Сторінки (6/533): | « | 1 2 3 4 5 6 | » |
Источник оригинала: Comento de’miei sonetti de Lorenzo de’Medici. Letteratura italiana Einaudi. Edizione di riferimento: in Opere, a cura di Tiziano Zanato, Einaudi, Torino, 1992.
Перевод не очень точный. До того читала перевод Александра Триандафилиди (“Лоренцо Медичи и поэты его круга”. Москва: Водолей, 2013) и хотела, чтобы между моим переводом и этим, уже существующим и мне известным, были отличия.
Оригинал:
Spesso mi torna a mente, anzi già mai
si può partir della memoria mia,
l’abito e il tempo e loco, dove pria
la mia donna gentil fiso mirai.
Quel che paressi allora, Amor, tu il sai,
che con lei sempre fusti in compagnia:
quanto vaga, gentil, leggiadra e pia,
non si può dir, né imaginare assai.
Quando sopra i nivosi e alti monti
Apollo spande il suo bel lume adorno,
tali i crin’ suoi sopra la bianca gonna.
El tempo e ‘l loco non convien ch’io conti,
ché dove è sì bel sole è sempre giorno,
e paradiso ove è sì bella donna.
Мой перевод:
Я часто вспоминаю – не забыть! –
Как, где увидел милую впервые,
Как глянула она, какими были
Одежды… Мигу прочь не отступить.
Тебе, Любовь, об этом говорить:
Вас с нею никогда не разлучили.
Красу и чистоту ее бессильны
Речь описать и мысль – вообразить.
Заснеженные горы Аполлон
Лучами гладит. Золото волос
Сияло так над белым одеяньем.
А час и место скрою. Ведь закон:
Свет солнечный, явившись, день принес,
Здесь дивная – и место стало раем.
Перевод 10.03. 2023
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=976581
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 10.03.2023
Предисловие. Возлюбленную Овидия, изображенную в его “Любовных элегиях”, зовут Коринна. Есть авторитетное мнение, что это может быть собирательный образ. В “Скорбных элегиях” Овидий сообщает, что его, действительно, вдохновила женщина, которой он дал ложное имя Коринны. Так звали греческую поэтессу V в. до н.э., учительницу Пиндара; лишь фрагменты творчества Коринны сохранились до наших дней.
Зная это, соблазнительно вообразить, что выбор ложного имени для возлюбленной указывает: она тоже пишет стихи.
Игра становится еще занятнее, если помнить вот о чем: Шекспира за поэму “Венера и Адонис” сравнивали при его жизни с Овидием, а популярная, хотя, конечно, совсем не единственная кандидатура на роль прототипа “смуглой леди сонетов” – Эмилия Бассано Ланье/Ланьер, тоже поэтесса. В этом случае, пара повторилась. (;))))
Ниже следует письмо от имени Коринны (из “Любовных элегий”) Овидию, где она предлагает взгляд на лица и события в “Элегиях” со своей точки зрения. Это – распространенный литературный прием. “Элегии” пересказаны не совсем точно (например, совсем опущено упоминание элегии о совместном ужине с уже обманутым мужем). Коринна настаивает, что Овидий также неточен в своем изображении действительности. Но как она его, так и он ее, пусть спустя время, вдохновил.
Коринна – Овидию
Красноречивый Назон! Изгнаннику пишет Коринна –
Ты мне бессмертье сулил, именем этим назвав.
Право, не знаю, может ли сбыться: ведь мир столь изменчив.
Верным быть клялся и ты – все ж мне не раз изменил
И, словно ветер, увертлив, изменам нашел оправданье.
Ныне посланья любви шлешь ты законной жене.
С Понта призыв к ней, к ней – плач, чтоб Цезаря лучше просила:
Пусть ненадежного он в Рим поскорее вернет.
И героинь полусказочных пел ты в стихах добродетель…
Горем настигнут в годах, юность свою позабыл.
Не отречешься, хитрец! Тебе я все вины припомню,
Совесть, как прежде, пусть спит – память твою пробужу!
Скромной девицей была я, послушной родительской воле...
Девам нужно признать: бывает покорность во вред.
Коль неразумен приказ, и жизнь погубить нашу может
Промах родительский – так вышло, увы, и со мной.
Я же, по юности лет, не смогла бы несчастья предвидеть:
Дева, сделалась я богатого старца женой.
Так и овечку-бедняжкку ведут к алтарю на закланье –
Смерти навстречу она, правды не зная, идет.
Если бы знала, что ждет ее, прочь бы, к спасенью, бежала...
Ложе несчастно – и ваш почтеньем не будет сыт брак.
Но без почтенья и ложе счастливое будет мученьем.
Оба нам в браке нужны. Будут ли? как угадать?
Первую истину горькую, с мужем пожив, я узнала,
Опыт общенья с тобой горькой второй научил.
Я утешалась поэзией, слово любя всей душою.
Тут в воздыхатели мне ты подвернулся, поэт.
Речь вдохновенно повел, предстал ты поклонником верным.
Речи твоей, как стихам, внимала я, мужу верна.
Если поверить всему, о чем повествуют нам книги,
Вымысел правдой наречь – как сможем жизнь продолжать?
Помня, где – вымысел, в нем утешенья искать безопасно:
Вовсе забыться не даст, временно нас развлечет.
Но обещал ты в стихах ту радость, какой я не знала…
Не поощряла, тверда; ты, опечаленный, ждал.
Я пожалела тебя, но думала все ж образумить,
Чувства страшась своего, с пламенем тайным борясь…
И я явилась к тебе – в распоясанной легкой рубашке,
Был слишком жарким тот день… Помнишь, как встретились мы!
Мой – не последний пример: добродетель в ловушку попалась,
Мня защищенной себя… Страсть путь к победе нашла.
Я продолжаю, Назон. Как сладостно вместе нам было!
Но, удовольствиям вслед, горечь пришлось мне вкусить.
Знаю: любовник-поэт – это зло, из худших зол в мире.
Ищет отнюдь не любви – повода ищет для слов.
Может хвалить красоту, но и ложные вины припишет
Воображенью вослед: главное – чтоб не молчал.
Но не болтун он простой, он – преданный жрец Аполлона.
Слово он жизни дает, ищет и жизнь он в словах.
Ложное имя в стихах ненадежной стало защитой.
Мужа смогли обмануть, прочих знакомцев – не всех.
Те, кто сумел угадать, что тебе я в любви уступила,
Стали распутной считать. Сводня подкралась ко мне.
На совращавшую речь отвечала я гордым молчаньем,
Но услыхал сводню ты, ревностью был побежден.
Что показалось тебе, то принял как истину сразу,
А поспешил почему? Сводню хотел описать.
Сдержанность – скука одна. Ты в сердцах растрепал мне прическу.
После о том пожалев, каялся также в стихах.
Зря и в корысти меня обвинил – мол, требую платы.
Нет, возмещения лишь – ведь причинил ты мне вред.
Дальше не лучше пошло. Устал ты красой восхищаться.
Как я лишилась волос, миру поведал, смеясь.
Вообразил ты, что коль понесу, то избавлюсь от плода
И, испугавшись, о том с подлинной грустью писал.
А похвалы… Как доброй подруге их ждать от мужчины,
Если он мог заявить: к каждой с любовью влекусь?
Эту ты выбрал за что? Сам причины теперь умаляешь.
Ты, не желая узды, верность открыто презрел.
Знаем, как Пенелопа сумела пройти испытанье
С мужем в разлуке, хотя не был ей верен Улисc.
Но что бы было, когда б Пенелопа однажды узнала,
Что с посторонними муж слишком болтает о ней?
Что беспощадно женские тайны ее раскрывает
И сочиняет еще, чтоб был занятней рассказ?
Может, она б и осталась верна – и был бы славнее
Подвиг ее. Не любой столько терпенья дано.
Помню, что в книге твоей ей мерещатся мужа насмешки
Над простотой ее лишь. Многих придирок не ждет.
Долго терпев, я все же решила: забаву продолжим.
Ловко придумывал ты – стану и вправду такой.
Сам говорил, что сильней от препятствия пламя желанья.
Больше препятствий создам, твой исполняя совет.
Щедрый любовник! Тебе мастерицу причесок припомню,
Как и других, на кого взгляд перевел ты с меня.
Был поначалу своей озорницей ты даже доволен:
Я пожелала сама сжиться со словом твоим.
Но победила тревога. Моих ты измен испугался,
Понял, как связан со мной – стал по-другому писать:
Будто тебе я мила за то же, за что ненавистна,
Будто развратна, темна… помню, где так ты сказал.
Ранее ты легкомысленным был, теперь же страданье
Обогатило стихи – вот, я тебе помогла.
А огорченье еще: Венера явила суровость
И покарала тебя, слабость мужскую наслав.
Как устыдился ты! Но в стихах и об этом поведал,
Я ж лишь сердиться могла. Зачем ты мне нужен такой?
Годы прошли безвозвратно. Троих мужей я сменила,
Были еще и друзья… кое-какой опыт есть.
Ту, что стихи вдохновила, стоит жалеть, несомненно:
Скорый, поверхностный суд ей – по стихам, и чужим.
Если она добродетельна, будет считаться жестокой,
А о воспевшем ее скажут: поэт близорук.
Если не столь безупречна, ее побранят за пороки,
Преувеличено что, не пожелают гадать.
Если отвергла поэта за ветреность, нрав его зная,
Не осторожной она, а неразумной слывет.
Чаще не жалость внушает она, а заметную зависть:
Хочется прочим в стихи. Как удивляюсь тому!
Все же, Назон, может статься, стихов твоих жизнь будет долгой.
Жадно читать о любви будут, пока Рим стоит.
С прочным часто небрежны, его данным навеки считая.
Хрупкое же охранят, легкой безделкой прельстясь.
Так и подругу твою, хоть под именем ложным, запомнят,
Станет охочий судить… Но знать наверно нельзя.
Прежде в Сульмону ты звал меня, в округ, водою богатый.
Нынче, чтоб ехать к тебе, за море я не пущусь,
Но ты со мною, Назон. В воспоминаньях – со мною.
Cтранно мне это признать… все-таки помню тебя.
11.02.2023 - 18.02.2023
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=974331
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 19.02.2023
Чувствуя силу свою, на море буря резвится.
Буре противясь, корабль в ссылку поэта везет.
В страхе поэт, но порой невольно любуется бурей,
Зная опасность ее, и красоту видит он.
Помнит о ссылке своей. Удручен приговором. В неволе.
Тщится вперед посмотреть, помнит с тоской о семье...
Средь угрожающих волн мал человек и ничтожен,
Но, чтоб об этом сказать, слово находит поэт.
Слаб человек, но поэт удивил неожиданной силой:
Страх и метанья свои в строки умел обратить.
Он, сокрушенный, судьбы превращение переживает:
Берег счастливый - вдали, берег неясный - вдали.
И, хоть уверен уже, что слова его жить будут долго,
Он бы не мог утверждать, что в безопасности сам.
Что приключится с ним дальше, не знает - но мы это знаем.
Час его бури морской уж завершился для нас.
Крикнуть ему я хочу: потерпи! Натешится море!
Будет спокойней нести к цели известной тебя,
И, хоть тебе немила, цель стихам твоим новым послужит:
Новые темы найдешь; обогатишься, теряв.
Ты о любви, как о чувстве, разлукой проверенном, скажешь
И, благодарный, не раз в горе ободришь жену.
Много друзей привлечешь и получишь в беде состраданье,
Чтобы привет тебе слать, столько протянется рук!
Крикнуть бы так - только он не услышит. Играет с ним море!
Вечность еще в стороне, горестный тянется миг.
Если бы он услыхал, утешения мог бы отвергнуть.
Переживает, что есть; в будущем - слышим его.
13. 03, 28.05.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=974329
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 19.02.2023
Оригинал текста песни:
Ricchi e Poveri.
Venezia
Venezia con la faccia imbronciata
Col trucco agli occhi fatto a matita
Con l’aria trasparente e pulita
Somiglia a te
Venezia, solitaria d’inverno
Ma triste solamente all’esterno
Segnata come un vecchio quaderno
Somiglia a te
Con lei ci si nasce e si muore
Ma il tempo di annoiarsi non c’;
Venezia che sa fare l’amore come te
Venezia con la luna nel mare
E i prati colorati di blu
Venezia, come me la puoi amare
Un po’ di pi;
Venezia vestita da sera
Con una collana di stelle accese
Sembra che abbia premura
E in una notte ci vivi un mese
; dedicata a Venezia
Questa canzone com’;
Ma non solo a lei
Un po’ ; dedicata anche a te
Venezia col cappotto di lana
Con gli occhi di un azzurro laguna
E un fiore come portafortuna
Somiglia a te
Venezia con le labbra salate
Che posa per la fotografia
Venezia con le ciglia bagnate
Che va via
Venezia vestita da sera
Con una collana di stelle accese
Sembra che abbia premura
E in una notte ci vivi un mese
; dedicata a Venezia
Questa canzone com’;
Ma non solo a lei
Un po’ ; dedicata anche a te
Мой перевод:
Ricchi e Poveri.
Венеция
Венеция вокруг смотрит хмуро,
Подкрасила глаза деловито;
Она, где так хорош воздух чистый –
Под стать тебе.
Зимой она гостей не прельщает,
Но грусть, как маску лишь, надевает;
Она – тетрадь, где много писали,
Под стать тебе.
Рожденье – с ней и умиранье,
Но совсем чужда ей скуки пора.
Она страстна, ласкает умело, как ты – она…
Здесь для луны как зеркало – море,
И голубых лугов не забыть...
Как я, могла бы сильнее ее ты любить.
На вечер ее украшенье –
Ее ожерелье, в нем – звезды светят.
Покоя как будто не знает:
За ночь одну проживаем здесь месяц.
Сложил о Венеции песню –
Прислушайся к песне моей,
Не только о ней:
Песня сложена и о тебе.
Венеции пальто шерстяное;
В глазах – лазурь лагуны прекрасна;
Она – с цветком, что носит на счастье…
Под стать тебе.
Венеции соленые губы;
На фото быть эффектной так хочет;
Венеция с ресницами влажными прочь уходит.
На вечер ее украшенье –
Ее ожерелье, в нем – звезды светят.
Покоя как будто не знает:
За ночь одну проживаем здесь месяц.
Сложил о Венеции песню –
Прислушайся к песне моей,
Не только о ней:
Песня сложена и о тебе.
Перевод 01.02. 2023
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=973021
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.02.2023
Pupo
Firenze S. Maria Novella
Оригинал текста песни:
Le luci spente delle due di notte
Passa un barbone con le scarpe rotte
La notte qui non è come a Milano
O a Roma, sempre pieno di casino
Fra quasi un'ora arriva La Nazione
Un ferroviere fischia una canzone
Una signora senza suo marito
La guardo bene, è solo un travestito
Firenze S. Maria Novella sogna
Povera ancora di vergogna
Sembra lo specchio della sua città
Firenze S. Maria Novella almeno
Mi fa sentire un po' sereno
E il portafoglio non mi ruberà
I primi pendolari la mattina
Quest'anno è forte la tua Fiorentina
La colazione con i bomboloni
E guai a chi parla male di Antognoni
Raggio di sole arriva il nuovo giorno
Gente che va giurando un ritorno
Perché a Firenze sulla mia parola
Non vedi niente in una volta sola
Firenze S. Maria Novella è festa
Per lui che va per lei che resta
Per un amore che ritornerà
Firenze S. Maria Novella scusa
Spero di farti una sorpresa
Quando la mia canzone sentirai
Мой перевод:
Два ночи. Тихо и темно, как надо;
вон в рваных башмаках идет бродяга;
ночь не такая, как в Милане модном
и в Риме, казино и баров полном.
Приедет вскоре «La Nazione» выпуск;
вокзальный служащий свистит мотивчик;
синьора одинокая стоит –
а, обознался, это – трансвестит. :-)
Фиренце, Санта Мария Новелла, дремлешь;
ты пока стыдиться не умеешь –
совсем такая, как и город твой;
Фиренце, Санта Мария Новелла, все же
ты меня даже растрогать можешь,
и я спокоен за бумажник свой.
Вот первый пригородный прибывает,
на завтрак пончики в нем доедают.
Для «Фьорентины» этот год отборный,
и Антоньони – наш герой бесспорный.
Восходит солнце, новый день начнется;
кто уезжает, тот сюда вернется:
ведь в нашем городе, поверьте слову,
чудес так много, что приедешь снова.
Фиренце, Санта Мария Новелла – радость:
вернется он, раз она осталась,
и встречу вновь отпразднуют, любя;
Фиренце, как ты живешь, чем теперь ты дышишь?
Скоро ты песню мою услышишь –
пусть мне удастся удивить тебя.
Перевод 8. – 9.12.2013.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=972973
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.02.2023
18.
Оригинал:
Действительно ли счастье - краткий миг
И суть его - несовершенство,
И правы ль мы, когда лобзаем лик
Минутного блаженства?
И где оно, мерило наших прав?..
О, жалкое мгновенье,
Когда пчела взлетает с вольных трав
И падает в варенье!
Нам суждено копить тяжелый мед,
И воск лепить, и строить соты.
Пусть счастья нет. Есть долгие заботы.
И в этой жизни милый гнет.
Мій український переклад:
Чи справді щастя – то коротка мить
І суть його – недосконалість,
Чи правильно – немов святе, любить
Таку дрібну тривалість?
І як нам виміряти обсяг прав?..
Нікчемна хвилька втрати,
Коли бджола злітає з вільних трав,
Щоб до варення впасти!
Ось доля наша: мед важкий робить,
Ліпити віск і будувати щільник.
Нехай не щастя – клопіт це невпинний.
І в цім житті люб’язний гніт.
Переклад 20.01.2023
25.
Оригинал:
В меня ты бросишь грешные слова.
От них ты отречешься вскоре.
Но слово - нет! - не сорная трава,
Не палый лист на косогоре.
Как жалко мне тебя в минуты отреченья,
Когда любое слово - не твое.
И побеждает ум, а увлеченье
Отжато, как белье.
Прости меня за то, что я суров,
Что повторяюсь и бегу по кругу,
За справедливость всех несправедливых слов,
Кидаемых друг другу.
Мій український переклад:
У мене грішні ти слова метнеш.
Ти хутко їх зректися побажаєш,
Та слово - не бур’ян, так не зірвеш,
Не листя пале, що на схилі бачиш.
Як жаль мені тебе у зречення хвилини,
Коли слова всі – не твої навмисно.
І розум переміг, а те, що захопило,
Віджате, мов білизна.
Пробач, що я суворим бути зміг,
Пробач повтори – їх не уникаю –
Та справедливість всіх несправедливих слів,
Що одне в одного метаєм.
Переклад 20.01.2023
30.
Оригинал:
Жалость нежная пронзительней любви.
Состраданье в ней преобладает.
В лад другой душе душа страдает.
Себялюбье сходит с колеи.
Страсти, что недавно бушевали
И стремились все снести вокруг,
Утихают,
возвышаясь вдруг
До самоотверженной печали.
20 мая 1986.
Мій український переклад:
Жалість ніжна проникливіша, ніж кохання.
Головне у ній – страждання спільне.
Це душі з душею мука рівна.
Себелюбства повне скасування.
Пристрасті, що щойно вирували,
Прагнули все знищити довкола,
Стихнуть в ній:
піднесення раптове
Їх – у самовідданій печалі.
Переклад 20.01.2023
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=971566
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 21.01.2023
Сонет о Виттории и Микеланджело
(по мотивам написанного ими друг другу)
«Дражайший друг! «Распятье» в дар от Вас
Все, виденные прежде мной, распяло.
При свете, с лупой, с зеркалом я, право,
В нем вижу совершенство каждый раз.
Все, что творите, восхищает нас.
С ним доброты в прекрасном больше стало.
Вам помощи Господней ожидала,
И Вы надежды превзошли сейчас!»
«Могу изобразить и нас я вместе.
Пусть видят будущие поколенья:
Прекрасная и рядом, жалкий, он…»
Живут они, и на почетном месте.
Мир помнит их – не за одни творенья,
Но также верной дружбой привлечен.
15, 18.01. 2023.
«Распятье», «Христос на кресте» - один из рисунков, сделанных Микеланджело Буонарроти для Виттории Колонна.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=971374
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 19.01.2023
Оригинал:
Caminamos pa Belen
y el camino no sabemos,
nos va guiando una estrella
que resplandece en los cielos.
Y San Jos; va con ella
que le sirve de consuelo
llegan a pedir posada
a casa de un mesonero.
— Denos posada, senor,
para la Reina del Cielo.
— Para tan alta senora
no hay en mi casa aposento
no siendo en los portalinos,
donde entra el aire y el hielo.
Ah; se fueron a abrigar
por no hallar otro remedio.
Al cantar el gallo blanco
al cantar el gallo negro
al cantar el gallo blanco
ha nacido el Rey del Cielo.
No naci; en cama de flores
ni tampoco de romero
que ha nacido en un portal
entre la paja y el heno.
Мой перевод:
Нам дорога — в Вифлеем,
Хоть дороги мы не знаем.
Но вожатый наш — звезда,
Cредь небес она сияет.
Со звездой святой Иосиф
Путь сверяет, глаз не сводит.
На дворе, на постоялом
Он, прибыв, ночлега просит.
— Приютишь ли, господин,
Здесь Небесную Царицу?
— Нет, для госпожи столь знатной
Не найдется в доме места.
Разве что пойдете в хлев —
Но терпеть придется холод…
И в хлеву остановились:
В дом другой путь был бы долог.
Прокричал петух тут белый,
Прокричал петух тут черный,
Прокричал петух тут белый, —
И родился Царь Небесный.
Не цветы ему стелили
И в гостинице он не был.
Но родился он в хлеву,
Среди сена и соломы.
Перевод 13.04.2020
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=969167
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 24.12.2022
Попробовала перевести еще одну старинную испанскую песню о смуглой красавице. Поклонник тщетно добивается поцелуя.
Перевод не очень точный. Песня со сложной мелодией.
Оригинал:
Morenica, dame un beso
Morenica, dame un beso.
—;Como es esso?
Aquesto que has oydo
—Oxe, ;afuera!
No se;is tan atrevido,
mirad que no soy quien quiera.
-Dame lo que te demando,
no seas desagradecida,
mira que tienes mi vida,
continuamente penando,
y pues t; me tienes preso.
Dame un beso,
que de merced te lo pido.
Мой перевод:
- Ну, смугляночка, поцелуй же...
- Но почему же?
- Тебя всей душой прошу я.
- И напрасно!
Лучше бросьте прыть такую...
Я сразу льстецу не сдамся!
- Все ж мою исполни просьбу.
Не будь со мной неблагодарна:
Жизнь моя тебе подвластна,
Так долго я мучим тобою,
Но люблю, хоть мне все хуже ...
Так поцелуй же
И в милости будь прекрасна!
Перевод 27-28.08. 2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=968478
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 16.12.2022
Попробовала перевести еще песню из репертуара the Baltimore Consort’a. (альбом: Adio Espana — Romances, Villancicos, and Improvisations from Spain, circa 1550).
Текст оригинала опубликован в сборнике, известном как 'Cancionero de Uppsala', изданном в Венеции в 1556 г. и найденном в библиотеке Уппсалы в начале XX века.
Героиня песни настаивает, что в ее случае темный цвет никак не означает темной силы. Цитирует "Песнь песней". При этом героиня явно столь же привлекательна, сколь добродетельна.
Источник оригинала: https://es.wikisource.org/wiki/Yo_me_soy_la_morenica
(есть еще много где)
Оригинал:
Yo me soy la morenica,
Yo me soy la morena.
Lo moreno bien mirado
Fue la culpa del pecado,
Que en mi nunca fue hallado,
Ni jamas se hallara.
Soy la sin espina rosa,
Que Salomon canta y glosa,
Nigra sum sed formosa,
Y por mi se cantara.
Yo soy la mata inflamada
Ardiendo sin ser quemada,
Ni de aquel fuego tocada
Que a los otros tocara.
Мой перевод:
Это я, и я - смуглянка,
Я пригожа и смугла.
Смугл красивый был мужчина -
Тот, что стал греха причиной.
Я в паденье неповинна,
И минует зло меня.
Роза без шипов опасных;
Соломон сказал так ясно,
Что черна я, но прекрасна.
Эта песня - для меня.
Куст горящий я, пылаю.
Хоть горю, но не сгораю.
Пламя, что других терзает,
Не касается меня.
Перевод 22.08.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=968428
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 15.12.2022
Очень популярная старинная песня, на Ютубе есть видеозаписи многих исполнений. Я ее слышала в исполнении the Baltimore Consort'a. (альбом: Adio Espana -- Romances, Villancicos, and Improvisations from Spain, circa 1550). Мне она тоже понравилась, и поэтому я ее попробовала перевести.
Но для перевода, к сожалению, пришлось сличать испанский оригинал и английский перевод, так как в оригинале не все слова испанские. Строфы с этими словами в переводе взяла в квадратные скобки.
Цель перевода была: сделать так, чтобы текст ложился на мелодию.
Источник оригинала и английского текста, с которым он сверялся:
Оригинал:
Morena me llaman,
yo blanca naci,
de pasear, galana,
mi color perdi.
D'aquellas ventanicas,
m'arronjan flechas.
Si son de amores,
Vengan derechas.
Vestido de verde
y de alteli.
Qu'ansi dize la novia
con el chelibi.
Escalerica le hizo
de oro y de marfil.
Para que suba el novio
a dar qiddushim.
Dizime galana
si queres venir?
Los velos tengo fuetres,
non puedo yo venir.
Morena me llama,
El hijo del rey.
Si otra vez me llama
Yo me voy con el.
Morena me llaman
los marineros.
Si otra vez me llaman
yo me voy con ellos.
Morena me llaman,
yo blanca nazi.
El sol del enverano
a mi me hizo ansi.
Мой перевод:
Смуглянка
(песня сефардов)
Смуглянкой зовусь я,
Светлой родилась.
А смугла от солнца,
Погуляв не раз.
Вижу: мне из окон
Угрожают стрелы.
Коль из глаз влюбленных,
Цель избрали верно.
[Вот наряд из тканей
Красных и зеленых.
Говорит невеста
С женихом влюбленным.
Лестница из злата
И слоновой кости,
Чтоб взойти в день свадьбы
Милому к ней гостю.]
- Скажи мне, красотка,
Ты пойдешь со мной?
- Скромность соблюдаю,
Не пойду с тобой.
Смуглянку окликнул
Королевский сын...
Позовет еще раз -
Так пойду я с ним.
Крикнули "Смуглянка!"
Путники морские.
Позовут еще раз -
Так пойду я с ними.
Смуглянкой зовусь я,
Светлой родилась.
А смугла я, летом
Погуляв не раз.
Перевод 19.08. 2021
Примечание: строку Los velos tengo fuetres (буквально "У меня густые покрывала") решила передать иносказательно.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=968426
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 15.12.2022
Наверное, самая популярная испанская рождественская песня. Приписывается Матео Флеча Старому (Mateo Flecha el Viejo). Мелодия у нее плясовая.
Оригинал:
Riu, riu, chiu
de Anonimo
Atribuido a Mateo Flecha el viejo
Riu, riu, chiu, la guarda ribera,
Dios guard; el lobo de nuestra cordera.
El lobo rabioso la quiso morder,
Mas Dios poderoso la supo defender,
Qu;zole hazer que no pudiesse pecar,
Ni a;n original esta virgen no tuviera.
Riu, riu, chiu, la guarda ribera,
Dios guard; el lobo de nuestra cordera.
Este qu’es nas;ido es el gran monarcha,
Christo patriarcha de carne vestido.
Anos [Ha nos] redimido con se hazer chiquito,
Aunque era infinito, finito se hiziera.
Riu, riu, chiu, la guarda ribera,
Dios guard; el lobo de nuestra cordera.
;ste viene a dar a los muertos vida,
Y viene a reparar de todos la cayda;
Es la luz del dia aqueste mo;uelo,
Este es el cordero que San Juan dixera.
Riu, riu, chiu, la guarda ribera,
Dios guard; el lobo de nuestra cordera.
Muchas profec;as lo an profetizado,
Y a;n en nuestros d;as, lo hemos alcan;ado,
A Dios humanado vemos en el suelo,
Y al hombre en el cielo porque’l lo quisiera.
Riu, riu, chiu, la guarda ribera,
Dios guard; el lobo de nuestra cordera.
Mira bien que os cuadre que ansina lo oyera,
Que Dios no pudiera hazerla m;s que madre;
El qu’era su Padre, oy d’ella nas;i;,
Y el que la cri;, su Hijo se dixera.
Riu, riu, chiu, la guarda ribera,
Dios guard; el lobo de nuestra cordera.
Yo vi mil gar;ones que andavan cantando.
Por aqu; volando haziendo mil sones,
Diziendo a gascones, Gloria sea en el cielo,
Y paz en el suelo pues Jes;s nas;iera.
Riu, riu, chiu, la guarda ribera,
Dios guard; el lobo de nuestra cordera.
Pues que ya tenemos lo que desseamos,
Todos juntos vamos presentes llevemos;
Todos le daremos nuestra voluntad,
Pues a se igualar con nosotros viniera
Riu, riu, chiu, la guarda ribera,
Dios guard; el lobo de nuestra cordera.
Мой перевод:
Риу-риу-чи-у
Риу-риу-чи-у, распевайте громко,
Радуйтесь: Господь овечку спас от волка.
Враг ее, прожора, думал погубить,
Но сумел Господь овечку защитить.
Захотел ее столь чистой сотворить,
Чтобы первородного греха не знала.
Припев:
Риу-риу-чи-у, распевайте громко,
Радуйтесь: Господь овечку спас от волка.
Нынче царь родился истинно великий,
Плотью облеченный сам Христос — владыка.
Бесконечный спас нас, сделавшись конечным,
Ныне величайший нам явился в малом.
Припев
Он дарует мертвым новое рожденье,
Поднимает тех, чей жребий был — паденье.
Тот младенец — свет, что людям светит ясно,
Так сбылись слова Святого Иоанна.
Многие пророки это предвещали,
Мы же в наши дни то чудо увидали, —
Богочеловека по земле ходящим –
Он велел: и небо нам открыто стало.
Припев
В правду этих слов поверьте сердцем все вы:
Более, чем мать, — Она, Святая Дева:
ведь Ее отец рожден был от Нее,
Господа вскормила, сыном называла.
Припев
Тысячами Божьи ангелы слетались,
Ангельские песни в небе раздавались,
Пастухам они явили радость свыше –
Ту благую весть, что для земли настала.
Припев
Главное для нас исполнено желанье —
Так почтим Младенца щедрыми дарами.
Сердцем и душой поклонимся ему –
Бога с человеком милость уровняла.
Перевод 26.05. 2015
Буквальный перевод двух последних строк пятой строфы: «Тот, кто был Ее отцом, сейчас родился от Нее, и тот, кто Ее создал, зовет себя Ее сыном».
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=967524
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.12.2022
Пусть не спит очаг зимой,
Поболтай, Кола, со мной!
Поделись, как выживать,
В горе — сердце сохранять,
Боль терпеть, но жизнь — любить,
Очерственьем ей не мстить.
Опыт твой — наука нам…
— Не тебе, боюсь, мадам!
Хоть на голос мой придешь,
Но, послушав, спор начнешь.
Я в рассказах — по душе,
В рассужденьях — чужд уже.
День погожий. Пару строк
Протопчи: вот лист-снежок.
А гуляя, не скучай,
Любо что — так примечай
И любуйся… Будешь знать
Способ мой весну призвать.
30.01.2018
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=967326
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 03.12.2022
Сложно, но красиво
(на мотив английской сказки "Владыка из владык")
(Это рассказывает служанка, которой хозяина жалко).
Поступала я на службу.
Начал барин объяснять,
Как в его хозяйстве нужно
Все, что есть, мне называть.
- Как ко мне ты обратишься?
- Вы хозяин для меня.
- Обращайся так, малышка:
Главный После Короля.
Этот важный зверь пушистый,
Что на ложе прикорнул,
Назван мною не без смысла
Знатной дамою Мур-Мур.
Ну, а кто всегда с ним в ссоре?
- Пес, что охраняет дом...
- Он умеет и другое:
Здесь - Податель Трости он.
А в камине что сверкает?
Для чего - поленья дров?
- Там огонь, я полагаю...
- Стая Красных Голубков.
В этой чашке что ты видишь?
- Только воду вижу здесь.
- Имя новое услышишь:
Жизнь Лазурная, заметь!
Учит барин, не смеется...
Я узнала наконец,
Что хозяйский дом зовется
Без Пяти Минут Дворец.
Барин понял, что смущаюсь.
- Не робей - прими, дитя:
Я украсить мир пытаюсь,
Путь к тому в словах найдя.
Мир как есть бывает скучен
И порой несправедлив...
Удивим его, улучшим,
В нем названия сменив.
Знаешь, что играть словами
Люди могут и для зла...
Имена изобретаю,
Чтоб причудливей была
Жизнь и ярче... Не обмана
Я ищу, а красоты.
Пусть меня сочла ты странным,
Видишь: помыслы чисты.
Мне сначала трудно было
Так судить, как господин...
Я уже почти привыкла -
Случай помешал один.
На беду Податель Трости
Раз за дамою Мур-Мур
Гнался, да и свечи сбросил...
Как огонь тут полыхнул!
Ах, неправильно сказала!
Стая Красных Голубков
Тут взлетела... Страшно стало;
Спал... в челне прекрасных снов
Был тогда, совсем спокоен,
Главный После Короля.
Что стряслось, не сразу понял,
Хоть ему кричала я,
Что должны мы поскорее
Жизнь Лазурную носить:
Голубки, на воле рея,
Могут полностью спалить,
Уничтожить беспощадно
Без Пяти Минут Дворец.
Поторапливаться надо:
Угрожает нам конец...
Дом спасли мы. Но уныло,
Барин мой теперь глядит...
Как же все звалось красиво!
Красота в словах - вредит?
28-29.07.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=967138
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.12.2022
Ложная отрава
(на сюжет японских сказки и фарса)
Пускай умерит хвастовство ловкач!
Хитрец считает: всех я проведу,
Но все-таки найдется, кто хитрее.
В своем именье жил один хозяин.
Свет обойдешь - другого не найдешь
Такого скряги. Он слугу держал
И жаловал его ничтожно мало,
Изобретая разные предлоги.
Ну, а слуга в отместку плутовал:
Не раз он тайно забирался в погреб
И лакомился тем, что там хранилось.
Вот как-то уезжал хозяин в город.
Зовет слугу: "Мошенник! Вот горшок.
В нем страшный яд. Когда хоть ветерком
Повеет от него - тебе конец!
Его оставлю я. Будь осторожен!"
Слуга задумался: "Ведь дорожит
Хозяин мной: предупредил о яде.
Однако, что за яд и для чего?
Неужто мой хозяин отравить
Кого-то хочет? Это дело злое!
А может ли настолько сильной быть
Отрава, чтобы даже ветерок
Опасным был, коль дует от нее?
Уж не был ли обманут мой хозяин?"
Велик сперва был страх, но любопытство
Все ж оказалось посильней. Колеблясь,
Слуга горшок открыл - остался жив.
На яд он поглядел - и ничего.
Подумал: "Да, хозяин обманулся,
А у отравы - аппетитный вид,
Так всю и съел бы!" Он еще боролся,
Потом решил: видать, моя судьба
Отведать этого - не буду спорить.
Решив, попробовал - совсем немного...
Что ж: вместо яда оказался мед!
Его хозяин думал уберечь,
Отвадить любопытного слугу,
Затем и скрыл он мед под видом яда.
Съев весь горшок, слуга придумал способ
Хозяину проступок объяснить
Так, чтобы наказания избегнуть.
Вернувшись, застает его хозяин
Лежащим на полу и как от боли
Стенающим. "Кончаюсь, господин!
Любимую я вашу статуэтку
Разбил нечаянно! Себя казню:
Отраву съел, оставленную вами.
Мой грех, и я избрал себе возмездье!
Пускай пока мой не спешит конец,
Но, верно, приближается. Прощайте!"
Хозяин понял, что слуга хитрит,
Рассвирепев, хотел пороть его,
Но думает: "Вот жизнь! Хотел сберечь
Я мед - и статуэтку с ним утратил.
Предосторожность навредила мне же.
Но учат нас, что мир - всего лишь сон,
Мой сон о бережливости прошел.
Так будем же в невзгодах улыбаться!"
Решил хозяин - и простил слугу,
На все имение он задал пир
И с той поры уж был куда щедрее.
04-05.09.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=967137
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.12.2022
Вірш Мікеланджело Буонарроті для Вітторії Колонна - видатної італійської поетки, його близького друга.
Оригінал:
Un uomo in una donna, anzi uno dio
per la sua bocca parla,
ond'io per ascoltarla
son fatto tal, che ma' pi; sar; mio.
I' credo ben, po' ch'io
a me da lei fu' tolto,
fuor di me stesso aver di me pietate;
s; sopra 'l van desio
mi sprona il suo bel volto,
ch'i' veggio morte in ogni altra beltate.
O donna che passate
per acqua e foco l'alme a' lieti giorni,
deh, fate c'a me stesso pi; non torni.
Мій переклад:
В особі жінки мовить чоловік
Чи навіть Бог, і диво учинила:
Така її чудова мови сила,
Що сам я з-під своєї ж влади втік.
Та переміну цю хвалити звик:
Той вільний «я» став ліпший, став мудріший,
Мене колишнього тепер жаліє.
І вид прекрасний до душі проник,
Та потяг цей від пристрасті чистіший:
Що врода інших? – cмерть її розвіє.
О, пані, що так змінювать уміє,
В огні і водах душі Ви спасайте,
Але мене мені не повертайте!
Переклад 03.-04. 03. 2015
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966934"]Мій російський переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966935
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 29.11.2022
Стихи Микеланджело Буонарроти для Виттории Колонна - выдающейся итальянской поэтессы, его близкого друга.
Оригинал:
Un uomo in una donna, anzi uno dio
per la sua bocca parla,
ond'io per ascoltarla
son fatto tal, che ma' pi; sar; mio.
I' credo ben, po' ch'io
a me da lei fu' tolto,
fuor di me stesso aver di me pietate;
s; sopra 'l van desio
mi sprona il suo bel volto,
ch'i' veggio morte in ogni altra beltate.
O donna che passate
per acqua e foco l'alme a' lieti giorni,
deh, fate c'a me stesso pi; non torni.
Мой перевод:
Она – жена, но муж в ней говорит,
И даже божество; и так случилось:
Cо мной, внимавшим, чудное свершилось,
Кто мною был – мне не принадлежит.
Я, право, рад, и чудо не страшит:
Тот бывший «я», вознесшись, стал мудрее,
Он с жалостью вниз смотрит на меня.
И так влечет ее прекрасный вид,
Что мыслить суетно уже не смею:
В красе других лишь смертность вижу я.
Спасительница дивная моя,
В огне и водах к счастью Вы ведете,
Пусть мне меня назад Вы не вернете!
Перевод 03.-04. 03. 2015
Перевод опубликован на бумаге в сборнике: И музы, и творцы. Несколько поэтесс эпохи европейского Возрождения / сост. и пер. Валентины Ржевской. 2-е изд., доп. – Одесса : «Фенікс», 2021. – С.10 (внутри биографической справки о Виттории Колонна).
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966935"]Мій український переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966934
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 29.11.2022
Снег первый звонких строф внушает много,
И первые цветы не меньше хвалят.
«Не стало скучно подпевать вам году?»
Порой услышишь, но не возглас «Хватит!»
Не подпевать… Скорее — отзываться.
Не в датах дело и не в перемене,
А в признаках желанных: улыбаться
В них людям хочет нужное свершенье.
Слагатель строф в себе порой замкнется,
Но с обновленьем мира вспоминает:
Он — мира часть. Благодарить возьмется,
Цветок и снег как добрый зов читает.
22, 25. 11. 2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966587
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 25.11.2022
Вот он танцует, году - на прощанье;
Хоть долго ждали, все-таки - внезапный;
Цвет белый хочет с пестротой обняться;
И не зовут смотреть, но взгляд чаруют.
Вот он устал, но танец продолжает;
Сейчас - движенье словно поневоле:
Окончим мы, еще добросив точек
Причудливых - и старое отпустим.
Вот он утих. И тянутся деревья,
Белея, к небу, словно за обновку
Благодарят. А паузе уж скоро
Пройти, и начинаться новым танцам.
19.11. 2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966131
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 20.11.2022
Вірш, приписуваний англійському і шотландському королю Карлу I.
Оригінал:
Upon a Quiet Conscience
Close thine eyes and sleep secure,
Thy soul is safe, thy body sure;
He that guards thee, he that keeps,
Never slumbers, never sleeps.
A quiet conscience, in a quiet breast,
Has only peace, has only rest:
The music and the mirth of kings
Are out of tune, unless she sings.
Then close thine eyes in peace, and rest secure,
No sleep so sweet as thine, no rest so sure.
Рядок 4 нагадує фрагмент одного з псалмів:
«3. Він не дасть захитатись нозі твоїй, не здрімає твій Сторож: 4.
оце не дрімає й не спить Сторож ізраїлів!» Псалом 121, переклад І. Огієнка».
Мій переклад:
Чисте сумління
Без тривоги засинай,
Ні гріха, ні ран не знай.
Хто тримає й захистить,
Не дріма Той і не спить.
Сумління чисте тільки нам
Дасть спокій, дасть відраду — снам.
Бо ґвалт — веселощі царів,
Якщо його не вступить спів.
Тож без тривоги міцно засинай,
Солодкі сни, спочинок певний знай.
Переклад 18.09.2017
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966049"]Мій російський переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966050
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 19.11.2022
Стихотворение, приписываемое английскому и шотландскому королю Карлу I.
Оригинал:
Upon a Quiet Conscience
Close thine eyes and sleep secure,
Thy soul is safe, thy body sure;
He that guards thee, he that keeps,
Never slumbers, never sleeps.
A quiet conscience, in a quiet breast,
Has only peace, has only rest:
The music and the mirth of kings
Are out of tune, unless she sings.
Then close thine eyes in peace, and rest secure,
No sleep so sweet as thine, no rest so sure.
Строка 4 напоминает фрагмент одного из псалмов:
«3. He will not suffer thy foot to be moved: he that keepeth thee will not slumber. 4. Behold, he that keepeth Israel shall neither slumber nor sleep». Psalm 121, King James Bible.
(«3. Не даст Он поколебаться ноге твоей, не воздремлет хранящий тебя; 4. не дремлет и не спит хранящий Израиля». Псалом 120, Синодальный перевод).
Мой перевод:
Чистая совесть
Без тревоги засыпай,
Ни греха, ни ран не знай.
Он, Кто держит, Кто хранит, —
Тот не дремлет, Тот не спит.
Лишь чистой совести одной
Дан прочный мир и дан покой:
Разлад в веселии царей,
Коль в их пиру не петь и ей.
Так без тревоги крепко засыпай —
И сладостному сну помех не знай.
Перевод 18.09.2017
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966050"]
Мій український переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=966049
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 19.11.2022
В этом историческом стихотворении, которое я попробовала перевести, все тот же Роберт Девере, граф Эссекс, в ожидании казни приносит покаяние в грехах и выражает надежду на спасение души. Как можно ожидать, стихи печальны и в них звучит мощный религиозный порыв. Тело спасти нельзя, остается надеяться, что душа спасется. Нечто вроде последнего слова осужденного, но пространного и в форме стихов. Однако последнее слово должно быть обращено к свидетелям казни, а здесь лирический герой обращается больше всего к Богу.
В антологии, где я эти стихи нашла, они приводятся как сочинение самого Эссекса, но в других просмотренных источниках говорится, что это скорее всего элегия в его память, написанная от его имени.
Замечу, что атрибуция стихов, написанных от первого лица, влияет на их восприятие. Если в стихах говорит сам Эссекс, стихи звучат как искреннее покаяние; если же они написаны от его имени, то могут быть прочитаны как реестр его грехов - есть ему в чем каяться - и как использование его судьбы в качестве повода для религиозного поучения, хотя высказана и надежда на всевышнее прощение для него.
Источник оригинала: Elizabethan Poetry: An Anthology (Dover Thrift Editions), edited by Bob Blaisdell, 2005.
Оригинал:
Essex's Last Voyage to the Haven of Happiness
Welcome, sweet Death, the kindest friend I have,
This fleshly prison of my soul unlock;
With all the speed Thou can'st, provide my grave,
Get an axe ready and prepare the block;
Unto the Queen I have a debt to pay
This February five-and-twenty day.
Come, Patience, come, and take me by the hand,
And, true Repentance, teach mine eyes to weep;
Humility, in need of Thee I stand,
My soul desires Thy company to keep;
Base worldly thoughts, vanish out of my minds,
Leave not a spot of you nor yours behind.
Unto Thy glory, Lord, I do confess,
Vain worldly pleasures have my youth misled;
I have inclined to lust and wantonness,
My sins are more than hairs upon my head;
Without, within, and round on every side,
Folly, uncleanness, vanity and pride.
Forget, forgive, let not Thy wrath incense!
Sweet Savior Christ, my mediator be;
O pity Lord, O pardon mine offence!
From throne of grace let Mercy look on me!
View not the evils in Justice I have done,
Lay all my faults on thy sin-saving Son!
And, Lord, let my corruptions never rise,
As witnesses of horror, wrath and fear;
Though sin hath suited me in Hell's disguise,
Grant me the wedding garment saints do wear,
Sweet Jesus, make Thy blood the only mean,
To wash my stained soul unspotted clean.
Pour on my heart the sweetest streams of grace,
And feed my hungry hopes with heav'nly love;
From my complaint turn not away Thy face,
Reach me Thy hand to lift my thoughts above,
That I before Thy presence may appear,
Although this filthy lump of flesh stay here.
Before I had a being, life or breath,
By Thy great goodness I obtained creation;
When I was captive in the jail of death,
Thy mercy did redeem me to salvation;
Thou wounded was, to heal the wounds Sin gave me,
And Thou didst die, only of love, to save me.
O Lord, assist this, my most needful hour,
Strengthen my weakness with Thy wondrous might,
At our end, Satan's busiest with his power,
Aid me in this last combat I shall fight;
Help Heaven's King, for if Thy hand be by,
I know Hell's coward will with terror fly.
And, Lord, forgive me this last bloody sin,
That lies so heavy on my tired soul;
By which so many of my friends have been,
Brought in Death's danger by the Law's control;
Offending God, our prince, the Realm of State,
Unto the ruin of our honor's date.
But, Jesus, I do come with faith to Thee,
My Death's my life, Thy mercy is my merit;
From slavish sin I now enlarged shall be,
Eternal joys perpetual to inherit;
Thou art the work, Thou art the corner stone,
On Thee I rest, on Thee I build alone.
Now am I ready in the Tower to die,
And there my death and burial let me have;
Where great ambitious lords do headless lie,
As Norfolk's duke, and Gilford Dudley's grave;
Northumberland, Buckingham, and Lord Gray,
Who lost their heads as I must do this day.
Time's come, Death calls, now soul on Christ lay hold,
Sue with an humble pity-pleading voice;
Poor straying sheep, hie thee unto the fold,
Thy coming home makes angels to rejoice;
Come, blessed spirits, come in Jesus' name,
Receive my soul, to Him convey the same.
Мой перевод:
Последний путь Эссекса в приют счастья
Приди же, Смерть, как лучший из друзей,
Душе свободу дай! Ведь плоть - тюрьма.
Готовь могилу для меня скорей,
Топор и плаху. Ты вблизи видна:
Пред королевой долг есть у меня,
Отдам в день двадцать пятый февраля.
Терпение, явись и поддержи;
Раскаяние, пусть начну я плач;
Смирение, вот зов моей души:
Приди! Ты нужно мне меж неудач!
А вас, мирские мысли, я гоню
И памяти о вас не потерплю.
О Господи, вот исповедь моя:
К утехам вкус мне горький плод принес.
Взлелеял похоть и тщеславье я, -
Грехов имею больше, чем волос.
Они со всех сторон. Им долог счет:
Строптив, нечист я, суетен и горд.
Но Ты прости! Не гневом отвечай!
Прошу, о, Сыне Божий, заступись!
Не за провинность, Господи, карай,
Но с милосердием ко мне склонись!
Не воздавай за то, как я грешил,
Но грех прости - ведь Сын Твой искупил!
Ах, Господи! Когда б спастись я мог
От ужаса последствий дел дурных!
Хоть я ходил в личине из грехов,
Даруй мне облачение святых!
Иисусе добрый! Кровь твоя пускай
Омоет душу мне - прощенье дай!
Болит душа - дай благости испить!
Надежда ждет - ответь ей из любви!
Не отвернись, когда я стал просить,
Но помоги: мне мысль о том пошли,
Как я к престолу Твоему явлюсь,
Без сожаленья с плотью распрощусь.
Ведь прежде, чем на землю я ступил,
Я был Тобой задуман средь творенья.
В темнице смерти узником я был -
Ты, милосердный, мне послал спасенье.
Чтоб я был здрав, на муки Ты отдался,
И из любви Ты умер, чтоб я спасся.
О Боже, помоги мне в этот час,
Могуч Ты дивно - удели мне сил!
В конце нечистый осаждает нас,
Так будь со мною, чтоб я победил.
Когда небесный Царь за нас стоит,
Трус адский - знаю! - в страхе убежит.
Прости мне, Боже, и последний грех,
Которым я сейчас обременен.
Друзей столь многих я в опасность вверг:
Грозит им смертью бдительный закон.
Мы оскорбили Бога, власть, страну -
И честь свою сгубили за вину.
Но на тебя, Иисусе, положусь:
Коль ты простишь, мне нечего страшиться.
Грех был тюрьмой, и я освобожусь,
Чтоб радости мне вечной приобщиться.
Ты - труд. Ты - основание всего.
Я без тебя не строю ничего.
Теперь я смерти в Тауэре жду.
Здесь мой конец, и гроб здесь будет мой.
Дополню властолюбцев череду:
Здесь Норфолк, Гилфорд Дадли молодой,
Нортумберленд здесь, Бэкингем, лорд Грей...
И я прощусь здесь с головой своей.
Уж смерть близка - так Господу молись,
Проси смиренно высшей доброты.
Овца заблудшая, в загон вернись,
Для неба - радость в том, что дома ты.
Благие духи! Вот душа моя -
Ведите к Иисусу вы меня!
Перевод 04.10.2020
Примечание переводчицы: ... Отдам в день двадцать пятый февраля... - Эссекс был казнен 25 февраля 1601 года.
... Теперь я смерти в Тауэре жду ... - в этой строфе перечисляются несколько казненных английских аристократов: Норфолк - Томас Говард, герцог Норфолк (1536 - 1572), казненный за участие в заговоре против Елизаветы I, Гилфорд Дадли, Нортумберленд и лорд Грей - соответственно, муж, свекор и отец леди Джен Грей, казненные Марией I в 1553 и 1554 годах, Бэкингем - по-видимому, Эдвард Cтаффорд, третий герцог Бэкингем, казненный Генрихом VIII в 1521 г.
Милого Робина жаль, но королевского врача Лопеса, казненного ранее при известном участии Эссекса, также жаль. Остается ввернуть общеуважительную фразу, что впоследствии они встретились где-нибудь, где их помирили.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965945
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 18.11.2022
Вірш знаменитого Роберта Девере, графа Ессекса, останнього фаворита англійської королеви Єлизавети I.
Оригінал:
A PASSION OF MY LORD OF ESSEX
HAPPY were he could finish forth his fate
In some unhaunted desert, where, obscure
From all society, from love and hate
Of worldly folk; then might he sleep secure;
Then wake again, and ever give God praise,
Content with hip, with haws, and bramble-berry;
In contemplation passing all his days,
And change of holy thoughts to make him merry;
Who, when he dies, his tomb might be a bush,
Where harmless Robin dwells with gentle thrush.
—Happy were he!
Мій український переклад
Ессексова мрія
Щасливий, хто від гомінких доріг
Міг відійти у безвість, моя пані,
На пустищі заснути мирно ліг,
Звільнився від ненависті й кохання,
А як прокинувся, хвалив Отця
За дар дрібний, за ягідки і квіти,
Весь день на світ дивився б без кінця
І з думки чистої вмів веселіти.
Не камінь має хто, а кущ могильний,
Де дрізд живе і Робін безневинний —
Щасливий він…
Переклад 15.08.2015
Примітки перекладачки: звернення «пані», якого в оригіналі нема, вставлене у переклад тому, що вірші є частиною листа Ессекса до королеви (Memoirs of the Court of Queen Elizabeth, P. 431 — 432).
Робін — пташка-вільшанка (також — зменшувальне ім’я графа Ессекса).
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965854"]Мій російський переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965855
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 17.11.2022
Стихотворение последнего фаворита Елизаветы I Роберта Девере, графа Эссекса. Ввиду популярности автора, на русский язык оно переведено неоднократно.
Оригинал:
A PASSION OF MY LORD OF ESSEX
HAPPY were he could finish forth his fate
In some unhaunted desert, where, obscure
From all society, from love and hate
Of worldly folk; then might he sleep secure;
Then wake again, and ever give God praise,
Content with hip, with haws, and bramble-berry;
In contemplation passing all his days,
And change of holy thoughts to make him merry;
Who, when he dies, his tomb might be a bush,
Where harmless Robin dwells with gentle thrush.
—Happy were he!
Мой русский перевод:
Мечта графа Эссекса
Тот счастлив истинно, кто мог переменить
Мир суеты и всю его обузу
На край неведомый и там во сне забыть
Людей, любви их, ненависти узы;
Проснуться, Господа хвалить за дар простой —
Боярышник, шиповник, ежевику, —
И созерцанью посвящать день целый свой
Иль чистым мыслям с радостью великой;
Чей в смерти будет под кустом приют,
Где Робин-птичка, дрозд-добряк живут…
— То cчастье было бы!
Перевод 15.08. 2015.
Примечания переводчицы: название стихотворения точнее было бы перевести как «Возглас милорда Эссекса». Оно в любом случае редакторское. Возгласом этим завешается одно из писем Эссекса королеве из Ирландии, и авторского названия стихов там нет (нашла в старинной книге Memoirs of the Court of Queen Elizabeth, P. 431 — 432). Эссекс сообщает в письме, что он страдает, высказывает упрек, что «прошлая служба заслуживает не более чем изгнания на самый проклятый из островов», и пугает, что умрет здесь. «Если это так произойдет, у Вашего Величества не будет причины быть недовольной образом моей смерти, так как ход моей жизни никогда не мог Вам угодить» (С). И далее следует стихотворение. Тон письма таков, что заглавие «возглас» можно отнести и к прозаической его части.
В оригинале упоминаются две птички, которые должны жить над могилой счастливца: малиновка и дрозд. Robin — это малиновка. Переводчица решила сделать акцент на имени Робин, поскольку, собственно, Эссекса так звали (и, видимо, он включил малиновку в стихи из этих же соображений).
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965855"]Мій український переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965854
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 17.11.2022
Cтихотворение знаменитого последнего фаворита Елизаветы I Роберта Девере, графа Эссекса (которому, как известно, отрубили голову за неудачную попытку мятежа).
Источник оригинала: Elizabethan Poetry: An Anthology (Dover Thrift Editions), edited by Bob Blaisdell, 2005.
Ориинал:
Robert Devereaux, Earl of Essex (1566-1601)
Change thy mind since she doth change,
Let not fancy still abuse thee.
Thy untruth cannot seem strange
When her falsehood doth excuse thee.
Love is dead, and thou art free,
She doth live, but dead to thee.
Whilst she loved thee best awhile,
See how she hath still delayed thee,
Using shows for to beguile
Those vain hopes that have deceived thee.
Now thou seest, although too late,
Love loves truth, which women hate.
Love no more since she is gone;
She is gone and loves another.
Being once deceived by one,
Leave her love, but love no other.
She was false, bid her adieu.
She was best, but yet untrue.
Love, farewell, more dear to me
Than my life which thou preservest.
Life, all joys are gone from thee,
Others have what thou deservest.
O my death doth spring from hence,
I must die for her offence.
Die, but yet before thou die,
Make her know what she hath gotten.
She in whom my hopes did lie
Now is changed, I quite forgotten.
She is changed, but changed base,
Baser in so vilde a place.
Мой перевод:
Роберт Девере, граф Эссекс (1566-1601)
Передумай — как она:
От мечты не нужно раны,
А неверность не странна,
Если вызвана обманом.
Нет любви — так нет оков.
Твой кумир как будто мертв.
Некогда ты был ей мил,
Но припомни, как играла:
Ты надежды сохранил,
А она — лишь обещала.
Не для женщины закон:
Лгать не должен, кто влюблен.
Неверна — так разлюби:
Ведь с другим теперь воркует.
Раз дала урок — прими,
Хоть не взглянешь на другую.
С ней порви — на ложь в ответ,
Хоть на свете лучшей нет …
Что ж, любовь, гоню тебя!
Жизни ты была ценнее.
Обеднела жизнь моя,
А другие богатеют.
Ей — злодейство совершать,
Мне — за это умирать…
Ты погибнешь, но сперва
Дай ей знать, с чем остается.
Перемена в ней нова —
Мне принять не удается
Перемены низкой в ней …
Подлый мир еще подлей!
Перевод 30.09, 01.10. 2020
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965774
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 16.11.2022
Лирический герой этого стихотворения сэра Эдварда Дайера весьма мучается из-за поведения своей возлюбленной. Следствием чего в очередной раз становится игра слов. То ли чтобы самому утешиться, то ли чтобы произвести на возлюбленную еще лучшее впечатление.
Источник текста оригинала: Elizabethan Poetry: An Anthology (Dover Thrift Editions), edited by Bob Blaisdell, 2005.
Sir Edward Dyer (1543 - 1607)
I Would And I Would Not
I would it were not as it is
Or that I cared not yea or no;
I would I thought it not amiss,
Or that amiss might blameless go;
I would I were, yet would I not,
I might be glad yet could I not.
I could desire to know the mean
Or that the mean desire sought;
I would I could my fancy wean
From such sweet joys as Love hath wrought;
Only my wish is least of all
A badge whereby to know a thrall.
O happy man which dost aspire
To that which simile thou dost crave!
Thrice happy man, if thy desire
May win with hope good hap to have;
But woe to me unhappy man
Whom hope nor hap acquiet can.
The buds of hope are starved with fear
And still his foe presents his face;
My state, if hope the palm should bear
Unto my happ woulde be disgrace.
As diamond in wood were set
Or Irus rags in gold I fret.
For loe my tir;d shoulders bear
Desire's weary beating wings;
And at my feet a clog I wear
Tied one with self disdaining strings.
My wings to mount aloft make haste.
My clog doth sink me down as fast.
This is our state, loe thus we stand
They rise to fall that climb too high;
The boy that fled king Minos's land
May learn the wise more low to fly.
What gained his point against the son
He drowned in seas himself, that won.
Yet Icarus more happy was,
By present death his cares to end
Than I, poor man, on whom alas
Ten thousand deaths their pains do send.
Now grief, now hope, now love, now spite
Long sorrows mixt with short delight.
The fere and fellow of thy smart
Prometheus I am indeed;
Upon whose ever living heart
The greedy gryphs do daily feed;
But he that lifts his heart so high
Must be content to pine and dye.
Finis.
Мой перевод:
Cэр Эдвард Дайер (1543 - 1607)
Хотелось бы, но не хочу
Хотел бы я, чтоб не было, как есть
Иль то, что есть, мне безразлично было.
Чтоб то, что есть, я злом не мог бы счесть
Иль это зло меня б не возмутило...
Хотелось бы - но нет, я не хочу.
Мог быть спокоен - но тревог ищу.
Желал бы быть со скромностью знаком
Иль знать, что значит скромное желанье.
Желал бы прекратить мечтать о том,
О чем Любви всегдашнее мечтанье.
Но только никогда я не желал,
Чтоб кто-нибудь рабом меня назвал ...
Cчастливец - человек, желаньям чьим
Совпасть с твоими повезет, и точно.
Еще счастливей - коль надежда с ним
И у тебя успех доставит прочный.
Но я - бедняга я, несчастней всех:
Не тешат ни надежда, ни успех!
Взойдут надежды - и побьет их страх,
И вздрогну, будто враг вблизи таится.
А вдруг - успех? Но я унижен так,
Что униженьем радость омрачится.
Как если бы в лесу нашли алмаз,
Иль нищий сел на трон - так мне сейчас!
К успеху все еще взлететь я тщусь, -
Есть крылья у желанья, хоть устали,
И вниз меня влечет тяжелый груз -
К себе презрение сдержу едва ли.
Надежды и печаль мои в борьбе:
Груз тянет вниз, а крылья тянут вверх.
Кто метит слишком высоко - падет.
Как видно, многих рисковавших доля.
Пусть вспомнится им кстати мальчик тот,
Который некогда летел над морем.
Хотел подняться ближе к Солнцу он -
Упал и был волнами поглощен.
А все ж Икар счастливее меня -
Ведь прекратила смерть его страданья,
Но десять тысяч раз был ранен я
И слишком долго длится умиранье ...
То высмеет, то жалко станет ей...
Немного приласкает, бьет сильней.
Другой товарищ у меня в беде -
Ты, Прометей. Себя с тобой равняю.
Как сердце вечное клюют тебе
Орлы вседневно, снова вспоминаю.
Но если сердцу высота нужна,
Тогда не будет даже смерть страшна.
Перевод 18.-19.08.2020
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965772
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 16.11.2022
Ще один вірш Марини Іванівни спробувала перекласти українською. Без порівняння з іншими варіантами перекладу.
Оригинал.
Марина Цветаева. Из цикла "Ученик"
Быть мальчиком твоим светлоголовым,
— О, через все века! —
За пыльным пурпуром твоим брести в суровом
Плаще ученика.
Улавливать сквозь всю людскую гущу
Твой вздох животворящ
Душой, дыханием твоим живущей,
Как дуновеньем — плащ.
Победоноснее Царя Давида
Чернь раздвигать плечом.
От всех обид, от всей земной обиды
Служить тебе плащом.
Быть между спящими учениками
Тем, кто во сне — не спит.
При первом чернью занесенном камне
Уже не плащ — а щит!
(О, этот стих не самовольно прерван!
Нож чересчур остер!)
И — вдохновенно улыбнувшись — первым
Взойти на твой костер.
1921 г.
Мій переспів.
Марина Цвєтаєва. З циклу "Учень".
Хотіла б бути хлопчиком я світлим,
- О, так віки б долать! -
За пурпуром твоїм в пилу - в плащі учнівськім
Суворім прямувать.
Твій подих животворний відчувати
Крізь людство все рясне;
В душі, у диханні твоїм сенс мати,
Як вітром - плащ живе.
Звитяжніше і від Царя Давида
Чернь розсувать плечем.
Від всіх образ, що принесе людина,
Служить тобі плащем.
Коли всіх інших учнів сон здолає,
Боротися зі сном.
Стать, як чернь схоче кинуть перший камінь,
Вже не плащем - щитом!
(Вірш не свавільно перестав, це певно!
Ніж - стільки гостроти!)
Й раніш від тебе - з усміхом натхненним -
На вогнище зійти.
Переклад 13-14. 11. 2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965636
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 14.11.2022
A Funerall Elegye on the Death of Richard Burbage Перевод
A Funeral Elegy on the Death of Richard Burbage Перевод
Погребальная элегия неизвестного автора на смерть Ричарда Бербеджа (ок. 1567-1619), знаменитого английского актера, первого исполнителя главных ролей в шекспировских трагедиях (а также художника). Нашла два варианта текста оригинала и сделала два перевода.
1) Более длинный вариант.
Источник текста оригинала:
Payne Collier J. Memoirs of the principal actors in the plays of Shakespeare. London: Printed for the Shakespeare Society. 1846. P. 52-55.
A Funerall Elegye on the Death of the famous Actor Richard Burbage who died on Saturday in Lent 13 March 1619
Some skilful limner help me! If not so,
Some sad tragedian to express my woe!
Alas! he's gone, that could the best, both limn
And act my grief; and 'tis for only him
That I invoke this strange assistance to it,
And on the point invoke himself to do it;
For none but Tully Tully's praise can tell,
And no man act a grief, or act so well.
He's gone, and with him what a world are dead,
Friends, every one, and what a blank instead!
Take him for all in all, he was a man
Not to be match'd, and no age ever can.
No more young Hamlet, though but scant of breath,
Shall cry "Revenge!" for his dear father's death.
Poor Romeo never more shall tears beget
For Juliet's love and cruel Capulet:
Harry shall not be seen as king or prince,
They died with thee, dear Dick, [and not long since]
Not to revive again. Jeronimo
Shall cease to mourn his son Horatio:
They cannot call thee from thy naked bed
By horrid outcry; and Antonio's dead.
Edward shall lack a representative;
And Crookback, as befits, shall cease to live.
Tyrant Macbeth, with unwash'd, bloody hand,
We vainly now may hope to understand.
Brutus and Marcius henceforth must be dumb,
For ne'er thy like upon the stage shall come,
To charm the faculty of ears and eyes,
Unless we could command the dead to rise.
Vindex is gone, and what a loss was he!
Frankford, Brachiano, and Malevole.
Heart-broke Philaster, and Amintas too,
Are lost for ever; with the red-hair' d Jew,
Which sought the bankrupt merchant's pound of flesh,
By woman-lawyer caught in his own mesh.
What a wide world was in that little space,
Thyself a world the Globe thy fittest place!
Thy stature small, but every thought and mood
Might throughly from thy face be understood;
And his whole action he could change with ease
From ancient Lear to youthful Pericles.
But let me not forget one chiefest part,
Wherein, beyond the rest, he mov'd the heart;
The grieved Moor, made jealous by a slave,
Who sent his wife to fill a timeless grave,
Then slew himself upon the bloody bed.
All these and many more are with him dead.
Hereafter must our Poets cease to write.
Since thou art gone, dear Dick, a tragic night
Will wrap our black-hung stage: he made a Poet,
And those who yet remain full surely know it,
For, having Burbage to give forth each line,
It fill'd their brain with fury more divine.
Oft have I seen him leap into the grave,
Suiting the person, which he seem'd to have,
Of a mad lover, with so true an eye,
That there I would have sworn he meant to die.
Oft have I seen him play this part in jest
So lively that spectators, and the rest
Of his sad crew, whilst he but seem'd to bleed,
Amazed, thought even then he died in deed.
O let not me be check'd, and I shall swear
E'en yet it is a false report I hear,
And think that he, that did so truly feign
Is still but dead in jest, to live again.
But now this part he acts, not plays; 'tis known
Other he play's, but acted hath his own,
England's great Roscius! for what was Roscius
Was unto Rome, that Burbage was to us!
How did his speech become him, and his pace
Suit with his speech, and every action grace
Them both alike, whilst not a word did fall
Without just weight to ballast it withal.
Hadst thou but spoke to Death, and us'd thy power
Of thy enchanting tongue, at that first hour
Of his assault, he had let fall his dart
And been quite charm'd by thy all-charming art.
This Death well knew, and to prevent this wrong
He first made seizure of thy wondrous tongue;
Then on the rest: 'twas easy; by degrees
The slender ivy tops the smallest trees.
Poets, whose glory whilom 'twas to hear
Your lines go well express'd, henceforth forbear,
And write no more; or if you do, let't be
In comic scenes, since tragic parts, you see,
Die all with him: nay, rather sluice your eyes,
And henceforth wrote nought else but tragedies,
Or dirges, or sad elegies, or those
Mournful laments that not accord with prose.
Blur all your leaves with blots, that all you've writ
May be but one sad black; and upon it
Draw marble lines that may outlast the sun
And stand like trophies when the world is done.
Turn all your ink to blood, your pens to spears,
To pierce and wound the hearers ' hearts and ears:
Enrag'd, write stabbing lines, that every word
May be as apt for murder as a sword,
That no man may survive after this fact
Of ruthless Death, either to hear or act.
And you, his sad companions, to whom Lent
Becomes more lenten by this accident,
Henceforth your waving flag no more hang out,
Play now no more at all: when round about
We look and miss the Atlas of your sphere,
What comfort have we, think you, to be there?
And how can you delight in playing, when
Such mourning so affecteth other men?
Or if you will still put't out, let it wear
No more light colours, but Death's livery there.
Hang all your house with black, the ewe it bears,
With icicles of ever-melting tears;
And if you ever chance to play again,
May nought by tragedies afflict your scene!
And now, dear Earth, that must enshrine that dust,
By heaven now committed to thy trust,
Keep it as precious as the richest mine
That lies entomb'd in that rich womb of thine,
That after times may know that much lov'd mould
From other dust, and cherish it as gold:
On it be laid some soft but lasting stone,
With this short epitaph endors'd thereon,
That every eye may read, and reading, weep -
'Tis England's Roscius, Burbage, that I Keep.
Мой перевод:
Погребальная элегия на смерть знаменитого актера Ричарда Бербеджа, умершего в субботу, в Великий пост, 13 марта 1619 года
Умелый живописец, помоги!
Не можешь? Трагик, ты со мной скорби!
Увы, вы бесполезны: нет его,
Чье на холсте и сцене мастерство,
Одно раскрыло бы, как я горюю.
Чтоб он себя почтил, его зову я.
О Туллии - лишь Туллию сказать.
Никто не мог бы горя так сыграть.
Ушел, и что за мир унес с собой!
Был многими - остался лист пустой.
Как не взгляни, во всем был человек,
Не повторит такого новый век.
Не крикнет "Мщенье!" - хоть одышлив он -
Сын Гамлет, чей отец был умерщвлен.
Ромео не заплачет о своей
Джульетте, осудив вражду семей.
Не будет Гарри - принца, короля...
Друг Дик, смерть отняла их, взяв тебя,
Чтоб не вернуть их. Иеронимо
Не горевать о сыне, о Горацио.
На страшный крик не можешь встать ты с ложа,
Антонио теперь скончался тоже.
Уж некому нам Эдварда явить,
И Горбуну - за дело! - уж не жить.
Тиран Макбет с рукой всегда в крови
Таким не будет, чтоб понять смогли.
Должны замолкнуть Брут, Кориолан -
Ведь равного тебе не видеть нам,
Чтоб взор и слух умел так чаровать -
Когда тебя из гроба не призвать.
Нет Виндика, что за утрата - он!
Малеволе, Брачано и Франкфор,
Ушли, Аминта, в горести своей
Филастр ушел, и рыжий тот еврей -
Фунт плоти должника добыл бы он,
Но женщиной-юристом посрамлен.
Был в малом заключен огромный мир -
Недаром "Глобус" миром был твоим!
Хоть ростом мал, ты все сыграть умел -
Лицо все выражало, что хотел.
Ты, превращаясь, чудеса творил:
Был - Лир-старик, стал - юноша Перикл.
Роль лучшая мне помнится одна -
Меня волнует больше всех она.
Несчастный мавр, прислушавшись к рабу,
Убил из ревности свою жену,
Потом от горя и себя убил...
И он, среди других, - уже почил.
Поэтам быть теперь без ремесла.
Ушел ты, добрый Дик - и ночь черна
На сцене нашей. Он творил поэтов:
Те, кто остался, все согласны в этом.
Ведь если Бербедж тексты оживлял,
Поэт с огнем божественным писал.
Я видел, как в могилу прыгал он,
Тогда всецело ролью поглощен
Влюбленного, что разума лишился ...
Поклялся б я: он умереть решился.
Играл он, роль играл, изображал,
Но зал, как и актеры, трепетал.
Когда казалось лишь, что кровь идет,
Все думали, что вправду он умрет.
Признаюсь: я б поклялся и сейчас,
Что весть о смерти обманула нас
И что умевший ловко так играть
Лишь в шутку умер и живет опять.
Увы, не притворяется, а есть.
Но был - собой он, хоть ролей не счесть:
Он был - английский Росций. Не поспоришь:
У Рима Росций был, у нас был Бербедж.
Как точно подбирал он речи тон,
Как каждый жест был слову подчинен!
Уместны были взгляды и движенья,
И речь всегда звучала со значеньем.
Когда б он мог со смертью говорить,
К ней речь волшебную мог обратить,
Она б свое оружье отклонила, -
Твое искусство бы и смерть пленило.
Но знала хитрая, чем ты силен -
И твой язык был ею отсечен
Сперва. Затем - и остальному сдаться ...
Так плющ умеет высоко взбираться.
Поэты, слышать рады были вы,
Как он читал, - вы бросить труд должны.
А если все ж продолжите писать,
Вам лучше лишь комедии слагать,
Затем, что он трагедию унес...
Нет, лучше так: не осушая слез,
Пишите лишь трагедии одни,
Иль гимны - без веселой суетни.
Сажайте больше клякс: пускай листки
Черны пребудут - от большой тоски.
Но строки Солнце пусть переживут,
До окончанья мира пусть их чтут.
Пусть ранят и сражают ваши перья,
Отнюдь сердец и слуха не жалея
Тех, кто стихи услышит; такова
Будь ярость, чтоб мечами стать словам!
Чтоб, увидав на сцене злую смерть,
И сам был должен зритель умереть.
А вы, его товарищи - вам пост
С утратой этой горести принес -
Теперь вам флага уж не подымать,
Придется бросить навсегда играть.
Нет больше Атласа, что шар держал, -
Нельзя, чтоб зритель ваш не заскучал.
Как получать вам радость от игры,
Коль в скорбь все зрители погружены?
Но если все ж поднимете вы флаг,
Не нужно радости в его цветах.
Покройте тканью черной ваш театр,
Пусть в нем всегда сосульки cлез висят.
Коль сцены вы не бросите своей -
Пусть лишь трагедия идет на ней.
Теперь, земля, ты примешь этот прах,
Что был тебе поручен в небесах.
Пусть будет кладом дорогим твоим,
Среди других богатств тобой храним.
Пусть этот прах, от прочих отделив,
Хранят потомки, с золотом сравнив.
Пускай плита не будет тяжела,
Но долго будут пусть видны слова,
Чтоб всякий, кто прочтет их, слезы пролил:
"Английский Росций, Бербедж, здесь - в покое".
Перевод 11 - 13, 15,16.04.2021
Не названный по имени Горбун - по всей видимости, Ричард III. Еврей и женщина-юрист - персонажи "Венецианского купца" Шекспира Шейлок и Порция.
Упоминаемые в тексте роли Бербеджа, кроме ролей в шекспировских пьесах: Иеронимо и Горацио - персонажи "Испанской трагедии" Томаса Кида; Антонио - персонаж пьесы Джона Марстона "Антонио и Меллида"; Эдвард - вероятно, король Эдуард II в исторической трагедии о нем Кристофера Марло, но, может быть, и Эдуард III в пьесе о нем, одним из авторов которой в настоящее время признается Шекспир; Виндек - Гай Юлий Виндекс, римский полководец, но здесь под Виндеком, вероятно, имеется в виду Виндиче из пьесы Томаса Миддлтона "Трагедия мстителя". Брачано - персонаж трагедии "Белый дьявол" Джона Вебстера. Франкфор - персонаж трагедии Томаса Хейвуда "Женщина, убитая добротой". Филастр - персонаж трагедии Бомонта и Флетчера "Филастр, или Любовь истекает кровью". Малеволе - персонаж пьесы Джона Марстона "Недовольный", Аминта - здесь, вероятно, описка.
Росций - знаменитый древнеримский актер (которого Бербедж упоминал со сцены, играя, в частности, Гамлета).
Атлас, что шар держал - намек на эмблему театра "Глобус": Атласа или Геркулеса, держащего земной шар.
2) Более короткий вариант (список ролей героя в нем меньше, есть еще несколько отличий).
Источник:
Antoine Joseph, English Professional Theatre, 1530-1660. P. 181-183.
A Funeral Elegy on the Death of the famous Actor Richard Burbage who died on Saturday in Lent 13 March 1619
Some skileful limner help me; if not so,
Some sad tragedian help t'express my woe.
But O he's gone, that could both best: both limn
And act my grief: and 'tis for only him
That I invoke this strange assistance to it,
And on the point invoke himself to do it;
For none but Tully, Tully's praise can tell,
And as he could, no man could act so well.
This part of sorrow for him no man draw,
So truly to the life, this map of woe,
That grief's true picture, which his loss has bred.
He's gone, and with him what a world are dead.
Which he reviv'd, to be revived so
No more: young Hamlet, old Hieronimo,
Kind Lear, the grieved Moor, and more beside,
That liv'd in him, have now forever died.
Oft have I seen him leap into the grave,
Suiting the person, which he seem'd to have,
Of a sad love, with so true an eye
That there I would have sworn he meant to die.
Oft have I seen him play this part in jest
So lively that spectators, and the rest
Of his sad crew, whilst he but seem'd to bleed,
Amazed, thought even then he died in deed.
O let not me be check'd, and I shall swear
E'en yet it is a false report I hear,
And think that he, that did so truly feign
Is still but dead in jest, to live again.
But now this part he acts, not plays; 'tis known
Other he play'd, but acted hath his own,
England's great Roscius, for what was Roscius
Was unto Rome, that Burbage was to us.
How did his speech become him, and his pace
Suit with his speech, and every action grace
Them both alike, whilst not a word did fall
Without just weight to ballast it withal.
Hadst thou but spoke to death, and us'd thy power
Of thy enchanting tongue, at that first hour
Of his assault, he had let fall his dart
And been quite charm'd by thy all-charming art.
This he well knew, and to prevent this wrong
He therefore first made seizure of his tongue;
Then on the rest, 'twas easy by degrees;
The slender ivy tops the smallest trees.
Poets whose glory whilom 'twas to hear
Your lines so well express'd, henceforth forbear
And write no more; or if you do, let't be
In comic scenes, since tragic parts you see
Die all with him. Nay, rather sluice your eyes
And henceforth wrote nought else but tragedies,
Or dirges, or sad elegies, or those
Mournful laments that not accord with prose.
Blur all your leaves with blots, that all you writ
May be but one sad black, and open it.
Draw marble lines that may outlast the sun
And stand like trophies when the world is done.
Turn all your ink to blood, your pens to spears,
To pierce and wound the hearers ' hearts and ears.
Enrag'd, write stabbing lines, that every word
May be as apt for murther as a sword,
That no man may survive after this fact
Of ruthless death, either to hear or act;
And you his sad companions, to whom Lent,
Becomes more lenten by this accident,
Henceforth your waving flag no more hang out,
Play now no more at all, when round about
We look and miss the Atlas of your sphere.
What comfort have we (think you) to be there.
And how can you delight in playing, when
Such mourning so affecteth other men;
Or if you will still put't out let it wear
No more light colours, but death livery there
Hang all your house with black, the hue it bears,
With icicles of ever-melting tears,
And if you ever chance to play again,
May nought by tragedies afflict your scene.
And thou dear Earth, that must enshrine that dust
By Heaven now committed to thy trust,
Keep it as precious as the richest mine
That lies entomb'd in that rich womb of thine,
That after-times may know that much-lov'd mould
From other dust, and cherish it as gold.
On it be laid some soft but lasting stone,
With this short epitaph endors'd thereon,
That every eye may read, and reading, weep:
'Tis England's Roscius, Burbage, that I Keep'.
Мой перевод:
Погребальная элегия на смерть знаменитого актера Ричарда Бербеджа, умершего в субботу, в Великий пост, 13 марта 1619 года
Умелый живописец, помоги!
Не можешь? Трагик, ты со мной скорби!
Увы, вы бесполезны: нет его,
Чье на холсте и сцене мастерство,
Одно раскрыло бы, как я горюю.
Чтоб он себя почтил, его зову я.
О Туллии - лишь Туллию сказать.
Никто не мог бы так, как он, сыграть.
Лишь он правдиво бы изобразил,
Какую боль утраты нам внушил -
Но роли не написано такой...
Ушел, и что за мир унес с собой!
Их оживлял искусством он своим:
Был молод Гамлет, стар Иероним,
Был Лир, был мавр несчастный - и другие ...
Теперь - мертвы навечно: в нем ведь жили.
Я видел, как в могилу прыгал он,
Тогда всецело ролью поглощен
Бедняги, что возлюбленной лишился ...
Поклялся б я: он умереть решился.
Играл он, роль играл, изображал,
Но зал, как и актеры, трепетал.
Когда казалось лишь, что кровь идет,
Все думали, что вправду он умрет.
Признаюсь: я б поклялся и сейчас,
Что весть о смерти обманула нас
И что умевший ловко так играть
Лишь в шутку умер и живет опять.
Увы, не притворяется, а есть.
Но был - собой он, хоть ролей не счесть:
Он был - английский Росций. Не поспоришь:
У Рима Росций был, у нас был Бербедж.
Как точно подбирал он речи тон,
Как каждый жест был слову подчинен!
Уместны были взгляды и движенья,
И речь всегда звучала со значеньем.
Когда б он мог со смертью говорить,
К ней речь волшебную мог обратить,
Она б свое оружье отклонила, -
Твое искусство бы и смерть пленило.
Но знала хитрая, чем ты силен -
И твой язык был ею отсечен
Сперва. Затем - и остальному сдаться ...
Так плющ умеет высоко взбираться.
Поэты, слышать рады были вы,
Как он читал, - вы бросить труд должны.
А если все ж продолжите писать,
Вам лучше лишь комедии слагать,
Затем, что он трагедию унес...
Нет, лучше так: не осушая слез,
Пишите лишь трагедии одни,
Иль гимны - без веселой суетни.
Сажайте больше клякс: пускай листки
Черны пребудут - от большой тоски.
Но строки Солнце пусть переживут,
До окончанья мира пусть их чтут.
Пусть ранят и сражают ваши перья,
Отнюдь сердец и слуха не жалея
Тех, кто стихи услышит; такова
Будь ярость, чтоб мечами стать словам!
Чтоб, увидав на сцене злую смерть,
И сам был должен зритель умереть.
А вы, его товарищи - вам пост
С утратой этой горести принес -
Теперь вам флага уж не подымать,
Придется бросить навсегда играть.
Нет больше Атласа, что шар держал, -
Нельзя, чтоб зритель ваш не заскучал.
Как получать вам радость от игры,
Коль в скорбь все зрители погружены?
Но если все ж поднимете вы флаг,
Не нужно радости в его цветах.
Покройте тканью черной ваш театр,
Пусть в нем всегда сосульки cлез висят.
Коль сцены вы не бросите своей -
Пусть лишь трагедия идет на ней.
Теперь, земля, ты примешь этот прах,
Что был тебе поручен в небесах.
Пусть будет кладом дорогим твоим,
Среди других богатств тобой храним.
Пусть этот прах, от прочих отделив,
Хранят потомки, с золотом сравнив.
Пускай плита не будет тяжела,
Но долго будут пусть видны слова,
Чтоб всякий, кто прочтет их, слезы пролил:
"Английский Росций, Бербедж, здесь - в покое".
Перевод 15.04.2021.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965546
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 13.11.2022
Мрачное, но нужное предуведомление. Знаменитый шекспировед сэр Стэнли Уэллс в приложении к своей книге "Shakespeare and Co" приводит в качестве документа текст уличной баллады о том, как лондонский театр "Глобус" в начале XVII века сгорел на пожаре. Факт пожара обычно упоминается в биографиях Шекспира. Далее следуют оригинал баллады и мой перевод.
Театр "Глобус", в котором играли "Слуги короля" (ранее известные как "Слуги лорда-камергера") загорелся 29 июня 1613 года во время спектакля "Генрих VIII". Уличная баллада об этом событии почему-то называется сонетом, хотя с очевидностью не соответствует этой стихотворной форме. По отношению к театру и актерам баллада недоброжелательная. Возможно, ее сложили лица, желающие выслужиться перед лицами пуританских убеждений, так как актерам в ней припоминают их разврат - что небезосновательно, но значения их творческой деятельности для зрительской интеллектуальной жизни не отменяет.
Стишок - злой рассказ, иллюстрация печального исторического факта. Но что, на мой взгляд, несколько изменяет звучание этого стишка, делает его даже устрашающим - это название здания театра, о котором идет речь. Обычно обращают внимание, что "Глобус" - это исторически установившийся вариант перевода названия, а более точным был бы "Мир" или "Земной шар". Можно вообразить ехидных наблюдателей конца света, которые, находясь в безопасности, высказывают в злой песенке свое отношение к происходящему.
В переводе не всегда соблюдена форма оригинала - ради передачи содержания.
Источник оригинала:
Wells S. Shakespeare and Co. : Christopher Marlowe, Thomas Dekker, Ben Jonson, Thomas Middleton, John Fletcher and the Other Players in His Story. Penguin Books Ltd, 2008. P. 242 — 243.
Оригинал:
A sonnet upon the pitiful burning of the Globe playhouse in London W 242-243.
Now sit thee down, Melpomene,
Wrapped in a sea-coal robe,
And tell the doleful tragedy
That late was played at Globe;
For no man that can sing and say
(But) was scared on St Peter's Day.
O sorrow, pitiful sorrow, and yet all this is true.
All you that please to understand,
Come listen to my story,
To see Death with his raking brand
'Mongst such an auditory;
Regarding neither Cardinal's might,
Nor yet the rugged face of Henry the Eight,
O sorrow, pitiful sorrow, and yet all this is true.
This fearful fire began above,
A wonder strange and true,
And to the stage-house did remove,
As round as tailor's clew;
And burned down both beam and snag,
And did not spare the silken flag.
O sorrow, pitiful sorrow, and yet all this is true.
Out run the knights, out run the lords,
And there was great ado;
Some lost their hats and some their swords;
Then out run Burbage too;
The reprobates, though drunk on Monday,
Pray for the Fool and Henry Condye.
O sorrow, pitiful sorrow, and yet all this is true.
The periwigs and drum-heads fry
Like to a butter firkin;
A woeful burning did betide
To many a good buff jerkin.
Then with swoll'n eyes, like drunken Flemings,
Distressed stood old stuttering Heminges.
O sorrow, pitiful sorrow, and yet all this is true.
No shower his rain did there down force
In all that sunshine weather,
To save that great renowned house;
Nor thou, O ale-house, neither.
Had it begun below, sans doubt,
Their wives for fear had pissed it out.
O sorrow, pitiful sorrow, and yet all this is true.
Be warned, you stage strutters all,
Lest you again be catched,
And such a burning do befall,
As to them whose house was thatched;
Forbear your whoring, breeding biles,
And lay up that expense for tiles.
O sorrow, pitiful sorrow, and yet all this is true.
Go draw you a petition,
And do you not abhor it,
And get, with low submission,
A licence to beg for it
In churches, sans churchwardens' checks,
In Surrey and in Middlesex.
O sorrow, pitiful sorrow, and yet all this is true.
(Edited from Peter Beal, "The Burning of the Globe', TLS, 20 June 1986, pp. 689-90.
Мой перевод:
Сонет на достойный жалости пожар театра "Глобус" в Лондоне
Присядь-ка, Мельпомена,
В чернейшем одеянье.
Скажи нам о трагедии,
Что в "Глобусе" сыграли.
Любой, способный молвить слово,
Запомнил ужас дня Петрова.
Рыдайте, горько рыдайте, но было именно так.
Желаете послушать -
Так вот что там случилось:
Среди почтенной публики
Вдруг смерть с косой явилась.
Преградой не были для злой
Ни кардинал, ни сам Генрих Восьмой.
Рыдайте, горько рыдайте, но было именно так.
Вверху пожар тот запылал -
Представить кто бы мог? -
И перекинулся на зал,
Что кругл был, как клубок.
Сожрал огонь все доски, балки,
Нашел он жертву и во флаге.
Рыдайте, горько рыдайте, но было именно так.
К дверям бежали господа,
Теряли шпаги, шляпы.
Бежал спасаться Бербедж сам -
Переполох изрядный.
Пьянчуги, хоть трезветь не соизволили,
Молитесь о шуте и Генри Конделе!
Рыдайте, горько рыдайте, но было именно так.
Огонь их парики слизал,
Сожрал их барабаны.
И курткам кожаным - беда:
Сгорело их немало...
Несчастный Хемингс заикался,
Глядел, как пьяные фламандцы.
Рыдайте, горько рыдайте, но было именно так.
Театр знаменитый
Горит - а день сияет...
Не спас его ни ливень,
Ни даже и пивная.
Жаль, что не снизу запылало:
Мочой бы загасили бабы.
Рыдайте, горько рыдайте, но было именно так.
Смотрите, задаваки,
Чтоб не попасться снова.
Как вы, рискует всякий,
Чей дом покрыт соломой.
Чем переплачивать девицам -
Купите лучше черепицу.
Рыдайте, горько рыдайте, но было именно так.
Пишите-ка прошенье,
Презрение сдержите.
А дальше - со смиреньем
Идите да просите
В церквях - и чтоб не выгоняли -
По Миддлэссексу, по Сарри.
Рыдайте, горько рыдайте, но было именно так.
Перевод 27.06.2021
дня Петрова - 29 июня отмечается праздник святых Петра и Павла.
Упоминаемые актеры Генри Конделл и Джон Хемингс (Хеминг) известны как редакторы шекспировского "Первого фолио".
P.S. "Глобус", как известно, после того пожара был восстановлен. И сейчас он восстановлен. Так что зря злорадствовали хроникеры происшествий ...
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965544
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 13.11.2022
Сонет о Комати
Награда по гордыне, госпожа!
Когда-то дождь стихами призывала,
Но нынче ходишь нищей и увяла,
Избыток ливней терпишь, вся дрожа.
Сложился веер в лезвие ножа -
Твоя судьба. Напрасно испытала
Влюбленного: упорство узнавала,
К себе стремленьем мало дорожа.
Должно быть, уж не раз ты повинилась.
Послушаем, как каяться готова.
Жалела бы любовь, коль все уйдет...
- Страсть призрачна, как жизнь, я убедилась.
Ношу в себе любовь такую к слову,
Что, хоть пройдет, - иных переживет.
23.10.2016
Оно-но Комати - знаменитая японская поэтесса IX века, популярный персонаж классического японского искусства и японских легенд. Она была придворной красавицей, но якобы за гордость ее удалили от двора и остаток жизни она провела, скитаясь. Поэтому ее часто изображают в нэцке в виде уродливой старухи. По одной легенде она вызвала дождь в засуху, читая свои стихи; по другой заставляла влюбленного поклонника приходить к ее дому сто ночей подряд. Он или сам умер на сотую ночь, или у него умер отец и поэтому он на сотую ночь не смог прийти.
Я прочла несколько русских переводов стихов Комати, но это стихи "вообще" о легенде.
Иллюстрация: фото нэцке "Амагои-Комати" ("Комати, молящаяся о дожде". Автор Иссэн. Фото из книги М.В. Успенского "Нэцке", "Искусство" (ленинградское отделение), 1986.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965439
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 12.11.2022
Сестра «Иоанна Инесса Крестовская»
«…де візьметься
у птиці віщої коханий погляд
голубки, що воркує».
Леся Українка, «Кассандра».
Хуана Инес де Асбахе-и-Рамирес де Сантильяна – это девочка из вице-королевства Новая Испания, внучка деревенского богача, дочь невенчанных родителей, которая много читала, писала стихи и больше всего на свете хотела учиться.
Сестра Хуана Инес де ла Крус, прозванная «Десятая Муза» и «Мексиканский Феникс», – это монахиня, которая в Мехико, в обители Святого Иеронима в перерывах между службами вышивала и ставила научные опыты, пекла пирожки и наблюдала звезды, занималась музыкой и читала, писала картины, богословские трактаты, светские и религиозные пьесы, стихи о разуме, о ревности, о любви.
Когда девочка Хуана Инес де Асбахе, столь же красивая, сколь начитанная, столь же остроумная, сколь сильная духом, явилась при вице-королевском дворе Мексики, она держала экзамен перед сорока учеными мужами и выдержала его так, что иные были восхищены, иные – посрамлены. Госпожа вице-королева приблизила ее к своей особе, двор и роскошный, и изысканный восхвалил ее и преклонился перед нею, многие кавалеры возмечтали о прелестях и руке ее. Но спустя лишь несколько лет отказалась она от всего, кроме познания, и стала сестрой Хуаной Инес де ла Крус.
А когда славословие и злословие вокруг нее одновременно достигли зенита, сестра Хуана Инес подписала отречение кровью и отвратила помыслы от наук и искусств как от семени гордыни, обетами оградила себя от заманчивости былых соблазнов и в строгости и покаянии заключила себя. Она продала все научные сокровища, музыкальные инструменты и библиотеку в четыре тысячи томов, раздала деньги бедным, стала ходить за больными и умерла от чумы. Жизни ее было 43 года, а ее полное собрание сочинений – 4 тома.
Эту жизнь можно в стольких историях рассказать! Да уже и рассказано.
Можно поведать историю, где будет много действующих лиц. Мать, не обученная книжной премудрости, и две старшие сестры, добрый дедушка и его большая библиотека. Учительница, взявшаяся тайком обучить грамоте способную трехлетнюю девочку по ее великому желанию и ради дополнительной платы от ее семьи, заслужившая этим предприятием вечную благодарность своей ученицы. Столичные экзаменаторы и еще светила – теологи, поэты, книжники и испытатели, прославленные имена, лично знакомые или собеседники по переписке. Друзья, поклонники и завистники.
Две мужские тени неотступные: возлюбленный, который дорог был паче разумности, но отвернулся, и другой – любящий, но нелюбимый.
Две вице-королевы – покровительницы и подруги. Два архиепископа Мехико – один благосклонный начальник и почитатель, другой – ненавистник и свирепый притеснитель. Настоятельницы – кто нетерпимая, кто снисходительная. Епископ Пуэблы, коварный друг, оказавший сестре Хуане такую услугу, которая способствовала ее славе в веках и дорого обошлась ей при жизни. Духовник-иезуит, внушающий оставить мирские помыслы, с которым было рассорилась, но под руководство которого вернулась.
Массовка, конечно же, тоже будет: дамы и кавалеры, сестры-монахини, ученицы. Толпа придворных на спектаклях, толпа гостей в келье знаменитой монахини, толпа жителей Мехико за стенами монастыря, обсуждающая с пеной на губах ее покаяние…Читатели, комментаторы, биографы….Рты и глаза в зрительном зале…
Можно рассказать об одиночестве. Представьте: в комнате, заставленной книгами, сидит и пишет у стола женщина в белой длинной одежде со складками. Она берет из склянки начавшую увядать алую розу и рассматривает ее, прислушиваясь, отмечая про себя мысли, которые роза приводит. Ты хороша, моя стареющая царица! Красота, и бренность…и ты тоже создана – какое чудо всякий миг перед глазами! Ее срывают и губят…не верь ему….красоту хвалят, чтобы погубить… А лепестки розы – чему уподоблю? Ее наряд, когда-то дорогие ткани… и ее нагота…Роза вянет, красота умрет….но лучше умереть прекрасной…Я люблю тебя, роза, и как мудро устроил Творец, что, глядя на тебя, я вижу также схожие с тобою создания…
Она знает хорошо, что все эти истины, говоря мягко, не новы – она слишком много читает, а думает даже еще больше. На свете нет ничего нового – но познание всегда новое и личное, и плоды его принадлежат ей. Ни места пустоте, ни часа скуке – везде душа, как очевидна и как многообразна! Каждую минуту своей жизни она не может не видеть творения, не думать о нем и не удивляться ему, и отвлеченные мысли, и образы, связанные ее сознанием с розой, она чувствует в себе так же, как ощущает кожа ее ладони гладь и шершавости пышной цветочной головки; поворачивая розу в руке, она выстраивает строфы, и мысли будут в стихах…
Тут в соседнем помещении падает что-то тяжелое, и раздаются крики. Две ее служанки спорят и обвиняют друг друга. Она идет узнавать, в чем там дело.
Она напишет потом, что ушла в монастырь, потому что жаждала одиночества, но будет жалеть, что с нею не было наставника и соучеников.
Можно предложить рассказ об Идее. Чаще всего это идея права женщины на образование, научное и художественное творчество, буде явится к ним неодолимое рвенье.
…Сеньор де Сантакрус, епископ Пуэблы, удружил сестре Хуане Инес – издал без ее разрешения частное письмо, где она живого места не оставила на классической проповеди самого преподобного отца Антонио Виейры, и сопроводил публикацию трогательными упреками: на что, сестра, тратите дар свой? Теология есть Ваше призвание, Вы же низменным наукам и удовлетворению недостойной прихоти сочинительства посвящаете себя. Епископ писал под именем сестры Филотеи, и сестра Хуана, так как скорбь от незаслуженной обиды владела ее сердцем, приняла игру. В «Ответе сестре Филотее», известнейшем из ее прозаических произведений, она рассказала: то, что высокочтимая сеньора именовала прихотями, для нее – «потребность души, дарованная свыше», «непременное условие существования» (С). И в подтверждение сослалась на то, что эти ее склонности неизменно одерживали верх над всеми другими и побуждали ее преодолевать любые преграды. Рассказала, как в детстве подрезала себе волосы, чтобы за то время, пока они отрастут, выучить очередной урок латыни. Как запрещала себе есть сыр и прочие вкусности, прослышав, что они дурно влияют на мозг. Как болела и, после того, как доктора запретили ей читать, почувствовала себя только хуже. Как дала в монастыре обет не входить без надобности в кельи к сестрам, чтобы научным и поэтическим занятиям не пошла во вред ее природная общительность. Пройдет время, и она также будет громоздить обеты, чтобы защититься от науки и поэзии…
Тут бы и вздохнуть, что женщине в XVII веке не было дано того, что есть у нее в веке ХХI. Но если стены кельи раздвинуть, а потолок поднять так, что он не будет виден, разве означает это, что границы исчезнут совсем? Однажды ладони упрутся в стены, и ты заплачешь от бессилия преодолеть их и устыдишься собственной самонадеянности.
В стихах сестры Хуаны можно прочесть хвалу разуму, исполненную сознания его могущества. Она призывает читателя быть судьей ее поэзии:
«…Суди. На свете ничего
нет выше разума от века.
Не посягает даже Бог
на разуменье человека» .
«…Мне чужды о сокровищах мечты,
ищу лишь для ума обогащенья:
Опасны о богатстве размышленья –
они доводят ум до нищеты».
Но в них звучит и легкая ирония насчет возможностей разума. Полемизируя с поэтом Монторо, она замечает:
«…Недоказуемого жаждет
твой дерзкий разум все равно:
Ведь все, что доказать возможно,
уже доказано давно».
А в конце концов – вполне понятные порицания неутоленной жажде:
«Взлетает разум ввысь, но тянет
его к земле извечный страх…
И топит разочарованье
огонь познания в слезах.
Для непорочных душ познанье–
как сильнодействующий яд;
увы, чем больше люди знают,
тем больше знать они хотят.
И если не остановить их,
то в одержимости своей
под натиском все новых истин
они забудут суть вещей.
….Наш разум – словно пламень злобный:
когда добычей распален,
тем яростней ее он гложет,
чем ярче кажется нам он…
В плену у первозданной лени
усни, мой ум, и мне верни
убитые на размышленья,
у жизни отнятые дни». (С)
Полагаю, однако, что на подобный отзыв о разуме имеет право лишь тот, кто, как сестра Хуана, настолько испытал его возможности, чтобы по опыту знать об их пределе, а отнюдь не надменный невежда.
«Ответ сестре Филотее» иногда называют манифестом феминизма. Предложения в нем, по современным меркам, относительно скромные: а почему бы образованной даме не учить девиц? «Ибо что предосудительного в том, что почтенных лет женщина, просвещенная в науках и благородная в речах и поведении, посвятила бы себя воспитанию молодых девушек?…Отсутствием таковых наносим мы великий урон отечеству нашему…» (С) Но, помимо провозглашенной идеи, в «Ответе» есть что-то, что делает историю поисков сестры Хуаны достоянием не истории, но современности – любой. Я говорю об основании идеи – о сомнениях. «Я пребываю с собою в беспрестанном споре», – признается сестра Хуана. Внутренняя борьба не покидает ее и за написанием этих строк: вначале она говорит, что ушла в монастырь, чтобы похоронить в нем себя и свой разум. «Я ли не молила Господа загасить во мне огонь разума, поелику, как полагают многие, женщине разум не надобен и даже вреден». (С) Но затем природная склонность берет вверх, и сестра Хуана объявляет, что это она привела ее за монастырские стены, дабы не иметь себе помех: «Я готова была не слышать человеческого голоса, дабы его звук не нарушал моей безмолвной беседы с любимыми книгами» (С). Сестра Хуана была с собой искренней, и тем больнее сомнения ранили ее. Закончились они известно чем – обетом не касаться пера и бумаги, отречением, подписанным кровью.
Здесь можно задаться в очередной раз вопросом о том, как дружат или не дружат наука и религия. Поговорить о том, на каких путях можно служить Богу, и как люди это понимали в разные эпохи, и кому ни в коем случае не надо уходить в монастырь. Опять же, с учетом различия эпох и характеров, могут быть два мнения и больше.
Незадолго перед тем, как сестра Хуана скончалась, назвав себя перед смертью худшей из женщин, падре Нуньес де Миранда, ее духовник – тот самый, который поддержал ее решение о монашестве и с которым она потом ссорилась-мирилась, – сказал: «Хуана Инес не бежит, а летит по стезе добродетели» (С).
Предшествовала монашеству история любви сестры Хуаны, рассказанная в лучших из ее стихов. Маленькая пьеса, в которой актеры играют искренне, но с закрытыми лицами, а подлинные имена персонажей не названы. Женственная, очень женственная история, хотя это не значит, что нет мужчин, которых бы она тронула.
Самое первое, детское, впечатление от ее стихов: они похожи на аллегорические картины. Собрание фигур, которые вместе и каждая по отдельности должны что-то показать или проиллюстрировать, непринужденно и в то же время величаво. Или на произведения ораторского искусства: «Сонет, в котором доказывается…», «Сонет, который продолжает рассуждения о том же предмете…», «Редондильи, которые содержат рассуждения …», «Романс, в котором…объясняется природа…». Выражать в стихах свои мысли для сестры Хуаны было столь естественно, что даже знаменитый полемический «Ответ сестре Филотее» едва не появился на свет редондильями или романсом. Ее стихи умные, откровенно умные – нечего ожидать, чтобы подобная ей женщина стала скрывать свой разум и благие приобретения, какими она его обогатила. Но замеченные черты – это в известной мере дань требованиям формы и тогдашней поэтической традиции. От первого впечатления стоит пойти дальше.
Особенности поэтики Хуаны Инес де ла Крус нередко объясняют барочным разочарованием, а также некоторым влиянием испанского мэтра ГОнгоры-и-Арготе, который считал, что поэтично – это сложно. Другую причину – для любовной лирики – я вижу в том, что эти стихи написаны женщиной, любовь которой была сложна.
«Терзаемая гнетом страсти,
я в нетерпении дрожу,
но сразу руку отвожу,
как только прикасаюсь к счастью. (…)
Блаженство болью мне грозит
в моем ревнивом опасенье,
и мне явить пренебреженье
сама любовь порой велит.
Я все перенести готова,
в страданье силу нахожу,
но в исступленье прихожу
от незначительного слова.
Неся обиды мнимой бремя,
в ничтожной просьбе отказать
могу тому, кому отдать
могла бы жизнь в любое время.
Злым раздражением киплю,
противоречьями томима,
я с ним до боли нетерпима,
и все я для него стерплю.
(….)
Нет, мне блаженства не вкусить!
Среди душевного ненастья
готова я проклясть за счастье
и за презрение – простить».
Недаром одна из пьес сестры Хуаны называется «Любовь – великий лабиринт».
Умом она предпочитает разумную любовь, не посягающую на внутреннюю свободу. Чувство в гармонии с разумом, так все правильно и просто. Но в том-то и дело, что любовь от рассудка – не для нее. Она, что называется, рождена для больших страстей (без кавычек). До поры она в себе этого не знает, она может это отрицать, уповать на спасительную узду разума, слегка преувеличивая ее прочность. Тогда по ее стихам кажется, что героиня – лирическая, то есть – немного свысока и с изысканным остроумием подшучивает над любовью, уверенно идет избранной дорогой, при случае проявляя свою разумную независимость. Это умение держать себя в руках не лишено обаяния. А затем чувствуешь: идет волна. Она снесет, как не было, беседку с резными перилами. И ту, которая утверждала разум и свободный выбор, она захлестнет. Героиня, конечно, будет бороться – с кем? – а с собой:
«…Моя душа разделена
на две враждующие части:
одна, увы, – рабыня страсти,
другая – разуму верна.
И не потерпит ни одна,
чтоб верх взяла над ней другая, —
нет распре ни конца, ни края…»
Но более чем думала, она уже во власти своего открытия. Она будет упрямо восклицать «Шалишь, я не побеждена!» – лишь затем, чтобы признать вскоре свое поражение.
…И начинается перечисление презренных мелочей, которые запутывают и сдерживают чистое и сильное чувство. Упреждающее знание, что все проходит, страх перед ошибкой, перед счастьем, перед силой своей любви и (надо думать, это подсознательно) перед теснотой в своем мире – боязнь впустить в свою личную свободу еще кого-то, из-за кого она ее утратит (уже утратила). Терзания ревности, которые, понятно дело, досаждают ему, но ее мучают куда больше. Всем сердцем она стремится любить и отдавать, но ей столько всего мешает – и она печально признает, что это не внешние, но созданные ею препятствия! Греет так, что сжигает.
Говорят, что люди, рожденные под знаком «скорпиона» в любви ревнивы, как никто. Сестра Хуана Инес принадлежит к ним и написала целую маленькую поэму о ревности, а точнее объясняющий ее природу романс. Из ее стихов очень видно, что ее любовь была неотделима от ревности, и другой любви она не знает. Ревность – незаконное дитя любви, приносящее немало страданий, но она же – вернейший признак любви и доказательство ее искренности.
«…Любви без ревности не видел
никто, нигде и никогда:
возможен ли огонь без дыма
или без сырости вода?
(…)
Увы, в любовном лицемерье
искусней всех бывает тот,
в ком жажда выгоды сильнее
и у кого точней расчет.
Одной лишь ревности неведом
притворства лицемерный труд:
она — безумна, а безумцы
в своем безумии не лгут.
(…)
Как ей в притворстве быть искусной,
коль разума ей не дано?
Но чем страданье непритворней,
тем благороднее оно».
Она и признает иллюзию, и не отдает ее: можно попытаться «воскреснуть» и призвать на помощь разум, но деревянной шпагой отразить ли морскую волну? И она не хочет вырваться – только знает, что «надо». Теперь уже ухищренья разума представляются искусственными и бессильными – главное, никчемными – подпорками:
«…Пусть все законы разума
отступят перед ней –
моей любовью горестной,
владычицей моей».
Очарование ее стихов о любви порой сродни очарованию улыбки после слов «Так плохо мне никогда не было», – светлой, превозмогающей не печаль, но подавленность. Хуана Инес, действительно, была «фениксом» – по ее стихам узнаешь, как возрождаются из пепла.
«…Когда ж от яростного бичеванья
готово было сердце умереть,
истерзанное горечью страданья,
«Ужели смеешь ты себя жалеть, –
спросило вдруг меня мое сознанье, –
кто был в любви счастливее, ответь?»
Эта пьеса окончилась тем, что за героиней опустился плотный занавес, а оба героя разошлись молча и ни с чем.
И если позволено бесцеремонно вторгаться в эту область сокровенного, то из сопереживания только.
Такой была – или мне представляется такой – мексиканская монахиня Хуана Инес де ла Крус (1651-1695), женщина ясного ума и мятущихся чувств.
Сегодня у нее день рождения. -)
Стихи в переводах Инны Чежеговой.
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=760111"]Мої українські переклади віршів сестри Хуани.[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965431
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 12.11.2022
Сер Генрі Уоттон (Воттон)(1568 — 1639) - англійський дипломат.
Sir Henry Wotton (1568 — 1639). The character of a happy life.
Оригінал:
Sir Henry Wotton
The character of a happy life
How happy is he born or taught,
That serveth not another’s will;
Whose armour is his honest thought,
And simple truth his highest skill;
Whose passions not his masters are;
Whose soul is still prepar’d for death
Untied unto the world with care
Of princes’ grace or vulgar breath;
Who envies none whom chance doth raise,
Or vice; who never understood
The deepest wounds are given by praise,
Nor Rules of State, but Rules of good;
Who hath his life from rumours freed;
Whose conscience is his strong retreat;
Whose state can neither flatterers feed,
Nor ruins make accusers great;
Who God doth late and early pray,
More of his grace than goods to send,
And entertains the harmless day
With a well-chosen book or friend.
This man is free from servile bands
Of hope to rise or fear to fall;
Lord of himself, though not of lands;
And having nothing, yet hath all.
Мій переклад:
Сер Генрі Уоттон (Воттон)(1568 — 1639).
Ознаки щастя
Щасливий народивсь чи вчивсь,
Щоб бути вільний, не служник;
До чесності він прихиливсь
І правду пестувати звик.
Пан пристрастям, не навпаки,
Готовий в смертний він похід;
Йому незнані ті страхи,
Що косо гляне князь чи світ.
Хто з примхи долі чи з гріха
Піднявся — тим не заздрить він,
Не зна: хвала — то річ лиха;
Не гри — добра зна шлях один.
Од сплітки двері затина
І вірний совісті завжди.
Його облесник омина
І надто праведні суди.
Молити Бога не забув,
Але про милість — не про гріш;
Про книги й друзів він збагнув,
Як обирати вірних лиш.
Так, він щасливий, бо не раб
Побоювань чи поривань;
Себе він має — справжній скарб,
Ні з чим — та з ліпшим із надбань.
Переклад 16.08.2015
Примітки перекладачки: цей вірш, видимо, продовжує вірш[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965139"] Генрі Говарда, графа Серрея «The means to attain a happy life»[/url], тому має такий самий розмір.
Існують різні редакції тексту оригіналу, зокрема, третьої строфи, тому перекладачка припустилася певної вільності, а також зробила переклад ще одного варіанта.
Варіант
Who envies none whom chance doth raise,
Or vice; who never understood
The deepest wounds are given by praise,
By rule of state, but not of good.
Хто з примхи долі чи з гріха
Піднявся — тим не заздрить він,
Не зна: хвала — то річ лиха,
Від випадкових йде причин.
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965341"]Мій російський переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965343
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.11.2022
Cэр Генри Уоттон (1568 — 1639) - английский дипломат.
Оригинал:
Sir Henry Wotton
The character of a happy life
How happy is he born or taught,
That serveth not another’s will;
Whose armour is his honest thought,
And simple truth his highest skill;
Whose passions not his masters are;
Whose soul is still prepar’d for death
Untied unto the world with care
Of princes’ grace or vulgar breath;
Who envies none whom chance doth raise,
Or vice; who never understood
The deepest wounds are given by praise,
Nor Rules of State, but Rules of good;
Who hath his life from rumours freed;
Whose conscience is his strong retreat;
Whose state can neither flatterers feed,
Nor ruins make accusers great;
Who God doth late and early pray,
More of his grace than goods to send,
And entertains the harmless day
With a well-chosen book or friend.
This man is free from servile bands
Of hope to rise or fear to fall;
Lord of himself, though not of lands;
And having nothing, yet hath all.
Мой перевод:
Сэр Генри Уоттон
Признаки счастья
Того зову счастливым я —
Будь так рожден или учен, —
Кем правит воля лишь своя,
Кто правдою вооружен;
Кто страсти может обуздать,
Кем не владеет смерти страх,
Кому не нужно трепетать,
Что взглянут власть иль люд не так;
Кто, завистью не одержим
К тем, с кем удача иль порок,
Не знал: хвала — вреднейший дым,
Но знал: добру служенье — впрок;
Кто пищи сплетням не давал,
Не предал совести своей,
Кто ни льстецов не привлекал,
Ни слишком праведных судей;
Кто Бога не забыл хвалить,
Пощады, не даров, прося,
Кому — дни тихо проводить,
Что надо, книги и друзья.
Он счастлив: нет ему забот
Ни опоздать, ни преуспеть;
Себе хозяин меж господ,
Ни с чем, он может всем владеть.
Перевод 12. — 13. 08. 2015
Примечания переводчицы: это стихотворение, по-видимому, написано в продолжение стихов [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965140"]Генри Говарда, графа Серрея «The means to attain a happy life»[/url] поэтому имеет тот же размер.
Существуют разные редакции текста оригинала, в частности — третьей строфы, поэтому переводчица допустила некоторую вольность, а также сделала перевод еще одного варианта.
Вариант
Who envies none whom chance doth raise,
Or vice; who never understood
The deepest wounds are given by praise,
By rule of state, but not of good;
Кто, завистью не одержим
К тем, с кем удача иль порок,
Не знал: хвала — вреднейший дым,
Ее шлет жребий, но не впрок.
Возможность двойного ударения судЕй и сУдей была проверена по словарю.
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965343"]Мій український переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965341
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 11.11.2022
Попробовала переложить стихами еще одно историческое письмо, оригинал которого - в прозе.
На этот раз перевод неполный и не очень точный, что с моей стороны сознательно: взяла из оригинала несколько фрагментов, которые все же передают его общее настроение, - то, что и заинтересовало меня в этом письме. Монолог человека, готового несмотря ни на что бороться за правое дело и борющегося с отчаянием. Попробовала поэкспериментировать с формой.
Ситуация: [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=704922"]сэр Филип Сидни (1554–1586)[/url], молодой человек, знаменитый английский рыцарь и великий поэт, убежденный борец за дело протестантизма и племянник графа Лестера, знаменитого фаворита Елизаветы I, в Нидерландах поддерживает сопротивление испанскому владычеству. Финансирования от королевы не хватает, Сидни вынужден обеспечивать его сам. Он пишет письмо своему тестю, сэру Френсису Уолсингему. Сидни осталось жить несколько месяцев: 22 сентября 1586 г. он получит в схватке ранение, от последствий которого умрет.
Источник текста оригинала в прозе: The Miscellaneous Works of Sir Philip Sidney, Knt: With a Life of the Author and Illustrative Notes,
D. A. Talboys, 1829 P. - P. 289 - 291.
Мое переложение:
Филип Сидни - Френсису Уолсингему.
Почтеннейший мой тесть! Так много писем
От Вас я получил! Мои заботы
Воспринимаете Вы как свои,
А этого я не хотел бы, право.
Опасности, нужду, да и немилость
Я раньше испытал и делу предан
Настолько, что меня не отвратить
От дела им: я сохраню решимость.
Когда бы наша госпожа была
Источником, здесь засуха б настала.
Но наша госпожа - одно лишь средство
В руках у Господа. Коль устранится
Она - другие применить возможно.
Кто зло совершил, тот возмездье получит -
Я верю. Доверчивый к силе людей
Ошибся не больше, чем тот, кто отступит
От Божьего дела в печали своей.
Ты честен - служи же, унынья не зная.
Пускай не внушит его праздность чужая!
Уныние надобно преодолеть:
Предашься ему - сам же будешь жалеть.
Коль не заплатит войску королева,
Она солдат лишится, но моей
Вины не будет в этом, и другого
Не скажет ни одна душа живая.
Смогу помочь я - значит, будет помощь.
Придет опасность - не страшна опасность.
Никто по правде обвинить не сможет,
До новых опасений нет мне дела.
Совету написал я, пусть решают.
Вначале был неопытен я, верно,
Мне нужной подготовки не хватало,
Неопытными также слуги были,
Но дальше справлюсь я гораздо лучше.
Меня гордецом, честолюбцем считают
В отчизне ... О том тяжело говорить,
Но что в моем сердце, понять не желают,
А то б не склонялись так строго судить.
Письмо мое к вам не доставлено будто:
Посланец, увы, адреса перепутал -
Уилл, он актер графа Лестера... Плут!
Некстати вмешался в трагедию шут.
Cейчас я не могу сказать Вам больше:
Навряд ли было, чтоб отец столь добрый
Тревог так много получал от сына ...
Прошу у Бога Вам счастливой жизни!
В Утрехте, 24 марта 1586,
ваш покорный сын Филип Сидни
Переложение 14.08.2020
Упоминаемый в письме Уилл - это, по-видимому, все-таки знаменитый комик Уилл Кемп (хотя соблазнительно вообразить и другого Уилла).
В своем трактате "Защита поэзии" сэр Филип высказался против того, чтобы в трагедиях выпускали шутов - что нам представляется курьезным, учитывая то, какими путями развивалась впоследствии английская драма. В данном случае упоминание о шуте вторглось в личную трагедию сэра Филипа - возможно, подчеркивая ее.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965256
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 10.11.2022
Играть с чужими письмами мне понравилось… то есть с чужими историческими письмами, пытаясь перекладывать их стихами.
В отношении этого письма нет сомнений в его подлинности. Это письмо Роберта Дадли, графа Лестера королеве Елизавете I от 28 августа 1588 года, которое Елизавета сохраняла с пометкой «его последнее письмо». Вскоре после того, как оно было отослано, Лестер скончался.
Пометка королевы позволяет читать между строк, что письмо, несмотря на поверхностно обычный почтительный тон, прощальное. Может быть, Лестер хотел дать понять это, а может быть и нет. Мне захотелось попробовать передать это настроение.
Как бы то ни было, это маленький, но знаменитый памятник знаменитой исторической любви.
Оригинал в прозе:
«I most humbly beseech your Majesty to pardon your poor old servant to be thus bold in sending to know how my gracious lady doth, and what ease of her late pains she finds, being the chiefest thing in this world I do pray for, for her to have good health and long life. For my own poor case, I continue still your medicine and find that (it) amends much better than with any other thing that hath been given me. Thus hoping to find perfect cure at the bath, with the continuance of my wonted prayer for your Majesty’s most happy preservation, I humbly kiss your foot. From your old lodging at Rycote, this Thursday morning, ready to take on my Journey, by your Majesty’s most faithful and obedient servant,
R. Leicester»
He added a postscript:
«Even as I had writ thus much, I received Your Majesty’s token by Young Tracey.»
Мое стихотворное переложение:
Лестер — Елизавете. Его последнее письмо
Госпожа моя! Прошу Вас эту дерзость мне простить:
Знать хотел бы я, смогли ли нездоровье победить
И лечение какое Вы избрали от него.
Я молюсь о здравье Вашем: нет важнее ничего.
Сам же я, слуга Ваш старый, бедный, все еще лечусь,
Со своим недугом средством тем, что дали Вы, борюсь.
И, хоть выдумок немало хитрых лекарских терплю, —
Вами данное всех лучше ослабляет боль мою.
Нынче еду я на воды и надеюсь быть здоров,
Исполнять веленья Ваши к Вашей славе вновь готов.
Будьте же хранимы счастьем! Снидет пусть Господь к мольбам!
Как и был, слуга смиренный, я целую ноги Вам.
Из Вашего старого жилища в Райкоте, в нынешний четверг утром, готов отправиться в путь,
Вашего величества вернейший и покорнейший слуга,
Р. Лестер.
Постскриптум. Написав такую малость, я через молодого Трейси получил от Вас подарок.
Переложение 18.06.2020
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965255
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 10.11.2022
Оригинал:
Henry Howard, Earl of Surrey (1517 — 1547)
THE MEANS TO ATTAIN A HAPPY LIFE.
MARTIAL, the things that do attain
The happy life, be these, I find :
The riches left, not got with pain ;
The fruitful ground, the quiet mind :
The equal friend, no grudge, no strife ;
No charge of rule, nor governance ;
Without disease, the healthful life ;
The household of continuance :
The mean diet, no delicate fare ;
True wisdom join’d with simpleness ;
The night discharged of all care,
Where wine the wit may not oppress :
The faithful wife, without debate ;
Such sleeps as may beguile the night.
Contented with thine own estate ;
Ne wish for Death, ne fear his might.
Мой перевод перевода:
Генри Говард, граф Серрей (из Марциала)
Где искать счастья
Где, Марциал, нам счастья взять…
Я думаю, что там живет,
Где, не горбатясь, сытым стать
Дадут, и ум тревог не ждет,
Где в помощь, не в помеху – друг,
Нет власти, чтоб над ней дрожать,
Где можно жить, забыв недуг,
Спокойно прочный дом держать.
Где без изысков вкус хорош,
Где мудрый и простак – одно,
Где в мире ночку проведешь,
И не вредит уму вино.
Где верная – не спорь! – жена,
Где ночи в сладких снах бегут,
Где участь лучше не нужна,
Где смерть ни кличут, ни клянут.
Перевод 03.03. 2015
(Перевод последней строки был рассчитан на оригинальность, но он почти наверняка уже встречается где-нибудь. «Кличут» и «клянут» — довольно популярная созвучная пара.
На одном сайте попался вариант Серрея, где имя Марциала было почему-то заменено на «My friend». Если зачем-нибудь нужно, такую замену можно сделать и в переводе: “Где, милый друг, нам счастья взять…» ).
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965139"]Мій український переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965140
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 09.11.2022
Оригінал:
Henry Howard, Earl of Surrey (1517 — 1547)
THE MEANS TO ATTAIN A HAPPY LIFE.
MARTIAL, the things that do attain
The happy life, be these, I find :
The riches left, not got with pain ;
The fruitful ground, the quiet mind :
The equal friend, no grudge, no strife ;
No charge of rule, nor governance ;
Without disease, the healthful life ;
The household of continuance :
The mean diet, no delicate fare ;
True wisdom join’d with simpleness ;
The night discharged of all care,
Where wine the wit may not oppress :
The faithful wife, without debate ;
Such sleeps as may beguile the night.
Contented with thine own estate ;
Ne wish for Death, ne fear his might.
Мій переклад:
Де шукати щастя
(Генрі Говард, граф Серрей, з Марціала)
Де, Марціале, щастя б мав…
Я б там шукав його, повір,
Де б не робив, а спадкував,
Де родить ґрунт, дух має мир.
Де б друг поміг, а не зборов,
В плечах від влади не свербить,
Життя не в’яне від хвороб,
І довго дім міцний стоїть.
Де гарний смак – без страв рясних,
Цінує простоту мудрець,
Де без тривог спочити б міг,
Не обіп'ється ум вкінець.
Де пара вірная (авжеж!),
Де плинуть ночі в гарних снах,
Де змін на краще вже не ждеш,
А смерть – не мрія і не страх.
Переклад 04.05.2015
Примітка перекладачки: наявність подвійного наголосу «на плечАх і на плЕчах» була перевірена за словником М.І. Погрібного, так само як і наявність слова «ум» (синоніма слова «розум») – за «Словником української мови» НАН України, 1970 р.
Марціала у першому рядку можна замінити на «милий друже» (тому що так іноді роблять з англійським оригіналом).
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965140"]Мій російський переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965139
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 09.11.2022
Пересказ баллады [url="https://www.sacred-texts.com/neu/eng/child/ch170.htm"]'King Henry' ('The Death of Queen Jane').[/url]
Смерть королевы Джейн Сеймур
На ложе родин наша добрая Джейн;
Проходит в мучениях месяц уже.
И просит она, ввысь лицо обратя:
«Раскройте мне чрево, спасите дитя!»
«Да будет Господь, королева, с тобой!
Как нам поступить, пусть решает король».
Коня не щадя, мчится вестник вперед:
Здесь нужен король – королева зовет.
«Как ты поживаешь, голубка моя?
Вели, что желаешь, – и сделаю я!
Красны твои веки, и слезы из глаз …
Скорей бы родился наследник у нас!»
«Пусть чрево раскроют, ребенка спаси!»
«Нет, свет мой, о жертве такой не проси!
Я сына желал больше благ всех земных,
Но если терять – пусть лишусь я двоих!»
Но вот королеву взяло забытье …
Успел вынуть лекарь младенца ее.
Как солнце сияло, как ясен был день,
Который забрал нашу бедную Джейн!
Младенца к роскошной купели несут
И саван богатый для матери шьют.
Печально прощальные трубы трубят,
Оружье на землю бросает солдат.
И радость, и скорбь по стране велика:
Горюет придворный, горюет слуга.
И Бесси грустит в своем темном углу,
Но Генрих всех горше оплакал жену.
Носильщиков шесть королеву несли,
И рыцарей шесть впереди нее шли.
И нет никого, кто бы в сердце не знал:
Прекраснейший Англии цвет – уж увял.
По берегу ходит наш Генрих-король,
Не может он выплакать тяжкую боль …
Добра и нежна, не вернется она …
«Веселая Англия», как ты грустна!
Джейн Сеймур (1509? – 1537) – третья жена короля Генриха VIII (в 1536 – 1537 гг.), которая родила ему сына, будущего короля Эдуарда VI, и скончалась 12 дней спустя.
Бесси – дочь Генриха VIII и его второй жены Анны Болейн, казненной в 1536 г., будущая королева Елизавета I. В одном из вариантов баллады буквально сказано: «Принцесса Елизавета, плача, ушла прочь». Елизавете на момент смерти Джейн Сеймур было 4 года.
Опубликовано на бумаге: Ржевская В.С. Баллады и сказки – Хмельницкий, Издатель ФЛП Стасюк Л.С., 2018. – С 29-З0.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=965062
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 08.11.2022
Мій український переклад відомого вірша, який часто перекладається і приписується або Джорджу Болейну, або Анні Болейн.
Оригінал:
O Death! rock me asleep;
Bring me to quiet rest;
let pass my weary, guiltless ghost
out of my careful breast.
Toll on, the passing-bell;
ring out my doleful knell;
let the sound my death tell.
Death does draw nigh;
there is no remedy.
My pains, who can express?
Alas! they are so strong
my dolor will not suffer strength
my life for to prolong.
Toll on, the passing-bell;
ring out my doleful knell;
let the sound my death tell.
for I must die;
there is no remedy.
Alone, in prison strong,
I wait my destiny.
Woe worth this cruel hap, that I
should taste this misery!
Toll on, the passing-bell;
ring out my doleful knell;
let the sound my death tell.
Death does draw nigh;
there is no remedy.
Farewell! my pleasures past;
welcome! my present pain.
I feel my torments so increase
that life cannot remain.
Toll on, the passing-bell;
wrong is my doleful knell;
for the sound my death does tell.
Death does draw nigh;
there is no remedy.
Sound my end dolefully
for now I die.
Modernized by S. Rhoads, from Early Sixteenth Century Lyrics, edited by Frederick Morgan Padelford, Ph.D.; D.C. Heath and Co., Publishers;1907.
Мій український переклад.
[Колискова перед стратою]
Приписується або Джорджу Болейну, або Анні Болейн
Ти близько, небуття —
мов мамка, колисай!
Утома зла, обмова зла —
від них мене звільняй!
Співай-но, дзвоне мій,
та провіщай мерщій,
що кінець вже близький.
Чекаю я —
бо доля це моя.
Мій сум такий тяжкий,
виснажує мене…
Чим жити так, терпіти так,
нехай життя мине!
Співай-но, дзвоне мій,
та провіщай мерщій,
що кінець вже близький.
Приймаю я —
бо доля це моя.
Неволя й самота,
що буде — знаю те…
Добро було та геть пішло:
було воно пусте!
Співай-но, дзвоне мій,
та провіщай мерщій,
що кінець вже близький.
Чекаю я —
бо доля це моя.
Тож, щастя, прощавай!
Ти ж, лишенько, заходь:
зростає біль, стискає біль —
то із життям відходь!
Співай-но, дзвоне мій,
та провіщай мерщій,
що кінець мій вже близький.
Чекаю я —
бо доля це моя.
Бий та плач з сумоти:
мені вже йти.
Переклад 15. 08. 2015
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964967"]Мій російський переклад [/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964968
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 07.11.2022
Мой перевод часто переводимого стихотворения, приписываемого или Джорджу Болейну, или Анне Болейн.
Джордж Болейн, брат легендарной роковой женщины Анны Болейн, обвиненный в инцесте с сестрой и, как и она, казненный, был одним из талантливых английских поэтов эпохи Тюдоров. Однако его поэтические произведения не сохранились под его именем. То есть, некоторые стихотворения из времен Генриха VIII были изданы впоследствии без указания автора — возможно, какие-то из них написал Джордж Болейн.
Авторство Джорджа Болейна признается за следующим ниже стихотворением, по-видимому, написанным в Тауэре в ожидании казни. Признается — это кроме тех случаев, когда оно приписывается самой Анне Болейн. По английскому тексту не видно, от лица мужчины или женщины он написан. Интригующую иронию можно усмотреть в том, что как поэт был известен Джордж, но его стихотворения перемешались с чужими, а вот одно стихотворение Анны точно сохранилось, еще и в автографе — две строчки экспромтом в принадлежавшей Генриху VIII книге. В Интернете можно найти фотографии. (Еще одно стихотворение эпохи приписывается или Джорджу Болейну, или крупнейшему английскому поэту эпохи Генриха VIII Томасу Уайету Старшему, который по легенде был влюблен в Анну. Он также попал в Тауэр в то же время, но был отпущен).
Что интересно — это песня, и это колыбельная песня. Мелодия почти слышна (имеет смысл попытаться ее сохранить). Название, взятое в квадратные скобки, переводчица имела наглость предложить сама. Фрагмент этих стихов использован в фильме «Anne of the Thousand Days»/ «Анна на тысячу дней», но там он изменен, и все стихотворение проходит как произведение влюбленного Генриха VIII.
Оригинал:
O Death! rock me asleep;
Bring me to quiet rest;
let pass my weary, guiltless ghost
out of my careful breast.
Toll on, the passing-bell;
ring out my doleful knell;
let the sound my death tell.
Death does draw nigh;
there is no remedy.
My pains, who can express?
Alas! they are so strong
my dolor will not suffer strength
my life for to prolong.
Toll on, the passing-bell;
ring out my doleful knell;
let the sound my death tell.
for I must die;
there is no remedy.
Alone, in prison strong,
I wait my destiny.
Woe worth this cruel hap, that I
should taste this misery!
Toll on, the passing-bell;
ring out my doleful knell;
let the sound my death tell.
Death does draw nigh;
there is no remedy.
Farewell! my pleasures past;
welcome! my present pain.
I feel my torments so increase
that life cannot remain.
Toll on, the passing-bell;
wrong is my doleful knell;
for the sound my death does tell.
Death does draw nigh;
there is no remedy.
Sound my end dolefully
for now I die.
Modernized by S. Rhoads, from Early Sixteenth Century Lyrics, edited by Frederick Morgan Padelford, Ph.D.; D.C. Heath and Co., Publishers;1907.
Мой русский перевод:
[Колыбельная накануне казни]
Приписывается или Джорджу Болейну, или Анне Болейн
Качай же, нянька-смерть,
мне отдых подари,
устал мой дух, оболган дух —
на волю забери.
Последний звон, гуди,
без жалости тверди,
что конец впереди.
Я жду его:
не сделать ничего.
Страдать да зря вздыхать
без меры тяжело.
Жизнь не мила: когда б ушла,
и горе бы ушло.
Последний звон, гуди,
без жалости тверди,
что конец впереди.
Приму его:
не сделать ничего.
Глуха тюрьма, крепка,
что будет — знаю я.
Удача, зла ты, неверна:
заря лихого дня!
Последний звон, гуди,
без жалости тверди,
что конец впереди.
Я жду его:
не сделать ничего.
Прости, счастливый час,
несчастья час, привет!
Ты, боль, растешь, сильнее жжешь,
уйду — тебя и нет.
Последний звон, гуди,
без жалости тверди,
что конец мой впереди.
Я жду его:
не сделать ничего.
Так гуди, так грусти —
уже идти.
Перевод 14.08.2015
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964968"]Мій український переклад[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964967
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 07.11.2022
Український варіант мого віршованого перекладення листа, в оригіналі - прозового, який часто визнається листом Анни Болейн з Тауера до Генріха VIII. Російський варіант - у збірці "[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964879"]Переводы[/url]". Прозовий оригінал англійською доступний, наприклад, на сайті [url="https://www.luminarium.org/encyclopedia/annehenry.htm"]Luminarium[/url]
Лист Анни Болейн
Мій пане! Ваш раптовий гнів на мене,
і це моє ув'язнення суворе,
де я пишу, звертаючись до Вас,
мене дивують. Я не розумію,
що написати, каятись в чім маю.
Від Вас сюди з'явився посланець -
казав, щоб визнала якусь я правду,
тоді мені повернете Ви ласку.
Проте, відомо Вам, що він - мій ворог.
Коли особа ця прийшла від Вас,
мені збагнути легко сенс послання.
Та волю Вашу виконаю точно,
якщо, насправді, Вам сказати правду,
це значить - убезпечити себе.
Ось правда. Відкриваючи її,
зроблю і те, що маю, й те, що хочу.
Та не вважайте, чоловіче мій,
що визнати я згоджусь ту провину,
вчинить яку і гадки я не мала.
Ніхто б не зміг назвати Вам монарха,
чия дружина шанувала б більше
обов'язок свій і любов подружні,
ніж щодо Вас шанує, знайте, Анна
Болейн. Їй імені цього достатньо.
Не прагнула здійнятись вище Анна -
Господь і Ви її змінили жереб.
Не засліпив мене блискучий злет мій,
не звикла я до сану королеви,
але чекала на нову я зміну.
Бо добре знала я: рушій Ваш - примха,
те, що завжди підвладно переміні.
Ось правда. Ви її хотіли знати.
Була я підданою. Ви зробили
мене і королевою, і другом.
Сама я не вважала, що я гідна -
то був Ваш присуд, що я місця гідна.
Як це було, прошу я Вас тепер -
не дозволяйте примсі чи інтригам
мене паплюжити в уяві Вашій!
Була мала, та меншою не стала.
Хай наклеп нас не здужає чорнити -
мене та нашу донечку кохану!
Мій чоловіче і королю! Суду
бажаєте - хай буде він відкритим!
Хай вороги мої мене не судять!
Про суд відкритий Вас прошу - бо чесність
підстав не має сорому боятись.
Хай доведуть в суді мою безвинність,
Вас заспокоять, змусять світ мовчати,
як ні - то визнають вину відкрито!
Хай буде воля Божа, як і Ваша,
проте Ви звільнитеся від докорів!
Хай знатимуть, що це Ваш суд довів
мою вину, і вигадки немає!
Тоді спокійно можете карать
невірну жінку, в спокої любити
ту іншу ... О, її ім'я назвати
давно я можу: здогад Вам відомий!
Якщо вже знаєте Ви, як чинити,
якщо потрібне Вам моє нечестя
від наклепу, і смерті Вам не досить
моєї, щоб насолодитись щастям ...
Тоді прошу: хай Вас Господь простить
і ворогів моїх, знаряддя лиха!
Коли ми прийдемо на Суд Його,
молю, щоб він простив жорстокість Вашу,
монарха - слід це визнати - негідну.
Мене, я в тому певна, Він обілить,
я вірую - хай твердить світ інакше -
що Божий Суд ім'я моє очистить.
Так проголосить - всі Його почують!
Останнє маю я до Вас прохання:
коли Ваш гнів мене спостиг, хай тільки
мене він вразить, та не тих нещасних,
хто, як я знаю, у в'язниці тут,
хто, як і я, страждає безневинно!
Якщо колись потішила я зір Ваш,
якщо колись ім'я моє вважали
приємним Ви для слуху - їх врятуйте!
Не буду іншим я тривожить Вас.
Проситиму лише Святу я Трійцю,
хай Вас веде в усьому - й не залишить.
З моєї гіркої в'язниці в Тауері, цього травня шостого дня,
Ваша найвідданіша дружина
Анна Болейн
Перекладення 24.05.2020
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964880
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 06.11.2022
То, что следует дальше, - можно сказать, двойной перевод. Английский прозаический текст я попробовала не только перевести, но и переложить стихами. :-)
Известен текст, который называют письмом Анны Болейн из Тауэра Генриху VIII. Его копия другим почерком (либо текст, продиктованный Анной) сохранилась среди бумаг Томаса Кромвеля с заголовком, вероятно, им добавленным: "Королю от леди в Тауэре". Подлинность письма - предмет споров, однако его публикуют в связи с биографией Анны. На него я решила покуситься и переложить его стихами. Письмо вызывает к Анне не только живое сочувствие, но и уважение.
Перевод на самом деле тройной: я попробовала сделать стихотворное переложение еще и по-украински. Украинский вариант - в сборнике "[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964880"]Переклади[/url]".
Оригинал по-английски и в прозе доступен, например, [url="https://www.luminarium.org/encyclopedia/annehenry.htm"]на сайте Luminarium.[/url]
Мое переложение:
Письмо Анны Болейн
Мой господин! И на меня Ваш гнев,
и нынешнее это заключенье,
в котором я пишу, к Вам обращаясь, -
все странно мне. Представить не могу,
ни что писать, ни в чем просить прощенья.
Ко мне от Вас был послан человек -
чтоб в некой правде я ему созналась
и этим заслужила Вашу милость.
Но он, Вы знаете, - давнишний враг мой.
Через него посланье получив
от Вас, я смысл посланья понимаю.
Однако я исполню волю Вашу,
когда, действительно, признанье правды -
условье безопасности моей.
Вот правда. Открывая Вам ее,
исполню я и долг свой, и желанье.
Супруг мой, не подумайте, прошу,
что я вину признаю, о которой
и мысли не имела никогда.
Никто не сможет вспомнить государя,
чья более верна была б супруга
и долгу, и любви к нему, чем Анна
Болейн верна им, знайте, перед Вами.
И Анне имени "Болейн" довольно,
она подняться выше не хотела -
Господь и Вы решили по-другому.
Не ослепило Анну возвышенье,
сан королевы ей не стал привычен,
но ожидала новой перемены.
Ведь знала я, что Вами движет прихоть,
а прихоти нетрудно измениться.
Вот правда. От меня ее Вы ждали.
Была я подданной. Меня избрали
Вы королевой и подругой Вашей.
Сама себя достойной не считала -
но Вы меня тогда сочли достойной.
Коль было так, прошу я Вас теперь -
ни прихоти, ни козням не позвольте,
представить Вам меня не тем, что есть я!
Была мала, но меньше я не стала.
Пусть клевета нас очернить не сможет -
ни вашу верную жену, ни дочку!
Супруг и государь! Меня судите,
коль Вы суда желаете, но честно.
Враги мои пусть судьями не станут!
Открытого суда у Вас прошу я -
ведь честности не страшно посрамленье.
Пусть суд мою докажет невиновность,
Вас успокоит, мир молчать заставит,
а нет - объявит о вине открыто!
Пускай по воле Божьей, как и Вашей
мне будет, но спасетесь от упреков!
Пусть знают все, что суд Ваш доказал
мою вину, она - не измышленье!
Тогда спокойно можете карать
жену неверную, любить спокойно
другую ту... О, я назвать могла бы
ее давно: Вы знали о догадке!
Но если Вы как быть, уже решили
и если Вам мое бесчестье нужно
от клеветы, не только смерть моя,
чтоб до конца Вам наслаждаться счастьем...
Тогда я Господа прошу простить Вас.
Простить моих врагов - орудья злого.
Когда придем мы к Господу на Суд,
молю, чтоб Вашу Он простил жестокость,
что недостойна, право, государя.
Меня, не сомневаюсь, обелит Он,
я верую - пусть мир твердит иначе -
что Божий Суд мое очистит имя.
Так возгласит- не будет не слыхавших!
Последнюю мою услышьте просьбу:
когда Ваш гнев настиг меня, пусть только
меня сразит он, но не тех несчастных,
кто, как я знаю, также заключен,
кто, как и я, страдает, невиновный!
Когда мне удавалось взор Ваш тешить,
когда мое Вы находили имя
приятным слуху - их Вы пощадите!
Вот просьба - не встревожу больше Вас.
Молить лишь буду Троицу хранить Вас,
в деяньях Вас вести - и не оставить.
Из горестной моей тюрьмы в Тауэре, сего мая шестого дня,
Ваша преданнейшая жена
Анна Болейн
Переложение 24.05.2020
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964879
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.11.2022
Sir Thomas Wyatt They flee from me, that sometime did me seek Перевод
Источник оригинала: Luminarium: Anthology of English Literature.
Существуют разные варианты последней строки в разных изданиях.
Оригинал:
Sir Thomas Wyatt
THE
LOVER SHOWETH HOW HE IS FORSAKEN OF SUCH AS HE SOMETIME
ENJOYED
THEY flee from me, that sometime did me seek,
With naked foot stalking within my chamber :
Once have I seen them gentle, tame, and meek,
That now are wild, and do not once remember,
That sometime they have put themselves in danger
To take bread at my hand ; and now they range
Busily seeking in continual change.
Thanked be Fortune, it hath been otherwise
Twenty times better ; but once especial,
In thin array, after a pleasant guise,
When her loose gown did from her shoulders fall,
And she me caught in her arms long and small,
And therewithal sweetly did me kiss,
And softly said, ' Dear heart, how like you this ?'
It was no dream ; for I lay broad awaking :
But all is turn'd now through my gentleness,
Into a bitter fashion of forsaking ;
And I have leave to go of her goodness ;
And she also to use new fangleness.
But since that I unkindly so am served :
How like you this, what hath she now deserved ?
Мой перевод:
Cэр Томас Уайетт (1503-1542)
Влюбленный - об измене той, с кем он некогда наслаждался
Теперь-то - от меня бегом, а прежде -
Тихонько крались босиком ко мне.
Теперь-то - в гневе, но в смиренье тех же
Я помню. Им же - позабыть милей,
Что насыщались из руки моей.
Тянулись прежде, избегают - нынче;
Меняться любят, перемены ищут.
Но помню я и кое-что другое,
В тот раз... Судьба, ты радовать могла!
Она, дав платью пасть передо мною,
Одета тканью тонкой, - подошла
И ручки протянула, обняла ...
И поцелуем с нежностью дарила,
И спрашивала: что ж, я угодила?
Не спал я. Это не было виденьем,
Но за добро порой и оттолкнут:
Так странно - награжден я отчужденьем...
Свободен я, коль больше не зовут,
Она свободна - для других причуд.
Но, коль меня за преданность так мучит,
Угодно знать мне: что она получит?
Перевод 18.03. 2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964773
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.11.2022
Aemilia Lanyer. The Description Of Cookham (Cook-ham). Перевод
Ниже следует перевод довольно длинного стихотворения, оригинал которого считается первым в английской литературе стихотворением об усадьбе (a country house poem). Опубликован он в 1611 г., автор - госпожа Эмилия Бассано, в замужестве Ланье, уже упоминавшаяся выше ([url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938382"]здесь[/url] и [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=944293"]здесь[/url]).
Сюжет: Эмилия обращается к аристократической даме, Маргарет Расселл, в замужестве Клиффорд, графине Камберленд, вспоминая, как составляла ей и ее дочери Анне (впоследствии - автору известных дневников и графине Дорсет по мужу) компанию во время их пребывания в поместье Кукем. Леди Маргарет жила там в течение какого-то времени в первое десятилетие XVII века, расставшись с мужем. Эмилия находилась при ней, по-видимому, в качестве учительницы ее дочери Анны. В Кукеме Эмилия получила вдохновение на создание своей книги стихов "Привет Тебе, Господи, Царь Иудейский", включающей, помимо основного одноименного произведения, также прозаические тексты, обращенные к читателям, и несколько стихотворений, обращенных к потенциальным покровительницам, в том числе и это.
Чем интересно это стихотворение: прежде всего, оно о том, как природа выражает определенное настроение. Леди Маргарет приехала - все в Кукеме счастливо принимать их с дочерью; леди Маргарет уезжает - вся усадьба грустит (а не только наступает осень).
Затем, здесь содержится некий упрек общественному неравенству, которое способствует отдалению людей друг от друга. Поэт-женщина, не принадлежащая к аристократии (дочь и жена придворных музыкантов, наполовину еврейка), обращается к покровительнице-аристократке, желая напомнить о своем к ней почтении и своей благодарности. Эмилия, говоря о Кукеме, часто употребляет слова grace (то есть "милость", "благодать") и delight ("удовольствие", "наслаждение"). Удовольствия имеются в виду духовного характера: их доставляют красота места, гармоничная спокойная жизнь, интеллектуальные занятия и душеспасительные размышления.
Длинный "Кукем", длинный. Но зато и подробный. Памятник в стихах месту и проведенному в нем времени.
Источник текста оригинала: Women Writers in Renaissance England. An Annotated Anthology edited by Randall Martin. Pearson Education Limited, 2010
Комментарий к оригиналу содержит, например, книга Woods S. Lanyer. A Renaissance Woman Poet. New York, Oxford: Oxford University Press, 1999. (Автор которой совершенно не согласна, что это Эмилия - прототип "смуглой леди". :-( )
Оригинал:
Aemilia Lanyer (1569–1645)
THE DESCRIPTION OF COOKHAM (COOK-HAM)
Farewell, sweet Cookham, where I first obtained
Grace from that grace where perfect grace remained,
And where the muses gave their full consent,
I should have power the virtuous to content;
Where princely palace willed me to indite
The sacred story of the soul’s delight.
Farewell, sweet place, where virtue then did rest,
And all delights did harbour in her breast;
Never shall my sad eyes again behold
Those pleasures which my thoughts did then unfold.
Yet you, great lady, mistress of that place,
From whose desires did spring this work of grace,
Vouchsafe to think upon those pleasures past
As fleeting worldly joys that could not last,
Or as dim shadows of celestial pleasures,
Which are desired above all earthly treasures.
Oh how, me thought, against you thither came
Each part did seem some new delight to frame!
The house received all ornaments to grace it,
And would endure no foulness to deface it.
The walks put on their summer liveries,
And all things else did hold like similes:
The trees with leaves, with fruits, with flowers clad,
Embraced each other, seeming to be glad,
Turning themselves to beauteous canopies
To shade the bright sun from your brighter eyes;
The crystal streams with silver spangles graced,
While by the glorious sun they were embraced;
The little birds in chirping notes did sing,
To entertain both you and that sweet spring,
And Philomela with her sundry lays,
Both you and that delightful place did praise.
Oh how, me thought, each plant, each flower, each tree
Set forth their beauties then to welcome thee:
The very hills right humbly did descend,
When you to tread upon them did intend,
And as you set your feet, they still did rise,
Glad that they could receive so rich a prize.
The gentle winds did take delight to be
Among those woods that were so graced by thee,
And in sad murmur uttered pleasing sound,
That pleasure in that place might more abound.
The swelling banks delivered all their pride,
When such a phoenix once they had espied.
Each arbour, bank, each seat, each stately tree,
Thought themselves honoured in supporting thee.
The pretty birds would oft come to attend thee,
Yet fly away for fear they should offend thee;
The little creatures in the burrow by
Would come abroad to sport them in your eye,
Yet fearful of the bow in your fair hand,
Would run away when you did make a stand.
Now let me come unto that stately tree,
Wherein such goodly prospects you did see:
That oak that did in height his fellows pass
As much as lofty trees, low growing grass;
Much like a comely cedar straight and tall,
Whose beauteous stature far exceeded all.
How often did you visit this fair tree,
Which, seeming joyful in receiving thee,
Would like a palm tree spread his arms abroad,
Desirous that you there should make abode;
Whose fair green leaves, much like a comely veil,
Defended Phoebus when he would assail;
Whose pleasing boughs did yield a cool fresh air,
Joying his happiness when you were there;
Where, being seated, you might plainly see
Hills, vales, and woods, as if on bended knee
They had appeared, your honour to salute,
Or to prefer some strange unlooked-for suit;
All interlaced with brooks and crystal springs:
A prospect fit to please the eyes of kings;
And thirteen shires appeared all in your sight:
Europe could not afford much more delight.
What was there then but gave you all content,
While you the time in meditation spent
Of their creator’s power, which there you saw,
In all his creatures held a perfect law;
And in their beauties did you plain descry,
His beauty, wisdom, grace, love, majesty.
In these sweet woods how often did you walk,
With Christ and his apostles there to talk,
Placing his holy writ in some fair tree,
To meditate what you therein did see:
With Moses you did mount his holy hill,
To know his pleasure, and perform his will;
With lovely David you did often sing,
His holy hymns to heaven’s eternal king,
And in sweet music did your soul delight,
To sound his praises, morning, noon, and night;
With blessed Joseph you did often feed
Your pined brethren, when they stood in need.
And that sweet lady sprung from Clifford’s race,
Of noble Bedford’s blood, fair stem of Grace,
To honourable Dorset now espoused,
In whose fair breast true virtue then was housed,
O what delight did my weak spirits find
In those pure parts of her well-framed mind;
And yet it grieves me that I cannot be
Near unto her, whose virtues did agree
With those fair ornaments of outward beauty,
Which did enforce from all both love and duty.
Unconstant fortune, thou art most to blame,
Who casts us down into so low a frame
Where our great friends we cannot daily see,
So great a difference is there in degree.
Many are placed in those orbs of state,
Parters in honour, so ordained by fate,
Nearer in show, yet farther off in love,
In which the lowest always are above.
But whither am I carried in conceit?
My wit too weak to conster of the great.
Why not? although we are but born of earth,
We may behold the heavens, despising death;
And loving heaven that is so far above,
May in the end vouchsafe us entire love.
Therefore, sweet memory, do thou retain
Those pleasures past, which will not turn again;
Remember beauteous Dorset’s former sports,
So far from being touched by ill reports,
Wherein myself did always bear a part,
While reverend love presented my true heart;
Those recreations let me bear in mind,
Which her sweet youth and noble thoughts did find;
Whereof deprived, I evermore must grieve,
Hating blind fortune, careless to relieve.
And you, sweet Cookham, whom these ladies leave,
I now must tell the grief you did conceive
At their departure, when they went away
How every thing retained a sad dismay;
Nay, long before, when once an inkling came,
Me thought each thing did unto sorrow frame:
The trees that were so glorious in our view,
Forsook both flowers and fruit, when once they knew
Of your depart; their very leaves did wither,
Changing their colours as they grew together.
But when they saw this had no power to stay you,
They often wept, though speechless could not pray you,
Letting their tears in your fair bosoms fall,
As if they said, why will ye leave us all?
This being vain, they cast their leaves away,
Hoping that pity would have made you stay;
Their frozen tops, like age’s hoary hairs,
Shows their disasters, languishing in fears;
A swarthy rivelled rind all over spread,
Their dying bodies half alive, half dead.
But your occasions called you so away,
That nothing there had power to make you stay;
Yet did I see a noble grateful mind,
Requiting each according to their kind,
Forgetting not to turn and take your leave
Of these sad creatures, powerless to receive
Your favour, when with grief you did depart,
Placing their former pleasures in your heart,
Giving great charge to noble memory,
There to preserve their love continually;
But specially the love of that fair tree,
That first and last you did vouchsafe to see,
In which it pleased you oft to take the air
With noble Dorset, then a virgin fair,
Where many a learned book was read and scanned
To this fair tree; taking me by the hand,
You did repeat the pleasures which had passed
Seeming to grieve they could no longer last;
And with a chaste yet loving kiss took leave,
Of which sweet kiss I did it soon bereave,
Scorning a senseless creature should possess
So rare a favour, so great happiness.
No other kiss it could receive from me,
For fear to give back what it took of thee;
So I, ingrateful creature, did deceive it
Of that which you vouchsafed in love to leave it;
And though it oft had given me much content,
Yet this great wrong I never could repent,
But of the happiest made it most forlorn,
To show that nothing’s free from fortune’s scorn,
While all the rest, with this most beauteous tree,
Made their sad consort, sorrow’s harmony.
The flowers that on the banks and walks did grow,
Crept in the ground, the grass did weep for woe.
The winds and waters seemed to chide together,
Because you went away they knew not whither;
And those sweet brooks that ran so fair and clear,
With grief and trouble wrinkled did appear.
Those pretty birds that wonted were to sing,
Now neither sing nor chirp nor use their wing,
But with their tender feet on some bare spray,
Warble forth sorrow, and their own dismay.
Fair Philomela leaves her mournful ditty,
Drowned in dead sleep, yet can procure no pity.
Each arbour, bank, each seat, each stately tree,
Looks bare and desolate now for want of thee,
Turning green tresses into frosty grey,
While in cold grief they wither all away.
The sun grew weak, his beams no comfort gave,
While all green things did make the earth their grave;
Each briar, each bramble, when you went away,
Caught fast your clothes, thinking to make you stay.
Delightful Echo, wonted to reply
To our last words, did now for sorrow die.
The house cast off each garment that might grace it,
Putting on dust and cobwebs to deface it.
All desolation then there did appear,
When you were going whom they held so dear.
This last farewell to Cookham here I give;
When I am dead thy name in this may live,
Wherein I have performed her noble hest,
Whose virtues lodge in my unworthy breast
And ever shall, so long as life remains,
Tying my heart to her by those rich chains.
Мой перевод:
Эмилия Бассано Ланье
Описание Кукема
Прощай, прекрасный Кукем! Благ немало
Ты дал мне: здесь я благодать узнала.
Здесь высказали музы одобренье,
Чтоб душам добрым мне начать служенье.
Велел чертог историю святую
Пересказать мне, где душа ликует.
Прощай, любезный край! Здесь добродетель
Жила тогда, все радости приветив.
Печально мне, что больше не увидеть
Глазам красот, что мысль смогли насытить.
Но вам, хозяйке, даме благородной,
Вам, вдохновившей труд богоугодный,
Скажу: позвольте вам напомнить радость,
Что, будучи земной, уж миновалась.
Ее представьте благ небесных тенью:
Что в небе - то услад земных милее.
Казалось мне: лишь вы сюда явились,
Как все здесь, вас встречая, обновилось.
Дом убран был и украшенья принял,
Все, что могло уродовать, - отринул.
В нарядах лучших были все дорожки,
Во всем заметить радость было можно.
Деревья хороши, пышны стояли,
В объятия друг друга заключали,
Для вас так создавая балдахины,
Чтоб защитить от солнца взор ваш дивный.
А солнце, прикасаясь к водам чистым,
Дарило им серебряные искры.
Малышки-птички песни щебетали,
Вас и Весну обеих развлекали.
Все новые напевы Филомелы
Хвалили вас и край благословенный.
Казалось мне: здесь каждое растенье
Стремится хорошеть - вам в угожденье.
Когда на холм подняться вы желали,
Холмы, склоняясь ниже, вас встречали.
Но, вас приняв, вновь поднимались все же
И счастливы прекрасной были ношей.
И ветры нежные гостями были
В лесах, что вы присутствием почтили.
Для нас их пенье грустное звучало -
Нам больше удовольствий обещало.
Высокий берег явственно гордился,
Узнав, какой здесь феникс появился.
Любой беседке, тропке и скамейке
Вас принимать - казалось честью редкой.
Пичужки, чтоб служить вам, появлялись,
Но, из боязни оскорбить, скрывались.
Зверьки нору, где жили, оставляли;
Играя, перед вами представали.
Но, перепуганы, спасались юрко,
Заметив, что вы появились с луком.
Теперь скажу о дереве любимом:
Вид от него - каким был чудным видом!..
То дуб. Дубам с ним прочим не равняться -
Так стали б травы с деревом тягаться.
Как стройный кедр, он был красив, заметен,
Намного выше всех своих соседей.
Вы часто к этому являлись дубу,
Которому принять вас было любо.
И, будто пальма, ветви простирая,
Вас звал он в тень: присядьте, отдыхая!
Зеленая листва, что покрывало,
От нападений Феба защищала.
И ветви вам прохладу навевали -
Так радость принимать вас выражали.
Вы, сидя здесь, пейзажем любовались.
Леса, холмы и долы к вам являлись,
Вам кланяясь, - чтоб изъявить почтенье
Иль даже обратиться к вам с прошеньем.
Речушки создали узор изящный...
Порадовал бы он и взор монарший.
Вы графства видели, числом - тринадцать.
Европой всей не дольше восхищаться.
Все в тех местах вас радовать желало,
Пока вас рассужденье занимало
О силе их Творца. Из наблюдений
Узнали совершенство вы творений.
В их красоте Господни вам явились
Величье, мудрость, красота и милость.
Так часто вы, когда в лесу гуляли,
С Христом, с апостолами толковали.
Писали на деревьях изреченья
Библейские - основу размышленья.
Всходили с Моисеем вы на гору -
Узнать и исполнять Господне слово.
Певали вы в содружестве с Давидом
Царю небесному святые гимны.
Вам музыка давала мир душевный,
И Господа вы славили вседневно.
С Иосифом вы братьев насыщали,
Нуждавшихся от голода спасали.
Дочь Клиффорда там с вами пребывала,
Кровь Бедфорда в ней знатность умножала.
Супруг ей благородный Дорсет ныне.
В красавице и дух высокий чтили.
Мой слабый дух был счастлив, открывая,
Что целомудрен острый ум бывает.
Мне жаль, что общества ее лишилась.
Так добродетель в ней соединилась
С достоинствами внешности прекрасной,
Что все тянулись к ней, служить согласны.
Но то - судьбы изменчивой провинность,
Что быть нам в низком звании случилось,
Со знатными друзьями разлучаться,
Чтоб в званиях различью - соблюдаться.
Столь многих положенье разделяет,
Где будет место чье - судьба решает.
Бывает чужд нам, кто по рангу - ближе.
Чей жребий скромен - те в любви всех выше.
Но что же рассуждаю столь свободно?
Не мне дано постигнуть благородных.
Но нужно ли чуждаться? На земле мы,
А презираем смерть и смотрим в небо.
Хоть небо высоко, оно нас любит
И совершенную любовь дарует.
Затем, прошу тебя, будь долгой, память,
Храни ту радость, что пришлось оставить.
Прекрасной Дорсет береги забавы -
Найти в них пищу сплетня не могла бы.
Была я их участницей всегдашней,
Любя и чтя, была я настоящей.
Пусть не забуду я ее занятий -
Дел юных лет и лучших из понятий.
Всегда грущу, что больше я не с нею...
Судьба слепа! Терзает, не жалея.
Тебе, прекрасный Кукем, я напомню
О том, какому ты предался горю
С отъездом дам. Когда их здесь не стало,
Для всех смятенье грустное настало.
И раньше - лишь намеки раздавались,
А все здесь опечалилось, прощаясь.
Деревья, что во всей красе стояли,
Убранство сбросили, едва узнали,
Что едете вы. Листья стали сухи.
Деревьев цвет меняла грусть разлуки.
Поняв, что вас удерживать не могут,
Немые, слез мольбы роняли много.
Вас как бы вопрошали, орошая:
"Что вас зовет, нас бросить вынуждая?"
Ответа нет - и сбрасывали листья.
Пытались удержать вас, жалость вызвав.
Ударило морозом их вершины -
Страдальцы будто обрели седины.
И темная кора их осыпалась...
К еще живым погибель приближалась.
Но слишком был призыв забот настойчив,
Что б ни было - вы б не остались дольше.
Вы все же благодарность изъявили,
Всех здешних по заслугам наградили.
Вы не оставили, не попрощавшись,
Печальных тех, бессильных так, как раньше,
Быть вам любезными - но вы, к отъезду
Готовясь, их велели помнить сердцу.
Чтоб их любви быть с вами постоянно,
Вы взяли в путь с собой воспоминанья.
Особенно - о дереве любимом,
Чей вид стал первым и последним видом
Для вас, прощавшейся. Под ним сидели
Вы часто с Дорсет, девою в то время;
Под ним листали книги, вслух читали -
Оно слыхало, что вы изучали.
Взяв за руку меня, вы говорили
О радостях былых, о них грустили.
И поцелуй - и любящий, и чистый -
Вы дереву оставили; но быстро
Я отняла его, сердясь, что милость
Стволу всего лишь получить случилось.
Я больше дерева не целовала:
Ваш дар забрав, уже не возвращала.
Так признаюсь, что я неблагодарна:
Взяла чужое, пала до обмана
И, хоть от сердца каяться умею,
Об этом черном деле не жалею.
Счастливому доставив огорченье,
Напомнила: судьба играет всеми.
Как этот дуб прекрасный, все грустило.
Как в музыке, согласно в скорби было.
Цветы дорожек уж не украшали -
Средь плачущей травы к земле припали.
Вода и ветры хором вас бранили
За то, что вы оставить их решили.
Ручьи мутнели в горести великой,
Уж не блистали - приняли морщинки.
Уж не чирикали малышки-птички
И даже не летали, как обычно.
Cидели, бедные, на ветках голых
И трели их звучали песней горя.
В сон крепкий погрузилась Филомела,
Напевом жалость вызвать не умела.
Любой беседке, тропке и скамейке
Лишиться вас - бедой казалось редкой.
Что было зелено, то поседело,
В холодном горе пал лист одряхлелый.
Уж не было у солнца прежней силы,
Готовились растения в могилу.
Когда вы миновали куст колючий,
Цепляясь, он просил: останьтесь лучше!
Нам нимфа Эхо прежде отвечала -
Теперь от горя и ее не стало.
И дом все украшения отринул,
А вместо них - грязь, паутину принял.
Места отрады в запустенье были,
Когда ушли вы - так здесь вас любили.
В последний раз я с Кукемом прощаюсь.
Ты будешь жив в стихах, когда скончаюсь.
Здесь той я исполняла повеленья,
К чьим добродетелям храню почтенье.
И буду к ней прикована навеки:
Воспоминаний этих цепи крепки.
Перевод 7.- 11.12.2020
Примечания:
- чертог - Кукем был королевской собственностью, сданной в аренду.
- даме благородной - леди Маргарет Расселл, в замужестве Клиффорд.
- Филомела - поэтическое название соловья по имени персонажа греческой мифологии, превращенной в него (по одной из версий мифа) женщины.
- от нападений Феба -то есть от солнца.
- всходили с Моисеем вы на гору - далее упоминаются персонажи Ветхого Завета: пророк Моисей, царь Давид и Иосиф, едва не погубленный братьями, но впоследствии спасший их от голода.
- Дочь Клиффорда, Дорсет - дочь леди Маргарет, леди Анна Клиффорд, впоследствии жена Ричарда Сэквилла, третьего графа Дорсета.
- Любя и чтя, была я настоящей - буквально "в почтительной любви проявлялось мое верное сердце".
Перевод опубликован на бумаге в сборнике: И музы, и творцы. Несколько поэтесс эпохи европейского Возрождения / сост. и пер. Валентины Ржевской. 2-е изд., доп. – Одесса : «Фенікс», 2021. – С.100-108.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964442
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.11.2022
Mary Sidney Herbert, Countess of Pembroke. To the Angel Spirit of the Most Excellent Sir Philip Sidney. Перевод
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=704922"]Знаменитый английский ренессансный поэт сэр Филип Сидни[/url] (1554 — 1586) начал перекладывать английскими стихами псалмы Давида. Его сестра, Мэри Сидни Герберт, графиня Пембрук (1561–1621) продолжила и окончила этот труд, составивший в значительной мере ее литературную славу.
Далее следуют сопровождавшие публикацию этого перевода псалмов стихи сестры, Мэри Сидни Герберт, графини Пембрук в память брата, сэра Филипа Сидни, и мой их перевод. Сестра братом очень восхищается, потому тон стихов возвышенный.
Источник текста оригинала: Women Writers in Renaissance England. An Annotated Anthology edited by Randall Martin. Pearson Education Limited, 2010
Оригинал:
Mary Herbert, Countess of Pembroke (1561–1621)
To the Angel Spirit of the Most Excellent Sir Philip Sidney
To thee, pure sprite, to thee alone’s addressed
This coupled work, by double interest thine:
First raised by thy blest hand, and what is mine
Inspired by thee, thy secret power impressed.
So dared my Muse with thine itself combine,
As mortal stuff with that which is divine.
Thy lightning beams give luster to the rest,
That heaven’s King may deign his own transformed,
In substance no, but superficial tire
By thee put on; to praise, not to aspire
To those high tones, so in themselves adorned,
Which angels sing in their celestial choir –
And all of tongues with soul and voice admire
These sacred hymns thy kingly prophet formed.
O, had that soul which honor brought to rest
Too soon not left and reft the world of all
What man could show which we perfection call,
This half-maimed piece had sorted with the best.
Deep wounds enlarged, long festered in their gall,
Fresh bleeding smart; not eye- but heart-tears fall.
Ah, memory, what needs this new arrest?
Yet here behold (O, wert thou to behold!)
This finished now, thy matchless Muse begun,
The rest but pieced, as left by thee undone.
Pardon (O blest soul) presumption too, too bold;
If love and zeal such error ill become,
Tis zealous love, love which hath never done
Nor can enough in world of words unfold.
And sith it hath no further scope to go,
Nor other purpose but to honor thee,
Thee in thy works where all the graces be,
As little streams with all their all do flow
To their great sea, due tribute’s grateful fee,
So press my thoughts, my burdened thoughts, in me
To pay the debt of infinites I owe
To thy great worth, exceeding nature’s store,
Wonder of men, sole born perfection’s kind.
Phoenix thou wert, so rare thy fairest mind,
Heavenly adorned, earth justly might adore,
Where truthful praise in highest glory shined;
For there alone was praise to truth confined,
And where but there, to live for evermore?
O, when to this account, this cast-up sum,
This reckoning made, this audit of my woe,
I call my thoughts, whence so strange passions flow,
How works my heart, my senses stricken dumb,
That would thee more than ever heart could show?
And all too short who knew thee best doth know
There lives no wit that may thy praise become.
Truth I invoke (who scorn elsewhere to move,
Or here in ought my blood should partialize),
Truth, sacred Truth, thee sole to solemnize.
Those precious rites well known best minds approve;
And who but doth, hath wisdom’s open eyes,
Not, owly blind, the fairest light still flies,
Confirm no less? At least tis sealed above,
Where thou art fixed among thy fellow lights:
My day put out, my life in darkness cast,
Thy angel’s soul, with highest angels placed,
There bless;d sings, enjoying heaven delights,
Thy Maker’s praise, as far from earthly taste
As here thy works, so worthily embraced
By all of worth, where never envy bites.
As goodly buildings to some glorious end
Cut off by fate before the Graces had
Each wondrous part in all their beauties clad,
Yet so much done as art could not amend,
So thy rare works, to which no wit can add,
In all men’s eyes which are not blindly mad
Beyond compare above all praise extend.
Immortal monuments of thy fair fame,
Though not complete, nor in the reach of thought –
How on that passing piece time would have wrought
Had heaven so spared the life of life to frame
The rest? But ah, such loss, hath this world ought
Can equal it, or which like grievance brought?
Yet there will live thy ever-prais;d name.
To which these dearest offerings of my heart,
Dissolved to ink, while pen’s impressions move
The bleeding veins of never-dying love,
I render here: these wounding lines of smart,
Sad characters indeed of simple love,
Not art nor skill which abler wits do prove,
Of my full soul receive the meanest part.
Receive these hymns, these obsequies receive;
If any mark of thy sweet sprite appear,
Well are they born, no title else shall bear.
I can no more. Dear soul, I take my leave.
Sorrow still strives, would mount thy highest sphere,
Presuming so just cause might meet thee there.
O happy change, could I so take my leave!
Мой перевод:
Мэри Сидни Герберт, графиня Пембрук
Ангельскому духу превосходнейшего сэра Филипа Сидни
Дух чистый! Этот общий труд прими!
Совместный наш, он твой по двум причинам.
Твоей руке обязан он почином -
Благословенной. Строки в нем мои
Вдохновлены твоей же тайной силой.
С твоей я Музой в нем соединила
Свою - так к небу тянутся с земли.
Ты блеск ему придал. Господь ведь мог
Тебя столь щедро дара удостоить,
Себе - хоть не по сути - уподобить,
Чтоб ты слагал хвалу для тех тонов,
Какими ангелы в небесном хоре
Поют, тех, за какие всякий вторит
Псалмам, что создал царственный пророк.
О, если б не почил ты слишком рано,
Веленьем чести будучи влеком,
Того, что совершенством мы зовем,
Мир не лишил бы ты, и был бы славным
Труд этот. Так - он получился хром.
Кровоточит он, много ран на нем...
Зачем ты, память, мучишь беспрестанно?
Но здесь, смотри - когда б ты увидал! -
Был завершен труд Музы вне сравненья.
Здесь собраны осколки, к сожаленью.
Прости мне, что порыв был слишком нагл.
Когда вредит любовь в союзе с рвеньем,
То зря рвалась любовь дать выраженье:
Слов нужных мир не знает и не знал.
Заслуженную честь тебе воздать
Единственной я целью полагаю;
Что создал ты - все блага сочетает.
Как множеству потоков - направлять
Свой к морю путь, всем - с благодарной данью,
Так мысли в беспокойстве мне внушают
Стремление великий долг отдать
Достоинствам твоим, природы кладу,
Вместившим совершенства глубину.
Ты Феникс был по ясному уму -
То дар небес, его земля чтить рада.
Стяжал ты истинную похвалу,
А разве не за истинность одну
Хвала получит вечности награду?
Когда веду я горестный подсчет,
Припомню, что в тебе пришлось утратить,
К тебе пытаюсь мыслей ход направить, -
Слабеет сердце, немота берет.
Где сердцу силы взять, тебя прославить?
Кто знал тебя, признает дружбы ради:
Здесь слов никто живущий не найдет.
Я истину на помощь призову
(Чтоб мне из-за родства не быть предвзятой):
Явись, святая! Соверши обряды,
Что мудрецы уместными сочтут.
Ведь кто из тех, кто смотрит ясным взглядом, -
Не тех, кому, как совам, мрака надо, -
Не подтвердит здесь правды? Так судьбу
Решили небеса, где ныне ты:
Мне - без тебя в печали оставаться,
Тебе же - с ангелами обретаться
И слышать песни высшей красоты.
Тем песням - от земных так отличаться,
Как здесь твоим - меж песен выделяться:
Все им упреки были бы пусты.
Бывает, зданье чудное начнут,
Но бросят строить прежде, чем окончат.
Однако, кажется: не сделать больше,
Не выглядит незавершенным труд.
Так и твои труды: их не продолжат,
Но разве что безумцы опорочат
Их, что хвалу любую превзойдут.
Навеки славу им твою хранить:
Их завершенными нельзя представить,
А что за памятники в них оставить
Ты мог бы, если б дольше мог прожить?
Увы, зачем мир должен был утратить
Такую жизнь? Хоть боли не изгладить,
Тебе, за то, что создал, - славным быть.
Вот сердца моего тебе дары:
Пером я и чернилами писала,
Но так любовь здесь кровью истекала,
Не зная смерти. Знаки все грустны,
В строках - след горя. Их любовь слагала,
Искусства в помощь я не призывала,
Слова лишь от души, хоть и скудны.
Прими же гимны в память от меня.
Когда в них чуть заметен дух твой милый -
Счастливым, значит, их рожденье было.
На этом, друг, оставлю речи я.
Когда б моя печаль тебя достигла
На небесах, раз дело заслужило...
То было б счастье. Так ушла б и я!
Перевод
09. - 12.11. 2020
Перевод опубликован на бумаге в сборнике: И музы, и творцы. Несколько поэтесс эпохи европейского Возрождения / сост. и пер. Валентины Ржевской. 2-е изд., доп. – Одесса : «Фенікс», 2021. – С.67-70.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964439
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.11.2022
Alexander Montgomerie. A late regrate of leirning to love. Перевод
Сюжет - страдания несчастливого влюбленного, жалеющего о том, что влюбился. Но не менее сюжета здесь важна игра звуков. Я постаралась эту особенность передать, насколько получилось.
Источник оригинала: The poems of Alexander Montgomerie. Edited by James Cranstoun, LL. D. Printed for the Society by W. Blackwood and sons, Edinburgh and London, 1887.
Оригинал:
Alexander Montgomerie (c. 1550?–1598) (or c. 1545–1598)
A late regrate of leirning to love
Quhat mightiemotione so my mynd mischeivis?
Quhat uncouth cairs throu all my corps do creep?
Quhat restles rage my resone so bereivis?
Quhat maks me loth of meit, of drink, of sleep?
I knou not nou vhat countenance to keep
For to expell a poysone that I prove.
Alace! alace! that evir I leirnd to love.
A frentick fevir thrugh my flesh I feill;
I feill a passione can not be exprest;
I feil a byll within my bosom beill;
No cataplasme can weill impesh that pest.
I feil my self with seiknes so possest,
A madnes maks my mirth from me remove.
Alace! alace! that evir I learnd to love.
My hopeles hairt, vnhapiest of hairts,
Is hoild and hurt with Cupids huikit heeds,
And thirlit throu with deidly poysond dairts,
That inwardly within my breist it bleids.
Bit fantasie my fondvaffection feeds
To run that race but after rest or rove.
Alace! alace! that evir I leirnd to love.
Nou sie I that I nevir sau afore;
Nou knou I that, vhill nou, I nevir kneu;
Nou sie I weill that servitude is sore:
Bot vhat remeid? It is no tym to reu;
Quhair Love is Lord, all libertie adeu.
My baill is bred by destinies above.
Alace! alace! that evir I leirnd to love.
All gladnes nocht bot aggravats my grief;
All mirrines mymurning bot augments.
Lamenting toons best lyks me for relief,
My sicknes soir to sorou so consents;
For cair the cairfull commounly contents;
Sik harmony is best for thair behove.
Alace! alace! that evir I leirnd to love.
I felt, fra anis I entred in that airt,
A grit delyte that leson for to leir,
Quhill I become a prentise ouer expert;
For, but a book, I cund it soon perqueir.
My doctours wage and deuty will be deir,
I grant, except I get hir jelous glove.
Alace! alace! that evir I leirnd to love.
Мой перевод:
Александр Монтгомери (ок. 1550?–1598) (или ок. 1545–1598).
Запоздалое сожаление влюбленного
Ах, что за мука мысль мою гнетет?
Ах, что за трепет телом овладел?
Боль над рассудком власть зачем берет,
Есть не могу, и сон уйти сумел?
Изобретенье неизвестно мне,
Чтобы вкушенный яд смогло изгнать.
Жаль мне, жаль мне, любовь мне тяжко знать.
Жаром жестоким плоть поражена,
Страсть такова, что слов не подберу.
Будто копье в груди, так боль грозна,
Я от страданья средства не найду.
Горе царит, из царства не уйду.
Время пришло веселье отвергать.
Жаль мне, жаль мне, любовь мне тяжко знать.
Сердце мое, что всех сердец грустней,
И раздразнил, и ранил Купидон.
Бил он стрелой отравленной своей,
Кровоточить принудил сердце он.
Воображеньем замысел рожден:
Мыслю - бороться, взять иль горевать.
Жаль мне, жаль мне, любовь мне тяжко знать.
То, что скрывалось, вижу я теперь,
Новых открытий в тень не оттолкнуть.
Знаю, что нет несчастья рабства злей,
Но как спастись? Искать мне поздно путь.
Правит Любовь - свободу позабудь.
Небо судило - должно мне страдать.
Жаль мне, жаль мне, любовь мне тяжко знать.
Коль радость есть, тем горестней грущу,
Коль есть веселье, тем сильней скорблю.
Песен печальных для души хочу:
Грусть их чутка, боль чувствует мою.
Те, кто грустит, о грусти и поют.
Музыку плача проще им избрать.
Жаль мне, жаль мне, любовь мне тяжко знать.
Мне школу здесь с азов пришлось пройти,
Но есть большое утешенье в том,
Что удалось мне опыт обрести:
Нынче уже владею мастерством.
Дорого, верно, расплачусь с врачом,
Коль не смогу ее завоевать.
Жаль мне, жаль мне, любовь мне тяжко знать.
Перевод 12 - 13. 09.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964272
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 30.10.2022
1) Оригинал:
Sir Edward Dyer (1543 — 1607)
My mind to me a kingdom is;
Such present joys therein I find,
That it excels all other bliss
That earth affords or grows by kind.
Though much I want which most would have,
Yet still my mind forbids to crave.
No princely pomp, nor wealthy store,
No force to win the victory,
No wily wit to salve a sore,
No shape to feed a loving eye;
To none of these I yield as thrall,
For why? My mind doth serve for all.
I see how plenty suffers oft,
And hasty climbers soon do fall;
I see that such as are aloft
Mishap doth threaten most of all;
They get with toil, they keep with fear:
Such cares my mind could never bear.
Content I live, this is my stay,
I seek no more than may suffice,
I press to bear no haughty sway,
Look, what I lack, my mind supplies.
Lo ! thus I triumph like a king,
Content with that my mind doth bring.
Some have too much, yet still do crave;
I little have, and seek no more.
They are but poor, though much they have,
And I am rich with little store:
They poor, I rich; they beg, I give;
They lack, I leave; they pine, I live.
I laugh not at another's loss,
I grudge not at another's gain;
No worldly waves my mind can toss;
My state at one doth still remain:
I fear no foe, I fawn no friend,
I loathe not life, nor dread my end.
Some weigh their pleasure by their lust,
Their wisdom by their rage of will;
Their treasure is their only trust,
A cloaked craft their store of skill:
But all the pleasure that I find
Is to maintain a quiet mind.
My wealth is health and perfect ease,
My conscience clear my choice defence;
I neither seek by bribes to please,
Nor by deceit to breed offence:
Thus do I live, thus will I die;
Would all did so as well as I.
Мой перевод:
Cэр Эдвард Дайер (1543 — 1607)
Владею царством. Царство — мысль,
И эта счастлива страна.
Любым сокровищем хвались,
Но драгоценней всех она.
Пускай судьба даров не шлет —
Их клянчить мысль мне не дает.
Ни властелин, ни скопидом,
Ни битв прославленный герой,
Ни ловкий с мелочным умом,
Ни дамам милый красотой -
Мне не пример. А почему?
Я восхваляю мысль одну.
Ведь знаю: богачам — терять,
А с высоты легко упасть.
Кто многое умел стяжать,
Тому - и большая напасть.
Взять, потрудясь; боясь, хранить...
В такой беде не мыслю жить!
Ценить, что есть, — вот мой секрет.
Себе излишков не ищу.
В стяжательстве мне прока нет:
Мысль создает, что я хочу.
Ну, как? И чем же я не царь -
Над мыслью верной государь?
Имея, просишь ты еще
И страждешь, будто обделен.
Со мной не так: имею все.
Богат, хоть мало награжден.
Вас, толстосумы, одарю:
Вам жизнь страшна, я жизнь люблю.
Коль с кем беда, я не смеюсь,
Везет кому-то — зависть, прочь!
Пусть бурен век, я тот же курс
Держу — свернуть мне не пророчь!
Не оскорблю, не обману,
Жизнь славлю, смерти не кляну.
Иным блаженство даст разврат,
Их подвиг — обобрать других;
Казной своей и суд творят,
И кто хитер, тот мудр для них.
Одну найти я радость смог:
Чтоб не узнала мысль тревог.
Богат, коль весел, коль здоров,
И совесть у меня чиста.
Не стану подкупать судов
И мною чтима простота.
Так жизнь идет моя, друзья.
Все б попытались жить, как я!
2) Оригинал:
Sir Edward Dyer (1543 — 1607)
I joy not in no earthly bliss;
I force not Croesus' wealth a straw;
For care I know not what it is;
I fear not Fortune's fatal law.
My mind is such that may not move
For beauty bright, nor force of love.
I wish but what I have at will;
I wander not to seek for more;
I like the plain, I climb no hill;
In greatest storms I sit on shore.
And laugh at them that toil in vain
To get what must be lost again.
I kiss not where I wish to kill;
I feign not love where most I hate;
I break no sleep to win my will;
I wait not at the mighty's gate.
I scorn no poor, nor fear no rich,
I feel no want, nor have too much.
The court and cart I like nor loathe;
Extremes are counted worst of all;
The golden mean between them both
Doth surest sit and fear no fall.
This is my choice; for why? I find
No wealth is like the quiet mind.
Мой перевод:
Cэр Эдвард Дайер (1543 — 1607)
Сокровищ не хочу искать,
Сундук набитый не влечет.
Что есть забота — мне не знать,
Не плачу я, что жизнь пройдет,
И мысль моя столь холодна -
Ей и влюбленность не нужна.
Что мне дают, благодаря, -
Возьму. За лучшим не пойду.
Есть горы. Долы - для меня.
Начнется буря — пережду.
Смешны мне те, чей тяжкий труд —
То брать, что после отберут.
Не лицемерен я с врагом,
Друзьям не льщу, но не предам.
Щажу я беззащитный сон
И не проситель — к господам.
Богач - не страх мой, бедных - жаль.
По мне, жить скромно — не печаль.
На сундуки и на суму
Смотрю, в чрезмерном видя вред.
Умеренность — вот путь к добру.
Идите им: надежней нет.
На нем я встретить счастье смог:
В чем счастье? В мыслях без тревог.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964238
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 30.10.2022
Генри Перси, граф Нортумберленд. Из "Зерцала правителей". Перевод
Постаралась перевести еще один фрагмент из "Зеркала для магистратов"/ "Зерцала правителей".
Этот монолог – от имени Генри Перси, первого графа Нортумберленда (1342 – 1408), который участвовал в свержении Ричарда II и замене его на Генриха IV, а затем выступил уже против Генриха IV. (Это не Хотспер, это его отец, но Хотспер упоминается в монологе).
Нортумберленд, рассказывая о превратностях своей судьбы, объясняет свои несчастья не только своим поведением, но и поведением Ричарда II, свержение которого рассматривает как совершенно обоснованное. Вывод же касается пороков знати, опасных для нее независимо от того, как ведет себя монарх (и в этих пороках повинен также герой монолога).
Монолог Нортумберленда интересен в связи с [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938071"]монологом Ричарда II из того же сборника[/url], а также – в связи со второй тетралогией шекспировских исторических хроник (Нортумберленд – среди ее персонажей).
В монологе есть, конечно, художественные вольности; некоторые отмечены в примечаниях.
Оригинал (орфография старинная):
How Henry Percy Earle of Northumberland, was for his couteous and trayrerous attempt put to death at Yorke, Anno 1407.
1.
O morall Senec, true finde I thy saying,
That neither kinne, riches, strength, or favour,
Are free from fortune, but are aye decaying:
No wordly welth is ought sauve doubtfull labour,
Man's life in earth is like vunto a tabour,
Which nowe to myrth doth mildly men prouoke
And straight to warre, with a more sturdy stroke.
2.
All this full true I Percy finde by proofe,
Which whilom was earle of Northumberland:
And therefore, Baldwine, for my pier's behoofe,
To note men's falles sith thou hast tane in hand,
I would thou should my state well understand:
For fewe kinges were more than I redouted,
Whom double fortune lifted up and louted.
3.
As for my kinne their noblenesse is knowen,
My valiant acts were folly for to prayse,
Where through the Scots so oft were overthrowen,
That who but I was doubted in my days:
And that king Richard found at all assayes,
For never Scots rebelled in his raigne,
But through my force were eyther caught or slayne.
4.
A brother I had was earle of Worcester,
Always in office and favour with the king,
And by my wife dame Elinor Mortimer,
A sonne I had which so the Scots did sting,
That being yong, and but a very spring,
Henry Hotspur they gane him unto name,
And though I say it, hee did deserve the same.
5.
Wee three triumphed in king Richard's time,
Till fortune ought both him and us a spite:
But chiefly mee, whome clerely from any crime,
My king did banish from his favour quite,
Ploclayming mee a trayterous knight:
Where through false slaunder forced mee to bee,
That which before I did most deadly flee.
6.
Let men beware how they true folke defame,
Or threaten on them the blame of vices nought,
For infamy breedeth wrath, wreke followeth shame:
Eke open slander often times hath brought
That to effect, that erst was never thought:
To bee misdeemed men suffer in a sort,
But none can beare the griefe of misreport.
7.
Because my king did shame mee wrongfully,
I hated him and in deede became his foe:
And while hee did at warre in Ireland lye,
I did conspire to turne his weale to woe:
And through the duke of Yorke and other moe,
All royall power from him wee quicklely tooke,
And game the same to Henry Bolenbroke.
8.
Neither did wee this only for this cause,
But to say truth, force draue us to the same:
For hee despising God and all his lawes,
Slewe whom hee would, made sinne a very game:
And seeing neyther age nor counsaile could him tame,
Wee thought it well done for the kingdome's sake,
To leave his rule, that did all rule forsake.
9.
But when sir Henry had attaynde his place,
Hee strayght became in all poynts worse then hee,
Destroye the peeres, and slew king Richard's grace,
Against his othe made to the lordes and mee:
And seeking quarels how to disagree,
Hee shamelesly required mee and my sonne,
To yeelde hym Scots which wee in fielde had woone.
10.
My nephue also Edmund Mortimer,
The very heyre apparent to the crowne,
Whome Owen Glendour held as prisoner,
Viley bound in dungeon deepe cast downe,
Hee would not ransome, but did felly frowne
Against my brother and mee, which for him spake,
And him proclaymed traytor for our sake.
11.
This foule despite did cause us to conspire,
To put him downe as wee did Richard erst,
And that wee might this matter set on fire,
From Own's jaile, our coosin we remerst,
And unto Glendour all our griefs reherst,
Who made a bond with Mortimer and mee,
To prive the king and part the realme in three.
12.
But when king Henry heard of this devise,
Toward Owen Glendour hee sped him very quicke,
Mynding by force to stop hur enterprise:
And as the devil would, than fell I sicke,
Howbeit my brother, and sonne, more polliticke
Than prosperous, with an hoast from Scotland brought,
Encountered him at Shrewsbury, where they fought.
13.
The one was tane and kild, the other slayne,
And shortly after was Owen put to flight,
By means whereof I forced was to fayne,
That I knew nothing of the former fight:
Fraude oft auayles more then doth sturdy might,
For by my faining I brought him in beliefe,
I knewe not that wherein my part was chiefe.
14.
And while the king thus took mee for his frend,
I sought all meane my former wrong to wreake,
Which that I might bring to the sooner end,
To the bishop of Yorke I did the matter breake,
And to the'earle marshall likewise did I speake,
Whose father was through Henrie's cause exiled,
The bishop's brother with trayterous death defiled.
15.
These strayt assented to doe what they could,
So did the lord Hastings and lord Fauconbridge:
Which altogether promised they would
Set all their power the king's dayes to abridge:
But see the spite, before the brydes were flydge
The king had word and seasoned on the nest,
Whereby, alas, my freendes were all opprest.
16.
The bloudy tyrant brought them all to end
Excepted mee, which into Scotland scapt,
To George of Dunbar th'earle of March, my frend,
Who in my cause all that hee could ey scrapt:
And when I had for greater succour gapt,
Both at the Frenchmen and the Fleming's hand,
And could get none, I tooke such as I fand.
17.
And with the helpe of George my very frend,
I did enuade Northumberland full bolde,
Whereas the folke drewe to mee still on end,
Bent to death my party to upholde:
Through helpe of these, full many a fort and holde,
The which the king right manfully had mand,
I easely wonne, and seised in my hand.
18.
Not so content (for vengeance draue mee on)
I entered Yorkshire, there to wast and spoilt:
But ere I had far in the countrye gone,
The shriffie thereof, Rafe Rokesby did assoyle
My troubled hoast of much part of our toyle:
For hee assaulting freshly tooke through power,
Mee and lord Bardolph both, at Bramham More.
19.
And thence conveyed us to the towne of Yorke,
Until hee knewe what was the kinge's entent:
There loe lord Bardolph kinder than the storke,
Did lose his head, which was to London sent,
With whome for friendship mine in like case went,
This was my hap, my fortune or my faute,
This life I led and thus I came to naught.
20.
Wherefore, good Baldwine, will the peeres take heede,
Of slaunder, malice, and conspiracy,
Of couetise, whence all the rest proceede,
For couetise joynt with contumacy,
Doth cause all mischiefe in men's hartes to breede:
And therefore this to esperance my word,
Who causeth bloudshed shall not escape the sword.
Мой перевод:
Как Генри Перси, граф Нортумберленд, был за свое алчное и изменническое покушение предан смерти в Йорке, в году 1407.
1.
Род, мощь, казна – подчинены судьбе.
С твоей, Сенека, я согласен мыслью.
Нет благ непреходящих на земле,
И непременно лишь заботам длиться.
С гремящим барабаном жизнь сравнится:
Звучит потише – будем пировать,
Но громче бьет – и едем воевать.
2.
Что так и есть, пришлось мне доказать.
Я, Перси, графом был Нортумберлендом.
Раз, Болдуин, ты взялся описать
Властей паденья, расскажи об этом.
Пусть мне подобных я снабжу примером:
Хоть был иных я королей грозней,
Вслед взлету крах – игра судьбы моей.
3.
Коль вспомнить род – из знатной я семьи.
Храбрец был, мной привыкли восхищаться.
Кого страшились столь же в дни мои?
Я часто в бегство обращал шотландцев,
Врагам грозил – в том Ричард убеждался:
При нем шотландцы позабыли бунт,
Моим трудом – сдаются иль падут.
4.
Мой брат, граф Вустер, был у короля
В почете и всегда при деле важном,
И сына мне дала жена моя,
Который бил шотландцев столь отважно,
Что с юных лет уже для них был страшен
Так, что Горячей Шпорой прозван стал.
Не льщу я, сын признанье с тем снискал.
5.
При Ричарде успех был нам троим,
Но провести нас всех судьба решила,
Меня – всех больше. Королем гоним
Я стал, хоть с очевидностью безвинно.
Изменником назвал он без причины.
К злодейству подтолкнула клевета:
Я то свершил, чего бежал всегда.
6.
Остерегайтесь верных оскорбить,
Во зле винить, коль зло они изгнали.
Гнев – от бесчестья, вслед стыду – губить.
Решатся те, кого оклеветали,
На то, о чем сперва не помышляли.
Коль не поймут, не ценят нас – грустим,
Но оговора – не перенести.
7.
Король мне зря бесчестье причинил –
И вправду я его возненавидел.
Он на войну в Ирландию отплыл,
Что заговор создам я, не предвидел.
Поддался герцог Йоркский, и другие –
И вскоре власти был король лишен,
А Болингброку отдали мы трон.
8.
Хотя свою причину я назвал,
Мы подчинились принужденью, право:
Законы Божьи Ричард презирал,
Вершил убийства, сделал грех забавой.
Года, совет – с таким не сладят нравом.
Мы думали: державу мы спасем,
Коль власть преступную, восстав, снесем.
9.
Но Генрих Болингброк ту власть сменил –
И оказался даже худшей властью.
Знать уничтожил, Ричарда убил –
Нам клятву соблюдать не собирался.
Все поводов искал, чтоб препираться.
Потребовал, наглец: пусть я и сын
Ему шотландских пленных отдадим.
10.
Был Эдмунд Мортимер, племянник мой,
Пленен Глендауэром, в темницу брошен.
И выкупать его не стал король.
Некстати Мортимер вернуться может:
Он был наследник Ричарда неложный.
Просили с братом – Генрих гнев явил,
В измене Мортимера обвинил.
11.
Опять обида – заговор опять:
Чтоб Генриха короны мы лишили,
Как Ричарда. Чтоб делу – не стоять,
Кузену мы свободу возвратили,
Глендауэра в план свой посвятили.
Был договор наш: свергнем короля
И на три части делится земля.
12.
Король узнал о плане и спешил
К Глендауэру на встречу, чтоб сражаться:
Бить силой по отваге он решил.
Я захворал – нечистый так вмешался.
А брат, сын – благородства больше счастья –
С шотландским войском к Шрусбери пришли.
Там с королем жестокий бой вели.
13.
Взят и убит один был, а другой
Погиб, Глендауэр в бегство обратился.
Но выкрутился я, раз был больной:
Что ничего не знал я, притворился.
Обман мне больше силы пригодился –
Бывает так. Поверил государь,
Что я не знал о том, в чем был главарь.
14.
Считаясь снова другом короля,
Пути отмщенья я искал усердно,
Хотел скорейшего успеха я.
Епископ Йоркский приобщился к делу,
И графу-маршалу я все поведал,
Чей был отец к изгнанью присужден,
Брат Йоркского епископа – казнен.
15.
Согласье дали названные мной,
А также лорды Фоконбридж и Гастингс,
Чтоб поскорей дух испустил король,
Что cмогут, делать – но судьба смеялась:
Еще птенцы в гнезде не оперялись,
Как хищник на гнездо – король – напал,
Друзей моих безжалостно пожрал.
16.
Их всех кровавый порешил палач,
Лишь я сумел в Шотландии укрыться.
Джордж Дамбар принял там меня, граф Марч –
Всегда я мог на друга положиться.
Хотел я большей помощи добиться,
Французы и фламандцы отказать
Решили мне – я взял, что смог сыскать.
17.
Друг Джордж помог мне, и Нортумберленд
Я захватил, где многие мне верность
Хранили – был мне жителей привет,
Им насмерть за меня стоять хотелось.
С их помощью взял не одну я крепость.
Король с отвагой крепости держал,
И все же я легко их отобрал.
18.
Но было мало – я ведь мстить хотел.
Вошел я в Йоркшир, жег его и грабил,
Но углубиться в край я не успел:
Шериф Рейф Роксби свежие возглавил
Войска и от трудов меня избавил.
Я и лорд Бардольф были пленены,
С пути при Брамем-Муре сведены.
19.
Плененных, отвезли нас в город Йорк –
От короля там дожидаться слова;
Лорд Бардольф добр был, но спастись не смог:
Бедняги голову послали в Лондон.
Послали и мою в ларце подобном,
За дружбу. Случай то, судьба, вина? –
Так прожил я, так наступила тьма.
20.
Вот, Болдуин, пусть стережется знать
Своих злословья, заговоров, злобы.
Пусть алчности не станет поощрять,
Ведь в ней – всей мерзости людской основа,
Коль алчность станет к бунту призывать.
Пусть как девиз мой, Esperance, звучит:
Проливший кровь меча не избежит.
Перевод 06.05.2022, 12-14.07.2022
Предан смерти в Йорке, в году 1407 - исторически Нортумберленд погиб в битве при Брамем-Муре в 1408 г. Эта битва упоминается в конце стихотворения.
Болдуин - по-видимому, имеется в виду Уильям Болдуин, один из авторов сборника "Зеркало для магистратов".
Ричард - король Англии Ричард II (1367 – 1400, правил в 1377 – 1399).
Мой брат, граф Вустер - Томас Перси, граф Вустер (1343 – 1403).
Сына мне дала жена моя – в оригинале женой Нортумберленда названа Элинор Мортимер (dame Elinor Mortimer). Исторически он был женат на Маргарет Невилл, и затем на Мод де Люси.
Сын – Генри Перси Хотспер (Гарячая Шпора) (1364 – 1403), cын Нортумберленда и Маргарет Невилл.
Герцог Йоркский - Эдмунд Ленгли, герцог Йоркский (1341 – 1402).
Болингброк - будущий король Англии Генрих IV (1367 – 1413).
Эдмунд Мортимер - в данном случае, как и в первой части шекспировской хроники "Генрих IV", объединены два человека: сэр Эдмунд Мортимер IV (1376 – 1409), пленник и затем зять Оуэна Глендауэра, называвшего себя принцем Уэльским предводителя восстания в Уэльсе, и Эдмунд Мортимер, пятый граф Марч (1391 - 1425), возможный наследник свергнутого Ричарда II.
Кузену мы свободу возвратили – Мортимеру (кузену – родственнику по боковой линии. Так же в оригинале).
Взят и убит один был, а другой Погиб – один – Вустер, другой – Хотспер.
Епископ Йоркский – Ричард Скруп (ок. 1350 – 1405), казненный за участие в восстании против Генриха IV и выведенный во второй части шекспировской хроники "Генрих IV". Архиепископ Йоркский, но в оригинале назван епископом (bishop).
Лорд Бардольф добр был – в оригинале "добрее аиста".
Esperance (фр. надежда) – девиз рода Перси. В первой части шекспировской хроники "Генрих IV" его восклицает Хотспер.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964164
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 29.10.2022
- Исследователь, добрый день! Читал я,
Как прошлое ты воскрешаешь нынче,
Как сочетаешь факты для картины,
Как доказательства найти умеешь,
То смело заявить, то опровергнуть.
Ты для меня учитель, лучше - нет,
И знания даешь мне, и сюжет.
- День добрый, сочинитель! Что ж, приятно,
Что похвалы меня ты удостоил,
Что факты не всегда ты презираешь,
Что счел того, кто служит им, полезным,
Хоть изредка полезным... Я утешен.
Ведь чаще я тебя с трудом терплю:
Уж слишком ценишь выдумку свою.
- Чем то, что я пишу, тебе противно?
- Тобою правда не всегда любима.
Признаю: правде изменяют также
Мои товарищи - кто льстить желает,
Кто власти, что неправедна, страшится,
Кто ищет правды, но настойчив мало...
А ты посеешь вымысел законно.
Пусть буду возмущаться - все равно,
Тебе выдумывать разрешено.
- Жаль, что меня к лжецам ты причисляешь:
Ведь опираюсь на твои исканья,
А коль предположу - не утверждаю,
Что ошибиться не могу... Послушай,
Давай читателя судьей назначим.
Коль хочет, пусть осудит он меня,
К твоим трудам почтение храня.
- Но кто читатель этот будет? Право,
То изберет он, что ему по вкусу.
Его хитро ты словом очаруешь,
Хитро... иль славно. Я придумал выход:
О жизни в прошлом сам рассказ сложу я
И сделаюсь твоим учеником,
Науке верность сохранив при том.
- На том спасибо! Вымысел с обманом
Не станем смешивать - ведь есть различье.
Я - честный выдумщик, твой труд - основа
Для выдумки моей. А коль удастся,
Что не доказано, то - угадаю.
Покуда ты не сможешь доказать,
Позволь мне, что представлю я, сказать.
16-17.10.2022
P.S. Конечно, писателем и историком может быть один человек, но в этом моем стишке это разные персонажи. Или же это раздвоение одной личности, что, может быть, даже интереснее.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964077
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 28.10.2022
О много битой серьезности
Ну, давайте ударим еще раз
Серьезного человека,
Ведь на празднике шутников он - большая помеха.
Никогда не поймет он, наверно,
В чем провинился:
Он, чудя, не боится быть скучным - как с этим мириться?
Если злой, глупой шутку сочтет он,
Не станет смеяться.
И откуда в общенье такой малой гибкости взяться?
Если что-то он скажет, то это
В виду и имеет.
Если трудное что нужно сделать, он сил не жалеет.
А бывает, серьезный увидит
Обычное странно:
Если мельницу встретит, то в ней узнает великана.
Ах, сюжет этот стар, но над ним мы
Все так же смеемся:
Раз уж он повторяется, тоже не отвернемся.
А бывает еще, в диалоге
Возникнет угроза:
Шутников обвинит в том серьезный, что слишком серьезны.
Для забавы без удержу странный
Предстанет помехой...
Чтоб шутить не мешал, и бьют серьезного человека.
04.10.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964076
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 28.10.2022
Мій твір на тему «образ принцеси Катерини де Валуа у шекспірівській п’єсі «Генріх V».
(Чому викладаю його сьогодні: у історичного прототипу цього літературного персонажа сьогодні, 27 жовтня, день народження. Тільки календар змінився).
Мені подобається шекспірівська п’єса «Генріх V», але найперша причина, з якої вона мені колись сподобалася — сцена залицяння Генріха-переможця до його майбутньої нареченої, принцеcи Катерини де Валуа. Згодом виявилося, що у цій п’єсі є ще багато такого, що для мене, та й не тільки для мене цікаво: образ ідеального короля (що обговорюється.. та обговорення також викликає цікавість), європейські правила війни початку XV ст. і їх відмінності від сучасних для нас, мир у Труа — «дві держави і один король…» Та все це звернуло на себе мою увагу згодом, — коли виявилося, що це має звернути на себе мою увагу і може бути для мене зрозумілим — а насамперед я помітила, хоча вона й наприкінці п’єси, сцену Генріха і Катерини. У цьому сором зізнаватися? Мабуть, що ні. Чому читачці й глядачці має бути байдужа бесіда героя знаменитого циклу п’єс з його майбутнім подружжям? Можна, звичайно, зробити суворе личко й заявити: «Ні, війна і мир важливіші, контраст відповідального англійського короля і пихатого французького дофіна Луї важливіший, поводження короля із підданими перед великою битвою і після неї важливіше…». І це буде правдою. Тільки тим самим — і вже стосовно мене — буде підтверджена точність того зауваження, яке у цій самій сцені з принцесою шекспірівський Генріх V робить стосовно її, принцеси Катерини: » Я знаю, що ти мене кохаєш. Увечері, в спальні, ти розпитуватимеш про мене свою фрейліну і, звичайно, ганитимеш те, що тобі найбільше припало в мені до серця». (Переклад В. Ружицького. Фрейліну — це придворну даму Алісу, яка раніше навчала принцесу основам англійської мови і тепер виступає як перекладачка, що її страхує).
Катерина де Валуа (1401-1437), як ми пам’ятаємо, у першому шлюбі — дружина англійського короля Генріха V Ланкастера і мати його спадкоємця, Генріха VI, а у другому шлюбі — дружина валлійця Оуена Тюдора і бабуся Генріха VII, першого короля нової династії Тюдорів. Нещасний Генріх VI успадкував душевну хворобу свого діда по матері, французького короля Карла VI, але в шекспірівських хроніках він зображений не як хворий — лише як слабкий. Три з чотирьох п’єс першої тетралогії присвячені царюванню сина Катерини, а в четвертій приходить до влади її онук від другого шлюбу, що вважається великою радістю, та ані сама Катерина, ані її другий шлюб у першій тетралогії не згадуються. Перший чоловік Катерини, Генріх V, у першій тетралогії згадується декілька разів з повагою. Дія першої тетралогії починається з його похорону, що знаменує перехід від епохи перемог до епохи реваншу й внутрішніх лих.
У другій тетралогії шекспірівських хронік у її головного героя, розумного принца Генріха (якого Фальстаф і Пойнс звуть «Хал», в українському перекладі Д. Паламарчука «Генрусик»), а згодом — переможного короля Англії Генріха V, при його присутності на сцені у трьох п’єсах тетралогії з чотирьох, дуже довго немає любовної лінії. Коли він вперше не з’являється, а згадується наприкінці «Річарда II» (акт 5, сцена 3), з його переданих батькові слів складається враження, що принц, майбутній герой, бажає жартувати з кохання так само, як і з лицарського кодексу:
«Персі Я, пане, два дні тому бачив принца
Й про поєдинки в Оксфорді сказав.
Генріх Що відповів джигун?
Персі Він відповів, що піде в дім розпусти,
І рукавичку вихопить у хвойди,
И натягне, як любовний подарунок,
І зсадить в ній найдужчого з коня».
(Переклад В. Струтинського)
І ця заява мала б шокувати, та Генріх-батько підказує глядачам, як її слід сприймати:
Розпусник він і відчайдух, та в цім,
Одначе, іскорки надії бачу,
Що з часом мають запалати ясно.
(Переклад В. Струтинського)
У першій частині «Генріха IV» принц і сер Джон Фальстаф спільно користуються милостями пані Спритлі, до того ж — у той час дружини поступливого чоловіка; як ми пам’ятаємо, вона потім овдовіє і вийде заміж за Пістоля. У другій частині «Генріха IV» (акт 2, сцена 2) Фальстаф у листі стверджує, що Пойнс поширює чутки, начебто принц збирається одружитися з сестрою Пойнса Нелл — принц спілкується з Пойнсом, але ріднитися з ним не збирається. Таке легковажне поводження без глибоких прихильностей до жінок відповідає реалістичному зображенню характеру начебто непутящого принца, та жіноча частина аудиторії п’єс може вирішити — хоча не сказати вголос: «Для майбутнього героя — замало!» Тому, коли в епілозі другої частини «Генріха IV» лунає обіцянка, що у наступній п’єсі з’явиться наречена Генріха, ця обіцянка може пролунати як довгоочікувана для жінок, які читають чи дивляться п’єсу: нарешті, ось вона!
Роль Катерини набагато менше за обсягом, ніж роль Генріха, та все ж … ця роль важлива. На ній завершується даний етап протистояння Англії і Франції, і ця роль — тієї, з ким головний герой другого циклу хронік одружується. Тому про цю маленьку жіночу роль слід поговорити детальніше (ми вже звикли до нього, яка ж вона буде?)
У епілозі другої частини «Генріха IV» обіцяно, що у наступній п’єсі циклу автор «забавить вас, показавши прекрасну Катерину Французьку» (переклад Д. Паламарчука, в оригіналі «make you merry with fair Katherine of France»). Красуня, яка забавляє, смішна для публіки красуня — поєднання, яке може здатися дещо неочікуваним, особливо коли йдеться про принцесу. Для нетеатральної принцеси воно може бути образливим. Катерина має забавити, але залишитись красунею; має бути красунею, але забавляти. Обіцяний у тому ж епілозі сер Джон Фальстаф у останній п’єсі циклу на сцену не вийде, хоча його останні хвилини там описуються. А ось смішну красуню Катерину глядачам покажуть, навіть якщо вона смішною бути не хоче. Втім, можливо, вона викличе глядацьку симпатію. Може, її пожаліють, а може — її вважатимуть розумнішою, ніж спершу здалося. Все це — за одного й того ж самого дуже невеликого обсягу тексту.
У п’єсі «Генріх V» наречена головного героя один раз згадується і двічі з’являється. Згадується вона, коли її батько, Карл VI відповідає на пред’явлені йому від імені англійського короля вимоги: король Франції пропонує Генріхові «Катерину, свою дочку, і разом з нею як посаг декілька дрібних і неприбуткових герцогств». І англійський король Генріх не задоволений такою пропозицією, «The offer likes not» (монолог Хора перед третім актом). З чого випливає, що обіцяна красуня-наречена ще не здатна врятувати від війни, її красою політичний розрахунок не скасовується. (Історично Генріх сватав Катерину і навіть заприсягся не сватати іншої, але запросив занадто великий посаг. Згодом, як відомо, він взяв її без посагу, але був визнаний спадкоємцем тестя).
Вперше Катерина з’являється на сцені (акт 3, сцена 4) у комічному епізоді після епізоду доволі страшного: після того, як її майбутній перший чоловік загрожує французькому місту Гарфлеру жорстоким розграбуванням і вбивством мешканців, якщо місто не здасться (акт 3, сцена 3). (Що за тодішнім правом війни, як і за правом війни часу написання п’єси — 1599 р. — законно). Комічна сценка з Катериною демонструє, що називається, культурний конфлікт. Принцеса, яка бажає познайомитись з англійською мовою, перекручує деякі зі слів, які вчить, між тим, як послужлива помічниця Аліса хвалить принцесу: та вимовляє нові для неї слова зовсім так само, як англійці. Потім настає момент для брутального жарту: що в одній мові — пристойні слова, те в іншій лунає схоже на непристойні. «Нога» (foot) і «сукня» («gown») англійською лунає як «статевий акт» (foutre) і «вагіна» (con) французькою, що вкрай бентежить Катерину: «Боже милостивий! Які погані, непристойні, грубі, соромітні слова! Хіба може їх уживати шляхетна дама? Нізащо в світі я не вимовила б цих слів при французьких вельможах(…) А проте, доведеться повторити ще раз весь урок » (Переклад В. Ружицького, оригінал французькою).
Найуїдливіший глядач або читач п’єси зауважить, що навряд чи юна принцеса має володіти арсеналом непристойних слів своєю мовою — радше жарт пасує для тієї частини англійської аудиторії п’єси, яка знайома з французькою мовою у відповідному обсязі. (Юна принцеса, за нашими уявленнями — дівчинка-підліток, адже історичній Катерині, 1401 року народження, під час цієї бесіди з Алісою, яка відбувається перед битвою при Азенкурі в 1415 р., має бути 13 років. 14 років їй виповниться через день після битви, 27 жовтня. Битва була 25 жовтня). Та жарт продовжує протиставлення англійців і французів, точніше — уявлення про них, у п’єсі: ті, чиї манери вважаються гіршими, воюють краще, так що гордувати щодо них не рекомендується. А ті, хто бажає на підставі цієї сценки робити висновки про характер юної Катерини, можуть побачити, що вона — допитлива, ініціативна, в міру примхлива. «Я так і кажу — л і к у ть, ш і я ї п і д в о р і т т я .» (Переклад В. Ружицького, оригінал французькою).
Головна сцена в п’єсі за участю Катерини — їх спільна сцена з Генріхом, який сватається, у п’ятому акті (акт 5, сцена 2). І тут з’ясовується, що найголовніше в ролі Катерини — те, як вона слухає. Шекспірівська дотепність обрушується на неї від імені англійського нареченого могутньою лавиною.
Все ж можна помітити, що від Катерини принаймні дві фрази вимагається сказати так, щоб це запам’яталося: «Хіба є можливо покохати ворога Франції?» і «Тоді цього бажати мені.» (Остання фраза — та, якою Катерина дає згоду на шлюб з Генріхом, якщо буде згодний її батько, король Франції Карл VI).
Мені, і мабуть що не тільки мені сцена залицяння Генріха до Катерини подобається контрастом між попередніми промовами короля і його теперішніми намаганнями освідчитися у коханні. Він як і раніше — завойовник, але цього разу — завойовник дівчини, яка має зрозумілі причини для холодності до нього. Від неї залежить, чи не заплатить він за успіх своїх завоювань нещастям у особистому житті. То що? Для сильного і честолюбного короля щастя у шлюбі з завойованою дружиною начебто зовсім не має бути на першому місці, але що, коли, вважаючись переможцем, він все ж відчуватиме тепер нестачу чогось непоправного? Для порівняння, в історичній хроніці ‘Histoire des ducs de Normandie et des rois d’Angleterre’, написаній Анонімом з Бетюну, наводиться діалог традиційно неуспішного і негативного короля Джона Безземельного з його другою дружиною, Ізабеллою Ангулемською. «Вам відомо, міледі, про все, що я втратив через вас». — «А я, мілорде, втратила найкращого лицаря в світі через вас». Джон відбив Ізабеллу в іншого нареченого, Юга де Лузін’яна, що створило привід для конфіскації Філіппом Августом його земель у Франції. Генріх, одружуючись із Катериною, не втрачає, а багато набуває в політичному плані, та все ж, якщо він набуде ще й жінку, яка не любить, перемога не буде повною, обернеться насмішкою над його геройством — принаймні у цій п’єсі, для її глядачів та читачів. При тому, що в п’єсі є знаменитий монолог успішного короля Генріха про ceremony — королівський ритуал, у перекладі В. Ружицького — пишноту, чия привабливість така оманлива (акт 4, сцена 1).
Знаменита п’єса має різні трактування, і сцена Генріха з Катериною не всім подобається — радше не всі коментатори читають її на користь літературного Генріха. Дуже значний коментатор Е. Герр назвав цю сцену дипломатичним згвалтуванням (a diplomatic rape) (Henry V, ed. Gurr, 12–15, 34–7), і та ж оцінка прижилась у інших коментаторів (наприклад, Park Honan. Shakespeare: A life). Н. Е. Мікеладзе у значній роботі «Шекспір і Макіавеллі: тема «макіавеллізму» у шекспірівській драмі» «Шекспир и Макиавелли: тема «макиавеллизма» в шекспировской драме» (Москва: ВК, 2005 г. 492 с.) бачить у цій сцені свідоцтво досконалого «макіавеллізму» головного героя тетралогії. Генріх, лицяючись до Катерини, грає одну зі своїх багатьох ролей, цього разу — простого хлопця, але при цьому не втрачає з виду політичних цілей. «Під маскою солдатської простоти, під личиною «людини прямої і чесної», яка не вміє говорити про свої почуття, час від часу проглядає «вперте, залізне обличчя» (stubborn outside, iron aspect) «найкращого короля своїх підданих» (Н. Э. Микеладзе, «Шекспир и Макиавелли: тема «макиавеллизма» в шекспировской драме» (Москва: ВК, 2005 г. 492 с.)
Бажаю заступитися — наскільки можливо заступитися. Успіх актора залежить від його контакту з глядачем. Хоча Кейт і каже Генріхові «me understand veil — я все зрозуміло», видимо, всього багатства дотепності нареченого, що складає його роль простого хлопця, вона оцінити не може, — принаймні, так, як англомовні глядачки п’єси (маю на увазі, звичайно, Катерину — персонаж у порівнянні із глядачками). Далі, попередня сцена з уроком англійської підказує, що саме такий спосіб спілкування для Катерини має бути незвичний, міг би здатися для неї занадто брутальним. Але про щирість Генріха Катерина може судити за якимось деталями, що не перекладаються — за звучанням голосу, жестами. А двічі у цій сцені, коли Катерина дорікає Генріхові за нещирість, це відбувається після того, як Генріх звертається до неї із наголошеною вишуканістю, у манері, до якої при французькому дворі вона мала звикнути більше. Один раз — на самому початку сцени, коли Генріх починає розмову з нею у віршах (і після цього він переходить на прозу, помічаючи про себе : ‘The princess is the better Englishwoman’, «З принцеси вийде непогана англійка» (переклад В. Ружицького), тобто так само, як англійки, вона стережеться лестощів. Можлива аналогія — з листом Гамлета до Офелії, який Полоній читає Клавдієві й Гертруді: також — на початку віршик, потім — проза і жарт, які, на погляд автора листа, мають пролунати краще. Інший раз — далі, коли Генріх осипає Катерину компліментами французькою. Вона зауважує тоді: «Ваша majestee (величність) знає досить fausse (фальшивих) французьких cлів, щоб обманити найбільш sage demoiselle (розважливу дівчину), яка є en France (у Франції)» (переклад В. Ружицького). Коли згадується його суворий вигляд (stubborn outside), можливо, це літературний Генріх дещо іронізує із зовнішності історичного Генріха, як її представлено на його найвідомішому портреті: таке обличчя («в очах криця відсвічує», переклад В. Ружицького), за словами літературного Генріха, заважає лицятися до жінок… Та у даному випадку це не мимовільна обмовка, що видає справжній характер того, хто говорить, а свідома його самокритика, яка стосується очевидного.
Та найбільше мені хочеться посперечатися ось із цим фрагментом: «Ставлення шекспірівського персонажа до музики і роль музики в його житті (ще частіше у передсмертні хвилини) завжди є важливим засобом характеристики героя. «Співоча смерть» короля Джона, благословення «тому, хто послав музику» Річарда II, навіть прохання Болінгброка про «ледь чутну музику» наприкінці… Генріха V, який називає мову нареченої, яку він щойно запевняв у своєму коханні, «ламаною музикою», — ймовірно, не зворушує музика, у нього «немає музики в душі». (Н. Э. Микеладзе, «Шекспир и Макиавелли: тема «макиавеллизма» в шекспировской драме» (Москва: ВК, 2005 г. 492 с.)
Якщо літературний Генріх чує в голосі Катерини музику, хоч і ламану (причому ламана вона тому, що Катерина розмовляє ламаною англійською) — виходить, музика для нього небайдужа, інакше він не вдався б до такого образу. Про історичного Генріха V точно відомо, що він був музикантом і композитором, залишаючись при цьому грізним государем і воїном: збереглися рукописи деяких музичних творів (‘Gloria’ і ‘Sanctus’ у збірці XV століття під назвою ‘the Old Hall manuscript’), що визнаються його творами (інформація про це є, наприклад, у книзі Vale M. Henry V: The Conscience of a King. New Haven and London. Yale University Press, 328 p. Chapter 6. The King and the Peaceful Arts. Music, its Patronage and Practice). Не єдиний приклад, коли в одній значній історичній особистості поєднуються таланти до музики і до військової справи. Літературний шекспірівський Генріх V, видимо, музичний не настільки: у першій частині «Генріха IV», у розмові з Фальстафом, він кепкує з лютні закоханого («Генріх IV», ч. 1, акт 1, сцена 2, і з погляду історичної точності згадка про лютню тут — анахронізм). Якби Шекспір знав про захоплення прототипу свого героя музикою, це перетворилося б на яскраву позитивну рису для Генріха з його п’єс.
Та історичний Генріх V також вільно говорив французькою, що робить сценку з Катериною з шекспірівської п’єси історично неможливою — хоча, справді, він говорив англійською публічно і підтримував використання англійської мови. Поява двох мов і мовної перепони у сцені з Катериною у шекспірівській п’єсі «Генріх V» може мати багато інтерпретацій у постановках — бути засобом створення і комізму, і дещо сумного комізму; бути засобом показати і віддалення між майбутнім подружжям, і таке віддалення, яке все ж буде подолане.
Мені більше хочеться (хочеться — це, зрозуміло, особиста перевага читача, та заснована на тексті) бачити у комічній принцесі Катерині не створювачку чергового приводу для майбутнього чоловіка грати роль, а, навпаки, — дзеркало, що спонукає його показати себе справжнім — у даному випадку таким, що бореться за кохання, без якого його ж велика воєнна перемога з нього сміятиметься. Те, що у цій же сцені продовжують згадуватися політичні інтереси Генріха, на мій погляд, не створює суперечності: він не має відмовлятися від їх переслідування, та це не означає, що він не може щиро хотіти сімейного щастя.
На того, хто звернеться до п’єси невідомого автора «Славетні перемоги Генріха V», що вважається джерелом другої шекспірівської тетралогії (висловлено також версію, що автором цієї п’єси міг бути молодий і поки що менш досвідчений Шекспір — Tillyard, E. M. W Shakespeare’s History Plays. New York, 1944; Pitcher, Seymour M. The Case for Shakespeare’s Authorship of «The Famous Victories». New York, 1961), очікує відкриття. Катерина там не розмовляє ламаною англійською мовою, що зменшує комізм ролі — взагалі змінює її. А крім цього, роль Катерини там значніша: вона навіть веде з майбутнім нареченим перемовини — точніше, справляє на Генріха психологічний вплив.
Видно схожість між відповідною сценою зі «Славетних перемог» і сценою Генріха та Катерини з «Генріха V»: так само Генріх називає французьку наречену «Кейт», так само запитує, чи може вона його покохати, так само Катерина вказує на лихо, яке він заподіяв тій стороні конфлікту, до якої вона належить, як на перешкоду для її кохання і наголошує, що підкоряється волі батька; так само Генріх говорить і про свою любов, і про політичні інтереси. Та помітна відмінність у деяких деталях. У «Славетних перемогах» Генріх оголошує глядачеві про свою любов до Катерини перш, ніж Катерина з’явиться на сцені — і це виключає сумніви у його щирості. Генріх у п’єсі » Генріх V» хоче кохати і бути коханим, але ще не кохає. Це його перша зустріч із нареченою, а за характером Генріх сильно відрізняється від Ромео і Орландо. Про історичного Генріха повідомляють, що він до першої зустрічі з майбутньою нареченою довго розглядав її портрет, але у шекспірівській п’єсі про це не говориться. У «Славетних перемогах» Катерина оголошує про свою прихильність до Генріха так, що і він, і глядачі про це чують; в п’єсі «Генріх V» вона не висловлює своїх почуттів, так що Генріх каже герцогові Бургундському, що поки що не збудив у ній кохання. А дві відмінності мабуть що особливо важливі. У «Славетних перемогах» Генріх запитує Катерину:
«Чи можеш ти кохати короля Англії?»
У «Генріху V» він запитує:
«Чи можеш ти мене покохати?» (Переклад В. Ружицького).
І так роль короля зникає, а залишається людина, яка шукає любові. (Можливо, аргумент на користь того, що Генріх, який розмовляє з Катериною, не грає простого хлопця, а щиро намагається боротися за її кохання).
У «Славетних перемогах» Катерина каже:
«Як мені кохати того, хто був такий жорстокий з моїм батьком?»
У «Генріху V» вона каже ламаною англійською:
«Хіба є можливо покохати ворога Франції?» (Переклад В. Ружицького).
І тут поворот — від особистого до спільного. Смішна молоденька красуня нагадує, що вона — принцеса, яка приймає близько до серця біди своєї країни. Ймовірно, вона може сказати ці слова так, щоб Генріхові стало не по собі.
Принцеса Кейт не належить до числа шекспірівських героїнь, які запам’ятовуються тим, що говорять і роблять. Вона не з того ж ряду, що Джульєтта, Порція, Беатріче, Розалінда, Віола. Але … у таких випадках потрібне «але». Катерина втілює собою примирення сторін, які ворогують. Король Генріх, її майбутній перший чоловік — воїн, який поновив війну, а його зустріч і поєднання в шлюбі з нею війну припиняють. (Наступні воєнні дії проти брата Катерини Карла, майбутнього Карла VII в п’єсі не відображено). Катерину можна розглядати як комічну протилежність Генріха, з якою вони взаємно притягаються і присутність якої дозволяє йому проявити себе. Забавно, що вона, отже, потрапляє до тієї ж групи персонажів, що й настільки несхожі на неї Флюелен і навіть сер Джон Фальстаф. Генріх дуже активний, Катерина — значно менше, та за сюжетом п’єси «Генріх V» він рухається до неї, їх зустріч відмічає розв’язку. Катерина, за невеликої ролі й комічних рис, — символ відновленого миру в п’єсі про війну. І тому вона значніша, ніж звичайно виглядає — і має виглядати — з першого погляду.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=964011
рубрика: Проза, Лірика кохання
дата поступления 27.10.2022
Историческая валентинка в стихах.
Джон Лидгейт (ок. 1370 — ок.1451), плодовитый английский поэт и последователь Чосера (на этот раз точно он), написал стихи о возлюбленной по поводу знаменитого праздника, Валентинова дня. Будучи бенедиктинским монахом, стихи он создал такие, что они вполне согласуются с этим его образом. Стихи прославляют даму сердца автора, но при этом обращены к другой даме — к королеве Кейт… то есть к Екатерине де Валуа, дочери короля Франции Карла VI, а ко времени написания этих стихов Лидгейта — королеве-матери в Англии, то есть — вдове Генриха V и матери Генриха VI Ланкастеров. По-видимому — еще не жене Оуэна Тюдора, или же об их любви еще не стало известно. То, что стихи написаны для Екатерины, и обратило на них мое внимание. Я пока не видела их других переводов.
Источник оригинала:The Minor Poems of John Lydgate. Edited from all available mss., with an attempt to establish the Lydgate Canon by Henry Noble MacCracken, Ph. D. Assistant Professor of English in Yale University London: Published for the Early English Text Society by Kegan Paul, Trench, Trübner & Co., Ltd, and by Henry Frowde, Oxford University Press, 1911. — V. 1 — P.304-310.
Оригинал:
John Lydgate
A Valentine to Her that excelleth all
Lo here beginnethe a balade made at pe reurence of our lady by daun Johan Lidegate the Munke of Bury in wyse of chesing loues at Saint Valentynes day.
Saynt Valentyne, of castume yeere by yeere,
Men have an vsance in this Regyoun
To looke and serche Cupydes Kalendere,
And cheese theyre choys by great affeccion; —
Such as beon pricked by Cupydes mocion,
Taking theeyre choyse, as theyre soort dothe falle
But I loue oon whiche excellithe all.
Some cheese for fayrnesse and for hey beaute,
Some for estate, and some for rychesse,
Some for fredame, and some for bountee,
Some for theyre poorte and theyr gentylees,
Some for theyre plesaunce and some for theyre goodnesse,
Lyche as the chaunce of theyre soorte doth falle,
But I love one which excellece alle.
I chase thate floure sithen goon ful yoore,
And euery yeere may choyse I shall reneuwe,
Vpon this day conferme it euermore,
Sheo is in love so stedfast and so truwe;
Who louethe hir best, hit shal him neuer ruwe,
Yif such a grace vn-to his soort may falle,
Whame I have chose for she excellese alle.
Men speke of Lucresse that was of Roome towne,
ffor wyvely trouth founded on clennesse,
Some wryte als of Marcea Catoun
With laude and prys for hir stedfastnesse;
And some of Dydo for hir kyndnesse,
(ffortune such happe leet upon hem falle)
But I love oone pat excelles alle.
Rachel was feyre, Lia was eke feconde,
And ryche also was the qweene Candace,
So in hir tyme Right fayre was Roosamounde,
And Bersabee hade a goodely face,
Of Kyng Dauid she stoode so in the grace,
ffirst whane his look he leet vpon hir falle,
But I loue oone whiche excellese alle.
Be noble kyng, the mighty Assuere,
Cherisshed Hester for hir gret meeknesse,
ffor wommanhed and for hir humble chere,
Made hir a qweene, and a gret Pryncesse;
To the Juwes lawe she was defenseresse,
In sodein mescheef that did vpon hem falle,
But I loue oon which excellese alle.
Saba came fer for kyng Salamon
To seen his richchesse and his sapience,
His staately housholde, and his hye Renoun,
Gaf him presence of gret excellence,
Herde his proverbes and his gret prudence,
Where as he seet in his royal stalle,
But I loue oone, that excellese alle.
What shal I seyne of qweene Penelope?
Or in Greece of the qweene Alceste?
Of Polixeeene other of Medee?
Or of qweene Heleyne holden the fayrest?
Lat hem farewell! and let her name rest!
My ladyes name theyre renoun doothe appalle,
Whome I have chose for she excellse alle.
Tesbe the mayde borne in Babyloun
that loue so weel the yonge Pyramus,
And Cl[e]opatre of wlful mocyoun
List for to dye with hir Antonyus.
Sette al on syde oone is so vertuous
Whiche that I do my souerein lady calle,
Whame I loue best for she excellepe alle.
Gresylde whylome hade great pacyence,
As hit was prened fer vp in Itayle,
Pallas Mynerua haden eloquence,
And Pantasilia faught in plate and mayle,
And Senobya lyouns wolde assayle,
To make hem taame as Oxe is in a stalle,
But I love oone, that excellese alle,
And if I shall hir name specyfye,
that folk may wit whiche shee should be,
this goodley fresshe called is Marye,
A braunche of kynges, that sprange of Iesee,
that made the lord thorughe hir humylyte
To let his golddewe in-to hir brest dovne falle,
To bere the fruyt which should saue vs alle.
I mene thus, whame the Holy Goost alight
In-to hir brest, to saue vs euerych oone
Right as the dewe, with siluer dropes bright,
ffell vpon the flees of Gedeoun,
And as the yerde also of Aaroun
Bourjouned, and bare fruyt to surge oure galle,
Whome I loue best, for sheu excelles alle.
Clpippes is probably a corruption of eclipse.
She of oure yvel adawed hathe the clippes,
Oure victorye of the serpent wonne,
this is sheo, that whylome in papocolippes
Saint Iohan the apostel sawe clothed in [a] sonne;
Mankyndes Ioye at hir was first begonne,
Refuyt to synners pat for help do calle
To hir of goodnesse, which excellese alle.
This is the mayde, which on pawtere, awtere
With chyde in armys appered plenly thanne,
And shoone for brightenesse as any sonne cleere,
To-fore themperour cleped Octonyon
And he felle donne and worship hir began,
Lefft his pryde and gan hir socour calle,
To hir of goodenesse, that excellese alle.
Sheo was cheef roote of oure saluacyoun,
that first for man the helthe gan pourchace,
Whame Gabryell with salutacyoun,
Gane frome the lord hir salue in the place,
Sheo brought first Theofilus to grace,
Out of the meecheef that he was Inne falle,
Whame I loue best, for she excelles alle.
Men at theyre lust may boothe cheese and leet,
Lyche as love doothe theyre hertes distreyne,
Kateryne was goode and sainte Margarete,
Agnes Agas and Marye Magdaleene.
Fydes Lucya and also sainte Eleyne.
But of my soort the soort is so befalle,
I loue oon best, for sheo excellethe alle.
Affter theyre hertes to euery man is free,
Who euer sey nay, in loue for to cheese ;
In choys of love ther is gret libertee
Euery sesoun, wheper hit thowe or freeze;
And for my part, by eause me list not leese,
Ne in my choyse per may no meschief falle,
I haue choose oon which pat excellepe alle.
Frome yeere to yeer for neeglygence or rape,
Voyde of al chaunge and of nufanglenesse,
Saint Valentyne hit shal me not escape
Vpon thy day, in token of stedfastnesse,
But that I shal conferme in sikurnesse
My choys of nuwe, so as it is befalle,
To love hir best, whiche that excellethe alle.
Lenvoye
Noble pryncesse, braunche of flour delys,
Whas goodenesse thoroughe the worlde doop shyne,
So wl avysed, so prudent, and so wys,
Saint Clottis blood, and of that noble lyne!
Lowly beseeche I, confeeme and termyne
To yif me love, lyche as it is befalle,
To love hir best that excellepe alle.
With humble herte beseeching that virgine,
Whiche is moost feyre, moost bountevous and goode,
To sixst Henry, his moder Kateryne,
To sheede hir grace, and to theyre noble bloode;
And Cryst Iesu, that starf vppn the Roode,
Haue on vs mercy, whane we for help calle,
For love of hir, pat excellepe alle!
Мой перевод:
Джон Лидгейт
Валентинка Славнейшей из жен
Гляньте, здесь начинается баллада, сложенная в честь Богородицы отцом Иоанном Лидгейтом, монахом в Бери, в виде стихов о выборе возлюбленной в Валентинов день
В день Валентинов есть у нас в краю
Обычай, что блюдем мы год за годом:
Мужчина каждый милую свою
Находит в справочнике Купидона,
Его приказы слушая покорно.
Судьбе любого выбор подчинен,
Но я люблю Славнейшую из жен.
За красоту иные изберут,
Иные выбирают за богатство,
Иные вольность иль щедрость чтут,
Изяществом манер еще пленятся,
Еще к любезной, к доброй устремятся.
Найдут, что мило, — выбор совершен,
Но я люблю Славнейшую из жен.
Уже давно избрал я свой цветок,
И каждый год я повторяю выбор,
В день этот подтверждаю: выбрать смог.
Она верна и любит очень сильно;
Тот не найдет раскаяться причины,
Кто лучший Ей слуга: он награжден —
Ведь я люблю Славнейшую из жен.
О римлянке Лукреции молва:
Что чистоту супруги воплотила,
А Марция, Катонова жена,
Известна тем, что стойкость проявила;
Дидона доброте не изменила
(Такой их приговор судьбы нашел) —
Но я люблю Славнейшую из жен.
Рахиль взяла красой, а Лия — та
Детьми; была Кандакия богата;
В преданье — Розамунды красота;
Вирсавия была лицом приятна,
Царя Давида увлекла изрядно:
Раз на нее взглянул — и был влюблен,
Но я люблю Славнейшую из жен.
Могучий Артаксеркс Эсфирь вознес,
В ней женственность и скромность оценил он.
Нрав кроткий ей отличия принес:
От мужа сан царицы получила.
Она закон евреев защитила,
Народ ее был от беды спасен —
Но я люблю Славнейшую из жен.
А к Соломону гостьей прибыла
Царица Савская, чтоб убедиться,
Cколь мудр он, сколь богат; его дела
И двор царицу звали восхититься.
Царь притчи ей сказал и поделился
С ней знаньями, его был пышен трон —
Но я люблю Славнейшую из жен.
О Пенелопе что могу сказать?
Иль о царице греческой Алкесте?
Как Поликсену иль Медею звать?
Что о Елене, красотой известной,
Скажу? Забуду их я для Чудесной!
Она затмила славу тех имен,
Мной избрана Славнейшая из жен.
А Фисба в Вавилоне родилась,
Любила крепко юного Приама.
Антоний умер — смерти отдалась
И Клеопатра, своевольна нравом.
Одна достоинства все сочетала —
То Госпожа моя, пред кем склонен,
Кого люблю — Славнейшая из жен.
Смогла Гризельда многое стерпеть —
В Италии о том поведать рады;
Минерва речь могла вести, как петь,
И Пентесилия сражалась в латах.
Зенобии был львиный лов — забава:
Как в стойле бык, был ею лев смирен —
Но я люблю Славнейшую из жен.
Коль нужно имя Госпожи моей,
Чтоб знали люди, кто Она такая,
Она — Мария. Предки — Иессей
И род царей, а скромность — основанье
Рожденья Бога. Пала золотая
На грудь Ее роса, чтоб принесен
Был Ею Плод и был Им мир спасен.
Я разумею вот что: Дух Святой
Сошел к Ней, чтоб спастись людскому роду,
Как та роса, что, капель чередой
Упав, руно смочила Гедеона,
Сверкая серебром; как Аарона
Жезл цвел, дал плод — и каждый исцелен.
Кого люблю — Славнейшая из жен.
Затмение злу послано Женой,
Над змеем нам победа Eй дается.
Ее апостол Иоанн святой
Зрел в «Откровенье» облеченной в солнце.
Вся наша радость от Нее берется,
К Ней каждый грешник в горе обращен,
Она добра, Славнейшая из жен.
Она — та Дева, что на алтаре,
Держа Ребенка на руках, предстала
В сиянии — свет солнца не сильней —
Пред императором Октавианом,
И пал пред Ней, Ей поклоняться стал он,
Была забыта гордость — и пришел
За помощью к Славнейшей он из жен.
Она — спасенья нашего исток,
С Ней людям искупление открылось.
Ей Гавриил приветствие изрек,
Так благодать в Ней Божия явилась.
Феофил первый получил с Ней милость,
А до того он в скорбь был погружен.
Кого люблю — Славнейшая из жен.
Мужчины вслед желанию спешат,
Приязнь, любовь — их выбора причины.
Екатерина, Маргарита — клад
И святы, и Агнесса, Магдалина;
Луция и Елена — также чтимы.
Но я-то знаю, с Кем соединен:
Ее люблю, Славнейшую из жен.
Сердца всегда свободны предлагать
Мужчины, не отвергнуть им свободы.
Преград им мало, чтоб любовь избрать
В любую пору — и в жару, и в холод.
Что до меня, играть мне не угодно
И выбор мной не будет изменен:
Избрал Ее, Славнейшую из жен.
Из года в год все то же я скажу,
Не мне — забыть, не мне — за новым гнаться;
Всяк Валентинов день я с тем же жду
И выскажу охотно постоянство.
Что б ни было — не стану колебаться
И будет вновь мой выбор подтвержден:
Люблю Ее, Славнейшую из жен.
Посылка
О королева, лилии дитя,
На целый мир свет доброты вы льете,
Мудры, разумны, знание ценя,
И от святой Клотильды род ведете!
О милости молю вас: cоизвольте
Любви мне дать — пусть буду наделен,
Чтоб лучше чтить Славнейшую из жен.
К Ней со смиреньем обращаюсь я —
К Прекраснейшей, Щедрейшей и Добрейшей:
Пусть Генриха Шестого, короля,
Хранит и мать его, и род знатнейший;
Как и Господь наш, на Кресте умерший,
Да явит милость нам, когда зовем, —
Ведь любит Он Славнейшую из жен!
Перевод 18-22.09. 2022
Примечания переводчицы:
В переводе применено написание заглавной буквы, свойственное русскому языку, когда речь идет о Богородице (поскольку уже в подзаголовке оригинала объявлено, кто именно — дама сердца автора).
Марция, Катонова жена — здесь: Марция (около 79 — после 49 г.г. до н.э.), жена Марка Порция Катона Младшего, Утического. Беременную Марцию ударила молния, и она потеряла ребенка, но сама уцелела; у нее были и другие дети. Катон Утический разводился с Марцией, но потом вновь женился на ней.
Рахиль взяла красой, а Лия — та Детьми — буквально: «Рахиль была прекрасна, а Лия была также плодовита». Cогласно Библии (Книга Бытие 29), старшая сестра, слабая глазами Лия, навязанная в жены патриарху израильского народа Иакову, родила ему шесть сыновей и дочь, не считая детей от наложницы, признанных по обычаю детьми Лии; младшая сестра, более красивая Рахиль, в которую Иаков влюбился сначала, родила ему только двух сыновей, не считая детей от наложницы, признанных по обычаю детьми Рахили.
Кандакия, или Кандака — титул правящих цариц древнего царства Куш, которое существовало в северной части территории современного Судана с IX или VIII века до н.э. по IV век; eго название в Синодальном переводе Библии передано как «Ефиопия» и применено по крайней мере к трем разным странам. Согласно Библии (Деяния святых апостолов 8:27-39), eвнух, хранитель всех сокровищ Кандакии, царицы Ефиопской, был крещен апостолом Филиппом.
Розамунда — по всей видимости, Розамунда де Клиффорд (ум. 1176), любовница короля Англии Генриха II Плантагенета, мужа Алиеноры/Элеоноры Аквитанской.
Пентесилия (Пентесилея, Пенфесилия) — царица амазонок, сражавшаяся в Троянскую войну на стороне Трои и погибшая в битве от руки Ахилла.
Зенобия (240 — после 274) — царица Пальмиры, объявившая о независимости от Рима, но потерпевшая поражение.
Руно Гедеона — согласно Библии, «И сказал Гедеон Богу: если Ты спасешь Израиля рукою моею, как говорил Ты, то вот, я расстелю здесь на гумне стриженую шерсть: если роса будет только на шерсти, а на всей земле сухо, то буду знать, что спасешь рукою моею Израиля, как говорил Ты. Так и сделалось: на другой день, встав рано, он стал выжимать шерсть и выжал из шерсти росы целую чашу воды» (Книга Судей 6:36-38).
Жезл Аарона, Ааронов жезл — согласно Библии, жезл Аарона, брата Моисея, ‘расцвел, пустил почки, дал цвет и принес миндали’ (Книга Чисел 17: 8) в знак избрания Левиина колена (левитов) на служение Богу. Жезл Аарона считается символом Богородицы.
ФеОфил — к нему, по всей видимости, обращены Евангелие от Луки и Деяния святых апостолов; его принято называть ФеОфил, а не ФеофИл.
Святая Клотильда (около 475 — между 544 и 548) — вторая жена знаменитого Хлодвига I Меровинга, короля франков. О королева (буквально «благородная принцесса»), лилии дитя — Екатерина де Валуа (1401—1437), дочь короля Франции Карла VI, на момент написания оригинала — вдовствующая королева Англии, вдова Генриха V и мать Генриха VI Ланкастеров.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=963989
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 27.10.2022
Поэма о двух значительных эпизодах Столетней войны, бывших в начале XV века: осаде англичанами Гарфлера и битве при Азинкуре. Опубликована поэма около 1530 г. без имени автора. Автором часто (в частности, в источнике оригинала) признается известный английский поэт Джон Лидгейт (ок. 1370 - ок.1451) - монах-бенедиктинец, последователь Чосера и очень плодовитый автор.
При наличии художественных вольностей, жестокость средневековой войны здесь показана; характер короля Генриха V изображен как сложный - чего и следовало ожидать. Автор выражает королю свою симпатию.
В изданиях, которые я нашла в электронной форме и сравнила, заголовки частей поэмы проставлены на полях (такое впечатление, что они привнесены редактором). Поэтому в переводе я заголовки частей вписала сбоку от основного текста и взяла в скобки.
Источник оригинала: An English Garner. Ingatherings from our history and literature by Edward Arber, F.S.A. Volume VIII. Archibald Constable and Co. Whitehall Gardens, Westminster, MDCCCXCVI (1896). P.13-24.
Мой перевод:
Джон Лидгейт (или ему приписывается).
Осада Гарфлера и битва при Азинкуре, 1415.
Далее следует битва при Азинкуре и великая осада Руана королем Генрихом Монмутом, Пятым этого имени, выигравшим Гасконь и Гиень, и Нормандию.
О Боже, Ты, Кто создал этот мир
И принял смерть за нас, прибитый к древу,
Молю Тебя о том, чтоб сохранил
Ты край английский - для Марии-Девы!
Ты Крепок, Триедин! Еще моленье:
Да будет Генриха душа с Тобой -
Он был отважный витязь и король.
Воитель благородный, дел твоих
Пусть не постигнет никогда забвенье!
В отваге ты пример был для других
И правил Англией, ее лелея.
Всех рыцарских достоинств воплощенье!
Хоть нет тебя средь Девяти Достойных,
Завоеватель для времен ты новых!
Наш государь во Францию послал ............ (Дофин предлагает теннисные мячи)
Пригодного, надежного герольда.
Свое наследье получить желал:
Нормандию с Гиенью и Гасконью.
Пускай дофин уступит то ему,
Чем Первый Эдуард владел когда-то.
"А если он откажет - так возьму,
Меч применив, все то, что взять мне надо!"
Дофин ответил - наглым был ответ,
И с ним посол отправился обратно:
"Пока король ваш прожил мало лет
Для войн больших. Чем горд он - непонятно.
Он нежен, юн, слыхал я - и моей
Любезности он радоваться станет.
Я шлю бочонок теннисных мячей:
Пускай с подарком этим он играет".
Тут наши господа решили все:
Во Франции не стоит оставаться.
Великий, малый - в Англию скорей,
Домой охотно стали возвращаться.
Приехав, рассказали королю,
Как отвечал дофин и что готовит.
Король ответил: "Отблагодарю
Дофина я, коль мне Господь позволит!"
Тем временем дофин переменил
Решенье, отрядил послов поспешно
И перемирье соблюдать просил
Для Господа, что был распят, безгрешный.
"Нет!" - короля был нежного ответ. .............(Король Генрих хочет ехать во Францию)
"Во Францию теперь путь устремлю!
Дофин дразнился - я дразнюсь не хуже:
Такие мячики ему пошлю,
Что крышу замка с высоты обрушат".
Король наш был в Вестминстере тогда,
И знать при нем. Сказал он за обедом:
"На Францию идти ли, господа?
Пусть Иоанн святой поможет в этом:
Я сам в поход отправиться хочу,
Но все же посоветуйте, прошу!
Что вы хотели бы, чтоб я избрал?
Сейчас скажите: выслушав, решу".
И первым герцог Кларенс отвечал:
"Пускай поход начнется, государь!"
С ним и другие лорды согласились:
"За королем своим в любую даль
Пойдем, покуда жизней не лишились".
"Благодарю вас всех!" - король сказал,
Надеюсь защитить я наше право
И вам, когда смогу, награду дам.
Теперь зову и молодых, и старых,
Чтоб времени никто зря не терял,
Чтоб каждый в Саутгемптон выступал -
Там соберемся перед днем Петровым, ............ [1 августа 1415 г.]
И, с милостью Господней, я б желал
Начать оттуда путь соленым морем!"
Орудий много заказал король -
Их, сделав, сразу в Лондон отправляли;
Корзины стрел и луков чередой;
Немало копий, ядер собирали;
Кинжалы - также их не забывали;
Отличные мечи - хвалить их должно;
Щиты и латы, что в бою надежны.
Вот в Саутгемптон наш король идет............ (Англичане прибывают в Нормандию)
Со знатью вместе: медлить он не склонен.
Там ожидают их принять на борт
Прекрасных кораблей пятнадцать сотен.
Хоть золота, я слышал, миллион,
Враги, чтоб предан был король, платили,
На взгляд их, был он мало оценен:
На их беду, его не погубили.
Здесь Саутгемптон, дальше - остров Уайт
И между ними - ряд судов отменных,
Чьи мачты, право, радовали взгляд,
Тянувшиеся ввысь на фоне неба.
На всех щитах здесь красный крест горел,
И пушки на их палубах стояли.
Святой Георгий со знамен глядел,
Герб Англии повсюду замечали.
Король, не медлив, на корабль взошел,
Все лорды были столь же торопливы.
Был поднят каждый якорь, и пошел
Корабль за кораблем, несом приливом.
На мачтах поднимали паруса
И ветру ласковому подчинились,
Попутному. А поглядеть - краса.
Вперед во имя Троицы стремились.....................[7 августа 1415 г.]
Направились к Нормандии суда,
День, ночь стремились к цели неустанно,
И стала с кораблей земля видна
Плывущим на другое утро рано.
Чем ближе берег - тем прекрасней день,
Кто был там, тот и сердцем веселился.
Вот все суда уж подошли к земле,
И каждый якорь в воду погрузился.
И стали лодок множество спускать,
Чтоб воины поток преодолели.
И скоро лодок тысяча пристать
Смогла - в них латы воинов блестели.
Король в Кутансе высадился. Был ................ (Пушки играют в теннис с Гарфлером)
Канун Пречистой Девы Вознесенья................[14 августа 1415 г.]
Король к Гарфлету с войском подступил,
И этот город взяли в окруженье.
Король свой поднял стяг. Еще других
Знамен немало было рядом ярких.
Для короля поставили палатку -
С нарядной вышивкой, в гербах цветных.
Палатка короля - с венцом, в порядке
Отличном - лорды. Это - лагерь их.
"Брат Кларенс, башни города займу, -
Сказал король. - И всех девиц прекрасных,
Всех дочерей его я в плен возьму:
Пусть ото сна французы пробудятся!
Пусть "Лондон" вступит в бой! Пускай пойдут
С ним вместе и другие пушки в дело!
С Гарфлетом в теннис пусть ведут игру,
В которой мне достанется победа!
Играем же! Господь, благослови!
Готовьтесь, дети, - завоюем счастье!"
Ведь пушка каждая, что привезли,
Уже ядро в своей держала пасти.
Гарфлета капитан прислал узнать,
Зря не теряя времени, как видно,
Что наш король задумал здесь искать,
Раз к городу с такой явился свитой.
"Мне город сдайте!" - "Господом клянусь
И Дионисием Святым, не сдам я!" -
"Так выиграть у вас его берусь,
Коль милость Божью ныне сохраняю.
Мячи из камня и железа я,
Тяжелые, привез сюда с собою.
Клянусь Христом, умершим за меня, -
Сравняю стены ваши я с землею".
"Вперед! - большая пушка говорит, -............... (Король Генрих дарует перемирие)
Друзья, держитесь, мы в игру вступаем!"
От пушек наступил французам стыд:
Помог Христос, с ним - Дева Пресвятая.
"Пятнадцать" - пушки "Лондона" то речь:
Усердно чередой бросает ядра.
Вторая: "Тридцать. Если приналечь,
Верх одержу!" Прочна, стена стояла,
Но не было трудом ее свалить.
"Дочь короля": "Игра! Не заглушить:
Послушайте, девицы, дело верно!
Есть сорок пять у нас, и можем бить".
Со всех сторон они разбили стены.
Нормандцы согласились: "Медлить - зло,
Скорей исполним общее решенье!
Ведь там, где вражье пролетит ядро,
В Гарфлете не останется строенья.
Разрушил враг все наши укрепленья".
Рыдали женщины: "Ах, горе нам!"
Французы молвили: "Нам - посрамленье!
Наверное, быть должен город сдан.
Пойдем теперь c мольбою: наступать
Пусть прекратит на нас король английский.
Коль не захочет милость оказать -
Не отвратить погибели нам близкой.
К дофину обратимся: отрядит
Пусть помощь, или город сдать придется".
Отправились посланники: спешит,.......................... [10 cентября 1415 г.]
Кто короля упрашивать берется.
Сред них явился, точно, лорд Коргран,
Который города был капитаном;
Желам Боусер промедлить не желал,
Спешило и других господ немало.
Вот стали перед нашим королем,
Колена со смиреньем преклонили:
"Король любезный! Молимся о том,
Чтоб все тебя несчастья пощадили!
Прошение к тебе - о перемирье.
Коль до полудня воскресенья знать........................[22 сентября 1415 г.]
Мы будем, что подмоги нас лишили,
Тебе мы обещаем город сдать.
Ответил наш король: "На этот раз
Вам будет милость. Так распоряжусь я:
За помощью пускай один из вас
Поедет, здесь другие остаются".
За помощью поехал капитан.
Как мог, скорей, добрался до Руана.
Надеялся застать дофина там,
Но тот исчез: бежал от встречи явно.
Стал капитан о помощи просить:......................... (Французы сдают Гарфлер)
"Гарфлет, должно быть, навсегда потерян;
Не сможем мы свой город защитить:
Со всех сторон уж пали наши стены".
Совет ему был нужен непременно:
"Что повелите? Что мне предпринять?
Должны сразиться мы до воскресенья,
Иначе город мне придется сдать!"
И был господ Руана приговор,
Что городу необходимо сдаться:
Сравнится англичан король со львом,
Мы с ним не смеем в поле повстречаться!
Услышав, мешкать капитан не стал,
Отправился назад к Гарфлету срочно.
Туда стремясь, так быстро он скакал,
Что смог попасть на место той же ночью.
Опять пред нашим королем предстал,............... [22 сентября 1415 г.]
Склонился, и с почтением неложным
"Любезный государь! - ему сказал, -
С тобою пребывает милость Божья!
Вот, все ключи принес тебе - возьми! -
Я от Гарфлета, царственного града!
Палаты здесь, покои - все твои!
Распоряжайся, нет тебе преграды."
Король в ответ: "Да славятся за то
Христос Господь и Дева Пресвятая!
А Дорсета я, дядю своего,.............. (21 тысяча французов выслана из Гарфлера)
Гарфлета капитаном назначаю.
Здесь прежним горожанам впредь не жить:
Пускай они задержатся на время,
Какое нужно, чтобы устранить
Все стен в бою жестоком поврежденья.
Исполнят - и в другие города
Пускай уходят, без остатка только:
Простолюдины, как и господа,
Ни женщины не бросив, ни ребенка!"
Так двадцать тысяч и одна ушли -
Оставив город, слезы проливали.
Тогда большие пушки привезли
В Гарфлет - орудья в городе собрали.
Открылась в войске тяжкая болезнь,
И с жизнью много англичан рассталось.
Cто сорок с лишним умирали в день,
Всего лишь десять тысяч жить осталось.
Король наш в замок отошел тогда.
Пробыв там столько, сколько счел возможным,
Он объявил: "Надеюсь, господа,
К Кале пойти, коль будет воля Божья!"
Когда Гарфлет, град царственный, был взят -
Так всемогущий Бог распорядился -
Король наш остановке не был рад,
И в сторону Кале он устремился.
"Брат Глостер, отправляемся сейчас:
Мы дольше оставаться здесь не станем.
Кузен наш Йорк, вот план какой у нас:
Поход Вы продолжайте вместе с нами!
Кузен мой Хантингтон, мы выступаем,
Граф Оксфорд присоединится пусть!
А герцог Саффолк, мы повелеваем,
С отрядом пусть близ нас продолжит путь!
Граф Девоншир - не смог бы он свернуть!
Сэр Томас Харпинг - он в трудах усерден,
Лорд Брук - он рад к походу был примкнуть,
И также сэр Джон Корнуолл пусть едет.
Сэр Гилберт Амфри - пользу принесет;
Лорд Клиффорд - милости прошу у Бога!
Сэр Вильям Босуэр - не подведет,
Коль будет нужно, все они помогут".
Король, - Господь его оберегал, -
Отправился. Нигде не задержался,.............. [18 октября 1415 г.]
В пути большие реки проезжал
И наконец до Сены он добрался.
Французы мост разрушили, чтоб враг ......(Англичан будут продавать по шестеро за мелкую монету)
Реки не пересек. Но принял меры
Король, когда узнал, что стало так:
Он приближался к городу Тюррейну.
Противник мощные войска послал,
Был наш король взят ими в окруженье.
А герцог Орлеанский речь держал:
"Король английский прекратит движенье.
Кто допустил, чтоб путь он продолжал?
Надеюсь, прежде, чем придет в Кале,
Перехитрить его удастся мне".
Бурбонский герцог Господом ему
И Дионисием святым поклялся:
"Окончим славно в теннис мы игру.
Пусть господа английские страшатся!
Дворян и лучников им возвращать -
Клянусь святым я Иоанном в этом! -
За плату будем: пленных продавать
По шестеро за мелкую монету".
Сказал и герцог Барский, и слова
Его с великой гордостью звучали:
"Клянусь я Господом! Свершу сполна:
Мне под коня падут все англичане,
Которые остаться здесь мечтали.
Усильем общим пришлых разобьем,
Пленим их, к подчиненью приучая,
Потом - домой, и на обед пойдем!"
Король наш Генрих был умен и смел,
И царственно повел приготовленья:
Он кольев наготовить повелел
И вбить их перед лучниками в землю.
Французы видели, чем занялись
Противники, как битвы ожидали,
И им пришлось из седел - снова вниз,
Верхом сидели - на ноги вновь встали.
Король взошел на холм, и с вышины...................(Знаменитая битва при Азинкуре)
Глядел на долы, что лежали рядом.
Он видел: близятся французов тьмы
К нему, подобны снегу или граду.
Он преклонил колена. В тот же миг
Все, кто пришел с ним, на колени пали.
Перекрестившись, всяк к земле приник,
Дал поцелуй ей - на ноги вновь встали.
"Хочу знать время". - "Скоро, государь,
Заутреня". - "Ну что же, нам - в дорогу.
А этот добрый час - нам свыше дар.
Он означает: с нами - милость Бога!
Молиться станут, чтобы нам - подмога,
Святые, что в гробницах. Сотворит
Молитву в Англии монахов много:
Для нас Ora pro nobis прозвучит".
Святой Георгий с нашим войском был -
Его вблизи видали, это верно -
Был, с неба Духом посланный Святым,
Чтоб государь наш одержал победу.
Вот труб призыв веселый - и идут ...................[25 октября 1415 г.]
Два войска, и сраженье начинают.
Вот наши лучники отважно бьют -
Французы скоро кровью истекают.
Разили стрелы точно и несли
Французам смерть. Взяла она немало:
Нагрудники и шлемы - не спасли,
Одиннадцать их тысяч в драке пало.
Король сражался сам - известно мне,...................(Триумф короля Генриха в Лондоне)
Он в битве лично принимал участье
И не щадил врагов. В другой стране
Еще монарха не было у власти,
Чтоб смог в бою такой успех снискать -
Пycть с правом Англия зальется песней!
Нам - время Laus Deo! восклицать,
Пора для благодарственных молебствий.
В плен Орлеанского сумели взять
Мы герцога: бороться он не стал.
Бурбонский герцог также в плен попал,
И герцог Барский счел, что сдаться надо.
Сир Бергигонт нам в битве уступил,
Как и других французов много знатных.
Вот так король наш нежный победил:
Его Господь всесильный не оставил.
И молодых, и старых взял с собой
Он пленных, и свой путь в Кале направил.
Цель добрую он, возвращаясь, ставил:................... [16 ноября 1415 г.]
Достигнув Кентербери, приношенье
Фоме Святого гробу совершил,
А после отбыл в Кент без промедленья.
Приехал в Элтем - добрый час то был................... [22 ноября 1415 г.]
Как через Блэкхит ехал, перед ним..................... [23 ноября 1415 г.]
Предстал уже и Лондон недалекий.
"Привет тебе, град царственный! Храним
Христом да будешь от любой тревоги!"
И благородный град благословил,
Просил ему у Бога легкой доли.
В Вестминстер он приехал и привез
Туда с собою пленников французских.
Освободил он тех, кто выкуп внес,
Позволил им в страну свою вернуться.
На этом я окончу: описать........................ (Плачевная осада Руана)
Исход великой битвы смог - и хватит.
Ведь места в книге нет, чтоб рассказать
О величайшей: был Руан в осаде.
Три с лишним года та осада шла.
За сорок пенсов крысу продавали:
От голода там гибли без числа,
Без мяса дети, женщины страдали.
Двоих детей кормила грудью мать,
Кость голую не прекратив глодать.
Писать об этом тяжело... Руан
Был слез достоин, это слишком ясно.
Но все ж жалел король наш горожан:
По главным праздникам давал им мяса.
И наконец - не ложь то! - город сдался.
На этом я сказал, что довелось:
Да примет наши души в рай Господь!
Так оканчивается битва при Азинкуре.
Напечатано в Лондоне в Фостер Лейн,
в приходе Святого Леонарда,
мной Джоном Скотом.
Finis
(конец - лат.)
Перевод 07.08 - 18.08.2022
Примечания по изданию оригинала:
В Кутансе - должно быть: Кле-де-Ко (Clei de Caus).
Лорд Коргран, Который города был капитаном - должно быть: сир Лионель Бракемон (sir Lionel Braquemont).
Сэр Томас Харпинг - должно быть: сэр Томас Эрпингем (sir Thomas Erpingham).
Сэр Гилберт Амфри - должно быть: сэр Гилберт Умфравиль (sir Gilbert Umfreville)
Сэр Вильям Босуэр - должно быть: сэр Вильям Буршье (sir William Bourchier).
До Сены - должно быть: Соммы.
Примечания переводчицы:
Девять достойных (the Nine Worthies) - Гектор, Александр Македонский, Гай Юлий Цезарь, Иисус Навин, царь Давид, Иуда Маккавей, король Артур, Карл Великий, Готфрид Бульонский.
Завоеватель для времен ты новых - буквально: "ты был Завоевателем в твое время" (wast thou a Conqueror in thy time).
Пока король ваш прожил мало лет Для войн больших - исторически дофин Людовик (р. в январе 1397) был на 11 лет моложе английского короля Генриха V (р. в сентябре 1386, по другим данным - в августе 1387).
Он нежен - в оригинале использовано и повторяется слово comely, то есть "миловидный, привлекательный".
Эпизод с теннисными мячиками, по преданию, подаренными Генриху французским дофином, знаменитый, в особенности, благодаря шекспировской пьесе "Генрих V", возможно, вдохновлен известным в Средние века греческим романом "История Александра Великого" ("Роман об Александре"). В этом романе Александр Македонский получает несколько подобных оскорбительных подарков от персидского царя Дария.
Герцог Кларенс и ниже брат Глостер - младшие братья Генриха Томас, герцог Кларенс (погиб на войне во Франции в 1421 г.), и Хамфри, герцог Глостер (1391-1447), впоследствии осуществлявший регентские полномочия при своем племяннике Генрихе VI.
Красный крест - крест Святого Георгия.
Гарфлет - конечно же, правильно Гарфлер (франц. Арфлер, Harfleur ). Но в тексте оригинала употреблено написание Harflete (что читается "Гарфлит").
Желам Боусер - в оригинале Gelam Bowser, ударения в обоих случаях - на первый слог.
Коль до полудня воскресенья знать Мы будем, что подмоги нас лишили, Тебе мы обещаем город сдать - по тогдашнему праву войны, упорство в защите крепости без надежды получить помощь, которое мы обычно считаем героизмом, осуждалось и могло повлечь наказание защитников со стороны взявшего эту крепость противника (казнь по этой причине угрожает гражданам Кале, изображенным Роденом; позднее Столетней войны это правило описано как действующее в "Опытах" Монтеня).
Брат Глостер, отправляемся сейчас - в оригинале использовано итальянское слово veramente, "действительно". Может быть, появление этого слова - следствие известного покровительства со стороны Глостера английским и итальянским гуманистам. Генрих в стихотворении обращается к Глостеру по-итальянски, подчеркивая этот интерес брата.
Герцог Орлеанский - в данном случае Карл, герцог Орлеанский (1394 - 1465), плененный в битве при Азинкуре и проведший в английском плену 24 года. Знаменитый поэт.
Ora pro nobis - Молись за нас (лат.)
Французы видели, чем занялись Противники - исторически, как известно, английские лучники и дурная осенняя погода разбили французскую рыцарскую конницу прежде, чем вступила в бой французская пехота.
В поэме не отражен также приказ Генриха убить французских пленников, ввиду опасности повторного наступления французской армии на уступавшую ей численностью английскую. Этот приказ, который сейчас, несомненно, считался бы военным преступлением, в то время также противоречил праву войны, но был воспринят как оправданный военной необходимостью.
Laus Deo! - Хвала Господу! (лат.)
Три с лишним года та осада шла - осада Руана продолжалась с конца июля 1418 г. по 19 января 1419 г.
Оригинал:
John Lydgate. The Siege of Harfleur and the Battle of Agincourt, 1415.
Hereafter followeth the Battle of Agincourt and the great Siege of Rouen, by King HENRY of Monmouth, the Fifth of the name; that won Gascony, and Guienne, and Normandy.
God, that all this world did make
And died for us upon a tree,
Save England, for Mary thy Mother's sake!
As Thou art steadfast God in Trinity.
And save king Henry's soul, I beseech thee!
That was full gracious and good withal;
A courteous Knight and King royal.
Of Henry the Fifth, noble man of war,
Thy deeds may never forgotten be!
Of Knighthood thou wert the very Loadstar!
In thy time England flowered in prosperity,
Thou mortal Mirror of all Chivalry!
Though thou be not set among the Worthies Nine;
Yet wast thou a Conqueror in thy time!
Our King sent into France full rath,
His Herald that was good and sure.
He desired his heritage for to have:
That is Gascony and Guienne and Normandy.
He bade the Dolphin [Dauphin] deliver. It should be this:
All that belonged to the first Edward
"And if he say me, Nay!; iwis
I will get it with dint of sword!"
But then answered the Dolphin bold,
By our ambassadors sending again,
"Methinks that your King is not so old,
War great for to maintain.
Greet well," he said, "your comely King
That is both gentle and small;
A ton full of tennis balls I will him send,
For to play him therewithal".
Then bethought our Lords all,
In France they would no longer abide:
They took their leave both great and small,
And home to England gan they ride.
To our King they told their tale to the end;
What that the Dolphin did to them say.
"I will him thank", then said the King,
"By the grace of GOD, if I may!"
Yet, by his own mind, this Dolphin bold,
To our King he sent again hastily;
And prayed him truce for to hold,
For Jesus' love that died on a tree.
"Nay," then said our comely King,....................(King HENRY will go to France}
"For into France will I wind!
The Dolphin, anger I trust I shall:
And such a tennis ball I shall him send,
That shall bear down the high roof of his hall.
The King at Westminster lay that time,
And all his Lords every each one;
And they did set them down to dine:
"Lordings", he saith, "by St.John!
To France I think to take my way:
Of good counsel I you pray,
What is your will that I shall do?
Shew me shortly without delay!"
The Duke of Clarence answered soon,
And said, "My Liege, I counsel you so!"
And other Lords said, "We think it for the best
With you to be ready for to go;
Whiles that our lives may endure and last".
"Grammercy, Sirs!" the King gan say,
"Our right, I trust, then shall be won;
And I will 'quite you if I may:
Therefore I warn you, both old and young,
To make you ready without delay
To Southampton to take your way
At St. Peter's tide at Lammas;.....................[1st August 1415]
For the grace of GOD, and if I may,
Over the salt sea I think to pass!"
Great ordnance of guns the King let make,
And shipped them at London all at once;
Bows and arrows in chests were take,
Spears and bills with iren [iron] gunstones;
And arming daggers made for the nonce:
With swords and bucklers that were full sure.
And harness [armour] bright that strokes would endure.
The King to Southampton then did ride.......................[The English arrive in Normandy]
With his Lords; for no longer would he dwell.
Fifteen hundred fair ships there did him abide,
With good sails and top-castle.
Lords of France our King they sold
For a myllyant [million] of gold as I heard say.
By England little price they told [reckoned],
Therefore their song was "Well a way!"
Between [South]hampton and the Isle of Wight,
These goodly ships lay there at road,
With mastyards across, full seemly of sight,
Over the haven spread abroad:
On every pavis [target] a cross red;
The waists decked with serpentines [cannon] strong.
St. George's streamers spread overhead,
With the Arms of England hanging all along.
Our King fully hastily to his ship yede,
And all other Lords of every degee:
Every ship weighed his anchor in deed,
With the tide to haste them to the sea.
They hoisted their sails, sailed aloft:
A goodly sight it was to see.
The wind was good, and blew but soft:
And forth they went in the name of the Trinity. [7th August 1415.]
Their course they took toward Normandy,
And passed over in a day and a night.
So in the second morning early,
Of that country they had a sight:
And ever [as] they drew near the coast,
Of the day glad were they all;
And when they were at the shore almost,
Every ship his anchor let fall,
With their tackles they launched many a long boat
And over ha[t]ch threw them into the stream;
A thousand shortly they saw afloat,
With men of arms that lyth did leme [?pleasantly did shine].
Our king landed at Cottaunses [Coutances] without delay, ........(The guns play tennis with Harfleur)
On our Lady's Even [of] the Assumption; .............[14th August 1415]
And to Harflete [Harfleur] they took the way
And mustered fair before the town.
Our King his banner there dis'splay,
With standards bright and many [a] pennon:
And there he pitched his tent adown;
Full well broidered with armory gay.
First our comely King's tent with the crown,
And all other Lords in good array.
"My brother CLARENCE," the King did say,
"The towers of the town will I keep
With her daughters and her maidena gay,
To wake the Frenchmen of their sleep."
"London," he said, "shall with him meet;
And my guns that lieth fair upon the green;
For they shall play with Harflete
A game of tennis as I ween.
Go we to game, for God's grace!
My children be ready every each one."
For every great gun that there was,
In his mouth he had a stone.
The Captain of Harflete soon anon
Unto our King he sent hastily
To know what his will was to be done,
For to come thither with such a meiny?
"Deliver me the town!" the King said.
"Nay!" said the Captain, "by God and St Denis!"
"Then shall I win it," said our King,
"By the grace of GOD and his goodness,
Some hard tennis balls I have hither brought
Of marble and iron made full round.
I swear, by JESU that me dear bought,
They shall beat the walls to the ground."
Then said the great gun, (King HENRY grants a Truce)
"Hold fellows, we go to game!"
Thanked be MARY and JESU her son,
They did the Frenchmen much shame.
"Fifteen afore," said "London" then;
Her balls full fair she gan outthrow.
"Thirty" said the second gun. "I will win and I may."
There as the wall was most sure,
They bare it down without nay.
The "King's Daughter" said "Hearken this play!
Hearken Maidens now this tide!
Five and forty we have, it is no nay".
They beat down the walls on every side.
The Normands said, "Let us not abide
But go we in haste, by one assent!
Wheresoever the gunstones do glide,
Our houses in Harfleet are all to rent:
The Englishmen our bulwarks have brent".
And women cried, "Alas that ever they were born!"
The Frenchmen said, "Now be we shent!
By us now the town is forlorn [uttely lost]:
It is best now therefore
That we beseech this English King of grace,
For to assail us no more;
Lest he destroy us in this place.
Then will we bid the Dolphin make him ready,
Or else this town delivered must be."
Messengers went forth by and bye, .............[10th September 1415]
And to our King came they:
The Lord Corgraunt certainly,
For he was Captain of the place,
And Gelam Bowser with him did hie,
With other Lords more and less.
And when they to our King come where,
Full lowly set them on their knee:
"Hail, comely King!" gan they say
"CHRIST save thee from adversity!
Of truce we will beseech thee
Until that it be Sunday noon:.................[22nd September 1415]
And if we may not recovered be,
We will deliver the town."
Then said our King full soon,
"I grant you grace in this tide [time];
One of you shall forth anon,
And the remnant shall with me abide!"
Their Captain took his next way,
And to Rouen fast gan he ride.
The Dolphin he had thought there to find
But he was gone; he durst not abide.
For help the Captain besought that tide.........(The French surrender Harfleur)
"Harflete is lost for ever and aye;
The walls be beaten down on every side,
That we no longer keep it may".
Of counsel all he did them pray.
"What is your will that I may do?
We must ordain the King battle by Sunday,
Or else deliver him the town!"
The Lords of Rouen together did rown [whisper] ;
And bade the town should openly yield.
The King of England fareth as a lion:
We will not meet with him in the field!
The Captain would then no longer abide,
And towards Harflete came he right;
For so fast did he ride
That he was there the same night.
And when he to our King did come, .....[22nd September 1415]
Lowly he set him on his knee:
"Hail, comely Prince!" then did he say,
"The grace of GOD is with thee!
Here have I brought the keys all
Of Harflete that is so royal a city.
All is yours, both chamber and hall;
And at your will for to be."
"Thanked be Jesu!" said our King,
"And Mary his mother truly!
My uncle Dorset, without letting, (21, 000 French sent out of Harfleur)
Captain of Harflete shall he be.
And all that is within the city
Awhile yet they shall abide,
To amend the walls in every degree
That are beaten down on every side:
And after that, they shall out ride
To other towns over all.
Wife nor child shall not there abide:
But have them forth, both great and small!"
One and twenty thousand, men might see,
When they went out, full sore did weep.
The great guns and ordnance truly
Were brought into Harflete.
Great sickness among our host was, in good fay [faith],
Which killed many of our Englishmen:
There died beyond seven score upon a day;
Alive there was left but thousands ten.
Our King himself into the Castle yede,
And rest him there as long as his will was:
At the last he said, "Lords, so God me speed!
Towards Calais I think to pass."
After that Harflete was gotten, that royal city,
Through the grace of God omnipotent;
Our comely King made him ready soon,
And towards Calais forth he went.
"My brother Gloucester veramente
Here will we no longer abide!
And Cousin of York, this is our intent:
With us forth ye shall, this tide!
My Cousin Huntingdon with us shall ride;
And the Earl of Oxenford with you three!
The Duke of Southolk [Suffolk] by our side
He shall come forth with his meiny!
And the Earl of Devonshire sikerly!
Sir Thomas Harping that never did fail;
The Lord Broke that came heartily
And Sir John of Cornwall:
Sir Gilbert Unfrey that would us avail;
And the Lord Clifford, so God me speed!
Sir William Boswer, that will not fail;
For all they will help, if it be need."
Our King rode forth, blessed might he be! ...........[18th October 1415]
He spared neither dale nor down;
By waters great fast rode he,
Till he came to the water of [the] Seine.
The Frenchmen threw the bridge adown (Englishment to be sold six for a penny)
That over the water they might not pass.
Our King made him ready then;
And to the town of Turreyn went more and less.
The Frenchmen, our King about becast
With Battles strong on every side ;
The Duke of ORLEANS said in haste
"The King of England shall abide.
Who gave him leave this way to pass?
I trust that I shall him beguile
Full long ere he come to Calais."
The Duke of Bourbon answered soon
And swore by God and by St. DENIS
"We will play them every each one,
These Lords of England at the tennis;
Their gentlemen, I swear by St. JOHN!
And archers we will sell them [in] great plenty:
And so will we rid [of] them soon,
Six for a penny of our money."
Then answered the Duke of BAR,
Words that were of great pride:
"By God!" he said, "I will not spare
Over all the Englishmen for to ride,
If that they dare us abide:
We will overthrow them in fere [company],
And take them prisoners in this tide:
Then come home again to our dinner!"
HENRY our King that was so good;
He prepared there full royally:
Stakes he let [caused to] hew in a wood,
And then set them before his archers verily.
The Frenchmen our ordnance gan espay.
They that we ordained for to ride
Lighted adown, with sorrow truly;
So on their feet fast gan abide.
Our King went up upon a hill high (The famous battle of Agincourt)
And looked down to the vallyes low:
He saw where the Frenchmen came hastily
As thick as ever did hail or snow.
Then kneeled our King down, in that stound,
And all his men on every side:
Every man made a cross and kissed the ground,
And on their feet fast gan abide.
Our King said, "Sirs, what time of the day?"
"My Liege," they said, "it is nigh Prime [9 a.m. ]"
"Then go we to our journey, в дорогу
By the grace of Jesu, it is good time:
For saints that lie in their shrine,
To GOD for us be praying.
All the Religious of England, in this time,
Ora pro nobis for us they sing."
St. GEORGE was seen over the host:
Of very truth this sight men did see.
Down was he sent by the HOLY GHOST,
To give our King the victory.
Then blew the trumpets merrily,..................[25th October 1415]
These two Battles [Armies] together yede.
Our archers stood up full heartily,
And made the Frenchmen fast to bleed.
Their arrows went fast, without any let,
And many shot they throughout;
Through habergeon, breastplate, and bassinet.
An eleven thousand were slain in that rout [company].
Our gracious King, as I well know, (King Henry's Triumph in London)
That day he fought with his own hand.
He spared neither high ne low.
There was never King in no land,
That ever did better on a day.
Wherefore England may sing a song:
Laus DEO! may we say;
And other prayers ever among.
The Duke of ORLEANS, without nay,
That day was taken prisoner.
The Duke of Bourbon also in fere [company]:
And also the Duke of Bar truly.
Sir BERGYGAUNTE he gan him yield;
And other Lords of France many.
Lo, thus our comely King conquered the field,
By the grace of God omnipotent,
He took his prisoners, both old and young,
And towards Calais forth he went.
Не shipped there with good intent:..............[16th November 1415]
To Canterbury full fair he passed,
And offered to St. Thomas's shrine.
And through Kent he rode in haste;
To Eltham he came all in good time.:..............[22nd November 1415]
And over Blackheath, as he was riding, .:..............[23nd November 1415]
Of the city of London he was ware.
"Hail, royal city!" said our King,
"CHRIST keep thee ever from sorrow and care!
And then he gave that noble city his blessing
He prayed JESU it might well fare!
To Westminster did he ride,
And the French prisoners with him also:
He ransomed them in that tide,
And again in their country he let them go.
Thus of this matter I make an end,...............(The Lamentable Siege of Rouen)
To th'effect of the Battle have I gone:
For in this book I cannot comprehend
The greatest battle of all, called the Siege of Rouen.
For that Siege lasted three years and more,
And there a rat was [sold] at forty pence
For in the city the people hungered sore.
Women and children, for [de]falt of meat, were lore [lost];
And some for pain, bare bones were gnawing,
That at their breasts had two children sucking.
Of the Siege of Rouen it to write were pity,
It is a thing so lamentable:
Yet every High Feast, our King, of his charity,
Gave them meat to their bodies comfortable;
And at the last the town wan, without fable.
Thus of all as now I make an end:
To the bliss of heaven, GOD our souls send!
Thus endeth the Battle of Agincourt.
Imprinted at London in Foster Lane,
in Saint Leonard's parish,
by me John Skot.
FINIS.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=963861
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 25.10.2022
Когда врывается владыкой ветер к нам,
Деревьям руки рвет под низким небом,
Как милосердье иль возмездие он дан,
Ты думаешь - а он захвачен делом.
Вот он притих, уже усталость подпустил,
И робко протянулся сверху дождик.
Ты замечаешь: кто обычному грозил,
Сам разрешил явиться скуке все же.
Вот и как не было его: опять светло,
С улыбкой небо поднялось повыше.
Ты помнишь властное смятенье, что прошло,
Но тот покой, что возвратился, слышишь.
22.06., 06.07.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=955605
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.08.2022
О поэте, попавшем в эпоху больших перемен
(поэт почти выдуманный)
Он воспевал туманы и сияние,
И мир минувший, в слове возвратимый.
Он ведал совершенное создание,
Встречая и читая взгляд любимой.
Но стало тесно в красоте расцвеченной.
Пошел к свободе грязной он дорогой,
И в век, не тишью - бурями отмеченный,
Он в строки обращал разгул громовый.
Читатели иные опечалены,
Находят: превращение сурово, -
Но та дорога и поля, бескрайние,
Живущие, - ему внушили слово.
14.06, 29.06.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=955489
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.08.2022
О поэте с грубым голосом
(поэт выдуманный)
Говорил он - и выслушать было трудно,
Не каждый отваживался терпеть.
Так звучал он, что делалось неуютно:
На две трети - тяжесть, полет - на треть.
Выбирал он те темы (иль выбирали
Темы - речь его), какие разят,
Не хотят щадить. Замечал он страданье,
Как и знал его. Кто ловчей, пусть льстят!
Но решил однажды: суровости мало,
А нужна надежда. Так продолжать
Он не хочет. Ведь жалость и нежность - правды
Добавляют слову, должны звучать.
И себя подчинил новому стремленью,
Голосу, как прежде, не угождал.
Голос груб остался, но в сочиненьях
Говоривший разнообразней стал.
Времена прошли. Грубый голос забылся,
И читатель поэта скажет порой:
Примечательно автор тот изменился,
Мне светлей, когда говорит он со мной.
31.05., 06, 24.06.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=955486
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 05.08.2022
Бывает, нет нужнее тихой песни,
Пусть слушателей привлечет не сразу.
Признают: к ней прислушаться - уместно,
Хоть песня громкая была прекрасной.
Царила песня громкая, внушая,
Что торжество за ней и любованье.
Кто слушал, таял в ней, не отрицая,
Что властным наслаждается звучаньем.
Но миг пришел другой: того, что громко
Уж мало, и тебе куда важнее,
Чтоб говорили, но с тобою только,
Вниманье пробудить и дать умели.
И разные прислушаются вместе...
Дальнейшее - не тотчас же представить:
Наверное, вернешься к громкой песне,
О песне тихой сохраняя память.
20.03.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=953897
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 20.07.2022
Оригінал:
W.B. Yeats
A COAT
I made my song a coat
Covered with embroideries
Out of old mythologies
From heel to throat;
But the fools caught it,
Wore it in the world’s eye
As though they’d wrought it.
Song, let them take it
For there’s more enterprise
In walking naked.
Мій переклад:
В.Б. Єйтс
Одяг
Я пісні одяг зшив
З розкішним вишиванням
Із давнього сказання,
Щоб постать всю укрив.
Невігласи якісь,
Яким він до вподоби,
У нього вбрались, мов вони й створили.
Та, пісне, не журись:
Як з'явишся ти гола,
То більші виявиш відвагу й силу.
Переклад 21.06.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=953088
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 12.07.2022
Оригинал:
W.B. Yeats
A COAT
I made my song a coat
Covered with embroideries
Out of old mythologies
From heel to throat;
But the fools caught it,
Wore it in the world’s eye
As though they’d wrought it.
Song, let them take it
For there’s more enterprise
In walking naked.
Мой перевод:
У.Б. Йейтс
Наряд
Я для песни сшил наряд
И украсил вышиваньем
Из старинного преданья -
Яркий с головы до пят.
Есть глупцы, кто им прельщен, -
И присвоили, надели,
Будто ими сотворен.
Песня, им позволь дурить:
Голой большие сумеешь
Смелость, силу ты явить.
Перевод 21.06.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=953086
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 12.07.2022
Продовження сонета 92. Ліричний герой пана Списотруса вирішує, що уявлятиме, наче не знає про невірність своєї любові, бо невірність поки що не відображається у зовнішності.
Оригінал:
93.
So shall I live supposing thou art true
Like a deceived husband; so love’s face
May still seem love to me, though altered new—
Thy looks with me, thy heart in other place.
For there can live no hatred in thine eye,
Therefore in that I cannot know thy change.
In many’s looks the false heart’s history
Is writ in moods and frowns and wrinkles strange;
But heaven in thy creation did decree
That in thy face sweet love should ever dwell;
Whate’er thy thoughts or thy heart’s workings be,
Thy looks should nothing thence but sweetness tell.
How like Eve’s apple doth thy beauty grow
If thy sweet virtue answer not thy show!
Мій переклад:
93.
Продовжу жить, немов ще вірність маєш.
Як чоловік, довірливий дарма,
Прийму, що зовні є. Не відвертаєш
Обличчя, хоч вже приязнь відійшла.
Ненависть і твій зір — геть несумісні,
Не видаєш, що змеркли почуття.
Обличчя інші скривлять ненавмисно —
Й нещирі викажуть себе серця.
Та як любов, весь час тобі дивитись —
Так створено тебе, й не буде змін.
Задумувати зраду можеш, злитись —
Ласкавий погляд збережеш один.
Краса, мов Єви яблучко, шкідлива,
Як ласка — зовні, суть, проте, — зрадлива!
Переклад 10.07.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=952968
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.07.2022
Ліричний герой пана Списотруса намагається переконати себе, що у випадку невірності любові він насправді не втратить, навіть якщо через це вмре.
Оригінал:
92
But do thy worst to steal thyself away,
For term of life thou art assured mine,
And life no longer than thy love will stay,
For it depends upon that love of thine.
Then need I not to fear the worst of wrongs
When in the least of them my life hath end.
I see a better state to me belongs
Than that which on thy humour doth depend.
Thou canst not vex me with inconstant mind,
Since that my life on thy revolt doth lie.
O, what a happy title do I find—
Happy to have thy love, happy to die!
But what’s so blessed fair that fears no blot?
Thou mayst be false, and yet I know it not.
Мій переклад:
92
Вигадуй будь-що, щоб порвать зі мною,
Та наша єдність чинна все життя,
Яке з твоєю втрачу я любов’ю:
Його умова — це любов твоя.
Що б’є найлегше, смерть мені спричинить,
Найгірше лихо, отже, — нестрашне.
Тут біль несуть твої химери плинні,
Натомість прийме ліпший світ мене.
Як хочеш, змінюйся, — не постраждаю,
Бо здатна зміна вік мій вкоротить.
Як любиш — добре, добре, як вмираю —
Такі мої права, що скрізь щастить.
Де яснота, щоб плямки не боялась?
Твоя від мене зрада заховалась.
Переклад 09.07.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=952966
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 11.07.2022
Ліричний герой пана Списотруса розмірковує про спосіб збереження краси улюбленої людини і знаходить парадоксальний спосіб.
Оригінал:
65. Since brass, nor stone, nor earth, nor boundless sea,
But sad mortality o’ersways their power,
How with this rage shall beauty hold a plea,
Whose action is no stronger than a flower?
O how shall summer’s honey breath hold out
Against the wrackful siege of battering days
When rocks impregnable are not so stout,
Nor gates of steel so strong, but time decays?
O fearful meditation! Where, alack,
Shall time’s best jewel from time’s chest lie hid,
Or what strong hand can hold his swift foot back,
Or who his spoil of beauty can forbid?
O none, unless this miracle have might:
That in black ink my love may still shine bright.
Мій переклад:
Мідь, камінь, ґрунт, роздоле море - змінні;
Такі могутні, їх скоряє тлін -
Як лють його здолать красі чутливій
З крихким, мов квітка, позовом своїм?
На смерть облога, дні - це зброя штурму,
І любий подих літа - ціль для них...
Як витримає він? Це й скалам скрутно,
Й сталевим брамам: час все нищить звик.
Гнітить і думка навіть! Чи можливо,
Щоб час свого ж багатства не губив?
Яка би час швидкий спинила сила,
Щоб він красу пограбувать не смів?
Хіба що дасть любов цей подарунок:
Чорнило чорне - ясноти рятунок.
Переклад 24.05.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=948676
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 24.05.2022
Переклала два невеликі фрагменти з першої частини трагедії Крістофера Марло "Тамерлан Великий". Далі - невеликий попередній коментар, тексти оригіналів і мої переклади.
(Я знаю точно, як, можливо, й ви, що існують українські переклади "Трагічної історії доктора Фауста/Фавста" Марло, але не знаю про існування перекладів його "Тамерлана". Переклади двох уривків, що наводяться нижче, робилися без порівняння ані з тими, що точно існують, російськими перекладами цієї трагедії, ані з її українськими перекладами).
Трагедія великого англійського поета і драматурга Крістофера Марло (1564 - 1593) "Тамерлан Великий" ("Tamburlaine the Great", у двох частинах, вперше надрукована у 1590 р.) - один з найбільш важливих літературних творів Європейського Відродження. Це твір приголомшливий: досконалий за формою, але досить страшний за змістом - або який може справляти таке враження. Зустріч з "Тамерланом" може бути водночас захопливою і жахливою. Для англійського театру кінця XVI ст. Марло змальовує життя і постать одного з найбільших володарів і полководців в історії. Улюбленець зірок Тамерлан, крокуючи шляхом своєї долі, зі скіфського пастуха перетворюється на великого завойовника. Ніхто з земних царів нездатний протистояти йому; переможний шлях Тамерлана зупиняє тільки смерть.
Мабуть що для переважної більшості сучасних нам глядачів і читачів Тамерлан Марло постає передусім як втілення безупинного і безкарного наступу, образ жорстокого і впевненого в своїй силі загарбника. В ньому бачили також один з перших літературних образів надлюдини чи представника епохи Ренесансу. Тамерлан страшний, але і блискучий. Можливо, він стає ще страшніший від того, що автор ним захоплюється. Так чи інакше, автор прагне наділити його ірраціональною привабливістю, робить його фігурою, яка не має собі суперників за значущістю у п'єсі, і тому Тамерлан загрожує подавити глядачів так само, як він перемагає своїх сценічних супротивників - як велет. Втім, вже від читача чи глядача залежить, як визначити своє ставлення до постаті Тамерлана, і чи вдасться чинити власний опір його наступові. Тамерлан Марло, ймовірно, задуманий як автопортрет драматурга; можливо, тому Шекспір у п'єсі "Як вам це до вподоби" (близько 1601 р.) згадує Марло як "мертвого пастуха".
У Тамерлана є кохана, царівна Зінократа. Він взяв її в полон, і зумів викликати в неї кохання так само пристрасне, як і те, яке вона збудила в нього. Тамерлан насправді кохає Зінократу, і вона насправді кохає його - цьому не може завадити навіть жорстокість Тамерлана, яка врешті викликає відразу у Зінократи. Іноді, коли вона намагається висловлювати жалість, Зінократа утворює контраст до Тамерлана, проте вона все одно залишається під владою свого тяжіння до нього. Згодом Зінократа стає дружиною Тамерлана, народжує йому синів, і у другій частині п'єси Тамерлан у скорботі оплакує її смерть.
Надалі наводяться один з монологів Тамерлана і невелика сцена за участю Зінократи з першої частини трагедії.
Оригінал:
Tamburlaine's Speech ("Tamburlaine the Great", part 1, act IV, scene 2)
Now clear the triple region of the air,
And let the Majesty of Heaven behold
Their scourge and terror tread on emperors.
Smile, stars that reign'd at my nativity,
And dim the brightness of your neighbour lamps,
Disdain to borrow light of Cynthia!
For I, the chiefest lamp of all the earth,
First rising in the east with mild aspect,
But fixed now in the meridian line,
Will send up fire to your turning spheres,
And cause the sun to borrow light of you.
My sword struck fire from his coat of steel,
Even in Bithynia, when I took this Turk;
As when a fiery exhaltation,
Wrapt in the bowels of a freezing cloud,
Fighting for passage, makes the welkin crack,
And casts a flash of lightning to the earth:
But, ere I march to wealthy Persia,
Or leave Damascus and th'Egyptian fields,
As was the fame of Clymene's brain-sick son
That almost brent the axle-tree of heaven,
So shall our swords, our lances, and our shot
Fill all the air with fiery meteors;
Then, when the sky shall wax as red as blood,
It shall be said I made it red myself,
To make me think of naught but blood and war.
Мій переклад:
Крістофер Марло.
Монолог Тамерлана (частина 1, акт IV, сцена 2)
Розтань, повітряний потрійний шаре:
Нехай з небес боги великі бачать,
Як я, їх бич, земних царів караю.
Засмійтеся, ви, зорі, що сіяли,
Коли родився я, затьмарте решту;
Ганьба - брать світло в місячної діви!
Бо я - землі світильник головний:
На Сході я зійшов ще несміливо,
Але тепер зеніту досягнув я,
І вам пошлю з землі такий вогонь,
Що Сонце буде змушене вам заздрить!
Мій меч вогонь із піхов з криці висік
Уже в Віфінії, де взяв я Турка, -
Так само вогняна вчиняє пара,
Заточена у надрах хмар холодних,
Коли за вихід б'ється: зломить небо
І спалах блискавки на землю зронить.
Та перш, ніж в Персію я попрямую,
Дамаск залишу і поля Єгипту,
Зроблю, як божевільний син Клімени,
Що вісь небесну ледве не спалив.
Нехай мечів, списів удари наших
Заповнять небо, як вогненні зорі!
Коли воно, мов кров, почервоніє,
Хай скажуть - Тамерлан наклав цю фарбу,
Щоб думати про кров лиш і про смерть.
Переклад 11.10.2014
Турок - цар Баязид, якого полонив Тамерлан.
Син Клімени - Фаетон.
Оригінал:
Zenocrate's Scene ("Tamburlaine the Great", part 1, act V, scene 1)
Enter Zenocrate and Anippe
Zenocrate
Wretched Zenocrate! That liv'st to see
Damascus' walls dy'd with Egyptians' blood,
Thy father's subjects and thy contrymen;
The streets strow'd with dissever'd joints of men,
And wounded bodies gasping yet for life;
But most accurs'd, to see the sun-bright troop
Of heavenly virgins and unspotted maids
(Whose looks might make the angry god of arms
To break his sword and mildly treat of love)
On horsemen's lances to be hoisted up,
And guiltlessly endure a cruel death;
For every fell and stout Tartarian steed,
That stamp'd on others with their thundering hoofs,
When all their riders charg'd their quivering spears,
Began to check the ground and rein themselves,
Gazing upon the beauty of their looks.
Ah, Tamburlaine, wert thou the cause of this,
That term'st Zenocrate thy dearest love?
Whose lives were dearer to Zenocrate
Than her own life, or aught save thine own love.
But see, another bloody spectacle!
Ah, wretched eyes, the enemies of my heart,
How are ye glutted with these grievous objects,
And tell my soul more tales of bleeding ruth!
See, see, Anippe, if they breathe or no.
Anippe
No breath, nor sense, nor motion. in them both:
Ah, madam, this their slavery hath enforc'd,
And ruthless cruelty of Tamburlaine!
Zenocrate
Earth, cast up fountains from thy entrails,
And wet thy cheeks for their untimely deaths;
Shake with their weight in sign of fear and grief!
Blush, heaven, that gave them honour at their birth,
And let them die a death so barbarous!
Those that are proud of fickle empery
And place their chiefest good in earthly pomp,
Behold the Turk and his great empress!
Ah, Tamburlaine my love, sweet Tamburlaine,
That fight's for sceptres and for slippery crowns,
Behold the Turk and his great emperess!
Thou that, in conduct of thy happy stars,
Sleep'st every night with conquest on thy brows,
And yet wouldst shun the wavering turns of war,
In fear and feeling of the like distress,
Behold the Turk and his great emperess!
Ah, mighty Jove and holy Mahomet,
pardon my love! O, pardon his contempt
Of earthly fortune and respect of pity;
And let not conquest, ruthlessly pursu'd,
Be equally against his life insens'd
In this great Turk and hapless emperess!
And pardon me that was not mov'd with ruth
To see them live so long in misery!
Ah, what may chance to thee, Zenocrate?
Anippe
Madam, content yourself, and be resolv'd,
Your love hath Fortune so at his command,
That she shall stay, and turn her wheel no more,
As long as life maintains his mighty arm
That fights for honour to adorn your head.
Мій переклад:
Сцена і плач Зінократи (частина 1, акт V, сцена 1)
(Турецький цар Баязид і його дружина Забіна, які були в полоні у Тамерлана і зазнавали численних брутальних принижень, покінчили самогубством. Тільки-но це сталося, входять Зінократа, наречена Тамерлана, й Аніппа, її служниця. У цей час Тамерлан воює з Дамаском, який визнає владу батька Зінократи, єгипетського султана).
Зінократа
Царівно бідолашна! Що ти бачиш -
Дамаска стіни кров пофарбувала
Твоїх краян та батькових підданців;
Всі вулиці вкривають рештки людські
Й поранені, що до життя волають;
А найстрашніше - це тіла дівчат
Незайманих, цнотливих, безневинних...
Якби побачив їх сам бог війни -
Зламав би меч, любов би проповідав.
Та вершники їх взяли на списи
І смерть лиху їм завдали безкарно,
Хоч навіть коні у татарськім війську -
Безжальні, звиклі по тілах ступати, -
Як ті списи в повітрі затремтіли,
Геть відсахнулись, здиблюватись стали,
Зворушені тих мучениць красою.
О, Тамерлане, чи не ти це чиниш -
Той, хто назвав мене своїм коханням?
А жертв твоїх життя мені дорожчі,
За все - окрім лише твого кохання.
Та що це? Ще видовище криваве!
Нещасні очі, серця вороги,
Наситили вас явища потворні,
Та горе знов показуєте серцю!
Ще, може, дихають? Поглянь, Аніппо!
Аніппа
Не дихають, не чують, непорушні.
О, пані, смерть здалася їм гарніша
За рабство та жорстокість Тамерлана!
Зінократа
О, Земле, надішли з глибин потоки,
Оплакуй смерть невчасну та жорстоку,
Тремти, як бачиш горе ти жахливе!
Ганьба, о небо - з честю їх створило,
Щоб так безчесно смерть взяла їх грізна!
Дивись, хто пестує могуть мінливу,
Шанує над усе пишноту світу, -
Ось цар турецький і цариця пишна!
Дивись, о, мій коханий Тамерлане,
Ти, той, хто за вінці минущі б'ється, -
Ось цар турецький і цариця пишна!
До тебе вже такі прихильні зорі,
Що сниш завоюваннями новими,
Та й ти би оминав непевне щастя
Війни, якби лякало зло подібне, -
Ось цар турецький і цариця пишна!
Пророче і Юпітере всевладний,
Моїй любові вибачте зневагу
До долі людської і милосердя!
Нехай невпинні ці завоювання
Не вразять в бік зворотній, не помстяться
Ці цар турецький і цариця бідна!
І вибачте мені жалю нестаток,
Бо довго їх страждання споглядала!
Яку зустрінеш долю, Зінократо?
Аніппа
Вдоволені й міцніші будьте, пані:
Коханий ваш - такий господар Долі,
Що їй звелить він колесо спинити,
Аж доки є життя в руці могутній:
Честь, що він виборе, вас увінчає.
Переклад 12.10.2014
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=948476
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 22.05.2022
Фрагмент поэмы Эмилии Бассано Ланье/Ланьер (1569–1645) 'Salve Deus Rex Judaeorum' («Привет Тебе, Господи, Царь Иудейский») (1611).
В основе этого эпизода – описание Благовещения в Евангелии от Луки (1:26–38).
Оригинал:
Aemilia Lanyer (1569–1645)
From Salve Deus Rex Judaeorum
The Salutation and Sorrow of the Virgin Mary
His woeful mother waiting on her son,
All comfortless in depth of sorrow drowned;
Her griefs extreme, although but new begun,
To see his bleeding body oft she swooned;
How could she choose but think herself undone,
He dying, with whose glory she was crowned?
None ever lost so great a loss as she,
Being son and father of eternity.
Her tears did wash away his precious blood,
That sinners might not tread it under feet
To worship him, and that it did her good
Upon her knees, although in open street,
Knowing he was the Jesse flower and bud
That must be gathered when it smelled most sweet:
Her son, her husband, father, saviour, king,
Whose death killed death, and took away his sting.
Most blessed virgin, in whose faultless fruit
All nations of the earth must needs rejoice,
No creature having sense, though ne’er so brute,
But joys and trembles when they hear his voice,
His wisdom strikes the wisest persons mute;
Fair chosen vessel, happy in his choice,
Dear mother of our Lord, whose reverend name
All people blessed call, and spread thy fame.
For the almighty magnified thee,
And looked down upon thy mean estate;
Thy lowly mind, and unstained chastity,
Did plead for love at great Jehovah’s gate,
Who sending swift-winged Gabriel unto thee,
His holy will and pleasure to relate;
To thee most beauteous queen of womankind,
The angel did unfold his maker’s mind.
He thus began: ‘Hail Mary full of grace,
Thou freely art beloved of the Lord,
He is with thee, behold thy happy case.’
What endless comfort did these words afford
To thee that saw’st an angel in the place
Proclaim thy virtue’s worth, and to record
Thee blessed among women: that thy praise
Should last so many worlds beyond thy days.
Lo, this high message to thy troubled spirit,
He doth deliver in the plainest sense;
Says, thou shouldst bear a son that shall inherit
His father David’s throne, free from offence,
Calls him that holy thing, by whose pure merit
We must be saved; tells what he is, of whence,
His worth, his greatness, what his name must be,
Who should be called the son of the most high.
He cheers thy troubled soul, bids thee not fear,
When thy pure thoughts could hardly apprehend
This salutation, when he did appear;
Nor couldst thou judge, whereto those words did tend;
His pure aspect did move thy modest cheer
To muse, yet joy that God vouchsafed to send
His glorious angel, who did thee assure
To bear a child, although a virgin pure.
Nay more, thy son should rule and reign forever;
Yea, of his kingdom there should be no end;
Over the house of Jacob, heaven’s great giver
Would give him power, and to that end did send
His faithful servant Gabriel to deliver
To thy chaste ears no word that might offend:
But that this blessed infant born of thee,
Thy son, the only son of God should be.
When on the knees of thy submissive heart
Thou humbly didst demand, how that should be?
Thy virgin thoughts did think, none could impart
This great good hap, and blessing unto thee;
Far from desire of any man thou art,
Knowing not one, thou art from all men free:
When he to answer this thy chaste desire,
Gives thee more cause to wonder and admire.
That thou a blessed virgin should remain,
Yea, that the Holy Ghost should come on thee
A maiden mother, subject to no pain,
For highest power should overshadow thee:
Could thy fair eyes from tears of joy refrain,
When God looked down upon thy poor degree?
Making thee servant, mother, wife, and nurse
To heaven’s bright king, that freed us from the curse.
Thus being crowned with glory from above,
Grace and perfection resting in thy breast,
Thy humble answer doth approve thy love,
And all these sayings in thy heart do rest:
Thy child a lamb, and thou a turtle dove,
Above all other women highly blessed;
To find such favour in his glorious sight,
In whom thy heart and soul do most delight.
What wonder in the world more strange could seem,
Than that a virgin could conceive and bear
Within her womb a son, that should redeem
All nations on the earth, and should repair
Our old decays: who in such high esteem,
Should prize all mortals, living in his fear
As not to shun death, poverty and shame,
To save their souls, and spread his glorious name.
And partly to fulfil his father’s pleasure,
Whose powerful hand allows it not for strange,
If he vouchsafe the riches of his treasure,
Pure righteousness to take such ill exchange;
On all iniquity to make a seizure,
Giving his snow-white weed for ours in change:
Our mortal garment in a scarlet dye,
Too base a robe for immortality.
Most happy news, that ever yet was brought,
When poverty and riches met together,
The wealth of heaven, in our frail clothing wrought
Salvation by his happy coming hither:
Mighty messiah, who so dearly bought
Us, slaves to sin, far lighter than a feather:
Tossed to and fro with every wicked wind,
The world, the flesh, or devil gives to blind.
Who on his shoulders our black sins doth bear
To that most blessed, yet accursed, cross;
Where, fastening them, he rids us of our fear,
Yea for our gain he is content with loss,
Our ragged clothing scorns he not to wear,
Though foul, rent, torn, disgraceful, rough and gross,
Spun by that monster Sin, and weaved by Shame,
Which grace itself, disgraced with impure blame.
How canst thou choose, fair virgin, then but mourn,
When this sweet offspring of thy body dies,
When thy fair eyes beholds his body torn,
The people’s fury, hears the women’s cries;
His holy name profaned, he made a scorn,
Abused with all their hateful slanderous lies,
Bleeding and fainting in such wondrous sort,
As scarce his feeble limbs can him support.
Мой перевод:
Эмилия Бассано Ланье (1569–1645)
Скорбь Девы Марии и приветствие Ей
(из поэмы Salve Deus Rex Judaeorum — «Привет Тебе, Господи, Царь Иудейский»)
Вот Мать Его, служившая Ему.
Ей утешенья нет в горчайшей доле.
Вмиг знает всю страданий глубину,
Мать чувств лишает вид Сыновней крови.
Как Ей, с Ним славу разделив одну,
Не разделить теперь одной с Ним боли?
Утрат нет, что равны Ее утрате:
Он – вечности Созданье и Создатель.
Слезами стала кровь Его смывать
С камней, чтоб нечестивцы не ходили,
И так свое служенье совершать
Смогла: труды Ей муку облегчили.
Цвет Иессеев лучший расцветать
Недолго мог: жизнь в цвете прекратили.
Он – Сын Eй и Супруг, Царь и Отец Eй,
Идет на смерть, чтоб утвердить бессмертье.
Благословенна Дева – Та, Чей Плод
Безгрешный всех народов мира – радость.
Всяк разум, хоть в невежестве живет,
Речей Его в восторге хвалит сладость.
Мудрец Eго мудрейшим признает.
Хвала Тебе заслуженно досталась,
Ты – Матерь Божия, Чье чтится имя
По всей земле, Чья слава не погибнет.
Всевышний возвеличить захотел
Тебя, с высот Твою заметил скромность.
Смирение Твое, жизнь в чистоте
Просили о любви у врат Господних.
И быстрокрылый Гавриил к Тебе
Летит – сказать, что Господу угодно.
Тебе – Прекраснейшей, всех жен Царице
Поведал Ангел, что должно случиться.
Сказал: «О Благодатная, хвала,
С Тобою Божие благоволенье!
Послушай, где Ты счастье обрела».
Должна была без меры утешенье
Ты знать, пока речь Ангела текла,
Явив к Твоим достоинствам почтенье,
Открыв, что Ты в женах благословенна,
Что после жизни будешь незабвенна.
Тебе, встревоженной, вещает он,
Что сбудется с Тобой, нельзя подробней:
Родишь Ты Сына, Он получит трон
Давидов, не преступно, но законно.
И говорит, что будет мир спасен
Той чистотой святой, Тобой рожденной.
Каков Сын будет, что вершить Он сможет,
Как Сыну Божию наречься должно.
Твою тревогу видя, просит страх
Изгнать посланец, но Тебе ведь трудно
Понять, зачем он обратился так
И рассудить, зачем сказал так чудно.
Посланец честен, и его слова
В Тебя вселяют радость – как и думу:
К Тебе Господень Ангел обратился,
Зачнешь Ты, будучи притом девицей.
Да, Сын Твой должен сделаться Царем,
Нет, Царствию не будет прекращенья.
Над домом Иакова получит Он
От Бога власть. И в удостоверенье
К Тебе от Бога Гавриил – послом.
Для слуха чистого нет оскорбленья
В том, что Младенец появиться должен,
Твой будет Сын – единственный Сын Божий.
Как будет это? – на колени став,
Ты вопрошала, сердцем всем покорна,
Сомнений в мыслях чистых не держав
В том, что к свершенью блага уж ведома.
Ты, никогда мужчины не желав,
Его не знала, от мужчин свободна.
Ответил Ангел на вопрос невинный,
Дав изумляться большую причину.
Благословенна, девство сохранишь,
И Дух Святой найдет, чтоб так свершилось.
Не зная боли, Дева, Ты родишь,
Всевышний осенит Своею силой.
Как радостные слезы запретишь,
Коль скромность милость Божью получила?
Слугой, женою, матерью и нянькой
Спаситель сделал, ясный Витязь райский.
Венец от высшей славы получив,
Ты милость сочетаешь с совершенством.
Любовь Свою ответом подтвердив,
Все сказанное помнила Ты сердцем.
Ты – Голубица. Агнца нам родив,
Навек благословенна в роде женском.
Тебе благословение досталось
Того, в Ком высшую находишь радость.
Какое чудо большим нам назвать?
Ведь зачала и выносила Сына
Во чреве Дева, чтоб спасенье дать
Он мог народам всем, чтоб искупил Он
Все наши вины: чтобы награждать
Тех смертных стал, кто, вняв Ему, отныне
Страх смерти, бедности, стыда оставил, –
Их души спас Он и Себя прославил.
Жил, чтоб Отца желанию свершиться.
Могучий то позволить захотел:
Великое богатство жизни чистой
Отдать столь дурно – за грехи – в обмен,
Чтоб всей неправоте так прекратиться.
Одежды белые отдать велел
За наши – а они ведь в пятнах алых,
И в них предстать – бессмертью не пристало.
Счастливей не бывало новостей:
С богатством – бедности соединенье,
Обилье рая – в рубище людей,
Пришествие, с которым нам – спасенье.
Мессия спас нас жертвою Своей –
Рабов греха, нас, тех, кто легче перьев:
Кем запросто играет ветер быстрый,
Чей затемняют взор мир, плоть, нечистый.
Грехами нашими обременен,
На Крест благословенный и проклятый
Идет Спаситель. Нам защита Он
И рад для нас нести Свою утрату.
Идет, в одежду нашу облачен,
Хотя дурна она, груба, в заплатах.
Грех на нее напрял, Бесчестье ткало
И Порицанье пятна разбросало.
Святая Дева! Как не горевать,
Когда смерть Сына милого Ты видишь?
Коль стали при Тебе Его терзать,
Рев ярости и женский плач Ты слышишь;
Коль Праведного стали оскорблять,
Клевещут на Него и злобой пышут?
Он истекает кровью, так слабеет,
Что на ногах держаться может еле ...
Перевод 24, 26. 10. 2020
В переводе прописных букв получилось гораздо больше, чем в оригинале, но того требует наша традиция, когда речь идет о Христе и Богородице.
Цвет Иессеев – то есть рода царя Давида, сына Иессея. Из рода царя Давида происходил Иосиф, муж Девы Марии.
- в пятнах алых – в крови вследствие мук Христа.
И Порицанье пятна разбросало – буквально «сама благодать унижена нечистым порицанием».
Иллюстрация: «Благовещение» (одно из «Благовещений») Паоло Веронезе, 1578.
Венеция, галерея Академии.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=944293
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 07.04.2022
Її гість міста пам'ятає довго,
А хто живе тут, той ще змалку звик:
Над щебенем веде танок Мадонна
В вінку із зір. Дух чистий сяє в них.
На мінарет її у місті давнім
Поставлено як перемоги знак,
Щоб ворог біль відчув... Та споглядає
Вона без гніву всіх: їй видно так.
Тут ворожнечі пам'ятник тяжкої,
Та вільний від цієї боротьби
Не бачить, що фігура й вежа - в спорі:
Дві віри в символ з'єднано один.
Покров її - для всіх, чужих не знає.
Не раз було: як хмарно в майбутті,
Мольба до неї: "У борні будь з нами!",
Мольба до неї: "Пощади в біді!"
Хмурніє небо, повертатись - грозам,
І місто пригадає досить зла,
Та є вона - щоб припинялись сльози,
Щоб милість страдникам відповіла.
05.03.2022
Ілюстрація: Богородиця на мінареті в Кам'янці-Подільському.
[youtube]https://youtu.be/vb_MjqBwxOI[/youtube]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941746
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 06.03.2022
Ее увидит гость и помнит долго,
А сам старинный город уж привык:
Мадонна пляшет в небе, над щебенкой,
В венке из звезд, свет чистоты - от них.
На минарет ее как знак победы
Поставили, чтоб уязвить врага,
Но на любых она глядит без гнева,
На высоте от злобы далека.
Здесь - памятник борьбы известной, трудной,
Но зритель тот, что от нее храним,
Не видит спора башни и фигуры:
Две веры символ создали один.
Защитница - для всех, чужих не знает.
Не раз уж было: тучи впереди,
И просьба к ней летит: "В борьбе будь с нами!",
И просьба: "Нас в несчастье пощади!"
Темнеет небо, возвращаться - грозам,
Изведал город вереницу бед,
Но есть она - чтоб проходили слезы,
Чтоб был страдавшим милости ответ.
03.03, 03.05. 2022
На фото: Богородица на минарете в Каменце-Подольском.
[youtube]https://youtu.be/hHBoUiMhQtM[/youtube]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941745
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 06.03.2022
Свой анализ стихотворения античной поэтессы Аниты Тегейской постаралась изложить в стихотворной форме.
Гермес на перекрестке
(на мотив эпиграммы Аниты Тегейской)
Здесь стою я, Гермес, средь сада с его ветерками
На перекрестке дорог, пенного моря вблизи,
Утомленным мужам обещая отдых с дороги,
А кристальный родник тихо журчит подо мной.
(перевод Ю. Шульц)
Стоит Гермес на перекрестке.
Взгляд весел и спокоен вид.
Он путь преодолеть далекий
Вмиг может - но сейчас стоит.
У ног родник - призыв нерезкий;
Пейзаж здесь яркий: море, сад...
В веках стишок остался женский,
Тот перекресток описав.
Гермеса статуя не лучшей,
Не из прославленных была,
Но все ж она поток бегущий
Замедлила, внушив слова.
Читаешь их - и сценку видишь,
От статуи - манящий свет,
И символов невольно ищешь
(Которых, может, в них и нет).
Представим: море - беспокойство;
Сад - сон; в него - ветрам дохнуть;
И множество дорог... Устройся
На отдых: свой продолжишь путь.
Пока же вот - воды шептанье,
В ветвях - забавы ветерка,
И неожиданное знанье,
Что носит маску шутника.
Даль раздвигается большая,
Покуда в обществе таком
Ты отдыхаешь. Наблюдает
Гонец гостей над родником,
И представляется колодец,
И голос слышится другой:
"Мне дай напиться. Коль попросишь,
Я дам тебе воды живой".
18, 20. 09.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941608
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 04.03.2022
Несколько стихотворений Оскара Уайльда. Переводы
Эти переводы мне понадобилось сделать уже давно, во-первых - для практики, во-вторых - для воспоминаний о своих путешествиях.
Переводы сравнивались с несколькими другими русскими переводами тех же произведений (опубликованными в сборнике "Оскар Уайльд. Полное собрание стихотворений и поэм". Предисловие, составление Витковского Е.В. Спб: Евразия, 2000, а также другими, найденными в Интернете), но уже после того, как были сделаны.
Оригинал:
Oscar Wilde
Impressions du matin
The Thames nocturne of blue and gold
Changed to a Harmony in grey:
A barge with ochre-coloured hay
Dropt from the warf: and chill and cold.
The yellow fog came creeping down
The bridges, till the houses' walls
Seemed changed to shadows and St. Paul's
Loomed like a bubble o'er the town.
The suddenly arose the clang
Of waking life; the streets were stirred
With country waggons: and a bird
Flew to the glistening roofs and sang.
But one pale woman all alone,
The daylight kissing her wan hair,
Loitered beneath the gas lamps flare,
With lips of flame and heart of stone.
Мой перевод:
Оскар Уайльд. Impressions du matin
(Впечатления от утра)
Ночной напев реки был синь и золот,
Он стройностью сменился некой в сером.
Вот баржа с цвета охры сеном
От верфи отошла: и хворь, и холод.
Пришел, полз желтый сумрак по мостам;
Казалось, стены обращались в тени.
Пузырь над городом зареял —
Тот купол, что венчает Павла храм.
И вдруг задребезжало пробужденье.
По улицам гремят телеги зычно.
Какая-то взлетела птичка
Вверх, к блеску крыш — и слышно ее пенье.
Да женщина неяркая без дела
Под лампами слоняется одна.
Не слышит ласки дня она:
Уста — огонь, душа окаменела.
Перевод 18.08.2014
Почему одна строка в каждой строфе сокращена? - потому что переводчица ничего лучше не придумала. :-(
Оригинал:
Oscar Wilde
Sonnet on Approaching Italy
I reached the Alps: the soul within me burned,
Italia, my Italia, at thy name:
And when from out the mountain’s heart I came
And saw the land for which my life had yearned,
I laughed as one who some great prize had earned:
And musing on the marvel of thy fame
I watched the day, till marked with wounds of flame
The turquoise sky to burnished gold was turned.
The pine-trees waved as waves a woman’s hair,
And in the orchards every twining spray
Was breaking into flakes of blossoming foam:
But when I knew that far away at Rome
In evil bonds a second Peter lay,
I wept to see the land so very fair.
Мой перевод:
Оскар Уайльд
Сонет на приближение к Италии
Вот Альпы поднялись, и весь я — пламя:
Как мы близки, Италия моя!
Из сердца гор на встречу вышел я,
Увидел землю — жизни всей мечтанье.
Был счастлив, будто выиграл состязанье...
Да, диво — слава дивная твоя!
Вот ранит красным бирюзу заря,
И небо примет золота блистанье.
Вершины пиний, что волна кудрей;
На тонких веточках в садах фруктовых
Цвет пышный сыплет искрами живыми...
Но, вспомнив, что сейчас в далеком Риме
Петра наместник зла надел оковы,
Земля, я плакал о красе твоей.
Перевод 19. 11. 2014
Примечания переводчицы: на встречу — задумано именно как существительное с предлогом, а не как наречие "навстречу". Лирический герой спешит на встречу с Италией.
Петра наместник зла надел оковы — имеется в виду Папа Римский Пий IX, который, отказавшись признавать объединенное итальянское королевство, считал себя узником в Ватикане.
Оригинал:
Oscar Wilde
Madonna Mia
A lily-girl, not made for this world’s pain,
With brown, soft hair close braided by her ears,
And longing eyes half veiled by slumberous tears
Like bluest water seen through mists of rain:
Pale cheeks whereon no love hath left its stain,
Red underlip drawn in for fear of love,
And white throat, whiter than the silvered dove,
Through whose wan marble creeps one purple vein.
Yet, though my lips shall praise her without cease,
Even to kiss her feet I am not bold,
Being o’ershadowed by the wings of awe,
Like Dante, when he stood with Beatrice
Beneath the flaming Lion’s breast, and saw
The seventh Crystal, and the Stair of Gold.
Мой перевод:
Оскар Уайльд.
Madonna Mia
Дитя-цветок — не для нее мир злой;
Сноп мягкой тьмы свит в косы за ушами,
И страсть в глазах за кроткими слезами —
Густая синь за дымкой дождевой.
Чист от румянца бледных щек покой;
Боясь любви, с презреньем морщит губки;
На шейке мраморной, белей голубки,
Пурпурной жилки трещинка одной.
Хвалу поют ей губы беспрестанно,
Но и коснуться ножки не посмеют.
Смущен я под крылом благоговенья —
Стоял так Данте вместе с Благодатной,
Под грудью пламенного Льва, и зрели
Седьмой Кристалл и Золото Ступеней.
Перевод 20.11. 2014
Примечания переводчицы.
Имя Беатриче буквально означает "дающая блаженство", что имело для Данте символическое значение. В оригинале стихотворения оно не расшифровано.
Седьмой Кристалл - седьмое небо. "Золото Ступеней" — не совсем точный перевод: правильно "Золотая Лестница".
Еще одна неточность в финале перевода: Уайльд сравнивает настроение своего лирического героя с состоянием одного Данте, когда он стоял вместе с Беатриче и видел, что она ему показывала. По переводу может создаться впечатление, что описываются чувства их обоих.
Оригинал:
Oscar Wilde
Queen Henrietta Maria
(To Ellen Terry)
In the lone tent, waiting for victory,
She stands with eyes marred by the mists of pain,
Like some wan lily overdrenched with rain:
The clamorous clang of arms, the ensanguined sky,
War’s ruin, and the wreck of chivalry
To her proud soul no common fear can bring:
Bravely she tarrieth for her Lord the King,
Her soul a-flame with passionate ecstasy.
O Hair of Gold! O Crimson Lips! O Face
Made for the luring and the love of man!
With thee I do forget the toil and stress,
The loveless road that knows no resting place,
Time’s straitened pulse, the soul’s dread weariness,
My freedom, and my life republican!
Мой перевод:
Оскар Уайльд.
Королева Генриетта-Мария
Эллен Терри
Она одна, в палатке, ждет победы.
Прекрасный взгляд затмился боли мглою —
Так лилию бьет сильный дождь порою.
Груб битвы гром, кровь напитала небо,
Война все рушит, гибель кавалерам,
Всех страх разит — она его не знает.
Супруга дело с честью защищает
В одушевленье страсти несравненной.
Ты — золото, ты — розы! Родилась ты
Любовью зажигать и загораться!
С тобою я забыл труды и тяжесть,
И бесконечный путь мой в безучастьи,
Срок угасающий, души усталость,
Свободу, как и жизнь республиканца!
Перевод 21. 11. 2014
Примечание. Генриетта-Мария (1609 — 1669) — жена Карла I. Эллен Терри (1847 — 1928) — английская театральная актриса, ведущая исполнительница шекспировского репертуара и муза в том числе Оскара Уайльда. Она исполняла роль королевы Генриетты-Марии на сцене, в драме Вильяма Гормана Уиллса "Карл I" (1879).
Срок угасающий — в оригинале буквально "затрудненный пульс времени". Понято в том смысле, что времени остается мало, оно "умирает" для лирического героя, который постоянно ощущает его недостаток.
Оригинал:
Oscar Wilde
Vita Nuova
I stood by the unvintageable sea
Till the wet waves drenched face and hair with spray;
The long red fires of the dying day
Burned in the west; the wind piped drearily;
And to the land the clamorous gulls did flee:
‘Alas!’ I cried, ‘my life is full of pain,
And who can garner fruit or golden grain
From these waste fields which travail ceaselessly!’
My nets gaped wide with many a break and flaw,
Nathless I threw them as my final cast
Into the sea, and waited for the end.
When lo! a sudden glory! and I saw
From the black waters of my tortured past
The argent splendour of white limbs ascend!
Мой перевод:
Vita Nuova
(особо страшное издевательство над стихами Оскара Уайльда)
Стоял у беспредельного я моря,
Лицо ударам брызг его подставил.
Прощаясь алым пламенем, день таял
На западе; вой ветра был несчастен;
К земле тянулись чайки, криком споря.
"Увы! — я крикнул, — жизнь мне — лишь страданье!
Кто ищет золотого урожая
На мертвом поле, — там, где труд напрасен?!"
В прорехах сети, толк из них не вышел,
Но все же в море их закинул снова,
И ждал, что напоследок мне досталось.
Что это? чудо вдруг! и я увидел:
Из черных вод мучения былого
Дуг серебра сиянье поднималось!
Перевод 21. 11. 2014
Название стихов ("Новая жизнь" по-итальянски) взято у книги Данте о его любви к Беатриче и начале вдохновленного ею поэтического творчества.
Unvintageable sea — эпитет взят у Гомера (для этого перевода выбран перевод "беспредельное море").
Слово limbs в последней строке допускает разные варианты перевода: поискав и сравнив, можно найти, например, "руки", "крылья", "лучи". Для этого перевода выбран вариант "дуги" (в смысле - края поднимающегося диска).
Встречается также другой вариант окончания:
My nets gaped wide with many a break and flaw
Nathless I threw them as my final cast
Into the sea, and waited for the end.
When lo! a sudden glory! and I saw
The argent splendor of white limbs ascend,
And in that joy forgot my tortured past.
В прорехах сети, толк из них не вышел,
Но все же в море их закинул снова,
И ждал, что напоследок мне досталось.
Что это? чудо вдруг! и я увидел:
Дуг серебра сиянье поднималось, —
И радость излечила боль былого.
Оригинал:
Oscar Wilde
Ave Maria Gratia Plena
Was this His coming! I had hoped to see
A scene of wondrous glory, as was told
Of some great God who in a rain of gold
Broke open bars and fell on Danae:
Or a dread vision as when Semele
Sickening for love and unappeased desire
Prayed to see God’s clear body, and the fire
Caught her brown limbs and slew her utterly:
With such glad dreams I sought this holy place,
And now with wondering eyes and heart I stand
Before this supreme mystery of Love:
Some kneeling girl with passionless pale face,
An angel with a lily in his hand,
And over both the white wings of a Dove.
Florence.
Мой перевод:
Оскар Уайльд
Ave Maria Gratia Plena
Пришел Он так? Увидеть ожидал я,
Как слава чуду на века творится:
Великий золотым дождем пролился,
Разбил преграды, оросил Данаю.
Иль ужас утоления желанья:
Явиться Божество, как есть, Семела,
Просила - смуглые овеял члены
Огонь, и сгинула она, сгорая.
Так думая, я шел в святое место,
Смотрю - взгляд и душа в недоуменьи...
Так это - таинство Любви Всевышней:
Склонилась тихо бледная невеста,
Да ангел с лилией в руке пред нею,
Да Крылья белые над ними выше.
Флоренция.
Перевод 20-21. 01. 2015
Примечание переводчицы: стихотворение, как можно догадаться, об изображении Благовещения. Ave Maria Gratia Plena - обращение к Богородице: "Радуйся, благодатная Мария" (буквально "полная благодати").
В оригинале прямо сказано, что имеются в виду крылья голубя - Святого Духа, но переводчица решила, что это будет понятно из контекста.
Оригинал:
Oscar Wilde
Italia
Italia! thou art fallen, though with sheen
Of battle-spears thy clamorous armies stride
From the north Alps to the Sicilian tide!
Ay! fallen, though the nations hail thee Queen
Because rich gold in every town is seen,
And on thy sapphire-lake in tossing pride
Of wind-filled vans thy myriad galleys ride
Beneath one flag of red and white and green.
O Fair and Strong! O Strong and Fair in vain!
Look southward where Rome’s desecrated town
Lies mourning for her God-anointed King!
Look heaven-ward! shall God allow this thing?
Nay! but some flame-girt Raphael shall come down,
And smite the Spoiler with the sword of pain.
Venice.
Мой перевод:
Оскар Уайльд
Италия
И все же пала ты, страна - пускай гордиться
Еще ты можешь блеском войск своих крикливых
От Альп полночных до полуденных приливов.
Да, пала ты! - пускай весь мир зовет царицей
За то, что вправе чистым золотом хвалиться
Твой каждый городок, и на волнах сапфирных
Столь многих ветром окрыленных и спесивых
Скользят судов с трехцветным флагом вереницы.
О, ты прекрасна и могуча - но напрасно!
Взгляни на юг - там Рим, твой оскверненный город,
Лежит и о Помазаннике Божьем плачет.
Взгляни на небо - Бог смирился, не иначе?
Нет, Рафаил, огнем одетый, снидет скоро,
Мечом страданий поразит Злодея властно.
Венеция.
Перевод 23-24.01.2015.
Примечания переводчицы: Уайльд сильно сокрушается об участи Римского Папы, после объединения Италии объявившего себя "узником" в Вечном Городе.
Автор в оригинале перечисляет цвета итальянского флага - "красный, и белый, и зеленый" - возможно, для того, чтобы вполне передать цвета и яркость изображаемой им в стихах картины. Но в данном переводе перечисление цветов флага не передано.
flame-girt Raphael - архангел Рафаил; flame-girt - буквально означает, видимо, "препоясанный пламенем". Любителям символизма может показаться неслучайным, что два мастера итальянского Возрождения, украшавших Ватикан и никак между собой не друживших, были тезками двух архангелов.
Оригинал:
Oscar Wilde
Sonnet On Hearing The Dies Irae
Sung In The Sistine Chapel
Nay, Lord, not thus! white lilies in the spring,
Sad olive-groves, or silver-breasted dove,
Teach me more clearly of Thy life and love
Than terrors of red flame and thundering.
The hillside vines dear memories of Thee bring:
A bird at evening flying to its nest
Tells me of One who had no place of rest:
I think it is of Thee the sparrows sing.
Come rather on some autumn afternoon,
When red and brown are burnished on the leaves,
And the fields echo to the gleaner’s song,
Come when the splendid fulness of the moon
Looks down upon the rows of golden sheaves,
And reap Thy harvest: we have waited long.
Мой перевод:
Оскар Уайльд
Сонет на гимн "Dies Irae" в Сикстинской Капелле
Не так, Спаситель! Белый цвет весною,
Голубки серебро, оливок рощи,
О подвиге любви мне скажут больше,
Чем средь огня и грома я открою.
На виноградник глядя, я с Тобою,
Как птичка вечером к гнезду стремится -
Тогда мне Странник без приюта мнится...
Ты славен песней воробья простою.
Приди к нам в осень, как-то в вечер теплый,
Когда листву блеск алый с желтым тронет,
И помнит поле, как жнецы певали,
Когда, в блистании прекрасна полном,
Луна на скирды золотые смотрит,
Прими Свой урожай: мы долго ждали.
Перевод 24.01. 2015
Примечания переводчицы: Dies Irae - "День гнева" (лат), песнопение, напоминающее о Страшном Суде. Лирический герой пытается спорить с его идеей.
Это, наверное, самое красивое и глубокое по мысли стихотворение в этой подборке, но все подробности красоты в переводе передать не удалось, поэтому требуются некоторые дополнения.
Рощи оливок в оригинале не просто так, а печальные.
Виноградники тоже не просто так, а на холмах.
Во второй строфе обыгрываются две Евангельские ассоциации: притча о работающих на винограднике и высказывание Иисуса "Лисицы имеют норы и птицы небесные - гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову".
Gleaner - это буквально не "жнец", а "тот, кто после жатвы подбирает колосья" (вечером, когда жатва состоялась). Эхо в поле отзывается на его песню.
Слово "скирды", к счастью для переводчицы, согласно словарям, имеет два ударения.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941571
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 03.03.2022
Переказ (досить довільний) балади, де до нареченої являється привид нареченого.
Оригінал:
77A: Sweet William’s Ghost
77A.1 THERE came a ghost to Margret’s door,
With many a grievous groan,
And ay he tirled at the pin,
But answer made she none.
77A.2 ‘Is that my father Philip,
Or is’t my brother John?
Or is’t my true-love, Willy,
From Scotland new come home?’
77A.3 ‘’Tis not thy father Philip,
Nor yet thy brother John;
But ’tis thy true-love, Willy,
From Scotland new come home.
77A.4 ‘O sweet Margret, O dear Margret,
I pray thee speak to me;
Give me my faith and troth, Margret,
As I gave it to thee.’
77A.5 ‘Thy faith and troth thou’s never get,
Nor yet will I thee lend,
Till that thou come within my bower,
And kiss my cheek and chin.’
77A.6 ‘If I shoud come within thy bower,
I am no earthly man;
And shoud I kiss thy rosy lips,
Thy days will not be lang.
77A.7 ‘O sweet Margret, O dear Margret,
I pray thee speak to me;
Give me my faith and troth, Margret,
As I gave it to thee.’
77A.8 ‘Thy faith and troth thou’s never get,
Nor yet will I thee lend,
Till you take me to yon kirk,
And wed me with a ring.’
77A.9 ‘My bones are buried in yon kirk-yard,
Afar beyond the sea,
And it is but my spirit, Margret,
That’s now speaking to thee.’
77A.10 She stretchd out her lilly-white hand,
And, for to do her best,
‘Hae, there’s your faith and troth, Willy,
God send your soul good rest.’
77A.11 Now she has kilted her robes of green
A piece below her knee,
And a’ the live-lang winter night
The dead corp followed she.
77A.12 ‘Is there any room at your head, Willy?
Or any room at your feet?
Or any room at your side, Willy,
Wherein that I may creep?’
77A.13 ‘There’s no room at my head, Margret,
There’s no room at my feet;
There’s no room at my side, Margret,
My coffin’s made so meet.’
77A.14 Then up and crew the red, red cock,
And up then crew the gray:
‘Tis time, tis time, my dear Margret,
That you were going away.’
77A.15 No more the ghost to Margret said,
But, with a grievous groan,
Evanishd in a cloud of mist,
And left her all alone.
77A.16 ‘O stay, my only true-love, stay,’
The constant Margret cry’d;
Wan grew her cheeks, she closd her een,
Stretchd her soft limbs, and dy’d.
Мій переказ:
Наречений-привид
- До тебе прийшов я, кохана,
привітай мене!
До тебе прийшов, моя мила,
зустрічай мене!
- Чи то батько мій, чи то братик мій,
чи то з чужини прийшов милий мій?
- Не батько твій і не брат твій,
любове моя,
з чужини повернувся твій милий,
жадана моя!
Говори, кохана, не відмов мені:
я тобі був вірний - волю дай мені!
- Як зараз до мене зайдеш,
волю дам тобі!
Як міцно мене поцілуєш,
волю дам тобі!
- Як до тебе зайду, жалкуватимеш,
як тебе поцілую - вмиратимеш!
- До церкви підемо
- волю дам тобі!
Обручки надінемо
- волю дам тобі!
- На церковнім дворі - спочинок мій,
а до тебе говорить лише дух мій!
- У мирі спочинь, коханий,
любове моя!
Піду за тобою, коханий,
ти доле моя!
Людина за духом, піду я - як скажеш ти!
У зиму та в ніч піду я - як скажеш ти!
Чи місце є біля тебе,
коханий мій,
куди б лягла я до тебе,
єдиний мій?
- Тісне моє ліжко, кохана моя,
не ляжемо разом, кохана моя ...
Ось крикнув вранішній півень -
тепер прощавай!
У вранішню мряку піду я -
навік прощавай!
- О, ні, не прощайся зі мною,
любове моя!
Зі світу піду я з тобою,
то - доля моя!
Переклад 16.06. 2014
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941510
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 02.03.2022
Переказ балади зі страшним сюжетом.
Оригінал:
255A: Willie’s Fatal Visit
255A.1 ’TWAS on an evening fair I went to take the air,
I heard a maid making her moan;
Said, Saw ye my father? Or saw ye my mother?
Or saw ye my brother John?
Or saw ye the lad that I love best,
And his name it is Sweet William?
255A.2 ‘I saw not your father, I saw not your mother,
Nor saw I your brother John;
But I saw the lad that ye love best,
And his name it is Sweet William.’
255A.3 ‘O was my love riding? or was he running?
Or was he walking alone?
Or says he that he will be here this night?
O dear, but he tarries long!’
255A.4 ‘Your love was not riding, nor yet was he running,
But fast was he walking alone;
He says that he will be here this night to thee,
And forbids you to think long.’
255A.5 Then Willie he has gane to his love’s door,
And gently tirled the pin:
‘O sleep ye, wake ye, my bonny Meggie,
Ye’ll rise, lat your true love in.’
255A.6 The lassie being swack ran to the door fu snack,
And gently she lifted the pin,
Then into her arms sae large and sae lang
She embraced her bonny love in.
255A.7 ‘O will ye gang to the cards or the dice,
Or to a table o wine?
Or will ye gang to a well-made bed,
Well coverd wi blankets fine?’
255A.8 ‘O I winna gang to the cards nor the dice,
Nor yet to a table o wine;
But I’ll rather gang to a well-made bed,
Well coverd wi blankets fine.’
255A.9 ‘My braw little *** sits on the house tap,
Ye’ll craw not till it be day,
And your kame shall be o the gude red gowd,
And your wings o the siller grey.’
255A.10 The *** being fause untrue he was,
And he crew an hour ower seen;
They thought it was the gude day-light,
But it was but the light o the meen.
255A.11 ‘Ohon, alas!’ says bonny Meggie then,
‘This night we hae sleeped ower lang!’
‘O what is the matter?’ then Willie replied,
‘The faster then I must gang.’
255A.12 Then Sweet Willie raise, and put on his claise,
And drew till him stockings and sheen,
And took by his side his berry-brown sword,
And ower yon lang hill he’s gane.
255A.13 As he gaed ower yon high, high hill,
And down yon dowie den,
Great and grievous was the ghost he saw,
Would fear ten thousand men.
255A.14 As he gaed in by Mary kirk,
And in by Mary stile,
Wan and weary was the ghost
Upon sweet Willie did smile.
255A.15 ‘Aft hae ye travelld this road, Willie,
Aft hae ye travelld in sin;
Ye neer said sae muckle for your saul
As My Maker bring me hame!
255A.16 ‘Aft hae ye travelld this road, Willie,
Your bonny love to see;
But ye’ll never travel this road again
Till ye leave a token wi me.’
255A.17 Then she has taen him Sweet Willie,
Riven him frae gair to gair,
And on ilka seat o Mary’s kirk
O Willie she hang a share;
Even abeen his love Meggie’s dice,
Hang’s head and yellow hair.
255A.18 His father made moan, his mother made moan,
But Meggie made muckle mair;
His father made moan, his mother made moan,
But Meggie reave her yellow hair.
Мій переказ:
Віллі і нічне страхіття
"Ти не бачив батька, ти не бачив матір,
ти не бачив брата милого мого?
Ти не бачив друга серця мого Віллі -
від усіх найбільше я люблю його?"
"Ні не бачив батька, матері не бачив,
і не бачив брата милого твого,
але бачив друга серця твого Віллі -
на шляху до тебе я зустрів його".
"Чи він йшов до мене, чи він біг до мене,
чи до мене верхи їхав-поспішав?
Чи як ви зустрілись, промовляв до тебе
і чи щось для мене він тобі сказав?"
"Верхи він не їхав і не біг повз мене,
просто йшов швиденько, часу не втрачав.
Ввечері прибуде в гості він до тебе,
зустрічай, як згодна, - так мені сказав".
І, як звечоріло, він прийшов до неї,
стиха він постукав, викликав її:
"Ставай, відчиняй-но, люба моя Меггі,
і, коли чекала, не відмов мені!"
Вона відчиняла, міцно обіймала,
цілувала хвилю та іще одну:
"Чи ти їсти хочеш, чи ти грати хочеш,
чи тебе до ліжка теплого вкладу?"
"Ні, не хочу їсти і не хочу грати,
все то речі зайві - відповів він їй -
хочу нашу зустріч гарно святкувати -
то ходім до ліжка теплого мерщій".
Серед ночі мила когута просила:
"Когутику любий, ти мене не зрадь:
золотий дам гребінь, та ще й срібні крильця -
не кричи до ранку, лиха не принадь!"
Ніч іще стояла, був неблизько ранок,
але когут зрадив, крикнув-прокричав.
Думали коханці, що то вже світанок,
але місяць з неба біле світло слав.
"Захопились надто, забарились надто,
матимемо, може, ми пригоду злу..."
"Як не сталось лиха, плакати не варто:
бігтиму хутчіше, час наздожену".
Він убрався швидко, швидко попрощався,
біг з гори та полем, шлях він свій долав,
та, як йшов повз церкву, з Марищем спіткався,
чий один лиш погляд тисячу б злякав.
То було велике Марище правдиве, -
з темряви з'явилось, церкву як минав;
як його зустріло, відібрало сили:
посміхнулось радо - він одразу й став.
"Грішний чоловіче, ниций чоловіче!
Насолоди досить нині ти зазнав,
та щоб повернутись, грішнику, додому
допомоги в Бога зовсім не прохав!
Ти ходив цим шляхом, поспішав цим шляхом,
щоб її кохати, пестити її;
та коли з тобою ми тепер зустрілись,
щось залиш на згадку, друже, і мені".
І його схопило, на шматки роздерло,
на церковну лаву почепило їх...
... Люба Меггі плаче, скаржиться даремно:
закінчилось лихом те кохання в них.
Переклад завершений 15. 06. 2014
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=941509
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 02.03.2022
Аполон и Асклепий
(на мотив греческого мифа)
Этот сюжет - один из старинных, что помнят поныне:
В горести бог-стреловержец могучий о сыне.
И награждает отец, и карает, и шлет людям песни.
Сын его - лекарь великий, восстал против смерти
И потому своим дедом казнен, как закон преступивший...
Пение скорби отца по всему свету слышно.
Те, кто казнившую молнию создал, от стрел отца пали.
Не был он кроток в несчастье. Боль меньше? Едва ли.
С плачем приходят слова. В память сына он песню слагает.
Сын нарушителем назван - отец защищает.
"Он не порядок хотел отменить - возмутился страданью," -
Сына любя, не оставит отец оправданья.
Не переносит отец мучительной мысли, что сына лишился.
Тщится порой он с утратой своей примириться
И повторяет: мир зол, в нем многие смерть бы избрали,
Если б что скрыто за ней, не гадали, а знали.
Тяжкое горе, как может, отец проживает - в творенье:
Мысли, внушенные скорбью, становятся пеньем.
Миф говорит: властный дед воскресил нарушителя-внука,
Сделав бессмертным теперь. Пусть запомнит науку.
Были построены храмы, где чтится божественный лекарь:
Славен театр одного... Здесь помощь - душе человека.
Слышно везде, пусть на сцене театра негромко сказали:
Так, для сына трудясь, актерам отец помогает.
02.02.2022
Славен театр одного... - театр при храме Асклепия в Эпидавре, знаменитый своей акустикой.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=939123
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 03.02.2022
Для начала - предупреждение для самых религиозных читателей. Баллада, перевод которой приводится ниже, вам может не понравиться, так как о ряде библейских персонажей в ней отзываются без достаточного уважения. Однако она не богохульная, так как в ней развиваются идеи милосердия и необходимости смотреть на себя со стороны. В самом конце появляется Христос, и Он - совершенно положительный. Над Ним здесь не шутят.
Кому баллада может быть интересна: поклонникам "Кентерберийских рассказов" (они ее, наверное, уже знают) и тем, кто любит понаблюдать, как персонаж классического литературного произведения переходит в другое произведение.
Это английская уличная баллада, героиня которой - Батская ткачиха, самый популярный персонаж "Кентерберийских рассказов" Джефри Чосера. (Совсем точно она называется "the Wife of Bath", то есть "женщина из Бата", "жена из Бата". И она даже не из самого Бата, а из окрестностей.) Дама она чувственная и весьма красноречивая. Ее характерная особенность в том, что она отлично знает Священное писание и, ведя не самый целомудренный образ жизни, умело оправдывается с помощью соответствующих цитат.
Именно эту особенность подчеркивает баллада.
Краткое содержание: героиня после насыщенной плотскими удовольствиями жизни пытается прорваться в рай. Праведники сперва гнушаются ее обществом, и потому она хамит поочередно всем, кто не согласен ее впустить, но все, что она говорит, основывается на написанном в Библии. В конце, однако, гармония восстановлена.
Название оригинала: : The Wanton Wife of Bath. Источник текста оригинала: Wikimedia Commons, там размещенный текст датируется 1816/1831. Но баллада возникла в начале XVII века, известно несколько вариантов ее текста. (Информация из книги: The Penguin Book of Renaissance Verse : 1509-1659, edited by H. Woudhuysen, introduction by D. Norbrook. London: Penguin classics, 1993. Там текст баллады приводится в сокращении).
Наверное, кто-нибудь это уже переводил, но я не сверяла.
Мой перевод:
Батская женка у врат рая
Английская уличная баллада
Из Бата веселая женка -
Нам Чосер поведал о ней -
Жила себе, да развлекалась:
Такой не устать от затей.
Однажды она захворала
И - срок, знать, пришел - померла.
К вратам она райским явилась
И в них колотить начала.
Выходит Адам раздраженный:
"Кто смеет здесь так громыхать?"
"Да я же, я, женка из Бата.
Мечтала тебя повидать".
"Ты грешница. Прочь убирайся!
Таких не пускаем сюда!"
"Какой нелюбезный вы, сударь!
Сам прочь убирайся тогда!
Войду я, как ты не противься!
Взгляни на себя, грубиян!
Ты - всех наших бедствий причина,
Открыл ты дорогу грехам.
Ведь Божий запрет ты нарушил,
Супругу уважить желал..."
Адам, эти речи услышав,
Напуганный, прочь убежал.
Выходит к воротам Иаков,
Велит, чтобы в ад она шла.
"Мошенник! - упорствует женка -
Твои стоят ада дела.
Известно: отца обманул ты
И брата еще обманул ..."
Иаков тогда удалился,
С ней спор продолжать не рискнул.
Стучит женка снова, все громче,
И Лот обращается к ней:
"Что ищешь здесь, пьяная баба?
Зачем ты к нам с бранью своей?"
"Распутник! Ведь жил с дочерьми ты,
И что ж? Стыд тебя не берет!"
Так выбранен ею сурово
В ответ злополучный был Лот.
Выходит Юдифь. "Что за шум здесь?
Нельзя ничего разобрать".
"Ты, душка, внимательней слушай.
Не все же башки отрезать!"
Бедняжка Юдифь покраснела,
Услышав, как женка дерзит...
К воротам на речи пришедшей
Выходит и сам царь Давид.
"Кто смеет стучать здесь так громко
И вносит смятение в рай?"
"Вы были с чужою женою
Любезней куда, государь.
А мужа на смерть вы послали -
Смятения больше куда,
Чем я причиняю за дверью,
К которой стремилась всегда".
"Безумная лезет к нам, видно," -
Сказал о ней царь Соломон.
"Вы, сударь мой, больше чудили.
Сейчас я напомню о том.
Семь сотен супруг вы держали -
И было вам мало еще,
Так взяли вы триста наложниц,
Чтоб было совсем хорошо...
Для них вы оставили Бога,
Молились на камни и пни ...
И были тяжки вам заботы
По преумноженью семьи!
Когда б вы ума не лишились,
Вы б так поступали едва ль,
И я до сих пор удивляюсь,
За что пропустили вас в рай!"
"Не слыхивал брани подобной" -
Иона-пророк говорил.
"Не смей обижаться, бесстыжий,
Ты больше меня нагрешил!"
Фома ей: "Слыхал я, у женщин
Язык - что осиновый лист..."
"Не в истину - в чушь ты поверил,
Что это не так - убедись!"
Услышала речь Магдалина,
Выходит к воротам она.
"Ты, добрая женщина, вспомнить
Жизнь прошлую нынче должна.
Не может ступить сюда грешник..."
"Красотка, ну кто б говорил? -
Ответила женка - Любой бы,
Здесь вас повстречав, возразил.
Вы прежде столь праведно жили,
Что вас собирались казнить,
Но, к счастью, шел мимо Спаситель,
Не дал вас камнями забить.
Совсем не за ваш род занятий
В раю вы... Причин не найду,
Чтоб мне усомниться хоть малость,
Что также сюда попаду".
Тут Павел-апостол явился
И грозно сказал ей: "Должна
Грехи ты оставить немедля!
Не сделаешь - осуждена!"
"Припомни, что делал ты, Павел -
Безгрешный твой вид так нелеп...
В гоненьях на церковь святую,
Твой гнев, как огонь, был свиреп!"
Выходит к вратам Петр-апостол:
"Утихни, - он ей говорит, -
У нас не положено шума,
Гремишь ты - Спаситель сердит".
"Ах, Петр, милосердье возможно.
Ты сам, осторожность храня,
От Господа трижды отрекся...
Верна была Господу я".
Услышав, выходит Спаситель,
С Ним - ангелов светлых толпа.
Тут грешница и оробела:
Дрожала, от страха слаба.
О милости Господа просит ...
"Но милость могла осуждать
Сама ты - Господь ей ответил -
И всуе Меня поминать".
"Да, Господи, много грешила,
Была чересчур весела ...
Овечка Твоя заблудилась -
Прими, чтобы в стаде была.
О, Господи, я же исправлюсь...
Грехов моих не поминай!
Ведь даже разбойник словечко
Сказал - да и впущен был в рай".
"Ты знала Мои наставленья -
Христос батской женке сказал, -
Но вовсе не так прожила ты,
Как людям Я жить наказал".
"О Господи, да, это правда.
В распутстве весь век мой прошел,
Однако, к отцу возвратившись,
Сын блудный прощенье обрел..."
"И Я твою душу прощаю,
Коль каешься - зло позади.
Войди же теперь в Мою радость -
Тебя Я впускаю. Входи!"
Перевод 11.-12.03.2021
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938807"]Свой стишок о батской женке[/url]: ей не повредит.
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=718220"]Пересказ баллады[/url] на сюжет ее рассказа.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938808
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.01.2022
Батская ткачиха
(персонаж «Кентерберийских рассказов» Чосера)
Ты весела, сударыня, и говоришь так много…
Пусть не наскучит спутникам святая их дорога!
С прологами, рассказами — средь слов лежит дорога.
Не слишком добродетельна, живешь, мужей меняя,
Но ты запоминаешься, играя: ты живая.
Нескромная, скоромная и уж века живая!
Мужья тебя, что лакомство себе на стол, желали —
Потом, неблагодарные, наевшись, обижали.
Случалось, что обижены; случалось, обижали!
Смешное и печальное мешаешь ты исправно,
Хоть можно было б и всплакнуть, внимать тебе забавно.
Ты жалуешься искренне, но спутникам забавно.
Хоть от поклепов мерзостных ты женщин защищаешь,
Но их во властолюбии сама и обвиняешь.
Не слишком ли уверенно ты их — нас — обвиняешь?
Не все признают женщины, что властвовать стремятся.
Иные скажут, что хотят собой распоряжаться.
Нет воли — а хотелось бы — собой распоряжаться…
29, 30.01.2019
(Совсем правильно сия достойная дама называется "Жена из Бата". Но, поскольку в известном русском переводе И. Кашкина она названа Батской ткачихой, я решила сохранить это название, дабы было понятно, о ком идет речь.)
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=718220"]Пересказ баллады[/url] на сюжет рассказа Батской ткачихи.
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938808"]Перевод старинной уличной баллады[/url] о Батской ткачихе.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938807
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.01.2022
Отрывок поэмы 'Salve Deus Rex Judaeorum' ("Привет Тебе, Господи, Царь Иудейский") Эмилии Бассано, в супружестве Ланье (Ланьер) (1569–1645) - английской поэтессы, по происхождению, возможно, наполовину еврейки, первой женщины, опубликовавшей сборник стихов на английском языке в XVII веке (в 1611 г.), выражавшей в своем творчестве убеждения, которые впоследствии стали характеризовать как феминистические. Распространено также (хотя не является общепризнанным) мнение, согласно которому это Эмилия была прототипом знаменитой "смуглой леди сонетов".
В приведенном ниже отрывке автор пытается от имени жены Понтия Пилата высказаться в защиту праматери нашей Евы.
Оригинал:
Aemilia Lanyer (1569–1645)
From Salve Deus Rex Judaeorum
Eve’s Apology in Defence of Women
Now Pontius Pilate is to judge the cause
Of faultless Jesus, who before him stands;
Who neither hath offended prince, nor laws,
Although he now be brought in woeful bands:
O noble governor, make thou yet a pause,
Do not in innocent blood imbrue thy hands,
But hear the words of thy most worthy wife,
Who sends to thee, to beg her saviour’s life.
Let barbarous cruelty far depart from thee,
And in true justice take affliction’s part;
Open thine eyes, that thou the truth mayst see,
Do not the thing that goes against thy heart,
Condemn not him that must thy saviour be,
But view his holy life, his good desert.
Let not us women glory in men’s fall,
Who had power given to overrule us all.
Till now your indiscretion sets us free
And makes our former fault much less appear;
Our mother Eve, who tasted of the tree,
Giving to Adam what she held most dear,
Was simply good, and had no power to see,
The after-coming harm did not appear:
The subtle serpent that our sex betrayed,
Before our fall so sure a plot had laid.
That undiscerning ignorance perceived
No guile or craft that was by him intended;
For had she known, of what we were bereaved,
To his request she had not condescended.
But she, poor soul, by cunning was deceived,
No hurt therein her harmless heart intended:
For she alleged God’s word, which he denies
That they should die, but even as gods, be wise.
But surely Adam cannot be excused;
Her fault, though great, yet he was most to blame;
What weakness offered, strength might have refused,
Being lord of all, the greater was his shame:
Although the serpent’s craft had her abused,
God’s holy word ought all his actions frame,
For he was lord and king of all the earth,
Before poor Eve had either life or breath.
Who being framed by God’s eternal hand,
The perfect’st man that ever breathed on earth,
And from God’s mouth received that strait command,
The breach whereof he knew was present death:
Yea, having power to rule both sea and land,
Yet with one apple won to lose that breath
Which God had breathed in his beauteous face,
Bringing us all in danger and disgrace.
And then to lay the fault on patience back,
That we, poor women, must endure it all;
We know right well he did discretion lack,
Being not persuaded thereunto at all;
If Eve did err, it was for knowledge sake,
The fruit being fair persuaded him to fall:
No subtle serpent’s falsehood did betray him;
If he would eat it, who had power to stay him?
Not Eve, whose fault was only too much love,
Which made her give this present to her dear,
That what she tasted, he likewise might prove,
Whereby his knowledge might become more clear;
He never sought her weakness to reprove
With those sharp words, which he of God did hear:
Yet men will boast of knowledge, which he took
From Eve’s fair hand, as from a learned book.
If any evil did in her remain,
Being made of him, he was the ground of all;
If one of many worlds could lay a stain
Upon our sex and work so great a fall
To wretched man, by Satan’s subtle train,
What will so foul a fault amongst you all?
Her weakness did the serpent’s words obey,
But you in malice God’s dear son betray.
Whom, if unjustly you condemn to die,
Her sin was small to what you do commit;
All mortal sins that do for vengeance cry,
Are not to be compared unto it:
If many worlds would altogether try,
By all their sins the wrath of God to get,
This sin of yours surmounts them all as far
As doth the sun, another little star.
Then let us have our liberty again,
And challenge to yourselves no sovereignty;
You came not in the world without our pain,
Make that a bar against your cruelty;
Your fault being greater, why should you disdain
Our being your equals, free from tyranny?
If one weak woman simply did offend,
This sin of yours, hath no excuse, nor end.
To which, poor souls, we never gave consent,
Witness thy wife, O Pilate, speaks for all;
Who did but dream, and yet a message sent,
That thou shouldst have nothing to do at all
With that just man; which, if thy heart relent,
Why wilt thou be a reprobate with Saul?
To seek the death of him that is so good,
For thy soul’s health to shed his dearest blood.
Мой перевод:
Эмилия Бассано Ланье (1569–1645)
Оправдание Евы (ради защиты женщин)
(из поэмы Salve Deus Rex Judaeorum - "Привет Тебе, Господи, Царь Иудейский")
Пилат судейской властью облечен,
И Иисус стоит пред ним безгрешный.
Не оскорблял царей Он, и закон
Он соблюдал - безвинен Он, конечно.
Правитель, погоди! Предупрежден,
Чтоб крови не пролить святой поспешно,
Да будешь: ведь жены твоей - прошенье,
Чтоб было для Спасителя спасенье.
Дикарскую жестокость изгони,
Ей правду предпочти и состраданье!
Не отвернись и истину узри,
Предашь себя, назначив наказанье!
Спасенье - в Нем. Его не осуди,
Жизнь рассмотри Его, Его деянья!
Мужчина ты, власть над женой имеешь.
Так низко пав, жен порицать не смеешь!
Коль вы столь неразумны, нас винить
Придется тише вам за ту провинность,
Что Ева, смея от плодов вкусить,
С любимым мужем ими поделилась.
Она была добра и различить
Была не в силах зло, что здесь таилось.
Тот змей коварный всех нас, женщин, предал,
Задумав подлость; как хитро он сделал!
Умом невинным не могла понять
Она уловку, скрытое заметить.
Когда бы знала, что нам потерять,
Не снизошла б на просьбу зла ответить.
Обман умел невинность направлять,
Невинность не вредить хотела - верить.
Блюла запрет, но змей смутил речами:
Жизнь сохранят, став по уму богами.
Но есть здесь и Адамова вина.
Ошиблась Ева, он ошибся хуже.
Вручала слабость, сила приняла
И не отвергла. Сила - свойство мужа.
Хоть змеем и обманута жена,
Но муж был Господа обязан слушать.
Ведь был земли он властелином раньше,
Чем Ева в первый раз вздохнула даже.
Его Господь своей рукой творил -
Мужчину, совершенное творенье.
Из Божьих уст наказ он получил
И знал, что будет смерть за нарушенье.
Но, хоть над морем и землей царил,
За яблоко свершил он преступленье.
Рискнуть готов был жизнью, даром Бога, -
Принес нам беды и позора много.
Но все браните терпеливых вы
И обвиняете лишь жен несчастных.
И мужу осторожнее бы быть,
Но он не угадал, где ждет опасность.
Познание - смысл Евиной вины,
А муж плод предпочел за вид прекрасный.
К нему-то, к мужу, змей не обращался.
Он сам хотел плодов - и кто б вмешался?
Не Еве было помешать. Любовь -
Вот грех, что с мужем вынудил делиться.
Сама вкусив, ему дала плодов,
Чтоб ум его мог столь же проясниться.
Не повторял за Господом он слов
Упрека, не велел жене виниться.
Мужья! Вы славны мудростью великой ...
Она дана вам Евой - точно книгой.
Когда крупица зла осталась в ней,
То муж - причина: в нем - жены начало.
Коль вправе кто-то во вселенной всей
Сказать о женщине: она послала
Беду мужчине, ею правил змей, -
То ... вас своя вина не огорчала?
Жена, слаба, вняла змеи советам.
Вы - злы, и вами Cын Господний предан.
Теперь судите: если смерть - Ему,
Совсем затмите Евы прегрешенье.
Все вины, что возмездие зовут,
Не могут с вашей выдержать сравненья.
Коль несколько вселенных звать на суд,
Где их грехи подвергнутся сложенью -
Ваш грех один превысит сумму эту,
Как Солнце звездочку превысит светом.
Так пусть свободны снова станем мы -
Владыками себя вы не считайте!
Чтоб вам родиться, мы страдать должны -
Об этом помня, нас не унижайте!
До большей опустились вы вины -
В нас не рабынь, а равных не признать ли?
Грех Евы слабостью лишь объяснится,
А ваш - неисчерпаем, не простится.
И мы не соглашались на него.
Вот голос наш - твоя, Пилат, супруга,
Что сна так испугалась. Оттого
И просит: с миром отпусти, как друга,
Ты Праведника. Жаль тебе Его,
Зачем же пасть ты хочешь до Саула?
Не погуби Его: добру Он служит,
На смерть готов - твою спасая душу.
Перевод 20 - 21.10.2020
Блюла запрет - в оригинале For she alleged God’s word, то есть сослалась на слова Бога.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938382
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 27.01.2022
I wasted time, and now doth time waste me.
W. Shakespeare ."Richard II"
Я долго время проводил без пользы,
Зато и время провело меня.
В. Шекспир. "Король Ричард II", перевод М. Донского
Перевела стихотворный монолог английского короля Ричарда II из сборника "Зеркало для магистратов" ('The Mirror for Magistrates', другой вариант перевода названия - "Зерцало правителей"). Этот сборник коллективного авторства был впервые издан в 1559 г. и несколько раз переиздавался с дополнениями. Принадлежит к источникам шекспировских исторических хроник. Сборник составлен из биографий исторических личностей в стихах, где речь идет от первого лица. Каждый рассказчик повествует, почему его жизнь окончилась именно при таких обстоятельствах, - показывает читателям наказанные пороки, как в зеркале.
В следующем ниже отрывке Ричард II, свергнутый и затем убитый король Англии, называет главной причиной своей гибели свое пренебрежение к законам, пока он был при власти, однако на примере свергнувшего его Генриха IV показывает также, что тому, кого приводит к власти переворот, не следует доверять своим соучастникам.
Рисунок рифм в отрывке довольно сложный; я хотела его сохранить по возможности. Это сказалось на точности перевода.
Оригинал:
Richard II (from 'The Mirror for Magistrates')
How king Richard the Second was for his evil governance deposed from his seate, in the yeare 1399, and murdered in prison the yeare following.
1.
Happy is the prince, that hath in welth the grace
To follow virtue, keeping vices under,
But woe to him whose will hath wisdome's place:
For who so renteth right and lawe asunder,
On him at length all the worlde shall wonder:
High byrth, choyce fortune, force, nor princely mace,
Can warrant king or keyser fro the case:
(Shame sueth sinne, as rayne drops doe the thunder:
Let princes therefore vertuous life embrace,
That willful pleasures cause them not to blunder.)
2.
Behold my hap, see how the seely rout
On mee doo gaze, and ech to other say:
See where hee lyeth, but late that was so stout,
Loe how the power, the pride, and rich aray
Of mighty rulers lightly fade away
The king, which erst kept all the realme in doute,
The yeriest rascall now dare checke and floute:
(What moulde bee kinges made of, but carion clay?
Behold his woundes how blew they bee about,
Which while hee liued, thought neuer to decay.)
3.
Mee think I heare the people thus deuise:
Wherefore, Baldwine, sith thou wil declare
How princes fell, to make the liuing wise,
My lawlesse life in no poynt see thou spare,
But paynt it out, that rulers may beware
Good counsayle, lawe, or vertue to despise:
For realmes haue rules, and rulers haue a sise,
(Which if they breake, thus much to say I dare
That eyther's griefs the other shall agrise
Till one bee lost, the other brought to care.)
4.
I was a king, who ruled all by lust,
Forcing but light of justice, right, or lawe,
Putting alwayes flatterers false in trust,
Ensuing such as could my vices clawe,
By faythfull counsayle passing not an hawe,
As pleasure prickt, so needes obay I must:
Hauling delight to feede and serue the gust,
(Three meales a day could scarse content my mawe:
Mee liked least to torney or to just,
To Venus sport my fancy did mee drawe:)
5.
Which to mayntayne, my people were sore polde
With fines, fifteenes, and loanes by way of prest,
Blanke charters, othes, and shiftes not knowne of olde,
For which the commons did mee sore detest:
I also solde the noble towne of Brest,
My fault wherein because mine uncle tolde,
[(For prince's actes may no wise bee controlde)]
I found the meanes his bowels to unbrest,
[The worthy peeres, which his cause did upholde
With long exile, or cruell death opprest.]
6.
None ayde I lackt in'any wicked deede,
For gaping gulles whome I promoted had,
Would furder all in hope of higher meede:
There can no king imagine ought so bad,
But shall finde some that will performe it glad:
For sickness seldome doth so swiftly breede,
As humours ill doe growe the griefe to feede:
(Thus kinge's estates of all bee worst bestad,
Abusde in welth, abandoned at neede,
And nerest harme when they bee least adrad.]
7.
My life and death the trueth of this hath tryde:
For while I fought in Ireland with my foes,
Mine uncle Edmund whome I left to guide
My realme at home, rebelliously arose
Percyes to helpe, which plied my depose:
And calde fro Fraunce earle Bolenbroke, whom I
Exiled had for ten yeares there to lye:
(Who cruelly did put to death all those
That in mine ayde durst looke but once awrye,
Whose numbre was but slender I suppose.)
8.
For comming backe this soden stur to stay,
The earle of Worcester whome I trusted moste,
(Whiles I in Wales at Flint my castle lay,
Both to refresh and multiply myne hoste)
There in my hall, in sight of least and most,
His staffe did breake, which was my householde stay,
Bad ech make shift, and rode himselfe away:
(See princes, see the strength whereof wee bost,
Whom most wee trust, at neede doe doe us betray:
Through whose false faith my land and life I lost.)
9.
My stuard false, thus being fled and gone,
My servants sly shranke of on every side,
Then caught I was and led unto my foen,
Who for theyr prince no pallace did prouide,
But pryson strong, where Henry puft with pride
Causde mee resigne my kingly state and throne:
And so forsaken and left as post alone,
(These hollow friends, by Henry soone espyed,
Became suspect, and fayth was given to none,
Which caused them from fayth agayne to slyde.)
10.
And strayt conspyrde theyr newe king to put downe,
And to that end a solemp oth they swore,
To render mee my royall seate and crowne:
Whereof themselves deprived mee before:
But late medcynes can help no sothbynde sore:
When swelling flouds have over flown the towne,
Too late it is to save them that shall drowne:
(Till sayles bee spred a ship may keep the shore,
No anker holde can keepe the vessel downe,
With streme and stere perforce it will bee bore.)
11.
For though the peeres set Henry in his state,
Yet could they not displace him thence agayne:
And where they easely deprived mee of late,
They could restore mee by no manner payne:
Thinges hardly mend, but may bee mard amayne,
And when a man is fallen in froward fate,
Still mischiefs light one on another's pate:
(And meanes well meant all mishaps to restrayne
Waxe wretched mones, whereby his joyes abate,
Due proofe whereof in this appeared playne.)
12.
For whеn the king did know that for my cause,
His lordes in maske would kill him on a night,
To dash all doubtes hee tooke no farder pause,
But Pierce of Exton, a cruell murdering knight,
To Pomfret castle sent him, armed bright,
Who causelesse kild mee there against all lawes,
Thus lawles life to lawles death ey drawes:
(Wherefore bid kinges bee rulde and rule by right:
Who worketh his will, and sbunneth wisdome's sawes,
In snares of woe, ere hee bee ware, shall light.)
G.F. (George Ferrers, the initials added 1571).
Мой перевод
Ричард II (из сборника "Зеркало для магистратов"/"Зерцало правителей")
Как король Ричард II был за свое дурное правление свергнут с престола в году 1399 и убит в тюрьме в следующем году
1.
Коль добродетель правит, не порок,
То счастлив государь, но он страдает,
Коль в своеволье мудрость видеть мог,
Права от власти права отделяя.
Он целый мир надолго изумляет.
Ни род, ни сила, ни народа долг
Служить ему - не средства от тревог.
Стыд - вслед греху, так громы дождь рождает.
Всяк государь да чтит добра урок,
Ошибки самодурства избегая.
2.
Вот мой пример вам! Как дурная чернь
Между собой судить меня берется:
"Он прежде был могуч - но где теперь?
Вот как величье в прошлом остается!
Уж он могуществом не облечется".
Король был грозен для державы всей,
А нынче - судит каждый дуралей
Его. Но не из праха ль создается
Король? И тленье плоти все сильней.
Живым не помнил он, что в прах вернется.
3.
Мне чудится, я слышу этот суд,
И Болдуин для будущих расскажет,
Как государи гибнут - пусть живут
Мудрей живые. Вовсе не окажет
Мне снисхожденья он - добавит даже
Он беззаконий мне. Пускай прочтут,
Закон, советы, добродетель чтут
Пусть государи : отвергать их страшно.
Презрев законы, короли падут.
Страна восстанет, короля накажет.
4.
Я был король, что правил для себя,
Законность без вниманья оставляя,
Доверием одних льстецов даря,
Свои пороки в людях поощряя,
Советов дружеских не замечая,
Раз пожелав - немедленно беря,
Изысканные пиршества ценя:
Ем трижды в день, а все ж еще желаю.
Искусство воинов - не для меня,
Но что велит Венера - совершаю.
5.
Чтоб жить так, я народ свой обирал,
Изобретал все новые поборы.
Я займы принудительные брал,
Чем общинам дал ненависти повод.
И благородный город Брест я продал.
Мне дядя на ошибку указал -
Но зря б мудрейший принца поучал -
И дяде выпустить кишки я отдал
Приказ. А тех, кто дядю поддержал,
Казнил жестоко иль изгнал надолго.
6.
В любом злодействе помощь мне была:
Те ненасытные, кого возвысил,
Все б сделали, чтоб наградил сполна.
О том, в чем долг мой, вовсе я не мыслил,
Препоручил его рукам корыстным.
Хотя б болезнь стремительно и шла,
Еще скорее губят соки зла.
В именьях королевских власть - без смысла:
Обобраны, забота обошла,
В беспечности, когда беда - уж близко.
7.
Я - подтвержденье этому. Когда
В Ирландии сражался я с врагами,
Подстерегла в тылу меня беда:
Мой дядя Эдмунд, на кого оставил
Я королевство, поддержал восстанье
И Перси зря не тратили труда.
Был ими призван Болингброк сюда
Из Франции, мной посланный в изгнанье
На десять лет, и он казнил тогда
Немногих тех, что за меня стояли.
8.
Граф Вустер, тот, кому я доверял
Всех более, когда я находился
В Уэльсе, в замке Флинт, и ожидал
Войск обновления, чтоб укрепиться,
В стенах моих, при всех, кто там явился,
Свой жезл, что от меня имел, сломал.
Переметнувшись, прочь он ускакал.
Так, государи, мощью нам хвалиться!
Кому я верил - тот предать избрал,
Страны и жизни, веря, я лишился.
9.
Мне лживый управитель изменил
И на глазах сторонники бежали.
Плененный, не чертог я получил -
Темницу. И, гордыне потакая,
Добился Генрих, чтобы я, терзаясь,
Сан короля и трон ему вручил.
Был продан я и стал, как столб, один.
А Генрих понял, как любим друзьями,
И скоро доверять им прекратил,
А потому опять они восстали.
10.
Вновь сговорились короля сместить
И клятвой новый договор скрепили
Венец мой и престол мне возвратить,
Которых сами же меня лишили.
Но средство опоздавшее бессильно.
Когда потокам - город затопить,
На помощь к утонувшим поздно плыть.
Кто поднял паруса, дал судну крылья
И зря хотят суда остановить,
Когда теченье завладеет ими.
11.
Кто Генриха поставил королем -
Те не свели его назад с престола.
Я был легко от власти отрешен,
Уже не получил я власти снова.
Не стало лучше: горя стало много.
Коль кто судьбой к паденью присужден,
То за бедой беду приемлет он.
Попытки выручить - не для такого:
От них лишь громче будет горя стон.
Чтоб это доказать, я ждал недолго.
12.
Узнал король: его расправа ждет,
Убьют в ночи, чтоб возвратить мне волю, -
И меры принял, действуя вперед:
Пирс Экстон был ко мне направлен в Помфрет.
Убийца мерзкий, кровь мою он пролил
Без страха, что закон его найдет, -
Так беззаконный к гибели придет.
Пекитесь, государи, о законе!
Очнется, кто иное предпочтет,
В ловушке. Сожаленье будет поздним.
Дж. Ф. (Джордж Феррерс, инициалы добавлены в 1571).
Перевод 16.01.22-21.01.2022
Болдуин - по-видимому, имеется в виду Уильям Болдуин, один из авторов сборника "Зеркало для магистратов".
Брест - имеется в виду город Брест во Франции. Находился под властью Англии в 1342 - 1397 годах.
Дядя - Томас Вудсток, герцог Глостер (1355 –1397).
Зря б мудрейший принца поучал - "принц" здесь - в значении "монарх", "государь".
Мой дядя Эдмунд - Эдмунд Ленгли, герцог Йоркский (1341 –1402).
Болингброк - будущий король Англии Генрих IV (1367 –1413).
Вустер - Томас Перси, граф Вустер (1343–1403) - перешел на сторону Болингброка, но впоследствии восстал против него со своим племянником, Генри Перси Хотспером и был казнен (события с художественными вольностями изображены в первой части шекспировской хроники "Генрих IV").
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=938071
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 24.01.2022
Isabella Whitney. THE MANNER OF HER WILL, AND WHAT SHE LEFT TO LONDON Перевод
Изабелла Уитни. Завещание Лондону. Перевод
Описание в стихах Лондона по состоянию на 1573 год. Автор оригинала - Изабелла Уитни (Isabella Whitney, по-видимому, первая женщина - профессиональный поэт в истории английской литературы. Годы жизни неизвестны, публиковалась в период 1567–1573)
Сюжет строится на двузначности выражения "я оставляю" - "я расстаюсь" и "я отдаю по завещанию". Лирическая героиня, собираясь расстаться с Лондоном, осматривает его на прощанье и завещает разным объектам в нем то, что там и так есть, а некоторым лицам в нем - то, что у них уже есть либо то, что им хотелось бы получить.
В переводе, конечно, не удалось передать с точностью всех страноведческих деталей и в одном месте ради их сохранения пришлось отойти от единства формы, но переводчица надеется, что атмосфера города и настроение оригинала переданы.
Источник текста оригинала и частично примечаний: Women Writers in Renaissance England. An Annotated Anthology edited by Randall Martin. Pearson Education Limited, 2010.
Из оригинала привожу только вступление: оригинал полностью длинный, как это по переводу видно.
Вступление оригинала:
Isabella Whitney
THE MANNER OF HER WILL, AND WHAT SHE
LEFT TO LONDON
The author, though loathe to leave the city, upon her friend’s procurement is
constrained to depart. Wherefore she feigneth as she would die, and maketh her
will and testament as followeth: with large legacies of such goods and riches which
she most abundantly hath left behind her, and thereof maketh London sole executor
to see her legacies performed.
A COMMUNICATION WHICH THE AUTHOR HAD TO
LONDON BEFORE SHE MADE HER WILL
The time is come, I must depart
From thee, ah famous city;
I never yet, to rue my smart,
Did find that thou hadst pity.
Wherefore small cause there is that I
Should grieve from thee to go;
But many women, foolishly
Like me and other mo,
Do such a fixed fancy set
On those which least deserve,
That long it is ere wit we get
Away from them to swerve.
But time with pity oft will tell
To those that will her try,
Whether it best be more to mell,
Or utterly defy.
And now hath time me put in mind
Of thy great cruelness,
That never once a help would find
To ease me in distress.
Thou never yet wouldst credit give
To board me for a year,
Nor with apparel me relieve
Except thou payed were.
No, no, thou never didst me good
Nor ever wilt, I know.
Yet am I in no angry mood
But will, or ere I go,
In perfect love and charity
My testament here write,
And leave to thee such treasury
As I in it recite.
Now stand aside and give me leave
To write my latest will,
And see that none you do deceive
Of that I leave them till.
Мой перевод оригинала полностью:
Изабелла Уитни
Завещание Лондону
Автор, хотя и не желает оставлять город, при дружеском содействии вынуждена уехать. Поэтому она воображает, что готовится умереть, и составляет завещание следующим образом: перечисляет товары и богатства, которые оставила здесь в таком изобилии, и назначает Лондон единственным исполнителем своей последней воли.
Вступление. Обращение к Лондону
Отъезда близится пора -
Простимся, город славный.
Я, чтоб ты добрым был когда,
Увы, не замечала.
Затем причин, чтоб тосковать,
Не насчитаю много.
Но я из тех, должна признать,
Кто расстается долго.
Есть женщины (из таковых
И я)... Мы недостойных
Столь сильно любим, что от них
Нам отдаляться больно.
Одно лишь время - в помощь нам
И нас, жалея, учит,
Как крепости придать сердцам
Иль примириться лучше.
Ты, правда, был недобр со мной -
Как раз мне вспомнить время.
Лишенья знала - никакой
Попытки утешенья.
Я года не могла прожить
В твоих пределах даром.
Должна была всегда платить
Тебе я за наряды.
Ко мне ты прежде не был добр -
И после уж не станешь.
Но не о злобе разговор:
Ведь уходя, прощаешь.
Желая щедрость показать,
Сложу я завещанье.
Что оставляю, описать
Сумею на прощанье.
Так, значит, молча обожди,
Покуда строки лягут,
И тех, смотри, не обмани
Кто будет упомянут.
Завещание
Я в здравии и при уме,
Но денег не хватает.
Что есть, тем я распоряжусь:
Боюсь, что хуже станет.
Душа и тело пусть мои -
Сочту я позже вещи -
Hа службу Господу пойдут,
Пока владею речью.
Когда умолкну, к Господу -
Душа, а тело - в землю,
Покуда не придется встать,
На Суд. А там, я верю,
Вновь встретятся они, чтоб жить
Им в вечности безбедно.
И верю, что мои друзья
Все страшных кар избегнут.
Решив о теле и душе,
Определила точно.
Я думаю, понятно уж,
Насколько ум мой прочен.
Теперь решу я о вещах,
Что здесь я оставляю.
Пусть те, кому назначу их,
Мои желанья знают.
Я оставляю Лондону -
Ведь здесь я жизнь узнала -
Дома и храмы, даже весь
Собор Святого Павла.
И много улиц, а к домам
Еще людей прибавлю.
Все это нужно содержать -
Так больше я оставлю.
Оставлю много мясников:
Народ кормить ведь надо!
У Темзы - пивоваров рать
И пекарей ораву.
А тем, кто соблюдает пост,
Необходима рыба.
Вот целых две с ней улицы -
Не пробежать вам мимо!
На Уотлинг-Стрит и Кантвик-Стрит
Вот лавки шерстяные,
А, коль не врут, - на Фрайдей-Стрит
Найдутся и льняные.
А модникам, чей нрав таков,
Что подороже нужно,
Оставлю лавки, где - шелка.
Вы не найдете лучших!
На Чип пусть щеголи пойдут,
И рядом с шелком прямо
Оставлю ювелиров я -
Довольны будьте, дамы!
Здесь есть и блюда - вам в буфет,
Украшены узором
И с золотом, и с серебром,
Чтоб ваши тешить взоры.
Береты, шапки, шляпы здесь -
Столь многие торгуют,
Что, коль одна не подойдет,
Не труд - найти другую.
Для тех, кто любит кружева,
Вот галерея Биржи:
Тесьму найдете, рукава,
Роскошнейшие брыжи.
А если мелочи нужны -
Там, гребень или ножик -
У Стокс оставлю мальчика,
Он вам найти поможет.
Оставлю я на Бирчин-Лейн
Чулки любых размеров.
Богатый выбор есть для дам
И есть - для кавалеров.
Хотите обувь вы купить -
Сент-Мартин ждет башмачный.
Ждет Корнуолл - с кроватями
И всем, что к ним в придачу.
Для дам портных оставлю я:
Их большинство - у Боу,
Здесь сможете легко найти
Вы сносного портного.
Есть также улицы портных,
Что служат кавалерам.
Предложат до земли плащи
С узорным окаймленьем.
Артиллеристу - к Темпл-Бар,
А к Тауэр-Хилл - за пистолетом,
А если меч и щит нужны -
Ищите возле Флита это.
Поели, нарядились вы,
Но недовольны что-то...
Нужна для ртов и животов
Особая забота.
Помогут вам аптекари:
Они и сладким поят.
А если хворь - вот доктора,
Что хвори остановят.
Здесь встретятся и драчуны -
Без драк таким неймется.
Чтоб успокоить их, порой
Им кровь пустить придется.
Для них - хирурги-знатоки.
Леченье вам предложат,
Чтоб плут и честный человек
Могли прожить подольше.
Хотите соли, круп, свечей -
Чего еще вам надо?
Во многих лавках есть они:
Я жадничать не стану.
Вам за покупки заплатить
Придется непременно.
Монеты, стало быть, нужны -
И вот вам двор монетный.
Вот Двор Стальной и погреб вин,
Чтоб хмурым - веселиться.
Там есть красавцы. Им пока
Запрещено жениться.
Девиц мечтают повстречать –
Каких-нибудь да встретят,
А эти, коль не одарить,
Любовью не ответят.
Оставлю тут же я дома,
Где отдых будет добрым.
Пусть чаще здесь смывают грязь,
Чтоб воздух был здоровым.
Есть те, чей изнуряет труд,
А длится всю неделю.
Пусть отдохнуть придут сюда
И станут веселее.
Коль нужно что-нибудь искать,
То поиски недолги.
Я в Лондон мало принесла,
Но не взяла ни крохи.
Итак, я с горожанами
Старалась поделиться.
Теперь причину бедным дам,
Чтоб обо мне молиться,
И тюрьмы я упомяну -
Хоть им оставлю мало,
Но смогут вспоминать меня,
Раз что-то завещала.
Сперва вот Каунтер. Пусть должник
Избегнет разоренья:
Не только мотам ведь грозят
Жестокие лишенья.
Когда не выкупят друзья,
Судьба посмотрит злобно:
Таким достанется Дыра
С каморкой Неудобной.
Получит Ньюгейт сессию,
Раз в месяц пусть проводит:
Злодеи чтоб не множились,
Лютуя на свободе.
Иным суд оставляет жизнь -
Клеймом лишь отмечает,
Но так защита дорога,
Что по миру пускает.
А тех, кто должен быть казнен, -
Присяжные решили -
На Холборн-Хилл пускай везут,
Им так позор продлили.
Но кляча, что оставлю им,
Все ж сократит мученья:
Дотащит их или домчит
Она на представленье.
Хоть в отдаленье Флит стоит,
Но если упомянут
Не будет он, то проклянет
Скорей, чем в землю лягу.
Паписта старого - ему:
Ведь столп под крышей нужен.
Для милостыни ящик дам
Я узникам к тому же.
Забавно вам, прохожие,
Смеетесь даже втайне?
В чем дело? Знаю: Ладгейт был
Оставлен без вниманья.
Не расположена я лгать,
Как и шутить сегодня.
Ждала, что пригодится он,
Коль хватит мне здоровья
И коли мне поверят так,
Что сделаюсь должницей.
Когда мне срок придет платить,
Хотела здесь укрыться -
Я б затерялась между тех,
Кто из упрямой рати:
Уж лучше должником умрет,
Чем кредитору платит.
Но слишком я сейчас слаба,
Чтоб в долг мне верил кто-то...
Иначе будет: отпишу
Я Ладгейту банкротов.
А переплетным мастерам,
Что у Святого Павла,
Желаю я в довольстве жить:
За труд им благодарна.
Пусть среди них издатель мой
Имеет также прибыль:
Заходят пусть мои друзья
К нему за этой книгой.
Невестам бедным я вдовцов
Богатых оставляю.
Пусть женятся да и живут,
Нужды ни в чем не зная.
А вдов богатых - женихи
Получат молодые.
Наказываю, чтоб они
Супруг, как должно, чтили.
Нельзя, чтоб украшенья жен
Скучали в доме долго,
А кошели должны пустеть:
С деньгами треснуть могут!
У каждых городских ворот,
Где в Лондон путь положен,
Торговки фруктами пускай
Встречают всех прохожих.
И Смитфилд нужно одарить:
Родители когда-то
Здесь жили. Обделю его -
Решат, что скуповата.
А потому здесь будет торг
Конями и быками,
И будет пусть лечебница
С хромцами и слепцами.
Не позабуду и Бедлам:
Я часто там бывала.
Ему оставлю многих тех,
Чья речь - совсем без лада.
У Брайдвелла пусть стража бдит
И грешных жен карают:
Мел нарезают здесь, прядут,
Повинность отбывая.
Коль вам невмочь спокойно жить
И любите судиться -
В судебных иннах вот для вас
Усердные юристы.
Суд Канцлерский спешу назвать.
В его оставлю иннах
Немало ловких молодцев,
К делам весьма ретивых.
Для них вот книги, что найдут
У каждого торговца.
От всех сокровищ Лондона
Пусть часть им достается.
Пресытившись учением,
Развлечься пожелают -
Танцуют пусть, фехтуют пусть
И в теннис пусть играют.
Таких немало мест. Еще,
Хотя бы в воскресенье,
Актеры пусть о чудесах
Дают им представленья.
Что ж, Лондон, вот дары мои -
Я их распределила
В твоих пределах и вовне.
Оставлю, как решила,
Все, что полезным может быть.
Смотри же, действуй честно:
Когда отсюда я уйду,
Раздай мое наследство.
Я ничего не назвала,
С чем в путь пойду последний...
Но вспомни: буду на земле
Сплошное раздраженье.
Пусть только саван получу:
Он от стыда укроет.
Пусть тихо погребут меня
И впредь никто не вспомнит.
Ни звонов, ни поклонов мне
Заказывать не надо.
Поминок также не хочу:
Напрасная затрата.
А лучше радуйся, что я
Мир покидаю жалкий;
И что, чтоб каждый получил
Достаточно подарков,
Лишь ты - душеприказчик мой:
Ведь я тебя любила
И, чтоб другим дары раздать,
Доверьем наделила.
А так как без помощника
Ты вряд ли с делом сладишь,
Удачи я тебе прошу:
Богатств да не растратишь!
С удачей вместе пусть придут
Дни счастья, век спокойный.
Пускай от них получишь все,
Чтоб жить тебе довольным.
Не откажись же их принять:
Тебе их в помощь прочу ...
Утомлена я и слаба,
На этом и закончу.
Тем, кто захочет расспросить,
Как я с тобой рассталась,
Ответь: она спешила в путь
И коротко прощалась.
А тем, кто хочет мне добра
Иль обо мне скучает,
Вели не слишком горевать -
Пускай им легче станет.
Когда им жаль, что я ушла,
Напомни, что страдала
Я здесь немало, но от них
Поддержки не видала.
Прощай, прощай же много раз!
Пусть зло тебя минует,
Пусть в бегство обратишь врагов,
Над ними торжествуя.
И хоть уверена я в том,
Что нам уж не видаться,
Не перестану никогда
Желать тебе я счастья.
Днесь день двадцатый октября,
Как календарь отметил,
Сейчас год тысяча пятьсот
Идет семьдесят третий
От Рождества Христова. Я
Своей рукой писала
И завещанье Лондону
Вручила, как сказала.
Свидетели: мое Перо,
Бумага и Чернила,
И Время обещало мне -
Присмотрит, чтобы было
Все так, как здесь написано,
Родне чтоб не вмешаться ...
На этом умолкаю я:
В путь нужно отправляться.
Finis. Изабелла Уитни
Перевод 5. - 11.10.2020
Примечания: - здесь я жизнь узнала - буквально "воспитывалась".
- кто соблюдает пост - в 1563 г. государством было установлено три постных дня, когда запрещено было есть мясо; от поста освобождались больные. Судя по характеру высказывания в оригинале - " and such as orders do observe", "для таких, кто соблюдает пост" - пост не всеми соблюдался одинаково строго.
- Чип - Чипсайд, вероятно, самая любимая горожанами и приезжими из улиц Лондона.
- галерея Биржи - в оригинале ее название Pawn. Это крытая галерея Королевской биржи, где велась торговля.
- брыжи - в оригинале название ruff (раф).
- Стокс - рынок в центре лондонского Сити, названный так, вероятно, потому, что ранее на том месте стояли колодки.
- Сент-Мартин - вероятно Сент-Мартин-ле-Гран (St Martin-le-Grand), в восточном конце Сент Мартинс Лейн (St Martin’s Lane), где продавались дешевая одежда и обувь.
- Корнуолл (Cornwall ) - вероятно, это опечатка в оригинале и должно читаться Корнхилл (Cornhill), где находился большой рынок.
- Боу - церковь Сент-Мери-ле-Боу.
- Двор Стальной (Stillyard) - подворье купцов Ганзы, где продавались рейнские вина.
- Запрещено жениться - подмастерьям запрещалось жениться в течение семи лет их службы.
- Каунтер - далее перечисляется несколько лондонских тюрем. Каунтер - две долговые тюрьмы. Дыра (‘the Hole’) - камера для заключенных совсем без денег. Заключенные в ней должны были протягивать корзину, чтобы прохожие бросали туда еду.
- с каморкой Неудобной (в оригинале little ease) - тесная камера, где заключенный не мог ни стоять, ни сидеть.
- Ньюгейт - знаменитая лондонская тюрьма для преступников. Некогда была отремонтирована на деньги, оставшиеся после знаменитого лорд-мэра Ричарда Уиттингтона (которому предание подарило [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=726885"]кошку[/url]).
- на Холборн-Хилл пускай везут - через Холборн приговоренных к смерти везли к месту казни на Тайберн.
- Флит - знаменитая тюрьма для тех, кого признали виновным Звездная палата или Канцлерский суд (и туда же спроваживают сэра Джона Фальстафа и его компанию в конце второй части шекспировского "Генриха IV").
- Ладгейт - тюрьма для должников и банкротов.
- издатель мой - его звали Ричард Джонс.
- Смитфилд - в нем находились лошадиный рынок и госпиталь Святого Варфоломея, а также проводилась Варфоломеева ярмарка (см. пьесу Бена Джонсона).
- Бедлам - знаменитый дом умалишенных в больнице Святой Марии Вифлеемской (см. "Короля Лира"). Туда ходили смотреть на них для забавы.
- Брайдвелл - там находилась женская тюрьма.
- инны - судебные (the Inns of Court, и сейчас существуют) и Канцлерского суда (the Inns of Chancery) - служили центрами подготовки юристов. Их называли третьим университетом Англии.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=937956
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 23.01.2022
Cтишок только в общем передает сюжет повести. Хорошо, если он побудит ее перечитать.
Сверчок
(о рождественской повести Диккенса «Сверчок за очагом / на печи» (The Cricket on the Hearth))
Добрый сверчок,
Укрась вечерок!
Пусть чайник начнет:
Он славно поет.
А ты от души
Нам сказку скажи.
Вот компания беседу продолжает за столом.
Вместе — в день веселый зимний, очень разные притом.
Здесь сидят игрушек мастер рядом с дочерью слепой,
Их хозяин — хоть немолод, но с невестой молодой,
И другая пара: возчик с молодой своей женой —
Муж заботливый влюбленный с милой маленькой женой.
Трудный обед,
Покоя в нем нет.
Мало тепла:
Зависть вошла.
Счастьем чужим
Жадный томим.
Думает жених богатый для себя жену купить
И принять никак не в силах, что счастливей могут быть.
Возчика он подзывает: гляньте, ваша-то жена
С молодым любезна втайне — вам, должно быть, не верна.
Любящей ее считали… оказалась неверна.
Вмешайся, сверчок,
Как ты б только смог!
Дом прочный храни,
Неправду гони!
Ведь Крошка-жена
Так с мужем нежна…
Она ль неверна?!
Неожиданное горе и у девушки слепой:
Ведь украшенным привыкла принимать она мир свой.
Хоть лаская, обманули бедную отца слова.
Жаль ей, что жених — хозяин, но невеста — не она.
Он суров и даже груб с ней — влюблена в него она.
Горе скрывать —
Другое ль призвать?
Отец, хоть хранил,
Но боль причинил,
Вошла на порог…
Вмешайся, сверчок!
Изгнана была ошибка и не совершилось зла.
Угрожавшее отвадить Крошка милая смогла.
Собрались герои те же, но невеста — веселей:
Долгожданный муж любимый молодой танцует с ней.
Обвенчаться помогла им Крошка, выручив друзей.
А жених, что был отвергнут, сделался теперь добрей…
Всех согрело примиренье. Праздник сделался добрей.
Так-то сверчок
Счастью помог.
Любовь защитил
И радость впустил.
Тихо звучал,
Сказку сказал.
14.01.2022
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=937595
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 20.01.2022
Попробовала ради практики перевести на английский язык текст песни Давида Самойлова к постановке шекспировской пьесы "Двенадцатая ночь".
Оригинал:
Пускай в камине прогорят
Дубовые дрова!
Пришла двенадцатая ночь
С начала Рождества.
В дому тепло. И в яслях спит
Родившийся Христос.
Уходит праздник. На дворе
Ветер, снег и мороз.
Давайте нынче пить вино,
Пускай на дорогах мрак!
И все не то, и все не так,
Но что есть «то» и «так»?
И все не то, и все не так,
Но что есть «то» и «так»?
Пусть все сегодня за вином
Не ту играют роль,
И шут пусть станет королем,
И будет шутом король.
Сегодня умный будет глуп
И будет умен дурак,
И все не то, и все не так,
Но что есть «то» и «так»?
И все не то, и все не так,
Но что есть «то» и «так»?
Хей-хо! Веселье! Скуку прочь!
На все дает права
Одна двенадцатая ночь
С начала Рождества!
А завтра — что ж! — придет конец
Веселью и вину.
Конец шуту и королю,
И глупости, и уму.
Король отправится во дворец,
А пьяный к себе в кабак.
И все не то, и все не так,
Но что есть «то» и «так»?
И все не то, и все не так,
Но что есть «то» и «так»?
Мой английский перевод:
The Fool’s Opening Song
by David Samoylov
Oh, let the oak burn well for us,
And for good cheer, I pray!
It’s been twelve nights that Christmas lasts,
Epiphany is on its way.
Our room warms great and Christ is a babe,
In the manger He’s now asleep.
It’s a snowy night and it’s storming all right,
The feasts are about to leave.
May sack and sugar keep us hot
In spite of the winter’s groans…
And nothing that is so is so.
Yet what is ‘so’? Who knows?
So shall we have a merry play?
Tonight may nonsense rule!
The fool will act in a princely way
And the prince will play a fool.
The wise man’s fooling on the spot
And the foolish wisdom grows…
And nothing that is so is so.
Yet what is ‘so’? Who knows?
Hey-ho! Forget the tedious past!
The fun is in its prime!
It’s been twelve nights that Christmas lasts,
The year’s trickiest time!
Tomorrow’s sun is the ‘over’ sun:
Our jokes will all be spent.
The wise, the fool, the prince and the fool
Will meet their proper end.
The prince he takes the crown he’s got,
And the drunk to the tavern he goes…
And nothing that is so is so.
Yet what is ‘so’? Who knows?
Перевод/ Translated by Valya Rzhevskaya
11. — 13. 02.2017
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=937417
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 18.01.2022
Обещанное счастье
(по мотивам японской сказки «Счастье с неба и из-под земли»)
На островах, где всходит солнце, жил со старушкой старичок.
Хотя работал он усердно, покончить с бедностью не мог.
Однажды ночью новогодней старик увидел чудный сон:
Богатство явится к ним с неба — так будет труд вознагражден.
Вот обещанье! Вот так радость! Но как же сон осуществить?
Работать как всегда, с надеждой — иначе ведь не может быть…
Весна. Старик приходит с поля: «Случилось странное, жена.
Ты помнишь сон мой новогодний? Нашел я клад — почти из сна.
Нащупала мотыга в поле огромный с золотом кувшин …
Там денег было — дом построить… Хватило б и не на один…»
«Но что же, золото вы взяли?» «Хотел, да постеснялся брать.
Ведь наше счастье будет с неба — зачем чужое отнимать?»
«Вы справедливо поступили: чужое счастье — ни к чему.
Его хозяин, верно, ищет — мы навредили бы ему.
Зачем нам счастья слишком много? Оно б избаловало нас.
А кто-нибудь мечтой лишь весел… Еще найдем. Свое — как раз».
Сосед услышал их беседу, известный жадностью своей.
Вот не припомню, как он звался…Таро, быть может? Нет, Гэмбей.
«Эх, простаки! Играют в щедрость. Нет, чтоб удачу оценить.
Они копить не научились — что к ним пришло, хотят дарить.
Вы счастья этого не взяли — так, стало быть, оно мое!
В достатке жизнь я смог наладить, а ваше — в бедности житье!»
Стремглав Гэмбей помчался в поле. Кувшин найдет ли он? — нашел,
Но кладом были не монеты, а пчелы. Слишком много пчел.
Гэмбей, искусанный и злобный, придумывал недолго месть.
Заткнув кувшин, он с ним на крышу к соседям бедным смог залезть
И содержимое кувшина в трубу к ним сыплет: «Счастье — вам!
Вознаграждение за щедрость послать угодно небесам».
Он пчел хотел впустить к соседям… Услышал удивленный крик,
Но радостный. Ведь золотые монеты сыпал он на них.
Богатством пчелы обернулись. И говорит старик жене:
«Раз с неба счастье — значит, наше! Все совершилось, как во сне!»
15.01.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=935835
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 03.01.2022
Придумала свою реплику на понравившееся стихотворение Л. Филатова «Мгновение тишины».
Реплика
Всего и делов-то, братцы, –
Мгновение тишины…
Л. Филатов. "Мгновение тишины"
Шум давит. Его так много,
Что смыслы в нем не слышны,
И хочется ненадолго
Спасительной тишины.
Окрепнуть в ней, обновиться -
И музыке, и словам,
Но, если она продлится,
Покажется скучной нам,
А то и тяжелой... Станем
Греметь, чтоб ее прогнать...
Но всех тишины звучаний
Не стоит припоминать.
Пусть явится, чтоб растаять
Ей в новой шумов волне.
Заслужит пусть благодарность:
В ней стали смыслы ясней.
27-28.12.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=935495
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 31.12.2021
Зима бежит по снегу босиком:
Она не мерзнет. Рада, что вернулась
И сочиняет игры. Мир кругом
Украсить жажда у нее проснулась.
Но встретив человека, уж не та:
Замрет, предстанет госпожой серьезной.
Вся суета, что за год прожита,
Подвергнется переоценке грозной.
Зима с холодной важностью глядит:
«Посмотрим, как готовились вы встретить
Меня…» А испытав, развеселит:
Вслед за тревогой темной – праздник светит.
24,25.11.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=933378
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 09.12.2021
Ліричний герой пана Списотруса пробачає друга і закликає пробачити себе також, бо їх образи взаємно зараховуються і виражають їх поєднання.
Оригінал:
120
That you were once unkind befriends me now,
And for that sorrow which I then did feel
Needs must I under my transgression bow,
Unless my nerves were brass or hammered steel.
For if you were by my unkindness shaken
As I by yours, you’ve past a hell of time,
And I, a tyrant, have no leisure taken
To weigh how once I suffered in your crime.
O that our night of woe might have remembered
My deepest sense how hard true sorrow hits,
And soon to you as you to me then tendered
The humble salve which wounded bosoms fits!
But that your trespass now becomes a fee;
Mine ransoms yours, and yours must ransom me.
Мій переклад:
Що відштовхнуло - те тепер і вабить.
За біль від тебе справлю каяття,
Бо вже мене своя провина давить,
Коли ще відчувати можу я.
Як біль від неї до мого подібний,
Ти знаєш час, що справді був страшний.
Це зло - моє, й не мав бажання винний
Пригадувати вчинок твій дурний...
Нам спільнe лихо - темрява... Згадати б
Мені у ній всю муки повноту!
Тобі я зможу, а мені - ти, дати
Мазь рятівну, що зцілить гіркоту.
Те - сплата шкоди, що було - виною.
Мій крок назустріч повтори за мною.
Переклад 07.12.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=933236
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 08.12.2021
Діалог Кассандри і Андромахи
в Трої під облогою
(на мотив драматичної поеми Лесі Українки)
Андромаха
Не можу бачити твоєї посмішки!
Кассандра
Чому б мені не посміхатись іноді?
Андромаха
Бо відчай ти, лише дратуєш так людей!
Кассандра
І відчай може посміхатись. Правда це.
Андромаха
Якби надію нашу пожаліла ти...
Кассандра
Чи маю для надії правду зрадити?
Андромаха
Але надію любить кожен, хто живе.
Кассандра
Життя серед неправди - нице. Бруд один.
Андромаха
Стерпіти можна бруд, надію маючи.
Кассандра
Я кликала її, та не прийшла вона.
Натомість маю тільки посмішку сумну.
Мої надії правда так оплакує.
Андромаха
Думки високі маєш - маю сина я.
В житті для нього я бажаю радостей,
Та в небезпеці він і може згинути...
Нехай обман - на краще сподіватимусь!
Кассандра
Так, нам не розуміти одна одної.
Обох нас, хоч по-різному, жалітимуть.
Проте від правди все ж обман жорстокіший:
Хоч слово моє ранить, вірність бережу.
02.10.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926961
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 03.10.2021
Сонет об актере и зрителе
Немногими замечен вывих века,
Кто жил в довольстве, тот и дальше смог,
И снова ты играешь человека,
Который гол - правдив - и одинок.
Играешь и тревожишься: как сделать?
Ведь он уже был сыгран столько раз!
Как, меру сохранив, явить и смелость,
Чтоб был собой он - без чужих прикрас?
Но думаешь: такой, как он, есть в зале.
Не знаменитый, смотрит на себя,
Хотя его соседи не узнали.
Суровый он, но жаждущий судья.
Играй же для него, хоть тяжело -
Избавь от одиночества его.
27.09.2021
Примечание: Клавдий в одном месте пьесы, прочтя письмо Гамлета, высказывается одновременно о его почерке и о его характере:
’Tis Hamlet’s character.
‘Naked’—and in a postscript here he says
‘Alone’. (С)
Точный почерк принца.
Вот это "голым" и внизу: "Один"
В приписке.
(С, перевод Б. Л. Пастернака)
Я в курсе того, что у образа голого человека может быть много значений: например - ранимый, чувствительный. Но для данного стишка выбрано значение правдивости.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926880
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 02.10.2021
Як вірити у поетичну мудрість?
Вона ж повсюди хиби легко сіє.
Здається, істина перевернулась:
У вибриках себе ж не пожаліє.
Поет — творець, але поет — безумний.
Про це і чує він, і сам говорить.
Він мовить, наче зневажає думу,
Одне — і заперечить, і обстоїть.
Добро і щирість славити готовий
Так, що слухач повторювати схильний,
Та визнає поет, що грає словом,
Сміється зі слухацької довіри.
Він проголосить, що не прагне слави,
Картає тих, хто пише для багатства,
Проте визнання він здобути радий,
Як радий нагороду взять за працю.
З кохання плаче він, жене кохання,
Чиї провини викрити береться,
В них певен … та розтягує прощання
І, плачучи, коханню посміхнеться.
Буває, закликає до свободи,
Тих, хто її знецінює, засудить,
Та про свою неволю знає добре:
Для слова створений, сказати мусить.
Не раз, однак, що вільний, він заявить, —
Про волю, для якої є межею
Призначення… І пише щиро навіть,
Як гноблений він працею своєю.
Якщо є мудрість, хоч не бездоганна,
У нього — то, можливо, тут помітна:
Людина, суперечностям підвладна,
Постане в єдності зі словом вірним.
То скаже він: мій твір — заради миті,
Із нею вигадки мої розтануть, —
То твору жити не одне століття
Він обіцяє — хоч дізнатись складно.
Жартує він чи справді має думу
Таку і зізнається у надії,
Поет — творець, а не лише безумний,
Своє життя дає своїм створінням.
28,30.09.2021
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926787"]То же - по-русски[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926789
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 01.10.2021
Как верить в поэтическую мудрость?
Ведь раздает охотно заблужденья.
Как будто истина перевернулась:
Кривляется, себя же не жалея.
Поэт — создатель, но поэт — безумец,
И слышит он, и говорит об этом.
Заводит речи он, не образумясь,
Легко оспорит и свои советы.
Хвалить добро и искренность готов он,
Так, что внимавший повторять берется,
Но сам признает, что играет словом
И над доверием к себе смеется.
Провозгласит, что к славе не стремится,
Тех выбранит, кто пишет для богатства,
Но от признания не отвратится,
Доволен, коль труды вознаградятся.
Он плачет от любви, любовь он гонит,
Чем провинилась, перечислит грозно,
Уверенно… но медлить ей позволит,
И улыбается любви сквозь слезы.
Бывает, он к свободе призывает,
Твердит, что попирать ее негоже,
Но сам — невольник он, и это знает:
Для слова создан и сказать он должен.
Не раз он о своей свободе скажет,
Что есть — в предназначения пределах…
Он без прикрас описывает даже,
Как он порабощен своим же делом.
И если мудрость, пусть небезупречна,
Ему дана, — быть может, в том заметна,
Как человек в его противоречьях
Является, един со словом верным.
То говорит: пишу я для минуты,
Пройдет с ней вместе то, что сочиняю, —
То смотрит вдаль — и, хоть увидеть трудно,
Строкам своим век долгий возвещает.
Вполне серьезно или шутки ради
Он произносит это предсказанье,
Поэт — безумец, но поэт — создатель
И жизнь свою дает своим созданьям.
29-30.08.2021
[url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926789"]
Те саме - українською[/url]
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=926787
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.10.2021
Ліричний герой пана Списотруса цього разу виражає впевненість, що, якщо щось на світі незмінне - то це любов, його і до нього.
Оригінал:
Let those who are in favour with their stars
Of public honour and proud titles boast,
Whilst I, whom fortune of such triumph bars,
Unlooked-for joy in that I honour most.
Great princes’ favourites their fair leaves spread
But as the marigold at the sun’s eye,
And in themselves their pride lies buried,
For at a frown they in their glory die.
The painful warrior famousèd for might,
After a thousand victories once foiled
Is from the book of honour razed quite,
And all the rest forgot for which he toiled.
Then happy I, that love and am beloved
Where I may not remove nor be removed.
Мій переклад:
Хай ті, чиї зірки не вередують,
Хизуються, бо світ вітає їх.
Мене ж настільки доля не милує,
Втішаюсь тим, що я вітати звик.
Улюбленці царів, коли у силі,
Мов соняшник від сонця, ласки ждуть,
Але пиха веде їх до могили:
Пан спохмурнішає, й вони впадуть.
Або вояк - хвалений був, могутній.
Звитяжного лиш раз перемогли,
І він за це знеславлений підступно,
В непам'ять подвиги його пішли.
Любов - це дар мені і дар від мене,
І певний я, що в ній є щастя певне.
Переклад 21-22.02.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=905763
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 22.02.2021
Ліричний герой пана Списотруса спостерігав минущість численних явищ і тому відчуває страх за свою любов.
Оригінал:
64
When I have seen by time’s fell hand defaced
The rich proud cost of outworn buried age;
When sometime-lofty towers I see down razed,
And brass eternal slave to mortal rage;
When I have seen the hungry ocean gain
Advantage on the kingdom of the shore,
And the firm soil win of the wat’ry main,
Increasing store with loss and loss with store;
When I have seen such interchange of state,
Or state itself confounded to decay,
Ruin hath taught me thus to ruminate:
That time will come and take my love away.
This thought is as a death, which cannot choose
But weep to have that which it fears to lose.
Мій переклад:
Я знаю, що недобрий час спотворив
Розкішні шати зниклих вже епох,
Що падають найвищі вежі долу,
Що мідь тривка теж має смертний строк.
Я знаю: океан бере неситий
У царства землю, наче данину,
А суходіл уміє з морем битись —
Хто раз програв, вже виграє війну.
Я знаю щастя й лиха переміни
І знаю про лиху годину царств…
Навчили спостереження журитись:
Любов мою колись відніме час.
Ця думка — згуба: прагне володіти
Тим, що так страшно буде загубити.
Переклад 19.02.2021
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=905525
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 20.02.2021
Оригінал:
116
Let me not to the marriage of true minds
Admit impediments. Love is not love
Which alters when it alteration finds,
Or bends with the remover to remove.
O no, it is an ever fixed mark
That looks on tempests and is never shaken;
It is the star to every wand’ring barque,
Whose worth’s unknown although his height be taken.
Love’s not time’s fool, though rosy lips and cheeks
Within his bending sickle’s compass come;
Love alters not with his brief hours and weeks,
But bears it out even to the edge of doom.
If this be error and upon me proved,
I never writ, nor no man ever loved.
Мій переклад:
116
Як має шлюб з’єднати душі щирі,
Я перешкоди не назву. Любов
Хоч зміну стріне, непідвладна зміні,
Того не кине, хто її знайшов.
Вона — це вежа над мінливим морем:
Негоди споглядає з місця, ціла.
Вона — зоря: провадить кожен човен,
Обчислять висоту, ціна ж незмірна.
Не гратись з нею Часу. Відбирає
Красу він справді, квіт її зітне,
Та плинний він. Любов же не спливає.
Вона зі світом Суду досягне.
Як раптом це не так, ще й я б довів, —
Я не писав, і жоден не любив.
Переклад 30-31.07.2020
P.S. Жермена Грір, біограф Анни Шекспір, звертає увагу на те, що в останньому рядку мається на увазі саме чоловіча любов (а не взагалі любов). У своєму перекладі я спробувала відобразити це її побажання.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=884798
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 02.08.2020
Спробувала зробити власний переклад ще одного шекспірівського сонета.
Оригінал:
23
As an unperfect actor on the stage
Who with his fear is put besides his part,
Or some fierce thing replete with too much rage
Whose strength’s abundance weakens his own heart,
So I, for fear of trust, forget to say
The perfect ceremony of love’s rite,
And in mine own love’s strength seem to decay,
O’er-charged with burden of mine own love’s might.
O let my books be then the eloquence
And dumb presagers of my speaking breast,
Who plead for love, and look for recompense
More than that tongue that more, hath more expressed.
O learn to read what silent love hath writ;
To hear with eyes belongs to love’s fine wit.
Мій переклад:
23
Мов той актор, не з кращих, що, як вийде,
То з остраху роль плутає, хоч вчив,
Або мов лютий звір, що з люті гине,
Бо власний надмір сили пригнітив, -
Так почуваюсь я. Боюсь невір'я
І ладних слів, де треба, не знайду.
Любов міцна і давить непомірно,
В мені росте, мені же на біду.
Прошу, читай написане. Там мовлю.
Воно німе, та мовить серце в нім,
Благає так відповісти любов'ю,
Як не сказать балакунам отим.
Не знехтуй писаним, та щирим словом,
То гарний хист любові - чути зором.
Переклад 27.06.2020
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=881076
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 28.06.2020
Вам говорили, что листья похожи с руками.
Долго смотрите на них и уверитесь сами.
Вот позволяют собой любоваться в покое —
Перстни бы им или родинки, или мозоли.
Сверху под солнцем светлы, сбоку тень их коснется —
Дело есть свету и тени, как лист повернется.
Ветер летит — и встают, тонкий щит наклоняя,
Как от удара укрытую цель охраняя,
Слабость обычную вдруг в сильный жест обращая.
Солнце, как в помощь, осветит листы и пронижет —
Спор их восторгом с борьбой человеческой сближен.
Опыт отметится, видимый след им оставит:
Зелень от солнца свет примет и золотом станет.
После устало поверят: их больше не нужно
И опадут, как уйдут, оставляя все скучно.
Живы сейчас, и спокойно, как будто он вечен,
Ветка на листьях подносит к окну светлый вечер.
27.08.2016
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=880289
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 20.06.2020
Чтобы любить Пушкина, необязательно хорошо знать, как мало похож он на памятники. Необязательно ни удивляться этому, ни возмущаться, ни посмеиваться. Можно не знать и не перебирать многократно игривые подробности его жизни. Можно не задумываться над тем, как часто он поражал своим поведением светское общество и не носиться ни с колкостями, которые он кому-нибудь незаслуженно сказал, ни с эпиграммами, которыми кого-нибудь зря задел.
Можно не быть самому ни литератором, ни стихотворцем, но чувствовать, что Пушкин – родной человек. Можно не судить о его гении с радостным и драгоценным знанием, которое дает свой поэтический дар. Можно не показывать пальцем, не срывать покровы и не вступать в спор о том, какой Пушкин – настоящий.
Можно быть заботливой мамой четверых детей, бабушкой многих внуков.
Достаточно просто знать его стихи и иметь любимые, знать их на память и читать всегда, когда душа этого попросит. Собирать книги о нем и читать их, не критикуя, а только приобщаясь к его жизни и разделяя с их авторами свою к нему любовь. С гордостью купить своим девочкам «Руслана и Людмилу», и с колыбели приучить ребенка со своего голоса к звучанию «У лукоморья дуб зеленый» вместе с малышовыми прибаутками и военными песнями.
Можно быть вечной семейной труженицей и не быть эстетом. Можно наивно умиляться очередной бесконечной истории в мексиканском или бразильском сериале – но любить Пушкина без греха.
Не приближаться к нему, как к брату, но и не потешать своей гордыни – любить простодушно.
Я прочитала, что Марина Ивановна Цветаева удивлялась — как это Пушкин стал в роли собственной Татьяны! Она не любила «Онегина», у нее были другие любимые пушкинские произведения (мое упоминание о гордыне — не про нее, разумеется). Мне же кажется, что не беда — Пушкин очень любит Татьяну.
Моя бабушка могла читать на память многие пушкинские стихи. Больше всего она любила три отрывка из «Евгения Онегина» — письмо Татьяны, письмо Онегина к Татьяне и «Довольно; встаньте. Я должна Вам объясниться откровенно». Она читала их вслух так часто, что я заучила речи Татьяны с ее голоса. Она читала всегда, когда хотела. Иногда – сидя в своем кресле напротив телевизора, иногда – опершись локтем о ручку кресла и в иные моменты чуть-чуть проводя поднятой рукою у лица – это выглядело не излишне, а трогательно. Иногда посреди какого-нибудь дела. Моей бабушке говорили, что она могла бы быть актрисой, но она играла только смолоду в самодеятельности.
У нее собралась довольно большая библиотека книг о Пушкине, не считая двух его собраний сочинений.
И посреди тяжелой болезни, когда приходилось бороться за жизнь, она читала Пушкина и для себя, и окружавшим ее людям, себе в радость, им на удивленье. И когда становилось невмоготу, уже чтобы поддержать сознание, она читала Пушкина, силясь остановить наступление последнего сна.
Надо думать, ее слышали. Моя бабушка умерла поутру в день рождения Пушкина. Пушкин приходил за нею в наш дом.
День А.С.Пушкина – это ее день.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=878734
рубрика: Проза, Лирика любви
дата поступления 06.06.2020
Далее следует мой наглый пародийный ответ, примазавшийся к стихам Иосифа Бродского "Не выходи из комнаты", обретшим, как показывают соцсети, неожиданно новое звучание в эти тревожные дни. Заранее прошу прощения у самых верных друзей великого поэта и признаю, что шутка искажает смысл оригинала, но, если к таким, как я, стишок приходит, его надо записывать. И эта шутка - вряд ли единственная.
Карантинный стишок
[/i]"Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.
Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?
За дверью бессмысленно всё, особенно — возглас счастья.
Только в уборную — и сразу же возвращайся.
... А если войдёт живая
милка, пасть разевая, выгони не раздевая".[/i]
Иосиф Бродский
Сказал поэт премудрый мне: "Из комнаты не выходи!
Труды студентов проверяй и за компьютером сиди,
Призывы выйти в коридор с презреньем гордым отвергай,
А если явится мужик - не обнажая, выгоняй!"
И вот за ноутбуком я противлюсь хищному врагу.
Студенты обступают, но читать пока еще могу,
И рассуждением лечу тревог невежественных рать.
Смысл жизни чудно ясен мне: не рисковать, а выжидать.
Вопль одиночества звучит: вдали страдает туалет.
Ему мы предоставим злой судьбы вкусить, конечно... нет!
Вселенную пересекаем, свое бесстрашье сознаем,
Страдальца от тоски унылой спасаем, запираясь в нем.
Вернулась в комнату, и чувства открытием поражены:
В сравненье с кафелем блестящим обои кажутся скучны ...
Мне мало комнаты надежной, передвижение влечет,
И не онлайн - в шумящем классе желаю принимать зачет.
Познав величие простора, его расширить мы хотим.
Да сгинет гнусная зараза, да прекратится карантин!
28.05.2020
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=878229
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.06.2020
Віршик, приписуваний Анні Болейн. Спробувала перекласти двома мовами; цей переклад - українською, у циклі "Переводы" - [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=876544"]російською[/url].
Defiled is my name full sore
Through cruel spite and false report,
That I may say for evermore,
Farewell, my joy! adieu comfort!
For wrongfully ye judge of me
Unto my fame a mortal wound,
Say what ye list, it will not be,
Ye seek for that can not be found.
Як радісно ім’я ганьбили
Моє ви, злоба та обман!
Дарма чекать, щоб відступили;
Добро та доле, край вже вам!
Та, суде, хоч не маю ради,
Твоя невдача більш сумна.
Бреши: з брехні не буде правди;
Шукай вину: її нема!
Переклад 08.03.2016
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=876545
рубрика: Поезія, Лірика кохання
дата поступления 19.05.2020
Стишок, приписываемый Анне Болейн. Попробовала перевести на два языка: это русский перевод, в цикле "Переклади" - [url="http://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=876545"]украинский[/url].
DEFILED is my name full sore
Through cruel spite and false report,
That I may say for evermore,
Farewell, my joy! adieu comfort!
For wrongfully ye judge of me
Unto my fame a mortal wound,
Say what ye list, it will not be,
Ye seek for that can not be found.
Как радостно пинали имя
Мое вы, злоба да обман!
Успех! уют! прощайте ныне,
Отпора нет моим врагам.
Но хоть меня бесчестно судят,
И славы доброй не спасти,
Пусть лгут: ложь истиной не будет,
Вины безвинных не найти!
Перевод 08.03.2016
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=876544
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 19.05.2020
Стихотворение часто приписывается сэру Томасу Уайету. В нем перечисляются лица, казненные по обвинению в прелюбодеянии с королевой Анной Болейн, начиная с ее брата Джорджа Болейна, виконта Рочфора и оканчивая музыкантом Марком Смитоном, признавшимся под пыткой. Остальные: сэр Генри Норрис, сэр Фрэнсис Вестон, сэр Вильям Бреретон. Автор прощается с каждым отдельно; он жалеет о них и, видимо, считает ложно обвиненными.
Attributed to sir Thomas Wyatt
In Mourning wise since daily I increase,
Thus should I cloak the cause of all my grief;
So pensive mind with tongue to hold his peace’
My reason sayeth there can be no relief:
Wherefore give ear, I humbly you require,
The affect to know that thus doth make me moan.
The cause is great of all my doleful cheer
For those that were, and now be dead and gone.
What thought to death desert be now their call
As by their faults it doth appear right plain?
Of force I must lament that such a fall should light on those so wealthily did reign,
Though some perchance will say, of cruel heart,
A traitor’s death why should we thus bemoan?
But I alas, set this offence apart,
Must needs bewail the death of some be gone.
As for them all I do not thus lament,
But as of right my reason doth me bind;
But as the most doth all their deaths repent,
Even so do I by force of mourning mind.
Some say, «Rochford, haddest thou been not so proud,
For thy great wit each man would thee bemoan,
Since as it is so, many cry aloud
It is great loss that thou art dead and gone.»
Ah! Norris, Norris, my tears begin to run
To think what hap did thee so lead or guide
Whereby thou hast both thee and thine undone
That is bewailed in court of every side;
In place also where thou hast never been
Both man and child doth piteously thee moan.
They say, «Alas, thou art far overseen
By thine offences to be thus dead and gone.»
Ah! Weston, Weston, that pleasant was and young,
In active things who might with thee compare?
All words accept that thou diddest speak with tongue,
So well esteemed with each where thou diddest fare.
And we that now in court doth lead our life
Most part in mind doth thee lament and moan;
But that thy faults we daily hear so rife,
All we should weep that thou are dead and gone.
Brereton farewell, as one that least I knew.
Great was thy love with divers as I hear,
But common voice doth not so sore thee rue
As other twain that doth before appear;
But yet no doubt but they friends thee lament
And other hear their piteous cry and moan.
So doth eah heart for thee likewise relent
That thou givest cause thus to be dead and gone.
Ah! Mark, what moan should I for thee make more,
Since that thy death thou hast deserved best,
Save only that mine eye is forced sore
With piteous plaint to moan thee with the rest?
A time thou haddest above thy poor degree,
The fall whereof thy friends may well bemoan:
A rotten twig upon so high a tree
Hath slipped thy hold, and thou art dead and gone.
And thus farewell each one in hearty wise!
The axe is home, your heads be in the street;
The trickling tears doth fall so from my eyes
I scarce may write, my paper is so wet.
But what can hope when death hath played his part,
Though nature’s course will thus lament and moan?
Leave sobs therefore, and every Christian heart
Pray for the souls of those be dead and gone.
Приписывается сэру Томасу Уайету
Проходят дни, печаль гнетет сильней,
Ее таю, как кутаю плащом;
Но плакать и молчать — лишь тяжелей,
И знаю: мира не найду ни в чем.
Так выслушайте нынче грусть мою,
Печаль, что вызвать этот плач могла.
Большое горе: я о тех скорблю,
Кто был, кто жил, теперь же — смерть взяла.
Какую же вину на вас нашли,
Чтоб в преступленье был уверен всяк?
Душою вас жалею: вы цвели,
Чтоб скошенными быть внезапно так!
Жестокосердный скажет: как жалеть
Изменников, чьи мерзостны дела?
Но, приговор забыв, как не скорбеть
О людях? Смерть их грубая взяла.
О них скорблю не только потому,
Что разум справедливо обязал;
Их смерть не безразлична никому —
Тем более нельзя, чтоб я молчал.
О Рочфоре молва: «Не будь так горд,
Блестящий ум жалели б без числа.
И, значит, не один вслух изречет:
С тобою слишком много смерть взяла».
Ах, Норрис, Норрис! Каверза судьбы
Смогла тебя и ближних погубить!
Подумаю — не удержать слезы,
И двор сражен: не может не грустить.
Но даже там, где был ты чужаком,
Скорбь старых, малых искренней была:
«Бедняга! Знать, зашел ты далеко
В грехах, раз смерть безжалостно взяла».
Ты, Вестон, молод, остроумен был,
И храбр, и ловок, и непобедим.
Ты живо и умело говорил,
Был всеми, кто узнал тебя, ценим.
Мы, без тебя оставшись при дворе,
Жалеем молча жизнь, что так ушла.
Грехи твои нередки на земле,
Всем должно плакать: смерть тебя взяла.
И Бреретон, прощай! Хоть так, как их,
Не знал тебя, друзей и ты имел.
Тебя жалеют реже, чем других —
Несчастных тех, о ком я раньше пел.
Но ты друзьям, конечно, дорог был,
А скорбь их до чужих тебе дошла.
И так поминовенье заслужил
Ты общее — ведь всех вас смерть взяла.
Ах, Марк, что больше о тебе сказать?
Сильнее прочих был ты виноват.
Лишь потому, что должно сострадать,
И о тебе слова мои звучат.
Ты из низов взбираться ловко мог,
Но гибель слезы близким принесла:
Ты, уцепившись за гнилой сучок,
С высот упал — и смерть тебя взяла.
Прощайте же теперь — в чем прок от слов?
Прощайте — всем от сердца я скажу!
Упал топор — и вот он, ряд голов,
И мокр от слез листок, где я пишу.
Но горевать бессильно перестань —
Природа горстку смертных забрала…
Уйми же плач и на молитву стань
О тех, кого так грозно смерть взяла.
Перевод 18.- 20.02.2016.
Строка What thought to death desert be now their call имеет разные варианты: иногда в ней встречается thought, иногда though.
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=876309
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 17.05.2020
Текст оригинала по изданию: Great Love Poems (edited by Shane Weller, Dover Publications, INC. New York, 1992)
Michael Drayton (1563 — 1631)
The Parting
Since there’s no help, come let us kiss and part —
Nay, I have done, you get no more of me;
And I am glad, yea, glad with all my heart,
That thus so cleanly I myself can free.
Shake hands for ever, cancel all our vows,
And when we meet at any time again,
Be it not seen in either of our brows
That we one jot of former love retain.
Now at the last gasp of Love’s latest breath,
When, his pulse failing, Passion speechless lies,
When Faith is kneeling by his bed of death,
And Innocence is closing up his eyes,
— Now if thou wouldst, when all have given him over,
From death to life thou might’st him yet recover.
Майкл Дрейтон (1563 — 1631)
Сонет о расставании
Конец — так разойдемся, не скорбя,
Я все отдал, ты больше не получишь;
Я рад — да, рад! — остаться без тебя
И стать вполне свободным, раз не любишь.
Все клятвы отменить, сказать «прощай!»
И — без намеков при случайной встрече,
Что жалкая о той любви печаль
Назло решенью в нас еще трепещет.
Былой Любви, знать, отходить пора,
Коль Страсть уж без движенья растянулась,
Склонилась Верность у ее одра,
Бессильная Невинность отвернулась.
Признали все: Любви уж не поможешь,
Но … если хочешь — ты помочь ей можешь.
Перевод 30. 08. 2014
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=874463
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 03.05.2020
Текст оригинала по изданию: Great Love Poems (edited by Shane Weller, Dover Publications, INC. New York, 1992)
Samuel Daniel (1562? — 1619)
If this be love, to draw a weary breath
If this be love, to draw a weary breath,
To paint on floods, till the shore, cry to th’air,
With downward looks, still reading on the earth
The sad memorials of my love’s despair;
If this be love, to war against my soul,
Lie down to wail, rise up to sigh and grieve,
The never-resting stone of care to roll,
Still to complain my griefs whilst none relieve;
If this be love, to clothe me with dark thoughts,
Haunting untrodden paths to wail apart;
My pleasures horror, music tragic notes,
Tears in mine eyes and sorrow at my heart.
If this be love, to live a living death,
Then do I love and draw this weary breath.
Сэмюэл Дэниел (1562? — 1619)
Сонет IX
Когда любовь вздыхает тяжело,
потоки пьет, бесплодный пашет берег,
уныло бродит, опустив чело,
все память обо отчаянье лелеет,
когда любовь борьбу с собой ведет,
скорбит во сне, проснется для страданий,
и бесконечно груз тоски несет,
стенает, перемен не ожидая,
когда любовь — унылых мыслей хор,
побег от всех, чтоб в одиночку плакать,
в усладах — ужас, в музыке — минор,
печаль на сердце и во взоре — слякоть,
когда любовь — со смертью жизнь мешать,
то я люблю, мне — тяжело вздыхать.
Перевод 27.08.2014
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=874230
рубрика: Поезія, Лирика любви
дата поступления 01.05.2020
Итальянская несерьезная песня времен Ренессанса.
В оригинале называется Ben venga maggio («Добро пожаловать, Май!») Обнаружена на диске ренессансной музыки. В предисловии к ней сказано, что это одна из песен флорентинского карнавала, что она приветствует Май и воспевает «старые языческие ценности — весну, юность и любовь».
Ben venga maggio, ben venga maggio
e’1 gonfalon selvaggio.
Ben venga primavera che vuol l’uom s’innamori.
E voi, donzelle a schiera con li vostri amadore.
che di rose e di fiori vi fate belle il maggio.
Venite alla frescura delli verdi arbuscelli.
Ogni bella e sicura fra tanti damigelli;
che le fiere e gli uccelli ardon d’amore il maggio.
Ciascuna balli e canti di questra schiera nostra.
Ecco che i dolce amanti van per voi, belle, in giostra:
qual dura a lor si mostra fara sfiorire il maggio.
Per prender le donzelle si son gli amanti armati.
Arrendetevi, belle a’vostri innamorati
rendete e’cuor furati, non fate guerra il maggio
Chi l’altui core invola ad altrui doni el core.
Ma chi e quel che vola? E l’angiolel d’amore,
che viene a far onore con voi, donzelle, al maggio.
Ben venga il peregrino. Amor, che ne comandi?
Che al suo amante il crino ogni bella ingrillandi;
che le zitelle e grandi s’innamoran di maggio.
Мой перевод :-)
Пусть май приходит, пусть май приходит,
резвиться нас выводит!
Весне угодно, чтобы любви мы предавались,
поклонниками дамы-гордячки осаждались,
цветами украшались — ведь май приходит!
Идите в лес зеленый — свежа услада;
тревожиться не нужно — подруги рядом,
зверь и птица горят любовью — ведь май приходит.
В честь мая вы, подруги, пляшите, веселитесь!
Вы, рыцари, за дам на ристалищах боритесь!
Жестокими нельзя быть: ведь май увянет!
Взять крепости любимых вооружайтесь,
а вы, красотки, милым своим сдавайтесь
и не воюйте с маем — май побеждает!
Сердца чужие взяли — свои отдайте
и ангелка любви с радостью встречайте,
вот он летит почтить вас — ведь май приходит!
Повелевай, любовь, нам — тебя мы ждали!—
Чтоб милые милым кудри завивали!
Бобыль, старик влюбитесь — да, в май влюбитесь!
Перевод 19. — 20. 05 2014
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=874178
рубрика: Поезія, Поэтические переводы
дата поступления 01.05.2020
Раздастся завтра праздник, будет звонким,
Сегодня — тишь, не уходя, повисла.
Ждать нужно, но таясь, еще негромко,
Придерживая о веселье мысли.
Не так ли мы большую радость прячем,
Боясь, что сглазят, оскорбят, ограбят?
Личину сдержанную долго тащим,
А в тайнике — все пляшет, все сияет.
Но это лучше, чем развал мечтанья,
Когда приготовления — в осколках.
Еще на день изобразим незнанье…
А как запляшем завтра! ждать недолго.
17.04.2017
адрес: https://www.poetryclub.com.ua/getpoem.php?id=872513
рубрика: Поезія, Лирика
дата поступления 18.04.2020