Макс Даутендей, "А голод рвёт меня..."
Я кажется мёртв, словно труп на морозе,
как будто мир в смерть всё живое забросил.
Я б вырыл охотно могилу в тиши—
и в ней дожидаясь тебя, не тужил.
С годами ланиты мои отвердели,
но в камне желание все же при деле.
Я знаю, что надо оставить мне чувства—
без них коротать ожиданье не грустно.
И воет здесь ветер в ночи за ворота
погоста, как будто всем жить неохота.
Он лает туда словно псина-беда,
а голод с тоской напирают сюда.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
Ich grübe mir gern in die Stille ein Grab
Ich fühle mich tot, als war' ich erfroren,
Als hätt' sich die Welt zu sterben verschworen.
Ich grübe mir gern in die Stille ein Grab
Und warte begraben deine Wiederkehr ab.
Vom langen Warten versteinen die Wangen
Doch lebt auch im Stein noch ein sehnend Verlangen.
Ich weiß nur, daß ich nichts fühlen will;
Vielleicht steht dann endlich das Warten still.
Der Wind, der heult vor den nächtlichen Toren,
Als würde da draußen nur Unglück geboren.
Er klagt wie ein Hund in die Leere hinein,
Und stets drängen Hunger und Sehnsucht herein.
Max Dauthendey
Макс Даутендей, "А голод рвёт меня..."
Не только зеркало тебе: "Ты мне мила,
пусть образ твой— невечный гость стекла!"
Тебе признались бы мои глаза:
тебя узрев, не знает их слеза.
А голод рвёт меня, никак своё не уступает:
своим насущным хлебом плоть твою считает.
А жизнь моя твою зажечь желает твердь--
и, только ею годы коротая,
огнём свечи сгореть.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
Nie findet jetzt mein Hunger Ruh
Nicht bloß der Spiegel sagt zu dir: "Du bist mir lieb,
Wenn doch dein Bild stets fest im Glas mir blieb!"
Auch meine Augen müßen dir gestehen:
Als sie dich angeschaut, da lernten sie erst sehen.
Nie findet jetzt mein Hunger Ruh, der mich verzehret,
Der taeglich deinen Leib als täglich Brot begehret
Und keinen Wunsch sonst mehr mein Leben nennt,
Als daß es, wie die Flamme an der Kerze,
An deinem Leib verbrennt.
Max Dauthendey
Макс Даутендей, "Вот дама Солнце в золотом седле..."
Вот дама Солнце в золотом седле
на горку скачет ввысь и далеко,
расстёгивает плащ из облаков--
и настежь грудь, одышку одолев.
А свора ветров с ней окру`жила горы,
и реку без броду одолевает,
а дамы улыбка уже не цветная,—
потрескалась пашня, в жаре заржавела,—
зато остаётся одной в Королевстве поникших цветов.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы
Nun sitzt Frau Sonne im goldenen Sattel
Nun sitzt Frau Sonne im goldenen Sattel
Und reitet höher den Berg herauf.
Sie knöpft den Wolkenmantel auf,
Schöpft Luft und hat die Brüste geweitet.
Windhunde erklimmen mit ihr die Berge
Und überschwimmen den Fluß in der Runde.
Frau Sonn' hat noch keine Blume im Munde,
Die Ackerkrume liegt schwarz noch wie Ruß;
Frau Sonn' ist die einzig lachende Blum' im Königtum.
Max Dauthendey
