Девочка сидела на мостовой и никто ее не замечал. Она ничем не отличалась от плотной массы людей, спешащих на работу, с работы или в гости вместо работы. Никто бы из прохожих не ответил на вопросы об одежде или прическе девочки, о том, что она делает или почему она сидит на краешке тротуара. Она не просила денег, не развлекала шумную развеселившуюся толпу - просто смотрела на все происходящее вокруг.
Время близилось к вечеру. Девочка натянула на колени мышиного цвета юбчонку и поплотнее укуталась в изорванный синий пиджачок. Ее туфли требовали свежей лакировки, а чулки-штопки. Косички растрепались, и теперь девочка еще больше походила на милую, но довольно неухоженную куклу. Ее желтые глаза покраснели от слез. Она поднялась с нагретого асфальта и побежала по тротуару. На ходу ее остановила умелая подножка. Видимо, девчушку часто останавливали подобным способом, потому как она не упала, а лишь качнулась на носках изорванных туфелек. Она с упреком посмотрела в лицо обидчику… и увидела обворожительные зеленые глаза. На нее смотрел приятной наружности юношу. Хрипловатым голосом спросила:
-Что тебе нужно?
Молодой человек рассмеялся:
-Ты такая обычная, серая и простая! Но в каждом человеке есть талант, и в каждой девушке загадка. Я очень хочу тебя разгадать, прости уж за любопытство!
-Тебе не стоит знать.
-Но я так этого хочу!.. Ты показалась мне другой, не такой, как все мои сверстницы.
-Это не аргумент.
-Я еще найду тебя.
Девочка шла по ночному бульвару и размышляла, стоило ли так охранять свою тайну. Она стала ждать следующего дня…
Девочка сидела на мостовой и никто ее не замечал. Сегодня ее желтые глаза сияли, как два отполированных медных зеркальца. На ней были отчищенные брючки, белая вышитая блуза. Ее длинные рыжие волосы завились от дождя, прошедшего ночью. Она сидела и сидела, и когда от напряжения ее глаза налились свинцом, ее знакомец подал ей руку.
-Ты решила, малыш?
Девочка захрипела и мелко-мелко закивала. Затем набрала воздуху в легкие и… запела.
В каждой ноте звенела смешинка, блестела соленая слезинка и гремел скрытый гром. Если бы такого голоса не было на свете, какой-то механизм сломался бы в земной оси. Такое звучание могла бы издать только лира Орфея, только стрела Амура звенела бы так.
Но юноша отошел, скрестил руки и побежал так быстро, как только бы мог. Девушка захрипела и протянула к нему руки, и оборвала песню, как обрывают надоедливую нотацию. Она зарыдала, как не рыдала еще никогда, и поклялась больше никогда не петь свою арию, арию Смерти. Она повернулась и побрела домой, не прекращая плакать.
Девочка сидела на мостовой и никто ее не замечал. Все чаще вместо дыхания из груди девочки вырывались стоны, все чаще хрипение становилось громким и похожим на всхлипы. До последнего дня она надеялась на то, что красивый юноша придет, что он сможет понять ее талант, ее одаренность. Но он больше не проходил мимо нее. И в один день девочка узнала из газет, что от непонятной тоски скончался известный в городе музыкант. Передовицу занимала фотография красивого юноши с обворожительными глубокими зелеными глазами. Девочка не заплакала. Она села на тротуар и уставилась на улыбчивое лицо того, кому доверилась, того, кого убила ее ария, ария Смерти. Ей больше было незачем жить.
Девочка сидела на мостовой и никто не замечал ее. Не замечали и того, что девочка мертва. Не замечали записочки о ее секрете. А когда заметили, то… Оказалось, что девочка умерла от редкой аномалии голосовых связок. От каждого слова ей становилось бы все хуже и хуже. Но девчушка так мечтала дарить людям радость, ведь от природы ей суждено было обладать великолепным вокалом. Но вместо арии Счастья и Добра у нее выходила лишь ария Зла, ария Смерти и Ужаса. Так закончилась жизнь самой талантливой, но без сомнения, самой несчастной артистки современности.
Девочка уже не сидела на мостовой. Впрочем, толпа так этого и не заметила.
|
|
