Севилья, 10 июля 2014 года: вперед и вверх!
Из Марбейи в Севилью есть две дороги: автомагистраль вдоль моря (255 км) и прямая дорога через горы (188 км). Мы двигаемся через горы – только так, а как же еще?! Стоит свернуть с комфортной Via Mediterranea, как дорога сузилась, принялась с энтузиазмом карабкаться вверх и вгрызаться в склоны горы. Теперь уже нет четырех или шести полос, разделенных ограждением и шпалерой цветущих олеандров; дорога свелась до двух полосок, разделенных белой полосой с вмонтированными в нее отражателями. И эти две узкие полоски петляют, каждые 100 метров закладывая крутой вираж, и все время вверх, вверх, вверх… Машин тут немного, но стоит кого-то догнать – и тебе приходится подчиняться его скоростному режиму, пока удачный изгиб дороги и расчетливая бесшабашность не позволят обогнать слишком осторожного водителя.
Местность искупает труды по преодолению перевала: отсюда видны и море, и Гибралтар, и горы всех форм и расцветок, и глубокие ущелья, и пышные леса. Облака приближаются, и вот они уже лежат дымной пеленой на окрестностях дороги; температура падает и на самом верху достигнет 16 градусов (внизу, у моря, было 27, а впереди, в Севилье, нас ждут стабильные 40). Облака теперь уже не приближаются – они сгущаются вокруг, а потом как-то незаметно оказываются несколько, а затем и значительно ниже дороги. А дорога по-прежнему карабкается в гору; местами ей не удается вгрызться в склон, и тогда она проходит по эстакаде, опоясывающей гору. Справа от машины, в трех метрах, - отвесная стена, слева – огромный, просто сумасшедший простор. Потом дорога огибает гору, и из окна можно видеть другие ее участки – далеко позади и далеко впереди; они кажутся частями какой-то другой дороги, однако никакой другой дороги здесь нет – слишком большая это была бы роскошь. В общем, ехать интересно.
Наконец, достигнут диковинный ржавый крест (или это монументальная буква Х?), который по всему должен обозначать перевал. Дорога мгновенно выравнивается и даже как будто идет чуть вниз. Мы на плоскогорье. Пейзажи здесь совершенно другие, такого в прибрежной полосе мы не видели. Бесконечная холмистая местность тянется от дороги к горизонту; справа и слева открываются неглубокие долины, местами поднимаются пологие горы, но больше холмов. Местность эта освоена фермерами, однако поля тут потеснили оливковые рощи; пшеница уже убрана, желтые холмистые нивы покрыты мохнатыми паками соломы, а подсолнечник еще стоит, подсыхая на корню. Здесь великое разнообразие оттенков и форм; местность изобилует урочищами. Вот среди золотистого поля поднимается красный холм; он испятнан купами темно-зеленых и серебристых деревьев, рассечен овражками. Горизонт нарисован извилистым стыком голубого неба и сиреневых и коричневых возвышенностей. По белым каменистым ложам струятся ручьи в окружении олеандров, цветущих белым и розовым. Там и сям виднеются фермы или имения – белые домики с высокой трубой, похожей на крохотную колокольню, окруженные пальмами и олеандрами.
И всякий раз, когда на холме посредине маленькой долины – золотистые поля, купы деревьев, пара лошадей на лугу, шпалеры виноградника и ряды олив – показывается белый домик с высокой трубой, мои глаза увлажняются. Здесь, в этой долине, другого жилья нет; и потому белый домик с трубой-колоколенкой смотрится маленьким храмом. Уединенность жилья в этой местности наводит на мысль о его сакральности; человеку – и здесь, в долине, и вообще в жизни – очень нужен дом, пристанище, очаг. И это не просто физическая, грубо-материальная потребность человеческого тела, которому нужны кров и пища; нет, это потребность человеческой души, которой нужен дом – возможно, как прообраз ее вечного дома или – кто знает? – всего лишь несбыточной мечты о таком вечном доме. Но дом земной – есть, вон он стоит на холме, белый, с высокой трубой, и в нем – вне всяких сомнений – живут люди и ждут усталого путника…
Встречаются и масштабные постройки – настоящие провинциальные дворцы, обширные, в несколько этажей, с арками и колонами. Пожалуй, такой же – или много больший – дворец, теснимый плотной городской постройкой, не производит такого впечатления.
Как ни редки фермы и поместья, местность не кажется дикой и располагает к себе – ведь кругом свидетельства щедрости здешней земли и трудолюбия местных обитателей: зеленеющие сады и плантации, убранные поля, на них разгуливают табуны лошадей, к вечеру появляются стада овец и коров. Определенно, определенно эта местность достойна того, чтобы быть увиденной; ради нее стоило преодолеть перевал. Уж не знаю, бывают ли здесь туристы или они предпочитают передвигаться по автомагистралям. Но вот так вот, похоже, выглядит нетронутая туристическим бумом испанская провинция – здесь течет обыкновенная, не на показ, не продажу жизнь. Даже крепость – настоящая мавританская, когда-то – пограничный форпост королевства Гранада (всего их можно увидеть пять) – стоит в поле при дороге, окруженная подсолнухом, и никто туда не водит доверчивых туристов как в очередную местную «жемчужину», не призывает их поучаствовать в восстановлении замка, «чтобы не слишком проваливался», не всучивает им никаких сувениров на входе. При этом внутри и снаружи – чисто, ни мусора, ни прочих следов посещений, ну, может быть, чуть-чуть. А вспомнить Генуэзскую башню на набережной Феодосии? К ней же даже приблизиться трудно, так разит аммиаком… Да, так крепость. Сооружение, конечно, самое обыкновенное: башни, стена, зубцы, бойницы; по стенам бегают полупрозрачные гекконы; на самых верхних точках обосновались хищные птицы – наш визит встревожил их, и они носились над башнями, оглашая безмолвные поля своим посвистом. Но ведь стоит здесь веками – во дворе, прямо из камня, проросли две огромные сосны; заметно, что кое-где сделана реставрация, утратившие монолитность башни укреплены мощными стяжками. Забравшись на башню и созерцая дозревающий подсолнечник, а также еще одну крепость на холме где-то впереди, поближе к горизонту, я вовсю завидовал мальчишкам, живущим в поселке, примыкающем к крепости. Уж я бы тут развернулся, уж тут бы «мавры» или другие «немцы» потерпели у меня сокрушительное поражение… - Да я бы сам сейчас тут в свои годы побегал бы с деревянным мечом! Но я не бегаю, так, хожу, с видом знатока оглядываю фортификацию. На вершине самой мощной и высокой башни обнаруживается еще одна башенка – узка труба высотой метров около пяти; в стенах внутри – специальные камни-ступеньки-поручни, по которым можно выбраться наверх, и я выбираюсь. Отсюда – максимальный обзор. Но едем дальше.
По пути обнаруживается и обширный водоем – это первая большая пресная вода, которую мы увидели в Испании. Из ярко-синей воды там и сям торчат белые мертвые ветви деревьев; наверное, это водохранилище. Хранилище – это торжественное и даже пафосное слово как нельзя лучше подходит для (искусственного?) водоема в этих безводных местах. В остальном это плоскогорье напоминает наши местности где-нибудь под Запорожьем, только поля не разделены посадками, и редкие жилища выглядят иначе. Постепенно фермы сбиваются в селения, отмеченные настоящими колокольнями; появляются и первые небольшие городки. Севилья уже близко.
|
|
