Из письма неизвестного автора:
«Многое заставляет всех предполагать, что в Петербурге не вполне оценивают тягости и опасности настоящего положения. Неужели не допускают, что всякие силы могут истощиться точно так же, как приходят в негодность орудия, из которых действуют далеко чрез меру, указываемую теорией и опытом? Неужели невозможно дать нам скоро и вовремя действительную помощь в таких размерах, которые позволили бы Крымской армии сделать наступательную попытку?» (Центральный государственно-исторический архив, ф. 722, оп. I, д. 177)
18 июня, в день сорокалетия битвы под Ватерлоо, французский главнокомандующий маршал Пелисье бросил войска на решительный штурм города. Очень ему хотелось преподнести своему императору в подарок побежденный Севастополь. А заодно увековечить и свое имя.
Подарка не получилось. Победа севастопольцев сбила спесь с честолюбивого маршала. Штурм 18 июня 1855 года историки считают не просто неудачей, а тяжелым поражением англо-французских войск.
Губы офицера, словно чужие, медленно произнесли:
— Только что... Павла Степановича не стало...
Было одиннадцать часов семь минут утра.
Наступила тяжелая, гнетущая тишина. Слышно, как где-то вдалеке, на Корабельной раздавались редкие одиночные выстрелы. Сотни людей, обнажив головы, с трудом сдерживая слезы, крестились. И вдруг кто-то, не выдержав, зарыдал во весь голос - Повсюду послышались всхлипывания. Суровые, мужественные, они оплакивали своего адмирала, свою надежду и опору. Человека, ставшего руководителем обороны не по назначению, а по незримой воле всех этих людей...
На следующий день Севастополь прощался с адмиралом.
В небольшом зале первого этажа поставили гроб, обитый золотой парчой. Нажимов был покрыт боевым флагом с линейного корабля « Императрица Мария», под которым одержал победу при Синопе.
К дому покойного без конца подходили люди. Солдаты и матросы прибегали сюда хоть на минутку, чтобы поклониться праху Павла Степановича. И тут же возвращались на бастионы.
Нахимов... Его узнавал в лицо каждый мальчишка, о нем рассказывали легенды, к нему обращались за помощью в самые тяжелые минуты жизни. Он был своим адмиралом. Умереть за него каждый почитал за честь. Весь адмиральский оклад он раздавал матросам и их семьям, раненым в госпиталях. За несколько дней до гибели пришел царский указ о награждении Павла Степановича значительной денежной выдачей ежегодно. Он с досадой сказал: «Да на что мне деньги? Лучше бы они мне бомб прислали!»
Врач, который лечил Нахимова, говорил, что его напряжение во время обороны было настолько нечеловеческим, что «замолкни в сию минуту осада, и это так или иначе было бы последним днем адмирала. В течение всей многодневной битвы Павел Степанович почти не снимал мундира. Спал по три часа в сутки.
...Бесконечная траурная процессия подходила к собору, заложенному прошлой осенью. Там были похоронены рядом со своим учителем Лазаревым адмиралы Корнилов и Истомин - С этого дня Владимирский собор становился вечным пристанищем четырех замечательных флотоводцев - Собором Четырех Адмиралов.
Молчат бастионы. В море - угрюмые силуэты вражеских кораблей. Траурный перезвон колоколов и тихая, печальная музыка... На город наплыли тучи, и только кое-где сквозь них пробивается солнце.
Молчат и серые горы с батареями врага. С этих батарей, подошедших к городу вплотную, как на ладони видна вся процессия. Враги могли ее расстреливать беспощадно. Но и враги молчали. В это утро они не сделали ни одного выстрела, отдавая дань уважения великому воину.
|
|
