|
Тютчев Федор Иванович :: Біографія
Творчість |
Біографія
|
Критика
"Вы знаете, кто мой любимый поэт?"- спросил однажды Лев Николаевич Толстой. И сам назвал Тютчева. Современники вспоминали о том "изумлении и восторге", с каким Пушкин отзывался о стихах Тютчева. Более ста лет тому назад Н. А. Некрасов назвал лирику Тютчева одним из "немногих блестящих явлений" русской поэзии. "Тютчев может сказать себе, что он... создал речи, которым не суждено умереть",- писал тогда же И. С. Тургенев .
Находясь в каземате Петропавловской крепости, Чернышевский просил А. Н. Пыпина прислать ему ряд книг, в том числе "Тютчева (если можно достать)". Менделеев любил повторять особенно запомнившиеся ему тютчевские стихи. Максим Горький рассказывал, что в тяжелые годы пребы-вания "в людях"-годы нужды и борьбы за жизнь - стихотворения Тютчева, наряду с некоторыми другими впервые им прочитанными произведениями русских писателеи, "вьмыли" ему "душу, очистив ее от шелухи впечатлений нищей и горькой действительности" и научили его понимать, "что такое хорошая книга" 2. Высоко ценил поэзию Тютчева В. И. Ленин . В рабочем кабинете великого основателя Советского государства находились не только сочинения поэта, но и такое рассчитанное на узкий круг специалистов-литера-туроведов издание, как "Тютчевиана", - выпущенный в 1922 году сборник эпиграмм афоризмов и острот поэта.
Тютчев прожил почти семьдесят лет. Он был современником крупнейших исторических событий, начиная с Отечественной войны 1812 года и кончая Парижской коммуной. Его первые стихотворные опыты увидели свет в ту пору, когда господствующие поэзии в русской литературе завоевывал романтизм; его зрелые и поздние произведения создавались тогда, когда в ней прочно утвердился реализм. Сложность и противоречивость поэзии Тютчева были обусловлены как сложностью и противоречивостью той исторической действительности, свидетелем которой он был, так и непростым его отношением к этой действительности, сложностью самой его человеческой и поэтической личности.
Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября (5 декабря) 1803 года в усадьбе Овстуг Брянского уезда Орловской губернии. Он принадлежал к стародворянской среднепоместной семье. Детские годы Тютчева протекли в Овстуге; юношеские годы были тесно связаны с Москвой.
Три человека оказали преимущественное влияние на умственное и нравственное развитие будущего поэта: мать, Е. Л. Тютчева, урожденная Толстая,- женщина, обладавшая недюжинным умом и "фантазией, развитою до болезненности", дядька Н. А. Хлопов, отпущенный на волю крепостной Татищевых, в течение многих лет нежно опекавший своего "друга Федора Ивановича", и молодой поэт-переводчик С.Е.Раич, домашний учитель Тютчева, готовивший его к поступлению в университет.
Осенью 1819 года Тютчев поступил на словесное отделение Московского университета. Дневник его университетского товарища М. П. Погодина и записки Тютчева к нему свидетельствуют о том, что в эти годы литературные интересы находились в центре внимания Тютчева. Среди имен авторов, произведения которых читает Тютчев, можно назвать имена Горация, Виланда, Тика, Жуковского, Мерзлякова, Паскаля, Руссо. Только что закончив чтение романа замечательного французского писателя-просветителя XVIII века Жан-Жака Руссо "Новая Элоиза", Тютчев принимается за его же "Исповедь", которая производит на него очень сильное впечатление .
Тютчев принимает живое участие в литературной жизни университета. Стихи молодого поэта обсуждаются Мерзляковым и его учениками, читаются в публичных собраниях, печатаются в "Трудах Общества любителей российской словесности".
Подобно многим своим современникам, Тютчев рано усвоил стихотворную технику.
В ноябре 1821 года Тютчев окончил университет со степенью кандидата словесных наук, а в начале 1822 года поступил на службу в государственную коллегию иностранных дел. Через несколько месяцев он был назначен сверхштатным чиновником при русской дипломатической миссии в Мюнхене.
С этого времени непосредственная связь Тютчева с русской литературной жизнью надолго прерывается или, вернее, ограничивается более или менее эпизодическими выступлениями со своими стихами на страницах русских журналов и альманахов, причем поначалу это были стихи, относящиеся к самым ранним годам пребывания Тютчева в Мюнхене и даже к годам, предшествовавшим его отъезду.
На чужбине Тютчев провел двадцать два года, из них двадцать лет в Мюнхене. Здесь он женился на вдове русского дипломата Элеоноре Петерсон (1826), немке по происхождению, здесь же познакомился с философом Шеллингом и подружился с Генрихом Гейне (1828). Дом Тютчевых в Мюнхене Гейне называл "прекрасным оазисом", а самого поэта - своим "лучшим" тогдашним другом . Тютчев первый из русских поэтов начал переводить стихи Гейне на русский язык.
Переводами из Гейне, однако, не ограничивалась довольно интенсивная переводческая деятельность Тютчева этих лет. Именно к этому времени относятся его перевод "Песни радости" Шиллера, превосходные переводы баллад Гете "Приветствие духа" и "Певец", стихотворения Уланда "Весеннее успокоение" и др. Большое внимание Тютчева привлекает "Фауст" Гете (он перевел ряд отрывков из первой части и весь первый акт второй части (последний не сохранился).
В 1829 - 1830 годах в журнале Раича "Галатея" появляются уже такие стихотворения Тютчева, которые свидетельствуют о полной зрелости его поэтического таланта, - "Летний вечер", "Видение", "Бессонница", "Сны" ("Как океан объемлет шар земной..."). Однако эти и другие стихотворения, печатавшиеся в московских журналах и альманахах на протяжении двадцатых - начала тридцатых годов (а среди них были и такие шедевры, как "Цицерон" и "Весенние воды"), не принесли поэту широкой известности в читательских и литературных кругах. Из немногочисленных критических высказываний о Тютчеве за это время заслуживает внимания отзыв Н. А. Полевого, отнесшего его в одном из своих обзоров к числу поэтов, которые "подают блестящую надежду" '.
Свое настоящее признание поэзия Тютчева впервые получила в 1836 году. Весной этого года копии тютчевских стихотворений через Вяземского й Жуковского попали в руки Пушкина. "Мне рассказывали очевидцы, в какой восторг пришел Пушкин, когда он в первый раз увидал собрание рукописное его стихов. Он носился с ними целую неделю..." - вспоминал впоследствии Ю. Ф. Самарин. Пушкин и его друзья предполагали выпустить стихи Тютчева отдельным сборником. Это издание осуществлено не было, но в третьем томе пушкинского "Современника" за 1836 год появилось шестнадцать стихотворений Тютчева под общим заглавием "Стихотворения, присланные из Германии" и с подписью "Ф. Т.". Восемь стихотворений с тем же заглавием и той же подписью помещены в четвертом томе журнала. На страницах "Современника" стихи Тютчева продолжали печататься и после смерти Пушкина, вплоть до 1840 года (с 1838 года они подписывались "Ф. Т-в").
Но, признанные в узком кругу ценителей поэзии, среди которых, кроме Пушкина, были Жуковский и Вяземский, "Стихотворения, присланные из Германии" по-прежнему не были замечены тогдашней критикой, если не считать нескольких беглых упоминаний о них, скорее информационного характера.
Жизнь Тютчева в Петербурге на первых порах проходит вне собственно литературной среды, в стороне от чисто литературных интересов. Характерно, что в 1847 году, встретившись с Жуковским и прослушав в его чтении отрывки из перевода "Одиссеи" Гомера, Тютчев писал жене: "Его Одис-сея будет, действительно, величественным и прекрасным творением, и ему я обязан тем, что вновь обрел давно уже уснувшую во мне способность полного и искреннего приобщения к чисто литературному наслаждению" . В Петербурге о Тютчеве-поэте знают немногие. А между тем 1848 и особенно 1849 годы, когда, казалось, Тютчев весь был захвачен событиями политической жизни, отмечены новым подъемом его лирического творчества. Он пишет такие превосходные стихотворения, как "Неохотно и несмело...", "Когда в кругу убийственных забот...", "Слезы людские, о слезы людские...", "Русской женщине", "Как дымный столп светлеет в вышине...", "Святая ночь на небосклон взошла...", и др. Но поэт не предпринимает никаких попыток к их обнародованию. Для того чтобы он это сделал, требовался некий толчок извне. И как раз в то самое время, когда после долгого перерыва Тютчев снова вернулся к поэтическому творчеству, Некрасов поместил в первом номере "Современника" за 1850 год большую статью, в значительной своей части посвященную разбору тютчевских стихотворений, печатавшихся еще в "Современнике" 1836-1840 годов.
Содержание статьи Некрасова, отнесшего стихотворения "Ф. Т." к "немногим блестящим явлениям в области русской поэзии", находится в кажущемся противоречии с ее заглавием-"Русские второстепенные поэты". Однако сам Некрасов оговаривается, что эпитет "второстепенные" употреблен им в качестве противопоставления "по степени известности" таким поэтам, как Пушкин, Лермонтов, Крылов и Жуковский, а не в смысле оценочном. И он, не обинуясь, причисляет "талант г. Ф. Т-ва к русским первостепенным поэтическим талантам", а в подтверждение справедливости своего мнения полностью перепечатывает двадцать четыре его стихотворения. Некрасов заканчивает статью пожеланием, чтобы привлекшие его внимание стихи были переизданы отдельным сборником; "...мы можем ручаться, что эту маленькую книжечку каждый любитель отечественной литературы поставит в своей библиотеке рядом с лучшими произведениями русского поэтического гения...".
Статья Некрасова побудила Тютчева преодолеть привычную "лень", на которую он любил ссылаться. Вслед за появлением некрасовской статьи ряд новых стихотворений Тютчева был напечатан в "Москвитянине" Погодина, "Киевлянине" Максимовича и "Рауте" Сушкова. В "Рауте" даже помещено было извещение о предстоящем выходе в свет отдельного издания стихов Тютчева. Издание это не осуществилось. Лишь в 1854 году в приложении к мартовскому выпуску "Современника" вышел первый сборник стихотворений Тютчева, а в майской книжке того же журнала появилось еще девятнадцать стихотворений. В том же году стихи Тютчева были выпущены редакцией "Современника" отдельным изданием, а в апрельском номере "Современника" вышла статья Тургенева "Несколько слов о стихотворениях Ф. Й. Тютчева". Этой статьей Тургенев продолжил начатое Некрасовым открытие Тютчева - "одного из самых замечательных наших поэтов. как бы завещанного нам приветом и одобрением Пушкина".
Кроме стихотворений, перепечатанных из "Современника" 1836-1840 годов, в первом издании стихов Тютчева были помещены и ранее опубликованные оригинальные и переводные произведения поэта, а также около пятидесяти стихотворений конца сороковых - начала пятидесятых годов. Впервые был напечатан в издании 1854 года замечательный по своей психологической глубине цикл стихотворений, представляющий как бы лирическую повесть о любви поэта к Елене Александровне Денисьевой. Их "беззаконные" в глазах света отношения продолжались в течение четырнадцати лет.
Выход в свет в 1854 году первого издания стихотворений Тютчева был несомненно крупным событием тогдашней литературной жизни. Недаром Чернышевский собирался написать об этих "прекрасных" стихах отдельную статью '. Сам поэт, однако, отнесся к своему литературному успеху в достаточной мере безучастно. Появление сборника совпало с грозными днями Крымской войны.
Теперь тебе не до стихов,
О слово русское, родное! -
писал Тютчев, поглощенный тревожными думами о будущем России.
Тютчев принадлежал к числу тех русских писателей, которых, при всем их различии между собой, объединяло, по словам Горького, "одно упорное стремление - понять, почувствовать, догадаться о будущем страны, о судьбе ее народа, об ее роли на земле" . Но, пытаясь представить себе это будущее, он глубоко ошибался в своих исторических прогнозах. Слабость Тютчева заключалась еще и в том, что он не пробовал искать для себя "животворной, воодушевляющей средьі"2 за пределами презираемого им самим общества.
В творчестве Тютчева шестидесятых - начала семидесятых годов преобладают политические стихотворения и мелкие стихотворения "на случай". Как бы иронически ни отзывался порою поэт о "бесполезном и смешном пережевывании общих мест" панславизма, его политические стихотворения по-прежнему носят реакционно-славянофильский характер, чем и определяется их весьма относительное литературное значение. Исключением являются несколько стихотворений, объективный смысл которых шире вызвавшего их повода. Так, например, в стихотворном обращении к Вяземскому "Когда дряхлеющие силы..." (1866) Тютчев по-своему откликается на острую в то время проблему "отцов и детей". Из его поздних политических стихов одно - "Славя-нам" ("Они кричат, они грозятся..." - 1867) - не случайно цитировалось и перепечатывалось в годы Великой Отечественной войны: в нем поэт выражает уверенность в том, что братские славянские народы во главе с Россией смогут сказать отпор растущему германскому милитаризму. В этот же период Тютчевым создан был и ряд превосходных лирических стихотворений: "Как хорошо ты, о море ночное..." (1865), "Ночное небо так угрюмо..." (1865), "Как неожиданно и ярко..." (1865), "От жизни той, что бушевала здесь..." (1871).
События, совершающиеся в Западной Европе (франко-прусская война, объединение Германии, гражданская война 1871 года во Франции), привлекали к себе пристальное внимание поэта. С таким же интересом относился он й к русской общественно-политической жизни. В 1872 году Тютчев цельї-ми днями просиживал на так называемом "нечаевском" процессе. Весной следующего года, прикованный к постели тяжелым предсмертным недугом, он диктовал пространные письма на политические темы. "Сделайте так, чтобы я хоть немного чувствовал жизнь вокруг себя" - с такими словами обращался поэт к своим близким, когда уже не дни, а часы его были сочтены.
Умер Тютчев 15 (27) июля 1873 года в Царском Селе и похоронен в Петербурге на кладбище Новодевичьего монастыря.
Узнав о смерти Тютчева, Тургенев писал Фету: "Милый, умный, как день умный Федор Иванович, прости - прощай!" .
Внешне жизнь Тютчева казалась мало связанной с литературной жизнью его времени. Не примыкая ни к какому литературному течению, он, видимо, гораздо больше интересовался вопросами политики, чем вопросами литературы. Однако было бы ошибочным думать, что судьбы русской литературы были ему чуждыі. Ведь, по собственному его признанию, он одинаково горячо любил "отечество и поэзию".
Долгое время было широко распространено совершенно неверное представление о Тютчеве как о приверженце теории "чистого искусства". Ото представлений находится в противоречии с фактами творческой биографии поэта и основано на одностороннем понимании отдельных мотивов его творчества.
Глубоко знаменательно, что в своей борьбе с этой реакционной теорией великие революционно-демократические критики Чернышевский и Добролюбов никогда не относили Тютчева к числу представителей "чистой" поэзии. Мало того: "чистому" лирику Фету Добролюбов противопоставлял именно Тютчева как поэта, чей талант раскрывается отнюдь не в "уловлении мимолетных впечатлений от тихих явлений природы", но которому "доступны, кроме того,- и знойная страстность, и суровая энергия, и глубокая дума, возбуждаемая не одними стихийными явлениями, но и вопросами нравственными, интересами общественной жизни" 2.
В этой оценке тютчевского творчества Добролюбов подчеркнул основное, что отличало Тютчева от ревнителей теории искусства для искусства,- острое чувство социально-исторической действительности, пронизывающее его раздумья, склонность к философским обобщениям, тонкий психологизм и лирический пафос.
Всю жизнь Тютчев не уставал быть жадным зрителем "высоких зрелищ", настойчиво пытавшимся разгадать исторический смысл происходящего.
Эпоха "бурь гражданских и тревоги" и была той социально-исторической почвой, на которой развивалось лирическое творчество Тютчева.
Поэзия Тютчева полна мысли, это философская поэзия. Однако Тютчев прежде всего был художником. В поэтические образы он облекал лишь то, что было передумано и перечувствовано им самим. Сущность его творческого процесса прекрасно определил Й. С, Тургенев: "...каждое его стихотворение начиналось мыслию, но мыслию, которая, как огненная точка, вспыхивала под влиянием глубокого чувства или сильного впечатления; вследствие этого, если можно так выразиться, свойства происхождения своего, мысль г. Тютчева никогда не является читателю нагою и отвлеченною, но всегда сливается с образом, взятых из мира души или природы, проникается им и сама его проникает нераздельно и неразрывно" .
В 1836 году Тютчев писал о стихах Бенедиктова: "В них есть вдохновение и, что служит хорошим предзнаменованием будущего, наряду с сильно выраженным идеалистическим началом, наклонность к положительному, вещественному и даже чувственному. Беды в этом нет... Чтобы поэзия процветала, она должна иметь корни в земле" .
Эти строки важны для нас не оценкой творчества поэта, значение которого Тютчев, конечно, преувеличил, а выраженной в них мыслью о том, что составляло в его глазах основную сущность поэзии, залог ее роста и процветания.
Поэзия самого Тютчева, раскрывающая "целый мир" мыслей и чувств, корнями своими связана с "землей" - и в этом ее сила. Тютчев недаром называл себя "верным сыном" "матери-Земли" и в пламенных стихах высказывал свою любовь к ней ("Нет, моего к тебе пристрастья..."). Эта любовь к жизни, любовь к "настоящему" прошла через всю жизнь и через все творчество поэта. Ему были ведомы минуты "земного самозабвения", почти физическое ощущение "преизбытка" жизни. Не случайно так много стихов - и притом самых радостных, самых жизнеутверждающих из всего им написанного - посвятил он весне. Таково проникнутое бодрым, мажорным настроением "Весеннее приветствие стихотворцам"- "Любовь земли и прелесть года-.", таковы с детства знакомые каждому из нас ликующие строфы "Весенней грозы" й "Весенних вод", поэтическое описание пробуждения природы и одновременного пробуждения души человека в стихотворении "Еще земли печалей вид..,", изображение победы весны над зимою, нового над старьім, жизни над смертью--в стихотворении "Зима недаром злится...", такова торжественная ода "Весна"
Но ни в одном из стихотворении Тютчева "жизни преизбыток" не нашел, пожалуй, такого ясного и светлого выражения, как в стихотворении "Я помню время золотое...". На нем лежит яркий отблеск того молодого, быть может впервые пробудившегося чувства, под влиянием которого чистый облик возлюбленной поэта совершенно естественно приобретает в его воображении воздушные черты "младой фей". Стихи проникнуть! большой психологической и художественной правдой. Впечатления от внешнего мира органически слиты в них с душевными ощущениями лирических героев:
И солнце медлило, прощаясь
С холмом, и замком, и тобой.
Сам поэт настолько любил "землю", что ему хотелось бы остановить время: "О время, погоди!" ("Так в жизни есть мгновения..."). Для романтика Жуковского и поэтов его школы воспоминание было источником сладостных душевных переживаний, заменой утраченного, Иным было воспоминание для Тютчева:
Усопших образ тем страшней,
Чем в жизни был милее для нас.
Надежда на "лучший, неизменный свет", на свиданье "там" с теми, кого потерял "здесь", примиряла Жуковского с жизненными несчастиями. Не таков был Тютчев. В душе поэта, по собственному его образному выражению, клокотал настоящий "бунт против смерти". "Ах, она мне на земле нужна, а не там где-то",- писал он после смерти Е. А. Денисьевой. Страшнее всего кажется поэту то, что самые дорогие воспоминания постепенно теряют свою остроту, "вымирают" в душе:
Минувшее не веет легкой тенью,
А под землей, как труп, лежит оно.
Тютчев знает: жизнь торжествует над увяданием, над старостью, над смертью. Даже в минуты сокрушающего его горя, у постели умирающей любимой женщины ("Весь день она лежала в забытьи, //и всю ее уж тени покрывали..."), "убитый, но живой", он различает за окном "веселый" (не угрюмый, а именно "веселый") шум летнего дождя:
Лил теплый летний дождь - его струи
По листьям весело звучали.
Среди стихотворении Тютчева заграничного периода есть одно, которое представляет собою как бы поэтическую зарисовку с натуры-"И гроб опущен уж в могилу...". В этом стихотворении раскрытой могиле, "пристойной" речи "сановитого" пастора, толпе, "различно" занятой происходящим, поэт противопоставляет голубую бездну неба и "голосистый" хор птиц, славящий жизнь.
Поэтическое творчество Тютчева отражает "страшное раздвоение" человека, посетившего "сей мир в его минутьі роковые".
При этом тревожное, мятущееся мироощущение поэта как бы противостоит его консервативному мировоззрению. "МинутьІ роковые" истории - его стихия. Недаром они отражались в его поэзии резкими творческими взлетами. Так было и в 1830 и в 1848-1849 годах. Й речь здесь идет не о непосредственных откликах Тютчева на политические события этих лет, но о том, что именно грозы современности вызывали в нем творческий подієм.
"Обломок старых поколений", обреченный уступить дорогу "новому младому племени", поэт не испытывает малодушного желания бежать от "бурь гражданских и тревоги". Наоборот, когда прежняя "твердая и непоколебимая почва" содрогается от гула социальных землетрясений, он - говоря его же словами -
...чутким ухом
Припав к растреснутой земле,
Чему-то внемлет жадным слухом...
("Безумие")
Но это чувство истории не мешало поэту переживать настроений человека, идеологически еще крепко связанного со старьіи миром, не мешало ему сознавать самого себя человеком "заката", не набавляло его от щемящих мук си-: родства и одиночества. С предельной прямотой раскрывает Тютчев, почему именно тягостны и "ненавистны" ему "багровые" лучи "младого пламенного дня":
Как грустно полусонной тенью,
С изнеможением в кости,
Навстречу солнцу и движенью
За новым племенем брести!..
("Как птичка, раннею зарей...")
Но, как бы ни было тягостно сознавать себя "полусонной тенью", поэт предостерегает себя и своих сверстников
От чувства затаенной злости
На обновляющийся мир,
Где новые садятся гости
За уготованный им пир;
От желчи горького сознанья,
Что нас поток уж не несет
И что другие есть призванья,
Другие вызваны вперед.
("Когда дряхлеющие силы...")
Своеобразным отражением социально-исторического мировосприятия поэта, отчетливого ощущения непрочности окружающей действительности, колеблемой "бурями" й "тревогами", и двойственного отношения к ней - притяжения и отталкивания - являются космические темьі и образы тютчевской философской лирики.
Б основе мироздания, по глубокому убеждению Тютчева, лєжит "древний хаос". "Внешний мир" - это только "злато тканный покров", накинутый на "безымянную бездну". Ночь, являющаяся в глазах Тютчева разоблачением хаоса, одновременно и страшит и манит к себе поэта.
Многое в поэтике Тютчева на первый взгляд может показаться традиционным. Не он один, например, любил сопоставлять то или иное явление природы с душевным состоянием человека. Но в то время, как у других подобным прием сравнения или уподобления был всего лишь изобразительным средством, и притом одним из многих, у Тютчева он вытекал из самих глубин его мировосприятия и был без преувеличения основним.
Тютчев обладал на редкость живым и непосредственным чувством природы. В некоторых стихотворениях, говоря о ней, он пользуется готовыми мифологическими образами ("Весенняя гроза", "Полдень"). Однако от них не только не веет архаическим холодком, но они даже приобретают под его пером какую-то новую жизненность. Охотно прибегает Тютчев к олицетворениям, нередко переходящим в своего рода мифологизацию образов и явлений природы ("Летний вечер", "Весенние воды"). Но и в тех стихах. где нет ни мифологических образов, ни явных олицетворений, природа рисуется им как некое одушевленное целое. И это опять-таки не просто художественный прием, Только поэт, действительно веривший в таинственную жизнь природы, мог с такой страстностью и убежденностью утверждать:
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик -
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык...
Представлением о всеобщей одушевленности природы порождены характерные тютчевские образы. У него полдень "лениво дышит", небесная лазурь "смеется", осенний вечер озарен "кроткой улыбкой увяданья", солнечный луч будит спящую девушку "румяньїм, громким восклицаньем".
Некрасов поставил в особую заслугу Тютчеву "живое, грациозное, пластически-верное изображение" внешнего мира и указал на умение поэта подмечать в нем "именно те черты, по которым в воображении читателя может возникнуть и дорисоваться сама собою данная картина" . Достигает этого Тютчев различными художественными средствами.
Зоркость художника поэт обнаруживает уже в стихах заграничного периода. Зрительное впечатление от сгущающихся сумерек очень точно передается им в строках:
И сосен, по дороге, тени
Уже в одну слилися тень.
("Песок сыпучий по колени...")
Но в не меньшей степени обладал он и тонкостью слуха. По мере того как потухает день, отчетливей становятся звуки природы, и поэт подчеркивает это, говоря:
День догорал; звучнее пела
Река в померкших берегах.
("Я помню время золотое...")
С годами эта чуткость к конкретным деталям заметно усиливается в лирике Тютчева, отражая общее движение русской поэзии от романтизма к реализму.
Тютчев по справедливее и считается мастером "пейзажа в стихах". Но сравнительно редко пейзаж дается поэтом сам по себе. Поэту в высокой степени доступна передача эмоционального ощущения, вызываемого в человеке явлениями внешнего мира. Именно поэтому каждую весну Л. Н. Толстой повторял тютчевские строфы: "Как ни гнетет рука судьбины...", а Некрасов писал по поводу стихотворения "Весенние воды": "Читая их, чувствуешь весну, когда сам не знаешь, почему делается весело й легко на душе, как будто несколько лет свалилось долой с плеч..." '.
Гораздо чаще образ: природы служат поэту для воплощения его дум о человеке. Нередко двойной смысл стихотворения- прямой, связанный с миром природы, и переносный, иносказательный, связанный с внутренним миром человека,- подчеркивается самой композицией.
Прочитав впервые "Записки охотника" Тургенева, Тютчев дал им такую оценку: "Редко встречаешь в такой мере и в таком полном равновесии сочетание двух начал: чувства художественности и чувства глубокой человечности. С другой стороны, не менее поразительно сочетание реальности в изображении человеческой жизни со всем, что в ней есть сокровенного, и сокровенного природы со всей ее поэзией" . Сказанное в этих строках о Тургеневе с полным правом может быть отнесено к поздней лирике самого Тютчева. Явно усиливается в творчестве поэта "чувство глубокой человечности", или, иначе сказать, гуманистическое начало.
Глубоким сочувствием к людям согретьі такие стихотворения Тютчева, как "СлезьІ людские, о слезьі людские..." и "Пошли, господь, свою отраду...".
В некоторых стихотворениях гуманизм поэта непосредственно связан с реальными историческими условиями и событиями русской действительности.
Жизнь человека в представлений Тютчева всегда "борьба", "бой", "подвиг". Эта борьба часто "отчаянна" и "безнадежна", бой "жесток" и "неравен". Однако потому-то и велик подвиг "непреклонных сердец", что они гибнут, не одолев "рока", но внутренне устояв перед ним. В самой гибели их таится для поэта жизнеутверждающее начало ("Два голоса").
Мотив жизни-борьбы с большой трагической силой раскрывается и в любовной лирике Тютчева, через которую проходит ярко индивидуализированный и глубоко человечный образ женщины, , "Так пламенно, так горячо любившей// Наперекор и людям и судьбе". Образ этот намечается еще в ранних стихах Тютчева- Уже в стихотворении "К Н." ("Твой милый взор, невинной страсти полных..."), "чистый огонь" женского взора противопоставлен "сердцам, в которых правды нет" и которых этот взор не может "умилостивить". С этими стихами перекликается позднейшее стихотворение "Как ни бесилося злоречье...": здесь опять-таки "безоблачная душа" женщины оказывается сильнее "глупых сплетней, злых речей" и даже самой черной клеветы. Любовь как земная испепеляющая страсть изображается в стихотворениях Тютчева тридцатых годов - "Итальянская вилла", "С какою негою, с какой тоской влюбленный..." и "1-ое декабря 1837" ("Так здесь-то суждено нам было..."), которые по своему трагическому тону предвосхищают цикл стихов, Навеянных "последней любовью" поэта. Вместе с тем именно в любовных стихах пятидесятых-шестидесятых годов лирический женский образ получает свое наиболее законченное развитие. Он возникает перед читателем во всей сложности своих внутренних переживаний ("Не говори: меня он, как и прежде, любит..,", "Чему молилась ты с любовью..."), во всей конкретности своей судьбы ("О, как убийственно мы любим...", "Не раз ты слышала признанье...", "Весь день она лежала в забытьи..."). В этих стихотворениях, заключающих гениальные по своей психологической силе обобщения личного душевного опыта, поэт достигает полного "равновесия" художественной правды и чувства "глубокой человечности", столь денимого им самим в искусстве.
Человечность, дышащая в стихах Тютчева и находящая в них различные формы художественного воплощения, находится в явном противоречии с представленным о нем как о крайнем индивидуалисте, замыкавшемся в своем внутреннем мире. Стремление уйти от "бесчувственной толпы", от "бессмысленного народа", которое порою испытывал поэт, отнюдь не свидетельствовало о пренебрежении или презрений его к человеку. "Все пошлое и ложное" в людях, "бессмертная пошлость", стирающая в человеке человеческое,- вот что было неприемлемо для Тютчева и от чего подчас он отгораживался в своем молчаливом одиночестве ("Silentium!", "Душа моя, Элизиум теней...").
Невольно вспоминается то, что писал в своей статье о Тютчеве Фет: "Два года тому назад, в тихую осеннюю ночь, стоял я -в темном переходе Колизея и смотрел в одно из оконных отверстий на звездное небо. Крупные звезды пристально и лучезарно глядели мне в глаза, и по мере того как я всматривался в тонкую синеву, другие звездыі выступали передо мною и глядели на меня так же таинственно и так же красноречиво, как и первые. За ними мерцали во глубине еще тончайшие блестки и мало-помалу всплывали в свою очередь. Ограниченные темными массами стен, глаза мои видели только небольшую часть неба, но я чувствовал, что оно необъятно и что нет конца его красоте. С подобными же ощущениями раскрываю стихотворения Ф. Тютчева" .
Действительно, несмотря на близость между собою отдельных стихотворении Тютчева, исключительная насыщенность мыслью и совершенство ее художественного выражения делают книгу его стихов одним из замечательнейших явлений русской поэзии.
Тонкий мастер, Тютчев не стремится блеснуть внешними эффектами и изысканностью формы. Основним стихотворным размером, которым пользовался поэт, был ямб. Чаще всего это ямб четырехстопный, реже пятистопный, еще реже смешанный; другие видьі ямба обнаруживаются у Тютчева лишь в единичных случаях. Наряду с ямбом поэт охотно обращается к четырехстопному хорею. Однако при таком сравнительно ограниченном выборе двухсложных размеров Тютчев придает им большое ритмическое разнообразие. Трехсложные размеры у Тютчева крайне редки. Анапест, например, встречается у него лишь в отдельных строках написанного амфибрахием стихотворение "Сон на море" и в своеобразной метрической ткани стихотворения "Мотив Гейне" ("Если смерть есть ночь, если жизнь есть день..."), где каждая строка делится цезурой на два полустишия, в которых первая стопа - анапест, а вторая - ямб. Тютчев вообще нередко прибегает в своих стихах к метрическим перебоям, но его отступления от основного размера внутренне обоснованы, оправданы смыслом.
Чисто смысловое значение приобретает у Тютчева и такой стихотворный прием, как внутренняя рифма. Не определяя собою строфической формы стихотворения, она лишь подчеркивает тот или иной оттенок содержания.
Столь же оправдай у Тютчева внутренним содержанием и такой прием художественной изобразительности, как звукопись. Насколько мастерски пользовался Тютчев языком звуков, можно судить, например, по его знаменитому стихотворению "Весенняя гроза", где сами звуки напоминает читателю о резвых раскатах грома, или по замечательному стихотворению "Как хорошо ты, о море ночное...", весь ритм которого, подчеркнутый аллитерациями и ассонансами, вызывает слуховые ощущение грохочущей и движущейся морской стихни.
Поэзия Тютчева, как и многие другие выдающиеся литературные явления прошлого, далеко не сразу полупила всеобщее признание. "О Тютчеве не спорят,- заявлял Тургенев,- кто его не чувствует, тем самым доказывает, что он не чувствует поэзии". Самая запальчивость этого заявления уже была свидетельством того, что о Тютчеве спорили. В высшей степени интересно признание Л. Толстого: "Когда-то Тургенев, Некрасов и К° едва могли уговорить меня прочесть Тютчева. Но зато когда я прочел, то просто обмер от величины его творческого таланта,.." Впоследствии раздавались голоса, относившие Тютчева к числу поэтов-дилетантов и даже "посредственностей". Эти голоса сыграли свою роль. Тютчев в последней трети XIX века оказался основательно забытым поэтом. Й не кто иной, как тот же Л. Н. Толстой, говоря однажды о Тютчеве, сетовал: "Его все, вся интеллигенция наша забыла... он, видите, устарел, он не шутит с музой, как мой приятель Фет. Й все у него строго: и содержание и форма".
Из этого забвения в середине девяностых годов Тютчева извлекли символисты. Они подняли его на щит, как "учителя поэзии для поэтов", стараясь "приблизиться к совершенству им созданных образцов".
Однако восприятие тютчевского наследия символистами носило в значительной степени внешний характер, ограничивалось вариациями отдельных и далеко не основных мотивов его лирики и заимствованием у него приемов и форм их выражения. В истолковании поэзии Тютчева символистами было немало субъективного, одностороннего и внеисторичного. Глубоко ложное представление о нем как о родоначальнике декадентов показывало, насколько чужда оставалась символистам основная сущность тютчевского творчества.
Внутренне ближе других Тютчеву был только один представитель символизма, сумевший, однако, преодолеть эстетско-формалистическую ограниченность и политическую реакционность этого течения, крупнейший поэт дореволюционной России - Александр Блок. Ему, как и Тютчеву, свойственна была "безумная любовь" к жизни наряду с трагическим восприятием реальной действительности, "неотступное чувство катастрофы", вызванное ощущением непрочности и обреченности старого мира, постоянная "внутренняя тревога"", пронизьівающая его творчество и в конечном счете обусловленная "революционными предчувствиями".
Блок утверждал, что историческая эпоха внушает поэту, способному ее чувствовать, даже "ритм и размерьі стихов". Поэзия Тютчева оправдывает это тонкое замечание. Ее тревожные тона и оттенки с необыкновенной выразительностью отражают тяготение поэта не только к изображению "стихийных споров" в природе и в истории, но и к воспроизведению их ритмов.
Время, отбросив все случайное и наносное в истолковании поэзии Тютчева, оправдало оценку, данную его творчеству Некрасовым, Тургеневым, Добролюбовым. Его стихотворение наследие получило широкоє и достойноє признание.
Еще в 1918 году, в первый год существования молодого Советского государства, Совет Народных Комиссаров постановил воздвигнуть памятники выдающимся деятелям русской и мировой культуры. В приложении к этому постановлению утвержденным В. И. Лениным список имен включено было и имя Тютчева !. Память поэта была ознаменована в 1920 году открытием мемориально-литературного музея его имени в подмосковной усадьбе Тютчевых Муранове.
В наши дни о Тютчеве более "не спорят". Его изучают и - что гораздо важнее - читают. Советский читатель хранит в золотом фонде русской классической литературы лучшие достижения этого лирика-мыслителя, вдохновенного и вдумчивого певца природы, тонкого и проникновенного выразителя человеческих чувств и переживаний. Именно теперь в полной мере подтвердившись слова Некрасова, "ручавшегося" за то, что небольшую книгу тютчевских стихов "каждый любитель отечественной литературы поставит в своей библиотеке рядом с лучшими произведениями русского поэтического гения"
|
