Я смотрю на мир из окна,
потому как выйти мне страшно,
за дверьми жуда не видна,
а из окон всё нараспашку.
Мне мешают глаза и свет:
искажают цвета и смыслы.
И последние сорок лет
я пытаюсь собраться с мыслью.
Впереди идёт Моисей.
Боговидцу дорога снится,
видно, тот ещё прохиндей,
ну, а мне бы за ним не сбиться,
я считаю из следа в след,
но бессонница всё же мучит,
иногда отрезвляет бред;
и тогда беспросветье глючит.
И мне видно, как ватный снег
свежевыпавший, но глубокий,
ужимает собою рек
русла;
лес старый, колченогий,
охорашиваясь, дрожит,
просветлённый, при всём параде
и мне стыдно за внешний вид
свой -пред старцем- в срамном наряде.
Говорят, океан открыт
для всех рек, даже самых малых,
ручеёк - если добежит,
то вольётся - из сне́гов алых.
Моисей, бестия, дошёл
по пескам из асфальтной крошки
до глубин, где был крепок лёд,
и, кто весом был легче кошки,
те дошли...
Из глубин окна,
как с вершины Джабал-Муса,
не заплющивая глаза,
я смотрю на мир допоздна,
потому как выйти мне страшно.
OSAlx 2о22-о2
