ГЛАВА 14. ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ
Вы никогда не задумывались о том, что любовь и ненависть – это две стороны одного и того же чувства? Есть не три отношения к человеку – равнодушие, любовь и ненависть, а два – равнодушие и неравнодушие. Мы редко злимся на людей, которые нам равнодушны. Мы забываем, что они сказали, и что им сказали мы.
Но если в душу запало семя неравнодушия, то покоя нам уже не видать. Наш разум становится вечно работающим видеомагнитофоном – мы запоминаем каждый жест, каждое слово, обидное ли, приятное ли. И эта способность может стать предпосылкой к бесконечной войне.
В нашем лагере миру пришел конец с появлением Джеймса.
До сих пор я не могу с уверенностью сказать, любила ли Оливия его на тот момент или это было лишь привычкой и ощущением, что на ее частную собственность кто-то позарился. Но суть заключалась в том, что эта самая частная собственность сама проявила сильную активность и стала главным инициатором и разжигателем нашей междоусобной войны.
Мы не поехали встречать Джеймса, даже Оливия не поехала. Он приехал на ночном автобусе и знал Момбасу как свои пять пальцев. Добравшись до города, первым делом Джеймс поехал к своему дальнему родственнику, тоже переехавшему из Конго, но не в Найроби, а в Момбасу. Там он поспал и приехал к нам уже после полудня.
У нас в доме был очень большой двор. На самом деле проект состоял из детского дома и средней школы, в которой училось около пяти ста учеников. Поэтому вокруг огромного двора располагалось множество зданий. Первый раз очутившись внутри, трудно было определить, какой из домов жилой, а какой – часть школы.
В тот момент, когда Джеймс постучал в ворота, девочки играли во дворе с Симоной. Был выходной день, и школа была пуста. Оливия, Парвати и я обсуждали расписание дня для девочек с нашей хозяйкой – монахиней.
На стук откликнулись две старшие девочки. С ними к воротам подошла Симона и встала в одну из своих грациозно-загадочных поз.
Оглядываясь назад и анализируя все произошедшее, я думаю, что редкий мужчина не попался бы на удочку Симоны, хотя эта удочка и не была закинута преднамеренно.
Для Джеймса это было как гром и молния среди ясного дня.
Девочки мне сказали, что, впервые увидев Симону, Джеймс даже открыл рот. Ну не так, как открывают при зевоте, конечно же, а так, слегка, когда челюсть непроизвольно слегка падает, и кажется, что человек хочет что-то сказать, но не в состоянии этого сделать.
Симона стояла молча и наблюдала за разговором между Джеймсом и девочками на кисвахили, и, когда выяснилось, что он приехал в гости к Оливии, спокойно повернулась и поплыла в сторону дома. Джеймс пошел за ней. К нему присоединились все девочки. Они дружно бежали, что-то крича на кисвахили.
Мы услышали шум и выглянули из окна. Оливия вскочила и побежала на встречу, а мы пошли за ней размеренно и продолжали прерванный разговор.
После первого объятия, Джеймс почему-то стал упрекать Оливию. Они пошли во двор, и видно было, что для Оливии его упреки и настроение были полной неожиданностью.
Я предполагаю, что в этот момент у Джеймса в душе происходило что-то подобное химической реакции перед взрывом. Столько эмоций не всем доводится испытать и один раз в жизни. Не понимание же того, что происходит внутри самого себя, обычно приводит к излишней агрессивности.
Потом наша парочка ушла на пляж. Мы решили не идти с ними, так как догадывались, что им необходимо побыть одним.
И правда, к вечеру, когда Оливия и Джеймс вернулись, у них явно поднялось настроение и они ворковали между собой как два голубка. Только иногда я замечала странные взгляды Джеймса на Симону. В те короткие моменты, казалось, что его глаза расширялись и застывали. Он смотрел заворожено, но наконец, переборов себя, отрывал взгляд и еще на несколько минут он был занят только Оливией.
|
|
