Валентина Ржевская

Сторінки (6/533):  « 1 2 3 4 5 6 »

Lorenzo de Medici. Spesso mi torna a mente, anzi gia mai. Перевод



Источник  оригинала:  Comento  de’miei  sonetti  de  Lorenzo  de’Medici.  Letteratura  italiana  Einaudi.  Edizione  di  riferimento:  in  Opere,  a  cura  di  Tiziano  Zanato,  Einaudi,  Torino,  1992.

Перевод  не  очень  точный.  До  того  читала  перевод  Александра  Триандафилиди  (“Лоренцо  Медичи  и  поэты  его  круга”.  Москва:  Водолей,  2013)  и  хотела,  чтобы  между  моим  переводом  и  этим,  уже  существующим  и  мне  известным,  были  отличия.

Оригинал:

Spesso  mi  torna  a  mente,  anzi  già  mai
si  può  partir  della  memoria  mia,
l’abito  e  il  tempo  e  loco,  dove  pria
la  mia  donna  gentil  fiso  mirai.
Quel  che  paressi  allora,  Amor,  tu  il  sai,
che  con  lei  sempre  fusti  in  compagnia:
quanto  vaga,  gentil,  leggiadra  e  pia,
non  si  può  dir,  né  imaginare  assai.
Quando  sopra  i  nivosi  e  alti  monti
Apollo  spande  il  suo  bel  lume  adorno,
tali  i  crin’  suoi  sopra  la  bianca  gonna.
El  tempo  e  ‘l  loco  non  convien  ch’io  conti,
ché  dove  è  sì  bel  sole  è  sempre  giorno,
e  paradiso  ove  è  sì  bella  donna.

Мой  перевод:

Я  часто  вспоминаю  –  не  забыть!  –
Как,  где  увидел  милую  впервые,
Как  глянула  она,  какими  были
Одежды…  Мигу  прочь  не  отступить.

Тебе,  Любовь,  об  этом  говорить:
Вас  с  нею  никогда  не  разлучили.
Красу  и  чистоту  ее  бессильны
Речь  описать  и  мысль  –  вообразить.

Заснеженные  горы  Аполлон
Лучами  гладит.  Золото  волос
Сияло  так  над  белым  одеяньем.
А  час  и  место  скрою.  Ведь  закон:
Свет  солнечный,  явившись,  день  принес,
Здесь  дивная  –  и  место  стало  раем.

Перевод  10.03.  2023

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=976581
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 10.03.2023


Коринна – Овидию

Предисловие.  Возлюбленную  Овидия,  изображенную  в  его  “Любовных  элегиях”,  зовут  Коринна.  Есть  авторитетное  мнение,  что  это  может  быть  собирательный  образ.  В  “Скорбных  элегиях”  Овидий  сообщает,  что  его,  действительно,  вдохновила  женщина,  которой  он  дал  ложное  имя  Коринны.  Так  звали  греческую  поэтессу  V  в.  до  н.э.,  учительницу  Пиндара;  лишь  фрагменты  творчества  Коринны  сохранились  до  наших  дней.
Зная  это,  соблазнительно  вообразить,  что  выбор  ложного  имени  для  возлюбленной  указывает:  она  тоже  пишет  стихи.
Игра  становится  еще  занятнее,  если  помнить  вот  о  чем:  Шекспира  за  поэму  “Венера  и  Адонис”  сравнивали  при  его  жизни  с  Овидием,  а  популярная,  хотя,  конечно,  совсем  не  единственная  кандидатура  на  роль  прототипа  “смуглой  леди  сонетов”  –  Эмилия  Бассано  Ланье/Ланьер,  тоже  поэтесса.  В  этом  случае,  пара  повторилась.  (;))))
Ниже  следует  письмо  от  имени  Коринны  (из  “Любовных  элегий”)  Овидию,  где  она  предлагает  взгляд  на  лица  и  события  в  “Элегиях”  со  своей  точки  зрения.  Это  –  распространенный  литературный  прием.  “Элегии”  пересказаны  не  совсем  точно  (например,  совсем  опущено  упоминание  элегии  о  совместном  ужине  с  уже  обманутым  мужем).  Коринна  настаивает,  что  Овидий  также  неточен  в  своем  изображении  действительности.  Но  как  она  его,  так  и  он  ее,  пусть  спустя  время,  вдохновил.

Коринна  –  Овидию


Красноречивый  Назон!  Изгнаннику  пишет  Коринна  –
Ты  мне  бессмертье  сулил,  именем  этим  назвав.

Право,  не  знаю,  может  ли  сбыться:  ведь  мир  столь  изменчив.
Верным  быть  клялся  и  ты  –  все  ж  мне  не  раз  изменил

И,  словно  ветер,  увертлив,  изменам  нашел  оправданье.
Ныне  посланья  любви  шлешь  ты  законной  жене.

С  Понта  призыв  к  ней,  к  ней  –  плач,  чтоб  Цезаря  лучше  просила:
Пусть  ненадежного  он  в  Рим  поскорее  вернет.

И  героинь  полусказочных  пел  ты  в  стихах  добродетель…
Горем  настигнут  в  годах,  юность  свою  позабыл.

Не  отречешься,  хитрец!  Тебе  я  все  вины  припомню,
Совесть,  как  прежде,  пусть  спит  –  память  твою  пробужу!

Скромной  девицей  была  я,  послушной  родительской  воле...
Девам  нужно  признать:  бывает  покорность  во  вред.

Коль  неразумен  приказ,  и  жизнь  погубить  нашу  может
Промах  родительский  –  так  вышло,  увы,  и  со  мной.

Я  же,  по  юности  лет,  не  смогла  бы  несчастья  предвидеть:
Дева,  сделалась  я  богатого  старца  женой.

Так  и  овечку-бедняжкку  ведут  к  алтарю  на  закланье  –
Смерти  навстречу  она,  правды  не  зная,  идет.

Если    бы  знала,  что  ждет  ее,  прочь  бы,  к  спасенью,  бежала...
Ложе  несчастно  –  и  ваш  почтеньем  не  будет  сыт  брак.

Но  без  почтенья  и  ложе  счастливое  будет  мученьем.
Оба  нам  в  браке  нужны.  Будут  ли?  как  угадать?

Первую  истину  горькую,  с  мужем  пожив,  я  узнала,
Опыт  общенья  с  тобой  горькой  второй  научил.

Я  утешалась  поэзией,  слово  любя  всей  душою.
Тут  в  воздыхатели  мне  ты  подвернулся,  поэт.

Речь  вдохновенно  повел,  предстал  ты  поклонником  верным.
Речи  твоей,  как  стихам,  внимала  я,    мужу  верна.

Если  поверить  всему,  о  чем  повествуют  нам  книги,
Вымысел  правдой  наречь  –  как  сможем  жизнь  продолжать?

Помня,  где  –  вымысел,  в  нем  утешенья  искать  безопасно:
Вовсе  забыться  не  даст,  временно  нас  развлечет.

Но  обещал  ты  в  стихах  ту  радость,  какой  я  не  знала…
Не  поощряла,  тверда;  ты,  опечаленный,  ждал.  

Я  пожалела  тебя,  но  думала  все  ж  образумить,
Чувства  страшась  своего,  с  пламенем  тайным  борясь…

И  я  явилась  к  тебе  –  в  распоясанной  легкой  рубашке,
Был  слишком  жарким  тот  день…  Помнишь,  как  встретились  мы!

Мой  –  не  последний  пример:  добродетель  в  ловушку  попалась,
Мня  защищенной  себя…  Страсть  путь  к  победе  нашла.

Я  продолжаю,  Назон.  Как  сладостно  вместе  нам  было!
Но,  удовольствиям  вслед,  горечь  пришлось  мне  вкусить.

Знаю:  любовник-поэт  –  это  зло,  из  худших  зол  в  мире.
Ищет  отнюдь  не  любви  –  повода  ищет  для  слов.

Может  хвалить  красоту,  но  и  ложные  вины  припишет
Воображенью  вослед:  главное  –  чтоб  не  молчал.

Но  не  болтун  он  простой,  он  –  преданный  жрец  Аполлона.
Слово  он  жизни  дает,  ищет  и  жизнь  он  в  словах.

Ложное  имя  в  стихах  ненадежной  стало  защитой.
Мужа  смогли  обмануть,  прочих  знакомцев  –  не  всех.

Те,  кто  сумел  угадать,  что  тебе  я  в  любви  уступила,
Стали  распутной  считать.  Сводня  подкралась  ко  мне.

На  совращавшую  речь  отвечала  я  гордым  молчаньем,
Но  услыхал  сводню  ты,  ревностью  был  побежден.

Что  показалось  тебе,  то  принял  как  истину  сразу,
А  поспешил  почему?  Сводню  хотел  описать.

Сдержанность  –  скука  одна.  Ты  в  сердцах    растрепал  мне  прическу.
После  о  том  пожалев,  каялся  также  в  стихах.

Зря  и  в  корысти  меня  обвинил  –  мол,  требую  платы.
Нет,  возмещения  лишь  –  ведь  причинил  ты  мне  вред.

Дальше  не  лучше  пошло.  Устал  ты  красой  восхищаться.
Как  я  лишилась  волос,  миру  поведал,  смеясь.

Вообразил  ты,  что  коль  понесу,  то  избавлюсь  от  плода
И,  испугавшись,  о  том  с  подлинной  грустью  писал.

А  похвалы…  Как  доброй  подруге  их  ждать  от  мужчины,
Если  он  мог  заявить:  к  каждой  с  любовью  влекусь?

Эту  ты  выбрал  за  что?  Сам  причины  теперь  умаляешь.
Ты,  не  желая  узды,  верность  открыто  презрел.

Знаем,  как  Пенелопа  сумела  пройти  испытанье
С  мужем  в  разлуке,  хотя  не  был  ей  верен  Улисc.

Но  что  бы  было,  когда  б  Пенелопа  однажды  узнала,
Что  с  посторонними  муж  слишком  болтает  о  ней?

Что  беспощадно  женские  тайны  ее  раскрывает
И  сочиняет  еще,  чтоб  был  занятней  рассказ?

Может,  она  б  и  осталась  верна  –  и  был  бы  славнее
Подвиг  ее.  Не  любой  столько  терпенья  дано.

Помню,  что  в  книге  твоей  ей  мерещатся  мужа  насмешки
Над  простотой  ее  лишь.  Многих  придирок  не  ждет.

Долго  терпев,  я  все  же  решила:  забаву  продолжим.
Ловко  придумывал  ты  –  стану  и  вправду  такой.

Сам  говорил,  что  сильней  от  препятствия  пламя  желанья.
Больше  препятствий  создам,  твой  исполняя  совет.

Щедрый  любовник!  Тебе  мастерицу  причесок  припомню,
Как  и  других,  на  кого  взгляд  перевел  ты  с  меня.

Был  поначалу  своей  озорницей  ты  даже  доволен:
Я  пожелала  сама  сжиться  со  словом  твоим.

Но  победила  тревога.  Моих  ты  измен  испугался,
Понял,  как  связан  со  мной  –  стал  по-другому  писать:

Будто  тебе  я  мила  за  то  же,  за  что  ненавистна,
Будто  развратна,  темна…  помню,  где  так  ты  сказал.

Ранее  ты  легкомысленным  был,  теперь  же  страданье
Обогатило  стихи  –  вот,  я  тебе  помогла.

А  огорченье  еще:  Венера  явила  суровость
И  покарала  тебя,  слабость  мужскую  наслав.

Как  устыдился  ты!  Но  в  стихах  и  об  этом  поведал,
Я  ж  лишь  сердиться  могла.  Зачем  ты  мне  нужен  такой?

Годы  прошли  безвозвратно.  Троих  мужей  я  сменила,
Были  еще  и  друзья…  кое-какой  опыт  есть.

Ту,  что  стихи  вдохновила,  стоит  жалеть,  несомненно:
Скорый,  поверхностный  суд  ей  –  по  стихам,  и  чужим.

Если  она  добродетельна,  будет  считаться  жестокой,
А  о  воспевшем  ее  скажут:  поэт  близорук.

Если  не  столь  безупречна,  ее  побранят  за  пороки,
Преувеличено  что,  не  пожелают  гадать.

Если  отвергла  поэта  за  ветреность,  нрав  его  зная,
Не  осторожной  она,  а  неразумной  слывет.

Чаще  не  жалость  внушает  она,  а  заметную  зависть:
Хочется  прочим  в  стихи.  Как  удивляюсь  тому!

Все  же,  Назон,  может  статься,  стихов  твоих  жизнь  будет  долгой.
Жадно  читать  о  любви  будут,  пока  Рим  стоит.

С  прочным  часто  небрежны,  его  данным  навеки  считая.
Хрупкое  же  охранят,  легкой  безделкой  прельстясь.

Так  и  подругу  твою,  хоть  под  именем  ложным,  запомнят,
Станет  охочий  судить…  Но  знать  наверно  нельзя.

Прежде  в  Сульмону  ты  звал  меня,  в  округ,  водою  богатый.
Нынче,  чтоб  ехать  к  тебе,  за  море  я  не  пущусь,

Но  ты  со  мною,  Назон.  В  воспоминаньях  –  со  мною.
Cтранно  мне  это  признать…  все-таки  помню  тебя.

11.02.2023  -  18.02.2023

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=974331
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 19.02.2023


Овидий на корабле



Чувствуя  силу  свою,  на  море  буря  резвится.
Буре  противясь,  корабль  в  ссылку  поэта  везет.

В  страхе  поэт,  но  порой  невольно  любуется  бурей,
Зная  опасность  ее,  и  красоту  видит  он.

Помнит  о  ссылке  своей.  Удручен  приговором.  В  неволе.
Тщится  вперед  посмотреть,  помнит  с  тоской  о  семье...

Средь  угрожающих  волн  мал  человек  и  ничтожен,
Но,  чтоб  об  этом  сказать,  слово  находит  поэт.

Слаб  человек,  но  поэт  удивил  неожиданной  силой:
Страх  и  метанья  свои  в  строки  умел  обратить.

Он,  сокрушенный,  судьбы  превращение  переживает:
Берег  счастливый  -  вдали,  берег  неясный  -  вдали.

И,  хоть  уверен  уже,  что  слова  его  жить  будут  долго,
Он  бы  не  мог  утверждать,  что  в  безопасности  сам.

Что  приключится  с  ним  дальше,  не  знает  -  но  мы  это  знаем.
Час  его  бури  морской  уж  завершился  для  нас.

Крикнуть  ему  я  хочу:  потерпи!  Натешится  море!
Будет  спокойней  нести  к  цели  известной  тебя,

И,  хоть  тебе  немила,  цель  стихам  твоим  новым  послужит:
Новые  темы  найдешь;  обогатишься,  теряв.

Ты  о  любви,  как  о  чувстве,  разлукой  проверенном,  скажешь
И,  благодарный,  не  раз  в  горе  ободришь  жену.

Много  друзей  привлечешь  и  получишь  в  беде  состраданье,
Чтобы  привет  тебе  слать,  столько  протянется  рук!

Крикнуть  бы  так  -  только  он  не  услышит.  Играет  с  ним  море!
Вечность  еще  в  стороне,  горестный  тянется  миг.

Если  бы  он  услыхал,  утешения  мог  бы  отвергнуть.
Переживает,  что  есть;  в  будущем  -  слышим  его.

                               13.  03,  28.05.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=974329
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 19.02.2023


Ricchi e Poveri. Venezia. Перевод песни

Оригинал  текста  песни:

Ricchi  e  Poveri.

Venezia


Venezia  con  la  faccia  imbronciata
Col  trucco  agli  occhi  fatto  a  matita
Con  l’aria  trasparente  e  pulita
Somiglia  a  te

Venezia,  solitaria  d’inverno
Ma  triste  solamente  all’esterno
Segnata  come  un  vecchio  quaderno
Somiglia  a  te

Con  lei  ci  si  nasce  e  si  muore
Ma  il  tempo  di  annoiarsi  non  c’;
Venezia  che  sa  fare  l’amore  come  te

Venezia  con  la  luna  nel  mare
E  i  prati  colorati  di  blu
Venezia,  come  me  la  puoi  amare
Un  po’  di  pi;

Venezia  vestita  da  sera
Con  una  collana  di  stelle  accese
Sembra  che  abbia  premura
E  in  una  notte  ci  vivi  un  mese

;  dedicata  a  Venezia
Questa  canzone  com’;
Ma  non  solo  a  lei
Un  po’  ;  dedicata  anche  a  te

Venezia  col  cappotto  di  lana
Con  gli  occhi  di  un  azzurro  laguna
E  un  fiore  come  portafortuna
Somiglia  a  te

Venezia  con  le  labbra  salate
Che  posa  per  la  fotografia
Venezia  con  le  ciglia  bagnate
Che  va  via

Venezia  vestita  da  sera
Con  una  collana  di  stelle  accese
Sembra  che  abbia  premura
E  in  una  notte  ci  vivi  un  mese

;  dedicata  a  Venezia
Questa  canzone  com’;
Ma  non  solo  a  lei
Un  po’  ;  dedicata  anche  a  te


Мой  перевод:

Ricchi  e  Poveri.

Венеция

Венеция  вокруг  смотрит  хмуро,
Подкрасила  глаза  деловито;
Она,  где  так  хорош  воздух  чистый  –
Под  стать  тебе.

Зимой  она  гостей  не  прельщает,
Но  грусть,  как  маску  лишь,  надевает;
Она  –  тетрадь,  где  много  писали,
Под  стать  тебе.

Рожденье  –  с  ней  и  умиранье,
Но  совсем  чужда  ей  скуки  пора.
Она  страстна,  ласкает  умело,  как  ты  –  она…
Здесь  для  луны  как  зеркало  –  море,
И  голубых  лугов  не  забыть...
Как  я,  могла  бы  сильнее  ее  ты  любить.

На  вечер  ее  украшенье  –
Ее  ожерелье,  в  нем  –  звезды  светят.
Покоя  как  будто  не  знает:
За  ночь  одну  проживаем  здесь  месяц.
Сложил  о  Венеции  песню  –
Прислушайся  к  песне  моей,
Не  только  о  ней:
Песня  сложена  и  о  тебе.

Венеции  пальто  шерстяное;
В  глазах  –  лазурь  лагуны  прекрасна;
Она  –  с  цветком,  что  носит  на  счастье…
Под  стать  тебе.

Венеции  соленые  губы;
На  фото  быть  эффектной  так  хочет;
Венеция  с  ресницами  влажными  прочь  уходит.

На  вечер  ее  украшенье  –
Ее  ожерелье,  в  нем  –  звезды  светят.
Покоя  как  будто  не  знает:
За  ночь  одну  проживаем  здесь  месяц.
Сложил  о  Венеции  песню  –
Прислушайся  к  песне  моей,
Не  только  о  ней:
Песня  сложена  и  о  тебе.


Перевод  01.02.  2023

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=973021
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.02.2023


Pupo. Firenze S. Maria Novella. Перевод песни

Pupo

Firenze  S.  Maria  Novella

Оригинал  текста  песни:

Le  luci  spente  delle  due  di  notte
Passa  un  barbone  con  le  scarpe  rotte
La  notte  qui  non  è  come  a  Milano
O  a  Roma,  sempre  pieno  di  casino
Fra  quasi  un'ora  arriva  La  Nazione
Un  ferroviere  fischia  una  canzone
Una  signora  senza  suo  marito
La  guardo  bene,  è  solo  un  travestito

Firenze  S.  Maria  Novella  sogna
Povera  ancora  di  vergogna
Sembra  lo  specchio  della  sua  città
Firenze  S.  Maria  Novella  almeno
Mi  fa  sentire  un  po'  sereno
E  il  portafoglio  non  mi  ruberà

I  primi  pendolari  la  mattina
Quest'anno  è  forte  la  tua  Fiorentina
La  colazione  con  i  bomboloni
E  guai  a  chi  parla  male  di  Antognoni
Raggio  di  sole  arriva  il  nuovo  giorno
Gente  che  va  giurando  un  ritorno
Perché  a  Firenze  sulla  mia  parola
Non  vedi  niente  in  una  volta  sola

Firenze  S.  Maria  Novella  è  festa
Per  lui  che  va  per  lei  che  resta
Per  un  amore  che  ritornerà
Firenze  S.  Maria  Novella  scusa
Spero  di  farti  una  sorpresa
Quando  la  mia  canzone  sentirai



Мой  перевод:

Два  ночи.  Тихо  и  темно,  как  надо;
вон  в  рваных  башмаках  идет  бродяга;
ночь  не  такая,  как  в  Милане  модном
и  в  Риме,  казино  и  баров  полном.
Приедет  вскоре  «La  Nazione»  выпуск;
вокзальный  служащий  свистит  мотивчик;
синьора  одинокая  стоит  –
а,  обознался,  это  –  трансвестит.  :-)

Фиренце,  Санта  Мария  Новелла,  дремлешь;
ты  пока  стыдиться  не  умеешь  –
совсем  такая,  как  и  город  твой;
Фиренце,  Санта  Мария  Новелла,  все  же
ты  меня  даже  растрогать  можешь,
и  я  спокоен  за  бумажник  свой.

Вот  первый  пригородный  прибывает,
на  завтрак  пончики  в  нем  доедают.
Для  «Фьорентины»  этот  год  отборный,
и  Антоньони  –  наш  герой  бесспорный.
Восходит  солнце,  новый  день  начнется;
кто  уезжает,  тот  сюда  вернется:
ведь  в  нашем  городе,  поверьте  слову,
чудес  так  много,  что  приедешь  снова.

Фиренце,  Санта  Мария  Новелла  –  радость:
вернется  он,  раз  она  осталась,
и  встречу  вновь  отпразднуют,  любя;
Фиренце,  как  ты  живешь,  чем  теперь  ты  дышишь?
Скоро  ты  песню  мою  услышишь    –
пусть  мне  удастся  удивить  тебя.

Перевод  8.  –  9.12.2013.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=972973
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.02.2023


Давид Самойлов. З циклу "Беатріче". Три українські переклади.




 18.

Оригинал:

Действительно  ли  счастье  -  краткий  миг
И  суть  его  -  несовершенство,  
И  правы  ль  мы,  когда  лобзаем  лик
Минутного  блаженства?

И  где  оно,  мерило  наших  прав?..  
О,  жалкое  мгновенье,  
Когда  пчела  взлетает  с  вольных  трав
И  падает  в  варенье!

Нам  суждено  копить  тяжелый  мед,  
И  воск  лепить,  и  строить  соты.  
Пусть  счастья  нет.  Есть  долгие  заботы.  
И  в  этой  жизни  милый  гнет.


Мій  український  переклад:

Чи  справді  щастя  –  то  коротка  мить
І  суть  його  –  недосконалість,  
Чи  правильно  –  немов  святе,  любить
Таку  дрібну  тривалість?

І  як  нам  виміряти  обсяг  прав?..  
Нікчемна  хвилька  втрати,  
Коли  бджола  злітає  з  вільних  трав,  
Щоб  до  варення  впасти!

Ось  доля  наша:  мед  важкий  робить,  
Ліпити  віск  і  будувати  щільник.  
Нехай  не  щастя  –  клопіт  це  невпинний.  
І  в  цім  житті  люб’язний  гніт.

Переклад  20.01.2023


25.

Оригинал:

В  меня  ты  бросишь  грешные  слова.  
От  них  ты  отречешься  вскоре.  
Но  слово  -  нет!  -  не  сорная  трава,  
Не  палый  лист  на  косогоре.  
   
Как  жалко  мне  тебя  в  минуты  отреченья,  
Когда  любое  слово  -  не  твое.  
И  побеждает  ум,  а  увлеченье  
Отжато,  как  белье.  
   
Прости  меня  за  то,  что  я  суров,  
Что  повторяюсь  и  бегу  по  кругу,  
За  справедливость  всех  несправедливых            слов,  
Кидаемых  друг  другу.



Мій  український  переклад:


У  мене  грішні  ти  слова  метнеш.  
Ти  хутко  їх  зректися  побажаєш,  
Та  слово  -  не  бур’ян,  так  не  зірвеш,  
Не  листя  пале,  що  на  схилі  бачиш.

Як  жаль  мені  тебе  у  зречення  хвилини,  
Коли  слова  всі  –  не  твої  навмисно.  
І  розум  переміг,  а  те,  що  захопило,  
Віджате,  мов  білизна.

Пробач,  що  я  суворим  бути  зміг,  
Пробач  повтори  –  їх  не  уникаю  –
Та  справедливість  всіх  несправедливих  слів,  
Що  одне  в  одного  метаєм.

Переклад  20.01.2023



30.

Оригинал:

Жалость  нежная  пронзительней  любви.  
Состраданье  в  ней  преобладает.  
В  лад  другой  душе  душа  страдает.  
Себялюбье  сходит  с  колеи.    
Страсти,  что  недавно  бушевали  
И  стремились  все  снести  вокруг,  
Утихают,  
             возвышаясь  вдруг  
До  самоотверженной  печали.  

20  мая  1986.


Мій  український  переклад:

Жалість  ніжна  проникливіша,  ніж  кохання.  
Головне  у  ній  –  страждання  спільне.  
Це  душі  з  душею  мука  рівна.  
Себелюбства  повне  скасування.

Пристрасті,  що  щойно  вирували,  
Прагнули  все  знищити  довкола,  
Стихнуть  в  ній:  
             піднесення  раптове
Їх  –  у  самовідданій  печалі.

Переклад  20.01.2023

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=971566
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 21.01.2023


Сонет о Виттории и Микеланджело

Сонет  о  Виттории  и  Микеланджело

(по  мотивам  написанного  ими  друг  другу)

«Дражайший  друг!  «Распятье»  в  дар  от  Вас
Все,  виденные  прежде  мной,  распяло.
При  свете,  с  лупой,  с  зеркалом  я,  право,
В  нем  вижу  совершенство  каждый  раз.

Все,  что  творите,  восхищает  нас.
С  ним  доброты  в  прекрасном  больше  стало.
Вам  помощи  Господней  ожидала,
И  Вы  надежды  превзошли  сейчас!»

«Могу  изобразить  и  нас  я  вместе.
Пусть  видят  будущие  поколенья:
Прекрасная  и  рядом,  жалкий,  он…»
Живут  они,  и  на  почетном  месте.
Мир  помнит  их  –  не  за  одни  творенья,
Но  также  верной  дружбой  привлечен.

15,  18.01.  2023.

«Распятье»,  «Христос  на  кресте»  -  один  из  рисунков,  сделанных  Микеланджело  Буонарроти  для  Виттории  Колонна.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=971374
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 19.01.2023


Caminamos pa Belen. Старинная испанская рождественская песня. Перевод



Оригинал:

Caminamos  pa  Belen
y  el  camino  no  sabemos,
nos  va  guiando  una  estrella
que  resplandece  en  los  cielos.
Y  San  Jos;  va  con  ella
que  le  sirve  de  consuelo
llegan  a  pedir  posada
a  casa  de  un  mesonero.
—  Denos  posada,  senor,
para  la  Reina  del  Cielo.
—  Para  tan  alta  senora
no  hay  en  mi  casa  aposento
no  siendo  en  los  portalinos,
donde  entra  el  aire  y  el  hielo.
Ah;  se  fueron  a  abrigar
por  no  hallar  otro  remedio.
Al  cantar  el  gallo  blanco
al  cantar  el  gallo  negro
al  cantar  el  gallo  blanco
ha  nacido  el  Rey  del  Cielo.
No  naci;  en  cama  de  flores
ni  tampoco  de  romero
que  ha  nacido  en  un  portal
entre  la  paja  y  el  heno.


Мой  перевод:

Нам  дорога  —  в  Вифлеем,
Хоть  дороги  мы  не  знаем.
Но  вожатый  наш  —  звезда,
Cредь  небес  она  сияет.

Со  звездой  святой  Иосиф
Путь  сверяет,  глаз  не  сводит.
На  дворе,  на  постоялом
Он,  прибыв,  ночлега  просит.

—  Приютишь  ли,  господин,
Здесь  Небесную  Царицу?
—  Нет,  для  госпожи  столь  знатной
Не  найдется  в  доме  места.

Разве  что  пойдете  в  хлев  —
Но  терпеть  придется  холод…
И  в  хлеву  остановились:
В  дом  другой  путь  был  бы  долог.

Прокричал  петух  тут  белый,
Прокричал  петух  тут  черный,
Прокричал  петух  тут  белый,  —
И  родился  Царь  Небесный.

Не  цветы  ему  стелили
И  в  гостинице  он  не  был.
Но  родился  он  в  хлеву,
Среди  сена  и  соломы.

Перевод  13.04.2020

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=969167
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 24.12.2022


Morenica, dame un beso. Перевод песни

Попробовала  перевести  еще  одну  старинную  испанскую  песню  о  смуглой  красавице.  Поклонник  тщетно  добивается  поцелуя.
Перевод  не  очень  точный.  Песня  со  сложной  мелодией.


Оригинал:

Morenica,  dame  un  beso

Morenica,  dame  un  beso.
—;Como  es  esso?
Aquesto  que  has  oydo
—Oxe,  ;afuera!
No  se;is  tan  atrevido,
mirad  que  no  soy  quien  quiera.

-Dame  lo  que  te  demando,
no  seas  desagradecida,
mira  que  tienes  mi  vida,
continuamente  penando,
y  pues  t;  me  tienes  preso.
Dame  un  beso,
que  de  merced  te  lo  pido.

Мой  перевод:

-  Ну,  смугляночка,  поцелуй  же...
-  Но  почему  же?
-  Тебя  всей  душой  прошу  я.
-  И  напрасно!
Лучше  бросьте  прыть  такую...
Я  сразу  льстецу  не  сдамся!

-  Все  ж  мою  исполни  просьбу.
Не  будь  со  мной  неблагодарна:
Жизнь  моя  тебе  подвластна,
Так  долго  я  мучим  тобою,
Но  люблю,  хоть  мне  все  хуже  ...
Так  поцелуй  же
И  в  милости  будь  прекрасна!

Перевод  27-28.08.  2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=968478
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 16.12.2022


Yo me soy la morenica. Перевод песни

Попробовала  перевести  еще  песню  из  репертуара    the  Baltimore  Consort’a.  (альбом:  Adio  Espana  —  Romances,  Villancicos,  and  Improvisations  from  Spain,  circa  1550).
Текст  оригинала  опубликован  в  сборнике,  известном  как  'Cancionero  de  Uppsala',  изданном  в  Венеции  в  1556  г.  и  найденном  в  библиотеке  Уппсалы  в  начале  XX  века.
Героиня  песни  настаивает,  что  в  ее  случае  темный  цвет  никак  не  означает  темной  силы.  Цитирует  "Песнь  песней".  При  этом  героиня  явно  столь  же  привлекательна,  сколь  добродетельна.
Источник  оригинала:  https://es.wikisource.org/wiki/Yo_me_soy_la_morenica
(есть  еще  много  где)

Оригинал:

Yo  me  soy  la  morenica,
Yo  me  soy  la  morena.

Lo  moreno  bien  mirado
Fue  la  culpa  del  pecado,
Que  en  mi  nunca  fue  hallado,
Ni  jamas  se  hallara.

Soy  la  sin  espina  rosa,
Que  Salomon  canta  y  glosa,
Nigra  sum  sed  formosa,
Y  por  mi  se  cantara.

Yo  soy  la  mata  inflamada
Ardiendo  sin  ser  quemada,
Ni  de  aquel  fuego  tocada
Que  a  los  otros  tocara.


Мой  перевод:

Это  я,  и  я  -  смуглянка,
Я  пригожа  и  смугла.

Смугл  красивый  был  мужчина  -
Тот,  что  стал  греха  причиной.
Я  в  паденье  неповинна,
И  минует  зло  меня.

Роза  без  шипов  опасных;
Соломон  сказал  так  ясно,
Что  черна  я,  но  прекрасна.
Эта  песня  -  для  меня.

Куст  горящий  я,  пылаю.
Хоть  горю,  но  не  сгораю.
Пламя,  что  других  терзает,
Не  касается  меня.

Перевод  22.08.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=968428
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 15.12.2022


Morena me llaman. Перевод песни

Очень  популярная  старинная  песня,  на  Ютубе  есть  видеозаписи  многих  исполнений.  Я  ее  слышала  в  исполнении  the  Baltimore  Consort'a.  (альбом:  Adio  Espana  --  Romances,  Villancicos,  and  Improvisations  from  Spain,  circa  1550).  Мне  она  тоже  понравилась,  и  поэтому  я  ее  попробовала  перевести.
Но  для  перевода,  к  сожалению,  пришлось  сличать  испанский  оригинал  и  английский  перевод,  так  как  в  оригинале  не  все  слова  испанские.  Строфы  с  этими  словами  в  переводе  взяла  в  квадратные  скобки.
Цель  перевода  была:  сделать  так,  чтобы  текст  ложился  на  мелодию.

Источник  оригинала  и  английского  текста,  с  которым  он  сверялся:
Оригинал:

Morena  me  llaman,
yo  blanca  naci,
de  pasear,  galana,
mi  color  perdi.

D'aquellas  ventanicas,
m'arronjan  flechas.
Si  son  de  amores,
Vengan  derechas.

Vestido  de  verde
y  de  alteli.
Qu'ansi  dize  la  novia
con  el  chelibi.

Escalerica  le  hizo
de  oro  y  de  marfil.
Para  que  suba  el  novio
a  dar  qiddushim.

Dizime  galana
si  queres  venir?
Los  velos  tengo  fuetres,
non  puedo  yo  venir.

Morena  me  llama,
El  hijo  del  rey.
Si  otra  vez  me  llama
Yo  me  voy  con  el.

Morena  me  llaman
los  marineros.
Si  otra  vez  me  llaman
yo  me  voy  con  ellos.

Morena  me  llaman,
yo  blanca  nazi.
El  sol  del  enverano
a  mi  me  hizo  ansi.


Мой  перевод:


Смуглянка

(песня  сефардов)

Смуглянкой  зовусь  я,
Светлой  родилась.
А  смугла  от  солнца,
Погуляв  не  раз.

Вижу:  мне  из  окон
Угрожают  стрелы.
Коль  из  глаз  влюбленных,
Цель  избрали  верно.

[Вот  наряд  из  тканей
Красных  и  зеленых.
Говорит  невеста
С  женихом  влюбленным.

Лестница  из  злата
И  слоновой  кости,
Чтоб  взойти  в  день  свадьбы
Милому  к  ней  гостю.]

-  Скажи  мне,  красотка,
Ты  пойдешь  со  мной?
-  Скромность  соблюдаю,
Не  пойду  с  тобой.

Смуглянку  окликнул
Королевский  сын...
Позовет  еще  раз  -
Так  пойду  я  с  ним.

Крикнули  "Смуглянка!"
Путники  морские.
Позовут  еще  раз  -
Так  пойду  я  с  ними.

Смуглянкой  зовусь  я,
Светлой  родилась.
А  смугла  я,  летом
Погуляв  не  раз.

Перевод  19.08.  2021

Примечание:  строку  Los  velos  tengo  fuetres  (буквально  "У  меня  густые  покрывала")  решила  передать  иносказательно.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=968426
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 15.12.2022


Riu, riu, chiu Перевод

Наверное,  самая  популярная  испанская  рождественская  песня.  Приписывается  Матео  Флеча  Старому  (Mateo  Flecha  el  Viejo).  Мелодия  у  нее  плясовая.

Оригинал:

Riu,  riu,  chiu

de  Anonimo

Atribuido  a  Mateo  Flecha  el  viejo

Riu,  riu,  chiu,  la  guarda  ribera,
Dios  guard;  el  lobo  de  nuestra  cordera.

El  lobo  rabioso  la  quiso  morder,
Mas  Dios  poderoso  la  supo  defender,
Qu;zole  hazer  que  no  pudiesse  pecar,
Ni  a;n  original  esta  virgen  no  tuviera.

Riu,  riu,  chiu,  la  guarda  ribera,
Dios  guard;  el  lobo  de  nuestra  cordera.

Este  qu’es  nas;ido  es  el  gran  monarcha,
Christo  patriarcha  de  carne  vestido.
Anos  [Ha  nos]  redimido  con  se  hazer  chiquito,
Aunque  era  infinito,  finito  se  hiziera.

Riu,  riu,  chiu,  la  guarda  ribera,
Dios  guard;  el  lobo  de  nuestra  cordera.

;ste  viene  a  dar  a  los  muertos  vida,
Y  viene  a  reparar  de  todos  la  cayda;
Es  la  luz  del  dia  aqueste  mo;uelo,
Este  es  el  cordero  que  San  Juan  dixera.

Riu,  riu,  chiu,  la  guarda  ribera,
Dios  guard;  el  lobo  de  nuestra  cordera.

Muchas  profec;as  lo  an  profetizado,
Y  a;n  en  nuestros  d;as,  lo  hemos  alcan;ado,
A  Dios  humanado  vemos  en  el  suelo,
Y  al  hombre  en  el  cielo  porque’l  lo  quisiera.

Riu,  riu,  chiu,  la  guarda  ribera,
Dios  guard;  el  lobo  de  nuestra  cordera.

Mira  bien  que  os  cuadre  que  ansina  lo  oyera,
Que  Dios  no  pudiera  hazerla  m;s  que  madre;
El  qu’era  su  Padre,  oy  d’ella  nas;i;,
Y  el  que  la  cri;,  su  Hijo  se  dixera.

Riu,  riu,  chiu,  la  guarda  ribera,
Dios  guard;  el  lobo  de  nuestra  cordera.

Yo  vi  mil  gar;ones  que  andavan  cantando.
Por  aqu;  volando  haziendo  mil  sones,
Diziendo  a  gascones,  Gloria  sea  en  el  cielo,
Y  paz  en  el  suelo  pues  Jes;s  nas;iera.

Riu,  riu,  chiu,  la  guarda  ribera,
Dios  guard;  el  lobo  de  nuestra  cordera.

Pues  que  ya  tenemos  lo  que  desseamos,
Todos  juntos  vamos  presentes  llevemos;
Todos  le  daremos  nuestra  voluntad,
Pues  a  se  igualar  con  nosotros  viniera

Riu,  riu,  chiu,  la  guarda  ribera,
Dios  guard;  el  lobo  de  nuestra  cordera.



Мой  перевод:

Риу-риу-чи-у

Риу-риу-чи-у,  распевайте  громко,
Радуйтесь:  Господь  овечку  спас  от  волка.

Враг  ее,  прожора,  думал  погубить,
Но  сумел  Господь  овечку  защитить.
Захотел  ее  столь  чистой  сотворить,
Чтобы  первородного  греха  не  знала.

Припев:

Риу-риу-чи-у,  распевайте  громко,
Радуйтесь:  Господь  овечку  спас  от  волка.

Нынче  царь  родился  истинно  великий,
Плотью  облеченный  сам  Христос  —  владыка.
Бесконечный  спас  нас,  сделавшись  конечным,
Ныне  величайший  нам  явился  в  малом.

Припев

Он  дарует  мертвым  новое  рожденье,
Поднимает  тех,  чей  жребий  был  —  паденье.
Тот  младенец  —  свет,  что  людям  светит  ясно,
Так  сбылись  слова  Святого  Иоанна.

Многие  пророки  это  предвещали,
Мы  же  в  наши  дни  то  чудо  увидали,  —
Богочеловека  по  земле  ходящим  –
Он  велел:  и  небо  нам  открыто  стало.

Припев

В  правду  этих  слов  поверьте  сердцем  все  вы:
Более,  чем  мать,  —  Она,  Святая  Дева:
ведь  Ее  отец  рожден  был  от  Нее,
Господа  вскормила,  сыном  называла.

Припев

Тысячами  Божьи  ангелы  слетались,
Ангельские  песни  в  небе  раздавались,
Пастухам  они  явили  радость  свыше  –
Ту  благую  весть,  что  для  земли  настала.

Припев

Главное  для  нас  исполнено  желанье  —
Так  почтим  Младенца  щедрыми  дарами.
Сердцем  и  душой  поклонимся  ему  –
Бога  с  человеком  милость  уровняла.

Перевод  26.05.  2015

Буквальный  перевод  двух  последних  строк  пятой  строфы:  «Тот,  кто  был  Ее  отцом,  сейчас  родился  от  Нее,  и  тот,  кто  Ее  создал,  зовет  себя  Ее  сыном».

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=967524
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.12.2022


Я разговариваю с Кола Брюньоном



Пусть  не  спит  очаг  зимой,
Поболтай,  Кола,  со  мной!

Поделись,  как  выживать,
В  горе  —  сердце  сохранять,

Боль  терпеть,  но  жизнь  —  любить,
Очерственьем  ей  не  мстить.

Опыт  твой  —  наука  нам…
—  Не  тебе,  боюсь,  мадам!

Хоть  на  голос  мой  придешь,
Но,  послушав,  спор  начнешь.

Я  в  рассказах  —  по  душе,
В  рассужденьях  —  чужд  уже.

День  погожий.  Пару  строк
Протопчи:  вот  лист-снежок.

А  гуляя,  не  скучай,
Любо  что  —  так  примечай

И  любуйся…  Будешь  знать
Способ  мой  весну  призвать.

30.01.2018

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=967326
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 03.12.2022


Сложно, но красиво (на мотив английской сказки "Владыка из владык")

Сложно,  но  красиво

(на  мотив  английской  сказки  "Владыка  из  владык")

(Это  рассказывает  служанка,  которой  хозяина  жалко).

Поступала  я  на  службу.
Начал  барин  объяснять,
Как  в  его  хозяйстве  нужно
Все,  что  есть,  мне  называть.

-  Как  ко  мне  ты  обратишься?
-  Вы  хозяин  для  меня.
-  Обращайся  так,  малышка:
Главный  После  Короля.

Этот  важный  зверь  пушистый,
Что  на  ложе  прикорнул,
Назван  мною  не  без  смысла
Знатной  дамою  Мур-Мур.

Ну,  а  кто  всегда  с  ним  в  ссоре?
-  Пес,  что  охраняет  дом...
-  Он  умеет  и  другое:
Здесь  -  Податель  Трости  он.

А  в  камине  что  сверкает?
Для  чего  -  поленья  дров?
-  Там  огонь,  я  полагаю...
-  Стая  Красных  Голубков.

В  этой  чашке  что  ты  видишь?
-  Только  воду  вижу  здесь.
-  Имя  новое  услышишь:
Жизнь  Лазурная,  заметь!

Учит  барин,  не  смеется...
Я  узнала  наконец,
Что  хозяйский  дом  зовется
Без  Пяти  Минут  Дворец.

Барин  понял,  что  смущаюсь.
-  Не  робей  -  прими,  дитя:
Я  украсить  мир  пытаюсь,
Путь  к  тому  в  словах  найдя.

Мир  как  есть  бывает  скучен
И  порой  несправедлив...
Удивим  его,  улучшим,
В  нем  названия  сменив.

Знаешь,  что  играть  словами
Люди  могут  и  для  зла...
Имена  изобретаю,
Чтоб  причудливей  была

Жизнь  и  ярче...  Не  обмана
Я  ищу,  а  красоты.
Пусть  меня  сочла  ты  странным,
Видишь:  помыслы  чисты.

Мне  сначала  трудно  было
Так  судить,  как  господин...
Я  уже  почти  привыкла  -
Случай  помешал  один.

На  беду  Податель  Трости
Раз  за  дамою  Мур-Мур
Гнался,  да  и  свечи  сбросил...
Как  огонь  тут  полыхнул!

Ах,  неправильно  сказала!
Стая  Красных  Голубков
Тут  взлетела...  Страшно  стало;
Спал...  в  челне  прекрасных  снов

Был  тогда,  совсем  спокоен,
Главный  После  Короля.
Что  стряслось,  не  сразу  понял,
Хоть  ему  кричала  я,

Что  должны  мы  поскорее
Жизнь  Лазурную  носить:
Голубки,  на  воле  рея,
Могут  полностью  спалить,

Уничтожить  беспощадно
Без  Пяти  Минут  Дворец.
Поторапливаться  надо:
Угрожает  нам  конец...

Дом  спасли  мы.  Но  уныло,
Барин  мой  теперь  глядит...
Как  же  все  звалось  красиво!
Красота  в  словах  -  вредит?

28-29.07.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=967138
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.12.2022


Ложная отрава (на сюжет японских сказки и фарса)

Ложная  отрава

(на  сюжет  японских  сказки  и  фарса)

Пускай  умерит  хвастовство  ловкач!
Хитрец  считает:  всех  я  проведу,
Но  все-таки  найдется,  кто  хитрее.

В  своем  именье  жил  один  хозяин.
Свет  обойдешь  -  другого  не  найдешь
Такого  скряги.  Он  слугу  держал
И  жаловал  его  ничтожно  мало,
Изобретая  разные  предлоги.
Ну,  а  слуга  в  отместку  плутовал:
Не  раз  он  тайно  забирался  в  погреб
И  лакомился  тем,  что  там  хранилось.

Вот  как-то  уезжал  хозяин  в  город.
Зовет  слугу:  "Мошенник!  Вот  горшок.
В  нем  страшный  яд.  Когда  хоть  ветерком
Повеет  от  него  -  тебе  конец!
Его  оставлю  я.  Будь  осторожен!"

Слуга  задумался:  "Ведь  дорожит
Хозяин  мной:  предупредил  о  яде.
Однако,  что  за  яд  и  для  чего?
Неужто  мой  хозяин  отравить
Кого-то  хочет?  Это  дело  злое!
А  может  ли  настолько  сильной  быть
Отрава,  чтобы  даже  ветерок
Опасным  был,  коль  дует  от  нее?
Уж  не  был  ли  обманут  мой  хозяин?"

Велик  сперва  был  страх,  но  любопытство
Все  ж  оказалось  посильней.  Колеблясь,
Слуга  горшок  открыл  -  остался  жив.
На  яд  он  поглядел  -  и  ничего.
Подумал:  "Да,  хозяин  обманулся,
А  у  отравы  -  аппетитный  вид,
Так  всю  и  съел  бы!"  Он  еще  боролся,
Потом  решил:  видать,  моя  судьба
Отведать  этого  -  не  буду  спорить.
Решив,  попробовал  -  совсем  немного...
Что  ж:  вместо  яда  оказался  мед!
Его  хозяин  думал  уберечь,
Отвадить  любопытного  слугу,
Затем  и  скрыл  он  мед  под  видом  яда.

Съев  весь  горшок,  слуга  придумал  способ
Хозяину  проступок  объяснить
Так,  чтобы  наказания  избегнуть.

Вернувшись,  застает  его  хозяин
Лежащим  на  полу  и  как  от  боли
Стенающим.  "Кончаюсь,  господин!
Любимую  я  вашу  статуэтку
Разбил  нечаянно!  Себя  казню:
Отраву  съел,  оставленную  вами.
Мой  грех,  и  я  избрал  себе  возмездье!
Пускай  пока  мой  не  спешит  конец,
Но,  верно,  приближается.  Прощайте!"

Хозяин  понял,  что  слуга  хитрит,
Рассвирепев,  хотел  пороть  его,
Но  думает:  "Вот  жизнь!  Хотел  сберечь
Я  мед  -  и  статуэтку  с  ним  утратил.
Предосторожность  навредила  мне  же.
Но  учат  нас,  что  мир  -  всего  лишь  сон,
Мой  сон  о  бережливости  прошел.
Так  будем  же  в  невзгодах  улыбаться!"

Решил  хозяин  -  и  простил  слугу,
На  все  имение  он  задал  пир
И  с  той  поры  уж  был  куда  щедрее.

04-05.09.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=967137
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.12.2022


Un uomo in una donna, anzi uno dio. Переклад

Вірш  Мікеланджело  Буонарроті  для  Вітторії  Колонна  -  видатної  італійської  поетки,  його  близького  друга.

Оригінал:

Un  uomo  in  una  donna,  anzi  uno  dio
per  la  sua  bocca  parla,
ond'io  per  ascoltarla
son  fatto  tal,  che  ma'  pi;  sar;  mio.
       I'  credo  ben,  po'  ch'io
a  me  da  lei  fu'  tolto,
fuor  di  me  stesso  aver  di  me  pietate;
s;  sopra  'l  van  desio
mi  sprona  il  suo  bel  volto,
ch'i'  veggio  morte  in  ogni  altra  beltate.
       O  donna  che  passate
per  acqua  e  foco  l'alme  a'  lieti  giorni,
deh,  fate  c'a  me  stesso  pi;  non  torni.


Мій  переклад:


В  особі  жінки  мовить  чоловік
Чи  навіть  Бог,  і  диво  учинила:
Така  її  чудова  мови  сила,
Що  сам  я  з-під  своєї  ж  влади  втік.
Та  переміну  цю  хвалити  звик:
Той  вільний  «я»  став  ліпший,  став  мудріший,
Мене  колишнього  тепер  жаліє.
І  вид  прекрасний  до  душі  проник,
Та  потяг  цей  від  пристрасті  чистіший:
Що  врода  інших?  –  cмерть  її  розвіє.
О,  пані,  що  так  змінювать  уміє,
В  огні  і  водах  душі  Ви  спасайте,
Але  мене  мені  не  повертайте!

Переклад  03.-04.  03.  2015

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966934"]Мій  російський  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966935
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 29.11.2022


Un uomo in una donna, anzi uno dio. Перевод

Стихи  Микеланджело  Буонарроти  для  Виттории  Колонна  -  выдающейся  итальянской  поэтессы,  его  близкого  друга.

Оригинал:

Un  uomo  in  una  donna,  anzi  uno  dio
per  la  sua  bocca  parla,
ond'io  per  ascoltarla
son  fatto  tal,  che  ma'  pi;  sar;  mio.
       I'  credo  ben,  po'  ch'io
a  me  da  lei  fu'  tolto,
fuor  di  me  stesso  aver  di  me  pietate;
s;  sopra  'l  van  desio
mi  sprona  il  suo  bel  volto,
ch'i'  veggio  morte  in  ogni  altra  beltate.
       O  donna  che  passate
per  acqua  e  foco  l'alme  a'  lieti  giorni,
deh,  fate  c'a  me  stesso  pi;  non  torni.


Мой  перевод:

Она  –  жена,  но  муж  в  ней  говорит,
И  даже  божество;  и  так  случилось:
Cо  мной,  внимавшим,  чудное  свершилось,
Кто  мною  был  –  мне  не  принадлежит.
Я,  право,  рад,  и  чудо  не  страшит:
Тот  бывший  «я»,  вознесшись,  стал  мудрее,
Он  с  жалостью  вниз  смотрит  на  меня.
И  так  влечет  ее  прекрасный  вид,
Что  мыслить  суетно  уже  не  смею:
В  красе  других  лишь  смертность  вижу  я.
Спасительница  дивная  моя,
В  огне  и  водах  к  счастью  Вы  ведете,
Пусть  мне  меня  назад  Вы  не  вернете!

Перевод  03.-04.  03.  2015

Перевод  опубликован  на  бумаге  в  сборнике:  И  музы,  и  творцы.  Несколько  поэтесс  эпохи  европейского  Возрождения  /  сост.  и  пер.  Валентины  Ржевской.  2-е  изд.,  доп.  –  Одесса  :  «Фенікс»,  2021.  –  С.10  (внутри  биографической  справки  о  Виттории  Колонна).

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966935"]Мій  український  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966934
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 29.11.2022


Календарное вдохновение

Снег  первый  звонких  строф  внушает  много,
И  первые  цветы  не  меньше  хвалят.
«Не  стало  скучно  подпевать  вам  году?»
Порой  услышишь,  но  не  возглас  «Хватит!»

Не  подпевать…  Скорее  —  отзываться.
Не  в  датах  дело  и  не  в  перемене,
А  в  признаках  желанных:  улыбаться
В  них  людям  хочет  нужное  свершенье.

Слагатель  строф  в  себе  порой  замкнется,
Но  с  обновленьем  мира  вспоминает:
Он  —  мира  часть.  Благодарить  возьмется,
Цветок  и  снег  как  добрый  зов  читает.

22,  25.  11.  2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966587
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 25.11.2022


Очередной первый снегопад

Вот  он  танцует,  году  -  на  прощанье;
Хоть  долго  ждали,  все-таки  -  внезапный;
Цвет  белый  хочет  с  пестротой  обняться;
И  не  зовут  смотреть,  но  взгляд  чаруют.

Вот  он  устал,  но  танец  продолжает;
Сейчас  -  движенье  словно  поневоле:
Окончим  мы,  еще  добросив  точек
Причудливых  -  и  старое  отпустим.

Вот  он  утих.  И  тянутся  деревья,
Белея,  к  небу,  словно  за  обновку
Благодарят.  А  паузе  уж  скоро
Пройти,  и  начинаться  новым  танцам.

19.11.  2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966131
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 20.11.2022


Upon a Quiet Conscience. Переклад

Вірш,  приписуваний  англійському  і  шотландському  королю  Карлу  I.

Оригінал:

Upon  a  Quiet  Conscience

Close  thine  eyes  and  sleep  secure,
Thy  soul  is  safe,  thy  body  sure;
He  that  guards  thee,  he  that  keeps,
Never  slumbers,  never  sleeps.
A  quiet  conscience,  in  a  quiet  breast,
Has  only  peace,  has  only  rest:
The  music  and  the  mirth  of  kings
Are  out  of  tune,  unless  she  sings.
Then  close  thine  eyes  in  peace,  and  rest  secure,
No  sleep  so  sweet  as  thine,  no  rest  so  sure.

Рядок  4  нагадує  фрагмент  одного  з  псалмів:

«3.  Він  не  дасть  захитатись  нозі  твоїй,  не  здрімає  твій  Сторож:  4.
оце  не  дрімає  й  не  спить  Сторож  ізраїлів!»  Псалом  121,  переклад  І.  Огієнка».


Мій  переклад:


Чисте  сумління

Без  тривоги  засинай,
Ні  гріха,  ні  ран  не  знай.
Хто  тримає  й  захистить,
Не  дріма  Той  і  не  спить.
Сумління  чисте  тільки  нам
Дасть  спокій,  дасть  відраду  —  снам.
Бо  ґвалт  —  веселощі  царів,
Якщо  його  не  вступить  спів.
Тож  без  тривоги  міцно  засинай,
Солодкі  сни,  спочинок  певний  знай.

Переклад  18.09.2017

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966049"]Мій  російський  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966050
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 19.11.2022


Upon a Quiet Conscience. Перевод

Стихотворение,  приписываемое  английскому  и  шотландскому  королю  Карлу  I.

Оригинал:

Upon  a  Quiet  Conscience

Close  thine  eyes  and  sleep  secure,
Thy  soul  is  safe,  thy  body  sure;
He  that  guards  thee,  he  that  keeps,
Never  slumbers,  never  sleeps.
A  quiet  conscience,  in  a  quiet  breast,
Has  only  peace,  has  only  rest:
The  music  and  the  mirth  of  kings
Are  out  of  tune,  unless  she  sings.
Then  close  thine  eyes  in  peace,  and  rest  secure,
No  sleep  so  sweet  as  thine,  no  rest  so  sure.



Строка  4  напоминает  фрагмент  одного  из  псалмов:

«3.  He  will  not  suffer  thy  foot  to  be  moved:  he  that  keepeth  thee  will  not  slumber.  4.  Behold,  he  that  keepeth  Israel  shall  neither  slumber  nor  sleep».  Psalm  121,  King  James  Bible.
(«3.  Не  даст  Он  поколебаться  ноге  твоей,  не  воздремлет  хранящий  тебя;  4.  не  дремлет  и  не  спит  хранящий  Израиля».  Псалом  120,  Синодальный  перевод).

Мой  перевод:

Чистая  совесть

Без  тревоги  засыпай,
Ни  греха,  ни  ран  не  знай.
Он,  Кто  держит,  Кто  хранит,  —
Тот  не  дремлет,  Тот  не  спит.
Лишь  чистой  совести  одной
Дан  прочный  мир  и  дан  покой:
Разлад  в  веселии  царей,
Коль  в  их  пиру  не  петь  и  ей.
Так  без  тревоги  крепко  засыпай  —
И  сладостному  сну  помех  не  знай.

Перевод  18.09.2017

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966050"]
Мій  український  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966049
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 19.11.2022


Essex's Last Voyage to the Haven of Happiness Перевод




В  этом  историческом  стихотворении,  которое  я  попробовала  перевести,  все  тот  же  Роберт  Девере,  граф  Эссекс,  в  ожидании  казни  приносит  покаяние  в  грехах  и  выражает  надежду  на  спасение  души.  Как  можно  ожидать,  стихи  печальны  и  в  них  звучит  мощный  религиозный  порыв.  Тело  спасти  нельзя,  остается  надеяться,  что  душа  спасется.  Нечто  вроде  последнего  слова  осужденного,  но  пространного  и  в  форме  стихов.  Однако  последнее  слово  должно  быть  обращено  к  свидетелям  казни,  а  здесь  лирический  герой  обращается  больше  всего  к  Богу.
В  антологии,  где  я  эти  стихи  нашла,  они  приводятся  как  сочинение  самого  Эссекса,  но  в  других  просмотренных  источниках  говорится,  что  это  скорее  всего  элегия  в  его  память,  написанная  от  его  имени.
Замечу,  что  атрибуция  стихов,  написанных  от  первого  лица,  влияет  на  их  восприятие.  Если  в  стихах  говорит  сам  Эссекс,  стихи  звучат  как  искреннее  покаяние;  если  же  они  написаны  от  его  имени,  то  могут  быть  прочитаны  как  реестр  его  грехов  -  есть  ему  в  чем  каяться  -  и  как  использование  его  судьбы  в  качестве  повода  для  религиозного  поучения,  хотя  высказана  и  надежда  на  всевышнее  прощение  для  него.

Источник  оригинала:  Elizabethan  Poetry:  An  Anthology  (Dover  Thrift  Editions),  edited  by  Bob  Blaisdell,  2005.

Оригинал:

Essex's  Last  Voyage  to  the  Haven  of  Happiness

Welcome,  sweet  Death,  the  kindest  friend  I  have,
This  fleshly  prison  of  my  soul  unlock;
With  all  the  speed  Thou  can'st,  provide  my  grave,
Get  an  axe  ready  and  prepare  the  block;
Unto  the  Queen  I  have  a  debt  to  pay
This  February  five-and-twenty  day.

Come,  Patience,  come,  and  take  me  by  the  hand,
And,  true  Repentance,  teach  mine  eyes  to  weep;
Humility,  in  need  of  Thee  I  stand,
My  soul  desires  Thy  company  to  keep;
Base  worldly  thoughts,  vanish  out  of  my  minds,
Leave  not  a  spot  of  you  nor  yours  behind.

Unto  Thy  glory,  Lord,  I  do  confess,
Vain  worldly  pleasures  have  my  youth  misled;
I  have  inclined  to  lust  and  wantonness,
My  sins  are  more  than  hairs  upon  my  head;
Without,  within,  and  round  on  every  side,
Folly,  uncleanness,  vanity  and  pride.

Forget,  forgive,  let  not  Thy  wrath  incense!
Sweet  Savior  Christ,  my  mediator  be;
O  pity  Lord,  O  pardon  mine  offence!
From  throne  of  grace  let  Mercy  look  on  me!
View  not  the  evils  in  Justice  I  have  done,
Lay  all  my  faults  on  thy  sin-saving  Son!

And,  Lord,  let  my  corruptions  never  rise,
As  witnesses  of  horror,  wrath  and  fear;
Though  sin  hath  suited  me  in  Hell's  disguise,
Grant  me  the  wedding  garment  saints  do  wear,
Sweet  Jesus,  make  Thy  blood  the  only  mean,
To  wash  my  stained  soul  unspotted  clean.

Pour  on  my  heart  the  sweetest  streams  of  grace,
And  feed  my  hungry  hopes  with  heav'nly  love;
From  my  complaint  turn  not  away  Thy  face,
Reach  me  Thy  hand  to  lift  my  thoughts  above,
That  I  before  Thy  presence  may  appear,
Although  this  filthy  lump  of  flesh  stay  here.

Before  I  had  a  being,  life  or  breath,
By  Thy  great  goodness  I  obtained  creation;
When  I  was  captive  in  the  jail  of  death,
Thy  mercy  did  redeem  me  to  salvation;
Thou  wounded  was,  to  heal  the  wounds  Sin  gave  me,
And  Thou  didst  die,  only  of  love,  to  save  me.

O  Lord,  assist  this,  my  most  needful  hour,
Strengthen  my  weakness  with  Thy  wondrous  might,
At  our  end,  Satan's  busiest  with  his  power,
Aid  me  in  this  last  combat  I  shall  fight;
Help  Heaven's  King,  for  if  Thy  hand  be  by,
I  know  Hell's  coward  will  with  terror  fly.

And,  Lord,  forgive  me  this  last  bloody  sin,
That  lies  so  heavy  on  my  tired  soul;
By  which  so  many  of  my  friends  have  been,
Brought  in  Death's  danger  by  the  Law's  control;
Offending  God,  our  prince,  the  Realm  of  State,
Unto  the  ruin  of  our  honor's  date.

But,  Jesus,  I  do  come  with  faith  to  Thee,
My  Death's  my  life,  Thy  mercy  is  my  merit;
From  slavish  sin  I  now  enlarged  shall  be,
Eternal  joys  perpetual  to  inherit;
Thou  art  the  work,  Thou  art  the  corner  stone,
On  Thee  I  rest,  on  Thee  I  build  alone.

Now  am  I  ready  in  the  Tower  to  die,
And  there  my  death  and  burial  let  me  have;
Where  great  ambitious  lords  do  headless  lie,
As  Norfolk's  duke,  and  Gilford  Dudley's  grave;
Northumberland,  Buckingham,  and  Lord  Gray,
Who  lost  their  heads  as  I  must  do  this  day.

Time's  come,  Death  calls,  now  soul  on  Christ  lay  hold,
Sue  with  an  humble  pity-pleading  voice;
Poor  straying  sheep,  hie  thee  unto  the  fold,
Thy  coming  home  makes  angels  to  rejoice;
Come,  blessed  spirits,  come  in  Jesus'  name,
Receive  my  soul,  to  Him  convey  the  same.

Мой  перевод:


Последний  путь  Эссекса  в  приют  счастья

Приди  же,  Смерть,  как  лучший  из  друзей,
Душе  свободу  дай!  Ведь  плоть  -  тюрьма.
Готовь  могилу  для  меня  скорей,
Топор  и  плаху.  Ты  вблизи  видна:
Пред  королевой  долг  есть  у  меня,
Отдам  в  день  двадцать  пятый  февраля.

Терпение,  явись  и  поддержи;
Раскаяние,  пусть  начну  я  плач;
Смирение,  вот  зов  моей  души:
Приди!  Ты  нужно  мне  меж  неудач!
А  вас,  мирские  мысли,  я  гоню
И  памяти  о  вас  не  потерплю.

О  Господи,  вот  исповедь  моя:
К  утехам  вкус  мне  горький  плод  принес.
Взлелеял  похоть  и  тщеславье  я,  -
Грехов  имею  больше,  чем  волос.
Они  со  всех  сторон.  Им  долог  счет:
Строптив,  нечист  я,  суетен  и  горд.

Но  Ты  прости!  Не  гневом  отвечай!
Прошу,  о,  Сыне  Божий,  заступись!
Не  за  провинность,  Господи,  карай,
Но  с  милосердием  ко  мне  склонись!
Не  воздавай  за  то,  как  я  грешил,
Но  грех  прости  -  ведь  Сын  Твой  искупил!

Ах,  Господи!  Когда  б  спастись  я  мог
От  ужаса  последствий  дел  дурных!
Хоть  я  ходил  в  личине  из  грехов,
Даруй  мне  облачение  святых!
Иисусе  добрый!  Кровь  твоя  пускай
Омоет  душу  мне  -  прощенье  дай!

Болит  душа  -  дай  благости  испить!
Надежда  ждет  -  ответь  ей  из  любви!
Не  отвернись,  когда  я  стал  просить,
Но  помоги:  мне  мысль  о  том  пошли,
Как  я  к  престолу  Твоему  явлюсь,
Без  сожаленья  с  плотью  распрощусь.

Ведь  прежде,  чем  на  землю  я  ступил,
Я  был  Тобой  задуман  средь  творенья.
В  темнице  смерти  узником  я  был  -
Ты,  милосердный,  мне  послал  спасенье.
Чтоб  я  был  здрав,  на  муки  Ты  отдался,
И  из  любви  Ты  умер,  чтоб  я  спасся.

О  Боже,  помоги  мне  в  этот  час,
Могуч  Ты  дивно  -  удели  мне  сил!
В  конце  нечистый  осаждает  нас,
Так  будь  со  мною,  чтоб  я  победил.
Когда  небесный  Царь  за  нас  стоит,
Трус  адский  -  знаю!  -  в  страхе  убежит.

Прости  мне,  Боже,  и  последний  грех,
Которым  я  сейчас  обременен.
Друзей  столь  многих  я  в  опасность  вверг:
Грозит  им  смертью  бдительный  закон.
Мы  оскорбили  Бога,  власть,  страну  -
И  честь  свою  сгубили  за  вину.

Но  на  тебя,  Иисусе,  положусь:
Коль  ты  простишь,  мне  нечего  страшиться.
Грех  был  тюрьмой,  и  я  освобожусь,
Чтоб  радости  мне  вечной  приобщиться.
Ты  -  труд.  Ты  -  основание  всего.
Я  без  тебя  не  строю  ничего.

Теперь  я  смерти  в  Тауэре  жду.
Здесь  мой  конец,  и  гроб  здесь  будет  мой.
Дополню  властолюбцев  череду:
Здесь  Норфолк,  Гилфорд  Дадли  молодой,
Нортумберленд  здесь,  Бэкингем,  лорд  Грей...
И  я  прощусь  здесь  с  головой  своей.

Уж  смерть  близка  -  так  Господу  молись,
Проси  смиренно  высшей  доброты.
Овца  заблудшая,  в  загон  вернись,
Для  неба  -  радость  в  том,  что  дома  ты.
Благие  духи!  Вот  душа  моя  -
Ведите  к  Иисусу  вы  меня!

Перевод  04.10.2020


Примечание  переводчицы:  ...  Отдам  в  день  двадцать  пятый  февраля...  -  Эссекс  был  казнен  25  февраля  1601  года.

...  Теперь  я  смерти  в  Тауэре  жду  ...  -  в  этой  строфе  перечисляются  несколько  казненных  английских  аристократов:  Норфолк  -  Томас  Говард,  герцог  Норфолк  (1536  -  1572),  казненный  за  участие  в  заговоре  против  Елизаветы  I,  Гилфорд  Дадли,  Нортумберленд  и  лорд  Грей  -  соответственно,  муж,  свекор  и  отец  леди  Джен  Грей,  казненные  Марией  I  в  1553  и  1554  годах,  Бэкингем  -  по-видимому,  Эдвард  Cтаффорд,  третий  герцог  Бэкингем,  казненный  Генрихом  VIII  в  1521  г.

Милого  Робина  жаль,  но  королевского  врача  Лопеса,  казненного  ранее  при  известном  участии  Эссекса,  также  жаль.  Остается  ввернуть  общеуважительную  фразу,  что  впоследствии  они  встретились  где-нибудь,  где  их  помирили.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965945
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 18.11.2022


A passion of my lord of Essex. Переклад

Вірш  знаменитого  Роберта  Девере,  графа  Ессекса,  останнього  фаворита  англійської  королеви  Єлизавети  I.

Оригінал:


A  PASSION  OF  MY  LORD  OF  ESSEX

HAPPY  were  he  could  finish  forth  his  fate
In  some  unhaunted  desert,  where,  obscure
From  all  society,  from  love  and  hate
Of  worldly  folk;  then  might  he  sleep  secure;
Then  wake  again,  and  ever  give  God  praise,
Content  with  hip,  with  haws,  and  bramble-berry;
In  contemplation  passing  all  his  days,
And  change  of  holy  thoughts  to  make  him  merry;
Who,  when  he  dies,  his  tomb  might  be  a  bush,
Where  harmless  Robin  dwells  with  gentle  thrush.
—Happy  were  he!


Мій  український  переклад

Ессексова  мрія

Щасливий,  хто  від  гомінких  доріг
Міг  відійти  у  безвість,  моя  пані,
На  пустищі  заснути  мирно  ліг,
Звільнився  від  ненависті  й  кохання,
А  як  прокинувся,  хвалив  Отця
За  дар  дрібний,  за  ягідки  і  квіти,
Весь  день  на  світ  дивився  б  без  кінця
І  з  думки  чистої  вмів  веселіти.
Не  камінь  має  хто,  а  кущ  могильний,
Де  дрізд  живе  і  Робін  безневинний  —
Щасливий  він…

Переклад  15.08.2015

Примітки  перекладачки:  звернення  «пані»,  якого  в  оригіналі  нема,  вставлене  у  переклад  тому,  що  вірші  є  частиною  листа  Ессекса  до  королеви  (Memoirs  of  the  Court  of  Queen  Elizabeth,  P.  431  —  432).
Робін  —  пташка-вільшанка  (також  —  зменшувальне  ім’я  графа  Ессекса).

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965854"]Мій  російський  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965855
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 17.11.2022


A passion of my lord of Essex. Перевод

Стихотворение  последнего  фаворита  Елизаветы  I  Роберта  Девере,  графа  Эссекса.  Ввиду  популярности  автора,  на  русский  язык  оно  переведено  неоднократно.

Оригинал:

A  PASSION  OF  MY  LORD  OF  ESSEX

HAPPY  were  he  could  finish  forth  his  fate
In  some  unhaunted  desert,  where,  obscure
From  all  society,  from  love  and  hate
Of  worldly  folk;  then  might  he  sleep  secure;
Then  wake  again,  and  ever  give  God  praise,
Content  with  hip,  with  haws,  and  bramble-berry;
In  contemplation  passing  all  his  days,
And  change  of  holy  thoughts  to  make  him  merry;
Who,  when  he  dies,  his  tomb  might  be  a  bush,
Where  harmless  Robin  dwells  with  gentle  thrush.
—Happy  were  he!

Мой  русский  перевод:

Мечта  графа  Эссекса

Тот  счастлив  истинно,  кто  мог  переменить
Мир  суеты  и  всю  его  обузу
На  край  неведомый  и  там  во  сне  забыть
Людей,  любви  их,  ненависти  узы;
Проснуться,  Господа  хвалить  за  дар  простой  —
Боярышник,  шиповник,  ежевику,  —
И  созерцанью  посвящать  день  целый  свой
Иль  чистым  мыслям  с  радостью  великой;
Чей  в  смерти  будет  под  кустом  приют,
Где  Робин-птичка,  дрозд-добряк  живут…
—  То  cчастье  было  бы!

Перевод  15.08.  2015.

Примечания  переводчицы:  название  стихотворения  точнее  было  бы  перевести  как  «Возглас  милорда  Эссекса».  Оно  в  любом  случае  редакторское.  Возгласом  этим  завешается  одно  из  писем  Эссекса  королеве  из  Ирландии,  и  авторского  названия  стихов  там  нет  (нашла  в  старинной  книге  Memoirs  of  the  Court  of  Queen  Elizabeth,  P.  431  —  432).  Эссекс  сообщает  в  письме,  что  он  страдает,  высказывает  упрек,  что  «прошлая  служба  заслуживает  не  более  чем  изгнания  на  самый  проклятый  из  островов»,  и  пугает,  что  умрет  здесь.  «Если  это  так  произойдет,  у  Вашего  Величества  не  будет  причины  быть  недовольной  образом  моей  смерти,  так  как  ход  моей  жизни  никогда  не  мог  Вам  угодить»  (С).  И  далее  следует  стихотворение.  Тон  письма  таков,  что  заглавие  «возглас»  можно  отнести  и  к  прозаической  его  части.
В  оригинале  упоминаются  две  птички,  которые  должны  жить  над  могилой  счастливца:  малиновка  и  дрозд.  Robin  —  это  малиновка.  Переводчица  решила  сделать  акцент  на  имени  Робин,  поскольку,  собственно,  Эссекса  так  звали  (и,  видимо,  он  включил  малиновку  в  стихи  из  этих  же  соображений).

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965855"]Мій  український  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965854
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 17.11.2022


Роберт Девере, граф Эссекс. Change thy mind since she doth change. Перевод

Cтихотворение  знаменитого  последнего  фаворита  Елизаветы  I  Роберта  Девере,  графа  Эссекса  (которому,  как  известно,  отрубили  голову  за  неудачную  попытку  мятежа).

Источник  оригинала:  Elizabethan  Poetry:  An  Anthology  (Dover  Thrift  Editions),  edited  by  Bob  Blaisdell,  2005.

Ориинал:

Robert  Devereaux,  Earl  of  Essex  (1566-1601)

Change  thy  mind  since  she  doth  change,
Let  not  fancy  still  abuse  thee.
Thy  untruth  cannot  seem  strange
When  her  falsehood  doth  excuse  thee.
Love  is  dead,  and  thou  art  free,
She  doth  live,  but  dead  to  thee.

Whilst  she  loved  thee  best  awhile,
See  how  she  hath  still  delayed  thee,
Using  shows  for  to  beguile
Those  vain  hopes  that  have  deceived  thee.
Now  thou  seest,  although  too  late,
Love  loves  truth,  which  women  hate.

Love  no  more  since  she  is  gone;
She  is  gone  and  loves  another.
Being  once  deceived  by  one,
Leave  her  love,  but  love  no  other.
She  was  false,  bid  her  adieu.
She  was  best,  but  yet  untrue.

Love,  farewell,  more  dear  to  me
Than  my  life  which  thou  preservest.
Life,  all  joys  are  gone  from  thee,
Others  have  what  thou  deservest.
O  my  death  doth  spring  from  hence,
I  must  die  for  her  offence.

Die,  but  yet  before  thou  die,
Make  her  know  what  she  hath  gotten.
She  in  whom  my  hopes  did  lie
Now  is  changed,  I  quite  forgotten.
She  is  changed,  but  changed  base,
Baser  in  so  vilde  a  place.

Мой  перевод:

Роберт  Девере,  граф  Эссекс  (1566-1601)

Передумай  —  как  она:
От  мечты  не  нужно  раны,
А  неверность  не  странна,
Если  вызвана  обманом.
Нет  любви  —  так  нет  оков.
Твой  кумир  как  будто  мертв.

Некогда  ты  был  ей  мил,
Но  припомни,  как  играла:
Ты  надежды  сохранил,
А  она  —  лишь  обещала.
Не  для  женщины  закон:
Лгать  не  должен,  кто  влюблен.

Неверна  —  так  разлюби:
Ведь  с  другим  теперь  воркует.
Раз  дала  урок  —  прими,
Хоть  не  взглянешь  на  другую.
С  ней  порви  —  на  ложь  в  ответ,
Хоть  на  свете  лучшей  нет  …

Что  ж,  любовь,  гоню  тебя!
Жизни  ты  была  ценнее.
Обеднела  жизнь  моя,
А  другие  богатеют.
Ей  —  злодейство  совершать,
Мне  —  за  это  умирать…

Ты  погибнешь,  но  сперва
Дай  ей  знать,  с  чем  остается.
Перемена  в  ней  нова  —
Мне  принять  не  удается
Перемены  низкой  в  ней  …
Подлый  мир  еще  подлей!

Перевод  30.09,  01.10.  2020

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965774
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 16.11.2022


Сэр Эдвард Дайер (1547 - 1603) . I Would And I Would Not. Перевод

Лирический  герой  этого  стихотворения  сэра  Эдварда  Дайера  весьма  мучается  из-за  поведения  своей  возлюбленной.  Следствием  чего  в  очередной  раз  становится  игра  слов.  То  ли  чтобы  самому  утешиться,  то  ли  чтобы  произвести  на  возлюбленную  еще  лучшее  впечатление.

Источник  текста  оригинала:  Elizabethan  Poetry:  An  Anthology  (Dover  Thrift  Editions),  edited  by  Bob  Blaisdell,  2005.


Sir  Edward  Dyer  (1543  -  1607)


I  Would  And  I  Would  Not

I  would  it  were  not  as  it  is
Or  that  I  cared  not  yea  or  no;
I  would  I  thought  it  not  amiss,
Or  that  amiss  might  blameless  go;
I  would  I  were,  yet  would  I  not,
I  might  be  glad  yet  could  I  not.


I  could  desire  to  know  the  mean
Or  that  the  mean  desire  sought;
I  would  I  could  my  fancy  wean
From  such  sweet  joys  as  Love  hath  wrought;
Only  my  wish  is  least  of  all
A  badge  whereby  to  know  a  thrall.


O  happy  man  which  dost  aspire
To  that  which  simile  thou  dost  crave!
Thrice  happy  man,  if  thy  desire
May  win  with  hope  good  hap  to  have;
But  woe  to  me  unhappy  man
Whom  hope  nor  hap  acquiet  can.


The  buds  of  hope  are  starved  with  fear
And  still  his  foe  presents  his  face;
My  state,  if  hope  the  palm  should  bear
Unto  my  happ  woulde  be  disgrace.
As  diamond  in  wood  were  set
Or  Irus  rags  in  gold  I  fret.


For  loe  my  tir;d  shoulders  bear
Desire's  weary  beating  wings;
And  at  my  feet  a  clog  I  wear
Tied  one  with  self  disdaining  strings.
My  wings  to  mount  aloft  make  haste.
My  clog  doth  sink  me  down  as  fast.


This  is  our  state,  loe  thus  we  stand
They  rise  to  fall  that  climb  too  high;
The  boy  that  fled  king  Minos's  land
May  learn  the  wise  more  low  to  fly.
What  gained  his  point  against  the  son
He  drowned  in  seas  himself,  that  won.


Yet  Icarus  more  happy  was,
By  present  death  his  cares  to  end
Than  I,  poor  man,  on  whom  alas
Ten  thousand  deaths  their  pains  do  send.
Now  grief,  now  hope,  now  love,  now  spite
Long  sorrows  mixt  with  short  delight.


The  fere  and  fellow  of  thy  smart
Prometheus  I  am  indeed;
Upon  whose  ever  living  heart
The  greedy  gryphs  do  daily  feed;
But  he  that  lifts  his  heart  so  high
Must  be  content  to  pine  and  dye.


Finis.


Мой  перевод:

Cэр  Эдвард  Дайер  (1543  -  1607)

Хотелось  бы,  но  не  хочу

Хотел  бы  я,  чтоб  не  было,  как  есть
Иль  то,  что  есть,  мне  безразлично  было.
Чтоб  то,  что  есть,  я  злом  не  мог  бы  счесть
Иль  это  зло  меня  б  не  возмутило...
Хотелось  бы  -  но  нет,  я  не  хочу.
Мог  быть  спокоен  -  но  тревог  ищу.

Желал  бы  быть  со  скромностью  знаком
Иль  знать,  что  значит  скромное  желанье.
Желал  бы  прекратить  мечтать  о  том,
О  чем  Любви  всегдашнее  мечтанье.
Но  только  никогда  я  не  желал,
Чтоб  кто-нибудь  рабом  меня  назвал  ...

Cчастливец  -  человек,  желаньям  чьим
Совпасть  с  твоими  повезет,  и  точно.
Еще  счастливей  -  коль  надежда  с  ним
И  у  тебя  успех  доставит  прочный.
Но  я  -  бедняга  я,  несчастней  всех:
Не  тешат  ни  надежда,  ни  успех!

Взойдут  надежды  -  и  побьет  их  страх,
И  вздрогну,  будто  враг  вблизи  таится.
А  вдруг  -  успех?  Но  я  унижен  так,
Что  униженьем  радость  омрачится.
Как  если  бы  в  лесу  нашли  алмаз,
Иль  нищий  сел  на  трон    -    так  мне  сейчас!

К  успеху  все  еще  взлететь  я  тщусь,  -
Есть  крылья  у  желанья,  хоть  устали,
И  вниз  меня  влечет  тяжелый  груз  -
К  себе  презрение  сдержу  едва  ли.
Надежды  и  печаль  мои  в  борьбе:
Груз  тянет  вниз,  а  крылья  тянут  вверх.

Кто  метит  слишком  высоко  -  падет.
Как  видно,  многих  рисковавших  доля.
Пусть  вспомнится  им  кстати  мальчик  тот,
Который  некогда  летел  над  морем.
Хотел  подняться  ближе  к  Солнцу  он  -
Упал  и  был  волнами  поглощен.

А  все  ж  Икар  счастливее  меня  -
Ведь  прекратила  смерть  его  страданья,
Но  десять  тысяч  раз  был  ранен  я
И  слишком  долго  длится  умиранье  ...
То  высмеет,  то  жалко  станет  ей...
Немного  приласкает,  бьет  сильней.

Другой  товарищ  у  меня  в  беде  -
Ты,  Прометей.  Себя  с  тобой  равняю.
Как  сердце  вечное  клюют  тебе
Орлы  вседневно,  снова  вспоминаю.
Но  если  сердцу  высота  нужна,
Тогда  не  будет  даже  смерть  страшна.

Перевод  18.-19.08.2020

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965772
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 16.11.2022


Марина Цветаева. Быть мальчиком твоим светлоголовым… Український переспів

Ще  один  вірш  Марини  Іванівни  спробувала  перекласти  українською.  Без  порівняння  з  іншими  варіантами  перекладу.



Оригинал.

Марина  Цветаева.  Из  цикла  "Ученик"

Быть  мальчиком  твоим  светлоголовым,
—  О,  через  все  века!  —
За  пыльным  пурпуром  твоим  брести  в  суровом
Плаще  ученика.

Улавливать  сквозь  всю  людскую  гущу
Твой  вздох  животворящ
Душой,  дыханием  твоим  живущей,
Как  дуновеньем  —  плащ.

Победоноснее  Царя  Давида
Чернь  раздвигать  плечом.
От  всех  обид,  от  всей  земной  обиды
Служить  тебе  плащом.

Быть  между  спящими  учениками
Тем,  кто  во  сне  —  не  спит.
При  первом  чернью  занесенном  камне
Уже  не  плащ  —  а  щит!

(О,  этот  стих  не  самовольно  прерван!
Нож  чересчур  остер!)
И  —  вдохновенно  улыбнувшись  —  первым
Взойти  на  твой  костер.

1921  г.

Мій  переспів.

Марина  Цвєтаєва.  З  циклу  "Учень".



Хотіла  б  бути  хлопчиком  я  світлим,  
-  О,  так  віки  б  долать!  -
За  пурпуром  твоїм  в  пилу  -  в  плащі  учнівськім
Суворім  прямувать.

Твій  подих  животворний  відчувати
Крізь  людство  все  рясне;  
В  душі,  у  диханні  твоїм  сенс  мати,  
Як  вітром  -  плащ  живе.

Звитяжніше  і  від  Царя  Давида
Чернь  розсувать  плечем.  
Від  всіх  образ,  що  принесе  людина,  
Служить  тобі  плащем.

Коли  всіх  інших  учнів  сон  здолає,  
Боротися  зі  сном.  
Стать,  як  чернь  схоче  кинуть  перший  камінь,  
Вже  не  плащем  -  щитом!

(Вірш  не  свавільно  перестав,  це  певно!  
Ніж  -  стільки  гостроти!)  
Й  раніш  від  тебе  -  з  усміхом  натхненним  -
На  вогнище  зійти.

Переклад  13-14.  11.  2022




адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965636
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 14.11.2022


A Funerall Elegye on the Death of Richard Burbage Перевод

A  Funerall  Elegye  on  the  Death  of  Richard  Burbage  Перевод

A  Funeral  Elegy  on  the  Death  of  Richard  Burbage  Перевод

Погребальная  элегия  неизвестного  автора  на  смерть  Ричарда  Бербеджа  (ок.  1567-1619),  знаменитого  английского  актера,  первого  исполнителя  главных  ролей  в  шекспировских  трагедиях  (а  также  художника).  Нашла  два  варианта  текста  оригинала  и  сделала  два  перевода.


1)  Более  длинный  вариант.


Источник  текста  оригинала:

Payne  Collier  J.  Memoirs  of  the  principal  actors  in  the  plays  of  Shakespeare.  London:  Printed  for  the  Shakespeare  Society.  1846.  P.  52-55.


 A  Funerall  Elegye  on  the  Death  of  the  famous  Actor  Richard  Burbage  who  died  on  Saturday  in  Lent  13  March  1619

Some  skilful  limner  help  me!  If  not  so,
Some  sad  tragedian  to  express  my  woe!
Alas!  he's  gone,  that  could  the  best,  both  limn
And  act  my  grief;  and  'tis  for  only  him
That  I  invoke  this  strange  assistance  to  it,
And  on  the  point  invoke  himself  to  do  it;
For  none  but  Tully  Tully's  praise  can  tell,
And  no  man  act  a  grief,  or  act  so  well.
He's  gone,  and  with  him  what  a  world  are  dead,
Friends,  every  one,  and  what  a  blank  instead!
Take  him  for  all  in  all,  he  was  a  man
Not  to  be  match'd,  and  no  age  ever  can.
No  more  young  Hamlet,  though  but  scant  of  breath,
Shall  cry  "Revenge!"  for  his  dear  father's  death.
Poor  Romeo  never  more  shall  tears  beget
For  Juliet's  love  and  cruel  Capulet:
Harry  shall  not  be  seen  as  king  or  prince,
They  died  with  thee,  dear  Dick,  [and  not  long  since]
Not  to  revive  again.  Jeronimo
Shall  cease  to  mourn  his  son  Horatio:
They  cannot  call  thee  from  thy  naked  bed
By  horrid  outcry;  and  Antonio's  dead.
Edward  shall  lack  a  representative;
And  Crookback,  as  befits,  shall  cease  to  live.
Tyrant  Macbeth,  with  unwash'd,  bloody  hand,
We  vainly  now  may  hope  to  understand.
Brutus  and  Marcius  henceforth  must  be  dumb,
For  ne'er  thy  like  upon  the  stage  shall  come,
To  charm  the  faculty  of  ears  and  eyes,
Unless  we  could  command  the  dead  to  rise.
Vindex  is  gone,  and  what  a  loss  was  he!
Frankford,  Brachiano,  and  Malevole.
Heart-broke  Philaster,  and  Amintas  too,
Are  lost  for  ever;  with  the  red-hair'  d  Jew,
Which  sought  the  bankrupt  merchant's  pound  of  flesh,
By  woman-lawyer  caught  in  his  own  mesh.
What  a  wide  world  was  in  that  little  space,
Thyself  a  world  the  Globe  thy  fittest  place!
Thy  stature  small,  but  every  thought  and  mood
Might  throughly  from  thy  face  be  understood;
And  his  whole  action  he  could  change  with  ease
From  ancient  Lear  to  youthful  Pericles.
But  let  me  not  forget  one  chiefest  part,
Wherein,  beyond  the  rest,  he  mov'd  the  heart;
The  grieved  Moor,  made  jealous  by  a  slave,
Who  sent  his  wife  to  fill  a  timeless  grave,
Then  slew  himself  upon  the  bloody  bed.
All  these  and  many  more  are  with  him  dead.
Hereafter  must  our  Poets  cease  to  write.
Since  thou  art  gone,  dear  Dick,  a  tragic  night
Will  wrap  our  black-hung  stage:  he  made  a  Poet,
And  those  who  yet  remain  full  surely  know  it,
For,  having  Burbage  to  give  forth  each  line,
It  fill'd  their  brain  with  fury  more  divine.
Oft  have  I  seen  him  leap  into  the  grave,
Suiting  the  person,  which  he  seem'd  to  have,
Of  a  mad  lover,  with  so  true  an  eye,
That  there  I  would  have  sworn  he  meant  to  die.
Oft  have  I  seen  him  play  this  part  in  jest
So  lively  that  spectators,  and  the  rest
Of  his  sad  crew,  whilst  he  but  seem'd  to  bleed,  
Amazed,  thought  even  then  he  died  in  deed.
O  let  not  me  be  check'd,  and  I  shall  swear
E'en  yet  it  is  a  false  report  I  hear,
And  think  that  he,  that  did  so  truly  feign
Is  still  but  dead  in  jest,  to  live  again.
But  now  this  part  he  acts,  not  plays;  'tis  known
Other  he  play's,  but  acted  hath  his  own,
England's  great  Roscius!  for  what  was  Roscius
Was  unto  Rome,  that  Burbage  was  to  us!
How  did  his  speech  become  him,  and  his  pace
Suit  with  his  speech,  and  every  action  grace
Them  both  alike,  whilst  not  a  word  did  fall
Without  just  weight  to  ballast  it  withal.
Hadst  thou  but  spoke  to  Death,  and  us'd  thy  power
Of  thy  enchanting  tongue,  at  that  first  hour  
Of  his  assault,  he  had  let  fall  his  dart
And  been  quite  charm'd  by  thy  all-charming  art.
This  Death  well  knew,  and  to  prevent  this  wrong
He  first  made  seizure  of  thy  wondrous  tongue;
Then  on  the  rest:  'twas  easy;  by  degrees
The  slender  ivy  tops  the  smallest  trees.
Poets,  whose  glory  whilom  'twas  to  hear
Your  lines  go  well  express'd,  henceforth  forbear,
And  write  no  more;  or  if  you  do,  let't  be
In  comic  scenes,  since  tragic  parts,  you  see,
Die  all  with  him:  nay,  rather  sluice  your  eyes,
And  henceforth  wrote  nought  else  but  tragedies,
Or  dirges,  or  sad  elegies,  or  those
Mournful  laments  that  not  accord  with  prose.
Blur  all  your  leaves  with  blots,  that  all  you've  writ
May  be  but  one  sad  black;  and  upon  it
Draw  marble  lines  that  may  outlast  the  sun
And  stand  like  trophies  when  the  world  is  done.
Turn  all  your  ink  to  blood,  your  pens  to  spears,
To  pierce  and  wound  the  hearers  '  hearts  and  ears:
Enrag'd,  write  stabbing  lines,  that  every  word
May  be  as  apt  for  murder  as  a  sword,
That  no  man  may  survive  after  this  fact
Of  ruthless  Death,  either  to  hear  or  act.
And  you,  his  sad  companions,  to  whom  Lent
Becomes  more  lenten  by  this  accident,
Henceforth  your  waving  flag  no  more  hang  out,
Play  now  no  more  at  all:  when  round  about
We  look  and  miss  the  Atlas  of  your  sphere,
What  comfort  have  we,  think  you,  to  be  there?
And  how  can  you  delight  in  playing,  when
Such  mourning  so  affecteth  other  men?
Or  if  you  will  still  put't  out,  let  it  wear
No  more  light  colours,  but  Death's  livery  there.
Hang  all  your  house  with  black,  the  ewe  it  bears,
With  icicles  of  ever-melting  tears;
And  if  you  ever  chance  to  play  again,
May  nought  by  tragedies  afflict  your  scene!
And  now,  dear  Earth,  that  must  enshrine  that  dust,
By  heaven  now  committed  to  thy  trust,
Keep  it  as  precious  as  the  richest  mine
That  lies  entomb'd  in  that  rich  womb  of  thine,
That  after  times  may  know  that  much  lov'd  mould
From  other  dust,  and  cherish  it  as  gold:
On  it  be  laid  some  soft  but  lasting  stone,
With  this  short  epitaph  endors'd  thereon,
That  every  eye  may  read,  and  reading,  weep  -
'Tis  England's  Roscius,  Burbage,  that  I  Keep.


Мой  перевод:

Погребальная  элегия  на  смерть  знаменитого  актера  Ричарда  Бербеджа,  умершего  в  субботу,  в  Великий  пост,  13  марта  1619  года


Умелый  живописец,  помоги!
Не  можешь?  Трагик,  ты  со  мной  скорби!
Увы,  вы  бесполезны:  нет  его,
Чье  на  холсте  и  сцене  мастерство,
Одно  раскрыло  бы,  как  я  горюю.
Чтоб  он  себя  почтил,  его  зову  я.
О  Туллии  -  лишь  Туллию  сказать.
Никто  не  мог  бы  горя  так  сыграть.
Ушел,  и  что  за  мир  унес  с  собой!
Был  многими  -  остался  лист  пустой.
Как  не  взгляни,  во  всем  был  человек,
Не  повторит  такого  новый  век.
Не  крикнет  "Мщенье!"  -  хоть  одышлив  он  -
Сын  Гамлет,  чей  отец  был  умерщвлен.
Ромео  не  заплачет  о  своей
Джульетте,  осудив  вражду  семей.
Не  будет  Гарри  -  принца,  короля...
Друг  Дик,  смерть  отняла  их,  взяв  тебя,
Чтоб  не  вернуть  их.  Иеронимо
Не  горевать  о  сыне,  о  Горацио.
На  страшный  крик  не  можешь  встать  ты  с  ложа,
Антонио  теперь  скончался  тоже.
Уж  некому  нам  Эдварда  явить,
И  Горбуну  -  за  дело!  -  уж  не  жить.
Тиран  Макбет  с  рукой  всегда  в  крови
Таким  не  будет,  чтоб  понять  смогли.
Должны  замолкнуть  Брут,  Кориолан  -
Ведь  равного  тебе  не  видеть  нам,
Чтоб  взор  и  слух  умел  так  чаровать  -
Когда  тебя  из  гроба  не  призвать.
Нет  Виндика,  что  за  утрата  -  он!
Малеволе,  Брачано  и  Франкфор,
Ушли,  Аминта,  в  горести  своей
Филастр  ушел,  и  рыжий  тот  еврей  -
Фунт  плоти  должника  добыл  бы  он,
Но  женщиной-юристом  посрамлен.
Был  в  малом  заключен  огромный  мир  -
Недаром  "Глобус"  миром  был  твоим!
Хоть  ростом  мал,  ты  все  сыграть  умел  -
Лицо  все  выражало,  что  хотел.
Ты,  превращаясь,  чудеса  творил:
Был  -  Лир-старик,  стал  -  юноша  Перикл.
Роль  лучшая  мне  помнится  одна  -
Меня  волнует  больше  всех  она.
Несчастный  мавр,  прислушавшись  к  рабу,
Убил  из  ревности  свою  жену,
Потом  от  горя  и  себя  убил...
И  он,  среди  других,  -  уже  почил.
Поэтам  быть  теперь  без  ремесла.
Ушел  ты,  добрый  Дик  -  и  ночь  черна
На  сцене  нашей.  Он  творил  поэтов:
Те,  кто  остался,  все  согласны  в  этом.
Ведь  если  Бербедж  тексты  оживлял,
Поэт  с  огнем  божественным  писал.
Я  видел,  как  в  могилу  прыгал  он,
Тогда  всецело  ролью  поглощен
Влюбленного,  что  разума  лишился  ...
Поклялся  б  я:  он  умереть  решился.
Играл  он,  роль  играл,  изображал,
Но  зал,  как  и  актеры,  трепетал.
Когда  казалось  лишь,  что  кровь  идет,
Все  думали,  что  вправду  он  умрет.
Признаюсь:  я  б  поклялся  и  сейчас,
Что  весть  о  смерти  обманула  нас
И  что  умевший  ловко  так  играть
Лишь  в  шутку  умер  и  живет  опять.
Увы,  не  притворяется,  а  есть.
Но  был  -  собой  он,  хоть  ролей  не  счесть:
Он  был  -  английский  Росций.  Не  поспоришь:
У  Рима  Росций  был,  у  нас  был  Бербедж.
Как  точно  подбирал  он  речи  тон,
Как  каждый  жест  был  слову  подчинен!
Уместны  были  взгляды  и  движенья,
И  речь  всегда  звучала  со  значеньем.
Когда  б  он  мог  со  смертью  говорить,
К  ней  речь  волшебную  мог  обратить,
Она  б  свое  оружье  отклонила,  -
Твое  искусство  бы  и  смерть  пленило.
Но  знала  хитрая,  чем  ты  силен  -
И  твой  язык  был  ею  отсечен
Сперва.  Затем  -  и  остальному  сдаться  ...
Так  плющ  умеет  высоко  взбираться.
Поэты,  слышать  рады  были  вы,
Как  он  читал,  -  вы  бросить  труд  должны.
А  если  все  ж  продолжите  писать,
Вам  лучше  лишь  комедии  слагать,
Затем,  что  он  трагедию  унес...
Нет,  лучше  так:  не  осушая  слез,
Пишите  лишь  трагедии  одни,
Иль  гимны  -  без  веселой  суетни.
Сажайте  больше  клякс:  пускай  листки
Черны  пребудут  -  от  большой  тоски.
Но  строки  Солнце  пусть  переживут,
До  окончанья  мира  пусть  их  чтут.
Пусть  ранят  и  сражают  ваши  перья,
Отнюдь  сердец  и  слуха  не  жалея
Тех,  кто  стихи  услышит;  такова
Будь  ярость,  чтоб  мечами  стать  словам!
Чтоб,  увидав  на  сцене  злую  смерть,
И  сам  был  должен  зритель  умереть.
А  вы,  его  товарищи  -  вам  пост
С  утратой  этой  горести  принес  -
Теперь  вам  флага  уж  не  подымать,
Придется  бросить  навсегда  играть.
Нет  больше  Атласа,  что  шар  держал,  -
Нельзя,  чтоб  зритель  ваш  не  заскучал.
Как  получать  вам  радость  от  игры,
Коль  в  скорбь  все  зрители  погружены?
Но  если  все  ж  поднимете  вы  флаг,
Не  нужно  радости  в  его  цветах.
Покройте  тканью  черной  ваш  театр,
Пусть  в  нем  всегда  сосульки  cлез  висят.
Коль  сцены  вы  не  бросите  своей  -
Пусть  лишь  трагедия  идет  на  ней.
Теперь,  земля,  ты  примешь  этот  прах,
Что  был  тебе  поручен  в  небесах.
Пусть  будет  кладом  дорогим  твоим,
Среди  других  богатств  тобой  храним.
Пусть  этот  прах,  от  прочих  отделив,
Хранят  потомки,  с  золотом  сравнив.
Пускай  плита  не  будет  тяжела,
Но  долго  будут  пусть  видны  слова,
Чтоб  всякий,  кто  прочтет  их,  слезы  пролил:
"Английский  Росций,  Бербедж,  здесь  -  в  покое".

Перевод  11  -  13,  15,16.04.2021



Не  названный  по  имени  Горбун  -  по  всей  видимости,  Ричард  III.  Еврей  и  женщина-юрист  -  персонажи  "Венецианского  купца"  Шекспира  Шейлок  и  Порция.
Упоминаемые  в  тексте  роли  Бербеджа,  кроме  ролей  в  шекспировских  пьесах:  Иеронимо  и  Горацио  -  персонажи  "Испанской  трагедии"  Томаса  Кида;  Антонио  -  персонаж  пьесы  Джона  Марстона  "Антонио  и  Меллида";  Эдвард  -  вероятно,  король  Эдуард  II  в  исторической  трагедии  о  нем  Кристофера  Марло,  но,  может  быть,  и  Эдуард  III  в  пьесе  о  нем,  одним  из  авторов  которой  в  настоящее  время  признается  Шекспир;  Виндек  -  Гай  Юлий  Виндекс,  римский  полководец,  но  здесь  под  Виндеком,  вероятно,  имеется  в  виду  Виндиче  из  пьесы  Томаса  Миддлтона  "Трагедия  мстителя".  Брачано  -  персонаж  трагедии  "Белый  дьявол"  Джона  Вебстера.  Франкфор  -  персонаж  трагедии  Томаса  Хейвуда  "Женщина,  убитая  добротой".  Филастр  -  персонаж  трагедии  Бомонта  и  Флетчера  "Филастр,  или  Любовь  истекает  кровью".  Малеволе  -  персонаж  пьесы  Джона  Марстона  "Недовольный",  Аминта  -  здесь,  вероятно,  описка.
Росций  -  знаменитый  древнеримский  актер  (которого  Бербедж  упоминал  со  сцены,  играя,  в  частности,  Гамлета).
Атлас,  что  шар  держал  -  намек  на  эмблему  театра  "Глобус":  Атласа  или  Геркулеса,  держащего  земной  шар.

2)  Более  короткий  вариант  (список  ролей  героя  в  нем  меньше,  есть  еще  несколько  отличий).

Источник:

Antoine  Joseph,  English  Professional  Theatre,  1530-1660.  P.  181-183.


A  Funeral  Elegy  on  the  Death  of  the  famous  Actor  Richard  Burbage  who  died  on  Saturday  in  Lent  13  March  1619

Some  skileful  limner  help  me;  if  not  so,
Some  sad  tragedian  help  t'express  my  woe.
But  O  he's  gone,  that  could  both  best:  both  limn
And  act  my  grief:  and  'tis  for  only  him
That  I  invoke  this  strange  assistance  to  it,
And  on  the  point  invoke  himself  to  do  it;
For  none  but  Tully,  Tully's  praise  can  tell,
And  as  he  could,  no  man  could  act  so  well.
This  part  of  sorrow  for  him  no  man  draw,
So  truly  to  the  life,  this  map  of  woe,
That  grief's  true  picture,  which  his  loss  has  bred.
He's  gone,  and  with  him  what  a  world  are  dead.
Which  he  reviv'd,  to  be  revived  so
No  more:  young  Hamlet,  old  Hieronimo,
Kind  Lear,  the  grieved  Moor,  and  more  beside,
That  liv'd  in  him,  have  now  forever  died.
Oft  have  I  seen  him  leap  into  the  grave,
Suiting  the  person,  which  he  seem'd  to  have,
Of  a  sad  love,  with  so  true  an  eye
That  there  I  would  have  sworn  he  meant  to  die.
Oft  have  I  seen  him  play  this  part  in  jest
So  lively  that  spectators,  and  the  rest
Of  his  sad  crew,  whilst  he  but  seem'd  to  bleed,  
Amazed,  thought  even  then  he  died  in  deed.
O  let  not  me  be  check'd,  and  I  shall  swear
E'en  yet  it  is  a  false  report  I  hear,
And  think  that  he,  that  did  so  truly  feign
Is  still  but  dead  in  jest,  to  live  again.
But  now  this  part  he  acts,  not  plays;  'tis  known
Other  he  play'd,  but  acted  hath  his  own,
England's  great  Roscius,  for  what  was  Roscius
Was  unto  Rome,  that  Burbage  was  to  us.
How  did  his  speech  become  him,  and  his  pace
Suit  with  his  speech,  and  every  action  grace
Them  both  alike,  whilst  not  a  word  did  fall
Without  just  weight  to  ballast  it  withal.
Hadst  thou  but  spoke  to  death,  and  us'd  thy  power
Of  thy  enchanting  tongue,  at  that  first  hour  
Of  his  assault,  he  had  let  fall  his  dart
And  been  quite  charm'd  by  thy  all-charming  art.
This  he  well  knew,  and  to  prevent  this  wrong
He  therefore  first  made  seizure  of  his  tongue;
Then  on  the  rest,  'twas  easy  by  degrees;
The  slender  ivy  tops  the  smallest  trees.
Poets  whose  glory  whilom  'twas  to  hear
Your  lines  so  well  express'd,  henceforth  forbear
And  write  no  more;  or  if  you  do,  let't  be
In  comic  scenes,  since  tragic  parts  you  see
Die  all  with  him.  Nay,  rather  sluice  your  eyes
And  henceforth  wrote  nought  else  but  tragedies,
Or  dirges,  or  sad  elegies,  or  those
Mournful  laments  that  not  accord  with  prose.
Blur  all  your  leaves  with  blots,  that  all  you  writ
May  be  but  one  sad  black,  and  open  it.
Draw  marble  lines  that  may  outlast  the  sun
And  stand  like  trophies  when  the  world  is  done.
Turn  all  your  ink  to  blood,  your  pens  to  spears,
To  pierce  and  wound  the  hearers  '  hearts  and  ears.
Enrag'd,  write  stabbing  lines,  that  every  word
May  be  as  apt  for  murther  as  a  sword,
That  no  man  may  survive  after  this  fact
Of  ruthless  death,  either  to  hear  or  act;
And  you  his  sad  companions,  to  whom  Lent,
Becomes  more  lenten  by  this  accident,
Henceforth  your  waving  flag  no  more  hang  out,
Play  now  no  more  at  all,  when  round  about
We  look  and  miss  the  Atlas  of  your  sphere.
What  comfort  have  we  (think  you)  to  be  there.
And  how  can  you  delight  in  playing,  when
Such  mourning  so  affecteth  other  men;
Or  if  you  will  still  put't  out  let  it  wear
No  more  light  colours,  but  death  livery  there
Hang  all  your  house  with  black,  the  hue  it  bears,
With  icicles  of  ever-melting  tears,
And  if  you  ever  chance  to  play  again,
May  nought  by  tragedies  afflict  your  scene.
And  thou  dear  Earth,  that  must  enshrine  that  dust
By  Heaven  now  committed  to  thy  trust,
Keep  it  as  precious  as  the  richest  mine
That  lies  entomb'd  in  that  rich  womb  of  thine,
That  after-times  may  know  that  much-lov'd  mould
From  other  dust,  and  cherish  it  as  gold.
On  it  be  laid  some  soft  but  lasting  stone,
With  this  short  epitaph  endors'd  thereon,
That  every  eye  may  read,  and  reading,  weep:
'Tis  England's  Roscius,  Burbage,  that  I  Keep'.

Мой  перевод:

Погребальная  элегия  на  смерть  знаменитого  актера  Ричарда  Бербеджа,  умершего  в  субботу,  в  Великий  пост,  13  марта  1619  года
 
Умелый  живописец,  помоги!
Не  можешь?  Трагик,  ты  со  мной  скорби!
Увы,  вы  бесполезны:  нет  его,
Чье  на  холсте  и  сцене  мастерство,
Одно  раскрыло  бы,  как  я  горюю.
Чтоб  он  себя  почтил,  его  зову  я.
О  Туллии  -  лишь  Туллию  сказать.
Никто  не  мог  бы  так,  как  он,  сыграть.
Лишь  он  правдиво  бы  изобразил,
Какую  боль  утраты  нам  внушил  -
Но  роли  не  написано  такой...
Ушел,  и  что  за  мир  унес  с  собой!
Их  оживлял  искусством  он  своим:
Был  молод  Гамлет,  стар  Иероним,
Был  Лир,  был  мавр  несчастный  -  и  другие  ...
Теперь  -  мертвы  навечно:  в  нем  ведь  жили.
Я  видел,  как  в  могилу  прыгал  он,
Тогда  всецело  ролью  поглощен
Бедняги,  что  возлюбленной  лишился  ...
Поклялся  б  я:  он  умереть  решился.
Играл  он,  роль  играл,  изображал,
Но  зал,  как  и  актеры,  трепетал.
Когда  казалось  лишь,  что  кровь  идет,
Все  думали,  что  вправду  он  умрет.
Признаюсь:  я  б  поклялся  и  сейчас,
Что  весть  о  смерти  обманула  нас
И  что  умевший  ловко  так  играть
Лишь  в  шутку  умер  и  живет  опять.
Увы,  не  притворяется,  а  есть.
Но  был  -  собой  он,  хоть  ролей  не  счесть:
Он  был  -  английский  Росций.  Не  поспоришь:
У  Рима  Росций  был,  у  нас  был  Бербедж.
Как  точно  подбирал  он  речи  тон,
Как  каждый  жест  был  слову  подчинен!
Уместны  были  взгляды  и  движенья,
И  речь  всегда  звучала  со  значеньем.
Когда  б  он  мог  со  смертью  говорить,
К  ней  речь  волшебную  мог  обратить,
Она  б  свое  оружье  отклонила,  -
Твое  искусство  бы  и  смерть  пленило.
Но  знала  хитрая,  чем  ты  силен  -
И  твой  язык  был  ею  отсечен
Сперва.  Затем  -  и  остальному  сдаться  ...
Так  плющ  умеет  высоко  взбираться.
Поэты,  слышать  рады  были  вы,
Как  он  читал,  -  вы  бросить  труд  должны.
А  если  все  ж  продолжите  писать,
Вам  лучше  лишь  комедии  слагать,
Затем,  что  он  трагедию  унес...
Нет,  лучше  так:  не  осушая  слез,
Пишите  лишь  трагедии  одни,
Иль  гимны  -  без  веселой  суетни.
Сажайте  больше  клякс:  пускай  листки
Черны  пребудут  -  от  большой  тоски.
Но  строки  Солнце  пусть  переживут,
До  окончанья  мира  пусть  их  чтут.
Пусть  ранят  и  сражают  ваши  перья,
Отнюдь  сердец  и  слуха  не  жалея
Тех,  кто  стихи  услышит;  такова
Будь  ярость,  чтоб  мечами  стать  словам!
Чтоб,  увидав  на  сцене  злую  смерть,
И  сам  был  должен  зритель  умереть.
А  вы,  его  товарищи  -  вам  пост
С  утратой  этой  горести  принес  -
Теперь  вам  флага  уж  не  подымать,
Придется  бросить  навсегда  играть.
Нет  больше  Атласа,  что  шар  держал,  -
Нельзя,  чтоб  зритель  ваш  не  заскучал.
Как  получать  вам  радость  от  игры,
Коль  в  скорбь  все  зрители  погружены?
Но  если  все  ж  поднимете  вы  флаг,
Не  нужно  радости  в  его  цветах.
Покройте  тканью  черной  ваш  театр,
Пусть  в  нем  всегда  сосульки  cлез  висят.
Коль  сцены  вы  не  бросите  своей  -
Пусть  лишь  трагедия  идет  на  ней.
Теперь,  земля,  ты  примешь  этот  прах,
Что  был  тебе  поручен  в  небесах.
Пусть  будет  кладом  дорогим  твоим,
Среди  других  богатств  тобой  храним.
Пусть  этот  прах,  от  прочих  отделив,
Хранят  потомки,  с  золотом  сравнив.
Пускай  плита  не  будет  тяжела,
Но  долго  будут  пусть  видны  слова,
Чтоб  всякий,  кто  прочтет  их,  слезы  пролил:
"Английский  Росций,  Бербедж,  здесь  -  в  покое".

Перевод  15.04.2021.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965546
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 13.11.2022


A sonnet upon the pitiful burning of the Globe playhouse in London Перевод



Мрачное,  но  нужное  предуведомление.  Знаменитый  шекспировед  сэр  Стэнли  Уэллс  в  приложении  к  своей  книге  "Shakespeare  and  Co"  приводит  в  качестве  документа  текст  уличной  баллады  о  том,  как  лондонский  театр  "Глобус"  в  начале  XVII  века  сгорел  на  пожаре.  Факт  пожара  обычно  упоминается  в  биографиях  Шекспира.  Далее  следуют  оригинал  баллады  и  мой  перевод.
Театр  "Глобус",  в  котором  играли  "Слуги  короля"  (ранее  известные  как  "Слуги  лорда-камергера")  загорелся  29  июня  1613  года  во  время  спектакля  "Генрих  VIII".  Уличная  баллада  об  этом  событии  почему-то  называется  сонетом,  хотя  с  очевидностью  не  соответствует  этой  стихотворной  форме.  По  отношению  к  театру  и  актерам  баллада  недоброжелательная.  Возможно,  ее  сложили  лица,  желающие  выслужиться  перед  лицами  пуританских  убеждений,  так  как  актерам  в  ней  припоминают  их  разврат  -  что  небезосновательно,  но  значения  их  творческой  деятельности  для  зрительской  интеллектуальной  жизни  не  отменяет.
Стишок  -  злой  рассказ,  иллюстрация  печального  исторического  факта.  Но  что,  на  мой  взгляд,  несколько  изменяет  звучание  этого  стишка,  делает  его  даже  устрашающим  -  это  название  здания  театра,  о  котором  идет  речь.  Обычно  обращают  внимание,  что  "Глобус"  -  это  исторически  установившийся  вариант  перевода  названия,  а  более  точным  был  бы  "Мир"  или  "Земной  шар".  Можно  вообразить  ехидных  наблюдателей  конца  света,  которые,  находясь  в  безопасности,  высказывают  в  злой  песенке  свое  отношение  к  происходящему.
В  переводе  не  всегда  соблюдена  форма  оригинала  -  ради  передачи  содержания.

Источник  оригинала:

Wells  S.  Shakespeare  and  Co.  :  Christopher  Marlowe,  Thomas  Dekker,  Ben  Jonson,  Thomas  Middleton,  John  Fletcher  and  the  Other  Players  in  His  Story.  Penguin  Books  Ltd,  2008.  P.  242  —  243.

Оригинал:

A  sonnet  upon  the  pitiful  burning  of  the  Globe  playhouse  in  London  W  242-243.

Now  sit  thee  down,  Melpomene,
Wrapped  in  a  sea-coal  robe,
And  tell  the  doleful  tragedy
That  late  was  played  at  Globe;
For  no  man  that  can  sing  and  say
 (But)  was  scared  on  St  Peter's  Day.

O  sorrow,  pitiful  sorrow,  and  yet  all  this  is  true.

All  you  that  please  to  understand,
Come  listen  to  my  story,
To  see  Death  with  his  raking  brand
'Mongst  such  an  auditory;
Regarding  neither  Cardinal's  might,
Nor  yet  the  rugged  face  of  Henry  the  Eight,

O  sorrow,  pitiful  sorrow,  and  yet  all  this  is  true.

This  fearful  fire  began  above,
A  wonder  strange  and  true,
And  to  the  stage-house  did  remove,
As  round  as  tailor's  clew;
And  burned  down  both  beam  and  snag,
And  did  not  spare  the  silken  flag.

O  sorrow,  pitiful  sorrow,  and  yet  all  this  is  true.

Out  run  the  knights,  out  run  the  lords,
And  there  was  great  ado;
Some  lost  their  hats  and  some  their  swords;
Then  out  run  Burbage  too;
The  reprobates,  though  drunk  on  Monday,
Pray  for  the  Fool  and  Henry  Condye.

O  sorrow,  pitiful  sorrow,  and  yet  all  this  is  true.

The  periwigs  and  drum-heads  fry
Like  to  a  butter  firkin;
A  woeful  burning  did  betide
To  many  a  good  buff  jerkin.
Then  with  swoll'n  eyes,  like  drunken  Flemings,
Distressed  stood  old  stuttering  Heminges.

O  sorrow,  pitiful  sorrow,  and  yet  all  this  is  true.

No  shower  his  rain  did  there  down  force
In  all  that  sunshine  weather,
To  save  that  great  renowned  house;
Nor  thou,  O  ale-house,  neither.
Had  it  begun  below,  sans  doubt,
Their  wives  for  fear  had  pissed  it  out.

O  sorrow,  pitiful  sorrow,  and  yet  all  this  is  true.

Be  warned,  you  stage  strutters  all,
Lest  you  again  be  catched,
And  such  a  burning  do  befall,
As  to  them  whose  house  was  thatched;
Forbear  your  whoring,  breeding  biles,
And  lay  up  that  expense  for  tiles.

O  sorrow,  pitiful  sorrow,  and  yet  all  this  is  true.

Go  draw  you  a  petition,
And  do  you  not  abhor  it,
And  get,  with  low  submission,
A  licence  to  beg  for  it
In  churches,  sans  churchwardens'  checks,
In  Surrey  and  in  Middlesex.

O  sorrow,  pitiful  sorrow,  and  yet  all  this  is  true.


(Edited  from  Peter  Beal,  "The  Burning  of  the  Globe',  TLS,  20  June  1986,  pp.  689-90.

Мой  перевод:

Сонет  на  достойный  жалости  пожар  театра  "Глобус"  в  Лондоне

Присядь-ка,  Мельпомена,
В  чернейшем  одеянье.
Скажи  нам  о  трагедии,
Что  в  "Глобусе"  сыграли.
Любой,  способный  молвить  слово,
Запомнил  ужас  дня  Петрова.

Рыдайте,  горько  рыдайте,  но  было  именно  так.

Желаете  послушать  -
Так  вот  что  там  случилось:
Среди  почтенной  публики
Вдруг  смерть  с  косой  явилась.
Преградой  не  были  для  злой
Ни  кардинал,  ни  сам  Генрих  Восьмой.

Рыдайте,  горько  рыдайте,  но  было  именно  так.

Вверху  пожар  тот  запылал  -
Представить  кто  бы  мог?  -
И  перекинулся  на  зал,
Что  кругл  был,  как  клубок.
Сожрал  огонь  все  доски,  балки,
Нашел  он  жертву  и  во  флаге.

Рыдайте,  горько  рыдайте,  но  было  именно  так.

К  дверям  бежали  господа,
Теряли  шпаги,  шляпы.
Бежал  спасаться  Бербедж  сам  -
Переполох  изрядный.
Пьянчуги,  хоть  трезветь  не  соизволили,
Молитесь  о  шуте  и  Генри  Конделе!

Рыдайте,  горько  рыдайте,  но  было  именно  так.

Огонь  их  парики  слизал,
Сожрал  их  барабаны.
И  курткам  кожаным  -  беда:
Сгорело  их  немало...
Несчастный  Хемингс  заикался,
Глядел,  как  пьяные  фламандцы.

Рыдайте,  горько  рыдайте,  но  было  именно  так.

Театр  знаменитый
Горит  -  а  день  сияет...
Не  спас  его  ни  ливень,
Ни  даже  и  пивная.
Жаль,  что  не  снизу  запылало:
Мочой  бы  загасили  бабы.

Рыдайте,  горько  рыдайте,  но  было  именно  так.

Смотрите,  задаваки,
Чтоб  не  попасться  снова.
Как  вы,  рискует  всякий,
Чей  дом  покрыт  соломой.
Чем  переплачивать  девицам  -
Купите  лучше  черепицу.

Рыдайте,  горько  рыдайте,  но  было  именно  так.

Пишите-ка  прошенье,
Презрение  сдержите.
А  дальше  -  со  смиреньем
Идите  да  просите
В  церквях  -  и  чтоб  не  выгоняли  -
По  Миддлэссексу,  по  Сарри.

Рыдайте,  горько  рыдайте,  но  было  именно  так.


Перевод  27.06.2021

дня  Петрова  -  29  июня  отмечается  праздник  святых  Петра  и  Павла.

Упоминаемые  актеры  Генри  Конделл  и  Джон  Хемингс  (Хеминг)  известны  как  редакторы  шекспировского  "Первого  фолио".

P.S.  "Глобус",  как  известно,  после  того  пожара  был  восстановлен.  И  сейчас  он  восстановлен.  Так  что  зря  злорадствовали  хроникеры  происшествий  ...

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965544
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 13.11.2022


Сонет о Комати

Сонет  о  Комати

Награда  по  гордыне,  госпожа!
Когда-то  дождь  стихами  призывала,
Но  нынче  ходишь  нищей  и  увяла,
Избыток  ливней  терпишь,  вся  дрожа.

Сложился  веер  в  лезвие  ножа  -
Твоя  судьба.  Напрасно  испытала
Влюбленного:  упорство  узнавала,
К  себе  стремленьем  мало  дорожа.

Должно  быть,  уж  не  раз  ты  повинилась.
Послушаем,  как  каяться  готова.
Жалела  бы  любовь,  коль  все  уйдет...
-  Страсть  призрачна,  как  жизнь,  я  убедилась.
Ношу  в  себе  любовь  такую  к  слову,
Что,  хоть  пройдет,  -  иных  переживет.

23.10.2016

Оно-но  Комати  -  знаменитая  японская  поэтесса  IX  века,  популярный  персонаж  классического  японского  искусства  и  японских  легенд.  Она  была  придворной  красавицей,  но  якобы  за  гордость  ее  удалили  от  двора  и  остаток  жизни  она  провела,  скитаясь.  Поэтому  ее  часто  изображают  в  нэцке  в  виде  уродливой  старухи.  По  одной  легенде  она  вызвала  дождь  в  засуху,  читая  свои  стихи;  по  другой  заставляла  влюбленного  поклонника  приходить  к  ее  дому  сто  ночей  подряд.  Он  или  сам  умер  на  сотую  ночь,  или  у  него  умер  отец  и  поэтому  он  на  сотую  ночь  не  смог  прийти.

Я  прочла  несколько  русских  переводов  стихов  Комати,  но  это  стихи  "вообще"  о  легенде.

Иллюстрация:  фото  нэцке  "Амагои-Комати"  ("Комати,  молящаяся  о  дожде".  Автор  Иссэн.  Фото  из  книги  М.В.  Успенского  "Нэцке",  "Искусство"  (ленинградское  отделение),  1986.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965439
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 12.11.2022


Сестра «Иоанна Инесса Крестовская». Проза

Сестра  «Иоанна  Инесса  Крестовская»


«…де  візьметься
у  птиці  віщої  коханий  погляд
голубки,  що  воркує».

Леся  Українка,  «Кассандра».
   
Хуана  Инес  де  Асбахе-и-Рамирес  де  Сантильяна  –  это  девочка  из  вице-королевства  Новая  Испания,  внучка  деревенского  богача,  дочь  невенчанных  родителей,  которая  много  читала,  писала  стихи  и  больше  всего  на  свете  хотела  учиться.

Сестра  Хуана  Инес  де  ла  Крус,  прозванная  «Десятая  Муза»  и  «Мексиканский  Феникс»,  –  это  монахиня,  которая  в  Мехико,  в  обители  Святого  Иеронима  в  перерывах  между  службами  вышивала  и  ставила  научные  опыты,  пекла  пирожки  и  наблюдала  звезды,  занималась  музыкой  и  читала,  писала  картины,  богословские  трактаты,  светские  и  религиозные  пьесы,  стихи  о  разуме,  о  ревности,  о  любви.

Когда  девочка  Хуана  Инес  де  Асбахе,  столь  же  красивая,  сколь  начитанная,  столь  же  остроумная,  сколь  сильная  духом,  явилась  при  вице-королевском  дворе  Мексики,  она  держала  экзамен  перед  сорока  учеными  мужами  и  выдержала  его  так,  что  иные  были  восхищены,  иные  –  посрамлены.  Госпожа  вице-королева  приблизила  ее  к  своей  особе,  двор  и  роскошный,  и  изысканный  восхвалил  ее  и  преклонился  перед  нею,  многие  кавалеры  возмечтали  о  прелестях  и  руке  ее.  Но  спустя  лишь  несколько  лет  отказалась  она  от  всего,  кроме  познания,  и  стала  сестрой  Хуаной  Инес  де  ла  Крус.

А  когда  славословие  и  злословие  вокруг  нее  одновременно  достигли  зенита,  сестра  Хуана  Инес  подписала  отречение  кровью  и  отвратила  помыслы  от  наук  и  искусств  как  от  семени  гордыни,  обетами  оградила  себя  от  заманчивости  былых  соблазнов  и  в  строгости  и  покаянии  заключила  себя.  Она  продала  все  научные  сокровища,  музыкальные  инструменты  и  библиотеку  в  четыре  тысячи  томов,  раздала  деньги  бедным,  стала  ходить  за  больными  и  умерла  от  чумы.  Жизни  ее  было  43  года,  а  ее  полное  собрание  сочинений  –  4  тома.

Эту  жизнь  можно  в  стольких  историях  рассказать!  Да  уже  и  рассказано.

Можно  поведать  историю,  где  будет  много  действующих  лиц.  Мать,  не  обученная  книжной  премудрости,  и  две  старшие  сестры,  добрый  дедушка  и  его  большая  библиотека.  Учительница,  взявшаяся  тайком  обучить  грамоте  способную  трехлетнюю  девочку  по  ее  великому  желанию  и  ради  дополнительной  платы  от  ее  семьи,  заслужившая  этим  предприятием  вечную  благодарность  своей  ученицы.  Столичные  экзаменаторы  и  еще  светила  –  теологи,  поэты,  книжники  и  испытатели,  прославленные  имена,  лично  знакомые  или  собеседники  по  переписке.  Друзья,  поклонники  и  завистники.

Две  мужские  тени  неотступные:  возлюбленный,  который  дорог  был  паче  разумности,  но  отвернулся,  и  другой  –  любящий,  но  нелюбимый.


Две  вице-королевы  –  покровительницы  и  подруги.  Два  архиепископа  Мехико  –  один  благосклонный  начальник  и  почитатель,  другой  –  ненавистник  и  свирепый  притеснитель.  Настоятельницы  –  кто  нетерпимая,  кто  снисходительная.  Епископ  Пуэблы,  коварный  друг,  оказавший  сестре  Хуане  такую  услугу,  которая  способствовала  ее  славе  в  веках  и  дорого  обошлась  ей  при  жизни.  Духовник-иезуит,  внушающий  оставить  мирские  помыслы,  с  которым  было  рассорилась,  но  под  руководство  которого  вернулась.

Массовка,  конечно  же,  тоже  будет:  дамы  и  кавалеры,  сестры-монахини,  ученицы.  Толпа  придворных  на  спектаклях,  толпа  гостей  в  келье  знаменитой  монахини,  толпа  жителей  Мехико  за  стенами  монастыря,  обсуждающая  с  пеной  на  губах  ее  покаяние…Читатели,  комментаторы,  биографы….Рты  и  глаза  в  зрительном  зале…

Можно  рассказать  об  одиночестве.  Представьте:  в  комнате,  заставленной  книгами,  сидит  и  пишет  у  стола  женщина  в  белой  длинной  одежде  со  складками.  Она  берет  из  склянки  начавшую  увядать  алую  розу  и  рассматривает  ее,  прислушиваясь,  отмечая  про  себя  мысли,  которые  роза  приводит.  Ты  хороша,  моя  стареющая  царица!  Красота,  и  бренность…и  ты  тоже  создана  –  какое  чудо  всякий  миг  перед  глазами!  Ее  срывают  и  губят…не  верь  ему….красоту  хвалят,  чтобы  погубить…  А  лепестки  розы  –  чему  уподоблю?  Ее  наряд,  когда-то  дорогие  ткани…  и  ее  нагота…Роза  вянет,  красота  умрет….но  лучше  умереть  прекрасной…Я  люблю  тебя,  роза,  и  как  мудро  устроил  Творец,  что,  глядя  на  тебя,  я  вижу  также  схожие  с  тобою  создания…

Она  знает  хорошо,  что  все  эти  истины,  говоря  мягко,  не  новы  –  она  слишком  много  читает,  а  думает  даже  еще  больше.  На  свете  нет  ничего  нового  –  но  познание  всегда  новое  и  личное,  и  плоды  его  принадлежат  ей.  Ни  места  пустоте,  ни  часа  скуке  –  везде  душа,  как  очевидна  и  как  многообразна!  Каждую  минуту  своей  жизни  она  не  может  не  видеть  творения,  не  думать  о  нем  и  не  удивляться  ему,  и  отвлеченные  мысли,  и  образы,  связанные  ее  сознанием  с  розой,  она  чувствует  в  себе  так  же,  как  ощущает  кожа  ее  ладони  гладь  и  шершавости  пышной  цветочной  головки;  поворачивая  розу  в  руке,  она  выстраивает  строфы,  и  мысли  будут  в  стихах…

Тут  в  соседнем  помещении  падает  что-то  тяжелое,  и  раздаются  крики.  Две  ее  служанки  спорят  и  обвиняют  друг  друга.  Она  идет  узнавать,  в  чем  там  дело.

Она  напишет  потом,  что  ушла  в  монастырь,  потому  что  жаждала  одиночества,  но  будет  жалеть,  что  с  нею  не  было  наставника  и  соучеников.

Можно  предложить  рассказ  об  Идее.  Чаще  всего  это  идея  права  женщины  на  образование,  научное  и  художественное  творчество,  буде  явится  к  ним  неодолимое  рвенье.

…Сеньор  де  Сантакрус,  епископ  Пуэблы,  удружил  сестре  Хуане  Инес  –  издал  без  ее  разрешения  частное  письмо,  где  она  живого  места  не  оставила  на  классической  проповеди  самого  преподобного  отца  Антонио  Виейры,  и  сопроводил  публикацию  трогательными  упреками:  на  что,  сестра,  тратите  дар  свой?  Теология  есть  Ваше  призвание,  Вы  же  низменным  наукам  и  удовлетворению  недостойной  прихоти  сочинительства  посвящаете  себя.  Епископ  писал  под  именем  сестры  Филотеи,  и  сестра  Хуана,  так  как  скорбь  от  незаслуженной  обиды  владела  ее  сердцем,  приняла  игру.  В  «Ответе  сестре  Филотее»,  известнейшем  из  ее  прозаических  произведений,  она  рассказала:  то,  что  высокочтимая  сеньора  именовала  прихотями,  для  нее  –  «потребность  души,  дарованная  свыше»,  «непременное  условие  существования»  (С).  И  в  подтверждение  сослалась  на  то,  что  эти  ее  склонности  неизменно  одерживали  верх  над  всеми  другими  и  побуждали  ее  преодолевать  любые  преграды.  Рассказала,  как  в  детстве  подрезала  себе  волосы,  чтобы  за  то  время,  пока  они  отрастут,  выучить  очередной  урок  латыни.  Как  запрещала  себе  есть  сыр  и  прочие  вкусности,  прослышав,  что  они  дурно  влияют  на  мозг.  Как  болела  и,  после  того,  как  доктора  запретили  ей  читать,  почувствовала  себя  только  хуже.  Как  дала  в  монастыре  обет  не  входить  без  надобности  в  кельи  к  сестрам,  чтобы  научным  и  поэтическим  занятиям  не  пошла  во  вред  ее  природная  общительность.  Пройдет  время,  и  она  также  будет  громоздить  обеты,  чтобы  защититься  от  науки  и  поэзии…

Тут  бы  и  вздохнуть,  что  женщине  в  XVII  веке  не  было  дано  того,  что  есть  у  нее  в  веке  ХХI.  Но  если  стены  кельи  раздвинуть,  а  потолок  поднять  так,  что  он  не  будет  виден,  разве  означает  это,  что  границы  исчезнут  совсем?  Однажды  ладони  упрутся  в  стены,  и  ты  заплачешь  от  бессилия  преодолеть  их  и  устыдишься  собственной  самонадеянности.

В  стихах  сестры  Хуаны  можно  прочесть  хвалу  разуму,  исполненную  сознания  его  могущества.  Она  призывает  читателя  быть  судьей  ее  поэзии:


«…Суди.  На  свете  ничего
нет  выше  разума  от  века.
Не  посягает  даже  Бог
на  разуменье  человека»  .
«…Мне  чужды  о  сокровищах  мечты,
ищу  лишь  для  ума  обогащенья:
Опасны  о  богатстве  размышленья  –
они  доводят  ум  до  нищеты».
Но  в  них  звучит  и  легкая  ирония  насчет  возможностей  разума.  Полемизируя  с  поэтом  Монторо,  она  замечает:

«…Недоказуемого  жаждет
твой  дерзкий  разум  все  равно:
Ведь  все,  что  доказать  возможно,
уже  доказано  давно».

А  в  конце  концов  –  вполне  понятные  порицания  неутоленной  жажде:

«Взлетает  разум  ввысь,  но  тянет
его  к  земле  извечный  страх…
И  топит  разочарованье
огонь  познания  в  слезах.
Для  непорочных  душ  познанье–
как  сильнодействующий  яд;
увы,  чем  больше  люди  знают,
тем  больше  знать  они  хотят.
И  если  не  остановить  их,
то  в  одержимости  своей
под  натиском  все  новых  истин
они  забудут  суть  вещей.
….Наш  разум  –  словно  пламень  злобный:
когда  добычей  распален,
тем  яростней  ее  он  гложет,
чем  ярче  кажется  нам  он…
В  плену  у  первозданной  лени
усни,  мой  ум,  и  мне  верни
убитые  на  размышленья,
у  жизни  отнятые  дни».  (С)

Полагаю,  однако,  что  на  подобный  отзыв  о  разуме  имеет  право  лишь  тот,  кто,  как  сестра  Хуана,  настолько  испытал  его  возможности,  чтобы  по  опыту  знать  об  их  пределе,  а  отнюдь  не  надменный  невежда.

 «Ответ  сестре  Филотее»  иногда  называют  манифестом  феминизма.  Предложения  в  нем,  по  современным  меркам,  относительно  скромные:  а  почему  бы  образованной  даме  не  учить  девиц?  «Ибо  что  предосудительного  в  том,  что  почтенных  лет  женщина,  просвещенная  в  науках  и  благородная  в  речах  и  поведении,  посвятила  бы  себя  воспитанию  молодых  девушек?…Отсутствием  таковых  наносим  мы  великий  урон  отечеству  нашему…»  (С)  Но,  помимо  провозглашенной  идеи,  в  «Ответе»  есть  что-то,  что  делает  историю  поисков  сестры  Хуаны  достоянием  не  истории,  но  современности  –  любой.  Я  говорю  об  основании  идеи  –  о  сомнениях.  «Я  пребываю  с  собою  в  беспрестанном  споре»,  –  признается  сестра  Хуана.  Внутренняя  борьба  не  покидает  ее  и  за  написанием  этих  строк:  вначале  она  говорит,  что  ушла  в  монастырь,  чтобы  похоронить  в  нем  себя  и  свой  разум.  «Я  ли  не  молила  Господа  загасить  во  мне  огонь  разума,  поелику,  как  полагают  многие,  женщине  разум  не  надобен  и  даже  вреден».  (С)  Но  затем  природная  склонность  берет  вверх,  и  сестра  Хуана  объявляет,  что  это  она  привела  ее  за  монастырские  стены,  дабы  не  иметь  себе  помех:  «Я  готова  была  не  слышать  человеческого  голоса,  дабы  его  звук  не  нарушал  моей  безмолвной  беседы  с  любимыми  книгами»  (С).  Сестра  Хуана  была  с  собой  искренней,  и  тем  больнее  сомнения  ранили  ее.  Закончились  они  известно  чем  –  обетом  не  касаться  пера  и  бумаги,  отречением,  подписанным  кровью.

Здесь  можно  задаться  в  очередной  раз  вопросом  о  том,  как  дружат  или  не  дружат  наука  и  религия.  Поговорить  о  том,  на  каких  путях  можно  служить  Богу,  и  как  люди  это  понимали  в  разные  эпохи,  и  кому  ни  в  коем  случае  не  надо  уходить  в  монастырь.  Опять  же,  с  учетом  различия  эпох  и  характеров,  могут  быть  два  мнения  и  больше.
Незадолго  перед  тем,  как  сестра  Хуана  скончалась,  назвав  себя  перед  смертью  худшей  из  женщин,  падре  Нуньес  де  Миранда,  ее  духовник  –  тот  самый,  который  поддержал  ее  решение  о  монашестве  и  с  которым  она  потом  ссорилась-мирилась,  –  сказал:  «Хуана  Инес  не  бежит,  а  летит  по  стезе  добродетели»  (С).
Предшествовала  монашеству  история  любви  сестры  Хуаны,  рассказанная  в  лучших  из  ее  стихов.  Маленькая  пьеса,  в  которой  актеры  играют  искренне,  но  с  закрытыми  лицами,  а  подлинные  имена  персонажей  не  названы.  Женственная,  очень  женственная  история,  хотя  это  не  значит,  что  нет  мужчин,  которых  бы  она  тронула.

Самое  первое,  детское,  впечатление  от  ее  стихов:  они  похожи  на  аллегорические  картины.  Собрание  фигур,  которые  вместе  и  каждая  по  отдельности  должны  что-то  показать  или  проиллюстрировать,  непринужденно  и  в  то  же  время  величаво.  Или  на  произведения  ораторского  искусства:  «Сонет,  в  котором  доказывается…»,  «Сонет,  который  продолжает  рассуждения  о  том  же  предмете…»,  «Редондильи,  которые  содержат  рассуждения  …»,  «Романс,  в  котором…объясняется  природа…».  Выражать  в  стихах  свои  мысли  для  сестры  Хуаны  было  столь  естественно,  что  даже  знаменитый  полемический  «Ответ  сестре  Филотее»  едва  не  появился  на  свет  редондильями  или  романсом.  Ее  стихи  умные,  откровенно  умные  –  нечего  ожидать,  чтобы  подобная  ей  женщина  стала  скрывать  свой  разум  и  благие  приобретения,  какими  она  его  обогатила.  Но  замеченные  черты  –  это  в  известной  мере  дань  требованиям  формы  и  тогдашней  поэтической  традиции.  От  первого  впечатления  стоит  пойти  дальше.
Особенности  поэтики  Хуаны  Инес  де  ла  Крус  нередко  объясняют  барочным  разочарованием,  а  также  некоторым  влиянием  испанского  мэтра  ГОнгоры-и-Арготе,  который  считал,  что  поэтично  –  это  сложно.  Другую  причину  –  для  любовной  лирики  –  я  вижу  в  том,  что  эти  стихи  написаны  женщиной,  любовь  которой  была  сложна.

«Терзаемая  гнетом  страсти,
я  в  нетерпении  дрожу,
но  сразу  руку  отвожу,
как  только  прикасаюсь  к  счастью.  (…)
Блаженство  болью  мне  грозит
в  моем  ревнивом  опасенье,
и  мне  явить  пренебреженье
сама  любовь  порой  велит.
Я  все  перенести  готова,
в  страданье  силу  нахожу,
но  в  исступленье  прихожу
от  незначительного  слова.
Неся  обиды  мнимой  бремя,
в  ничтожной  просьбе  отказать
могу  тому,  кому  отдать
могла  бы  жизнь  в  любое  время.
Злым  раздражением  киплю,
противоречьями  томима,
я  с  ним  до  боли  нетерпима,
и  все  я  для  него  стерплю.
(….)
Нет,  мне  блаженства  не  вкусить!
Среди  душевного  ненастья
готова  я  проклясть  за  счастье
и  за  презрение  –  простить».

Недаром  одна  из  пьес  сестры  Хуаны  называется  «Любовь  –  великий  лабиринт».

Умом  она  предпочитает  разумную  любовь,  не  посягающую  на  внутреннюю  свободу.  Чувство  в  гармонии  с  разумом,  так  все  правильно  и  просто.  Но  в  том-то  и  дело,  что  любовь  от  рассудка  –  не  для  нее.  Она,  что  называется,  рождена  для  больших  страстей  (без  кавычек).  До  поры  она  в  себе  этого  не  знает,  она  может  это  отрицать,  уповать  на  спасительную  узду  разума,  слегка  преувеличивая  ее  прочность.  Тогда  по  ее  стихам  кажется,  что  героиня  –  лирическая,  то  есть  –  немного  свысока  и  с  изысканным  остроумием  подшучивает  над  любовью,  уверенно  идет  избранной  дорогой,  при  случае  проявляя  свою  разумную  независимость.  Это  умение  держать  себя  в  руках  не  лишено  обаяния.  А  затем  чувствуешь:  идет  волна.  Она  снесет,  как  не  было,  беседку  с  резными  перилами.  И  ту,  которая  утверждала  разум  и  свободный  выбор,  она  захлестнет.  Героиня,  конечно,  будет  бороться  –  с  кем?  –  а  с  собой:

«…Моя  душа  разделена
на  две  враждующие  части:
одна,  увы,  –  рабыня  страсти,
другая  –  разуму  верна.
И  не  потерпит  ни  одна,
чтоб  верх  взяла  над  ней  другая,  —
нет  распре  ни  конца,  ни  края…»

Но  более  чем  думала,  она  уже  во  власти  своего  открытия.  Она  будет  упрямо  восклицать  «Шалишь,  я  не  побеждена!»  –  лишь  затем,  чтобы  признать  вскоре  свое  поражение.

…И  начинается  перечисление  презренных  мелочей,  которые  запутывают  и  сдерживают  чистое  и  сильное  чувство.  Упреждающее  знание,  что  все  проходит,  страх  перед  ошибкой,  перед  счастьем,  перед  силой  своей  любви  и  (надо  думать,  это  подсознательно)  перед  теснотой  в  своем  мире  –  боязнь  впустить  в  свою  личную  свободу  еще  кого-то,  из-за  кого  она  ее  утратит  (уже  утратила).  Терзания  ревности,  которые,  понятно  дело,  досаждают  ему,  но  ее  мучают  куда  больше.  Всем  сердцем  она  стремится  любить  и  отдавать,  но  ей  столько  всего  мешает  –  и  она  печально  признает,  что  это  не  внешние,  но  созданные  ею  препятствия!  Греет  так,  что  сжигает.

Говорят,  что  люди,  рожденные  под  знаком  «скорпиона»  в  любви  ревнивы,  как  никто.  Сестра  Хуана  Инес  принадлежит  к  ним  и  написала  целую  маленькую  поэму  о  ревности,  а  точнее  объясняющий  ее  природу  романс.  Из  ее  стихов  очень  видно,  что  ее  любовь  была  неотделима  от  ревности,  и  другой  любви  она  не  знает.  Ревность  –  незаконное  дитя  любви,  приносящее  немало  страданий,  но  она  же  –  вернейший  признак  любви  и  доказательство  ее  искренности.

«…Любви  без  ревности  не  видел
никто,  нигде  и  никогда:
возможен  ли  огонь  без  дыма
или  без  сырости  вода?
(…)
Увы,  в  любовном  лицемерье
искусней  всех  бывает  тот,
в  ком  жажда  выгоды  сильнее
и  у  кого  точней  расчет.
Одной  лишь  ревности  неведом
притворства  лицемерный  труд:
она  —  безумна,  а  безумцы
в  своем  безумии  не  лгут.
(…)
Как  ей  в  притворстве  быть  искусной,
коль  разума  ей  не  дано?
Но  чем  страданье  непритворней,
тем  благороднее  оно».

Она  и  признает  иллюзию,  и  не  отдает  ее:  можно  попытаться  «воскреснуть»  и  призвать  на  помощь  разум,  но  деревянной  шпагой  отразить  ли  морскую  волну?  И  она  не  хочет  вырваться  –  только  знает,  что  «надо».  Теперь  уже  ухищренья  разума  представляются  искусственными  и  бессильными  –  главное,  никчемными  –  подпорками:

«…Пусть  все  законы  разума
отступят  перед  ней  –
моей  любовью  горестной,
владычицей  моей».

Очарование  ее  стихов  о  любви  порой  сродни  очарованию  улыбки  после  слов  «Так  плохо  мне  никогда  не  было»,  –  светлой,  превозмогающей  не  печаль,  но  подавленность.  Хуана  Инес,  действительно,  была  «фениксом»  –  по  ее  стихам  узнаешь,  как  возрождаются  из  пепла.

«…Когда  ж  от  яростного  бичеванья
готово  было  сердце  умереть,
истерзанное  горечью  страданья,
«Ужели  смеешь  ты  себя  жалеть,  –
спросило  вдруг  меня  мое  сознанье,  –
кто  был  в  любви  счастливее,  ответь?»

Эта  пьеса  окончилась  тем,  что  за  героиней  опустился  плотный  занавес,  а  оба  героя  разошлись  молча  и  ни  с  чем.

И  если  позволено  бесцеремонно  вторгаться  в  эту  область  сокровенного,  то  из  сопереживания  только.

Такой  была  –  или  мне  представляется  такой  –  мексиканская  монахиня  Хуана  Инес  де  ла  Крус  (1651-1695),  женщина  ясного  ума  и  мятущихся  чувств.

Сегодня  у  нее  день  рождения.    -)

Стихи  в  переводах  Инны  Чежеговой.

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=760111"]Мої  українські  переклади  віршів  сестри  Хуани.[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965431
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 12.11.2022


Сер Генрі Воттон (1568 — 1639) . The character of a happy life. Переклад

Сер  Генрі  Уоттон  (Воттон)(1568  —  1639)  -  англійський  дипломат.  

Sir  Henry  Wotton  (1568  —  1639).  The  character  of  a  happy  life.  

Оригінал:

Sir  Henry  Wotton

The  character  of  a  happy  life

How  happy  is  he  born  or  taught,
That  serveth  not  another’s  will;
Whose  armour  is  his  honest  thought,
And  simple  truth  his  highest  skill;

Whose  passions  not  his  masters  are;
Whose  soul  is  still  prepar’d  for  death
Untied  unto  the  world  with  care
Of  princes’  grace  or  vulgar  breath;

Who  envies  none  whom  chance  doth  raise,
Or  vice;  who  never  understood
The  deepest  wounds  are  given  by  praise,
Nor  Rules  of  State,  but  Rules  of  good;

Who  hath  his  life  from  rumours  freed;
Whose  conscience  is  his  strong  retreat;
Whose  state  can  neither  flatterers  feed,
Nor  ruins  make  accusers  great;

Who  God  doth  late  and  early  pray,
More  of  his  grace  than  goods  to  send,
And  entertains  the  harmless  day
With  a  well-chosen  book  or  friend.

This  man  is  free  from  servile  bands
Of  hope  to  rise  or  fear  to  fall;
Lord  of  himself,  though  not  of  lands;
And  having  nothing,  yet  hath  all.

Мій  переклад:

Сер  Генрі  Уоттон  (Воттон)(1568  —  1639).

Ознаки  щастя

Щасливий  народивсь  чи  вчивсь,
Щоб  бути  вільний,  не  служник;
До  чесності  він  прихиливсь
І  правду  пестувати  звик.

Пан  пристрастям,  не  навпаки,
Готовий  в  смертний  він  похід;
Йому  незнані  ті  страхи,
Що  косо  гляне  князь  чи  світ.

Хто  з  примхи  долі  чи  з  гріха
Піднявся  —  тим  не  заздрить  він,
Не  зна:  хвала  —  то  річ  лиха;
Не  гри  —  добра  зна  шлях  один.

Од  сплітки  двері  затина
І  вірний  совісті  завжди.
Його  облесник  омина
І  надто  праведні  суди.

Молити  Бога  не  забув,
Але  про  милість  —  не  про  гріш;
Про  книги  й  друзів  він  збагнув,
Як  обирати  вірних  лиш.

Так,  він  щасливий,  бо  не  раб
Побоювань  чи  поривань;
Себе  він  має  —  справжній  скарб,
Ні  з  чим  —  та  з  ліпшим  із  надбань.

Переклад  16.08.2015

Примітки  перекладачки:  цей  вірш,  видимо,  продовжує  вірш[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965139"]  Генрі  Говарда,  графа  Серрея  «The  means  to  attain  a  happy  life»[/url],  тому  має  такий  самий  розмір.
Існують  різні  редакції  тексту  оригіналу,  зокрема,  третьої  строфи,  тому  перекладачка  припустилася  певної  вільності,  а  також  зробила  переклад  ще  одного  варіанта.

Варіант

Who  envies  none  whom  chance  doth  raise,
Or  vice;  who  never  understood
The  deepest  wounds  are  given  by  praise,
By  rule  of  state,  but  not  of  good.

Хто  з  примхи  долі  чи  з  гріха
Піднявся  —  тим  не  заздрить  він,
Не  зна:  хвала  —  то  річ  лиха,
Від  випадкових  йде  причин.


[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965341"]Мій  російський  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965343
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.11.2022


Сер Генри Уоттон (1568 — 1639) . The character of a happy life. Перевод

Cэр  Генри  Уоттон    (1568  —  1639)  -  английский  дипломат.

Оригинал:


Sir  Henry  Wotton

The  character  of  a  happy  life

How  happy  is  he  born  or  taught,
That  serveth  not  another’s  will;
Whose  armour  is  his  honest  thought,
And  simple  truth  his  highest  skill;

Whose  passions  not  his  masters  are;
Whose  soul  is  still  prepar’d  for  death
Untied  unto  the  world  with  care
Of  princes’  grace  or  vulgar  breath;

Who  envies  none  whom  chance  doth  raise,
Or  vice;  who  never  understood
The  deepest  wounds  are  given  by  praise,
Nor  Rules  of  State,  but  Rules  of  good;

Who  hath  his  life  from  rumours  freed;
Whose  conscience  is  his  strong  retreat;
Whose  state  can  neither  flatterers  feed,
Nor  ruins  make  accusers  great;

Who  God  doth  late  and  early  pray,
More  of  his  grace  than  goods  to  send,
And  entertains  the  harmless  day
With  a  well-chosen  book  or  friend.

This  man  is  free  from  servile  bands
Of  hope  to  rise  or  fear  to  fall;
Lord  of  himself,  though  not  of  lands;
And  having  nothing,  yet  hath  all.

Мой  перевод:


Сэр  Генри  Уоттон

Признаки  счастья

Того  зову  счастливым  я  —
Будь  так  рожден  или  учен,  —
Кем  правит  воля  лишь  своя,
Кто  правдою  вооружен;

Кто  страсти  может  обуздать,
Кем  не  владеет  смерти  страх,
Кому  не  нужно  трепетать,
Что  взглянут  власть  иль  люд  не  так;

Кто,  завистью  не  одержим
К  тем,  с  кем  удача  иль  порок,
Не  знал:  хвала  —  вреднейший  дым,
Но  знал:  добру  служенье  —  впрок;

Кто  пищи  сплетням  не  давал,
Не  предал  совести  своей,
Кто  ни  льстецов  не  привлекал,
Ни  слишком  праведных  судей;

Кто  Бога  не  забыл  хвалить,
Пощады,  не  даров,  прося,
Кому  —  дни  тихо  проводить,
Что  надо,  книги  и  друзья.

Он  счастлив:  нет  ему  забот
Ни  опоздать,  ни  преуспеть;
Себе  хозяин  меж  господ,
Ни  с  чем,  он  может  всем  владеть.

Перевод  12.  —  13.  08.  2015

Примечания  переводчицы:  это  стихотворение,  по-видимому,  написано  в  продолжение  стихов  [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965140"]Генри  Говарда,  графа  Серрея  «The  means  to  attain  a  happy  life»[/url]  поэтому  имеет  тот  же  размер.
Существуют  разные  редакции  текста  оригинала,  в  частности  —  третьей  строфы,  поэтому  переводчица  допустила  некоторую  вольность,  а  также  сделала  перевод  еще  одного  варианта.

Вариант

Who  envies  none  whom  chance  doth  raise,
Or  vice;  who  never  understood
The  deepest  wounds  are  given  by  praise,
By  rule  of  state,  but  not  of  good;

Кто,  завистью  не  одержим
К  тем,  с  кем  удача  иль  порок,
Не  знал:  хвала  —  вреднейший  дым,
Ее  шлет  жребий,  но  не  впрок.

Возможность  двойного  ударения  судЕй  и  сУдей  была  проверена  по  словарю.

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965343"]Мій  український  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965341
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 11.11.2022


Письмо сэра Филипа Сидни. Стихотворное переложение


Попробовала  переложить  стихами  еще  одно  историческое  письмо,  оригинал  которого  -  в  прозе.
На  этот  раз  перевод  неполный  и  не  очень  точный,  что  с  моей  стороны  сознательно:  взяла  из  оригинала  несколько  фрагментов,  которые  все  же  передают  его  общее  настроение,  -  то,  что  и  заинтересовало  меня  в  этом  письме.  Монолог  человека,  готового  несмотря  ни  на  что  бороться  за  правое  дело  и  борющегося  с  отчаянием.  Попробовала  поэкспериментировать  с  формой.

Ситуация:  [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=704922"]сэр  Филип  Сидни  (1554–1586)[/url],  молодой  человек,  знаменитый  английский  рыцарь  и  великий  поэт,  убежденный  борец  за  дело  протестантизма  и  племянник  графа  Лестера,  знаменитого  фаворита  Елизаветы  I,  в  Нидерландах  поддерживает  сопротивление  испанскому  владычеству.  Финансирования  от  королевы  не  хватает,  Сидни  вынужден  обеспечивать  его  сам.  Он  пишет  письмо  своему  тестю,  сэру  Френсису  Уолсингему.  Сидни  осталось  жить  несколько  месяцев:  22  сентября  1586  г.  он  получит  в  схватке  ранение,  от  последствий  которого  умрет.

Источник  текста  оригинала  в  прозе:  The  Miscellaneous  Works  of  Sir  Philip  Sidney,  Knt:  With  a  Life  of  the  Author  and  Illustrative  Notes,
D.  A.  Talboys,  1829  P.  -  P.  289  -  291.

Мое  переложение:

Филип  Сидни  -  Френсису  Уолсингему.

Почтеннейший  мой  тесть!  Так  много  писем
От  Вас  я  получил!  Мои  заботы
Воспринимаете  Вы  как  свои,
А  этого  я  не  хотел  бы,  право.
Опасности,  нужду,  да  и  немилость
Я  раньше  испытал  и  делу  предан
Настолько,  что  меня  не  отвратить
От  дела  им:  я  сохраню  решимость.
Когда  бы  наша  госпожа  была
Источником,  здесь  засуха  б  настала.
Но  наша  госпожа  -  одно  лишь  средство
В  руках  у  Господа.  Коль  устранится
Она  -  другие  применить  возможно.

Кто  зло  совершил,  тот  возмездье  получит  -
Я  верю.  Доверчивый  к  силе  людей
Ошибся  не  больше,  чем  тот,  кто  отступит
От  Божьего  дела  в  печали  своей.
Ты  честен  -  служи  же,  унынья  не  зная.
Пускай  не  внушит  его  праздность  чужая!
Уныние  надобно  преодолеть:
Предашься  ему  -  сам  же  будешь  жалеть.

Коль  не  заплатит  войску  королева,
Она  солдат  лишится,  но  моей
Вины  не  будет  в  этом,  и  другого
Не  скажет  ни  одна  душа  живая.
Смогу  помочь  я  -  значит,  будет  помощь.
Придет  опасность  -  не  страшна  опасность.
Никто  по  правде  обвинить  не  сможет,
До  новых  опасений  нет  мне  дела.
Совету  написал  я,  пусть  решают.
Вначале  был  неопытен  я,  верно,
Мне  нужной  подготовки  не  хватало,
Неопытными  также  слуги  были,
Но  дальше  справлюсь  я  гораздо  лучше.

Меня  гордецом,  честолюбцем  считают
В  отчизне  ...  О  том  тяжело  говорить,
Но  что  в  моем  сердце,  понять  не  желают,
А  то  б  не  склонялись  так  строго  судить.
Письмо  мое  к  вам  не  доставлено  будто:
Посланец,  увы,  адреса  перепутал  -
Уилл,  он  актер  графа  Лестера...  Плут!
Некстати  вмешался  в  трагедию  шут.

Cейчас  я  не  могу  сказать  Вам  больше:
Навряд  ли  было,  чтоб  отец  столь  добрый
Тревог  так  много  получал  от  сына  ...
Прошу  у  Бога  Вам  счастливой  жизни!

В  Утрехте,  24  марта  1586,
ваш  покорный  сын  Филип  Сидни


Переложение  14.08.2020

Упоминаемый  в  письме  Уилл  -  это,  по-видимому,  все-таки  знаменитый  комик  Уилл  Кемп  (хотя  соблазнительно  вообразить  и  другого  Уилла).

В  своем  трактате  "Защита  поэзии"  сэр  Филип  высказался  против  того,  чтобы  в  трагедиях  выпускали  шутов  -  что  нам  представляется  курьезным,  учитывая  то,  какими  путями  развивалась  впоследствии  английская  драма.  В  данном  случае  упоминание  о  шуте  вторглось  в  личную  трагедию  сэра  Филипа  -  возможно,  подчеркивая  ее.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965256
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 10.11.2022


Письмо Лестера Елизавете. Стихотворное переложение



Играть  с  чужими  письмами  мне  понравилось…  то  есть  с  чужими  историческими  письмами,  пытаясь  перекладывать  их  стихами.
В  отношении  этого  письма  нет  сомнений  в  его  подлинности.  Это  письмо  Роберта  Дадли,  графа  Лестера  королеве  Елизавете  I  от  28  августа  1588  года,  которое  Елизавета  сохраняла  с  пометкой  «его  последнее  письмо».  Вскоре  после  того,  как  оно  было  отослано,  Лестер  скончался.
Пометка  королевы  позволяет  читать  между  строк,  что  письмо,  несмотря  на  поверхностно  обычный  почтительный  тон,  прощальное.  Может  быть,  Лестер  хотел  дать  понять  это,  а  может  быть  и  нет.  Мне  захотелось  попробовать  передать  это  настроение.
Как  бы  то  ни  было,  это  маленький,  но  знаменитый  памятник  знаменитой  исторической  любви.

Оригинал  в  прозе:

«I  most  humbly  beseech  your  Majesty  to  pardon  your  poor  old  servant  to  be  thus  bold  in  sending  to  know  how  my  gracious  lady  doth,  and  what  ease  of  her  late  pains  she  finds,  being  the  chiefest  thing  in  this  world  I  do  pray  for,  for  her  to  have  good  health  and  long  life.  For  my  own  poor  case,  I  continue  still  your  medicine  and  find  that  (it)  amends  much  better  than  with  any  other  thing  that  hath  been  given  me.  Thus  hoping  to  find  perfect  cure  at  the  bath,  with  the  continuance  of  my  wonted  prayer  for  your  Majesty’s  most  happy  preservation,  I  humbly  kiss  your  foot.  From  your  old  lodging  at  Rycote,  this  Thursday  morning,  ready  to  take  on  my  Journey,  by  your  Majesty’s  most  faithful  and  obedient  servant,

R.  Leicester»

He  added  a  postscript:
«Even  as  I  had  writ  thus  much,  I  received  Your  Majesty’s  token  by  Young  Tracey.»

Мое  стихотворное  переложение:

Лестер  —  Елизавете.  Его  последнее  письмо

Госпожа  моя!  Прошу  Вас  эту  дерзость  мне  простить:
Знать  хотел  бы  я,  смогли  ли  нездоровье  победить
И  лечение  какое  Вы  избрали  от  него.
Я  молюсь  о  здравье  Вашем:  нет  важнее  ничего.

Сам  же  я,  слуга  Ваш  старый,  бедный,  все  еще  лечусь,
Со  своим  недугом  средством  тем,  что  дали  Вы,  борюсь.
И,  хоть  выдумок  немало  хитрых  лекарских  терплю,  —
Вами  данное  всех  лучше  ослабляет  боль  мою.

Нынче  еду  я  на  воды  и  надеюсь  быть  здоров,
Исполнять  веленья  Ваши  к  Вашей  славе  вновь  готов.
Будьте  же  хранимы  счастьем!  Снидет  пусть  Господь  к  мольбам!
Как  и  был,  слуга  смиренный,  я  целую  ноги  Вам.

Из  Вашего  старого  жилища  в  Райкоте,  в  нынешний  четверг  утром,  готов  отправиться  в  путь,
Вашего  величества  вернейший  и  покорнейший  слуга,

Р.  Лестер.

Постскриптум.  Написав  такую  малость,  я  через  молодого  Трейси  получил  от  Вас  подарок.

Переложение  18.06.2020

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965255
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 10.11.2022


Генри Говард, граф Сарри (Серрей) . THE MEANS TO ATTAIN A HAPPY LIFE. Перевод

Оригинал:

Henry  Howard,  Earl  of  Surrey    (1517  —  1547)

THE  MEANS  TO  ATTAIN  A  HAPPY  LIFE.

MARTIAL,  the  things  that  do  attain
The  happy  life,  be  these,  I  find  :
The  riches  left,  not  got  with  pain  ;
The  fruitful  ground,  the  quiet  mind  :

The  equal  friend,  no  grudge,  no  strife  ;
No  charge  of  rule,  nor  governance  ;
Without  disease,  the  healthful  life  ;
The  household  of  continuance  :

The  mean  diet,  no  delicate  fare  ;
True  wisdom  join’d  with  simpleness  ;
The  night  discharged  of  all  care,
Where  wine  the  wit  may  not  oppress  :

The  faithful  wife,  without  debate  ;
Such  sleeps  as  may  beguile  the  night.
Contented  with  thine  own  estate  ;
Ne  wish  for  Death,  ne  fear  his  might.

Мой  перевод  перевода:

Генри  Говард,  граф  Серрей  (из  Марциала)

Где  искать  счастья

Где,  Марциал,  нам  счастья  взять…
Я  думаю,  что  там  живет,
Где,  не  горбатясь,  сытым  стать
Дадут,  и  ум  тревог  не  ждет,

Где  в  помощь,  не  в  помеху  –  друг,
Нет  власти,  чтоб  над  ней  дрожать,
Где  можно  жить,  забыв  недуг,
Спокойно  прочный  дом  держать.

Где  без  изысков  вкус  хорош,
Где  мудрый  и  простак  –  одно,
Где  в  мире  ночку  проведешь,
И  не  вредит  уму  вино.

Где  верная  –  не  спорь!  –  жена,
Где  ночи  в  сладких  снах  бегут,
Где  участь  лучше  не  нужна,
Где  смерть  ни  кличут,  ни  клянут.

Перевод  03.03.  2015

(Перевод  последней  строки  был  рассчитан  на  оригинальность,  но  он  почти  наверняка  уже  встречается  где-нибудь.  «Кличут»  и  «клянут»  —  довольно  популярная  созвучная  пара.
На  одном  сайте  попался  вариант  Серрея,  где  имя  Марциала  было  почему-то  заменено  на  «My  friend».  Если  зачем-нибудь  нужно,  такую  замену  можно  сделать  и  в  переводе:  “Где,  милый  друг,  нам  счастья  взять…»  ).

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965139"]Мій  український  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965140
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 09.11.2022


Генрі Говард, граф Саррі (Серрей) . THE MEANS TO ATTAIN A HAPPY LIFE. Переклад

Оригінал:  

Henry  Howard,  Earl  of  Surrey    (1517  —  1547)

THE  MEANS  TO  ATTAIN  A  HAPPY  LIFE.

MARTIAL,  the  things  that  do  attain
The  happy  life,  be  these,  I  find  :
The  riches  left,  not  got  with  pain  ;
The  fruitful  ground,  the  quiet  mind  :
The  equal  friend,  no  grudge,  no  strife  ;
No  charge  of  rule,  nor  governance  ;
Without  disease,  the  healthful  life  ;
The  household  of  continuance  :
The  mean  diet,  no  delicate  fare  ;
True  wisdom  join’d  with  simpleness  ;
The  night  discharged  of  all  care,
Where  wine  the  wit  may  not  oppress  :
The  faithful  wife,  without  debate  ;
Such  sleeps  as  may  beguile  the  night.
Contented  with  thine  own  estate  ;
Ne  wish  for  Death,  ne  fear  his  might.

Мій  переклад:

Де  шукати  щастя

(Генрі  Говард,  граф  Серрей,  з  Марціала)

Де,  Марціале,  щастя  б  мав…
Я  б  там  шукав  його,  повір,
Де  б  не  робив,  а  спадкував,
Де  родить  ґрунт,  дух  має  мир.

Де  б  друг  поміг,  а  не  зборов,
В  плечах  від  влади  не  свербить,
Життя  не  в’яне  від  хвороб,
І  довго  дім  міцний  стоїть.

Де  гарний  смак  –  без  страв  рясних,
Цінує  простоту  мудрець,
Де  без  тривог  спочити  б  міг,
Не  обіп'ється  ум  вкінець.

Де  пара  вірная  (авжеж!),
Де  плинуть  ночі  в  гарних  снах,
Де  змін  на  краще  вже  не  ждеш,
А  смерть  –  не  мрія  і  не  страх.

Переклад  04.05.2015

Примітка  перекладачки:  наявність  подвійного  наголосу  «на  плечАх  і  на  плЕчах»  була  перевірена  за  словником  М.І.  Погрібного,  так  само  як  і  наявність  слова  «ум»  (синоніма  слова  «розум»)  –  за  «Словником  української  мови»  НАН  України,  1970  р.
Марціала  у  першому  рядку  можна  замінити  на  «милий  друже»  (тому  що  так  іноді  роблять  з  англійським  оригіналом).

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965140"]Мій  російський  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965139
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 09.11.2022


Смерть королевы Джейн Сеймур. Пересказ баллады

Пересказ  баллады  [url="https://www.sacred-texts.com/neu/eng/child/ch170.htm"]'King  Henry'  ('The  Death  of  Queen  Jane').[/url]

Смерть  королевы  Джейн  Сеймур

На  ложе  родин  наша  добрая  Джейн;
Проходит  в  мучениях  месяц  уже.
И  просит  она,  ввысь  лицо  обратя:
«Раскройте  мне  чрево,  спасите  дитя!»

«Да  будет  Господь,  королева,  с  тобой!
Как  нам  поступить,  пусть  решает  король».
Коня  не  щадя,  мчится  вестник  вперед:
Здесь  нужен  король  –  королева  зовет.

«Как  ты  поживаешь,  голубка  моя?
Вели,  что  желаешь,  –  и  сделаю  я!
Красны  твои  веки,  и  слезы  из  глаз  …
Скорей  бы  родился  наследник  у  нас!»

«Пусть  чрево  раскроют,  ребенка  спаси!»
«Нет,  свет  мой,  о  жертве  такой  не  проси!
Я  сына  желал  больше  благ  всех  земных,
Но  если  терять  –  пусть  лишусь  я  двоих!»

Но  вот  королеву  взяло  забытье  …
Успел  вынуть  лекарь  младенца  ее.
Как  солнце  сияло,  как  ясен  был  день,
Который  забрал  нашу  бедную  Джейн!

Младенца  к  роскошной  купели  несут
И  саван  богатый  для  матери  шьют.
Печально  прощальные  трубы  трубят,
Оружье  на  землю  бросает  солдат.

И  радость,  и  скорбь  по  стране  велика:
Горюет  придворный,  горюет  слуга.
И  Бесси  грустит  в  своем  темном  углу,
Но  Генрих  всех  горше  оплакал  жену.

Носильщиков  шесть  королеву  несли,
И  рыцарей  шесть  впереди  нее  шли.
И  нет  никого,  кто  бы  в  сердце  не  знал:
Прекраснейший  Англии  цвет  –  уж  увял.

По  берегу  ходит  наш  Генрих-король,
Не  может  он  выплакать  тяжкую  боль  …
Добра  и  нежна,  не  вернется  она  …
«Веселая  Англия»,  как  ты  грустна!


Джейн  Сеймур  (1509?  –  1537)  –  третья  жена  короля  Генриха  VIII  (в  1536  –  1537  гг.),  которая  родила  ему  сына,  будущего  короля  Эдуарда  VI,  и  скончалась  12  дней  спустя.
Бесси  –  дочь  Генриха  VIII  и  его  второй  жены  Анны  Болейн,  казненной  в  1536  г.,  будущая  королева  Елизавета  I.  В  одном  из  вариантов  баллады  буквально  сказано:  «Принцесса  Елизавета,  плача,  ушла  прочь».  Елизавете  на  момент  смерти  Джейн  Сеймур  было  4  года.

Опубликовано  на  бумаге:  Ржевская  В.С.  Баллады  и  сказки  –  Хмельницкий,  Издатель  ФЛП  Стасюк  Л.С.,  2018.  –  С  29-З0.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965062
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 08.11.2022


O Death! rock me asleep Переклад

Мій  український  переклад  відомого  вірша,  який  часто  перекладається  і  приписується  або  Джорджу  Болейну,  або  Анні  Болейн.  


Оригінал:

O  Death!  rock  me  asleep;
Bring  me  to  quiet  rest;
let  pass  my  weary,  guiltless  ghost
out  of  my  careful  breast.
Toll  on,  the  passing-bell;
ring  out  my  doleful  knell;
let  the  sound  my  death  tell.
Death  does  draw  nigh;
there  is  no  remedy.

My  pains,  who  can  express?
Alas!  they  are  so  strong
my  dolor  will  not  suffer  strength
my  life  for  to  prolong.
Toll  on,  the  passing-bell;
ring  out  my  doleful  knell;
let  the  sound  my  death  tell.
for  I  must  die;
there  is  no  remedy.

Alone,  in  prison  strong,
I  wait  my  destiny.
Woe  worth  this  cruel  hap,  that  I
should  taste  this  misery!
Toll  on,  the  passing-bell;
ring  out  my  doleful  knell;
let  the  sound  my  death  tell.
Death  does  draw  nigh;
there  is  no  remedy.

Farewell!  my  pleasures  past;
welcome!  my  present  pain.
I  feel  my  torments  so  increase
that  life  cannot  remain.
Toll  on,  the  passing-bell;
wrong  is  my  doleful  knell;
for  the  sound  my  death  does  tell.
Death  does  draw  nigh;
there  is  no  remedy.
Sound  my  end  dolefully
for  now  I  die.

Modernized  by  S.  Rhoads,  from  Early  Sixteenth  Century  Lyrics,  edited  by  Frederick  Morgan  Padelford,  Ph.D.;  D.C.  Heath  and  Co.,  Publishers;1907.

Мій  український  переклад.


[Колискова  перед  стратою]

Приписується  або  Джорджу  Болейну,  або  Анні  Болейн

Ти  близько,  небуття  —
мов  мамка,  колисай!
Утома  зла,  обмова  зла  —
від  них  мене  звільняй!

Співай-но,  дзвоне  мій,
та  провіщай  мерщій,
що  кінець  вже  близький.
Чекаю  я  —
бо  доля  це  моя.

Мій  сум  такий  тяжкий,
виснажує  мене…
Чим  жити  так,  терпіти  так,
нехай  життя  мине!

Співай-но,  дзвоне  мій,
та  провіщай  мерщій,
що  кінець  вже  близький.
Приймаю  я  —
бо  доля  це  моя.

Неволя  й  самота,
що  буде  —  знаю  те…
Добро  було  та  геть  пішло:
було  воно  пусте!

Співай-но,  дзвоне  мій,
та  провіщай  мерщій,
що  кінець  вже  близький.
Чекаю  я  —
бо  доля  це  моя.

Тож,  щастя,  прощавай!
Ти  ж,  лишенько,  заходь:
зростає  біль,  стискає  біль  —
то  із  життям  відходь!

Співай-но,  дзвоне  мій,
та  провіщай  мерщій,
що  кінець  мій  вже  близький.
Чекаю  я  —
бо  доля  це  моя.

Бий  та  плач  з  сумоти:
мені  вже  йти.

Переклад  15.  08.  2015

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964967"]Мій  російський  переклад  [/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964968
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 07.11.2022


O Death! rock me asleep Перевод

Мой  перевод  часто  переводимого  стихотворения,  приписываемого  или  Джорджу  Болейну,  или  Анне  Болейн.

Джордж  Болейн,  брат  легендарной  роковой  женщины  Анны  Болейн,  обвиненный  в  инцесте  с  сестрой  и,  как  и  она,  казненный,  был  одним  из  талантливых  английских  поэтов  эпохи  Тюдоров.  Однако  его  поэтические  произведения  не  сохранились  под  его  именем.  То  есть,  некоторые  стихотворения  из  времен  Генриха  VIII  были  изданы  впоследствии  без  указания  автора  —  возможно,  какие-то  из  них  написал  Джордж  Болейн.
Авторство  Джорджа  Болейна  признается  за  следующим  ниже  стихотворением,  по-видимому,  написанным  в  Тауэре  в  ожидании  казни.  Признается  —  это  кроме  тех  случаев,  когда  оно  приписывается  самой  Анне  Болейн.  По  английскому  тексту  не  видно,  от  лица  мужчины  или  женщины  он  написан.  Интригующую  иронию  можно  усмотреть  в  том,  что  как  поэт  был  известен  Джордж,  но  его  стихотворения  перемешались  с  чужими,  а  вот  одно  стихотворение  Анны  точно  сохранилось,  еще  и  в  автографе  —  две  строчки  экспромтом  в  принадлежавшей  Генриху  VIII  книге.  В  Интернете  можно  найти  фотографии.  (Еще  одно  стихотворение  эпохи  приписывается  или  Джорджу  Болейну,  или  крупнейшему  английскому  поэту  эпохи  Генриха  VIII  Томасу  Уайету  Старшему,  который  по  легенде  был  влюблен  в  Анну.  Он  также  попал  в  Тауэр  в  то  же  время,  но  был  отпущен).
Что  интересно  —  это  песня,  и  это  колыбельная  песня.  Мелодия  почти  слышна  (имеет  смысл  попытаться  ее  сохранить).  Название,  взятое  в  квадратные  скобки,  переводчица  имела  наглость  предложить  сама.  Фрагмент  этих  стихов  использован  в  фильме  «Anne  of  the  Thousand  Days»/  «Анна  на  тысячу  дней»,  но  там  он  изменен,  и  все  стихотворение  проходит  как  произведение  влюбленного  Генриха  VIII.

Оригинал:

O  Death!  rock  me  asleep;
Bring  me  to  quiet  rest;
let  pass  my  weary,  guiltless  ghost
out  of  my  careful  breast.
Toll  on,  the  passing-bell;
ring  out  my  doleful  knell;
let  the  sound  my  death  tell.
Death  does  draw  nigh;
there  is  no  remedy.

My  pains,  who  can  express?
Alas!  they  are  so  strong
my  dolor  will  not  suffer  strength
my  life  for  to  prolong.
Toll  on,  the  passing-bell;
ring  out  my  doleful  knell;
let  the  sound  my  death  tell.
for  I  must  die;
there  is  no  remedy.

Alone,  in  prison  strong,
I  wait  my  destiny.
Woe  worth  this  cruel  hap,  that  I
should  taste  this  misery!
Toll  on,  the  passing-bell;
ring  out  my  doleful  knell;
let  the  sound  my  death  tell.
Death  does  draw  nigh;
there  is  no  remedy.

Farewell!  my  pleasures  past;
welcome!  my  present  pain.
I  feel  my  torments  so  increase
that  life  cannot  remain.
Toll  on,  the  passing-bell;
wrong  is  my  doleful  knell;
for  the  sound  my  death  does  tell.
Death  does  draw  nigh;
there  is  no  remedy.

Sound  my  end  dolefully
for  now  I  die.

Modernized  by  S.  Rhoads,  from  Early  Sixteenth  Century  Lyrics,  edited  by  Frederick  Morgan  Padelford,  Ph.D.;  D.C.  Heath  and  Co.,  Publishers;1907.


Мой  русский  перевод:

[Колыбельная  накануне  казни]

Приписывается  или  Джорджу  Болейну,  или  Анне  Болейн

Качай  же,  нянька-смерть,
мне  отдых  подари,
устал  мой  дух,  оболган  дух  —
на  волю  забери.

Последний  звон,  гуди,
без  жалости  тверди,
что  конец  впереди.
Я  жду  его:
не  сделать  ничего.

Страдать  да  зря  вздыхать
без  меры  тяжело.
Жизнь  не  мила:  когда  б  ушла,
и  горе  бы  ушло.

Последний  звон,  гуди,
без  жалости  тверди,
что  конец  впереди.
Приму  его:
не  сделать  ничего.

Глуха  тюрьма,  крепка,
что  будет  —  знаю  я.
Удача,  зла  ты,  неверна:
заря  лихого  дня!

Последний  звон,  гуди,
без  жалости  тверди,
что  конец  впереди.
Я  жду  его:
не  сделать  ничего.

Прости,  счастливый  час,
несчастья  час,  привет!
Ты,  боль,  растешь,  сильнее  жжешь,
уйду  —  тебя  и  нет.

Последний  звон,  гуди,
без  жалости  тверди,
что  конец  мой  впереди.
Я  жду  его:
не  сделать  ничего.

Так  гуди,  так  грусти  —
уже  идти.

Перевод  14.08.2015

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964968"]Мій  український  переклад[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964967
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 07.11.2022


Лист Анни Болейн. Віршоване перекладення

Український  варіант  мого  віршованого  перекладення  листа,  в  оригіналі  -  прозового,  який  часто  визнається  листом  Анни  Болейн  з  Тауера  до  Генріха  VIII.  Російський  варіант  -  у  збірці  "[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964879"]Переводы[/url]".  Прозовий  оригінал  англійською  доступний,  наприклад,  на  сайті  [url="https://www.luminarium.org/encyclopedia/annehenry.htm"]Luminarium[/url]


Лист  Анни  Болейн

Мій  пане!  Ваш  раптовий  гнів  на  мене,
і  це  моє  ув'язнення  суворе,
де  я  пишу,  звертаючись  до  Вас,
мене  дивують.  Я  не  розумію,
що  написати,  каятись  в  чім  маю.
Від  Вас  сюди  з'явився  посланець  -
казав,  щоб  визнала  якусь  я  правду,
тоді  мені  повернете  Ви  ласку.
Проте,  відомо  Вам,  що  він  -  мій  ворог.
Коли  особа  ця  прийшла  від  Вас,
мені  збагнути  легко  сенс  послання.
Та  волю  Вашу  виконаю  точно,
якщо,  насправді,  Вам  сказати  правду,
це  значить  -  убезпечити  себе.
Ось  правда.  Відкриваючи  її,
зроблю  і  те,  що  маю,  й  те,  що  хочу.

Та  не  вважайте,  чоловіче  мій,
що  визнати  я  згоджусь  ту  провину,
вчинить  яку  і  гадки  я  не  мала.
Ніхто  б  не  зміг  назвати  Вам  монарха,
чия  дружина  шанувала  б  більше
обов'язок  свій  і  любов  подружні,
ніж  щодо  Вас  шанує,  знайте,  Анна
Болейн.  Їй  імені  цього  достатньо.
Не  прагнула  здійнятись  вище  Анна  -
Господь  і  Ви  її  змінили  жереб.
Не  засліпив  мене  блискучий  злет  мій,
не  звикла  я  до  сану  королеви,
але  чекала  на  нову  я  зміну.
Бо  добре  знала  я:  рушій  Ваш  -  примха,
те,  що  завжди  підвладно  переміні.
Ось  правда.  Ви  її  хотіли  знати.

Була  я  підданою.  Ви  зробили
мене  і  королевою,  і  другом.
Сама  я  не  вважала,  що  я  гідна  -
то  був  Ваш  присуд,  що  я  місця  гідна.
Як  це  було,  прошу  я  Вас  тепер  -
не  дозволяйте  примсі  чи  інтригам
мене  паплюжити  в  уяві  Вашій!
Була  мала,  та  меншою  не  стала.
Хай  наклеп  нас  не  здужає  чорнити  -
мене  та  нашу  донечку  кохану!

Мій  чоловіче  і  королю!  Суду
бажаєте  -  хай  буде  він  відкритим!
Хай  вороги  мої  мене  не  судять!
Про  суд  відкритий  Вас  прошу  -  бо  чесність
підстав  не  має  сорому  боятись.
Хай  доведуть  в  суді  мою  безвинність,
Вас  заспокоять,  змусять  світ  мовчати,
як  ні  -  то  визнають  вину  відкрито!
Хай  буде  воля  Божа,  як  і  Ваша,
проте  Ви  звільнитеся  від  докорів!
Хай  знатимуть,  що  це  Ваш  суд  довів
мою  вину,  і  вигадки  немає!
Тоді  спокійно  можете  карать
невірну  жінку,  в  спокої  любити
ту  іншу  ...  О,  її  ім'я  назвати
давно  я  можу:  здогад  Вам  відомий!

Якщо  вже  знаєте  Ви,  як  чинити,
якщо  потрібне  Вам  моє  нечестя
від  наклепу,  і  смерті  Вам  не  досить
моєї,  щоб  насолодитись  щастям  ...
Тоді  прошу:  хай  Вас  Господь  простить
і  ворогів  моїх,  знаряддя  лиха!
Коли  ми  прийдемо  на  Суд  Його,
молю,  щоб  він  простив  жорстокість  Вашу,
монарха  -  слід  це  визнати  -  негідну.
Мене,  я  в  тому  певна,  Він  обілить,
я  вірую  -  хай  твердить  світ  інакше  -
що  Божий  Суд  ім'я  моє  очистить.
Так  проголосить  -  всі  Його  почують!

Останнє  маю  я  до  Вас  прохання:
коли  Ваш  гнів  мене  спостиг,  хай  тільки
мене  він  вразить,  та  не  тих  нещасних,
хто,  як  я  знаю,  у  в'язниці  тут,
хто,  як  і  я,  страждає  безневинно!
Якщо  колись  потішила  я  зір  Ваш,
якщо  колись  ім'я  моє  вважали
приємним  Ви  для  слуху  -  їх  врятуйте!
Не  буду  іншим  я  тривожить  Вас.
Проситиму  лише  Святу  я  Трійцю,
хай  Вас  веде  в  усьому  -  й  не  залишить.

З  моєї  гіркої  в'язниці  в  Тауері,  цього  травня  шостого  дня,
Ваша  найвідданіша  дружина

Анна  Болейн

Перекладення  24.05.2020

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964880
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 06.11.2022


Письмо Анны Болейн. Стихотворное переложение

То,  что  следует  дальше,  -  можно  сказать,  двойной  перевод.  Английский  прозаический  текст  я  попробовала  не  только  перевести,  но  и  переложить  стихами.  :-)

Известен  текст,  который  называют  письмом  Анны  Болейн  из  Тауэра  Генриху  VIII.  Его  копия  другим  почерком  (либо  текст,  продиктованный  Анной)  сохранилась  среди  бумаг  Томаса  Кромвеля  с  заголовком,  вероятно,  им  добавленным:  "Королю  от  леди  в  Тауэре".  Подлинность  письма  -  предмет  споров,  однако  его  публикуют  в  связи  с  биографией  Анны.  На  него  я  решила  покуситься  и  переложить  его  стихами.  Письмо  вызывает  к  Анне  не  только  живое  сочувствие,  но  и  уважение.

Перевод  на  самом  деле  тройной:  я  попробовала  сделать  стихотворное  переложение  еще  и  по-украински.  Украинский  вариант  -  в  сборнике  "[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964880"]Переклади[/url]".

Оригинал  по-английски  и  в  прозе  доступен,  например,  [url="https://www.luminarium.org/encyclopedia/annehenry.htm"]на  сайте  Luminarium.[/url]

Мое  переложение:

Письмо  Анны  Болейн

Мой  господин!  И  на  меня  Ваш  гнев,
и  нынешнее  это  заключенье,
в  котором  я  пишу,  к  Вам  обращаясь,  -
все  странно  мне.  Представить  не  могу,
ни  что  писать,  ни  в  чем  просить  прощенья.
Ко  мне  от  Вас  был  послан  человек  -
чтоб  в  некой  правде  я  ему  созналась
и  этим  заслужила  Вашу  милость.
Но  он,  Вы  знаете,  -  давнишний  враг  мой.
Через  него  посланье  получив
от  Вас,  я  смысл  посланья  понимаю.
Однако  я  исполню  волю  Вашу,
когда,  действительно,  признанье  правды  -
условье  безопасности  моей.
Вот  правда.  Открывая  Вам  ее,
исполню  я  и  долг  свой,  и  желанье.

Супруг  мой,  не  подумайте,  прошу,
что  я  вину  признаю,  о  которой
и  мысли  не  имела  никогда.
Никто  не  сможет  вспомнить  государя,
чья  более  верна  была  б  супруга
и  долгу,  и  любви  к  нему,  чем  Анна
Болейн  верна  им,  знайте,  перед  Вами.
И  Анне  имени  "Болейн"  довольно,
она  подняться  выше  не  хотела  -
Господь  и  Вы  решили  по-другому.
Не  ослепило  Анну  возвышенье,
сан  королевы  ей  не  стал  привычен,
но  ожидала  новой  перемены.
Ведь  знала  я,  что  Вами  движет  прихоть,
а  прихоти  нетрудно  измениться.
Вот  правда.  От  меня  ее  Вы  ждали.

Была  я  подданной.  Меня  избрали
Вы  королевой  и  подругой  Вашей.
Сама  себя  достойной  не  считала  -
но  Вы  меня  тогда  сочли  достойной.
Коль  было  так,  прошу  я  Вас  теперь  -
ни  прихоти,  ни  козням  не  позвольте,
представить  Вам  меня  не  тем,  что  есть  я!
Была  мала,  но  меньше  я  не  стала.
Пусть  клевета  нас  очернить  не  сможет  -
ни  вашу  верную  жену,  ни  дочку!

Супруг  и  государь!  Меня  судите,
коль  Вы  суда  желаете,  но  честно.
Враги  мои  пусть  судьями  не  станут!
Открытого  суда  у  Вас  прошу  я  -
ведь  честности  не  страшно  посрамленье.
Пусть  суд  мою  докажет  невиновность,
Вас  успокоит,  мир  молчать  заставит,
а  нет  -  объявит  о  вине  открыто!
Пускай  по  воле  Божьей,  как  и  Вашей
мне  будет,  но  спасетесь  от  упреков!
Пусть  знают  все,  что  суд  Ваш  доказал
мою  вину,  она  -  не  измышленье!
Тогда  спокойно  можете  карать
жену  неверную,  любить  спокойно
другую  ту...  О,  я  назвать  могла  бы
ее  давно:  Вы  знали  о  догадке!

Но  если  Вы  как  быть,  уже  решили
и  если  Вам  мое  бесчестье  нужно
от  клеветы,  не  только  смерть  моя,
чтоб  до  конца  Вам  наслаждаться  счастьем...
Тогда  я  Господа  прошу  простить  Вас.
Простить  моих  врагов  -  орудья  злого.
Когда  придем  мы  к  Господу  на  Суд,
молю,  чтоб  Вашу  Он  простил  жестокость,
что  недостойна,  право,  государя.
Меня,  не  сомневаюсь,  обелит  Он,
я  верую  -  пусть  мир  твердит  иначе  -
что  Божий  Суд  мое  очистит  имя.
Так  возгласит-  не  будет  не  слыхавших!

Последнюю  мою  услышьте  просьбу:
когда  Ваш  гнев  настиг  меня,  пусть  только
меня  сразит  он,  но  не  тех  несчастных,
кто,  как  я  знаю,  также  заключен,
кто,  как  и  я,  страдает,  невиновный!
Когда  мне  удавалось  взор  Ваш  тешить,
когда  мое  Вы  находили  имя
приятным  слуху  -  их  Вы  пощадите!
Вот  просьба  -  не  встревожу  больше  Вас.
Молить  лишь  буду  Троицу  хранить  Вас,
в  деяньях  Вас  вести  -  и  не  оставить.

Из  горестной  моей  тюрьмы  в  Тауэре,  сего  мая  шестого  дня,
Ваша  преданнейшая  жена
Анна  Болейн

Переложение  24.05.2020

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964879
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.11.2022


Сэр Томас Уайетт/Уайет Старший. They flee from me, that sometime did me seek. Перевод

Sir  Thomas  Wyatt  They  flee  from  me,  that  sometime  did  me  seek  Перевод

Источник  оригинала:  Luminarium:  Anthology  of  English  Literature.
Существуют  разные  варианты  последней  строки  в  разных  изданиях.

Оригинал:

Sir  Thomas  Wyatt

THE

LOVER  SHOWETH  HOW  HE  IS  FORSAKEN  OF  SUCH  AS  HE  SOMETIME
ENJOYED

THEY  flee  from  me,  that  sometime  did  me  seek,
   With  naked  foot  stalking  within  my  chamber  :
Once  have  I  seen  them  gentle,  tame,  and  meek,
       That  now  are  wild,  and  do  not  once  remember,
       That  sometime  they  have  put  themselves  in  danger
To  take  bread  at  my  hand  ;  and  now  they  range
Busily  seeking  in  continual  change.
       Thanked  be  Fortune,  it  hath  been  otherwise
Twenty  times  better  ;  but  once  especial,
In  thin  array,  after  a  pleasant  guise,
       When  her  loose  gown  did  from  her  shoulders  fall,
       And  she  me  caught  in  her  arms  long  and  small,
And  therewithal  sweetly  did  me  kiss,
And  softly  said,  '  Dear  heart,  how  like  you  this  ?'
       It  was  no  dream  ;  for  I  lay  broad  awaking  :
But  all  is  turn'd  now  through  my  gentleness,
Into  a  bitter  fashion  of  forsaking  ;
       And  I  have  leave  to  go  of  her  goodness  ;
       And  she  also  to  use  new  fangleness.
But  since  that  I  unkindly  so  am  served  :
How  like  you  this,  what  hath  she  now  deserved  ?

Мой  перевод:

Cэр  Томас  Уайетт  (1503-1542)

Влюбленный  -  об  измене  той,  с  кем  он  некогда  наслаждался

Теперь-то    -  от  меня  бегом,  а  прежде  -
Тихонько  крались  босиком  ко  мне.
Теперь-то  -  в  гневе,  но  в  смиренье  тех  же
Я  помню.  Им  же  -  позабыть  милей,
Что  насыщались  из  руки  моей.
Тянулись  прежде,  избегают  -  нынче;
Меняться  любят,  перемены  ищут.

Но  помню  я  и  кое-что  другое,
В  тот  раз...  Судьба,  ты  радовать  могла!
Она,  дав  платью  пасть  передо  мною,
Одета  тканью  тонкой,  -  подошла
И  ручки  протянула,  обняла  ...
И  поцелуем  с  нежностью  дарила,
И  спрашивала:  что  ж,  я  угодила?

Не  спал  я.  Это  не  было  виденьем,
Но  за  добро  порой  и  оттолкнут:
Так  странно  -  награжден  я  отчужденьем...
Свободен  я,  коль  больше  не  зовут,
Она  свободна  -  для  других  причуд.
Но,  коль  меня  за  преданность  так  мучит,
Угодно  знать  мне:  что  она  получит?

Перевод  18.03.  2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964773
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.11.2022


Эмилия Бассано Ланье. Описание Кукема. Перевод

Aemilia  Lanyer.  The  Description  Of  Cookham  (Cook-ham).  Перевод

Ниже  следует  перевод  довольно  длинного  стихотворения,  оригинал  которого  считается  первым  в  английской  литературе  стихотворением  об  усадьбе  (a  country  house  poem).  Опубликован  он  в  1611  г.,  автор  -  госпожа  Эмилия  Бассано,  в  замужестве  Ланье,  уже  упоминавшаяся  выше  ([url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938382"]здесь[/url]  и  [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=944293"]здесь[/url]).
Сюжет:  Эмилия  обращается  к  аристократической  даме,  Маргарет  Расселл,  в  замужестве  Клиффорд,  графине  Камберленд,  вспоминая,  как  составляла  ей  и  ее  дочери  Анне  (впоследствии  -  автору  известных  дневников  и  графине  Дорсет  по  мужу)  компанию  во  время  их  пребывания  в  поместье  Кукем.  Леди  Маргарет  жила  там  в  течение  какого-то  времени  в  первое  десятилетие  XVII  века,  расставшись  с  мужем.  Эмилия  находилась  при  ней,  по-видимому,  в  качестве  учительницы  ее  дочери  Анны.  В  Кукеме  Эмилия  получила  вдохновение  на  создание  своей  книги  стихов  "Привет  Тебе,  Господи,  Царь  Иудейский",  включающей,  помимо  основного  одноименного  произведения,  также  прозаические  тексты,  обращенные  к  читателям,  и  несколько  стихотворений,  обращенных  к  потенциальным  покровительницам,  в  том  числе  и  это.
Чем  интересно  это  стихотворение:  прежде  всего,  оно  о  том,  как  природа  выражает  определенное  настроение.  Леди  Маргарет  приехала  -  все  в  Кукеме  счастливо  принимать  их  с  дочерью;  леди  Маргарет  уезжает  -  вся  усадьба  грустит  (а  не  только  наступает  осень).
Затем,  здесь  содержится  некий  упрек  общественному  неравенству,  которое  способствует  отдалению  людей  друг  от  друга.  Поэт-женщина,  не  принадлежащая  к  аристократии  (дочь  и  жена  придворных  музыкантов,  наполовину  еврейка),  обращается  к  покровительнице-аристократке,  желая  напомнить  о  своем  к  ней  почтении  и  своей  благодарности.  Эмилия,  говоря  о  Кукеме,  часто  употребляет  слова  grace  (то  есть  "милость",  "благодать")  и  delight  ("удовольствие",  "наслаждение").  Удовольствия  имеются  в  виду  духовного  характера:  их  доставляют  красота  места,  гармоничная  спокойная  жизнь,  интеллектуальные  занятия  и  душеспасительные  размышления.
Длинный  "Кукем",  длинный.  Но  зато  и  подробный.  Памятник  в  стихах  месту  и  проведенному  в  нем  времени.

Источник  текста  оригинала:  Women  Writers  in  Renaissance  England.  An  Annotated  Anthology  edited  by  Randall  Martin.  Pearson  Education  Limited,  2010

Комментарий  к  оригиналу  содержит,  например,  книга  Woods  S.  Lanyer.  A  Renaissance  Woman  Poet.  New  York,  Oxford:  Oxford  University  Press,  1999.  (Автор  которой  совершенно  не  согласна,  что  это  Эмилия  -  прототип  "смуглой  леди".  :-(  )

Оригинал:

Aemilia  Lanyer  (1569–1645)

THE  DESCRIPTION  OF  COOKHAM  (COOK-HAM)


Farewell,  sweet  Cookham,  where  I  first  obtained
Grace  from  that  grace  where  perfect  grace  remained,

And  where  the  muses  gave  their  full  consent,
I  should  have  power  the  virtuous  to  content;

Where  princely  palace  willed  me  to  indite
The  sacred  story  of  the  soul’s  delight.

Farewell,  sweet  place,  where  virtue  then  did  rest,
And  all  delights  did  harbour  in  her  breast;

Never  shall  my  sad  eyes  again  behold
Those  pleasures  which  my  thoughts  did  then  unfold.

Yet  you,  great  lady,  mistress  of  that  place,
From  whose  desires  did  spring  this  work  of  grace,

Vouchsafe  to  think  upon  those  pleasures  past
As  fleeting  worldly  joys  that  could  not  last,

Or  as  dim  shadows  of  celestial  pleasures,
Which  are  desired  above  all  earthly  treasures.

Oh  how,  me  thought,  against  you  thither  came
Each  part  did  seem  some  new  delight  to  frame!

The  house  received  all  ornaments  to  grace  it,
And  would  endure  no  foulness  to  deface  it.

The  walks  put  on  their  summer  liveries,
And  all  things  else  did  hold  like  similes:

The  trees  with  leaves,  with  fruits,  with  flowers  clad,
Embraced  each  other,  seeming  to  be  glad,

Turning  themselves  to  beauteous  canopies
To  shade  the  bright  sun  from  your  brighter  eyes;

The  crystal  streams  with  silver  spangles  graced,
While  by  the  glorious  sun  they  were  embraced;

The  little  birds  in  chirping  notes  did  sing,
To  entertain  both  you  and  that  sweet  spring,

And  Philomela  with  her  sundry  lays,
Both  you  and  that  delightful  place  did  praise.

Oh  how,  me  thought,  each  plant,  each  flower,  each  tree
Set  forth  their  beauties  then  to  welcome  thee:

The  very  hills  right  humbly  did  descend,
When  you  to  tread  upon  them  did  intend,

And  as  you  set  your  feet,  they  still  did  rise,
Glad  that  they  could  receive  so  rich  a  prize.

The  gentle  winds  did  take  delight  to  be
Among  those  woods  that  were  so  graced  by  thee,

And  in  sad  murmur  uttered  pleasing  sound,
That  pleasure  in  that  place  might  more  abound.

The  swelling  banks  delivered  all  their  pride,
When  such  a  phoenix  once  they  had  espied.

Each  arbour,  bank,  each  seat,  each  stately  tree,
Thought  themselves  honoured  in  supporting  thee.

The  pretty  birds  would  oft  come  to  attend  thee,
Yet  fly  away  for  fear  they  should  offend  thee;

The  little  creatures  in  the  burrow  by
Would  come  abroad  to  sport  them  in  your  eye,

Yet  fearful  of  the  bow  in  your  fair  hand,
Would  run  away  when  you  did  make  a  stand.

Now  let  me  come  unto  that  stately  tree,
Wherein  such  goodly  prospects  you  did  see:

That  oak  that  did  in  height  his  fellows  pass
As  much  as  lofty  trees,  low  growing  grass;

Much  like  a  comely  cedar  straight  and  tall,
Whose  beauteous  stature  far  exceeded  all.

How  often  did  you  visit  this  fair  tree,
Which,  seeming  joyful  in  receiving  thee,

Would  like  a  palm  tree  spread  his  arms  abroad,
Desirous  that  you  there  should  make  abode;

Whose  fair  green  leaves,  much  like  a  comely  veil,
Defended  Phoebus  when  he  would  assail;

Whose  pleasing  boughs  did  yield  a  cool  fresh  air,
Joying  his  happiness  when  you  were  there;

Where,  being  seated,  you  might  plainly  see
Hills,  vales,  and  woods,  as  if  on  bended  knee

They  had  appeared,  your  honour  to  salute,
Or  to  prefer  some  strange  unlooked-for  suit;

All  interlaced  with  brooks  and  crystal  springs:
A  prospect  fit  to  please  the  eyes  of  kings;

And  thirteen  shires  appeared  all  in  your  sight:
Europe  could  not  afford  much  more  delight.

What  was  there  then  but  gave  you  all  content,
While  you  the  time  in  meditation  spent

Of  their  creator’s  power,  which  there  you  saw,
In  all  his  creatures  held  a  perfect  law;

And  in  their  beauties  did  you  plain  descry,
His  beauty,  wisdom,  grace,  love,  majesty.

In  these  sweet  woods  how  often  did  you  walk,
With  Christ  and  his  apostles  there  to  talk,

Placing  his  holy  writ  in  some  fair  tree,
To  meditate  what  you  therein  did  see:

With  Moses  you  did  mount  his  holy  hill,
To  know  his  pleasure,  and  perform  his  will;

With  lovely  David  you  did  often  sing,
His  holy  hymns  to  heaven’s  eternal  king,

And  in  sweet  music  did  your  soul  delight,
To  sound  his  praises,  morning,  noon,  and  night;

With  blessed  Joseph  you  did  often  feed
Your  pined  brethren,  when  they  stood  in  need.

And  that  sweet  lady  sprung  from  Clifford’s  race,
Of  noble  Bedford’s  blood,  fair  stem  of  Grace,

To  honourable  Dorset  now  espoused,
In  whose  fair  breast  true  virtue  then  was  housed,

O  what  delight  did  my  weak  spirits  find
In  those  pure  parts  of  her  well-framed  mind;

And  yet  it  grieves  me  that  I  cannot  be
Near  unto  her,  whose  virtues  did  agree

With  those  fair  ornaments  of  outward  beauty,
Which  did  enforce  from  all  both  love  and  duty.

Unconstant  fortune,  thou  art  most  to  blame,
Who  casts  us  down  into  so  low  a  frame

Where  our  great  friends  we  cannot  daily  see,
So  great  a  difference  is  there  in  degree.

Many  are  placed  in  those  orbs  of  state,
Parters  in  honour,  so  ordained  by  fate,

Nearer  in  show,  yet  farther  off  in  love,
In  which  the  lowest  always  are  above.

But  whither  am  I  carried  in  conceit?
My  wit  too  weak  to  conster  of  the  great.

Why  not?  although  we  are  but  born  of  earth,
We  may  behold  the  heavens,  despising  death;

And  loving  heaven  that  is  so  far  above,
May  in  the  end  vouchsafe  us  entire  love.

Therefore,  sweet  memory,  do  thou  retain
Those  pleasures  past,  which  will  not  turn  again;

Remember  beauteous  Dorset’s  former  sports,
So  far  from  being  touched  by  ill  reports,

Wherein  myself  did  always  bear  a  part,
While  reverend  love  presented  my  true  heart;

Those  recreations  let  me  bear  in  mind,
Which  her  sweet  youth  and  noble  thoughts  did  find;

Whereof  deprived,  I  evermore  must  grieve,
Hating  blind  fortune,  careless  to  relieve.

And  you,  sweet  Cookham,  whom  these  ladies  leave,
I  now  must  tell  the  grief  you  did  conceive

At  their  departure,  when  they  went  away
How  every  thing  retained  a  sad  dismay;

Nay,  long  before,  when  once  an  inkling  came,
Me  thought  each  thing  did  unto  sorrow  frame:

The  trees  that  were  so  glorious  in  our  view,
Forsook  both  flowers  and  fruit,  when  once  they  knew

Of  your  depart;  their  very  leaves  did  wither,
Changing  their  colours  as  they  grew  together.

But  when  they  saw  this  had  no  power  to  stay  you,
They  often  wept,  though  speechless  could  not  pray  you,

Letting  their  tears  in  your  fair  bosoms  fall,
As  if  they  said,  why  will  ye  leave  us  all?

This  being  vain,  they  cast  their  leaves  away,
Hoping  that  pity  would  have  made  you  stay;

Their  frozen  tops,  like  age’s  hoary  hairs,
Shows  their  disasters,  languishing  in  fears;

A  swarthy  rivelled  rind  all  over  spread,
Their  dying  bodies  half  alive,  half  dead.

But  your  occasions  called  you  so  away,
That  nothing  there  had  power  to  make  you  stay;

Yet  did  I  see  a  noble  grateful  mind,
Requiting  each  according  to  their  kind,

Forgetting  not  to  turn  and  take  your  leave
Of  these  sad  creatures,  powerless  to  receive

Your  favour,  when  with  grief  you  did  depart,
Placing  their  former  pleasures  in  your  heart,

Giving  great  charge  to  noble  memory,
There  to  preserve  their  love  continually;

But  specially  the  love  of  that  fair  tree,
That  first  and  last  you  did  vouchsafe  to  see,

In  which  it  pleased  you  oft  to  take  the  air
With  noble  Dorset,  then  a  virgin  fair,

Where  many  a  learned  book  was  read  and  scanned
To  this  fair  tree;  taking  me  by  the  hand,

You  did  repeat  the  pleasures  which  had  passed
Seeming  to  grieve  they  could  no  longer  last;

And  with  a  chaste  yet  loving  kiss  took  leave,
Of  which  sweet  kiss  I  did  it  soon  bereave,

Scorning  a  senseless  creature  should  possess
So  rare  a  favour,  so  great  happiness.

No  other  kiss  it  could  receive  from  me,
For  fear  to  give  back  what  it  took  of  thee;

So  I,  ingrateful  creature,  did  deceive  it
Of  that  which  you  vouchsafed  in  love  to  leave  it;

And  though  it  oft  had  given  me  much  content,
Yet  this  great  wrong  I  never  could  repent,

But  of  the  happiest  made  it  most  forlorn,
To  show  that  nothing’s  free  from  fortune’s  scorn,

While  all  the  rest,  with  this  most  beauteous  tree,
Made  their  sad  consort,  sorrow’s  harmony.

The  flowers  that  on  the  banks  and  walks  did  grow,
Crept  in  the  ground,  the  grass  did  weep  for  woe.

The  winds  and  waters  seemed  to  chide  together,
Because  you  went  away  they  knew  not  whither;

And  those  sweet  brooks  that  ran  so  fair  and  clear,
With  grief  and  trouble  wrinkled  did  appear.

Those  pretty  birds  that  wonted  were  to  sing,
Now  neither  sing  nor  chirp  nor  use  their  wing,

But  with  their  tender  feet  on  some  bare  spray,
Warble  forth  sorrow,  and  their  own  dismay.

Fair  Philomela  leaves  her  mournful  ditty,
Drowned  in  dead  sleep,  yet  can  procure  no  pity.

Each  arbour,  bank,  each  seat,  each  stately  tree,
Looks  bare  and  desolate  now  for  want  of  thee,

Turning  green  tresses  into  frosty  grey,
While  in  cold  grief  they  wither  all  away.

The  sun  grew  weak,  his  beams  no  comfort  gave,
While  all  green  things  did  make  the  earth  their  grave;

Each  briar,  each  bramble,  when  you  went  away,
Caught  fast  your  clothes,  thinking  to  make  you  stay.

Delightful  Echo,  wonted  to  reply
To  our  last  words,  did  now  for  sorrow  die.

The  house  cast  off  each  garment  that  might  grace  it,
Putting  on  dust  and  cobwebs  to  deface  it.

All  desolation  then  there  did  appear,
When  you  were  going  whom  they  held  so  dear.

This  last  farewell  to  Cookham  here  I  give;
When  I  am  dead  thy  name  in  this  may  live,

Wherein  I  have  performed  her  noble  hest,
Whose  virtues  lodge  in  my  unworthy  breast

And  ever  shall,  so  long  as  life  remains,
Tying  my  heart  to  her  by  those  rich  chains.


Мой  перевод:

Эмилия  Бассано  Ланье

Описание  Кукема

Прощай,  прекрасный  Кукем!  Благ  немало
Ты  дал  мне:  здесь  я  благодать  узнала.

Здесь  высказали  музы  одобренье,
Чтоб  душам  добрым  мне  начать  служенье.

Велел  чертог  историю  святую
Пересказать  мне,  где  душа  ликует.

Прощай,  любезный  край!  Здесь  добродетель
Жила  тогда,  все  радости  приветив.

Печально  мне,  что  больше  не  увидеть
Глазам  красот,  что  мысль  смогли  насытить.

Но  вам,  хозяйке,  даме  благородной,
Вам,  вдохновившей  труд  богоугодный,

Скажу:  позвольте  вам  напомнить  радость,
Что,  будучи  земной,  уж  миновалась.

Ее  представьте  благ  небесных  тенью:
Что  в  небе  -  то  услад  земных  милее.

Казалось  мне:  лишь  вы  сюда  явились,
Как  все  здесь,  вас  встречая,  обновилось.

Дом  убран  был  и  украшенья  принял,
Все,  что  могло  уродовать,  -  отринул.

В  нарядах  лучших  были  все  дорожки,
Во  всем  заметить  радость  было  можно.

Деревья  хороши,  пышны  стояли,
В  объятия  друг  друга  заключали,

Для  вас  так  создавая  балдахины,
Чтоб  защитить  от  солнца  взор  ваш  дивный.

А  солнце,  прикасаясь  к  водам  чистым,
Дарило  им  серебряные  искры.

Малышки-птички  песни  щебетали,
Вас  и  Весну  обеих  развлекали.

Все  новые  напевы  Филомелы
Хвалили  вас  и  край  благословенный.

Казалось  мне:  здесь  каждое  растенье
Стремится  хорошеть  -  вам  в  угожденье.

Когда  на  холм  подняться  вы  желали,
Холмы,  склоняясь  ниже,  вас  встречали.

Но,  вас  приняв,  вновь  поднимались  все  же
И  счастливы  прекрасной  были  ношей.

И  ветры  нежные  гостями  были
В  лесах,  что  вы  присутствием  почтили.

Для  нас  их  пенье  грустное  звучало  -
Нам  больше  удовольствий  обещало.

Высокий  берег  явственно  гордился,
Узнав,  какой  здесь  феникс  появился.

Любой  беседке,  тропке  и  скамейке
Вас  принимать  -  казалось  честью  редкой.

Пичужки,  чтоб  служить  вам,  появлялись,
Но,  из  боязни  оскорбить,  скрывались.

Зверьки  нору,  где  жили,  оставляли;
Играя,  перед  вами  представали.


Но,  перепуганы,  спасались  юрко,
Заметив,  что  вы  появились  с  луком.

Теперь  скажу  о  дереве  любимом:
Вид  от  него  -  каким  был  чудным  видом!..

То  дуб.  Дубам  с  ним  прочим  не  равняться  -
Так  стали  б  травы  с  деревом  тягаться.

Как  стройный  кедр,  он  был  красив,  заметен,
Намного  выше  всех  своих  соседей.

Вы  часто  к  этому  являлись  дубу,
Которому  принять  вас  было  любо.

И,  будто  пальма,  ветви  простирая,
Вас  звал  он  в  тень:  присядьте,  отдыхая!

Зеленая  листва,  что  покрывало,
От  нападений  Феба  защищала.

И  ветви  вам  прохладу  навевали  -
Так  радость  принимать  вас  выражали.

Вы,  сидя  здесь,  пейзажем  любовались.
Леса,  холмы  и  долы  к  вам  являлись,

Вам  кланяясь,  -  чтоб  изъявить  почтенье
Иль  даже  обратиться  к  вам  с  прошеньем.

Речушки  создали  узор  изящный...
Порадовал  бы  он  и  взор  монарший.

Вы  графства  видели,  числом  -  тринадцать.
Европой  всей  не  дольше  восхищаться.

Все  в  тех  местах  вас  радовать  желало,
Пока  вас  рассужденье  занимало

О  силе  их  Творца.  Из  наблюдений
Узнали  совершенство  вы  творений.

В  их  красоте  Господни  вам  явились
Величье,  мудрость,  красота  и  милость.

Так  часто  вы,  когда  в  лесу  гуляли,
С  Христом,  с  апостолами  толковали.

Писали  на  деревьях  изреченья
Библейские  -  основу  размышленья.

Всходили  с  Моисеем  вы  на  гору  -
Узнать  и  исполнять  Господне  слово.

Певали  вы  в  содружестве  с  Давидом
Царю  небесному  святые  гимны.

Вам  музыка  давала  мир  душевный,
И  Господа  вы  славили  вседневно.

С  Иосифом  вы  братьев  насыщали,
Нуждавшихся  от  голода  спасали.

Дочь  Клиффорда  там  с  вами  пребывала,
Кровь  Бедфорда  в  ней  знатность  умножала.

Супруг  ей  благородный  Дорсет  ныне.
В  красавице  и  дух  высокий  чтили.

Мой  слабый  дух  был  счастлив,  открывая,
Что  целомудрен  острый  ум  бывает.

Мне  жаль,  что  общества  ее  лишилась.
Так  добродетель  в  ней  соединилась

С  достоинствами  внешности  прекрасной,
Что  все  тянулись  к  ней,  служить  согласны.

Но  то  -  судьбы  изменчивой  провинность,
Что  быть  нам  в  низком  звании  случилось,

Со  знатными  друзьями  разлучаться,
Чтоб  в  званиях  различью  -  соблюдаться.

Столь  многих  положенье  разделяет,
Где  будет  место  чье  -  судьба  решает.

Бывает  чужд  нам,  кто  по  рангу  -  ближе.
Чей  жребий  скромен  -  те  в  любви  всех  выше.

Но  что  же  рассуждаю  столь  свободно?
Не  мне  дано  постигнуть  благородных.

Но  нужно  ли  чуждаться?  На  земле  мы,
А  презираем  смерть  и  смотрим  в  небо.

Хоть  небо  высоко,  оно  нас  любит
И  совершенную  любовь  дарует.

Затем,  прошу  тебя,  будь  долгой,  память,
Храни  ту  радость,  что  пришлось  оставить.

Прекрасной  Дорсет  береги  забавы  -
Найти  в  них  пищу  сплетня  не  могла  бы.

Была  я  их  участницей  всегдашней,
Любя  и  чтя,  была  я  настоящей.

Пусть  не  забуду  я  ее  занятий  -
Дел  юных  лет  и  лучших  из  понятий.

Всегда  грущу,  что  больше  я  не  с  нею...
Судьба  слепа!  Терзает,  не  жалея.

Тебе,  прекрасный  Кукем,  я  напомню
О  том,  какому  ты  предался  горю

С  отъездом  дам.  Когда  их  здесь  не  стало,
Для  всех  смятенье  грустное  настало.

И  раньше  -  лишь  намеки  раздавались,
А  все  здесь  опечалилось,  прощаясь.

Деревья,  что  во  всей  красе  стояли,
Убранство  сбросили,  едва  узнали,

Что  едете  вы.  Листья  стали  сухи.
Деревьев  цвет  меняла  грусть  разлуки.

Поняв,  что  вас  удерживать  не  могут,
Немые,  слез  мольбы  роняли  много.

Вас  как  бы  вопрошали,  орошая:
"Что  вас  зовет,  нас  бросить  вынуждая?"

Ответа  нет  -  и  сбрасывали  листья.
Пытались  удержать  вас,  жалость  вызвав.

Ударило  морозом  их  вершины  -
Страдальцы  будто  обрели  седины.

И  темная  кора  их  осыпалась...
К  еще  живым  погибель  приближалась.

Но  слишком  был  призыв  забот  настойчив,
Что  б  ни  было  -  вы  б  не  остались  дольше.

Вы  все  же  благодарность  изъявили,
Всех  здешних  по  заслугам  наградили.

Вы  не  оставили,  не  попрощавшись,
Печальных  тех,  бессильных  так,  как  раньше,

Быть  вам  любезными  -  но  вы,  к  отъезду
Готовясь,  их  велели  помнить  сердцу.

Чтоб  их  любви  быть  с  вами  постоянно,
Вы  взяли  в  путь  с  собой  воспоминанья.

Особенно  -  о  дереве  любимом,
Чей  вид  стал  первым  и  последним  видом

Для  вас,  прощавшейся.  Под  ним  сидели
Вы  часто  с  Дорсет,  девою  в  то  время;

Под  ним  листали  книги,  вслух  читали  -
Оно  слыхало,  что  вы  изучали.

Взяв  за  руку  меня,  вы  говорили
О  радостях  былых,  о  них  грустили.

И  поцелуй  -  и  любящий,  и  чистый  -
Вы  дереву  оставили;  но  быстро

Я  отняла  его,  сердясь,  что  милость
Стволу  всего  лишь  получить  случилось.

Я  больше  дерева  не  целовала:
Ваш  дар  забрав,  уже  не  возвращала.

Так  признаюсь,  что  я  неблагодарна:
Взяла  чужое,  пала  до  обмана

И,  хоть  от  сердца  каяться  умею,
Об  этом  черном  деле  не  жалею.

Счастливому  доставив  огорченье,
Напомнила:  судьба  играет  всеми.

Как  этот  дуб  прекрасный,  все  грустило.
Как  в  музыке,  согласно  в  скорби  было.

Цветы  дорожек  уж  не  украшали  -
Средь  плачущей  травы  к  земле  припали.

Вода  и  ветры  хором  вас  бранили
За  то,  что  вы  оставить  их  решили.

Ручьи  мутнели  в  горести  великой,
Уж  не  блистали  -  приняли  морщинки.

Уж  не  чирикали  малышки-птички
И  даже  не  летали,  как  обычно.

Cидели,  бедные,  на  ветках  голых
И  трели  их  звучали  песней  горя.

В  сон  крепкий  погрузилась  Филомела,
Напевом  жалость  вызвать  не  умела.

Любой  беседке,  тропке  и  скамейке
Лишиться  вас  -  бедой  казалось  редкой.

Что  было  зелено,  то  поседело,
В  холодном  горе  пал  лист  одряхлелый.

Уж  не  было  у  солнца  прежней  силы,
Готовились  растения  в  могилу.

Когда  вы  миновали  куст  колючий,
Цепляясь,  он  просил:  останьтесь  лучше!

Нам  нимфа  Эхо  прежде  отвечала  -
Теперь  от  горя  и  ее  не  стало.

И  дом  все  украшения  отринул,
А  вместо  них  -  грязь,  паутину  принял.

Места  отрады  в  запустенье  были,
Когда  ушли  вы  -  так  здесь  вас  любили.

В  последний  раз  я  с  Кукемом  прощаюсь.
Ты  будешь  жив  в  стихах,  когда  скончаюсь.

Здесь  той  я  исполняла  повеленья,
К  чьим  добродетелям  храню  почтенье.

И  буду  к  ней  прикована  навеки:
Воспоминаний  этих  цепи  крепки.

Перевод  7.-  11.12.2020

Примечания:

-  чертог  -  Кукем  был  королевской  собственностью,  сданной  в  аренду.

 -  даме  благородной  -  леди  Маргарет  Расселл,  в  замужестве  Клиффорд.

-  Филомела  -  поэтическое  название  соловья  по  имени  персонажа  греческой  мифологии,  превращенной  в  него  (по  одной  из  версий  мифа)  женщины.

-  от  нападений  Феба  -то  есть  от  солнца.

-  всходили  с  Моисеем  вы  на  гору  -  далее  упоминаются  персонажи  Ветхого  Завета:  пророк  Моисей,  царь  Давид  и  Иосиф,  едва  не  погубленный  братьями,  но  впоследствии  спасший  их  от  голода.

-  Дочь  Клиффорда,  Дорсет  -  дочь  леди  Маргарет,  леди  Анна  Клиффорд,  впоследствии  жена  Ричарда  Сэквилла,  третьего  графа  Дорсета.

-  Любя  и  чтя,  была  я  настоящей  -  буквально  "в  почтительной  любви  проявлялось  мое  верное  сердце".

Перевод  опубликован  на  бумаге  в  сборнике:  И  музы,  и  творцы.  Несколько  поэтесс  эпохи  европейского  Возрождения  /  сост.  и  пер.  Валентины  Ржевской.  2-е  изд.,  доп.  –  Одесса  :  «Фенікс»,  2021.  –  С.100-108.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964442
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.11.2022


Мэри Сидни Герберт, графиня Пембрук. Ангельскому духу превосходнейшего сэра Филипа Сидни. Перевод

Mary  Sidney  Herbert,  Countess  of  Pembroke.  To  the  Angel  Spirit  of  the  Most  Excellent  Sir  Philip  Sidney.  Перевод

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=704922"]Знаменитый  английский  ренессансный  поэт  сэр  Филип  Сидни[/url]  (1554  —  1586)  начал  перекладывать  английскими  стихами  псалмы  Давида.  Его  сестра,  Мэри  Сидни  Герберт,  графиня  Пембрук  (1561–1621)  продолжила  и  окончила  этот  труд,  составивший  в  значительной  мере  ее  литературную  славу.
Далее  следуют  сопровождавшие  публикацию  этого  перевода  псалмов  стихи  сестры,  Мэри  Сидни  Герберт,  графини  Пембрук  в  память  брата,  сэра  Филипа  Сидни,  и  мой  их  перевод.  Сестра  братом  очень  восхищается,  потому  тон  стихов  возвышенный.
Источник  текста  оригинала:  Women  Writers  in  Renaissance  England.  An  Annotated  Anthology  edited  by  Randall  Martin.  Pearson  Education  Limited,  2010

Оригинал:

Mary  Herbert,  Countess  of  Pembroke  (1561–1621)

To  the  Angel  Spirit  of  the  Most  Excellent  Sir  Philip  Sidney

To  thee,  pure  sprite,  to  thee  alone’s  addressed
This  coupled  work,  by  double  interest  thine:
First  raised  by  thy  blest  hand,  and  what  is  mine
Inspired  by  thee,  thy  secret  power  impressed.
So  dared  my  Muse  with  thine  itself  combine,
As  mortal  stuff  with  that  which  is  divine.
Thy  lightning  beams  give  luster  to  the  rest,

That  heaven’s  King  may  deign  his  own  transformed,
In  substance  no,  but  superficial  tire
By  thee  put  on;  to  praise,  not  to  aspire
To  those  high  tones,  so  in  themselves  adorned,
Which  angels  sing  in  their  celestial  choir  –
And  all  of  tongues  with  soul  and  voice  admire
These  sacred  hymns  thy  kingly  prophet  formed.

O,  had  that  soul  which  honor  brought  to  rest
Too  soon  not  left  and  reft  the  world  of  all
What  man  could  show  which  we  perfection  call,
This  half-maimed  piece  had  sorted  with  the  best.
Deep  wounds  enlarged,  long  festered  in  their  gall,
Fresh  bleeding  smart;  not  eye-  but  heart-tears  fall.
Ah,  memory,  what  needs  this  new  arrest?

Yet  here  behold  (O,  wert  thou  to  behold!)
This  finished  now,  thy  matchless  Muse  begun,
The  rest  but  pieced,  as  left  by  thee  undone.
Pardon  (O  blest  soul)  presumption  too,  too  bold;
If  love  and  zeal  such  error  ill  become,
Tis  zealous  love,  love  which  hath  never  done
Nor  can  enough  in  world  of  words  unfold.

And  sith  it  hath  no  further  scope  to  go,
Nor  other  purpose  but  to  honor  thee,
Thee  in  thy  works  where  all  the  graces  be,
As  little  streams  with  all  their  all  do  flow
To  their  great  sea,  due  tribute’s  grateful  fee,
So  press  my  thoughts,  my  burdened  thoughts,  in  me
To  pay  the  debt  of  infinites  I  owe

To  thy  great  worth,  exceeding  nature’s  store,
Wonder  of  men,  sole  born  perfection’s  kind.
Phoenix  thou  wert,  so  rare  thy  fairest  mind,
Heavenly  adorned,  earth  justly  might  adore,
Where  truthful  praise  in  highest  glory  shined;
For  there  alone  was  praise  to  truth  confined,
And  where  but  there,  to  live  for  evermore?

O,  when  to  this  account,  this  cast-up  sum,
This  reckoning  made,  this  audit  of  my  woe,
I  call  my  thoughts,  whence  so  strange  passions  flow,
How  works  my  heart,  my  senses  stricken  dumb,
That  would  thee  more  than  ever  heart  could  show?
And  all  too  short  who  knew  thee  best  doth  know
There  lives  no  wit  that  may  thy  praise  become.

Truth  I  invoke  (who  scorn  elsewhere  to  move,
Or  here  in  ought  my  blood  should  partialize),
Truth,  sacred  Truth,  thee  sole  to  solemnize.
Those  precious  rites  well  known  best  minds  approve;
And  who  but  doth,  hath  wisdom’s  open  eyes,
Not,  owly  blind,  the  fairest  light  still  flies,
Confirm  no  less?  At  least  tis  sealed  above,

Where  thou  art  fixed  among  thy  fellow  lights:
My  day  put  out,  my  life  in  darkness  cast,
Thy  angel’s  soul,  with  highest  angels  placed,
There  bless;d  sings,  enjoying  heaven  delights,
Thy  Maker’s  praise,  as  far  from  earthly  taste
As  here  thy  works,  so  worthily  embraced
By  all  of  worth,  where  never  envy  bites.

As  goodly  buildings  to  some  glorious  end
Cut  off  by  fate  before  the  Graces  had
Each  wondrous  part  in  all  their  beauties  clad,
Yet  so  much  done  as  art  could  not  amend,
So  thy  rare  works,  to  which  no  wit  can  add,
In  all  men’s  eyes  which  are  not  blindly  mad
Beyond  compare  above  all  praise  extend.

Immortal  monuments  of  thy  fair  fame,
Though  not  complete,  nor  in  the  reach  of  thought  –
How  on  that  passing  piece  time  would  have  wrought
Had  heaven  so  spared  the  life  of  life  to  frame
The  rest?  But  ah,  such  loss,  hath  this  world  ought
Can  equal  it,  or  which  like  grievance  brought?
Yet  there  will  live  thy  ever-prais;d  name.

To  which  these  dearest  offerings  of  my  heart,
Dissolved  to  ink,  while  pen’s  impressions  move
The  bleeding  veins  of  never-dying  love,
I  render  here:  these  wounding  lines  of  smart,
Sad  characters  indeed  of  simple  love,
Not  art  nor  skill  which  abler  wits  do  prove,
Of  my  full  soul  receive  the  meanest  part.

Receive  these  hymns,  these  obsequies  receive;
If  any  mark  of  thy  sweet  sprite  appear,
Well  are  they  born,  no  title  else  shall  bear.
I  can  no  more.  Dear  soul,  I  take  my  leave.
Sorrow  still  strives,  would  mount  thy  highest  sphere,
Presuming  so  just  cause  might  meet  thee  there.
O  happy  change,  could  I  so  take  my  leave!


Мой  перевод:

Мэри  Сидни  Герберт,  графиня  Пембрук

Ангельскому  духу  превосходнейшего  сэра  Филипа  Сидни

Дух  чистый!  Этот  общий  труд  прими!
Совместный  наш,  он  твой  по  двум  причинам.
Твоей  руке  обязан  он  почином  -
Благословенной.  Строки  в  нем  мои
Вдохновлены  твоей  же  тайной  силой.
С  твоей  я  Музой  в  нем  соединила
Свою  -  так  к  небу  тянутся  с  земли.

Ты  блеск  ему  придал.  Господь  ведь  мог
Тебя  столь  щедро  дара  удостоить,
Себе  -  хоть  не  по  сути  -  уподобить,
Чтоб  ты  слагал  хвалу  для  тех  тонов,
Какими  ангелы  в  небесном  хоре
Поют,  тех,  за  какие  всякий  вторит
Псалмам,  что  создал  царственный  пророк.

О,  если  б  не  почил  ты  слишком  рано,
Веленьем  чести  будучи  влеком,
Того,  что  совершенством  мы  зовем,
Мир  не  лишил  бы  ты,  и  был  бы  славным
Труд  этот.  Так  -  он  получился  хром.
Кровоточит  он,  много  ран  на  нем...
Зачем  ты,  память,  мучишь  беспрестанно?

Но  здесь,  смотри  -  когда  б  ты  увидал!  -
Был  завершен  труд  Музы  вне  сравненья.
Здесь  собраны  осколки,  к  сожаленью.
Прости  мне,  что  порыв  был  слишком  нагл.
Когда  вредит  любовь  в  союзе  с  рвеньем,
То  зря  рвалась  любовь  дать  выраженье:
Слов  нужных  мир  не  знает  и  не  знал.

Заслуженную  честь  тебе  воздать
Единственной  я  целью  полагаю;
Что  создал  ты  -  все  блага  сочетает.
Как  множеству  потоков  -  направлять
Свой  к  морю  путь,  всем  -  с  благодарной  данью,
Так  мысли  в  беспокойстве  мне  внушают
Стремление  великий  долг  отдать

Достоинствам  твоим,  природы  кладу,
Вместившим  совершенства  глубину.
Ты  Феникс  был  по  ясному  уму  -
То  дар  небес,  его  земля  чтить  рада.
Стяжал  ты  истинную  похвалу,
А  разве  не  за  истинность  одну
Хвала  получит  вечности  награду?

Когда  веду  я  горестный  подсчет,
Припомню,  что  в  тебе  пришлось  утратить,
К  тебе  пытаюсь  мыслей  ход  направить,  -
Слабеет  сердце,  немота  берет.
Где  сердцу  силы  взять,  тебя  прославить?
Кто  знал  тебя,  признает  дружбы  ради:
Здесь  слов  никто  живущий  не  найдет.

Я  истину  на  помощь  призову
(Чтоб  мне  из-за  родства  не  быть  предвзятой):
Явись,  святая!  Соверши  обряды,
Что  мудрецы  уместными  сочтут.
Ведь  кто  из  тех,  кто  смотрит  ясным  взглядом,  -
Не  тех,  кому,  как  совам,  мрака  надо,  -
Не  подтвердит  здесь  правды?  Так  судьбу

Решили  небеса,  где  ныне  ты:
Мне  -  без  тебя  в  печали  оставаться,
Тебе  же  -  с  ангелами  обретаться
И  слышать  песни  высшей  красоты.
Тем  песням  -  от  земных  так  отличаться,
Как  здесь  твоим  -  меж  песен  выделяться:
Все  им  упреки  были  бы  пусты.

Бывает,  зданье  чудное  начнут,
Но  бросят  строить  прежде,  чем  окончат.
Однако,  кажется:  не  сделать  больше,
Не  выглядит  незавершенным  труд.
Так  и  твои  труды:  их  не  продолжат,
Но  разве  что  безумцы  опорочат
Их,  что  хвалу  любую  превзойдут.

Навеки  славу  им  твою  хранить:
Их  завершенными  нельзя  представить,
А  что  за  памятники  в  них  оставить
Ты  мог  бы,  если  б  дольше  мог  прожить?
Увы,  зачем  мир  должен  был  утратить
Такую  жизнь?  Хоть  боли  не  изгладить,
Тебе,  за  то,  что  создал,  -  славным  быть.

Вот  сердца  моего  тебе  дары:
Пером  я  и  чернилами  писала,
Но  так  любовь  здесь  кровью  истекала,
Не  зная  смерти.  Знаки  все  грустны,
В  строках  -  след  горя.  Их  любовь  слагала,
Искусства  в  помощь  я  не  призывала,
Слова  лишь  от  души,  хоть  и  скудны.

Прими  же  гимны  в  память  от  меня.
Когда  в  них  чуть  заметен  дух  твой  милый  -
Счастливым,  значит,  их  рожденье  было.
На  этом,  друг,  оставлю  речи  я.
Когда  б  моя  печаль  тебя  достигла
На  небесах,  раз  дело  заслужило...
То  было  б  счастье.  Так  ушла  б  и  я!

Перевод

09.  -  12.11.  2020

Перевод  опубликован  на  бумаге  в  сборнике:  И  музы,  и  творцы.  Несколько  поэтесс  эпохи  европейского  Возрождения  /  сост.  и  пер.  Валентины  Ржевской.  2-е  изд.,  доп.  –  Одесса  :  «Фенікс»,  2021.  –  С.67-70.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964439
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.11.2022


Александр Монтгомери. Запоздалое сожаление влюбленного. Перевод

Alexander    Montgomerie.  A  late  regrate  of  leirning  to  love.  Перевод

Сюжет  -  страдания  несчастливого  влюбленного,  жалеющего  о  том,  что  влюбился.  Но  не  менее  сюжета  здесь  важна  игра  звуков.  Я  постаралась  эту  особенность  передать,  насколько  получилось.

Источник  оригинала:  The  poems  of  Alexander  Montgomerie.  Edited  by  James  Cranstoun,  LL.  D.      Printed  for  the  Society  by  W.  Blackwood  and  sons,  Edinburgh  and  London,  1887.

Оригинал:

Alexander  Montgomerie    (c.  1550?–1598)  (or  c.  1545–1598)

A  late  regrate  of  leirning  to  love

Quhat  mightiemotione  so  my  mynd  mischeivis?
Quhat  uncouth  cairs  throu  all  my  corps  do  creep?
Quhat  restles  rage  my  resone  so  bereivis?
Quhat  maks  me  loth  of  meit,  of  drink,  of  sleep?
I  knou  not  nou  vhat  countenance  to  keep
For  to  expell  a  poysone  that  I  prove.
Alace!  alace!  that  evir  I  leirnd  to  love.

A  frentick  fevir  thrugh  my  flesh  I  feill;
I  feill  a  passione  can  not  be  exprest;
I  feil  a  byll  within  my  bosom  beill;
No  cataplasme  can  weill  impesh  that  pest.
I  feil  my  self  with  seiknes  so  possest,
A  madnes  maks  my  mirth  from  me  remove.
Alace!  alace!  that  evir  I  learnd  to  love.

My  hopeles  hairt,  vnhapiest  of  hairts,
Is  hoild  and  hurt  with  Cupids  huikit  heeds,
And  thirlit  throu  with  deidly  poysond  dairts,
That  inwardly  within  my  breist  it  bleids.
Bit  fantasie  my  fondvaffection  feeds
To  run  that  race  but  after  rest  or  rove.
Alace!  alace!  that  evir  I  leirnd  to  love.

Nou  sie  I  that  I  nevir  sau  afore;
Nou  knou  I  that,  vhill  nou,  I  nevir  kneu;
Nou  sie  I  weill  that  servitude  is  sore:
Bot  vhat  remeid?  It  is  no  tym  to  reu;
Quhair  Love  is  Lord,  all  libertie  adeu.
My  baill  is  bred  by  destinies  above.
Alace!  alace!  that  evir  I  leirnd  to  love.

All  gladnes  nocht  bot  aggravats  my  grief;
All  mirrines  mymurning  bot  augments.
Lamenting  toons  best  lyks  me  for  relief,
My  sicknes  soir  to  sorou  so  consents;
For  cair  the  cairfull  commounly  contents;
Sik  harmony  is  best  for  thair  behove.
Alace!  alace!  that  evir  I  leirnd  to  love.

I  felt,  fra  anis  I  entred  in  that  airt,
A  grit  delyte  that  leson  for  to  leir,
Quhill  I  become  a  prentise  ouer  expert;
For,  but  a  book,  I  cund  it  soon  perqueir.
My  doctours  wage  and  deuty  will  be  deir,
I  grant,  except  I  get  hir  jelous  glove.
Alace!  alace!  that  evir  I  leirnd  to  love.

Мой  перевод:

Александр  Монтгомери  (ок.  1550?–1598)    (или  ок.  1545–1598).

Запоздалое  сожаление  влюбленного

Ах,  что  за  мука  мысль  мою  гнетет?
Ах,  что  за  трепет  телом  овладел?
Боль  над  рассудком  власть  зачем  берет,
Есть  не  могу,  и  сон  уйти  сумел?
Изобретенье  неизвестно  мне,
Чтобы  вкушенный  яд  смогло  изгнать.
Жаль  мне,  жаль  мне,  любовь  мне  тяжко  знать.

Жаром  жестоким  плоть  поражена,
Страсть  такова,  что  слов  не  подберу.
Будто  копье  в  груди,  так  боль  грозна,
Я  от  страданья  средства  не  найду.
Горе  царит,  из  царства  не  уйду.
Время  пришло  веселье  отвергать.
Жаль  мне,  жаль  мне,  любовь  мне  тяжко  знать.

Сердце  мое,  что  всех  сердец  грустней,
И  раздразнил,  и  ранил  Купидон.
Бил  он  стрелой  отравленной  своей,
Кровоточить  принудил  сердце  он.
Воображеньем  замысел  рожден:
Мыслю  -  бороться,  взять  иль  горевать.
Жаль  мне,  жаль  мне,  любовь  мне  тяжко  знать.

То,  что  скрывалось,  вижу  я  теперь,
Новых  открытий  в  тень  не  оттолкнуть.
Знаю,  что  нет  несчастья  рабства  злей,
Но  как  спастись?  Искать  мне  поздно  путь.
Правит  Любовь  -  свободу  позабудь.
Небо  судило  -  должно  мне  страдать.
Жаль  мне,  жаль  мне,  любовь  мне  тяжко  знать.

Коль  радость  есть,  тем  горестней  грущу,
Коль  есть  веселье,  тем  сильней  скорблю.
Песен  печальных  для  души  хочу:
Грусть  их  чутка,  боль  чувствует  мою.
Те,  кто  грустит,  о  грусти  и  поют.
Музыку  плача  проще  им  избрать.
Жаль  мне,  жаль  мне,  любовь  мне  тяжко  знать.

Мне  школу  здесь  с  азов  пришлось  пройти,
Но  есть  большое  утешенье  в  том,
Что  удалось  мне  опыт  обрести:
Нынче  уже  владею  мастерством.
Дорого,  верно,  расплачусь  с  врачом,
Коль  не  смогу  ее  завоевать.
Жаль  мне,  жаль  мне,  любовь  мне  тяжко  знать.

Перевод  12  -  13.  09.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964272
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 30.10.2022


Сэр Эдвард Дайер (1543 — 1607) . Два стихотворения о пути к счастью. Переводы

1)  Оригинал:

Sir  Edward  Dyer  (1543  —  1607)

My  mind  to  me  a  kingdom  is;
Such  present  joys  therein  I  find,
That  it  excels  all  other  bliss
That  earth  affords  or  grows  by  kind.
Though  much  I  want  which  most  would  have,
Yet  still  my  mind  forbids  to  crave.

No  princely  pomp,  nor  wealthy  store,
No  force  to  win  the  victory,
No  wily  wit  to  salve  a  sore,
No  shape  to  feed  a  loving  eye;
To  none  of  these  I  yield  as  thrall,
For  why?  My  mind  doth  serve  for  all.

I  see  how  plenty  suffers  oft,
And  hasty  climbers  soon  do  fall;
I  see  that  such  as  are  aloft
Mishap  doth  threaten  most  of  all;
They  get  with  toil,  they  keep  with  fear:
Such  cares  my  mind  could  never  bear.

Content  I  live,  this  is  my  stay,
I  seek  no  more  than  may  suffice,
I  press  to  bear  no  haughty  sway,
Look,  what  I  lack,  my  mind  supplies.
Lo  !  thus  I  triumph  like  a  king,
Content  with  that  my  mind  doth  bring.

Some  have  too  much,  yet  still  do  crave;
I  little  have,  and  seek  no  more.
They  are  but  poor,  though  much  they  have,
And  I  am  rich  with  little  store:
They  poor,  I  rich;  they  beg,  I  give;
They  lack,  I  leave;  they  pine,  I  live.

I  laugh  not  at  another's  loss,
I  grudge  not  at  another's  gain;
No  worldly  waves  my  mind  can  toss;
My  state  at  one  doth  still  remain:
I  fear  no  foe,  I  fawn  no  friend,
I  loathe  not  life,  nor  dread  my  end.

Some  weigh  their  pleasure  by  their  lust,
Their  wisdom  by  their  rage  of  will;
Their  treasure  is  their  only  trust,
A  cloaked  craft  their  store  of  skill:
But  all  the  pleasure  that  I  find
Is  to  maintain  a  quiet  mind.

My  wealth  is  health  and  perfect  ease,
My  conscience  clear  my  choice  defence;
I  neither  seek  by  bribes  to  please,
Nor  by  deceit  to  breed  offence:
Thus  do  I  live,  thus  will  I  die;
Would  all  did  so  as  well  as  I.



Мой  перевод:

Cэр  Эдвард  Дайер  (1543  —  1607)

Владею  царством.  Царство  —  мысль,
И  эта  счастлива  страна.
Любым  сокровищем  хвались,
Но  драгоценней  всех  она.
Пускай  судьба  даров  не  шлет  —
Их  клянчить  мысль  мне  не  дает.

Ни  властелин,  ни  скопидом,
Ни  битв  прославленный  герой,
Ни  ловкий  с  мелочным  умом,
Ни  дамам  милый  красотой  -
Мне  не  пример.  А  почему?
Я  восхваляю  мысль  одну.

Ведь  знаю:  богачам  —  терять,
А  с  высоты  легко  упасть.
Кто  многое  умел  стяжать,
Тому  -  и  большая  напасть.
Взять,  потрудясь;  боясь,  хранить...
В  такой  беде  не  мыслю  жить!

Ценить,  что  есть,  —  вот  мой  секрет.
Себе  излишков  не  ищу.
В  стяжательстве  мне  прока  нет:
Мысль  создает,  что  я  хочу.
Ну,  как?  И  чем  же  я  не  царь  -
Над  мыслью  верной  государь?

Имея,  просишь  ты  еще
И  страждешь,  будто  обделен.
Со  мной  не  так:  имею  все.
Богат,  хоть  мало  награжден.
Вас,  толстосумы,  одарю:
Вам  жизнь  страшна,  я  жизнь  люблю.

Коль  с  кем  беда,  я  не  смеюсь,
Везет  кому-то  —  зависть,  прочь!
Пусть  бурен  век,  я  тот  же  курс
Держу  —  свернуть  мне  не  пророчь!
Не  оскорблю,  не  обману,
Жизнь  славлю,  смерти  не  кляну.

Иным  блаженство  даст  разврат,
Их  подвиг  —  обобрать  других;
Казной  своей  и  суд  творят,
И  кто  хитер,  тот  мудр  для  них.
Одну  найти  я  радость  смог:
Чтоб  не  узнала  мысль  тревог.

Богат,  коль  весел,  коль  здоров,
И  совесть  у  меня  чиста.
Не  стану  подкупать  судов
И  мною  чтима  простота.
Так  жизнь  идет  моя,  друзья.
Все  б  попытались  жить,  как  я!



2)  Оригинал:


Sir  Edward  Dyer  (1543  —  1607)


I  joy  not  in  no  earthly  bliss;
I  force  not  Croesus'  wealth  a  straw;
For  care  I  know  not  what  it  is;
I  fear  not  Fortune's  fatal  law.
My  mind  is  such  that  may  not  move
For  beauty  bright,  nor  force  of  love.

I  wish  but  what  I  have  at  will;
I  wander  not  to  seek  for  more;
I  like  the  plain,  I  climb  no  hill;
In  greatest  storms  I  sit  on  shore.
And  laugh  at  them  that  toil  in  vain
To  get  what  must  be  lost  again.

I  kiss  not  where  I  wish  to  kill;
I  feign  not  love  where  most  I  hate;
I  break  no  sleep  to  win  my  will;
I  wait  not  at  the  mighty's  gate.
I  scorn  no  poor,  nor  fear  no  rich,
I  feel  no  want,  nor  have  too  much.

The  court  and  cart  I  like  nor  loathe;
Extremes  are  counted  worst  of  all;
The  golden  mean  between  them  both
Doth  surest  sit  and  fear  no  fall.
This  is  my  choice;  for  why?  I  find
No  wealth  is  like  the  quiet  mind.



Мой  перевод:

Cэр  Эдвард  Дайер  (1543  —  1607)

Сокровищ  не  хочу  искать,
Сундук  набитый  не  влечет.
Что  есть  забота  —  мне  не  знать,
Не  плачу  я,  что  жизнь  пройдет,
И  мысль  моя  столь  холодна  -
Ей  и  влюбленность  не  нужна.

Что  мне  дают,  благодаря,  -
Возьму.  За  лучшим  не  пойду.
Есть  горы.  Долы  -  для  меня.
Начнется  буря  —  пережду.
Смешны  мне  те,  чей  тяжкий  труд  —
То  брать,  что  после  отберут.

Не  лицемерен  я  с  врагом,
Друзьям  не  льщу,  но  не  предам.
Щажу  я  беззащитный  сон
И  не  проситель  —  к  господам.
Богач  -  не  страх  мой,  бедных  -  жаль.
По  мне,  жить  скромно  —  не  печаль.

На  сундуки  и  на  суму
Смотрю,  в  чрезмерном  видя  вред.
Умеренность  —  вот  путь  к  добру.
Идите  им:  надежней  нет.
На  нем  я  встретить  счастье  смог:
В  чем  счастье?  В  мыслях  без  тревог.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964238
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 30.10.2022


Генри Перси, граф Нортумберленд. Из Зерцала правителей. Перевод

Генри  Перси,  граф  Нортумберленд.  Из  "Зерцала  правителей".  Перевод

Постаралась  перевести  еще  один  фрагмент  из  "Зеркала  для  магистратов"/  "Зерцала  правителей".

Этот  монолог  –  от  имени  Генри  Перси,  первого  графа  Нортумберленда  (1342  –  1408),  который  участвовал  в  свержении  Ричарда  II  и  замене  его  на  Генриха  IV,  а  затем  выступил  уже  против  Генриха  IV.  (Это  не  Хотспер,  это  его  отец,  но  Хотспер  упоминается  в  монологе).

Нортумберленд,  рассказывая  о  превратностях  своей  судьбы,  объясняет  свои  несчастья  не  только  своим  поведением,  но  и  поведением  Ричарда  II,  свержение  которого  рассматривает  как  совершенно  обоснованное.  Вывод  же  касается  пороков  знати,  опасных  для  нее  независимо  от  того,  как  ведет  себя  монарх  (и  в  этих  пороках  повинен  также  герой  монолога).

Монолог  Нортумберленда  интересен  в  связи  с  [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938071"]монологом  Ричарда  II  из  того  же  сборника[/url],  а  также  –  в  связи  со  второй  тетралогией  шекспировских  исторических  хроник  (Нортумберленд  –  среди  ее  персонажей).

В  монологе  есть,  конечно,  художественные  вольности;  некоторые  отмечены  в  примечаниях.

Оригинал  (орфография  старинная):

How  Henry  Percy  Earle  of  Northumberland,  was  for  his  couteous  and  trayrerous  attempt  put  to  death  at  Yorke,  Anno  1407.

1.

 O  morall  Senec,  true  finde  I  thy  saying,
That  neither  kinne,  riches,  strength,  or  favour,
Are  free  from  fortune,  but  are  aye  decaying:
No  wordly  welth  is  ought  sauve  doubtfull  labour,
Man's  life  in  earth  is  like  vunto  a  tabour,
Which  nowe  to  myrth  doth  mildly  men  prouoke
And  straight  to  warre,  with  a  more  sturdy  stroke.

2.

All  this  full  true  I  Percy  finde  by  proofe,
Which  whilom  was  earle  of  Northumberland:
And  therefore,  Baldwine,  for  my  pier's  behoofe,
To  note  men's  falles  sith  thou  hast  tane  in  hand,
I  would  thou  should  my  state  well  understand:
For  fewe  kinges  were  more  than  I  redouted,
Whom  double  fortune  lifted  up  and  louted.

3.

As  for  my  kinne  their  noblenesse  is  knowen,
My  valiant  acts  were  folly  for  to  prayse,
Where  through  the  Scots  so  oft  were  overthrowen,
That  who  but  I  was  doubted  in  my  days:
And  that  king  Richard  found  at  all  assayes,
For  never  Scots  rebelled  in  his  raigne,
But  through  my  force  were  eyther  caught  or  slayne.

4.

A  brother  I  had  was  earle  of  Worcester,
Always  in  office  and  favour  with  the  king,
And  by  my  wife  dame  Elinor  Mortimer,
A  sonne  I  had  which  so  the  Scots  did  sting,
That  being  yong,  and  but  a  very  spring,
Henry  Hotspur  they  gane  him  unto  name,
And  though  I  say  it,  hee  did  deserve  the  same.

5.

Wee  three  triumphed  in  king  Richard's  time,
Till  fortune  ought  both  him  and  us  a  spite:
But  chiefly  mee,  whome  clerely  from  any  crime,
My  king  did  banish  from  his  favour  quite,
Ploclayming  mee  a  trayterous  knight:
Where  through  false  slaunder  forced  mee  to  bee,
That  which  before  I  did  most  deadly  flee.

6.

Let  men  beware  how  they  true  folke  defame,
Or  threaten  on  them  the  blame  of  vices  nought,
For  infamy  breedeth  wrath,  wreke  followeth  shame:
Eke  open  slander  often  times  hath  brought
That  to  effect,  that  erst  was  never  thought:
To  bee  misdeemed  men  suffer  in  a  sort,
But  none  can  beare  the  griefe  of  misreport.

7.

Because  my  king  did  shame  mee  wrongfully,
I  hated  him  and  in  deede  became  his  foe:
And  while  hee  did  at  warre  in  Ireland  lye,
I  did  conspire  to  turne  his  weale  to  woe:
And  through  the  duke  of  Yorke  and  other  moe,
All  royall  power  from  him  wee  quicklely  tooke,
And  game  the  same  to  Henry  Bolenbroke.

8.
Neither  did  wee  this  only  for  this  cause,
But  to  say  truth,  force  draue  us  to  the  same:
For  hee  despising  God  and  all  his  lawes,
Slewe  whom  hee  would,  made  sinne  a  very  game:
And  seeing  neyther  age  nor  counsaile  could  him  tame,
Wee  thought  it  well  done  for  the  kingdome's  sake,
To  leave  his  rule,  that  did  all  rule  forsake.

9.

But  when  sir  Henry  had  attaynde  his  place,
Hee  strayght  became  in  all  poynts  worse  then  hee,
Destroye  the  peeres,  and  slew  king  Richard's  grace,
Against  his  othe  made  to  the  lordes  and  mee:
And  seeking  quarels  how  to  disagree,
Hee  shamelesly  required  mee  and  my  sonne,
To  yeelde  hym  Scots  which  wee  in  fielde  had  woone.

10.

My  nephue  also  Edmund  Mortimer,
The  very  heyre  apparent  to  the  crowne,
Whome  Owen  Glendour  held  as  prisoner,
Viley  bound  in  dungeon  deepe  cast  downe,
Hee  would  not  ransome,  but  did  felly  frowne
Against  my  brother  and  mee,  which  for  him  spake,
And  him  proclaymed  traytor  for  our  sake.

11.

This  foule  despite  did  cause  us  to  conspire,
To  put  him  downe  as  wee  did  Richard  erst,
And  that  wee  might  this  matter  set  on  fire,
From  Own's  jaile,  our  coosin  we  remerst,
And  unto  Glendour  all  our  griefs  reherst,
Who  made  a  bond  with  Mortimer  and  mee,
To  prive  the  king  and  part  the  realme  in  three.

12.

But  when  king  Henry  heard  of  this  devise,
Toward  Owen  Glendour  hee  sped  him  very  quicke,
Mynding  by  force  to  stop  hur  enterprise:
And  as  the  devil  would,  than  fell  I  sicke,
Howbeit  my  brother,  and  sonne,  more  polliticke
Than  prosperous,  with  an  hoast  from  Scotland  brought,
Encountered  him  at  Shrewsbury,  where  they  fought.

13.

The  one  was  tane  and  kild,  the  other  slayne,
And  shortly  after  was  Owen  put  to  flight,
By  means  whereof  I  forced  was  to  fayne,
That  I  knew  nothing  of  the  former  fight:
Fraude  oft  auayles  more  then  doth  sturdy  might,
For  by  my  faining  I  brought  him  in  beliefe,
I  knewe  not  that  wherein  my  part  was  chiefe.

14.

And  while  the  king  thus  took  mee  for  his  frend,
I  sought  all  meane  my  former  wrong  to  wreake,
Which  that  I  might  bring  to  the  sooner  end,
To  the  bishop  of  Yorke  I  did  the  matter  breake,
And  to  the'earle  marshall  likewise  did  I  speake,
Whose  father  was  through  Henrie's  cause  exiled,
The  bishop's  brother  with  trayterous  death  defiled.

15.

These  strayt  assented  to  doe  what  they  could,
So  did  the  lord  Hastings  and  lord  Fauconbridge:
Which  altogether  promised  they  would
Set  all  their  power  the  king's  dayes  to  abridge:
But  see  the  spite,  before  the  brydes  were  flydge
The  king  had  word  and  seasoned  on  the  nest,
Whereby,  alas,  my  freendes  were  all  opprest.

16.

The  bloudy  tyrant  brought  them  all  to  end
Excepted  mee,  which  into  Scotland  scapt,
To  George  of  Dunbar  th'earle  of  March,  my  frend,
Who  in  my  cause  all  that  hee  could  ey  scrapt:
And  when  I  had  for  greater  succour  gapt,
Both  at  the  Frenchmen  and  the  Fleming's  hand,
And  could  get  none,  I  tooke  such  as  I  fand.

17.

And  with  the  helpe  of  George  my  very  frend,
I  did  enuade  Northumberland  full  bolde,
Whereas  the  folke  drewe  to  mee  still  on  end,
Bent  to  death  my  party  to  upholde:
Through  helpe  of  these,  full  many  a  fort  and  holde,
The  which  the  king  right  manfully  had  mand,
I  easely  wonne,  and  seised  in  my  hand.

18.

Not  so  content  (for  vengeance  draue  mee  on)
I  entered  Yorkshire,  there  to  wast  and  spoilt:
But  ere  I  had  far  in  the  countrye  gone,
The  shriffie  thereof,  Rafe  Rokesby  did  assoyle
My  troubled  hoast  of  much  part  of  our  toyle:
For  hee  assaulting  freshly  tooke  through  power,
Mee  and  lord  Bardolph  both,  at  Bramham  More.

19.

And  thence  conveyed  us  to  the  towne  of  Yorke,
Until  hee  knewe  what  was  the  kinge's  entent:
There  loe  lord  Bardolph  kinder  than  the  storke,
Did  lose  his  head,  which  was  to  London  sent,
With  whome  for  friendship  mine  in  like  case  went,
This  was  my  hap,  my  fortune  or  my  faute,
This  life  I  led  and  thus  I  came  to  naught.

20.

Wherefore,  good  Baldwine,  will  the  peeres  take  heede,
Of  slaunder,  malice,  and  conspiracy,
Of  couetise,  whence  all  the  rest  proceede,
For  couetise  joynt  with  contumacy,
Doth  cause  all  mischiefe  in  men's  hartes  to  breede:
And  therefore  this  to  esperance  my  word,
Who  causeth  bloudshed  shall  not  escape  the  sword.


Мой  перевод:

Как  Генри  Перси,  граф  Нортумберленд,  был  за  свое  алчное  и  изменническое  покушение  предан  смерти  в  Йорке,  в  году  1407.

1.

Род,  мощь,  казна  –  подчинены  судьбе.
С  твоей,  Сенека,  я  согласен  мыслью.
Нет  благ  непреходящих  на  земле,
И  непременно  лишь  заботам  длиться.
С  гремящим  барабаном  жизнь  сравнится:
Звучит  потише  –  будем  пировать,
Но  громче  бьет  –  и  едем  воевать.

2.

Что  так  и  есть,  пришлось  мне  доказать.
Я,  Перси,  графом  был  Нортумберлендом.
Раз,  Болдуин,  ты  взялся  описать
Властей  паденья,  расскажи  об  этом.
Пусть  мне  подобных  я  снабжу  примером:
Хоть  был  иных  я  королей  грозней,
Вслед  взлету  крах  –  игра  судьбы  моей.

3.

Коль  вспомнить  род  –  из  знатной  я  семьи.
Храбрец  был,  мной  привыкли  восхищаться.
Кого  страшились  столь  же  в  дни  мои?
Я  часто  в  бегство  обращал  шотландцев,
Врагам  грозил  –  в  том  Ричард  убеждался:
При  нем  шотландцы  позабыли  бунт,
Моим  трудом  –    сдаются  иль  падут.

4.

Мой  брат,  граф  Вустер,  был  у  короля
В  почете  и  всегда  при  деле  важном,
И  сына  мне  дала  жена  моя,
Который  бил  шотландцев  столь  отважно,
Что  с  юных  лет  уже  для  них  был  страшен
Так,  что  Горячей  Шпорой  прозван  стал.
Не  льщу  я,  сын  признанье  с  тем  снискал.

5.

При  Ричарде  успех  был  нам  троим,
Но  провести  нас  всех  судьба  решила,
Меня  –  всех  больше.  Королем  гоним
Я  стал,  хоть  с  очевидностью  безвинно.
Изменником  назвал  он  без  причины.
К  злодейству  подтолкнула  клевета:
Я  то  свершил,  чего  бежал  всегда.

6.

Остерегайтесь  верных  оскорбить,
Во  зле  винить,  коль  зло  они  изгнали.
Гнев  –  от  бесчестья,  вслед  стыду  –  губить.
Решатся  те,  кого  оклеветали,
На  то,  о  чем  сперва  не  помышляли.
Коль  не  поймут,  не  ценят  нас  –  грустим,
Но  оговора  –  не  перенести.

7.

Король  мне  зря  бесчестье  причинил  –
И  вправду  я  его  возненавидел.
Он  на  войну  в  Ирландию  отплыл,
Что  заговор  создам  я,  не  предвидел.
Поддался  герцог  Йоркский,  и  другие  –
И  вскоре  власти  был  король  лишен,
А  Болингброку  отдали  мы  трон.

8.

Хотя  свою  причину  я  назвал,
Мы  подчинились  принужденью,  право:
Законы  Божьи  Ричард  презирал,
Вершил  убийства,  сделал  грех  забавой.
Года,  совет  –  с  таким  не  сладят  нравом.
Мы  думали:  державу  мы  спасем,
Коль  власть  преступную,  восстав,  снесем.

9.

Но  Генрих  Болингброк  ту  власть  сменил  –
И  оказался  даже  худшей  властью.
Знать  уничтожил,  Ричарда  убил  –
Нам  клятву  соблюдать  не  собирался.
Все  поводов  искал,  чтоб  препираться.
Потребовал,  наглец:  пусть  я  и  сын
Ему  шотландских  пленных  отдадим.

10.

Был  Эдмунд  Мортимер,  племянник  мой,
Пленен  Глендауэром,  в  темницу  брошен.
И  выкупать  его  не  стал  король.
Некстати  Мортимер  вернуться  может:
Он  был  наследник  Ричарда  неложный.
Просили  с  братом  –  Генрих  гнев  явил,
В  измене  Мортимера  обвинил.

11.

Опять  обида  –  заговор  опять:
Чтоб  Генриха  короны  мы  лишили,
Как  Ричарда.  Чтоб  делу  –  не  стоять,
Кузену  мы  свободу  возвратили,
Глендауэра  в  план  свой  посвятили.
Был  договор  наш:  свергнем  короля
И  на  три  части  делится  земля.

12.

Король  узнал  о  плане  и  спешил
К  Глендауэру  на  встречу,  чтоб  сражаться:
Бить  силой  по  отваге  он  решил.
Я  захворал  –  нечистый  так  вмешался.
А  брат,  сын  –  благородства  больше  счастья  –
С  шотландским  войском  к  Шрусбери  пришли.
Там  с  королем  жестокий  бой  вели.

13.

Взят  и  убит  один  был,  а  другой
Погиб,  Глендауэр  в  бегство  обратился.
Но  выкрутился  я,  раз  был  больной:
Что  ничего  не  знал  я,  притворился.
Обман  мне  больше  силы  пригодился  –
Бывает  так.  Поверил  государь,
Что  я  не  знал  о  том,  в  чем  был  главарь.

14.

Считаясь  снова  другом  короля,
Пути  отмщенья  я  искал  усердно,
Хотел  скорейшего  успеха  я.
Епископ  Йоркский  приобщился  к  делу,
И  графу-маршалу  я  все  поведал,
Чей  был  отец  к  изгнанью  присужден,
Брат  Йоркского  епископа  –  казнен.

15.

Согласье  дали  названные  мной,
А  также  лорды  Фоконбридж  и  Гастингс,
Чтоб  поскорей  дух  испустил  король,
Что  cмогут,  делать  –  но  судьба  смеялась:
Еще  птенцы  в  гнезде  не  оперялись,
Как  хищник  на  гнездо  –  король  –  напал,
Друзей  моих  безжалостно  пожрал.

16.

Их  всех  кровавый  порешил  палач,
Лишь  я  сумел  в  Шотландии  укрыться.
Джордж  Дамбар  принял  там  меня,  граф  Марч  –
Всегда  я  мог  на  друга  положиться.
Хотел  я  большей  помощи  добиться,
Французы  и  фламандцы  отказать
Решили  мне  –  я  взял,  что  смог  сыскать.

17.

Друг  Джордж  помог  мне,  и  Нортумберленд
Я  захватил,  где  многие  мне  верность
Хранили  –    был  мне  жителей  привет,
Им  насмерть  за  меня  стоять  хотелось.
С  их  помощью  взял  не  одну  я  крепость.
Король  с  отвагой  крепости  держал,
И  все  же  я  легко  их  отобрал.

18.

Но  было  мало  –  я  ведь  мстить  хотел.
Вошел  я  в  Йоркшир,  жег  его  и  грабил,
Но  углубиться  в  край  я  не  успел:
Шериф  Рейф  Роксби  свежие  возглавил
Войска  и  от  трудов  меня  избавил.
Я  и  лорд  Бардольф  были  пленены,
С  пути  при  Брамем-Муре  сведены.

19.

Плененных,  отвезли  нас  в  город  Йорк  –
От  короля  там  дожидаться  слова;
Лорд  Бардольф  добр  был,  но  спастись  не  смог:
Бедняги  голову  послали  в  Лондон.
Послали  и  мою  в  ларце  подобном,
За  дружбу.  Случай  то,  судьба,  вина?  –
Так  прожил  я,  так  наступила  тьма.

20.

Вот,  Болдуин,  пусть  стережется  знать
Своих  злословья,  заговоров,  злобы.
Пусть  алчности  не  станет  поощрять,
Ведь  в  ней  –  всей  мерзости  людской  основа,
Коль  алчность  станет  к  бунту  призывать.
Пусть  как  девиз  мой,  Esperance,  звучит:
Проливший  кровь  меча  не  избежит.

Перевод  06.05.2022,  12-14.07.2022

Предан  смерти  в  Йорке,  в  году  1407  -  исторически  Нортумберленд  погиб  в  битве  при  Брамем-Муре  в  1408  г.  Эта  битва  упоминается  в  конце  стихотворения.

Болдуин  -  по-видимому,  имеется  в  виду  Уильям  Болдуин,  один  из  авторов  сборника  "Зеркало  для  магистратов".

Ричард  -  король    Англии  Ричард  II  (1367  –  1400,  правил  в  1377  –  1399).

Мой  брат,  граф  Вустер  -  Томас  Перси,  граф  Вустер  (1343  –  1403).

Сына  мне  дала  жена  моя  –  в  оригинале  женой  Нортумберленда  названа  Элинор  Мортимер  (dame  Elinor  Mortimer).  Исторически  он  был  женат  на  Маргарет  Невилл,  и  затем  на  Мод  де  Люси.

Сын  –  Генри  Перси  Хотспер  (Гарячая  Шпора)  (1364  –  1403),  cын  Нортумберленда  и  Маргарет  Невилл.

Герцог  Йоркский  -  Эдмунд  Ленгли,  герцог  Йоркский  (1341  –  1402).

Болингброк  -  будущий  король  Англии  Генрих  IV  (1367  –  1413).

Эдмунд  Мортимер  -  в  данном  случае,  как  и  в  первой  части  шекспировской  хроники  "Генрих  IV",  объединены  два  человека:  сэр  Эдмунд  Мортимер  IV  (1376  –  1409),  пленник  и  затем  зять  Оуэна  Глендауэра,  называвшего  себя  принцем  Уэльским  предводителя  восстания  в  Уэльсе,  и  Эдмунд  Мортимер,  пятый  граф  Марч  (1391  -  1425),  возможный  наследник  свергнутого  Ричарда  II.

Кузену  мы  свободу  возвратили  –  Мортимеру  (кузену  –  родственнику  по  боковой  линии.  Так  же  в  оригинале).

Взят  и  убит  один  был,  а  другой  Погиб  –  один  –  Вустер,  другой  –  Хотспер.

Епископ  Йоркский  –  Ричард  Скруп  (ок.  1350  –  1405),  казненный  за  участие  в  восстании  против  Генриха  IV  и  выведенный  во  второй  части  шекспировской  хроники  "Генрих  IV".  Архиепископ  Йоркский,  но  в  оригинале  назван  епископом  (bishop).

Лорд  Бардольф  добр  был  –    в  оригинале  "добрее  аиста".

Esperance  (фр.  надежда)  –  девиз  рода  Перси.  В  первой  части  шекспировской  хроники  "Генрих  IV"  его  восклицает  Хотспер.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964164
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 29.10.2022


Диалог писателя и историка


 -  Исследователь,  добрый  день!  Читал  я,
Как  прошлое  ты  воскрешаешь  нынче,
Как  сочетаешь  факты  для  картины,
Как  доказательства  найти  умеешь,
То  смело  заявить,  то  опровергнуть.
Ты  для  меня  учитель,  лучше  -  нет,
И  знания  даешь  мне,  и  сюжет.

-  День  добрый,  сочинитель!  Что  ж,  приятно,
Что  похвалы  меня  ты  удостоил,
Что  факты  не  всегда  ты  презираешь,
Что  счел  того,  кто  служит  им,  полезным,
Хоть  изредка  полезным...  Я  утешен.
Ведь  чаще  я  тебя  с  трудом  терплю:
Уж  слишком  ценишь  выдумку  свою.

-  Чем  то,  что  я  пишу,  тебе  противно?
-  Тобою  правда  не  всегда  любима.

Признаю:  правде  изменяют  также
 Мои  товарищи  -  кто  льстить  желает,
Кто  власти,  что  неправедна,  страшится,
 Кто  ищет  правды,  но  настойчив  мало...
А  ты  посеешь  вымысел  законно.
Пусть  буду  возмущаться  -  все  равно,
Тебе  выдумывать  разрешено.

-  Жаль,  что  меня  к  лжецам  ты  причисляешь:
Ведь  опираюсь  на  твои  исканья,
А  коль  предположу  -  не  утверждаю,
Что  ошибиться  не  могу...  Послушай,
Давай  читателя  судьей  назначим.
Коль  хочет,  пусть  осудит  он  меня,
К  твоим  трудам  почтение  храня.

-  Но  кто  читатель  этот  будет?  Право,
То  изберет  он,  что  ему  по  вкусу.
Его  хитро  ты  словом  очаруешь,
Хитро...  иль  славно.  Я  придумал  выход:
О  жизни  в  прошлом  сам  рассказ  сложу  я
И  сделаюсь  твоим  учеником,
Науке  верность  сохранив  при  том.

-  На  том  спасибо!  Вымысел  с  обманом
Не  станем  смешивать  -  ведь  есть  различье.
Я  -  честный  выдумщик,  твой  труд  -  основа
Для  выдумки  моей.  А  коль  удастся,
Что  не  доказано,  то  -  угадаю.
Покуда  ты  не  сможешь  доказать,
Позволь  мне,  что  представлю  я,  сказать.

16-17.10.2022

P.S.  Конечно,  писателем  и  историком  может  быть  один  человек,  но  в  этом  моем  стишке  это  разные  персонажи.  Или  же  это  раздвоение  одной  личности,  что,  может  быть,  даже  интереснее.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964077
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 28.10.2022


О много битой серьезности

О  много  битой  серьезности

Ну,  давайте  ударим  еще  раз
Серьезного  человека,
Ведь  на  празднике  шутников  он  -  большая  помеха.

Никогда  не  поймет  он,  наверно,
В  чем  провинился:
Он,  чудя,  не  боится  быть  скучным  -  как  с  этим  мириться?

Если  злой,  глупой  шутку  сочтет  он,
Не  станет  смеяться.
И  откуда  в  общенье  такой  малой  гибкости  взяться?

Если  что-то  он  скажет,  то  это
В  виду  и  имеет.
Если  трудное  что  нужно  сделать,  он  сил  не  жалеет.

А  бывает,  серьезный  увидит
Обычное  странно:
Если  мельницу  встретит,  то  в  ней  узнает  великана.

Ах,  сюжет  этот  стар,  но  над  ним  мы
Все  так  же  смеемся:
Раз  уж  он  повторяется,  тоже  не  отвернемся.

А  бывает  еще,  в  диалоге
Возникнет  угроза:
Шутников  обвинит  в  том  серьезный,  что  слишком  серьезны.

Для  забавы  без  удержу  странный
Предстанет  помехой...
Чтоб  шутить  не  мешал,  и  бьют  серьезного  человека.

04.10.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964076
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 28.10.2022


Кейт Валуа — принцеса-примирителька. Стаття



Мій  твір  на  тему  «образ  принцеси  Катерини  де  Валуа  у  шекспірівській  п’єсі  «Генріх  V».

(Чому  викладаю  його  сьогодні:  у  історичного  прототипу  цього  літературного  персонажа  сьогодні,  27  жовтня,  день  народження.  Тільки  календар  змінився).


                 Мені  подобається  шекспірівська  п’єса  «Генріх  V»,  але  найперша  причина,  з  якої  вона  мені  колись  сподобалася  —  сцена  залицяння  Генріха-переможця  до  його  майбутньої  нареченої,  принцеcи  Катерини  де  Валуа.  Згодом  виявилося,  що  у  цій  п’єсі  є  ще  багато  такого,  що  для  мене,  та  й  не  тільки  для  мене  цікаво:  образ  ідеального  короля  (що  обговорюється..  та  обговорення  також  викликає  цікавість),  європейські  правила  війни  початку  XV  ст.  і  їх  відмінності  від  сучасних  для  нас,  мир  у  Труа  —  «дві  держави  і  один  король…»  Та  все  це  звернуло  на  себе  мою  увагу  згодом,  —  коли  виявилося,  що  це  має  звернути  на  себе  мою  увагу  і  може  бути  для  мене  зрозумілим  —  а  насамперед  я  помітила,  хоча  вона  й  наприкінці  п’єси,  сцену  Генріха  і  Катерини.  У  цьому  сором  зізнаватися?  Мабуть,  що  ні.  Чому  читачці  й  глядачці  має  бути  байдужа  бесіда  героя  знаменитого  циклу  п’єс  з  його  майбутнім  подружжям?  Можна,  звичайно,  зробити  суворе  личко  й  заявити:  «Ні,  війна  і  мир  важливіші,  контраст  відповідального  англійського  короля  і  пихатого  французького  дофіна  Луї  важливіший,  поводження  короля  із  підданими  перед  великою  битвою  і  після  неї  важливіше…».  І  це  буде  правдою.  Тільки  тим  самим  —  і  вже  стосовно  мене  —  буде  підтверджена  точність  того  зауваження,  яке  у  цій  самій  сцені  з  принцесою  шекспірівський  Генріх  V  робить  стосовно  її,  принцеси  Катерини:  »  Я  знаю,  що  ти  мене  кохаєш.  Увечері,  в  спальні,  ти  розпитуватимеш  про  мене  свою  фрейліну  і,  звичайно,  ганитимеш  те,  що  тобі  найбільше  припало  в  мені  до  серця».  (Переклад  В.  Ружицького.  Фрейліну    —  це  придворну  даму  Алісу,  яка  раніше  навчала  принцесу  основам  англійської  мови  і  тепер  виступає  як  перекладачка,  що  її  страхує).

                 Катерина  де  Валуа  (1401-1437),  як  ми  пам’ятаємо,  у  першому  шлюбі  —  дружина  англійського  короля  Генріха  V  Ланкастера  і  мати  його  спадкоємця,  Генріха  VI,  а  у  другому  шлюбі  —  дружина  валлійця  Оуена  Тюдора  і  бабуся  Генріха  VII,  першого  короля  нової  династії  Тюдорів.  Нещасний  Генріх  VI  успадкував  душевну  хворобу  свого  діда  по  матері,  французького  короля  Карла  VI,  але  в  шекспірівських  хроніках  він  зображений  не  як  хворий  —  лише  як  слабкий.  Три  з  чотирьох  п’єс  першої  тетралогії  присвячені  царюванню  сина  Катерини,  а  в  четвертій  приходить  до  влади  її  онук  від  другого  шлюбу,  що  вважається  великою  радістю,  та  ані  сама  Катерина,  ані  її  другий  шлюб  у  першій  тетралогії  не  згадуються.  Перший  чоловік  Катерини,  Генріх  V,  у  першій  тетралогії  згадується  декілька  разів  з  повагою.  Дія  першої  тетралогії  починається  з  його  похорону,  що  знаменує  перехід  від  епохи  перемог  до  епохи  реваншу  й  внутрішніх  лих.

                 У  другій  тетралогії  шекспірівських  хронік  у  її  головного  героя,  розумного  принца  Генріха  (якого  Фальстаф  і  Пойнс  звуть  «Хал»,  в  українському  перекладі  Д.  Паламарчука  «Генрусик»),  а  згодом  —  переможного  короля  Англії  Генріха  V,  при  його  присутності  на  сцені  у  трьох  п’єсах  тетралогії  з  чотирьох,  дуже  довго  немає  любовної  лінії.  Коли  він  вперше  не  з’являється,  а  згадується  наприкінці  «Річарда  II»  (акт  5,  сцена  3),  з  його  переданих  батькові  слів  складається  враження,  що  принц,  майбутній  герой,  бажає  жартувати  з  кохання  так  само,  як  і  з  лицарського  кодексу:

«Персі  Я,  пане,  два  дні  тому  бачив  принца

Й  про  поєдинки  в  Оксфорді  сказав.

Генріх  Що  відповів  джигун?

Персі  Він  відповів,  що  піде  в  дім  розпусти,

І  рукавичку  вихопить  у  хвойди,

И  натягне,  як  любовний  подарунок,

І  зсадить  в  ній  найдужчого  з  коня».

(Переклад  В.  Струтинського)

І  ця  заява  мала  б  шокувати,  та  Генріх-батько  підказує  глядачам,  як  її  слід  сприймати:

Розпусник  він  і  відчайдух,  та  в  цім,

Одначе,  іскорки  надії  бачу,

Що  з  часом  мають  запалати  ясно.

(Переклад  В.  Струтинського)

                 У  першій  частині  «Генріха  IV»  принц  і  сер  Джон  Фальстаф  спільно  користуються  милостями  пані  Спритлі,  до  того  ж  —  у  той  час  дружини  поступливого  чоловіка;  як  ми  пам’ятаємо,  вона  потім  овдовіє  і  вийде  заміж  за  Пістоля.  У  другій  частині  «Генріха  IV»  (акт  2,  сцена  2)  Фальстаф  у  листі  стверджує,  що  Пойнс  поширює  чутки,  начебто  принц  збирається  одружитися  з  сестрою  Пойнса  Нелл  —  принц  спілкується  з  Пойнсом,  але  ріднитися  з  ним  не  збирається.  Таке  легковажне  поводження  без  глибоких  прихильностей  до  жінок  відповідає  реалістичному  зображенню  характеру  начебто  непутящого  принца,  та  жіноча  частина  аудиторії  п’єс  може  вирішити  —  хоча  не  сказати  вголос:  «Для  майбутнього  героя  —  замало!»  Тому,  коли  в  епілозі  другої  частини  «Генріха  IV»  лунає  обіцянка,  що  у  наступній  п’єсі  з’явиться  наречена  Генріха,  ця  обіцянка  може  пролунати  як  довгоочікувана  для  жінок,  які  читають  чи  дивляться  п’єсу:  нарешті,  ось  вона!

                 Роль  Катерини  набагато  менше  за  обсягом,  ніж  роль  Генріха,  та  все  ж  …  ця  роль  важлива.  На  ній  завершується  даний  етап  протистояння  Англії  і  Франції,  і  ця  роль  —  тієї,  з  ким  головний  герой  другого  циклу  хронік  одружується.  Тому  про  цю  маленьку  жіночу  роль  слід  поговорити  детальніше  (ми  вже  звикли  до  нього,  яка  ж  вона  буде?)

                 У  епілозі  другої  частини  «Генріха  IV»  обіцяно,  що  у  наступній  п’єсі  циклу  автор  «забавить  вас,  показавши  прекрасну  Катерину  Французьку»  (переклад  Д.  Паламарчука,  в  оригіналі  «make  you  merry  with  fair  Katherine  of  France»).  Красуня,  яка  забавляє,  смішна  для  публіки  красуня  —  поєднання,  яке  може  здатися  дещо  неочікуваним,  особливо  коли  йдеться  про  принцесу.  Для  нетеатральної  принцеси  воно  може  бути  образливим.  Катерина  має  забавити,  але  залишитись  красунею;  має  бути  красунею,  але  забавляти.  Обіцяний  у  тому  ж  епілозі  сер  Джон  Фальстаф  у  останній  п’єсі  циклу  на  сцену  не  вийде,  хоча  його  останні  хвилини  там  описуються.  А  ось  смішну  красуню  Катерину  глядачам  покажуть,  навіть  якщо  вона  смішною  бути  не  хоче.  Втім,  можливо,  вона  викличе  глядацьку  симпатію.  Може,  її  пожаліють,  а  може  —  її  вважатимуть  розумнішою,  ніж  спершу  здалося.  Все  це  —  за  одного  й  того  ж  самого  дуже  невеликого  обсягу  тексту.

                 У  п’єсі  «Генріх  V»  наречена  головного  героя  один  раз  згадується  і  двічі  з’являється.  Згадується  вона,  коли  її  батько,  Карл  VI  відповідає  на  пред’явлені  йому  від  імені  англійського  короля  вимоги:  король  Франції  пропонує  Генріхові  «Катерину,  свою  дочку,  і  разом  з  нею  як  посаг  декілька  дрібних  і  неприбуткових  герцогств».  І  англійський  король  Генріх  не  задоволений  такою  пропозицією,  «The  offer  likes  not»  (монолог  Хора  перед  третім  актом).  З  чого  випливає,  що  обіцяна  красуня-наречена  ще  не  здатна  врятувати  від  війни,  її  красою  політичний  розрахунок  не  скасовується.  (Історично  Генріх  сватав  Катерину  і  навіть  заприсягся  не  сватати  іншої,  але  запросив  занадто  великий  посаг.  Згодом,  як  відомо,  він  взяв  її  без  посагу,  але  був  визнаний  спадкоємцем  тестя).

                 Вперше  Катерина  з’являється  на  сцені  (акт  3,  сцена  4)  у  комічному  епізоді  після  епізоду  доволі  страшного:  після  того,  як  її  майбутній  перший  чоловік  загрожує  французькому  місту  Гарфлеру  жорстоким  розграбуванням  і  вбивством  мешканців,  якщо  місто  не  здасться  (акт  3,  сцена  3).  (Що  за  тодішнім  правом  війни,  як  і  за  правом  війни  часу  написання  п’єси  —  1599  р.  —  законно).  Комічна  сценка  з  Катериною  демонструє,  що  називається,  культурний  конфлікт.  Принцеса,  яка  бажає  познайомитись  з  англійською  мовою,  перекручує  деякі  зі  слів,  які  вчить,  між  тим,  як  послужлива  помічниця  Аліса  хвалить  принцесу:  та  вимовляє  нові  для  неї  слова  зовсім  так  само,  як  англійці.  Потім  настає  момент  для  брутального  жарту:  що  в  одній  мові  —  пристойні  слова,  те  в  іншій  лунає  схоже  на  непристойні.  «Нога»  (foot)  і  «сукня»  («gown»)  англійською  лунає  як  «статевий  акт»  (foutre)  і  «вагіна»  (con)  французькою,  що  вкрай  бентежить  Катерину:  «Боже  милостивий!  Які  погані,  непристойні,  грубі,  соромітні  слова!  Хіба  може  їх  уживати  шляхетна  дама?  Нізащо  в  світі  я  не  вимовила  б  цих  слів  при  французьких  вельможах(…)  А  проте,  доведеться  повторити  ще  раз  весь  урок  »  (Переклад  В.  Ружицького,  оригінал  французькою).

                 Найуїдливіший  глядач  або  читач  п’єси  зауважить,  що  навряд  чи  юна  принцеса  має  володіти  арсеналом  непристойних  слів  своєю  мовою  —  радше  жарт  пасує  для  тієї  частини  англійської  аудиторії  п’єси,  яка  знайома  з  французькою  мовою  у  відповідному  обсязі.  (Юна  принцеса,  за  нашими  уявленнями  —  дівчинка-підліток,  адже  історичній  Катерині,  1401  року  народження,  під  час  цієї  бесіди  з  Алісою,  яка  відбувається  перед  битвою  при  Азенкурі  в  1415  р.,  має  бути  13  років.  14  років  їй  виповниться  через  день  після  битви,  27  жовтня.  Битва  була  25  жовтня).  Та  жарт  продовжує  протиставлення  англійців  і  французів,  точніше  —  уявлення  про  них,  у  п’єсі:  ті,  чиї  манери  вважаються  гіршими,  воюють  краще,  так  що  гордувати  щодо  них  не  рекомендується.  А  ті,  хто  бажає  на  підставі  цієї  сценки  робити  висновки  про  характер  юної  Катерини,  можуть  побачити,  що  вона  —  допитлива,  ініціативна,  в  міру  примхлива.  «Я  так  і  кажу  —  л  і  к  у  ть,  ш  і  я  ї  п  і  д  в  о  р  і  т  т  я  .»  (Переклад  В.  Ружицького,  оригінал  французькою).

                 Головна  сцена  в  п’єсі  за  участю  Катерини  —  їх  спільна  сцена  з  Генріхом,  який  сватається,  у  п’ятому  акті  (акт  5,  сцена  2).  І  тут  з’ясовується,  що  найголовніше  в  ролі  Катерини  —  те,  як  вона  слухає.  Шекспірівська  дотепність  обрушується  на  неї  від  імені  англійського  нареченого  могутньою  лавиною.

                 Все  ж  можна  помітити,  що  від  Катерини  принаймні  дві  фрази  вимагається  сказати  так,  щоб  це  запам’яталося:  «Хіба  є  можливо  покохати  ворога  Франції?»  і  «Тоді  цього  бажати  мені.»  (Остання  фраза  —  та,  якою  Катерина  дає  згоду  на  шлюб  з  Генріхом,  якщо  буде  згодний  її  батько,  король  Франції  Карл  VI).


                 Мені,  і  мабуть  що  не  тільки  мені  сцена  залицяння  Генріха  до  Катерини  подобається  контрастом  між  попередніми  промовами  короля  і  його  теперішніми  намаганнями  освідчитися  у  коханні.  Він  як  і  раніше  —  завойовник,  але  цього  разу  —  завойовник  дівчини,  яка  має  зрозумілі  причини  для  холодності  до  нього.  Від  неї  залежить,  чи  не  заплатить  він  за  успіх  своїх  завоювань  нещастям  у  особистому  житті.  То  що?  Для  сильного  і  честолюбного  короля  щастя  у  шлюбі  з  завойованою  дружиною  начебто  зовсім  не  має  бути  на  першому  місці,  але  що,  коли,  вважаючись  переможцем,  він  все  ж  відчуватиме  тепер  нестачу  чогось  непоправного?  Для  порівняння,  в  історичній  хроніці  ‘Histoire  des  ducs  de  Normandie  et  des  rois  d’Angleterre’,  написаній  Анонімом  з  Бетюну,  наводиться  діалог  традиційно  неуспішного  і  негативного  короля  Джона  Безземельного  з  його  другою  дружиною,  Ізабеллою  Ангулемською.  «Вам  відомо,  міледі,  про  все,  що  я  втратив  через  вас».  —  «А  я,  мілорде,  втратила  найкращого  лицаря  в  світі  через  вас».  Джон  відбив  Ізабеллу  в  іншого  нареченого,  Юга  де  Лузін’яна,  що  створило  привід  для  конфіскації  Філіппом  Августом  його  земель  у  Франції.  Генріх,  одружуючись  із  Катериною,  не  втрачає,  а  багато  набуває  в  політичному  плані,  та  все  ж,  якщо  він  набуде  ще  й  жінку,  яка  не  любить,  перемога  не  буде  повною,  обернеться  насмішкою  над  його  геройством  —  принаймні  у  цій  п’єсі,  для  її  глядачів  та  читачів.  При  тому,  що  в  п’єсі  є  знаменитий  монолог  успішного  короля  Генріха  про  ceremony  —  королівський  ритуал,  у  перекладі  В.  Ружицького  —  пишноту,  чия  привабливість  така  оманлива  (акт  4,  сцена  1).

                 Знаменита  п’єса  має  різні  трактування,  і  сцена  Генріха  з  Катериною  не  всім  подобається  —  радше  не  всі  коментатори  читають  її  на  користь  літературного  Генріха.  Дуже  значний  коментатор  Е.  Герр  назвав  цю  сцену  дипломатичним  згвалтуванням  (a  diplomatic  rape)  (Henry  V,  ed.  Gurr,  12–15,  34–7),  і  та  ж  оцінка  прижилась  у  інших  коментаторів  (наприклад,  Park  Honan.  Shakespeare:  A  life).  Н.  Е.  Мікеладзе  у  значній  роботі  «Шекспір  і  Макіавеллі:  тема  «макіавеллізму»  у  шекспірівській  драмі»  «Шекспир  и  Макиавелли:  тема  «макиавеллизма»  в  шекспировской  драме»  (Москва:  ВК,  2005  г.  492  с.)  бачить  у  цій  сцені  свідоцтво  досконалого  «макіавеллізму»  головного  героя  тетралогії.  Генріх,  лицяючись  до  Катерини,  грає  одну  зі  своїх  багатьох  ролей,  цього  разу  —  простого  хлопця,  але  при  цьому  не  втрачає  з  виду  політичних  цілей.  «Під  маскою  солдатської  простоти,  під  личиною  «людини  прямої  і  чесної»,  яка  не  вміє  говорити  про  свої  почуття,  час  від  часу  проглядає  «вперте,  залізне  обличчя»  (stubborn  outside,  iron  aspect)  «найкращого  короля  своїх  підданих»  (Н.  Э.  Микеладзе,  «Шекспир  и  Макиавелли:  тема  «макиавеллизма»  в  шекспировской  драме»  (Москва:  ВК,  2005  г.  492  с.)

                 Бажаю  заступитися  —  наскільки  можливо  заступитися.  Успіх  актора  залежить  від  його  контакту  з  глядачем.  Хоча  Кейт  і  каже  Генріхові  «me  understand  veil  —  я  все  зрозуміло»,  видимо,  всього  багатства  дотепності  нареченого,  що  складає  його  роль  простого  хлопця,  вона  оцінити  не  може,  —  принаймні,  так,  як  англомовні  глядачки  п’єси  (маю  на  увазі,  звичайно,  Катерину  —  персонаж  у  порівнянні  із  глядачками).  Далі,  попередня  сцена  з  уроком  англійської  підказує,  що  саме  такий  спосіб  спілкування  для  Катерини  має  бути  незвичний,  міг  би  здатися  для  неї  занадто  брутальним.  Але  про  щирість  Генріха  Катерина  може  судити  за  якимось  деталями,  що  не  перекладаються  —  за  звучанням  голосу,  жестами.  А  двічі  у  цій  сцені,  коли  Катерина  дорікає  Генріхові  за  нещирість,  це  відбувається  після  того,  як  Генріх  звертається  до  неї  із  наголошеною  вишуканістю,  у  манері,  до  якої  при  французькому  дворі  вона  мала  звикнути  більше.  Один  раз  —  на  самому  початку  сцени,  коли  Генріх  починає  розмову  з  нею  у  віршах  (і  після  цього  він  переходить  на  прозу,  помічаючи  про  себе  :  ‘The  princess  is  the  better  Englishwoman’,  «З  принцеси  вийде  непогана  англійка»  (переклад  В.  Ружицького),  тобто  так  само,  як  англійки,  вона  стережеться  лестощів.  Можлива  аналогія  —  з  листом  Гамлета  до  Офелії,  який  Полоній  читає  Клавдієві  й  Гертруді:  також  —  на  початку  віршик,  потім  —  проза  і  жарт,  які,  на  погляд  автора  листа,  мають  пролунати  краще.  Інший  раз  —  далі,  коли  Генріх  осипає  Катерину  компліментами  французькою.  Вона  зауважує  тоді:  «Ваша  majestee    (величність)  знає  досить  fausse  (фальшивих)  французьких  cлів,  щоб  обманити  найбільш  sage  demoiselle  (розважливу  дівчину),  яка  є  en  France  (у  Франції)»  (переклад  В.  Ружицького).  Коли    згадується  його  суворий  вигляд  (stubborn  outside),  можливо,  це  літературний  Генріх  дещо  іронізує  із  зовнішності  історичного  Генріха,  як  її  представлено  на  його  найвідомішому  портреті:  таке  обличчя  («в  очах  криця  відсвічує»,  переклад  В.  Ружицького),  за  словами  літературного  Генріха,  заважає  лицятися  до  жінок…  Та  у  даному  випадку  це  не  мимовільна  обмовка,  що  видає  справжній  характер  того,  хто  говорить,  а  свідома  його  самокритика,  яка  стосується  очевидного.

                 Та  найбільше  мені  хочеться  посперечатися  ось  із  цим  фрагментом:  «Ставлення  шекспірівського  персонажа  до  музики  і  роль  музики  в  його  житті  (ще  частіше  у  передсмертні  хвилини)  завжди  є  важливим  засобом  характеристики  героя.  «Співоча  смерть»  короля  Джона,  благословення  «тому,  хто  послав  музику»  Річарда  II,  навіть  прохання  Болінгброка  про  «ледь  чутну  музику»  наприкінці…  Генріха  V,  який  називає  мову  нареченої,  яку  він  щойно  запевняв  у  своєму  коханні,  «ламаною  музикою»,  —  ймовірно,  не  зворушує  музика,  у  нього  «немає  музики  в  душі».    (Н.  Э.  Микеладзе,  «Шекспир  и  Макиавелли:  тема  «макиавеллизма»  в  шекспировской  драме»  (Москва:  ВК,  2005  г.  492  с.)

                 Якщо  літературний  Генріх  чує  в  голосі  Катерини  музику,  хоч  і  ламану  (причому  ламана  вона  тому,  що  Катерина  розмовляє  ламаною  англійською)  —  виходить,  музика  для  нього  небайдужа,  інакше  він  не  вдався  б  до  такого  образу.  Про  історичного  Генріха  V  точно  відомо,  що  він  був  музикантом  і  композитором,  залишаючись  при  цьому  грізним  государем  і  воїном:  збереглися  рукописи  деяких  музичних  творів  (‘Gloria’  і  ‘Sanctus’  у  збірці  XV  століття  під  назвою  ‘the  Old  Hall  manuscript’),  що  визнаються  його  творами  (інформація  про  це  є,  наприклад,  у  книзі  Vale  M.  Henry  V:  The  Conscience  of  a  King.  New  Haven  and  London.  Yale  University  Press,  328  p.  Chapter  6.  The  King  and  the  Peaceful  Arts.  Music,  its  Patronage  and  Practice).  Не  єдиний  приклад,  коли  в  одній  значній  історичній  особистості  поєднуються  таланти  до  музики  і  до  військової  справи.  Літературний  шекспірівський  Генріх  V,  видимо,  музичний  не  настільки:  у  першій  частині  «Генріха  IV»,  у  розмові  з  Фальстафом,  він  кепкує  з  лютні  закоханого  («Генріх  IV»,  ч.  1,  акт  1,  сцена  2,  і  з  погляду  історичної  точності  згадка  про  лютню  тут  —  анахронізм).  Якби  Шекспір  знав  про  захоплення  прототипу  свого  героя  музикою,  це  перетворилося  б  на  яскраву  позитивну  рису  для  Генріха  з  його  п’єс.

                 Та  історичний  Генріх  V  також  вільно  говорив  французькою,  що  робить  сценку  з  Катериною  з  шекспірівської  п’єси  історично  неможливою  —  хоча,  справді,  він  говорив  англійською  публічно  і  підтримував  використання  англійської  мови.  Поява  двох  мов  і  мовної  перепони  у  сцені  з  Катериною  у  шекспірівській  п’єсі  «Генріх  V»  може  мати  багато  інтерпретацій  у  постановках  —  бути  засобом  створення  і  комізму,  і  дещо  сумного  комізму;  бути  засобом  показати  і  віддалення  між  майбутнім  подружжям,  і  таке  віддалення,  яке  все  ж  буде  подолане.

                 Мені  більше  хочеться  (хочеться  —  це,  зрозуміло,  особиста  перевага  читача,  та  заснована  на  тексті)  бачити  у  комічній  принцесі  Катерині  не  створювачку  чергового  приводу  для  майбутнього  чоловіка  грати  роль,  а,  навпаки,  —  дзеркало,  що  спонукає  його  показати  себе  справжнім  —  у  даному  випадку  таким,  що  бореться  за  кохання,  без  якого  його  ж  велика  воєнна  перемога  з  нього  сміятиметься.  Те,  що  у  цій  же  сцені  продовжують  згадуватися  політичні  інтереси  Генріха,  на  мій  погляд,  не  створює  суперечності:  він  не  має  відмовлятися  від  їх  переслідування,  та  це  не  означає,  що  він  не  може  щиро  хотіти  сімейного  щастя.

                 На  того,  хто  звернеться  до  п’єси  невідомого  автора  «Славетні  перемоги  Генріха  V»,  що  вважається  джерелом  другої  шекспірівської  тетралогії  (висловлено  також  версію,  що  автором  цієї  п’єси  міг  бути  молодий  і  поки  що  менш  досвідчений  Шекспір  —  Tillyard,  E.  M.  W  Shakespeare’s  History  Plays.  New  York,  1944;  Pitcher,  Seymour  M.  The  Case  for  Shakespeare’s  Authorship  of  «The  Famous  Victories».  New  York,  1961),  очікує  відкриття.  Катерина  там  не  розмовляє  ламаною  англійською  мовою,  що  зменшує  комізм  ролі  —  взагалі  змінює  її.  А  крім  цього,  роль  Катерини  там  значніша:  вона  навіть  веде  з  майбутнім  нареченим  перемовини  —    точніше,  справляє  на  Генріха  психологічний  вплив.

                 Видно  схожість  між  відповідною  сценою  зі  «Славетних  перемог»  і  сценою  Генріха  та  Катерини  з  «Генріха  V»:  так  само  Генріх  називає  французьку  наречену  «Кейт»,  так  само  запитує,  чи  може  вона  його  покохати,  так  само  Катерина  вказує  на  лихо,  яке  він  заподіяв  тій  стороні  конфлікту,  до  якої  вона  належить,  як  на  перешкоду  для  її  кохання  і  наголошує,  що  підкоряється  волі  батька;  так  само  Генріх  говорить  і  про  свою  любов,  і  про  політичні  інтереси.  Та  помітна  відмінність  у  деяких  деталях.  У  «Славетних  перемогах»  Генріх  оголошує  глядачеві  про  свою  любов  до  Катерини  перш,  ніж  Катерина  з’явиться  на  сцені  —  і  це  виключає  сумніви  у  його  щирості.  Генріх  у  п’єсі  »  Генріх  V»  хоче  кохати  і  бути  коханим,  але  ще  не  кохає.  Це  його  перша  зустріч  із  нареченою,  а  за  характером  Генріх  сильно  відрізняється  від  Ромео  і  Орландо.  Про  історичного  Генріха  повідомляють,  що  він  до  першої  зустрічі  з  майбутньою  нареченою  довго  розглядав  її  портрет,  але  у  шекспірівській  п’єсі  про  це  не  говориться.  У  «Славетних  перемогах»  Катерина  оголошує  про  свою  прихильність  до  Генріха  так,  що  і  він,  і  глядачі  про  це  чують;  в  п’єсі  «Генріх  V»  вона  не  висловлює  своїх  почуттів,  так  що  Генріх  каже  герцогові  Бургундському,  що  поки  що  не  збудив  у  ній  кохання.  А  дві  відмінності  мабуть  що  особливо  важливі.  У  «Славетних  перемогах»  Генріх  запитує  Катерину:

«Чи  можеш  ти  кохати  короля  Англії?»

У  «Генріху  V»  він  запитує:

«Чи  можеш  ти  мене  покохати?»  (Переклад  В.  Ружицького).

І  так  роль  короля  зникає,  а  залишається  людина,  яка  шукає  любові.  (Можливо,  аргумент  на  користь  того,  що  Генріх,  який  розмовляє  з  Катериною,  не  грає  простого  хлопця,  а  щиро  намагається  боротися  за  її  кохання).

У  «Славетних  перемогах»  Катерина  каже:

«Як  мені  кохати  того,  хто  був  такий  жорстокий  з  моїм  батьком?»

У  «Генріху  V»  вона  каже  ламаною  англійською:

«Хіба  є  можливо  покохати  ворога  Франції?»  (Переклад  В.  Ружицького).

І  тут  поворот  —  від  особистого  до  спільного.  Смішна  молоденька  красуня  нагадує,  що  вона  —  принцеса,  яка  приймає  близько  до  серця  біди  своєї  країни.  Ймовірно,  вона  може  сказати  ці  слова  так,  щоб  Генріхові  стало  не  по  собі.

Принцеса  Кейт  не  належить  до  числа  шекспірівських  героїнь,  які  запам’ятовуються  тим,  що  говорять  і  роблять.  Вона  не  з  того  ж  ряду,  що  Джульєтта,  Порція,  Беатріче,  Розалінда,  Віола.  Але  …  у  таких  випадках  потрібне  «але».  Катерина  втілює  собою  примирення  сторін,  які  ворогують.  Король  Генріх,  її  майбутній  перший  чоловік  —  воїн,  який  поновив  війну,  а  його  зустріч  і  поєднання  в  шлюбі  з  нею  війну  припиняють.  (Наступні  воєнні  дії  проти  брата  Катерини  Карла,  майбутнього  Карла  VII  в  п’єсі  не  відображено).  Катерину  можна  розглядати  як  комічну  протилежність  Генріха,  з  якою  вони  взаємно  притягаються  і  присутність  якої  дозволяє  йому  проявити  себе.  Забавно,  що  вона,  отже,  потрапляє  до  тієї  ж  групи  персонажів,  що  й  настільки  несхожі  на  неї  Флюелен  і  навіть  сер  Джон  Фальстаф.  Генріх  дуже  активний,  Катерина  —  значно  менше,  та  за  сюжетом  п’єси  «Генріх  V»  він  рухається  до  неї,  їх  зустріч  відмічає  розв’язку.  Катерина,  за  невеликої  ролі  й  комічних  рис,  —  символ  відновленого  миру  в  п’єсі  про  війну.  І  тому  вона  значніша,  ніж  звичайно  виглядає  —  і  має  виглядати  —  з  першого  погляду.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964011
рубрика: Проза, Лірика кохання
дата поступления 27.10.2022


John Lydgate. A Valentine to Her that excelleth all. Перевод

Историческая  валентинка  в  стихах.

Джон  Лидгейт  (ок.  1370  —  ок.1451),  плодовитый  английский  поэт  и  последователь  Чосера  (на  этот  раз  точно  он),  написал  стихи  о  возлюбленной  по  поводу  знаменитого  праздника,  Валентинова  дня.  Будучи  бенедиктинским  монахом,  стихи  он  создал  такие,  что  они  вполне  согласуются  с  этим  его  образом.  Стихи  прославляют  даму  сердца  автора,  но  при  этом  обращены  к  другой  даме  —  к  королеве  Кейт…  то  есть  к  Екатерине  де  Валуа,  дочери  короля  Франции  Карла  VI,  а  ко  времени  написания  этих  стихов  Лидгейта  —  королеве-матери  в  Англии,  то  есть  —  вдове  Генриха  V  и  матери  Генриха  VI  Ланкастеров.  По-видимому  —  еще  не  жене  Оуэна  Тюдора,  или  же  об  их  любви  еще  не  стало  известно.  То,  что  стихи  написаны  для  Екатерины,  и  обратило  на  них  мое  внимание.  Я  пока  не  видела  их  других  переводов.

Источник  оригинала:The  Minor  Poems  of  John  Lydgate.  Edited  from  all  available  mss.,  with  an  attempt  to  establish  the  Lydgate  Canon  by  Henry  Noble  MacCracken,  Ph.  D.  Assistant  Professor  of  English  in  Yale  University  London:  Published  for  the  Early  English  Text  Society  by  Kegan  Paul,  Trench,  Trübner  &  Co.,  Ltd,  and  by  Henry  Frowde,  Oxford  University  Press,  1911.  —  V.  1  —  P.304-310.

Оригинал:

John  Lydgate

A  Valentine  to  Her  that  excelleth  all

Lo  here  beginnethe  a  balade  made  at  pe  reurence  of  our  lady  by  daun  Johan  Lidegate  the  Munke  of  Bury  in  wyse  of  chesing  loues  at  Saint  Valentynes  day.

Saynt  Valentyne,  of  castume  yeere  by  yeere,
Men  have  an  vsance  in  this  Regyoun
To  looke  and  serche  Cupydes  Kalendere,
And  cheese  theyre  choys  by  great  affeccion;  —
Such  as  beon  pricked  by  Cupydes  mocion,
Taking  theeyre  choyse,  as  theyre  soort  dothe  falle
But  I  loue  oon  whiche  excellithe  all.

Some  cheese  for  fayrnesse  and  for  hey  beaute,
Some  for  estate,  and  some  for  rychesse,
Some  for  fredame,  and  some  for  bountee,
Some  for  theyre  poorte  and  theyr  gentylees,
Some  for  theyre  plesaunce  and  some  for  theyre  goodnesse,
Lyche  as  the  chaunce  of  theyre  soorte  doth  falle,
But  I  love  one  which  excellece  alle.

I  chase  thate  floure  sithen  goon  ful  yoore,
And  euery  yeere  may  choyse  I  shall  reneuwe,
Vpon  this  day  conferme  it  euermore,
Sheo  is  in  love  so  stedfast  and  so  truwe;
Who  louethe  hir  best,  hit  shal  him  neuer  ruwe,
Yif  such  a  grace  vn-to  his  soort  may  falle,
Whame  I  have  chose  for  she  excellese  alle.

Men  speke  of  Lucresse  that  was  of  Roome  towne,
ffor  wyvely  trouth  founded  on  clennesse,
Some  wryte  als  of  Marcea  Catoun
With  laude  and  prys  for  hir  stedfastnesse;
And  some  of  Dydo  for  hir  kyndnesse,
 (ffortune  such  happe  leet  upon  hem  falle)
But  I  love  oone  pat  excelles  alle.

Rachel  was  feyre,  Lia  was  eke  feconde,
And  ryche  also  was  the  qweene  Candace,
So  in  hir  tyme  Right  fayre  was  Roosamounde,
And  Bersabee  hade  a  goodely  face,
Of  Kyng  Dauid  she  stoode  so  in  the  grace,
ffirst  whane  his  look  he  leet  vpon  hir  falle,
But  I  loue  oone  whiche  excellese  alle.

Be  noble  kyng,  the  mighty  Assuere,
Cherisshed  Hester  for  hir  gret  meeknesse,
ffor  wommanhed  and  for  hir  humble  chere,
Made  hir  a  qweene,  and  a  gret  Pryncesse;
To  the  Juwes  lawe  she  was  defenseresse,
In  sodein  mescheef  that  did  vpon  hem  falle,
But  I  loue  oon  which  excellese  alle.

Saba  came  fer  for  kyng  Salamon
To  seen  his  richchesse  and  his  sapience,
His  staately  housholde,  and  his  hye  Renoun,
Gaf  him  presence  of  gret  excellence,
Herde  his  proverbes  and  his  gret  prudence,
Where  as  he  seet  in  his  royal  stalle,
But  I  loue  oone,  that  excellese  alle.

What  shal  I  seyne  of  qweene  Penelope?
Or  in  Greece  of  the  qweene  Alceste?
Of  Polixeeene  other  of  Medee?
Or  of  qweene  Heleyne  holden  the  fayrest?
Lat  hem  farewell!  and  let  her  name  rest!
My  ladyes  name  theyre  renoun  doothe  appalle,
Whome  I  have  chose  for  she  excellse  alle.

Tesbe  the  mayde  borne  in  Babyloun
that  loue  so  weel  the  yonge  Pyramus,
And  Cl[e]opatre  of  wlful  mocyoun
List  for  to  dye  with  hir  Antonyus.
Sette  al  on  syde  oone  is  so  vertuous
Whiche  that  I  do  my  souerein  lady  calle,
Whame  I  loue  best  for  she  excellepe  alle.

Gresylde  whylome  hade  great  pacyence,
As  hit  was  prened  fer  vp  in  Itayle,
Pallas  Mynerua  haden  eloquence,
And  Pantasilia  faught  in  plate  and  mayle,
And  Senobya  lyouns  wolde  assayle,
To  make  hem  taame  as  Oxe  is  in  a  stalle,
But  I  love  oone,  that  excellese  alle,

And  if  I  shall  hir  name  specyfye,
that  folk  may  wit  whiche  shee  should  be,
this  goodley  fresshe  called  is  Marye,
A  braunche  of  kynges,  that  sprange  of  Iesee,
that  made  the  lord  thorughe  hir  humylyte
To  let  his  golddewe  in-to  hir  brest  dovne  falle,
To  bere  the  fruyt  which  should  saue  vs  alle.

I  mene  thus,  whame  the  Holy  Goost  alight
In-to  hir  brest,  to  saue  vs  euerych  oone
Right  as  the  dewe,  with  siluer  dropes  bright,
ffell  vpon  the  flees  of  Gedeoun,
And  as  the  yerde  also  of  Aaroun
Bourjouned,  and  bare  fruyt  to  surge  oure  galle,
Whome  I  loue  best,  for  sheu  excelles  alle.
Clpippes  is  probably  a  corruption  of  eclipse.

She  of  oure  yvel  adawed  hathe  the  clippes,
Oure  victorye  of  the  serpent  wonne,
this  is  sheo,  that  whylome  in  papocolippes
Saint  Iohan  the  apostel  sawe  clothed  in  [a]  sonne;
Mankyndes  Ioye  at  hir  was  first  begonne,
Refuyt  to  synners  pat  for  help  do  calle
To  hir  of  goodnesse,  which  excellese  alle.

This  is  the  mayde,    which  on  pawtere,  awtere
With  chyde  in  armys  appered  plenly  thanne,
And  shoone  for  brightenesse  as  any  sonne  cleere,
To-fore  themperour  cleped  Octonyon
And  he  felle  donne  and  worship  hir  began,
Lefft  his  pryde  and  gan  hir  socour  calle,
To  hir  of  goodenesse,  that  excellese  alle.

Sheo  was  cheef  roote  of  oure  saluacyoun,
that  first  for  man  the  helthe  gan  pourchace,
Whame  Gabryell  with  salutacyoun,
Gane  frome  the  lord  hir  salue  in  the  place,
Sheo  brought  first  Theofilus  to  grace,
Out  of  the  meecheef  that  he  was  Inne  falle,
Whame  I  loue  best,  for  she  excelles  alle.

Men  at  theyre  lust  may  boothe  cheese  and  leet,
Lyche  as  love  doothe  theyre  hertes  distreyne,
Kateryne  was  goode  and  sainte  Margarete,
Agnes  Agas  and  Marye  Magdaleene.
Fydes  Lucya  and  also  sainte  Eleyne.
But  of  my  soort  the  soort  is  so  befalle,
I  loue  oon  best,  for  sheo  excellethe  alle.

Affter  theyre  hertes  to  euery  man  is  free,
Who  euer  sey  nay,  in  loue  for  to  cheese  ;
In  choys  of  love  ther  is  gret  libertee
Euery  sesoun,  wheper  hit  thowe  or  freeze;
And  for  my  part,  by  eause  me  list  not  leese,
Ne  in  my  choyse  per  may  no  meschief  falle,
I  haue  choose  oon  which  pat  excellepe  alle.

Frome  yeere  to  yeer  for  neeglygence  or  rape,
Voyde  of  al  chaunge  and  of  nufanglenesse,
Saint  Valentyne  hit  shal  me  not  escape
Vpon  thy  day,  in  token  of  stedfastnesse,
But  that  I  shal  conferme  in  sikurnesse
My  choys  of  nuwe,  so  as  it  is  befalle,
To  love  hir  best,  whiche  that  excellethe  alle.

Lenvoye

Noble  pryncesse,  braunche  of  flour  delys,
Whas  goodenesse  thoroughe  the  worlde  doop  shyne,
So  wl  avysed,  so  prudent,  and  so  wys,
Saint  Clottis  blood,  and  of  that  noble  lyne!
Lowly  beseeche  I,  confeeme  and  termyne
To  yif  me  love,  lyche  as  it  is  befalle,
To  love  hir  best  that  excellepe  alle.

With  humble  herte  beseeching  that  virgine,
Whiche  is  moost  feyre,  moost  bountevous  and  goode,
To  sixst  Henry,  his  moder  Kateryne,
To  sheede  hir  grace,  and  to  theyre  noble  bloode;
And  Cryst  Iesu,  that  starf  vppn  the  Roode,
Haue  on  vs  mercy,  whane  we  for  help  calle,
For  love  of  hir,  pat  excellepe  alle!

Мой  перевод:

Джон  Лидгейт

Валентинка  Славнейшей  из  жен

Гляньте,  здесь  начинается  баллада,  сложенная  в  честь  Богородицы  отцом  Иоанном  Лидгейтом,  монахом  в  Бери,  в  виде  стихов  о  выборе  возлюбленной  в  Валентинов  день

В  день  Валентинов  есть  у  нас  в  краю
Обычай,  что  блюдем  мы  год  за  годом:
Мужчина  каждый  милую  свою
Находит  в  справочнике  Купидона,
Его  приказы  слушая  покорно.
Судьбе  любого  выбор  подчинен,
Но  я  люблю  Славнейшую  из  жен.

За  красоту  иные  изберут,
Иные  выбирают  за  богатство,
Иные  вольность  иль  щедрость  чтут,
Изяществом  манер  еще  пленятся,
Еще  к  любезной,  к  доброй  устремятся.
Найдут,  что  мило,  —  выбор  совершен,
Но  я  люблю  Славнейшую  из  жен.

Уже  давно  избрал  я  свой  цветок,
И  каждый  год  я  повторяю  выбор,
В  день  этот  подтверждаю:  выбрать  смог.
Она  верна  и  любит  очень  сильно;
Тот  не  найдет  раскаяться  причины,
Кто  лучший  Ей  слуга:  он  награжден  —
Ведь  я  люблю  Славнейшую  из  жен.

О  римлянке  Лукреции  молва:
Что  чистоту  супруги  воплотила,
А  Марция,  Катонова  жена,
Известна  тем,  что  стойкость  проявила;
Дидона  доброте  не  изменила
 (Такой  их  приговор  судьбы  нашел)  —
Но  я  люблю  Славнейшую  из  жен.


Рахиль  взяла  красой,  а  Лия  —  та
Детьми;  была  Кандакия  богата;
В  преданье  —  Розамунды  красота;
Вирсавия  была  лицом  приятна,
Царя  Давида  увлекла  изрядно:
Раз  на  нее  взглянул  —  и  был  влюблен,
Но  я  люблю  Славнейшую  из  жен.

Могучий  Артаксеркс  Эсфирь  вознес,
В  ней  женственность  и  скромность  оценил  он.
Нрав  кроткий  ей  отличия  принес:
От  мужа  сан  царицы  получила.
Она  закон  евреев  защитила,
Народ  ее  был  от  беды  спасен  —
Но  я  люблю  Славнейшую  из  жен.

А  к  Соломону  гостьей  прибыла
Царица  Савская,  чтоб  убедиться,
Cколь  мудр  он,  сколь  богат;  его  дела
И  двор  царицу  звали  восхититься.
Царь  притчи  ей  сказал  и  поделился
С  ней  знаньями,  его  был  пышен  трон  —
Но  я  люблю  Славнейшую  из  жен.

О  Пенелопе  что  могу  сказать?
Иль  о  царице  греческой  Алкесте?
Как  Поликсену  иль  Медею  звать?
Что  о  Елене,  красотой  известной,
Скажу?  Забуду  их  я  для  Чудесной!
Она  затмила  славу  тех  имен,
Мной  избрана  Славнейшая  из  жен.

А  Фисба  в  Вавилоне  родилась,
Любила  крепко  юного  Приама.
Антоний  умер  —  смерти  отдалась
И  Клеопатра,  своевольна  нравом.
Одна  достоинства  все  сочетала  —
То  Госпожа  моя,  пред  кем  склонен,
Кого  люблю  —  Славнейшая  из  жен.

Смогла  Гризельда  многое  стерпеть  —
В  Италии  о  том  поведать  рады;
Минерва  речь  могла  вести,  как  петь,
И  Пентесилия  сражалась  в  латах.
Зенобии  был  львиный  лов  —  забава:
Как  в  стойле  бык,  был  ею  лев  смирен  —
Но  я  люблю  Славнейшую  из  жен.

Коль  нужно  имя  Госпожи  моей,
Чтоб  знали  люди,  кто  Она  такая,
Она  —  Мария.  Предки  —  Иессей
И  род  царей,  а  скромность  —  основанье
Рожденья  Бога.  Пала  золотая
На  грудь  Ее  роса,  чтоб  принесен
Был  Ею  Плод  и  был  Им  мир  спасен.

Я  разумею  вот  что:  Дух  Святой
Сошел  к  Ней,  чтоб  спастись  людскому  роду,
Как  та  роса,  что,  капель  чередой
Упав,  руно  смочила  Гедеона,
Сверкая  серебром;  как  Аарона
Жезл  цвел,  дал  плод  —  и  каждый  исцелен.
Кого  люблю  —  Славнейшая  из  жен.

Затмение  злу  послано  Женой,
Над  змеем  нам  победа  Eй  дается.
Ее  апостол  Иоанн  святой
Зрел  в  «Откровенье»  облеченной  в  солнце.
Вся  наша  радость  от  Нее  берется,
К  Ней  каждый  грешник  в  горе  обращен,
Она  добра,  Славнейшая  из  жен.

Она  —  та  Дева,  что  на  алтаре,
Держа  Ребенка  на  руках,  предстала
В  сиянии  —  свет  солнца  не  сильней  —
Пред  императором  Октавианом,
И  пал  пред  Ней,  Ей  поклоняться  стал  он,
Была  забыта  гордость  —  и  пришел
За  помощью  к  Славнейшей  он  из  жен.

Она  —  спасенья  нашего  исток,
С  Ней  людям  искупление  открылось.
Ей  Гавриил  приветствие  изрек,
Так  благодать  в  Ней  Божия  явилась.
Феофил  первый  получил  с  Ней  милость,
А  до  того  он  в  скорбь  был  погружен.
Кого  люблю  —  Славнейшая  из  жен.

Мужчины  вслед  желанию  спешат,
Приязнь,  любовь  —  их  выбора  причины.
Екатерина,  Маргарита  —  клад
И  святы,  и  Агнесса,  Магдалина;
Луция  и  Елена  —  также  чтимы.
Но  я-то  знаю,  с  Кем  соединен:
Ее  люблю,  Славнейшую  из  жен.

Сердца  всегда  свободны  предлагать
Мужчины,  не  отвергнуть  им  свободы.
Преград  им  мало,  чтоб  любовь  избрать
В  любую  пору  —  и  в  жару,  и  в  холод.
Что  до  меня,  играть  мне  не  угодно
И  выбор  мной  не  будет  изменен:
Избрал  Ее,  Славнейшую  из  жен.

Из  года  в  год  все  то  же  я  скажу,
Не  мне  —  забыть,  не  мне  —  за  новым  гнаться;
Всяк  Валентинов  день  я  с  тем  же  жду
И  выскажу  охотно  постоянство.
Что  б  ни  было  —  не  стану  колебаться
И  будет  вновь  мой  выбор  подтвержден:
Люблю  Ее,  Славнейшую  из  жен.

Посылка

О  королева,  лилии  дитя,
На  целый  мир  свет  доброты  вы  льете,
Мудры,  разумны,  знание  ценя,
И  от  святой  Клотильды  род  ведете!
О  милости  молю  вас:  cоизвольте
Любви  мне  дать  —  пусть  буду  наделен,
Чтоб  лучше  чтить  Славнейшую  из  жен.

К  Ней  со  смиреньем  обращаюсь  я  —
К  Прекраснейшей,  Щедрейшей  и  Добрейшей:
Пусть  Генриха  Шестого,  короля,
Хранит  и  мать  его,  и  род  знатнейший;
Как  и  Господь  наш,  на  Кресте  умерший,
Да  явит  милость  нам,  когда  зовем,  —
Ведь  любит  Он  Славнейшую  из  жен!


Перевод  18-22.09.  2022

Примечания  переводчицы:

В  переводе  применено  написание  заглавной  буквы,  свойственное  русскому  языку,  когда  речь  идет  о  Богородице  (поскольку  уже  в  подзаголовке  оригинала  объявлено,  кто  именно  —  дама  сердца  автора).

Марция,  Катонова  жена  —  здесь:  Марция  (около  79  —  после  49  г.г.  до  н.э.),    жена  Марка  Порция  Катона  Младшего,  Утического.  Беременную  Марцию  ударила  молния,  и  она  потеряла  ребенка,  но  сама  уцелела;  у  нее  были  и  другие  дети.  Катон  Утический  разводился  с  Марцией,  но  потом  вновь  женился  на  ней.

Рахиль  взяла  красой,  а  Лия  —  та  Детьми  —  буквально:  «Рахиль  была  прекрасна,  а  Лия  была  также  плодовита».  Cогласно  Библии  (Книга  Бытие  29),  старшая  сестра,  слабая  глазами  Лия,  навязанная  в  жены  патриарху  израильского  народа  Иакову,  родила  ему  шесть  сыновей  и  дочь,  не  считая  детей  от  наложницы,  признанных  по  обычаю  детьми  Лии;  младшая  сестра,  более  красивая  Рахиль,  в  которую  Иаков  влюбился  сначала,  родила  ему  только  двух  сыновей,  не  считая  детей  от  наложницы,  признанных  по  обычаю  детьми  Рахили.

Кандакия,  или  Кандака  —  титул  правящих  цариц  древнего  царства  Куш,  которое  существовало  в  северной  части  территории  современного  Судана  с  IX  или  VIII  века  до  н.э.  по  IV  век;  eго  название  в  Синодальном  переводе  Библии  передано  как  «Ефиопия»  и  применено  по  крайней  мере  к  трем  разным  странам.  Согласно  Библии  (Деяния  святых  апостолов  8:27-39),  eвнух,  хранитель  всех  сокровищ  Кандакии,  царицы  Ефиопской,  был  крещен  апостолом  Филиппом.

Розамунда  —  по  всей  видимости,  Розамунда  де  Клиффорд  (ум.  1176),  любовница  короля  Англии  Генриха  II  Плантагенета,  мужа  Алиеноры/Элеоноры  Аквитанской.

Пентесилия  (Пентесилея,  Пенфесилия)  —  царица  амазонок,  сражавшаяся  в  Троянскую  войну  на  стороне  Трои  и  погибшая  в  битве  от  руки  Ахилла.

Зенобия  (240  —  после  274)  —  царица  Пальмиры,  объявившая  о  независимости  от  Рима,  но  потерпевшая  поражение.

Руно  Гедеона  —  согласно  Библии,    «И  сказал  Гедеон  Богу:  если  Ты  спасешь  Израиля  рукою  моею,  как  говорил  Ты,    то  вот,  я  расстелю  здесь  на  гумне  стриженую  шерсть:  если  роса  будет  только  на  шерсти,  а  на  всей  земле  сухо,  то  буду  знать,  что  спасешь  рукою  моею  Израиля,  как  говорил  Ты.  Так  и  сделалось:  на  другой  день,  встав  рано,  он  стал  выжимать  шерсть  и  выжал  из  шерсти  росы  целую  чашу  воды»  (Книга  Судей  6:36-38).

Жезл  Аарона,  Ааронов  жезл  —  согласно  Библии,  жезл  Аарона,  брата  Моисея,  ‘расцвел,  пустил  почки,  дал  цвет  и  принес  миндали’  (Книга  Чисел  17:  8)  в  знак  избрания  Левиина  колена  (левитов)  на  служение  Богу.  Жезл  Аарона  считается  символом  Богородицы.

ФеОфил  —  к  нему,  по  всей  видимости,  обращены  Евангелие  от  Луки  и  Деяния  святых  апостолов;  его  принято  называть  ФеОфил,  а  не  ФеофИл.

Святая  Клотильда  (около  475  —  между  544  и  548)    —  вторая  жена  знаменитого  Хлодвига  I  Меровинга,  короля  франков.  О  королева  (буквально  «благородная  принцесса»),  лилии  дитя  —  Екатерина  де  Валуа  (1401—1437),  дочь  короля  Франции  Карла  VI,  на  момент  написания  оригинала  —  вдовствующая  королева  Англии,  вдова  Генриха  V  и  мать  Генриха  VI  Ланкастеров.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=963989
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 27.10.2022


John Lydgate (?) The Siege of Harfleur and the Battle of Agincourt, 1415. Перевод

Поэма  о  двух  значительных  эпизодах  Столетней  войны,  бывших  в  начале  XV  века:  осаде  англичанами  Гарфлера  и  битве  при  Азинкуре.  Опубликована  поэма  около  1530  г.  без  имени  автора.  Автором  часто  (в  частности,  в  источнике  оригинала)  признается  известный  английский  поэт  Джон  Лидгейт  (ок.  1370  -  ок.1451)  -  монах-бенедиктинец,  последователь  Чосера  и  очень  плодовитый  автор.
При  наличии  художественных  вольностей,  жестокость  средневековой  войны  здесь  показана;  характер  короля  Генриха  V  изображен  как  сложный  -  чего  и  следовало  ожидать.  Автор  выражает  королю  свою  симпатию.
В  изданиях,  которые  я  нашла  в  электронной  форме  и  сравнила,  заголовки  частей  поэмы  проставлены  на  полях  (такое  впечатление,  что  они  привнесены  редактором).  Поэтому  в  переводе  я  заголовки  частей  вписала  сбоку  от  основного  текста  и  взяла  в  скобки.

Источник  оригинала:  An  English  Garner.  Ingatherings  from  our  history  and  literature  by  Edward  Arber,  F.S.A.  Volume  VIII.  Archibald  Constable  and  Co.  Whitehall  Gardens,  Westminster,  MDCCCXCVI  (1896).  P.13-24.




Мой  перевод:

Джон  Лидгейт  (или  ему  приписывается).

Осада  Гарфлера  и  битва  при  Азинкуре,  1415.

Далее  следует  битва  при  Азинкуре  и  великая  осада  Руана  королем  Генрихом  Монмутом,  Пятым  этого  имени,  выигравшим  Гасконь  и  Гиень,  и  Нормандию.

О  Боже,  Ты,  Кто  создал  этот  мир
И  принял  смерть  за  нас,  прибитый  к  древу,
Молю  Тебя  о  том,  чтоб  сохранил
Ты  край  английский  -  для  Марии-Девы!
Ты  Крепок,  Триедин!  Еще  моленье:
Да  будет  Генриха  душа  с  Тобой  -
Он  был  отважный  витязь  и  король.

Воитель  благородный,  дел  твоих
Пусть  не  постигнет  никогда  забвенье!
В  отваге  ты  пример  был  для  других
И  правил  Англией,  ее  лелея.
Всех  рыцарских  достоинств  воплощенье!
Хоть  нет  тебя  средь  Девяти  Достойных,
Завоеватель  для  времен  ты  новых!

Наш  государь  во  Францию  послал  ............  (Дофин  предлагает  теннисные  мячи)
Пригодного,  надежного  герольда.
Свое  наследье  получить  желал:
Нормандию  с  Гиенью  и  Гасконью.
Пускай  дофин  уступит  то  ему,
Чем  Первый  Эдуард  владел  когда-то.
"А  если  он  откажет  -  так  возьму,
Меч  применив,  все  то,  что  взять  мне  надо!"
Дофин  ответил  -  наглым  был  ответ,
И  с  ним  посол  отправился  обратно:
"Пока  король  ваш  прожил  мало  лет
Для  войн  больших.  Чем  горд  он  -  непонятно.
Он  нежен,  юн,  слыхал  я  -  и  моей
Любезности  он  радоваться  станет.
Я  шлю  бочонок  теннисных  мячей:
Пускай  с  подарком  этим  он  играет".

Тут  наши  господа  решили  все:
Во  Франции  не  стоит  оставаться.
Великий,  малый  -  в  Англию  скорей,
Домой  охотно  стали  возвращаться.
Приехав,  рассказали  королю,
Как  отвечал  дофин  и  что  готовит.
Король  ответил:  "Отблагодарю
Дофина  я,  коль  мне  Господь  позволит!"

Тем  временем  дофин  переменил
Решенье,  отрядил  послов  поспешно
И  перемирье  соблюдать  просил
Для  Господа,  что  был  распят,  безгрешный.

"Нет!"  -  короля  был  нежного  ответ.  .............(Король  Генрих  хочет  ехать  во  Францию)
"Во  Францию  теперь  путь  устремлю!
Дофин  дразнился  -  я  дразнюсь  не  хуже:
Такие  мячики  ему  пошлю,
Что  крышу  замка  с  высоты  обрушат".

Король  наш  был  в  Вестминстере  тогда,
И  знать  при  нем.  Сказал  он  за  обедом:
"На  Францию  идти  ли,  господа?
Пусть  Иоанн  святой  поможет  в  этом:
Я  сам  в  поход  отправиться  хочу,
Но  все  же  посоветуйте,  прошу!
Что  вы  хотели  бы,  чтоб  я  избрал?
Сейчас  скажите:  выслушав,  решу".
И  первым  герцог  Кларенс  отвечал:
"Пускай  поход  начнется,  государь!"
С  ним  и  другие  лорды  согласились:
"За  королем  своим  в  любую  даль
Пойдем,  покуда  жизней  не  лишились".

"Благодарю  вас  всех!"  -  король  сказал,
Надеюсь  защитить  я  наше  право
И  вам,  когда  смогу,  награду  дам.
Теперь  зову  и  молодых,  и  старых,
Чтоб  времени  никто  зря  не  терял,
Чтоб  каждый  в  Саутгемптон  выступал  -
Там  соберемся  перед  днем  Петровым,  ............  [1  августа  1415  г.]
И,  с  милостью  Господней,  я  б  желал
Начать  оттуда  путь  соленым  морем!"

Орудий  много  заказал  король  -
Их,  сделав,  сразу  в  Лондон  отправляли;
Корзины  стрел  и  луков  чередой;
Немало  копий,  ядер  собирали;
Кинжалы  -  также  их  не  забывали;
Отличные  мечи  -  хвалить  их  должно;
Щиты  и  латы,  что  в  бою  надежны.

Вот  в  Саутгемптон  наш  король  идет............  (Англичане  прибывают  в  Нормандию)
Со  знатью  вместе:  медлить  он  не  склонен.
Там  ожидают  их  принять  на  борт
Прекрасных  кораблей  пятнадцать  сотен.
Хоть  золота,  я  слышал,  миллион,
Враги,  чтоб  предан  был  король,  платили,
На  взгляд  их,  был  он  мало  оценен:
На  их  беду,  его  не  погубили.

Здесь  Саутгемптон,  дальше  -  остров  Уайт
И  между  ними  -  ряд  судов  отменных,
Чьи  мачты,  право,  радовали  взгляд,
Тянувшиеся  ввысь  на  фоне  неба.
На  всех  щитах  здесь  красный  крест  горел,
И  пушки  на  их  палубах  стояли.
Святой  Георгий  со  знамен  глядел,
Герб  Англии  повсюду  замечали.

Король,  не  медлив,  на  корабль  взошел,
Все  лорды  были  столь  же  торопливы.
Был  поднят  каждый  якорь,  и  пошел
Корабль  за  кораблем,  несом  приливом.
На  мачтах  поднимали  паруса
И  ветру  ласковому  подчинились,
Попутному.  А  поглядеть  -  краса.
Вперед  во  имя  Троицы  стремились.....................[7  августа  1415  г.]

Направились  к  Нормандии  суда,
День,  ночь  стремились  к  цели  неустанно,
И  стала  с  кораблей  земля  видна
Плывущим  на  другое  утро  рано.
Чем  ближе  берег  -  тем  прекрасней  день,
Кто  был  там,  тот  и  сердцем  веселился.
Вот  все  суда  уж  подошли  к  земле,
И  каждый  якорь  в  воду  погрузился.
И  стали  лодок  множество  спускать,
Чтоб  воины  поток  преодолели.
И  скоро  лодок  тысяча  пристать
Смогла  -  в  них  латы  воинов  блестели.

Король  в  Кутансе  высадился.  Был  ................  (Пушки  играют  в  теннис  с  Гарфлером)
Канун  Пречистой  Девы  Вознесенья................[14  августа  1415  г.]
Король  к  Гарфлету  с  войском  подступил,
И  этот  город  взяли  в  окруженье.
Король  свой  поднял  стяг.  Еще  других
Знамен  немало  было  рядом  ярких.
Для  короля  поставили  палатку  -
С  нарядной  вышивкой,  в  гербах  цветных.
Палатка  короля  -  с  венцом,  в  порядке
Отличном  -  лорды.  Это  -  лагерь  их.

"Брат  Кларенс,  башни  города  займу,  -
Сказал  король.  -  И  всех  девиц  прекрасных,
Всех  дочерей  его  я  в  плен  возьму:
Пусть  ото  сна  французы  пробудятся!
Пусть  "Лондон"  вступит  в  бой!  Пускай  пойдут
С  ним  вместе  и  другие  пушки  в  дело!
С  Гарфлетом  в  теннис  пусть  ведут  игру,
В  которой  мне  достанется  победа!

Играем  же!  Господь,  благослови!
Готовьтесь,  дети,  -  завоюем  счастье!"

Ведь  пушка  каждая,  что  привезли,
Уже  ядро  в  своей  держала  пасти.

Гарфлета  капитан  прислал  узнать,
Зря  не  теряя  времени,  как  видно,
Что  наш  король  задумал  здесь  искать,
Раз  к  городу  с  такой  явился  свитой.
"Мне  город  сдайте!"  -  "Господом  клянусь
И  Дионисием  Святым,  не  сдам  я!"  -
"Так  выиграть  у  вас  его  берусь,
Коль  милость  Божью  ныне  сохраняю.
Мячи  из  камня  и  железа  я,
Тяжелые,  привез  сюда  с  собою.
Клянусь  Христом,  умершим  за  меня,  -
Сравняю  стены  ваши  я  с  землею".

"Вперед!  -  большая  пушка  говорит,  -...............  (Король  Генрих  дарует  перемирие)
Друзья,  держитесь,  мы  в  игру  вступаем!"
От  пушек  наступил  французам  стыд:
Помог  Христос,  с  ним  -  Дева  Пресвятая.
"Пятнадцать"  -  пушки  "Лондона"  то  речь:
Усердно  чередой  бросает  ядра.
Вторая:  "Тридцать.  Если  приналечь,
Верх  одержу!"  Прочна,  стена  стояла,
Но  не  было  трудом  ее  свалить.
"Дочь  короля":  "Игра!  Не  заглушить:
Послушайте,  девицы,  дело  верно!
Есть  сорок  пять  у  нас,  и  можем  бить".
Со  всех  сторон  они  разбили  стены.

Нормандцы  согласились:  "Медлить  -  зло,
Скорей  исполним  общее  решенье!
Ведь  там,  где  вражье  пролетит  ядро,
В  Гарфлете  не  останется  строенья.
Разрушил  враг  все  наши  укрепленья".
Рыдали  женщины:  "Ах,  горе  нам!"
Французы  молвили:  "Нам  -  посрамленье!
Наверное,  быть  должен  город  сдан.
Пойдем  теперь  c  мольбою:  наступать
Пусть  прекратит  на  нас  король  английский.
Коль  не  захочет  милость  оказать  -
Не  отвратить  погибели  нам  близкой.
К  дофину  обратимся:  отрядит
Пусть  помощь,  или  город  сдать  придется".

Отправились  посланники:  спешит,..........................  [10  cентября  1415  г.]
Кто  короля  упрашивать  берется.
Сред  них  явился,  точно,  лорд  Коргран,
Который  города  был  капитаном;
Желам  Боусер  промедлить  не  желал,
Спешило  и  других  господ  немало.
Вот  стали  перед  нашим  королем,
Колена  со  смиреньем  преклонили:
"Король  любезный!  Молимся  о  том,
Чтоб  все  тебя  несчастья  пощадили!
Прошение  к  тебе  -  о  перемирье.
Коль  до  полудня  воскресенья  знать........................[22  сентября  1415  г.]
Мы  будем,  что  подмоги  нас  лишили,
Тебе  мы  обещаем  город  сдать.

Ответил  наш  король:  "На  этот  раз
Вам  будет  милость.  Так  распоряжусь  я:
За  помощью  пускай  один  из  вас
Поедет,  здесь  другие  остаются".
За  помощью  поехал  капитан.
Как  мог,  скорей,  добрался  до  Руана.
Надеялся  застать  дофина  там,
Но  тот  исчез:  бежал  от  встречи  явно.

Стал  капитан  о  помощи  просить:.........................  (Французы  сдают  Гарфлер)
"Гарфлет,  должно  быть,  навсегда  потерян;
Не  сможем  мы  свой  город  защитить:
Со  всех  сторон  уж  пали  наши  стены".
Совет  ему  был  нужен  непременно:
"Что  повелите?  Что  мне  предпринять?
Должны  сразиться  мы  до  воскресенья,
Иначе  город  мне  придется  сдать!"

И  был  господ  Руана  приговор,
Что  городу  необходимо  сдаться:
Сравнится  англичан  король  со  львом,
Мы  с  ним  не  смеем  в  поле  повстречаться!
Услышав,  мешкать  капитан  не  стал,
Отправился  назад  к  Гарфлету  срочно.
Туда  стремясь,  так  быстро  он  скакал,
Что  смог  попасть  на  место  той  же  ночью.

Опять  пред  нашим  королем  предстал,...............  [22  сентября  1415  г.]
Склонился,  и  с  почтением  неложным
"Любезный  государь!  -  ему  сказал,  -
С  тобою  пребывает  милость  Божья!
Вот,  все  ключи  принес  тебе  -  возьми!  -
Я  от  Гарфлета,  царственного  града!
Палаты  здесь,  покои  -  все  твои!
Распоряжайся,  нет  тебе  преграды."

Король  в  ответ:  "Да  славятся  за  то
Христос  Господь  и  Дева  Пресвятая!
А  Дорсета  я,  дядю  своего,..............  (21  тысяча  французов  выслана  из  Гарфлера)
Гарфлета  капитаном  назначаю.
Здесь  прежним  горожанам  впредь  не  жить:
Пускай  они  задержатся  на  время,
Какое  нужно,  чтобы  устранить
Все  стен  в  бою  жестоком  поврежденья.
Исполнят  -  и  в  другие  города
Пускай  уходят,  без  остатка  только:
Простолюдины,  как  и  господа,
Ни  женщины  не  бросив,  ни  ребенка!"

Так  двадцать  тысяч  и  одна  ушли  -
Оставив  город,  слезы  проливали.

Тогда  большие  пушки  привезли
В  Гарфлет  -  орудья  в  городе  собрали.

Открылась  в  войске  тяжкая  болезнь,
И  с  жизнью  много  англичан  рассталось.
Cто  сорок  с  лишним  умирали  в  день,
Всего  лишь  десять  тысяч  жить  осталось.

Король  наш  в  замок  отошел  тогда.
Пробыв  там  столько,  сколько  счел  возможным,
Он  объявил:  "Надеюсь,  господа,
К  Кале  пойти,  коль  будет  воля  Божья!"

Когда  Гарфлет,  град  царственный,  был  взят  -
Так  всемогущий  Бог  распорядился  -
Король  наш  остановке  не  был  рад,
И  в  сторону  Кале  он  устремился.
"Брат  Глостер,  отправляемся  сейчас:
Мы  дольше  оставаться  здесь  не  станем.
Кузен  наш  Йорк,  вот  план  какой  у  нас:
Поход  Вы  продолжайте  вместе  с  нами!
Кузен  мой  Хантингтон,  мы  выступаем,
Граф  Оксфорд  присоединится  пусть!
А  герцог  Саффолк,  мы  повелеваем,
С  отрядом  пусть  близ  нас  продолжит  путь!
Граф  Девоншир  -  не  смог  бы  он  свернуть!
Сэр  Томас  Харпинг  -  он  в  трудах  усерден,
Лорд  Брук  -  он  рад  к  походу  был  примкнуть,
И  также  сэр  Джон  Корнуолл  пусть  едет.
Сэр  Гилберт  Амфри  -  пользу  принесет;
Лорд  Клиффорд  -  милости  прошу  у  Бога!
Сэр  Вильям  Босуэр  -  не  подведет,
Коль  будет  нужно,  все  они  помогут".

Король,  -  Господь  его  оберегал,  -
Отправился.  Нигде  не  задержался,..............  [18  октября  1415  г.]

В  пути  большие  реки  проезжал
И  наконец  до  Сены  он  добрался.

Французы  мост  разрушили,  чтоб  враг  ......(Англичан  будут  продавать  по  шестеро  за  мелкую  монету)
Реки  не  пересек.  Но  принял  меры
Король,  когда  узнал,  что  стало  так:
Он  приближался  к  городу  Тюррейну.
Противник  мощные  войска  послал,
Был  наш  король  взят  ими  в  окруженье.
А  герцог  Орлеанский  речь  держал:
"Король  английский  прекратит  движенье.
Кто  допустил,  чтоб  путь  он  продолжал?
Надеюсь,  прежде,  чем  придет  в  Кале,
Перехитрить  его  удастся  мне".
Бурбонский  герцог  Господом  ему
И  Дионисием  святым  поклялся:
"Окончим  славно  в  теннис  мы  игру.
Пусть  господа  английские  страшатся!
Дворян  и  лучников  им  возвращать  -
Клянусь  святым  я  Иоанном  в  этом!  -
За  плату  будем:  пленных  продавать
По  шестеро  за  мелкую  монету".
Сказал  и  герцог  Барский,  и  слова
Его  с  великой  гордостью  звучали:
"Клянусь  я  Господом!  Свершу  сполна:
Мне  под  коня  падут  все  англичане,
Которые  остаться  здесь  мечтали.
Усильем  общим  пришлых  разобьем,
Пленим  их,  к  подчиненью  приучая,
Потом  -  домой,  и  на  обед  пойдем!"

Король  наш  Генрих  был  умен  и  смел,
И  царственно  повел  приготовленья:
Он  кольев  наготовить  повелел
И  вбить  их  перед  лучниками  в  землю.
Французы  видели,  чем  занялись
Противники,  как  битвы  ожидали,
И  им  пришлось  из  седел  -  снова  вниз,
Верхом  сидели  -  на  ноги  вновь  встали.

Король  взошел  на  холм,  и  с  вышины...................(Знаменитая  битва  при  Азинкуре)
Глядел  на  долы,  что  лежали  рядом.
Он  видел:  близятся  французов  тьмы
К  нему,  подобны  снегу  или  граду.
Он  преклонил  колена.  В  тот  же  миг
Все,  кто  пришел  с  ним,  на  колени  пали.
Перекрестившись,  всяк  к  земле  приник,
Дал  поцелуй  ей  -  на  ноги  вновь  встали.
"Хочу  знать  время".  -  "Скоро,  государь,
Заутреня".  -  "Ну  что  же,  нам  -  в  дорогу.
А  этот  добрый  час  -  нам  свыше  дар.
Он  означает:  с  нами  -  милость  Бога!
Молиться  станут,  чтобы  нам  -  подмога,
Святые,  что  в  гробницах.  Сотворит
Молитву  в  Англии  монахов  много:
Для  нас  Ora  pro  nobis  прозвучит".

Святой  Георгий  с  нашим  войском  был  -
Его  вблизи  видали,  это  верно  -
Был,  с  неба  Духом  посланный  Святым,
Чтоб  государь  наш  одержал  победу.

Вот  труб  призыв  веселый  -  и  идут  ...................[25  октября  1415  г.]
Два  войска,  и  сраженье  начинают.
Вот  наши  лучники  отважно  бьют  -
Французы  скоро  кровью  истекают.
Разили  стрелы  точно  и  несли
Французам  смерть.  Взяла  она  немало:
Нагрудники  и  шлемы  -  не  спасли,
Одиннадцать  их  тысяч  в  драке  пало.

Король  сражался  сам  -  известно  мне,...................(Триумф  короля  Генриха  в  Лондоне)
Он  в  битве  лично  принимал  участье
И  не  щадил  врагов.  В  другой  стране
Еще  монарха  не  было  у  власти,
Чтоб  смог  в  бою  такой  успех  снискать  -
Пycть  с  правом  Англия  зальется  песней!
Нам  -  время  Laus  Deo!  восклицать,
Пора  для  благодарственных  молебствий.
В  плен  Орлеанского  сумели  взять
Мы  герцога:  бороться  он  не  стал.
Бурбонский  герцог  также  в  плен  попал,
И  герцог  Барский  счел,  что  сдаться  надо.
Сир  Бергигонт  нам  в  битве  уступил,
Как  и  других  французов  много  знатных.

Вот  так  король  наш  нежный  победил:
Его  Господь  всесильный  не  оставил.
И  молодых,  и  старых  взял  с  собой
Он  пленных,  и  свой  путь  в  Кале  направил.

Цель  добрую  он,  возвращаясь,  ставил:...................  [16  ноября  1415  г.]
Достигнув  Кентербери,  приношенье
Фоме  Святого  гробу  совершил,
А  после  отбыл  в  Кент  без  промедленья.
Приехал  в  Элтем  -  добрый  час  то  был...................  [22  ноября  1415  г.]
Как  через  Блэкхит  ехал,  перед  ним.....................  [23  ноября  1415  г.]
Предстал  уже  и  Лондон  недалекий.
"Привет  тебе,  град  царственный!  Храним
Христом  да  будешь  от  любой  тревоги!"
И  благородный  град  благословил,
Просил  ему  у  Бога  легкой  доли.
В  Вестминстер  он  приехал  и  привез
Туда  с  собою  пленников  французских.
Освободил  он  тех,  кто  выкуп  внес,
Позволил  им  в  страну  свою  вернуться.

На  этом  я  окончу:  описать........................  (Плачевная  осада  Руана)
Исход  великой  битвы  смог  -  и  хватит.
Ведь  места  в  книге  нет,  чтоб  рассказать
О  величайшей:  был  Руан  в  осаде.

Три  с  лишним  года  та  осада  шла.
За  сорок  пенсов  крысу  продавали:
От  голода  там  гибли  без  числа,
Без  мяса  дети,  женщины  страдали.
Двоих  детей  кормила  грудью  мать,
Кость  голую  не  прекратив  глодать.

Писать  об  этом  тяжело...  Руан
Был  слез  достоин,  это  слишком  ясно.
Но  все  ж  жалел  король  наш  горожан:
По  главным  праздникам  давал  им  мяса.
И  наконец  -  не  ложь  то!  -  город  сдался.

На  этом  я  сказал,  что  довелось:
Да  примет  наши  души  в  рай  Господь!

Так  оканчивается  битва  при  Азинкуре.

Напечатано  в  Лондоне  в  Фостер  Лейн,
в  приходе  Святого  Леонарда,
мной  Джоном  Скотом.

Finis

(конец  -  лат.)

Перевод  07.08  -  18.08.2022

Примечания  по  изданию  оригинала:

В  Кутансе  -  должно  быть:  Кле-де-Ко  (Clei  de  Caus).

Лорд  Коргран,  Который  города  был  капитаном  -  должно  быть:  сир  Лионель  Бракемон  (sir  Lionel  Braquemont).

Сэр  Томас  Харпинг  -  должно  быть:  сэр  Томас  Эрпингем  (sir  Thomas  Erpingham).

Сэр  Гилберт  Амфри  -  должно  быть:  сэр  Гилберт  Умфравиль  (sir  Gilbert  Umfreville)

Сэр  Вильям  Босуэр  -  должно  быть:  сэр  Вильям  Буршье  (sir  William  Bourchier).

До  Сены  -  должно  быть:  Соммы.

Примечания  переводчицы:

Девять  достойных  (the  Nine  Worthies)  -  Гектор,  Александр  Македонский,  Гай  Юлий  Цезарь,  Иисус  Навин,  царь  Давид,  Иуда  Маккавей,  король  Артур,  Карл  Великий,  Готфрид  Бульонский.

Завоеватель  для  времен  ты  новых  -  буквально:  "ты  был  Завоевателем  в  твое  время"  (wast  thou  a  Conqueror  in  thy  time).

Пока  король  ваш  прожил  мало  лет  Для  войн  больших  -  исторически  дофин  Людовик  (р.  в  январе  1397)  был  на  11  лет  моложе  английского  короля  Генриха  V  (р.  в  сентябре  1386,  по  другим  данным  -  в  августе  1387).

Он  нежен  -  в  оригинале  использовано  и  повторяется  слово  comely,  то  есть  "миловидный,  привлекательный".

Эпизод  с  теннисными  мячиками,  по  преданию,  подаренными  Генриху  французским  дофином,  знаменитый,  в  особенности,  благодаря  шекспировской  пьесе  "Генрих  V",  возможно,  вдохновлен  известным  в  Средние  века  греческим  романом  "История  Александра  Великого"  ("Роман  об  Александре").  В  этом  романе  Александр  Македонский  получает  несколько  подобных  оскорбительных  подарков  от  персидского  царя  Дария.

Герцог  Кларенс  и  ниже  брат  Глостер  -  младшие  братья  Генриха  Томас,  герцог  Кларенс  (погиб  на  войне  во  Франции  в  1421  г.),  и  Хамфри,  герцог  Глостер  (1391-1447),  впоследствии  осуществлявший  регентские  полномочия  при  своем  племяннике  Генрихе  VI.

Красный  крест  -  крест  Святого  Георгия.

Гарфлет  -  конечно  же,  правильно  Гарфлер  (франц.  Арфлер,  Harfleur  ).  Но  в  тексте  оригинала  употреблено  написание  Harflete  (что  читается  "Гарфлит").

Желам  Боусер  -  в  оригинале  Gelam  Bowser,  ударения  в  обоих  случаях  -  на  первый  слог.

Коль  до  полудня  воскресенья  знать  Мы  будем,  что  подмоги  нас  лишили,  Тебе  мы  обещаем  город  сдать  -  по  тогдашнему  праву  войны,  упорство  в  защите  крепости  без  надежды  получить  помощь,  которое  мы  обычно  считаем  героизмом,  осуждалось  и  могло  повлечь  наказание  защитников  со  стороны  взявшего  эту  крепость  противника  (казнь  по  этой  причине  угрожает  гражданам  Кале,  изображенным  Роденом;  позднее  Столетней  войны  это  правило  описано  как  действующее  в  "Опытах"  Монтеня).

Брат  Глостер,  отправляемся  сейчас  -  в  оригинале  использовано  итальянское  слово  veramente,  "действительно".  Может  быть,  появление  этого  слова  -  следствие  известного  покровительства  со  стороны  Глостера  английским  и  итальянским  гуманистам.  Генрих  в  стихотворении  обращается  к  Глостеру  по-итальянски,  подчеркивая  этот  интерес  брата.

Герцог  Орлеанский  -  в  данном  случае  Карл,  герцог  Орлеанский  (1394  -  1465),  плененный  в  битве  при  Азинкуре  и  проведший  в  английском  плену  24  года.  Знаменитый  поэт.

Ora  pro  nobis  -  Молись  за  нас  (лат.)

Французы  видели,  чем  занялись  Противники  -  исторически,  как  известно,  английские  лучники  и  дурная  осенняя  погода  разбили  французскую  рыцарскую  конницу  прежде,  чем  вступила  в  бой  французская  пехота.

В  поэме  не  отражен  также  приказ  Генриха  убить  французских  пленников,  ввиду  опасности  повторного  наступления  французской  армии  на  уступавшую  ей  численностью  английскую.  Этот  приказ,  который  сейчас,  несомненно,  считался  бы  военным  преступлением,  в  то  время  также  противоречил  праву  войны,  но  был  воспринят  как  оправданный  военной  необходимостью.

Laus  Deo!  -  Хвала  Господу!  (лат.)

Три  с  лишним  года  та  осада  шла  -  осада  Руана  продолжалась  с  конца  июля  1418  г.  по  19  января  1419  г.


Оригинал:

John  Lydgate.  The  Siege  of  Harfleur  and  the  Battle  of  Agincourt,  1415.

Hereafter  followeth  the  Battle  of  Agincourt  and  the  great  Siege  of  Rouen,  by  King  HENRY  of  Monmouth,  the  Fifth  of  the  name;  that  won  Gascony,  and  Guienne,  and  Normandy.

God,  that  all  this  world  did  make
And  died  for  us  upon  a  tree,
Save  England,  for  Mary  thy  Mother's  sake!
As  Thou  art  steadfast  God  in  Trinity.
And  save  king  Henry's  soul,  I  beseech  thee!
That  was  full  gracious  and  good  withal;
A  courteous  Knight  and  King  royal.

Of  Henry  the  Fifth,  noble  man  of  war,
Thy  deeds  may  never  forgotten  be!
Of  Knighthood  thou  wert  the  very  Loadstar!
In  thy  time  England  flowered  in  prosperity,
Thou  mortal  Mirror  of  all  Chivalry!
Though  thou  be  not  set  among  the  Worthies  Nine;
Yet  wast  thou  a  Conqueror  in  thy  time!

Our  King  sent  into  France  full  rath,
His  Herald  that  was  good  and  sure.
He  desired  his  heritage  for  to  have:
That  is  Gascony  and  Guienne  and  Normandy.
He  bade  the  Dolphin  [Dauphin]  deliver.  It  should  be  this:
All  that  belonged  to  the  first  Edward
"And  if  he  say  me,  Nay!;  iwis
I  will  get  it  with  dint  of  sword!"
But  then  answered  the  Dolphin  bold,
By  our  ambassadors  sending  again,
"Methinks  that  your  King  is  not  so  old,
War  great  for  to  maintain.
Greet  well,"  he  said,  "your  comely  King
That  is  both  gentle  and  small;
A  ton  full  of  tennis  balls  I  will  him  send,
For  to  play  him  therewithal".

Then  bethought  our  Lords  all,
In  France  they  would  no  longer  abide:
They  took  their  leave  both  great  and  small,
And  home  to  England  gan  they  ride.
To  our  King  they  told  their  tale  to  the  end;
What  that  the  Dolphin  did  to  them  say.
"I  will  him  thank",  then  said  the  King,
"By  the  grace  of  GOD,  if  I  may!"

Yet,  by  his  own  mind,  this  Dolphin  bold,
To  our  King  he  sent  again  hastily;
And  prayed  him  truce  for  to  hold,
For  Jesus'  love  that  died  on  a  tree.

"Nay,"  then  said  our  comely  King,....................(King  HENRY  will  go  to  France}
"For  into  France  will  I  wind!
The  Dolphin,  anger  I  trust  I  shall:
And  such  a  tennis  ball  I  shall  him  send,
That  shall  bear  down  the  high  roof  of  his  hall.

The  King  at  Westminster  lay  that  time,
And  all  his  Lords  every  each  one;
And  they  did  set  them  down  to  dine:
"Lordings",  he  saith,  "by  St.John!
To  France  I  think  to  take  my  way:
Of  good  counsel  I  you  pray,
What  is  your  will  that  I  shall  do?
Shew  me  shortly  without  delay!"
The  Duke  of  Clarence  answered  soon,
And  said,  "My  Liege,  I  counsel  you  so!"
And  other  Lords  said,  "We  think  it  for  the  best
With  you  to  be  ready  for  to  go;
Whiles  that  our  lives  may  endure  and  last".

"Grammercy,  Sirs!"  the  King  gan  say,
"Our  right,  I  trust,  then  shall  be  won;
And  I  will  'quite  you  if  I  may:
Therefore  I  warn  you,  both  old  and  young,
To  make  you  ready  without  delay
To  Southampton  to  take  your  way
At  St.  Peter's  tide  at  Lammas;.....................[1st  August  1415]
For  the  grace  of  GOD,  and  if  I  may,
Over  the  salt  sea  I  think  to  pass!"

Great  ordnance  of  guns  the  King  let  make,
And  shipped  them  at  London  all  at  once;
Bows  and  arrows  in  chests  were  take,
Spears  and  bills  with  iren  [iron]  gunstones;
And  arming  daggers  made  for  the  nonce:
With  swords  and  bucklers  that  were  full  sure.
And  harness  [armour]  bright  that  strokes  would  endure.

The  King  to  Southampton  then  did  ride.......................[The  English  arrive  in  Normandy]
With  his  Lords;  for  no  longer  would  he  dwell.
Fifteen  hundred  fair  ships  there  did  him  abide,
With  good  sails  and  top-castle.
Lords  of  France  our  King  they  sold
For  a  myllyant  [million]  of  gold  as  I  heard  say.
By  England  little  price  they  told  [reckoned],
Therefore  their  song  was  "Well  a  way!"

Between  [South]hampton  and  the  Isle  of  Wight,
These  goodly  ships  lay  there  at  road,
With  mastyards  across,  full  seemly  of  sight,
Over  the  haven  spread  abroad:
On  every  pavis  [target]  a  cross  red;
The  waists  decked  with  serpentines  [cannon]  strong.
St.  George's  streamers  spread  overhead,
With  the  Arms  of  England  hanging  all  along.

Our  King  fully  hastily  to  his  ship  yede,
And  all  other  Lords  of  every  degee:
Every  ship  weighed  his  anchor  in  deed,
With  the  tide  to  haste  them  to  the  sea.
They  hoisted  their  sails,  sailed  aloft:
A  goodly  sight  it  was  to  see.
The  wind  was  good,  and  blew  but  soft:
And  forth  they  went  in  the  name  of  the  Trinity.  [7th  August  1415.]

Their  course  they  took  toward  Normandy,
And  passed  over  in  a  day  and  a  night.
So  in  the  second  morning    early,
Of  that  country  they  had  a  sight:
And  ever  [as]  they  drew  near  the  coast,
Of  the  day  glad  were  they  all;
And  when  they  were  at  the  shore  almost,
Every  ship  his  anchor  let  fall,
With  their  tackles  they  launched  many  a  long  boat
And  over  ha[t]ch  threw  them  into  the  stream;
A  thousand  shortly  they  saw  afloat,
With  men  of  arms  that  lyth  did  leme  [?pleasantly  did  shine].

Our  king  landed  at  Cottaunses  [Coutances]  without  delay,      ........(The  guns  play  tennis  with  Harfleur)
On  our  Lady's  Even  [of]  the  Assumption;  .............[14th  August  1415]
And  to  Harflete  [Harfleur]  they  took  the  way
And  mustered  fair  before  the  town.
Our  King  his  banner  there  dis'splay,
With  standards  bright  and  many  [a]  pennon:
And  there  he  pitched  his  tent  adown;
Full  well  broidered  with  armory  gay.
First  our  comely  King's  tent  with  the  crown,
And  all  other  Lords  in  good  array.

"My  brother  CLARENCE,"  the  King  did  say,
"The  towers  of  the  town  will  I  keep
With  her  daughters  and  her  maidena  gay,
To  wake  the  Frenchmen  of  their  sleep."
"London,"  he  said,  "shall  with  him  meet;
And  my  guns  that  lieth  fair  upon  the  green;
For  they  shall  play  with  Harflete
A  game  of  tennis  as  I  ween.

Go  we  to  game,  for  God's  grace!
My  children  be  ready  every  each  one."

For  every  great  gun  that  there  was,
In  his  mouth  he  had  a  stone.

The  Captain  of  Harflete  soon  anon
Unto  our  King  he  sent  hastily
To  know  what  his  will  was  to  be  done,
For  to  come  thither  with  such  a  meiny?

"Deliver  me  the  town!"  the  King  said.
"Nay!"  said  the  Captain,  "by  God  and  St  Denis!"
"Then  shall  I  win  it,"  said  our  King,
"By  the  grace  of  GOD  and  his  goodness,
Some  hard  tennis  balls  I  have  hither  brought
Of  marble  and  iron  made  full  round.
I  swear,  by  JESU  that  me  dear  bought,
They  shall  beat  the  walls  to  the  ground."

Then  said  the  great  gun,                            (King  HENRY  grants  a  Truce)
"Hold  fellows,  we  go  to  game!"
Thanked  be  MARY  and  JESU  her  son,
They  did  the  Frenchmen  much  shame.
"Fifteen  afore,"  said  "London"  then;
Her  balls  full  fair  she  gan  outthrow.
"Thirty"  said  the  second  gun.  "I  will  win  and  I  may."
There  as  the  wall  was  most  sure,
They  bare  it  down  without  nay.
The  "King's  Daughter"  said  "Hearken  this  play!
Hearken  Maidens  now  this  tide!
Five  and  forty  we  have,  it  is  no  nay".
They  beat  down  the  walls  on  every  side.

The  Normands  said,  "Let  us  not  abide
But  go  we  in  haste,  by  one  assent!
Wheresoever  the  gunstones  do  glide,
Our  houses  in  Harfleet  are  all  to  rent:
The  Englishmen  our  bulwarks  have  brent".
And  women  cried,  "Alas  that  ever  they  were  born!"
The  Frenchmen  said,  "Now  be  we  shent!
By  us  now  the  town  is  forlorn  [uttely  lost]:
It  is  best  now  therefore
That  we  beseech  this  English  King  of  grace,
For  to  assail  us  no  more;
Lest  he  destroy  us  in  this  place.
Then  will  we  bid  the  Dolphin  make  him  ready,
Or  else  this  town  delivered  must  be."

Messengers  went  forth  by  and  bye,  .............[10th  September  1415]
And  to  our  King  came  they:
The  Lord  Corgraunt  certainly,
For  he  was  Captain  of  the  place,
And  Gelam  Bowser  with  him  did  hie,
With  other  Lords  more  and  less.
And  when  they  to  our  King  come  where,
Full  lowly  set  them  on  their  knee:
"Hail,  comely  King!"  gan  they  say
"CHRIST  save  thee  from  adversity!
Of  truce  we  will  beseech  thee
Until  that  it  be  Sunday  noon:.................[22nd  September  1415]
And  if  we  may  not  recovered  be,
We  will  deliver  the  town."

Then  said  our  King  full  soon,
"I  grant  you  grace  in  this  tide  [time];
One  of  you  shall  forth  anon,
And  the  remnant  shall  with  me  abide!"
Their  Captain  took  his  next  way,
And  to  Rouen  fast  gan  he  ride.
The  Dolphin  he  had  thought  there  to  find
But  he  was  gone;  he  durst  not  abide.

For  help  the  Captain  besought  that  tide.........(The  French  surrender  Harfleur)
"Harflete  is  lost  for  ever  and  aye;
The  walls  be  beaten  down  on  every  side,
That  we  no  longer  keep  it  may".
Of  counsel  all  he  did  them  pray.
"What  is  your  will  that  I  may  do?
We  must  ordain  the  King  battle  by  Sunday,
Or  else  deliver  him  the  town!"

The  Lords  of  Rouen  together  did  rown  [whisper]  ;
And  bade  the  town  should  openly  yield.
The  King  of  England  fareth  as  a  lion:
We  will  not  meet  with  him  in  the  field!
The  Captain  would  then  no  longer  abide,
And  towards  Harflete  came  he  right;
For  so  fast  did  he  ride
That  he  was  there  the  same  night.

And  when  he  to  our  King  did  come,  .....[22nd  September  1415]
Lowly  he  set  him  on  his  knee:
"Hail,  comely  Prince!"  then  did  he  say,
"The  grace  of  GOD  is  with  thee!
Here  have  I  brought  the  keys  all
Of  Harflete  that  is  so  royal  a  city.
All  is  yours,  both  chamber  and  hall;
And  at  your  will  for  to  be."

"Thanked  be  Jesu!"  said  our  King,
"And  Mary  his  mother  truly!
My  uncle  Dorset,  without  letting,                        (21,  000  French  sent  out  of  Harfleur)
Captain  of  Harflete  shall  he  be.
And  all  that  is  within  the  city
Awhile  yet  they  shall  abide,
To  amend  the  walls  in  every  degree
That  are  beaten  down  on  every  side:
And  after  that,  they  shall  out  ride
To  other  towns  over  all.
Wife  nor  child  shall  not  there  abide:
But  have  them  forth,  both  great  and  small!"

One  and  twenty  thousand,  men  might  see,
When  they  went  out,  full  sore  did  weep.
The  great  guns  and  ordnance  truly
Were  brought  into  Harflete.

Great  sickness  among  our  host  was,  in  good  fay  [faith],
Which  killed  many  of  our  Englishmen:
There  died  beyond  seven  score  upon  a  day;
Alive  there  was  left  but  thousands  ten.

Our  King  himself  into  the  Castle  yede,
And  rest  him  there  as  long  as  his  will  was:
At  the  last  he  said,  "Lords,  so  God  me  speed!
Towards  Calais  I  think  to  pass."

After  that  Harflete  was  gotten,  that  royal  city,
Through  the  grace  of  God  omnipotent;
Our  comely  King  made  him  ready  soon,
And  towards  Calais  forth  he  went.
"My  brother  Gloucester  veramente
Here  will  we  no  longer  abide!
And  Cousin  of  York,  this  is  our  intent:
With  us  forth  ye  shall,  this  tide!
My  Cousin  Huntingdon  with  us  shall  ride;
And  the  Earl  of  Oxenford  with  you  three!
The  Duke  of  Southolk  [Suffolk]  by  our  side
He  shall  come  forth  with  his  meiny!
And  the  Earl  of  Devonshire  sikerly!
Sir  Thomas  Harping  that  never  did  fail;
The  Lord  Broke  that  came  heartily
And  Sir  John  of  Cornwall:
Sir  Gilbert  Unfrey  that  would  us  avail;
And  the  Lord  Clifford,  so  God  me  speed!
Sir  William  Boswer,  that  will  not  fail;
For  all  they  will  help,  if  it  be  need."

Our  King  rode  forth,  blessed  might  he  be!  ...........[18th  October  1415]
He  spared  neither  dale  nor  down;
By  waters  great  fast  rode  he,
Till  he  came  to  the  water  of  [the]  Seine.

The  Frenchmen  threw  the  bridge  adown                      (Englishment  to  be  sold  six  for  a  penny)
That  over  the  water  they  might  not  pass.
Our  King  made  him  ready  then;
And  to  the  town  of  Turreyn  went  more  and  less.
The  Frenchmen,  our  King  about  becast
With  Battles  strong  on  every  side  ;
The  Duke  of  ORLEANS  said  in  haste
"The  King  of  England  shall  abide.
Who  gave  him  leave  this  way  to  pass?
I  trust  that  I  shall  him  beguile
Full  long  ere  he  come  to  Calais."
The  Duke  of  Bourbon  answered  soon
And  swore  by  God  and  by  St.  DENIS
"We  will  play  them  every  each  one,
These  Lords  of  England  at  the  tennis;
Their  gentlemen,  I  swear  by  St.  JOHN!
And  archers  we  will  sell  them  [in]  great  plenty:
And  so  will  we  rid  [of]  them  soon,
Six  for  a  penny  of  our  money."
Then  answered  the  Duke  of  BAR,
Words  that  were  of  great  pride:
"By  God!"  he  said,  "I  will  not  spare
Over  all  the  Englishmen  for  to  ride,
If  that  they  dare  us  abide:
We  will  overthrow  them  in  fere  [company],
And  take  them  prisoners  in  this  tide:
Then  come  home  again  to  our  dinner!"

HENRY  our  King  that  was  so  good;
He  prepared  there  full  royally:
Stakes  he  let  [caused  to]  hew  in  a  wood,
And  then  set  them  before  his  archers  verily.
The  Frenchmen  our  ordnance  gan  espay.
They  that  we  ordained  for  to  ride
Lighted  adown,  with  sorrow  truly;
So  on  their  feet  fast  gan  abide.

Our  King  went  up  upon  a  hill  high                                    (The  famous  battle  of  Agincourt)
And  looked  down  to  the  vallyes  low:
He  saw  where  the  Frenchmen  came  hastily
As  thick  as  ever  did  hail  or  snow.
Then  kneeled  our  King  down,  in  that  stound,
And  all  his  men  on  every  side:
Every  man  made  a  cross  and  kissed  the  ground,
And  on  their  feet  fast  gan  abide.
Our  King  said,  "Sirs,  what  time  of  the  day?"
"My  Liege,"  they  said,  "it  is  nigh  Prime  [9  a.m.  ]"
"Then  go  we  to  our  journey,  в  дорогу

By  the  grace  of  Jesu,  it  is  good  time:
For  saints  that  lie  in  their  shrine,
To  GOD  for  us  be  praying.
All  the  Religious  of  England,  in  this  time,
Ora  pro  nobis  for  us  they  sing."

St.  GEORGE  was  seen  over  the  host:
Of  very  truth  this  sight  men  did  see.
Down  was  he  sent  by  the  HOLY  GHOST,
To  give  our  King  the  victory.

Then  blew  the  trumpets  merrily,..................[25th  October  1415]
These  two  Battles  [Armies]  together  yede.
Our  archers  stood  up  full  heartily,
And  made  the  Frenchmen  fast  to  bleed.
Their  arrows  went  fast,  without  any  let,
And  many  shot  they  throughout;
Through  habergeon,  breastplate,  and  bassinet.
An  eleven  thousand  were  slain  in  that  rout  [company].

Our  gracious  King,  as  I  well  know,                                    (King  Henry's  Triumph  in  London)
That  day  he  fought  with  his  own  hand.
He  spared  neither  high  ne  low.
There  was  never  King  in  no  land,
That  ever  did  better  on  a  day.
Wherefore  England  may  sing  a  song:
Laus  DEO!  may  we  say;
And  other  prayers  ever  among.
The  Duke  of  ORLEANS,  without  nay,
That  day  was  taken  prisoner.
The  Duke  of  Bourbon  also  in  fere  [company]:
And  also  the  Duke  of  Bar  truly.
Sir  BERGYGAUNTE  he  gan  him  yield;
And  other  Lords  of  France  many.

Lo,  thus  our  comely  King  conquered  the  field,
By  the  grace  of  God  omnipotent,
He  took  his  prisoners,  both  old  and  young,
And  towards  Calais  forth  he  went.

Не  shipped  there  with  good  intent:..............[16th  November  1415]
To  Canterbury  full  fair  he  passed,
And  offered  to  St.  Thomas's  shrine.
And  through  Kent  he  rode  in  haste;
To  Eltham  he  came  all  in  good  time.:..............[22nd  November  1415]
And  over  Blackheath,  as  he  was  riding,  .:..............[23nd  November  1415]
Of  the  city  of  London  he  was  ware.
"Hail,  royal  city!"  said  our  King,
"CHRIST  keep  thee  ever  from  sorrow  and  care!
And  then  he  gave  that  noble  city  his  blessing
He  prayed  JESU  it  might  well  fare!
To  Westminster  did  he  ride,
And  the  French  prisoners  with  him  also:
He  ransomed  them  in  that  tide,
And  again  in  their  country  he  let  them  go.

Thus  of  this  matter  I  make  an  end,...............(The  Lamentable  Siege  of  Rouen)
To  th'effect  of  the  Battle  have  I  gone:
For  in  this  book  I  cannot  comprehend
The  greatest  battle  of  all,  called  the  Siege  of  Rouen.

For  that  Siege  lasted  three  years  and  more,
And  there  a  rat  was  [sold]  at  forty  pence
For  in  the  city  the  people  hungered  sore.
Women  and  children,  for  [de]falt  of  meat,  were  lore  [lost];
And  some  for  pain,  bare  bones  were  gnawing,
That  at  their  breasts  had  two  children  sucking.

Of  the  Siege  of  Rouen  it  to  write  were  pity,
It  is  a  thing  so  lamentable:
Yet  every  High  Feast,  our  King,  of  his  charity,
Gave  them  meat  to  their  bodies  comfortable;
And  at  the  last  the  town  wan,  without  fable.

Thus  of  all  as  now  I  make  an  end:
To  the  bliss  of  heaven,  GOD  our  souls  send!

Thus  endeth  the  Battle  of  Agincourt.

Imprinted  at  London  in  Foster  Lane,
in  Saint  Leonard's  parish,
by  me  John  Skot.

FINIS.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=963861
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 25.10.2022


Когда врывается владыкой ветер к нам

Когда  врывается  владыкой  ветер  к  нам,
Деревьям  руки  рвет  под  низким  небом,
Как  милосердье  иль  возмездие  он  дан,
Ты  думаешь  -  а  он  захвачен  делом.

Вот  он  притих,  уже  усталость  подпустил,
И  робко  протянулся  сверху  дождик.
Ты  замечаешь:  кто  обычному  грозил,
Сам  разрешил  явиться  скуке  все  же.

Вот  и  как  не  было  его:  опять  светло,
С  улыбкой  небо  поднялось  повыше.
Ты  помнишь  властное  смятенье,  что  прошло,
Но  тот  покой,  что  возвратился,  слышишь.

22.06.,  06.07.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=955605
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.08.2022


О поэте, попавшем в эпоху больших перемен

О  поэте,  попавшем  в  эпоху  больших  перемен

(поэт  почти  выдуманный)

Он  воспевал  туманы  и  сияние,
И  мир  минувший,  в  слове  возвратимый.
Он  ведал  совершенное  создание,
Встречая  и  читая  взгляд  любимой.

Но  стало  тесно  в  красоте  расцвеченной.
Пошел  к  свободе  грязной  он  дорогой,
И  в  век,  не  тишью  -  бурями  отмеченный,
Он  в  строки  обращал  разгул  громовый.

Читатели  иные  опечалены,
Находят:  превращение  сурово,  -
Но  та  дорога  и  поля,  бескрайние,
Живущие,  -  ему  внушили  слово.

14.06,  29.06.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=955489
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.08.2022


О поэте с грубым голосом

 О  поэте  с  грубым  голосом

(поэт  выдуманный)


Говорил  он  -  и  выслушать  было  трудно,
Не  каждый  отваживался  терпеть.
Так  звучал  он,  что  делалось  неуютно:
На  две  трети  -  тяжесть,  полет  -  на  треть.

Выбирал  он  те  темы  (иль  выбирали
Темы  -  речь  его),  какие  разят,
Не  хотят  щадить.  Замечал  он  страданье,
Как  и  знал  его.  Кто  ловчей,  пусть  льстят!

Но  решил  однажды:  суровости  мало,
А  нужна  надежда.  Так  продолжать
Он  не  хочет.  Ведь  жалость  и  нежность  -  правды
Добавляют  слову,  должны  звучать.

И  себя  подчинил  новому  стремленью,
Голосу,  как  прежде,  не  угождал.
Голос  груб  остался,  но  в  сочиненьях
Говоривший  разнообразней  стал.

Времена  прошли.  Грубый  голос  забылся,
И  читатель  поэта  скажет  порой:
Примечательно  автор  тот  изменился,
Мне  светлей,  когда  говорит  он  со  мной.

31.05.,  06,  24.06.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=955486
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.08.2022


Бывает, нет нужнее тихой песни

Бывает,  нет  нужнее  тихой  песни,
Пусть  слушателей  привлечет  не  сразу.
Признают:  к  ней  прислушаться  -  уместно,
Хоть  песня  громкая  была  прекрасной.

Царила  песня  громкая,  внушая,
Что  торжество  за  ней  и  любованье.
Кто  слушал,  таял  в  ней,  не  отрицая,
Что  властным  наслаждается  звучаньем.

Но  миг  пришел  другой:  того,  что  громко
Уж  мало,  и  тебе  куда  важнее,
Чтоб  говорили,  но  с  тобою  только,
Вниманье  пробудить  и  дать  умели.

И  разные  прислушаются  вместе...
Дальнейшее  -  не  тотчас  же  представить:
Наверное,  вернешься  к  громкой  песне,
О  песне  тихой  сохраняя  память.

20.03.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=953897
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 20.07.2022


W. B. Yeats. A coat. Переклад

Оригінал:

W.B.  Yeats

A  COAT

I  made  my  song  a  coat
Covered  with  embroideries
Out  of  old  mythologies
From  heel  to  throat;
But  the  fools  caught  it,
Wore  it  in  the  world’s  eye
As  though  they’d  wrought  it.
Song,  let  them  take  it
For  there’s  more  enterprise
In  walking  naked.

Мій  переклад:

В.Б.  Єйтс

Одяг

Я  пісні  одяг  зшив
З  розкішним  вишиванням
Із  давнього  сказання,
Щоб  постать  всю  укрив.
Невігласи  якісь,
Яким  він  до  вподоби,
У  нього  вбрались,  мов  вони  й  створили.
Та,  пісне,  не  журись:
Як  з'явишся  ти  гола,
То  більші  виявиш  відвагу  й  силу.

Переклад  21.06.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=953088
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 12.07.2022


W. B. Yeats. A Coat. Перевод

Оригинал:

W.B.  Yeats

A  COAT

I  made  my  song  a  coat
Covered  with  embroideries
Out  of  old  mythologies
From  heel  to  throat;
But  the  fools  caught  it,
Wore  it  in  the  world’s  eye
As  though  they’d  wrought  it.
Song,  let  them  take  it
For  there’s  more  enterprise
In  walking  naked.


Мой  перевод:

У.Б.  Йейтс

Наряд

Я  для  песни  сшил  наряд
И  украсил  вышиваньем
Из  старинного  преданья  -
Яркий  с  головы  до  пят.
Есть  глупцы,  кто  им  прельщен,  -
И  присвоили,  надели,
Будто  ими  сотворен.
Песня,  им  позволь  дурить:
Голой  большие  сумеешь
Смелость,  силу  ты  явить.

Перевод  21.06.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=953086
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 12.07.2022


Сонет Списотрусів (Шекспіра) 93. Переклад

Продовження  сонета  92.  Ліричний  герой  пана  Списотруса  вирішує,  що  уявлятиме,  наче  не  знає  про  невірність  своєї  любові,  бо  невірність  поки  що  не  відображається  у  зовнішності.


Оригінал:

93.

So  shall  I  live  supposing  thou  art  true
Like  a  deceived  husband;  so  love’s  face
May  still  seem  love  to  me,  though  altered  new—
Thy  looks  with  me,  thy  heart  in  other  place.
For  there  can  live  no  hatred  in  thine  eye,
Therefore  in  that  I  cannot  know  thy  change.
In  many’s  looks  the  false  heart’s  history
Is  writ  in  moods  and  frowns  and  wrinkles  strange;
But  heaven  in  thy  creation  did  decree
That  in  thy  face  sweet  love  should  ever  dwell;
Whate’er  thy  thoughts  or  thy  heart’s  workings  be,
Thy  looks  should  nothing  thence  but  sweetness  tell.
How  like  Eve’s  apple  doth  thy  beauty  grow
If  thy  sweet  virtue  answer  not  thy  show!

Мій  переклад:

93.

Продовжу  жить,  немов  ще  вірність  маєш.
Як  чоловік,  довірливий  дарма,
Прийму,  що  зовні  є.  Не  відвертаєш
Обличчя,  хоч  вже  приязнь  відійшла.

Ненависть  і  твій  зір  —  геть  несумісні,
Не  видаєш,  що  змеркли  почуття.
Обличчя  інші  скривлять  ненавмисно  —
Й  нещирі  викажуть  себе  серця.

Та  як  любов,  весь  час  тобі  дивитись  —
Так  створено  тебе,  й  не  буде  змін.
Задумувати  зраду  можеш,  злитись  —
Ласкавий  погляд  збережеш  один.

Краса,  мов  Єви  яблучко,  шкідлива,
Як  ласка  —  зовні,  суть,  проте,  —  зрадлива!

Переклад  10.07.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=952968
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.07.2022


Cонет Списотрусів (Шекспіра) 92. Переклад

Ліричний  герой  пана  Списотруса  намагається  переконати  себе,  що  у  випадку  невірності  любові  він  насправді  не  втратить,  навіть  якщо  через  це  вмре.

Оригінал:

92

But  do  thy  worst  to  steal  thyself  away,
For  term  of  life  thou  art  assured  mine,
And  life  no  longer  than  thy  love  will  stay,
For  it  depends  upon  that  love  of  thine.
Then  need  I  not  to  fear  the  worst  of  wrongs
When  in  the  least  of  them  my  life  hath  end.
I  see  a  better  state  to  me  belongs
Than  that  which  on  thy  humour  doth  depend.
Thou  canst  not  vex  me  with  inconstant  mind,
Since  that  my  life  on  thy  revolt  doth  lie.
O,  what  a  happy  title  do  I  find—
Happy  to  have  thy  love,  happy  to  die!
But  what’s  so  blessed  fair  that  fears  no  blot?
Thou  mayst  be  false,  and  yet  I  know  it  not.

Мій  переклад:

92

Вигадуй  будь-що,  щоб  порвать  зі  мною,
Та  наша  єдність  чинна  все  життя,
Яке  з  твоєю  втрачу  я  любов’ю:
Його  умова  —  це  любов  твоя.

Що  б’є  найлегше,  смерть  мені  спричинить,
Найгірше  лихо,  отже,  —  нестрашне.
Тут  біль  несуть  твої  химери  плинні,
Натомість  прийме  ліпший  світ  мене.

Як  хочеш,  змінюйся,  —  не  постраждаю,
Бо  здатна  зміна  вік  мій  вкоротить.
Як  любиш  —  добре,  добре,  як  вмираю  —
Такі  мої  права,  що  скрізь  щастить.

Де  яснота,  щоб  плямки  не  боялась?
Твоя  від  мене  зрада  заховалась.

Переклад  09.07.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=952966
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.07.2022


Сонет Списотрусів (Шекспіра) 65. Переклад

Ліричний  герой  пана  Списотруса  розмірковує  про  спосіб  збереження  краси  улюбленої  людини  і  знаходить  парадоксальний  спосіб.  

Оригінал:

65.  Since  brass,  nor  stone,  nor  earth,  nor  boundless  sea,  
But  sad  mortality  o’ersways  their  power,  
How  with  this  rage  shall  beauty  hold  a  plea,  
Whose  action  is  no  stronger  than  a  flower?  

O  how  shall  summer’s  honey  breath  hold  out
Against  the  wrackful  siege  of  battering  days  
When  rocks  impregnable  are  not  so  stout,  
Nor  gates  of  steel  so  strong,  but  time  decays?  

O  fearful  meditation!  Where,  alack,  
Shall  time’s  best  jewel  from  time’s  chest  lie  hid,  
Or  what  strong  hand  can  hold  his  swift  foot  back,  
Or  who  his  spoil  of  beauty  can  forbid?

O  none,  unless  this  miracle  have  might:  
That  in  black  ink  my  love  may  still  shine  bright.

Мій  переклад:

Мідь,  камінь,  ґрунт,  роздоле  море  -  змінні;  
Такі  могутні,  їх  скоряє  тлін  -
Як  лють  його  здолать  красі  чутливій
З  крихким,  мов  квітка,  позовом  своїм?  

На  смерть  облога,  дні  -  це  зброя  штурму,  
І  любий  подих  літа  -  ціль  для  них...  
Як  витримає  він?  Це  й  скалам  скрутно,  
Й  сталевим  брамам:  час  все  нищить  звик.

Гнітить  і  думка  навіть!  Чи  можливо,  
Щоб  час  свого  ж  багатства  не  губив?  
Яка  би  час  швидкий  спинила  сила,  
Щоб  він  красу  пограбувать  не  смів?

Хіба  що  дасть  любов  цей  подарунок:  
Чорнило  чорне  -  ясноти  рятунок.

Переклад  24.05.2022




адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=948676
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 24.05.2022


Кр. Марло. Два уривки з першої частини трагедії Тамерлан Великий. Переклади

Переклала  два  невеликі  фрагменти  з  першої  частини  трагедії  Крістофера  Марло  "Тамерлан  Великий".  Далі  -  невеликий  попередній  коментар,  тексти  оригіналів  і  мої  переклади.

(Я  знаю  точно,  як,  можливо,  й  ви,  що  існують  українські  переклади  "Трагічної  історії  доктора  Фауста/Фавста"  Марло,  але  не  знаю  про  існування  перекладів  його  "Тамерлана".  Переклади  двох  уривків,  що  наводяться  нижче,  робилися  без  порівняння  ані  з  тими,  що  точно  існують,  російськими  перекладами  цієї  трагедії,  ані  з  її  українськими  перекладами).

Трагедія  великого  англійського  поета  і  драматурга  Крістофера  Марло  (1564  -  1593)  "Тамерлан  Великий"  ("Tamburlaine  the  Great",  у  двох  частинах,  вперше  надрукована  у  1590  р.)  -  один  з  найбільш  важливих  літературних  творів  Європейського  Відродження.  Це  твір  приголомшливий:  досконалий  за  формою,  але  досить  страшний  за  змістом  -  або  який  може  справляти  таке  враження.  Зустріч  з  "Тамерланом"  може  бути  водночас  захопливою  і  жахливою.  Для  англійського  театру  кінця  XVI  ст.  Марло  змальовує  життя  і  постать  одного  з  найбільших  володарів  і  полководців  в  історії.  Улюбленець  зірок  Тамерлан,  крокуючи  шляхом  своєї  долі,  зі  скіфського  пастуха  перетворюється  на  великого  завойовника.  Ніхто  з  земних  царів  нездатний  протистояти  йому;  переможний  шлях  Тамерлана  зупиняє  тільки  смерть.
Мабуть  що  для  переважної  більшості  сучасних  нам  глядачів  і  читачів  Тамерлан  Марло  постає  передусім  як  втілення  безупинного  і  безкарного  наступу,  образ  жорстокого  і  впевненого  в  своїй  силі  загарбника.  В  ньому  бачили  також  один  з  перших  літературних  образів  надлюдини  чи  представника  епохи  Ренесансу.  Тамерлан  страшний,  але  і  блискучий.  Можливо,  він  стає  ще  страшніший  від  того,  що  автор  ним  захоплюється.  Так  чи  інакше,  автор  прагне  наділити  його  ірраціональною  привабливістю,  робить  його  фігурою,  яка  не  має  собі  суперників  за  значущістю  у  п'єсі,  і  тому  Тамерлан  загрожує  подавити  глядачів  так  само,  як  він  перемагає  своїх  сценічних  супротивників  -  як  велет.  Втім,  вже  від  читача  чи  глядача  залежить,  як  визначити  своє  ставлення  до  постаті  Тамерлана,  і  чи  вдасться  чинити  власний  опір  його  наступові.  Тамерлан  Марло,  ймовірно,  задуманий  як  автопортрет  драматурга;  можливо,  тому  Шекспір  у  п'єсі  "Як  вам  це  до  вподоби"  (близько  1601  р.)  згадує  Марло  як  "мертвого  пастуха".
У  Тамерлана  є  кохана,  царівна  Зінократа.  Він  взяв  її  в  полон,  і  зумів  викликати  в  неї  кохання  так  само  пристрасне,  як  і  те,  яке  вона  збудила  в  нього.  Тамерлан  насправді  кохає  Зінократу,  і  вона  насправді  кохає  його  -  цьому  не  може  завадити  навіть  жорстокість  Тамерлана,  яка  врешті  викликає  відразу  у  Зінократи.  Іноді,  коли  вона  намагається  висловлювати  жалість,  Зінократа  утворює  контраст  до  Тамерлана,  проте  вона  все  одно  залишається  під  владою  свого  тяжіння  до  нього.  Згодом  Зінократа  стає  дружиною  Тамерлана,  народжує  йому  синів,  і  у  другій  частині  п'єси  Тамерлан  у  скорботі  оплакує  її  смерть.
Надалі  наводяться  один  з  монологів  Тамерлана  і  невелика  сцена  за  участю  Зінократи  з  першої  частини  трагедії.

Оригінал:

Tamburlaine's  Speech  ("Tamburlaine  the  Great",  part  1,  act  IV,  scene  2)

Now  clear  the  triple  region  of  the  air,
And  let  the  Majesty  of  Heaven  behold
Their  scourge  and  terror  tread  on  emperors.
Smile,  stars  that  reign'd  at  my  nativity,
And  dim  the  brightness  of  your  neighbour  lamps,
Disdain  to  borrow  light  of  Cynthia!
For  I,  the  chiefest  lamp  of  all  the  earth,
First  rising  in  the  east  with  mild  aspect,
But  fixed  now  in  the  meridian  line,
Will  send  up  fire  to  your  turning  spheres,
And  cause  the  sun  to  borrow  light  of  you.
My  sword  struck  fire  from  his  coat  of  steel,
Even  in  Bithynia,  when  I  took  this  Turk;
As  when  a  fiery  exhaltation,
Wrapt  in  the  bowels  of  a  freezing  cloud,
Fighting  for  passage,  makes  the  welkin  crack,
And  casts  a  flash  of  lightning  to  the  earth:
But,  ere  I  march  to  wealthy  Persia,
Or  leave  Damascus  and  th'Egyptian  fields,
As  was  the  fame  of  Clymene's  brain-sick  son
That  almost  brent  the  axle-tree  of  heaven,
So  shall  our  swords,  our  lances,  and  our  shot
Fill  all  the  air  with  fiery  meteors;
Then,  when  the  sky  shall  wax  as  red  as  blood,
It  shall  be  said  I  made  it  red  myself,
To  make  me  think  of  naught  but  blood  and  war.

Мій  переклад:

Крістофер  Марло.

Монолог  Тамерлана  (частина  1,  акт  IV,  сцена  2)

Розтань,  повітряний  потрійний  шаре:
Нехай  з  небес  боги  великі  бачать,
Як  я,  їх  бич,  земних  царів  караю.
Засмійтеся,  ви,  зорі,  що  сіяли,
Коли  родився  я,  затьмарте  решту;
Ганьба  -  брать  світло  в  місячної  діви!
Бо  я  -  землі  світильник  головний:
На  Сході  я  зійшов  ще  несміливо,
Але  тепер  зеніту  досягнув  я,
І  вам  пошлю  з  землі  такий  вогонь,
Що  Сонце  буде  змушене  вам  заздрить!
Мій  меч  вогонь  із  піхов  з  криці  висік
Уже  в  Віфінії,  де  взяв  я  Турка,  -
Так  само  вогняна  вчиняє  пара,
Заточена  у  надрах  хмар  холодних,
Коли  за  вихід  б'ється:  зломить  небо
І  спалах  блискавки  на  землю  зронить.
Та  перш,  ніж  в  Персію  я  попрямую,
Дамаск  залишу  і  поля  Єгипту,
Зроблю,  як  божевільний  син  Клімени,
Що  вісь  небесну  ледве  не  спалив.
Нехай  мечів,  списів  удари  наших
Заповнять  небо,  як  вогненні  зорі!
Коли  воно,  мов  кров,  почервоніє,
Хай  скажуть  -  Тамерлан  наклав  цю  фарбу,
Щоб  думати  про  кров  лиш  і  про  смерть.

Переклад  11.10.2014

Турок  -  цар  Баязид,  якого  полонив  Тамерлан.

Син  Клімени  -  Фаетон.

Оригінал:

Zenocrate's  Scene  ("Tamburlaine  the  Great",  part  1,  act  V,  scene  1)

Enter  Zenocrate  and  Anippe

Zenocrate

Wretched  Zenocrate!  That  liv'st  to  see
Damascus'  walls  dy'd  with  Egyptians'  blood,
Thy  father's  subjects  and  thy  contrymen;
The  streets  strow'd  with  dissever'd  joints  of  men,
And  wounded  bodies  gasping  yet  for  life;
But  most  accurs'd,  to  see  the  sun-bright  troop
Of  heavenly  virgins  and  unspotted  maids
(Whose  looks  might  make  the  angry  god  of  arms
To  break  his  sword  and  mildly  treat  of  love)
On  horsemen's  lances  to  be  hoisted  up,
And  guiltlessly  endure  a  cruel  death;
For  every  fell  and  stout  Tartarian  steed,
That  stamp'd  on  others  with  their  thundering  hoofs,
When  all  their  riders  charg'd  their  quivering  spears,
Began  to  check  the  ground  and  rein  themselves,
Gazing  upon  the  beauty  of  their  looks.
Ah,  Tamburlaine,  wert  thou  the  cause  of  this,
That  term'st  Zenocrate  thy  dearest  love?
Whose  lives  were  dearer  to  Zenocrate
Than  her  own  life,  or  aught  save  thine  own  love.
But  see,  another  bloody  spectacle!
Ah,  wretched  eyes,  the  enemies  of  my  heart,
How  are  ye  glutted  with  these  grievous  objects,
And  tell  my  soul  more  tales  of  bleeding  ruth!
See,  see,  Anippe,  if  they  breathe  or  no.

Anippe

No  breath,  nor  sense,  nor    motion.  in  them  both:
Ah,  madam,  this  their  slavery  hath  enforc'd,
And  ruthless  cruelty  of  Tamburlaine!

Zenocrate

Earth,  cast  up  fountains  from  thy  entrails,
And  wet  thy  cheeks  for  their  untimely  deaths;
Shake  with  their  weight  in  sign  of  fear  and  grief!
Blush,  heaven,  that  gave  them  honour  at  their  birth,
And  let  them  die  a  death  so  barbarous!
Those  that  are  proud  of  fickle  empery
And  place  their  chiefest  good  in  earthly  pomp,
Behold  the  Turk  and  his  great  empress!
Ah,  Tamburlaine  my  love,  sweet  Tamburlaine,
That  fight's  for  sceptres  and  for  slippery  crowns,
Behold  the  Turk  and  his  great  emperess!
Thou  that,  in  conduct  of  thy  happy  stars,
Sleep'st  every  night  with  conquest  on  thy  brows,
And  yet  wouldst  shun  the  wavering  turns  of  war,
In  fear  and  feeling  of  the  like  distress,
Behold  the  Turk  and  his  great  emperess!
Ah,  mighty  Jove  and  holy  Mahomet,
pardon  my  love!  O,  pardon  his  contempt
Of  earthly  fortune  and  respect  of  pity;
And  let  not  conquest,  ruthlessly  pursu'd,
Be  equally  against  his  life  insens'd
In  this  great  Turk  and  hapless  emperess!
And  pardon  me  that  was  not  mov'd  with  ruth
To  see  them  live  so  long  in  misery!
Ah,  what  may  chance  to  thee,  Zenocrate?

Anippe

Madam,  content  yourself,  and  be  resolv'd,
Your  love  hath  Fortune  so  at  his  command,
That  she  shall  stay,  and  turn  her  wheel  no  more,
As  long  as  life  maintains  his  mighty  arm
That  fights  for  honour  to  adorn  your  head.

Мій  переклад:

Сцена  і  плач  Зінократи  (частина  1,  акт  V,  сцена  1)

(Турецький  цар  Баязид  і  його  дружина  Забіна,  які  були  в  полоні  у  Тамерлана  і  зазнавали  численних  брутальних  принижень,  покінчили  самогубством.  Тільки-но  це  сталося,  входять  Зінократа,  наречена  Тамерлана,  й  Аніппа,  її  служниця.  У  цей  час  Тамерлан  воює  з  Дамаском,  який  визнає  владу  батька  Зінократи,  єгипетського  султана).

Зінократа

Царівно  бідолашна!  Що  ти  бачиш  -
Дамаска  стіни  кров  пофарбувала
Твоїх  краян  та  батькових  підданців;
Всі  вулиці  вкривають  рештки  людські
Й  поранені,  що  до  життя  волають;
А  найстрашніше  -  це  тіла  дівчат
Незайманих,  цнотливих,  безневинних...
Якби  побачив  їх  сам  бог  війни  -
Зламав  би  меч,  любов  би  проповідав.
Та  вершники  їх  взяли  на  списи
І  смерть  лиху  їм  завдали  безкарно,
Хоч  навіть  коні  у  татарськім  війську  -
Безжальні,  звиклі  по  тілах  ступати,  -
Як  ті  списи  в  повітрі  затремтіли,
Геть  відсахнулись,  здиблюватись  стали,
Зворушені  тих  мучениць  красою.
О,  Тамерлане,  чи  не  ти  це  чиниш  -
Той,  хто  назвав  мене  своїм  коханням?
А  жертв  твоїх  життя  мені  дорожчі,
За  все  -  окрім  лише  твого  кохання.
Та  що  це?  Ще  видовище  криваве!
Нещасні  очі,  серця  вороги,
Наситили  вас  явища  потворні,
Та  горе  знов  показуєте  серцю!
Ще,  може,  дихають?  Поглянь,  Аніппо!

Аніппа

Не  дихають,  не  чують,  непорушні.
О,  пані,  смерть  здалася  їм  гарніша
За  рабство  та  жорстокість  Тамерлана!

Зінократа

О,  Земле,  надішли  з  глибин  потоки,
Оплакуй  смерть  невчасну  та  жорстоку,
Тремти,  як  бачиш  горе  ти  жахливе!
Ганьба,  о  небо  -  з  честю  їх  створило,
Щоб  так  безчесно  смерть    взяла    їх  грізна!
Дивись,  хто  пестує  могуть  мінливу,
Шанує  над  усе  пишноту  світу,  -
Ось  цар  турецький  і  цариця  пишна!
Дивись,  о,  мій  коханий  Тамерлане,
Ти,  той,  хто  за  вінці  минущі  б'ється,  -
Ось  цар  турецький  і  цариця  пишна!
До  тебе  вже  такі  прихильні  зорі,
Що  сниш  завоюваннями  новими,
Та  й  ти  би  оминав  непевне  щастя
Війни,  якби  лякало  зло  подібне,  -
Ось  цар  турецький  і  цариця  пишна!
Пророче  і  Юпітере  всевладний,
Моїй  любові  вибачте  зневагу
До  долі  людської  і  милосердя!
Нехай  невпинні  ці  завоювання
Не  вразять  в  бік  зворотній,  не  помстяться
Ці  цар  турецький  і  цариця  бідна!
І  вибачте  мені  жалю  нестаток,
Бо  довго  їх  страждання  споглядала!
Яку  зустрінеш  долю,  Зінократо?

Аніппа

Вдоволені  й  міцніші  будьте,  пані:
Коханий  ваш  -  такий  господар  Долі,
Що  їй  звелить  він  колесо  спинити,
Аж  доки  є  життя  в  руці  могутній:
Честь,  що  він  виборе,  вас  увінчає.

Переклад  12.10.2014

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=948476
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 22.05.2022


Эмилия Бассано Ланье. Скорбь Девы Марии и приветствие Ей. Перевод


Фрагмент  поэмы  Эмилии  Бассано  Ланье/Ланьер  (1569–1645)  'Salve  Deus  Rex  Judaeorum'  («Привет  Тебе,  Господи,  Царь  Иудейский»)  (1611).
В  основе  этого  эпизода  –  описание  Благовещения  в  Евангелии  от  Луки  (1:26–38).

Оригинал:

Aemilia  Lanyer  (1569–1645)

From  Salve  Deus  Rex  Judaeorum

The  Salutation  and  Sorrow  of  the  Virgin  Mary

His  woeful  mother  waiting  on  her  son,
All  comfortless  in  depth  of  sorrow  drowned;
Her  griefs  extreme,  although  but  new  begun,
To  see  his  bleeding  body  oft  she  swooned;
How  could  she  choose  but  think  herself  undone,
He  dying,  with  whose  glory  she  was  crowned?
None  ever  lost  so  great  a  loss  as  she,
Being  son  and  father  of  eternity.

Her  tears  did  wash  away  his  precious  blood,
That  sinners  might  not  tread  it  under  feet
To  worship  him,  and  that  it  did  her  good
Upon  her  knees,  although  in  open  street,
Knowing  he  was  the  Jesse  flower  and  bud
That  must  be  gathered  when  it  smelled  most  sweet:
Her  son,  her  husband,  father,  saviour,  king,
Whose  death  killed  death,  and  took  away  his  sting.

Most  blessed  virgin,  in  whose  faultless  fruit
All  nations  of  the  earth  must  needs  rejoice,
No  creature  having  sense,  though  ne’er  so  brute,
But  joys  and  trembles  when  they  hear  his  voice,
His  wisdom  strikes  the  wisest  persons  mute;
Fair  chosen  vessel,  happy  in  his  choice,
Dear  mother  of  our  Lord,  whose  reverend  name
All  people  blessed  call,  and  spread  thy  fame.

For  the  almighty  magnified  thee,
And  looked  down  upon  thy  mean  estate;
Thy  lowly  mind,  and  unstained  chastity,
Did  plead  for  love  at  great  Jehovah’s  gate,
Who  sending  swift-winged  Gabriel  unto  thee,
His  holy  will  and  pleasure  to  relate;
To  thee  most  beauteous  queen  of  womankind,
The  angel  did  unfold  his  maker’s  mind.

He  thus  began:  ‘Hail  Mary  full  of  grace,
Thou  freely  art  beloved  of  the  Lord,
He  is  with  thee,  behold  thy  happy  case.’
What  endless  comfort  did  these  words  afford
To  thee  that  saw’st  an  angel  in  the  place
Proclaim  thy  virtue’s  worth,  and  to  record
Thee  blessed  among  women:  that  thy  praise
Should  last  so  many  worlds  beyond  thy  days.

Lo,  this  high  message  to  thy  troubled  spirit,
He  doth  deliver  in  the  plainest  sense;
Says,  thou  shouldst  bear  a  son  that  shall  inherit
His  father  David’s  throne,  free  from  offence,
Calls  him  that  holy  thing,  by  whose  pure  merit
We  must  be  saved;  tells  what  he  is,  of  whence,
His  worth,  his  greatness,  what  his  name  must  be,
Who  should  be  called  the  son  of  the  most  high.

He  cheers  thy  troubled  soul,  bids  thee  not  fear,
When  thy  pure  thoughts  could  hardly  apprehend
This  salutation,  when  he  did  appear;
Nor  couldst  thou  judge,  whereto  those  words  did  tend;
His  pure  aspect  did  move  thy  modest  cheer
To  muse,  yet  joy  that  God  vouchsafed  to  send
His  glorious  angel,  who  did  thee  assure
To  bear  a  child,  although  a  virgin  pure.

Nay  more,  thy  son  should  rule  and  reign  forever;
Yea,  of  his  kingdom  there  should  be  no  end;
Over  the  house  of  Jacob,  heaven’s  great  giver
Would  give  him  power,  and  to  that  end  did  send
His  faithful  servant  Gabriel  to  deliver
To  thy  chaste  ears  no  word  that  might  offend:
But  that  this  blessed  infant  born  of  thee,
Thy  son,  the  only  son  of  God  should  be.

When  on  the  knees  of  thy  submissive  heart
Thou  humbly  didst  demand,  how  that  should  be?
Thy  virgin  thoughts  did  think,  none  could  impart
This  great  good  hap,  and  blessing  unto  thee;
Far  from  desire  of  any  man  thou  art,
Knowing  not  one,  thou  art  from  all  men  free:
When  he  to  answer  this  thy  chaste  desire,
Gives  thee  more  cause  to  wonder  and  admire.

That  thou  a  blessed  virgin  should  remain,
Yea,  that  the  Holy  Ghost  should  come  on  thee
A  maiden  mother,  subject  to  no  pain,
For  highest  power  should  overshadow  thee:
Could  thy  fair  eyes  from  tears  of  joy  refrain,
When  God  looked  down  upon  thy  poor  degree?
Making  thee  servant,  mother,  wife,  and  nurse
To  heaven’s  bright  king,  that  freed  us  from  the  curse.

Thus  being  crowned  with  glory  from  above,
Grace  and  perfection  resting  in  thy  breast,
Thy  humble  answer  doth  approve  thy  love,
And  all  these  sayings  in  thy  heart  do  rest:
Thy  child  a  lamb,  and  thou  a  turtle  dove,
Above  all  other  women  highly  blessed;
To  find  such  favour  in  his  glorious  sight,
In  whom  thy  heart  and  soul  do  most  delight.

What  wonder  in  the  world  more  strange  could  seem,
Than  that  a  virgin  could  conceive  and  bear
Within  her  womb  a  son,  that  should  redeem
All  nations  on  the  earth,  and  should  repair
Our  old  decays:  who  in  such  high  esteem,
Should  prize  all  mortals,  living  in  his  fear
As  not  to  shun  death,  poverty  and  shame,
To  save  their  souls,  and  spread  his  glorious  name.

And  partly  to  fulfil  his  father’s  pleasure,
Whose  powerful  hand  allows  it  not  for  strange,
If  he  vouchsafe  the  riches  of  his  treasure,
Pure  righteousness  to  take  such  ill  exchange;
On  all  iniquity  to  make  a  seizure,
Giving  his  snow-white  weed  for  ours  in  change:
Our  mortal  garment  in  a  scarlet  dye,
Too  base  a  robe  for  immortality.

Most  happy  news,  that  ever  yet  was  brought,
When  poverty  and  riches  met  together,
The  wealth  of  heaven,  in  our  frail  clothing  wrought
Salvation  by  his  happy  coming  hither:
Mighty  messiah,  who  so  dearly  bought
Us,  slaves  to  sin,  far  lighter  than  a  feather:
Tossed  to  and  fro  with  every  wicked  wind,
The  world,  the  flesh,  or  devil  gives  to  blind.

Who  on  his  shoulders  our  black  sins  doth  bear
To  that  most  blessed,  yet  accursed,  cross;
Where,  fastening  them,  he  rids  us  of  our  fear,
Yea  for  our  gain  he  is  content  with  loss,
Our  ragged  clothing  scorns  he  not  to  wear,
Though  foul,  rent,  torn,  disgraceful,  rough  and  gross,
Spun  by  that  monster  Sin,  and  weaved  by  Shame,
Which  grace  itself,  disgraced  with  impure  blame.

How  canst  thou  choose,  fair  virgin,  then  but  mourn,
When  this  sweet  offspring  of  thy  body  dies,
When  thy  fair  eyes  beholds  his  body  torn,
The  people’s  fury,  hears  the  women’s  cries;
His  holy  name  profaned,  he  made  a  scorn,
Abused  with  all  their  hateful  slanderous  lies,
Bleeding  and  fainting  in  such  wondrous  sort,
As  scarce  his  feeble  limbs  can  him  support.


Мой  перевод:

Эмилия  Бассано  Ланье  (1569–1645)

Скорбь  Девы  Марии  и  приветствие  Ей

(из  поэмы  Salve  Deus  Rex  Judaeorum  —  «Привет  Тебе,  Господи,  Царь  Иудейский»)

Вот  Мать  Его,  служившая  Ему.
Ей  утешенья  нет  в  горчайшей  доле.
Вмиг  знает  всю  страданий  глубину,
Мать  чувств  лишает  вид  Сыновней  крови.
Как  Ей,  с  Ним  славу  разделив  одну,
Не  разделить  теперь  одной  с  Ним  боли?
Утрат  нет,  что  равны  Ее  утрате:
Он  –  вечности  Созданье  и  Создатель.

Слезами  стала  кровь  Его  смывать
С  камней,  чтоб  нечестивцы  не  ходили,
И  так  свое  служенье  совершать
Смогла:  труды  Ей  муку  облегчили.
Цвет  Иессеев  лучший  расцветать
Недолго  мог:  жизнь  в  цвете  прекратили.
Он  –  Сын  Eй  и  Супруг,  Царь  и  Отец  Eй,
Идет  на  смерть,  чтоб  утвердить  бессмертье.

Благословенна  Дева  –  Та,  Чей  Плод
Безгрешный  всех  народов  мира  –  радость.
Всяк  разум,  хоть  в  невежестве  живет,
Речей  Его  в  восторге  хвалит  сладость.
Мудрец  Eго  мудрейшим  признает.
Хвала  Тебе  заслуженно  досталась,
Ты  –  Матерь  Божия,  Чье  чтится  имя
По  всей  земле,  Чья  слава  не  погибнет.

Всевышний  возвеличить  захотел
Тебя,  с  высот  Твою  заметил  скромность.
Смирение  Твое,  жизнь  в  чистоте
Просили  о  любви  у  врат  Господних.
И  быстрокрылый  Гавриил  к  Тебе
Летит  –  сказать,  что  Господу  угодно.
Тебе  –  Прекраснейшей,  всех  жен  Царице
Поведал  Ангел,  что  должно  случиться.

Сказал:  «О  Благодатная,  хвала,
С  Тобою  Божие  благоволенье!
Послушай,  где  Ты  счастье  обрела».
Должна  была  без  меры  утешенье
Ты  знать,  пока  речь  Ангела  текла,
Явив  к  Твоим  достоинствам  почтенье,
Открыв,  что  Ты  в  женах  благословенна,
Что  после  жизни  будешь  незабвенна.

Тебе,  встревоженной,  вещает  он,
Что  сбудется  с  Тобой,  нельзя  подробней:
Родишь  Ты  Сына,  Он  получит  трон
Давидов,  не  преступно,  но  законно.
И  говорит,  что  будет  мир  спасен
Той  чистотой  святой,  Тобой  рожденной.
Каков  Сын  будет,  что  вершить  Он  сможет,
Как  Сыну  Божию  наречься  должно.

Твою  тревогу  видя,  просит  страх
Изгнать  посланец,  но  Тебе  ведь  трудно
Понять,  зачем  он  обратился  так
И  рассудить,  зачем  сказал  так  чудно.
Посланец  честен,  и  его  слова
В  Тебя  вселяют  радость  –  как  и  думу:
К  Тебе  Господень  Ангел  обратился,
Зачнешь  Ты,  будучи  притом  девицей.

Да,  Сын  Твой  должен  сделаться  Царем,
Нет,  Царствию  не  будет  прекращенья.
Над  домом  Иакова  получит  Он
От  Бога  власть.  И  в  удостоверенье
К  Тебе  от  Бога  Гавриил  –  послом.
Для  слуха  чистого  нет  оскорбленья
В  том,  что  Младенец  появиться  должен,
Твой  будет  Сын  –  единственный  Сын  Божий.

Как  будет  это?  –  на  колени  став,
Ты  вопрошала,  сердцем  всем  покорна,
Сомнений  в  мыслях  чистых  не  держав
В  том,  что  к  свершенью  блага  уж  ведома.
Ты,  никогда  мужчины  не  желав,
Его  не  знала,  от  мужчин  свободна.
Ответил  Ангел  на  вопрос  невинный,
Дав  изумляться  большую  причину.

Благословенна,  девство  сохранишь,
И  Дух  Святой  найдет,  чтоб  так  свершилось.
Не  зная  боли,  Дева,  Ты  родишь,
Всевышний  осенит  Своею  силой.
Как  радостные  слезы  запретишь,
Коль  скромность  милость  Божью  получила?
Слугой,  женою,  матерью  и  нянькой
Спаситель  сделал,  ясный  Витязь  райский.

Венец  от  высшей  славы  получив,
Ты  милость  сочетаешь  с  совершенством.
Любовь  Свою  ответом  подтвердив,
Все  сказанное  помнила  Ты  сердцем.
Ты  –  Голубица.  Агнца  нам  родив,
Навек  благословенна  в  роде  женском.
Тебе  благословение  досталось
Того,  в  Ком  высшую  находишь  радость.

Какое  чудо  большим  нам  назвать?
Ведь  зачала  и  выносила  Сына
Во  чреве  Дева,  чтоб  спасенье  дать
Он  мог  народам  всем,  чтоб  искупил  Он
Все  наши  вины:  чтобы  награждать
Тех  смертных  стал,  кто,  вняв  Ему,  отныне
Страх  смерти,  бедности,  стыда  оставил,  –
Их  души  спас  Он  и  Себя  прославил.

Жил,  чтоб  Отца  желанию  свершиться.
Могучий  то  позволить  захотел:
Великое  богатство  жизни  чистой
Отдать  столь  дурно  –  за  грехи  –  в  обмен,
Чтоб  всей  неправоте  так  прекратиться.
Одежды  белые  отдать  велел
За  наши  –  а  они  ведь  в  пятнах  алых,
И  в  них  предстать  –  бессмертью  не  пристало.

Счастливей  не  бывало  новостей:
С  богатством  –  бедности  соединенье,
Обилье  рая  –  в  рубище  людей,
Пришествие,  с  которым  нам  –  спасенье.
Мессия  спас  нас  жертвою  Своей  –
Рабов  греха,  нас,  тех,  кто  легче  перьев:
Кем  запросто  играет  ветер  быстрый,
Чей  затемняют  взор  мир,  плоть,  нечистый.

Грехами  нашими  обременен,
На  Крест  благословенный  и  проклятый
Идет  Спаситель.  Нам  защита  Он
И  рад  для  нас  нести  Свою  утрату.
Идет,  в  одежду  нашу  облачен,
Хотя  дурна  она,  груба,  в  заплатах.
Грех  на  нее  напрял,  Бесчестье  ткало
И  Порицанье  пятна  разбросало.

Святая  Дева!  Как  не  горевать,
Когда  смерть  Сына  милого  Ты  видишь?
Коль  стали  при  Тебе  Его  терзать,
Рев  ярости  и  женский  плач  Ты  слышишь;
Коль  Праведного  стали  оскорблять,
Клевещут  на  Него  и  злобой  пышут?
Он  истекает  кровью,  так  слабеет,
Что  на  ногах  держаться  может  еле  ...

Перевод  24,  26.  10.  2020

В  переводе  прописных  букв  получилось  гораздо  больше,  чем  в  оригинале,  но  того  требует  наша  традиция,  когда  речь  идет  о  Христе  и  Богородице.
Цвет  Иессеев  –  то  есть  рода  царя  Давида,  сына  Иессея.  Из  рода  царя  Давида  происходил  Иосиф,  муж  Девы  Марии.  

-  в  пятнах  алых  –  в  крови  вследствие  мук  Христа.  

И  Порицанье  пятна  разбросало  –  буквально  «сама  благодать  унижена  нечистым  порицанием».

Иллюстрация:  «Благовещение»  (одно  из  «Благовещений»)  Паоло  Веронезе,  1578.
Венеция,  галерея  Академии.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=944293
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 07.04.2022


Богородиця на мінареті

Її  гість  міста  пам'ятає  довго,
А  хто  живе  тут,  той  ще  змалку  звик:
Над  щебенем  веде  танок  Мадонна
В  вінку  із  зір.  Дух  чистий  сяє  в  них.

На  мінарет  її  у  місті  давнім
Поставлено  як  перемоги  знак,
Щоб  ворог  біль  відчув...  Та  споглядає
Вона  без  гніву  всіх:  їй  видно  так.

Тут  ворожнечі  пам'ятник  тяжкої,
Та  вільний  від  цієї  боротьби
Не  бачить,  що  фігура  й  вежа  -  в  спорі:
Дві  віри  в  символ  з'єднано  один.

Покров  її  -  для  всіх,  чужих  не  знає.
Не  раз  було:  як  хмарно  в  майбутті,
Мольба  до  неї:  "У  борні  будь  з  нами!",
Мольба  до  неї:  "Пощади  в  біді!"

Хмурніє  небо,  повертатись  -  грозам,
І  місто  пригадає  досить  зла,
Та  є  вона  -  щоб  припинялись  сльози,
Щоб  милість  страдникам  відповіла.

05.03.2022

Ілюстрація:  Богородиця  на  мінареті  в  Кам'янці-Подільському.

[youtube]https://youtu.be/vb_MjqBwxOI[/youtube]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941746
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 06.03.2022


Богородица на минарете

Ее  увидит  гость  и  помнит  долго,
А  сам  старинный  город  уж  привык:
Мадонна  пляшет  в  небе,  над  щебенкой,
В  венке  из  звезд,  свет  чистоты  -  от  них.

На  минарет  ее  как  знак  победы
Поставили,  чтоб  уязвить  врага,
Но  на  любых  она  глядит  без  гнева,
На  высоте  от  злобы  далека.

Здесь  -  памятник  борьбы  известной,  трудной,
Но  зритель  тот,  что  от  нее  храним,
Не  видит  спора  башни  и  фигуры:
Две  веры  символ  создали  один.

Защитница  -  для  всех,  чужих  не  знает.
Не  раз  уж  было:  тучи  впереди,
И  просьба  к  ней  летит:  "В  борьбе  будь  с  нами!",
И  просьба:  "Нас  в  несчастье  пощади!"

Темнеет  небо,  возвращаться  -  грозам,
Изведал  город  вереницу  бед,
Но  есть  она  -  чтоб  проходили  слезы,
Чтоб  был  страдавшим  милости  ответ.

03.03,  03.05.  2022

На  фото:  Богородица  на  минарете  в  Каменце-Подольском.

[youtube]https://youtu.be/hHBoUiMhQtM[/youtube]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941745
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.03.2022


Гермес на перекрестке (на мотив эпиграммы Аниты Тегейской)

Свой  анализ  стихотворения  античной  поэтессы  Аниты  Тегейской  постаралась  изложить  в  стихотворной  форме.

Гермес  на  перекрестке

(на  мотив  эпиграммы  Аниты  Тегейской)

Здесь  стою  я,  Гермес,  средь  сада  с  его  ветерками
На  перекрестке  дорог,  пенного  моря  вблизи,
Утомленным  мужам  обещая  отдых  с  дороги,
А  кристальный  родник  тихо  журчит  подо  мной.

(перевод  Ю.  Шульц)


Стоит  Гермес  на  перекрестке.
Взгляд  весел  и  спокоен  вид.
Он  путь  преодолеть  далекий
Вмиг  может  -  но  сейчас  стоит.

У  ног  родник  -  призыв  нерезкий;
Пейзаж  здесь  яркий:  море,  сад...
В  веках  стишок  остался  женский,
Тот  перекресток  описав.

Гермеса  статуя  не  лучшей,
Не  из  прославленных  была,
Но  все  ж  она  поток  бегущий
Замедлила,  внушив  слова.

Читаешь  их  -  и  сценку  видишь,
От  статуи  -  манящий  свет,
И  символов  невольно  ищешь
(Которых,  может,  в  них  и  нет).

Представим:  море  -  беспокойство;
Сад  -  сон;  в  него  -  ветрам  дохнуть;
И  множество  дорог...  Устройся
На  отдых:  свой  продолжишь  путь.

Пока  же  вот  -  воды  шептанье,
В  ветвях  -  забавы  ветерка,
И  неожиданное  знанье,
Что  носит  маску  шутника.

Даль  раздвигается  большая,
Покуда  в  обществе  таком
Ты  отдыхаешь.  Наблюдает
Гонец  гостей  над  родником,

И  представляется  колодец,
И  голос  слышится  другой:
"Мне  дай  напиться.  Коль  попросишь,
Я  дам  тебе  воды  живой".

18,  20.  09.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941608
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 04.03.2022


Несколько стихотворений Оскара Уайльда. Переводы

Несколько  стихотворений  Оскара  Уайльда.  Переводы

Эти  переводы  мне  понадобилось  сделать  уже  давно,  во-первых  -  для  практики,  во-вторых  -  для  воспоминаний  о  своих  путешествиях.
Переводы  сравнивались  с  несколькими  другими  русскими  переводами  тех  же  произведений  (опубликованными  в  сборнике  "Оскар  Уайльд.  Полное  собрание  стихотворений  и  поэм".  Предисловие,  составление  Витковского    Е.В.  Спб:  Евразия,  2000,  а  также  другими,  найденными  в  Интернете),  но  уже  после  того,  как  были  сделаны.


Оригинал:  

Oscar  Wilde

Impressions  du  matin

The  Thames  nocturne  of  blue  and  gold
Changed  to  a  Harmony  in  grey:
A  barge  with  ochre-coloured  hay
Dropt  from  the  warf:  and  chill  and  cold.

The  yellow  fog  came  creeping  down
The  bridges,  till  the  houses'  walls
Seemed  changed  to  shadows  and  St.  Paul's
Loomed  like  a  bubble  o'er  the  town.

The  suddenly  arose  the  clang
Of  waking  life;  the  streets  were  stirred
With  country  waggons:  and  a  bird
Flew  to  the  glistening  roofs  and  sang.

But  one  pale  woman  all  alone,
The  daylight  kissing  her  wan  hair,
Loitered  beneath  the  gas  lamps  flare,
With  lips  of  flame  and  heart  of  stone.

Мой  перевод:  

 Оскар  Уайльд.  Impressions  du  matin
(Впечатления  от  утра)

Ночной  напев  реки  был  синь  и  золот,
Он  стройностью  сменился  некой  в  сером.
Вот  баржа  с  цвета  охры  сеном
От  верфи  отошла:    и  хворь,  и  холод.

Пришел,  полз  желтый  сумрак  по  мостам;
Казалось,  стены  обращались  в  тени.
Пузырь  над  городом  зареял  —
Тот  купол,  что  венчает  Павла  храм.

И  вдруг  задребезжало  пробужденье.
По  улицам  гремят  телеги  зычно.
Какая-то  взлетела  птичка
Вверх,  к  блеску  крыш  —  и  слышно  ее  пенье.

Да  женщина  неяркая  без  дела
Под  лампами  слоняется  одна.
Не  слышит  ласки  дня  она:
Уста  —  огонь,  душа  окаменела.

Перевод  18.08.2014

Почему  одна  строка  в  каждой  строфе  сокращена?  -  потому  что  переводчица  ничего  лучше  не  придумала.  :-(

Оригинал:

Oscar  Wilde

Sonnet  on  Approaching  Italy

I  reached  the  Alps:  the  soul  within  me  burned,
Italia,  my  Italia,  at  thy  name:
And  when  from  out  the  mountain’s  heart  I  came
And  saw  the  land  for  which  my  life  had  yearned,
I  laughed  as  one  who  some  great  prize  had  earned:
And  musing  on  the  marvel  of  thy  fame
I  watched  the  day,  till  marked  with  wounds  of  flame
The  turquoise  sky  to  burnished  gold  was  turned.
The  pine-trees  waved  as  waves  a  woman’s  hair,
And  in  the  orchards  every  twining  spray
Was  breaking  into  flakes  of  blossoming  foam:
But  when  I  knew  that  far  away  at  Rome
In  evil  bonds  a  second  Peter  lay,
I  wept  to  see  the  land  so  very  fair.

Мой  перевод:

Оскар  Уайльд

Сонет  на  приближение  к  Италии

Вот  Альпы  поднялись,  и  весь  я  —  пламя:
Как  мы  близки,  Италия  моя!
Из  сердца  гор  на  встречу  вышел  я,
Увидел  землю  —  жизни  всей  мечтанье.
Был  счастлив,  будто  выиграл  состязанье...
Да,  диво  —  слава  дивная  твоя!
Вот  ранит  красным  бирюзу  заря,
И  небо  примет  золота  блистанье.
Вершины  пиний,  что  волна  кудрей;
На  тонких  веточках  в  садах  фруктовых
Цвет  пышный  сыплет  искрами  живыми...
Но,  вспомнив,  что  сейчас  в  далеком  Риме
Петра  наместник  зла  надел  оковы,
Земля,  я  плакал  о  красе  твоей.

Перевод  19.  11.  2014

Примечания  переводчицы:  на  встречу  —  задумано  именно  как  существительное  с  предлогом,  а  не  как  наречие  "навстречу".  Лирический  герой  спешит  на  встречу  с  Италией.
Петра  наместник  зла  надел  оковы  —  имеется  в  виду  Папа  Римский  Пий  IX,  который,  отказавшись  признавать  объединенное  итальянское  королевство,  считал  себя  узником  в  Ватикане.

Оригинал:

Oscar  Wilde

Madonna  Mia

A  lily-girl,  not  made  for  this  world’s  pain,
With  brown,  soft  hair  close  braided  by  her  ears,
And  longing  eyes  half  veiled  by  slumberous  tears
Like  bluest  water  seen  through  mists  of  rain:
Pale  cheeks  whereon  no  love  hath  left  its  stain,
Red  underlip  drawn  in  for  fear  of  love,
And  white  throat,  whiter  than  the  silvered  dove,
Through  whose  wan  marble  creeps  one  purple  vein.
Yet,  though  my  lips  shall  praise  her  without  cease,
Even  to  kiss  her  feet  I  am  not  bold,
Being  o’ershadowed  by  the  wings  of  awe,
Like  Dante,  when  he  stood  with  Beatrice
Beneath  the  flaming  Lion’s  breast,  and  saw
The  seventh  Crystal,  and  the  Stair  of  Gold.

Мой  перевод:

Оскар  Уайльд.

Madonna  Mia

Дитя-цветок  —  не  для  нее  мир  злой;
Сноп  мягкой  тьмы  свит  в  косы  за  ушами,
И  страсть  в  глазах  за  кроткими  слезами  —
Густая  синь  за  дымкой  дождевой.
Чист  от  румянца  бледных  щек  покой;
Боясь  любви,  с  презреньем  морщит  губки;
На  шейке  мраморной,  белей  голубки,
Пурпурной  жилки  трещинка  одной.
Хвалу  поют  ей  губы  беспрестанно,
Но  и  коснуться  ножки  не  посмеют.
Смущен  я  под  крылом  благоговенья  —
Стоял  так  Данте  вместе  с  Благодатной,
Под  грудью  пламенного  Льва,  и  зрели
Седьмой  Кристалл  и  Золото  Ступеней.

Перевод  20.11.  2014

Примечания  переводчицы.  
Имя  Беатриче  буквально  означает  "дающая  блаженство",  что  имело  для  Данте  символическое  значение.  В  оригинале  стихотворения  оно  не  расшифровано.
Седьмой  Кристалл  -  седьмое  небо.  "Золото  Ступеней"  —  не  совсем  точный  перевод:  правильно  "Золотая  Лестница".
Еще  одна  неточность  в  финале  перевода:  Уайльд  сравнивает  настроение  своего  лирического  героя  с  состоянием  одного  Данте,  когда  он  стоял  вместе  с  Беатриче  и  видел,  что  она  ему  показывала.  По  переводу  может  создаться  впечатление,  что  описываются  чувства  их  обоих.

Оригинал:

Oscar  Wilde

Queen  Henrietta  Maria

(To  Ellen  Terry)

In  the  lone  tent,  waiting  for  victory,
She  stands  with  eyes  marred  by  the  mists  of  pain,
Like  some  wan  lily  overdrenched  with  rain:
The  clamorous  clang  of  arms,  the  ensanguined  sky,
War’s  ruin,  and  the  wreck  of  chivalry
To  her  proud  soul  no  common  fear  can  bring:
Bravely  she  tarrieth  for  her  Lord  the  King,
Her  soul  a-flame  with  passionate  ecstasy.
O  Hair  of  Gold!  O  Crimson  Lips!  O  Face
Made  for  the  luring  and  the  love  of  man!
With  thee  I  do  forget  the  toil  and  stress,
The  loveless  road  that  knows  no  resting  place,
Time’s  straitened  pulse,  the  soul’s  dread  weariness,
My  freedom,  and  my  life  republican!

Мой  перевод:

Оскар  Уайльд.

Королева  Генриетта-Мария
Эллен  Терри

Она  одна,  в  палатке,  ждет  победы.
Прекрасный  взгляд  затмился  боли  мглою  —
Так  лилию  бьет  сильный  дождь  порою.
Груб  битвы  гром,  кровь  напитала  небо,
Война  все  рушит,  гибель    кавалерам,
Всех  страх  разит  —  она  его  не  знает.
Супруга  дело  с  честью  защищает
В  одушевленье  страсти  несравненной.
Ты  —  золото,  ты  —  розы!  Родилась  ты
Любовью  зажигать  и  загораться!
С  тобою  я  забыл  труды  и  тяжесть,
И  бесконечный  путь  мой  в  безучастьи,
Срок  угасающий,  души  усталость,
Свободу,  как  и  жизнь  республиканца!

Перевод  21.  11.  2014

Примечание.  Генриетта-Мария  (1609  —  1669)  —  жена  Карла  I.  Эллен  Терри    (1847  —  1928)  —  английская  театральная  актриса,  ведущая  исполнительница  шекспировского  репертуара  и  муза  в  том  числе  Оскара  Уайльда.  Она  исполняла  роль  королевы  Генриетты-Марии  на  сцене,  в  драме  Вильяма  Гормана  Уиллса  "Карл  I"  (1879).
Срок  угасающий  —  в  оригинале  буквально  "затрудненный  пульс  времени".  Понято  в  том  смысле,  что  времени  остается  мало,  оно  "умирает"  для  лирического  героя,  который  постоянно  ощущает  его  недостаток.  

Оригинал:

Oscar  Wilde

Vita  Nuova

I  stood  by  the  unvintageable  sea
Till  the  wet  waves  drenched  face  and  hair  with  spray;
The  long  red  fires  of  the  dying  day
Burned  in  the  west;  the  wind  piped  drearily;
And  to  the  land  the  clamorous  gulls  did  flee:
‘Alas!’  I  cried,  ‘my  life  is  full  of  pain,
And  who  can  garner  fruit  or  golden  grain
From  these  waste  fields  which  travail  ceaselessly!’
My  nets  gaped  wide  with  many  a  break  and  flaw,
Nathless  I  threw  them  as  my  final  cast
Into  the  sea,  and  waited  for  the  end.
When  lo!  a  sudden  glory!  and  I  saw
From  the  black  waters  of  my  tortured  past
The  argent  splendour  of  white  limbs  ascend!

Мой  перевод:

Vita  Nuova

(особо  страшное  издевательство  над  стихами  Оскара  Уайльда)

Стоял  у  беспредельного  я  моря,
Лицо  ударам  брызг  его  подставил.
Прощаясь  алым  пламенем,  день  таял
На  западе;  вой  ветра  был  несчастен;
К  земле  тянулись  чайки,  криком  споря.
"Увы!  —  я  крикнул,  —  жизнь  мне  —  лишь  страданье!
Кто  ищет  золотого  урожая
На  мертвом  поле,  —  там,  где  труд  напрасен?!"
В  прорехах  сети,  толк  из  них  не  вышел,
Но  все  же  в  море  их  закинул  снова,
И  ждал,  что  напоследок  мне  досталось.
Что  это?  чудо  вдруг!  и  я  увидел:
Из  черных  вод  мучения  былого
Дуг  серебра  сиянье  поднималось!

Перевод  21.  11.  2014

Название  стихов  ("Новая  жизнь"  по-итальянски)  взято  у  книги  Данте  о  его  любви  к  Беатриче  и  начале  вдохновленного  ею  поэтического  творчества.

Unvintageable  sea  —  эпитет  взят  у  Гомера  (для  этого  перевода  выбран  перевод  "беспредельное  море").

Слово  limbs  в  последней  строке  допускает  разные  варианты  перевода:  поискав  и  сравнив,  можно  найти,  например,  "руки",  "крылья",  "лучи".  Для  этого  перевода  выбран  вариант  "дуги"  (в  смысле  -  края  поднимающегося  диска).

Встречается  также  другой  вариант  окончания:

My  nets  gaped  wide  with  many  a  break  and  flaw
Nathless  I  threw  them  as  my  final  cast
Into  the  sea,  and  waited  for  the  end.
When  lo!  a  sudden  glory!  and  I  saw
The  argent  splendor  of  white  limbs  ascend,
And  in  that  joy  forgot  my  tortured  past.

В  прорехах  сети,  толк  из  них  не  вышел,
Но  все  же  в  море  их  закинул  снова,
И  ждал,  что  напоследок  мне  досталось.
Что  это?  чудо  вдруг!  и  я  увидел:
Дуг  серебра  сиянье  поднималось,  —
И  радость  излечила  боль  былого.

Оригинал:

Oscar  Wilde

Ave  Maria  Gratia  Plena

Was  this  His  coming!  I  had  hoped  to  see
A  scene  of  wondrous  glory,  as  was  told
Of  some  great  God  who  in  a  rain  of  gold
Broke  open  bars  and  fell  on  Danae:

Or  a  dread  vision  as  when  Semele
Sickening  for  love  and  unappeased  desire
Prayed  to  see  God’s  clear  body,  and  the  fire
Caught  her  brown  limbs  and  slew  her  utterly:

With  such  glad  dreams  I  sought  this  holy  place,
And  now  with  wondering  eyes  and  heart  I  stand
Before  this  supreme  mystery  of  Love:

Some  kneeling  girl  with  passionless  pale  face,
An  angel  with  a  lily  in  his  hand,
And  over  both  the  white  wings  of  a  Dove.

Florence.

Мой  перевод:

Оскар  Уайльд

Ave  Maria  Gratia  Plena

Пришел  Он  так?  Увидеть  ожидал  я,
Как  слава  чуду  на  века  творится:
Великий  золотым  дождем  пролился,
Разбил  преграды,  оросил  Данаю.

Иль  ужас  утоления  желанья:
Явиться  Божество,  как  есть,  Семела,
Просила  -  смуглые  овеял  члены
Огонь,  и  сгинула  она,  сгорая.

Так  думая,  я  шел  в  святое  место,
Смотрю  -  взгляд  и  душа  в  недоуменьи...
Так  это  -  таинство  Любви  Всевышней:
Склонилась  тихо  бледная  невеста,
Да  ангел  с  лилией  в  руке  пред  нею,
Да  Крылья  белые  над  ними  выше.

Флоренция.

Перевод  20-21.  01.  2015

Примечание  переводчицы:  стихотворение,  как  можно  догадаться,  об  изображении  Благовещения.  Ave  Maria  Gratia  Plena  -  обращение  к  Богородице:  "Радуйся,  благодатная  Мария"  (буквально  "полная  благодати").
В  оригинале  прямо  сказано,  что  имеются  в  виду  крылья  голубя  -  Святого  Духа,  но  переводчица  решила,  что  это  будет  понятно  из  контекста.

Оригинал:

Oscar  Wilde

Italia

Italia!  thou  art  fallen,  though  with  sheen
Of  battle-spears  thy  clamorous  armies  stride
From  the  north  Alps  to  the  Sicilian  tide!
Ay!  fallen,  though  the  nations  hail  thee  Queen
Because  rich  gold  in  every  town  is  seen,
And  on  thy  sapphire-lake  in  tossing  pride
Of  wind-filled  vans  thy  myriad  galleys  ride
Beneath  one  flag  of  red  and  white  and  green.
O  Fair  and  Strong!  O  Strong  and  Fair  in  vain!
Look  southward  where  Rome’s  desecrated  town
Lies  mourning  for  her  God-anointed  King!
Look  heaven-ward!  shall  God  allow  this  thing?
Nay!  but  some  flame-girt  Raphael  shall  come  down,
And  smite  the  Spoiler  with  the  sword  of  pain.

Venice.

Мой  перевод:

Оскар  Уайльд

Италия

И  все  же  пала  ты,  страна  -  пускай  гордиться
Еще  ты  можешь  блеском  войск  своих  крикливых
От  Альп  полночных  до  полуденных  приливов.
Да,  пала  ты!  -  пускай  весь  мир  зовет  царицей
За  то,  что  вправе  чистым  золотом  хвалиться    
Твой  каждый  городок,  и  на  волнах  сапфирных
Столь  многих  ветром  окрыленных  и  спесивых
Скользят  судов  с  трехцветным  флагом  вереницы.
О,  ты  прекрасна  и  могуча  -  но  напрасно!
Взгляни  на  юг  -  там  Рим,  твой  оскверненный  город,
Лежит  и  о  Помазаннике  Божьем  плачет.
Взгляни  на  небо  -  Бог  смирился,  не  иначе?
Нет,  Рафаил,  огнем  одетый,  снидет  скоро,
Мечом  страданий  поразит  Злодея  властно.

Венеция.

Перевод  23-24.01.2015.

Примечания  переводчицы:  Уайльд  сильно  сокрушается  об  участи  Римского  Папы,  после  объединения  Италии  объявившего  себя  "узником"  в  Вечном  Городе.
Автор  в  оригинале  перечисляет  цвета  итальянского  флага  -  "красный,  и  белый,  и  зеленый"  -  возможно,  для  того,  чтобы  вполне  передать  цвета  и  яркость  изображаемой  им  в  стихах  картины.  Но  в  данном  переводе  перечисление  цветов  флага  не  передано.
flame-girt  Raphael  -  архангел  Рафаил;  flame-girt  -  буквально  означает,  видимо,  "препоясанный  пламенем".  Любителям  символизма  может  показаться  неслучайным,  что  два  мастера  итальянского  Возрождения,  украшавших  Ватикан  и  никак  между  собой  не  друживших,  были  тезками  двух  архангелов.

Оригинал:

Oscar  Wilde

Sonnet  On  Hearing  The  Dies  Irae

Sung  In  The  Sistine  Chapel

Nay,  Lord,  not  thus!  white  lilies  in  the  spring,
Sad  olive-groves,  or  silver-breasted  dove,
Teach  me  more  clearly  of  Thy  life  and  love
Than  terrors  of  red  flame  and  thundering.
The  hillside  vines  dear  memories  of  Thee  bring:
A  bird  at  evening  flying  to  its  nest
Tells  me  of  One  who  had  no  place  of  rest:
I  think  it  is  of  Thee  the  sparrows  sing.
Come  rather  on  some  autumn  afternoon,
When  red  and  brown  are  burnished  on  the  leaves,
And  the  fields  echo  to  the  gleaner’s  song,
Come  when  the  splendid  fulness  of  the  moon
Looks  down  upon  the  rows  of  golden  sheaves,
And  reap  Thy  harvest:  we  have  waited  long.

Мой  перевод:

Оскар  Уайльд

Сонет  на  гимн  "Dies  Irae"  в  Сикстинской  Капелле

Не  так,  Спаситель!  Белый  цвет  весною,
Голубки  серебро,  оливок  рощи,
О  подвиге  любви  мне  скажут  больше,
Чем  средь  огня  и  грома  я  открою.
На  виноградник  глядя,  я  с  Тобою,
Как  птичка  вечером  к  гнезду  стремится  -
Тогда  мне  Странник  без  приюта  мнится...
Ты  славен  песней  воробья  простою.
Приди  к  нам  в  осень,  как-то  в  вечер  теплый,
Когда  листву  блеск  алый  с  желтым  тронет,  
И  помнит  поле,  как  жнецы  певали,
Когда,  в  блистании  прекрасна  полном,
Луна  на  скирды  золотые  смотрит,
Прими  Свой  урожай:  мы  долго  ждали.

Перевод  24.01.  2015


Примечания  переводчицы:  Dies  Irae  -  "День  гнева"  (лат),  песнопение,  напоминающее  о  Страшном  Суде.    Лирический  герой  пытается  спорить  с  его  идеей.
Это,  наверное,  самое  красивое  и  глубокое  по  мысли  стихотворение  в  этой  подборке,  но  все  подробности  красоты  в  переводе  передать  не  удалось,  поэтому  требуются  некоторые  дополнения.
Рощи  оливок  в  оригинале  не  просто  так,  а  печальные.
Виноградники  тоже  не  просто  так,  а  на  холмах.
Во  второй  строфе  обыгрываются  две  Евангельские  ассоциации:  притча  о  работающих  на  винограднике  и  высказывание  Иисуса  "Лисицы  имеют  норы  и  птицы  небесные  -  гнезда,  а  Сын  Человеческий  не  имеет,  где  приклонить  голову".  
Gleaner  -  это  буквально  не  "жнец",  а  "тот,  кто  после  жатвы  подбирает  колосья"  (вечером,  когда  жатва  состоялась).  Эхо  в  поле  отзывается  на  его  песню.
Слово  "скирды",  к  счастью  для  переводчицы,  согласно  словарям,  имеет  два  ударения.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941571
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 03.03.2022


Sweet William’s Ghost. Переказ балади



Переказ  (досить  довільний)  балади,  де  до  нареченої  являється  привид  нареченого.

Оригінал:

77A:  Sweet  William’s  Ghost

77A.1  THERE  came  a  ghost  to  Margret’s  door,
With  many  a  grievous  groan,
And  ay  he  tirled  at  the  pin,
But  answer  made  she  none.
77A.2  ‘Is  that  my  father  Philip,
Or  is’t  my  brother  John?
Or  is’t  my  true-love,  Willy,
From  Scotland  new  come  home?’
77A.3  ‘’Tis  not  thy  father  Philip,
Nor  yet  thy  brother  John;
But  ’tis  thy  true-love,  Willy,
From  Scotland  new  come  home.
77A.4  ‘O  sweet  Margret,  O  dear  Margret,
I  pray  thee  speak  to  me;
Give  me  my  faith  and  troth,  Margret,
As  I  gave  it  to  thee.’
77A.5  ‘Thy  faith  and  troth  thou’s  never  get,
Nor  yet  will  I  thee  lend,
Till  that  thou  come  within  my  bower,
And  kiss  my  cheek  and  chin.’
77A.6  ‘If  I  shoud  come  within  thy  bower,
I  am  no  earthly  man;
And  shoud  I  kiss  thy  rosy  lips,
Thy  days  will  not  be  lang.
77A.7  ‘O  sweet  Margret,  O  dear  Margret,
I  pray  thee  speak  to  me;
Give  me  my  faith  and  troth,  Margret,
As  I  gave  it  to  thee.’
77A.8  ‘Thy  faith  and  troth  thou’s  never  get,
Nor  yet  will  I  thee  lend,
Till  you  take  me  to  yon  kirk,
And  wed  me  with  a  ring.’
77A.9  ‘My  bones  are  buried  in  yon  kirk-yard,
Afar  beyond  the  sea,
And  it  is  but  my  spirit,  Margret,
That’s  now  speaking  to  thee.’
77A.10  She  stretchd  out  her  lilly-white  hand,
And,  for  to  do  her  best,
‘Hae,  there’s  your  faith  and  troth,  Willy,
God  send  your  soul  good  rest.’
77A.11  Now  she  has  kilted  her  robes  of  green
A  piece  below  her  knee,
And  a’  the  live-lang  winter  night
The  dead  corp  followed  she.
77A.12  ‘Is  there  any  room  at  your  head,  Willy?
Or  any  room  at  your  feet?
Or  any  room  at  your  side,  Willy,
Wherein  that  I  may  creep?’
77A.13  ‘There’s  no  room  at  my  head,  Margret,
There’s  no  room  at  my  feet;
There’s  no  room  at  my  side,  Margret,
My  coffin’s  made  so  meet.’
77A.14  Then  up  and  crew  the  red,  red  cock,
And  up  then  crew  the  gray:
‘Tis  time,  tis  time,  my  dear  Margret,
That  you  were  going  away.’
77A.15  No  more  the  ghost  to  Margret  said,
But,  with  a  grievous  groan,
Evanishd  in  a  cloud  of  mist,
And  left  her  all  alone.
77A.16  ‘O  stay,  my  only  true-love,  stay,’
The  constant  Margret  cry’d;
Wan  grew  her  cheeks,  she  closd  her  een,
Stretchd  her  soft  limbs,  and  dy’d.

Мій  переказ:


Наречений-привид

-  До  тебе  прийшов  я,  кохана,
привітай  мене!
До  тебе  прийшов,  моя  мила,
зустрічай  мене!

-  Чи  то  батько  мій,  чи  то  братик  мій,
чи  то  з  чужини  прийшов  милий  мій?

-  Не  батько  твій  і  не  брат  твій,
любове  моя,
з  чужини  повернувся  твій  милий,
жадана  моя!

Говори,  кохана,  не  відмов  мені:
я  тобі  був  вірний  -  волю  дай  мені!

-  Як  зараз  до  мене  зайдеш,
волю  дам  тобі!
Як  міцно  мене  поцілуєш,
волю  дам  тобі!

-  Як  до  тебе  зайду,  жалкуватимеш,
як  тебе  поцілую  -  вмиратимеш!

-  До  церкви  підемо
-  волю  дам  тобі!
Обручки  надінемо
-  волю  дам  тобі!

-  На  церковнім  дворі  -  спочинок  мій,
а  до  тебе  говорить  лише  дух  мій!

-  У  мирі  спочинь,  коханий,
любове  моя!
Піду  за  тобою,  коханий,
ти  доле  моя!

Людина  за  духом,  піду  я  -  як  скажеш  ти!
У  зиму  та  в  ніч  піду  я  -  як  скажеш  ти!

Чи  місце  є  біля  тебе,
коханий  мій,
куди  б  лягла  я  до  тебе,
єдиний  мій?

-  Тісне  моє  ліжко,  кохана  моя,
не  ляжемо  разом,  кохана  моя  ...

Ось  крикнув  вранішній  півень  -
тепер  прощавай!
У  вранішню  мряку  піду  я  -
навік  прощавай!

-  О,  ні,  не  прощайся  зі  мною,
любове  моя!
Зі  світу  піду  я  з  тобою,
то  -  доля  моя!

Переклад  16.06.  2014

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941510
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 02.03.2022


Willie’s Fatal Visit. Переказ балади

Переказ  балади  зі  страшним  сюжетом.

Оригінал:

255A:  Willie’s  Fatal  Visit


255A.1  ’TWAS  on  an  evening  fair  I  went  to  take  the  air,
I  heard  a  maid  making  her  moan;
Said,  Saw  ye  my  father?  Or  saw  ye  my  mother?
Or  saw  ye  my  brother  John?
Or  saw  ye  the  lad  that  I  love  best,
And  his  name  it  is  Sweet  William?
255A.2  ‘I  saw  not  your  father,  I  saw  not  your  mother,
Nor  saw  I  your  brother  John;
But  I  saw  the  lad  that  ye  love  best,
And  his  name  it  is  Sweet  William.’
255A.3  ‘O  was  my  love  riding?  or  was  he  running?
Or  was  he  walking  alone?
Or  says  he  that  he  will  be  here  this  night?
O  dear,  but  he  tarries  long!’
255A.4  ‘Your  love  was  not  riding,  nor  yet  was  he  running,
But  fast  was  he  walking  alone;
He  says  that  he  will  be  here  this  night  to  thee,
And  forbids  you  to  think  long.’
255A.5  Then  Willie  he  has  gane  to  his  love’s  door,
And  gently  tirled  the  pin:
‘O  sleep  ye,  wake  ye,  my  bonny  Meggie,
Ye’ll  rise,  lat  your  true  love  in.’
255A.6  The  lassie  being  swack  ran  to  the  door  fu  snack,
And  gently  she  lifted  the  pin,
Then  into  her  arms  sae  large  and  sae  lang
She  embraced  her  bonny  love  in.
255A.7  ‘O  will  ye  gang  to  the  cards  or  the  dice,
Or  to  a  table  o  wine?
Or  will  ye  gang  to  a  well-made  bed,
Well  coverd  wi  blankets  fine?’
255A.8  ‘O  I  winna  gang  to  the  cards  nor  the  dice,
Nor  yet  to  a  table  o  wine;
But  I’ll  rather  gang  to  a  well-made  bed,
Well  coverd  wi  blankets  fine.’
255A.9  ‘My  braw  little  ***  sits  on  the  house  tap,
Ye’ll  craw  not  till  it  be  day,
And  your  kame  shall  be  o  the  gude  red  gowd,
And  your  wings  o  the  siller  grey.’
255A.10  The  ***  being  fause  untrue  he  was,
And  he  crew  an  hour  ower  seen;
They  thought  it  was  the  gude  day-light,
But  it  was  but  the  light  o  the  meen.
255A.11  ‘Ohon,  alas!’  says  bonny  Meggie  then,
‘This  night  we  hae  sleeped  ower  lang!’
‘O  what  is  the  matter?’  then  Willie  replied,
‘The  faster  then  I  must  gang.’
255A.12  Then  Sweet  Willie  raise,  and  put  on  his  claise,
And  drew  till  him  stockings  and  sheen,
And  took  by  his  side  his  berry-brown  sword,
And  ower  yon  lang  hill  he’s  gane.
255A.13  As  he  gaed  ower  yon  high,  high  hill,
And  down  yon  dowie  den,
Great  and  grievous  was  the  ghost  he  saw,
Would  fear  ten  thousand  men.
255A.14  As  he  gaed  in  by  Mary  kirk,
And  in  by  Mary  stile,
Wan  and  weary  was  the  ghost
Upon  sweet  Willie  did  smile.
255A.15  ‘Aft  hae  ye  travelld  this  road,  Willie,
Aft  hae  ye  travelld  in  sin;
Ye  neer  said  sae  muckle  for  your  saul
As  My  Maker  bring  me  hame!
255A.16  ‘Aft  hae  ye  travelld  this  road,  Willie,
Your  bonny  love  to  see;
But  ye’ll  never  travel  this  road  again
Till  ye  leave  a  token  wi  me.’
255A.17  Then  she  has  taen  him  Sweet  Willie,
Riven  him  frae  gair  to  gair,
And  on  ilka  seat  o  Mary’s  kirk
O  Willie  she  hang  a  share;
Even  abeen  his  love  Meggie’s  dice,
Hang’s  head  and  yellow  hair.
255A.18  His  father  made  moan,  his  mother  made  moan,
But  Meggie  made  muckle  mair;
His  father  made  moan,  his  mother  made  moan,
But  Meggie  reave  her  yellow  hair.

Мій  переказ:

Віллі  і  нічне  страхіття

"Ти  не  бачив  батька,  ти  не  бачив  матір,
ти  не  бачив  брата  милого  мого?
Ти  не  бачив  друга  серця  мого  Віллі  -
від  усіх  найбільше  я  люблю  його?"

"Ні  не  бачив  батька,  матері  не  бачив,
і  не  бачив  брата  милого  твого,
але  бачив  друга  серця  твого  Віллі  -
на  шляху  до  тебе  я  зустрів  його".

"Чи  він  йшов  до  мене,  чи  він  біг  до  мене,
чи  до  мене  верхи  їхав-поспішав?
Чи  як  ви  зустрілись,  промовляв  до  тебе
і  чи  щось  для  мене  він  тобі  сказав?"

"Верхи  він  не  їхав  і  не  біг  повз  мене,
просто  йшов  швиденько,  часу  не  втрачав.
Ввечері  прибуде  в  гості  він  до  тебе,
зустрічай,  як  згодна,  -  так  мені  сказав".

І,  як  звечоріло,  він  прийшов  до  неї,
стиха  він  постукав,  викликав  її:
"Ставай,  відчиняй-но,  люба  моя  Меггі,
і,  коли  чекала,  не  відмов  мені!"

Вона  відчиняла,  міцно  обіймала,
цілувала  хвилю  та  іще  одну:
"Чи  ти  їсти  хочеш,  чи  ти  грати  хочеш,
чи  тебе  до  ліжка  теплого  вкладу?"

"Ні,  не  хочу  їсти  і  не  хочу  грати,
все  то  речі  зайві  -  відповів  він  їй  -
хочу  нашу  зустріч  гарно  святкувати  -
то  ходім  до  ліжка  теплого  мерщій".

Серед  ночі  мила  когута  просила:
"Когутику  любий,  ти  мене  не  зрадь:
золотий  дам  гребінь,  та  ще  й  срібні  крильця  -
не  кричи  до  ранку,  лиха  не  принадь!"

Ніч  іще  стояла,  був  неблизько  ранок,
але  когут  зрадив,  крикнув-прокричав.
Думали  коханці,  що  то  вже  світанок,
але  місяць  з  неба  біле  світло  слав.

"Захопились  надто,  забарились  надто,
матимемо,  може,  ми  пригоду  злу..."
"Як  не  сталось  лиха,  плакати  не  варто:
бігтиму  хутчіше,  час  наздожену".

Він  убрався  швидко,  швидко  попрощався,
біг  з  гори  та  полем,  шлях  він  свій  долав,
та,  як  йшов  повз  церкву,  з  Марищем  спіткався,
чий  один  лиш  погляд  тисячу  б  злякав.

То  було  велике  Марище  правдиве,  -
з  темряви  з'явилось,  церкву  як  минав;
як  його  зустріло,  відібрало  сили:
посміхнулось  радо  -  він  одразу  й  став.

"Грішний  чоловіче,  ниций  чоловіче!
Насолоди  досить  нині  ти  зазнав,
та  щоб  повернутись,  грішнику,  додому
допомоги  в  Бога  зовсім  не  прохав!

Ти  ходив  цим  шляхом,  поспішав  цим  шляхом,
щоб  її  кохати,  пестити  її;
та  коли  з  тобою  ми  тепер  зустрілись,
щось  залиш  на  згадку,  друже,  і  мені".

І  його  схопило,  на  шматки  роздерло,
на  церковну  лаву  почепило  їх...
...  Люба  Меггі  плаче,  скаржиться  даремно:
закінчилось  лихом  те  кохання  в  них.


Переклад  завершений  15.  06.  2014

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941509
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 02.03.2022


Аполон и Асклепий (на мотив греческого мифа)

Аполон  и  Асклепий
(на  мотив  греческого  мифа)

Этот  сюжет  -  один  из  старинных,  что  помнят  поныне:  
В  горести  бог-стреловержец  могучий  о  сыне.

И  награждает  отец,  и  карает,  и  шлет  людям  песни.  
Сын  его  -  лекарь  великий,  восстал  против  смерти

И  потому  своим  дедом  казнен,  как  закон  преступивший...  
Пение  скорби  отца  по  всему  свету  слышно.

Те,  кто  казнившую  молнию  создал,  от  стрел  отца  пали.  
Не  был  он  кроток  в  несчастье.  Боль  меньше?  Едва  ли.  

С  плачем  приходят  слова.  В  память  сына  он  песню  слагает.  
Сын  нарушителем  назван  -  отец  защищает.

"Он  не  порядок  хотел  отменить  -  возмутился  страданью,"  -  
Сына  любя,  не  оставит  отец  оправданья.

Не  переносит  отец  мучительной  мысли,  что  сына  лишился.  
Тщится  порой  он  с  утратой  своей  примириться

И  повторяет:  мир  зол,  в  нем  многие  смерть  бы  избрали,  
Если  б  что  скрыто  за  ней,  не  гадали,  а  знали.

Тяжкое  горе,  как  может,  отец  проживает  -  в  творенье:  
Мысли,  внушенные  скорбью,  становятся  пеньем.

Миф  говорит:  властный  дед  воскресил  нарушителя-внука,  
Сделав  бессмертным  теперь.  Пусть  запомнит  науку.

Были  построены  храмы,  где  чтится  божественный  лекарь:  
Славен  театр  одного...  Здесь  помощь  -  душе  человека.

Слышно  везде,  пусть  на  сцене  театра  негромко  сказали:  
Так,  для  сына  трудясь,  актерам  отец  помогает.


02.02.2022

Славен  театр  одного...  -  театр  при  храме  Асклепия  в  Эпидавре,  знаменитый  своей  акустикой.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=939123
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 03.02.2022


Батская женка у врат рая (The Wanton Wife of Bath) Перевод

Для  начала  -  предупреждение  для  самых  религиозных  читателей.  Баллада,  перевод  которой  приводится  ниже,  вам  может  не  понравиться,  так  как  о  ряде  библейских  персонажей  в  ней  отзываются  без  достаточного  уважения.  Однако  она  не  богохульная,  так  как  в  ней  развиваются  идеи  милосердия  и  необходимости  смотреть  на  себя  со  стороны.  В  самом  конце  появляется  Христос,  и  Он  -  совершенно  положительный.  Над  Ним  здесь  не  шутят.
Кому  баллада  может  быть  интересна:  поклонникам  "Кентерберийских  рассказов"  (они  ее,  наверное,  уже  знают)  и  тем,  кто  любит  понаблюдать,  как  персонаж  классического  литературного  произведения  переходит  в  другое  произведение.

Это  английская  уличная  баллада,  героиня  которой  -  Батская  ткачиха,  самый  популярный  персонаж  "Кентерберийских  рассказов"  Джефри  Чосера.  (Совсем  точно  она  называется  "the  Wife  of  Bath",  то  есть  "женщина  из  Бата",  "жена  из  Бата".  И  она  даже  не  из  самого  Бата,  а  из  окрестностей.)  Дама  она  чувственная  и  весьма  красноречивая.  Ее  характерная  особенность  в  том,  что  она  отлично  знает  Священное  писание  и,  ведя  не  самый  целомудренный  образ  жизни,  умело  оправдывается  с  помощью  соответствующих  цитат.
Именно  эту  особенность  подчеркивает  баллада.
Краткое  содержание:  героиня  после  насыщенной  плотскими  удовольствиями  жизни  пытается  прорваться  в  рай.  Праведники  сперва  гнушаются  ее  обществом,  и  потому  она  хамит  поочередно  всем,  кто  не  согласен  ее  впустить,  но  все,  что  она  говорит,  основывается  на  написанном  в  Библии.  В  конце,  однако,  гармония  восстановлена.

Название  оригинала:  :  The  Wanton  Wife  of  Bath.  Источник  текста  оригинала:  Wikimedia  Commons,  там  размещенный  текст  датируется  1816/1831.  Но  баллада  возникла  в  начале  XVII  века,  известно  несколько  вариантов  ее  текста.  (Информация  из  книги:  The  Penguin  Book  of  Renaissance  Verse  :  1509-1659,  edited  by  H.  Woudhuysen,  introduction  by  D.  Norbrook.  London:  Penguin  classics,  1993.  Там  текст  баллады  приводится  в  сокращении).
Наверное,  кто-нибудь  это  уже  переводил,  но  я  не  сверяла.


Мой  перевод:

Батская  женка  у  врат  рая

Английская  уличная  баллада

Из  Бата  веселая  женка  -
Нам  Чосер  поведал  о  ней  -
Жила  себе,  да  развлекалась:
Такой  не  устать  от  затей.

Однажды  она  захворала
И  -  срок,  знать,  пришел  -  померла.
К  вратам  она  райским  явилась
И  в  них  колотить  начала.

Выходит  Адам  раздраженный:
"Кто  смеет  здесь  так  громыхать?"
"Да  я  же,  я,  женка  из  Бата.
Мечтала  тебя  повидать".

"Ты  грешница.  Прочь  убирайся!
Таких  не  пускаем  сюда!"
"Какой  нелюбезный  вы,  сударь!
Сам  прочь  убирайся  тогда!

Войду  я,  как  ты  не  противься!
Взгляни  на  себя,  грубиян!
Ты  -  всех  наших  бедствий  причина,
Открыл  ты  дорогу  грехам.

Ведь  Божий  запрет  ты  нарушил,
Супругу  уважить  желал..."
Адам,  эти  речи  услышав,
Напуганный,  прочь  убежал.

Выходит  к  воротам  Иаков,
Велит,  чтобы  в  ад  она  шла.
"Мошенник!  -  упорствует  женка  -
Твои  стоят  ада  дела.

Известно:  отца  обманул  ты
И  брата  еще  обманул  ..."
Иаков  тогда  удалился,
С  ней  спор  продолжать  не  рискнул.

Стучит  женка  снова,  все  громче,
И  Лот  обращается  к  ней:
"Что  ищешь  здесь,  пьяная  баба?
Зачем  ты  к  нам  с  бранью  своей?"

"Распутник!  Ведь  жил  с  дочерьми  ты,
И  что  ж?  Стыд  тебя  не  берет!"
Так  выбранен  ею  сурово
В  ответ  злополучный  был  Лот.

Выходит  Юдифь.  "Что  за  шум  здесь?
Нельзя  ничего  разобрать".
"Ты,  душка,  внимательней  слушай.
Не  все  же  башки  отрезать!"

Бедняжка  Юдифь  покраснела,
Услышав,  как  женка  дерзит...
К  воротам  на  речи  пришедшей
Выходит  и  сам  царь  Давид.

"Кто  смеет  стучать  здесь  так  громко
И  вносит  смятение  в  рай?"
"Вы  были  с  чужою  женою
Любезней  куда,  государь.

А  мужа  на  смерть  вы  послали  -
Смятения  больше  куда,
Чем  я  причиняю  за  дверью,
К  которой  стремилась  всегда".

"Безумная  лезет  к  нам,  видно,"  -
Сказал  о  ней  царь  Соломон.
"Вы,  сударь  мой,  больше  чудили.
Сейчас  я  напомню  о  том.

Семь  сотен  супруг  вы  держали  -
И  было  вам  мало  еще,
Так  взяли  вы  триста  наложниц,
Чтоб  было  совсем  хорошо...

Для  них  вы  оставили  Бога,
Молились  на  камни  и  пни  ...
И  были  тяжки  вам  заботы
По  преумноженью  семьи!

Когда  б  вы  ума  не  лишились,
Вы  б  так  поступали  едва  ль,
И  я  до  сих  пор  удивляюсь,
За  что  пропустили  вас  в  рай!"

"Не  слыхивал  брани  подобной"  -
Иона-пророк  говорил.
"Не  смей  обижаться,  бесстыжий,
Ты  больше  меня  нагрешил!"

Фома  ей:  "Слыхал  я,  у  женщин
Язык  -  что  осиновый  лист..."
"Не  в  истину  -  в  чушь  ты  поверил,
Что  это  не  так  -  убедись!"

Услышала  речь  Магдалина,
Выходит  к  воротам  она.
"Ты,  добрая  женщина,  вспомнить
Жизнь  прошлую  нынче  должна.

Не  может  ступить  сюда  грешник..."
"Красотка,  ну  кто  б  говорил?  -
Ответила  женка  -  Любой  бы,
Здесь  вас  повстречав,  возразил.

Вы  прежде  столь  праведно  жили,
Что  вас  собирались  казнить,
Но,  к  счастью,  шел  мимо  Спаситель,
Не  дал  вас  камнями  забить.

Совсем  не  за  ваш  род  занятий
В  раю  вы...  Причин  не  найду,
Чтоб  мне  усомниться  хоть  малость,
Что  также  сюда  попаду".

Тут  Павел-апостол  явился
И  грозно  сказал  ей:  "Должна
Грехи  ты  оставить  немедля!
Не  сделаешь  -  осуждена!"

"Припомни,  что  делал  ты,  Павел  -
Безгрешный  твой  вид  так  нелеп...
В  гоненьях  на  церковь  святую,
Твой  гнев,  как  огонь,  был  свиреп!"

Выходит  к  вратам  Петр-апостол:
"Утихни,  -  он  ей  говорит,  -
У  нас  не  положено  шума,
Гремишь  ты  -  Спаситель  сердит".

"Ах,  Петр,  милосердье  возможно.
Ты  сам,  осторожность  храня,
От  Господа  трижды  отрекся...
Верна  была  Господу  я".

Услышав,  выходит  Спаситель,
С  Ним  -  ангелов  светлых  толпа.
Тут  грешница  и  оробела:
Дрожала,  от  страха  слаба.

О  милости  Господа  просит  ...
"Но  милость  могла  осуждать
Сама  ты  -  Господь  ей  ответил  -
И  всуе  Меня  поминать".

"Да,  Господи,  много  грешила,
Была  чересчур  весела  ...
Овечка  Твоя  заблудилась  -
Прими,  чтобы  в  стаде  была.

О,  Господи,  я  же  исправлюсь...
Грехов  моих  не  поминай!
Ведь  даже  разбойник  словечко
Сказал  -  да  и  впущен  был  в  рай".

"Ты  знала  Мои  наставленья  -
Христос  батской  женке  сказал,  -
Но  вовсе  не  так  прожила  ты,
Как  людям  Я  жить  наказал".

"О  Господи,  да,  это  правда.
В  распутстве  весь  век  мой  прошел,
Однако,  к  отцу  возвратившись,
Сын  блудный  прощенье  обрел..."

"И  Я  твою  душу  прощаю,
Коль  каешься  -  зло  позади.
Войди  же  теперь  в  Мою  радость  -
Тебя  Я  впускаю.  Входи!"

Перевод  11.-12.03.2021

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938807"]Свой  стишок  о  батской  женке[/url]:  ей  не  повредит.  

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=718220"]Пересказ  баллады[/url]  на  сюжет  ее  рассказа.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938808
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.01.2022


Батская ткачиха (персонаж «Кентерберийских рассказов» Чосера)

Батская  ткачиха

(персонаж  «Кентерберийских  рассказов»  Чосера)

Ты  весела,  сударыня,  и  говоришь  так  много…
Пусть  не  наскучит  спутникам  святая  их  дорога!
С  прологами,  рассказами  —  средь  слов  лежит  дорога.

Не  слишком  добродетельна,  живешь,  мужей  меняя,
Но  ты  запоминаешься,  играя:  ты  живая.
Нескромная,  скоромная  и  уж  века  живая!

Мужья  тебя,  что  лакомство  себе  на  стол,  желали  —
Потом,  неблагодарные,  наевшись,  обижали.
Случалось,  что  обижены;  случалось,  обижали!

Смешное  и  печальное  мешаешь  ты  исправно,
Хоть  можно  было  б  и  всплакнуть,  внимать  тебе  забавно.
Ты  жалуешься  искренне,  но  спутникам  забавно.

Хоть  от  поклепов  мерзостных  ты  женщин  защищаешь,
Но  их  во  властолюбии  сама  и  обвиняешь.
Не  слишком  ли  уверенно  ты  их  —  нас  —  обвиняешь?

Не  все  признают  женщины,  что  властвовать  стремятся.
Иные  скажут,  что  хотят  собой  распоряжаться.
Нет  воли  —  а  хотелось  бы  —  собой  распоряжаться…

29,  30.01.2019

(Совсем  правильно  сия  достойная  дама  называется  "Жена  из  Бата".  Но,  поскольку  в    известном  русском  переводе  И.  Кашкина  она  названа  Батской  ткачихой,  я  решила  сохранить  это  название,  дабы  было  понятно,  о  ком  идет  речь.)

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=718220"]Пересказ  баллады[/url]  на  сюжет  рассказа  Батской  ткачихи.  


[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938808"]Перевод  старинной  уличной  баллады[/url]  о  Батской  ткачихе.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938807
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.01.2022


Эмилия Бассано Ланье. Оправдание Евы (ради защиты женщин) . Перевод

Отрывок  поэмы  'Salve  Deus  Rex  Judaeorum'  ("Привет  Тебе,  Господи,  Царь  Иудейский")  Эмилии  Бассано,  в  супружестве  Ланье  (Ланьер)  (1569–1645)  -  английской  поэтессы,  по  происхождению,  возможно,  наполовину  еврейки,  первой  женщины,  опубликовавшей  сборник  стихов  на  английском  языке  в  XVII  веке  (в  1611  г.),  выражавшей  в  своем  творчестве  убеждения,  которые  впоследствии  стали  характеризовать  как  феминистические.  Распространено  также  (хотя  не  является  общепризнанным)  мнение,  согласно  которому  это  Эмилия  была  прототипом  знаменитой  "смуглой  леди  сонетов".
В  приведенном  ниже  отрывке  автор  пытается  от  имени  жены  Понтия  Пилата  высказаться  в  защиту  праматери  нашей  Евы.


Оригинал:

Aemilia  Lanyer  (1569–1645)

From  Salve  Deus  Rex  Judaeorum

Eve’s  Apology  in  Defence  of  Women

Now  Pontius  Pilate  is  to  judge  the  cause
Of  faultless  Jesus,  who  before  him  stands;
Who  neither  hath  offended  prince,  nor  laws,
Although  he  now  be  brought  in  woeful  bands:
O  noble  governor,  make  thou  yet  a  pause,
Do  not  in  innocent  blood  imbrue  thy  hands,
But  hear  the  words  of  thy  most  worthy  wife,
Who  sends  to  thee,  to  beg  her  saviour’s  life.

Let  barbarous  cruelty  far  depart  from  thee,
And  in  true  justice  take  affliction’s  part;
Open  thine  eyes,  that  thou  the  truth  mayst  see,
Do  not  the  thing  that  goes  against  thy  heart,
Condemn  not  him  that  must  thy  saviour  be,
But  view  his  holy  life,  his  good  desert.
Let  not  us  women  glory  in  men’s  fall,
Who  had  power  given  to  overrule  us  all.

Till  now  your  indiscretion  sets  us  free
And  makes  our  former  fault  much  less  appear;
Our  mother  Eve,  who  tasted  of  the  tree,
Giving  to  Adam  what  she  held  most  dear,
Was  simply  good,  and  had  no  power  to  see,
The  after-coming  harm  did  not  appear:
The  subtle  serpent  that  our  sex  betrayed,
Before  our  fall  so  sure  a  plot  had  laid.

That  undiscerning  ignorance  perceived
No  guile  or  craft  that  was  by  him  intended;
For  had  she  known,  of  what  we  were  bereaved,
To  his  request  she  had  not  condescended.
But  she,  poor  soul,  by  cunning  was  deceived,
No  hurt  therein  her  harmless  heart  intended:
For  she  alleged  God’s  word,  which  he  denies
That  they  should  die,  but  even  as  gods,  be  wise.

But  surely  Adam  cannot  be  excused;
Her  fault,  though  great,  yet  he  was  most  to  blame;
What  weakness  offered,  strength  might  have  refused,
Being  lord  of  all,  the  greater  was  his  shame:
Although  the  serpent’s  craft  had  her  abused,
God’s  holy  word  ought  all  his  actions  frame,
For  he  was  lord  and  king  of  all  the  earth,
Before  poor  Eve  had  either  life  or  breath.

Who  being  framed  by  God’s  eternal  hand,
The  perfect’st  man  that  ever  breathed  on  earth,
And  from  God’s  mouth  received  that  strait  command,
The  breach  whereof  he  knew  was  present  death:
Yea,  having  power  to  rule  both  sea  and  land,
Yet  with  one  apple  won  to  lose  that  breath
Which  God  had  breathed  in  his  beauteous  face,
Bringing  us  all  in  danger  and  disgrace.

And  then  to  lay  the  fault  on  patience  back,
That  we,  poor  women,  must  endure  it  all;
We  know  right  well  he  did  discretion  lack,
Being  not  persuaded  thereunto  at  all;
If  Eve  did  err,  it  was  for  knowledge  sake,
The  fruit  being  fair  persuaded  him  to  fall:
No  subtle  serpent’s  falsehood  did  betray  him;
If  he  would  eat  it,  who  had  power  to  stay  him?

Not  Eve,  whose  fault  was  only  too  much  love,
Which  made  her  give  this  present  to  her  dear,
That  what  she  tasted,  he  likewise  might  prove,
Whereby  his  knowledge  might  become  more  clear;
He  never  sought  her  weakness  to  reprove
With  those  sharp  words,  which  he  of  God  did  hear:
Yet  men  will  boast  of  knowledge,  which  he  took
From  Eve’s  fair  hand,  as  from  a  learned  book.

If  any  evil  did  in  her  remain,
Being  made  of  him,  he  was  the  ground  of  all;
If  one  of  many  worlds  could  lay  a  stain
Upon  our  sex  and  work  so  great  a  fall
To  wretched  man,  by  Satan’s  subtle  train,
What  will  so  foul  a  fault  amongst  you  all?
Her  weakness  did  the  serpent’s  words  obey,
But  you  in  malice  God’s  dear  son  betray.

Whom,  if  unjustly  you  condemn  to  die,
Her  sin  was  small  to  what  you  do  commit;
All  mortal  sins  that  do  for  vengeance  cry,
Are  not  to  be  compared  unto  it:
If  many  worlds  would  altogether  try,
By  all  their  sins  the  wrath  of  God  to  get,
This  sin  of  yours  surmounts  them  all  as  far
As  doth  the  sun,  another  little  star.

Then  let  us  have  our  liberty  again,
And  challenge  to  yourselves  no  sovereignty;
You  came  not  in  the  world  without  our  pain,
Make  that  a  bar  against  your  cruelty;
Your  fault  being  greater,  why  should  you  disdain
Our  being  your  equals,  free  from  tyranny?
If  one  weak  woman  simply  did  offend,
This  sin  of  yours,  hath  no  excuse,  nor  end.

To  which,  poor  souls,  we  never  gave  consent,
Witness  thy  wife,  O  Pilate,  speaks  for  all;
Who  did  but  dream,  and  yet  a  message  sent,
That  thou  shouldst  have  nothing  to  do  at  all
With  that  just  man;  which,  if  thy  heart  relent,
Why  wilt  thou  be  a  reprobate  with  Saul?
To  seek  the  death  of  him  that  is  so  good,
For  thy  soul’s  health  to  shed  his  dearest  blood.

Мой  перевод:

Эмилия  Бассано  Ланье  (1569–1645)

Оправдание  Евы  (ради  защиты  женщин)

(из  поэмы  Salve  Deus  Rex  Judaeorum  -  "Привет  Тебе,  Господи,  Царь  Иудейский")

Пилат  судейской  властью  облечен,
И  Иисус  стоит  пред  ним  безгрешный.
Не  оскорблял  царей  Он,  и  закон
Он  соблюдал  -  безвинен  Он,  конечно.
Правитель,  погоди!  Предупрежден,
Чтоб  крови  не  пролить  святой  поспешно,
Да  будешь:  ведь  жены  твоей  -  прошенье,
Чтоб  было  для  Спасителя  спасенье.

Дикарскую  жестокость  изгони,
Ей  правду  предпочти  и  состраданье!
Не  отвернись  и  истину  узри,
Предашь  себя,  назначив  наказанье!
Спасенье  -  в  Нем.  Его  не  осуди,
Жизнь  рассмотри  Его,  Его  деянья!
Мужчина  ты,  власть  над  женой  имеешь.
Так  низко  пав,  жен  порицать  не  смеешь!

Коль  вы  столь  неразумны,  нас  винить
Придется  тише  вам  за  ту  провинность,
Что  Ева,  смея  от  плодов  вкусить,
С  любимым  мужем  ими  поделилась.
Она  была  добра  и  различить
Была  не  в  силах  зло,  что  здесь  таилось.
Тот  змей  коварный  всех  нас,  женщин,  предал,
Задумав  подлость;  как  хитро  он  сделал!

Умом  невинным  не  могла  понять
Она  уловку,  скрытое  заметить.
Когда  бы  знала,  что  нам  потерять,
Не  снизошла  б  на  просьбу  зла  ответить.
Обман  умел  невинность  направлять,
Невинность  не  вредить  хотела  -  верить.
Блюла  запрет,  но  змей  смутил  речами:
Жизнь  сохранят,  став  по  уму  богами.

Но  есть  здесь  и  Адамова  вина.
Ошиблась  Ева,  он  ошибся  хуже.
Вручала  слабость,  сила  приняла
И  не  отвергла.  Сила  -  свойство  мужа.
Хоть  змеем  и  обманута  жена,
Но  муж  был  Господа  обязан  слушать.
Ведь  был  земли  он  властелином  раньше,
Чем  Ева  в  первый  раз  вздохнула  даже.

Его  Господь  своей  рукой  творил  -
Мужчину,  совершенное  творенье.
Из  Божьих  уст  наказ  он  получил
И  знал,  что  будет  смерть  за  нарушенье.
Но,  хоть  над  морем  и  землей  царил,
За  яблоко  свершил  он  преступленье.
Рискнуть  готов  был  жизнью,  даром  Бога,  -
Принес  нам  беды  и  позора  много.

Но  все  браните  терпеливых  вы
И  обвиняете  лишь  жен  несчастных.
И  мужу  осторожнее  бы  быть,
Но  он  не  угадал,  где  ждет  опасность.
Познание  -  смысл  Евиной  вины,
А  муж  плод  предпочел  за  вид  прекрасный.
К  нему-то,  к  мужу,  змей  не  обращался.
Он  сам  хотел  плодов  -  и  кто  б  вмешался?

Не  Еве  было  помешать.  Любовь  -
Вот  грех,  что  с  мужем  вынудил  делиться.
Сама  вкусив,  ему  дала  плодов,
Чтоб  ум  его  мог  столь  же  проясниться.
Не  повторял  за  Господом  он  слов
Упрека,  не  велел  жене  виниться.
Мужья!  Вы  славны  мудростью  великой  ...
Она  дана  вам  Евой  -  точно  книгой.

Когда  крупица  зла  осталась  в  ней,
То  муж  -  причина:  в  нем  -  жены  начало.
Коль  вправе  кто-то  во  вселенной  всей
Сказать  о  женщине:  она  послала
Беду  мужчине,  ею  правил  змей,  -
То  ...  вас  своя  вина  не  огорчала?
Жена,  слаба,  вняла  змеи  советам.
Вы  -  злы,  и  вами  Cын  Господний  предан.

Теперь  судите:  если  смерть  -  Ему,
Совсем  затмите  Евы  прегрешенье.
Все  вины,  что  возмездие  зовут,
Не  могут  с  вашей  выдержать  сравненья.
Коль  несколько  вселенных  звать  на  суд,
Где  их  грехи  подвергнутся  сложенью  -
Ваш  грех  один  превысит  сумму  эту,
Как  Солнце  звездочку  превысит  светом.

Так  пусть  свободны  снова  станем  мы  -
Владыками  себя  вы  не  считайте!
Чтоб  вам  родиться,  мы  страдать  должны  -
Об  этом  помня,  нас  не  унижайте!
До  большей  опустились  вы  вины  -
В  нас  не  рабынь,  а  равных  не  признать  ли?
Грех  Евы  слабостью  лишь  объяснится,
А  ваш  -  неисчерпаем,  не  простится.

И  мы  не  соглашались  на  него.
Вот  голос  наш  -  твоя,  Пилат,  супруга,
Что  сна  так  испугалась.  Оттого
И  просит:  с  миром  отпусти,  как  друга,
Ты  Праведника.  Жаль  тебе  Его,
Зачем  же  пасть  ты  хочешь  до  Саула?
Не  погуби  Его:  добру  Он  служит,
На  смерть  готов  -  твою  спасая  душу.

Перевод  20  -  21.10.2020

Блюла  запрет  -  в  оригинале  For  she  alleged  God’s  word,  то  есть  сослалась  на  слова  Бога.  

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938382
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 27.01.2022


Ричард II. Из "Зерцала правителей". Перевод




I  wasted  time,  and  now  doth  time  waste  me.

W.  Shakespeare  ."Richard    II"

Я  долго  время  проводил  без  пользы,
Зато  и  время  провело  меня.

В.  Шекспир.  "Король  Ричард  II",  перевод  М.  Донского


Перевела  стихотворный  монолог  английского  короля  Ричарда  II  из  сборника  "Зеркало  для  магистратов"  ('The  Mirror  for  Magistrates',  другой  вариант  перевода  названия  -  "Зерцало  правителей").  Этот  сборник  коллективного  авторства  был  впервые  издан  в  1559  г.  и  несколько  раз  переиздавался  с  дополнениями.  Принадлежит  к  источникам  шекспировских  исторических  хроник.  Сборник  составлен  из  биографий  исторических  личностей  в  стихах,  где  речь  идет  от  первого  лица.  Каждый  рассказчик  повествует,  почему  его  жизнь  окончилась  именно  при  таких  обстоятельствах,  -  показывает  читателям  наказанные  пороки,  как  в  зеркале.
В  следующем  ниже  отрывке  Ричард  II,  свергнутый  и  затем  убитый  король  Англии,  называет  главной  причиной  своей  гибели  свое  пренебрежение  к  законам,  пока  он  был  при  власти,  однако  на  примере  свергнувшего  его  Генриха  IV  показывает  также,  что  тому,  кого  приводит  к  власти  переворот,  не  следует  доверять  своим  соучастникам.
Рисунок  рифм  в  отрывке  довольно  сложный;  я  хотела  его  сохранить  по  возможности.  Это  сказалось  на  точности  перевода.



Оригинал:

Richard  II  (from  'The  Mirror  for  Magistrates')

How  king  Richard  the  Second  was  for  his  evil  governance  deposed  from  his  seate,  in  the  yeare  1399,  and  murdered  in  prison  the  yeare  following.

1.

Happy  is  the  prince,  that  hath  in  welth  the  grace
To  follow  virtue,  keeping  vices  under,
But  woe  to  him  whose  will  hath  wisdome's  place:
For  who  so  renteth  right  and  lawe  asunder,
On  him  at  length  all  the  worlde  shall  wonder:
High  byrth,  choyce  fortune,  force,  nor  princely  mace,
Can  warrant  king  or  keyser  fro  the  case:
 (Shame  sueth  sinne,  as  rayne  drops  doe  the  thunder:
Let  princes  therefore  vertuous  life  embrace,
That  willful  pleasures  cause  them  not  to  blunder.)

2.

Behold  my  hap,  see  how  the  seely  rout
On  mee  doo  gaze,  and  ech  to  other  say:
See  where  hee  lyeth,  but  late  that  was  so  stout,
Loe  how  the  power,  the  pride,  and  rich  aray
Of  mighty  rulers  lightly  fade  away
The  king,  which  erst  kept  all  the  realme  in  doute,
The  yeriest  rascall  now  dare  checke  and  floute:
 (What  moulde  bee  kinges  made  of,  but  carion  clay?
Behold  his  woundes  how  blew  they  bee  about,
Which  while  hee  liued,  thought  neuer  to  decay.)

3.

Mee  think  I  heare  the  people  thus  deuise:
Wherefore,  Baldwine,  sith  thou  wil  declare
How  princes  fell,  to  make  the  liuing  wise,
My  lawlesse  life  in  no  poynt  see  thou  spare,
But  paynt  it  out,  that  rulers  may  beware
Good  counsayle,  lawe,  or  vertue  to  despise:
For  realmes  haue  rules,  and  rulers  haue  a  sise,
 (Which  if  they  breake,  thus  much  to  say  I  dare
That  eyther's  griefs  the  other  shall  agrise
Till  one  bee  lost,  the  other  brought  to  care.)

4.

I  was  a  king,  who  ruled  all  by  lust,
Forcing  but  light  of  justice,  right,  or  lawe,
Putting  alwayes  flatterers  false  in  trust,
Ensuing  such  as  could  my  vices  clawe,
By  faythfull  counsayle  passing  not  an  hawe,
As  pleasure  prickt,  so  needes  obay  I  must:
Hauling  delight  to  feede  and  serue  the  gust,
 (Three  meales  a  day  could  scarse  content  my  mawe:
Mee  liked  least  to  torney  or  to  just,
To  Venus  sport  my  fancy  did  mee  drawe:)

5.

Which  to  mayntayne,  my  people  were  sore  polde
With  fines,  fifteenes,  and  loanes  by  way  of  prest,
Blanke  charters,  othes,  and  shiftes  not  knowne  of  olde,
For  which  the  commons  did  mee  sore  detest:
I  also  solde  the  noble  towne  of  Brest,
My  fault  wherein  because  mine  uncle  tolde,
 [(For  prince's  actes  may  no  wise  bee  controlde)]
I  found  the  meanes  his  bowels  to  unbrest,
 [The  worthy  peeres,  which  his  cause  did  upholde
With  long  exile,  or  cruell  death  opprest.]

6.

None  ayde  I  lackt  in'any  wicked  deede,
For  gaping  gulles  whome  I  promoted  had,
Would  furder  all  in  hope  of  higher  meede:
There  can  no  king  imagine  ought  so  bad,
But  shall  finde  some  that  will  performe  it  glad:
For  sickness  seldome  doth  so  swiftly  breede,
As  humours  ill  doe  growe  the  griefe  to  feede:
 (Thus  kinge's  estates  of  all  bee  worst  bestad,
Abusde  in  welth,  abandoned  at  neede,
And  nerest  harme  when  they  bee  least  adrad.]

7.

My  life  and  death  the  trueth  of  this  hath  tryde:
For  while  I  fought  in  Ireland  with  my  foes,
Mine  uncle  Edmund  whome  I  left  to  guide
My  realme  at  home,  rebelliously  arose
Percyes  to  helpe,  which  plied  my  depose:
And  calde  fro  Fraunce  earle  Bolenbroke,  whom  I
Exiled  had  for  ten  yeares  there  to  lye:
 (Who  cruelly  did  put  to  death  all  those
That  in  mine  ayde  durst  looke  but  once  awrye,
Whose  numbre  was  but  slender  I  suppose.)

8.

For  comming  backe  this  soden  stur  to  stay,
The  earle  of  Worcester  whome  I  trusted  moste,
 (Whiles  I  in  Wales  at  Flint  my  castle  lay,
Both  to  refresh  and  multiply  myne  hoste)
There  in  my  hall,  in  sight  of  least  and  most,
His  staffe  did  breake,  which  was  my  householde  stay,
Bad  ech  make  shift,  and  rode  himselfe  away:
 (See  princes,  see  the  strength  whereof  wee  bost,
Whom  most  wee  trust,  at  neede  doe  doe  us  betray:
Through  whose  false  faith  my  land  and  life  I  lost.)

9.

My  stuard  false,  thus  being  fled  and  gone,
My  servants  sly  shranke  of  on  every  side,
Then  caught  I  was  and  led  unto  my  foen,
Who  for  theyr  prince  no  pallace  did  prouide,
But  pryson  strong,  where  Henry  puft  with  pride
Causde  mee  resigne  my  kingly  state  and  throne:
And  so  forsaken  and  left  as  post  alone,
 (These  hollow  friends,  by  Henry  soone  espyed,
Became  suspect,  and  fayth  was  given  to  none,
Which  caused  them  from  fayth  agayne  to  slyde.)

10.

And  strayt  conspyrde  theyr  newe  king  to  put  downe,
And  to  that  end  a  solemp  oth  they  swore,
To  render  mee  my  royall  seate  and  crowne:
Whereof  themselves  deprived  mee  before:
But  late  medcynes  can  help  no  sothbynde  sore:
When  swelling  flouds  have  over  flown  the  towne,
Too  late  it  is  to  save  them  that  shall  drowne:
 (Till  sayles  bee  spred  a  ship  may  keep  the  shore,
No  anker  holde  can  keepe  the  vessel  downe,
With  streme  and  stere  perforce  it  will  bee  bore.)

11.

For  though  the  peeres  set  Henry  in  his  state,
Yet  could  they  not  displace  him  thence  agayne:
And  where  they  easely  deprived  mee  of  late,
They  could  restore  mee  by  no  manner  payne:
Thinges  hardly  mend,  but  may  bee  mard  amayne,
And  when  a  man  is  fallen  in  froward  fate,
Still  mischiefs  light  one  on  another's  pate:
 (And  meanes  well  meant  all  mishaps  to  restrayne
Waxe  wretched  mones,  whereby  his  joyes  abate,
Due  proofe  whereof  in  this  appeared  playne.)

12.

For  whеn  the  king  did  know  that  for  my  cause,
His  lordes  in  maske  would  kill  him  on  a  night,
To  dash  all  doubtes  hee  tooke  no  farder  pause,
But  Pierce  of  Exton,  a  cruell  murdering  knight,
To  Pomfret  castle  sent  him,  armed  bright,
Who  causelesse  kild  mee  there  against  all  lawes,
Thus  lawles  life  to  lawles  death  ey  drawes:
 (Wherefore  bid  kinges  bee  rulde  and  rule  by  right:
Who  worketh  his  will,  and  sbunneth  wisdome's  sawes,
In  snares  of  woe,  ere  hee  bee  ware,  shall  light.)

G.F.  (George  Ferrers,  the  initials  added  1571).


Мой  перевод

Ричард  II  (из  сборника  "Зеркало  для  магистратов"/"Зерцало  правителей")

Как  король  Ричард  II  был  за  свое  дурное  правление  свергнут  с  престола  в  году  1399  и  убит  в  тюрьме  в  следующем  году

1.

Коль  добродетель  правит,  не  порок,
То  счастлив  государь,  но  он  страдает,
Коль  в  своеволье  мудрость  видеть  мог,
Права  от  власти  права  отделяя.
Он  целый  мир  надолго  изумляет.
Ни  род,  ни  сила,  ни  народа  долг
Служить  ему  -  не  средства  от  тревог.
Стыд  -  вслед  греху,  так  громы  дождь  рождает.
Всяк  государь  да  чтит  добра  урок,
Ошибки  самодурства  избегая.

2.

Вот  мой  пример  вам!  Как  дурная  чернь
Между  собой  судить  меня  берется:
"Он  прежде  был  могуч  -  но  где  теперь?
Вот  как  величье  в  прошлом  остается!
Уж  он  могуществом  не  облечется".
Король  был  грозен  для  державы  всей,
А  нынче  -  судит  каждый  дуралей
Его.  Но  не  из  праха  ль  создается
Король?  И  тленье  плоти  все  сильней.
Живым  не  помнил  он,  что  в  прах  вернется.

3.

Мне  чудится,  я  слышу  этот  суд,
И  Болдуин  для  будущих  расскажет,
Как  государи  гибнут  -  пусть  живут
Мудрей  живые.  Вовсе  не  окажет
Мне  снисхожденья  он  -  добавит  даже
Он  беззаконий  мне.  Пускай  прочтут,
Закон,  советы,  добродетель  чтут
Пусть  государи  :  отвергать  их  страшно.
Презрев  законы,  короли  падут.
Страна  восстанет,  короля  накажет.

4.

Я  был  король,  что  правил  для  себя,
Законность  без  вниманья  оставляя,
Доверием  одних  льстецов  даря,
Свои  пороки  в  людях  поощряя,
Советов  дружеских  не  замечая,
Раз  пожелав  -  немедленно  беря,
Изысканные  пиршества  ценя:
Ем  трижды  в  день,  а  все  ж  еще  желаю.
Искусство  воинов  -  не  для  меня,
Но  что  велит  Венера  -  совершаю.

5.

Чтоб  жить  так,  я  народ  свой  обирал,
Изобретал  все  новые  поборы.
Я  займы  принудительные  брал,
Чем  общинам  дал  ненависти  повод.
И  благородный  город  Брест  я  продал.
Мне  дядя  на  ошибку  указал  -
Но  зря  б  мудрейший  принца  поучал  -
И  дяде  выпустить  кишки  я  отдал
Приказ.  А  тех,  кто  дядю  поддержал,
Казнил  жестоко  иль  изгнал  надолго.

6.

В  любом  злодействе  помощь  мне  была:
Те  ненасытные,  кого  возвысил,
Все  б  сделали,  чтоб  наградил  сполна.
О  том,  в  чем  долг  мой,  вовсе  я  не  мыслил,
Препоручил  его  рукам  корыстным.
Хотя  б  болезнь  стремительно  и  шла,
Еще  скорее  губят  соки  зла.
В  именьях  королевских  власть  -  без  смысла:
Обобраны,  забота  обошла,
В  беспечности,  когда  беда  -  уж  близко.

7.

Я  -  подтвержденье  этому.  Когда
В  Ирландии  сражался  я  с  врагами,
Подстерегла  в  тылу  меня  беда:
Мой  дядя  Эдмунд,  на  кого  оставил
Я  королевство,  поддержал  восстанье
И  Перси  зря  не  тратили  труда.
Был  ими  призван  Болингброк  сюда
Из  Франции,  мной  посланный  в  изгнанье
На  десять  лет,  и  он  казнил  тогда
Немногих  тех,  что  за  меня  стояли.

8.

Граф  Вустер,  тот,  кому  я  доверял
Всех  более,  когда  я  находился
В  Уэльсе,  в  замке  Флинт,  и  ожидал
Войск  обновления,  чтоб  укрепиться,
В  стенах  моих,  при  всех,  кто  там  явился,
Свой  жезл,  что  от  меня  имел,  сломал.
Переметнувшись,  прочь  он  ускакал.
Так,  государи,  мощью  нам  хвалиться!
Кому  я  верил  -  тот  предать  избрал,
Страны  и  жизни,  веря,  я  лишился.

9.

Мне  лживый  управитель  изменил
И  на  глазах  сторонники  бежали.
Плененный,  не  чертог  я  получил  -
Темницу.  И,  гордыне  потакая,
Добился  Генрих,  чтобы  я,  терзаясь,
Сан  короля  и  трон  ему  вручил.
Был  продан  я  и  стал,  как  столб,  один.
А  Генрих  понял,  как  любим  друзьями,
И  скоро  доверять  им  прекратил,
А  потому  опять  они  восстали.

10.

Вновь  сговорились  короля  сместить
И  клятвой  новый  договор  скрепили
Венец  мой  и  престол  мне  возвратить,
Которых  сами  же  меня  лишили.
Но  средство  опоздавшее  бессильно.
Когда  потокам  -  город  затопить,
На  помощь  к  утонувшим  поздно  плыть.
Кто  поднял  паруса,  дал  судну  крылья
И  зря  хотят  суда  остановить,
Когда  теченье  завладеет  ими.

11.

Кто  Генриха  поставил  королем  -
Те  не  свели  его  назад  с  престола.
Я  был  легко  от  власти  отрешен,
Уже  не  получил  я  власти  снова.
Не  стало  лучше:  горя  стало  много.
Коль  кто  судьбой  к  паденью  присужден,
То  за  бедой  беду  приемлет  он.
Попытки  выручить  -  не  для  такого:
От  них  лишь  громче  будет  горя  стон.
Чтоб  это  доказать,  я  ждал  недолго.

12.

Узнал  король:  его  расправа  ждет,
Убьют  в  ночи,  чтоб  возвратить  мне  волю,  -
И  меры  принял,  действуя  вперед:
Пирс  Экстон  был  ко  мне  направлен  в  Помфрет.
Убийца  мерзкий,  кровь  мою  он  пролил
Без  страха,  что  закон  его  найдет,  -
Так  беззаконный  к  гибели  придет.
Пекитесь,  государи,  о  законе!
Очнется,  кто  иное  предпочтет,
В  ловушке.  Сожаленье  будет  поздним.

Дж.  Ф.  (Джордж  Феррерс,  инициалы  добавлены  в  1571).

Перевод  16.01.22-21.01.2022

Болдуин  -  по-видимому,  имеется  в  виду  Уильям  Болдуин,  один  из  авторов  сборника  "Зеркало  для  магистратов".

Брест  -  имеется  в  виду  город  Брест  во  Франции.  Находился  под  властью  Англии  в  1342  -  1397  годах.

Дядя  -  Томас  Вудсток,  герцог  Глостер  (1355  –1397).

Зря  б  мудрейший  принца  поучал  -  "принц"  здесь  -  в  значении  "монарх",  "государь".

Мой  дядя  Эдмунд  -  Эдмунд  Ленгли,  герцог  Йоркский  (1341  –1402).

Болингброк  -  будущий  король  Англии  Генрих  IV  (1367  –1413).

Вустер  -  Томас  Перси,  граф  Вустер  (1343–1403)  -  перешел  на  сторону  Болингброка,  но  впоследствии  восстал  против  него  со  своим  племянником,  Генри  Перси  Хотспером  и  был  казнен  (события  с  художественными  вольностями  изображены  в  первой  части  шекспировской  хроники  "Генрих  IV").

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938071
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 24.01.2022


Изабелла Уитни. Завещание Лондону. Перевод

Isabella  Whitney.  THE  MANNER  OF  HER  WILL,  AND  WHAT  SHE  LEFT  TO  LONDON  Перевод

Изабелла  Уитни.  Завещание  Лондону.  Перевод

Описание  в  стихах  Лондона  по  состоянию  на  1573  год.    Автор  оригинала  -  Изабелла  Уитни  (Isabella  Whitney,  по-видимому,  первая  женщина  -  профессиональный  поэт  в  истории  английской  литературы.  Годы  жизни  неизвестны,  публиковалась  в  период  1567–1573)

Сюжет  строится  на  двузначности  выражения  "я  оставляю"  -  "я  расстаюсь"  и  "я  отдаю  по  завещанию".  Лирическая  героиня,  собираясь  расстаться  с  Лондоном,  осматривает  его  на  прощанье  и  завещает  разным  объектам  в  нем  то,  что  там  и  так  есть,  а  некоторым  лицам  в  нем  -  то,  что  у  них  уже  есть  либо  то,  что  им  хотелось  бы  получить.

В  переводе,  конечно,  не  удалось  передать  с  точностью  всех  страноведческих  деталей  и  в  одном  месте  ради  их  сохранения  пришлось  отойти  от  единства  формы,  но  переводчица  надеется,  что  атмосфера  города  и  настроение  оригинала  переданы.

Источник  текста  оригинала  и  частично  примечаний:  Women  Writers  in  Renaissance  England.  An  Annotated  Anthology  edited  by  Randall  Martin.  Pearson  Education  Limited,  2010.

Из  оригинала  привожу  только  вступление:  оригинал  полностью  длинный,  как  это  по  переводу  видно.

Вступление  оригинала:

Isabella  Whitney

THE  MANNER  OF  HER  WILL,  AND  WHAT  SHE
LEFT  TO  LONDON

The  author,  though  loathe  to  leave  the  city,  upon  her  friend’s  procurement  is
constrained  to  depart.  Wherefore  she  feigneth  as  she  would  die,  and  maketh  her
will  and  testament  as  followeth:  with  large  legacies  of  such  goods  and  riches  which
she  most  abundantly  hath  left  behind  her,  and  thereof  maketh  London  sole  executor
to  see  her  legacies  performed.


A  COMMUNICATION  WHICH  THE  AUTHOR  HAD  TO
LONDON  BEFORE  SHE  MADE  HER  WILL

The  time  is  come,  I  must  depart
From  thee,  ah  famous  city;
I  never  yet,  to  rue  my  smart,
Did  find  that  thou  hadst  pity.

Wherefore  small  cause  there  is  that  I
Should  grieve  from  thee  to  go;
But  many  women,  foolishly
Like  me  and  other  mo,

Do  such  a  fixed  fancy  set
On  those  which  least  deserve,
That  long  it  is  ere  wit  we  get
Away  from  them  to  swerve.

But  time  with  pity  oft  will  tell
To  those  that  will  her  try,
Whether  it  best  be  more  to  mell,
Or  utterly  defy.

And  now  hath  time  me  put  in  mind
Of  thy  great  cruelness,
That  never  once  a  help  would  find
To  ease  me  in  distress.

Thou  never  yet  wouldst  credit  give
To  board  me  for  a  year,
Nor  with  apparel  me  relieve
Except  thou  payed  were.

No,  no,  thou  never  didst  me  good
Nor  ever  wilt,  I  know.
Yet  am  I  in  no  angry  mood
But  will,  or  ere  I  go,

In  perfect  love  and  charity
My  testament  here  write,
And  leave  to  thee  such  treasury
As  I  in  it  recite.

Now  stand  aside  and  give  me  leave
To  write  my  latest  will,
And  see  that  none  you  do  deceive
Of  that  I  leave  them  till.


Мой  перевод  оригинала  полностью:

Изабелла  Уитни

Завещание  Лондону

Автор,  хотя  и  не  желает  оставлять  город,  при  дружеском  содействии  вынуждена  уехать.  Поэтому  она  воображает,  что  готовится  умереть,  и  составляет  завещание  следующим  образом:  перечисляет  товары  и  богатства,  которые  оставила  здесь  в  таком  изобилии,  и  назначает  Лондон  единственным  исполнителем  своей  последней  воли.

Вступление.  Обращение  к  Лондону

Отъезда  близится  пора  -
Простимся,  город  славный.
Я,  чтоб  ты  добрым  был  когда,
Увы,  не  замечала.

Затем  причин,  чтоб  тосковать,
Не  насчитаю  много.
Но  я  из  тех,  должна  признать,
Кто  расстается  долго.

Есть  женщины  (из  таковых
И  я)...  Мы  недостойных
Столь  сильно  любим,  что  от  них
Нам  отдаляться  больно.

Одно  лишь  время  -  в  помощь  нам
И  нас,  жалея,  учит,
Как  крепости  придать  сердцам
Иль  примириться  лучше.

Ты,  правда,  был  недобр  со  мной  -
Как  раз  мне  вспомнить  время.
Лишенья  знала  -  никакой
Попытки  утешенья.

Я  года  не  могла  прожить
В  твоих  пределах  даром.
Должна  была  всегда  платить
Тебе  я  за  наряды.

Ко  мне  ты  прежде  не  был  добр  -
И  после  уж  не  станешь.
Но  не  о  злобе  разговор:
Ведь  уходя,  прощаешь.

Желая  щедрость  показать,
Сложу  я  завещанье.
Что  оставляю,  описать
Сумею  на  прощанье.

Так,  значит,  молча  обожди,
Покуда  строки  лягут,
И  тех,  смотри,  не  обмани
Кто  будет  упомянут.


Завещание

Я  в  здравии  и  при  уме,
Но  денег  не  хватает.
Что  есть,  тем  я  распоряжусь:
Боюсь,  что  хуже  станет.

Душа  и  тело  пусть  мои  -
Сочту  я  позже  вещи  -
Hа  службу  Господу  пойдут,
Пока  владею  речью.

Когда  умолкну,  к  Господу  -
Душа,  а  тело  -  в  землю,
Покуда  не  придется  встать,
На  Суд.  А  там,  я  верю,

Вновь  встретятся  они,  чтоб  жить
Им  в  вечности  безбедно.
И  верю,  что  мои  друзья
Все  страшных  кар  избегнут.

Решив  о  теле  и  душе,
Определила  точно.
Я  думаю,  понятно  уж,
Насколько  ум  мой  прочен.

Теперь  решу  я  о  вещах,
Что  здесь  я  оставляю.
Пусть  те,  кому  назначу  их,
Мои  желанья  знают.

Я  оставляю  Лондону  -
Ведь  здесь  я  жизнь  узнала  -
Дома  и  храмы,  даже  весь
Собор  Святого  Павла.

И  много  улиц,  а  к  домам
Еще  людей  прибавлю.
Все  это  нужно  содержать  -
Так  больше  я  оставлю.

Оставлю  много  мясников:
Народ  кормить  ведь  надо!
У  Темзы  -  пивоваров  рать
И  пекарей  ораву.

А  тем,  кто  соблюдает  пост,
Необходима  рыба.
Вот  целых  две  с  ней  улицы  -
Не  пробежать  вам  мимо!

На  Уотлинг-Стрит  и  Кантвик-Стрит
Вот  лавки  шерстяные,
А,  коль  не  врут,  -  на  Фрайдей-Стрит
Найдутся  и  льняные.

А  модникам,  чей  нрав  таков,
Что  подороже  нужно,
Оставлю  лавки,  где  -  шелка.
Вы  не  найдете  лучших!

На  Чип  пусть  щеголи  пойдут,
И  рядом  с  шелком  прямо
Оставлю  ювелиров  я  -
Довольны  будьте,  дамы!

Здесь  есть  и  блюда  -  вам  в  буфет,
Украшены  узором
И  с  золотом,  и  с  серебром,
Чтоб  ваши  тешить  взоры.

Береты,  шапки,  шляпы  здесь  -
Столь  многие  торгуют,
Что,  коль  одна  не  подойдет,
Не  труд  -  найти  другую.

Для  тех,  кто  любит  кружева,
Вот  галерея  Биржи:
Тесьму  найдете,  рукава,
Роскошнейшие  брыжи.

А  если  мелочи  нужны  -
Там,  гребень  или  ножик  -
У  Стокс  оставлю  мальчика,
Он  вам  найти  поможет.

Оставлю  я  на  Бирчин-Лейн
Чулки  любых  размеров.
Богатый  выбор  есть  для  дам
И  есть  -  для  кавалеров.

Хотите  обувь  вы  купить  -
Сент-Мартин  ждет  башмачный.
Ждет  Корнуолл  -  с  кроватями
И  всем,  что  к  ним  в  придачу.

Для  дам  портных  оставлю  я:
Их  большинство  -  у  Боу,
Здесь  сможете  легко  найти
Вы  сносного  портного.

Есть  также  улицы  портных,
Что  служат  кавалерам.
Предложат  до  земли  плащи
С  узорным  окаймленьем.

Артиллеристу  -  к  Темпл-Бар,
А  к  Тауэр-Хилл  -  за  пистолетом,
А  если  меч  и  щит  нужны  -
Ищите  возле  Флита  это.

Поели,  нарядились  вы,
Но  недовольны  что-то...
Нужна  для  ртов  и  животов
Особая  забота.

Помогут  вам  аптекари:
Они  и  сладким  поят.
А  если  хворь  -  вот  доктора,
Что  хвори  остановят.

Здесь  встретятся  и  драчуны  -
Без  драк  таким  неймется.
Чтоб  успокоить  их,  порой
Им  кровь  пустить  придется.

Для  них  -  хирурги-знатоки.
Леченье  вам  предложат,
Чтоб  плут  и  честный  человек
Могли  прожить  подольше.

Хотите  соли,  круп,  свечей  -
Чего  еще  вам  надо?
Во  многих  лавках  есть  они:
Я  жадничать  не  стану.

Вам  за  покупки  заплатить
Придется  непременно.
Монеты,  стало  быть,  нужны  -
И  вот  вам  двор  монетный.

Вот  Двор  Стальной  и  погреб  вин,
Чтоб  хмурым  -  веселиться.
Там  есть  красавцы.  Им  пока
Запрещено  жениться.

Девиц  мечтают  повстречать  –
Каких-нибудь  да  встретят,
А  эти,  коль  не  одарить,
Любовью  не  ответят.

Оставлю  тут  же  я  дома,
Где  отдых  будет  добрым.
Пусть  чаще  здесь  смывают  грязь,
Чтоб  воздух  был  здоровым.

Есть  те,  чей  изнуряет  труд,
А  длится  всю  неделю.
Пусть  отдохнуть  придут  сюда
И  станут  веселее.

Коль  нужно  что-нибудь  искать,
То  поиски  недолги.
Я  в  Лондон  мало  принесла,
Но  не  взяла  ни  крохи.

Итак,  я  с  горожанами
Старалась  поделиться.
Теперь  причину  бедным  дам,
Чтоб  обо  мне  молиться,

И  тюрьмы  я  упомяну  -
Хоть  им  оставлю  мало,
Но  смогут  вспоминать  меня,
Раз  что-то  завещала.

Сперва  вот  Каунтер.  Пусть  должник
Избегнет  разоренья:
Не  только  мотам  ведь  грозят
Жестокие  лишенья.

Когда  не  выкупят  друзья,
Судьба  посмотрит  злобно:
Таким  достанется  Дыра
С  каморкой  Неудобной.

Получит  Ньюгейт  сессию,
Раз  в  месяц  пусть  проводит:
Злодеи  чтоб  не  множились,
Лютуя  на  свободе.

Иным  суд  оставляет  жизнь  -
Клеймом  лишь  отмечает,
Но  так  защита  дорога,
Что  по  миру  пускает.

А  тех,  кто  должен  быть  казнен,  -
Присяжные  решили  -
На  Холборн-Хилл  пускай  везут,
Им  так  позор  продлили.

Но  кляча,  что  оставлю  им,
Все  ж  сократит  мученья:
Дотащит  их  или  домчит
Она  на  представленье.

Хоть  в  отдаленье  Флит  стоит,
Но  если  упомянут
Не  будет  он,  то  проклянет
Скорей,  чем  в  землю  лягу.

Паписта  старого  -  ему:
Ведь  столп  под  крышей  нужен.
Для  милостыни  ящик  дам
Я  узникам  к  тому  же.

Забавно  вам,  прохожие,
Смеетесь  даже  втайне?
В  чем  дело?  Знаю:  Ладгейт  был
Оставлен  без  вниманья.

Не  расположена  я  лгать,
Как  и  шутить  сегодня.
Ждала,  что  пригодится  он,
Коль  хватит  мне  здоровья

И  коли  мне  поверят  так,
Что  сделаюсь  должницей.
Когда  мне  срок  придет  платить,
Хотела  здесь  укрыться  -

Я  б  затерялась  между  тех,
Кто  из  упрямой  рати:
Уж  лучше  должником  умрет,
Чем  кредитору  платит.

Но  слишком  я  сейчас  слаба,
Чтоб  в  долг  мне  верил  кто-то...
Иначе  будет:  отпишу
Я  Ладгейту  банкротов.

А  переплетным  мастерам,
Что  у  Святого  Павла,
Желаю  я  в  довольстве  жить:
За  труд  им  благодарна.

Пусть  среди  них  издатель  мой
Имеет  также  прибыль:
Заходят  пусть  мои  друзья
К  нему  за  этой  книгой.

Невестам  бедным  я  вдовцов
Богатых  оставляю.
Пусть  женятся  да  и  живут,
Нужды  ни  в  чем  не  зная.

А  вдов  богатых  -  женихи
Получат  молодые.
Наказываю,  чтоб  они
Супруг,  как  должно,  чтили.

Нельзя,  чтоб  украшенья  жен
Скучали  в  доме  долго,
А  кошели  должны  пустеть:
С  деньгами  треснуть  могут!

У  каждых  городских  ворот,
Где  в  Лондон  путь  положен,
Торговки  фруктами  пускай
Встречают  всех  прохожих.

И  Смитфилд  нужно  одарить:
Родители  когда-то
Здесь  жили.  Обделю  его  -
Решат,  что  скуповата.

А  потому  здесь  будет  торг
Конями  и  быками,
И  будет  пусть  лечебница
С  хромцами  и  слепцами.

Не  позабуду  и  Бедлам:
Я  часто  там  бывала.
Ему  оставлю  многих  тех,
Чья  речь  -  совсем  без  лада.

У  Брайдвелла  пусть  стража  бдит
И  грешных  жен  карают:
Мел  нарезают  здесь,  прядут,
Повинность  отбывая.

Коль  вам  невмочь  спокойно  жить
И  любите  судиться  -
В  судебных  иннах  вот  для  вас
Усердные  юристы.

Суд  Канцлерский  спешу  назвать.
В  его  оставлю  иннах
Немало  ловких  молодцев,
К  делам  весьма  ретивых.

Для  них  вот  книги,  что  найдут
У  каждого  торговца.
От  всех  сокровищ  Лондона
Пусть  часть  им  достается.

Пресытившись  учением,
Развлечься  пожелают  -
Танцуют  пусть,  фехтуют  пусть
И  в  теннис  пусть  играют.

Таких  немало  мест.  Еще,
Хотя  бы  в  воскресенье,
Актеры  пусть  о  чудесах
Дают  им  представленья.

Что  ж,  Лондон,  вот  дары  мои  -
Я  их  распределила
В  твоих  пределах  и  вовне.
Оставлю,  как  решила,

Все,  что  полезным  может  быть.
Смотри  же,  действуй  честно:
Когда  отсюда  я  уйду,
Раздай  мое  наследство.

Я  ничего  не  назвала,
С  чем  в  путь  пойду  последний...
Но  вспомни:  буду  на  земле
Сплошное  раздраженье.

Пусть  только  саван  получу:
Он  от  стыда  укроет.
Пусть  тихо  погребут  меня
И  впредь  никто  не  вспомнит.

Ни  звонов,  ни  поклонов  мне
Заказывать  не  надо.
Поминок  также  не  хочу:
Напрасная  затрата.

А  лучше  радуйся,  что  я
Мир  покидаю  жалкий;
И  что,  чтоб  каждый  получил
Достаточно  подарков,

Лишь  ты  -  душеприказчик  мой:
Ведь  я  тебя  любила
И,  чтоб  другим  дары  раздать,
Доверьем  наделила.

А  так  как  без  помощника
Ты  вряд  ли  с  делом  сладишь,
Удачи  я  тебе  прошу:
Богатств  да  не  растратишь!

С  удачей  вместе  пусть  придут
Дни  счастья,  век  спокойный.
Пускай  от  них  получишь  все,
Чтоб  жить  тебе  довольным.

Не  откажись  же  их  принять:
Тебе  их  в  помощь  прочу  ...
Утомлена  я  и  слаба,
На  этом  и  закончу.

Тем,  кто  захочет  расспросить,
Как  я  с  тобой  рассталась,
Ответь:  она  спешила  в  путь
И  коротко  прощалась.

А  тем,  кто  хочет  мне  добра
Иль  обо  мне  скучает,
Вели  не  слишком  горевать  -
Пускай  им  легче  станет.

Когда  им  жаль,  что  я  ушла,
Напомни,  что  страдала
Я  здесь  немало,  но  от  них
Поддержки  не  видала.

Прощай,  прощай  же  много  раз!
Пусть  зло  тебя  минует,
Пусть  в  бегство  обратишь  врагов,
Над  ними  торжествуя.

И  хоть  уверена  я  в  том,
Что  нам  уж  не  видаться,
Не  перестану  никогда
Желать  тебе  я  счастья.

Днесь  день  двадцатый  октября,
Как  календарь  отметил,
Сейчас  год  тысяча  пятьсот
Идет  семьдесят  третий

От  Рождества  Христова.  Я
Своей  рукой  писала
И  завещанье  Лондону
Вручила,  как  сказала.

Свидетели:  мое  Перо,
Бумага  и  Чернила,
И  Время  обещало  мне  -
Присмотрит,  чтобы  было

Все  так,  как  здесь  написано,
Родне  чтоб  не  вмешаться  ...
На  этом  умолкаю  я:
В  путь  нужно  отправляться.

Finis.  Изабелла  Уитни

Перевод  5.  -  11.10.2020


Примечания:    -  здесь  я  жизнь  узнала  -  буквально  "воспитывалась".

-  кто  соблюдает  пост  -  в  1563  г.  государством  было  установлено  три  постных  дня,  когда  запрещено  было  есть  мясо;  от  поста  освобождались  больные.  Судя  по  характеру  высказывания  в  оригинале  -  "  and  such  as  orders  do  observe",  "для  таких,  кто  соблюдает  пост"  -  пост  не  всеми  соблюдался  одинаково  строго.

-  Чип  -  Чипсайд,  вероятно,  самая  любимая  горожанами  и  приезжими  из  улиц  Лондона.

-  галерея    Биржи  -  в  оригинале  ее  название  Pawn.  Это  крытая  галерея  Королевской  биржи,  где  велась  торговля.

-  брыжи  -  в  оригинале  название  ruff  (раф).

-  Стокс  -  рынок  в  центре  лондонского  Сити,  названный  так,  вероятно,  потому,  что  ранее  на  том  месте  стояли  колодки.

-  Сент-Мартин  -  вероятно  Сент-Мартин-ле-Гран  (St  Martin-le-Grand),  в  восточном  конце  Сент  Мартинс  Лейн  (St  Martin’s  Lane),  где  продавались  дешевая  одежда  и  обувь.

-  Корнуолл  (Cornwall  )  -  вероятно,  это  опечатка  в  оригинале  и  должно  читаться  Корнхилл  (Cornhill),  где  находился  большой  рынок.

-  Боу  -  церковь  Сент-Мери-ле-Боу.

-  Двор  Стальной  (Stillyard)  -  подворье  купцов  Ганзы,  где  продавались  рейнские  вина.

-  Запрещено  жениться  -  подмастерьям  запрещалось  жениться  в  течение  семи  лет  их  службы.

-  Каунтер  -  далее  перечисляется  несколько  лондонских  тюрем.  Каунтер  -  две  долговые  тюрьмы.  Дыра  (‘the  Hole’)  -  камера  для  заключенных  совсем  без  денег.  Заключенные  в  ней  должны  были  протягивать  корзину,  чтобы  прохожие  бросали  туда  еду.

-  с  каморкой  Неудобной  (в  оригинале  little  ease)  -  тесная  камера,  где  заключенный  не  мог  ни  стоять,  ни  сидеть.

 -  Ньюгейт  -  знаменитая  лондонская  тюрьма  для  преступников.  Некогда  была  отремонтирована  на  деньги,  оставшиеся  после  знаменитого  лорд-мэра  Ричарда  Уиттингтона  (которому  предание  подарило  [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=726885"]кошку[/url]).

-  на  Холборн-Хилл  пускай  везут  -  через  Холборн  приговоренных  к  смерти  везли  к  месту  казни  на  Тайберн.

-  Флит  -  знаменитая  тюрьма  для  тех,  кого  признали  виновным  Звездная  палата  или  Канцлерский  суд  (и  туда  же  спроваживают  сэра  Джона  Фальстафа  и  его  компанию  в  конце  второй  части  шекспировского  "Генриха  IV").

-  Ладгейт  -  тюрьма  для  должников  и  банкротов.

-  издатель  мой  -  его  звали  Ричард  Джонс.

-  Смитфилд  -  в  нем  находились  лошадиный  рынок  и  госпиталь  Святого  Варфоломея,  а  также  проводилась  Варфоломеева  ярмарка  (см.  пьесу  Бена  Джонсона).

-  Бедлам  -  знаменитый  дом  умалишенных  в  больнице  Святой  Марии  Вифлеемской  (см.  "Короля  Лира").  Туда  ходили  смотреть  на  них  для  забавы.

-  Брайдвелл  -  там  находилась  женская  тюрьма.

-  инны  -  судебные  (the  Inns  of  Court,  и  сейчас  существуют)  и  Канцлерского  суда  (the  Inns  of  Chancery)  -  служили  центрами  подготовки  юристов.  Их  называли  третьим  университетом  Англии.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=937956
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 23.01.2022


Сверчок (о рождественской повести Диккенса «Сверчок за очагом / на печи» (The Cricket on the Hearth

Cтишок  только  в  общем  передает  сюжет  повести.  Хорошо,  если  он  побудит  ее  перечитать.

Сверчок

(о  рождественской  повести  Диккенса  «Сверчок  за  очагом  /  на  печи»  (The  Cricket  on  the  Hearth))

Добрый  сверчок,
Укрась  вечерок!

Пусть  чайник  начнет:
Он  славно  поет.

А  ты  от  души
Нам  сказку  скажи.

Вот  компания  беседу  продолжает  за  столом.
Вместе  —  в  день  веселый  зимний,  очень  разные  притом.
Здесь  сидят  игрушек  мастер  рядом  с  дочерью  слепой,
Их  хозяин  —  хоть  немолод,  но  с  невестой  молодой,
И  другая  пара:  возчик  с  молодой  своей  женой  —
Муж  заботливый  влюбленный  с  милой  маленькой  женой.

Трудный  обед,
Покоя  в  нем  нет.

Мало  тепла:
Зависть  вошла.

Счастьем  чужим
Жадный  томим.

Думает  жених  богатый  для  себя  жену  купить
И  принять  никак  не  в  силах,  что  счастливей  могут  быть.
Возчика  он  подзывает:  гляньте,  ваша-то  жена
С  молодым  любезна  втайне  —  вам,  должно  быть,  не  верна.
Любящей  ее  считали…  оказалась  неверна.

Вмешайся,  сверчок,
Как  ты  б  только  смог!

Дом  прочный  храни,
Неправду  гони!

Ведь  Крошка-жена
Так  с  мужем  нежна…
Она  ль  неверна?!

Неожиданное  горе  и  у  девушки  слепой:
Ведь  украшенным  привыкла  принимать  она  мир  свой.
Хоть  лаская,  обманули  бедную  отца  слова.
Жаль  ей,  что  жених  —  хозяин,  но  невеста  —  не  она.
Он  суров  и  даже  груб  с  ней  —  влюблена  в  него  она.

Горе  скрывать  —
Другое  ль  призвать?

Отец,  хоть  хранил,
Но  боль  причинил,

Вошла  на  порог…
Вмешайся,  сверчок!

Изгнана  была  ошибка  и  не  совершилось  зла.
Угрожавшее  отвадить  Крошка  милая  смогла.
Собрались  герои  те  же,  но  невеста  —  веселей:
Долгожданный  муж  любимый  молодой  танцует  с  ней.
Обвенчаться  помогла  им  Крошка,  выручив  друзей.
А  жених,  что  был  отвергнут,  сделался  теперь  добрей…
Всех  согрело  примиренье.  Праздник  сделался  добрей.

Так-то  сверчок
Счастью  помог.

Любовь  защитил
И  радость  впустил.

Тихо  звучал,
Сказку  сказал.

14.01.2022

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=937595
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 20.01.2022


Давид Самойлов. Двенадцатая ночь. Английский перевод

Попробовала  ради  практики  перевести  на  английский  язык  текст  песни  Давида  Самойлова  к  постановке  шекспировской  пьесы  "Двенадцатая  ночь".

Оригинал:


Пускай  в  камине  прогорят

Дубовые  дрова!

Пришла  двенадцатая  ночь

С  начала  Рождества.


В  дому  тепло.  И  в  яслях  спит

Родившийся  Христос.

Уходит  праздник.  На  дворе

Ветер,  снег  и  мороз.


Давайте  нынче  пить  вино,

Пускай  на  дорогах  мрак!

И  все  не  то,  и  все  не  так,

Но  что  есть  «то»  и  «так»?


И  все  не  то,  и  все  не  так,

Но  что  есть  «то»  и  «так»?


Пусть  все  сегодня  за  вином

Не  ту  играют  роль,

И  шут  пусть  станет  королем,

И  будет  шутом  король.


Сегодня  умный  будет  глуп

И  будет  умен  дурак,

И  все  не  то,  и  все  не  так,

Но  что  есть  «то»  и  «так»?


И  все  не  то,  и  все  не  так,

Но  что  есть  «то»  и  «так»?


Хей-хо!  Веселье!  Скуку  прочь!

На  все  дает  права

Одна  двенадцатая  ночь

С  начала  Рождества!


А  завтра  —  что  ж!  —  придет  конец

Веселью  и  вину.

Конец  шуту  и  королю,

И  глупости,  и  уму.

Король  отправится  во  дворец,

А  пьяный  к  себе  в  кабак.

И  все  не  то,  и  все  не  так,

Но  что  есть  «то»  и  «так»?


И  все  не  то,  и  все  не  так,

Но  что  есть  «то»  и  «так»?





Мой  английский  перевод:


The  Fool’s  Opening  Song

by  David  Samoylov


Oh,  let  the  oak  burn  well  for  us,

And  for  good  cheer,  I  pray!

It’s  been  twelve  nights  that  Christmas  lasts,

Epiphany  is  on  its  way.


Our  room  warms  great  and  Christ  is  a  babe,

In  the  manger  He’s  now  asleep.

It’s  a  snowy  night  and  it’s  storming  all  right,

The  feasts  are  about  to  leave.


May  sack  and  sugar  keep  us  hot

In  spite  of  the  winter’s  groans…

And  nothing  that  is  so  is  so.

Yet  what  is  ‘so’?  Who  knows?


So  shall  we  have  a  merry  play?

Tonight  may  nonsense  rule!

The  fool  will  act  in  a  princely  way

And  the  prince  will  play  a  fool.


The  wise  man’s  fooling  on  the  spot

And  the  foolish  wisdom  grows…

And  nothing  that  is  so  is  so.

Yet  what  is  ‘so’?  Who  knows?


Hey-ho!  Forget  the  tedious  past!

The  fun  is  in  its  prime!

It’s  been  twelve  nights  that  Christmas  lasts,

The  year’s  trickiest  time!


Tomorrow’s  sun  is  the  ‘over’  sun:

Our  jokes  will  all  be  spent.

The  wise,  the  fool,  the  prince  and  the  fool

Will  meet  their  proper  end.

The  prince  he  takes  the  crown  he’s  got,

And  the  drunk  to  the  tavern  he  goes…

And  nothing  that  is  so  is  so.

Yet  what  is  ‘so’?  Who  knows?


Перевод/  Translated  by  Valya  Rzhevskaya

11.  —  13.  02.2017

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=937417
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 18.01.2022


Обещанное счастье. Cказка

Обещанное  счастье

(по  мотивам  японской  сказки  «Счастье  с  неба  и  из-под  земли»)

На  островах,  где  всходит  солнце,  жил  со  старушкой  старичок.
Хотя  работал  он  усердно,  покончить  с  бедностью  не  мог.

Однажды  ночью  новогодней  старик  увидел  чудный  сон:
Богатство  явится  к  ним  с  неба  —  так  будет  труд  вознагражден.

Вот  обещанье!  Вот  так  радость!  Но  как  же  сон  осуществить?
Работать  как  всегда,  с  надеждой  —  иначе  ведь  не  может  быть…

Весна.  Старик  приходит  с  поля:  «Случилось  странное,  жена.
Ты  помнишь  сон  мой  новогодний?  Нашел  я  клад  —  почти  из  сна.

Нащупала  мотыга  в  поле  огромный  с  золотом  кувшин  …
Там  денег  было  —  дом  построить…  Хватило  б  и  не  на  один…»

«Но  что  же,  золото  вы  взяли?»  «Хотел,  да  постеснялся  брать.
Ведь  наше  счастье  будет  с  неба  —  зачем  чужое  отнимать?»

«Вы  справедливо  поступили:  чужое  счастье  —  ни  к  чему.
Его  хозяин,  верно,  ищет  —  мы  навредили  бы  ему.

Зачем  нам  счастья  слишком  много?  Оно  б  избаловало  нас.
А  кто-нибудь  мечтой  лишь  весел…  Еще  найдем.  Свое  —  как  раз».

Сосед  услышал  их  беседу,  известный  жадностью  своей.
Вот  не  припомню,  как  он  звался…Таро,  быть  может?  Нет,  Гэмбей.

«Эх,  простаки!  Играют  в  щедрость.  Нет,  чтоб  удачу  оценить.
Они  копить  не  научились  —  что  к  ним  пришло,  хотят  дарить.

Вы  счастья  этого  не  взяли  —  так,  стало  быть,  оно  мое!
В  достатке  жизнь  я  смог  наладить,  а  ваше  —  в  бедности  житье!»

Стремглав  Гэмбей  помчался  в  поле.  Кувшин  найдет  ли  он?  —  нашел,
Но  кладом  были  не  монеты,  а  пчелы.  Слишком  много  пчел.

Гэмбей,  искусанный  и  злобный,  придумывал  недолго  месть.
Заткнув  кувшин,  он  с  ним  на  крышу  к  соседям  бедным  смог  залезть

И  содержимое  кувшина  в  трубу  к  ним  сыплет:  «Счастье  —  вам!
Вознаграждение  за  щедрость  послать  угодно  небесам».

Он  пчел  хотел  впустить  к  соседям…  Услышал  удивленный  крик,
Но  радостный.  Ведь  золотые  монеты  сыпал  он  на  них.

Богатством  пчелы  обернулись.  И  говорит  старик  жене:
«Раз  с  неба  счастье  —  значит,  наше!  Все  совершилось,  как  во  сне!»

15.01.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=935835
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 03.01.2022


Реплика на стихотворение Л. Филатова «Мгновение тишины»

Придумала  свою  реплику  на  понравившееся  стихотворение  Л.  Филатова  «Мгновение  тишины».

Реплика

Всего  и  делов-то,  братцы,  –
Мгновение  тишины…

Л.  Филатов.  "Мгновение  тишины"

Шум  давит.  Его  так  много,
Что  смыслы  в  нем  не  слышны,
И  хочется  ненадолго
Спасительной  тишины.

Окрепнуть  в  ней,  обновиться  -
И  музыке,  и  словам,
Но,  если  она  продлится,
Покажется  скучной  нам,

А  то  и  тяжелой...  Станем
Греметь,  чтоб  ее  прогнать...
Но  всех  тишины  звучаний
Не  стоит  припоминать.

Пусть  явится,  чтоб  растаять
Ей  в  новой  шумов  волне.
Заслужит  пусть  благодарность:  
В  ней  стали  смыслы  ясней.

27-28.12.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=935495
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.12.2021


Зима бежит по снегу босиком

Зима  бежит  по  снегу  босиком:  
Она  не  мерзнет.  Рада,  что  вернулась
И  сочиняет  игры.  Мир  кругом
Украсить  жажда  у  нее  проснулась.  

Но  встретив  человека,  уж  не  та:  
Замрет,  предстанет  госпожой  серьезной.  
Вся  суета,  что  за  год  прожита,  
Подвергнется  переоценке  грозной.  

Зима  с  холодной  важностью  глядит:  
«Посмотрим,  как  готовились  вы  встретить
Меня…»  А  испытав,  развеселит:  
Вслед  за  тревогой  темной  –  праздник  светит.

24,25.11.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=933378
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 09.12.2021


Cонет Списотрусів (Шекспіра) 120. Переклад

Ліричний  герой  пана  Списотруса  пробачає  друга  і  закликає  пробачити  себе  також,  бо  їх  образи  взаємно  зараховуються  і  виражають  їх  поєднання.

Оригінал:

120

That  you  were  once  unkind  befriends  me  now,  
And  for  that  sorrow  which  I  then  did  feel  
Needs  must  I  under  my  transgression  bow,  
Unless  my  nerves  were  brass  or  hammered  steel.  
For  if  you  were  by  my  unkindness  shaken  
As  I  by  yours,  you’ve  past  a  hell  of  time,  
And  I,  a  tyrant,  have  no  leisure  taken  
To  weigh  how  once  I  suffered  in  your  crime.  
O  that  our  night  of  woe  might  have  remembered  
My  deepest  sense  how  hard  true  sorrow  hits,  
And  soon  to  you  as  you  to  me  then  tendered  
The  humble  salve  which  wounded  bosoms  fits!  
But  that  your  trespass  now  becomes  a  fee;  
Mine  ransoms  yours,  and  yours  must  ransom  me.


Мій  переклад:

Що  відштовхнуло  -  те  тепер  і  вабить.  
За  біль  від  тебе  справлю  каяття,  
Бо  вже  мене  своя  провина  давить,  
Коли  ще  відчувати  можу  я.

Як  біль  від  неї  до  мого  подібний,  
Ти  знаєш  час,  що  справді  був  страшний.  
Це  зло  -  моє,  й  не  мав  бажання  винний
Пригадувати  вчинок  твій  дурний...  

Нам  спільнe  лихо  -  темрява...  Згадати  б
Мені  у  ній  всю  муки  повноту!  
Тобі  я  зможу,  а  мені  -  ти,  дати
Мазь  рятівну,  що  зцілить  гіркоту.

Те  -  сплата  шкоди,  що  було  -  виною.  
Мій  крок  назустріч  повтори  за  мною.

Переклад  07.12.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=933236
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 08.12.2021


Діалог Кассандри і Андромахи в Трої під облогою

Діалог  Кассандри  і  Андромахи
в  Трої  під  облогою

(на  мотив  драматичної  поеми  Лесі  Українки)


Андромаха

Не  можу  бачити  твоєї  посмішки!

Кассандра

Чому  б  мені  не  посміхатись  іноді?

Андромаха

Бо  відчай  ти,  лише  дратуєш  так  людей!

Кассандра

І  відчай  може  посміхатись.  Правда  це.

Андромаха

Якби  надію  нашу  пожаліла  ти...

Кассандра

Чи  маю  для  надії  правду  зрадити?

Андромаха

Але  надію  любить  кожен,  хто  живе.

Кассандра

Життя  серед  неправди  -  нице.  Бруд  один.

Андромаха

Стерпіти  можна  бруд,  надію  маючи.

Кассандра

Я  кликала  її,  та  не  прийшла  вона.
Натомість  маю  тільки  посмішку  сумну.
Мої  надії  правда  так  оплакує.

Андромаха

Думки  високі  маєш  -  маю  сина  я.
В  житті  для  нього  я  бажаю  радостей,
Та  в  небезпеці  він  і  може  згинути...
Нехай  обман  -  на  краще  сподіватимусь!

Кассандра

Так,  нам  не  розуміти  одна  одної.
Обох  нас,  хоч  по-різному,  жалітимуть.
Проте  від  правди  все  ж  обман  жорстокіший:
Хоч  слово  моє  ранить,  вірність  бережу.

02.10.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926961
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 03.10.2021


Сонет об актере и зрителе

Сонет  об  актере  и  зрителе

Немногими  замечен  вывих  века,
Кто  жил  в  довольстве,  тот  и  дальше  смог,
И  снова  ты  играешь  человека,
Который  гол  -  правдив  -  и  одинок.

Играешь  и  тревожишься:  как  сделать?
Ведь  он  уже  был  сыгран  столько  раз!
Как,  меру  сохранив,  явить  и  смелость,
Чтоб  был  собой  он  -  без  чужих  прикрас?

Но  думаешь:  такой,  как  он,  есть  в  зале.
Не  знаменитый,  смотрит  на  себя,
Хотя  его  соседи  не  узнали.
Суровый  он,  но  жаждущий  судья.

Играй  же  для  него,  хоть  тяжело  -
Избавь  от  одиночества  его.

27.09.2021

Примечание:  Клавдий  в  одном  месте  пьесы,  прочтя  письмо  Гамлета,  высказывается  одновременно  о  его  почерке  и  о  его  характере:

 ’Tis  Hamlet’s  character.
‘Naked’—and  in  a  postscript  here  he  says
‘Alone’.  (С)

Точный  почерк  принца.
Вот  это  "голым"  и  внизу:  "Один"
В  приписке.

 (С,  перевод  Б.  Л.  Пастернака)

Я  в  курсе  того,  что  у  образа  голого  человека  может  быть  много  значений:  например  -  ранимый,  чувствительный.  Но  для  данного  стишка  выбрано  значение  правдивости.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926880
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 02.10.2021


Поетична мудрість


Як  вірити  у  поетичну  мудрість?
Вона  ж  повсюди  хиби  легко  сіє.
Здається,  істина  перевернулась:
У  вибриках  себе  ж  не  пожаліє.

Поет  —  творець,  але  поет  —  безумний.
Про  це  і  чує  він,  і  сам  говорить.
Він  мовить,  наче  зневажає  думу,
Одне  —  і  заперечить,  і  обстоїть.

Добро  і  щирість  славити  готовий
Так,  що  слухач  повторювати  схильний,
Та  визнає  поет,  що  грає  словом,
Сміється  зі  слухацької  довіри.

Він  проголосить,  що  не  прагне  слави,
Картає  тих,  хто  пише  для  багатства,
Проте  визнання  він  здобути  радий,
Як  радий  нагороду  взять  за  працю.

З  кохання  плаче  він,  жене  кохання,
Чиї  провини  викрити  береться,
В  них  певен  …  та  розтягує  прощання
І,  плачучи,  коханню  посміхнеться.

Буває,  закликає  до  свободи,
Тих,  хто  її  знецінює,  засудить,
Та  про  свою  неволю  знає  добре:
Для  слова  створений,  сказати  мусить.

Не  раз,  однак,  що  вільний,  він  заявить,  —
Про  волю,  для  якої  є  межею
Призначення…  І  пише  щиро  навіть,
Як  гноблений  він  працею  своєю.

Якщо  є  мудрість,  хоч  не  бездоганна,
У  нього  —  то,  можливо,  тут  помітна:
Людина,  суперечностям  підвладна,
Постане  в  єдності  зі  словом  вірним.

То  скаже  він:  мій  твір  —  заради  миті,
Із  нею  вигадки  мої  розтануть,  —
То  твору  жити  не  одне  століття
Він  обіцяє  —  хоч  дізнатись  складно.

Жартує  він  чи  справді  має  думу
Таку  і  зізнається  у  надії,
Поет  —  творець,  а  не  лише  безумний,
Своє  життя  дає  своїм  створінням.

28,30.09.2021

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926787"]То  же  -  по-русски[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926789
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 01.10.2021


Поэтическая мудрость


Как  верить  в  поэтическую  мудрость?
Ведь  раздает  охотно  заблужденья.
Как  будто  истина  перевернулась:
Кривляется,  себя  же  не  жалея.

Поэт  —  создатель,  но  поэт  —  безумец,
И  слышит  он,  и  говорит  об  этом.
Заводит  речи  он,  не  образумясь,
Легко  оспорит  и  свои  советы.

Хвалить  добро  и  искренность  готов  он,
Так,  что  внимавший  повторять  берется,
Но  сам  признает,  что  играет  словом
И  над  доверием  к  себе  смеется.

Провозгласит,  что  к  славе  не  стремится,
Тех  выбранит,  кто  пишет  для  богатства,
Но  от  признания  не  отвратится,
Доволен,  коль  труды  вознаградятся.

Он  плачет  от  любви,  любовь  он  гонит,
Чем  провинилась,  перечислит  грозно,
Уверенно…  но  медлить  ей  позволит,
И  улыбается  любви  сквозь  слезы.

Бывает,  он  к  свободе  призывает,
Твердит,  что  попирать  ее  негоже,
Но  сам  —  невольник  он,  и  это  знает:
Для  слова  создан  и  сказать  он  должен.

Не  раз  он  о  своей  свободе  скажет,
Что  есть  —  в  предназначения  пределах…
Он  без  прикрас  описывает  даже,
Как  он  порабощен  своим  же  делом.

И  если  мудрость,  пусть  небезупречна,
Ему  дана,  —  быть  может,  в  том  заметна,
Как  человек  в  его  противоречьях
Является,  един  со  словом  верным.

То  говорит:  пишу  я  для  минуты,
Пройдет  с  ней  вместе  то,  что  сочиняю,  —
То  смотрит  вдаль  —  и,  хоть  увидеть  трудно,
Строкам  своим  век  долгий  возвещает.

Вполне  серьезно  или  шутки  ради
Он  произносит  это  предсказанье,
Поэт  —  безумец,  но  поэт  —  создатель
И  жизнь  свою  дает  своим  созданьям.

29-30.08.2021

[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926789"]
Те  саме  -  українською[/url]

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926787
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.10.2021


Сонет Списотрусів (Шекспіра) 25. Переклад

Ліричний  герой  пана  Списотруса  цього  разу  виражає  впевненість,  що,  якщо  щось  на  світі  незмінне  -  то  це  любов,  його  і  до  нього.

Оригінал:

Let  those  who  are  in  favour  with  their  stars  
Of  public  honour  and  proud  titles  boast,  
Whilst  I,  whom  fortune  of  such  triumph  bars,  
Unlooked-for  joy  in  that  I  honour  most.  
Great  princes’  favourites  their  fair  leaves  spread  
But  as  the  marigold  at  the  sun’s  eye,  
And  in  themselves  their  pride  lies  buried,  
For  at  a  frown  they  in  their  glory  die.  
The  painful  warrior  famousèd  for  might,  
After  a  thousand  victories  once  foiled  
Is  from  the  book  of  honour  razed  quite,  
And  all  the  rest  forgot  for  which  he  toiled.  
Then  happy  I,  that  love  and  am  beloved
Where  I  may  not  remove  nor  be  removed.  


Мій  переклад:

Хай  ті,  чиї  зірки  не  вередують,  
Хизуються,  бо  світ  вітає  їх.  
Мене  ж  настільки  доля  не  милує,  
Втішаюсь  тим,  що  я  вітати  звик.  
Улюбленці  царів,  коли  у  силі,  
Мов  соняшник  від  сонця,  ласки  ждуть,  
Але  пиха  веде  їх  до  могили:  
Пан  спохмурнішає,  й  вони  впадуть.  
Або  вояк  -  хвалений  був,  могутній.  
Звитяжного  лиш  раз  перемогли,  
І  він  за  це  знеславлений  підступно,  
В  непам'ять  подвиги  його  пішли.  
Любов  -  це  дар  мені  і  дар  від  мене,  
І  певний  я,  що  в  ній  є  щастя  певне.

Переклад  21-22.02.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=905763
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 22.02.2021


Сонет Списотрусів (Шекспіра) 64. Переклад

Ліричний  герой  пана  Списотруса  спостерігав  минущість  численних  явищ  і  тому  відчуває  страх  за  свою  любов.

Оригінал:

64

When  I  have  seen  by  time’s  fell  hand  defaced
The  rich  proud  cost  of  outworn  buried  age;
When  sometime-lofty  towers  I  see  down  razed,
And  brass  eternal  slave  to  mortal  rage;
When  I  have  seen  the  hungry  ocean  gain
Advantage  on  the  kingdom  of  the  shore,
And  the  firm  soil  win  of  the  wat’ry  main,
Increasing  store  with  loss  and  loss  with  store;
When  I  have  seen  such  interchange  of  state,
Or  state  itself  confounded  to  decay,
Ruin  hath  taught  me  thus  to  ruminate:
That  time  will  come  and  take  my  love  away.

This  thought  is  as  a  death,  which  cannot  choose
But  weep  to  have  that  which  it  fears  to  lose.


Мій  переклад:

Я  знаю,  що  недобрий  час  спотворив
Розкішні  шати  зниклих  вже  епох,
Що  падають  найвищі  вежі  долу,
Що  мідь  тривка  теж  має  смертний  строк.

Я  знаю:  океан  бере  неситий
У  царства  землю,  наче  данину,
А  суходіл  уміє  з  морем  битись  —
Хто  раз  програв,  вже  виграє  війну.

Я  знаю  щастя  й  лиха  переміни
І  знаю  про  лиху  годину  царств…
Навчили  спостереження  журитись:
Любов  мою  колись  відніме  час.

Ця  думка  —  згуба:  прагне  володіти
Тим,  що  так  страшно  буде  загубити.

Переклад  19.02.2021

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=905525
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 20.02.2021


Cонет Списотрусів (Шекспіра) 116. Переклад

Оригінал:

116

Let  me  not  to  the  marriage  of  true  minds
Admit  impediments.  Love  is  not  love
Which  alters  when  it  alteration  finds,
Or  bends  with  the  remover  to  remove.
O  no,  it  is  an  ever  fixed  mark
That  looks  on  tempests  and  is  never  shaken;
It  is  the  star  to  every  wand’ring  barque,
Whose  worth’s  unknown  although  his  height  be  taken.
Love’s  not  time’s  fool,  though  rosy  lips  and  cheeks
Within  his  bending  sickle’s  compass  come;
Love  alters  not  with  his  brief  hours  and  weeks,
But  bears  it  out  even  to  the  edge  of  doom.
If  this  be  error  and  upon  me  proved,
I  never  writ,  nor  no  man  ever  loved.

Мій  переклад:

116

Як  має  шлюб  з’єднати  душі  щирі,
Я  перешкоди  не  назву.  Любов
Хоч  зміну  стріне,  непідвладна  зміні,
Того  не  кине,  хто  її  знайшов.

Вона  —  це  вежа  над  мінливим  морем:
Негоди  споглядає  з  місця,  ціла.
Вона  —  зоря:  провадить  кожен  човен,
Обчислять  висоту,  ціна  ж  незмірна.

Не  гратись  з  нею  Часу.  Відбирає
Красу  він  справді,  квіт  її  зітне,
Та  плинний  він.  Любов  же  не  спливає.
Вона  зі  світом  Суду  досягне.

Як  раптом  це  не  так,  ще  й  я  б  довів,  —
Я  не  писав,  і  жоден  не  любив.

Переклад  30-31.07.2020

P.S.  Жермена  Грір,  біограф  Анни  Шекспір,  звертає  увагу  на  те,  що  в  останньому  рядку  мається  на  увазі  саме  чоловіча  любов  (а  не  взагалі  любов).  У  своєму  перекладі  я  спробувала  відобразити  це  її  побажання.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=884798
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 02.08.2020


Сонет Списотрусів (Шекспіра) 23. Переклад

Спробувала  зробити  власний  переклад  ще  одного  шекспірівського  сонета.

Оригінал:

23  

As  an  unperfect  actor  on  the  stage  
Who  with  his  fear  is  put  besides  his  part,  
Or  some  fierce  thing  replete  with  too  much  rage  
Whose  strength’s  abundance  weakens  his  own  heart,  
So  I,  for  fear  of  trust,  forget  to  say  
The  perfect  ceremony  of  love’s  rite,  
And  in  mine  own  love’s  strength  seem  to  decay,  
O’er-charged  with  burden  of  mine  own  love’s  might.  
O  let  my  books  be  then  the  eloquence  
And  dumb  presagers  of  my  speaking  breast,  
Who  plead  for  love,  and  look  for  recompense  
More  than  that  tongue  that  more,  hath  more  expressed.
O  learn  to  read  what  silent  love  hath  writ;
To  hear  with  eyes  belongs  to  love’s  fine  wit.

Мій  переклад:

23

Мов  той  актор,  не  з  кращих,  що,  як  вийде,
То  з  остраху  роль  плутає,  хоч  вчив,
Або  мов  лютий  звір,  що  з  люті  гине,  
Бо  власний  надмір  сили  пригнітив,  -  

Так  почуваюсь  я.  Боюсь  невір'я
І  ладних  слів,  де  треба,  не  знайду.
Любов  міцна  і  давить  непомірно,
В  мені  росте,  мені  же  на  біду.

Прошу,  читай  написане.  Там  мовлю.
Воно  німе,  та  мовить  серце  в  нім,
Благає  так  відповісти  любов'ю,
Як  не  сказать  балакунам  отим.

Не  знехтуй  писаним,  та  щирим  словом,
То  гарний  хист  любові  -  чути  зором.

Переклад  27.06.2020

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=881076
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 28.06.2020


Мои кленовые листья

Вам  говорили,  что  листья  похожи  с  руками.
Долго  смотрите  на  них  и  уверитесь  сами.

Вот  позволяют  собой  любоваться  в  покое  —
Перстни  бы  им  или  родинки,  или  мозоли.

Сверху  под  солнцем  светлы,  сбоку  тень  их  коснется  —
Дело  есть  свету  и  тени,  как  лист  повернется.

Ветер  летит  —  и  встают,  тонкий  щит  наклоняя,
Как  от  удара  укрытую  цель  охраняя,
Слабость  обычную  вдруг  в  сильный  жест  обращая.

Солнце,  как  в  помощь,  осветит  листы  и  пронижет  —
Спор  их  восторгом  с  борьбой  человеческой  сближен.

Опыт  отметится,  видимый  след  им  оставит:
Зелень  от  солнца  свет  примет  и  золотом  станет.

После  устало  поверят:  их  больше  не  нужно
И  опадут,  как  уйдут,  оставляя  все  скучно.

Живы  сейчас,  и  спокойно,  как  будто  он  вечен,
Ветка  на  листьях  подносит  к  окну  светлый  вечер.

27.08.2016

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=880289
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 20.06.2020


Бабушка

Чтобы  любить  Пушкина,  необязательно  хорошо  знать,  как  мало  похож  он  на  памятники.  Необязательно  ни  удивляться  этому,  ни  возмущаться,  ни  посмеиваться.  Можно  не  знать  и  не  перебирать  многократно  игривые  подробности  его  жизни.  Можно  не  задумываться  над  тем,  как  часто  он  поражал  своим  поведением  светское  общество  и  не  носиться  ни  с  колкостями,  которые  он  кому-нибудь  незаслуженно  сказал,  ни  с  эпиграммами,  которыми  кого-нибудь  зря  задел.


Можно  не  быть  самому  ни  литератором,  ни  стихотворцем,  но  чувствовать,  что  Пушкин  –  родной  человек.  Можно  не  судить  о  его  гении  с  радостным  и  драгоценным  знанием,  которое  дает  свой  поэтический  дар.  Можно  не  показывать  пальцем,  не  срывать  покровы  и  не  вступать  в  спор  о  том,  какой  Пушкин  –  настоящий.


Можно  быть  заботливой  мамой  четверых  детей,  бабушкой  многих  внуков.


Достаточно  просто  знать  его  стихи  и  иметь  любимые,  знать  их  на  память  и  читать  всегда,  когда  душа  этого  попросит.  Собирать  книги  о  нем  и  читать  их,  не  критикуя,  а  только  приобщаясь  к  его  жизни  и  разделяя  с  их  авторами  свою  к  нему  любовь.  С  гордостью  купить  своим  девочкам  «Руслана  и  Людмилу»,  и  с  колыбели  приучить  ребенка  со  своего  голоса  к  звучанию  «У  лукоморья  дуб  зеленый»  вместе  с  малышовыми  прибаутками  и  военными  песнями.


Можно  быть  вечной  семейной  труженицей  и  не  быть  эстетом.  Можно  наивно  умиляться  очередной  бесконечной  истории  в  мексиканском  или  бразильском  сериале  –  но  любить  Пушкина  без  греха.


Не  приближаться  к  нему,  как  к  брату,  но  и  не  потешать  своей  гордыни  –  любить  простодушно.


Я  прочитала,  что  Марина  Ивановна  Цветаева  удивлялась  —  как  это  Пушкин  стал  в  роли  собственной  Татьяны!  Она  не  любила  «Онегина»,  у  нее  были  другие  любимые  пушкинские  произведения  (мое  упоминание  о  гордыне  —  не  про  нее,  разумеется).  Мне  же  кажется,  что  не  беда  —  Пушкин  очень  любит  Татьяну.


Моя  бабушка  могла  читать  на  память  многие  пушкинские  стихи.  Больше  всего  она  любила  три  отрывка  из  «Евгения  Онегина»  —  письмо  Татьяны,  письмо  Онегина  к  Татьяне  и  «Довольно;  встаньте.  Я  должна  Вам  объясниться  откровенно».  Она  читала  их  вслух  так  часто,  что  я  заучила  речи  Татьяны  с  ее  голоса.  Она  читала  всегда,  когда  хотела.  Иногда  –  сидя  в  своем  кресле  напротив  телевизора,  иногда  –  опершись  локтем  о  ручку  кресла  и  в  иные  моменты  чуть-чуть  проводя  поднятой  рукою  у  лица  –  это  выглядело  не  излишне,  а  трогательно.  Иногда  посреди  какого-нибудь  дела.  Моей  бабушке  говорили,  что  она  могла  бы  быть  актрисой,  но  она  играла  только  смолоду  в  самодеятельности.


У  нее  собралась  довольно  большая  библиотека  книг  о  Пушкине,  не  считая  двух  его  собраний  сочинений.


И  посреди  тяжелой  болезни,  когда  приходилось  бороться  за  жизнь,  она  читала  Пушкина  и  для  себя,  и  окружавшим  ее  людям,  себе  в  радость,  им  на  удивленье.  И  когда  становилось  невмоготу,  уже  чтобы  поддержать  сознание,  она  читала  Пушкина,  силясь  остановить  наступление  последнего  сна.


Надо  думать,  ее  слышали.  Моя  бабушка  умерла  поутру  в  день  рождения  Пушкина.  Пушкин  приходил  за  нею  в  наш  дом.
День  А.С.Пушкина  –  это  ее  день.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=878734
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 06.06.2020


Карантинный стишок



Далее  следует  мой  наглый  пародийный  ответ,  примазавшийся  к  стихам  Иосифа  Бродского  "Не  выходи  из  комнаты",  обретшим,  как  показывают  соцсети,  неожиданно  новое  звучание  в  эти  тревожные  дни.  Заранее  прошу  прощения  у  самых  верных  друзей  великого  поэта  и  признаю,  что  шутка  искажает  смысл  оригинала,  но,  если  к  таким,  как  я,  стишок  приходит,  его  надо  записывать.  И  эта  шутка  -  вряд  ли  единственная.

Карантинный  стишок

[/i]"Не  выходи  из  комнаты,  не  совершай  ошибку.
Зачем  тебе  Солнце,  если  ты  куришь  Шипку?
За  дверью  бессмысленно  всё,  особенно  —  возглас  счастья.
Только  в  уборную  —  и  сразу  же  возвращайся.
...  А  если  войдёт  живая
милка,  пасть  разевая,  выгони  не  раздевая".[/i]

Иосиф  Бродский

Сказал  поэт  премудрый  мне:  "Из  комнаты  не  выходи!
Труды  студентов  проверяй  и  за  компьютером  сиди,
Призывы  выйти  в  коридор  с  презреньем  гордым  отвергай,
А  если  явится  мужик  -  не  обнажая,  выгоняй!"

И  вот  за  ноутбуком  я  противлюсь  хищному  врагу.
Студенты  обступают,  но  читать  пока  еще  могу,
И  рассуждением  лечу  тревог  невежественных  рать.
Смысл  жизни  чудно  ясен  мне:  не  рисковать,  а  выжидать.

Вопль  одиночества  звучит:  вдали  страдает  туалет.
Ему  мы  предоставим  злой  судьбы  вкусить,  конечно...    нет!
Вселенную  пересекаем,  свое  бесстрашье  сознаем,
Страдальца  от  тоски  унылой  спасаем,  запираясь  в  нем.

Вернулась  в  комнату,  и  чувства  открытием  поражены:
В  сравненье  с  кафелем  блестящим  обои  кажутся  скучны  ...
Мне  мало  комнаты  надежной,  передвижение  влечет,
И  не  онлайн  -  в  шумящем  классе  желаю  принимать  зачет.
Познав  величие  простора,    его  расширить  мы  хотим.
Да  сгинет  гнусная  зараза,  да  прекратится  карантин!

28.05.2020

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=878229
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.06.2020


Defiled is my name full sore Переклад

Віршик,  приписуваний  Анні  Болейн.  Спробувала  перекласти  двома  мовами;  цей  переклад  -  українською,  у  циклі  "Переводы"  -  [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=876544"]російською[/url].


Defiled  is  my  name  full  sore
Through  cruel  spite  and  false  report,
That  I  may  say  for  evermore,
Farewell,  my  joy!  adieu  comfort!
For  wrongfully  ye  judge  of  me
Unto  my  fame  a  mortal  wound,
Say  what  ye  list,  it  will  not  be,
Ye  seek  for  that  can  not  be  found.


Як  радісно  ім’я  ганьбили
Моє  ви,  злоба  та  обман!
Дарма  чекать,  щоб  відступили;
Добро  та  доле,  край  вже  вам!
Та,  суде,  хоч  не  маю  ради,
Твоя  невдача  більш  сумна.
Бреши:  з  брехні  не  буде  правди;
Шукай  вину:  її  нема!

Переклад  08.03.2016

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=876545
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 19.05.2020


Defiled is my name full sore Перевод

Стишок,  приписываемый  Анне  Болейн.  Попробовала  перевести  на  два  языка:  это  русский  перевод,  в  цикле  "Переклади"  -  [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=876545"]украинский[/url].

DEFILED  is  my  name  full  sore
Through  cruel  spite  and  false  report,
That  I  may  say  for  evermore,
Farewell,  my  joy!  adieu  comfort!
For  wrongfully  ye  judge  of  me
Unto  my  fame  a  mortal  wound,
Say  what  ye  list,  it  will  not  be,
Ye  seek  for  that  can  not  be  found.

Как  радостно  пинали  имя
Мое  вы,  злоба  да  обман!
Успех!  уют!  прощайте  ныне,
Отпора  нет  моим  врагам.
Но  хоть  меня  бесчестно  судят,
И  славы  доброй  не  спасти,
Пусть  лгут:  ложь  истиной  не  будет,
Вины  безвинных  не  найти!

Перевод  08.03.2016

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=876544
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 19.05.2020


In Mourning wise since daily I increase Перевод

Стихотворение  часто  приписывается  сэру  Томасу  Уайету.  В  нем  перечисляются  лица,  казненные  по  обвинению  в  прелюбодеянии  с  королевой  Анной  Болейн,  начиная  с  ее  брата  Джорджа  Болейна,  виконта  Рочфора  и  оканчивая  музыкантом  Марком  Смитоном,  признавшимся  под  пыткой.  Остальные:  сэр  Генри  Норрис,  сэр  Фрэнсис  Вестон,  сэр  Вильям  Бреретон.  Автор  прощается  с  каждым  отдельно;  он  жалеет  о  них  и,  видимо,  считает  ложно  обвиненными.

Attributed  to  sir  Thomas  Wyatt

In  Mourning  wise  since  daily  I  increase,
Thus  should  I  cloak  the  cause  of  all  my  grief;
So  pensive  mind  with  tongue  to  hold  his  peace’
My  reason  sayeth  there  can  be  no  relief:
Wherefore  give  ear,  I  humbly  you  require,
The  affect  to  know  that  thus  doth  make  me  moan.
The  cause  is  great  of  all  my  doleful  cheer
For  those  that  were,  and  now  be  dead  and  gone.

What  thought  to  death  desert  be  now  their  call
As  by  their  faults  it  doth  appear  right  plain?
Of  force  I  must  lament  that  such  a  fall  should  light  on  those  so  wealthily  did  reign,
Though  some  perchance  will  say,  of  cruel  heart,
A  traitor’s  death  why  should  we  thus  bemoan?
But  I  alas,  set  this  offence  apart,
Must  needs  bewail  the  death  of  some  be  gone.
As  for  them  all  I  do  not  thus  lament,
But  as  of  right  my  reason  doth  me  bind;
But  as  the  most  doth  all  their  deaths  repent,
Even  so  do  I  by  force  of  mourning  mind.
Some  say,  «Rochford,  haddest  thou  been  not  so  proud,
For  thy  great  wit  each  man  would  thee  bemoan,
Since  as  it  is  so,  many  cry  aloud
It  is  great  loss  that  thou  art  dead  and  gone.»

Ah!  Norris,  Norris,  my  tears  begin  to  run
To  think  what  hap  did  thee  so  lead  or  guide
Whereby  thou  hast  both  thee  and  thine  undone
That  is  bewailed  in  court  of  every  side;
In  place  also  where  thou  hast  never  been
Both  man  and  child  doth  piteously  thee  moan.
They  say,  «Alas,  thou  art  far  overseen
By  thine  offences  to  be  thus  dead  and  gone.»

Ah!  Weston,  Weston,  that  pleasant  was  and  young,
In  active  things  who  might  with  thee  compare?
All  words  accept  that  thou  diddest  speak  with  tongue,
So  well  esteemed  with  each  where  thou  diddest  fare.
And  we  that  now  in  court  doth  lead  our  life
Most  part  in  mind  doth  thee  lament  and  moan;
But  that  thy  faults  we  daily  hear  so  rife,
All  we  should  weep  that  thou  are  dead  and  gone.

Brereton  farewell,  as  one  that  least  I  knew.
Great  was  thy  love  with  divers  as  I  hear,
But  common  voice  doth  not  so  sore  thee  rue
As  other  twain  that  doth  before  appear;
But  yet  no  doubt  but  they  friends  thee  lament
And  other  hear  their  piteous  cry  and  moan.
So  doth  eah  heart  for  thee  likewise  relent
That  thou  givest  cause  thus  to  be  dead  and  gone.

Ah!  Mark,  what  moan  should  I  for  thee  make  more,
Since  that  thy  death  thou  hast  deserved  best,
Save  only  that  mine  eye  is  forced  sore
With  piteous  plaint  to  moan  thee  with  the  rest?
A  time  thou  haddest  above  thy  poor  degree,
The  fall  whereof  thy  friends  may  well  bemoan:
A  rotten  twig  upon  so  high  a  tree
Hath  slipped  thy  hold,  and  thou  art  dead  and  gone.

And  thus  farewell  each  one  in  hearty  wise!
The  axe  is  home,  your  heads  be  in  the  street;
The  trickling  tears  doth  fall  so  from  my  eyes
I  scarce  may  write,  my  paper  is  so  wet.
But  what  can  hope  when  death  hath  played  his  part,
Though  nature’s  course  will  thus  lament  and  moan?
Leave  sobs  therefore,  and  every  Christian  heart
Pray  for  the  souls  of  those  be  dead  and  gone.



Приписывается  сэру  Томасу  Уайету

Проходят  дни,  печаль  гнетет  сильней,
Ее  таю,  как  кутаю  плащом;
Но  плакать  и  молчать  —  лишь  тяжелей,
И  знаю:  мира  не  найду  ни  в  чем.
Так  выслушайте  нынче  грусть  мою,
Печаль,  что  вызвать  этот  плач  могла.
Большое  горе:  я  о  тех  скорблю,
Кто  был,  кто  жил,  теперь  же  —  смерть  взяла.

Какую  же  вину  на  вас  нашли,
Чтоб  в  преступленье  был  уверен  всяк?
Душою  вас  жалею:  вы  цвели,
Чтоб  скошенными  быть  внезапно  так!
Жестокосердный  скажет:  как  жалеть
Изменников,  чьи  мерзостны  дела?
Но,  приговор  забыв,  как  не  скорбеть
О  людях?  Смерть  их  грубая  взяла.

О  них  скорблю  не  только  потому,
Что  разум  справедливо  обязал;
Их  смерть  не  безразлична  никому  —
Тем  более  нельзя,  чтоб  я  молчал.
О  Рочфоре  молва:  «Не  будь  так  горд,
Блестящий  ум  жалели  б  без  числа.
И,  значит,  не  один  вслух  изречет:
С  тобою  слишком  много  смерть  взяла».

Ах,  Норрис,  Норрис!  Каверза  судьбы
Смогла  тебя  и  ближних  погубить!
Подумаю  —  не  удержать  слезы,
И  двор  сражен:  не  может  не  грустить.
Но  даже  там,  где  был  ты  чужаком,
Скорбь  старых,  малых  искренней  была:
«Бедняга!  Знать,  зашел  ты  далеко
В  грехах,  раз  смерть  безжалостно  взяла».

Ты,  Вестон,  молод,  остроумен  был,
И  храбр,  и  ловок,  и  непобедим.
Ты  живо  и  умело  говорил,
Был  всеми,  кто  узнал  тебя,  ценим.
Мы,  без  тебя  оставшись  при  дворе,
Жалеем  молча  жизнь,  что  так  ушла.
Грехи  твои  нередки  на  земле,
Всем  должно  плакать:  смерть  тебя  взяла.

И  Бреретон,  прощай!  Хоть  так,  как  их,
Не  знал  тебя,  друзей  и  ты  имел.
Тебя  жалеют  реже,  чем  других  —
Несчастных  тех,  о  ком  я  раньше  пел.
Но  ты  друзьям,  конечно,  дорог  был,
А  скорбь  их  до  чужих  тебе  дошла.
И  так  поминовенье  заслужил
Ты  общее  —  ведь  всех  вас  смерть  взяла.

Ах,  Марк,  что  больше  о  тебе  сказать?
Сильнее  прочих  был  ты  виноват.
Лишь  потому,  что  должно  сострадать,
И  о  тебе  слова  мои  звучат.
Ты  из  низов  взбираться  ловко  мог,
Но  гибель  слезы  близким  принесла:
Ты,  уцепившись  за  гнилой  сучок,
С  высот  упал  —  и  смерть  тебя  взяла.

Прощайте  же  теперь  —  в  чем  прок  от  слов?
Прощайте  —  всем  от  сердца  я  скажу!
Упал  топор  —  и  вот  он,  ряд  голов,
И  мокр  от  слез  листок,  где  я  пишу.
Но  горевать  бессильно  перестань  —
Природа  горстку  смертных  забрала…
Уйми  же  плач  и  на  молитву  стань
О  тех,  кого  так  грозно  смерть  взяла.

Перевод  18.-  20.02.2016.

Строка  What  thought  to  death  desert  be  now  their  call  имеет  разные  варианты:  иногда  в  ней  встречается  thought,  иногда  though.

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=876309
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 17.05.2020


Michael Drayton. The Parting. Перевод

Текст  оригинала  по  изданию:  Great  Love  Poems  (edited  by  Shane  Weller,  Dover  Publications,  INC.  New  York,  1992)


Michael  Drayton  (1563  —  1631)

The  Parting

Since  there’s  no  help,  come  let  us  kiss  and  part  —
Nay,  I  have  done,  you  get  no  more  of  me;
And  I  am  glad,  yea,  glad  with  all  my  heart,
That  thus  so  cleanly  I  myself  can  free.

Shake  hands  for  ever,  cancel  all  our  vows,
And  when  we  meet  at  any  time  again,
Be  it  not  seen  in  either  of  our  brows
That  we  one  jot  of  former  love  retain.

Now  at  the  last  gasp  of  Love’s  latest  breath,
When,  his  pulse  failing,  Passion  speechless  lies,
When  Faith  is  kneeling  by  his  bed  of  death,
And  Innocence  is  closing  up  his  eyes,

—  Now  if  thou  wouldst,  when  all  have  given  him  over,
From  death  to  life  thou  might’st  him  yet  recover.

Майкл  Дрейтон  (1563  —  1631)

Сонет  о  расставании

Конец  —  так  разойдемся,  не  скорбя,
Я  все  отдал,  ты  больше  не  получишь;
Я  рад  —  да,  рад!  —  остаться  без  тебя
И  стать  вполне  свободным,  раз  не  любишь.

Все  клятвы  отменить,  сказать  «прощай!»
И  —  без  намеков  при  случайной  встрече,
Что  жалкая  о  той  любви  печаль
Назло  решенью  в  нас  еще  трепещет.

Былой  Любви,  знать,  отходить  пора,
Коль  Страсть  уж  без  движенья  растянулась,
Склонилась  Верность  у  ее  одра,
Бессильная  Невинность  отвернулась.

Признали  все:  Любви  уж  не  поможешь,
Но  …  если  хочешь  —  ты  помочь  ей  можешь.

Перевод  30.  08.  2014

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=874463
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 03.05.2020


Samuel Daniel. If this be love, to draw a weary breath. Перевод



Текст  оригинала  по  изданию:  Great  Love  Poems  (edited  by  Shane  Weller,  Dover  Publications,  INC.  New  York,  1992)

Samuel  Daniel  (1562?  —  1619)

If  this  be  love,  to  draw  a  weary  breath

If  this  be  love,  to  draw  a  weary  breath,
To  paint  on  floods,  till  the  shore,  cry  to  th’air,
With  downward  looks,  still  reading  on  the  earth
The  sad  memorials  of  my  love’s  despair;

If  this  be  love,  to  war  against  my  soul,
Lie  down  to  wail,  rise  up  to  sigh  and  grieve,
The  never-resting  stone  of  care  to  roll,
Still  to  complain  my  griefs  whilst  none  relieve;

If  this  be  love,  to  clothe  me  with  dark  thoughts,
Haunting  untrodden  paths  to  wail  apart;
My  pleasures  horror,  music  tragic  notes,
Tears  in  mine  eyes  and  sorrow  at  my  heart.

If  this  be  love,  to  live  a  living  death,
Then  do  I  love  and  draw  this  weary  breath.

Сэмюэл  Дэниел  (1562?  —  1619)

Сонет  IX

Когда  любовь  вздыхает  тяжело,
потоки  пьет,  бесплодный  пашет  берег,
уныло  бродит,  опустив  чело,
все  память  обо  отчаянье  лелеет,

когда  любовь  борьбу  с  собой  ведет,
скорбит  во  сне,  проснется  для  страданий,
и  бесконечно  груз  тоски  несет,
стенает,  перемен  не  ожидая,

когда  любовь  —  унылых  мыслей  хор,
побег  от  всех,  чтоб  в  одиночку  плакать,
в  усладах  —  ужас,  в  музыке  —  минор,
печаль  на  сердце  и  во  взоре  —  слякоть,

когда  любовь  —  со  смертью  жизнь  мешать,
то  я  люблю,  мне  —  тяжело  вздыхать.

Перевод  27.08.2014

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=874230
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.05.2020


Ben venga maggio. Перевод

Итальянская  несерьезная  песня  времен  Ренессанса.
В  оригинале  называется    Ben  venga  maggio  («Добро  пожаловать,  Май!»)    Обнаружена  на  диске  ренессансной  музыки.  В  предисловии  к  ней  сказано,  что  это  одна  из  песен  флорентинского  карнавала,  что  она  приветствует  Май  и  воспевает  «старые  языческие  ценности  —  весну,  юность  и  любовь».


Ben  venga  maggio,  ben  venga  maggio
e’1  gonfalon  selvaggio.
Ben  venga  primavera  che  vuol  l’uom  s’innamori.
E  voi,  donzelle  a  schiera  con  li  vostri  amadore.
che  di  rose  e  di  fiori  vi  fate  belle  il  maggio.

Venite  alla  frescura  delli  verdi  arbuscelli.
Ogni  bella  e  sicura  fra  tanti  damigelli;
che  le  fiere  e  gli  uccelli  ardon  d’amore  il  maggio.

Ciascuna  balli  e  canti  di  questra  schiera  nostra.
Ecco  che  i  dolce  amanti  van  per  voi,  belle,  in  giostra:
qual  dura  a  lor  si  mostra  fara  sfiorire  il  maggio.

Per  prender  le  donzelle  si  son  gli  amanti  armati.
Arrendetevi,  belle  a’vostri  innamorati
rendete  e’cuor  furati,  non  fate  guerra  il  maggio

Chi  l’altui  core  invola  ad  altrui  doni  el  core.
Ma  chi  e  quel  che  vola?  E  l’angiolel  d’amore,
che  viene  a  far  onore  con  voi,  donzelle,  al  maggio.

Ben  venga  il  peregrino.  Amor,  che  ne  comandi?
Che  al  suo  amante  il  crino  ogni  bella  ingrillandi;
che  le  zitelle  e  grandi  s’innamoran  di  maggio.



Мой  перевод  :-)

Пусть  май  приходит,  пусть  май  приходит,
резвиться  нас  выводит!

Весне  угодно,  чтобы  любви  мы  предавались,
поклонниками  дамы-гордячки  осаждались,
цветами  украшались  —  ведь  май  приходит!

Идите  в  лес  зеленый  —  свежа  услада;
тревожиться  не  нужно  —  подруги  рядом,
зверь  и  птица  горят  любовью  —  ведь  май  приходит.

В  честь  мая  вы,  подруги,  пляшите,  веселитесь!
Вы,  рыцари,  за  дам  на  ристалищах  боритесь!
Жестокими  нельзя  быть:  ведь  май  увянет!

Взять  крепости  любимых  вооружайтесь,
а  вы,  красотки,  милым  своим  сдавайтесь
и  не  воюйте  с  маем  —  май  побеждает!

Сердца  чужие  взяли  —  свои  отдайте
и  ангелка  любви  с  радостью  встречайте,
вот  он  летит  почтить  вас  —  ведь  май  приходит!

Повелевай,  любовь,  нам  —  тебя  мы  ждали!—
Чтоб  милые  милым  кудри  завивали!
Бобыль,  старик  влюбитесь  —  да,  в  май  влюбитесь!

Перевод  19.  —  20.  05  2014

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=874178
рубрика: Поезія, Поэтические переводы
дата поступления 01.05.2020


Стишок Великой субботы

Раздастся  завтра  праздник,  будет  звонким,
Сегодня  —  тишь,  не  уходя,  повисла.
Ждать  нужно,  но  таясь,  еще  негромко,
Придерживая  о  веселье  мысли.

Не  так  ли  мы  большую  радость  прячем,
Боясь,  что  сглазят,  оскорбят,  ограбят?
Личину  сдержанную  долго  тащим,
А  в  тайнике  —  все  пляшет,  все  сияет.

Но  это  лучше,  чем  развал  мечтанья,
Когда  приготовления  —  в  осколках.
Еще  на  день  изобразим  незнанье…
А  как  запляшем  завтра!  ждать  недолго.

17.04.2017

адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=872513
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 18.04.2020