Кашель ночами. Канатчикова дача.
Снова пытаюсь мигренью себя сломать.
Только игрушечный мир и моя удача
Тускло кончаются буквами бла-бла…ять.
Я аппетит теряю… и спину прямо.
Книжки и стрижка. Вымученные глаза.
Всё, что не чересчур, для меня не здраво.
Как мне её утешить и что сказать?..
Ты, побывавший сразу в моей постели,
Прежний единственный, с праздником на плече,
Сколько минут жалости на моём теле
Ты отсчитаешь, если найдёшь мечеть?..
В храме твоём не крестятся на измены –
Просто гоняют бесов туда-сюда.
Ты меня вдоль поперёк без стыда измерил.
Я же, как девка впервые продажная, со стыда
Каждый свой третий крым наобум сжигала,
Выла на лампу настольную и в окно
Не выдыхала, не прыгала… я – не Гала,
Хоть по числу бессвязей мы с ней одно…
Я растеряла радуги перекрёстков –
Их настояли строчкой на коньяке.
Я не была ни юношей, ни подростком,
Я родилась стариком и с гвоздём в виске.
Ты, для которой я зажила навылет,
Ты, для которой решилась лететь навзрыд,
Ты не осталась даже когда я взмыла
И на струе повесилась от обид…
Ты обещала вечность, семью, обеды,
Запах домашних ягодных пирогов,
Всё обернулось нищей твоей победой
Над иссякающей хлябью никчёмных слов.
Как ты там? Молишься, любишь и чистишь зубы?
Пишешь какие-то глупости, как всегда?..
Мне, по-большому, всё равно, если грубо.
Честно, мне мерзко, что лицемеришь – да.
Вы, кто со мной шли рядом – душою в душу,
Хоть и анафему надо бы объявить
Этой банальной правде. Ступаю в лужи,
Но признаюсь по-прежнему вам в любви.
Вы не покинули, приняли, обобрали
Чувства до нитки, скинулись на билет…
Все вы, друзья мои, редкостные врали!
Но для меня, сладкоежки, вкуснее лжи нет.
Вы не тревожьтесь расспросами и пропажей.
Я же молчунья – хочется, чтоб сама.
Я за неё… нет, не придумать даже.
Я от неё не то, чтобы без ума.
Я от неё свободно и обречённо.
Так, будто насовсем и в один конец.
Ты улыбнись, родная, февраль-то чётный,
Ну а стрелец, как водится, на коне…
