Вторая смена. Старый ритуал -
Подъём. Урок. Звонок. И перемена.
Где женское - касаться покрывал,
мужское - прибивать картины к стенам…
/ведь красоту никто не отменял/
Задумано трагично и хитро.
И даже больше /если б уместилось
житейское сырое барахло
в мой повреждённый человечий биос/
Но я учусь. И верю все равно
в молящее «приди и успокой»,
в крамольный свет блуждающий под каской
в единственный писклявый выходной,
закрашенный в окне апрельской краской
листвы. Учитель, отпусти меня домой…
Уроки сделаны на завтра. Я клянусь.
Визжат костры, дымятся серенады…
Я помню выкройку заката наизусть
оттенка красной маминой помады.
Пусть мерки стАры. Я согласна. Пусть.
По контуру стараюсь. Еле-е…
Сложнее только в приступах простуды.
Так пуговка болтается в петле,
собой изображая смерть Иуды.
…на лаковом раскроечном столе…
Конспекты не расскажут, но ножи
кромсающих вдоль ворса и с изнанки
красноречивей
/в этом обнажит
учитель месте бледные останки
рук, наше пресекая «докажи»/
Уметь не всё. Учить, но не всему.
Стежок, стежок. Изнанка. Лицевая.
И ты с разбега плюхаешься в тьму,
на самом деле всё осознавая…
Останки, пуговки и прочую ху...ню.
Звонок звенит не для тебя, сиди.
Птенцы и ветки - маленькие шрамы,
что вышивкой на хлопковой груди
мозаичной небесной панорамы
колышутся…Учитель, отпусти
меня....
домой…
Оценки на хрен. Их
страшнее будет получасовой блокбастер
в моей башке /вынашивавшей стих/,
что снял для нас великий добрый мастер -
любитель бесконтактных ролевых…
Вот я иду и нет меня уже…
Замолк учитель. Пауза повисла.
И вновь звонок пронзительно-боже
ственный. И в нем не больше смысла,
чем в плотном воробьином галдеже…
