Ночь.
Хотелось бы написать: «темнота, хоть выколи глаз»,
Но нет. Фонари.
Три. Хотелось бы прошептать: «тишина».
Но нет. Это ведь город.
Девочка пишет о том, что бессонница
До самой зари.
Мужчина – про встречу и ненайденный повод.
И женщина, лет тридцати,
Через два небоскреба,
Пишет о природе, о детях, сотнями строк – о себе,
О муже, превратившемся в сноба.
О том, что день – «так себе».
А сложный подросток Юля –
Печатает впопыхах. Белым.
У нее там и мост (Карлов),
И дождь (над Лондоном),
И поезд (Берлин – Будапешт).
А старик (в одноэтажке частной)
Вспоминает себя, в юности модного,
Чтит себя, старого,
И пишет (как и Высоцкий): «не отличался я от невежд».
Ночь.
Хотелось бы написать о звездах…
Ах, да, пишу: сияют.
«Каждый вечер над крышами».
А под ними – загораются лампы.
(В сто первой, в двенадцатой, в сорок восьмой)
Там что-то кого-то сейчас вдохновляет.
Кажется, в этих квартирах рифмы – толпой.
И окна.
Должны были быть пустыми, черными.
Но они краснеют. Или белеют (у кого дневной).
Повсюду раскиданы пятнами (стихотворными).
У каждого подоконника – сторожевой.
И девочка. Все та же девочка!
До утра еле дышит. – Как обещала,
– Бессонница до зари.
Это город. Это сборище афиш, иномарок и вышек.
И тех, что пишут про звезды и фонари.
