Мужчина после сорока имеет бледный вид:
ещё не овощ он пока, ещё не инвалид,
с колоноскопом не знаком его глубокий тыл,
он для рывка ещё тайком не пьёт силденафил,
но всё же лихости былой уже в поджилках нет,
в его глазах рябит юлой тревога средних лет,
и в баре девушки таким горазды отказать,
хотя им гадинам самим уже за тридцать пять.
Домой приходит он один, пугая сонных мух,
с его стартующих седин никто не сдует пух.
В пыли диплом и медальон - следы былых побед.
Никто в мужчину не влюблён уже пятнадцать лет.
На ужин ест он доширак, кроша в тарелку лук -
провинциальный холостяк, каких полно вокруг -
бельё не стирано давно, и простыни пусты,
и выйти хочется в окно от этой пустоты.
Теперь представь, что это ты, узнай себя в словах:
все распальцовки и понты твои сошли на швах,
нет кортов теннисных и яхт, и лимузина нет,
из Портофино дочь твоя не шлёт тебе привет,
в твоём активе не отель, а ателье «Камыш»,
на длинноногую модель в инете зыришь лишь,
с делами полный кавардак, жена даёт развод...
Провинциальный холостяк. Почти уже. Вот-вот.
Строга статистики строка среди родных осин
к мужчинам после сорока - и манны не проси
ни у небес, ни у собеса (вид ещё не тот),
ни у знакомых поэтесс. Кто пожил, тот поймёт,
а кто не пожил, тот ещё схлопочет лиха фунт.
Здесь не берут мечты в расчёт - вколачивают в грунт,
по самый абрис хохолка, как будто и не жил.
Про женщин после сорока
мне спеть не хватит сил.