь    руку    протяните,
                                     Ведь    я    Вас    приглашаю…
                                                                                                                 Я    приглашаю    Вас…
                                                                                                                                                                         Зову    и    вовлекаю…
                                     В    танец    под    звуки    нот    Шопена.
Я    внемлю    слову    Вашему,    как    провиденью
И    сну    святому,    сладостному    сну!..
Я    приглашаю    Вас
                                                                                                             ...на    бархатный    танец.
                                     Я    жду    ответа.
                                     Верую.
                                     И    жду…
Вот    он    –    ответ!!!    
                                         Я    чувствую,    как    Ваша    кровь    теплеет,    как    растет    огонь,
                                                                                                                                                                                                                                                                                                             разбуженный    в    Вас    танцем,
И    как    мы    кружимся    под    дивного    Шопена!
Я    Вашу    руку    медленно    сжимаю    и    загораюсь,
Но,    едва    сдержавшись,    глаза    смыкаю.    Не    дышу,
Чтоб    не    коснуться    Вашей    личной    сферы,
И    не    убить    отростки    Божьей    веры,
                                                                                                                                                                     что    в    Вас    живет…
О,    нет    уж    –    существует!    
Ведь    Жизнью    эту    муку    звать    нельзя.
Открыв    глаза,    смущаюсь    под    Вашим    пылким    взглядом.
Мы    танцуем.    
                                                             Но    вот    уже
                                                                                                                     Вы    кружите    меня,
А    под    конец    гласите:    «Поцелуйте!..»
Я    замираю.    Алею.    Тухну,    словно    пламя    под    дождем.    И    холодею.
«Молю!    Еще    один    Шопен!»    -    дрожит    Ваш    голос    в    тени    скрипки.
«Я    больше    не    танцую»,    -    говорю.    
Вы    улыбнулись    сквозь    сдавленный    смех,
А    я    в    блаженстве    руку    вам    целую.
И    ухожу    с    рассветною    звездой,
Вас    оставляя    в    пламени    рассвета.
Теперь    Вы    –    Истина,    так    помните    о    той,
Что    до    зари    ждала    от    Вас    ответа.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=290431
рубрика: Поезія, Интимная лирика
дата поступления 03.11.2011

Ода до української мови

Чарівна  мово!  Пісенне  диво!
Тобою  буйні  шумлять  гаї,
Журчать  тобою  весняні  зливи;
Немовби  ноти,  слова  твої!

Тобою  мово,  живуть  поети,
Складають  квіти  тобі  до  ніг;
Виходять,  мово,  з  твоїх  наметів
Свідомі  люди  на  сто  доріг.

І  йдуть  життєвим  тернистим  шляхом,
Твоїм  надбанням  скарбним  живуть,
Що  лине  вільним  під  обрій  птахом,  -
І  бачить  серце  жадану  суть.

Коли  для  мови  співають  оду,
Коли  дитина  «матусю»  зве,
Коли  займеться  і  стане  подих,
Коли  настане  життя  нове!

І  наша  мова  в  житті  сім  буде,
Як  та  гетьманша,  нести  клейнод,
Коли,  нарешті,  згадають  люди,
Що  ми  –  є  влада!  Ми  є  –  народ!

Тоді  й  для  мови  настане  літо,
І  знов  шуміти  почнуть  гаї…
І  осінь  більше  не  знищить  квіти,
Бо  квіти,  мово,  -  слова  твої!

                                                         24  жовтня,  2011  рік

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=288644
рубрика: Поезія, Громадянська лірика
дата поступления 26.10.2011

Хто ми є, українці?

«Без  мови  немає  нації!»  -  викрикують  просвітянські  націоналісти  і  наводять  безліч  різноманітних  версій  щодо  захисту  свого  лозунгу.  Коли  їм  відповідають,  спростовуючи  це  твердження,  говорять  зазвичай:  «Але  ж  ми  існуємо!...»
           Ми…  Так,  ми  існуємо.  Але  хто  ми?  Воли,  запряжені  у  ярмо  чи  маса  без  імені  і  роду?  Хто  ми  без  своєї  мови?  Безголосі  солов’ї,  яких  саджають  у  клітку  чи  замріяні  сліпці,  в  яких  відбирають  палицю  і  змушують  рухатися  у  темряві?  Забуваючи  свою  мову,  нехтуючи  нею,  наше  тіло  переживе  не  лише  2012  рік,  а  й  наступні  десятилітті,  проте  чи  буде  цьому  ганебному  існування  ймення  «життя»?..
           Прислухаємося  до  внутрішнього  голосу:  що  ми  насправді  відчуваємо,  коли  раптом,  починаючи  говорити  українською  мовою  в  російськомовному  середовищі,  переважна  більшість  оточуючих  дивиться  нібито  зверхньо,  буцімто  «Хто  ж  це  таке  і  що  воно  собі  дозволяє?»  Правда  ж,  образливо?..  Якщо  хтось  відповість  «ні»,  не  образиться,  а  за  подібних  до  цих  обставин  зробить  вигляд,  що  нічого  не  почув,  а  наступного  разу  і  зовсім  не  заговорить  українською  мовою,  -  така  людина  вже  мертва.  І  нехай  йтимуть  роки  і  десятиліття,  нехай  нам  пророкують  Кінець  Світу  –  це  неважливо,  коли  мертва  душа.  Душа  нації…
           Не  говорімо  про  одну  конкретну  людину,  горімо  про  спільноту,  певне  середовище  людей,  що  належать  до  української  нації.  Звісно,  серед  нас  не  всі  є  суто  української  крові,  бо  Радянський  Союз  зіграв  у  цій  справі  не  останню  роль.  Хай  так,  але  ж  ми  живемо  на  цій  землі,  ми  працюємо  на  цей  уряд,  ми  самовдосконалюємося  і  саморозвиваємося  в  цьому  середовищі  під  впливом  української  історії  і  культури,  отже,  ми  є  українцями.
           І  якщо  зараз  ми  не  об’єднаємося  і  не  вирішимо  для  себе,  хто  ми  є  і  якою  мовою  розмовлятимемо,  нас  просто  знищать,  поступово,  по-одному,  назавжди.  Слід  усвідомити,  не  запам’ятовуючи  як  віршик  у  школі,  що  українська  мова  є  самобутньою,  незалежною,  унікальною  мовою,  як  російська,  англійська,  німецька  тощо.  Наша    мова  не  є  російським  діалектом,  це  етно-лінгвістичний  чинник,  що  сформувався  протягом  століть,  протягом  усієї  історії  нашого  народу.  І  якої  б  думки  нам  не  намагалися  нав’язати,  історична  правда  все  одно  залишається  єдиною  в  своєму  роді.  Не  може  бути  двох  історій  України,  як  не  може  бути  і  двох  мов.  Українська  мова  –  державна  мова  на  території  нашої  країни,  це  мова  державних  закладів,  установ,  діловодства  в  Україні;  це  мова,  що  увібрала  в  себе  дух  часу  і  відчуття  рідного  гніздечка,  в  якому  ми  завжди  знайдемо  куточок  спокою  і  розради.  Російська  мова,  навіть,  якщо  ми  говоримо  нею  з  дитинства,  не  є  рідною,  бо  вона  є  практичною,  можливо,  модною,  але  вона  не  зігріє,  коли  в  душі  злива,  а  в  серці  туга.  У  ці  миті  ми  гадаємо,  як  звільнитися,  віднайти  довгоочікувану  свободу,  ламаємо  голови  над  тим,  що  ж  саме  нас  не  влаштовує  в  цьому  житті  і  як  жити  далі.  Насправді  відповідь  елементарно  проста:  ідентифікуймо  себе!  Ця  розбіжність,  розчленованість  нашої  душі  між  російським  і  українським  спонукає  до  роздвоєності  нашої  особистості,  як  герой  «Я  (романтика)»  Хвильового,  -  пригадаймо!  Яким  може  бути  психологічний  стан  людини,  коли  вона  не  впевнена  у  завтрашньому  дні,  коли  сьогодні  вона  говорить  українською,  а  завтра,  попри  бажання,  їй  забороняють  це  робити,  хоча  й  неформально?  Звісно,  найтяжчі  злочини  скоюють  поглядом.  Тоді  ми  нібито  ховаємося  в  собі,  шукаючи  захисту  від  зневаги,  яку  зустрічаємо  постійно  ззовні  щодо  своєї  рідної  мови,  а  згодом  починаємо  думати,  що  це  вже  не  тиск,  а  наше  власне  світобачення,  і  таким  чином  перепраграмовуємо  себе  на  новий  лад.  
           Думки  влади,  яка  прагне  роз’єднати  суспільство  під  лозунгами  «Україна  єдина!»  стають  нашими  думками  тоді,  коли  ми  не  маємо  чіткого  уявлення  про  те,  хто  ми  є.  Людину  зі  слабкою  життєвою  позицією  найлегше  обдурити,  перехитрити,  а  потім  зробити  залежною  істотою,  яка  ревітиме,  мов  той  віл,  коли  ясла  будуть  неповними.  І  страшно  те,  що  цей  процес  вже  почався  і  йде  з  наростаючими  темпами  вперед.  Його  не  знищити.  Але  якщо  сказати,  що  й  не  зупинити,  це  хиба!  Тож  зупинити  його  ми  маємо  разом,  об’єднавшись  в  єдину  національно  свідому  спільноту  з  власними  традиціями,  культурою,  і,  звісно  ж,  з  власною  мовою.  В  цьому  випадку  той  апарат  викорінення  української  нації,  що  вже  активно  функціонує,  не  тільки  зупинить  свої  дії,  побачивши,  що  зламаний,  а  й  не  посміє  більше  зазіхати  на  наше  «українство».  Так,  це  слова,  але  це  ще  й  заклик.  
           «Не  будьмо  байдужими  до  себе  самих!»  -  ось  головна  теза  и  найправдивіший  лозунг.  А  мова…  Вона  уособлює  саме  ту  малесеньку,  здавалося  б,  незначну  деталь,  частинку-початок  тієї  великої  справи  відродження,  на  яке  здатна  українська  нація.  І  ця  деталь,  цей  пішак,  якщо  ним  правильно  зіграти,  стане  непоборним  і  сильним  ферзем!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=287716
рубрика: Проза, Патріотичні вірші
дата поступления 22.10.2011

До тебе я звертаюсь, рідна мово!

До  тебе  я  звертаюсь,  рідна  мово!
Щоб  дякувать,  бо  знаю,  хто  я  є.
Крізь  гостре  і  ласкаве  твоє  слово
Обличчя  України  постає.

До  тебе  я  у  темряві  й  у  світлі
Пройду  знайому  витоптану  путь,
Щоб  око  України  не  засліпло,
Щоб  очі  українцю  повернуть!

Щоб  бачив,  як  писати  рідне  слово,
 І  слово  як  до  рідних  промовлять,
Щоб  знав,  чому  плекати  рідну  мову  –  
Це  значить,  вік  недарма  проживать!

Змагатися  не  силою,  а  словом,
Казати  –  що  рубати,  мов  мечем.
Щоб  шепотом  під  темряви  покровом
Не  критися  з  тим  словом,  що  рече

За  нас  про  наше  ставлення  до  мови,
За  наш,  їй  адресований  уклін.
Для  цього  нам  потрібне  наше  слово,
Щоб  катові  не  повзти  на  поклін.

Щоб  мудрим  бути  й  правильно  навчати
Хиткі  й  палкі  натури  молоді,
Щоб  змалку  до  вкраїнського  привчати,
Хапаючи  ці  миті  золоті.

До  тебе  я  звертаюсь,  рідна  мово!
Відроджуйся  й  живи  своїм  життям!
Коритися  не  смій,  як  та  діброва,
Що  хилиться  під  ноги  всім  вітрам!

На  зло  катам  і  ворогам  Вкраїни
Вквітчайся,  моя  мово,  і  зорій!
Як  вогник  в  серці  кожної  людини
Постійно  до  прекрасного  волій!

Відродимо  ж,  нащадки,  нашу  мову!
Тому  що  те,  і  те,  і  з  тих  причин…
Коштовний  дар  –  було  спочатку  Слово…
І  раптом  –  незліковано  личин!

Крізь  них  ми  відшукаймо  ту  єдину,
Що  вигляд  України  береже
І  мову  уособлює  Вкраїни,
І  промінь  патріота  пронесе!

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=287713
рубрика: Поезія, Патріотичні вірші
дата поступления 22.10.2011

Второе "Я"

Себя  не  видеть  в  отраженьи
И  привыкать  к  чужим  словам;
Исчезло  всё  в  одно  мгновенье
И  отношение  к  друзьям.

Жестокий  час  разоблаченья
Всех  тайн,  предательства  и  лжи.
Исчезло  всё  в  одно  мгновенье  –  
Осталось  место  для  любви.

Не  знали  ранее  признанья
Те,  кто  действительно  -  друзья,
Кто  помогает  в  испытаньях,
Чтоб  ты  осталась  не  одна.

Со  стороны  смогла  увидеть
Свою  семью,  как  в  первый  раз;
Тогда  могла  лишь  ненавидеть
Всех,  кого  любишь  ты  сейчас.

Но  что-то  гложет,  беспокоит,
Терзает  мозг  твой  каждый  день.
Проклятье  жизни  будет  стоить.
Второе  «Я»  отбросит  тень.

                                                           2009  год

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=282281
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 23.09.2011

Между нами

От  любви  до  лютой  злобы
Нам  остался  только  шаг.
Не  ищи  сближенья  пробы  –  
Ты  –  мой  самый  злейший  враг!

Между  нами  океаны,
Горы,  реки  и  моря;
Боль,  упрёки  и  обманы  –  
Между  нами  ты  и  я.

Между  нами  крепость,  стены  –  
Не  разрушить,  не  разбить.
И  от  клятвы  до  измены
Ты  не  понял,  как  любить.

Каждый  миг  был  полон  счастья,
А  теперь  душа  пуста.
Наши  беды  и  ненастья  
Подарила  нам  вражда.

Мы  клялись  друг  другу  верить
И  друг  друга  поддержать,
Но  старались  всё  проверить,
Наши  чувства  испытать.

Лишь  недавно  поняла  я,
Что  любовь  –  сплошной  обман!
Только  раньше  не  могла  я  
Развести  густой  туман.
                                                                                                   
                                                                   2009г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=281186
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 18.09.2011

Спаси

Моему  соседу,  
                       Антону,  в  день,  
                                           когда  у  него  изъяли  
                                                                         наркотики.

Спаси  его  душу,  я  буду  молиться,
Прости,  не  суди  так  жестоко  его,
Не  дай  ему  с  жизнью  так  скоро  проститься,
Не  дай,  чтобы  бренное  тот  час  слегло.

Кто  здесь  не  грешит?  По  себе  осуждаю,
Свой  дух  я  равняю  сегодня  с  его.
Прости  его,  Боже!  Прочь,  Смерть!  Заклинаю!
Вины  и  греха  нам  не  снять  своего.

Прости  нас,  Всевышний,  за  то,  что  убили
В  нем  то,  что  не  встанет  вовек.
Прости  нас  за  то,  что  мы  все  позабыли,
Что  он,  как  и  мы  –  Человек!

Молю,  помоги  ему  в  этой  темнице,
Что  отроду  стала  навеки  жильем.
Позволь  не  разбиться  сей  маленькой  птице
С  большим  перебитым  крылом.

Я  буду  молиться.  Я  буду  молиться!
Я  буду  молиться  сегодня  за  всех,
За  то,  что,  возможно,  когда-то  проститься
Наш  общий  умышленный  грех.

Возможно,  не  будет  тогда  посторонних,
Что  небо  так  яро,  нещадно  морочат.
О,  Ангел-Хранитель,  вступись  же  бронёю,
Спаси  раба  Божьего,  Отче!
                                                                                                                                   
                                                         3  Марта  2010  год.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=281182
рубрика: Поезія, Посвящение
дата поступления 18.09.2011

Моя вина

Почему  эта  боль  не  съедает  меня?
Отчего  я  не  чувствую  боли?
Неужель  каменеет  душа  втихаря,
Что  молчаньем  наплакалась  вволю?

Сердце  –  девичий  крест,  он  испытан  и  тверд,
Но  когда  его  горе  объемлет,
Воздух  грудь  не  берёт,  -  он  в  ней  сдавлен  и  спёрт  –  
Отчего  ж  эту  боль  не  приемлет?

Отчего  же  оно  не  дрожит,  как  листок
На  несчастной  сестрице  –  осине?
Отчего  же  умолк  бесконечный  поток  
Этой  боли,  коль  должен  бить  сильно?

Я  не  стану  роптать  –  горе  все  ж  не  беда,
Я  рыдаю  о  смолкнувшей  лире.
Потрясенье  сведёт  мне  беду,  если  я
Стану  гнуться  под  тяжестью  гири.

Эта  гиря  раздавит  мне  душу  любой,
Даже  самой  насмешливой  массой,
Коль  дам  слабость  впустить  первозданный  покой
В  душу  горя  и  боли  ужасной.

                                               Июнь,  2010  год.


ПРИМЕЧАНИЕ  АВТОРА:  "Уважаемые  читатели!  Просьба  не  ассоциировать  автора  с  героем  стихотворения"

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=281108
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 17.09.2011

ОТРАВА (Посвящение другу)

Пижонства  и  гордыни  не  унять,
Язвительности,  грубости  не  смерить,
Когда  рассвирепевшая  метель
Стабильно  стелет  холодом  постель.

Когда  без  сна  встречать  подряд  все  ночи,
Блуждать  в  пустынной  камере  во  тьме,
Накапливать,  хранить  воспоминанья
О  лже-победах  по  цене  страданья.

В  душистом  облаке  дымов  и  метадона,
Под  паром  ярко-красочных  огней
Мерцает  только  тело,  внешность  Бога,
Что  значит  для  забавы  слишком  много.

Но  меркнет  свет,  огни  вдруг  угасают…
И  снова  чёрно-синяя  постель…
В  ней    удовольствия  и  снова  ночь  без  сна,
И  новая  страданья  глубина.

Опять  заря.  Пора  идти  к  границе
На  фронт,  со  страстью  драться  за  лицо,
Уничтожая  все  на  обороте
Ради  того  лишь,  что  зовут  работой.

Фанфары!  Сохранен  авторитет!
Теперь  вновь  ждут  пиры  и  развлеченья…
А  после  –  чёрно-синяя  постель…
Тела  не  греют  там,  где  спит  метель.

Все  повторяется:  вчера,  сегодня,  вновь…
Обуревает  дикая  усталость.
Однажды  ты  придешь  домой  в  зарю
И  без  труда  закончишь  жизнь  свою.

Что  ж,  выбирай  прыжок  без  парашюта!
Уж  лучше  будет  просто  умереть.
Никто  из  всех  «твоих»  тебя  не  вспомнит
И  все  твои  победы  не  упомнит.

Ах!  Поражений  больше,  чем  побед
День  изо  дня,  из  ночи  в  ночь  блистали…
Под  музыку  и  дым  сложнее  умирать,
Но  лучше  так,  чем  дальше  в  жизнь  играть.

Ценою  сладострастья  жизнь  не  купишь,
За  деньги  счастья  не  приобретешь.
Боль  –  полюбить,  но  в  этом  не  признаться,
Трагедия  –  прийти,  но  не  остаться.

А  счастье,  может,  было  слишком  близко…
Жаль,  руки  до  него  не  протянуть.
Что  ж,  вот  петля  –  возьми  свое  по  праву!
И  пей  по  капле  жгучую  отраву.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=281107
рубрика: Поезія, Философская лирика
дата поступления 17.09.2011

Потери

Потери...  Их  так  много  в  нашей  жизни.
О  них  мы  сожалеем  день  за  днем,
Но  с  горсткой  притупленной  укоризны,
Прощаясь  с  ними,  далее  живем.



ПРИМЕЧАНИЕ  АВТОРА:  "Сожалей  о  потерях,  потому  что  их  много,  но  умей  праздновать  победы,  потому  что  их  мало"

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=280981
рубрика: Поезія, Философская лирика
дата поступления 16.09.2011

Мусульманка

Под  паранджой  видны  её  глаза
И  запах  специй  веет  от  одежды.
В  глазах  уставших  светится  слеза,
А  жизнь  её  туманна,  но  надежда
Ещё  пока  живёт  в  её  душе,
И  сердце  бьётся  также,  как  и  прежде,
Но  жизнь  остановилась  в  нём  уже.

Она  обречена  бояться  страха,
Обречена  быть  тенью  до  конца.
Не  ощущает  вольного  размаха
Свободного  широкого  крыла.

Не  видит  солнца,  сидя,  словно  узник
В  гареме,  будто  в  клетке  золотой.
Завязана  свобода  в  плотный  узел  –  
Свободна  только  жгучею  душой.

Жизнь  мусульманки  –  ад  земной,  расплата
За  предков  неискупные  грехи;
Но  слишком  дорога  такая  плата
За  боли  и  страдания  стихи.

Она  живёт  для  мужа,  и  не  знает
Чего  вообще  от  жизни  нужно  ждать.
И  только  один  принцип  понимает,
Что  ей  Коран  дословно  нужно  знать.

Душа  ведь  человеческая  тоже
Она  желает  страсти  и  любви,
И  хочет,  только  хочет,  но  не  может
Отвоевать  покоя  для  души.

Мечта  её  горит  огнём  далёким,
А  путь  к  нему  не  менее  далёк.
Пройти  его  –  задача  не  из  лёгких,
Чтоб  не  обжечься,  словно  мотылёк.
                                                           
                                                       2009  год

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=280979
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 16.09.2011

Антология чакр

Во  мне  Восток  цветёт  багровой  Муладхарой
И  барабанный  бой  во  мне  звучит,
А  эхо  тёмно-синей  Сахасрары
Трубой  и  кавалою  зазвенит.

Танцую  между  небом  и  землёю,
Прислушиваясь  к  чакрам  естества
И  шалью  накрываюсь  с  головою
Восточного  святого  божества.

Свадхистхана  навязчивым  воем
Призовёт  под  струну  танцевать.
До  победы  дойти  смертным  боем,
В  страстном  танце  себя  отдавать.

Подчиняясь  безвольным  желаньям,
Силе  чакры  меня  не  сломать.
На  конкретную  цель  упованье  –  
Поднимусь  и  начну  танцевать!

В  Манипуре  живёт  сила  воли
И  уверенность  в  завтрашнем  дне.
Я  горю,  но  не  чувствую  боли
И  бесстрастно  сгораю  в  огне.

Анахата  –  гармония  сердца,
Анахата  –  цветок  красоты.
Открывает  в  душе  моей  дверцу,
Порождает  любовь  и  мечты.

Я  услышу,  как  жалобно  скрипка
Изливает  мелодию  слёз.
Эта  нежность,  подобная  нитке
Разрывается  в  облаке  грёз.

Аджна-чакра  таит  силу  знаний
Под  трубу  и  цимбалы  звучит.
Без  эмоций  спокойствие  манит
И  спокойствие  сердце  хранит.

Она  может  угадывать  чувства
И  любую  болезнь  излечить.
Как  без  танцев  и  музыки  пусто,
Также  пусто  без  знания  жить.

Голос  флейты  высокий  и  тонкий
Заставляет  Вишудху  ожить.
С  этой  чакрой  блуждая  в  потёмках
Новый  дар  в  себе  можно  открыть.

В  ней  таится  талант,  озаренье,
Означает  правдивость  она
И  собою  несёт  провиденье  –  
В  танце  чувствую  миг  торжества.

Эти  чакры  даны  нам  от  Бога
И  повязаны  с  нами  они.
Дополняют  всего  понемногу  –  
С  ними  жизнь  непрерывно  горит.
                                                                                               2009г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=280104
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 12.09.2011

Двойственность

Себя  не  видеть  в  отраженье
И  привыкать  к  чужим  словам.
Исчезло  всё  в  одно  мгновенье,
И  отношение  к  друзьям.

Жестокий  час  разоблаченья
Всех  тайн,  предательства  и  лжи.
Исчезло  всё  в  одно  мгновенье  –  
Осталось  место  для  любви.

Не  знали  ранее  признанья
Те,  кто  действительно  друзья,
Кто  помогает  в  испытаньях,
Чтоб  ты  осталась  не  одна.

Со  стороны  смогла  увидеть
Свою  семью,  как  в  первый  раз.
Тогда  могла  лишь  ненавидеть
Всех,  кого  любишь  ты  сейчас.

Но  что-то  гложет,  беспокоит,
Терзает  разум  каждый  день.
Проклятье  жизни  будет  стоить.
Второе  «Я»  отбросит  тень.
                                                               
                                                                 2009  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=280103
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 12.09.2011

Сонце

На  Сході  сходить  Сонце,  аж  палає
Воно  несе  надію  у  життя.
І  різнокольоровим  світлом  грає
По  смугах  різнобарвного  буття.

Воно  буває  добрим  і  жорстоким  –  
Теплом  зігріє  –  спекою  уб’є.
Могутній  цар  пустелі  жовтоокий,
Бери  собі  життя!  Воно  твоє!

Але  не  залишай  свого  народу
На  Сході,  там  усі  –  твої  сини.
Життям  ти  зобов’язаний  Природі,
Тож  з  нею  свою  шану  розділи.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=280072
рубрика: Поезія, Пейзажна лірика
дата поступления 11.09.2011

Орнамент

Орнамент  –  музика  очей,
Дає  мені  безмежну  силу,
Зворушує  серця  людей
І  надає  духовні  крила.

Усе,  що  дихає  красою
Хай  розквітає  і  живе;
Усе,  що  зветься  добротою
В  житті  ніколи  не  умре.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=279961
рубрика: Поезія, Лірика
дата поступления 11.09.2011

Світло і Темрява

Світло  Темрява  вбиває,
Гасить  день  в  своїй  імлі.
Світ  в  безодню  зла  пірнає,
Зло  панує  на  Землі.

І  лише  знання  єдині
Розганяють  тую  тьму,
Розривають  павутиння,
Не  дають  розжитись  злу.

Де  немає  знань  і  віри  –  
Там  є  вбивства,  лють  і  кров,
Там  велика  прірва  миру,
Де  не  знають  про  любов.

І  тому  знання  єдині
Подолають  тую  тьму,
Розірвуть  те  павутиння,
Що  кладе  дорогу  злу.
                                                                                                   
                                   2009  рік.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=279706
рубрика: Поезія, Філософська лірика
дата поступления 10.09.2011

ПОДРУЖАЙКА (Юмористическо-сатирические наброски)

Подружайкины  ловушки
Наконец-то  помогли.
Заграбастала  зверушку  -
(Осторожно,  мужики!)

Заловила  в  свои  сети
Бесхребетного  осла
И  довольствуется  этим
Vip-уловом  мужика.

От  себя  не  отпускает
И  дрожит,  как  лань  над  НИМ.
Так  ЕГО  порабощает
И  поклоны  бьет  святым.

Уже  юбка  зад  не  скроет,
Намазюкано  лицо…
Всё  равно  не  перекроет
То,  что  дуб  есть  деревцо.

Шевелюру  распускает,
Мокнет-пухнет  под  дождём,
А  ЕГО  не  упускает
И  не  ночью,  и  не  днём.

Надо  б  ей  подсуетиться,
Выйти  замуж  поскорей.
Пока  есть  в  руке  синица,
Пусть  не  ищет  журавлей.

Как-никак,  а  всё  при  муже,
Хоть  дундук,  а  всё  ж  –  мужик!
Тут  кумекать  быстро  нужно,
Пока  с  краюшку    лежит.

А  не  то  –  другая  хохма
Уведёт.  Ищи-свищи!
А  без  мужа,  ой,  как  плохо!
(Осторожно,  мужики!)

Да!  Попал  несчастный  в  муры!
Подружайка  не  проста.
Дура-дурой,  но  не  дура,
Не  упустит  мужика!

Хапнет  тёпленьким  красавца
И  потащит  под  венец.
Потихоньку  окольцует
И  придёт  ему  конец.

Вот  тогда  попляшет  сдуру
На  столе  большой  стриптиз.
Прокатила  авантюра!
И  в  награду  –  супер-приз!
                                                                                               
                                               2009  г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=279705
рубрика: Поезія, Сатира
дата поступления 10.09.2011

Свет и Тьма

Вечер  небо  обнимает,
Превращая  свет  во  мглу,
Солнце  быстро  исчезает,
Повергая  день  во  тьму.

Но,  как  только  небо  меркнет,
И  когда  закат  сгорит,  
То  на  смену  этой  смерти
Вспыхнут  звезды  до  зари.

Серебристой  светотенью
Зарождается  Луна
И  не  так  гнетет  томленье
В  полумраке  без  тепла.

Пусть  холодный  свет  прольется,
Разгорается  во  мгле,
Лунной  милей  отобьется
В  отраженье  на  воде.

Легкий  ветер  шепчет  тучам,
Разгоняя  с  неба  прочь,
Что  уж  виден  Солнца  лучик,
Пробивающийся  в  ночь.

Скоро  он  охватит  светом
Всю  ночную  тишину…
Пусть  всегда  на  этом  свете
Свет  и  жизнь  сменяют  тьму.

                                                   2009  год.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=279666
рубрика: Поезія, Философская лирика
дата поступления 09.09.2011

На перроне

Вы  скажете  мне  что-то  на  прощанье?
Быть  может,  не  увидимся  уже.
Скажите  же  без  слёз  и  обещаний
Пустое,  незначительное  мне.

Скажите  слово,  может  предложенье,
Которое  не  носит  в  себе  чувств,
Которое  не  ставит  под  сомненье,
В  прощенье  не  нуждается  из  уст.

Скажите  слово,  чистое,  как  слёзы,
Обычное  обыденному  дню,
Которое  не  мерзнет  от  морозов,
Не  кланяется  вешнему  теплу.

Я  знаю  этих  слов,  увы,  немного,
Но  знаю,  что  их  ведаете  Вы.
Скажите  же  мне  что-то  на  дорогу,
Слова  там  многозначны  и  просты!

Ну  что  же  Вы  молчите?  Не  смотрите
Столь  вызверенным  взглядом  на  меня!
Боитесь  говорить?  Тогда  уйдите,
В  душе  обиды  горькой  не  тая!

Пугаетесь  меня?  Здесь,  на  перроне,
Не  место  лицемерию  и  лжи.
Мне  должно  в  переполненном  вагоне
С  собою  только  правду  увезти.

Скажите  мне  единственную  правду,
Сокрытую  под  лентой  вечеров,  
Стоящую  возвышенней  награды
И  стоящую  множества  веков.

Скажите  мне:  «Желаю  Вам  Победы!»,
И  взглядом  проводите  поезда.
А  я  во  тьму  с  отвагою  уеду,
Покинув  свет,  быть  может,  навсегда.

                                 Июль,  2010  год.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=279665
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 09.09.2011

Смех и слёзы

Минуту  назад  смеялась,
Стараясь  скрывать  свой  смех.
Сейчас  в  тишине  осталась
Одна  вдалеке  от  всех.

И  крики,  как  раньше  песня,
И  слёзы,  как  раньше  смех,
Когда  в  тишине  осталась
Одна  вдалеке  от  всех.

Минуту  назад  рыдала  –  
Сейчас  распирает  смех.
Сейчас,  когда  я  узнала,
Как  страшно  вдали  от  всех.

Я  плачу,  смеюсь  и  плачу,
И  также  опять  смеюсь.
Мне  сложно  решить  задачу,
Как  быстро    развеять  грусть.

Как  больно  считать  обиды,
Когда  остаюсь  одна.
Мне  только  бы  миг  увидеть
Веселья  и  торжества.

Потрогать  на  ощупь  праздник,
Вдохнуть  этот  внешний  мир.
Как  сложно  совсем  не  плакать,
Вовсю  прославляя  пир!

Одна  в  этом  мире  радость  –  
Без  Умолку  звонкий  смех,
Но  смех  без  умОлку  –  праздность,
А  праздность  –  есть  смертный  грех.

Как  смех  без  причины  –  глупость,
Как  смех  о  других  –  порок,
Как  смех  за  спиною  –  трусость,
Как  смех  о  любви  –  жесток.

Лишь  слёзы  в  огне  не  сохнут,
Лишь  слёзы  –  оброк  святой.
Со  смехом  в  душе  и  слёзы
Влекут  оборот  земной!
                                                   
                                                 2009г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=279220
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 07.09.2011

Дивосвіт

Що  то  за  диво,  те  життя?
Як  невгамовна  течія
Скрізь  і  навколо,
Що  водограєм  в  небуття
Спадає  долу.

Що  то  за  диво,  та  любов?
Немов  троянда
Цвіте
І  червоніє,  наче  кров.
Росте.
Коли  зів’яне  ця,  то  знов
Нова  цвіте.

Що  то  за  диво  –  вмерти?
Як  вічним  сном  
Заснуть.
Не  звільнити  тебе  і  не  зжерти.
Немов  у  воді  холодній
Втонуть.
                                                                                                     
                                   2009  р.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=279219
рубрика: Поезія, Філософська лірика
дата поступления 07.09.2011

Испытанье

Пустота  полна  слезами,
Перед  выбором  стоишь:
В  жизни  -  выберешь  терзанья,
В  смерти  –  просто  замолчишь.

Жизнь  без  слез  и  без  терзаний,
Словно  пламя  без  огня.
Человек  –  для  испытаний  -  
Испытанье  для  тебя.

                                                     2008  год

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=278893
рубрика: Поезія, Философская лирика
дата поступления 06.09.2011

Слеза

Может  быть  горькой,
А  может  и  сладкой;
Может  быть  жгучей,
А  может,  и  нет;
Острой,  как  нож,
Как  иголка  колючей,
И  молчаливой,
Как  верный  обет.

                           2008  год

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=278892
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 06.09.2011

Де шукати в світі правди?

Де  шукати  в  світі  правди?
Як  здолати  вічне  зло?
І  якщо  один  раз  впав  ти  –  
Двічі  впасти  не  дано!

Скоїв  гріх  який  чи  зрадив,  –  
Виправ  це!  Допомагай!
І  ніхто  щоб  не  завадив  –  
На  завади  не  зважай!

Перетни  всі  перешкоди
На  шляху  до  доброти.
Світу  добре  не  зашкодить,
А  добром  є  саме  ти!

Народитись,  щоб  навчатись!
Жити,  щоб  добро  творить!
Треба  змалечку  привчатись
До  кінця  по  правді  жить.

                                                     2009г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=278788
рубрика: Поезія, Громадянська лірика
дата поступления 05.09.2011

Земли славной Украины

Призрак,  ветром  вдаль  гонимый,
Земли  слёз  и  нищеты.
Земли  славной  Украины  –  
Бедный  Ангел  Пустоты.

Во  степи  твоей  широкой
Вместо  нив  гуляет  прах.
В  небесах,  сквозь  свет,  нелёгкий
Душит  сердце  новый  страх

За  детей,  за  их  судьбину
В  независимой  стране.
В  нашей  славной  Украине
Как  на  ощупь  в  темноте.

Каждый  день  на  минном  поле,
Ходим,  словно  по  ножам.
И  ручьи  невинной  крови
Льются  в  море,  тая  там.

Не  поделят  власти  взятки,
Сумки  денег  и  счета.
А  с  людьми  играют  в  прятки,
Чтобы  скрыться  без  следа.

Неужели  не  настанет
В  Украине  славный  час?!
Что  с  землёю  предков  станет?!
Что  останется  от  нас?!

Украина!  Украина!
Что  за  боль  сидит  во  мне?
Твоя  красная  калина
У  министров  на  столе.

Ты,  свободная  рабыня  –  
Заклинаю!  Сбрось  хомут!
Ты  –  Европа!  Ты  –  богиня!
Пусть  сады  твои  цветут!

Люди!  Люди!  Научитесь
Отличать  добро  от  зла
Хоть  на  миг  остановитесь,
Дальше  так  терпеть  нельзя!

Что  вы,  словно  скот,  мычите?!
Вы  же  братья!  Вы  –  страна!
Примиритесь!  Не  молчите!
Вы  имеете  права!

Пусть  же  всё-таки  настанет
В  Украине  славный  час,
Пусть  она  свободной  станет
И  гордится  пусть  за  нас!
                                                                                             
                                                                                                     2009г.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=278785
рубрика: Поезія, Патриотичные стихи
дата поступления 05.09.2011

Душа

Лети  у  вирій,  пташечко  тендітна,
Де  вітер  твої  крила  обдува.
І  сонечко  ласкаво  й  непомітно
Увесь  твій  шлях  промінням  зігріва.

Лети  туди,  де  є  в  свободу  віра,
Цінують  і  збагачують  життя.
Лети,  тендітна  пташечко  у  вирій,
Лети  на  Божий  суд  і  каяття.

В  дорозі  перешкоди  не  зустрінуть,  –  
Лети,  кохана  пташечко  моя!
Твій  голос  і  краса  до  Неба  линуть,
А  долу  швидко  меншає  Земля.

Лети  у  вирій,  пташечко  тендітна,
Лети,  не  обертаючись  назад.
Тебе  там  зустрічатимуть  привітно  –  
Влаштують  з  хмар  і  опадів  парад.

Лети,  лети,  душа  моя  на  волю!
Як  пташка  чи  як  вітер  –  вирішай.
Лети  –  і  відшукай  своєї  долі,
Лети  у  вирій,  пташенько,  рушай!

                                               Листопад  2009  р.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=278573
рубрика: Поезія, Лірика
дата поступления 04.09.2011

Новорічні подарунки (КАЗКА)

Вірять:  ніч  пред  Новим  роком  –  
Це  доба  великих  див.
У  цей  час  безшумним  кроком
Дід  Мороз  у  дім  забрів.

І  блука  білобородий,
Поки  всі  домашні  сплять,
Поки  спить  уся  природа,
Поки  зорі  ще  горять.

Аж  Ялинку  серед  зали  
Він  прекрасную  уздрів.
Так  прегарно  її  вбрали,
Що,  немов  царицю  стрів.

Знизу  висять  кульки  скляні
Із  зображенням  Різдва,
Зверху  –  стрічки  полотняні
Білі  свічки  обвива.

Зверху  донизу  гірлянди
Опускаються  кільцем.
Червоніє,  мов  троянда
Вгорі  зіронька  вінцем.

І  стоїть,  як  та  цариця,
Нікого  не  підпуска,
Наче  красная  дівиця,
Горда,  зелена,  пряма.

Дід  Мороз  озвавсь  до  неї:
„Гей,  Ялинко!  –  запита,  –
Маєш  гарні  привілеї,
Як  ся  будеш  ти  жива?”

І  на  те  йому  Ялинка
Сатирично  відказа:
„По-крулевськи!  –  не  торбинку  ж
Всюди  знай  пересува.

Чого  треба,  що  турбуєш,
Бачиш  –  спати  полягла!”
„Що  таке?  Чом  вередуєш?  –  
Він  здивовано  пита.  –  

Як  завжди,  –  дарую  свято
Тим,  хто  вірить  у  мене.
Дітлахам,  що  в  оченятах
Славна  казка  ще  живе.

Тож  дозволь  мені  покласти
Подарунки  під  гілки,
Щоб  ко  всім  устигнуть  вчасно,
Доки  зійдуть  всі  зірки”.

І  почав  він  викладати
Всі  коробки  під  гілля.
„Подарунків  так  багато!  –  
Знову  чваниться  вона.  –  

Вони  всі  мене  закриють  –  
Де  подінеться  краса?!”
„Скоро  діти  їх  відкриють”  –  
Чемно  він  її  втіша.

„Забери  ці  барикади!  –  
Тут  обурилась  вона,  –  
 Не  поставиш  без  завади,
Бо  на  це  не  згодна  Я!”

„Чом  ти  зла  така,  Ялинко?  –  
Він  запитує  її,  –  
Одинока,  мов  билинка,
То  й  серчаєш  без  нужди?”

„Я  –  крулева  цього  свята!  –  
Так  павичиться  вона,  –  
 Новий  рік  –  мені  присвята,
Я  прегарна,  преструнка!..

Коло  мене  всі  танцюють,
А  тебе  й  не  спомина!
Мене  люблять  і  шанують,
А  для  тебе  –  нішиша!

Ти  примара  безтілесна,
Бачив  хто  тебе  хоч  раз?  –  
Я  ж  –  цариця  піднебесна  –  
В  центрі  зали  кожен  раз!

І  на  мене  вся  увага,
І  для  мене  всі  вершки;
Символ  свята  я  й  розваги,
А  тобі  –  усі  шиши!”

Дід  мороз  собі  всміхнувся
І  бородку  почесав,
Потім  трохи  обтряхнувся,
А  вже  потім  одказав:

„Ти,  Ялинко,  не  хвалися,
Головне  –  краса  душі!
А  без  того,  чепурися  –  
Все  одно  –  самі  шиши!

Дід  Мороз  один  усього,
А  ялинки  –  кожен  рік.
Ся  усохне,  то  нічого  –  
Буде  нова  на  той  рік”.

„Як  ти  смієш,  чолов’яга  
Так  казати  про  мене?!
Звідкіля  твоя  відвага?
Ти  –  примара,  і  лише!

Я  –  цариця  новорічна,
Я  –  володарка  Різдва!”  –  
Знов  одне  вона  курличе,
Та  загублена  душа.

Дід  Мороз  уже  не  чує  –  
Подарунки  виклада.
Потім  знову  покочує
Свято  вносить  у  дома.

І  Снігуроньку-онучку,
Добру,  лагідну  малу
Візьме  за  біленьку  ручку,
Щоби  вчилася  добру.

І  підуть  вони  по  світу
Людям  щастя  дарувать,
У  містах  вогні  палити,
З  Новим  роком  поздоровлять.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=278572
рубрика: Поезія, Вірші до Свят
дата поступления 04.09.2011