1.
Того, кто ужаса желав отведать,
отринул край, озёра и поток,
считаю я следы и вздохи бредов,
ведь, Боже мой, их сдует ветерок!
Считаю их... напрасно-- суть похожи.
Твоей судьбине ро`вня, Одиссей.
Но агнцы где-- о том узнал прохожий,--
там волки ждут, чиь взоры зорь светлей.
Он чуял, что с волною расплевался,
пока она не предала его:
пока плясала, в люльке он качался,
отколь звезда видна под сапогом.
Он отряхнулся-- шасть в глухой орешник--
треща шагал, жужжанье заглушив,--
воскресни он любил бывало грешно,
воскресным днём стал всякий-- он им жил.
Он воз увлёк с подмоченного тракта--
не увлечён был лёгкой колеёй,
но --вскриками, что омут-катаракту
бысть первый камень волнами взовьёт.
Но семь камней семью хлебами стали*
когда сомненья он отбросил в ночь--
он крался в дух, бросал за спину крошки**
отставшим дабы знаками помочь.
Опомнись! Ты уже познал краи`ны--
коль верен дому, на заре вернись.
О Век лихой, ты-- "осторожно, мины".
Забытое блестит ко мне: "Тянись!"
2.
Заря родник духовный светом лапит,
где пономарь, воскресный пастор, клир:
не курят здесь, черны повсюду шляпы,
добро и честь блюдёт достойный мiръ.
Река стои`т, лишь ивы омывает;
и "скипетры" цветут тебе в окно;
от разговенья стол ряснится маем--
и всем молитвам "амен" вышел дном.
Светло за по`лдни, сказочно бездельно:
игла строчит, распущена кудель,
колышет сбруя звоном колыбельным
лошадку ту, что мучилась в метель.
Лежат отцы во спальнях угорелых:
в руке --Завет, на сердце-- сон второй;
их сыновья без слов на девках белых
творят детей, как Бог-- земле сырой.
Утолены глаза, уста утихли;
окуклились личинки в сундуке,
а дух навоза с мухами -- не лихо--
под вечер в окна тянет налегке.
Под вечер гомон ширится у тына:
благоговенье с розами-- в распыл;
проснулись кошки, грёзы вдруг отринув;
корсетам красным ветер ум отбил.
Враскид коса-- в туман уходят пары,
голу`бит месяц впо`кот ближний холм--
бесплоден рог, но с пашнею не даром:
ночь по тарифу, просто --за углом.
3.
Остался за`мок тропке--тоже память--
в ущелье он, вокруг него-- скала:
на ге`рбе коршун держит щит когтя`ми,
пока не вдребезг он да впополам.
За бастионом в гро`бах-- мёртвых трое:
один на башне прядями трясёт;
другой, гуторят, камни мечет роем;
а третий пару глав в ночи несёт.
Кто тронет герб, тот будет ими пойман--
манья`ком станет; кто подхватит прядь
иль стронет камень, тот под вечер дома--
пока дрозды молчат-- загнётся глядь.
Непуганные духи --в зубьях башен,
в поздемиях*** не убрано трупьё,
автографы по стенам гости пашут--
а ночь их трёт: чужие-- не своё.
(***"В хрустальное подземие уйди - готовь удар: Богемия! Богемия! Богемия! Наздар!"(М.Ц.) --прим.перев.)
Те трое тихо строят козни нашим:
они наверх влекут морозов жуть
чтоб насыпью морены стали краше,
по мелу да песчаннику был путь.
Им мил дракон на княжеских штандартах
и сокола`, что в ранний мир взвили`сь
где тасовали верх и низ что карты.
Валун, пляши, а в пропасть не глядись.
Уводит ночь в плывун. Опять нас сносит
в Страну Трактиров****-- хладен новый век.
Быть может, Ад тебе мечту подбросит!
Коли перо в околыш, человек.
**** der Kellerland-- шутливое название Австрии, "келлер"-- подвал, "кельнер"-- официант,-- прим.перев.
4.
В других одеждах жили мы когда-то:
я – в лисьем меже, в хорьих шкурках-– ты.
Ещё дотоле-- во Тибете статном,
как мраморные снежные цветы.
Стояли мы без времени, без света,
кристаллами,-- но в сне`говой пыли,
ответствуя ознобу жизни внешней;
при первой же возможности – цвели.
Мы шли сквозь чудо, новые одежды
на смену старым покрывали нас,
мы пили соки каждой новой почвы
И знали, что приходит светлый час.
Легки что птицы, тя`жки что деревья,
дельфинов прытче, тихие что пух.
Мертвы` мы были, жи`вы на пригреве--
да не вольны притом (одно из двух!)
Без у`держу средь новых воплощений
мы в раже зачинали новый плод.
(Ты не искал тогда моих речений--
голубку камень грубый не поймёт.)
Меня любил ты. Я-- твои покровы,
их яри сок, мешался он с моим,
я принимала в ночь тебя сурово.
(Невидим мной, люби-- ты не гоним!)
Меня любил ты. Я любила тоже
прижаться телом к телу твоему,
и ночь тебе отдать, не вопрошая.
(Нет, ты не любишь! Зренье ни к чему).
Ступили мы в тот край, что с родниками.
Как пионеры. Нашим был тот край,
наш до краёв, любимый, вечно с нами.
В горсти` твоей он был, припоминай.
5.
Когда и кем был край наш размежёван,
"колючкою" окру`жены леса?
Из дикого ручья-- шнуры Бикфорда**,
а динамитом изгнана лиса.
Как знать, по что они в горах шныряли?
Слова? У нас они добры во ртах;
пусть мы б их всем наречьям доверяли,
но немота им-- та же широта.
Шлагбаум где прохожим пригодится?
Разделен здесь привет,порезан хлеб.
Приго`ршня неба да платок землицы--
для всех чтобы границей не болеть.
След Вавилона: твой язык***** растянут,
а мой изонут-- так помешан мир;
а звуки те, дурашливы и пряны
рёк также Дух, смешавший старый Рим.
*****die Zunge-- язык, что во рту, а не die Sprache-- речь,--прим.перев.
Нас имена в вещах весь век колышат--
мы знак даём-- они нам знак тотчас;
коль снег не только белый пух, что свыше,
он также-- тишь, что укрывает нас.
Чтоб вместе быть, всяк должен чуять межи
на воздусях-- для каждого из нас.
Листвы предел и воздуха границы** (*)--
ночным ветрам одним привычный лаз.
А нам угодно спорить о границах--
они кроят рекомые слова;
переступить, чтоб с Родиною слиться,
чтоб всесозвучье дало нам права.
6.
Ножи точа`т-- приходит день забоя,
звенит железом ранний ветерок,
а фартуки морозит и коробит**
скотозабойцам-- их настал урок.
Верёвки туже, крепче и смелее--
все морды в пене, виснут языки;
сосед запасся солью, перец мелет--
ему потолще жертву волоки.
Здесь мертвецу угодно быть полегче,
чем тем живым, в которых кровь да кровь--
и здесь житьё вразвес, но не отмечен
удар ножа на мордочках весов.
Затем сбегутся псы за требухою
сырую кровь лакать из луж, пока
их тени не покроют чёрной коркой--
бесхозное добро не с молотка.
Затем ударит кровь в твои веснушки,
твой первый стыд, ведь боль и грех ясны,
а в потрохах невиннейшей телушки
тебе судьбы твоей ходы ясны.
Затем ударит кровь в твои веснушки,
твой первый стыд, ведь боль и грех ясны,
а в потрохах невиннейшей телушки
тебе судьбы твоей ходы ясны;
филе наружу, сахарные кости
спирают дух-- твоё видать тебе.
Наряд старухи в ларе метят гости--
от паутин непоправимо бел.
Глаза горе`-- а годы прочь уходят*
младые лица посыпает мел.
А на лугу торчат, белея, кости--
кресты в сухих веночках на земле.
7.
Под праздник банный день в округе,
со щелоком помыли в доме пол,
а дети во соломинки задули**--
за пузырём пузырь, прекрасно гол.
Вкруг дома длится масок вереница,
диду`хами увенчаны снопы,
гарцуют кони, всякий веселится,
а музыке угодно в лето плыть.
Гармоники губные с дудкой плачут.
Ночной топор обрубит квёлый свет.
Калека горб даёт потрогать к счастью,
а идиот речёт толпе завет.
Горит костёр, трудам и дням итоги
сведя в виду младой луны;
а семена и искры к звёздам строгим
летят батрачить, людям не нужны.
Вот пули засвистели среди елей.
Одной продётся тронуть чью-то плоть.
Один уж слёг во хвойной колыбели--
и мох в бору укрыл лихую плоть.
Печальны, мчат жандармы в каталажку.
Топочут в диком ритме сапоги--
и от греха домой уходят тяжко
хмельные-- им веселье не с ноги.
Во тьме мелькают долгие гирлянды,
летит бумага поверх робких крыш.
А ветер будки брошенные гладит,
метёт "сердец" обертки как малыш.
8.
Я выдумала их, озёра эти,*
поток?! Кто знает эти кряжи гор?
Идущий на ходулях не заметит,
как увязался следом добрый гном.
Тебе по звёздам? Азимут надёжный?
Ты любопытен?! Цугом запрягай,
но, плача, свет объехав невозможный,
ты не найдёшь искомый этот край.
Что нас зовёт, да так, что волос дыбом?
Что белладонну мечет в уши нам,
в крови бушуя, холодом по жилам**
и перезвонам гонит ко гробам?
Что нас тревожат бельмы во оконцах,
парша овечья, доли стариков?
Столкнуться с неизведанным придётся
нам суждено ещё в пути годов.
Что нам коней и волков та же серость,
огни болот, охотничий рожок!
Восстали мы к иным, повыше, целям**--
в чужих загонах ищем свой кусок.
Что нам забот до лун, до звёзд, ведь наши
чела горят-- притом они темны!
Мы на закате, сны вовнутрь нас тащат
заката распрекраснейшей страны.
Закон, порядок? Где падёт нам в руки
листва, и камень, дерево в обхват?
Суть в языке они, в прекрасной муке
бытья их лад...
9.
Вот брат идёт сердешный, взором весел,
в охапке-- гнёзда птичьи да птенцы,
и дрозд ручной при нём, и стадо вместе
домой ведут, надёжные гонцы.
Дрозду насест и средь волосьев русых,
и во хлеву, где топчет колос он,
вдыхает дух скотин под вечер грустных,
и воронок в седле ему не в сон.
Ему клевать бы розовое масло--
его глазах бы розам озарить.
А ночь стоит в волнующихся перьях**--
и жестом отречения парит.
"Сестра, напой, напой о днях далёких!"
"Уж я спою о красной стороне".
"Напой, напой, сотки ковёр ресничный**--
и улетим с тобой, где ночи нет!
Мы приконём, где пчёлы нас приветят,
где ангелы нам взоры отворят..."
"Спою, спою... из башни звон заметен,
усни! Уж совы свой полёт творят".
Долблёных тыкв пошли круговороты,
слуга вскочил-- и кнут в его руке,
в руке фонарь, внахлест дрозда*** коро`ти--
и тот находит сказку в потолке.
Коса вразмах стальным крылом мелькает,
приколют вилы тельце к ворота`м.
Но если вопль его-- побуд сновидцу**,
то роза в сердце колет неспроста.
*** die Amsel, дрозд женского рода в немецком, он и есть сестра, к которой обращается рассказчица,-- прим.перев.
10.
В краю стрекоз, в краю озёр заветных,
в краю, где рот в преддверии гробов
взывает к духу первого рассвета,
пока расстаться с краем не готов.
Он очи блёклые омоет зельем луга--
очарованье внешнее узрит.
Искомое дано ему не туго:
гармоника и серце от зари.
Сбродилось сусло яблочное, бочки
забиты чопами, стрижи-- на юг.
Налём за них: чернеют в небе точки,
юга сердцам покоя не дают.
Закрыв часовню, мельницу и кузню*,
идёт маисом он, початки бьёт--
и зёрна плещут золотом-- и в узел
он в путь провизию себе берёт.
Клянутся братья-сёстры на прощанье
хранить в молчаньи общий с ним союз.
Репейник вынут из волос, но тщатся
они напрасно-- взгляды выдают.
А птичьи гнёзда опадают с веток*,
запал горит, огонь колышет лист,
но синий улей грабит ангел слепо**,
внезапной жаждой сладкого нечист.
О, ангельская тишь, когда ходьбою
вздымаешь паутинок бахрому!
Ты, руки чьи окованы порою,
стоишь на воле входа в Лабиринт.
перевод с немецкого Терджимана Кырымлы (скоро закончу эту работу, тут всего 272 строки)
Примечания переводчика:
1. перевод Евгения Витковского читайте по ссылке http://www.stihi.ru/avtor/koshtan&s=50 ; звёздочкой (*) здесь отмечены строки, которые я не смог переложить иначе, пришлось заимствовать-- это не плагиат: в оригинале всё то же, двумя звёздочками (**)-- строки, которые "не в рифму" в оригинальном тексте ;
2. оригинальный текст --в ПСС Ингеборг Бахман: Ingeborg Bachmann, "Werke", R.Piper&Co Verlag Muenchen-Zuerich, том первый, стр.84-94.
ID:
241225
Рубрика: Поезія, Поетичні переклади
дата надходження: 15.02.2011 16:30:18
© дата внесення змiн: 03.03.2011 23:48:17
автор: Терджиман Кырымлы
Вкажіть причину вашої скарги
|
РОСКОШНО!!!! 
